Осколки света в бездне
Когда Софья впервые осознала, что больше не видит, мир не погрузился во тьму – он просто растворился, как дым на ветру. Небо, деревья, лица близких – всё стёрлось с внутреннего экрана её глаз, словно невидимая рука смела реальность. Остались лишь звуки: далёкий гул города за окном, шорох шин по мокрому асфальту, обрывки голосов из соседней квартиры. Мир теперь дышал отдельно от неё, пульсируя своей жизнью, – большим, шумным, светлым миром, где она вдруг стала чужой, затерянной в тишине собственной души.
Ей исполнилось восемнадцать, когда врачи с холодной прямотой сказали: зрение падает стремительно – врождённая болезнь, замеченная слишком поздно. Она не поверила. Отмахнулась от их слов, как от дурного сна, и продолжала жить ярко: листала страницы любимых книг под мягким светом лампы, делала селфи с подругами на фоне весеннего парка, часами смотрела в зеркало, запоминая изгиб бровей, блеск глаз, улыбку, что могла вот-вот потерять. Будто инстинкт шептал: фиксируй каждую деталь, пока свет не ушёл навсегда, оставив лишь эхо воспоминаний.
Когда наступила ночь, Софья сидела на подоконнике, прижимаясь щекой к прохладному стеклу, и слушала, как вдалеке завывает сирена скорой – звук, разрывающий тишину, как её собственное сердце. Она старалась запомнить форму луны, её серебристый ореол на стекле, холодный свет, проникающий сквозь шторы, будто последний привет от видимого мира. А утром, проснувшись в полумраке, она не смогла разглядеть даже ручку кровати – лишь смутные тени, шепчущие о неизбежном.
Волна беспомощности накрыла её с головой, оставляя ощущение, будто весь мир ускользнул в другую реальность – зрячую, полную цветов и форм, куда она уже не попадет.
Первые недели она не выходила из дома, прячась в знакомых стенах, где каждый звук и запах напоминали о потерянном: шорох страниц, запах кофе, смех подруг по телефону. Но темнота внутри росла, и Софья поняла: теперь её глаза – это память, хрупкая и ускользающая.
Потом пришёл страх. Глубокий, вязкий, как тьма. Страх споткнуться о невидимый порог, упасть в пустоту, где никто не подхватит; страх не узнать голос матери по телефону, перепутав его с чужим голосом; страх остаться навсегда в этой безликой пустоте, где мир сжимается до шорохов.
Страх просачивался в сны, превращая их в кошмары: она блуждала по коридорам детства, но стены таяли, а лица стирались, оставляя лишь холодный ветер одиночества. Софья пыталась бороться, – повторяла про себя маршруты квартиры, как заклинания. Но страх рос, шепча: "Ты одна, слепая, забытая". И в такие моменты она плакала молча, прижимаясь к подушке, мечтая о свете, который никогда не вернётся.