Колкин. Сын Колкина

ПРОЛОГ. КАК ДЕД ВИКТОР ШВЕДОВ ПЕРЕИГРАЛ

Жил-был в славном городе Белая Калитва, что стоял на крутом берегу быстрой реки, одинлихой викинг. Звали его Виктор, а прозвищ у него не было, ибо все, что ему придумывали, не передавало сути. Был он не горой мышц, но глыбой смекалки. Высокий, жилистый, с бородой цвета спелой ржи и глазами, которые смеялись даже тогда, когда он рубился на топорах с обидчиками.

Как-то раз, когда по реке уже плыл первый осенний лед, приплыли шведы, да не просто пограбить, а поселиться. Приплыл их ярл Ульф Рёбер, мужчина с грудью, как дубовая бочка, и с бородой, в которой, казалось, застряли остатки его последних десяти обедов. И говорит: – "Нравится мне ваш холм. И вид отсюда хороший. Убирайтесь". Дружина наша в панике, а Виктор чешет свою рыжую бороду и молвит: – "Хорошо, мы уйдем. Только дайте нам последнюю ночь, чтобы предков почтить и свои пожитки собрать".

Шведы, решив, что русы и впрямь такие смирные, согласились и устроили пир на берегу, распивая привезенный эль.

А ночью, когда луна пряталась за туча, Виктор с товарищами прокрались к дубовому мосту. Не рубить опоры – нет, это бы услышали. Они их… подпилили своими пиламиножовками. Тихо так, по-подлому, приговаривая: "Тише, братцы, мыши…". А сами спрятались в камышах с баграми и увесистыми камнями.

Утром шведы, с бодуна и еще гордые, пошли через мост – а он хрусть! – и полетели вледяную воду. Тут-то наши и начали их баграми по головам лупить! "Ловись, рыбка, шведская, большая и маленькая!" – орал Виктор, швыряя в захлебывающихся врагов булыжник размером с добрую башку.

В общем, перебили почти всех. А единственную пленницу – саму дочь ярла, красотку Сергию – Виктор себе в жены взял. Она была высокая, с косой цвета спелой пшеницы и глазами, холодными, как тот самый осенний лед. Виктор поглядел на нее, на ее сжатые кулаки и сказал: "Ты теперь моя добыча по праву засады. Будешь мне щи варить, и чтоб не пересолены были".

А когда у них сын родился, Виктор, сидя у очага, объявил на всю Белую Калитву: "Пусть в нашем роду имена через поколение идут! Я – Виктор, он – Сергей, а сын его – снова Виктор. Чтобы все запутаться могли, а враги головы ломали, кого им бояться в следующий раз!"

Умер дед Виктор смешно – с дикого степного мустанга упал, когда на нового жеребца пробовал сесть. Говорят, перед смертью только и успел крикнуть, глядя на низко летящую птицу: "Хьё мёё, какая подстава!" Так и пошла в Белой Калитве традиция – Виктор, Сергей, Виктор… А до нашего героя, Виктора, сына Колкина, очередь дошла как раз через поколение.

ГЛАВА 1. СЕРГЕЙ, СЫН ВИКТОРА, ОН ЖЕ КОЛКА СТАРШИЙ

Белая Калитва, стоявшая на крутом берегу быстрой реки, росла и крепла под стать своему наследнику – Сергею, сыну основателя рода. Если его отец Виктор Мостолом был гибок как речной тростник, то Сергей вырос прямым и несгибаемым, словно дуб на вершине кургана. В двенадцать зим он уже держал на плечах бревно, под которое двое взрослых

мужчин подкладывали катки, а в пятнадцать в одиночку вытащил на берег, севший на мель драккар. За свою крепость он получил прозвище Колка – ибо был надежен, как вбитый в землю кол. Став щитом города, он одним ударом своего боевого молота «Говорун» разносил щиты врагов. Женился он на молчаливой Инге из соседнего селения. Говорила она мало, но глаза её видели всё, а тихие советы, данные на ушко у очага, не раз помогали разрешить спор. Она была его молчаливой мудростью. В одну из бурных ночей, когда ветер с реки выл словно загнанный волк, у Колки и Инги родился сын. Младенец с первого вздоха оказался любопытным крикуном. Он орал так, что перекрикивал бурю, и постоянно норовил вывернуться из пелёнок. Когда акушерка поднесла его к отцу, Колка изрёк: «Будешь Виктор, сын Колкина». Младенец, словно поняв свою участь, на мгновение умолк, а затем залился новым криком.

Шли годы. Улицы Белой Калитвы стали для Виктора настоящей школой жизни. Однажды он заглянул в открытую дверь бани и увидел голую бабку, мывшую окорок. «Чего уставился, сопляк? Мужика никогда не видела?» – флегматично спросила она. Этот урок суровой правды жизни дополнялся другим, не менее важным – когда во время тренировки, забираясь на столб, он потерся о дерево своим мальчишеским достоинством и с удивлением обнаружил новое ощущение. «Хуё Муе, это потрясающе!» – вырвалось у него само собой. Но главной школой стала его дружина – пёстрая ватага, собравшая под своим крылом самых разных мальчишек Белой Калитвы.

Был среди них Саня Браташ – сын немецкого купца из Любека, унаследовавший от отца светлые волосы и хитрые глаза, а от русской матери – безбашенную удаль. Его кличка родилась в день, когда его поймали за кражей яблок, а он, вместо того чтобы бежать, одарил сторожа такой солнечной улыбкой и сказал: «Братан, да я же просто посмотреть

пришёл!», что его отпустили с миром.

Рядом с ним всегда находился Макс Полупоп – смуглокожий сын африканки, привезённой отцом-паломником из далёких южных стран. Не по годам сильный и невероятно гордый, своё прозвище он заработал в жестокой драке, когда ему порвали портки, а он, не смущаясь, продолжил бой с голой задницей, пока Виктор не прикрыл его своим щитом.

Особняком держался Сергей Шева – тихий и странный мальчик, который после того как в семь зим забрался на высокий дуб «поговорить с Перуном» и чуть не попал под удар молнии, с тех пор был «не в себе». Он мог часами сидеть у воды, шепчась с речными духами, и хотя над ним посмеивались, все невольно побаивались – а вдруг он и вправду что-то знает?

Неотъемлемой частью их компании был Макс Туголука – будущий богатырь, уже в десять зим на голову выше всех сверстников и способный удержать на плечах телёнка. При всей своей богатырской силе и красоте он был до невозможности простодушен – любая мысль добиралась до его сознания с изрядной задержкой, за что и получил прозвище «Туголука». Но в драке эта медлительность превращалась в непоколебимую, грозную мощь.

Не было их компании без Марка – вечного улыбчивого безумца, который в пятилетнем возрасте упал в чан с пивом. Его вовремя вытащили, но с тех пор он ходил с блаженной, немного ошалешей улыбкой, мог заговорить с камнем и видел мир в каких-то своих, весёлых тонах, став живым талисманом всей ватаги. Завершали это разношёрстное братство братья

Петросяне – невольные узники Белой Калитвы, сыновья новгородского скальда. То ли от скуки, то ли по крови они были

обречены вечно попадать в нелепые ситуации: один вечно спотыкался на ровном месте, второй – говорил всегда невпопад. Их диалоги были настоящим представлением, за которое они и получили своё прозвище.

Вместе они исследовали каждый закоулок Белой Калитвы, вместе дрались с мальчишками с другого конца города, вместе прятались от гнева взрослых. И уже тогда в жизни Виктора начали мелькать девичьи образы: рыжая красавица Лерка Широ, вертлявая Юлька Шпулька и тихая Вика, подарившая ему когда-то полевой цветок.

Однажды вечером в таверне «У Седого Коня» Колка-старший, с трудом устроив свою могучую, но уже лысеющую и страдающую от геморроя пятую точку на твёрдую лавку, мрачно спросил: – Виктор, ты знаешь, что полысеешь и будешь, как я, с этой… подлой хворью? Десятилетний Виктор, с полным ртом жареной кабанины, честно посмотрел на отца: – Да.

В этой честности была вся его суть. Он принимал свою судьбу, какой бы она ни была, но уже тогда был готов встретить её с собственным «Хуё Муе» на устах.

ГЛАВА 2. ПЕРВОЕ «ХЬЁ МЁЁ!»

Лето в Белой Калитве всегда было порой изобилия и драк. Воздух гудел от зноя, мух и детских голосов, наполнявших узкие улочки между длинными домами. Виктору шёл восьмой год, и всё в этом мире требовало немедленного изучения – особенно то, что принадлежало другим.

В тот роковой день объектом всеобщего вожделения стала только что выловленная в реке рыбина – огромный язь, блестящий чешуёй на солнце. Его поймал Илья Будкиевский, сын новгородского плотника, недавно перебравшегося в Белую Калитву. Семья Будкиевских держалась особняком – отец Ильи, Ярополк, слыл лучшим мастером по строительству крепостных стен, но в глазах местных навсегда оставался «чужаком с севера». Сам Илья,

коренастый и широкоплечий мальчик, унаследовавший от отца не только силу, но и упрямый нрав, старался доказать своё право стоять в одном ряду с коренными калитвянами.

Саня Браташ, вечный подстрекатель, уже шептал Виктору на ухо: – Смотри-ка, этот новгородский выскочка опять важничает. Думает, он тут самый сильный? Да мы его…

– Он действительно самый сильный, – честно заметил Макс Туголука, с восхищением глядя на мышцы Ильи.

– Не в силе дело, а в хитрости! – отрезал Браташ.

Завязалась драка. Не благородный поединок, а настоящая свалка, где летели кулаки, пыль и отборная ругань. Виктор, увлёкшись, оттолкнул Илью что было сил. Тот поскользнулся на разбросанной рыбьей чешуе и грохнулся на землю. А Виктор, потеряв равновесие, сразмаху приземлился на торчащий из земли сук норвежской ели.

Острая, жгучая боль пронзила его насквозь. Воздух вырвался из лёгких однимединственным криком, который услышала, казалось, вся Белая Калитва:

– ХЬЁ МЁЁ!

На мгновение воцарилась тишина. Даже Илья забыл про свою добычу.

А потом раздался всеобщий хохот. Рыжий Марк хохотал так, что

покатывался по земле. Даже мрачноватый Сергей Шева фыркнул.

С этого дня «Хьё мёё» стало не просто возгласом – оно стало частью Виктора, как его рыжие вихры или веснушки на носу. Фраза возвращалась к нему снова и снова:

Когда он садился на ледяную лавку у реки: – Хьё мёё, как холодит!

Когда пробовал слишком острую приправу, которую его мать Инга принесла от странствующих купцов: – Хьё мёё, жжёт!

Даже когда Юлька Шпулька неожиданно поцеловала его в щёку и убежала, он смог выдохнуть только: – Хьё… мёё…

Но главное – в тот день родилась дружба. Илья, хоть и был побеждён хитростью, первым подошёл к прихрамывающему Виктору: – Больно? – А то, – скривился тот. – У нас мазь есть, отца привёз, – сказал Илья. – Для рук после работы. Но поможет.

С тех пор они стали неразлучны. А рыбу в тот день поделили на всех – даже братьям Петросянам досталось, хотя они, как обычно, умудрились уронить свои куски в грязь.

К вечеру, когда солнце садилось за крыши Белой Калитвы, довольная ватага сидела на берегу. У Виктора болело одно место, в руках он держал кусок заветной рыбы, а вокруг были друзья.

– Всё-таки потрясающе, – сказал он, глядя на алый закат.

– Что? – спросил Макс Туголука.

– Всё, – улыбнулся Виктор.

И это было правдой. Теперь в его дружине был ещё один воин – упрямый новгородец, доказавший, что уважение можно заслужить не только силой, но и честностью.

ГЛАВА 3. ЯЗЫК, ЧТО ОСТРЕЕ ТОПОРА

После истории с суком и Ильей Будкиевским Колка-старший решил, что сыну пора получать не только уличное образование. «Сила – хорошо, но одного «Хьё мёё» для будущего ярла мало», – проворчал он как-то вечером, наблюдая, как Виктор пытается украсть у матери свежеиспечённый каравай.

На следующее утро Виктора привели к старому скальду Эйстейну, чья длинная седая борода казалась такой же древней, как камни Белой Калитвы. Эйстейн, которого все звали Старик-Слово, жил в маленькой избушке на отшибе, заваленной свитками и деревянными дощечками с рунами.

«Будешь учиться слагать саги, – объявил Колка, – чтобы речи твои были острее стали».

Учёба давалась Виктору с трудом. Сидеть на жёсткой скамье было мучительно – то самое место, познакомившееся с суком, напоминало о себе. Руны путались в голове, а древние сказания о подвигах предков казались невыносимо скучными.

Всё изменилось, когда Эйстейн велел им сочинить висы – хвалебные стихи. Виктор, отчаявшись, вместо хвалы решил сочинить нечто иное. Объектом его творчества стал Владислав, по прозвищу Громовержец, местный хулиган из семьи переселенцев с села Дубовского. Семья Владислава пришла в Белую Калитву после великого голода, забрав с собой лишь котомку с сухарями да младшего сына Ивана. Отец их пал от болезни в дороге, и с тех пор Владислав, как старший, взял на себя заботу о семье. Может, оттого и стал он таким злым – отчаяние да голод душу искривили. Отбирал у мальчишек еду не из злого умысла, а чтобы младшего брата накормить. Иван же, тихий тщедушный мальчик, везде ходил по пятам за братом, молчаливый свидетель его деяний.

Вот что из этого вышло:

«Громовержец идёт, земля трясётся,

Но это не от мощи его колотушки,

А от голода в животе волчьем.

Завидел пряник – хвать его клешнёй!

А пряник-то с перцем, ой-ой-ой!»

Эту вису Виктор написал на стене амбара. Наутро её прочла вся Белая Калитва. Владислав, конечно, избил юного скальда. Но что удивительно – после этого к Виктору подошёл сам Эйстейн. «Криво, косо, без размера… – прорычал старик. – Но метко! В сагах важна не только правда, но и то, как её преподнести». С этого дня учёба пошла иначе. Эйстейн начал учить Виктора не просто запоминать саги, а понимать их скрытый смысл, находить слабые места в речах и бить точно в цель.

Оказалось, что насмешка может быть страшнее меча, а меткое слово больнее тумака. Вскоре Виктор научился так виртуозно использовать слова, что мог:

· Отговорить дружинников от драки, описав её последствия в таких красках, что те

предпочитали мирно разойтись.

· Выпросить лишнюю сладость у торговки, рассказав, как её пироги воспевают в далёких

землях.

· Примирить поссорившихся друзей, найдя такие слова, что те забывали о своей обиде.

Даже Илья Будкиевский, обычно недоверчивый, однажды сказал: «Твои слова… они как отцовский топор – рубят наповал». Как-то раз, когда ватага сидела на привычном месте у реки, Саня Браташ спросил: «Ну что, скальд, сочини что-нибудь про нас?» Виктор улыбнулся и, глядя на закат, произнёс:

«Белая Калитва – дом наш родной,

Где дружба крепка, как стены литые.

Здесь Браташ хитер, а Илья – герой,

И нету на свете дружины иной!»

Все засмеялись, а Марк даже пустился в пляс. Виктор понял – слова могут быть не только оружием, но и тем, что согревает душу. И это было ничуть не менее важно, чем умение владеть мечом.

ГЛАВА 4. ИСПЫТАНИЕ ЛЕДЯНЫМ ВЕПРЕМ

Осень в Белой Калитве пришла стремительно. Деревья сбросили листву, а по утрам лужи подергивались хрустящим льдом. Для мальчишек это было время последних отчаянных вылазок в лес перед долгой зимой. Виктору только-только исполнилось десять зим, но отец счёл – пора. Колка-старший объявил, что пришло время сыну пройти первое испытание – ночь в лесу в

полном одиночестве. «Настоящий воин должен знать не только как драться, но и как выживать», – сурово сказал он, вручая Виктору небольшой топорик и мешочек с провизией.

Виктор отправился в лес с гордым видом, но внутри у него всё сжималось от страха. Лес, такой дружелюбный летом, теперь казался чужим и враждебным. Ветви деревьев скрипели, словно предупреждая об опасности, а в глубине чащи слышались непонятные шорохи.

Ночь прошла тревожно. Десятилетний Виктор устроил себе убежище под вывороченным корнем ели, развёл небольшой костёр и пытался уснуть. Но сон не шёл – каждый звук заставлял его вздрагивать.

Под утро, когда небо на востоке только начало светлеть, произошло то, чего он боялся больше всего. Из чащи, ломая подлесок, появился огромный секач – раненый вепрь. Одна из его задних ног была искалечена капканом, и это делало зверя особенно опасным. Глаза кабана горели красным огнём ярости.

Вепрь, учуяв человека, бросился в атаку. Виктор отскочил за дерево, сердце бешено колотилось в груди. Он понимал, что в открытом бою у него нет шансов против разъярённого зверя. И тут в голове у него всплыли уроки отца и рассказы бывалых охотников. Он вспомнил, что раненый зверь часто идёт напролом, не разбирая дороги. …Вепрь с рёвом ринулся на него. Виктор побежал к обрыву, чувствуя, как земля дрожит под тяжёлыми копытами. В последний момент он отпрыгнул в сторону, ухватившись за корень дерева. Вепрь не успел свернуть и с громким всплеском рухнул в ледяную воду.

Виктор осторожно подполз к краю обрыва. Увидев, как течение уносит оглушённого зверя, он вскочил на ноги и восторженно крикнул:

– ХЬЁ МЁЁ! ПОЛУЧИЛ, РОГАСТЫЙ!

Эхо понесло его победный клич по всему лесу. Трижды прозвучало «Хьё мёё», прежде чем в ветвях деревьев снова воцарилась тишина.

Когда он вернулся в Белую Калитву, его встречали как героя. Даже Колка-старший, обычно скупой на похвалы, одобрительно хлопал его по плечу: – Хитростью победил, не силой. Это по-нашему, по-колкински!

С той поры «Ледяной вепрь» стало среди друзей Виктора синонимом опасности, которую можно преодолеть смекалкой. А сам он понял главное: иногда самый верный путь к победе – это обойти препятствие, а не ломиться напролом. И сидя вечером с друзьями у костра, он уже по-другому смотрел на лес – не как на враждебную силу, а как на место, где нужно уметь думать и принимать верные решения.

Даже если для этого придётся крикнуть «Хьё мёё» от страха перед прыжком – главное, чтобы в итоге оказаться на нужном берегу.

ГЛАВА 5. МЕДОВЫЙ ОБМАН И СВОДНЫЙ БРАТ (11 зим)

Суровая зима в Белой Калитве сковала землю ледяным панцирем. Одиннадцатилетний Виктор и его друзья проводили дни в поисках развлечений, но больше всего на свете им хотелось сладкого – душистого мёда из ярловой кладовой. Проблема была в стражнице – старой Хельге, вдове, чей характер был острее зазубренного копья. Хельга, потерявшая на войне мужа и троих сыновей, стерегла запасы как зеницу ока. Её седая голова была кладезем мудрости, а руки помнили вес боевого топора. Никакие уговоры на неё не действовали.

Неделю Виктор с друзьями провели в наблюдениях. Саня Браташ узнал, что у Хельги живёт племянник Ингвар – нескладный паренёк с добрыми глазами. Макс Туголука заметил, как Ингвар украдкой наблюдает за дочерью рыбака. Сергей Шева и вовсе утверждал, что прочитал в полёте воронов о грядущей любви.

Именно в это время в жизни Виктора появился новый человек – его сводный брат Эрнест. Мальчик, на год младше Виктора, рождённый от связи Колки-старшего с женщиной из племени кочевников во время одного из дальних походов. Мать Эрнеста умерла при родах, и Колка, узнав о существовании сына, привез его в Белую Калитву. Эрнест был тихим и замкнутым пареньком с тёмными, как спелая черника, глазами и волосами цвета воронова крыла. Он сторонился шумной компании Виктора, предпочитая одиночество. Но именно он невольно помог осуществить план с мёдом.

– Он знает язык жестов, – как-то заметил Илья Будкиевский, наблюдая, как Эрнест объясняется с глухонемым стариком-рыбаком. – Может, через него к Ингвару подступиться?

Виктор, хоть и с недоверием относившийся к внезапно появившемуся брату, был вынужден признать: идея здравая.

Ночью он пробрался в маленькую каморку на задворках дома, где жил Эрнест. – Поможешь – мёд будет, – коротко сказал Виктор.

Эрнест лишь кивнул, его тёмные глаза блеснули в лунном свете. Собрав информацию, Виктор разработал хитрый план. Дождавшись, когда Хельга ушла на совет старейшин, они подкараулили Ингвара у амбара. Эрнест, используя язык жестов, помог растопить лёд недоверия – Ингвар, оказывается, несколько лет ухаживал за глухонемой сестрой и понимал жесты.

– Слушай, – начал Виктор, когда контакт был налажен. – Ты ведь к Астрид рыбацкой глазки строишь? А знаешь, где она по вечерам пряжу сушит? Ингвар смутился, но Виктор уже разложил перед ним целую стратегию: – Завтра на закате будь у старого дуба. Возьми вот эти ягоды – скажешь, что сам собрал. И стих сочини, хоть короткий. В награду Виктор попросил всего один глиняный кувшин мёда.

На следующее утро Хельга сама разыскала Виктора на площади. В её глазах читалось странное сочетание строгости и одобрения. – Ингвар вчера с Астрид говорил, – произнесла она, протягивая кувшин. – Впервые за много зим увидела его улыбку. Но если проболтаешься – сама узнаешь, почему меня

прозвали Валькирией Севера. Когда Виктор вернулся к друзьям с добычей, Илья Будкиевский уважительно хмыкнул: – Нашёл подход к стальной женщине. Это почётно. Даже Марк, обычно беспечный, проникся важностью момента: – Мёд мёдом, а вот помочь сердцу – это настоящая магия!

Эрнест стоял поодаль, но Виктор впервые подозвал его жестом. Мальчик нерешительно подошёл, и Виктор протянул ему горсть сладких сот.

– Держи, брат, – сказал Виктор. – Ты заслужил. Сидя у костра и обмакивая хлеб в золотистый мёд, Виктор понял: есть победы поважнее тех, что добываются силой. Иногда настоящая мудрость – это помочь одному влюблённому парню, чтобы получить доступ к сладкому сокровищу. И что самые крепкие

замки открываются не грубой силой, а ключом человеческого сердца. А ещё он понял, что брат – даже сводный – может оказаться ценным союзником.

ГЛАВА 6. КРОВЬ НА СНЕГУ (12 зим)

Двенадцатая зима Виктора началась с тревожных вестей. С востока, из-за Белой горы,пришли чужие люди – не торговцы и не мирные кочевники. То было племя орков Сармака, жестоких воинов с раскрашенными синей глиной лицами. Они уже сожгли два небольших поселения, и теперь их взоры были обращены к Белой Калитве. В городе царило напряжение. Колка-старший, несмотря на начинающуюся лысину и вечный геморрой, был грозен как никогда. Он лично проверял укрепления, расставлял дозоры и проводил учения. Виктору и его друзьям было строго-настрого приказано неотходить далеко от города.

Но любопытство и желание доказать свою храбрость взяли верх. Вместе с Ильей Будкиевским, Саней Браташем и неожиданно присоединившимся Эрнестом они тайком пробрались за частокол. Эрнест, выросший в степи, как тень скользил по снегу, не оставляя следов.

– Всего лишь посмотрим, – шептал Саня Браташ, —увидим хоть одного орка – сразу назад.

Они забрались на старую сторожевую вышку у реки, откуда открывался вид на дальние подступы к городу. И именно оттуда они увидели отряд орков – человек двадцать, вооруженных кривыми мечами и одетых в звериные шкуры. Орки вели с собой пленных – семью скотоводов, что пасли овец в долине. Сердце Виктора заколотилось. Он видел страх на лицах пленников, слышал их приглушённые плачи. И тогда он заметил то, что упустили орки – на склоне холма лежал огромный снежный наст, готовый обрушиться от громкого звука. – Илья, – тихо сказал Виктор, – помнишь, как мы в прошлом году пугали волков, бросая камни в овраг?

Илья кивнул, его глаза загорелись. Эрнест, не говоря ни слова, начал собирать камни. Саня Браташ, хоть и бледный как снег, занял позицию. – Бросаем все вместе, по моей команде, – распорядился Виктор.

Каменный град обрушился на снежный карниз. Раздался оглушительный грохот, и лавина снега понеслась вниз, накрывая орков и их пленников. Крики, ругань, все смешалось в хаосе.

Воспользовавшись паникой, Виктор и его друзья бросились вниз. Они не были готовы к настоящему бою, но смогли перерезать верёвки, связывавшие пленников, и помочь им скрыться в лесу.

Но один из орков, более ловкий чем другие, сумел выбраться из-под снега. С криком ярости он бросился на Виктора. Удар кривого меча пришёлся по руке, прикрывавшей голову. Острая боль, тёплая кровь на снегу – и первая настоящая рана в его жизни. Эрнест, движимый внезапной яростью, бросился на орка с маленьким ножом. Его дикий крик был так неожидан, что орк отступил на шаг. Этого мгновения хватило Илье, чтобы оглушить врага ударом дубины.

Бежали они без оглядки, пока не достигли спасительных стен Белой Калитвы. Раненого Виктора сразу повели к матери Ингe. Пока она обрабатывала рану, в дом вошёл Колка старший.

Он молча смотрел на сына, на его окровавленную руку, на испуганных, но гордых друзей. – Глупо было уходить из города, – наконец сказал он. – Но поступок был достойный. Воин должен защищать слабых. Позже, когда боль утихла, а друзья разошлись по домам, к Виктору подошёл Эрнест.

– Ты… храбрый, – тихо сказал он на ломаном языке викингов. – Как настоящий брат. Виктор, превозмогая боль, улыбнулся:

– И ты тоже. Спасибо.

В ту ночь, глядя на забинтованную руку, Виктор понял: кровь на снегу – это не только боль и страх. Это ещё и ответственность. Ответственность за тех, кто слабее. И знание того, что даже в двенадцать зим можно сделать выбор – бежать или защищать.

А за окном начинался новый снегопад, медленно укрывая белым саваном следы утренних событий.

ГЛАВА 7. ПРИЗЫВ ДРАККАРА (13 зим)

Тринадцатая зима Виктора выдалась на редкость суровой. Река сковалась льдом так рано, что даже старейшины не помнили подобного. А с первыми морозами в Белую Калитву пришли вести одна тревожнее другой.

Сначала пропала торговая экспедиция, отправленная к соседям-кривичам. Потом перестали приходить вести от сторожевых застав на восточных рубежах. А однажды утром дозорные нашли на льду реки тело рыбака – не утонувшего, а убитого стрелой с оперением, какого в тех краях не видели.

В большом зале дома Колки-старшего собрались все значимые люди города. Воздух был густ от дыма очага и тревоги.

– Это орки Сармака, – мрачно говорил Колка, опираясь на свой боевой топор. – Но теперь их ведёт новый вождь – Андрей Уинтерс по кличке Копченный. Ему всего 25 зим, но он уже успел прославиться жестокостью. Говорят, он получил своё прозвище после того, как заживо прокоптил в дыму пленного ярла. А его правая рука – некий Каприка, колдунья из финских земель, что читает судьбы по дыму костров. Виктор стоял у входа, стараясь быть незаметным. В тринадцать зим он уже почти достиг роста отца, но на его лице ещё оставалась детская мягкость.

– Нам нужен союз, – продолжал Колка. – Одним не отбиться. Пойду к ярлу Максимусу в Киев. Просить помощи. В зале поднялся шум. Вдруг шаги нарушили тишину.

В зал вошел Саня Браташ – но не тот веселый хитрец, которого все знали. Его лицо было бледным, а в руках он держал сверток. – Не нужно никуда идти, – голос его дрожал. – Уинтерс уже здесь. Он предлагает сделку.

Саня развернул сверток – там лежали золотые монеты и письмо, написанное на пергаменте. – Они предложили мне золото, – прошептал Браташ, не глядя в глаза друзьям. – И жизнь моей сестры. Они захватили её в прошлом месяце.

В зале повисла гробовая тишина. Илья Будкиевский смотрел на друга с неподдельным ужасом. Даже Марк потерял свою вечную улыбку.

– Предатель! – крикнул кто-то из старейшин.

– Подождите, – неожиданно твердо сказал Виктор. Он вышел на середину зала. – Саня не предатель. Он стал заложником. Уинтерс играет грязко.

Виктор подошел к Сане и положил руку ему на плечо:

– Мы вызволим твою сестру. Но не ценой предательства. В этот момент снаружи донесся звук рога. Тревожный, протяжный. Орки Сармака были

уже у стен города. Решение пришло мгновенно. – Я пойду с тобой, отец, – сказал Виктор. – Но нам нужен новый план. Саня остаётся здесь – пусть продолжает притворяться, что сотрудничает с Уинтерсом. Это будет нашим

преимуществом. Колка-старший смотрел на сына с новой гордостью. Всего за несколько минут мальчик проявил мудрость, достойную настоящего воина.

– Пусть будет так, – кивнул он. – Готовьте драккар.

На следующее утро у причала готовился к отплытию боевой драккар «Серый Волк». Прощание было напряженным. Илья Будкиевский обнял Виктора: – Береги себя. И отца.

Саня Браташ стоял поодаль, его терзал стыд.

– Я искуплю свою слабость, – поклялся он Виктору.

Даже Эрнест, обычно молчаливый, сказал:

– Вернись. Ты нужен городу. Когда Виктор ступил на палубу, он знал – теперь они ведут не просто войну, а сложную игру. Предательство Браташа обернулось не поражением, а новыми возможностями. Парус наполнился ветром, и «Серый Волк» тронулся в путь. Виктор смотрел на удаляющиеся стены родного города, понимая: детство окончательно осталось позади.

Впереди была не просто битва – предстояла стратегическая дуэль с хитрым и жестоким противником. А где-то там, во вражеском стане, ждала своего часа колдунья Каприка, чьи дымные предсказания могли изменить судьбу всего похода.

ГЛАВА 8. В ГОСТЯХ У КНЯЗЯ-ФИЛОСОФА (13 зим)

Путь по Днепру занял несколько недель. «Серый Волк» миновал пороги, где викингам пришлось проводить ладью волоком, прошёл мимо укреплённых городов и пустынных берегов. Когда наконец показались золотые купола Киева, даже бывалые воины из дружины Колки замерли в восхищении.

Город был огромен, многолюден и шумен. Повсюду сновали торговцы, ремесленники, воины в разномастных доспехах. Воздух был густ от запахов кожи, дыма и пряностей. Княжеский терем стоял на высоком холме. Стражники, узнав, что прибыл знатный викинг из Белой Калитвы, пропустили Колку с сыном без лишних вопросов.

Князь Максимус Караксис оказался не тем седовласым воителем, которого Виктор ожидал увидеть. Молодой, лет тридцати, с живыми умными глазами, он более походил на философа, чем на правителя. В его покоях стояли шкафы с книгами, а на столе лежали чертежи каких-то странных механизмов.

– Колка Старший! – встретил он гостей. – Слышал о твоих подвигах. А это, должно быть, твой наследник? Колка изложил суть дела, рассказывая об орках Сармака и их жестоком предводителе Уинтерсе.

– Интересно, – задумчиво произнёс Максимус, когда Колка закончил. – Этот Уинтерс… он не просто грабит, он строит государство. Опасно.

Князь подошёл к карте, развёрнутой на столе. – Помощь я вам окажу, – сказал он. – Но не дружиной. Людей у меня не хватает – печенеги тревожат границы. Но я дам вам кое-что более ценное. Максимус позвал слугу, и вскоре в покои вошёл высокий худощавый мужчина с вьющимися чёрными волосами и живыми глазами. Его руки были испачканы глиной и углём.

– Это мастер Вано Крымовской, – представил его князь. – Потомственный литейщик и инженер. Его дед строил первые укрепления Херсонеса, а отец создавал осадные орудия для византийского императора.

Вано быстро окинул гостей оценивающим взглядом, его пальцы нервно перебирали складки одежды. – Ваша проблема – не в недостатке воинов, – сразу заявил он. – Ваша проблема в устаревших укреплениях. Орки берут не числом, а тактикой. Нужны новые стены, новые ворота, новые хитрости.

– Именно поэтому мастер Вано поедет с вами, – заключил Максимус. – Он превратит Белую Калитву в неприступную крепость.

– И ещё кое-что, – князь подошёл к Виктору. – Твой сын проявил мудрость, разгадав игру Уинтерса с предательством. Уинтерс силён не числом, а тактикой. Против хитрости нужна своя хитрость. Максимус протянул Виктору небольшую деревянную шкатулку.

– Это шахматы, – объяснил он. – Игра царей. Научись играть – научишься предвидеть ходы противника.

Ночью, остановившись на постоялом дворе, Виктор не мог уснуть. Мастер Вано уже чертил какие-то схемы в углу комнаты, что-то бормоча про «контрфорсы» и «навесные бойницы». Отец спал, похрапывая в углу. Виктор открыл шкатулку и расставил фигурки. Короли, ферзи, кони… Каждая фигура

двигалась по-своему. Он видел в них знакомые образы: Уинтерс был чёрным королём, Каприка – ферзём, а его друзья – пешками, которые могли стать кем угодно.

Тихо выйдя во двор, он смотрел на луну над чужим городом. «Хьё мёё, – прошептал он. – Всё оказалось куда сложнее, чем я думал». Он не знал, что в этот самый момент в Белой Калитве Саня Браташ передавал Уинтерсу

ложные сведения о их миссии, играя свою роль двойного агента. А колдунья Каприка уже видела в дыму костра тень мастера-оружейника и шахматную доску – и предупреждала своего вождя о новых опасностях.

Игра только начиналась.

ГЛАВА 9. ВОЗВРАЩЕНИЕ С УСИЛЕНИЕМ (13 зим)

Обратный путь по Днепру был напряжённым. Мастер Вано Крымовской не сидел без дела – дни напролёт он что-то чертил на вощёных дощечках, бормоча расчёты.

«Ваши частоколы – детская забава, – отрезал он как-то Колке. – Орки пробьют их за час. Нужны каменные фундаменты и двойные стены». Виктор проводил вечера за шахматами. Сначала фигуры казались ему просто

деревяшками, но постепенно он начал понимать логику игры. «Конь ходит буквой «Г», – повторял он, – как наш отряд, когда мы зашли оркам в тыл у реки».

Через три недели «Серый Волк» снова причалил к берегам Белой Калитвы. Город встретил их не радостными криками, а гробовой тишиной и дымом пожарищ. Эрнест, его лицо было испачкано сажей и кровью, первым бросился к ним: «Уинтерс штурмовал на рассвете. Прорвались через восточную стену… Марк… они убили Марка. А Илью Будкиевского захватили живым. Увели с собой».

Слова повисли в воздухе. Вечный улыбчивый безумец, их талисман… Виктор не мог в это поверить. А Илья… сильный, верный Илья…

Мастер Вано, не теряя времени, взял командование на себя: «Нет времени для скорби! Покажите мне повреждения укреплений!» Но Виктор не слышал его. Он стоял, глядя на почерневшие стены, и в ушах звенел смех Марка. Работа закипела. Под руководством Вано горожане:

· Возводили каменные фундаменты под деревянными стенами

· Строили подземные ходы для контратак

· Сооружали метательные машины

Но теперь всё делалось с мрачной решимостью. Саня Браташ, измученный чувством вины, работал не покладая рук. Даже братья Петросяне потеряли свою комичность – их лица стали суровыми.

Ночью Виктору снились кошмары. Он видел Марка, идущего по кромке воды с своей вечной улыбкой, но когда он оборачивался, его глаза были пусты.

«Почему ты не спас меня, Виктор?» – шептал он. А где-то в тумане слышался голос Ильи: «Найди меня…»

Однажды ночью Виктор и Эрнест пробрались во вражеский стан. Они видели Уинтерса и Каприку у костра. «Будкиевский жив, – доложил Эрнест позже. – Его держат в железной клетке. Уинтерс хочет сломить его волю и сделать своим воином».

На обратном пути они снова столкнулись с орками. В завязавшейся схватке Виктор дрался с яростью, которая пугала даже его самого. Каждый удар его меча был криком боли и гнева.

Решающая битва произошла на рассвете. Воины Белой Калитвы, ведомые Виктором, ударили с такой яростью, что орки не выдержали. Но когда враг бежал, Ильи среди пленных не оказалось – Уинтерс увез его с собой.

На пиру в честь победы не было радости. Колка-старший поднял кубок:

«Мы заплатили высокую цену. Но мы выстояли. Память о Марке будет жить в наших сердцах. А Илью мы обязательно вернём».

Виктор не слушал речей. Он смотрел на пустое место у костра, где всегда сидел Марк. Детство окончательно умерло в тот день, когда перестал звучать его смех. Теперь в груди Виктора жили две боли – острая, от потери друга, и тлеющая, от невозможности помочь другому.

Ночью он снова услышал во сне:

«Найди меня…» И понял, что это не просто сон – это клятва. Он найдёт Илью. Он уничтожит Уинтерса. И больше никогда не позволит никому из

своих друзей умереть.

Где-то далеко, в стане отступивших орков, Илья Будкиевский кусал губы до крови, смотря на север, и верил – друг его придёт. А Каприка в дыму костра видела нового Виктора – не мальчика, а грозного воина, несущего месть.

ГЛАВА 10. ЛОВУШКА И ПРЕДАТЕЛЬСТВО (14-15 зим)

Прошёл год. Четырнадцатилетний Виктор был не тем мальчишкой – детская мягкость сменилась суровой решимостью. Ночная атака на лагерь орков была тщательно спланирована. Эрнест, братья Петросяны и несколько верных воинов бесшумно сняли дозорных и проникли в сердце вражеского стана.

Илья сидел в клетке, но когда Виктор подбежал к нему, леденящий душу смех остановил его.

– Думал, нашёл друга, Колкин? – голос Ильи был чужим, пропитанным ядом. – Уинтерс оказался сильнее. Он показал мне правду. Ты виноват в смерти Марка. Твоя медлительность, твои глупые шахматы… Ты мог спасти его!

Из темноты появились десятки орков. Это была ловушка.

– Он стал моим лучшим воином, – раздался голос Уинтерса. – Ненависть – лучший учитель.

Завязался отчаянный бой. Отряд Виктора был в окружении. Эрнест прикрывал его спину, братья Петросяны сражались спина к спине. Но силы были слишком неравны. Илья, теперь в доспехах орков, сражался на стороне врага. Его удары были знакомы Виктору до боли, но теперь они несли смерть.

В самый отчаянный момент раздался гул копыт. Конный отряд Никиты Спиридонского, патрулировавший границы, врезался в лагерь орков. Седая борода и шрам через глаз делали Никиту грозным видимым даже для Уинтерса.

– Щенки несмышленые! – гремел он, рассекая орков. – Одни в логово волка полезли! Уинтерс, видя подкрепление, отступил.

Илья ушёл с ним, бросив Виктору напоследок:

«Это ты сделал меня таким».

Обратный путь был молчаливым. Никита Спиридонский не переставал бубнить: – Мальчишки, а затеяли взрослую игру. Из-за вас пол-отряда положил… Но когда они увидели стены Белой Калитвы, старый воин смягчился: – Храбрецы вы, что и говорить. Но храбрость без головы – верная смерть. Учитесь, щенки. Ещё навоюетесь. Вернувшись, Виктор не нашёл утешения даже в объятиях матери.

Потеря Илья была страшнее смерти Марка. Преданность, оказавшаяся иллюзией, ранила глубже любого меча.

Ночью он снова видел сны. Но теперь не Марк звал его, а тень Ильи с горящими ненавистью глазами повторяла: «Это ты во всём виноват».

На следующее утро Виктор пришёл к мастеру Вано: – Учи меня не только строить стены, но и ломать их. И не только деревянные. Он понял – война ведётся не только мечами, но и умами, не только на поле боя, но и в

сердцах людей. И чтобы победить Уинтерса, нужно научиться сражаться на его территории – территории предательства и ненависти.

А где-то в стане орков Уинтерс с удовлетворением наблюдал, как его новый воин тренируется с яростью обманутого человека. План сработал – семя раздора было посеяно. Но он недооценил Виктора – боль не сломила его, а закалила, превратив мальчика в стратега, понимающего самые тёмные стороны человеческой души.

ГЛАВА 11. ИСКУШЕНИЕ ВАНО (15-16 зим)

Прошло ещё полгода. Пятнадцатилетний Виктор стал тенью мастера Вано. Он изучал не только укрепления, но и людей – их слабости, страхи, то, что может заставить предать. Город процветал. Новые стены выдержали несколько налётов орков.

Но Виктор знал – Уинтерс не отступил. Он ждёт.

Однажды утром Вано Крымовской не явился на работы. Нашли записку: «Уезжаю. Не ищите». Виктор сразу понял – дело нечисто. Вано любил свой труд больше жизни. Он обыскал мастерскую и нашёл спрятанный под половицей дневник. Последняя запись была сделана накануне: «Приходила женщина с глазами цвета дыма. Говорила, у Уинтерса есть древние византийские чертежи машин, о которых я только мечтал. Соблазн велик… Но это предательство».

Виктор собрал совет. Колка-старший хмурился: – Инженер – не воин. Не устоял перед искушением. Но Виктор видел иначе: – Это ловушка. Уинтерс хочет лишить нас главного защитника. Но мы можем обратить его

игру против него самого.

Он разработал дерзкий план. С помощью Эрнеста и Сани Браташа они проникли в ставку Уинтерса. Вано действительно был там, с восторгом изучая древние свитки. – Мастер, – тихо сказал Виктор, появившись из тени. – Эти чертежи – подделка. Вано вздрогнул:

– Как ты…?

– Каприка видит будущее в дыму, но не разбирается в инженерии, – улыбнулся Виктор.

– Мы подсунули ей эти «древние свитки» через двойного агента.

В этот момент появился Уинтерс:

– Очень остроумно, мальчик. Но слишком самоуверенно. Окружили десятки орков. Среди них снова был Илья – его глаза glowed холодной

ненавистью.

– Берите их, – приказал Уинтерс.

Но Вано внезапно встал между Виктором и орками:

– Нет. Я допустил одну ошибку – не допущу вторую.

Он повернулся к Уинтерсу:

– Ваши чертежи действительно подделка. Но знаете что? Настоящие – у меня в голове.

С этими словами он ударил посохом по странному механизму в углу пещеры. Раздался грохот – начался обвал.

– Бегите! – крикнул Вано Виктору. – Передай князю… я выполнил долг.

Путь назад был отрезан. Виктор с друзьями бежали по подземным ходам, слыша за спиной ярость Уинтерса и последний крик Вано.

Когда они выбрались на поверхность, Эрнест молча указал на дым над лагерем орков. Вано ценой жизни уничтожил и чертежи, и надежды Уинтерса на скорую победу.

В Белой Калитве Виктор собрал совет:

– Вано пожертвовал собой, чтобы открыть нам глаза. Уинтерс бьёт не в лоб, а по нашим слабостям. Гордыне. Жадности. Страху. Он посмотрел на шахматы, подаренные князем: – Пришло время перейти от защиты к нападению. Но не мечами – умом.

Где-то в дыму пожарищ Уинтерс в ярости ломал остатки механизмов. Он потерял ценного заложника и чертежи. Но в его глазах горел новый огонь – теперь он видел в Викторе не мальчишку, а главного противника.

А Каприка, читая пепел, впервые увидела неясное будущее – тень дракона над Белой Калитвой и молодого воина, стоящего на пути тьмы.

ГЛАВА 12. ПЕРВЫЙ ОПЫТ И МАТИЛЬДА (16 зим)

Шестнадцатая весна пришла в Белую Калитву не только тёплыми ветрами, но и новыми заботами. Виктор, занятый укреплением города и планами против Уинтерса, вдруг с удивлением обнаружил, что Лера Рыжая – уже не та долговязая девчонка с веснушками, а высокая девушка с огненными волосами и глазами, от которых сбивалось дыхание. Именно в это время князь Максимус Караксис прислал гонца с предложением нового союза против общего врага.