Тактиль

Глава 1. Эхо перед тишиной

Запах старого дерева, пыли и спертого воздуха был знаком до боли. Студия в подвале заброшенного ДК «Юность» была их убежищем, их храмом и их тюрьмой. Лиам провел здесь последние три года жизни, выжимая из потрепанного синтезатора и пары колонок ту самую, единственную, великую мелодию.

Сегодня она наконец родилась. Последний трек для их дебютного альбома, «Вихрь», лежал на жестком диске. Не просто песня, а манифест. Яростный, бескомпромиссный, идеальный.

Дверь в студию скрипнула. В комнату вошла Сара, держа в руках два стакана с подозрительно розовым коктейлем, собранным из того, что нашлось в ближайшем магазине.

«Ну, маэстро?» – ее голос, низкий и чуть хрипловатый, был для Лиам самым сладким диссонансом. – «Готово ли великое произведение, которое перевернет мир музыкальной индустрии?»

Он откинулся на спинку стула, с наслаждением чувствуя хруст в позвоночнике после десяти часов за инструментом.

«Оно не просто перевернет. Оно его взорвет. С гарантией».

Сара поставила стакан на вертящийся столик синтезатора, обняла его сзади и прижалась щекой к его виску. Ее дыхание было теплым и знакомым.

«А если не взорвет?» – прошептала она ему на ухо. – «Мы ведь уже пятый год живем на твои подработки аранжировками для рекламы шампуней. Марк вчера опять

говорил, что его девушка ждет предложения, а он не может его сделать, потому что мы все вкладываем в этот чертов альбом».

Лиам повернулся и взял ее за руки. Они были холодными. Он знал, что ее сомнения – не предательство, а страх. Страх за него. За них.

«Сара, я все чувствую. Каждый басовый удар в этом треке – это стук моего сердца. Каждый высокий звук – это твой смех. Это не просто музыка. Это мы. А мы, – он улыбнулся, – мы ведь тоже взрываем мозг обывателям».

Она рассмеялась и отпила из своего стакана.

«Ладно, мистер Рок-звезда. Докажи».

Релиз «Вихря» был запланирован как скромный старт. Выложить в сеть, раскидать по тематическим пабликам, молиться об алгоритмах. Но песня попала в руки влиятельному блогеру, который назвал ее «саундтреком к грядущему апокалипсису». И понеслось.

Сначала сотни просмотров, потом тысячи. Затем менеджер с настоящей, «большой» лейблом предложил им выступить на разогреве на крупном фестивале. Не в палатке для новичков, а на второй по величине сцене.

В ночь перед выступлением они с Сарой не спали, лежа в своей съемной однушке и глядя в потолок.

«Я не верю, что это происходит», – сказал Лиам в темноту. – «Завтра. Завтра на нас будет смотреть пять тысяч человек».

Сара перевернулась к нему. В свете фонаря с улицы он видел блеск ее глаз.

«А ты помнишь, как мы познакомились? Ты играл джаз в том ужасном кафе, где я официанткой работала. Ты был таким застенчивым».

«И ты сказала, что я играю так, будто боюсь разбудить соседей».

«А теперь ты собираешься оглушить пять тысяч человек», – она улыбнулась. – «Я так за тебя горжусь. И так боюсь».

«Чего?»

«Что все изменится. Что ты станешь знаменитым, и… я останусь там, в том кафе с плохим кофе».

Лиам притянул ее к себе и крепко обнял. Он чувствовал, как бьется ее сердце.

«Ничего не изменится. Никогда. После завтрашнего концерта мы купим ту самую гитару, о которой ты мечтала, и начнем писать уже наш совместный альбом. Обещаю».

Он говорил искренне. В этот миг, в предвкушении завтрашнего триумфа, с любимой девушкой в руках, он был абсолютно счастлив. Он стоял на вершине горы, которую штурмовал всю свою взрослую жизнь, и готовился закричать о своей победе так громко, чтобы его услышал весь мир.

Он не знал, что его крик станет последним, который он услышит сам.

Глава 2. Гром победы

Эйфория была густой, как наркотик. Еще за кулисами Лиам не мог стоять на месте. Он переминался с ноги на ногу, сжимал и разжимал кулаки, ловил взволнованные взгляды Марка и барабанщика Жени. За тяжелым занавесом гудел, ревел и топал пятитысячный зверь по имени Публика. И они ждали именно его, его группу, его музыку.

«Парни, вы только вдумайтесь!» – крикнул Марк, перекрывая гул. – «Это же второй состав! Нас сейчас услышат!»

Именно в этот момент в голову Лиаму и ударила та самая, великая и ужасная идея. Она родилась из желания сделать этот день идеальным, выжать из него абсолютно всё. Память выхватила из глубин обсуждение пары недельной давности.

«А помните, я говорил про финал? Про «Вихрь»?» – обратился он к ребятам.

«Про что? Не слышу!» – крикнул Женя.

«Про салют!» – выдохнул Лиам, его глаза горели. – «Я тогда думал, это блажь, дорого и хлопотно. Но сейчас… Сейчас же все иначе! Этот релиз взлетел! Это наш хит! Мы должны закрыть им выступление. Не просто уйти со сцены, а взорвать ее! В прямом смысле!»

Марк нахмурился: «Лиам, ну в наглую… У организаторов свой пиротехник, свое шоу…»

«Ихний пиротехник – старый тормоз, он работает по программе! А нам нужно именно в кульминацию, на тот самый срыв! Я не успею согласовать с ним. Но я знаю, где тут палатка с пиротехникой. Прямо за сценой. Я видел, когда мы заезжали».

«Ты спятил? Это же дилетанщина!» – попытался возразить Женя.

Но Лиам уже не слушал. Он видел это в мельчайших деталях: последний, яростный аккорд «Вихря», его рука, взметающаяся вверх, и по этому сигналу – ослепительный залп из нескольких римских свечей, установленных по краю сцены. Грохот, свет, восторг толпы. Это станет легендой. Такой момент Сара увидит по трансляции и поймет – он сдержал слово. Он взорвал этот мир.

«Я все сам сделаю! Десять минут, и все подключу. Вы даже не заметите».

Он не дал им возразить. Адреналин, нарциссизм и слепая вера в свою звезду заглушили голос разума. Он выскользнул из-за кулис, нашел палатку и за считанные минуты, щедро заплатив охраннику, купил то, что искал – несколько мощных римских свечей на треногах. «Одной кнопкой запускаешь», – показал ему продавец.

Сердце колотилось как бешеное. Он был как вор, крадущий собственный успех. Установил их в самом темном углу сцены, за усилителями, направив стволы вверх, в ночное небо. Проводку пустил к своему синтезатору. Кнопку запуска прилепил на двусторонний скотч прямо к корпусу инструмента, рядом с регулятором громкости.

И вот оно. Сцена. Море света, бьющее в лицо. Океан голов внизу. Первые аккорды. Звук был таким плотным, что его можно было потрогать. Лиам отдавался ему целиком, телом и душой. Он ловил глаза людей в первых рядах, видел, как они кричат слова его же песни, которую услышали всего неделю назад. Это был самый мощный наркотик в его жизни.

И вот подошла кульминация. «Вихрь» закручивался, набирая скорость и мощь. Лиам видел, как Марк и Женя, отыграв свою партию, готовились к финальному «срыву». Это был их звездный час.

Вот сейчас, – пронеслось в голове Лиама. Сейчас я стану богом.

Его пальцы вывели последнюю, яростную последовательность аккордов. Левой рукой он вдавил до упора регулятор громкости на синтезаторе. А правой, по театральному широко взмахнув ею вверх, он со всей силы ударил по той самой, кнопке.

Он ожидал ослепительной вспышки в небе и радостного рева толпы.

Но произошло другое.

Одна из римских свечей, плохо закреплена на треноге от его поспешной установки, отдала отдачу и опрокинулась. Ее ствол, извергающий калибровые шары, оказался направлен не в небо, а вглубь сцены.

Первый шар пролетел со свистом в сантиметре от головы Марка и разорвался где-то за задником, осыпав сцену искрами.

Все произошло за доли секунды. Лиам, все еще в позе триумфатора, увидел, как второй, а затем и третий шар, не найдя выхода вверх, рикошетом от пола сцены полетели прямо на него.

Он не успел даже понять. Только инстинктивно закрыл лицо руками.

Оглушительный, разрывающий мир ХЛОПОК прямо перед ним. Ослепительная белая вспышка, от которой свело глаза. Его отбросило назад, он ударился затылком о монолит монитора.

И потом… тишина.

Сначала она была оглушительной. Не отсутствием звука, а физической болью в ушах, пронзительным, сковывающим визгом, который заполнил собой вселенную. Он лежал на сцене и видел, как вокруг него бегают люди, как к нему склоняется перекошенное лицо Марка, как срывают с петель занавес.

Но он не слышал ни криков, ни сирен подъехавшей скорой, ни собственного стона. Его мир, только что ревущий и яростный, захлопнулся. Последнее, что он услышал в своей жизни, был звук собственного безрассудства – оглушительный, идиотский, финальный салют в свою честь.

Тишина, которая пришла после, была уже навсегда.

Глава 3. Беззвучный мир

Он пришел в себя в стерильной белизне больничной палаты. Первым ощущением была не боль, а странная, давящая вата в голове. Он попытался пошевелиться – тело отозвалось тупой ломотой. Но главное было не в этом.

Тишина.

Она была иной, нежели та, что наступает, когда выключаешь свет и засыпаешь. Та была уютной, наполненной привычными ночными шорохами. Эта была абсолютной, мертвой, вакуумной. Он щелкнул пальцем у самого уха – ничего. Ни малейшего шелеста. Только вибрация кости черепа.

Он провел пальцами по лицу – бинты. Уши были плотно замотаны. Память начала возвращаться обрывками: ослепительная вспышка, удар, падение, искаженные лица над ним.

Дверь палаты открылась. Вошла Сара. Ее лицо было бледным, глаза заплаканными и огромными. Она что-то говорила, ее губы двигались. Она подошла к кровати и осторожно, будто боялась разбить, взяла его руку.

Лиам увидел, как ее губы сложились в слово: «Лиам…»

Он увидел, как из ее глаз снова покатились слезы. Но не услышал ни всхлипа, ни шепота. Он сжал ее руку в ответ, пытаясь передать хоть что-то. Но его собственное «все в

порядке» застряло где-то в горле. Какое, к черту, «в порядке»?

Потом пришел врач. Тот самый, с усталым лицом. Он говорил медленно, и Лиам, не отрываясь, следил за его губами, ловя знакомые термины, как спасательный круг.

«…множественные ожоги лица и шеи… осколками… сотрясение…» – губы врача двигались, вырисовывая приговор. – «Но главное… баротравма… акустическая травма… перепонки… улитка…»