Семейные тайны. 12 книга. Старший брат

Из старой

И забытой тьмы веков,

Нам донесла легенду

Песнь акына-

Как жил народ,

Свободный от оков,

Взрастив бесстрашного

Батыра-сына.

Легенда о белом тулпаре

казахская легенда

батыр- богатырь, ага- старший брат , ана- мама, апа- тетя , улым- сынок, ата-дедушка, аке- отец, бала- сын, казахских баксы- шаманы, целители, юрта ак куй- богатая юрта, покрытая белым войлоком

Байконур. Казахская ССР.

1969 год.

Архат, вышел из комнаты, ана опять сидела с бутылкой и тупо смотрела в окно. Услышав шаги, повернулась, и её передернуло,– иди в комнату. Что бы я тебя не видела, – рявкнула она.

Архат опустил глаза и вернулся назад. Аке скоро должен приехать. А пока остается сидеть в комнате. Мальчик дотянулся до книги и открыл на закладке. На странице была фотография: ракета, устремленная ввысь, оставляющая за собой огненный хвост. "Восток-1", – гласила подпись. Архат заворожено смотрел на снимок. Он знал о космосе почти все, что мог узнать из книг и редких разговоров взрослых. Знал о Гагарине, Титове, Терешковой. Знал о звездах, планетах и созвездиях. Космос был его убежищем, его мечтой, его надеждой.

В комнате было душно и пахло пылью. Сквозь щели в ставнях пробивались тонкие лучи солнца, рисуя на полу причудливые узоры. Архат закрыл глаза и представил себя космонавтом. Он летит в ракете, видит Землю – маленький голубой шарик в бескрайней черноте. Он парит в невесомости, смотрит на звезды, которые кажутся такими близкими, что до них можно дотянуться рукой.

Вдруг, скрипнула дверь. Архат вздрогнул и открыл глаза. На пороге стоял аке. Уставший, с осунувшимся лицом, но с теплой улыбкой.– Архат, улым , – тихо произнес он. – Как ты?

Архат бросился к нему и крепко обнял. В его объятиях он чувствовал себя в безопасности, как будто космос, о котором он мечтал, вдруг стал ближе и реальнее.

–Аке, а ты видел ракету сегодня? – Спросил Архат, отстранившись.

Отец вздохнул и присел на край кровати. Он смотрел на сына и удивлялся, он не был похож ни на кого из родни, огромные, карии глаза, пшеничного цвета волосы и нет отличительной черты, родимого пятна на ноге, в виде пальцев. Жена зло твердила, что мальчик весь в её родню далекую. Но чем дальше, тем становилось понятнее, что ничего не понятно. Ибрагим Кунанбай устал от жены, от её постоянных пьянок.

Вчера его предупредили, что он возвращается в Алма-Аты. В его родной город. Хоть там аке и апа, можно было выдохнуть. – Да, да видел! – Пробормотал он. – Сынок собирай вещи, мы едем Алма-Ата.

–Ата нас встретит? – Мальчишка заулыбался и схватил отца за руку. – Ата обещал мне показать танки.

–Покажет, покажет! – Улыбнулся Ибрагим, он взял картинку со стола. – «Улым любит рисовать!» – он улыбнулся, когда увидел себя на рисунке огромный, словно скала и с мощными руками. А на деле невысокий, коренастый, руки самые обычные. Он вновь улыбнулся, – а пока собирай вещи. – Ибрагим встал и подошел к окну. За ним простиралась выжженная солнцем степь, а вдалеке, словно мираж, виднелись корпуса космодрома.

Архат послушно начал складывать свои немногочисленные сокровища в старый чемодан: несколько игрушечных солдатиков, подаренных отцом, и фотографию Гагарина, вырезанную из журнала.

Ибрагим смотрел на сына и чувствовал щемящую боль в груди. Он должен был спасти Архата от матери.

–Аке, а там тоже есть космодром? – Спросил Архат, закрывая чемодан, его карие глазенки глянули отцу в душу.

Ибрагим покачал головой. – Нет, улым. Там нет космодрома. Но там есть горы. Высокие, красивые горы. И там есть яблоки. Самые вкусные яблоки в мире.

Ибрагим обнял сына, чувствуя, как тот прижимается к нему. В этот момент он знал, что принял правильное решение. Алма-Ата, его родной город, станет для них новым началом. Он надеялся, что там Архат сможет найти свое место, вдали от материнской беды и суровых реалий Байконура. Он хотел, чтобы его сын рос среди гор и яблок, а не среди ракет и звезд, которые, хоть и манили его, но были слишком далеки от реальной жизни.

Архат нахмурился. Он не понимал, почему они уезжают. Он любил Байконур: любил смотреть на ракеты, любил слушать рассказы аке о космосе. Но он доверял аке. Знал, что тот никогда не сделает ему плохого.

– Хорошо, аке. Тогда я хочу яблок. А апа сделает свой пирог?

Ибрагим улыбнулся и обнял сына.

– Будут тебе яблоки, Архат. И апа тебе приготовит пирог, твой любимый. И будут тебе самые вкусные яблоки в мире.

Он посмотрел в окно, на уходящее солнце, и прошептал:

– Прощай, Байконур. Прощай, моя мечта.

Но он знал, что должен двигаться дальше. Ради сына. Ради его будущего. Ради надежды на новую жизнь.

Ибрагим достал сумку и собрал вещи. Подошел к жене, горько покачал головой.

– Вера, проснись, – он легонько толкнул ее за плечо. – Слышишь, я уезжаю с сыном.

Женщина пьяно замычала, чуть подняла голову и снова опустила на стол.

– Катитесь куда хотите! – Буркнула она.

Дверь хлопнула. Вера подняла голову и посмотрела в окно. Под окнами стояла машина. Она увидела, как в неё садятся сын и муж. Мальчик посмотрел на мать. Её передернуло, Архат увидел её взгляд – в нём были омерзение и гнев. Он опустил глаза и юркнул в машину. Вера тряхнула головой « лучше бы она тогда этого не делала». Но мысли снова исчезли, и она схватилась за бутылку.

Поезд нес Архата в Алма-Ату, словно в новую жизнь. За окном мелькали бескрайние степи, сменяясь холмами и предгорьями. Архат прильнул к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то интересное в этом однообразном пейзаже. Отец сидел напротив, погруженный в свои мысли. Он глядел в окно, и его лицо казалось еще более усталым, чем обычно. Поезд мерно стучал колесами, унося их все дальше от Байконура.

В купе вошла проводница и предложила чай. Ибрагим кивнул и попросил два стакана. Горячий чай с сахаром согрел Архата изнутри. Он зажмурился и выдохнул. Когда ему было плохо или грустно, отец всегда наливал ему горячий чай с сахаром, и сразу же становилось хорошо и здорово. А поезд продолжал свой путь, сквозь ночь, сквозь степи, сквозь время – к новой жизни, к новым мечтам, к звездам.

Ибрагим заметил, что сын загрустил. Он подошел к нему и обнял его за плечи.

– Не грусти, сынок, – тихо сказал он. – Все будет хорошо. Мы будем жить в Алма-Ате, у апы. Она тебя очень любит.

Архат прижался к отцу. Он чувствовал его тепло, его защиту. Знал, что отец всегда будет рядом, никогда не бросит.

– Аке, а апа расскажет мне сказки?– Спросил он.

– Конечно, расскажет. Она знает много сказок. Про батыров, про джигитов, про волшебных коней.

Архат улыбнулся. Он любил слушать сказки. Они переносили его в другой мир, где добро всегда побеждает зло.

Поезд замедлил ход. В окне появились огни города. Алма-Ата. Новая жизнь. Новые надежды.

Ибрагим встал и начал собирать вещи.

– Приехали, сынок, – сказал он. -Встречай новую жизнь.

Архат вытер запотевшее стекло и посмотрел на город. Он был огромным, шумным, ярким. Он немного испугался, но в то же время почувствовал волнение. Что-то новое, неизведанное ждало его впереди.

Они вышли из вагона. На перроне их встречала апа. Она была молодой женщиной, маленькой, всего на голову выше Архата. Она крепко обняла его.

– Мой мальчик, мой родной, – засмеялась она. – Как же я рада тебя видеть! А смотри, кто там?

К перрону шел высокий, пожилой мужчина, седой, в военной форме танкиста. В руках у него было мороженое.

– Ата! – Закричал Архат и бросился к деду.

– Осторожно! – Засмеялся тот и, присев на корточки, протянул внуку мороженое.

– Держи!– Он легонько коснулся мороженым носа мальчика, и тот засмеялся.

Апа взяла чемодан Ибрагима, а ата, выпрямившись, обнял сына.– Здравствуй, Ибрагим. Добро пожаловать домой.

Ибрагим улыбнулся в ответ, чувствуя, как тяжесть последних лет немного отступает. Он посмотрел на Архата, уплетающего мороженое, и сердце его наполнилось теплом.

Они вышли с вокзала на площадь. Ата махнул рукой, и к ним подъехала "Волга".

– Садитесь, с ветерком домчим! – Провозгласил он, открывая заднюю дверь.

Пока они ехали, Архат не отрывал глаз от города. Дома становились выше, улицы шире, машин больше. Все было таким новым и захватывающим. Он чувствовал, как страх постепенно уступает место любопытству. Может быть, эта новая жизнь и правда будет лучше? Может быть, здесь он найдет то, что потерял, уезжая из Байконура? Он крепче сжал в руке мороженое, чувствуя, как холод проникает сквозь обертку. Вкус был сладким и немного терпким, как надежда.

"Волга" плавно катила по широким улицам Алма-Аты. Архат, прильнув к окну, жадно впитывал новые впечатления. Город жил своей жизнью: спешили люди, гудели машины, сверкали витрины. Это было совсем не похоже на тихий, размеренный Байконур, где каждый знал друг друга. Здесь все было незнакомо, но в этой незнакомости таилось обещание чего-то большого и интересного.

–Аке, а мы будем жить здесь всегда? – спросил Архат, не отрывая взгляда от мелькающих зданий.

Ибрагим ласково потрепал сына по голове. -Пока будем, сынок. А там посмотрим. Главное, что мы вместе. И у тебя теперь есть апа и ата, которые тебя очень любят.

Архат кивнул. Он чувствовал, как отец старается его успокоить, и это успокаивало его самого. Он знал, что аке не обманет. И если аке говорит, что все будет хорошо, значит, так оно и будет.

Апа вышла из машины и открыла багажник. Ибрагим помог ей вытащить чемоданы. Архат с нетерпением ждал, когда они пойдут в квартиру.

– Наш подъезд, – ата указал на дверь с облупившейся краской. – Второй этаж.

Поднимаясь по лестнице, Ибрагим чувствовал, как волнение нарастает с каждым шагом. Он не был здесь много лет, и ему было интересно, что изменилось.

Наконец, они подошли к двери с номером "23". Апа достала ключ и открыла замок.

– Добро пожаловать домой. – Сказала она, пропуская Ибрагима вперед.

Архат забежал в квартиру. Он огляделся по сторонам, рассматривая каждую деталь. Квартира была небольшой, но уютной. В гостиной стоял старый диван, кресло-качалка и книжный шкаф. На стенах висели фотографии в рамках.

– Здесь все так же, как и раньше. – Прошептал Ибрагим, осматривая комнату.

Апа улыбнулась.– Мы старались сохранить все, как ты любил.

Архат подбежал к окну и посмотрел во двор. Дети все еще играли, и их смех доносился до квартиры.– А там мои друзья будут играть? – спросил он, показывая пальцем на ребят во дворе.

– Конечно, будут, – ответил Ибрагим. – Вы обязательно подружитесь.

Он обнял сына и почувствовал, как тепло разливается по всему телу. Он вернулся домой. Он снова был с семьей. И всеё будет хорошо.

– Я пойду, поиграю?– Спросил Архат и посмотрел на родных.

– Давай сынок!– Улыбнулся отец.

Мальчик бросился на улицу, он увидел, как мальчишки играют в футбол. – Можно с Вами?

Высокий смуглый мальчик с завязанной майкой у пояса, хмуро посмотрел на него. – Белобрысый дурак- на казахском съехидничал он.

Архат опешил. Он не ожидал такого приема. Слова незнакомца больно кольнули, словно ледяной ветер в лицо. Он опустил голову, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

– Эй, ты чего? – раздался другой голос, более мягкий. Невысокий мальчик с веснушками на носу подошел к Архату. – Не обращай на него внимания. Это Тимур, он всегда так. Просто он сегодня не в настроении.

Тимур фыркнул и отвернулся, продолжая пинать мяч.

– Меня зовут Марат, – представился веснушчатый мальчик, протягивая руку. – А тебя?

– Архат. – Тихо ответил он, неуверенно пожимая руку.

– Новенький, значит? – Марат улыбнулся. – Ну, тогда проходи, не стесняйся. Будешь за наших играть.

Архат робко улыбнулся в ответ. Не все так плохо, как показалось вначале. Может быть, он действительно сможет здесь подружиться. Он посмотрел на Тимура, который все еще хмурился, но уже не смотрел в его сторону. Архат вздохнул и побежал за Маратом к остальным ребятам. Игра началась.

Радостный крик вырвался из его груди, когда он забил гол, и он почувствовал, как напряжение последних дней отступает. Тимур, наблюдавший за игрой с недовольным видом, все же не мог не заметить, как ловко Архат обошел защитника и забил гол. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение, но он тут же отвернулся, стараясь этого не показать. Марат подбадривал его, а остальные ребята, видя его старание, начали принимать его в свою компанию.

Когда солнце начало клониться к закату, ребята решили закончить игру. Уставшие, но довольные, они расселись на траве, обсуждая самые интересные моменты матча.

– Хорошо играешь. – Неожиданно сказал Тимур, не глядя на Архата.

Архат удивленно посмотрел на него. Это был первый раз, когда Тимур обратился к нему без насмешки.– Спасибо. – Ответил он, немного смутившись.

– Только не зазнавайся.– Добавил Тимур, и в его голосе снова прозвучали привычные нотки сарказма.

Архат улыбнулся.

– Ладно, мне пора, – сказал Марат, поднимаясь на ноги. – Завтра снова будем играть?

– Конечно! – Хором ответили ребята.

Архат шел домой, чувствуя легкую усталость и приятное волнение. Впереди было целое лето, июль и август, наполненные солнцем и новыми приключениями. Он знал, что многие ребята разъедутся по детским лагерям, но надеялся, что они еще успеют провести вместе много времени.

И, как оказалось, судьба приготовила им общее испытание, которое сблизило их ещё сильнее. Однажды, впятером – Архат, Тимур, Марат и еще двое ребят – они решили отправиться в горы. Заилийский Алатау манил своей красотой и таинственностью, но, как известно, горы не прощают ошибок. Ребята, увлеченные игрой и духом приключений, не предупредили родителей о своей вылазке. Они смеялись, шутили, перепрыгивали через ручьи и карабкались по скалам, чувствуя себя настоящими покорителями вершин. Но солнце клонилось к закату, и горы начали меняться. Тени становились длиннее и зловещее, а воздух – холоднее. Как вдруг услышали глухое рычание, огромная кошка стояла над ними. Это был снежный барс, его глаза горели в полумраке, как два уголька. Он присел, готовясь к прыжку. Сердце у каждого замерло. Тимур, самый смелый из них, попытался закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Марат, всегда отличавшийся сообразительностью, схватил с земли камень и бросил в зверя. Барс лишь недовольно повел ухом, не сдвинувшись с места.

Архат, заметил небольшую пещеру неподалеку. –Там пещера! Туда! – Прошептал он, указывая рукой. Ребята, словно очнувшись от оцепенения, бросились к спасительному укрытию. Барс, недовольный тем, что добыча ускользает, издал яростный рык и сделал несколько шагов вперед.

Они успели пробраться в пещеру, прежде чем зверь оказался у входа. Барс зарычал, царапая когтями камни. Внутри пещеры было темно и сыро. Ребята, прижавшись друг к другу, затаили дыхание. Страх сковал их, но в то же время они чувствовали, как между ними возникает незримая связь, рожденная общей опасностью. Теперь они были не просто друзьями, а товарищами по несчастью, связанными одной судьбой. Им предстояло провести ночь в этой каменной ловушке, в ожидании, когда хищник уйдет, и надеяться на то, что рассвет принесет им спасение. Архат выдохнул, схватил камень и стал стучать по пещере.– Уходи, уходи! – закричал он, как вдруг зверь зарычал и попытался достать его лапой, один из когтей полоснул по руке. Архат вскрикнул и вдруг бросил камень в барса, попал в лоб, и животное заворчала, мотая головой, Архат начал хватать камни и кидать в животное, мальчишки стали повторять за ним. Барс, ошеломленный градом камней, отступил на шаг. Архат, несмотря на боль в руке, продолжал метать камни, его лицо выражало решимость. Пещера наполнилась эхом ударов и рычанием зверя. Барс метался у входа, не решаясь ворваться внутрь под таким обстрелом. Он понимал, что один точный удар может серьезно его ранить. В его зверином мозгу боролись голод и инстинкт самосохранения. Внезапно, один из мальчишек, самый младший, споткнулся и упал, издав тихий стон. Барс, услышав звук, мгновенно среагировал. Он прыгнул вперед, пытаясь схватить ребенка, но Архат, схватил мальчика за ноги и оттащил вглубь пещеры, а когти зверя чуть полоснули его плечо. Архат закричал от боли, но не отступил. Они продолжали отбиваться камнями, пока барс, разозленный и уставший, не отступил на несколько шагов. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием ребят и рычанием зверя, доносившимся из темноты. Они знали, что это лишь временная передышка. Барс никуда не уйдет. Он будет ждать, пока голод не пересилит страх, или пока они не совершат ошибку. Но теперь они знали и другое: они не сдадутся без боя. Они будут сражаться за свою жизнь, вместе, до последнего камня.

Архат, почувствовал, как ноги его не держат, оперся спиной о холодную стену пещеры. В свои шесть лет он вдруг понял, что такое страх перед зверем.

– Тебе надо завязать!– Прошептал Тимур и снял с себя майку, он завязал ему плечо и мальчишки сели, полукругом смотря на лежащего зверя у входа. Тот не предпринимал попыток напасть. Неожиданно зверь заволновался, стал бить хвостом и взревел, смотря, куда- то вперёд. Ребята услышали голоса.– Помогите, мы здесь!– Закричали они.

Зверь зарычал, раздался выстрел и животное убежало. В пещеру ворвался апа Архата, он был с пистолетом руках, уставший, и грязный. Всю ночь, подняв гарнизон, они искали детей в горах.

– Мальчик мой!– Мужчина упал перед Архатом,

Мальчик улыбнулся.– Ата, я батыром буду! – И потерял сознание.

–Батыр, мой батыр! – Заплакал старик и обнял ребенка.– Врача сюда, быстро! И костер разведите, они замерзли! – Кричал он, отдавая распоряжения.

Вскоре пещера наполнилась светом факелов и голосами солдат. Мальчишек вынесли на руках из пещеры и укутали в теплые одеяла. Архата несли первым, его дед не отходил от него ни на шаг, сжимая его маленькую ладошку в своей большой руке. У костра, когда им дали горячий чай, ребята немного пришли в себя. Они рассказывали о пережитом, перебивая друг друга, и каждый раз, когда речь заходила о барсе, они сжимались от страха. Но теперь они были в безопасности, рядом с ними были взрослые, и самое главное – они были вместе. Архат, прислонившись к нему, смотрел на огонь. Боль в руке и плече немного утихла, но в памяти все еще стоял яростный рык зверя и его горящие глаза. Он знал, что эта ночь навсегда останется с ним, но он также знал, что он не сломался. Он выстоял. -Ата, – тихо позвал он деда. – Я буду батыром!

Ата улыбнулся и крепко обнял его. -Ты уже батыр, мой мальчик. Ты спас своих друзей. Ты проявил храбрость и отвагу. Ты настоящий батыр.

–Батыр ты малыш настоящий.– Рядом с атой сидел другой мужчина, он был в обычной одежде и на нем был дождевик, у него были седые волосы и черные глаза были уставшие.– Қуаныш, у тебя внук настоящий воин растет. Зверя не испугаться, это в шесть лет. Молодец.

–Да, Максим! – Улыбнулся Куаныш.– Сын у меня тюфяк и лодырь, вот внук совершенно другой. О том мы думали в плену, что дети у нас будут такие. Хоть внук Родину защищать будет.

Архат закрыл глаза и прижался к нему. Он был усталым, испуганным, но в то же время он чувствовал гордость. Гордость за себя, за своих друзей, за то, что они смогли выжить. Рассвет забрезжил над горами, окрашивая небо в нежные розовые и золотые тона. Новый день принес надежду и веру в то, что все будет хорошо. А в сердце маленького Архата зародилось чувство, которое он еще не мог до конца осознать, но которое навсегда изменило его жизнь – чувство ответственности за тех, кто рядом. Чувство, которое делает из мальчика настоящего батыра.

Солнце, поднимаясь всё выше, согревало озябшие тела. Солдаты, убедившись, что с детьми всё в порядке, начали собираться в обратный путь. Архата посадили на коня, и он, держась за ата, смотрел на горы, которые ещё вчера казались ему такими враждебными. Теперь же он видел в них не только опасность, но и красоту, и силу.

По дороге домой Архат задремал. Ему снились горы, пещера, барс и лица его друзей. Во сне он снова и снова переживал ту страшную ночь. В городе их пересадили в машину, и они приехали домой. Матери рыдая, схватили своих детей и увели домой. Дома его ждала апа, которая, увидев его, разрыдалась от счастья. Она крепко обняла его, не отпуская ни на секунду. Архат почувствовал, как все его страхи и тревоги отступают, уступая место чувству тепла и безопасности.

После сытного обеда и душа, апа его сама осторожно вымола Архат мгновенно уснул. Он спал крепким сном, не просыпаясь до самого утра. Проснувшись, он почувствовал себя обновленным и полным сил. Рана на руке немного болела, но это была боль, которую он мог вытерпеть. Он встал с кровати и подошел к окну. На улице светило яркое солнце, птицы весело щебетали, и все вокруг казалось таким мирным и спокойным.

Архат улыбнулся. Он знал, что жизнь продолжается, и что впереди его ждет еще много приключений. Но он также знал, что теперь он стал сильнее и мудрее. Он научился ценить дружбу, храбрость и отвагу. Он стал настоящим батыром.

Весь день он провел его с семьей, рассказывая им о своих приключениях. Вечером, когда солнце начало садиться, он вышел на улицу и посмотрел на горы. Они казались такими далекими и загадочными. Архат вздохнул и направился домой. Он знал, что однажды вернется в горы, но теперь будет готов к любым испытаниям. Он станет батыром, защитником друзей и родной земли.

Посреди ночи, проснувшись от жажды, он услышал на кухне пение. Апа и Максим тихо напевали грустную песню:

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю нашу полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времён тех дальних

Летят и подают нам голоса,

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса.

Архат неслышно подошел к двери и заглянул в щель. В полумраке кухни, пропитанной едким табачным дымом, за столом сидели апа и Максим. В майках, с сигаретами в руках, они курили, а между ними стояла початая бутылка водки. Разговор, судя по обрывкам фраз, становился все более откровенным.

– Да, Куаныш, – Максим снова налил себе водки, плеснув немного и в стакан старика. – Ты вон, внука как кремень растишь. Правильно делаешь.

Куаныш кивнул, задумчиво глядя на свою руку, испещренную морщинами и шрамами. – Жизнь она, Максим, не сахар. Надо быть готовым ко всему. Я вот, когда мы молодые были… – Он замолчал, погружаясь в воспоминания о далеком и тяжелом прошлом. – Много мы с тобой повидали. И не хочу, чтобы мой внук через это прошел. Но если придется… он выстоит. Не сломается.

– Эх, Куаныш, – вздохнул Максим, запрокидывая голову и выпивая залпом водку. – Хорошо тебе говорить. А я вот смотрю на Ярика и сердце кровью обливается. Слабый он какой-то.

– Слабого надо подталкивать, – назидательно произнес Куаныш. – Не давать ему раскисать. Мужик должен быть мужиком. Иначе, зачем он вообще нужен?

– Да где там, – махнул рукой Максим. – Савелий пытался, пытался… да бросил. Говорит, бесполезно. Что с ним ни делай, все равно тряпка.

Куаныш хмыкнул. – Значит, плохо старался. В каждом человеке есть искра. Надо только уметь ее разжечь. Вот в моем внуке… там целый костер горит. Сам боец и других за собой ведет.

– Да уж, – повторил Максим, с завистью глядя на старика. – Видно, что костер. Вон, как ты говоришь, из танка стрелял. Мой бы от одного вида танка в штаны наложил.

Куаныш довольно улыбнулся, поглаживая свои седые усы. – Это воспитание, Максим. Воспитание. Надо с детства приучать к трудностям. Чтобы не боялся ничего. Чтобы знал, что он мужик.

Архат отшатнулся от двери, словно коснулся раскаленного металла. Ата, грозная в своем ночном халате, сверлила его укоризненным взглядом. Под её тяжелым взором он понуро опустил голову, чувствуя себя пойманным на месте преступления.

– Что ты тут делаешь? – прошептала она, и в её голосе слышалась удивление. – Живо в постель. -Она легонько подтолкнула его в сторону комнаты.

Архат послушно поплелся в комнату, чувствуя на себе её тяжелый взгляд. В комнате он быстро залез под одеяло, притворяясь спящим. Но сон не шел. В голове крутились обрывки разговора, услышанного у двери. Слова Куаныша о воспитании, о мужестве, о костре внутри. И слова Максима о слабом Ярике, о тряпке. Архат невольно сравнивал себя с Яриком. Он тоже не чувствовал в себе этого "костра". Он боялся темноты, боялся высоты, боялся драк. Был ли он настоящим мужиком?

Максим уезжал на следующий день. На вокзале он присел перед Архатом.– Ну, что боец, теперь ты батыр? – В его голосе звучала какая-то надежда,– Архат кивнул. –Ну, и молодец!

Поезд тронулся, и Максим запрыгнул в вагон. Архат долго смотрел ему вслед, чувствуя, как в груди зарождается какое-то новое, незнакомое чувство. Не костер, конечно, но… может быть, маленькая искра. Искра ответственности. Искра надежды. Искра желания помочь.

–Куаныш, жду тебя. Ребята собираются… те, кто еще жив. Нас мало осталось. Тогда было десять, теперь пятеро. Петр будет обязательно. Наш командир снова в строю! Слышал?– Увидев кивок Куаныша, махнул рукой:– Давай, брат. Сил тебе. Ждем.

****

1981 год

Казахская ССР

Квартира Кунанбаева

– Ну! И куда ты? – Поинтересовался Тимур.

– В ВДВ! – Глаза Архата заблестели, он чуть не подпрыгнул на табурете от удовольствия. – Ата сказал, что договорился.

– Вот твоя и мечта исполнилась бала! – раздался голос апы. Она такая же маленькая, но теперь по пояс Архату. Парень возмужал и вырос, в свои 18 лет он был похож на крепкий дуб: сильные руки, накаченное тело и огромная копна волос цвета спелой пшеницы. Его карии глаза горели при слове ВДВ.

Тимур усмехнулся, глядя на его энтузиазм. Он помнил Архата совсем мальчишкой, гоняющим мяч во дворе. А теперь вот – десантник.

– Ну-ну, не спеши радоваться, – сказал Тимур, стараясь придать голосу серьезность. – В ВДВ не сахар. Там пахать надо, как конь.

– Я готов! – Архат выпрямился, словно струна. – Я всё выдержу!

Апа подошла к сыну и погладила его по щеке. В её глазах стояла тревога, но она старалась не показывать её.

– Береги себя, бала, – тихо сказала она. – Пиши нам.

– Обязательно, апа! – Архат обнял её крепко. – Я вас не подведу!

Тимур хлопнул Архата по плечу.

– Ладно, боец, собирайся. Завтра рано утром отъезд. И помни, главное – не геройствовать, а думать головой.

Архат кивнул, его глаза горели решимостью. Он знал, что его ждет нелегкий путь, но он был готов к нему. Мечта звала его, и он не собирался отступать. ВДВ! Эти три буквы звучали для него как гимн, как символ мужества и отваги. И он, Архат, станет частью этой легенды. Ведь не зря он старался все эти годы, после встречи с пумой он решился быть батыром, солдатом. А космос подождет. Да и девчонки тоже. Но, Айгуль, Архат, зажмурился, младшая сестра Тимура. Ходит за ним хвостиком, они уже встречались и гуляли, под взглядом брата. Его сердце ещё чаще забилось.

– Я тебе пирога на дорожку испекла!– Прошептала апа.

– Самый лучший пирог тёти Клавы!– Неожиданно по русски сказал Тимур и вдруг поцеловал её руки.– Апа, вы самая лучшая!

– Тимур, Тимур!– Улыбнулась она и, поднявшись на цыпочки, потрепала его по голове.– А что с ним не идешь?

–А я туда!– Парень неопределенно махнул головой.– Там Марат и Кенес, а Борис поступил в МГУ.

– Разбросала вас судьба! – Улыбнулась женщина и вздохнула.– Будьте осторожны, что –то тревожно мне.

– Мы вернёмся! – Улыбнулся Тимур.– А пирог давайте мы съедим, ведь ваш пирог самый лучший во всем дворе, а с яблоками может унести на небо. – Улыбнулся парень.

– Спасибо, апа! – Архат обнял её, чувствуя тепло её рук. Он знал, что она волнуется, но старается быть сильной. Он не подведет её.

– Не заглядывайся на мою сестренку, десантник, – поддразнил он. – В армии тебе не до девчонок будет.

Архат покраснел, но ничего не ответил. Айгуль… Её большие карие глаза и длинная черная коса часто снились ему. Он обещал ей писать, и он обязательно напишет.

– Ладно, хватит болтать, – сказал Тимур, вставая. – Пойдем, помогу тебе собрать вещи. А пока давай попрощаемся с нашими.

Они вышли из дома. Солнце уже клонилось к закату, они остановили мотоцикл у гор, они окрашивали горы в багряные тона. Архат вдохнул свежий воздух, наполненный ароматом трав и полыни. Он прощался с родной землей, с детством, с беззаботными днями. Впереди его ждала новая жизнь, полная испытаний и опасностей. Но он не боялся. Он был готов.

Всю ночь Архат не мог уснуть. В голове мелькали обрывки воспоминаний: игры с Тимуром, рыбалка с атой, песни апы, смех Айгуль. Вот только аке словно отдалился от него, он больше был с апой, и атой. А Аке превратился, в тень. Вначале он был всегда рядом, а потом вдруг как то исчез. И однажды Архат услышал как он разговаривает с атой, что не он его бала, что не верит, другой он, русский, нет в нем крови казаха. Тогда ата врезал ему прямо за столом и стоял над ним с кулаками.– Твой это бала и больше не чей. Мой отец и мать 40 детей вырастили, из Ленинграда привезли и все стали его сыновьями и дочерьми. Вот только от тебя они все бегут, приедут в гости, а через день глаза опускают и уезжают. Сволочь ты стал, баем себя возомнил. Только это всё я заработал и всё поднял, и оставлю не тебе, а ему. Так что даже не думай.

Архату тогда было лет 15, он первый раз увидел ата в такой ярости. Аке перестал с ним разговаривать. Архат перевернулся на другой бок, комкая подушку. Слова ата до сих пор звенели в ушах, словно удар хлыста. "Сволочь ты стал, баем себя возомнил…" Аке после того случая словно окаменел. Он и раньше был немногословным, но теперь в его глазах поселилась какая-то вселенская усталость. Он уходил на работу до рассвета и возвращался, когда Архат уже спал. Они почти не виделись. Архат помнил, как пытался заговорить с ним, рассказать о своих успехах в учебе, о первой влюбленности в Гульнару. Но аке лишь кивал в ответ, не поднимая глаз от газеты. В его движениях чувствовалась какая-то отстраненность, словно он жил в другом мире, куда Архату не было доступа. Иногда, ночью, Архат слышал, как аке тихо плачет в своей комнате. Он подходил к двери, прислушивался, но не решался войти. Что он мог сказать? Как мог утешить человека, которого сам считал чужим? После ссоры с атой, аке стал еще больше времени проводить в городе. Он возвращался поздно, часто выпивший, и засыпал прямо в одежде. Апа раздевала его, укрывала одеялом и долго сидела рядом, глядя на его измученное лицо. Архат видел это и чувствовал, как в его груди поднимается волна то ли жалости, то ли злости. Он не понимал, что происходит. Почему аке так изменился? Почему ата так его ненавидит? И самое главное – почему он, Архат, оказался в центре этого водоворота чужих обид и разочарований?

В голове снова всплыли слова ата: "Не тебе, а ему". Значит, ата видел в нем, Архате, надежду. Надежду на что? На продолжение рода? На искупление грехов аке?

Архат вздохнул. Он не хотел быть ничьей надеждой. Он просто хотел, чтобы все вернулось на круги своя. Чтобы аке снова улыбался, чтобы ата не кричал, чтобы апа пела свои песни, а Айгуль смеялась. Но он знал, что это невозможно. Прошлое не вернуть. И ему придется жить с этим грузом, с этой тайной, которая разъедала его изнутри.

А сейчас он перебирал в руках старую фотографию, на которой они все вместе: он, маленький и худой, Тимур, чуть постарше, апа с доброй улыбкой и Айгуль, совсем ещё ребенок, с огромным бантом в волосах.

Под утро, когда небо начало светлеть, Архат встал и вышел во двор. Апа уже ждала его, держа в руках узелок с пирогом тёти Клавы.

– Вот, сынок, возьми, – сказала она, протягивая ему узелок. – И не забывай нас.

Архат взял узелок и крепко обнял апу.– Не забуду, апа, – пообещал он. – Я вернусь.

Тимур ждал его во дворе. Он был одет в свою старую кожаную куртку и смотрел на Архата с гордостью и тревогой.– Ну что, боец, готов? – Спросил он.

Архат кивнул.– Готов!

И вот военкомат и уже дорога в учебку.

****

1983 год

Афганистан.

Архат потянулся и сурово взглянул на молодых пацанов. Еще не обстрелянные, с глазами, полными неопределенности и страха. Он служил полтора года в ВДВ –и потом Афган. Кажется, что всё это – один большой бой за выживание, за каждую секунду жизни. Его миновало холера, вши, все болезни которыми переболели практический каждый. Словно судьба берегла его для чего –то большего. А эти пацаны, еще не знали, что такое настоящая война, но уже чувствовали ее запах – смесь пыли, крови и горечи потерянных друзей. Еще недавно он сам был молодым и горячим, полным надежд и мечтаний, а теперь – усталость и холод в сердце. В Афгане каждый день – как последний: тревога, страх, ожидание взрыва, крики. За плечами – сотни ночей в засаде, сотни бессонных часов под палящим солнцем и холодными ветрами. Здесь, среди гор и ущелий, каждый шорох мог стать последним.

– Товарищ сержант!– Раздалось у входа.– К командиру.

Он стоял перед своим командиром, который смотрел на него с тяжелым взглядом и грыз ручку – как будто пытался найти хоть каплю, сомнения в этом приказе, но его лицо оставалось жестким, – Кунанбаев, завтра со всей осторожностью, животом по горам. Вас доставит вертолет в точку и, как змея, проползти до этого каравана и захватить его, – он выложил перед парнем фото. Жуткий снимок: лицо обгоревшего человека с седыми волосами и шрамом, пересекающим щеку, – словно символ потерянной юности, сгоревшей в пепле войны, – это ценный кадр. Если он подохнет, нам всем головы не сносить. Это раз. И если не будет другого выхода, пристрели его. И себя тоже.– Капитан сказал это холодно, словно смерть – нечто обычное. Архат слушал приказ, ощущая, как внутри у него все сжалось. В душе – смесь гнева и отчаяния, ведь он понимал, что за этим приказом – реальность жестокой войны, где каждое решение – вопрос жизни и смерти. Лицо его оставалось непроницаемым, как стена, потому что он уже видел слишком много – потерянных товарищей, разрушенные судьбы, горечь утрат. Афганистан -это не только горы и ущелья, это еще и бесконечное ожидание смерти, когда каждый день – как последний. Там нет места слабости – только холод и решительность. И в каждом взгляде – страх, который нужно скрывать, чтобы не потерять лицо перед товарищами. Он привык к таким заданиям. Привык к риску, к смерти, витавшей в воздухе, как запах пороха после боя.– Есть, товарищ капитан. – Коротко ответил он, вытянувшись по стойке "смирно".

Капитан кивнул, отпуская его. Архат вышел из палатки, вдыхая сухой, обжигающий воздух Афганистана. Он посмотрел на горы, на их суровые, безжизненные склоны. Завтра ему предстоит ползти по ним, как змея, выслеживая свою добычу. Он достал из кармана сигареты и закурил. Дым обжег горло, но это помогало ему собраться с мыслями, успокоить нервы. Где же тот наивный Архат, сейчас закаленный в боях, он вдруг потерял ту наивность, которая была, тот глупый гонор и дурацкие шутки, которые вылазили из него как из дырявого мешка. Он стал батыром, он стал солдатом. "Мальчишка, значит», – подумал он, глядя на фото, которое ему дал капитан. – «Что такого ценного может быть в мальчишке с обгоревшим лицом и седой головой? Что -то знакомее в нём?»

Он не знал ответа, да и не хотел знать. Его дело – выполнять приказы. А приказы в этой войне часто были жестокими. Архат затушил окурок и направился к своей палатке. Нужно было подготовиться к завтрашнему заданию. Проверить оружие, снаряжение, запастись водой. И постараться выспаться. Хотя вряд ли это получится. В Афганистане сон всегда был неспокойным, тревожным. Война не давала забыться ни на минуту. Он вспомнил лица своих товарищей, тех, кто уже никогда не вернется домой. Их имена выбиты на камне, а в памяти – лишь обрывки воспоминаний, смех, шутки, истории, рассказанные у костра. Он затянулся сигаретой, выпуская дым в ночное небо. Звезды мерцали, словно напоминая о вечности, о том, что все проходит, и эта война тоже закончится. Но пока она здесь, он должен выполнять свой долг. «Старики», как их назвал капитан. Опытные бойцы, которым было только 20. Они, молча, сидели, чистили оружие, готовились к завтрашнему заданию. В воздухе висело напряжение, но никто не произносил ни слова. Они понимали друг друга без слов.

– Ну что, братишки, – нарушил тишину Архат. – Завтра идём.

– Знаем, – ответил один из парней, не поднимая головы. – Слышали про мальчишку. Говорят, он не простой. Тут слушок прошел, что какого-то разведчика ищут. Прям, всех подняли. Мне один «старик» сказал, что два года назад такая же кутерьма была.

– Капитан сам не знает, что за фрукт, – усмехнулся Архат. – Но приказано доставить живым. Или мертвым.

– Значит, будет живым, – отрезал «старик» – Мы умеем выполнять приказы.

Архат кивнул. Он знал, что может положиться на этих людей. Они не подведут. Он посмотрел на их лица, обветренные, закаленные войной. В их глазах он видел решимость, отвагу. Это были настоящие воины, верные своему долгу и своей стране.

Вертолёт нес их к цели, пронзая утреннюю дымку. Неожиданно вертолёт резко дернулся в сторону, словно его подхватила невидимая рука. Раздался резкий, пронзительный звук –тепловые ловушки. Вертолет затрясся в конвульсиях, лопасти взбесились, и вдруг, с оглушительным треском, фюзеляж лопнул, словно перезревший плод. Архат, словно пушинка, вылетел из разорванной утробы машины и, кувыркаясь в воздухе, оказался на склоне горы, с глухим стуком пропечатавшись к каменистой земле. Боль пронзила тело, но адреналин заглушил. Он лежал, оглушенный, чувствуя вкус крови во рту и запах горелого металла в воздухе. Вокруг него, словно разбросанные игрушки, лежали обломки вертолёта и тела его товарищей. Тишина, звенящая в ушах, была страшнее любого взрыва. Он выжил. Но какой ценой? Он захрипел и попробовал подняться, тело взорвалось болью, и он потерял сознание.

– Сарбуланд это твоя добыча забирай его!– Раздался голос на дари. Архат с трудом открыл глаза, он был окружен моджахедами. Высокий, кареглазый душман носком сапога, пнул его. – Давай забирай, после того как мои, устроили, желание нет. Али иди сюда!

Архат услышал звон железа и тяжелое дыхание и запах, запах разложения. Этот запах исходил от того мальчишки с фото. У него были дикие от боли глаза, он был закован и ножными и ручными кандалами, его худое, изможденное тело тряслось, видно было, что у него жар. Все морщились от вони, и отодвигали его от себя подальше рукоятью плети. Душман взял его за волосы и резко поднял голову, мальчик промычал и больше не звука. – Послушай, мой мальчик, напои, умой его, что бы к вечеру этот гяур бы готов встретить смерть свою.

Архат потерял счет времени. Он- то приходил в сознание, то снова проваливался в темноту. Каждый раз, открывая глаза, он видел, что по-прежнему привязан к ослу. Запах разложения был невыносим, а перед глазами маячили окровавленные щиколотки, скованные кандалами. Рядом, цепляясь за седло, бормотал по-русски этот парень. Архат отчетливо слышал бормотание: -Раз, два, три, раз, два, три, три, два, раз, разбежались все от нас. Дайте мне немного сока, вырастить из сока, сома. Сома отпущу я в реку, вот и будет у нас победа.– Архат решил, что парень попросту сошел с ума.

Внезапно раздался веселый крик, и к ним подбежал кто-то, смеясь и визжа. Он принялся обнимать парня, что-то возбужденно выкрикивая.

–Мардж, ты мне делаешь больно!– Прошептал парень на пушту. Он говорил очень тихо, но Архат расслышал каждое слово.

– Иди сюда!– Раздался голос, этого «веселого человека» утащили.

Вскоре их забросили в сарай. Парень, с трудом волоча ноги, вошел внутрь. Архат, приподняв голову, увидел, как от боли расширились его глаза. Крупная дрожь била его, а руки судорожно пытались оттянуть ткань от паха. Его просто втолкнули к соломе. Кандалы сковывали движения, и он рухнул на живот, издав хрип, в котором Архат уловил крик, заглушенный отчаянием.

Олег, все ещё дрожа, подполз к стене и, опираясь на неё, посмотрел на Архата. Тот решил пока наблюдать, хотя собственное тело разрывалось от боли, и хотелось выть. После нескольких часов пути у Олега осталась лишь одна цель – хоть как-то унять страдания. Эти сволочи, не до конца срезали кожу, и теперь она, свисая лохмотьями, касалась ткани, причиняя невыносимые мучения. Мардж что-то сунул ему в рот – какую-то таблетку, которую он проглотил, не разбирая. Боль немного отступила.

Собрав последние силы, парень попытался сесть. Голова кружилась, перед глазами плясали черные пятна. Он вцепился в стену, словно утопающий в соломинку, и медленно, с неимоверным трудом, начал подниматься, сантиметр за сантиметром, упрямо карабкаясь вверх. Добравшись до сидячего положения и прислонившись спиной к холодной каменной кладке, он ощутил, как новая волна боли пронзила его. Кожа на пенисе горела огнем, каждое движение отзывалось нестерпимой мукой. Висящая полоска кожи пульсировала в такт боли. Нужно было что-то предпринять. Он понимал: бездействие равносильно смерти от заражения. Но как? Как избавиться от этой проклятой кожи, не сойдя с ума от боли?

Вдруг его взгляд упал на инструменты, стоящие в дальнем углу сарая: мотыгу и лопату. Он подполз к ним. Мотыга была не слишком острой, но, возможно, этого будет достаточно. Он смотрел на лезвие, тускло поблескивающее в полумраке, и ужас сковал его. Сама мысль о том, чтобы прикоснуться им к своему телу, казалась невыносимой. Но страх смерти оказался сильнее. Времени не оставалось. Инфекция уже распространялась, лихорадочный жар пробирал до костей.

Собрав остатки воли в кулак, он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Руки дрожали, когда он поднес мотыгу к ране. Холодный металл коснулся воспаленной кожи, и он невольно вздрогнул. "Только бы не потерять сознание," – пронеслось в голове. Он сделал первый надрез. Боль пронзила его, на мгновение, лишив ориентации. Мир поплыл, звуки, словно ушли под воду. Но он не остановился. Отступить сейчас означало навсегда лишить себя возможности закончить начатое. Снова и снова он делал надрезы, медленно и мучительно освобождаясь от остатков кожи. Кровь заливала руки, смешиваясь с грязью и потом. Он кусал губы до крови, сдерживая крик.

Когда всё было кончено, он рухнул на землю, обессиленный и измученный. Боль была невыносимой, но он выжил. Теперь нужно остановить кровотечение и обработать рану, но сил почти не осталось. Он лежал на холодной земле, чувствуя, как жизнь утекает. Но в глубине души теплилась надежда – надежда выкарабкаться, надежда жить. Он попытался оторвать кусок от рубахи, но ткань была слишком грязной. Возле стены лежал старый мешок из-под зерна. Превозмогая боль, он дотянулся до него. Мешок был пыльным и пах плесенью, но сейчас это не имело значения. Той же мотыгой он разрезал его, разорвал на полосы и дрожащими руками попытался перевязать рану.

Кровь продолжала сочиться, пропитывая ткань. Этого недостаточно. Нужна чистая вода, чтобы промыть рану, но где её взять? В сарае не было ничего, кроме инструментов и старых вещей. Надежда начала угасать. И тут его осенило: собственная моча. Боль была нестерпимой, но выхода не было. Воду нескоро принесут, а о еде и вовсе можно забыть. Сегодня ничего не будет. Он сумел вытащить из мешка два сухаря и спрятал их в складках одежды. Сжав зубы, он попытался помочиться. Небольшая струйка потекла ему в руку, и он сразу же обмыл кожу вокруг раны. Боль сдавила горло и заставила вжаться в стену. Наконец, отпустило, и он сполз по стене. Обессиленный и измученный, Олег лежал на земле, чувствуя, как лихорадка с каждой минутой набирает силу. В ягодице пульсировала нестерпимая боль, и прикосновение к ране отзывалось гнойным жаром. Температура стремительно росла, и без антибиотиков ему не выжить. Где же их взять? Просить у Муджахада? Олег тяжело усмехнулся, представив эту абсурдную сцену. На мгновение она отвлекла его от мучений, но лишь на мгновение. Жар нарастал, лихорадка затуманивала сознание. Он попытался дотянуться до раны. С кандалами на руках это было непросто. Собрав последние силы, дрожащими руками, он взял кусок мешка, хоть что-то относительно чистое, и попытался очистить рану от гноя. Адская боль пронзала его, но он терпел.

Каждая попытка сходить в туалет превращалась в пытку, низ живота, диафрагма, руки и ноги горели огнем. Кожа на запястьях и щиколотках была содрана до крови. Все тело превратилось в сплошной очаг боли. Он должен выжить. Внезапно мир померк, и Олег потерял сознание.

Архат, стараясь не издать ни звука, наблюдал за Олегом. Парень, словно раненый зверь, пытался зализать свои раны. В его глазах плескалась нечеловеческая боль, но и упрямая воля к жизни. Архат знал эту волю. Она была в каждом, кто попадал в руки душманов. Кто-то ломался сразу, кто-то держался до последнего. Этот, судя по всему, принадлежал ко вторым.

Его собственное тело горело, но сейчас не время думать о себе. Архат начал осматривать сарай. Стены были сложены из грубых камней, скрепленных глиной. Сквозь щели в крыше пробивались лучи солнца. В углу валялись старые тряпки и солома. Солому можно подстелить, чтобы не так мерзнуть. Силы покидали его. Архат рухнул на пол, спина горела огнем, тело казалось набитым паклей, а конечности едва слушались. Голова гудела, но он понимал: нужно действовать. Превозмогая боль, он пополз обратно к парню.

И тут его осенило. Мазь! Та самая, что прислала ата. Она писала, что её подруга работает в Институте им. Вишневского и раздобыла опытный образец, присланный из Харькова. Зная, что внук её подруги служит в Афганистане, она поделилась с ней чудодейственным средством. "Левомеколь", кажется, так называлась мазь. И правда помогает, раны мгновенно затягиваются.

Но здесь… Архат поморщился от боли. Он подполз к парню, который лежал на боку, осторожно нанес мазь на содранные запястья и щиколотки и с трудом сел. Ягодица была разрезана, из раны выливалась сукровица и гной. По-хорошему, нужно зашивать, но где он возьмет иголку и нить? Как можно осторожнее Архат нажал на рану, и из нее, хлюпая, потек гной. Парень застонал. Архат замер, боясь, что их услышат. Тихий, слабый стон едва слышен. Он продолжил осторожно выдавливать гной из раны, стараясь не причинить парню ещё большей боли. Когда гной перестал сочиться, Архат, нанес мазь на ягодицу. Случайно отодвинув её, он похолодел от ужаса: анальное отверстие парня было в крови и гное, парень дико закричал. Вздрогнув, Архат отпрянул, прислушиваясь, не идет ли кто. За дверью царила тишина. Поняв, что только навредит, если парень не даст себя осмотреть, Архат принялся за себя. – когда он упал, его посекло о скалы. Порезы были на ногах и руках. Странно, почему его не обыскали толком: забрали оружие, но не проверили карманы. Внутренний карман рубахи, который он пришил сам, остался незамеченным. Там он хранил мазь и таблетки. "Самое ценное всегда при себе," – подумал Архат. Кажется, там был и антибиотик. Поморщившись, он достал таблетки. "Так и есть, молодец, Архат! Апа советовала пить антибиотики раз в три недели, на всякий случай." Он достал одну таблетку и засунул её за щеку парню. Неловкое движение – и Архат потерял сознание.

Он очнулся от холода. Тело ныло, но сознание было ясным. Архат лежал на полу сарая, рядом с Олегом. Парень всё ещё был без сознания, но дышал ровно. Осторожно ощупав его лоб, Архат почувствовал, что температура немного спала. "Кажется, антибиотик начал действовать," – с облегчением подумал он. Осторожно натянул на парня штаны. "Когда придут, их заинтересует, чем это я тут занимался:, мазь… Лучше подстраховаться." Он отполз к соломе и зарылся в неё. Сил тащить парня просто не было, да и ползти к нему тоже – все силы ушли на то, чтобы помочь ему. Молчание прерывало только тяжелое дыхание парнишки, словно он задыхался в собственных мучениях.

Дверь с лязгом распахнулась, и Архат заметил едва уловимую дрожь в теле Олега, хотя тот оставался без сознания. В комнату вошел невысокий моджахед. Лицо его, отмеченное шрамом, было красивым и жестоким, а волосы черными, как смоль. Он приблизился к Олегу и с силой надавил сапогом на его ягодицу.

– Просыпайся, солнышко ясное! – Прошипел моджахед по-русски, и в голосе его сквозил ледяной садизм. Он нанес удар в живот. Олег вскрикнул, инстинктивно пытаясь защититься, но Азам не дал ему опомниться, обрушив следующий удар в пах. Олег захрипел, пронзенный невыносимой болью, и пришел в себя. С трудом приподнявшись, он тяжело дышал.

– Так, солнышко проснулось! Скоро выходим, а ты его не приготовил, – Азам кивнул в сторону Архата, притворявшегося бесчувственным.

Олег с трудом сфокусировал взгляд на мучителе. Голова кружилась, но острая боль словно отступила, притупилась, оставив лишь тупую пульсацию.

– Я там водички принес, так что займись делом, а то разлегся как барин. Вперед, ублюдок! – взревел Азам и снова ударил.

– Не надо… пожалуйста… Я сделаю всё… только не бей… Прошу. – Прохрипел Олег, задыхаясь, и в голосе его звучала отчаянная мольба.

Но Азам не слушал. Удар обрушился снова, и Олег застонал, словно его душили. Он попытался подняться, но силы покинули его, и он рухнул на пол, словно марионетка, лишенная нитей. Его тело – словно раненый зверь, разрываемый болью изнутри. Он сумел с трудом подняться, но Азаму не понравилось, что он делает это слишком медленно. Новый удар – и Олег летит на пол, рядом с Архатом, и боль взрывается в голове. Он вцепился в руку, чтобы не закричать.

– Скоро вернусь, чтобы всё было готово! – прорычал Азам, хотя и не собирался возвращаться. Он подошел к Олегу и схватил его за волосы. – Ты слышал, скотина? Я не слышу ответа! Мой господин… я слышал тебя. Ну!

Архат увидел, как лицо Олега исказилось в злой ухмылке, как сжались его кулаки. Неожиданно Олег повернулся и посмотрел на Азама.

– Мой господин, я слышал тебя! Я слышал тебя, трус и сволочь! – прошипел он, пытаясь подняться.

Олег вдруг не выдержал. За поясом Азама он увидел нож. –«Сейчас все закончится, нужно только сделать шаг.»

Азам, обуянный яростью, обрушил на Олега град ударов. Кулак врезался в живот, а следом посыпались удары ногами. Олег дико закричал, но, собрав последние силы, нанес ответный удар по ногам Азама. Тот, потеряв равновесие, рухнул на землю, взвизгнул от неожиданности, вскочил и выхватил пистолет из кобуры

Олег, сплевывая кровь, с трудом приподнялся и испепелил Азама взглядом, полным ненависти.– Давай, стреляй! – прохрипел он, вызывающе глядя в глаза. – Трус!

Азама затрясло от ярости. Кровь прилила к лицу, в глазах плескалась ненависть, смешанная с животным страхом. Он не привык к такому неповиновению, тем более – к открытому вызову. Палец судорожно дернулся на спусковом крючке.– Ты… ты пожалеешь! – прорычал он, он ненавидел Олега. Еще минуту назад Олег практически сломался, но Азам был во власти садистического удовольствия и не услышал. А мог бы и воспользоваться. А сейчас, глядя в горящие ненавистью глаза Олега, его охватила паника.

Парень усмехнулся, сплюнув кровь на грязный пол.– Что, зассал? – прохрипел он. – Думал, я буду молить о пощаде? Сломаюсь? Ошибся, ублюдок.– Азам, окончательно потеряв контроль, взревел и выстрелил. Пуля порвала мочку уха. Олег даже не вздрогнул. Он продолжал прожигать Азама взглядом,– промахнулся, трус? – Прошипел он. – Давай, попробуй ещё раз.

За дверью раздались встревоженные голоса. Азама это словно отрезвило.– Всё в порядке! – крикнул он в ответ и вдруг ухмыльнулся. – Мы ещё вернемся к этому разговору, и ты узнаешь много нового, обещаю. А сейчас…

Он обрушил сокрушительный удар ногой в лицо Олега. Тот вскрикнул и рухнул на землю. Кровь хлынула, заливая лицо, каждая клетка тела взорвалась от дикой боли, он лежал, открыв рот в беззвучном крике. Лишь хриплое дыхание выдавало его страдания. Архат попытался подняться, но осознал, что не может пошевелить ни единой конечностью, и даже голос с трудом вырывается из глотки.

Олег, глотая воздух, с трудом вытер кровь с разбитого лица. Азам, ухмыляясь, пнул его ногой в бок.

– Лежи, падаль. Подумай над своим поведением. Завтра поговорим.

Он окинул взглядом сарай, словно прикидывая, кого ещё можно унизить. Его взгляд задержался на Архате, зарытом в соломе. На лице Азама мелькнула тень сомнения, но он быстро отмахнулся от нее. "Придурок, наверное, просто вырубился от страха." – Подумал он и, сплюнув на землю, вышел, с грохотом захлопнув дверь.

В сарае воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Олега. Он лежал на полу, свернувшись калачиком, его тело била дрожь. Кровь продолжала сочиться из разбитого лица, смешиваясь с грязью на полу. Собрав последние силы, он попытался приподняться, но резкая боль пронзила тело. Зажмурившись и стиснув зубы, он замычал, когда сломанные зубы отозвались резкой болью. Превозмогая себя, он всё же перевернулся. Взгляд Олега упал на Архата.

– Эй! – Архат выдохнул это слово с трудом, каждое движение груди отзывалось болью. – Ты жив?

В ответ – лишь кривая усмешка, промелькнувшая на окровавленном лице.

– Пока… да, – прохрипел Олег. Звук был похож на скрежет ржавого металла, и от него по спине Архата пробежал неприятный холодок.

– Кто ты? – Архат с трудом сфокусировал взгляд на измученном лице. Олег молчал, и в его взгляде было что-то такое, что заставляло кровь стынуть в жилах. Отчаяние подкрадывалось незаметно. Он, десантник, прошедший через десятки операций, оказался в ловушке, раненый и беспомощный, в компании с этим… призраком.

Олег, шатаясь, поднялся и доковылял до двери. Схватив кувшин, он едва не упал, но удержался. Опустившись на колени перед Архатом, он протянул ему воду. Каждое движение давалось ему с видимым трудом, кувшин в его руках дрожал. Он стал оглядываться

– Платок… – прошептал Архат. – В рубахе. Он понял, что Олег ищет что-то, не знает, как напоить его. Олег вытащил платок, и вместе с ним выпала фотография. Взгляд Олега мгновенно изменился. Перед Архатом сидел уже не измученный мальчишка, а холодный, четко мыслящий и спокойный мужчина.

– Вы за мной? – Голос звучал твердо, как закаленная сталь. Архата передернуло.

– Да!

Олег усмехнулся.– Вас будут пытать. Орите так, чтобы вас слышали на той стороне океана. Твердите, что у вас простая операция, притворитесь идиотом. Говорите байки и нелепицы, что вас забросили в поисках заблудшей коровы.

Архат опешил. Этот резкий переход, от затравленного зверька к хладнокровному воину, сбил его с толку. "Что за чертовщина здесь творится?" – пронеслось в голове.– Кто ты такой? – Спросил он, уже более уверенно.

Олег проигнорировал вопрос. Он намочил платок в кувшине и, не говоря ни слова, поднес его к пересохшим губам Архата. Вода была затхлой, но казалась нектаром.

–Слушай внимательно, – прошептал парень, отстраняясь. – У нас мало времени. Они скоро вернутся. Ты должен сыграть роль. Роль полного идиота. Никаких признаков подготовки. Ты обычный, необученный солдат. Понял?

Архат кивнул, чувствуя, как в голове роятся вопросы. Но сейчас не время. Нужно выжить.

– Пытки… – мальчик замолчал на мгновение, словно собираясь с духом. – Они будут жестокими. Не выдай себя. Кричи. Кричи так, чтобы они поверили, что ты сломлен. Но внутри оставайся собой. Помни, кто ты есть. – Он снова усмехнулся, и эта усмешка была ещё более пугающей, чем его прежний, безумный взгляд.

В следующее мгновение он снова превратился в испуганного мальчишку, с трудом удерживающего кувшин в дрожащих руках

И единственный, кто хоть что-то знает, – этот странный парень, который, возможно, и сам не до конца понимает, что происходит. Да какой он мальчик? Они ведь ровесники.

В сарае снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Архата и тихим стоном парня. Архат знал, что времени осталось мало. Нужно готовиться. Нужно сыграть свою роль. Иначе он не выживет. Вдруг он услышал странные звуки. С трудом приподняв голову, Архат увидел, как парня бьют судороги. Он задыхался, бился головой об пол, хрипел. Архат, превозмогая боль в ноге, подполз к нему и навалился на тело. Через несколько мучительных минут всеё прекратилось.

– Не надо, не бейте, не надо, я всё скажу, всё, – прохрипел парень, и вдруг Архат был отброшен в сторону, словно пушинка. Он ошеломленно наблюдал, как парень, словно кошка, взлетает на ноги и тут же оседает от боли. Вот теперь он увидел его настоящее лицо – лицо профессионала, даже в кандалах. Архат застонал. Нога горела огнем.

– Сейчас они придут! – прохрипел парень. – Первый вопрос: какое у тебя задание. Постарайся убедить их. И живи, понял? Назло им живи и за меня. Скажи… скажи, что ничего не помнишь. Что потерял память. Что ты просто испуганный мальчик, который хочет домой. А в голове придумывай что угодно: стихи, песни… делай что хочешь, но мозг должен работать. Понял?

Архат кивнул. Парень закашлялся, его снова забила дрожь. Дверь в сарай распахнулась. Азам подошел к парню.– Задергался, – констатировал он и пнул его в бок. Парень захрипел, из носа потекла кровь. – Эй, воды принесите. -Азам достал плетку и принялся охаживать парнишку. Тот хрипел, извивался под ударами, а моджахед явно развлекался. Принесли два ведра воды, вылили на парня. Он затих. -Так, ну привет! Меня Азам зовут! А тебя как? – по-русски спросил Азам, подходя к Архату.

– Не помню! – пискнул Архат. – Кажется, Миша… а нет, Темурлан.

Азам ошарашено уставился на него. Его лицо исказилось гримасой отвращения.– Темурлан, значит? – протянул он, словно пробуя имя на вкус. – Ну, Темурлан, сейчас мы тебе память вернем. Он кивнул кому-то за спиной, и двое других моджахедов, с лицами, обветренными солнцем и прожженными войной, шагнули вперед. Один из них держал в руках палку, толщиной с руку Архата.– Ну что, Темурлан, готов вспомнить, кто ты такой? – спросил Азам, и в его голосе не было ни капли сочувствия. Только холодная, расчетливая жестокость.

Архат сглотнул. Он посмотрел на лежащего в луже крови и воды парня, на его искаженное болью лицо. "Живи, назло им живи и за меня," эхом отдавались в голове его слова.

–Я… я не знаю, кто я, -пролепетал Архат, стараясь, чтобы голос звучал как можно более испуганно. – Я просто хочу домой.

Азам усмехнулся. -Домой? А где твой дом, Темурлан? Ты помнишь?

Архат покачал головой.– Нет… не помню.

– Ну, ничего, мы тебе поможем вспомнить. – Пообещал Азам и кивнул одному из моджахедов с палкой.

Тот подошел к Архату и замахнулся. Архат зажмурился, ожидая удара. В голове промелькнула мысль: "Стихи, песни… думай, думай, думай!"

– Азам, что ты делаешь?-Рраздался голос высокого моджахеда. – Заканчивай. Нам утром выходить. Али к стене прикрепи, а то опять что-нибудь устроит.

Архат смотрел, как парнишку заковывают цепью и приковывают к стене. «Кто же он такой, что его боятся и приковывают цепью на ночь?» – Промелькнуло в голове у Архата. Он провалился в забытье.

– Мама, мама, пить! – Жалобный, болезненный голос вырвал Архата из забытья. – Пить, пить…

Архат открыл глаза. В сарае стояла непроглядная тьма. Холод пробирал до костей.– Пить, пить! Больно, больно, мама, мамочка!

Вдруг раздался писк. Архат увидел мышь, сидящую прямо перед ним. Она смотрела ему в глаза, полные мольбы. Это было странно и даже жутко. Мышь снова пискнула и исчезла в темноте, чтобы тут же появиться вновь. Она металась из стороны в сторону, словно пытаясь что-то сказать.

Наконец, Архат решился. Он пополз к силуэту парня, прихватив с собой кувшин. Пытаясь нащупать голову, он случайно коснулся раны на плече.

– Нет, не надо! – Раздался дикий крик, и мальчишку словно подбросило. – Не надо, не надо!

– Да заткнись ты! Это я! – Прошипел Архат. – Я просто хотел помочь. Ты просил пить.

Парень затих, тяжело дыша. В темноте Архат не мог разглядеть его лица, но чувствовал, как того бьет дрожь.

– Ничего, ничего…

Архат почувствовал, как холодная рука парня забрала кувшин. Послышалось бульканье.

– Я… я такой же, как и ты, – осторожно произнес Архат, пододвигая свою ногу ближе.

Парень шумно сглотнул, возвращая кувшин. Тишина снова наполнила сарай, нарушаемая лишь их прерывистым дыханием.

– Какой же? – Прошептал парнишка, в его голосе пробилось любопытство.

– Не знаю, – честно ответил Архат. – Помню только обрывки. Кажется, я воин… или был им. А ты? Как ты здесь оказался?

– Ты молодец! – Архата пробрало от этого голоса, словно перед ним говорил офицер.

– Ты кто по званию? – Вдруг спросил он.

Олег засмеялся. Смех был страшный.– Не имеет значения. Мы сейчас не играем в бирюльки, товарищ сержант. Играйте свою роль, она у вас хорошо получается. – Он застонал и, судя по шороху, сполз по стене.

– Ты хоть имя назови! А то мне сказали, что мальчишку надо забрать.

Снова раздался тяжелый смех.

– Олег.

–Архат!

– Странно.

– Что именно?

– Имя казахское.

– И что? – Удивился Архат.

–Я думал, ты русский.

– Сколько тебе лет? -Архат наконец решился спросить. Ему было интересно, сколько лет этому странному человеку, чье настроение менялось как калейдоскоп.

Олег снова засмеялся. "Там, в яме, Мардж тоже интересовалась возрастом. Странно, что и этот сержант спрашивает, словно нет других, более важных вещей, о которых стоит думать. А вдруг это враг?" Но он сам видел, как вертолет взорвался от попадания ракеты, и его выбросило прямо на уступ. Ему повезло: высота была небольшой, а уступ оказался без камней. Но видно, что парню плохо. Сейчас ему нужно хотя бы немного поспать, пусть урывками. Неважно, что он не может отодвинуться, чтобы подложить хоть какие-то тряпки. Он лежит на теплой земле, а не на холодных камнях. Земля под ним согрелась, и это хоть немного успокаивает тело. Одежда мокрая просохла на воспаленном теле.– Мне двадцать, – Прошептал Олег, сглатывая и пытаясь хоть как-то повернуть ошейник, чтобы цепь не попадала в лицо, которым его приковали к стене. Цепь загремела, и Архат поморщился, а потом понял, о чем речь.

– Двадцать лет! Значит, два года назад тебе было восемнадцать, когда ты в плен попал? – прохрипел он. – Тебя столько искали, всех подняли…

В сарае снова повисла тишина, но теперь она была другой – напряженной, наполненной недосказанностью. Олег молчал, потрясенный услышанным. Он думал, что про него забыли, а сейчас, пытаясь сдержать слезы счастья, понимал, что всё было не зря. Архат уже подумал, что не дождется ответа, когда парень, словно выплевывая слова, проговорил:– Мне хоть немного надо поспать. Хоть чуть-чуть. И сам поспи, силы будут нужны, – прошептал он и сполз по стенке. -Ты что-то сделал, что мне легче?

– Они не обыскали. У меня была мазь и антибиотик. Я всегда с собой ношу, на всякий случай.

Архат услышал глухой стук – это голова парня ударилась о землю. И тут же его самого поглотила черная пустота.

Прикосновение вырвало Архата из забытья. Над ним, в призрачном свете, склонились двое молодых афганцев. Одурманенные, они что-то неразборчиво бормотали, принимаясь раздевать его. Внезапно тишину разорвал мерзкий, хлюпающий звук – голова одного из них взорвалась, словно перезрелая тыква, обдав все вокруг ошметками. Второй, с истошным воплем, бросился бежать из сарая, спасаясь от неминуемой смерти.

В бледном лунном свете Архат увидел Олега. Тот, тяжело дыша, стоял на коленях, скованный цепью. Шаги заставили Олега очнуться. Открыв глаза, он сразу понял намерения этих двоих. Стараясь не шуметь, он осторожно отсоединил лопатку от мотыги – это он сделал заранее, незаметно, бросив рукоятку в угол, когда Архат был без сознания. Олег планировал ночью разбить цепь и сбежать, он увидел дыру в стене. Сейчас же он притаился. Когда оба склонились над Архатом, Олег оттолкнулся руками от земли и, встав на колени, со всей силы метнул своё оружие в голову ублюдка, словно пращой. Снаружи доносился дикий, нечеловеческий визг. Не выдержав мучительной боли, Олег рухнул на пол, погружаясь в темноту. Архат затаил дыхание. В лунном свете он разглядел лопатку от мотыги, её острие было в крови. Но как? Как это возможно? Неужели Олег успел незаметно от него отсоединить лопатку и бросить её с такой силой, что голова афганца разлетелась вдребезги?

В сарай вошёл тот самый кареглазый. Он окинул взглядом труп, Олега и Архата, а затем молодого душмана, которого приволокли в сарай.

– И как он мог его ударить? И чем? Он же валяется, как дохлый, а второй вообще двигаться не может. Что ты выдумываешь? Опять наркотиков нажрались, уроды! – Рявкнул Муджахад и, пинками выгнав парня из сарая, захлопнул дверь.

Архат услышал тихий смех со стороны Олега и приоткрыл глаза. Олег лежал, скрючившись, но на его губах играла слабая улыбка.

– Ты… ты как? – прохрипел Архат.

Олег с трудом приподнялся на локте.

– Жив… пока, – выдохнул он. – Видел его лицо? Когда башка взорвалась? Это было… красиво.

Архат поморщился. Красивого в этом было мало, но он понимал, что для Олега это был глоток воздуха, шанс на выживание, пусть и такой жестокий.

– Ты чем его? – спросил Архат.

– Мотыга там, в углу была, – Олег кивнул в сторону темного угла сарая, – она мне понадобилась, хотя… – Олег посмотрел на Архата так, что тот ошарашено, уставился на него. – Ты и так все видел, – прохрипел он. – Они не заметили её, когда меня приковывали. Я убрал ручку.

Тишина снова наполнила сарай, но теперь она была пропитана не только напряжением, но и каким-то диким, первобытным торжеством. Но в этой войне, в этом аду, другого выбора у них не было.

– Что теперь? – спросил Архат.

Олег закрыл глаза.

– Надо поспать. Хоть немного.

Архат снова провалился в забытье, из которого его вывел стон парня.

–Ну же, Али, помолись! – Азам схватил Олега за шиворот и тряхнул, -мулла уже призвал к намазу. Вперед! Молись, я сказал!– Он силой заставил Олега опуститься на колени. К удивлению Архата, тот начал молиться: -Аллах Акбар! Пусть солдат, лежащий в этом сарае, сможет пройти свой путь. Дай ему сил и мужества. О, Всемогущий, я не прошу за себя, я прошу за него. Пусть его раны затянутся, пусть его дух не сломится. Пусть он вернется к своим близким, которые ждут его дома. Прошу, даруй ему эту возможность, даруй ему жизнь, о, Милосердный

Искренность в голосе Олега, его боль, были настолько ощутимы, что даже Архат, привыкший к жестокостям войны, почувствовал, как в его сердце шевельнулось что-то странное. Когда молитва закончилась, тишина вновь окутала сарай, словно плотное покрывало, скрывающее боль и надежду. Архат, наблюдая за Олегом, почувствовал, как в нем пробуждается давно забытая искра сострадания, казавшаяся почти невозможной в этой жестокой войне.

Азам замер, ошеломленный. Молитва звучала искренне, но слова казались чудовищным кощунством в устах пленника, да еще и русского. Ярость мгновенно вспыхнула в нем. -Что ты несешь, гяур?! – взревел Азам, отшвырнув Олега. Тот рухнул на землю, закашлявшись. -Ты смеешь осквернять имя Аллаха, скотина?!– Азам выхватил из-за пояса кинжал и замахнулся на Олега. Архат, наблюдавший за происходящим сквозь узкую щель приоткрытых век, почувствовал, как внутри все похолодело. Он должен что-то сделать. Но что? Он был совершенно беспомощен.

Внезапно дверь сарая распахнулась, и в проеме появился Муджахад. Его лицо было мрачнее тучи. -Азам! Что здесь происходит?! – Прорычал он.

Азам замер с поднятым кинжалом, опустив руку. -Этот пёес… он молится! – прошипел он, указывая на Олега.– Он оскверняет мусульманскую веру!