Сладкий яд твоего соседства

Пролог

* * *

– ЛИКА —

– Лика, тебе пора домой, – заявил Богдан.

И во мне заиграло коварное вино. Я отставила бокал на столик, медленно поднялась с кресла и подошла к нему. Богдан сидел в кресле, смотрел на огонь, и, кажется, даже не ожидал, что я осмелюсь подойти так близко.

Прежде чем он успел что-то сказать, я забрала у него бокал, поставила рядом с моим, а потом… потом просто забралась к нему на колени.

Он напрягся. Весь. Каждый мускул его тела стал твёрдым, как камень. Я положила руки на его плечи и ахнула про себя – о, какие же они у него широкие и сильные! Под тонкой тканью рубашки чувствовалась упругая мощь.

– Ты что творишь? – его голос прозвучал низко, почти предупреждающе.

Но я уже не могла остановиться. Я наклонилась к нему так близко, что наши губы почти соприкоснулись, и прошептала:

– Ты слишком напряжён. Позволь себе расслабиться, Богдан.

Мои пальцы скользнули по его бицепсам, почувствовав каждую выпуклость, каждую линию. Я не могла не восхищаться, он был идеален. Настоящий мужчина, сильный, уверенный, тот, кто не боится работы и умеет делать всё своими руками. Ммм… Сказка.

– Ты помог мне с насосом, – прошептала я, глядя ему в глаза. – Ты приготовил этот ужин. Ты… ты восхитителен, Богдан.

И вот тогда я почувствовала это. Подо мной, между нашими телами, что-то изменилось. Он возбудился. Я ощутила твёрдую, мощную плотность его члена, упирающегося в меня. Он был большим, твёрдым… и очень ощутимым.

Я немного поёрзала на его коленях, как будто пытаясь устроиться удобнее, но на самом деле наслаждаясь тем, как он реагирует на каждое моё движение.

Он вдруг шумно втянул в себя воздух и прикрыл глаза, словно сдерживал себя.

– Скажи честно, – прошептала я ему прямо в ухо, чувствуя, как он задрожал от моего дыхания. – Ты хочешь меня, м?

И прикусила за мочку его уха.

Он не ответил. Но его руки вдруг обхватили мою талию, крепко, почти властно. И в его глазах, которые всего мгновение назад были закрытыми, теперь пылал огонь – дикий, неконтролируемый и очень, очень притягательный.

И я поняла – я разбудила зверя.

Его губы нашли мои внезапно, без предупреждения – это был не поцелуй, а захват. Жёсткий, властный, почти яростный. В нём не было нежности, только чистая, необузданная жажда. Он заставлял, подчинял, подавлял – и, чёрт возьми, мне это дико понравилось.

Я вцепилась пальцами в его густые волосы, чувствуя, как всё внутри меня плавится и трепещет.

А потом его руки сжали мои ягодицы – сильно, почти до боли, заставив меня ахнуть прямо в его рот. Он оторвался от моих губ, дыхание его было тяжёлым, прерывистым. Глаза горели тёмным огнём.

– Ты играешь с огнём, девочка, – прорычал он низко, хрипло, словно не человек, а зверь говорил. – Уходи, Лика. Живо. Или я за себя не ручаюсь.

Я замерла, всё ещё сидя у него на коленях, вся дрожа от его поцелуя, от его рук на мне, от этого внезапного, грубого предупреждения. Но вместо того чтобы испугаться, я рассмеялась – тихо, с вызовом.

– А если я не хочу уходить? – прошептала я, проводя пальцем по его нижней губе, всё ещё влажной от нашего поцелуя. – Что тогда, Богдан? Ты покажешь мне, на что способен? Или, быть может, накажешь меня, такую вредную?

Он сжал челюсти, и я увидела, как напряглись мышцы на его шее. Он боролся с собой – это было видно. Но его руки всё ещё держали меня, не отпуская.

– Анжелика… – его голос прозвучал как предостережение, но в нём уже была трещина. Трещина, в которую я тут же проскользнула.

– Я не девочка, Богдан, – сказала я твёрдо, глядя ему прямо в глаза. – И я знаю, чего хочу. И сейчас я хочу тебя. Очень сильно.

Он застонал – низко, почти животно – и снова притянул меня к себе, но на этот раз его поцелуй был не таким яростным. В нём была та же страсть, но теперь в ней проскальзывала капитуляция. И это было даже лучше.

И я не стала ждать. Мои пальцы скользнули вниз, к его джинсам, к той твёрдой, напряжённой выпуклости, что пульсировала под тканью. Я провела ладонью по ней, очень медленно, чувствуя, как он вздрагивает под моим прикосновением.

– Возьми меня, Богдан, – выдохнула я, глядя ему прямо в глаза, полные тёмной бури. – Возьми меня…

И прежде чем он успел ответить, я сбросила с себя верх платья. Ткань соскользнула, обнажив грудь – упругую, высокую, подставленную ему как вызов.

Он ахнул, не ожидал, не был готов. Его взгляд прилип к моей коже, загоревшей в свете камина.

– Ты сумасшедшая… – прошептал он, голос сломанный, хриплый. – Я же не остановлюсь, Лика… Лучше уходи… Умоляю тебя… уходи…

– Нет, – отрезала я, уже не играя и не шутя. Всё во мне горело – и вином, и желанием, и этой внезапной, жгучей смелостью. – Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Здесь. Сейчас. Ну!

И это «ну» прозвучало как приказ. Как мольба. Как единственное, что имело значение в эту секунду.

Он замер на мгновение, будто пытаясь собрать остатки самообладания. Но его руки уже дрожали. Его дыхание уже было неровным. И когда он, наконец, двинулся, это было не как человек – а как стихия.

Не разрывая взгляда, он прижал к себе так сильно, что я почувствовала каждую мышцу его тела против своей.

Его губы снова нашли мои, но на этот раз в его поцелуе была не злоба, а чистая, неудержимая потребность.

– Лика, – просто сказал он моё имя. И в этом одном слове было всё – предупреждение, обещание, и признание того, что точки возврата не будет. – Ещё раз прошу…

– Чем больше просишь, тем сильнее я хочу ощутить тебя в себе… – заявила нагло, дерзко, чуть насмешливо.

Его губы обожгли мне кожу – жадные, властные, не оставляющие шанса на сопротивление.

Он припал к одной моей груди, затем к другой, и каждый его поцелуй, лёгкий укус, каждое движение языка заставляли меня вздрагивать и терять рассудок.

Его руки – чуть шершавые, рабочие – сжимали мою талию, бёдра, ягодицы, оставляя на нежной коже следы, которые я чувствовала даже сквозь туман желания.

Я плавилась. Теряла связь с реальностью. И тогда, едва переводя дыхание, приподнялась и стянула с себя кружевные трусики. Я подняла их над головой, демонстративно, вызывающе, и бросила на пол.

Богдан шумно сглотнул. Его взгляд пылал.

Не теряя инициативы, я принялась расстёгивать его рубашку. Пуговицы поддавались с трудом, мои пальцы дрожали, но вот она распахнулась – и я ахнула. О боже… Какое тело! Рельефное, загорелое, с шрамами, которые только добавляли ему дикой мужественности.

Я сползла с его колен, сбросила платье на пол и осталась перед ним совершенно обнажённой, уверенная, готовая, ждущая.

Как же Богдан на меня смотрел… Ммм… Он готов был меня сожрать, поглотить всю и разом.

Я медленно опустилась на колени и взялась за его ремень. Пряжка звякнула, молния расстегнулась…

И вот он – большой, твёрдый, идеальный. Я не сдержала восхищённого шёпота:

– Вот это да…

Мои пальцы дрожали, когда я обхватила его. Он был горячим, пульсирующим, почти пугающим в своей мощи.

– Лика, – его голос прозвучал хрипло, почти как предупреждение. – И всё-таки… Ты должна уйти…

Я подняла на него взгляд – дерзкий, без тени сомнения, распустила свои волосы, позволяя им каскадом упасть на плечи и спину.

Он вздохнул. Сокрушённо.

– Нет, – был мой ответ, и я стянула с него джинсы, потом носки.

Затем я снова забралась на него. И теперь уже ничто не мешало нашим телам слиться. Его член был таким большим, что первый момент проникновения был почти болезненным – резким, влажным, безжалостным. Я вскрикнула, но не отстранилась, а, наоборот, впилась пальцами в его плечи, принимая его всего, до самого конца.

Глаза в глаза. Он смотрел на меня, а я на него.

Член Богдана заполнил меня целиком, каждую частичку меня, каждую клеточку. Эта наполненность была огненной, сладкой, пьянящей. Я громко и без всякого стыда застонала, откинув голову назад, и начала двигаться.

Это не было нежным ритмом – это было дико, отчаянно. Я скакала на нём, ёрзала, искала свой темп, свою глубину, и он отвечал мне тем же. Его руки впились в мои бёдра, помогая, направляя, иногда шлёпая по моей коже – резко, звонко, заставляя меня вздрагивать и сжиматься вокруг его плоти ещё сильнее.

Его стоны сливались с моими – низкие, хриплые, животные. Он притянул меня к себе, и наши губы снова встретились в поцелуе, который уже не имел ничего общего с лаской. Это было пожирание.

Богдан целовал меня так, будто хотел высосать всю мою душу, выпить меня до дна, а я отвечала ему той же жадностью, кусая его губы, чувствуя вкус его кожи, его пота, наслаждения.

Мы были мокрыми, липкими, нашими телами правила не мысль, а первобытные инстинкты. Он вдруг поднял меня, не выходя из меня ни на секунду, и уложил на мягкий ковёр у камина. Его движения стали глубже, жёстче, точнее. Я кричала, цепляясь за него, чувствуя, как внутри меня всё сжимается, закручивается в тугой, огненный узел.

– Богдан… – выдохнула я, застонала, захныкала, уже не в силах формировать слова.

– Лика… – он прошептал моё имя как заклинание, и его тело напряглось в последнем, мощном толчке.

Взрыв. Громкий рык, стон. А после тишина. И только наше тяжёлое дыхание, смешанное с треском огня в камине.

Мы лежали на мягком ковре, сплетённые, не в силах пошевелиться. Его член всё ещё был во мне, пульсируя остаточными спазмами. Его губы так нежно касались моего виска.

Никогда ещё я не чувствовала себя такой… завоёванной. И такой чертовски живой.

* * *

Он всё ещё держал меня – крепко, почти властно, как будто боялся, что я исчезну, если ослабит хватку. А я… а я вдруг почувствовала, как по щекам разливается жар. Не от страсти – от проклятого стыда.

«Господи, Лика, что ты натворила?» – зашумело в голове. – «Сама залезла к нему в штаны, разделась, прыгала на нём как…» Слово «продажная девка» прозвучало в сознании особенно громко и неприятно. Это всё чёртово вино!

Но отстраниться сейчас, сделать вид, что ничего не было, начать прикрываться и краснеть, будет ещё глупее. Уж если позволила мужчине себя взять, будь добра держать лицо до конца.

Я приподнялась, коснулась губами его плеча – твёрдого, покрытого лёгкой испариной, и сказала самым беззаботным тоном, на какой только была способна:

– Ну что, будет мне кофе или как?

Богдан тихо рассмеялся, не насмешливо, а тепло, почти нежно. Его грудь вибрировала под моей щекой.

– Кофе? – переспросил он, и в его голосе слышалась улыбка. – После такого? Лика, ты точно сумасшедшая.

Он не отпустил меня, а, наоборот, притянул ближе.

– Кофе будет. И ещё что-нибудь сладкое. Чтобы ты не думала, что я тебя… использовал.

Я расслабилась в его объятиях. Стыд начал потихоньку отступать.

– Использовал? – я фыркнула. – Это я тебя использовала, если честно. Ты же видел, как я старалась. А то сидишь весь такой загадочный, сексуальный… одинокий… как такого красавчика не соблазнить, а?

Он снова рассмеялся, на этот раз громче, искреннее.

– Да уж, ты очень старалась.

Ошибка? Да и чёрт с ней. Ошибки иногда бывают самыми живыми моментами в жизни. Будет мне, что внукам рассказать…

Глава 1

* * *

– ЛИКА —

– Здравствуй, моя новая жизнь.

Да, новая жизнь. С чистого листа. Без мужа-козла, без офисного планктона, без этого вечного смога над городом.

И вот я, на своей алой ласточке с откидным верхом, въезжаю в деревню, как королева на пенсии, хотя мне всего двадцать восемь… Ужас, лучше не вспоминать о возрасте.

Машина – единственное, что осталось от брака с идиотом, который предпочёл меня двадцати пятилетней инструкторшу по йоге. Ну, и очаровательный домик в забытой богом деревне достался мне, который мы с мужем купили, мечтая о загородном отдыхе, детях, что-то типа фамильного гнезда, как вишнёвый сад…

Идеальная картинка: я в белом платье (ладно, дизайнерских джинсах и шёлковой блузке итальянского бренда прошлого сезона), соломенная шляпка, чашка ароматного латте в руке, а вокруг – тишина, птички, мой идеальный сад, гламурная коляска, в которой спит моя доченька и муж читает газету в беседке…

Пффф. Муж и дочка? Муж объелся груш. А дочка осталась в мечтах.

Мой огненно-красный кабриолет («Алый рассвет», так я зову свою тачку) лихо мчал по этой прелестной просёлочной дороге, больше похожей на трассу для танков. Как ещё колёса целы и подвеска не оторвалась. Удача явно на моей стороне.

Датчики нервно пищали, но я же профессионал. Городской. Почти.

Дорога тут, конечно, сделана явно в наказание за грехи. Я объезжала третью выбоину, когда стайка куриц и один петух, рябых, белых и чёрно-красный самец, с невероятно громким возмущением, кудахтаньем и кукареканьем выкатилась на асфальт.

Я вывернула руль вправо так резко, что моя ласточка закряхтела, как оперная дива, подавившись залетевшей в рот мухой. Но всё равно осталась жива.

Потом я от стресса остановилась у магазина под названием «Всё…». А дальше вывеска была сломана. И что там именно было «Всё…» тайна для меня.

Добрый дядя в магазине продал мне домашние яйца, творог, сметану, две банки ягоды с малиной и смородиной, удивлённо посмотрел на мои дизайнерские туфли на высокой шпильке. Я купила всё, что не выглядело как консервация времён Холодной войны. А ещё тут варили кофе. Заказала себе латте. Горячий, ароматный. На вкус как… более мерзкого кофе я ещё не пила.

Отравилась дальше. Километров через пять навигатор показал, что я почти рядом.

Я увидела забор, а за ним потрясающий особняк из огромного кругляка. Шикарный дом, жаль, что не мой. Я бы не отказалась от такого домика.

И тут…

Боже мой, ЭТО ЧТО? Белое, пушистое, огромное и гордое и… переходит дорогу?!

Целый отряд белых пернатых десантников – гусей!

Я резко вывернула руль влево, чтобы не стать убийцей гусей в свой первый день.

Мой кабриолет «Алый рассвет» взвыл, запрыгал по ухабам, как пьяный пони, и…

БА-БАХ! СКРРРЯЯАКС!

Что-то твёрдое, деревянное и очень неприятное встретилось с моим передним крылом.

Стаканчик с кофе взлетел в воздух, совершил элегантное сальто… и в этот же миг БАМ!

Сработала подушка безопасности.

Горячий латте? О, да! Прямо мне в лицо и на всю мою драгоценную белоснежную шёлковую блузку.

Я взвыла, зашипела и выдохнула с громким ругательством.

И вот я сидела, облепленная взбитым молоком, с кофейными разводами на щеках, в облаке белого порошка от подушки, глядя на ползущую паутину трещин в лобовом стекле. Датчики сообщили о спущенном переднем колесе.

Из динамиков жалобно доносилось: «…и я бегу, бегу, бегу как сумасшедшая…» Очень к месту. Очень.

– Идеально, – прошипела я, пытаясь смахнуть кофе и порошок с ресниц. – Новая жизнь, привет! Я влетела в тебя вся разбитая! В буквальном смысле!

Слёзы предательски подступили к горлу. Разбитая машина. Испорченная блузка. Горящее от кипятка лицо, шея. И эти… проклятые гуси! Они важно обошли мою машину, гогоча, будто смеялись. Гады!

И тут появился… ОН.

Тень упала на мой кабриолет. Я медленно подняла голову.

Видимо это хозяин огромного деревянного дома. И это его забор я только что украсила своей тачкой.

Высоченный. Широкий, как сарай. Руки, как молоты, и в одной из них… ТОПОР. Блестящий. Острый. Не для рубки капусты, это точно.

Он сильно хромал, подходя, но это не делало его менее устрашающим. Лицо, будто высечено из гранита скульптором в дурном настроении. Глаза – холодные, серые, как грозовое небо над этим проклятым местом.

– ЭЙ! – его голос пробил даже гул мотора (который, кстати, теперь звучал как астматик). – Ты что, с луны свалилась? Или просто слепая?! Это мой забор! И мои гуси! Чуть всех не перебила, дура!

Вот так. Добро пожаловать в современную деревню, Лика. Где соседи встречают тебя с топором и криками.

Весь мой стресс, весь кофе на блузке, весь стыд за мой любимый кабриолет взорвались во мне ядовитой ненавистью.

– О, простите, великий гусевод! – я вылезла из машины, стараясь выглядеть достойно, несмотря на кофейный макияж и прилипший к щекам белый порошок из подушки безопасности. – Я не знала, что ваши гуси патрулируют дорогу! Может, им знаки дорожные повесить? Или светоотражающие жилетки выдать? А забор… – я презрительно ткнула пальцем в покорёженные доски, – не волнуйтесь, ваш убогий забор я отремонтирую! Деньги не проблема!

На самом деле забор был отличный. Деревянный, стильный. И денег у меня было не так, что много. Развод – дело затратное, как оказалось. Но этому громиле я ни за что не признаюсь.

Он прищурился. Топор в его руке как-то подозрительно блеснул на солнце.

– Убогий? – он фыркнул. – Отлично. Я пришлю тебе смету за ремонт, городская фея. А пока… – он развернулся, не предложив даже воды, чтобы умыться, не говоря уже о помощи с машиной, – убирай своё ведро. Оно тут всем мешает.

И пошёл прочь, хромая, но невероятно величественно. Его гуси гордо зашагали за ним, бросив на меня последние презрительные взгляды.

Я стояла посреди пыльной дороги, в кофейных разводах, с разбитым кабриолетом и разбитыми иллюзиями.

– Чудесно, – пробормотала я, доставая телефон. – Но у меня есть страховка… ГАИ, надеюсь, быстро приедут? Так, где тут у нас «Экстренный вызов на трассе»? О, вот он, милый номерок.

Набирая номер, я бросила последний взгляд на забор и увидела адресную табличку.

Класс. Я не доехала всего ничего. За поворотом мой дом.

Так, стоп.

Получается, этот тип мой сосед?

Наши участки и дома смежные.

Когда мы покупали домик и землю, никакого этого домища тут не было.

Я подошла к забору и посмотрела на окна дома. Мужик стоял и пил кофе. Или чай. Или холодную вкусную воду. Спокойно. Как ни в чём не бывало. Сволочь.

Наконец, выслушав тонну ненужной информации от голосового помощника, мне ответил ленивый и сонный голос.

– Здравствуйте! – заговорила я в трубку бодро и одновременно пытаясь вытереть кофе и порошок с подбородка, щёк и лба. – У меня тут… э-э-э… ДТП… Нет, не с другим авто. С забором. И гусями. Нет, гуси не пострадали. Они героически атаковали мой кабриолет… Что? Да, я трезвая! Просто… я в деревне и не ожидала, что тут так много живности… Я правда, трезвая! Да, вот адрес…

Первая глава моей новой сельской идиллии была написана ярко и очень запомнилась. Горчим кофе на блузке за тридцать тысяч рублей. И с главным героем, грубияном с топором и его армией пернатых бандитов.

Пока ГАИ плелись, не спеша мне на помощь, а страховая, судя по голосу оператора, молилась, чтобы я умерла, я размышляла. Какого чёрта мы купили дом в этом безлюдном месте? Тут два дома всего, а сама деревня в пятнадцати километрах.

Мысль этого дня: «Может, помириться с бывшим мужем и снова выйти за него замуж?»

Нет. Лучше уж кофе на лице и в декольте.

* * *

Итак, мой кабриолет «Алый рассвет» укатил на эвакуаторе, грустно поскрипывая разбитым крылом.

Предварительно механик из автосалона в замасленном комбинезоне по видео посмотрел на мой кабриолет. Я показала ему все повреждения. Мужчина потом долго смотрел с экрана на меня, затем хмыкнул и сказал:

– Месяца два, милочка. Или три. Из-за санкций на вашу машину деталей нет. Придётся заказывать через параллельный импорт, но повторяю, придётся долго ждать.

Милочка. От этого слова у меня задёргался глаз. Новая жизнь, напомню, должна была быть идиллией, а не квестом «Выживи без машины в радиусе пятидесяти километров от цивилизации».

Но я же Воронова Анжелика! Нет, я уже снова Михайлова. Девичья фамилия вернулась ко мне.

Так вот, я Михайлова Анжелика, не сломаюсь. Без машины? Ну, такси ещё никто не отменял. Тут же есть такси, верно?

Да и продуктов я накупила столько, что на год хватит. Наверное.

Хорошо хоть товарищи полицейские довезли меня и все мои вещи, чемоданы и пакеты до моего дома.

А мой дом и правда соседствует с этим невежливым громилой. И, похоже, он выкупил все участки в округе. И вокруг моего участка с домом тоже его земля. Это был не дом, а самая настоящая ферма! Развёл тут по соседству, понимаешь… гусей…

Я частями дотащила все вещи на крыльцо дома. Потом первым делом вошла в гараж.

О! Меня в гараже ждал сюрприз. Вернее, целых два.

Старый мотоцикл. Не просто мотоцикл, а мотоцикл с коляской.

Представьте: что-то ржавое, похожее на помесь танка и инвалидной коляски, покрашенное в серо-зелёный цвет, который я назвала «унынием». Я окрестила его «Конь Апокалипсиса».

Водить я его не умела, но разве это сложно? Руль есть, две педали… или нет? Ладно, разберусь позже. Главное – это колёса! Пусть и три.

А ещё был велосипед. О, радость! Синий, с корзинкой спереди и… немного спущенными колесами.

Накачаю! Я же не лыком шита.

В конце концов, я в детстве каталась! Двадцать лет назад. Но езда на велосипеде не забывается, правда?

И вот, наконец, мой очаровательный домик! Я распахнула дверь с торжеством… и лицо мне обдало ароматом пыли столетней выдержки.

– Капец… – прошептала я и всё-таки вошла внутрь.

Паника начала накатывать, но я тряхнула головой.

– Так, стоп… Отставить панику, – выдохнула я, озираясь. – Всё хорошо, Лика. Просто надену резиновые перчатки и поработаю уборщицей. Хотя бы пол вымою.

В технической комнате подняла рубильники, и в доме теперь был свет.

Потом я героически нашла ведро и тряпку.

Подошла к крану в ванной с боевым настроем. Повернула вентиль…

Ни капли.

– Что? – я повернула сильнее. Ничего. Тихо. Сухо. Пусто.

– Эй, вода! Я здесь! – постучала по трубе.

В ответ молчание.

Потом я стукнула себя по лбу. Это же дом, а не квартира. Тут как со светом, нужно тоже что-то включить, чтобы пошла вода.

В техкомнате нашла акваробот для насоса, и он был выключен.

Я рассмеялась и вставила вилку в розетку. Робот мигнул красными огоньками и начал ими мне подмигивать.

Я весело вернулась в ванную комнату.

Вода так и не пошла.

– Какого чёрта?! – запсиховала я.

Паника. Быстрая проверка всех кранов в доме. Туалет? Не смывается.

Скважина. Что-то со скважиной?

Насос проверила. Он мигал красным. Может, это плохой признак? Наверное, скважина забилась. Или труба. Короче, всё сломалось. Чёрт.

Я стояла посреди пыльного ада, в потрёпанной грязной блузке, с лицом, которое так и просило десятичасового спа, и понимала: я в жопе.

Глубокая, деревенская, безводная жопа.

Клининговые службы? Ха-ха.

Страховка за сломанный забор? Не поможет.

Другие соседи? Ближайшие, где-то за полями.

Оставался. Один. Вариант. Тот самый, с топором, гусями и лицом, на котором было написано «Иди к чёрту, городская чума».

– Нет, нет, нет, – застонала я, глядя в окно на его ферму. – Не он. Только не он… К нему не пойду за помощью…

Но пыль щекотала нос, руки были грязные, а мысль о том, чтобы мыться минералкой из магазина, вызывала приступ жалости к себе.

Я вздохнула. Глубоко. Надела самые презрительные солнцезащитные очки (щит от его ледяного взгляда), умылась минералкой. Воду решила оставить на крайний случай.

Потом поправила остатки макияжа и… поплелась к его дому, стараясь не сломать каблуки о кротовины.

Ворота были откачены, и я спокойно вошла на его идеальную территорию.

Сосед сразу меня увидел и вышел на крыльцо. Без топора (спасибо, хоть какая-то мелкая радость), но с тем же гранитным лицом.

В рабочей рубашке с закатанными рукавами, обнажающими мощные предплечья и шрамы.

– Ты? – он произнес это так, будто увидел особенно назойливого шершня. – Снова проблемы или решила извиниться??

Я собрала всю свою гордость в кулак.

– Дело в воде, – выдавила я. – У меня нет воды. Скважина, наверное, засорилась. Или насос сломался. В общем, всё не работает. Я… э-э-э… подозреваю, вы знаете, кого можно вызвать? Или как это починить?

Он медленно, преувеличенно обвёл взглядом меня – с ног до головы: пыльные туфли, испачканная блузка, солнцезащитные очки (я их тут же сняла), мой явно не сельский вид. Его губы дрогнули. Неужели улыбка? Нет, скорее гримаса презрения.

– Нет воды? – он хмыкнул. – А что, ты золотой унитаз из города не привезла со встроенным фонтаном и резервуаром с родниковой водой?

Я почувствовала, как щёки запылали. От злости? Стыда? Всё вместе.

– Очень смешно, – процедила я сквозь зубы. – Я не прошу вас чинить мою воду… Просто подскажите, куда позвонить. Прошу вас, дайте номер сантехника.

– Сантехника? – он фыркнул, как лошадь (у него точно есть лошадь, я уверена!). – Здесь сантехник – это я. Или ты. Или гуси, если их научить.

– Вы?! – я чуть не поперхнулась. – Вы… сантехник?

– А кто же? – он скрестил руки на груди. – Ты думаешь, тут, как в твоём городе, есть аварийная служба, которая работает двадцать четыре на семь? Скважина забилась, да? Возможно у тебя старая система. Надо чистить, продувать. Насос, возможно, клинит.

Вот это засада.

– И вы можете всё починить? Прошу вас, почините мой насос… Скважину и что там ещё…

Он вздохнул так, будто я попросила его отдать мне почку. И помолчал, изучая моё поникшее состояние. Видимо, пыльные круги под глазами и дрожащая нижняя губа (я старалась изо всех сил изобразить несчастную себя) тронули даже его каменное сердце. Немного.

– Ладно, – вздохнул он, будто делая огромную поблажку. – Я могу посмотреть. Но только завтра утром. Сейчас я занят. Но не жди чудес. И приготовься к тому, что будет грязно. Очень. Твои… туфельки от кутюр это не оценят.

Туфельки?! Я покраснела.

У меня, кстати есть резиновые сапоги. И да, они от кутюр. Прозрачные в цветочек.

– Я… я не… – начала я, но он уже повернулся, чтобы уйти.

– Меня зовут Богдан, – представился он.

– Лика… – промямлила своё имя.

Он кивнул и сказал:

– Можешь идти. И запасись терпением, Лика.

И скрылся в доме, хлопнув дверью перед моим носом. Даже на чашку кофе не пригласил. Хотя в курсе, что я без воды.

Я стояла посреди его двора, под презрительными взглядами гусей, чувствуя себя полной идиоткой. Без воды. Без машины. С мотоциклом, на котором не умею ездить. С велосипедом со спущенными колёсами. И теперь я должна ждать его милостивого появления завтра утром?

– Чудесно, – прошептала я, плетясь обратно к своему пыльному дому. – Просто чудесно.

На обратном пути я споткнулась о корень и чуть не упала в лопухи. От обиды и усталости на глаза навернулись слёзы. Горячие, солёные, смешивающиеся с пылью на щеках.

Крещение деревней, Лика. Полное погружение в саму суть сельской жизни.

Единственное светлое пятно в этом кошмаре: Богдан завтра он придет. С инструментами. И починит мне воду.

Глава 2

* * *

– ЛИКА —

Воздух в спальне был густым, пахло нафталином и тоской.

Я закуталась в одеяло, которое, казалось, хранило секреты прошлого века, и попыталась уснуть. Моя шёлковая пижама скользила по телу, напоминая о днях, когда жизнь была проще, а главной дилеммой был выбор между лодочками и танкетками.

Но ночь в деревне, как выяснилось, не знает слова «покой».

Сначала кто-то закричал пронзительно, будто его душил призрак прошлого. Потом завыл, то ли ветер в трубах, то ли одинокий волк, то ли моя собственная фантазия, разыгравшаяся от одиночества. Затем послышалось скуление, жалобное, трогательное, словно кто-то просил прощения за все грехи человечества.

А потом воцарилась тишина. Такая звенящая, что казалось, будто сама вселенная затаила дыхание, готовясь к чему-то ужасному.

И она не обманула.

Полы в доме заскрипели. Сначала робко, потом наглее, словно невидимый гость решил проверить, сплю ли я или уже схожу с ума.

«Ружьё», – промелькнуло в моей голове. – «Мне нужно ружьё. И арбалет. И сигнальные ракеты. И собаку, очень злую и страшную».

Крутилась и вертелась в кровати. Сон не шёл. Но усталость взяла верх, и на рассвете я провалилась в тяжёлый сон, где меня преследовали маньяки с топорами и недобрыми намерениями.

Утро наступило внезапно и с размахом. В дверь забарабанили так, будто там стоял Тор, решивший опробовать свой новый молот на моей двери.

Я вскочила на кровати, сердце колотилось, как сумасшедшее.

За окном темно.

Где я? Что происходит?

Попытка встать обернулась катастрофой, я свалилась с кровати, больно ударив локоть.

«Ааа, сука, вот оно, наследие развода. Дом в глуши и ушибленные конечности», – пронеслось в голове.

Я застонала, вспоминая вчерашний день и понимая, что это сосед. Это Богдан пришёл чинить скважину.

Спотыкаясь о порог, я едва не скатилась кубарем с лестницы, но каким-то чудом удержалась, схватившись за перила, которые, кажется, были готовы предать меня в любой момент и рассыпаться трухой.

И вот я распахнула дверь, сонная, злая.

На пороге стоял он, мой сосед, в клетчатой рубашке цвета увядшей надежды и с ящиком инструментов в руке.

– Доброе утро, – просипел он, усмехнувшись, рассматривая меня изучающим взглядом. – Насос и скважину ещё нужно чинить? Или ты сама справишься?

Естественно я не справлюсь!

– Богдан, и тебе утра, – я попыталась сделать голос твёрдым, но он прозвучал как писк испуганной мыши. – А ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Конечно. Уже пять утра. Время чинить насос, – ответил он.

Я скривилась и обняла себя за плечи. Было холодно. И дом ледяной. Я не разобралась, как включать систему отопления. Решила спросить об этом Богдана. После того, как он починит мне воду.

– Я чуть не сломала себе всё, что можно, пытаясь добраться до двери, – пожаловалась я, потирая ушибленный локоть.

– Кхм, подушка у тебя на лице оставила след. Очень мило. Напоминает карту сокровищ.

Я вздохнула, понимая, что это утро уже не спасти, протёрла руками лицо. Я была пыльная, грязная. Мне хотелось спать.

– Богдан, может, в следующий раз ты будешь стучать чуть тише? Или, например, пришлёшь смс-ку?

– А что, будет следующий раз? – спросил он серьёзным тоном. – Кстати, от тебя пахнет нафталином.

Я не могла сдержать стон ярости.

– Ладно, – сдалась я. – Чините насос, скважину или что там сломалось…

– Если ты решила пойти дальше спать, то я тебя разочарую. Мне нужна будет помощь. Иди, переоденься во что-то… не такое чистое и сексуальное. И обуй сапоги, Лика.

Я недоумённо нахмурилась. Я же не голая! И посмотрела на себя. Н мне красивая шёлковая пижама бело-жемчужного цвета. Летящие штаны и топ на бретельках… Капец.

Я замёрзла, и топ не стал скрывать мою грудь и затвердевшие соски.

* * *

Сбегала в туалет и чуть не зарыдала от отсутствия воды. Ничего не смыть. Никак не помыться. Одна надежда на Богдана.

Сняла пижаму и, дрожа от холода, быстро натянула кружевные трусики. Потом последовала битва с джинсами, которые обтягивали меня так, будто пытались вернуться в те годы, когда я ещё верила в любовь с первого взгляда.

Из чемодана я вытащила самую некрасивую вещь на свете, рубашку в морском стиле от того самого английского бренда, который, кажется, шил униформу для капитанов Титаника. Чопорная, строгая, с полосками, кричащими: «Да, я городская дура, но я стильная!».

На ноги носочки с кружевом, а завершала образ пара дизайнерских резиновых сапог, прозрачных и в цветочек, будто специально созданных для того, чтобы чинить скважину с намёком на гламур.

Я собрала волосы в кичку на макушке, небрежно, но так, чтобы казалось, будто я только что сошла с обложки журнала о сельской жизни, и спустилась на первый этаж.

Богдан уже копался в технической комнате, изучая акваробот для насоса с видом человека, который видел всё.

Он что-то бормотал под нос, тыкая в настройки роботизированной системы, которая, казалось, давно сдалась и ждала перерождения.

– Как дела? – спросила я, стараясь звучать уверенно. – Ты понял причину поломки?

Он обернулся и замер. Его взгляд скользнул по моей рубашке, задержался на прозрачных сапогах, мельком оценил кичку на макушке, и нахмурился так, будто я только что предложила ему починить насос с помощью заклинания.

– Скважина, похоже, засорилась, – произнёс Богдан, наконец, сдержанно, как хирург, сообщающий плохие новости. – И насос сгорел.

Он помолчал, изучая моё лицо, и добавил с лёгким укором:

– И, естественно, у тебя нет запасного насоса…

Я фыркнула, подпирая рукой бок.

– Я похожа на девушку, которая возит с собой запасные насосы для скважины? – проворчала я.

Богдан покачал головой и вздохнул, поворачиваясь к прибору.

– В следующий раз, когда будешь выбирать наряд для ремонта, добавь каску. С цветочками, конечно.

Я не смогла сдержать улыбку.

– А что, будет следующий раз? – вернула его же фразу.

Мужчина хмыкнул.

* * *

Я стояла рядом с Богданом, стараясь выглядеть полезной, хотя мои познания в скважинах ограничивались тем, что из них течёт вода.

Холодный утренний ветер играл торчащими прядками моих волос, а Богдан с видом профессионала, которому покорились все водные артерии округи, раскладывал инструменты с таким выражением лица, будто готовился к операции на открытом сердце.

Потом он надел каску с фонарём, открыл тяжеленную крышку люка, и спустился по лестнице в колодец. Оказалось, там был бетонный пол и ещё одна крышка, которую он с огромным трудом сдвинул.

– Лика, бросишь мне ключ на семнадцать? – его голос прозвучал спокойно, почти ласково, и я с готовностью сбросила ему на голову блестящий металлический предмет, который, как мне казалось, был именно тем, что он попросил.

Он ловко его поймал и покачал головой, усмехнувшись:

– Это отвёртка, милая. Но спасибо за старание.

Поднялся и взял то, что нужно.

Я покраснела, как школьница, пойманная на списывании. Богдан тем временем что-то там поделал и начал вытаскивать наружу, очевидно, сам насос.

Тащил его долго. Обалдеть, какая глубокая у меня скважина.

Когда он вытащил наружу сгоревший, заилившийся и вообще ужасно грязный насос, он сказал:

– Сейчас вернусь к себе, привезу тебе новый насос. Считай, ты родилась под счастливой звездой, потому что у меня есть запасной и идеальный для твоей скважины. И ещё кое-что принесу, чтобы почистить саму скважину, она сильно загрязнилась.

Я закивала как китайский болванчик.

Оказывается он приехал ко мне на машине. На огромном пикапе, который был оставлен на дороге у моего забора.

Минут через пятнадцать Богдан притащил какой-то жутковатый аппарат, похожий на помесь пылесоса и устройства для подавления восстаний.

– Э-э-э… – перепугалась я.

– Компрессор, – пояснил он, заметив мой испуганный взгляд. – Будем продувать. Вода для этого не нужна. Только воздух.

Я кивнула, делая вид, что поняла каждое слово. На самом деле мне было интереснее наблюдать за тем, как мышцы на его спине напрягаются под тонкой тканью клетчатой рубашки, когда он настраивал этот монстр. Рубашка ужасная, а вот тело под ней шикарное.

Утреннее солнце играло на его загорелой коже, и я поймала себя на мысли, что чистить скважину не такое уж и скучное занятие.

Он включил компрессор. Грохот заполнил пространство, заглушая пение птиц и шёпот листьев. Я чуть не взвизгнула от неожиданности.

Богдан сосредоточенно направил шланг вглубь скважины, а я, как верный оруженосец, подала ему один раз гаечный ключ.

– Держи, – бросил он вдруг мне, и я поймала здоровенный железный крюк, едва не выронив его от неожиданности прямо себе на ногу.

Шли минуты. Казалось, прошла целая вечность. Я уже начала мечтать о чашке горячего кофе и горячей ванне, как вдруг Богдан крикнул:

– Почти! Ещё немного осталось!

И в этот момент случилось то, чего я никак не ожидала.

Из скважины с оглушительным рёвом вырвался фонтан.

Но это был не кристально чистый поток, обещающий спасение от жажды. Нет. Это был хаос, облеплённый илом, песком и бог знает чем ещё.

Ледяная вода, смешанная с грязью, обрушилась на нас с такой силой, что я на мгновение онемела от шока.

Потом включились инстинкты и я завизжала. Не тихо и изящно, а так, как будто на меня напало стадо диких кабанов.

Вода залила глаза, просочилась под одежду, и холод пронзил меня до костей.

Богдан выругался так красочно, что я на секунду замолчала, впечатлённая. Потом он повернулся ко мне, с него струилась грязная вода, и спросил с раздражением:

– Чего орёшь? Принеси нам полотенца. Живо!

– Ты испортил мне одежду! – взвыла я в ответ, с отвращением разглядывая свою рубашку в морском стиле и классные джинсы, теперь украшенные узорами из ила и песка. – Это были мои любимые джинсы!

Он фыркнул, вытирая лицо рукавом:

– Лика, ты не в городе. Это природа. Здесь, чтобы хорошо и комфортно жить, нужно иногда замараться.

Я фыркнула в ответ, но уже скорее от обиды, чем от злости, и развернулась, чтобы идти за полотенцами. Но судьба, очевидно, решила, что на сегодня я ещё недостаточно унижена.

Я поскользнулась. Не на чём-то абстрактном, а на этой самой грязи, которую мы только что извлекли из недр земли. Ноги поехали вперёд, руки беспомощно взметнулись в воздухе, словно лопасти мельницы, и я с громким шлепком приземлилась навзничь прямо в лужу ледяной грязи.

Воздух вырвался из моих лёгких вместе с остатками достоинства. Я лежала, уставившись в небо, и медленно осознавала масштаб катастрофы. А потом я поднялась и мой взгляд упал на ногу.

Мой чудесный дизайнерский итальянский сапог выглядел так, будто над ним поработал садист с садовыми ножницами!

В эти сапожки я вложила половину зарплаты бывшего, и всю свою веру в то, что красивая обувь меняет жизнь!

Подошва отвалилась, оторвалась целиком и полностью и теперь из сапога виднелась моя ступня в белом носочке, отделанном кружевом. Точнее, уже капитально не белом.

Я простонала, закрывая лицо руками.

Ко мне чуть прихрамывая, подошёл Богдан. Его лицо было испачкано, волосы слиплись, но в глазах читалось не торжество, а что-то похожее на смесь вины и сочувствия.

– Жива? Не сильно ушиблась? Прости, что не поймал, – произнёс он. – Похоже, твой сапог решил, что эта жизнь не для него.

Всё ещё дрожа от холода и унижения, я процедила:

– Эти сапоги стоили как две скважины.

Богдан рассмеялся, глубоко, искренне, и этот звук неожиданно согрел меня лучше любого полотенца.

– Зато теперь ты купишь себе нормальные сапоги.

Я посмотрела на него, на свою разорванную обувь, на грязь повсюду и не смогла не фыркнуть.

Подобрала подошву и, потирая ушибленный копчик, потащилась в дом за полотенцами.

Если Богдан не наладит воду, я переселюсь к нему, ибо оставаться такой грязной я не намерена.

Глава 3

* * *

– ЛИКА —

Вода хлынула из крана с таким торжествующим журчанием, что я едва не заплясала прямо на мокром полу кухни. Холодная, кристальная, пахнущая чем-то глубоким и древним, именно такой, какой и должна быть вода из собственной скважины.

Я подставила ладони под упругий поток и засмеялась, забыв про грязь, испорченную блузку и тот факт, что пять минут назад я лежала в луже, как опозоренная русалка.

Богдан тем временем закончил возиться с насосом, подключил провода с ловкостью сапёра, разбирающегося с бомбой, и наконец, выпрямился, с удовлетворением глядя на свою работу.

Его взгляд скользнул по моим ногам, вернее, по тому, что на них было надето. Я успела переобуться в дизайнерские кеды, усыпанные розовыми стразами, и натянула на них прозрачные противодождевые чехлы, купленные когда-то на случай внезапного потопа в Милане.

– Модно, – произнёс он, и уголки его губ дрогнули. – Теперь и грязь тебе не страшна. Только, наверное, скользко.

– Зато стильно, – парировала я, вращая носком кеда одним, потом другим. – Это не просто обувь, это…

Он рассмеялся, не дав мне закончить, и лишь покачал головой, но взял одно из полотенец, которые я принесла, мягкое, пушистое, пахнущее клубникой и дорогим кондиционером. Вытер лицо, потом внимательно разглядел ткань.

– Неплохо, – сказал он так естественно, что я на секунду задумалась: он действительно оценил качество или снова надо мной издевается?

Эти полотенца были сделаны из египетского хлопка с добавлением шёлка и микрочастиц серебра, именно так мне объяснила продавщица в бутике, пока я подписывала чек на сумму, сравнимую с бюджетом небольшой страны.

Я ждала насмешки, но Богдан просто протянул его обратно.

– Мягкое. Даже очень.

Потом принялся настраивать что-то на аквароботе, на устройстве, напоминающем панель управления звездолётом. Кнопки, датчики, экранчики… Я смотрела, заворожённая, как его длинные, сильные пальцы, ловко щёлкали переключателями.

– Включаем водонагреватель, – бросил он через плечо, когда перешёл к другому прибору. – Теперь и горячая у тебя будет.

Я чуть не захлопала в ладоши. Чистая вода! Горячая вода! Возможно, цивилизация не окончательно меня покинула.

Но его лицо снова стало серьёзным. Он нахмурился, приложил руку к трубе, потом что-то проверил, покрутил, пощёлкал по кнопкам.

– В системе отопления сломался терморегуляционный клапан обратного потока, – выдохнул он, и от этого набора слов у меня в голове запрыгали вопросительные знаки.

– Но у тебя ведь есть запасной, верно? – спросила я с надеждой, которую обычно вкладываю в фразу «А это точно бесплатно?».

– Увы, этого у меня нет, – он развёл руками, и мой внутренний праздник рухнул. – Но я знаю, у кого есть. Могу сгонять. Это примерно на час времени.

Я посмотрела на него своими самыми беззащитными глазами, теми, что обычно заставляли мужчин предлагать бросить мир к моим ногам, деньги и пожизненную подписку на цветы. Но лишь на словах. В реале никто этого не сделал.

– О, пожалуйста, Богдан, сделай, а? Я в долгу не останусь…

Он провёл рукой по растрёпанным волосам, оставляя за собой дорожку из песка. Да, скважина была оооочень грязной. Он вздохнул.

– Хорошо. Но ты тогда к моему возвращению приготовь обед, договорились? А то после ремонта твоей скважины у меня своих дел полно. Поесть приготовить не успею.

Мир замер.

Мне? Готовить?

Мои кулинарные навыки ограничивались умением открывать йогурт и находить в приложении номер телефона суши-бара. Но я уже представила, как он вернётся, а я встречу его ароматом домашней еды… Ну или хотя бы ароматом съедобных пельменей из магазина, которых у меня нет.

– Хорошо. Будет тебе обед, – я улыбнулась так сладко, что у самой защекотало во рту.

Богдан прищурился, словно пытался разглядеть подвох, но кивнул. Достал телефон, набрал номер.

– Петрович, привет! Скажи, у тебя ещё есть многоступенчатый терморегуляционный клапан обратного потока с антикоррозийным покрытием?

Я даже не пыталась запомнить. Звучало как заклинание из книги по тёмной магии.

– Отлично. Я тогда сейчас прикачу к тебе… Жди.

Он положил трубку и посмотрел на меня с лёгкой усмешкой.

– Запчасть, кстати, стоит как твои дизайнерские сапожки.

Я скривилась. Мои финансы и так напоминали остатки после шторма. Богдан хмыкнул.

– Я с Петровичем договорюсь. Поэтому, обед сделай вкусный. Не разочаруй меня.

И ушёл, оставив меня наедине с чувством, что меня только что завербовали на кулинарное шоу без права на ошибку.

Мне захотелось швырнуть вслед ему полотенце с микрочастицами серебра. Никто не смеет мне приказывать! Таким тоном! Смотреть свысока на мои кеды!

Но потом я вспомнила, что у меня нет отопления, а без Богдана я, скорее всего, буду греться у костра из своих же дизайнерских вещей. С ним лучше дружить. Хотя бы пока всему не научусь сама.

Я направилась к холодильнику, открыла его с видом полководца, осматривающего войска. Что у меня есть? Сосиски! Макароны! Обезжиренный творог! Обезжиренная сметана! Яйца! Обезжиренные безлактозные сливки! А ещё кофе!

Яичница… творог со сметаной и сахаром… сосиски с макаронами… Звучало как меню в столовой для неудачников.

Но Богдан хотел вкусный обед. Ну что ж, он его получит. Я надеюсь.

* * *

Когда Богдан вернулся, пахнущий ветром, природой, металлом и мужской уверенностью, в доме уже пахло чем-то… своеобразным.

Он, молча, прошёл к котлу, и через десять минут вернулся, довольный проделанной работой. Богдан починил всё с такой легкостью, будто завязывал шнурки, а не разбирал хитроумную систему, которую я до сих пор считала магией.

– Готово, – сказал он, вытирая руки об тряпку. – Теперь не замёрзнешь, когда наступят холода.

Я сияла, как новогодняя ёлка.

– Спасибо! Если бы ты не починил тепло, я бы начала топить камин.

Он тут же перестал улыбаться и сказал:

– Не надо, Лика. Печка давно стоит нетопленная. Сначала трубу прочистить надо от золы и мусора. Птицы могли там гнёзда делать. Да и сомневаюсь, что ты умеешь правильно обращаться с камином.

Я почесала затылок.

– Ладно, к чёрту камин. Обед готов!

Он посмотрел на накрытый стол с выражением человека, который готовится к экзекуции. Я гордо указала на свои творения: огромную миску макарон, аккуратно разложенные сосиски, творог, щедро залитый сметаной, тарелку с варёными яйцами и аккуратные ломтики хлеба. Настоящий пир!

Только кофе сейчас поставлю вариться в турочке.

Он сел, взял вилку, покрутил её в пальцах и ткнул в макаронину.

– Лика… Они разваренные.

– Они не разваренные, – возразила я, улыбаясь так сладко, что у меня заболели скулы. – Ешь, не бойся.

Он отправил макаронину в рот, и его лицо исказилось так, будто он проглотил тухлятину.

– И пересоленные, – пробормотал он, запивая макароны водой.

Потом взял сосиску, откусил и снова скривился.

– Ты соли вообще не пожалела, да?

Он взял одно яйцо, вздохнул и спросил:

– Ты их полчаса варила, что ли?

– Ну-у-у… – протянула я, не понимая, а что такого?

Но моё настроение уже рухнуло ниже плинтуса.

Его взгляд упал на творог.

– Творог солёный?

– Творог с сахаром, – сказала я слабым голосом, пытаясь спасти ситуацию.

Пока он мешал творог, я взяла чистую вилку, набрала немного макарон, отправила в рот… и едва сдержала рвотный позыв. Это было ужасно. Солёное, мягкое, мерзкое месиво.

Я встала, чтобы сварить кофе – последнюю надежду на реабилитацию. Поставила турку на огонь, а сама с тоской наблюдала, как Богдан пробует творог.

Он рассмеялся, нет, не зло, а с какой-то горьковатой потехой.

– Лика, это не обед, а какая-то пытка. Творог такой сладкий, что я заработаю себе диабет от одной ложки. Я лучше дома себе бутерброды сделаю.

Я посмотрела на него грустными глазами.

– А кофе?

Он покачал головой, поднимаясь из-за стола.

– Нет уж. Не хочу себе несварение получить. А ты лучше приходи ко мне часов в семь вечера, я тебя ужином накормлю. Нормальным и съедобным. Хоть будешь знать, что нужно готовить мужчине. Всё, пока, мне некогда.

И ушёл. Дверь закрылась с тихим щелчком, а я осталась стоять среди своего кулинарного апокалипсиса.

Тут кофе из турки решил, что ему тоже надоело быть обычным напитком, и устроил побег.

Чёрная горькая жидкость хлынула на плиту, заполняя кухню запахом гари и моего поражения.

Я психанула. Готовила, варила…

Взяла и с размаху отправила всё это в мусорный пакет.

Потом села на пол рядом с мусорным пакетом и засмеялась. Горько, истерично, но всё же засмеялась. Он пригласил меня на ужин. На нормальный, съедобный ужин.

Нет, я очень даже пойду. Обязательно пойду. И надену что-нибудь убийственное.

Но сначала горячая ванна!

Нет, сначала уборка.

К чёрту уборку, сначала ванна!

* * *

Кофе, наконец, удалось сварить без попыток его повторного побега. Уж кофе я варить умела. Он у меня получается выше всяких похвал!

Я выпила чашечку, заела йогуртом. Идеальное сочетание горечи и сладости, как и мои отношения с этим домом.

Потом набрала ванну. Горячую, с пеной, пахнущую дорогим лавандовым маслом – тем самым, что обещало «релаксацию и гармонию». Я погрузилась в воду с наслаждением, закрыла глаза и подумала: а ведь свой дом – это не так уж и плохо. Особенно когда где-то рядом бродит мужик, способный починить всё, от скважины до твоего разбитого самолюбия.

Мне явно повезло. Возможно, даже слишком.

И тут… я услышала шорох.

Нахмурилась, приоткрыла один глаз. Тишина.

«Показалось», – подумала я. – «Или это пена так загадочно шуршит, намекая на свою эксклюзивную текстуру».

Снова шорох. Уже настойчивее. Как будто кто-то маленький, но очень самоуверенный, решил проверить, насколько я готова к сюрпризам.

Я, злясь, выбралась из воды. Была вся в пене, как разъярённое облако. Обошла всю ванную комнату, выглянула наружу. Никого.

Только собралась снова забраться в горячую воду… как я увидела ЕГО.

Из-под шкафчика выбежало странное, колючее, жутковатое существо. Пронеслось до двери и побежало обратно. Оно остановилось у ножки шкафчика, посмотрело на меня своими бусинками-глазками и замерло, словно спрашивая: «Ну что, красотка, не ждала меня? А я припёрся!»

Я закричала. Не изящно и томно, а так, как кричат в фильмах ужасов, когда понимают, что монстр реальнее, чем кажется.

И запрыгнула обратно в ванну, подняв фонтан брызг. Моя рука схватила первое, что попалось – бутылочку с пеной для ванны. Дорогой, французской, с надписью «аромат спокойствия».

– Вон! – проорала я и швырнула бутылку в непрошеного гостя.

Ёж. Да, это был он, колючий и невозмутимый, метнулся прочь с такой скоростью, что я даже не успела разглядеть, куда именно. А вот бутылка полетела точно в цель. Точнее, в ножку моего изящного шкафчика из светлого дуба.

Ножка отломилась с лёгким, почти издевательским хрустом. Шкафчик закачался, сделал паузу, будто оценивая ситуацию, и с грохотом рухнул на кафельный пол.

Я сидела в ванне, вся в пене, смотря на руины. Ёж исчез. Шкафчик лежал на боку, словно говоря: «Ну вот, опять ты всё испортила».

– Отлично, – пробормотала я, медленно выдыхая. – Теперь у меня сломанная мебель в ванной и дикое животное где-то в доме. И всё это пока я пыталась расслабиться. Класс. Какие ещё сюрпризы меня ждут?

Скелеты в шкафу Богдана?

Трупы в моём погребе?

Тьфу-тьфу-тьфу! Не дай бог!

Я запретила себе о таком даже думать! А то мысли материальны.

Глава 4

* * *

– БОГДАН —

Сердце колотилось где-то в висках, выстукивая тот же ритм, что и пульсирующая боль в ноге. Я ввалился в прихожую, хлопнув дверью так, что стёкла задрожали, и прислонился лбом к прохладной поверхности шкафа.

В глазах поплыли чёрные пятна, комната накренилась. Сознание уплывало, сдаваясь под натиском этой адской, знакомой до тошноты боли.

Я почти не чувствовал ноги, только огонь, невыносимое жжение и бешеную пульсацию боли там, где засел осколок, мой личный сувенир после боевого задания. Этот сувенир никогда не позволит мне забыть.

Сжав зубы до хруста, я протащил себя на кухню, к своей незаменимой аптечке. Руки сами нашли заветную упаковку. Обезболивающие таблетки. Моё спасение от боли.

Горькая ирония заставила меня хрипло усмехнуться. Вот так всегда. Только позволишь себе расслабиться, поверить, что боль отступила навсегда, и она тут же возвращается, да ещё яростнее.

А всё из-за неё. Из-за этой хрупкой неумехи с большими голубыми глазами, в которых отражалось что-то такое… что заставило меня забыть. Забыть, что я сломан. Забыть, что любое неловкое движение – это шквал агонии, от которой хочется кричать.

Я проглотил таблетку, залпом запив водой.

Доплёлся до гостиной и рухнул на диван.

Ждал, пока лекарство сделает своё дело, смотрел в потолок пустым взглядом. Пот стекал по виску. Тело трясло, как в лихорадке. Я ненавидел эту слабость. Ненавидел себя в такие моменты. Возненавидел её за то, что из-за неё я снова здесь, в аду, который сам себе устроил.

И самое дурацкое, что я пригласил её к себе!

Сквозь эту пелену боли, почти в бреду, выпалил приглашение на ужин. Какой я идиот! Какие ужины? Какие женщины? Они приносят лишь хаос, суету, надежды… которые всегда гаснут. Как и всё остальное.

Но даже сквозь боль я помнил, как она смотрела на меня, не с жалостью, нет. С чем-то другим. С тем, от чего внутри что-то ёкнуло, несмотря на всю эту муть.

Пошевелил ногой. Боль уже отступала, уступая место тяжёлой, онемевшей усталости.

Да, вот он, результат. Несколько часов общения с городской Барби и я снова в строю страдальцев. Потрясающе. Так держать, Богдан.

Я закрыл глаза. В тишине дома было только моё дыхание, сдавленное и неровное.

* * *

Горячий душ стал вторым спасением. Струи воды, обжигающие и тяжёлые, смывали солёный пот, напряжение, часть этой чёртовой боли.

Я стоял, упёршись руками в стенку кабины, и просто дышал, пока пар заволакивал стекло. Тело понемногу отпускало, мышцы спины разжимались, переставая напоминать каменные глыбы.

Осколок в ноге затих, притихший таблеткой и теплом.

Потом была еда. Я наскоро сварганил себе яичницу с помидорами и салом. Просто, грубо, сытно. То, что надо. Не то, что её жалкая попытка что-то приготовить.

Этим изнеженным городским даже яйцо сварить нормально не под силу.

Мысленно я уже корчил презрительную гримасу, представляя, как она делает заказ в ресторане. Видимо, это её предел, делать заказы, но не готовить.

Ужин. Этот дурацкий, вырвавшийся в моменте слабости ужин. Чем её накормить? Чем удивить так, чтобы она сразу всё поняла и потеряла ко мне всякий интерес?

Чтобы раз – и забыла дорогу к моему порогу.

И тогда я вспомнил.

У меня в морозилке кое-что есть. Деликатес.

На прошлой неделе фермеры Ивановы забивали бычков. Я тогда прикупил у них не только мяса. В глубинке такие вещи не выбрасывают. В морозилке у меня лежит аккуратно упакованный увесистый пакет.

Бычьи яйца. Идеальное блюдо для ужина с Барби.

Горькая, саркастичная усмешка сорвалась с губ. Вот это будет ужин. Настоящий. Деревенский.

Потушу их в сливках, чтобы нежнее были.

Гарнир – свой картофель, тот самый, что выкопал вчера, рассыпчатый и очень вкусный. Сдобрить сливочным маслом, зеленью и будет прекрасно. Сделаю ещё салат из помидоров, огурцов и зелени с грядки, заправлю сливками. Просто и честно. Пусть ест, если осмелится. А то уверен, скажет, что у неё фигура.

Десерт? Кофе? Нет уж. Пусть варит кофе у себя дома. Мне нечего ей предложить кроме суровой правды. Правды, от которой у неё, наверное, побегут мурашки по коже.

Я вышел из душа, всё ещё прихрамывая, но уже твёрдо стоя на ногах. Боль притихла, сменившись холодной, почти злой решимостью. Отлично. Барби ждёт сюрприз. Посмотрим, выдержит ли она его.

* * *

– ЛИКА —

Боже правый, что надеть на ужин к человеку, который видел меня в покрытой грязью одежде, с волосами, похожими на гнездо птицы-носорога, и при этом всё равно пригласил?

Это квест уровня «невозможно».

Мой гардероб распался на три враждебных лагеря.

Чёрное строгое платье кричало: «Я пришла на твои похороны, хотя мы едва знакомы».

Воздушное и романтичное шептало: «Я здесь, чтобы соблазнить тебя, а потом исчезнуть, как туман…»

А шикарный брючный костюм орал: «Готовься, Богдан, я пришла провести с тобой собеседование на роль моего возлюбленного!».

– Ну что же мне надеть?! – взвыла я, обращаясь к пустым стенам. Они молчали. Предатели.

Я уже готова была одеться примитивно: в джинсы и какую-нибудь футболку, или рубашку и выглядеть как беженка из стильной, но неудачной жизни.

Но я не сдавалась, открыла свой второй чемодан.

И там… тоже было много всего красивого, но не то, не это… О, да. Оно! Идеально!

Платье. Белое, в мелкий жёлтый цветочек, с юбкой-колоколом, которое кричало не «соблазни меня», а «потанцуй со мной под старый патефон».

Закрытый верх, скромные рукавчики и ни намёка на вульгарность.

Идеально для ужина в деревне!

Сверху надену кардиган из кашемира, белый, мягкий, как объятие… и обуюсь в балетки. Да, в балетки, потому что каблуки в деревне – это как прийти на покорение Эвереста в одном купальнике. Машина-то в ремонте, а идти пешком… в темноте… среди комаров и, не дай бог, ежей.

Велосипед? С его спущенными колёсами? Нет, спасибо, я не готова сегодня лететь через руль в кусты. Или в забор соседа. Опять.

Стемнело здесь как-то подозрительно быстро. В шесть вечера было уже как в полночь.

В городе в это время только начинается жизнь, а здесь… будто все готовятся к спячке. Или к чему-то ещё.

Макияж и укладка прошли в режиме «лёгкая небрежность, которая на самом деле стоила мне получаса и половину бутылки спрея для волос».

И тут меня осенило: идти с пустыми руками? После того, как он чинил мой насос, вернул мне тепло, даже обед мой не отругал, а просто пожурил, а я взамен подарила ему… испорченный забор? Нет, это крайне неловко. Не по-соседски.

У меня была привезена с собой очень хорошая бутылка вина.

Я думала, что когда обустроюсь здесь, устрою себе уютный вечер в кресле-качалке с видом на закат.

Но кресла-качалки здесь нет, закат скрылся за тёмными деревьями, а комары явно настроены враждебно. Так что… почему бы и не взять вино с собой? Да, возьму вино. Надеюсь только, что он не трезвенник. Или, того хуже, язвенник.

Я вздохнула, поправила платье и посмотрела в зеркало. Ну вот. Готова. Интересно, чем он меня угостит?

Да, чем бы не угостил, это явно будет вкуснее, чем переваренные макароны и пересоленные сосиски.

И вообще, что может пойти не так?

* * *

Тёмная деревенская дорога оказалась коварнее, чем ожидалось. И почему здесь нет освещения дорожного?

Я шла, пытаясь сохранить равновесие на этих дурацких балетках, которые то и дело ныряли в какие-то ямки и кочки. Дважды я споткнулась, едва не полетев в объятия колючей травы, но каким-то чудом удержалась. Героизм? Нет, просто страх опозориться перед Богданом ещё до начала ужина. Смешно будет, если явлюсь к нему в порванном платье, с разбитыми коленками и выбитым передним зубом.

А потом… потом раздался тот звук. Длинный, леденящий душу вой где-то справа, в густой темноте за полем.

Волк? Серьёзно? Здесь водятся волки?! Или это просто собака с особенно драматичным настроением?

Я замерла, сердце колотилось где-то в горле. На секунду мне показалось, что вот оно – я сейчас самым натуральным образом свалюсь в обморок, прямо на дорогу, и меня съест тот самый воющий зверь.

Но нет, я выжила. Продолжила путь, теперь уже прислушиваясь к каждому шороху.

Наконец, дом соседа. Калитка, слава богу, была открыта. Я вошла, чувствуя себя одновременно и спасённой, и ещё более нервной. И тут… откуда ни возьмись, появились они. Два огромных пса, настоящие амбалы с серьёзными мордами и умными, изучающими глазами. Они подбежали ко мне и принялись обнюхивать мои балетки, подол платья, руки…

Я застыла, издавая тихий, совершенно непроизвольный звук, нечто среднее между скулёжем и молитвой.

И тут появился он. Богдан. Вышел на хорошо освещённое крыльцо. Свистнул – коротко, резко. Псы мгновенно отступили и умчались куда-то в темноту, словно их и не было.

Я выдохнула. Кажется, впервые за последние десять минут. Быстро вбежала по ступеням и улыбнулась.

– Привет снова, – пропищала я, пытаясь вернуть себе достоинство. – Вот. Это… к ужину.

Протянула бутылку вина.

Он взял её, взглянул на этикетку. Губы тронула чуть заметная ухмылка.

– О, отличное вино.

Потом посмотрел на меня. Взгляд тяжёлый, пронизывающий. Кажется, он заметил и мои дрожащие руки, и слишком яркий румянец на щеках.

– Идём, Лика, всё готово.

И эти слова прозвучали почти как приказ. Приказ, от которого стало и страшно, и безумно интересно.

– Ммм… Вкусно пахнет! – сказала я, когда вошла внутрь.

* * *

Я сбросила балетки и босиком медленно проследовала за Богданом по первому этажу, стараясь не выдать своего изумления.

В голове крутилась единственная мысль: «Не может быть. Это какой-то подвох».

Он двигался чуть впереди, молчаливый, будто делал мне одолжение. А я… я просто не верила своим глазам.

Гостиная встретила нас тёплым светом камина. Огромный, почти до потолка, очаг, аккуратно сложенные поленья, и одно-единственное кресло перед ним.

В нём, укутанный в мягкий плед, спал пушистый серый кот. Услышав наши шаги, он лениво приоткрыл один глаз, дёрнул ушами, оценил ситуацию и, видимо, счёл нас недостаточно интересными, чтобы прерывать сон. Мурлыкая что-то во сне, он снова задремал.

«Вот так встреча», – подумала я. – «Даже кот здесь к месту».

Музыка лилась мягко, обволакивающе – фортепиано и скрипка, негромко, но так, что каждый звук приятно ложился на душу. Ни телевизора, ни лишних деталей. Проектор, акустика, которую я бы сама выбрала, будь у меня сейчас безграничные финансовые возможности.

– Красиво, – вырвалось у меня, хотя я старалась быть сдержанной.

Богдан лишь кивнул, не оборачиваясь. Казалось, ему всё равно, что я думаю. Или он просто не привык, чтобы кто-то оценивал его пространство.

Мы перешли в столовую. И тут я чуть не ахнула.

Посередине комнаты стоял огромный овальный стол, напоминающий то ли срез векового дерева, то ли отполированную друзу камня. Янтарный, гладкий, почти сияющий под светом стильной, кованой люстры с крупными хрустальными подвесками. Я не удержалась и провела рукой по поверхности стола – идеальный.

Стол был сервирован на две персоны.

– Нравится? – спросил Богдан, наконец, и в его голосе прозвучала едва уловимая нота любопытства.

– Ещё бы, – ответила я, стараясь не выдавать излишний восторг. – Такие вещи просто так не покупают. Такие вещи нужно понимать.

Он хмыкнул, но в уголках его губ дрогнула тень улыбки.

Барная стойка, стильные стулья, всё продумано до мелочей. Никакого пафоса, только лаконичная красота.

Я уже начала пересматривать своё мнение о Богдане. Деревенщина? Скорее затворник с безупречным вкусом.

Но настоящее потрясение ждало меня на кухне.

Я замерла на пороге, не в силах скрыть удивления.

– Ого! – вырвалось само собой. – Вот это даа-а-а, Богдан! Да тут любой ресторан позавидует!

Профессиональная печь, массивный остров с двумя мойками, встроенный холодильник и морозильник… Всё блестело, всё дышало функциональностью и стилем.

Даже я, далёкая от кухни, оценила это помещение для готовки. Моя кухня по сравнению с этой кухней, показалась мне чересчур скромной, даже убогой.

Богдан, наконец, посмотрел на меня, причём внимательно. В его глазах читалось лёгкое удивление, он явно не ждал такой реакции.

– После сбора урожая приходится много готовить, – произнёс он просто, как будто объяснял что-то очевидное.

– Что, сам готовишь? – не удержалась я. Вспомнила бабулины бесконечные соленья, варенья. Это был ад, к которому бабушка пыталась меня приучить и привить любовь к засолкам. Не привила.

Но сейчас бы не отказалась от бабулиных огурчиков. Похрустела бы ими с удовольствием. Хорошее было время. Детство, бабушка, дача… Бабушки давно нет, дачи тоже и детство уехало…

– А кто же ещё? – поднял бровь Богдан. – Гости у меня редкость.

В его словах прозвучала лёгкая насмешка.

– Ну-у-у, – протянула я, оглядывая кухню с восхищением, – если ты и готовишь так же хорошо, как выбираешь мебель, то, наверное, кормишь половину деревни.

Он рассмеялся, коротко, но искренне.

– Я продаю то, что у меня в итоге получается. И не деревенским, а ресторанам. Ну и частникам.

В его взгляде промелькнуло что-то тёплое. И я вдруг поняла, что этот угрюмый, нелюдимый мужчина… вовсе не такой, каким кажется.

А это было куда интереснее.

Мы вернулись в гостиную, и я внимательнее рассмотрела сервировку потрясающего стола.

На нём аккуратно, даже с какой-то трогательной старательностью, была расставлена посуда на две персоны. И вот он – момент истины. Рядом с бокалами стояли две бутылки вина. Одинаковые. Одну я принесла. Другая была, понятное дело, Богдана.

Неловко вышло.

– О! – не удержалась я, поднимая на него глаза. – Ты и в вине разбираешься. Не ожидала, что у тебя есть такое же вино.

Я скривила губы, делая вид, что обижена. На самом деле внутри всё ёкнуло от неожиданности.

Богдан рассмеялся, низко, глуховато, но искренне.

– Лика, – сказал он, – ты тоже не безнадёжна. Разбираться в винах – это дело непростое.

Я фыркнула, но было приятно. Хотя бы потому, что он наконец-то начал говорить со мной не как с назойливой мухой.

– Ну, так куда прикажете садиться? – спросила я, оглядывая комнату с преувеличенной важностью.

– Туда, куда сама захочешь, – он пожал плечами, уже возясь со штопором. – У меня демократия.

Я подошла к стулу, но садиться не спешила. Провела ладонями по платью, будто смахивая несуществующие пылинки, и чуть капризно, почти как избалованная кошечка, произнесла:

– Ну а где твои манеры, Богдан? Я тут комплименты твоему дому расточаю, а ты мне фигушки? Неужели я так плохо одета? Или, просто некрасива?

Он замер со штопором в руке, и я заметила, как по его лицу пробежала лёгкая растерянность. Затем он медленно, не спеша, поставил бутылку, подошёл ко мне, взял мою руку и поднёс к губам. Его пальцы были тёплыми, чуть шершавыми. А губы невероятно мягкими и обжигающе горячими.

– Простите, леди, – произнёс он с лёгкой иронией, но в голосе вдруг посерьёзнел. – Не знаю, где были мои глаза… Вы, Лика, соседка моя нежданная, великолепны.

Я хмыкнула и почувствовала, как запылали щёки. Чёрт, а ведь приятно. Руку, которую он поцеловал, я мыть не буду. По крайней мере, сегодня.

Он вернулся к вину. Ловким движением вытащил пробку. Она вышла с тихим, удовлетворённым хлопком. Затем разлил рубиновое вино по высоким бокалам. Оно плеснулось густо, почти лениво, играя на свету огнём из камина. Будто не вино, а расплавленный рубин.

Потом он принялся открывать металлические крышки с блюд. Первая скрывала какое-то мелко порубленное мясо, потушенное в сливках, от блюда пахло так, что у меня предательски заурчало в животе. Вторая – молодая и рассыпчатая картошка с маслом и зеленью. Всё, прощай фигура! Третья… Третье блюдо оказалась с салатом. Обычным овощным из огурцов, томатов, редиски и зелени, заправленной то ли сливками, то ли сметаной. Надеюсь, не майонезом. Не жалю майонез.

И была ещё корзинка с тёплым хлебом, хрустящим и золотистым.

– Что, ты и правда, сам всё приготовил? – не удержалась я, глядя на это пиршество.

– Нет, – невозмутимо ответил он. – Прилетала фея кулинарии. Помахала палочкой, всё и приготовилось.

Я рассмеялась.

– Судя по всему, фея у тебя талантливая.

– О да, – он кивнул, подавая мне бокал. – Иногда даже я ей завидую.

И в его глазах снова мелькнула искорка, которая заставила меня забыть, что ещё вчера я считала его болваном и угрюмым медведем. А сейчас этот «медведь» наливал мне вино, угощал ужином и смотрел с любопытством.

И знаете что? Мне начало нравиться в деревне. Очень.

Глава 5

* * *

– ЛИКА —

Я взяла вилку с видом гурмана, который вот-вот откроет для себя шедевр. А потом попробовала. Мясо таяло во рту – нежное, бархатное, пропитанное сливочным соусом с лёгкой кислинкой и ароматом трав. Я закрыла глаза на секунду, чтобы прочувствовать вкус.

– Ну? – спросил вдруг Богдан, наблюдая за мной с лёгкой усмешкой. – Поймёшь, что это?

Я медленно проглотила, вскинула брови и посмотрела на него с вызовом.

– Ха! Если ты думал подловить меня, то не вышло. Я узнала это блюдо. Была в Грузии и пробовала. Это квереби. Бычьи яйца в сливках.

Он откинулся на спинку стула, и в его глазах вспыхнуло настоящее удивление.

– Обычно, – сказал он, – когда люди пробуют, а потом узнают, что это, они начинают изображать вселенский ужас. Ты отреагировала… так спокойно.

Я рассмеялась, подперев подбородок рукой.

– С удовольствием бы предложила поварам яйца своего бывшего мужа… Они ему всё равно не нужны. – Я сделала паузу для драматического эффекта. – Я считаю, мужик, который не умеет держать штаны с застёгнутой ширинкой и изменяет жене, бросает её ради другой, должен быть предан экзекуции.

Тут же я глубоко вздохнула, и отложил вилку.

– Прости, Богдан. Тема не для вечера. Просто… я зла на него.

Он смотрел на меня внимательно, почти пристально.

– Ты страдаешь, – констатировал он тихо.

Я закатила глаза, но потом рассмеялась, на этот раз чуть резковато.

– Нисколько. Меня расстроил факт, что мне изменили и меня бросили. МЕНЯ. Анжелику Великолепную бросили ради тётки, которая занимается йогой и просветляет… Видать моему бывшему мозги капитально просветлила…

Я покачала головой, потом ткнула себя пальцем в грудь.

– Да, Богдан, самооценка у меня завышена. Представь, какой удар по моему самолюбию. А страданий у меня ноль. Я вообще не понимаю, зачем вышла за него замуж. Он понятно, почему женился на мне – я была красивой куклой для его деловых встреч. А мне он нравился… толстым кошельком. Никакой любви у нас не было. И честно говоря, я рада, что мы разошлись.

Богдан молча налил мне ещё вина. Рубиновая жидкость плеснулась в бокал, и я поймала его взгляд – тёплый, без осуждения, почти понимающий.

Я бодро подняла бокал.

– Выпью за настоящих мужчин. За таких, как ты, Богдан. Ты точно настоящий.

Он чуть улыбнулся в ответ, и в его глазах что-то дрогнуло – то ли одобрение, то ли интерес. А может, и то и другое. И я поняла, что этот вечер становится куда интереснее, чем я могла представить.

* * *

Мы перебрались в кресла у камина, оставив на столе пустые тарелки.

Пока мы ели, я рассказала Богдану частично о своей жизни. Наверное, его голова сейчас пухнет от обилия новой и совершенно ненужной информации.

Например, я ему сказала, что обожаю белый шоколад. И что вместе с бывшим облетела полмира.

Вот зачем я ему всё это выложила, а?

Кот, которого мы потревожили, недовольно помурлыкал, бросил на нас осуждающий взгляд и гордо удалился куда-то вглубь дома, видимо, искать более спокойное место для сна.

Я устроилась поудобнее, чувствуя приятную тяжесть в животе и лёгкое головокружение от вина.

Богдан сидел рядом, его лицо тонуло в полумраке, освещённое лишь колеблющимся светом огня.

– Знаешь, что со мной сегодня днём приключилось? – вспомнила я, лениво вращая бокал в руках. – Принимаю я, значит, ванну, наслаждаюсь… У меня ароматная пена, горячая вода наконец-то… И тут, бац! Слышу, какой-то шум. Я выбралась из ванны, чтобы посмотреть, кто или что мешает моему релаксу, и тут из-под шкафчика появляется ёж! Топает в мою сторону, такой весь невозмутимый… Я думала, у меня случится инфаркт!

Богдан фыркнул, пытаясь скрыть улыбку.

– И чего ты так испугалась? Это же не змея, не мышь…

– Ага, – я передёрнула плечами. – Милое колючее создание, да? Только вот ёжики – переносчики всякой гадости. Клещей, жуков, пауков… У них в иголках целый зоопарк помещается! Я в него бутылкой с пеной швырнула. Но промахнулась. Он убежал, а шкафчик мой, куда прилетела бутылка… – я вздохнула драматично, – теперь на полу лежит. Сломался, бедолага.

Он рассмеялся, глухо, но искренне.

– Ну, хоть ёж жив остался. И ты цела. Хотя шкафу не позавидуешь.

Помолчав, он добавил уже серьёзнее:

– Знаешь, на что твоя жизнь сейчас похожа?

Я удивлённо подняла брови.

– И на что же похожа моя жизнь? – усмехнулась я.

– Человек, Лика, он как растение. Выкопали его из привычной почвы, пересадили в другую землю, в другой климат… Всё вокруг другое, чуждое и ему сложно. Он проходит и огонь, и воду. У него есть только два пути – выжить или погибнуть.

Я слушала, не перебивая.

– Ты, Лика, – городской цветок. Привыкла, что по щелчку пальцев, по первому звонку всё решается – ремонт, доставка, любые услуги. А здесь – природа. Деревня. Да, благоустроенная, но всё же. Здесь, чтобы жить хорошо, нужно руки замарать. Всё самому уметь делать.

Я задумалась, глядя на огонь в камине. В его словах была правда, горькая, но честная.

– Может, ты и прав, – тихо сказала я. – Только я не хочу быть растением, которое погибает. Хочу быть той, которая приживается. Пусть и с трудом, но станет своей.

Он улыбнулся, без иронии, почти нежно.

– Видно, что ты упрямая.

– О да, – я подняла бокал. – За упрямых городских, которые учатся расти в новой земле!

Он усмехнулся.

Мы чокнулись. Вино было вкусным и обнадёживающим. И в тот момент я поняла, что, возможно, пересадка – это не всегда плохо. Иногда это шанс пустить корни там, где никто этого не ожидает. Даже ты сама.

Я сделала ещё глоток вина, чувствуя, как его тепло разливается по телу, смешиваясь с теплом огня.

Кот, кажется, окончательно обиделся на нас. Где-то вдалеке донёсся звук падающей металлической вазы, но Богдан лишь покачал головой, не выражая особого беспокойства.

– Он у тебя часто так выражает протест? – спросила я, кивая в сторону звука.

– Только когда ему кажется, что я уделяю гостям слишком много внимания, – ответил Богдан с лёгкой усмешкой. – Ревнивец.

Я рассмеялась.

– Похоже, у нас есть общее, мы оба не любим, делить чьё-то внимание.

Он посмотрел на меня пристально, и в его взгляде промелькнуло что-то серьёзное.

– Какие у тебя вообще планы, Лика? Что ты собираешься здесь делать?

– Ты говоришь о работе?

Он кивнул.

Я длинно вздохнула, поёрзала. Неудобный вопрос.

– Ну-у-у, я вообще-то отличный бухгалтер. Я на отлично закончила экономический факультет в институте, и даже некоторое время успела поработать по специальности в компании, в которой  проходила практику. Им понравился мой профессионализм, несмотря на молодость. А потом…

Богдан молча кивнул, давая мне понять, что слушает. По-настоящему слушает.

– Потом ты уже знаешь. Неинтересно повторяться. А ещё я люблю цветы. Розы. Моя бабушка привила мне любовь к цветам. Она пыталась привить любовь и к другим культурам, кабачкам, огурцам, помидорам, особенно к сбору урожая, засолке, варке… Брррр. Но не-е-ет, не получилось.

Я подтянула под себя ноги, у меня замёрзли пятки и продолжила:

– В общем, услуги бухгалтера нужны всегда и везде. Тем более, не обязательно всегда быть в офисе. Можно всё удалённо делать. Это то, на что я буду жить. Ну и плюс мои счета не пусты. К моему счастью. А конкретно здесь я займусь садом. Розы. Будет красота. Эстетика вокруг. Мне это очень нужно…

– Хороший план, – сказал Богдан спустя целую минуту молчания.

– Знаешь, – сказала я неожиданно для себя, – когда я переезжала сюда, я думала, что это побег. Бегство от всего. От города, от бывшего, от лжеподруг, которые злорадствовали… А теперь сижу здесь, у твоего камина, и понимаю… может, это не побег? Может, я наконец-то прибыла, куда нужно?

Он улыбнулся, тёплой, спокойной улыбкой, которая делала его лицо моложе.

– Деревня имеет свойство возвращать людей к сути, Лика. Здесь нельзя спрятаться за телефонами и доставкой еды. Здесь остаёшься наедине с собой. И либо ты узнаёшь себя заново, либо сходишь с ума.

– Пока что склоняюсь к первому варианту, – пошутила я. – Хотя после сегодняшнего инцидента с ёжиком не уверена.

Мы оба рассмеялись.

Огонь в камине потрескивал, отбрасывая танцующие тени на стены. Где-то за окном шумел ветер, но здесь, в этой комнате, было тихо и безопасно. И я поймала себя на мысли, что нигде ещё – ни в шикарных ресторанах, ни на светских вечеринках, ни на шикарных курортах – я не чувствовала себя так… на месте. Как будто все годы до этого я носила туфли не по размеру, а сейчас, наконец-то, разулась.

– Спасибо, – сказала я вдруг, сама не ожидая этих слов.

– За что? – удивился Богдан.

– За то, что не смотришь на меня как на сумасшедшую горожанку. И за то, что не пытаешься меня лечить по типу: «тебе здесь не место, вали обратно…» Ты понял, да?

Он посмотрел на меня долгим  взглядом.

– Тебя не нужно лечить, Лика. Тебе просто нужно время. Чтобы понять, что тебе вообще нужно.

Я кивнула. Это так.

– А что насчёт тебя, Богдан? – спросила его с улыбкой. – Кто ты? Какой ты человек? Почему ты один?

Он вдруг помрачнел и неожиданно для меня сказал и довольно грубо:

– Думаю, тебе пора домой. Я провожу.

Как это домой? Почему? Я ещё чай, кофе не пила и вообще…

Глава 6

* * *

– ЛИКА —

Как это домой? Почему? Я ещё чай, кофе не пила и вообще…

– Лучше налей ещё вина, – попросила я.

Богдан вздохнул как-то чуточку раздражённо, но мою просьбу выполнил. Разлил вино по бокалам.

И вот я сидела, уютно устроившись в кресле, с бокалом вина в руке, и чувствовала себя на вершине мира.

Огонь в камине потрескивал, вино согревало изнутри, а рядом со мной сидел мужчина, который за один день совершил так много для меня.

Какой там Геракл с его подвигами! Вы насос попробуйте в одиночку починить и тепло в дом вернуть, а потом ещё ужин приготовить.

И вот, в самый разгар этой почти идеальной атмосферы, Богдан вдруг произнёс:

– Всё, Лика, я думаю, что тебе пора домой. Я провожу. Идём.

Я чуть не поперхнулась.

Опять домой?

После этой вкусной еды, тёплых разговоров, он просто выставляет меня за дверь?

Я ведь ничего такого не сказала!

Но я была бы не я… Короче, я улыбнулась, стараясь сохранить лёгкость, хотя внутри всё гудело от негодования.

Меня не выпроваживают, я сама ухожу.

– А я рассчитывала на чай или кофе, – сказала игриво. – Или ты не угощаешь гостей десертом после ужина?

Но он не поддался на мои намёки. Его лицо стало мрачным, почти закрытым. Он выглядел как настоящий бука, тот самый нелюдимый сосед, каким я его сначала и представила.

– Лика, тебе пора, – повторил он твёрдо.

И вот тут во мне заиграло то самое коварное вино. Я отставила бокал на столик, медленно поднялась с кресла и подошла к нему. Богдан сидел, смотря на огонь, и, кажется, даже не ожидал, что я осмелюсь подойти так близко.

Прежде чем он успел что-то сказать, я забрала у него его бокал, поставила рядом с моим, а потом… потом просто забралась к нему на колени.

Он напрягся. Весь. Каждый мускул его тела стал твёрдым, как камень. Я положила руки на его плечи и ахнула про себя – о, какие же они у него широкие и сильные! Под тонкой тканью рубашки чувствовалась упругая мощь.

– Ты что творишь? – его голос прозвучал низко, почти предупреждающе.

Но я уже не могла остановиться. Я наклонилась к нему так близко, что наши губы почти соприкоснулись, и прошептала:

– Ты слишком напряжён. Позволь себе расслабиться, Богдан.

Мои пальцы скользнули по его бицепсам, почувствовав каждую выпуклость, каждую линию. Я не могла не восхищаться, он был идеален. Настоящий мужчина, сильный, уверенный, тот, кто не боится работы и умеет делать всё своими руками. Ммм… Сказка.