Конституция Бога

КОНСТИТУЦИЯ БОГА

Мемуары

Книга первая. Разговор с совестью

Запись 06.05.2025

Вступление

Этот диалог со своей собственной совестью. Я думаю, это внутренний разговор не с самим собой, а с чем-то или кем-то более значимым, совершенно чистым и, возможно, непорочным. Разговор с той частью души, которая не от мира сего и не вмещает в себя греха. Это наша святая сторона, и связь с ней почти утеряна, но она всегда присутствует в каждом, порой очень глубоко, на тех дальних границах нашей духовности и нравственности, что граничат с самим бессознательным. Скорее всего там, где живет и обитает интуиция и совесть. Мы все связаны с ней, словно пуповиной, с непорочной матерью нашей, а также с Творцом.

В этой области разговор с самим собой происходит естественно и максимально честно. Мы, отбросив всю свою греховную суть, чувствуем себя перед Богом нагими: нам нечего скрывать, мы словно младенцы на руках у своих первозданных родителей. Это самая сакральная и священная область души, которая ничего не скрывает, потому что ей нечего скрывать, она настолько естественна и открыта, что является нашим истинным осознанным состоянием души, истинным Я, без каких-либо преломлений. Там мы видим себя такими, какие мы есть на самом деле – без призм, масок, шаблонов, системы оценок, жизненных наслоений и тяжёлого опыта.

Это сторона – девственная, рядом с ней всегда находится Бог. Это та незапятнанная часть нас, которая в искренности своей раскрывает всю сущность нашей души, мораль, нравственность и широту сердца, в котором живет только любовь и заполняет собой все наше естество. Порой, очень тяжело увидеть эту часть. В зеркале мы ее не видим, она там не отражается, чтобы ее увидеть нужно заглянуть во внутреннее зеркало – свое сердце. Только оно способно показать всю правду о нас, но для этого нужно быть максимально честным с самим собой. Только тогда оно раскрывается, и только тогда мы начинаем видеть нечто, что утеряли с самого детства – порядочность, с которой пришли в этот мир.

Иисус говорил, что нужно стать детьми, чтобы попасть в Царство Божие, нужно вернутся в это непорочное состояние своей души, которая на мир смотрит совершенно иными глазами: детскими, наивными, честными, влюбленными, еще не тронутыми этой жизнью, где чистая фантазия летает в самой святой области чистейшей и еще незатронутой жизнью любви. Это нужно понять и вернутся в это состояние, найти вновь его, очень многие, прожив всю свою долгую жизнь, находят это состояние лишь в старости, и они вновь, как дети, начинают осознанно быть теми, кем не давала им жизнь и общество на протяжении всей жизни. Вернутся в свое самое чистое и идеальное состояние – это и есть смысл жизни. Не утерять связь с этой стороной души – это, наверное, и есть самое главное достижение жизни, которое будет должно оценено Богами после нашей смерти.

Я понимаю, что жизнь – это лишь мимолетное видение, всего лишь секунда, но за эту секунду мы должны успеть осознать самих себя, понять кто мы есть на самом деле, разобрать скелеты у себя в шкафу, и навести в нем порядок, суметь вернутся в свою чистую и непорочную обитель еще при жизни и не ждать пока она закончится. Каждый наш шаг, каждый вздох, каждая мысль и мгновение – это именно тот должный миг, которого ждет от нас Бог, ждет совесть, ждет чистая сторона души, чтобы вернуть то, что мы давно утеряли, то, что всегда делало нас счастливыми и в чем был смысл жизни, а точнее в чем мы всегда его находили.

Обитель Божия всегда присутствует в нас, ее только нужно раскрыть и вернуться в отчий дом, но для этого нужно избавиться от всей боли, от несправедливости суровой жизни, от неприязни, недоверия, отчуждения и всего того, что привело текущее состояние, где мы находимся озлобленные, с расстроенной психикой. Мы блуждаем подавленные по жизни в поисках тех справедливых законов, которых на земле не находим. И для кого-то это состояние реальная проблема, а порой и тупик, который только раздражает и не дает посмотреть на жизнь чистым взглядом, без призм и оценок, а чисто и наивно, как в детстве. Все мы должны вернутся в свое изначальное состояние, ведь только там будет встреча с Богом и с тем, кого мы так давно хотели увидеть – настоящим собой, такими, какими мы были всегда, еще до жизни.

Мы наверняка сможем это вспомнить, если вернемся. Мы можем все и это не чудо – это закон Жизни, неписаный закон непреложной Любви, на котором держится все. Мы можем вернуться к Источнику такими, какими были раньше, и единственное, что нам поможет в этом – неоспоримая и непреложная вера, надежда на справедливое начало и любовь ко всему живому, в чистом ее виде.

Снова стать ребенком – не грех и не глупость, это спасение, это тот свет в конце туннеля, к которому мы все когда-то придем если поймем главное – любовь основа жизни! Совесть – свет в конце туннеля и спасение! Стать наивным, честным и справедливым – значит вернуться в состояние чада Божия, стать верным сыном, достойным обители своего отца. Жизнь – это наш терновый путь, который заканчивается с осознания себя частью чего-то великого и бесконечного, того, в чем заключена вся нравственность и любовь окружающей жизни. Только когда мы сможем посмотреть на мир незамутненным взглядом, сможем стать не просто лучше, а стать проводниками и самим светом, которому будут прощены заблуждения и отступничество. Когда мы любим, мы погружаемся в святую область воображения, в сердце Самой Жизни, в извечную святую Животворящую область Природы, субстанцию, в которой творятся и зарождаются все духовные образы, служащие самой жизни. Только благодаря любви, нам дается дар погружаться в эту обитель и нужно понимать, что только горящее сердце, наш мощный реактор, может превратиться в солнце, которому подвластно все – все законы Жизни, потому что оно не противоречит им, а стало с ним одним целым.

Запись 07.05.2025

Глава первая

Духовное пробуждение

Разговор с совестью подразумевает самую искреннюю исповедь, обнажение своей души перед всем миром. В этом великая сила!

Это обращение к самой совести, к той части души, где обитает Бог, где наша связь с высшим, с ангелами не просто возможна, а реальна, ведь только в этой части живет священная и непорочная область сердца, которая наполнена Жизнью, Любовью и всем тем, что составляет Любовь.

Сбросив с себя груз всего пережитого, мы предстаем пред этой сакральной областью совершенно нагими, с полным осознанием порочности, которой мы поддались в жизни. Всего того, с чем мы не смогли побороться, что окутало нас и что мы хотим сбросить и предстать пред Отцом такими, какими он нас помнит, какими мы были у него на ладонях пред тем, как уйти в эту жизнь. Я чувствую эту связь с Отцом и матерью, я всегда их чувствую у себя за спиной, они всегда рядом. Колыбельная матери всегда вела меня по жизни и помогла сделать правильный выбор. Это был тот самый внутренний компас сердца, который всегда указывал мне правильный путь в согласии с совестью, но к своему сожалению, я не всегда к нему прислушивался. Особенно в самые тяжелые периоды жизни. Были моменты, когда мое непонимание жизни доходило до своего предела и эта же жизнь ломала меня и пыталась сделать тем, кем я на самом деле не являлся. Я очень тяжело пережил этот сложный период моей жизни.

Мне было всего лишь шестнадцать лет; мои родители разошлись, и я остался один, предстал перед миром таким, какой есть. Мне пришлось отодвинуть Бога, и запрятать компас сердца глубоко за пазуху. Я задвинул и свою совесть на некоторое время, так как передо мной раскрывалась реальная жизнь девяностых. Период, когда страна пребывала в полной разрухе. Мое непонимание жизни, всей ее несправедливости, нечестности и того, с чем люди мирятся ради выживания, показывало мне в какую сторону люди могли меняться, подстраиваясь под любые условия жизни.

Они начинали врать, скрывать свою доброту и менять ее на черствость и коварство, свою любовь – на инстинкт. То животное чувство, что делало людей сильней, хищниками, которые переставали чувствовать и сопереживать, и начинали становится бесчувственными истуканами. Душа и совесть были больше не нужны, и оказались похоронены в этой суровой среде, где выживало только животное чувство инстинкта, как нечто бесполезное. Чем в большего хищника превращался человек, тем больше появлялось шансов выжить. Да и уважали такую хищность больше, ей поклонялись, приклоняли перед ней колено в знак уважения. Инстинкт давал силы, власть, и другой взгляд на мир – грубый и обрубленный. Сердце черствело так сильно, что наступал момент, когда убийство становилось чем-то простым, понятие морали постепенно исчезало вместе с голодом. Постепенно рождались злость и ненависть к миру, к людям. Психика не выдерживала нагрузок и противоречий, в мыслях начинали появляться навязчивые идеи, темные идеи, которые уже не просто шептали, а кричали. Они требовали исполнения их воли. Это был пик, где Я требовало самоутверждения. Высокомерное Я уже считало себя выше других, и провозгласило себя всемогущим царем и требовало оно для себя соответствующего.

Все это были мои иллюзии, в которые я сам и поверил своей фанатично слепой, я бы даже так сказал: поверил своей радикальной упертостью, не понимая, что этому состоянию виновником была не среда, а я сам от того, что подчинился ее жестким законам, разрушающим душу и все самое святое, что было во мне. Эти иллюзии руководили мной и вели в пропасть, только я еще этого не понимал и фанатично рвался куда-то. Захваченный инстинктом и превратившись в зверя, я уже был не человеком, а дикой тварью. Я уже был в шаге от чего-то ужасного – от преступления и серьезного греха, сердце уже не подавало признаков жизни, совесть была отброшена за ненадобностью и это было уже практически одержимостью. Буквально за несколько месяцев, я стал тем самым хищником, который и подходил той дикой среде. Я обрел иную форму, как физическую, так и ментальную – совершенно иную форму мышления. Да, я изменился быстро, и теперь и ложь, и преступление было для меня нормой. Я начал отрицать Бога, я считал Богом себя, и требовал поклонения.

Мое сознание оказалось очень быстро переписано, точнее я сам отформатировал его с помощью своего инстинкта, я поддался животному образу жизни, который на то время мне придавал сил, и я мыслил, как хищник, видел жизнь иначе. Я стал судьей другим, люди потеряли свою ценность – я был важнее, теперь я был камнем, прочным и мощным, и ход таких холодных мыслей мог все.

В первую очередь он охлаждал чувства, разрывая их, теперь я мог совершить любое преступление без малейшего угрызения совести. В таком состоянии я стал более нервным, жестоким, хладнокровным, психика была на пределе. В тот момент, я был всегда настроен негативно, был словно ежик. Я был всегда начеку и мне казалось, что весь мир настроен против и шел на меня войной, и я готов ему был ответить тем же или еще жестче. Нет, тут уже речь не шла о том, чтобы подставить щеку за обиду, а наоборот, ответить, наказать, показать место и показать себя – кто я и на что способен. Это был тяжелый момент становления моей личности, и он совпал со временем моего полного отступления от Бога, потери веры, морали какой-либо нравственности и совести.

Я только сейчас понимаю, как быстро человек может пасть до животного состояния и как глубоко, когда, отбросив совесть, принимает животный образ. В одно мгновение можно стать тем, в ком человечности не осталось, где сердце мертво, и ты теряешь человеческий облик.

Но сейчас я осознаю, что сердце на самом деле не было мертво никогда, я сам лишал его жизни. Мои иллюзии делали его бесчувственным и пустым, черствый ход мышления эти примитивные алгоритмы и расстраивали струны сердца. Эти иллюзии имеют огромную силу и власть, они способны атрофировать чувствительность, и превращать все живое в нас в бездушную сущность, потому что такая их природа – безжизненная, высеченная из камня, лишающая сердце способности к сочувствию и эмпатии.

Итак, мое сердце не было мертво, оно было живо, но погружено в иную среду, в ту, где рвутся тонкие струны чувств и нашей духовности. Эта безжизненная природа веяла только смрадом, в который я сам погрузил свою душу, в ад, где вокруг обители только монстры и чудовища, среди которых нужно было не просто выживать, а самому стать лидером – самым худшим и жестким из всех, самым хищным.

Такие иллюзии рождаются в сознании от чрезмерной внутренней концентрации, когда ты перестаешь понимать происходящее вокруг. Иллюзия обретает такую силу, что подчиняет тебя себе, навязывая искаженные воззрения и правила. Они формируют мыслеформы, которые в тот миг кажутся откровением, высшей истиной. Однако за этим мнимым прозрением не стоит ничего – лишь пустота, обратный гнозис. Гнозис тьмы, за которым скрывается сам Сатана.

Многие проживают в подобных иллюзиях, сам я это понял только спустя двадцать пять лет после того, как выбрался из них сам. Но в то время я казался себе крутым, казалось, что ореол на моей голове делал меня самым-самым. Да, это была гордыня, и такого уровня что корона на голове ослепляла, в то же время, как она возвышала меня, она опускала других в моих глазах. Я был суровым судьей, правителем и вершителем судеб, я взял на себя эти полномочия и считал, что они не оспоримы и абсолютны.

Так можно было незаметно спалить свое сердце и всю свою человечность. Если бы я тогда не остановился, то разбился бы очень быстро, и слава Богу, что был ангел-хранитель. который из-за всех сил пытался удержать меня от проклятия, от чего-то ужасного.

Он заслуживает памятника, в этом нет сомнений. Когда-нибудь я встречу его и скажу спасибо – не на словах, а с такой безмерной благодарностью, которую не передать. Ведь он спас меня в те мгновения, когда жизнь висела на волоске, а душа уже смотрела в пропасть, приготовленную злым духом.

Он только мечтал увидеть меня падающим в эту бездну, на дне которой был ад, ожидающий таких как я, глупцов, у которых на глазах были шторы собственной гордости. А дьявол всегда был рядом и наблюдал. И тогда ему было важно побыстрей столкнуть меня в пропасть, чтобы насладиться своей победой над очередным идиотом, чадом Божьим, которого он обманул так искусно.

Да, дьявол был силен и коварен настолько, что каждый мой шаг он предвидел и ставил ловушки на каждом шагу. Но мой ангел вел меня вокруг них, он верил в меня до последнего, в то время, когда я уже ни в кого кроме себя самого не верил, ни в черта, ни в бога. Мой ангел хранитель видел меня насквозь, и он знал, что мое сердце живо, знал, что я своей иллюзией словно стеной загородился от него, и стена это была непробиваемая, но все же не настолько, до меня еще можно было достучаться, что он и делал изо всех своих сил. Мне нужно было только прислушаться к себе, чтобы увидеть иллюзорность моих воззрений. Нужно было прислушаться к сердцу, которое говорило совершенно иное. Но для этого должно было что-то случиться, иначе я бы не изменился, не опомнился, и не остановился.

И такой момент наступил. Момент истины, момент жизни или смерти. Это была та самая грань, разделяющая мою жизнь на бытие или небытие. Дьявол уже подвел мою душу к черте, но он не рассчитал, что мой ангел хранитель оказался очень силен, и упрям (также как я), и в итоге не только спас мою жизнь, но и привел меня обратно, дал время опомниться, остановиться.

Я счастлив этому и искренне благодарен Богу за такого воина света. У многих такого шанса не оказалось, многие ушли из жизни в иллюзии, и до сих пор пребывают в ней, захвачены полностью, и не видят пути назад, от того, что перешли черту. Они уже не видят, что теперь их жизнь полностью контролируется тем, кто держит их души в своих крепких клещах.

Пока люди пребывают в печальном забвении своей иллюзорной матрицы, дьяволу ничего не стоит оборвать нити их жизней. Ими движет темная сила, превратившая их в винтики системы, чья цель – окутать грязью и иллюзией других, сделав их такими же хищниками. Так рождается тварь уже не Божья, а сатанинская, где правят инстинкты. Одаряя людей животными позывами, тьма делает свое дело: этот вирус-паразит так быстро меняет нас изнутри, что мы не замечаем, как теряем человечность – свое подлинное лицо чада Божия.

Мы не чувствуем, как переступаем божий закон, и как переписываем его. В этом основная суть темных сил: чем меньше чувствуем, тем меньше переживаем. Нет чувств, нет проблем. Сердце должно было быть уничтожено еще в детстве, сердечные струны должны были быть порваны или в крайнем случае расстроены до такой степени, чтобы от своей надорванности они просто перестали звучать, породив вместо музыки лишь грубую какофонию. Этот хаос становится тем котлом, в котором душа обречена вариться, пока окончательно не превратится в нечто безжизненное и окаменелое – вязкое, болотистое подобие, лишенное всякой жизни. Слава Богу, мне повезло, и Судьба меня спасла. Я видел все свои внутренние изменения, но был слеп. Этот диссонанс разрушал мою психику, но в один прекрасный момент я должен был прозреть и произошло это тогда, когда я чудом остался жив после взрыва.

Запись 08.05.2025

Глава вторая

Выход из тупика

Малолетками шестнадцати-семнадцати лет на крыше пятиэтажного здания, а точнее на его чердаке, мы с друзьями мастерили бомбочку из смеси сурика и серебрянки, смешивая их и добавляя камни. При падении, камень, ударившись об камень, должен был создать искру и разорвать плотно обтянутый изолентой пакет, да не на шутку.

В тот раз бомбочка должна была выйти солидная, килограмма три-четыре. Мы понимали, упав на землю она рванет так, что по вылетают стекла в соседних домах, а если подложить под машину, то перевернуть ее. Никто из нас в тот момент не думал о последствиях, всем был важен эффект мощного взрыва.

Мы сидели на чердаке, нас было человек пять, и мастерили бомбу. Мой друг Тарас нашел на чердаке газеты, которые в итоге спасли нам всем жизни. Он хотел прочитать в них что-то, но на чердаке было темно – маленькие окошки не пропускали много света. Тогда он взял найденные газеты и поднялся на крышу, где было светлее. Постепенно мы все вышли на крышу и продолжали делать бомбу уже там.

Я держал ее в руках, когда друг Леха закинул в нее несколько камней и тут же отбежал в сторону пригнувшись, предчувствуя неладное. Будто в замедленном кино я наблюдал за его движениями: он закинул камни в пакет и быстро отпрыгнул. Время остановилось. Я увидел, как эти камни падают в пакет, как один падающий камень ударился об другой и пошла искра, вмиг воспламенившая все содержимое.

Произошел очень сильный взрыв, никто ничего не успел сделать, среагировать. От того, что пакет был открыт не было никакой взрывной волны, только огромное пламя радиусом в несколько метров в эпицентре которого мы все оказались. Несколько секунд мы были внутри этого огня, который сжег все, до чего только дотянулся. У меня горела кожаная обувь, лицо и волосы сгорели и почернели, кожа на руках обуглилась и стала за считанные мгновения черной, до такой степени что кожа лопнула.

В тот момент, когда я увидел белые трещины на руках, я подумал, что это сгорела рубашка, но, когда я сорвал с рук эту черную обуглившую ткань, я понял, что это была моя кожа. Тогда, мы с друзьями чуть не попадали с крыши, пока разбегались кто куда, проконтролировать это было очень тяжело.

Я помню лицо матери, когда я пришел домой, а чтобы она от увиденного не упала в обморок, я спрятал обугленные сгоревшие части тела, и помню, как она в панике начала поливать обгоревшие части тела маслом. Врачи потом сказали, что так нельзя было делать, но в такие моменты ты не знаешь, что правильно и делаешь то, что подсказывает тебе сердце, в этом я мать ни в коем случае не виню.

Меня и моих друзей положили в больницу с огромными ожогами третьей и четвертой степени. Пролежали мы там практически целый месяц, с ежедневными перевязками, которые превращались в экзекуцию – все, то, что образовывалось на руках, срывалось вместе с бинтами, из-под них вытекало много гноя и так каждый день. Забыть такое невозможно.

Врачи разрешили морфин, чтобы хоть как-то заглушить боль и мы могли поспать хоть пару часов до очередной утренней перевязки. Только даже морфин не помогал, и родители находили и приносили в больницу более сильные препараты, от чего мы могли хоть пару часов хоть как-то поспать.

Да, это был тот самый переломный момент, который и изменил мою жизнь. Я часто об этом вспоминал, а особенно друга Тараса, который нашел газету на чердаке, ведь если бы он ее не нашел, если бы мы все не вышли вместе с ним на крышу, и взрыв произошел на чердаке, то от дыма погибли бы все. Получается, Тарас нас всех спас.

О нем можно было отдельно написать целую главу, потому что это и был тот самый посланник Бога, ангел-хранитель, который не раз спас меня и научил всему, что должно было мне пригодится в жизни.

Буквально через год после этого он исчез, и больше я о нем ничего не слышал, я до сих пор его ищу, но все безрезультатно. Мой одноклассник пропал, выполнив свою миссию. Последний наш разговор с ним я помню очень хорошо.

У нас во дворе была девчонка Майя, которой едва исполнилось шестнадцать и которая нам всем нравилась своим характером. Это была пацанка с такими яйцами, каких не было и у мужиков, но в то же время она была женственной и прекрасной. Именно за ее женственность Тарасу она и нравилась.

Но была одна проблема: ее уже давно подсадили на наркотики. Она кололась, и мы с друзьями, большинство из которых были спортсменами, к этому относились с презрением. Но только не Тарас. Ему это было не важно, он хотел ее спасти, и предложил взять ее к нам в компанию под контроль, вытащить из того дерьма, в которое ее затащили наши, можно сказать одноклассники. На тот момент они уже заразились СПИДом от того, что уже кололись долгое время.

Спасти Майю было еще реально. Тарас просил нас помочь по-дружески, и я помню, как все посмеивались над ним, говоря, что, она же наркоманка, что с нее взять. Все уже поставили на ней крест, но только не Тарас, он хотел ей реально помочь, и он бы это сделал. Но мы тогда его не поняли, а после этого он пропал. Я понимаю, что он в тот момент был тем самым голосом совести, который должен был пробудить в нас человечность, но мы были слишком упертыми, мы ничего не чувствовали, и говорить с такими как мы было напрасной тратой времени.

После того как Тарас исчез, мы все же взяли Майю к себе в компанию под присмотр: брали ее с собой в зал на тренировки и вообще везде, куда мы ходили. С тем наркоманом, с которым она водилась, связь ее мы обрезали быстро. Так ей стало проще, но только на некоторое время. Через несколько недель мы заметили, что она снова под кайфом. Она продолжала колоться и не могла с этим справится, хотя ее воля была сильнее, чем у некоторых из нас. Все же это была та зависимость, с которой справиться в таком возрасте было просто невозможно. Прежние друзья караулили ее на улице перед домом и продолжали предлагать ей уколоться. Я помню, как мы ее защищали от этих выродков, запугивали их, но они не боялись получить по голове от спортсменов – ими двигал кайф от наркоты, который был выше боли.

Спасти Майю у нас так и не получилось, через несколько месяцев она умерла от передозировки. Ее родители похоронили ее в свадебном платье.

Я понимаю, кем был Тарас для нас всех – голосом искренности и совести, которая должна была в нас пробудить нечто, что мы теряли все больше. И я не забуду, что он был тем импульсом, который заставил меня задуматься и сделать шаг назад. Так что Тарас не раз спас мою жизнь, и он был тем камнем преткновения, который изменил все. Подобное случалось со мной много раз, но только тот случай, после которого я оказался в больнице с ожогами, меня остановил. Я был на волоске, и месяц вынужденного раздумья пошел мне на пользу.

После того как я вышел с больницы, я радикально изменился. Переосмыслив все, я бросил курить и серьезно занялся спортом. И это также был осознанным выбором, от того, что спорт позволил мне не стать наркоманом или алкоголиком, в которых многие мои друзья превратились очень быстро.

Я занимался много лет боксом, хотя сейчас понимаю, что это я сам себя заставлял ходить в зал. Нравился ли мне бокс? Наверное нет, и я сейчас понимаю, что это было не мое. Я никогда не любил драться, но это был вызов самому себе. В тот момент это было необходимо, чтобы обрести крепкую форму, стойкий характер и силу духа и тела – все то, что было так нужно тогда, в бандитские девяностые, когда начиналось все самое интересное.

В боксе я был очень быстрым, с отличной реакцией, которой многие завидовали. Я понимал, что это ключ, и развивал в себе эту способность: быть быстрее всех, я должен быть стать просто неуловимым. Для этого я в первый же год рвался в ринг и спаринговался только с теми, у кого был опыт, кто чего-то достиг. Это были уже перворазрядники и даже кандидаты в мастера спорта.

В свой первый год я просто летал по углам ринга, синяки с меня не сходили целый год, меняя лишь оттенки и стороны на лице. Синее лицо и фонари под обоими глазами были платой за мою упертость. Но та целеустремленность, что проступала сквозь синяки, спустя год принесла результаты. Мои соперники вдруг стали медленными, словно неподвижные мешки, а я носился вокруг них, осыпая хлесткими и неожиданными ударами. Меня стало невозможно поймать, однако победа эта досталась мне тяжело.

Мне нужно было развить дыхалку, и я начал бегать по ночам. Порой бегал столько, что пролетала целая ночь, и в соседних домах в окнах включался свет – это были те, кто собирался на работу на базар в пять-шесть часов утра. Я стал замечать, как просыпается не второе дыхание, а третье. Оно помогало выдержать бой, и давало способность чаще атаковать в спарринге. Это было тем, что нужно. Да, это была не фанатичность, а скорее упертость, проявление характера. От того, что я всегда отдавал себя делу целиком и полностью, я с головой полностью погрузился в бокс, и он мне, как ни странно, давался легко. Я понимал, что талант приходит с устремленностью и решимостью, но, чтобы стать более твердым и мужественным, я формировал себя путем огромных волевых усилий, даже шел на крайности. Самое интересное, что мне никогда не нравилось драться – это было против моей природы, но в то время это была необходимость. Мне нужна была форма, склад мышления, характер, который закаливался как сталь только волевыми усилиями. Все это должно было помочь мне в жизни, я создавал защитный панцирь от среды, не более, панцирь, который должен был не только защитить, но и давал возможность контратаковать, и в нападении быть максимально эффективным. Мои инстинкты были обострены до предела, тогда как духовность и совесть молчали. Но убить душу мне не удалось: она металась, выворачивалась наизнанку от боли. Захлебываясь, она жаждала глотка чистого воздуха, стремилась вырваться из вязкого болота, что поглотило меня целиком.

Я видел, как проснулась моя душа, как она искала спокойствия, мира, но окружающая среда постоянно толкала ее на очередное преступление.

В восемнадцать лет я стал жить сам, мать разойдясь с отцом, стала жить с другим человеком. Отцу пришлось съехать с квартиры и через год он спился. Квартиру мы с матерью разменяли на две, потому что я не мог жить с ней. Теперь я начинал собственную независимую жизнь в однушке на пятом этаже.

Самостоятельная жизнь, конечно, была не сладкой. Готовить я, естественно, не умел, кроме простейших блюд: макарон, яиц и картошки, да и они бывали очень редко за неимением денег, и от того, что я был слишком гордым и ни у кого не просил помощи. Я предпочитал зарабатывать сам, но не всегда это получалось. Голодный, я шел на тренировку и думал, как заработать на жизнь. Друзья предлагали какие-то мутные схемы, криминальные дела, на тренировке предлагали войти в бригаду и контролировать местных барыг, базары и магазины, можно также было стать рэкетиром, и так далее. Честных путей заработка почему-то тогда не было, окружающая среда сама заставляла идти на преступления и обосновывала тем, что ничего другого нет, Дьявол сужал возможности специально, чтобы заманить еще не согрешившую душу в свои сети. Можно было все только не то чего хотела душа. Она хотела глотка чистого воздуха, природы, мира, но нужно было выживать.

Впрочем, кто ищет тот находит. Сперва я стал торговать на базаре в ларьке одеждой, которую старший брат с женой привозили из Польши, но все же денег не хватало, потом я занялся валютой. Я понимал, что такая жизнь меня не устраивает.

В девяностые годы страна лежала в разрухе, до такой степени, что дети уже рождались в нищете, должниками полностью разворованного государства, точнее, того, что от него осталось. Это было беспросветное тяжелое время для всех: коррупция, мафия, дерибан промышленности и полный произвол органов власти, которая только воровала все то, что осталось от великой державы, бывшего СССР.

Многие из моих друзей, с кем я ходил на тренировки стали уезжать заграницу и советовали покинуть чахнущую страну, которой уже не ожидало ничего хорошего, особенно когда в наш город стали съезжаться с сел радикально настроенные националисты.

Тогда я также подумал уехать, как это сделали многие. Я подал на загранпаспорт, а пока ждал его душа разрывалась на части, глядя на то, как все рушится, во что превращаются люди, стараясь выжить в этих суровых реалиях. Естественно, мне все это не нравилось, и я думал, что если мне не откроют визу, то тогда я сто процентов уйду в монастырь, это было окончательным решением. Но мне случайно попался под руку паломнический рейс по святым местам. Он проходил по Турции, Греции и Израилю.

Я подумал, что святая земля должна меня принять. Израиль был хорошей страной для жизни, но денег у меня не было, и тогда я решил продать квартиру. Правда в итоге решил отдать квартиру брату взамен на билет в Израиль, ведь все равно квартира мне уже была не нужна. И я отправился в рейс, в Израиль, и скорее всего навсегда. Во время паломнического рейса мы посетили очень много святых мест, и остров Афон, преклонялись к святым мощам и разговаривали с афонскими старцами, которые молились за весь мир. Также мы посетили остров Патмос и саму пещеру, где Иоанну Богослову была явлена картина судного дня – Апокалипсис. В Греции мы посетили храмы с мироточащими чудотворными иконами. Все это очень сильно повлияло на меня, и было близко сердцу.

Теперь мы приближались к земле обетованной – к Израилю, к порту Хайфа. Я был в предвкушении того, как ступлю на эту землю, но видно была не судьба.

С корабля, приплывшего раньше нас, ранее сбежало и не вернулось множество людей. На этот раз команда решила взять ситуацию под контроль: на борт поднялась портовая охрана, а по палубе стали ходить военные с оружием. Связь заглушили, лишив нас возможности позвонить на берег. Единственным выходом оставалось ночью прыгнуть в воду и, переждав под пирсом, выбраться на сушу. Это был огромный риск, но я был настроен решительно и уже планировал этой ночью спуститься в воду по якорной цепи.

Но в этот момент, прямо как фильме Титаник, на корабле я познакомился с парнем, который также хотел каким-то способом покинуть корабль, и мы с ним как единомышленники быстро подружились. Только благодаря ему я остался на корабле. Как сейчас вспоминаю его, и только понимаю, что это был ангел, которого послал Бог, чтобы я не наделал глупостей. Он появился в тот самый момент, когда я должен был сделать важный шаг, когда решалась моя судьба. Я навсегда запомнил его – человека с мышлением поистине неземным. Таким чистым, простым и свободным, с огромным сердцем, я не встречал никого. Он был самой душой, душой Божией, если можно так выразиться. После возвращения на родину наши пути разошлись навсегда, но его слова остановили меня в самый критический момент.

Этот паломнический рейс очень многое для меня прояснил, например, показал, что под рясой у некоторых скрывался интерес отнюдь не духовный, а материальный. Тогда это меня также сильно потрясло.

Вернувшись домой, я увидел, что в моей квартире уже шел ремонт – брат хотел переезжать в мою квартиру с женой совсем скоро. У него семья только налаживалась, на квартиру я не хотел претендовать, ведь я ее им подарил, а сам решил уехать в Польшу на заработки. Туда мы с братом выехали вместе и проработали там целый год. Подзаработав деньжат, через год мы вернулись, и вот тут наступил момент моего определения. Мысль о том, чтобы уйти в затворничество меня никогда не покидала. Я даже уходил жить в лес, меня звала природа, но в то же время один мой друг уехал в Испанию и появилась возможность приехать к нему. Я подал на визу, и вот тут моя судьба решалась. Это была развилка – передо мною было два пути, которые могли определить мою судьбу. Но выбор был не за мной. Этот выбор я предоставил Богу.

Запись 09.05.2025

Глава третья

Исповедь

Это был момент, когда я уже полностью прекратил есть мясо. Мне нравилась буддистская мирная философия. Я понял, что нахожусь в состоянии поиска: Бога, духовности. Но мое представление о Боге отличалось от того, что было вокруг.

Когда мне было тринадцать лет бабушка меня крестила, то есть я был православным, но в церковь не ходил, только очень редко, когда душа рыдала и ее выворачивало наизнанку, только в такие моменты я шел в церковь. В те моменты у меня была очень сильная молитва, как мне казалось, искренняя исповедь. Тяжело было передать что я чувствовал. Но то, что я чувствовал, не давало покоя, и в итоге изменило мою жизнь.

Мне было уже двадцать лет, когда я начал свой духовный поиск. Я тайком ходил по библиотекам, в том числе и церковным. Я пытался найти объяснения с научной точки зрения тому, что я понимал и чувствовал. Наверное, я был словно Фома неверующий. Я искал литературу, которая смогла бы мне доказать существование Бога: прочитал Павла Флоренского и многих других, но этого было мало.

Тогда на моем пути попалась (и я верю в то, что это было не случайно) школа Духовного Подвижничества, которая и объяснила все с научной точки зрения. Это было то, чего мне тогда так не хватало. Я стал размышлять о Боге и стал чаще ходить в церковь. Моя внутренняя борьба делала меня изгоем, но мне это было действительно необходимо. Я хотел вернутся к Богу и отбросить буквально все.

Тогда я решил, что так больше жить не могу: нужно было что-то радикально менять и я надумал стать затворником или отшельником: уйти в лес, в горы, в монастырь, если такой попадется на пути. Это был осознанный и серьезный выбор. Мне больше ничего не нужно было, я устал от боли, злости, вранья, коварства, мне нужна была природа в ее первозданной чистоте, мне нужен был Бог.

Я помню какой силой обладала моя молитва, когда я был на природе, я чувствовал, как в области сердца был такой жар во время молитвы, что это меня не просто удивляло. Я чувствовал мощный реактор у себя в сердце, живое солнце, и это было таким ярким ощущением, что все остальное теряло свой цвет и значение. Я молился и иконы оживали, я понимал всю метафизику о которой говорил Павел Флоренский: Бог был рядом, он был здесь и всегда, и везде. Я плакал и видел, как плакал Бог, мне тяжело это объяснить, но тонкая грань лика иконы куда-то исчезала, и я был на коленях пред тем, кто являлся мне, я чувствовал прикосновение Иисуса Христа. Это был катарсис, это было моим прозрением, отныне мой путь был предопределен.

Мне не хотелось возвращаться в суету, от города я устал, воспоминания о нем были только плохие. Я хотел быть поближе к Богу, ближе к гармонии, душевному спокойствию и природе. Как сейчас помню: однажды я пришел в храм от того, что стоял перед серьезным выбором, который должен был вновь определить всю мою судьбу и в этот раз окончательно. После того как я исповедался во всех своих грехах, с полным осознанием их всех, от всей души, я остался после службы в храме. Когда в храме не осталось никого, кроме меня, я возложил свое сердце на жертвенник в молитве к Богу. Это была не просто исповедь, а акт, насыщенный метафизикой, плавящей саму ткань пространства, стирающей его границы. Бог присутствовал зримо и осязаемо – здесь и сейчас, ибо на алтаре этого мгновения решалась судьба всей моей жизни.

Передо мной было всего лишь два пути: или я должен был уйти в монастырь, или уехать из страны, уехать в Испанию. Так как вопрос визы еще только решался, я знал, что в случае отказа я уйду в горы. Но судьба распорядилась иначе. Богу было угодно, чтобы я направился в совершенно другую сторону. И только сейчас я понимаю почему этот выбор был самым верным для меня.

Запись10.05.2025

Глава четвёртая

Заграница

Спустя двадцать пять лет я понимаю, что Провидение Господне все сделало правильно, направив меня в чужие земли, где моя жизнь сложилась именно так, как и должна была сложиться. Моя жизненная миссия исполнилась именно так, как было угодно Самому Провидению. Пути Господни воистину неисповедимы, ибо заграница помогла мне организовать свое сознание и личность так, как не смогла бы дать жизнь ни в монастыре, ни на родине.

Об этом я написал в «Исповеди от автора». На протяжении двадцати лет проживания за границей, я формировался, читал нужные книги, женился на женщине, которая научила меня жить честно и помогла многое понять. Я благодарен жизни и Богу, что на всем этом нелегком пути Бог посылал мне людей нужных, которые меня воспитывали и которыми я проникся всем сердцем, полюбил их и благодаря которым утвердился во мнении, суждении, в своей морали.

Понадобилось двадцать пять лет, чтобы вернуться к истокам, осознанию того, как иллюзорно представлял я себе вещи и как с легкостью заблудился, перейдя не на ту сторону (от которой отмывался очень долго и которая отпечатала на мне свои фальшивые шаблоны и представления).

После того, как я вновь стал чувствовать, эти шаблоны начали отваливаться сами по себе, но это было не просто поначалу. Дух мятежный боролся во мне, ему не нравилась истина, естественность и такая нагая честность. Сформированный за года грешной жизни бес, все эти года проживания дома, долго брыкался во мне, пока не понял, что все бесполезно.

И, по всей видимости, он не смог продолжать жить во мне, ему пришлось освободить на время мой сосуд души. Но иногда я его чувствую, и очень даже сильно. Это определенные дни, когда, видимо, звезды как-то располагаются особо и открывается тот самый портал, когда им дается определенный шанс войти и попытаться вновь искусить, испытать, извратить, ударить больно, сделать все, чтобы только вывести из состояния равновесия и духовной стойкости.

Особенно я заметил, что это происходит во сне. Меня искушали как могли, и порой у них получалось это сделать. И тогда вся моя праведность летела под откос и на большой скорости. Искусители во сне создавали нужные сцены, зная меня очень хорошо, и я велся как наивный дурачок, попадаясь в их хорошо сделанную ловушку.

Сон – это самое идеальное место испытаний. Душа находится в той области подсознательного, где она открыта – без жизненных блоков, масок и защиты, делай там с ней что захочешь – она вся как на ладонях. Разбирая сны, я стал также разбирать созданные в них сцены, в которых я прокалывался, и все же грешил. Я понимал, что сны очень мощные и иногда намного реальнее, чем мы думаем, и потому, если во сне я смог согрешить, то и в реальной мире также смог бы. Я понимал, какие они дергают рычаги, чтобы узнать меня и вывести из состояния праведности, опуская мою мораль в свои болота греха.

Это только сейчас я научился разбирать посещающие меня мысли и сканировать их природу, различать их дух. Я стал бороться со своей тенью, со своей противоположностью, своим лживым Я. Теперь я его чувствую, и вижу, как оно пытается в меня проникнуть и сделать свою грязную работу, внедрить в сознание свое видение. Я вижу какие мысли меня в этот момент посещают, я вижу их природу, темную и мерзкую, и я пропускаю эти мысли, я за них не цепляюсь. Нет того, что бы смогло меня окунуть в их темную трясину, в это падшее болото. Я обхожу его стороной, хотя поначалу мне это стоило больших усилий, но теперь все происходит естественно, само собой.

Темные, хорошо выстроенные мыслеформы, как призмы для наши глаз – как только ты наденешь эту призму на глаза, как я их назвал затемненные Очки Тени – ты погружаешь свой дух в ту темную природу, от которой исходит только смрад. Она охватывает в миг твою душу, и окунает в свою бездну.

Нужно быть всегда осторожным с такими мыслеформами и осознавать, кто их сотворил, кто создал их коварную суть. Нужно уметь сканировать их, чтобы поставить защиту, и оборонятся от их нападения, уметь переключать внимание нашего сознание на что-то иное. Нужно иметь эти переключатели, и если их нет, то обязательно найти их. Нужно понимать на чем акцентируется наше внимание, туда и течет жизненная сила и энергия, с тем мы и воссоединяемся, сливаемся, если быть точнее, проникаемся духом. Это очень тонкий процесс и для нас может быть практически не ощутимый, но это как маятник, который нас сбивает с правильного пути, по которому нас ведет компас сердца. Отвлекшись, мы автоматически прячем свой компас сердца и переключаем свое внимание на этот маятник, суть которого именно в этом – переключить наше внимание на совершенно иную волну. Волна может быть совершенно разной. Она подбирается под нас, под наши интересы, желания, ее суть – воспалить наше желание, заинтересовать так, чтобы мы пошли по ее дороге. У этого темного маятника тысяча дорог, и каждая может нас сбить с пути, но все эти пути в итоге ведут душу в преисподнюю. Они бывают слишком запутанные, но в итоге они все приводят в один конец, обреченный тупик, из которого наше сознание уже не в состоянии выбраться.

Тут наша психика и дает сбой, от этой точки рождаются все психические болезни, не косвенно, а прямо влияющие на наше здоровье. Это самый коварный обман для всего человечества – уменьшить нашу концентрацию на Божественном, совестном, духовном и перевести ее, рассеять в кучу ненужной нам информации. От которой нет никакой пользы и которая все равно что грязь, такая же липкая и вонючая, – в итоге сольется в унитаз. Но перед этим она в нас коварно переварится и оставит свой едкий и разъедающий душу след, а иногда это и яд, который постепенно, незаметно для нас самих отравляет нас своим безжизненным алгоритмом, своей бездуховностью.

Очень многого мы не видим, но все это составляет нас, и то, из чего мы себя слепили, не всегда являлось правильным пластилином. Мы налепливаем на наш дух столько всего ненужного, что ему становится тесно и он не может дышать, он задыхается от всех наших нелепых убеждений, он готов стряхнуть с себя все эти жуткие и тяжелые шаблоны, но пластилин сотворил форму, и следит за ней. Лживое Я ваяет себе скульптуру, идол, и пластилин превращается в гранит и мрамор. Наше Эго похоронило наш дух в саркофаге, как нечто изжившее, а с нею – любовь и совесть. Теперь лишь в зеркале отражается тот самый идол, которого мы любим и обожаем, теперь мы не только высокомерны, мы еще и себялюбивы.

Но я себя не люблю. Я давно сбросил корону и похоронил свое высокомерное Я, потому что оно не просто бесполезно – оно убивает душевную простоту и природную естественность. Чем проще душа, тем она чище, правдивей, искренней, а это именно то, что нужно душе, в этом она как в своей тарелке, эта природа ей родней. Как только мы начинаем высокомерно смотреть на вещи, мы воспользуемся иллюзорными шаблонами нашего ложного Я.

Это надо видеть и избегать. Высокомерие – это раздутая система оценок, которая в итоге требует только почитания себя самого, красивого и умного. Нужно разделять эти грани высокомерия и простоты, самовлюбленности и честности с самим собой. Подставить вторую щеку, куда сложней, чем агрессивно отреагировать и противостоять несправедливости и злу, которое только и ждет от тебя этого. Подставив вторую щеку, мы не проявляем своей слабости, а, наоборот, заявляем о своей вере, крепости духа и понимании законов любви и жизни. Мы за мир, душевное равновесие и непоколебимость чего бы нам этого не стоило, даже ценой собственной жизни. Только так мы становимся недоступными для окружающего зла, которое то и дело пытается выбить нас из равновесия и наложить свою хаотичную призму восприятия для нашего духа. Но наша вера – это непробиваемый щит от всего, что пытается на нас повлиять совершенно разными методами. Вера и совесть – это защита самого Бога, непробиваемая стена, за которой по-настоящему спокойно.