Йога и развитие личности
Серия «Тайны знания. Покетбук»
Перевод с английского Я. К. Поповой
© ООО «Издательство АСТ», оформление
Предисловие
Крупнейший индийский философ, общественный и религиозный деятель, реформатор, известный миру под именем Свами Вивекананды, родился 12 января 1863 года в Калькутте, в семье адвоката Вишванатха Датта. Мальчика назвали Нарендранатх, в семье его называли Нарен или Нарендра. Отец Нарендранатха был человеком широких, прогрессивных общественных взглядов. Он поддерживал отказ от устаревших индийских традиций прошлого, состоявших в запрете межкастовых браков, вторичных замужеств вдов и тому подобных консервативных правил.
Прогрессивные взгляды отца явно оказали влияние на формирование мировоззрения юного Нарендранатха Датты. Нарен с детства обладал мистическими способностями. Однажды он «вспомнил» обстановку помещения, в котором никогда раньше не был. Он мог «вспоминать», или узнавать содержание книги по нескольким ее первым строкам. Уже в детстве он не раз испытывал трансовые состояния, которые йоги называют стихийным самадхи. Один из учеников Вивекананды, Никхилананда, в биографическом очерке о нем писал: «В ранние годы, перед тем как погрузиться в сон, он иногда видел круглый шар света, меняющийся цвет которого окутывал его тело теплым золотистым облаком. Видение света сопровождало Вивекананду всю его жизнь, и видения эти постепенно стали регулярными и интенсивными»[1].
Но, тот же автор подчеркивает, что, несмотря на мистические способности, Нарендранатх обладал рационалистическим складом ума. Этому, несомненно, способствовало влияние взглядов его отца, передовое по тем временам воспитание, которое он получил дома. Основой его была обоснованность убеждений, терпимость к взглядам других людей и их вере, отсутствие всякого фанатизма, стремление верить не слепым авторитетам или древним религиозным источникам, а фактам и разумным доводам.
Известно высказывание Вивекананды: «Не верьте чему-либо только потому, что вы прочли это в книгах; не верьте чему-либо только потому, что кто-то сказал вам об этом. Не верьте только потому, что это традиция. Найдите истину сами. Осознайте ее и сделайте ее частью вашей природы – только это будет осуществлением ее».
С 1870 по 1877 годы Нарендранатх учился в школе, основанной Ишваром Чандрой Видьясагаром, славившимся своими реформаторскими взглядами и критическим отношением к религиозным догмам. Нарен был веселым, жизнерадостным ребенком, много занимался разными видами спорта. С детских же лет он полюбил музыку, и эту любовь пронес через всю свою жизнь.
В 1879 году, в возрасте шестнадцати лет Нарендранатх Датта поступил в Президентский колледж. Через год он сменил это учебное заведение на Шотландский церковный колледж, чтобы иметь возможность углубленно изучать там философию, в том числе европейскую. Уже в студенческие годы Нарена начали интересовать фундаментальные философские проблемы бытия, и прежде всего – природа божественного начала. Тогда же он вступил в Брахмо-самадж, популярное религиозное движение той эпохи, возглавляемое Кешабом Чандрой Сеном. Профессор Хасти, видя живой интерес студента к духовным вопросам, посоветовал ему познакомиться с Рамакришной, в то время – известным и почитаемым святым и проповедником. Нарена этот совет слегка озадачил, поскольку Рамакришна Парамахамса был не ученым философом, а необразованным жрецом в храме богини Кали в Дакшинешваре.
Знакомство с этим человеком стало важной вехой в жизни Нарендранатха Датты. Эта встреча состоялась в доме знакомого Нарена в ноябре 1881 года. Обладая прекрасным вокалом от природы, Нарен исполнил для собравшегося там общества несколько бенгальских песен. Его исполнение привело в восторг Рамакришну, присутствовавшего там. Он поклонился Нарену и сказал: «О, как поздно ты пришел. Я так давно жду тебя, Лорд! Я знаю твое древнее имя – Нара. Ты пришел на землю исполнить миссию человеколюбия».
Нара, или Нараяна, было именем великого легендарного мудреца, считавшегося одним из воплощений Вишну. Однако рационалистический ум Нарендранатха в то время не мог принять подобного заявления, сделанного Рамакришной. Нарен всерьез стал опасаться, что перед ним – экзальтированный фанатик, сумасшедший. Тем не менее, как писал Никхилананда, Нарен «все-таки спросил: “Сэр, Вы видели Бога?” После минутного молчания, полного волнения, последовал ответ: “Да, я видел Бога. Я видел Его так близко, как вижу сейчас тебя, только еще ближе. Бога можно видеть. С Богом можно говорить. Но кто беспокоится о том, чтобы найти Его? Люди проливают потоки слез из-за жен, детей, здоровья и богатства, но кто страдает от отсутствия общения с Богом? Если кто искренне возжаждет Бога, он достигнет Его”».
Через месяц, в декабре, Нарендранатх из любопытства навестил Рамакришну в Дакшинешваре. Рамакришна не стал тратить слов на то, чтобы убеждать скептичного студента в существовании божественного. Одним своим прикосновением он начал погружать Нарена в транс, чем весьма напугал его – молодому человеку показалось, что он умирает. Рамакришна прекратил попытку ввести Нарена в трансовое состояние, улыбнувшись и сказав при этом: «Хорошо. Все придет в свое время». Нарендранатх подумал, что это был всего лишь гипноз, но все же не оставил попыток разобраться в том, кто такой Рамакришна и в чем суть его духовного опыта.
В течение последующих пяти лет он продолжал общение со знаменитым подвижником, и все это время с холодным разумом, не оставляя своего обычного рационализма, наблюдал его духовную деятельность и анализировал свойственные ему необычные мистические способности. Постепенно Нарендранатх и сам стал постигать азы духовного опыта, проникаясь тем чувством всеединства, которое лежало в основе мировоззрения Рамакришны. Значительную роль в этом духовном перерождении сыграл сам Рамакришна: он не раз прикосновениями погружал своего ученика в транс, который йоги называют самадхи. Эти необычные состояния оказывали большое влияние на мировоззрение Нарендранатха.
1884 год уготовил Нарену время тяжелых испытаний: его отец скоропостижно скончался, оставив немалые долги. Нарену пришлось взять на себя содержание семьи. Но он нигде не мог найти себе работу. По его собственным воспоминаниям, ему везде отказывали. Позднее он вспоминал: «Я умирал с голоду. Босой, я ходил из конторы в контору, и повсюду мне отказывали. Я узнал на опыте, что такое человеческое сочувствие. Это было мое первое соприкосновение с действительной жизнью. Я открыл, что в ней нет места слабым, бедным, покинутым… Свет казался мне порождением дьявола. В знойный день, держась с трудом на ногах, я присел на площади под тенью какого-то памятника. Тут же было несколько моих друзей. Один из них пел гимн в честь безграничной милости божьей. Это был для меня как бы удар дубиной по голове. Я подумал о плачевном состоянии моей матери и моих братьев. Я закричал: “Прекратите эту песнь. Подобные фантазии могут быть приятны только тем, кто родился с серебряной ложкой во рту…”»[2].
Его мировоззрение в эти дни испытаний претерпело существенные изменения, а из-за критических высказывний многие стали считать его атеистом. Это создало ему дурную репутацию, многие знакомые от него отвернулись, о нем стали плохо говорить. По его воспоминаниям, «Шри Рамакришна был единственным, кто полностью и неизменно сохранял веру в меня, даже мать и братья не сохранили ее. Именно его незыблемое доверие и любовь привязали меня к нему навсегда»[3].
Именно в то трудное время система ценностей Нарендранатха поменялась полностью. Престижное образование и положение в обществе перестали привлекать его, он решил стать монахом, санньясином. Это вызвало огромную радость Рамакришны. Но с тех пор учителю не много лет суждено было прожить на свете. Тяжелая болезнь, рак горла, прервала его миссию в этом мире, и 16 августа 1886 года он ушел из жизни. После смерти наставника Нарендранатх и основная группа учеников Рамакришны приняла монашеский обет и решила создать свой монастырь. Они поселились в заброшенном полуразрушенном доме в Баранагоре, неподалеку от Дакшинешвара. Еду молодые монахи получали в виде милостыни, как это было принято в Индии. В остальном им помогали состоятельные светские ученики Рамакришны, у которых было свое хозяйство. Этот монастырь стал, фактически, началом основания Миссии Рамакришны, которая возникнет как официальная организация позже.
Вскоре молодые монахи решили начать жизнь странников, путешествуя по Индии и не имея при этом ничего, кроме одежды и патры (традиционная монашеская чаша для подаяний). Сначала странствия Нарендранатха были сравнительно короткими по времени, после каждого путешествия он возвращался в монастырь в Баранагоре. Вскоре начинаются странствия Нарендранатха по стране, вначале сравнительно непродолжительные, прерываемые возвращениями в Баранагор. В июле 1890 года он отправился в более долгое странствие, не зная заранее, куда приведет его жизнь. Ее события сложились так, что в Баранагор он больше не вернулся.
Известный российский ученый – индолог и философ, исследователь жизни Вивекананды В. С. Костюченко писал: «В течение примерно трех лет Нарендранатх, постоянно сменяя имена, большей частью пешком, проходит всю Индию от Гималаев до мыса Коморин. Это путешествие становится его вторым “университетом”, именно во время его он приобретает столь удивлявшие потом его современников своею обширностью познания из области быта различных слоев индийского общества, этнографии, лингвистики, фольклора и т. д. Нарендранатх встречается с простыми крестьянами и учеными – пандитами (с последними он проводит ряд диспутов по проблемам древнеиндийской культуры), руководителями различных религиозных общин и политиками (среди них будущий лидер “крайних” – Б. Г. Тилак), с людьми, принадлежащими к низшим кастам, и магараджами. Но он не просто знакомится с изумительной многоцветной тканью своей родины, он ищет – напряженно, мужественно – путей и средств возродить ее былое величие»[4].
Очень скоро, однако, молодому монаху становится ясно, что этой мечте не суждено сбыться. Но он не сдается и дает себе клятву действовать в этом направлении самостоятельно и до конца своей жизни. В это время странствий и близкого знакомства с жизнью индийского народа жизненная позиция Нарендранатха, как и его социально-философское кредо, сформировались окончательно. Он решил быть не только монахом-отшельником, но и общественным деятелем, цель которого состоит в том, чтобы помогать ближнему своему, а не уходить от жизни в поисках бога и озарений, как это делали до него тысячи других санньяси. Цель своей жизни Нарендранатх видит в том, чтобы бороться за социальное возрождение Индии путем пробуждения национального самосознания народа и улучшения условий его жизни.
В 1893 году он принял решение участвовать в работе Всемирного конгресса религий, который должен открыться в Чикаго. Но цель его поездки в США заключалась не в религиозных, а в социальных проблемах: он хотел привлечь внимание жителей самой богатой страны мира к бедственному положению миллионов индийцев. По его собственным словам, он едет в Америку для спасения бедняков Индии. Знакомые и последователи из Мадраса, в числе которых были богатые раджи и махараджи, собрали ему деньги по эту поездку, вручили красивое одеяние и билет на пароход. Махараджа Кхетри посоветовал на время этой поездки принять духовное имя Вивекананда («наслаждающийся различением»). Так Нарендранатх навсегда стал Вивеканандой. 31 мая 1893 года, не имея официальных полномочий и даже не зная точных сроков проведения конгресса, молодой индиец отправился за океан. Приехав в Америку, он узнал, что до открытия Конгресса религий еще полтора месяца, а его средства были уже на исходе. Отправившись в Бостон, где жизнь была, по слухам, дешевле, он по дороге познакомился с состоятельными американцами, которых заинтересовали его идеи. Они оказали ему финансовую помощь. В Бостоне Вивекананда выступил с лекциями, посвященными в основном социальным проблемам Индии. Его лекции и, не в последнюю очередь, импозантный облик молодого монаха в колоритном традиционном одеянии вызвали интерес общественности, и о Вивекананде стали писать в местной прессе.
11 сентября 1893 года Вивекананда выступил с речью на Всемирном конгрессе. Его выступление имело оглушительный успех. Первая же его фраза, обращенная к публике: «Мои американские братья и сестры!» вызвала овации в зале. Дальнейшие выступления индийского санньяси на различных секциях конгресса неизменно пользовались успехом и повышенным интересом публики и журналистов. В течение буквально нескольких дней американские газеты сделали имя Вивекананды известным всей стране.
После закрытия конгресса Вивекананда заключил контракт с лекционным бюро и начал лекционную деятельность, посещая крупные города Америки. Он посетил Нью-Йорк, Бостон, Детройт, Вашингтон, другие города. Это время оказалось для него очень тяжелым, и не только из-за лекционной нагрузки и постоянных переездов из одного города в другой, в стране с непривычным для него климатом. Основная цель его усилий состояла не в просветительстве невежественной публики, собирающейся на его лекциях, а в том, чтобы привлечь внимание богатых американцев к социальным проблемам Индии и сформировать денежный фонд для помощи индийским беднякам. Увы, скоро ему стало ясно, что этот план был утопией. Тогда Вивекананда решил «духовно завоевать» страны Запада, пропагандируя в них идеи веданты, и таким образом изменить отношение американцев и европейцев к Индии. Для этого он собрал группу учеников в Нью-Йорке и стал преподавать им Веданту и йогу. С этой же целью он совершил поездку в Англию и ряд европейских стран. Во время своей просветительской деятельности Вивекананда познакомился с выдающимися индологами, Максом Мюллером и Паулем Дейссеном, а также обрел преданных последователей из числа американцев и европейцев. Его лекции, посвященные йоге, начали публиковаться отдельными небольшими изданиями.
В целом результаты миссионерской деятельности Вивекананды на Западе разочаровали его: не удалось ни создать денежный фонд для помощи индийским беднякам, ни духовно завоевать Запад, как он мечтал. И все же, главная цель его поездки в США осуществилась: его деятельность оказала мощное воздействие на пробуждение национального самосознания народа Индии. Индийская пресса распространила по всей стране и сведения о просветительской работе Вивекананды в Америке, и его слова об индийской духовной культуре и ее мировом значении. Это воодушевило миллионы индийцев, и его имя сразу стало известно всей стране.
По возвращении в Индию 15 января 1897 года Вивекананде устроили триумфальную встречу. На всем пути следования его встречали толпы народа, в его честь сооружали десятки триумфальных арок, в его поддержку устраивали митинги, на которых он выступал.
1 мая 1897 года Вивекананда основал Миссию Рамакришны с обителями в Белуре и Альморе и с помощью своих учеников издал ряд газет. Вскоре Миссия Рамакришны развернула широкую общественную, в том числе благотворительную, деятельность, учредив ряд школ и больниц. В 1898–1899 годах ее сотрудники активно боролись с эпидемиями холеры и чумы.
Оценивая деятельность Вивекананды в тот период, В. С. Костюченко писал: «И все же самым важным, самым весомым в большой исторической перспективе были не организационные начинания Вивекананды (…), а его многочисленные выступления, в которых он резко осуждал систему кастовых привилегий, отстаивал необходимость всеобщего образования, призывал к прекращению религиозной розни, к национальному единству, к широкому участию масс в общественной жизни, к гражданскому мужеству и, если необходимо, самопожертвованию.
Вивекананда более, чем кто-либо иной, в эти годы способствовал тому преобразованию традиционного религиозного идеала, которое так ярко проявилось в начале XX века в колоритных фигурах ряда радикальных политических деятелей Индии – мужественных политических борцов, выступавших в то же время со всеми атрибутами религиозных подвижников»[5].
Интенсивная общественная деятельность Вивекананды, требовавшая неимоверного напряжения сил, надорвала его здоровье. В 1899 году он совершил поездку на Запад, где намеревался не только выступать с лекциями, но и поправить здоровье. Во время этой поездки он вновь побывал в Англии, США, а также в ряде стран Европы, выступил на конгрессе религий в Париже. В декабре 1900 года он вернулся на родину и с тех пор почти безвыездно жил в Белуре. Его здоровье все больше ухудшалось. Он предсказал, что не доживет до сорока лет, и это предсказание осуществилось: 4 июля 1902 года в возрасте тридцати девяти лет Вивекананда ушел из жизни. О своей близкой смерти он стал оповещать учеников за два месяца до нее. За три дня до конца он показал им место в монастырском саду, где надлежало предать кремации его тело.
Ученики и последователи набросили на его смерть покров таинственности: они считали, что учитель ушел из жизни, войдя в состояние нирвикальпа самадхи.
Но покров святости, окутывавший имя Вивекананды в глазах его последователей, никогда не мешал ему самому отстаивать необходимость активной жизненной позиции, практического воплощения высоких гуманистических идеалов Веданты в реальной жизни.
Именно поэтому Вивекананда утверждал: «Пока хоть одна собака в моей стране будет оставаться голодной, вся моя религия будет состоять в том, чтобы накормить ее!»
Лучшие деятели Индии отдали дань уважения памяти Вивекананды. Махатма Ганди утверждал: «Слова Вивекананды зажгли во мне пламя любви к Индии». Рабиндранат Тагор назвал его «Творцом новой Индии» и говорил: «Если вы хотите знать Индию, читайте Вивекананду». Джавахарлал Неру подчеркивал: «Вивекананда (…) был одним из великих основателей современного национального движения в Индии». Имя Вивекананды почитается во всем мире теми, кому созвучны его пламенные и гуманистические идеалы.
В данный сборник работ выдающегося индийского мыслителя вошли самые известные, фундаментальные его работы, раскрывающие глубинную суть традиций Веданты и йоги, и их практическую ценность. Перевод этих работ выполнил в 1906–1914 годах исследователь и поклонник индийской мудрости Яков Козьмич Попов, русский дворянин, генерал-лейтенант, начальник Ижевского оружейного завода. Я. К. Попов был неординарной личностью, увлекался не только индийской философией, но и оккультизмом, ездил в Индию для встречи с Вивеканандой, но в то время тот уже был тяжело болен, и общение с философом ограничилось одной встречей. Благодаря Я. К. Попову русскоязычная публика получила возможность познакомиться с основными произведениями великого индийского философа уже в 1911–1914 годах.
И. Романова
Карма-йога
Глава I
Влияние Кармы на характер
Слово Карма производится от санскритского слова Кри – «делать»; всякое действие есть Карма. Технически это слово также значит «результаты действий». В связи с метафизическими соображениями оно означает иногда «результаты, причинами которых были наши прежние действия». Но в Карма-йоге мы имеем дело со словом «Карма» в смысле работы. Цель человечества есть знание, т. е. это единственный идеал, поставленный перед нами восточной философией. Не наслаждение, а знание есть цель человека. Наслаждение и счастье быстро кончаются. Ошибка предполагать, что наслаждение есть цель. Причина всех несчастий в мире заключается в том, что люди по своему неразумию считают наслаждение идеалом, к которому следует стремиться. Но через некоторое время человек находит, что то, к чему он идет, – это не счастье, а знание и что как удовольствие, так и страдание – одинаково великие учителя. Человек понимает, что он столько же учится от зла, как и от добра. Наслаждение и страдание, проходя перед его душой, оставляют на ней различные картины, и результатом этих соединенных впечатлений является то, что называется характером человека. Если мы рассмотрим характер человека, мы увидим, что он в действительности является лишь соединением наклонностей, итогом направления его ума и что горе и радость являются равноценными факторами в образовании характера. Зло и добро в равной мере формируют характер, и во многих случаях горе лучший учитель, чем счастье. Изучая великие характеры, являвшиеся в мире, мы отметим, что в огромном большинстве случаев горе учило больше радости, бедность учила лучше, чем богатство, и удары лучше возбуждали внутренний огонь, чем похвалы.
Знание этого факта об истинных целях человека заложено в самой природе человека, да и вообще никакое знание не приходит извне – все оно находится внутри. Вместо того чтобы говорить, что человек «узнает» что-нибудь, мы, выражаясь строго психологически, должны были бы сказать, что он «открывает» или «раскрывает» это. То, что человек «изучает», он в действительности «открывает», снимая покров с собственной души, которая заключает в себе залежи основного знания. Мы говорим, что Ньютон открыл закон тяготения. Разве закон этот сидел где-нибудь в углу, ожидая Ньютона? Знание этого закона было в собственном уме Ньютона; пришло время, и он нашел его. Все знание, которое когда-либо получал мир, приходило из ума; бесконечная библиотека Вселенной находится в нашем собственном уме. Внешний мир дает лишь толчок, возбуждение, заставляющее вас изучать собственный ум; предметом вашего изучения всегда будет ваш собственный ум. Падение яблока дало толчок мысли Ньютона, и он принялся изучать собственный ум. Он перестроил все прежние звенья мысли в своем уме и открыл среди них новое звено, которое мы называем законом тяготения. Закон этот не содержался ни в яблоке, ни в чем бы то ни было в центре земли. Итак, всякое знание, как временное, так и духовное, заключается в человеческом уме. Во многих случаях оно не открыто и остается сокрытым, но, когда покров медленно снимается, мы говорим, что «мы учимся», и успехи в знании измеряются быстротой процесса этого раскрытия. Человек, с которого снимается этот покров, – более знающий; человек, на котором этот покров лежит толстым слоем, – незнающий, и человек, с которого этот покров совершенно снят, – всезнающ, всеведущ. Бывали всеведущие люди и будут еще; а в грядущих циклах времени их, наверное, будет множество. Знание скрыто в уме, как огонь в кремне; внешние впечатления и есть удары, высекающие огонь. Так и с нашими чувствами и действиями, с нашими слезами и улыбками, с радостью и горем, с рыданием и со смехом, с нашими проклятиями и благословениями, с похвалами и порицаниями, – если мы беспристрастно изучим самих себя, то окажется, что все это было высечено из нас самих соответственными ударами. В результате и получается то, что мы из себя представляем. Все эти удары, взятые вместе, называются Кармой – трудом, действием. Каждый умственный и физический удар, наносимый душе, и которым, так сказать, из нее высекается огонь и обнаруживается ее сила и значение, есть Карма в самом широком значении этого слова. Мы все время создаем Карму. Говорю я с вами – это Карма; вы слушаете – это Карма. Мы дышим – Карма, гуляем – Карма. Все, что мы делаем, умственно ли или физически, есть Карма, и она оставляет на нас свой след.
Некоторые вещи, которые делает человек, имеют значение только в сумме. Большое дело, в сущности, состоит из тысячи маленьких. Когда мы стоим на морском берегу и слышим шум разбивающихся волн, мы думаем: какой это большой шум; и, однако, мы знаем, что каждая волна в действительности состоит из миллионов и миллионов маленьких волн, и каждая из них производит шум, но мы не улавливаем его; только когда эти маленькие шумы соединяются в один большой, мы слышим их. Подобным образом каждое биение сердца есть совершаемое нами действие; некоторые виды действия мы чувствуем, и они становятся ощутимы для нас только тогда, когда соединяется вместе множество мелких действий. Если действительно вы хотите судить о характере человека, не смотрите на его великие дела. Всякий глупец может раз в жизни стать героем. Наблюдайте за тем, как человек исполняет самые обыкновенные дела, это именно и даст вам указание относительно истинного его характера. Исключительные случаи возносят и самое низкое человеческое существо до некоторого величия, но лишь тот человек действительно велик, чей характер велик и неизменен во всех обстоятельствах жизни.
Карма в своем влиянии на характер является одной из могущественнейших сил, с которой человеку приходится иметь дело. Человек представляет, так сказать, центр, привлекающий к себе все силы Вселенной; в этом центре он сплавляет их всех и посылает дальше одним большим потоком. Такой центр и есть истинный человек, всемогущий, всеведущий, и он влечет к себе всю Вселенную; добро и зло, горе и радость – все стремиться и льнет к нему; из них он образует мощный поток наклонностей, именуемый характером, и выбрасывает его из себя; имея силу втягивать в себя все, он имеет силу и выбрасывать.
Все действия, которые мы видим в мире, все движения в человеческом обществе, все роды деятельности вокруг нас – это просто результат мысли, проявление воли человека. Машины, орудия, города, корабли, броненосцы – все это просто проявления воли человека. Воля эта имеет свой источник в характере, а характер создается Кармой. Какова Карма, таково и проявление воли. Люди большой воли были все необыкновенные работники – исполинские души, обладавшие волей настолько сильной, что она могла перевертывать миры, – волей, приобретенной упорным трудом на протяжении многих веков. Гигантская воля, подобная воле Будды или Иисуса, не могла быть приобретена в одну жизнь, потому что мы знаем, кто были их отцы. Отцы их, насколько нам известно, ни одного слова не произнесли на благо человечества. Миллионы и миллионы плотников, подобных Иосифу, жили и умерли. Миллионы их живут и ныне. В мире жило много миллионов маленьких царей, вроде отца Будды. Если бы весь вопрос заключался лишь в наследственной передаче качеств, как объяснить, что этот ничтожный царек, которому, может быть, и собственные слуги не повиновались, имел сына, которому поклоняется полмира? Как объяснить бездну, отделяющую плотника от Сына, которого миллионы людей почитают за Бога? Эта загадка не может быть разрешена одной теорией наследственности. Гигантская воля, которую Будда и Иисус бросили в мир, откуда она явилась? Откуда пришло это скопление силы? Оно должно было существовать веками и веками, разрастаясь все больше и больше, пока оно не вылилось на людей через Будду и Иисуса, продолжая литься и до настоящего дня.
Все это обусловливается Кармой, трудом, работой. Никто ничего не может получить, если того не заслужил. Таков вечный закон. Иногда мы склонны думать, что это не так, но в конце концов мы убеждаемся в незыблемости этого. Человек может всю жизнь бороться из-за приобретения богатства. Он может обманывать тысячи людей, но, наконец, он убеждается, что не заслужил богатства, и жизнь становится ему в тягость. Мы можем накоплять вещи для нашего физического наслаждения, но лишь то, что мы заслужили, действительно нам принадлежит. Глупец может купить все книги в мире, и они будут стоять в его библиотеке, но прочесть он сможет лишь то, что заслужил, и эта заслуга дается Кармой. Наша Карма определяет, чего мы заслуживаем, что мы можем усвоить. Мы ответственны за то, что мы есть, и мы имеем в себе силу сделать себя тем, чем хотим быть. Если мы, каковы мы теперь, являемся результатом наших прежних действий, то из этого, конечно, следует, что наш будущий облик может быть создан нашими настоящими действиями; следовательно, мы должны знать, как нам поступить в разных случаях жизни. Вы скажете: «Зачем учиться работать? Каждый человек несет ту или другую работу в мире». Но ведь бывает и напрасная трата сил. Относительно Карма-йоги Бхагавадгита говорит, что эта йога учит умелому и правильному исполнению работы: уменьем работать можно достигнуть больших результатов. Не забудьте, что всякий труд существует для выявления сил, уже существующих в уме, для пробуждения души. Силы эти сокрыты в каждом человеке, как сокрыто в нем и знание; различные виды труда подобны ударам, выводящим эти силы наружу, заставляющим исполинов проснуться.
Человек работает, руководствуясь различными мотивами; без мотива не может быть и работы. Некоторые люди жаждут славы, и они работают для славы. Одни хотят иметь деньги, и они работают для денег. Другие жаждут власти, и они работают для власти. Иные хотят попасть на небо; и они трудятся, чтобы достичь своего. Иные хотят оставить после себя имя, как, например, в Китае, где человек получает титул лишь после смерти, что, пожалуй, и правильно. Если кто-нибудь совершит что-нибудь очень хорошее в Китае, то титул дается его умершему отцу или деду. Иные люди и для этого трудятся. Некоторые последователи Магомета всю жизнь работают для того, чтобы соорудить себе гробницу. В иных сектах, как только ребенок родится, ему уже изготовляется могила, для членов этой секты это самое важное дело в жизни, и чем красивее гробница, тем человек считается богаче. Иные трудятся, имея в виду покаяние; они совершают всевозможные дурные поступки, затем строят храм или дают деньги священниками, чтобы откупиться и получить право попасть на небо. Они думают, что такого рода щедрость очистит их и они избегнут наказания, несмотря на свою греховность. Таковы различные побуждения к труду.
Но нужно работать ради работы. В каждой стране есть люди, являющиеся лучшей частью человечества и работающие ради работы, не желая для себя ни громкого имени, ни славы, ни даже небесного блаженства. Они работают только ради пользы, приносимой их трудом. Иные благодетельствуют бедным и служат человечеству из еще более высоких побуждений, потому что они верят в добро и любят добро. Жажда известности и славы редко дает немедленные результаты: и то и другое приходит обыкновенно в пожилые годы, когда мы покончили расчеты с жизнью. Если же человек работает бескорыстно, разве он ничего не приобретает? Нет, он приобретает высшее, что существует. Бескорыстие выгодно. Но у людей не хватает терпения его осуществлять. Любовь, правда и бескорыстие являются не только нравственными прописями и риторическими украшениями речи; они составляют высочайший идеал, заключая в себе могучее проявление силы. Прежде всего, человек, способный работать пять дней или даже пять минут без всякой корыстной цели, не думая о будущем, о небе, о наказании или о чем бы то ни было в этом роде, благодаря этой работе получает возможность вырасти в мощного нравственного исполина. Трудно это сделать, но в глубине сердца мы понимаем все значение подобной работы и пользу, приносимую ею. Огромное самообладание, требуемое бескорыстной работой, есть большее проявление силы, чем всякое иное. Экипаж, запряженный четверкой, может безудержно катиться с горы, но кучер может и удержать лошадей. А что составляет большее проявление силы – удержать лошадей или дать им волю? Снаряд летит в воздухе на большое пространство и падает. Другой снаряд ударяется по пути о стену, и толчок порождает сильную теплоту. Всякая устремленная наружу сила, следующая за корыстным побуждением, тут же и исчерпывается; она не вызовет возврата к вам силы; будучи же сдержана, она даст в результате развитие силы. Это самообладание выковывает сильную волю, мощный характер, который даст в свое время Христа или Будду. Неразумные люди не знают этой тайны, тем не менее они стремятся властвовать над человечеством. Впрочем, даже глупец может приобрести владычество над всем миром, если он сумеет трудиться и ждать. Пусть он выждет несколько лет и избавится от неразумной жажды власти; и, когда эта мысль совершенно исчезнет из его ума, он станет силой в мире. Большинство из нас не может видеть далее нескольких лет, подобно тому, как многие животные не могут видеть далее нескольких шагов. Мир наш – узкий круг. Мы не имеем терпения заглянуть за его пределы и, таким образом, становимся безнравственными и дурными. Это слабость, наше бессилие.
Однако не следует презирать и низшие виды работы. Пусть человек, не видящий пред собой лучшего, работает с эгоистической целью, ради приобретения известности и славы, но каждый из нас должен всегда стремиться к высшим и высшим побуждениям и стремиться понять их. «Мы имеем право работать, но не имеем права на плоды работы». Оставьте плоды. Зачем думать о результатах? Если вы помогаете человеку, не думайте об отношении этого человека к вам. Если вы хотите сделать великое или хорошее дело, не думайте о результатах его для вас самих.
В связи с этим идеалом работы возникает один трудный вопрос. Интенсивная деятельность необходима. Мы должны всегда работать. Мы не можем и минуты прожить без труда. Как же быть с отдыхом? Перед нами одна сторона жизненной борьбы – работа, увлекающая нас в своем водовороте. Но тут же стоит и другое – тихое, безвестное самоотвержение: все кругом мирно, нет шума и внешней деятельности – лишь природа с ее животными, и цветами, и горами. Но ни та, ни другая картина не совершенны. Человек, привыкший к уединению, будет уничтожен водоворотом жизни, придя в соприкосновение с ним, подобно тому, как рыба, живущая в глубоких водах, погибает, лишенная того давления воды, под которым создалось ее тело. Может ли, с другой стороны, человек, привыкший к шуму и суете жизни, чувствовать себя хорошо в тихом месте? Он страдает и может лишиться разума. Тот человек идеален, который среди величайшей тишины и уединения находит самую напряженную деятельность и среди напряженной деятельности находит тишину и уединение пустыни. Он обрел тайну самообладания: он имеет власть над собой. Он идет по улицам большого города с его шумным движением, но ум его покоен, как будто он находится в пещере, куда ни один звук не долетает, и все время ум его напряженно работает. Таков идеал Карма-йоги, и достигнув его, вы действительно обретете тайну труда.
Но начинать нам надо сначала; надо приниматься за работу, выпадающую на нашу долю, и постепенно делаться с каждым днем бескорыстнее. Работая, мы должны анализировать мотивы, побуждающие нас к труду, и в первые годы мы почти неизменно будем убеждаться в том, что побуждения наши эгоистичны; но настойчивость постепенно растворит этот эгоизм, пока, наконец, не наступит время, когда мы способны будем воистину бескорыстно работать. Все мы можем надеяться на то, что наступит время, когда, шествуя по жизненным путям, мы станем совершенно бескорыстными; и в эту минуту, когда мы этого достигнем, все силы наши будут сосредоточены, и знание, присущее нам, проявится.
Глава II
Каждый велик на своем месте
Согласно философии санкхья, Природа состоит из трех сил, именуемых по-санскритски: раджас, тамас, саттва. Появление их в физическом мире мы можем назвать активностью, инертностью и равновесием. Тамас олицетворяется темнотой и бездействием, раджас – деятельностью, выражающейся в притяжении и отталкивании, а саттва есть равновесие между ними.
В каждом человеке кроются эти три силы. Иногда преобладает тамас: мы становимся ленивыми, не можем двигаться, мы бездеятельны, потому что нас связывают или какие-нибудь идеи, или простая притупленность чувств. В других случаях преобладает активность, а в иные минуты – спокойное равновесие между тамасом и раджасом. В разных людях преобладает та или другая сила. Один человек отличается бездеятельностью, тупостью и ленью, другой – активностью, силой, проявлением энергии; в третьем мы видим мягкость, спокойствие, кротость, порождаемые равновесием между деятельностью и бездействием. Так и во всем мире – в животных, в растениях, в людях – мы наблюдаем более или менее яркие проявления этих трех сил.
Карма-йога имеет преимущественное отношение к этим трем факторам нашей жизни. Понимание их природы и способов их применения помогает нам правильнее работать. Человеческое общество представляет из себя организацию, построенную на принципе постепенности. Мы все имеем понятие о нравственности, о долге, но вместе с тем мы знаем, что в различных странах представления о нравственности значительно разнятся между собой. Что считается нравственным в одной стране, иногда совершенно безнравственно в другой. Например, в одной стране двоюродные братья и сестры могут вступать в брак, в другой такие браки считаются безнравственными; в одной стране мужчины могут жениться на своих невестках, в другой такие браки не допускаются; в одной стране можно вступить в брак лишь один раз, в другой – много раз, и т. д. Так и в других областях понятия о нравственности весьма различны; несмотря на это, мы все же сознаем, что должен существовать однородный всемирный идеал нравственности.
То же самое можно сказать и о долге. Понятия о долге чрезвычайно разнообразны у различных народов: в одной стране, если человек не проделывает известных вещей, его за это осуждают; если он в другой стране будет делать именно эти самые вещи, то скажут, что он неправильно поступает. Вместе с тем мы все же сознаем, что должно существовать определенное всемирное представление о долге. Точно так же один класс общества думает, что некоторые вещи входят в круг его обязанностей, тогда как другой слой думает совершенно противоположное и был бы в отчаянии, если бы его заставили так поступать. Перед нами лежат две дороги – дорога людей незнающих, уверенных в том, что путь к истине один и что вне его все дурно, и дорога мудрых, признающих, что долг и нравственность меняются сообразно с нашим умственным строем или с различными планами нашего существования. Важно знать, что существуют различные ступени долга и нравственности, что долг одной стадии не может быть долгом другой.
Поясним это примером. Все великие учителя говорили: «Не противься злу». Они учили, что непротивление есть высший нравственный идеал. Мы все знаем, что если бы некоторые из нас стали осуществлять этот идеал на практике, то все общественное здание рухнуло бы; злые завладели бы нашей собственностью и нашей жизнью и поступали бы с нами по своему усмотрению. Если бы был осуществлен хотя бы в течение одного дня идеал непротивления, то он привел бы нас к катастрофе. Однако интуитивно – в глубине сердца – мы чувствуем истину учения: «Не противься злу». Она представляется нам высочайшим идеалом. Однако проповедь лишь одной этой доктрины равносильна была бы обречению на гибель значительной части человечества. К тому же она заставила бы людей чувствовать, что они всегда поступают дурно и вызвала бы в них угрызения совести за все их поступки; это ослабило бы их, и постоянное самоосуждение породило бы больше зла, чем всякая другая слабость. Перед человеком, начинающим ненавидеть себя самого, раскрываются двери вырождения. То же самое можно сказать о целом народе.
Первая наша обязанность состоит в том, чтобы себя не ненавидеть; для того чтобы идти вперед, нам надо верить сперва в себя, потом в Бога. Тот, кто не верит в себя, не может верить и в Бога. Поэтому нам необходимо ясно понять, что долг и нравственность меняются при различных обстоятельствах. Нельзя сказать, что человек, который противится злу, делает то, что всегда и само по себе неправильно. Наоборот, в известных обстоятельствах, в которых он может оказаться, противиться злу может быть его прямою обязанностью.
Многие из западных читателей, читая Бхагавадгиту, изумлялись, находя во второй главе слова Кришны, обращенные к Арджуне, в которых Кришна называет Арджуну лицемером и трусом за его отказ вступать в бой или сопротивляться неприятелю на том основании, что его противники – все его друзья и родственники, и также потому, что непротивление есть величайший идеал любви. Великий урок, который мы все должны выучить, заключается в том, что крайности всегда похожи друг на друга; когда вибрации света слишком медленны, мы их не видим, и точно так же не видим их, когда они слишком быстры. То же самое относительно звука. Мы не слышим его, когда он слишком низок или когда он слишком высок. Однородно с этим и различие между противлением и непротивлением. Один человек не противится, потому что он слаб, ленив и не то что не хочет, а не может бороться. Другой человек знает, что, если он захочет, он сумеет нанести сокрушающий удар; однако он не только не наносит удара врагам, но благословляет врагов. Тот, кто не противится по слабости, совершает грех и в силу этого не может получить никакой пользы от непротивления, тогда как другой человек совершил бы грех, сопротивляясь. Будда отдал свой царский престол и отрекся от власти и положения, – это было истинное отречение. Но не может быть речи об отречении, когда дело идет о нищем, которому не от чего отрекаться! Итак, мы должны всегда тщательно взвешивать смысл наших слов, когда говорим о непротивлении или о противлении. Если мы, обладая силой, отказываемся ею пользоваться и не противимся, мы совершаем великий акт любви; но если мы не можем противиться и вместе с тем стараемся уверить самих себя, что мы движимы побуждениями высшей любви, то мы тем самым делаем противоположное. Арджуна испугался, увидев перед собой ряд мощных противников; его «любовь» заставила его забыть свой долг перед страной и перед королем. Потому-то Шри Кришна и назвал его лицемером: «Ты говоришь как мудрец, но твои действия обнаруживают в тебе труса; поэтому встань и иди в бой!»
Такова главная идея Карма-йоги. Тот человек – Карма-йог, который понимает, что высочайший идеал есть непротивление, знает, что это непротивление составляет высшее проявление силы, находящейся в его действительном обладании, и знает, что так называемое противление злу есть только путь к проявлению этой высшей силы, а именно – непротивления. Прежде чем достичь высшего идеала непротивления, человек должен исполнить свой долг и противиться злу; пусть он работает, борется, рубит с плеча. Но непротивление станет добродетелью, только когда он приобретет силы для сопротивления.
Я встретил у себя на родине одного человека, которого я раньше считал очень глупым и тупым, который ничего не знал и не желал знать и жил животной жизнью. Он спросил меня, что ему делать, чтобы познать Бога, как ему достигнуть освобождения? «Можешь ли ты солгать?» – спросил я его. «Нет», – ответил он. «Тогда научись лгать. Лучше лгать, чем жить как животное или бревно; ты ничего не делаешь; ты несомненно не достиг высшего состояния, которое лежит выше всех действий, спокойного и ясного; ты еще слишком туп, даже для того, чтобы сделать что-нибудь злое». Это был исключительный случай, и я, конечно, шутил; но я хотел сказать этим, что человек должен быть деятельным для того, чтобы перейти через деятельность к полному покою.
Бездеятельности следует всеми мерами избегать. Деятельность всегда означает сопротивление. Противьтесь всякому злу, ментальному и физическому, и когда вы достигнете успеха в сопротивлении, тогда придет покой. Очень легко сказать: «Не ненавидь никого; злу не противься!» – но мы знаем, к чему это обыкновенно приводит на практике. Когда взоры общества обращены на нас, мы выказываем наше непротивление, но сердце наше все время точит червь. Мы ощущаем полное отсутствие того мира, который должен дать непротивление, и чувствуем, что лучше нам было бы противиться. Если вы желаете богатства и вместе с тем знаете, что весь мир считает всякого человека, стремящегося к богатству, очень дурным, то вы, может быть, и не посмеете броситься в борьбу за богатством, однако ум ваш будет день и ночь думать о деньгах. Это – лицемерие, и оно ни к чему не приведет. Окунитесь в жизнь мира, и только по истечении некоторого времени, когда вы выстрадаете и насладитесь всем тем, что он в себе содержит, придет отречение, а с отречением – и покой. Утолите вашу жажду власти и всего остального, и после того как вы ее удовлетворите, настанет время, когда вы увидите, что все это очень маловажно; но пока вы не удовлетворили этого желания, пока вы не испытали эту деятельность, вам невозможно достичь состояния покоя, ясности и самоотречения. Ясность и самоотречение составляли предмет проповеди в течение многих тысяч лет; все мы слышали о них с детства; однако не многих людей видим мы в мире достигшими этих состояний. Сомневаюсь, встретил ли я хотя бы двадцать человек в моей жизни, в самом деле спокойных и не противящихся злу; между тем я объездил полмира.
Каждый человек должен создать себе идеал и стремиться провести его в жизни; этот способ – более верный путь внутреннего прогресса, чем принятие чужих идеалов, осуществить которые человек никогда не может надеяться. Например, если мы прикажем ребенку сразу пройти двадцать верст пешком, он умрет, а один ребенок из тысячи проползет двадцать верст и пойдет до конца, хотя бы измучившись до полусмерти. Подобные вещи мы и пытаемся сделать. Люди, которых мы встречаем в обществе, мужчины и женщины, имеют не одинаковый ум, способности и силы; они должны иметь личные идеалы, и мы не имеем права смеяться над их идеалами, какие бы они ни были. Пусть каждый делает все, что может, чтобы осуществить свой собственный идеал. Но совершенно неправильно судить мои стремления с точки зрения вашего идеала или ваши с точки зрения моего. Нельзя судить о яблоне, сравнивая ее с дубом, и нельзя судить о дубе, сравнивая его с яблоней. Для яблони есть своя мерка суждения и для дуба – своя.
Единство в разнообразии есть план творения. Люди могут сильно различаться между собой, но в основе их лежит единство. Различные индивидуальные характеры и различные классы мужчин и женщин являются естественными разновидностями в творении. Поэтому не следует прикладывать к ним одинаковые мерила или ставить перед ними одинаковый идеал. Такой образ действия порождает лишь неестественную борьбу, в результате человек начинает ненавидеть себя, что мешает ему стать религиозным и добрым. Наш долг заключается в том, чтобы поощрять каждого в его борьбе и стремлении жить сообразно его высшему идеалу и в стараниях в то же время сделать этот идеал как можно более близким к истине.
В индусской этике этот факт был признан с самых древних времен. И в писаниях индусов, и в кодексах морали даются различные правила для различных классов людей: для мирского человека (домохозяина), санньяси (человека, отказавшегося от мира) и ученика.
Жизнь каждого человека, согласно индусским писаниям, имеет свои особые обязанности помимо тех, что свойственны вообще всему человечеству. Индус начинает жизнь учеником; затем он женится и становится домохозяином; в старости он оставляет дела, и, наконец, отказывается от мира, и становится санньяси. На каждой из этих стадий жизни человек имеет разные обязанности. Ни одна из этих стадий по внутреннему содержанию не выше другой; жизнь женатого человека так же высока, как и жизнь холостого человека, посвятившего себя религии. Метельщик на улице столь же велик и славен, как король на своем троне. Сведите короля с его престола, заставьте его мести улицу и посмотрите, как он будет себя чувствовать. Возьмите метельщика и посмотрите, как он будет управлять царством. Бесполезно говорить, что человек, живущий вдали от мира, выше человека, живущего в мире. Наоборот, гораздо труднее жить в мире и служить Богу, чем уйти от мира и вести свободную, легкую жизнь. Стадии жизни в Индии в позднейшие времена свелись к двум – к жизни домохозяина и к жизни монаха. Мирской человек женится и несет свои обязанности гражданина. Обязанности монаха заключаются в том, чтобы отдать всю энергию религии, проповедовать и молиться Богу. Я приведу вам несколько отрывков из Маха-Нирваны-Тантры, говорящей об этом предмете, и вы увидите, как трудно исполнять все обязанности мирского человека согласно понятиям индусов.
Мирской человек (домохозяин) должен быть предан Богу. Познание Бога должно быть целью его жизни, и однако он должен постоянно работать, исполнять все свои обязанности, отдавать Богу плоды всех своих действий. Это самая трудная вещь на свете – работать и не думать о результатах, помогать человеку и не ждать в ответ благодарности, делать какое-нибудь доброе дело, не помышляя о том, принесет ли оно громкое имя или славу, или ровно ничего. Даже самый явный трус становится храбрым, когда люди восхваляют его. Глупец может совершить геройский поступок, когда окружающие его одобряют и поддерживают. Но непрерывно делать добро, не заботясь об одобрении окружающих, – это на самом деле высшая жертва, какую может принести человек. Главная обязанность домохозяина (мирского человека) состоит в том, чтобы зарабатывать для себя и семьи, но он должен остерегаться, чтобы при этом не лгать, не обманывать и не обкрадывать других, и должен помнить, что жизнь его посвящена Богу и бедным.
Зная, что отец и мать являются видимыми представителями Бога, мирской человек всегда и во всех случаях жизни должен угождать им. Если отец и мать довольны им, то доволен им и Бог. Тот сын действительно хорош, который никогда не скажет резкого слова своим родителям.
В присутствии родителей нельзя шутить, нельзя проявлять суетливость, гнев или дурное настроение. Перед отцом и матерью сын должен низко склоняться, стоять в их присутствии и не садиться, пока они ему того не позволят.
Если мирской человек имеет пищу, питье и одежду, не позаботившись прежде о том, чтобы его отец, дети, жена и бедные имели пищу, питье и одежду, он совершает грех. Мать и отец являются началами, создавшими его тело, и поэтому человек должен пройти хотя бы через тысячу неприятностей для того, чтобы сделать для них добро. Такого же рода его обязанности и к жене; он никогда не должен бранить ее и должен содержать ее, как родную мать. И даже когда он испытывает самые большие затруднения и горести, он не должен гневаться на жену.
Кто думает о другой женщине, кроме своей жены, касаясь ее хотя бы только в уме своем, – тот идет в темный ад.
При женщинах семьянин не должен говорить непристойности и не должен хвастаться. Он не должен говорить: «Я сделал то и сделал это».
Мирской человек должен всегда угождать жене: деньгами, одеждой, любовью, доверием и словами, подобными нектару, и не должен никогда расстраивать ее. Человек, сумевший приобрести любовь целомудренной женщины, преуспел в своей религии и обладает всеми добродетелями.
Обязанности к детям следующие: сын должен быть с любовью оберегаем до четвертого года; воспитывать его следует до шестнадцати лет. Когда ему минет двадцать лет, он должен начать работать; отец должен с ним тогда ласково обращаться, как с равным. Точно так же дочь должна быть воспитана с величайшей тщательностью. При выходе ее замуж отец должен дать ей приданое.
Затем обязанности человека простираются к его братьям, сестрам и к детям братьев и сестер, если они бедны, а затем к другим родственникам, к друзьям и к слугам. Затем он имеет обязанности к жителям одного с ним города или селения, к бедным и ко всякому, приходящему к нему за помощью.
Если мирской человек имеет достаточные средства и не уделяет часть их родственникам и бедным, он – не человеческое существо, а животное.
Следует избегать чрезмерной привязанности к пище, к одежде, к уходу за телом и к причесыванию волос. Мирской человек должен быть чист сердцем, опрятен, всегда деятелен и всегда готов к работе.
Для своих врагов мирской человек должен быть героем. Он должен бороться с ними и сопротивляться им. Это обязанность домохозяина. Он не должен сидеть в углу, плакать и говорить о непротивлении. Если он не показывает себя героем своим врагам, он не исполнил своих обязанностей. С друзьями же и родственниками он должен быть кроток, как агнец.
Мирской человек обязан не преклоняться перед другим человеком, потому что, преклоняясь перед злыми людьми, он потворствует злу. Но будет большой ошибкой, если он будет пренебрегать людьми, достойными уважения. Он не должен быть слишком поспешен в своей дружбе; он не должен искать дружбы со всеми без разбора. Он должен сначала наблюдать за поступками людей, с которыми он хочет сойтись, за их поступками по отношению к другим людям, обсудить эти поступки и только после этого вступать с людьми в дружбу.
О трех вещах он не должен говорить: он не должен говорить публично о своей известности; не должен восхвалять свое имя или свои силы; не должен говорить о своем богатстве или о чем-нибудь, что ему было сказано по секрету.
Человек не должен говорить, что он беден или что он богат, – ни в каком случае не должен хвастаться своим богатством. Пускай он будет благоразумен; это его религиозная обязанность. Это не простая мирская мудрость; если человек не будет благоразумным, его могут счесть безнравственным.
Домохозяин является опорой всего общества; он – главный кормилец. Бедные, слабые, дети и женщины, которые не работают, – все зависят от его заработка. Поэтому есть некоторые обязанности, которые домохозяин должен выполнить, и, выполняя их, он должен чувствовать себя сильным, а не думать, что он делает вещи ниже своего идеала. Поэтому, если он допустил какую-нибудь слабость или совершил какую-нибудь ошибку, он не должен говорить об этом публично, или, если он участвует в каком-нибудь предприятии и знает, что предприятие должно кончиться неудачей, не должен говорить об этом. Такая откровенность не только не нужна, но она ослабляет человека и мешает исполнению им его обязанностей.
В то же время мирской человек должен энергично бороться, чтобы приобрести две вещи: сначала знание, потом богатство. Это его долг, и если он не исполнит своего долга, он – ничтожество. Домохозяин (мирской человек), который не борется ради богатства, – действует безнравственно. Если он ленив и довольствуется праздной жизнью, он живет безнравственно, потому что от него зависят, может быть, сотни людей. Если же он приобретает богатство, то сотни других людей находят в нем свою поддержку.
Если бы в этом городе не было многих людей, жаждавших богатства и приобретших его, не было бы здесь и различных культурных и благотворительных учреждений.
В данном случае погоня за богатством не предосудительна, так как она имеет целью дальнейшее распределение его. Для мирского человека приобретение богатства и благородное использование его составляет религиозный долг: домохозяин, стремящийся разбогатеть праведными путями и для правильных целей, в действительности делает то же самое для достижения спасения, что и отшельник, молящийся в своей келье, так как в них мы наблюдаем лишь различные проявления той же добродетели – самоотречения и самопожертвования, вызываемых преданностью Богу и всем Его созданиям.
Мирской человек должен всеми силами стараться приобрести доброе имя; не должен играть в азартные игры, общаться с дурными людьми и быть источником горя для других.
Нередко люди берутся за то, что они не могут сделать, и в результате обманывают других для достижения своих целей. Во всех случаях надо принимать во внимание время, привходящее как фактор во все. Затем, что один раз может быть неудачей, другой раз может стать большим успехом.
Домохозяин должен быть правдивым, говорить мягко, употреблять выражения, приятные для других и могущие принести им пользу; он не должен также говорить о чужих делах.
Вырывая пруды, обсаживая дороги деревьями, устраивая убежища для людей и животных, прокладывая дороги и наводя мосты, мирской человек идет к той же цели, что и величайший йог.
Итак, деятельность и обязанности мирского человека составляют часть учения Карма-йоги.
Дальше говорится, что «если человек умирает на поле битвы, сражаясь за свою страну или за свою веру, он приходит к той же цели, к какой йог приходит путем медитации». Это показывает, что обязанность одного человека не является обязанностью для другого; и в то же время нельзя сказать, что один долг принижает, а другой возвышает. Каждый долг имеет свое место, и мы должны исполнять свои обязанности, сообразно с теми условиями, в какие мы поставлены.
Из всего этого вытекает одна идея: осуждение всякой слабости. Эта мысль сквозит во всех индийских учениях, в философии и в религии. В Ведах постоянно повторяется слово «бесстрашие»: «Не страшитесь ничего!» Страх – признак слабости. Человек должен исполнять свой долг, не обращая внимания на насмешки и издевательства мира.
Уходя из мира для служения Богу, человек не должен думать, что все, остающиеся в мире и работающие на благо мира, не служат Богу; точно так же и люди, живущие в мире для жены и детей, не должны считать людей, отрекшихся от мира, праздными бродягами. Каждый человек велик на своем месте. Эту мысль можно пояснить следующим примером.
Некий царь имел привычку спрашивать всех санньяси, приходивших в его страну: «Кто больше – тот ли, кто, отрекшись от мира, становится санньяси, или тот, кто живет в мире и исполняет свои обязанности мирского человека?» Многие мудрецы пытались разрешить эту задачу. Некоторые утверждали, что санньяси выше; тогда царь требовал, чтобы они доказали свое положение. И когда они не могли этого сделать, он приказывал им жениться и жить в мире. Затем приходили другие и говорили: «Семьянин, исполняющий свои обязанности, выше». И от них тоже царь требовал доказательств. И когда они не могли дать их, он также заставлял их начать жить жизнью домохозяев.
Наконец, пришел один молодой санньяси, и царь задал и ему тот же вопрос. Санньяси отвечал: «О царь, каждый велик на своем месте». – «Докажи это мне», – сказал царь. «Я докажу это тебе, – сказал санньяси, – но ты должен прежде пойти со мной и жить несколько дней так же, как я, чтобы я мог доказать тебе то, что я говорю». Царь согласился, последовал за санньяси, вышел с ним из своего царства и, пройдя много других стран, дошел до одного большого царства. В столице, куда они пришли, происходила торжественная церемония. Царь и санньяси услышали бой барабанов, музыку и крики глашатаев; народ толпился на улицах в праздничных одеждах, и везде глашатаи возвещали о том, что должно было произойти. Царь и санньяси стояли и смотрели на происходившее. Глашатай возвещал народу, что дочь царя той страны собирается выбрать себе мужа из числа собравшихся.
Согласно старинному обычаю, царевны в Индии выбирали себе мужей таким образом. Каждая царевна имела свою идею о том, какой ей нужен муж; некоторые желали иметь самого красивого человека; другие – самого ученого; третьи – самого богатого, и т. д. И каждая выбирала того, кто ей нравился. Так было и здесь. Все соседние царевичи нарядились в лучшие одежды и явились в город. Некоторые из них имели своих собственных глашатаев, провозглашавших их достоинства и объяснявших, почему они надеялись, что царевна выберет их. Царевну, в роскошном, блестящем уборе, носили в паланкине, и она смотрела и слушала, если ей не нравилось, то что она видела и слышала, она говорила слугам, несшим ее: «Дальше!» – и не обращала больше внимания на отверженных женихов. Если же царевне понравился бы кто-нибудь из них, она бросила бы ему гирлянду из цветов, и он стал бы ей супругом.
Царевна была прекрасна, как заря, и ее супруг должен был получить все царство после смерти ее отца. Царевна хотела иметь мужем самого красивого человека, но она не могла найти такого, который бы понравился ей.
Уже много раз происходили подобные собрания, но царевна не могла выбрать себе супруга. Это собрание было самым блестящим из всех; народу собралось больше, чем когда-либо. Царевна появилась в роскошном паланкине, и носильщики носили ее с места на место. Но ей, по-видимому, опять никто не понравился, и присутствующие с разочарованием думали, что собрание и на этот раз кончится ничем. Как раз в это время явился молодой человек, санньяси, прекрасный как солнце, сошедшее на землю; он стал в стороне, наблюдая за происходившим. Паланкин с царевной приблизился к нему, и как только царевна увидела прекрасного санньяси, она остановилась и бросила на него гирлянду цветов. Молодой санньяси схватил гирлянду и, сбросив ее с себя, воскликнул: «Что за глупость! Я – санньяси. Какой для меня может быть брак?» Царь, думая, что он слишком беден и поэтому не смеет жениться на царевне, сказал: «За моей дочерью я даю половину царства сейчас и все царство после смерти» – и снова возложил гирлянду на санньяси. Но молодой человек снова сбросил гирлянду, говоря: «Глупости! Я не хочу жениться», и быстро ушел.
Но царевна так полюбила молодого человека, что сказала: «Я должна выйти за него замуж или я умру», и она последовала за ним, желая его вернуть.
Тогда другой санньяси, приведший царя, сказал ему: «Пойдем за ними», и они последовали за ними, но на значительном расстоянии. Молодой санньяси, отказавшись жениться на царевне, вышел из города, и, когда он дошел до леса в нескольких милях от города, царевна последовала за ним, и двое других тоже. Молодой санньяси хорошо знал этот лес и все запутанные тропинки в нем; он неожиданно свернул на одну из этих тропинок и скрылся, так что царевна не могла найти его. После долгих и бесполезных попыток найти его, она села под деревом и начала плакать, потому что не знала, как выйти из леса. Тогда царь и другой санньяси, подойдя к ней, сказали: «Не плачь, мы покажем тебе, как выйти из леса, но теперь слишком темно, и мы не найдем дороги. Вот большое дерево, отдохни под ним, и рано утром мы покажем тебе дорогу».
На этом дереве жила в гнезде маленькая птичка с самкой и тремя птенцами. Эта птичка взглянула вниз и, увидев трех людей под деревом, сказала своей жене: «Милая, что нам делать; в нашем доме гости; теперь зима, и у нас нет огня». Она вылетела из гнезда, достала горящую щепку, принесла ее в клюве, и бросила ее гостям; те собрали топлива и развели большой огонь. Но птичка не была еще довольна. Она опять сказала своей жене: «Милая, как нам быть? Нам нечем накормить этих людей, а они голодны! Мы хозяева, и наш долг кормить всех, кто приходит к нашему дому. Я сделаю, что могу; я отдам им свое тело». И с этими словами птичка бросилась в огонь и сгорела. Люди видели, как она упала в огонь, и попытались спасти ее, но было поздно.
Самка видела, что сделал ее супруг, и сказала: «Их трое, и на всех троих у них только одна маленькая птичка. Этого мало; я не могу допустить, чтобы поступок моего супруга оказался напрасным; отдам я им и свое тело». С этими словами она сама бросилась в огонь и тоже сгорела.
Тогда трое птенцов, видевших происшедшее и заметивших, что все-таки мало было пищи для гостей, сказали: «Наши родители сделали что могли, и все же этого недостаточно. Наш долг – продолжать дела наших родителей; отдадим и мы наши тела». И все они бросились в огонь.
Трое людей, изумленные тем, что они видели, не могли, разумеется, есть этих птиц. Они провели ночь без пищи, и утром царь и санньяси показали дорогу царевне, и она вернулась к отцу.
Когда они возвращались домой, санньяси сказал царю: «Царь, ты видел, что каждый велик на своем месте. Если ты хочешь жить в мире, живи как эти птички и будь всегда готов во всякий момент пожертвовать собой для других. Если ты хочешь отречься от мира, будь подобен этому молодому человеку, для которого самая прекрасная женщина и целое царство были ничто. Если хочешь быть мирским человеком, пусть вся твоя жизнь будет жертвой для других. Каждый велик на своем месте, но долг одного не может быть долгом другого».
Глава III
Секрет труда
Помогать другим физически, удовлетворяя физические нужды, – дело действительно великое, но помощь тем ценнее, чем больше нужда и чем, следовательно, больше значения имеет помощь. Если потребности человека могут быть удовлетворены на один час, то этим ему действительно оказывается помощь; если – на целый год, то оказанная помощь еще значительнее, но если его потребности могут быть удовлетворены на всю жизнь, это, конечно, будет самая большая помощь, какая только может быть ему дана. Духовное знание есть единственное, что может уничтожить наши несчастья навсегда. Всякое другое знание удовлетворяет наши нужды лишь временно. Только с приобретением духовного знания уничтожается навсегда эта способность нуждаться. Поэтому духовная помощь человеку – это самая большая помощь, какая только может быть ему оказана. Тот, кто дает людям духовное знание, есть в действительности благодетель человечества. И мы видим, что самые могущественные люди были именно те, которые помогали человеку в его духовных нуждах, потому что духовность есть истинное основание всей деятельности нашей жизни. Духовно сильный и здоровый человек будет силен и во всех других отношениях, если он того пожелает. Пока человек не обладает духовной силой, даже его физические потребности не могут быть надлежащим образом удовлетворены. Вслед за духовной помощью идет интеллектуальная помощь; дар знания гораздо выше дара пищи или одежды; он даже выше дара жизни ввиду того, что истинная жизнь человека состоит в знании; незнание – смерть, знание – жизнь. Но жизнь имеет очень малую ценность, если она проходит во тьме, в невежестве и скорби. Следующей по порядку идет, конечно, физическая помощь человеку. Следовательно, рассматривая вопрос об оказании помощи другим, мы всегда должны остерегаться ошибки думать, что физическая помощь – единственная, которую можно оказать; она не только последняя, но и самая незначительная, так как не может дать длительного удовлетворения. Страдание, испытываемое при голоде, проходит, как только я его удовлетворяю, но голод возвращается. Мои страдания прекратятся только тогда, когда я буду удовлетворен навсегда. Тогда и голод не сделает меня несчастным; никакое страдание или горе не способны будут меня расстроить. Таким образом, наивысшая помощь есть та, которая укрепляет нас духовно; за ней идет помощь уму, а уже затем физическая.
Горести мира не могут быть устранены одной лишь физической помощью; пока не изменится человеческая природа, физические потребности будут все время возникать, и от их неудовлетворения люди всегда будут чувствовать себя несчастными, и никакое количество физической помощи им не поможет. Единственное решение этой проблемы заключается в том, чтобы сделать людей чище. Невежество – мать всех зол и всех несчастий, которые мы видим. Когда люди увидят свет, когда они станут чистыми и духовно сильными и знающими, только тогда несчастье исчезнет из мира, но не раньше. Мы можем превратить каждый дом в стране в богадельню, покрыть ее больницами, но горе человеческое все же будет продолжать существовать, пока не изменится характер человека.
В Бхагавадгите постоянно повторяется, что все мы должны неустанно работать. Всякий труд по природе своей состоит из добра и зла. Нет работы, которая где-нибудь не принесла бы пользы; нет работы, которая кому-нибудь не принесла бы вреда. Всякая работа неизбежно является соединением добра и зла; однако мы должны работать непрерывно. И добро и зло, заключенные в работе, дадут свои результаты, создадут свою Карму. Доброе действие отразится на нас добром; злое действие отразится злом. Но и добро и зло – цепи для души. Решение, которого достигает Бхагавадгита по отношению к этой, создающей оковы, природе труда, заключается в том, что мы не должны привязывать себя к работе, которую мы делаем. Тогда она не свяжет нашу душу. Мы должны стараться понять, что значит эта «непривязанность» к работе.
Такова главная идея, проходящая через Бхагавадгиту: работайте неустанно, но не будьте привязаны к работе. Слово самскара можно довольно точно передать выражением «врожденная склонность». Пользуясь сравнением ума с озером, можно сказать, что в уме всякое волнение, затихая, не проходит совершенно, а оставляет след и возможность в будущем снова появиться. Этот след и возможность нового появления волн, прошедших в уме, и есть то, что называется самскара. Каждая работа, которую мы делаем, каждое движение тела, каждая мысль оставляют свое впечатление на уме, и, даже когда такие впечатления не видны, они всегда достаточно сильны, чтобы действовать в глубине ума, подсознательно. То, что мы представляем собой в каждую данную минуту, обусловливается общим итогом этих впечатлений ума. То, что я представляю собой в настоящий момент, есть результат общего действия всех впечатлений моей прошлой жизни. Этот результат и называется характером; характер каждого человека определяется общим итогом всех его предыдущих впечатлений. Если преобладают хорошие впечатления, характер становится хорошим; при приобладании дурных – он становится дурным. Если человек постоянно слышит дурные слова, думает дурные мысли, совершает дурные поступки, то ум его будет полон дурных впечатлений, и они будут влиять на мысли и дела человека без его осознания этого факта. Дурные впечатления всегда деятельны, и влияние их должно по необходимости быть дурно, и человек дурных впечатлений будет дурным помимо своей воли; общая сумма его впечатлений создаст в нем сильное побуждение к совершению дурных поступков; он будет как бы орудием этих впечатлений, и они будут принуждать его делать зло. Подобным образом, если человек думает хорошие мысли и делает хорошие дела, общая сумма оставляемых этими делами и мыслями впечатлений будет хорошей; и она будет заставлять его делать добро, даже против его самого. Когда человек думал столько хороших мыслей и сделал столько добрых дел, что в нем является непреодолимое стремление делать добро, то его ум, как общая сумма этих стремлений, не позволит ему сделать зло, если бы даже он хотел этого. Внутренние склонности человека остановят его; он уже вполне под властью добрых наклонностей. В таких случаях говорят, что у человека вполне установился хороший характер.
Как черепаха прячет голову и лапы под свою чешую, и можно ее убить или разбить на куски, но она все-таки не выйдет, так характер человека, властвующего над своими побуждениями и органами, установлен навсегда. Он управляет своими собственными внутренними силами, и ничто не может их вызвать наружу против его воли. Путем этого постоянного отражения хороших мыслей, хороших впечатлений на поверхности ума, склонность к совершению добра крепнет, и в результате мы чувствуем себя в силах управлять органами чувств, нервными центрами. Таким только образом устанавливается характер; таким только путем человек достигает истины, тогда человек навеки в безопасности; он не может делать зло; он может быть в каком угодно обществе, и для него не будет в этом опасности. Существует стадия еще выше этой склонности к добру: это – желание освобождения. Вы должны помнить, что свобода души есть цель всех йог, и каждая йога одинаково ведет к этому результату. Одним трудом человек может достигнуть того, чего Будда достиг главным образом медитацией, а Христос – молитвой. Будда был Джнани; Христос был Бхакта, но оба они достигли той же цели.
Освобождение означает полную свободу – свободу от оков добра так же, как и от оков зла. Золотая цепь не менее крепка, чем железная. В моем пальце сидит колючка терна, и я беру другую колючку, стараясь второю вытащить первую; затем выбрасываю обе; мне незачем хранить вторую колючку, потому что обе они – только колючки. Так и дурные склонности следует вытеснять добрыми и дурные впечатления ума следует удалять свежими волнами хороших, пока все дурное почти не исчезнет или будет подавлено и будет находиться под строгим контролем в дальней части ума. Таким образом, человек «привязанный» становится «непривязанным». Работайте, но не позволяйте делу или мысли производить глубокое впечатление на ум; пусть эти впечатления, как волны, приходят и уходят. Пускай огромные результаты получаются от работы мускулов и мозга, но не позволяйте им производить глубокое впечатление на душу. Как это сделать? Мы ведь видим, что отпечаток всякого действия, к которому мы привязаны, сохраняется.
Я могу встретить сотни людей в течение дня и среди них одного человека, которого я люблю. Предположим, что, ложась спать, я стараюсь вспомнить все виденные мною лица, но лишь одно лицо встает передо мною – то лицо, которое я видел, может быть, лишь одну минуту, но то, которое я люблю. Все же остальные лица исчезли. Моя привязанность к этому человеку создала более сильные впечатления от его лица, чем от всех других. Физиологически все впечатления были одинаковы; каждое лицо, виденное мною, отразилось на сетчатой оболочке глаза, и мозг воспринял образы, однако однородности впечатлений не получилось. Большинство лиц были, может быть, совершенно новы, о них я ровно никогда не думал, но это одно лицо, лишь мельком увиденное мною, нашло во мне известные ассоциации. Может быть, я годами представлял его себе, зная многое о нем, и когда его увидел, оно пробудило тысячу дремлющих воспоминаний в моем уме; и это одно впечатление произвело более сильное действие на ум.
Поэтому не привязывайтесь ни к чему; предоставьте всему идти своим порядком; пускай ваши мозговые центры работают: работайте непрерывно, но не позволяйте впечатлениям, получаемым от работы, победить ваш ум. Работайте, как будто вы чужие люди в этой стране, пришедшие сюда только на время; работайте, но ничем не связывайте себя; всякое иго ужасно. Этот мир – не наше настоящее место жительства; это только один из этапов, через которые мы должны пройти. Помните великое изречение философии санкхья: «Вся природа для души, а не душа для природы». Природа и существует только для воспитания души, иного смысла в ней нет; она существует, потому что душа должна обладать знанием и через знание освобождаться. Если мы всегда это будем помнить, мы никогда не станем «привязаны» к природе; мы будем знать, что природа – это книга, которую мы должны прочесть, и что, когда мы приобретем настоящее знание, книга потеряет для нас свое значение. Вместо этого, однако, мы отождествляем себя с природой; мы думаем, что душа для природы и дух для тела, и, как говорит расхожее выражение, мы думаем, что человек «живет для того, чтобы есть», а не «ест для того, чтобы жить». Мы постоянно впадаем в эту ошибку; мы смотрим на природу как на самих себя и привязываемся к ней, а это пристрастие производит глубокое впечатление на душу, связывающее нас и заставляющее нас работать не для свободы, а для рабства.
Вся суть этого учения состоит в том, чтобы мы работали как вольные хозяева, а не как рабы. Работайте непрерывно, но пускай ваша работа не будет трудом рабов. Разве вы не видите, как все работают? Никто не может быть совершенно бездеятелен. 99 % человечества работает как рабы, и результатом такой работы является несчастье; все это – эгоистическая работа. Работайте свободно. Работайте в любви. Трудно понять слово «любовь»; любовь никогда не приходит, если нет свободы. В рабе не может быть истинной любви. Если вы купите раба, закуете его в цепи и заставите его работать на вас, он будет трудиться как машина, но любви в нем не будет. Так и мы, когда трудимся для приобретения мирских благ как рабы, то любви в нас быть не может и наш труд – не истинный труд. Это одинаково правильно как относительно работы, которую вы выполняете для родственников и друзей, так и относительно работы, выполняемой вами для себя. Эгоистическая работа – работа рабская; и вот пробный камень ее. Всякое деяние любви приносит счастье; нет того акта любви, который не приносил бы с собой мира и внутреннего довольства. Реальное бытие, реальное знание и реальная любовь вечно соединены одно с другим – три составляют одно. Где есть одно, там должны быть также и другие. Это три проявления аспекта единого Бытия-Знания-Блаженства. Когда это бытие становится относительным, мы видим его как мир. Это знание, в свою очередь, видоизменяется в знание мирских вещей. Это блаженство составляет основу всякой истинной любви, испытываемой сердцем человеческим. Поэтому истинная любовь никогда не может причинить страдания ни тому, кто любит, ни тому, кого любят. Предположим, что мужчина любит женщину. Он желает обладать ею как своей исключительной собственностью и ревниво относится к каждому ее движению; он хочет, чтобы она все время сидела около него, стояла рядом с ним, ела и двигалась по его желанию. Он – ее раб и хочет, чтобы и она стала его рабыней. Это не любовь; это нечто вроде тяжелой привязанности раба, притворяющейся любовью. Это чувство не может быть любовью, потому что оно тягостно. Если женщина не делает того, чего он хочет, это приносит такому человеку страдание. Но в настоящей любви нет тяжелой реакции; любовь приносит лишь реакцию блаженства; в противном случае это не любовь, а что-то другое, ошибочно принимаемое за любовь. Когда вам удается любить близких людей и весь мир, всю Вселенную таким образом, чтобы в вас не возникало реакции ревности или страдания, тогда вы близки к состоянию «непривязанности».
Кришна говорил: «Смотри на меня, Арджуна. Если Я на один момент перестану работать, вся Вселенная должна будет умереть. Моя работа ничего не приносит; Я – Единый Господь; почему же Я работаю? Потому что Я люблю мир». Бог ни к чему не привязан, потому что Он любит; истинная любовь делает нас непривязанными. Где есть привязанность, прикрепленность к земным вещам, вы должны знать, что это просто физическое влечение одних частиц материи к другим. Это есть нечто, что притягивает два тела одно к другому и создает в обоих страдание, если они не могут сблизиться. Но где есть реальная любовь, она не зависит от физической привязанности. Люди могут любить друг друга, находясь на расстоянии тысячи миль. Любовь их не изменяется; она не умрет и никогда не создаст страданий.
Для того чтобы достигнуть состояния «непривязанности», потребуется, может быть, работа целой жизни; но, достигнув этой высоты, мы достигаем и цели любви и становимся свободными; рабство природы спадает с нас, и мы видим природу такою, какая она есть. Она больше не кует цепей для нас. Мы совершенно свободны и, работая, не думаем о результатах работы для себя. Кто тогда думает о результатах?
Требуете ли вы чего-нибудь от ваших детей взамен того, что вы им дали? Ваш долг работать на них, и здесь дело кончается. Когда вы делаете что-нибудь для другого человека, для города, в котором живете, для государства, старайтесь занять такое же положение, как по отношению к своим детям, и ничего не ожидайте взамен. Если вы будете неизменно занимать положение дающего и все, что вы даете, будет свободно по отношению к миру, без всякой мысли о награде, тогда ваша работа не создает вам «привязанности». Привязанность к результатам работы является только у того, кто ожидает награды.
Если труд, подобный труду рабов, дает в результате эгоизм и привязанность, то труд господина своего разума создает блаженство «непривязанности». Мы часто говорим о праве и справедливости, но мы находим, что в мире право и справедливость – это только детский разговор. Есть две вещи, которые управляют действиями людей: сила (власть) и милосердие. Проявление власти есть неизменно проявление эгоизма. Все люди стараются извлечь возможно больше пользы из той власти, которой они обладают. Милосердие – это само небо; чтобы быть хорошими, мы все должны быть милосердными. Даже право и правосудие должны основываться на милосердии. Всякий помысел о награде за работу препятствует нашему росту и в конце концов приносит страдание. Эта идея милости и бескорыстного милосердия может быть осуществлена еще и иным путем: при условии веры в личного Бога, всякая работа может быть совершаема как молитва. В этом случае мы как бы кладем к ногам Господним все плоды нашей работы, и, служа Ему таким образом, мы уже не имеем права ожидать чего-либо от людей в воздаяние за наш труд. Сам Господь трудится непрерывно и не имеет ни к чему личной привязанности. Как вода не может замочить лист лотоса, так и работа не может связать бескорыстного человека, заставив его стремиться к результатам для себя. Бескорыстный и ни к чему не привязанный лично человек может жить среди густонаселенного греховного города, и грех не коснется его.
Эта идея полного самоотречения иллюстрирована в следующем рассказе. После битвы на Курукшетре пять братьев Пандава совершили большое жертвоприношение и принесли очень большие дары для бедных. Все выражали изумление по поводу величины и богатства жертвы, говоря, что мир не видывал никогда ничего подобного. Но, по совершении обряда, явился маленький мангуст – животное вроде кошки. Половина тела его была золотая, другая половина темная; он начал кататься по полу в жертвенном зале и сказал присутствующим: «Все вы лжете; это не жертва». – «Как, – воскликнули они, – ты говоришь: это не жертва, – разве ты не знаешь, сколько денег и драгоценностей отдано бедным и сколько людей стало богатыми и счастливыми? Эта самая удивительная жертва, какую совершал человек». Но мангуст сказал: «В одной деревушке жил бедный брамин со своей женой, сыном и женою сына. Они были очень бедны, жили скудными дарами, приносимыми им за проповедь и учение. В стране этой настал трехлетний голод, и бедный брамин страдал более, чем когда-либо. Семья голодала уже несколько дней, когда, наконец, отец принес в одно прекрасное утро немного муки, которую ему посчастливилось достать. И он разделил ее на четыре части между членами семьи. Не успели они сесть за еду, как кто-то постучался в дверь. Отец открыл дверь; за ней стоял гость. В Индии гость – священное лицо; он считается как бы богом, и с ним обращаются как с таковым. Поэтому бедный брамин сказал: “Войди, господин, мы тебя приветствуем”. Он поставил перед гостем свою часть пищи; гость быстро ее съел и сказал: “О господин, ты убил меня, я голодал уже десять дней, и это маленькое количество пищи только увеличило мой голод”. Тогда жена сказала мужу: “Отдай ему и мою часть”, но муж ответил: “Нет, не дам”. Жена настаивала, говоря: “Он – бедный человек, и наш долг, как хозяев, позаботиться, чтобы он был сыт. Раз у тебя больше нет, то моя обязанность – как твоей жены – отдать ему свою часть”. И она отдала свою часть гостю. Он съел, что ему дали, и сказал, что его по-прежнему мучает голод. Тогда сын сказал: “Возьми и мою часть; сын обязан помогать отцу в исполнении его долга”. Гость съел и его часть, но голод его все же не был утолен; тогда и жена сына уступила ему свою часть. Гость насытился и ушел, благословляя их. В ту же ночь эти четверо людей умерли с голода. Несколько пылинок этой муки упали на пол, и, когда я покатился по полу, я стал наполовину золотым, как вы видите. С тех пор я хожу по всему свету, надеясь найти другую такую жертву, но нигде не нахожу, поэтому другая половина моего тела не превращается в золотую. Потому-то я и говорю, что это не жертва».
Такое представление о милосердии уже исчезает в Индии; великие люди встречаются все реже и реже. Когда я учился английскому языку, я прочел в одной книге рассказ о мальчике, отправившемся на работу и оставившем матери немного денег. И за это его хвалили на четырех страницах. В чем здесь дело? Ни один индусский мальчик никогда не понял бы морали этой истории. Теперь я понимаю ее, зная западную точку зрения! Каждый человек сам за себя, а их отцы и матери, жены и дети могут делать, что хотят.
Теперь вы видите, что такое Карма-йога: помогать не рассуждая, глядя даже смерти в лицо. Хотя бы вас обманывали миллионы раз, не спрашивайте ничего и не думайте о том, что вы делаете. Не хвалитесь своей щедростью к бедным и не ждите от них благодарности; скорей будьте им благодарны за то, что они дают вам случай проявить на них свое милосердие. Совершенно ясно, что быть идеальным человеком, живя в миру, гораздо более трудная задача, чем быть идеальным санньяси. Истинная жизнь труда так же тяжела, если не тяжелее, чем истинная жизнь отречения.
Глава IV
Что такое долг
Необходимо, изучая Карма-йогу, определить, что такое долг. Если мне предстоит что-нибудь сделать, я прежде всего должен знать, что это мой долг, и тогда я могу делать это. Идея долга различна у разных народов. Магометанин говорит, что его долг – это то, что написано в Коране; индус говорит, что его долг то, что написано в Ведах, и христианин говорит, что его долг то, что сказано в Евангелии. Мы находим, что существуют различные идеи долга, меняющиеся соответственно различным положениям в жизни, историческим периодам и национальностям. Точно опредедить термин «долг», подобно всякому другому отвлеченному понятию, невозможно. Мы можем составить себе идею долга, только зная его практическое действие и результаты. Когда перед нами случаются известные вещи, в нас возникает естественный или воспитанный импульс действовать по отношению к ним известным образом. Когда этот импульс приходит, ум начинает обдумывать положение. Иногда он находит, что в данных условиях можно действовать известным образом. В других случаях он находит, что действовать известным образом будет неправильно при каких бы то ни было обстоятельствах. Обыкновенная идея долга везде состоит в том, чтобы следовать велениям своей совести. Но что делает известный род отношений долгом? Если христианин, умирая с голоду и имея кусок мяса, не съест его для спасения своей жизни, или если он не даст этот кусок голодному, чтобы спасти его жизнь, он, конечно, будет чувствовать, что не исполнил своего долга. Но если индус в таком же положении сам осмелится съесть кусок мяса или даст его другому индусу, он одинаково будет чувствовать, что не исполнил своего долга; все воспитание индуса заставляет его думать так. В прошлом столетии в Индии были знаменитые шайки разбойников, именуемые Тугами; они считали своим долгом убивать каждого встречного человека и отнимать у него деньги. Чем большее количество людей они убивали, тем добродетельнее они себя считали. Если человек выйдет на улицу и застрелит другого человека, он может жалеть об этом, думая, что поступил дурно. Но если тот же самый человек будет солдатом и убьет не одного человека, а двадцать, он будет чувствовать радость и будет думать, что особенно хорошо исполнил свой долг. Мы видим из этого, что долг определяется не тем, что сделано. И объективно определить, что такое долг, совершенно невозможно. Что такое долг, ясно только с субъективной стороны. Всякое действие, которое возвышает нас и приближает к Богу, есть хорошее действие и наш долг. Всякое действие, влекущее нас вниз, – дурно и не является нашим долгом. С субъективной точки зрения мы видим, что некоторые поступки унижают нас и делают более грубыми. Но невозможно определить точно, какие поступки имеют какое значение для людей, находящихся в разных условиях и положениях. Существует только одна идея долга, которая всегда была принята всем человечеством и которая вся выражается в одном афоризме на санскритском языке: «Не наноси вреда ни одному существу: это – добродетель; нанесение вреда – грех».
Бхагавадгита часто говорит об обязанностях, связанных с положением в обществе и в жизни. Условия, в которых человек родится, и положение, которое он занимает, в значительной степени определяют его умственное и моральное отношение к различным формам деятельности. Поэтому долг каждого заключается в том, чтобы делать то дело, которое будет возвышать и облагораживать его в соответствии с идеалами того народа или общественного слоя, к которому он принадлежит. Но не надо забывать, что в разных обществах и странах господствуют не одинаковые идеалы. Постоянное забвение этого факта является главной причиной ненависти между народами. Американец думает, что то, что делают американцы согласно обычаю своей страны, есть самое лучшее, и что тот, кто не следует этим обычаям, – дурной человек. Индус думает, что его обычаи – единственно правильные и лучшие в мире, и что тот, кто не исполняет их, – дурной человек. Это совершенно естественная ошибка, которую все склонны делать. Но эта ошибка приносит много вреда. Она является причиной очень большого количества недружелюбия, существующего в мире. Когда я приехал в Америку и осматривал Чикагскую выставку, какой-то человек дернул меня сзади за тюрбан. Я обернулся и, увидев, что это был хорошо одетый, приличного вида господин, спросил его, что ему нужно. Увидя, что я говорю по-английски, он был очень сконфужен. Другой раз на той же выставке другой человек толкнул меня. Когда я спросил его, зачем он это делает, он также был очень сконфужен и, извиняясь, пробормотал: «А зачем вы так одеваетесь?» Доброе расположение этих людей заключено было в рамки собственного языка и собственных обычаев. Давление сильных наций на более слабые в значительной мере обусловлено этим предрассудком, уничтожающим братское отношение к ближнему. Человек, спросивший меня, почему я одеваюсь иначе, чем он, и вследствие этого грубо со мной обошедшийся, был, может быть очень добрым человеком, хорошим отцом и прекрасным гражданином, но добродушие его замолкло, как только он увидел человека, одетого в другое платье. Иностранцев эксплуатируют во всех странах, потому что они не умеют себя защитить; вследствие этого они уносят с собой неверные впечатления о тех народах, среди которых они были. Матросы, солдаты и купцы держат себя очень странно в чужих краях, хотя им и в голову не пришло бы вести себя таким же образом на родине, – потому, может быть, китайцы и называют американцев и европейцев «заморскими дьяволами»; они не делали бы этого, если бы видели хорошие стороны западной жизни.
Нам надо, следовательно, запомнить, что мы должны всегда стараться видеть обязанности других с их точки зрения и никогда не судить об обычаях народов по нашей собственной мерке. Необходимо помнить, что мои обычаи не могут быть мерилом для обычаев всей Вселенной. Я должен приспособляться к миру, а не мир должен приспособляться ко мне. Итак, мы видим, что внешние условия изменяют природу наших обязанностей, и лучшее, что мы можем сделать в мире, это – исполнить долг, налагаемый на нас в каждое данное время. Исполним долг, вменяемый нам нашим рождением, затем исполним долг, наложенный на нас нашим положением в жизни и в обществе. В человеческой природе кроется, однако, одна большая опасность, а именно: человек никогда самого себя не изучает. Он полагается, что он не менее способен занимать престол, чем король. Хотя бы он действительно и был на это способен, он все же должен сперва доказать, что он исполняет свой долг на своем месте, тогда к нему могут прийти более высокие обязанности. Как только мы принимаемся за серьезную работу в мире, природа повторными ударами заставляет нас быстро найти свое настоящее место. Ни один человек не может долгое время без вреда для себя и окружающих занимать положение, к которому он не приспособлен. Бесполезно роптать на природу, указывающую нам наше место. Человек, делающий низменную работу, сам вследствие этого не делается низким. Нельзя судить о человеке по природе и свойствам его обязанностей, но можно судить по тому, как он их исполняет.
Впоследствии мы увидим, что и это понятие о долге подлежит изменению, и что самая великая работа совершается только тогда, когда за ней не стоят никакие эгоистические мотивы. Тем не менее работа, основанная на чувстве долга, приводит нас к работе, которая перестает быть долгом. Тогда всякая работа делается служением тому Богу, в которого человек верит, и совершается как бы сама для себя, а не ради посторонних результатов.
Мы находим, что философия долга, как в форме этики, так и в чисто эмоциональных проявлениях, одинакова во всех йогах. Ее цель заключается в ослаблении низшего «Я» для того, чтобы могло проявиться реальное, высшее «Я». Философия долга стремится уменьшить бесполезную трату энергии на низшей плоскости бытия для того, чтобы душа могла проявляться на высших плоскостях. Это достигается благодаря постоянному уничтожению низших желаний, чего строго требует философия долга. Таким путем, сознательно или бессознательно, развивался весь строй общества в областях деятельности и опыта, где, ограничивая эгоизм, мы открываем путь к беспредельному расширению истинной природы человека.
Долг редко бывает сладок. Путь его гладок, лишь когда он движим любовью, при отсутствии же ее получается постоянное трение. Иначе, как могли бы родители исполнять свой долг относительно детей, мужья относительно жен и наоборот? Разве мы не встречаемся со случаями такого трения каждый день? Долг сладок, лишь когда ему сопутствует любовь, а любовь сияет лишь – в свободе. Но разве можно назвать свободой рабство, в котором мы часто находимся у гнева, у ревности и у сотен других мелочей, занимающих наше внимание в течение дня? Во всех этих шероховатостях, встречаемых нами в жизни, высшее выражение свободы заключается в том, чтобы совсем не реагировать на них. Очень часто женщины, находящиеся в рабстве у своего раздражительного и ревнивого характера, склонны обвинять своих мужей и стремиться к тому, что им кажется свободой. Но они не понимают, что этим они только подчеркивают свое рабство. В таком же положении находятся мужья, вечно ищущие недостатки у своих жен.
Целомудрие – первая добродетель в мужчине и женщине, и редко можно найти человека, который не мог бы быть возвращен на правый путь кроткой, любящей и целомудренной женой, как бы далеко он от него не уклонился. Мир еще не настолько испорчен. Мы много слышим о грубых мужьях и о развращенности мужчин, но разве нет столь же грубых и развращенных женщин? Если бы все женщины были так добры и чисты, как можно было бы предполагать, судя по их собственным постоянным утверждениям, то я убежден, что не было бы ни одного развращенного мужчины в мире. Нет той грубости, которая не могла бы быть побеждена кротостью и целомудрием. Добрая и целомудренная женщина, взирающая на каждого мужчину, кроме своего мужа, как на своего ребенка и проявляющая к ним материнское отношение, приобрела бы такую огромную силу от своей чистоты, что не было бы ни одного мужчины, как бы груб он ни был, который не чувствовал бы в ее присутствии, что он вдыхает атмосферу святости. Точно так же и каждый мужчина должен смотреть на всех женщин, кроме своей жены, как на мать, дочь или сестру. И человек, стремящийся быть религиозным учителем, должен смотреть на каждую женщину как на свою мать и обращаться с ней соответствующим образом.
Положение матери – высшее в мире, так как это место, на котором можно научиться высшему бескорыстию и проявлять его. Любовь к Богу – единственная любовь, которая выше материнской любви; все остальные виды любви ниже. Долг матери думать сначала о своих детях, а затем о себе. Но если вместо этого родители всегда думают сначала о себе, то результатом будет то, что отношения между родителями и детьми станут такими же, какими бывают между птицами и их птенцами, не узнающими своих родителей, как только немного подрастут. Благословен мужчина, способный смотреть на женщину как на представительницу Материнства Бога, и благословенна женщина, для которой мужчина представляет собой Отцовство Бога. Благословенны дети, которые смотрят на своих родителей как на проявление Бога на земле.
Единственный способ восхождения состоит в исполнении ближайшего, очередного долга. Приобретая таким образом силу, мы постепенно достигаем наивысшего состояния. Один молодой санньяси удалился в лес; там он размышлял долгое время, молился и занимался йогой. После многих лет упорного труда и суровой жизни, он сидел раз под деревом. Несколько сухих листьев упали ему на голову. Подняв глаза, он увидел ворона и журавля, вступивших в драку на верхушке дерева. Это его очень рассердило. Он сказал: «Как, вы смеете бросать сухие листья мне на голову!» Когда он при этих словах с гневом взглянул на них, из него вырвался как бы язык пламени, который сжег обеих птиц, превратив их в пепел. Он был в восторге от этого проявления своей силы; он одним взглядом мог сжечь птиц. Некоторое время спустя ему пришлось пойти в город просить милостыню. Он подошел к одной двери и сказал: «Мать, дай мне пищи». Голос изнутри ответил: «Подожди немного, сын мой». Молодой человек подумал: «Ах ты, скверная женщина! Как ты смеешь заставлять меня ждать? Ты не знаешь еще моей силы». Но тут снова послышался тот же голос: «Молодой человек, не превозносись! Здесь нет ворон». Он удивился. Подождать ему, однако, еще пришлось. Наконец, женщина вышла; он бросился к ее ногам и сказал: «Мать, как ты это узнала?» Она ответила: «Сын мой, я не знаю вашей йоги и твоих упражнений. Я самая заурядная женщина. Я заставила тебя ждать, потому что муж мой болен и я ухаживала за ним. Всю мою жизнь я всеми силами старалась исполнить свой долг. Когда я была девушкой, я исполняла свои обязанности относительно родителей; выйдя замуж, я исполняю свой долг относительно мужа; вот и вся моя йога, но по мере того как я исполняла свой долг, на меня сходило просветление, поэтому я и могла прочесть твои мысли и знала, что ты сделал в лесу. Если ты хочешь узнать нечто еще высшее, пойди на площадь, которую я тебе укажу; ты увидишь там одного вьядху[6], и он тебе скажет нечто, что ты рад будешь узнать». Санньяси подумал: «Зачем мне идти в этот город и к вьядху?» Но после того, что он увидел, ум его несколько просветлел, и он пошел в указанный город, нашел площадь и издали увидел высокого, толстого вьядху, который, разговаривая и торгуясь с народом, резал мясо большими ножами. Молодой человек сказал: «Помоги мне, Господи! Неужели я могу чему-нибудь научиться у этого человека? Он не что иное, как воплощение дьявола». Между тем человек поднял голову и сказал: «О Свами, тебя послала эта женщина. Присядь, пока я кончу свое дело». Санньяси подумал: «Что это значит?» Он сел, а мясник продолжал свое дело и, закончив его, собрал деньги и сказал санньяси: «Пойдем со мной домой». Дойдя до дома, вьядха предложил ему сесть, сказав: «Подожди здесь», а сам вошел в дом. Затем он вымыл своих старых отца и мать, накормил их и сделал все возможное, чтобы удовлетворить их, после чего он пришел к санньяси и сказал: «Ты пришел ко мне. Чем я могу быть тебе полезен?» Санньяси предложил ему несколько вопросов, касающихся души и Бога, а вьядха прочел ему лекцию, составляющую часть Махабхараты, именуемую Вьядхагита. Она содержит одно из высочайших учений Веданты. Когда вьядха замолк, санньяси удивился и спросил: «Почему ты находишься в таком теле? Почему, обладая таким знанием, ты имеешь тело вьядхи и занимаешься таким грязным, скверным ремеслом?» – «Сын мой, – отвечал вьядха, – не существует грязной и скверной обязанности. По своему рождению я поставлен в эти условия. В детстве я научился этому ремеслу; я не привязан к нему, но стараюсь выполнять его хорошо. Я стараюсь исполнить свои обязанности семьянина и стараюсь сделать отца и мать счастливыми, насколько могу. Я не знаю твоей йоги и не сделался санньяси; не удалился я также из мира в леса; тем не менее все, что ты видел и слышал, пришло ко мне в силу бесстрастного исполнения мною своих обязанностей, присущих моему положению».
В Индии живет мудрец, великий йог, один из самых замечательных людей, когда-либо виденных мною. Он человек странный; на вопросы он не отвечает и не занимается учительством. Если вы предложите ему вопрос и подождете несколько дней, он в разговоре коснется этой темы и прольет на нее необычайный свет. Он сказал мне однажды, в чем состоит тайна труда: «Соедини цель и средства воедино. Когда ты делаешь какую-нибудь работу, не думай ни о чем, кроме нее. Твори ее, как высшую молитву, и посвящай ей всю свою жизнь, пока ты ее делаешь». Так, в предшествующем рассказе вьядха и женщина исполняли свое дело цельно и бодро; в результате они стали просветленными, что ясно доказывает, что правильное исполнение обязанностей во всяком положении в жизни, при отсутствии пристрастия к результатам, приводит нас к осуществлению высшего совершенства души.
Только работник, привязанный к плодам своей деятельности, ропщет на обязанности, выпавшие на его долю в жизни; для работника, достигшего бесстрастия, все обязанности одинаково хороши и являются орудиями, которые убивают эгоизм и чувственность и обеспечивают свободу души. Мы все склонны думать слишком высоко о себе. Наши обязанности определяются нашими заслугами в гораздо большей мере, чем мы готовы признать. Соревнование порождает зависть и убивает благожелательность сердца. Для ропщущего человека все обязанности неприятны; ничто его не удовлетворяет, и вся его жизнь обречена на неудачу. Будем работать, исполняя попутно все, что приходит к нам, и будем всегда готовы приложить руку ко всему. Тогда мы, несомненно, узрим свет.
Глава V
Мы помогаем себе, а не миру
Прежде чем обратиться к рассмотрению того, каким образом долг способствует нашему духовному росту, позвольте вкратце описать другой аспект того, что мы в Индии называем Кармой. Во всякой религии есть три части: философия, мифология и обрядность. Само собой разумеется, что философия является сущностью всякой религии; мифология разъясняет и иллюстрирует ее более или менее легендарными жизнеописаниями великих людей, рассказами о чудесных событиях и т. п.; обрядность придает этой философии еще более конкретную форму, низводя ее до общего понимания, – собственно говоря, обрядность есть конкретизированная философия. Обрядность – это Карма; она необходима в каждой религии, потому что большинство из нас не способны еще воспринять духовные отвлеченности. Люди готовы думать, что они поймут все, что угодно, но, дойдя до практического опыта, они видят, что иногда очень трудно уразуметь отвлеченные духовные мысли. Поэтому символы являются для нас большой подмогой, и мы не можем обойтись без символического изображения идей. С незапамятных времен символы употреблялись всеми религиями. В известном смысле мы не можем думать иначе как символами, сами слова являются символами. С другой стороны, все в мире можно рассматривать как символ. Вся Вселенная – символ, и Бог есть та Сущность, Которая скрывается за ним. Этот род символизма – не только создание человека; нельзя сказать, что некоторые люди, принадлежащие к одной и той же религии, совместно выдумывают определенные символы и вызывают их к жизни из собственных умов.
Религиозные символы подвержены естественному росту. Как объяснить, что известные символы слиты с определенными идеями почти у всех народов? Иные из них почти всесветно распространены. Многие из вас, может быть, полагают, что крест как символ впервые появился в связи с христианской религией. В действительности он существовал до христианства и до рождения Моисея, до появления Вед, раньше появления какого бы то ни было человеческого сказания о человеческих событиях. Крест существовал еще у ацтеков и у финикийцев; каждая раса, по-видимому, имела символом крест. Точно так же символ распятого Спасителя, человека, распятого на кресте, был, оказывается, известен почти каждому народу. Круг был всегда великим символом во всем мире. Затем существует самый распространенный из всех символов – свастика. Одно время думали, что буддисты распространили ее по всему миру, но впоследствии оказалось, что она была в употреблении среди народов еще за многие века до возникновения буддизма. Она существовала в древнем Вавилоне и в Египте. Что это доказывает? Это доказывает то, что все эти символы не могли быть чисто условными. Должна была существовать какая-нибудь причина их возникновения, какая-нибудь естественная связь между ними и человеческим умом. Язык не есть результат условности; люди не соглашались выражать известные идеи известными словами; никогда не было идеи без соответственного слова и слова – без соответственной идеи; идеи и слова по природе своей нераздельны. Символы, изображающие идеи, могут быть красочными или звуковыми. Глухонемым приходится думать особыми, незвуковыми, символами; каждая мысль в уме имеет противовесом своим какую-нибудь форму; это называется в санскритской философии намарупа – название и форма. Так же невозможно создать условно систему символов, как невозможно искусственно создать язык. В мировых обрядовых символах мы имеем выражение религиозной мысли человечества. Легко утверждать, что не нужны обряды, и храмы, и все, тому подобное; каждый младенец лепечет это в наши дни, но не мудрено также и распознать, что те люди, которые молятся внутри храмов, во многих отношениях отличны от людей, которые храмов не посещают. Связь известных храмов, обрядов и культов с определенными религиями ведет к тому, что последователям этих религий передаются мысли, символизируемые данными конкретными формами. Совсем не мудро отвергать обряды и символы: изучение их и пользование ими также составляют часть Карма-йоги.
Существует много других аспектов науки труда. Один из них есть знание отношения между мыслью и словом, именно знание того, что может быть достигнуго силою слова. Каждая религия признает силу слова, и даже в такой мере, что в некоторых из них само творение приписывается силе слова. Внешний аспект мысли Бога есть Слово, ввиду того, что Бог, прежде чем творить, думал и хотел; поэтому творение вышло от Слова. Среди суеты и натиска нашей материалистической жизни нервы теряют чувствительность и притупляются; чем старше мы становимся, тем больше притупляется наш ум и тем больше мы склонны пренебрегать явлениями, упорно и неизменно повторяющимися вокруг нас. Однако человеческая природа иногда заявляет о себе, и мы начинаем удивляться некоторым обыденным событиям и принимаемся изучать их; таким образом, удивление является первым шагом к обретению света. Мы видим, что звуковые символы, помимо высшего философского и религиозного значения Слова, играют выдающуюся роль в человеческой жизни. Я говорю с вами, не трогая вас, но колебания воздуха, произведенные моей речью, проникают в ваше ухо, действуют на ваши нервы и производят определенное действие на ваш мозг. Вы не можете противиться этому. Что чудеснее этого? Один человек назовет другого глупцом; тот вскакивает с места, сжимает кулак и наносит тому удар по лицу. Такова сила слова. Одна женщина плачет и горюет; другая женщина подходит к ней и произносит несколько ободряющих слов; тогда склоненная женщина сразу выпрямляется, горе ее исчезает, и она уже начинает улыбаться. Какова опять-таки сила слов! Они составляют великую силу, как в высшей философии, так и в заурядной жизни. День и ночь мы орудуем этой силой, не останавливаясь мыслью на ней. Знание этой силы и умение владеть ею также составляет часть Карма-йоги.
Наша обязанность к ближним заключается в том, чтобы делать добро миру. Зачем же нам делать добро? По-видимому, для того, чтобы помогать миру, но в действительности для того, чтобы помогать самим себе. Мы всегда должны стараться помогать миру; таково должно быть наше высшее побуждение; но при тщательном рассмотрении мы видим, что мир вовсе не нуждается в нашей помощи. Наш мир не был создан для того, чтобы мы с вами ему помогали. Я как-то читал одну проповедь, в которой было сказано: «Этот прекрасный мир очень хорош, потому что он предоставляет нам время и возможность помогать другим». Это, несомненно, прекрасное чувство, но не кощунством ли является мысль, что мир нуждается в наших благодеяниях? Мы не можем отрицать того, что много в нем горя; поэтому приходить на помощь другим – лучшее, что мы можем сделать, хотя в конце концов мы увидим, что помощь другим является лишь помощью самим себе. В детстве у меня были белые мыши. Я их держал в коробке с вделанными в нее колесами, и, когда мыши наступали на колеса, они вертелись все время, и мыши никуда не могли уйти. Так и с миром, и с нашей помощью ему. Вся помощь состоит в том, что мы сами нравственно упражняемся. Этот мир не хорош и не дурен; каждый человек сам создает себе свой мир. Слепец, думая о мире, представляет его себе мягким или твердым, холодным или жарким. Мы представляем из себя совокупность счастья или горя; сотни раз в течение жизни мы убеждаемся в этом. Обыкновенно молодые люди – оптимисты, старики – пессимисты. Молодые имеют впереди всю жизнь; старики жалуются на то, что миновали их красные дни; сотни неудовлетворимых желаний кипят в их сердцах. Однако и те, и другие неразумны. Жизнь кажется хорошей или дурной соответственно тому состоянию ума, которое бывает у нас при наблюдении; сама по себе жизнь – ни то, ни другое. Огонь сам по себе ни хорош, ни дурен. Когда он нас греет, мы говорим: «Как прекрасен огонь». Когда он обжигает нам пальцы, мы его браним. Все же сам по себе он ни хорош, ни дурен. Он кажется нам дурным или хорошим, смотря по тому, как мы им пользуемся. Точно так же и мир. Он совершенен, т. е. он в совершенстве приспособлен для предназначенной ему цели. Мы можем быть уверены в том, что он прекрасно будет существовать и без нас, и нам нечего ломать себе голову, как бы его облагодетельствовать.
Все же мы должны делать добро; желание делать добро является высочайшим мотивом в нас, если мы сознаем, что помощь другим дает большое преимущество. Не становитесь на пьедестал с пятаком в руке и не говорите нищему: «Возьми, бедняк», но будьте благодарны за то, что бедняк этот существует, и вы, подавая ему, можете помочь самому себе. Благословен не дающий, а получающий! Будьте благодарны за то, что вы можете упражнять в мире свою щедрость и свое милосердие и через это стать чистыми и совершенными. Всякий хороший поступок способствует нашему очищению и усовершенствованию. Что можем мы сделать в лучшем случае? Мы можем выстроить больницу, проложить дорогу или основать богадельню. Мы можем организовать комитет, собрать два или три миллиона долларов, на один миллион построить больницу, на второй – давать балы и пить шампанское, половину третьего позволить служащим растащить, а остальную половину раздать бедным, но какую ценность имеет все это? Один сильный порыв ветра может в пять минут разрушить все ваши здания. Одно вулканическое извержение сметет все ваши дороги, и больницы, и города, и дома. Оставим нелепые разговоры о благодетельствовании миру. Он не требует ни ваших, ни моих благодеяний, однако мы все же должны работать и неустанно делать добро, потому что это является благословенным для нас самих. Это единственное средство стать совершенным. Ни один нищий, получивший подаяние от нас, не должен нам ни одной копейки; мы обязаны ему всем, потому что он дал нам возможность упражнять на нем свое милосердие. Совершенно неправильно думать, что мы можем благодетельствовать миру или что мы помогли людям; мысль эта неразумна, а всякая неразумная мысль приносит несчастье. Мы полагаем, что облагодетельствовали человека, и ждем от него благодарности; благодарности, между тем, нет – и мы несчастны. Зачем нам ждать чего-либо в обмен за то, что мы делаем? Будем благодарны человеку, которому мы можем помочь, взирайте на него, как на Бога. Не великое ли это преимущество – получать возможность поклоняться Богу путем оказания помощи ближнему? Если бы мы были совершенно бесстрастными, мы избежали бы скорби тщетного ожидания и могли бы бодро совершать наше дело в мире. Работа, сделанная бесстрастно, никогда не может принести несчастья или горя. Мир вечно будет жить, утопая в счастье или в несчастье.
Жил один бедный человек, нуждавшийся в деньгах. Он как-то слышал, что если бы он мог вызвать духа, он мог бы приказать ему принести и деньги, и все, что угодно. Поэтому ему очень хотелось иметь в своей власти духа. Он все искал человека, который мог бы дать ему в подчинение духа; наконец он нашел мудреца, обладавшего большими силами, и попросил его помочь ему в этом. Мудрец спросил его, зачем ему нужен дух. «Я хочу, чтобы дух работал на меня; научи меня, как мне вызвать его, – мне очень хочется иметь в своей власти духа», – ответил тот. Мудрец сказал: «Не беспокойся, иди домой». На следующий день тот человек опять пошел к мудрецу и стал плакать и просить: «Вызови мне духа! Я должен иметь в подчинении духа, чтобы он мне помогал». Наконец мудрецу это надоело и он сказал: «Возьми этот талисман, повторяй волшебное слово, и дух придет, и что ты ни прикажешь ему, он все исполнит. Но берегись: он страшное создание и должен быть всегда занят. Если ты когда-нибудь не дашь ему работы, он лишит тебя жизни». Человек ответил: «Это очень легко; я могу дать ему работы на всю жизнь». Затем он пошел в лес и долго повторял волшебное слово; наконец перед ним предстал дух. «Я дух, – сказал он, – я побежден твоим волшебством, но ты должен постоянно давать мне занятие; в ту минуту, как ты мне не дашь, я убью тебя». Человек сказал: «Выстрой мне дворец», и дух ответил: «Готово, я выстроил тебе дворец». «Дай мне денег», – сказал человек. «Вот тебе деньги», – ответил дух. «Сруби этот лес и сделай вместо него огород». – «Сделано, – сказал дух, – что еще?» Человек испугался и подумал, что ему дела у него больше нет, так как дух все исполнил в один миг. Дух сказал: «Дай мне какое-нибудь дело, или я съем тебя». Бедняк не мог больше придумать никакого занятия, испугался и бросился бежать, пока не добежал до мудреца и сказал ему: «О мудрец, защити меня!» Мудрец спросил его, в чем дело, и человек ответил: «У меня нет больше работы для духа. Все, что я ему приказываю сделать, он исполняет в один миг и грозит меня съесть, если я не дам ему работы». В эту минуту появился дух и, сказав: «Я съем тебя», приготовился проглотить человека. Тот стал дрожать от страха и умолять мудреца спасти его. Мудрец сказал: «Я найду выход. Посмотри на эту собаку с загнутым хвостом. Выхвати скорей твой меч, отсеки ей хвост и дай его выпрямить духу». Человек отрубил хвост собаке и дал его духу, сказав: «Выпрями его». Дух взял хвост и стал медленно и старательно его выпрямлять, но как только он отпустил хвост, тот снова свился. Дух снова бережно выпрямил его, но как только он его отпустил, хвост снова загнулся. Опять терпеливо дух выпрямил его, но хвост все свивался, как только он его отпускал. Так дух работал много-много дней, пока совсем не утомился. «Никогда в жизни я не был в таком затруднении. Я старый, опытный дух, но никогда я не находился в таком трудном положении. Я пойду с тобой на соглашение, – сказал он человеку. – Ты меня отпусти, а я оставлю тебе все, что я тебе дал, и обещаю больше не вредить тебе». Человек очень обрадовался и с готовностью принял это предложение.
Наш мир подобен загнутому собачьему хвосту; люди в течение сотен и сотен лет старались выпрямить его, но он снова свивался, как только они его отпускали. Иначе и не могло быть. Надо сперва научиться работать бесстрастно, чтобы избавиться от фанатизма. Если бы в мире не было фанатизма, он шел бы вперед гораздо быстрее, чем теперь. Ошибочно думать, что фанатизм может способствовать росту человечества. Напротив, он представляет из себя задерживающий элемент, порождающий ненависть и гнев и побуждающий людей враждовать между собой, вселяя в них взаимную неприязнь. Мы думаем, что все, что у нас есть или чем мы обладаем, – самое лучшее в мире, а то, что мы не имеем, не имеет и никакой цены. Поэтому вспоминайте сравнение с собачьим хвостом, как только вы будете чувствовать в себе склонность к фанатизму. Нечего нам беспокоиться или проводить бессонные ночи, думая о мире: он прекрасно обойдется и без нас. Только когда вы избавитесь от фанатизма, вы будете хорошо работать. Только хладнокровный, спокойный человек, рассудительный и с уравновешенными нервами, полный сочувствия и любви к ближним, может хорошо работать и, таким образом, приносить пользу себе. Фанатик неразумен, и нет в нем сострадания; он не может ни «выпрямить» мир, ни сам стать чистым и совершенным.
Вспомним главные пункты того, что мы сказали. Во-первых, мы не должны забывать, что все мы должники и что мир не обязан нам ничем. Для всех нас составляет большое преимущество то, что нам дана возможность что-либо сделать для мира. Помогая миру, мы в действительности помогаем себе. Второй пункт тот, что во Вселенной существует Бог. Вселенная не гибнет и не нуждается в вашей или моей помощи. Бог всегда в ней присутствует. Он не умирает, вечно деятелен и бесконечно бдителен. Когда вся Вселенная спит, Он не спит. Он трудится непрестанно; все изменения и проявления мира исходят от Него. В-третьих, мы не должны никого ненавидеть. Мир наш всегда будет сочетанием добра и зла. Мы обязаны сочувствовать слабому и любить даже грешника. Мир является большой нравственной школой, в которой мы все должны учиться для того, чтобы крепнуть духовно. В-четвертых, мы не должны ни в коем случае быть фанатиками, потому что фанатизм противен любви. Фанатики часто говорят: «Я ненавижу не грешника, а ненавижу грех», но я готов пройти какое угодно расстояние, чтобы увидеть человека, действительно способного отделить грех от грешника. Легко это сказать. Если мы умеем различать между качеством и сущностью, то мы близки к совершенству. Не легко достичь этого. А затем, чем мы спокойнее и чем менее раздражены наши нервы, тем более мы будем любить и тем лучше мы будем исполнять нашу работу.
Глава VI
Бесстрастие есть полное самоотречение
Подобно тому, как каждый акт, исходящий от нас, возвращается к нам в виде реакции, так наши действия могут влиять и на других людей, а их поступки – на нас. Вы, вероятно, заметили, что по мере того, как люди поступают дурно, они становятся все хуже и хуже, и что по мере того, как они делают добро, они крепнут и научаются поступать хорошо во всякое время. Это растущее влияние поступков можно объяснить лишь взаимодействием между людьми. Возьму пример из физики: при известном действии мой ум находится в определенном состоянии колебания; все умы, находящиеся в тождественных условиях, склонны будут подпасть под влияние моего ума. Если в одной комнате находятся разные музыкальные инструменты, настроенные на один лад, то, если взять ноту на одном из них, все остальные будут звучать на той же ноте. Так и все умы, находящиеся в состоянии одинакового напряжения, одинаково отзовутся на ту же мысль. Конечно, влияние мысли на ум будет различно, в зависимости от расстояния и других причин, но ум всегда открыт какому-нибудь влиянию. Предположим, что я совершаю дурной поступок; ум мой находится в известном состоянии колебания, и все умы в мире, находящиеся в том же состоянии, могут подвергнуться влиянию вибраций моего ума, и это взаимное влияние умов более или менее сильно, смотря по степени напряжения.
Развивая далее это сравнение, можно предположить, что подобно тому, как волны света иногда бегут миллионы лет, прежде чем встретят какой-нибудь предмет, так и мысленные волны также бегут сотни лет, прежде чем натолкнутся на предмет, с которым они могут звучать в унисон. Весьма возможно поэтому, что наша атмосфера полна подобных мысленных колебаний, как хороших, так и дурных. Каждая мысль, исходящая из каждого мозга, продолжает, так сказать, пульсировать, пока она не встретит подходящий предмет, способный воспринять ее. Каждый ум, раскрытый для восприятия этих колебаний, отзывается на них немедленно. Так и человек, поступая дурно, приводит свой ум в определенное состояние напряжения, и все волны, соответствующие этому состоянию напряжения и уже как бы существующие в атмосфере, будут стараться проникнуть в его ум. Потому-то грешник обыкновенно продолжает делать все больше и больше зла. Поступки его приобретают все большую напряженность. В силу этого, поступая дурно, мы подвергаемся двойной опасности: во-первых, мы раскрываем себя для всевозможных дурных влияний, окружающих нас, во-вторых, мы творим зло, которое может повлиять на других, может быть, через сто лет. Делая зло, мы вредим и себе, и другим. Делая добро, мы приносим пользу и себе, и другим; и, как все силы в человеке, эти силы добра и зла черпают свою жизнеспособность из окружающего мира.
Согласно Карма-йоге, раз совершенное действие не может быть уничтожено, пока оно не принесет своего плода; нет силы в природе, могущей помешать ему дать свой результат. Если я поступаю дурно, я должен за это пострадать; ничто в мире не может это изменить. Точно так же, если я совершил хороший поступок, никакая сила в мире не может воспрепятствовать ему дать хорошие плоды. Причина должна иметь свое следствие; ничто не может изменить этого закона. Тут возникает очень тонкий и глубокий вопрос, относящийся к Карма-йоге, – вопрос о тесной связи, существующей между всеми действиями, как хорошими, так и дурными. Мы не можем провести разграничительной линии, сказав, что одно безусловно хорошо, а другое безусловно дурно. Нет поступка, не дающего одновременно и дурных, и хороших плодов. Возьмем ближайший пример: я с вами говорю, и некоторые из вас, может быть, думают, что я делаю хорошо; вместе с тем я, может быть, убиваю тысячи микробов в воздухе; значит, я делаю зло кому-то друтому. Когда какое-нибудь действие влияет хорошо на тех, кого мы знаем, мы говорим, что оно хорошо. Например, вы назовете мою речь к вам хорошим поступком, но микроб не найдет его таковым; микробов вы не видите, а себя самих видите. Влияние моей речи ощутительно для вас, но действие ее на микробов для вас незаметно. Если мы станем анализировать наши дурные поступки, мы, пожалуй, найдем, что и они приносят какие-нибудь хорошие результаты. Тот, кто в хорошем способен распознать и дурное, а в дурном хорошее, познал тайну труда.
Что же из этого следует? То, что, как бы мы ни старались, мы не можем совершить совершенно чистого или совершенно нечистого поступка, понимая чистоту и нечистоту в смысле пользы и вреда. Мы не можем дышать и жить, не нанося вреда другим, и каждый кусок пищи, принимаемой нами, взят из чьего-нибудь рта: жизнь вытесняет собой другие жизни. Из этого следует, что совершенство никогда не может быть достигнуто трудом. Мы можем работать всю вечность, но выхода из этого сложного лабиринта не найдем. Можно работать и работать без конца, и все же никогда не прекратится это неизбежное сочетание добра и зла в результатах работы.
Далее следует рассмотреть, какова цель труда. Мы видим, что значительное большинство людей во всех странах думает, что настанет время, когда мир будет совершенен и исчезнут болезни, смерть, несчастья и зло. Это прекрасная идея и отличная побудительная сила для вдохновения и исправления незнающих; но, вникнув в дело, мы сразу увидим, что это невозможно, раз добро и зло составляют лицевую сторону и изнанку одной и той же монеты. Как можно иметь добро, не имея одновременно и зла? Что подразумевается под совершенством? Выражение «совершенная жизнь» противоречит самому себе. Жизнь есть состояние беспрестанной борьбы между нами и всем, что вне нас. Каждую минуту мы фактически сражаемся с внешней природой, и если мы оказываемся побежденными, то жизнь нас покидает. Происходит, например, постоянная борьба из-за пищи и из-за воздуха. Если не хватает того или другого, мы умираем. Жизнь протекает не просто и не ясно; она очень сложна. Эта сложная борьба между чем-то внутри нас и внешней жизнью и есть то, что мы называем бытием.
Итак, с прекращением этой борьбы прекратится и жизнь.
Под идеальным счастьем подразумевается окончание этой борьбы. Но тогда и жизнь кончится, так как борьба может прекратиться только с прекращением жизни. Мы уже видели, что, помогая миру, мы помогаем самим себе. Главная польза работы для других состоит в очищении самих себя. Путем постоянных усилий, делая добро другим, мы стараемся забыть о себе; это забвение себя и есть урок, который нам надлежит усвоить в жизни. Человек после многих лет борьбы наконец понимает, что истинное счастье состоит в искоренении эгоизма и что никто не может сделать его счастливым, кроме него самого. Каждый милосердный поступок, каждое сострадательное чувство, каждый акт помощи, каждое хорошее дело лишает нас большой дозы самомнения и открывает нам глаза на наше собственное ничтожество. Мы видим, что Джнана-, Бхакти- и Карма-йоги – все сходятся в одной точке. Высочайший идеал состоит в вечном и всецелом самоотречении, в котором нет уже больше «себя», а все лишь «ты»; и, сознательно ли или бессознательно, Карма-йога ведет нас к этой цели. Религиозный правоведник, может быть, ужаснется идее о безличном Боге; он может настаивать на существовании личного Бога и может также желать сохранить свою личность и индивидуальность, что бы он под этим ни подразумевал, но его этические идеалы, если они действительно прекрасны, могут быть основаны лишь на самоотречении. Это основа всякой нравственности; ее можно распространить на людей, животных или ангелов, она является единой основной идеей, единственным основным принципом, проникающим все этические системы.
В мире существуют разные классы людей. Во-первых, богочеловеки, чье самоотречение совершенно и которые делают только добро другим, жертвуя при этом даже собственной жизнью. Это наивысшие люди. Если их найдется хотя бы сотня в какой-нибудь стране, то стране этой нечего приходить в отчаяние. Но, к сожалению, таких людей слишком мало. Затем есть хорошие люди, делающие добро другим до тех пор, пока это не вредит им самим; наконец, есть третий класс людей, которые вредят другим, чтобы себе сделать добро. Один санскритский поэт говорит, что есть четвертый класс людей, которому он не подыщет названия, наносящий вред людям ради удовольствия вредить. Подобно тому, как на одном полюсе бытия стоят высочайшие люди, делающие добро ради добра, так на другом полюсе находятся люди, делающие зло ради зла. Они никакой выгоды не получают от того, что делают зло, но зло лежит в самой их природе.
Существует два санскритских слова: правритти, означающее «движение по направлению к чему-нибудь», и нивритти – «движение прочь от чего-нибудь». Правритти олицетворяется тем, что мы называем миром «Я» и «мое»; оно включает все то, что обогащает это «Я» посредством денег, власти, славы и что по природе стремится захватить, собрать все в один центр, и центр этот есть «Я». Когда стремление это начинает ослабевать и наступает нивритти, или отдаление, отхождение, тогда вступают в свои права нравственность и религия. Как правритти, так и нивритти суть разные виды труда; правритти – дурная работа; нивритти – хорошая работа. Нивритти является основой всякой нравственности и религии, и конечное совершенство ее выражается в полном самоотречении, в готовности пожертвовать умом, и телом, и всем для другого существа. Когда человек дошел до этого состояния, он достиг совершенства в Карма-йоге. Это наивысший результат добрых дел. Хотя бы человек не изучил ни одной философской системы, хотя бы он не верил ни в какого Бога, хотя бы он не молился ни разу во всю свою жизнь, если он одной только силой хороших дел пришел к такому состоянию, что готов отдать жизнь для других, то он достиг того же пункта, к которому религиозного человека приводит молитва, а философа – знание. Итак, мы видим, что философ, молящийся и работник – все встречаются в одном пункте, и пункт этот есть самоотречение. Как бы ни разнились друг от друга философские и религиозные системы, все человечество все же преклоняется с благоговением и трепетом перед человеком, готовым пожертвовать собой для других. В данном случае вопрос вовсе не в верованиях или в доктрине – даже люди, очень враждебно относящиеся к всяким религиозным идеям, сталкиваясь с фактами полного самопожертвования, чувствуют, что они должны перед ними преклониться. Разве вы не видели, как даже самый строгий христианин, читая «Свет Азии» сэра Эдвина Арнольда, преклоняется перед Буддой, не проповедовавшим ни о Боге и ни о чем ином, кроме самопожертвования. Единственно, чего не знает узкорелигиозный человек, это есть то, что собственная его цель в жизни совершенно тождественна с целью тех, с кем он расходится в убеждениях. Молящийся, держа всегда перед собой идею о Боге и окружая себя добром, приходит в конце концов к тому же пункту и говорит: «Да будет воля Твоя» – и ничего не сохраняет для себя. Это и есть самоотречение. Философ со всем своим знанием понимает, что все видимое есть иллюзия, и с легкостью от него отказывается. И это – самоотречение.
Итак, Карма, Бхакти и Джнана встречаются в этой точке; это и хотели сказать все великие проповедники древних времен, говоря, что Бог не есть мир. Мир одно, а Бог – другое, и различие это весьма правильное. Под миром они разумеют эгоизм. Бог – это бескорыстие. Можно жить на троне, в золотом дворце, и быть совершенно неэгоистичным: такой человек живет в Боге. Другой человек живет в лачуге, носит лохмотья и ничего на свете не может назвать своим; однако, если он эгоистичен, он глубоко погружен в мирскую суету. Вернемся теперь к одному из главных наших положений. Мы говорим, что не можем творить добра, не делая одновременно какого-нибудь зла, и не можем творить зла, не делая вместе с тем и добра. Как же нам работать, зная это? На этом основании и возникали секты, которые, опираясь на то, что человек, живя, должен убивать бедных маленьких животных и растения и чему-нибудь или кому-нибудь вредить, с удивительным самомнением проповедовали медленное самоубийство, как единственное средство уйти из мира. Поэтому, согласно их учению, остается только умереть. Джайны проповедовали эту доктрину как высший идеал. Она кажется очень логичной. Но истинное разрешение вопроса содержится в Гите и выражается в теории бесстрастия и полной отрешенности при выполнении своей жизненной задачи. Знайте, что вы совершенно отделены от мира; однако вы живете в мире и, что бы вы в нем не делали, работайте не для себя. Каждый поступок, совершаемый вами для себя, обратит свое действие на вас же самих. Если он хорош, вам придется нести хорошие последствия; если дурен, вы получите дурные результаты; но всякое действие, совершенное не ради себя, каково бы оно ни было, не обратит на вас своего действия. Эта идея очень ярко выражена в одной фразе в индусском священном писании: «Если он даже убьет всю Вселенную (или если его самого убьют), он не будет ни убийцей, ни убитым, если он поймет, что действовал не для себя». Поэтому Карма-йога учит: «Не отрекайся от мира; живи в мире, впитывай его влияние, сколько можешь; но лучше вовсе не работай, чем если ты будешь это делать для личного удовольствия». Целью жизни не должно быть удовольствие. Сперва убей себя, а затем вбери весь мир, как себя самого, – как говорили древние христиане: «Надо совлечь с себя ветхого человека». Этот «ветхий человек» есть эгоистичное представление, что весь мир создан для нашего наслаждения. Неразумные родители учат своих детей молиться: «Господи, Ты создал для меня это Солнце и эту Луну!» Как будто Господу нечего больше делать, как создавать все для этих младенцев! Не учите ваших детей таким глупостям! Затем, есть люди неразумные в другом отношении: они учат, что все животные созданы для того, чтобы мы их убивали и ели, что весь мир сотворен для наслаждения людей. Все это неверно. Тигр, пожалуй, скажет: «Человек создан для меня» – и будет молиться: «Господи, как скверны эти люди, которые не попадаются на моем пути, чтобы я их съел; они нарушают Твой закон». Если мир создан для нас, мы тоже созданы для мира. Более всего задерживает наше движение вперед мысль, что мир создан для нашего наслаждения. Мир этот не ради нас сотворен; миллионы людей покидают его каждый год, и мир этого не чувствует, потому что они замещаются миллионами других людей. Мир в такой же мере создан для нас, как и мы для мира.
Итак, чтобы хорошо работать, надо сперва избавиться от пристрастия. Во-первых, не бросайтесь в гущу сражения, будьте лишь свидетелями его и продолжайте работать. Учитель мой говорил мне: «Относись к своим детям так, как к ним относится их нянька». Нянька возьмет вашего ребенка, и будет ласкать его, и играть с ним, и обходиться с ним так же мягко, как и с собственным ребенком; но, как только вы ее рассчитаете, она соберет свои вещи и сейчас же покинет ваш дом, причем все похожее на привязанность будет ею забыто. У обыкновенной няньки при разлуке с вашими детьми не сожмется сердце, и она тотчас примет на свое попечение других питомцев. Так и вы должны относиться ко всему, что вы считаете своим. Вы – нянька и, если вы верите в Бога, верьте, что то, что вы считаете своей собственностью, принадлежит в действительности Ему. Величайшая слабость часто принимает личину величайшей добродетели или силы. Думать, что кто-нибудь зависит от меня и что я могу сделать добро другому, является слабостью. Это убеждение вызывает пристрастие, а пристрастие порождает все наши страдания. Мы должны внушить сами себе, что никто во всей Вселенной от нас не зависит; ни один нищий не зависит от нашего милосердия; ни одно живое существо не зависит от нашей поддержки. Все они получают помощь от природы и будут получать ее, хотя бы население мира уменьшилось на много миллионов. Жизнь природы не остановится ради нас с вами; нам дается только блаженное преимущество воспитывать себя, помогая другим. Этот великий урок надо выучить, и, когда мы его вполне усвоим, мы никогда уже не будем несчастны; мы сможем без вреда для себя вращаться в какой угодно среде и где бы то ни было. Вы можете иметь жен, и мужей, и целые полки подчиненных и можете владеть царствами; если только вы в своих действиях опираетесь на принцип, что мир не для вас создан и не нуждается непременно в вас, ничто не может вам повредить. В этом году, может быть, умерли ваши друзья. Разве мир остановился, поджидая их возвращения? Нет, он продолжает существовать. Выкиньте поэтому из головы мысль, что вам что-то надо создать для мира; это лишь гордыня и эгоизм, принимающий личину добродетели. Когда вы приучите свой ум к сознанию независимости от вас мира или кого бы то ни было из людей, тогда не будет и реакции в виде страдания, порождаемого работой. Если вы, давая что-нибудь человеку, ничего от него не ждете, даже благодарности, – тогда неблагодарность его вас не поразит, так как вы не полагали даже, что имеете право получить что-либо в обмен; вы дали ему лишь заслуженное им; собственная его Карма доставила ему это; ваша Карма сделала вас при этом посредником. Зачем вам гордиться тем, что вы что-то кому-то отдали? Вы только посыльный, принесший деньги или какой-нибудь другой дар, который заслужен миром, его собственной Кармой. К чему же вам в таком случае гордиться? Когда вы приобретете бесстрастие, то для вас не будет существовать ни добра ни зла. Лишь эгоизм делает разницу между добром и злом. Это очень трудно понять, но вы со временем дойдете до того сознания, что ничто в мире не имеет власти над вами, пока вы сами не дадите ему этой власти. Ничто в мире не имеет власти над индивидуальным «Я» человека, пока оно по собственному неразумию не утратит своей независимости. Таким образом, будучи бесстрастными, вы побеждаете и отрицаете чью бы то ни было власть над вами. Весьма легко сказать, что ничто не имеет права действовать на вас, пока вы того не позволите; но каков истинный признак человека, не позволяющего, чтобы что-нибудь влияло на него, – ни счастье, ни несчастье? Признак этот состоит в том, что удача или неудача не вызывают изменения в его уме; при всех условиях он остается одинаково непоколебим.
