Что нам нужно для счастья? Как не прожить чужую жизнь

Размер шрифта:   13
Что нам нужно для счастья? Как не прожить чужую жизнь

© Игумен Нектарий (Морозов), текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Рис.0 Что нам нужно для счастья? Как не прожить чужую жизнь
Рис.1 Что нам нужно для счастья? Как не прожить чужую жизнь

Предисловие

Мы, люди, проходим схожий, в сущности, путь. Мы рождаемся, живем, а потом наша земная жизнь завершается, подводя итог всему, что было здесь, и давая основу тому, что будет потом, в вечности.

Но вместе с тем – как же по-разному можно использовать это время, отпущенное нам для «самоопределения»! Насколько может отличаться его наполнение, до какой степени могут разниться результаты того, как мы распорядились им!

Проживая, мы пишем историю своей жизни и определяем, какой она будет. И я решусь утверждать, что далеко не всегда важно, окажется ли она особенно протяженной, особенно насыщенной, особенно яркой, особенно впечатляющей. Гораздо важнее другое – будет ли она счастливой.

Потребность быть счастливым – важнейшая и вместе с тем едва ли не самая пренебрегаемая. Человек подсознательно стремится к счастью, ищет его, разочаровывается, его не достигая, и… не понимает, отчего так тяжело у него на душе, почему все кажется напрасным – многое или же малое, в зависимости от того, что он имеет.

В этой книге я хотел бы поговорить с вами именно об этом – о том, как прожить счастливую жизнь, и шире – о жизни как таковой. И я искренне надеюсь, что многое из того, о чем пойдет разговор, даст возможность задуматься, осмотреться на своем пути, выбрать правильный поворот и главное – ту цель, реализация которой даст ощущение полноты и счастья.

Я постарался написать ее так, чтобы она была понятна и близка людям, которые нашли главное – веру в Того, Кто привел их в этот мир и дал им познать и полюбить Его через откровение Своей любви к ним. И вместе с тем моей задачей было сделать книгу понятной и полезной для тех, кто веры пока не обрел. И, может быть, чуть-чуть помочь им в этом обретении.

Жизнь – уникальный дар. Можно в это не верить и с этим не соглашаться. Но выгоднее – согласиться

Читающих эту книгу, или же могущих ее прочесть, или вовсе не собирающихся этого делать объединяет одно. На самом деле это, конечно, объединяет всех людей, населяющих сегодня Землю: мы… живем. Но при этом мы воспринимаем жизнь совершенно неодинаково. Кто-то подходит к ней всерьез, искренне старается разобраться в ней, кто-то ощущает ее как череду головоломок и загадок, в которых он безнадежно путается. Кто-то видит в ней сменяющие друг друга и друг с другом соединяющиеся множественные проблемы, которым нет числа. Кто-то полагает, что вся она должна быть непрекращающимся весельем, праздником, феерией. А кто-то жалеет о том, что она у него, в принципе, есть, почитает ее за сущее наказание, если не за проклятие.

Ну а кто-то… Кто-то просто проживает ее, ничего особенного о ней не думая. И подобных людей большинство.

Что же это такое – жизнь? Процесс, протяженный во времени? Реальный факт, с которым нельзя не считаться? Всего лишь навсего ощущение? Или даже иллюзия? На этот счет существует множество взглядов, от вполне стандартных, и правда сводящих ее лишь к биологическим процессам, до пугающе оригинальных. Но мне кажется, что главное, что нужно о ней знать, – это то, что она есть. Наше наличие и наша способность ее проживать свидетельствуют об этом вполне красноречиво.

И то самое, что она есть, рождает совершенно закономерный вопрос. Или – должно родить вопрос: а что нам с ней, собственно, делать? Это ведь не какая-то малосущественная деталь – наше бытие; наверняка оно имеет какое-то значение и потому надо постараться правильно им воспользоваться.

Когда я смотрю на то, как относится к своей жизни множество (наверное, даже абсолютное большинство) людей, я сознаю, что они едва ли предпринимают попытку разобраться в вышеозначенном вопросе. Они словно ввалились, ворвались откуда-то в пространство жизни – подобно тому, как, толкнув случайно какую-то дверь, вваливается человек в полный других людей зал и теряется там среди них, не понимая, чем они заняты, для чего тут собрались. Он просто вовлекается в тот круговорот, в котором находятся они, становится его частью, пока не вываливается из него снова, опять же неожиданно для себя, в другую внезапно открывшуюся дверь. Рождение, жизнь и смерть. Так одно следует за другим, и очень часто человек даже не успевает задуматься обо всем, что происходило и чему еще предстоит произойти с ним.

Есть и другой образ, который, как мне кажется, очень хорошо иллюстрирует взаимоотношения человека с жизнью и степень понимания ее сути. Будто в самый момент рождения его усаживают на лошадь – то несущуюся во весь опор, то крутящуюся на месте, то встающую на дыбы, то останавливающуюся, точно перед непреодолимым препятствием. И он не знает, какой смысл в этом родео и почему он должен принимать в нем участие, он просто занят одним делом: старается удержаться в седле, пока лошадь не принесет его наконец туда, где все закончится.

При этом очевидный факт: мы ничего не боимся так, как боимся неизвестности, как боимся того, что мы не понимаем, ничто не внушает нам большего страха. Удивительно ли, что поэтому страх перед жизнью, рожденный ее «загадочностью» и «непонятностью», столь велик, что является едва ли не главным основанием всех прочих страхов и даже уже вполне развившихся фобий?

Нельзя не согласиться, что в ней и правда есть что-то в высшей степени загадочное: она дается нам помимо нашей воли и плана. Отнимается – совсем не тогда и не так, как бы мы этого хотели. Да мы, как правило, и никак не хотим. И даже человек, который не задается этими важнейшими вопросами: «Кто мы? Откуда? Куда мы идем?», все равно не может не испытывать перед ее тайной благоговения.

Но тайна тайной, а все же повторюсь: не зная о жизни многого, мы точно знаем одно – сегодня она у нас есть. И раз так, то мы можем воспользоваться ею, можем прожить ее так, как захотим. Можем постараться понять: а как именно мы желаем ею распорядиться, и – распорядиться. И это понимание однозначно снизит уровень нашего страха перед ней или же вовсе сведет его к нулю.

Однако то, как мы воспользуемся жизнью, во многом определяется тем, чем мы ее считаем – чем-то несущественным, малозначительным или же чем-то бесконечно важным, безмерно ценным.

Да, мы не просили о ней. Не ждали, что она у нас будет – нас ведь и не было, как же мы могли ждать. Это решение, принятое без нашего ведома и участия. Это дар. Дар, который каждый из нас получил не по запросу, а по какой-то причине, которую мы точно объяснить не сможем. И кто-то именно поэтому затрудняется называть жизнь даром, ссылаясь на то, что его мнением никто не интересовался – точно ли она ему нужна, не сделал ли бы он другого выбора, будь на то его воля, не предпочел ли бы он небытие.

И все же… Все же рассуждать о предпочтениях, о бытии и небытии может лишь тот, кто уже есть, кому такая возможность предоставлена, что делает подобное рассуждение бесполезным и в высшей степени абсурдным. Не говорю уже о том, что оно звучит как самая страшная, самая черная неблагодарность.

Опять хочу акцентировать на этом ваше внимание: наша жизнь в значительной степени будет определяться тем, что мы думаем о ней, как мы к ней относимся. И совершенно однозначно – если мы воспринимаем ее как дар, то вместе с этим мы будем воспринимать ее и как шанс.

А шанс – это то, что мы способны реализовать. Так, как мы этого захотим и так, как сможем. И в зависимости от этого мы будем счастливы или же, напротив, глубоко и всесторонне несчастны. Нам будет очень хорошо или же нестерпимо плохо. Или нашим уделом станет что-то посередине между двумя этими состояниями и вряд ли это нас полностью удовлетворит.

Напрасный и случайный или же драгоценный и неповторимый?

Я, например, всецело убежден, что жизнь точно является даром. И нечаянность его, несогласованность с моей волей и моими желаниями для меня, скорее, является доводом «за», а ни в коем случае не доводом «против». Ведь настоящий подарок всегда не по просьбе, идеальный подарок – сюрприз. И в этом смысле жизнь правда не только дар, но и сюрприз. В лучшем, на мой взгляд, смысле этого слова.

Ты есть, и для тебя есть целый мир, огромный, необъятный, прекрасный. Целая Вселенная. Она есть и так. И все же ее не было бы для тебя, не будь тебя…

Но при очевидной объективности понимания жизни как дара многое, если не все, зависит от того, какую позицию занимает по отношению к этому дару конкретный, отдельно взятый человек, считает он его благословением или же проклятием. Потому что именно позиция, точка зрения и дает возможность увидеть в жизни ту или иную ее сторону, воспользоваться этой драгоценной возможностью так или иначе прожить жизнь полноценную, счастливую, радостную – или же стать глубоко несчастным человеком.

Кажется, все, не только любители русской классической поэзии, помнят из школьной программы наполненное болью и недоумением стихотворение Пушкина:

  • Дар напрасный, дар случайный,
  • Жизнь, зачем ты мне дана?
  • Иль зачем судьбою тайной
  • Ты на казнь осуждена?
  • Кто меня враждебной властью
  • Из ничтожества воззвал,
  • Душу мне наполнил страстью,
  • Ум сомненьем взволновал?..
  • Цели нет передо мною:
  • Сердце пусто, празден ум,
  • И томит меня тоскою
  • Однозвучный жизни шум[1].

И так «удачно» дополняющие его строки Лермонтова:

  • И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —
  • Такая пустая и глупая шутка[2]

Имеет право на существование такое отношение к жизни? Конечно, имеет, как и любое другое. Спорить с этим – значит отрицать сам принцип человеческой свободы, то, что делает человека человеком. Да, у человека есть это странное и страшное право: упрекать Того, Кто дал ему жизнь, в том, что такое решение было принято. И даже отвергать этот дар всеми доступными способами: как предпочитая жизни «проживание» или даже прожигание отпущенного на земле времени, так и просто отказываясь от нее, прерывая ее самостоятельно, самовольно.

Но вопрос тут, конечно, не в праве как таковом, а в том, стоит ли его реализовывать подобным образом – вместо того, чтобы всмотреться, вдуматься и понять: а не может ли жизнь стать такой, что ты будешь по-настоящему рад каждому ее дню и по-настоящему за него благодарен? Я уверен, что может. И моя уверенность основывается ни в коем случае не на моем лишь личном опыте, но на опыте множества людей, обстоятельства которых трудно было бы назвать благополучными и которые вместе с тем обретали понимание и чувствование жизни как счастья, будь то Ник Вуйчич[3] или Алан Маршалл[4], Виктор Франкл[5] или Эдит Эгер[6], или многие, многие другие, чей пример «прорыва» к радости через самую плотную завесу скорби, болезни, беды или даже окружающей их боли и смерти не может не вдохновлять и не влечь к его изучению.

Безусловно, многое влияет на наше восприятие жизни. И, вне всякого сомнения, это наше детство, то, как относились к нам самим и собственно к нашей жизни родители. Передалось ли нам от них сознание того, что наше появление на свет – значимое, торжественное и радостное событие, или же, наоборот, их поведение по отношению к нам заставляло нас сильно в этом сомневаться и заставляет до сих пор. Или же они, можно сказать, прямо-таки вселили в нас уверенность в том, что наше бытие – случайность, причем досадная, ничем не оправданная…

Мой собеседник признается:

– Самый грустный для меня день в году – мой день рождения. Я не знаю, чему мне в этот день радоваться, что праздновать? Обычно я стараюсь провести его так, чтобы и не заметить толком, что он наступил. Но, знаете, недавно мои близкие «взбунтовались»: решили устроить мне сюрприз, организовали самое настоящее торжество. А я… Я так рассердился, что перессорился с ними всеми. У меня было такое чувство, будто они надо мной издеваются. Я понимал в глубине души, что это абсурд, но ничего не смог с собой поделать. Я их сильно обидел.

Этот случай не уникален. Людей, которые совсем не радуются своему дню рождения и не понимают, в чем вообще заключается смысл его празднования, я встречаю немало. У каждого из них есть своя история – детская, семейная, – очень точно и подробно объясняющая причины этого.

И все же… Все же могу однозначно сказать, что с того момента, как человек осознает, в чем причина подобного его отношения к факту своего бытия, он может это отношение изменить – если захочет. Это в его силах, в его власти. Ведь таким – нерадостным, досадливым – могло быть отношение к его рождению и жизни со стороны окружающих, оно могло до определенного времени обуславливать отношение его собственное, но впоследствии он вполне способен (и даже должен) спросить себя: а почему МОЕ отношение к себе обязательно должно определяться тем, что думали, говорили, делали ОНИ? Не будет ли гораздо лучше для меня, если я решусь выработать собственный взгляд на свою жизнь – куда более светлый, оптимистичный, благодарный и радостный?

Это вопросы, которыми стоит задаться. И пойти на «эксперимент», связанный с подобным изменением, однозначно не будет ошибкой: он не предполагает риска что-либо потерять, но дает шанс обрести многое. По большому счету, себя самого.

И это именно та причина, по которой мне хочется обратить ваше внимание на то, что каковы бы ни были условия, обстоятельства, отношение к нам окружающих, в том числе и самых близких по крови, положению и каким-то иным факторам людей, не это в конечном итоге определяет, чем будет для нас наша жизнь – тем самым проклятием или благословением. Даром напрасным и случайным или же даром бесценным. Не кто-то, но только я – для себя, и только вы – для себя – можем определить, чем она будет: первым или вторым.

И лично я точно хочу, чтобы моя жизнь была даром. Поэтому для меня она – дар. За такое отношение к ней я готов бороться со всем, что будет этому пониманию противостоять – как вовне, так и в себе самом.

Я очень ясно осознаю, как много я выиграю в этой борьбе и как она потому для меня важна. И мне бы очень хотелось передать это осознание максимальному количеству людей: ведь когда ты сам испытываешь от чего-либо радость, то есть замечательный способ умножить ее – разделив с другими.

У меня нет сомнений в том, откуда у меня жизнь, по Чьему решению и Чьему премудрому плану я есть в этом мире и буду в мире ином, о котором знаю пока так мало. И я не могу не благодарить за то, что воспринимаю как возможность, шанс и дар Того, от Кого всё и все.

Я делаю это не по долгу, не по обязанности, а потому что это совершенно естественно и логично. И вот чудо: чем больше благодарю, тем больше ощущаю ценность того, что имею. Видя причину всего в Нем, неожиданно постигаю ценность себя.

То, о чем я говорю, – не теория, а опыт. И его универсальность заключается в том, что приобщиться к нему может любой, стоит только захотеть. А захотеть стоит.

Отчего мне так плохо? Чужая жизнь счастливой не бывает

Всему, что сказано выше, как кажется, противоречит окружающая нас реальность: если это так просто – «измени свое отношение к жизни, и изменится она», – то почему в этом мире колоссальное количество недовольных жизнью людей? Причем подчеркну: не материальным положением, не условиями, не политикой, не экологической ситуацией, не состоянием дорог, не начальством на работе, а именно своей жизнью?

Различные зависимости или мысли о суициде – что это, как не попытка убежать от самих себя, изменить свое состояние на принципиально иное, пусть даже самым диким, самым опасным, даже – самоубийственным в полном смысле этого слова способом? И преизбыток названного выше в современном обществе – лишь некий внешний индикатор общей, далеко не благополучной ситуации. Объем продаж антидепрессантов и количество людей, страдающих депрессией, причем связанной именно с отношением к себе и окружающему миру, также лишь дополняют общую картину. Это всё – крайние проявления, верхушка айсберга, основной массив которого, как и всегда, скрыт под водой. Ведь в действительности каждый, кто не готов честно, искренне сказать, что он счастлив, так или иначе своей жизнью тоже будет недоволен.

Почему так?

Я рискну для лучшего понимания того, о чем хочу сказать дальше, обратиться к примеру наших братьев меньших. Да, они устроены иначе, они проще, чем мы, иначе мыслят, иначе чувствуют, иначе живут. Но бывают ли они как-то глобально или системно жизнью недовольны?

Бывают. Когда? Когда их насильственно извлекают из привычной, природной (хотя, быть может, и совсем не безопасной для них среды) и заключают в ограниченном решеткой пространстве вольера. Когда их лишают возможности жить своей, свойственной им жизнью и заставляют жить жизнью, им чуждой, для них неестественной. Вот тогда они начинают томиться, тосковать, тяготиться этой жизнью и, кажется, жизнью как таковой. Это читается во всем их облике – в глазах, теле, даже в том, как выглядит их шерсть или кожа.

То же относится к человеку: и он бывает несчастлив, когда живет не своей жизнью. А случается это сплошь и рядом, настолько часто, что кажется нормой, но однозначно ею не является. И разница между человеком и животным заключается здесь в том, что животное никогда не оказывается в подобном положении по собственному желанию, оно навязывается ему помимо его воли. Человек же выбирает эту чужую жизнь сам, хотя чаще всего отнюдь не осознает это как выбор. Точнее будет сказать даже немного иначе: он не выбирает свою, не ищет ее, не старается понять, какая жизнь – его. И потому получает то, что получает.

В этой чужой жизни чужим может быть буквально все: чужая одежда, чужой дом, чужая работа, чужая жена, чужие друзья, чужие интересы. Звучит чудно, но если мы всмотримся в окружающий нас мир, то увидим массу нагляднейших примеров того, о чем я здесь говорю (и дай Бог, чтобы мы сами не служили подобными примерами. Или… Или были готовы это изменить). Как это получается? На самом деле – самым логичным и естественным (читай: нелогичным и противоестественным) образом: все это человек выбирает не для себя, а для кого-то, кем он, в сущности, не является, для того, кого на самом деле, скорее всего, нет. Как тут можно не испытывать чувство мучительной неудовлетворенности? И как от него избавиться, если не осознать, отчего оно происходит?

Такому риску подвержены решительно все. Слишком много вокруг нас того, что пытается нам эту чужую жизнь навязать. Это могут быть папа или мама (или оба вместе), учителя, одноклассники, окружающая нас среда, общество в целом, обстоятельства, страхи, плохие книги и фильмы (плохие – это те, которые не помогают приобретать навык думать, а предлагают вместо этого готовые шаблоны). И нужно сызмальства учиться отделять себя от всего и говорить: «Это другой человек, а это я, это другие люди, а это я. Он, они думают так, а как думаю я сам? Они чего-то хотят, а что люблю я? Им что-то не нравится, а что не нравится мне?» Если же вы не привыкли к такой полезнейшей практике в детские свои годы, то обязательно нужно начинать использовать ее тогда, когда вы задумаетесь о том, а кто же, собственно, вы и какой должна быть, собственно, ваша жизнь, отличающаяся от жизни других людей, как и вы отличаетесь от них – о ком вы можете сказать «он», «она», «они», поскольку о себе вы говорите принципиально иначе: «я».

Вы можете начать практиковать подобные вопросы и ответы на них сейчас, читая эту книгу. Это станет совершенно верным решением.

Обозначу здесь одну важную тему, к которой обязательно вернусь ниже подробнее. Я сказал, что многие пытаются навязать нам свое, не наше, лишить индивидуальности. Но этого никогда не делает Бог. Если кто-то думает иначе, я с совершенной уверенностью буду утверждать обратное: Он творит нас уникальными, неповторимыми, похожими и при этом непохожими друг на друга. И именно поэтому наша жизнь тоже должна быть такой – уникальной и неповторимой, то есть нашей. Хотя бы отчасти, хотя бы немного.

Мы остро нуждаемся в этом. Ведь только в таком случае она будет счастливой.

Продуктивна ли жалость к себе? Спасителен ли страх?

Одно из самых коварных препятствий, о которое спотыкается человек на пути к изменению своей жизни, это нежелание или даже страх что-то менять. Жить по инерции «легче»: привычнее, спокойнее, не надо предпринимать каких-то новых усилий. А изменения – страшат.

Поэтому очень часто вместо поиска и движения вперед человек выбирает жалость к себе и страх перед жизнью, застревает в этом состоянии, сродняется с ним, им оправдывает свою неспособность к тому, что ему на самом деле необходимо. Оправдывает – перед самим собой, поскольку ни для кого другого в такой степени это не важно.

И получается, что можно было бы начать разбираться: а чего я хочу, что может сделать меня счастливым, что мне для этого нужно? Но человек взамен всего этого сидит и, словно какие-то «сокровища», перебирает: «я несчастный поэтому, я слабый потому, я неспособный посему» и разве что не плачет от жалости к себе бедному и все больше и больше проваливается в нее. Чувствуя одновременно и боль, и какую-то мутную сладость самооправдания.

И ладно бы только это! Он еще и запугивает себя – так, как только может, творчески и изобретательно. Естественно было бы строить вдохновляющую перспективу, всматриваться в нее, изыскивать возможности, находить способы их реализации. Но нет: «лучше» без конца рассказывать себе о том, почему страшно одно и еще страшнее другое, какие там риски, какие опасности, какие возможные потери.

Это настолько «липкое» патологическое состояние, замешанное на жалости к себе и страхах, скрепленное инертностью и ленью, что многие застревают в нем очень надолго, а кто-то, к сожалению, и навсегда.

Между тем если рассудить трезво, то разве есть что-то мучительнее, чем жалеть себя? Тот, кто себя жалеет, достает микроскоп, в который он рассматривает все самое неудачное, все самое грустное, все самое страшное в своей жизни. И мухи быстро достигают размера слонов. И ничего, кроме них, не рассмотреть – что еще в этот микроскоп увидишь? Ведь не к жизни и ее возможностям он обращен.

Такой вот парадокс: жалеешь себя и делаешь себе еще хуже. Оплакиваешь утраченное и лишаешь себя шанса приобрести то, что тебе необходимо в настоящем. Горюешь о том, чего не вернуть, и рискуешь лишиться в результате вообще всего.

Худшим здесь является даже не острота подобных переживаний, а эффект привыкания. Человек вообще часто становится заложником выученных им, а точнее его мозгом, состояний, среди которых и столь хорошо известная всем «выученная беспомощность». Ему в этих состояниях плохо, он тяготится ими, страдает в них, но при этом как-то глубоко и противоестественно сродняется с ними, коллекционируя, умножая до бесконечности всевозможные вторичные выгоды. Те, которые гораздо правильнее было бы назвать выгодами ложными. И главная из них заключается в том, что таким образом он уклоняется от того, что кажется самым трудным и страшным, но в действительности заключает в себе выгоду подлинную: от ответственности за собственную жизнь.

Я употребил слово «заложник», и оно здесь точно к месту, так же как и связанное с ним выражение «стокгольмский синдром», заключающееся в патологическом ощущении близости, которое возникает порой у жертвы по отношению к ее мучителю. Это самый настоящий плен, рабство.

Но из любого плена и из любого рабства можно вырваться. Главное – чтобы было понимание необходимости этого, чтобы было сильное, буквально непреодолимое желание избавиться от этой «обусловленности», стремление к свободе. По сути, выход из описываемого состояния – самый настоящий подвиг. Но замечу – и это очень важно! – подвиг, совершаемый в корыстных (в непривычно хорошем смысле этого слова) целях. Весь труд, все усилия, на которые решается человек, не стоят ничего в сравнении с тем, что он может приобрести в итоге.

Преодолевая саможаление, человек становится неизмеримо сильнее, выше, больше себя прежнего. Он стряхивает с себя оковы, которые лишали его возможности распрямиться, расправить плечи, ощутить свой подлинный потенциал, свои способности – до той поры неведомые ему вполне.

А освобождаясь от страха… Освобождаясь от страха, его бывший пленник понимает, как много тот у него отбирал – отбирал, по сути, все, к чему он мог бы стремиться, что мог бы иметь, если бы не боялся. Ведь страх не только мешает нам двигаться навстречу тому, что мы хотим, он очень часто блокирует и саму способность хотеть, так что желания и стремления словно умирают в человеке. И это вовсе не бесстрастие, святое и угодное Богу, это некий паралич безразличия, не добродетель, а какая-то затерянность «по ту сторону добра и зла». Боящийся оказывается неспособен проявиться полностью, он постоянно натыкается на те или иные ограничения – не в реальности, а в собственном, пораженном страхом сознании. Он лишает себя самого возможности реализовать данный ему Богом талант бытия, зарывая его в землю, выбирая не жизнь, а прозябание. А вы ведь, вероятно, помните, что сказал поступавшему так рабу его господин в евангельской притче? И знаете, что под этим господином Господь имел в виду Себя[7]?

Вот почему с любыми страхами и со страхом жить обязательно нужно бороться, не уступая им, не оставляя им возможности диктовать нам свои условия, тем более властвовать над нами. Не буду говорить здесь подробно о том, какие способы борьбы со страхами существуют, – это тема другой книги, работу над которой я уже начал. Скажу лишь вкратце, что любой страх по сути своей иллюзорен: это не более чем мучительное, наполненное страданием ожидание того, чего еще нет, что, возможно, будет, возможно, нет, или же будет, но совершенно иначе. И мы всегда боимся лишь ожидая, но поразительным образом перестаем бояться тогда, когда ожидаемое случается.

Какой же тогда смысл бояться? Гораздо разумнее, правильнее и даже выгоднее – жить. Радуясь каждое мгновение этой замечательной возможности и благодаря за нее Бога.

Психология жертвы vs психология победителя: Сложный и важный выбор

Мы часто слышим это выражение – «психология жертвы». Если вкратце, то в чем она заключается? Быть жертвой – значит не считать себя субъектом – принимающим решения, выбирающим, действующим, определяющим свой путь, – а относиться к себе как к объекту, подвергающемуся воздействию различных факторов, преимущественно неблагоприятных, и как следствие практически постоянно страдающему.

Человек, занимающий позицию жертвы, всегда будет жаловаться: на внешние обстоятельства, препятствия, погодные условия, состояние здоровья, чей-то злой умысел, чью-то хитрость, чью-то агрессию, чью-то непорядочность, несправедливость мира в целом, на неправильность устроения жизни – в еще более целом. И так далее, и тому подобное. Он может приводить реальные факты или же оперировать вымышленными, суть не в этом. Главное – он неизменно будет демонстрировать собеседнику некий тупик, в котором он оказался по причинам, якобы от него не зависящим, по обстоятельствам, которые он считает обладающими непреодолимой силой. Он будет свидетельствовать о своей «совершенно объективной» беспомощности и утверждать, что лишь какие-то – опять же не зависящие от его воли (а главное, усилий) – внешние перемены могут помочь ему изменить свою жизнь.

Такая позиция, увы, вовсе не редкость. И, вопреки существующему мнению, далеко не всегда является следствием перенесенных травм, каких-то трагических событий, унижений и издевательств над занимающим ее человеком. Это, скорее, следствие привычки к пассивности, инертности, лености и безынициативности. Привычки, переходящей в выученную по разным причинам и по разным обстоятельствам беспомощность. Любой человек, говорящий постоянно: «Я бы то и то, если бы не это и это», любые люди, словно некий рефрен, повторяющие: «Мы были бы как они, если бы у нас было то, что есть у них», являются носителями этой «идеологии» (решусь назвать это и так).

В этом есть какая-то потрясающая иррациональность: люди отказываются от самой возможности жить полноценно и счастливо, находя бесчисленное множество объяснений того, почему такая жизнь не может быть для них доступна. В действительности же – лишая себя ее собственными, что называется, руками.

1 Пушкин А. С. «Дар напрасный, дар случайный». Стихотворение, датированное 26 мая 1828 года, то есть днем его 29-летия.
2 Лермонтов М. Ю. «И скучно и грустно», стихотворение.
3 Ни́колас Джеймс Ву́йчич (англ. Nicholas James Vujicic, родился 4 декабря 1982 г.) – австралийский писатель и меценат, мотивационный оратор, рожденный с синдромом тетраамелии – редким наследственным заболеванием, приводящим к отсутствию всех четырех конечностей. «Моя миссия – это помочь людям найти свой путь в жизни», – говорит он.
4 Алан Маршалл (англ. Alan Marshall, 1902–1984 гг.) – австралийский писатель, военный корреспондент, публицист. В раннем детстве перенес полиомиелит, в результате чего его ноги были парализованы. Написал ряд получивших большую известность книг, в частности, трилогию: «Я умею прыгать через лужи» (1955), «Это трава, что повсюду растет» (1962), «В сердце моем» (1963).
5 Ви́ктор Эми́ль Франкл (нем. Viktor Emil Frankl, 1905–1997 гг.) – австрийский психиатр, психолог, философ и невролог, бывший узник нацистских концентрационных лагерей. Известен как создатель логотерапии (буквально: исцеление смыслом) – направления в экзистенциальной психологии и психотерапии – и как основатель третьей венской школы (после психоанализа Фрейда и индивидуальной психологии Адлера).
6 Эдит Ева Эгер (англ. Edith Eva Eger, родилась 29 сентября 1927 г.) – психолог, практикует в Соединенных Штатах. Она, пережившая Холокост, специалист по посттравматическому стрессовому расстройству. Ее мемуары под названием «Выбор», опубликованные в 2017 году, стали международным бестселлером.
7 См.: Мф. 25:14–30.
Продолжить чтение