Пространство

Начало и конец

Тишина. Оглушающая своей навязчивостью. Сидя на полу он и смотрел на лужу. Лужа была холодной, медленно расползающейся по ламинату, подбираясь к пачке бумаг для принтера. В центре лужи лежали осколки керамической кружки. Всего пятнадцать минут назад в ней был чай. Пачкающий, темный, почти черный. Он любил крепкий.

Глядя на это безобразие он чувствовал лишь одно – плотную, густую вату в голове и за грудной клеткой. Вату, которая поглощала все звуки, все желания, все импульсы. Рука, которая по неловкости смахнула кружку со стола, казалась чужой. И сам он казался себе чужим. Сбоку, как будто из другого измерения, доносился назойливый звук: кап. кап. кап. Капало с крана на кухне. Он неделю собирался починить прокладку, даже купил ее, и она лежала в ящике стола. Но мысль о том, чтобы разобрать смеситель, перекрыв воду, что-то делать руками, которые сейчас казались свинцовыми гирями, – это было невыносимо.

Он поднял глаза. Взгляд упал на не заправленную кровать. Простыня сползла на пол, одеяло скомкано в ногах. Противно на это смотреть. Он проспал до двух дня. Снова. Выходные были для него не временем отдыха, а временем падения в бездну. В будни хоть как-то спасала работа. Однообразная, скучная, но она была структурой, каркасом, который не давал ему рассыпаться в пыль. Но в пятницу каркас ломался, и к воскресенью он уже был вот этим существом на полу, смотрящим на лужу и до отвращения беспорядочно уложенную постель.

Внутри, как всегда, шла война. Две радикальные, взаимоисключающие оценки.

Оценка А: ты ничтожество. Посмотри на себя. Тридцать с лишним лет, а ты сидишь на полу в квартире, которую снимаешь, и не можешь даже поднять тряпку. Ты урод. Духовный и физический. Непонятно, как люди могут с тобой общаться, терпеть твое молчаливое, тягучее присутствие. Они, наверное, из жалости. Ты – ошибка. Сбой в системе. Тебе не место в этом мире. Тебе нужно исчезнуть. Просто перестать быть. Сбежать.

Оценка Б: они все идиоты. Все эти болтливые коллеги, эти соседи с их дурацкими проблемами. Они не видят, что ты – другой. Что ты чувствуешь мир тоньше, глубже. Их разговоры о ремонте, машинах и сериалах – это мышиная возня. Ты слишком хорош для этого. Ты выше. Ты мог бы свернуть горы, если бы не эта вечная усталость, это тягостное чувство, что все бессмысленно. Они просто не достойны тебя.

Между этими полюсами не было золотой середины. Был только резкий, болезненный бросок из одной крайности в другую. Сейчас доминировала оценка А. Она давила всей своей массой. Но оценка Б не позволяла себе исчезнуть. Такие моменты было особенно тяжело пережить, он будто разрывается изнутри на две части и осколки на полу хочется сжать у себя в ладони или поглотить, до безумия сжав челюсти.

Он вспомнил детство. Длинный коридор в панельной хрущевке. Крики за стеной. Не его родителей, соседские. Но он слышал их так ясно, будто они раздавались в его комнате. Он сидел на кровати, прижав колени к подбородку, и все. В школе было то же самое. Его дразнили за тихость, за то, что он не мог дать сдачи. Он не давал сдачи не из-за благородства, а из-за страха. Глубокого, животного страха, что если он ударит, в ответ ударят сильнее, и это будет больно, а главное – это будет контакт. А он боялся любого контакта. Любого прикосновения, даже взгляда. Он научился улыбаться в ответ на подколы. Кивать. Делать вид, что все в порядке. А внутри все копилось. Каждая насмешка, каждый косой взгляд, каждый крик из-за стены – все это оседало внутри плотными, тяжелыми слоями, как геологические породы. Сейчас эта толща давила на него так, что он едва мог дышать.