Лунар. Книга 1

Часть 1. Высший хищник

Гюрза погиб в день, когда этого никто не ожидал.

Все произошло настолько быстро, что Мира не успела толком разобраться в причинах. Понимание пришло намного позже, когда отгремели скандалы и стало ясно, что исправить уже ничего не получится. Много часов спустя, когда она осталась одна и позволила себе дотронуться до воспоминаний, осторожно и бережно, как до свежей раны.

А тогда мир просто закружился вокруг нее, шок налетел слишком быстро, и от Миры уже ничего не зависело. Но так и было задумано… Его ведь пытались убить и раньше, да и желать ему смерти не переставали, сколько бы он ни сделал для станции. Они всё продумали, учли предыдущие ошибки – и на этот раз не допустили ни одной.

Было раннее утро, на Земле в такой час только-только наступает рассвет, да и то летом. В Секторе Фобос земного рассвета не существовало, но привычное время по-прежнему определяло реальность. Команда механиков добралась до утилизационной шахты в начале смены, потому что откладывать проблему уже было нельзя.

Да, такие механизмы – не основная часть станции. Эта зона используется для уничтожения отходов, которые никак не могут быть применены в дальнейшем, и получения последнего, что они могут дать – энергии. Система сложная, с несколькими дробящими механизмами, химическим фильтром и термической платформой на самом дне. Атмосфера соответствующая: жарко, душно и запах тот еще.

Поэтому, когда компьютер впервые вывесил предупреждение об ошибке, от него просто отмахнулись. Механики прекрасно знали, что шахта не выйдет из строя мгновенно, и никому не хотелось туда лезть. На станции были проблемы поважнее, да и вообще, возможно, это сбой программного обеспечения! Перезагрузить – и все, проблема уйдет сама собой.

Иногда так бывало, но не в этот раз. Система обновилась, а предупреждение никуда не исчезло, еще и дополнилось парочкой новых. Стало ясно: оборудование действительно повреждено, и со временем поломка будет лишь усугубляться. Это в лучшем случае усилит нагрузку на систему вентиляции, вынужденную спасать «Виа Феррату» от удушающего зловония, а в худшем приведет к взрыву, разгерметизации… Да много к чему, и представлять все последствия у Миры не было ни времени, ни желания.

Она собрала команду и настояла, чтобы Гюрза в нее вошел. Не из вредности – хотя перспектива швырнуть серийного убийцу в компостную яму наверняка порадовала бы его жертв! Просто Мира изучила все предупреждения и никак не могла понять, где именно произошел сбой. Она допускала, что придется не просто чинить, а переделывать механизм, тут консультация не помешала бы.

Гюрза мог и отказаться, причем он даже не стал бы придумывать причину, ушел и все – и ищи его потом! Но он прекрасно видел, что Мира приглашает его не просто так, ей действительно нужна помощь. Он согласился, однако сразу предупредил, что явится в маске.

– Зачем? – удивилась Мира. – После всего, что произошло на «Слепом Прометее», твое помилование стало окончательным, какой смысл прятаться?

– Я не планирую спускаться на дно, – пояснил он. – Это задача тех, для кого дно – естественная среда обитания. Маска нужна, чтобы они не лишились и без того ограниченной способности приносить пользу.

Он больше ничего не сказал, привычно предоставляя Мире возможность разобраться самой. Но это было несложно, она признавала, что многие Гюрзу все-таки побаиваются. И если он действительно придет под собственным именем, есть шанс, что остальные механики предпочтут притвориться мертвыми, а не полезут чинить механизм.

Насчет маски они ничего не знают, это пока только Мире известно. Они будут думать, что вместе с начальницей явился прекрасно знакомый им горбун Тоби, он ведь часто ей помогает!

Мира стала первой, кто узнал, что он скрывается под этим именем. Хитрый план, если задуматься… Когда Гюрза впервые попал на станцию и удрал, его усиленно искали все – начиная с кочевников. Они использовали сканеры, они охотились, почти как дикие звери. Они обращали внимание на любую неопознанную форму жизни, тень, затаившуюся в технических переходах, движение там, где его быть не должно…

Именно поэтому Гюрза остался на виду. Он не просто использовал маску, он построил полноценный костюм на основе экзоскелета – не его изобретение, и все же сложная и редкая технология. Он успел закачать в систему все данные, и Тоби Калибан стал восприниматься как один из членов экипажа, попавший на «Виа Феррату» вполне законно. И даже в том, что он предпочел не обычного человека, а горбуна, мгновенно привлекающего внимание, Мира видела определенную логику: он сделал все, чтобы в нем даже не заподозрили беглеца. Ведь ни один беглец не будет намеренно притягивать внимание!

И все-таки она его распознала, он допустил небольшую ошибку. Мира давно уже подметила эту черту Гюрзы: если он и ошибается, то не из-за глупости, а из-за высокомерия. Он верит, что его окружают идиоты, и, хотя по большей части он прав, это ставит его под угрозу, если преследователь превосходит ожидания. Так было с Мирой – но они сумели поладить. И так было с Сатурио – и тогда они с Гюрзой едва не поубивали друг друга.

Когда Гюрза оказался в лазарете, маскировка могла сорваться. Да, Тоби не был душой компании, но если бы он день за днем оставался непонятно где, это заметили бы. Ну а когда он появился бы одновременно с возвращением Гюрзы, все стало бы предельно очевидным.

Поэтому Мира, которая в ту пору чувствовала, что должна ему, сохранила маскировку. Она просто перепрограммировала костюм, использовав оборудование дрона, и, хотя он не стал настоящей копией Тоби, этого было достаточно, чтобы ни у кого не возникло подозрений.

С тех пор Гюрза продолжал пользоваться этой игрушкой, если считал необходимым. Тут он не только щадил нервы механиков, он еще и спасался от условий, царивших на границе сломанной шахты, он все равно что в скафандре пришел.

Мира не призналась бы в этом, но в образе Тоби он нравился ей больше. Она привыкла к Гюрзе и не боялась его, однако когда он оставался в истинном обличье и смотрел ей прямо в глаза, по коже привычно проходил мороз. Слишком уж очевидным и острым становилось напоминание о том, что он может убить ее в любой момент, стоит ему только захотеть. Да еще его молчание, многозначительные ухмылки… Сомнительная радость!

Когда он использовал образ Тоби, он становился проще и… дружелюбней, что ли. Если бы Мира спросила его о причинах, он бы наверняка объяснил это актерской игрой и вынужденной деградацией до уровня окружающих. Поэтому она не задавала вопросов, сохраняя право думать, что вот это – он настоящий, а маска – скорее его «змеиный образ».

Он был Тоби в день, когда погиб.

Они едва добрались до границы шахты, спуск еще не начали – до этого предстояло разобраться, что вообще происходит. Росс и Грегуар готовили страховочное оборудование. Мира настраивала дрона, обеспечивающего инструменты. Гюрза возился с компьютером, просматривая все предупреждения за последние несколько дней. Система очистки продолжала работать, в техническом зале было шумно, поэтому они и упустили шаги в коридоре – а потом стало слишком поздно.

Двери распахнулись, в зал ворвались кочевники и сразу же напали. Такого еще не случалось, они всегда сперва начинали разговор, хотя бы пытались объяснить, что происходит! Не в этот раз. Они двигались так быстро, что казались вспышками белого света, метелью, внезапно ворвавшейся в реальность космической станции. Они не обратили внимания на Миру и других механиков, они сразу же двинулись к Гюрзе.

Они знали! Это Мира тоже поняла потом, когда вспоминала тот день, уже лишившись возможности что-либо изменить. Да она и тогда не могла, просто не поняла этого. Они уже пытались арестовать Гюрзу и казнить его, они помнили, чем дело кончилось. Они понимали: если они хотят избавиться от него, они должны убить сразу же, не давая ему ни одного шанса на спасение.

Они и убили. Она тогда не разглядела, кто именно это сделал и как. Даже в ее воспоминаниях все сохранилось скорее мутной картинкой, чем кадрами видеозаписи. Кажется, это был Антифо… Скорее всего, он – он достаточно силен и яростен для такого. Как бы он ни провел атаку, что бы ни использовал, этого оказалось достаточно, чтобы рассечь Тоби пополам до того, как он успел сказать хоть слово.

Удар был такой силы, что никакой механический костюм не выдержал. Кровь хлынула волнами во все стороны – а тело, изначально искаженное, распалось на две неравные части. Уже это означало, что спасения не будет, просто не может быть. А кочевник еще и подстраховался: он парой небрежных ударов сбросил останки в утилизационную шахту.

На миг в зале зависла тишина – густая, как осенний туман, липкая, как паутина. Напряженная до предела и пронизанная неверием. Как же так? После всего, что было, что он сделал? Не может быть, это ошибка, какой-то трюк со стороны Гюрзы, он опять всех обманул, он же не мог!.. Но багровое озеро крови на полу и брызги, разлетевшиеся во все стороны в момент удара, доказывали, что все действительно произошло, а от него на сей раз ничего не зависело. Гении тоже люди – и тоже смертны.

Потом тишина треснула, рухнула градом осколков, и шахта зазвенела криками и разозленными голосами. Мира прекрасно понимала: кочевники способны убить и ее, и остальных. Почему нет, если явно началось какое-то восстание? Они не могли сделать такое законно, адмирал не разрешила бы, никогда! Но если убьют – пусть убивают, а пресмыкаться перед ними, униженно вымаливая свою жизнь, Мира не собиралась!

Ее спасло то, что это оказалось не восстание. План у кочевников был посложнее, поэтому они просто сдержали Миру и остальных, не причиняя им никакого вреда. Дальше, когда начались разбирательства, Барретты продолжили изображать смирение.

Первым, что поняла Мира, когда волна шока миновала, стало то, что в зал явились не все кочевники. Только четверо – Антифо, Умбрения, Дельфиум и Мисагерид. При этом лишь старшие Барретты вели себя спокойно, а вот близнецы, казалось, и сами толком не понимали, как ввязались в эту историю.

Отчитываться им пришлось перед адмиралом и собственной родней. Мире тоже позволили присутствовать, и пока что все ее усилия уходили на то, чтобы промолчать, крики точно делу не помогут.

Антифо дрался лучше, чем говорил, поэтому слово взяла Умбрения.

– Нам стало известно, что Гюрза использовал образ Тоби Калибана, причем с самого начала, – пояснила она. Умбрения держалась так, будто ничего особенного не произошло. Она словно не замечала пятна крови, попавшие на нее в момент убийства и уже успевшие засохнуть. – Теперь мы обнаружили, что он снова задействовал эту личину.

Мире очень хотелось бы узнать, как им это стало известно. Они следили за ним сами? Или в отделе механиков есть предатель, который им докладывает? Но кто мог знать о таком? Было желание обвинить Личека – просто потому, что из него получался идеальный злодей для любой ситуации. Но даже сквозь гнев Мира вынуждена была признать, что Личек не справился бы с чем-то настолько сложным, нервов бы не хватило.

Как бы то ни было, кочевники действительно знали, что Гюрза будет внутри костюма – и понимали, что это сдержит его движения, не позволит ни уйти, ни полноценно сражаться. У них была лишь одна попытка, и они воспользовались ею сполна.

Но обрадовало это только их. Елена Согард была слишком умна и опытна, чтобы сорваться на крик, однако свое отношение к ситуации она куда лучше показывала могильно холодным взглядом и интонациями.

– Даже если вы знали, что он под маской, что с того? – спросила она. – Павел Беломестин давно уже признан равноправным членом экипажа. Не только руководством станции, но и полицией. И я не припомню, чтобы мой заместитель подавал прошение об отмене помилования.

– Не подавал, – мрачно подтвердил Отто. – Для меня это стало таким же… сюрпризом.

Он мог и соврать, но это не в его стиле. Когда он пытался убить Гюрзу, он делал это открыто, он готов был противостоять адмиралу. Он сейчас недоволен и даже растерян, похоже, его смущает все сразу: то, что его дети решились на кровавое убийство, и то, что даже не посоветовались с ним.

А они-то знали, что советоваться нет смысла! Если бы отец им прямо запретил нападать на Гюрзу, они бы все равно сделали это, но увеличили бы собственную вину. А при нынешнем раскладе они оставили за собой право смиренно опустить головы и делать вид, что хотели как лучше.

Мира понимала, почему они пошли на это. Не одобряла, по-прежнему злилась, и все равно понимала. Гюрза был для них угрозой с самого начала, а с тех пор, как он едва не отправил на тот свет Сатурио, он воспринимался как уникальная опасность, ни с чем подобным кочевники, привыкшие считать себя всемогущими, раньше не сталкивались. Они видели, что каждая миссия лишь укрепляет позиции серийного убийцы. Шансов избавиться от него становилось все меньше, и они решились на отчаянный шаг.

Причем решились действительно только эти четверо. Судя по тому, как хмурился Сатурио, он тоже ничего не знал! Он, у которого было больше всех прав желать Гюрзе смерти, не одобрял случившегося… Мира понимала, что его отношение уже ничего не исправит, но от того, что не все кочевники одинаковы, становилось чуть легче.

Никто не называл происходящее судом, однако все понимали, что это он. И когда кочевники объяснились, начались споры. Отто, разумеется, стал на сторону своих детей. Да, они не правы. Но Гюрза, вообще-то, был серийным убийцей, способным сорваться в любой момент! Как долго он смог бы подавлять свою природу? И разве лучше стало бы, если бы он взялся за старое, залил станцию кровью и только потом был казнен? Может, детям и не стоило работать на опережение, но… что уж теперь? Не собирать же его обратно!

Елена ситуацией не прониклась, она сдержанно напомнила, что кочевников тоже многие считают опасными. Так что теперь, убить их просто на всякий случай? Или готовиться к тому, что они будут рвать на части любого, кто покажется им подозрительным? Тут Антифо попробовал возразить, что он не порвал, а перерубил Гюрзу, но тут же получил подзатыльник от старшей сестры и обиженно затих.

Мира не пыталась вмешаться в обсуждение, знала, что не скажет ничего нового. Все ее силы уходили на то, чтобы не начать драку – которую она, разумеется, проиграет. Она была не в том состоянии, чтобы придумать ценные аргументы, кровавые воспоминания о случившемся смешивались с горечью и обидой.

Так же нельзя, это нечестно, несправедливо…

Ну и что теперь?

Только в этом Отто и был прав. Что теперь?..

Без наказания кочевники все-таки не остались. Елена настояла на том, чтобы на них надели сдерживающие ошейники, способные обеспечить оглушающий удар током, если они снова нападут. Право активации оставалось за адмиралом и их отцом. Сколько они будут носить это – пока неясно, но сейчас так будет лучше для всех.

Наказание было ничтожным, почти смешным – по крайней мере, с точки зрения Миры. При этом она понимала, почему Елена не могла предложить ничего другого. В этой сомнительной вылазке оказалась задействована половина кочевников, их нельзя запереть и уж тем более казнить. Станция по-прежнему в Секторе Фобос, здесь нужна сила. Елена нашла лучший способ контролировать эту силу из всех возможных, больше ей ничего не оставалось.

Все закончилось, приговор прозвучал, а Мира с удивлением обнаружила, что до сих пор не верит. Смерть кого-то другого она уже приняла бы. Но это же… это Гюрза, он всегда спасается! Она настолько свыклась с мыслью, что он чуть ли не космический демон, что теперь вновь принять его человеческую природу не получалось.

Тогда она попробовала расчистить собственную память, вернулась в тот страшный момент. Она вновь прожила то, что и так было очевидно: идеально спланированное, предельно быстрое нападение. То, которое нарушало все законы и договоренности. Гюрза не подготовился и не справился, потому что это оказалось невозможно, вот и все объяснение.

Но Мире было недостаточно и этого. Она вернулась в шахту – на сей раз одна. Из-за всего случившегося ремонт перенесли, механикам предстояло заняться этим завтра. Но она как раз желала одиночества. Она по-прежнему надеялась, что Гюрза не погиб, он просто ранен, потому и затаился. Он не покажется никому другому, однако ей он даст шанс себя спасти, раньше ведь так уже было, он знает, что ей можно верить!

Она держалась за эту надежду до последнего… А потом вынуждена была отпустить. Тело и обломки костюма извлечь не удалось, их перебили лезвия и сожгла платформа на дне. Однако на стене шахты, там, где труп ударился, падая, остались разводы запекшейся крови, да и с пола их еще не отмыли… Даже если он не умер сразу, он бы не пережил такую грандиозную кровопотерю.

Все действительно закончилось.

Мира понимала, что это всего лишь один человек. Один из тысяч! Для станции ничего не изменилось, она просто реагирует слишком эмоционально, поддается стрессу, и все же…

И все же ее не покидало странное чувство, что с этого дня они остались в Секторе Фобос совсем одни.

Рино не нравилось то, что произошло. Даже при том, что он был далек от симпатии, которую некоторые почему-то испытывали к Гюрзе. Насколько это вообще адекватно – восхищаться серийным убийцей? Да еще и таким, который даже не собирался раскаиваться!

Он, видите ли, умный, талантливый и вообще полезный в быту… Тогда его вполне можно запереть в камеру, а еще лучше – погрузить в кому. Приводить в себя, если от него что-то требуется, а потом возвращать обратно. Все выигрывают.

Но при всей своей неприязни, Рино никогда бы не согласился убить его вот так – исподтишка, трусливо выскочив из-за угла. Чем они тогда лучше? Нет, это было подло, а подлость Рино презирал в любом проявлении. К тому же он признавал, что станция кое-что задолжала Гюрзе, он действительно помог. Поэтому такая унизительная смерть, когда его просто перемололи в помойке – это уже слишком.

Так что Рино был недоволен, однако рыдать и скорбеть он не собирался. Он просто двинулся дальше, сделав мысленную пометку: никогда не доверять кочевникам. Как выяснилось, их слово значит не так уж много.

Времени на размазывание слез по щекам все равно не было, их положение не стало менее опасным, на космос кончина Гюрзы вообще не повлияла. Они по-прежнему путешествовали непонятно где, непередаваемо далеко от первоначального маршрута, а теперь еще и снова приближались к зоне повышенной опасности.

Они знали, что впереди есть жизнь. Теперь им предстояло разобраться, какая именно: порожденная Сектором или оставленная предыдущей экспедицией. Второй вариант был не так уж страшен. Первый грозил очередной порцией проблем, потому что остальные проявления Сектора Фобос никогда не приносили им ничего хорошего.

Пилотируемую разведку Рино собирался провести лично, он просто не мог упустить такую возможность. Показания сканеров и записи камер – это, конечно, хорошо, но это никогда не сравнится с живым взглядом.

Как он и ожидал, адмирал его не поняла, она напомнила:

– Вы теперь руководитель, Бернарди. Ваша задача – делегировать подобные миссии и сохранять свою жизнь.

– При всем уважении, адмирал, я уж лучше руководителем быть перестану! – заявил Рино.

Он никогда не испытывал священного трепета перед начальством, и это знатно тормозило его карьеру. Рино все понимал, а менять ничего не собирался, потому что его по-настоящему привлекали совсем не карьерные высоты. Другое дело, что Елену Согард он уважал и с ней общался куда спокойней, чем со своими предыдущими руководителями. Он спорил, только если это было совершенно необходимо. Адмирал, кажется, все поняла и настаивать не стала.

А может, просто вспомнила, что он не просил роль руководителя, его чуть ли не уговорили возглавить отдел. Рино согласился сделать это на время, но его «временное» руководство затягивалось, и не похоже, чтобы кто-то искал ему замену.

Он терпел это, когда мог, но только не сегодня, потому что там, впереди, за пусть и зыбкой, но еще не подводившей их безопасностью станции ожидало нечто невероятное…

Солнечная система, до которой они добрались, обзавелась лишь одной планетой – но какой! Это был самый грандиозный газовый гигант из всех, которых доводилось видеть Рино, а разведчика его уровня удивить не так просто. Планета отличалась настолько огромным размером и непередаваемой, почти мистической яростью, что с легкостью затмевала собственную скромную звезду. На гиганте, застывшем впереди, ни одна камера не могла различить даже точки покоя. Там рокотали такие грозы, по сравнению с которыми самые масштабные шторма Юпитера показались бы легким ветерком.

При этом Рино не брался даже предположить, что ждет их в составе атмосферы. Планета уже при первичном наблюдении слишком сильно отличалась от известных им газовых гигантов. Она будто пульсировала волнами расплавленного металла, по ней то и дело пролетали вспышки сияния невообразимых цветов. Это пускай ученые разбираются, что скрыто внутри громады, которая в космосе казалась драгоценным камнем – не алмазом каким-нибудь, даже не благородным опалом, а чем-то средним, постоянно переливающимся, будто меняющим облик.

– Ты ее видишь? – не выдержал Рино. – Слушай, я не романтик, но… Это нечто особенное!

– Должно же и в Секторе Фобос быть что-то прекрасное! – отозвались наушники голосом Миры.

На особо опасные миссии вроде этой не было смысла отправлять группу пилотов, слишком рискованно, слишком мало людей на станции для таких экспериментов. Первый вызов принимали дроны, но они в этом случае вернулись невредимыми, поэтому Рино на правах начальника сам себе выдал позволение на полет.

Он выбрал привычный «Ястреб», идеально подходящий для таких миссий. Он все равно был не совсем один: его сопровождала череда дронов-разведчиков, собиравших материалы для ученых. Но они не считаются, потому что просто не способны распознать красоту космоса, да и не поговоришь с ними.

Так что из собеседников у него оставалась только Мира. Именно она следила за техническими показателями полета, а заодно и меняла настройки дронов, если требовалось.

Ее на это задание назначила лично адмирал, и Рино считал выбор более чем удачным. Во-первых, Мира поумнее своих подчиненных будет – да и начальства тоже, от Личека обычно мало толку, он мастер только в продавливании кресла задницей. А во-вторых, Мира просто ему нравилась.

Может, и хорошо, что ее избавили от общества этого психа? Сначала Рино еще пытался вразумить ее, потом понял, что не получится, и просто махнул рукой. Мира отказывалась признавать, что Гюрза на нее влияет, да еще и не лучшим образом, со временем становилось только хуже. Но теперь его нет, и должно стать легче… Рино пока не понимал, как именно это произойдет, как проявится, да и не до того ему сейчас было.

Однако оказалось, что Гюрза не отпустил ее даже после своей смерти…

– Как думаешь, каким образом они его нашли? – задумчиво спросила Мира.

Рино, не ожидавший такого поворота, все еще завороженный космосом, растерялся:

– Что?..

– Как кочевники поняли, под каким именно обликом скрывается Гюрза? Они сказали, что случайно обнаружили его маскировку, приняли это за знак подготовки к диверсии и сразу же напали.

– Может, так и было! – раздраженно отозвался пилот. Обсуждать психа, да еще и мертвого, ему сейчас хотелось меньше всего.

– Нет, это отговорка, чтобы их преступление не выглядело слишком очевидным… Они знали, что он скрывается под маской, они все идеально спланировали! Но почему они напали на него именно сейчас?

– Мира, какая, на хрен, разница? Я сейчас скину тебе изображение с камеры объемной съемки, ты только посмотри на это!

Он наконец подобрался к планете на максимально возможное расстояние – и планета закрыла от него весь мир. Рино казалось, что он смотрит на бесконечное, невозможное поле расплавленного металла. Тут и золото, и серебро, и молочный отблеск платины, все движется, сменяет друг друга, то и дело отсвечивает радугой, быстро, с блеском, как глянцевый бок мыльного пузыря. Такая обманчивая красота цветочного поля… Но система уже предупреждает: если подлететь ближе, обратно можно не вернуться.

Величие газового гиганта наконец проняло и Миру, она перестала болтать о покойном психе, затихла. Может, фиксировала показания от дронов, а может, просто смотрела… Бесконечность жидкого огня куда прекрасней, чем можно представить.

Рино не брался сказать, сияет планета самостоятельно или отражает свет звезды… Скорее, первое, звезда осталась на другой стороне. Там, внизу, происходит нечто невероятное – и несомненно смертоносное. А значит, их сюда привело не это.

– Как думаешь, там может быть жизнь? – на всякий случай уточнил Рино, хотя прекрасно знал ответ.

– Будем надеяться, что нет. Жизнь, способная выдержать такие условия, с нами вряд ли поладит.

– Может, она просто слишком сильно отличается от всего, что мы знаем?

– Если бы она настолько отличалась от того, что мы знаем, наши сканеры не сумели бы ее засечь, – рассудила Мира. – Нет, если что и искать, то только на лунах.

Луны были еще одним чудом и сокровищем этой солнечной системы. Насколько было известно Рино, даже роботы пока не смогли определить их точное количество. Да и не мудрено, дело было не только в том, что они находились на разных орбитах и разных сторонах гигантской планеты. Они еще и серьезно отличались по размеру, а главное, их окружало внушительное количество астероидов, к счастью, неподвижных.

Рино предполагал, что появились они тут не просто так. Скорее всего, когда-то очень давно, в период формирования системы, лун было куда больше – а может, и планет? Но они оказывались на пересекающихся орбитах, сталкивались, разрушали друг друга. Те, что уцелели, навсегда утратили право на самостоятельное существование, оказавшись в вечном захвате у гиганта.

Но это вовсе не исключало, что на них возможна жизнь. Да, в большинстве своем луны были каменистыми и безжизненными, мало чем отличающимися от астероидов. Но Рино даже издалека видел спутники, не уступающие размером Луне Земли – а иногда заметно превосходящие ее. И эти уже пустыми булыжниками не смотрелись!

До них еще предстояло добраться, причем добраться осторожно. Здесь не было такого активного движения астероидов, как возле «Слепого Прометея», но Рино все равно не спешил. От Сектора Фобос можно ожидать чего угодно, поэтому он внимательно присматривался к окружающим его громадам, пытаясь понять, есть ли среди них аномальные.

– Что по маршруту? – поинтересовалась Мира.

– Станцию мы точно близко не подведем, слишком опасно.

– А корабль сопровождения?

– Получит в бок астероидом и утонет в металле – красиво, но бесславно, – заключил Рино.

– Это не металл.

– А смотреться будет как гибель робота из того старого фильма… А, не важно. Короче, наши корабли слишком велики. В принципе, у них хорошая защита, возможно, они выдержат, пройдут тут по принципу земного ледокола… Но – зачем?

– Тоже верно, адмирал, насколько я поняла, пока не решила, будем ли вы вообще исследовать эту зону.

– Тем более! А даже если будем, начинать следует на «Белуге», она тут как раз нормально пролетит.

Рино уже видел, что самые крупные луны обладают собственной атмосферой и сложным рельефом. И это он еще не все рассмотрел! Но и эти прекрасны… Новая россыпь драгоценных камней среди тех углей, которыми смотрятся рядом с ними астероиды. Есть облака, точно есть… Вон та луна сверкает бело-серым, это лед, без вариантов! А дальше, кажется, вода и как будто что-то зеленое… Рино не знал наверняка, боялся, что воображение играет с ним злую шутку. Но ведь какие перспективы! Если есть зелень – есть сложные формы жизни, перед ними раскрывается полноценный новый мир.

С другой стороны, это новый мир в Секторе Фобос… Рино подозревал, что луны и планеты тут вполне способны оказаться не менее непредсказуемыми, чем космическое пространство.

– Ты уже знаешь, как решили назвать планету? – полюбопытствовал он. В любой другой ситуации Рино воспользовался бы формулировкой «эту огромную дуру», но только не сейчас, пульсирующий сиянием газовый гигант умел внушать уважение.

– Как и положено.

– Ой, да ладно…

Рино прекрасно знал, как положено: любой новой планете присваивался буквенно-цифровой номер. Причем начало выдавалось каждой экспедиции, чтобы подтвердить право на открытие, а дальше шли зашифрованные даты, обстоятельства, оценка типа… И получалась унылая вязь на пару строк, которую только компьютер запомнить и мог.

– Надо нормально назвать, потому что я не могу каждый раз предупреждать о полете на какую-нибудь «фыва–548–32-оппа» – и далее по списку, – заметил Рино.

– Шекспир, – задумчиво произнесла Мира.

– Чего? Какой еще Шекспир?

– А ты двух знаешь?

– Почему мы назовем громыхающий космический комок Шекспиром? – поразился Рино. – Не моя первая ассоциация!

– Потому что я все утро думаю про Шекспира, вот подсознание и подкинуло вариант.

– Какая-то логика прослеживается, а потом обрывается… Ну и почему ты думаешь про Шекспира?

– Потому что так я когда-то нашла Гюрзу, – пояснила Мира. – Когда я узнала, что он на станции, я сразу предположила, что он использует другой образ, другое имя. Я начала изучать имена людей из моего отдела – и наткнулась на Тоби Калибана. Понимаешь?

– Нет.

– «Тоби» и «Калибан» – имена персонажей Шекспира, – пояснила она. – А Калибан еще и горбун. Причем это не имя, а фамилия, так что и злых родителей в иронии не обвинишь!

– Он мог взять псевдоним.

– Очень вряд ли. Гюрза… Его порой подводила самоуверенность. Он решил поиронизировать с новым именем, оставить все на виду. Но это сработало бы лишь в том случае, если бы никто, кроме него, не был знаком с работами Шекспира достаточно близко, чтобы это заметить. Я могла ошибиться, решила проверить – и оказалась права.

И снова в их общение встрял Гюрза – даже после смерти с ним какие-то проблемы!

– Мы не будем называть планету Шекспир! – отрезал Рино.

Мира не обиделась:

– Ну и ладно. Тогда у меня нет вариантов.

У Рино вариантов тоже не было, а главное, не было настроения эти варианты искать. Чтобы успокоиться, он двинулся к более крупным лунам, тем, что определенно обладали собственной атмосферой. Он не мог толком разглядеть их поверхность из-за дымки облаков… Но ведь облака – это уже много! Та самая жизнь, которую давно перехватили сканеры, должна быть там, без вариантов.

Рино хотелось увидеть больше, но ограничения существовали и для него. На «Ястребе», который он привычно использовал для разведки, лучше не опускаться слишком низко, особенно на территории, которая способна таить в себе что угодно. Да и лететь на другую сторону планеты слишком опасно, неизвестно, как поведет себя связь. По большому счету, он сделал достаточно, даже больше, чем предполагала его миссия. Теперь Рино предстояло вернуться на станцию, доложить обо всем руководству и ждать, какое решение будет принято. Возможно, они вообще двинутся дальше, не исследуя эти луны… А смысл? Как будто у них есть пункт назначения!

Он ждал подвоха до последнего, помнил, что в Секторе Фобос расслабляться нельзя. Но космос, похоже, решил понаблюдать за ними – или помучить ожиданием беды. В любом случае, при возвращении проблем не было, астероиды не сомкнулись перед ним стеной, на него не обрушилось непонятное излучение. В ангар Рино скользнул идеально, как по учебнику.

Система «Ястреба» провела обновление по данным станции, подтвердила, что проблем нет ни внутри, ни снаружи. Фильтры выпустили облако дезинфицирующего пара, стандартный протокол безопасности для пилотируемого корабля и дронов. Лишь после этого отключилась блокировка, и Рино смог выбраться в ангар.

Настроение у него снова было отличное, он по жизни предпочитал не цепляться изо всех сил за гнев. Даже если Гюрза уже успел сбить Миру с толку, это не важно, потому что он мертв, скоро она придет в себя. Миссия прошла успешно. Сектор Фобос наконец-то показал что-то красивое. Чего расстраиваться?

Рино верил в это до последнего, он даже насвистывал, покидая корабль. Ну а потом он оказался в ангаре – и увидел кровь.

Очень много крови, перемежающейся с плотными комками, присматриваться к которым не хотелось. Свежая, но при этом запекшаяся, не от времени, а от жара, недавно царившего в ангаре. Расположенная багровой полосой строго по линии стыковочного механизма.

Рино знал, что произошло, понял мгновенно. Верить не хотел – а все равно знал, потому что не было других вариантов.

Вопреки всем правилам безопасности и здравому смыслу, в стыковочном механизме прямо перед прилетом корабля находился человек. И Рино, получается, его убил…

Когда произошла очередная трагедия, Елена не почувствовала ничего даже отдаленно похожего на удивление. Беда здесь стала нормой. Нельзя сказать, что адмиралу было все равно, но она больше не тратила время на попытку понять, как же такое возможно.

Просто они в Секторе Фобос, этого достаточно.

Сейчас она смотрела на то, что осталось от женщины. Фрагменты тела пришлось собрать в специальный сосуд, большая часть не подходила даже для генетического анализа – такое бывает, если человек оказывается на пути космического корабля, пусть и предельно малого, такого, как «Ястреб». И все же из-за того, что тело изначально было крупным и целым, да еще потому, что Бернарди провел посадку идеально, без лишних движений, без ненужного повышения температуры, образец, пригодный для генетического анализа, все-таки удалось получить. Но даже если бы нет – они бы узнали имя методом исключения, посторонних на станции быть не может.

Погибшей оказалась Ме́редит Финн, тридцать четыре года, медсестра. Елена направилась бы в медицинский корпус в любом случае, узнать, что удалось выяснить врачам. Теперь же появилась еще одна причина податься туда: они знали жертву и при жизни.

Изучением останков занимался лично Петер Луйе. Это уже нельзя было назвать вскрытием, потому что нечего там вскрывать. Врачи помоложе просто терялись перед видом того кровавого месива, которое им полагалось исследовать. Но Петер за свою долгую карьеру повидал всякого, он научился полагаться на оборудование, раз уж базовые знания стали бесполезны.

– Удалось установить точную причину смерти? – спросила Елена.

Петер бросил на нее сердитый взгляд:

– Она – фарш!

– Это ваше профессиональное заключение?

– Какое тут может быть профессиональное заключение? Я работаю с ошметками, провожу экспертизу по ресницам с правого века, это ненормально! Поэтому сразу оговорюсь: все мои выводы не могут быть точными. Я буду упоминать скорее то, что считаю наиболее вероятным.

– Принято, – кивнула Елена. – Прошу, продолжайте.

Она давно уже научилась общаться с Петером. Отвратительное настроение было его состоянием по умолчанию. Порой казалось, что он живет лишь для того, чтобы портить жизнь другим, он изо всех сил старался втянуть собеседника в ссору. Но если не получалось, Петер довольно быстро успокаивался и начинал говорить по делу.

– Она была абсолютно трезва на момент смерти – мы не нашли ни намека на алкоголь, не говоря уже о чем покрепче. Так что отравление как метод убийства мы исключаем. А все остальное оставляем: ее могли задушить, могли пробить ей череп, а могли оставить живой у основания борозды, при любом из этих раскладов она пришла бы в то состояние, в котором мы ее обнаружили.

– Понимаю. Вы были с ней знакомы?

Петер окинул останки долгим взглядом и сместил экран, скрывающий их.

– Я знал ее, но мы не общались. Пару раз она выполняла мои поручения, на этом все.

– Она была с кем-нибудь близка в медицинском отделе?

– Без понятия. Со мной точно нет.

Вряд ли он врал, его слова вполне сочетались с тем, что Елене уже удалось выяснить про погибшую. Мередит согласилась на участие в миссии добровольно, но при этом нельзя сказать, что она наслаждалась временем, проведенным на станции. Возможно, всему виной испытания, которые свалились на них всех в первые же дни миссии. Но разве это так уж неожиданно при путешествии в зону аномалий?

Елена не стала настаивать на продолжении разговора, это было бессмысленно. Ей уже сообщили, что погибшая пользовалась услугами Иды Толладо́ттир – главного психолога станции. Именно с Идой следовало говорить о том, могла Мередит совершить такое или нет.

По пути в отдел психологии Елена размышляла не о погибшей, а об обстоятельствах случившегося. При использовании ангаров существуют протоколы безопасности. Туда нельзя явиться просто так независимо от того, где в этот момент находятся челноки. Кто-то из инженерного отдела или пилотов еще мог бы обойти ограничения, но медсестра? Откуда у нее такие знания?

Да и потом, они пытались по камерам отследить, где Мередит была перед смертью, как попала в ангар – и у них ничего не получалось. Они только выяснили, что ее смена давно закончилась, в свое свободное время она направилась в рекреационную зону. А там камеры установлены не везде, порой случаются перебои в их работе. Но ведь из квартала развлечений до ангаров путь неблизкий! Ни одна камера не показывала, как Мередит преодолела это расстояние.

Елена могла подобрать всего два объяснения: либо медсестра двигалась по техническим тоннелям, либо изменила настройки так, что камеры получили старую закольцованную запись. И снова тот же вопрос: могла ли Мередит сделать это сама, не слишком ли сложно? Но если не сама… Проблем становится куда больше.

Елена заставила себя не спешить с выводами, такие глобальные задачи лучше решать постепенно.

В кабинете главного психолога было на удивление хорошо. Ида получила просторный светлый зал с обилием окон и белыми стенами. Тут уже не так важно, что окна – это на самом деле имитация, голубое небо Земли за ними выглядит вполне убедительно. В воздухе витал легкий аромат свежести, похоже, запах полевых цветов или свежескошенной травы, что-то далекое и забытое, возможно, утерянное навсегда – но не здесь, не на этом островке безопасности. Слышался близкий плеск воды: в углу кабинета располагался пруд с искристым маленьким водопадом. У стены стояли большие горшки с разноцветными орхидеями, белыми, голубыми и фиолетовыми.

Мебель в кабинете тоже была белой, но другого оттенка – не снежная, как стены, а молочная, чтобы все вокруг не сливалось в слепящую пелену. Ида изначально сидела за столом, но, когда пришла Елена, покинула свое место, и обе они устроились в глубоких мягких креслах возле пруда.

Ида не выглядела раздавленной горем, но и безразличной она тоже не казалась. Да и следовало ли ожидать иного от профессионала ее уровня? Насколько было известно Елене, в родной Исландии Ида когда-то установила рекорд, став самым юным профессором за всю историю страны. С тех пор она никогда не сходила с пути, получила все возможные награды, пожалуй, добилась всего, что можно, на Земле… Может, потому она и полетела в Сектор Фобос? Если так, астрофобия стала для нее настоящим подарком, как бы кощунственно это ни звучало… Но Елену ее личные цели не касались.

– Вы знаете, о ком я пришла поговорить, не так ли?

– Знаю, – кивнула Ида. – Это было предсказуемо. В иных обстоятельствах я собрала бы больше данных о погибшей, чтобы точнее оценить ее поведение, но сейчас это не требуется. Мередит была моей пациенткой, а у меня их мало, вспомнить несложно.

– Означает ли это, что вы начнете ссылаться на врачебную тайну?

– А разве в этом есть хоть какой-то смысл? – сдержанно улыбнулась психолог. – За вами остается право потребовать у меня ответы в принудительном порядке.

– Не хотелось бы.

– Я понимаю и не буду ставить вас в такое положение. Да и потом… Мередит всегда была одна. Думаю, она была бы не против, если бы кто-то узнал ее историю. Она записалась на миссию «Виа Феррата», потому что отчаянно нуждалась в новой жизни.

Ида не скрывала, что определенные проблемы с психикой у ее ныне покойной пациентки были чуть ли не с детства. Мередит отчаянно не нравилось то, что она видела в зеркале. Ей еще не слишком любящие родители внушили, что она чудовищно некрасива. Эта мысль закрепилась, прижилась и долгие годы жалила ее, как ядовитое насекомое, которое нельзя стряхнуть, потому что оно уже пробралось под кожу. Мередит невозможно было доказать, что у нее нет никаких проблем с внешностью, что красота – понятие относительное. А когда годы сделали из девочки очень рослую и очень крупную женщину, проблемы Мередит лишь усугубились.

Она решилась на пластическую операцию, когда накопила достаточно денег, но ей не повезло и в этом – она плохо переносила большинство медицинских препаратов. Мередит дошла до такой степени отчаяния, что готова была рискнуть жизнью ради красоты. Зато врачи не хотели рисковать свободой, и повторная операция так и не состоялась.

Кого-то неудачи такого рода заставляют пересмотреть свои взгляды на жизнь, обрести новые ценности и найти другой путь к счастью. Но Мередит замкнулась, озлобилась, и внешность, которой она стеснялась, дополнилась еще и очень тяжелым, нелюдимым характером. К тридцать четвертому дню рождения она подошла без семьи, без друзей и надежд на светлое будущее.

– И такого человека приняли на миссию? – не выдержала Елена. – Насколько я помню, найм сотрудников с психическими расстройствами был под запретом.

– Я возглавляла комиссию, проводившую оценку, – напомнила Ида. – С Мередит я тоже общалась до полета. Она прошла лечение – и не раз. Некоторые расстройства считались допустимыми, не несущими угрозы пациенту и его окружению. Ну а главное, она была очень умна, всегда. Вы не хуже меня знаете, что под нашими дверями не стояла очередь профессионалов, адмирал. Особенно медицинского профиля. У меня с самого начала было четкое распоряжение высшего руководства: если человек оказывается на грани наших требований, его следует принять на борт. А Мередит была даже не на грани.

Ида действительно не испытывала особых сомнений, когда дала добро на подписание контракта с медсестрой, это чувствовалось до сих пор. Она видела, что Мередит отправляется на миссию не ради денег, однако это не так важно, выполнять свои обязанности она будет.

Только вот полет пошел не так, как ожидала медсестра. Она-то думала, что в замкнутом пространстве да при ограниченном населении она быстро найдет кого-то, с кем сможет поладить. Но первые дни показали, что эта маленькая модель общества не так уж отличается от общества настоящего. Мередит по-прежнему не умела общаться с людьми, ну а они среди многотысячного населения, да еще и дополненного роботами, могли найти вариант подружелюбней, чем она.

– Знаете, это угнетало ее куда больше, чем все трагедии, произошедшие на борту, – вздохнула Ида. – В целом, Мередит отличалась спокойным характером и высокой стрессоустойчивостью, но только если не касаться болезненных для нее тем, которые так или иначе сводились к ее одиночеству.

– Как вы считаете, могла ли она покончить с собой?

– Очень вряд ли, хотя это допустимо. С одной стороны, она контролировала себя неплохо. Прошло не так уж много времени с начала полета, она не успела отчаяться. Да, у нее были признаки депрессии, но она вовремя их распознала и начала ходить ко мне на сеансы.

– Но есть ведь и другая сторона, не так ли?

– Увы. Мередит дошла до фазы агрессивного и отчаянного поиска. В первое время она просто ждала, когда люди сами будут подходить к ней знакомиться. Сейчас она готова была действовать, что само по себе хорошо, но… Был шанс, что она сделает это неумело и получит отказ вместо столь необходимого ей согласия. Если бы все это происходило на Земле, я бы утверждала, что Мередит не решилась бы на отчаянные меры. Но здесь, в Секторе Фобос… Мы до сих пор не понимаем природу астрофобии. Возможно, это не единственный фактор, способный повлиять на человеческую психику. Если вам нужно мое профессиональное мнение, вот оно: Мередит могла оказаться в том ангаре по доброй воле. Могла даже не планировать ничего плохого, просто ждать возможности пообщаться с кем-то из пилотов. Но это также могло быть убийство. Смею предположить, что наша полиция должна определить, какой именно сценарий стал верным в ее случае.

Елена тоже не отказалась бы, чтобы полиция сама со всем разобралась. Особенно после того, что произошло с Гюрзой… Она видела, что его смерть перессорила Барреттов с окружающими, да и внутри семьи определенно наметился разлад. Быстрое расследование пошло бы на пользу всем, только вряд ли оно возможно.

Судя по показаниям психолога, Мередит Финн была достаточно умна, чтобы добраться до ангара, отключив камеры. Ей вроде как незачем это делать, и все равно это более вероятный вариант, чем убийство. Кому понадобилось бы убивать ее? Да еще таким способом…

Она хотела обсудить это с Отто Барреттом, но позже. Официально она давала ему больше времени на расследование, а на самом деле оставляла за собой право отсрочить встречу, которая ни при каком раскладе не будет приятной.

Только вот Барретт отнесся ко всему иначе. Когда Елена добралась до своих апартаментов, он уже ждал ее там.

– Вы с новостями? – поинтересовалась она, приглашая его внутрь. Они с Отто не ладили, но бояться его Елена даже не собиралась.

– В некотором смысле. Пока все указывает на то, что она все-таки сделала это сама. Камеры были взломаны довольно неумело, мы обнаружили бы это через какое-то время, но она погибла раньше. У Бернарди не было ни единого шанса ее увидеть, я уже сказал, что ему не будут предъявлять обвинения. Вероятнее всего, ее смерть признают несчастным случаем.

– Предпочитаете нейтральный вариант?

– Не вижу оснований для иного.

– Хорошо, – кивнула Елена. – Но такое вы просто указали бы в отчете, не было смысла приходить сюда и сообщать мне лично. Почему вы здесь на самом деле?

– Потому что это может быть несчастный случай – а может быть имитация несчастного случая.

– С чьей же стороны?

– Вы знаете, с чьей.

– Знала, – уточнила она. – А теперь мы оба знаем, что этого человека нет в живых. Напомнить вам, чьей милостью?

– Меня память не подводит, но я подумал вот о чем… Этот человек уже не раз нас удивлял. Возможно, он и теперь сумел выжить?

– И убил медсестру, которая не имела к нападению на него никакого отношения?

– Если он жив, его месть не будет прямолинейна, – покачал головой Отто. – Куда более вероятно, что он попытается устроить хаос, показать некомпетентность полиции…

– Даже если мы начнем перечислять все фантастические варианты, этот вряд ли будет наиболее вероятным.

– Да, и все равно я считаю, что его нужно исключить.

– Каким образом?

– Через Миру Волкатию, – пояснил полицейский. – Даже если Гюрза выжил, он тяжело ранен, в этом сомнений нет.

– И вы все равно предполагаете, что он в состоянии отомстить?

– Разве так сложно ему, даже ослабленному, убить одинокую медсестру? Возможно, это была не месть, а попытка манипулировать нами, заставить все силы бросить на это расследование и упустить нечто большее. К тому же, то, что погибшая была медсестрой, тоже может оказаться важным. Что, если Гюрза заставил ее вылечить его, а потом убил как ненужную свидетельницу?

– Вы погружаетесь все глубже в пучину теории заговора.

– Тем не менее, я настаиваю на том, чтобы вы поговорили с Мирой.

– Почему вы не хотите сделать это сами?

– Потому что добровольно она говорить со мной не будет, а мои методы допроса не понравятся ни ей, ни вам. Не поймите меня неправильно, я не считаю выживание Гюрзы таким уж вероятным, поэтому ни на чем не буду настаивать. И все же я полагаю, что беседа с Волкатией – допустимая подстраховка.

Он ушел, не требуя никакого ответа, всем своим видом показывая, что оставляет решение за ней. Но Отто умен, он наверняка просчитал, что она последует его совету.

Впрочем, не по той причине, о которой он говорил. Елена оценивала Гюрзу вполне здраво, она понимала, что он талантлив, но не всемогущ. После его смерти она несколько раз просмотрела запись нападения, она убедилась, что при таком раскладе выжить нельзя. Он сумел бы спастись, только если бы его костюм был пуст и управлялся дистанционно. Однако на записи четко видно фрагменты тела внутри, да и кровь на полу была настоящей. Идеальным вариантом стал бы генетический анализ, но Гюрза уничтожил все образцы собственных тканей – и те, что были переданы судом, и те, что они собрали уже во время путешествия в Сектор Фобос.

Так что Елена собиралась поговорить с Мирой не потому, что допускала, будто серийный убийца все еще жив и мстит Барреттам, истребляя медсестер. Просто это нужно было сделать, есть поступки, которые воспринимаются как правильные не разумом, а сердцем.

Она вызвала Миру к себе, им следовало поговорить в спокойных условиях. Елена не сомневалась, что кочевники неотступно следят за девушкой, надеясь через нее выйти на Гюрзу. Но это маловероятно – если только они не верят в призраков. В любом случае, их не должно удивить то, что Елена позвала к себе Миру сразу после ухода их отца, вряд ли Отто скрывал от них, что ему нужно.

Мира не заставила себя долго ждать. Она не выглядела ни уставшей, ни измученной. Вряд ли это означало, что она отмахнулась от смерти Гюрзы и двинулась дальше. Эти двое не были так близки, как утверждала молва, но невозможно пройти вместе так много и не стать друзьями. Поэтому Мира наверняка еще скорбит – и имеет на это полное право, но она достаточно сильна, чтобы не позволить скорби помешать ей выполнять свою работу.

Она вытянулась перед Еленой, как и полагается подчиненной, однако у адмирала не было никакого настроения проводить официальный допрос. Елена жестом велела гостье занять одно из кресел, а сама, ни о чем не спрашивая, запустила кофемашину на две порции.

– Вы знаете, почему я вас пригласила? – спросила Елена, не оборачиваясь.

– Нет. Но допускаю, что это как-то связано с тем, что мне раз в полчаса попадается какой-нибудь Барретт, который смотрит на меня, не моргая. Бруция еще и шипит.

– Досадно – я говорила Отто, что от таких привычек детей нужно избавлять.

– Бессмысленно, там из адекватных разве что Сатурио, и вряд ли это изменится, – вздохнула Мира. – Так зачем же я здесь на самом деле?

– Скажите, вы верите в то, что Павел действительно мертв?

– Да.

Ни секунды на паузу, голос звучит твердо – но при этом не похоже, что она ответила поспешно. Любопытно.

– Даже так?

– Прошло достаточно времени, – пояснила Мира. – Я не поверила сразу… Но мне пришлось.

– Как вы это проверили?

– Для начала я спустилась в шахту, в которой все произошло, и нашла… элементы плоти. На дне сохранились обгоревшие остатки костюма, но в них только пепел… Потом я обошла все его убежища, известные мне, но там нет никаких указаний на него. Я много думала о том, что случилось… Это действительно могло его убить. Гюрза умел предугадывать чужую стратегию, а в том, что произошло, не было даже намека на здравый смысл. Нельзя ведь предугадать безумие, правда?

– Согласна.

Елена вернулась к столу, за которым устроилась Мира, одну чашку кофе поставила перед ней, другую – перед собой. Гостья не спешила принимать напиток, она смотрела на адмирала с нескрываемым сомнением.

– Вы согласны – и все? На этом допрос закончен?

– Допроса и не было. Но, я полагаю, вы не откажетесь поговорить о нем.

Мира отвела взгляд. Вот теперь она кофе все-таки схватила, сжала чашку обеими руками и нервно кивнула.

– Да, я… Я была бы благодарна. Хотя, пожалуй, мне полагается выговор…

– За что?

– За то, что я испытываю жалость к преступнику, который по всем законам был приговорен к смертной казни, произошло то, что и должно было! Мне грустно и стыдно одновременно…

– Не стоит стыдиться. Смерть обнуляет счет, дальше суд не за нами.

Елена допускала, что этот разговор следовало провести психологу, а не ей. Но Ида сейчас могла предложить профессиональную помощь, а Елена – правду. Несложно было догадаться, что именно выберет Мира.

– Вы ведь читали его дело? – уточнила Елена.

– Официальную версию.

– Я могу дать вам чуть больше.

На этот раз Мира, пусть и идеально владевшая собой, не сдержалась, выдала свое удивление:

– Вы были связаны с делом Гюрзы?!

– Нет. Я была связана с делом Павла.

Борьба с пиратами и террористами стала значительной частью ее военной карьеры, Елена никогда не скрывала этого. А еще – причиной главной трагедии ее жизни… Но сейчас оборачиваться на худшую часть собственного прошлого не было смысла, она перенеслась куда дальше, в те дни, когда ее семья была жива, и ей казалось, что так будет всегда. Именно поэтому Елена проводила почти все время вдали от дома, вычищая пути от пиратских кораблей.

– Их главной целью традиционно становились торговые суда, – пояснила она. – Или элитные пассажирские транспорты, из которых похищали заложников и освобождали только за грандиозный выкуп. Но в какой-то момент пришло сообщение о том, что участились нападения на корабли среднего уровня и эконом-класса. Это заметили не сразу, сначала исчезновения транспорта и людей приписывали несчастным случаям. Но потом появилось больше данных, и стало ясно, что охоту устроил далеко не космос.

– Зачем? – поразилась Мира. – Какая выгода? Я понимаю, что такие корабли плохо охраняются по сравнению с элитными…

– Это не имеет большого значения. Любое нападение требует грандиозных ресурсов, которые должны окупиться, как бы цинично это ни звучало.

– Вот, и я о том… Но что можно было получить из этих кораблей?

– Людей, – тихо пояснила Елена. – Нам удалось установить единую схему: на корабль нападали, взрослых или убивали, или похищали, детей… Детей похищали всегда.

В то время предлагались разные теории, и все они казались сомнительными. Грабеж? Невелика выгода. Убийство ради убийства? Но садисты редко обладают достаточным умом и богатством, чтобы организовать нечто подобное. Работорговля? Она никогда не была нужна в таких масштабах – и не объясняла, почему убивают взрослых и забирают в основном детей.

Расследование затянулось на несколько лет. Журналисты подначивали общественность, намекая, что власти ничего не делают. Но правда заключалась в том, что работа не прекращалась, просто вести расследование в космосе – отдельный вызов. А позже выяснилось, что кое-кто еще и активно мешал, замедлял процесс… там много что выяснилось.

Но им все-таки удалось найти объект, на который увозили похищенных людей – в основном детей, порой немногочисленных взрослых. Туда послали несколько кораблей, в том числе и корабль Елены. Она никогда не была впечатлительной, сентиментальные барышни не строят военную карьеру. Однако то, что она увидела, осталось с ней навсегда – как один из самых страшных шрамов в ее душе.

– И что это было? – спросила Мира, глядя только на свое отражение на черной поверхности кофе. – Что это, ритуал, какое-то извращение?

– Все сразу – но как бонус. Основной целью были деньги, они чаще всего решают всё и всё перевешивают… даже человечность. В момент нападения на корабли взрослых убивали сразу. Некоторых оставляли в живых чуть дольше – для предсказуемых забав. Думаю, вы и без меня знаете, что развлекает пиратов.

– А что было с теми, кого увозили?

– В Земной Федерации уже много лет запрещены испытания на людях, – напомнила Елена. – Исключения делаются редко и всегда требуют добровольного согласия. Но есть препараты и технологии, на испытание которых не согласится даже человек в отчаянии, потому что это чаще всего верная смерть, причем смерть мучительная. Первые эксперименты требуются для отладки, определения правильного объема и соотношения препаратов или мощности оборудования… Поэтому то, что рано или поздно начнет лечить, сначала неизбежно будет калечить.

– И что… Что именно испытывали на том объекте?

– Многое. Средства для растворения костей. Скальпели. Препараты для химических операций. Но объединяло их одно: повышенный риск, которого влиятельные клиенты хотели бы избежать. Именно поэтому отладка шла на тех, у кого не было права голоса.

– На детях… – шокированно произнесла Мира. – Но почему именно детях? Там были препараты для лечения детей?

– В том числе – но в меньшей степени. Именно детей брали в плен по куда более простой причине: их проще было контролировать, проще держать в плену, меньше риск, что они окажут сопротивление.

Елена понятия не имела, сколько людей погибло в том научном комплексе. Она могла бы узнать точную цифру из материалов дела, она просто не хотела. С этим предстояло разбираться следователям, ее же куда больше волновали те, кого еще можно было спасти.

В списке имен был и Павел Беломестин. Ничем не примечательный мальчик, один из многих. Несчастный ребенок, лишенный части костей. Елена не была уверена, что лично видела его в ту пору, она не представляла, что однажды он будет иметь значение. Она помогла доставить детей в больницу и все свое внимание сосредоточила на суде, ей хотелось узнать, кто стоит за этим – и как накажут этих людей.

Елена, как и многие другие, прекрасно понимала, что пираты – это лишь верхушка айсберга. Они нападают, они грабят, убивают… но они не ведут бизнес. Поэтому следовало дотянуться до людей, получивших максимальную выгоду от случившегося, и добиться для них справедливого наказания.

– Я думала, что это будет просто, – горько усмехнулась Елена. – Я тогда еще была в возрасте, когда наивность простительна.

– А это было сложно?

– Этого не было вообще.

– Что?.. Как? – растерялась Мира. – Собственников компании найти не так уж трудно!

– Найти – да. Привлечь к ответственности – нет.

Следствию удалось выйти не только на заказчиков похищений, но и на ключевых акционеров компаний, причастных к этому. Были имена, были свидетели, видевшие этих людей на объекте… Были доказательства того, что они не просто знали о происходящем, им ничего не стоило взять любого из похищенных для собственных целей.

Понятно, что для закона знание не равно доказательству, так ведь и доказательств хватало! Поэтому Елена даже не сомневалась: громкие процессы с впечатляющими приговорами последуют один за другим.

Но история вспыхнула – и угасла. Нет, виновных назначили – но в основном рядовых сотрудников, и далеко не все они вообще знали про сделку с пиратами. Пираты же загадочным образом погибли, свидетели замолчали, улики исчезли…

– Как?! – не выдержала Мира. – Простите, что перебиваю, адмирал, но… Как это вообще возможно? Настолько нагло, у всех на виду…

– За очень большой наглостью чаще всего стоят очень большие деньги. Вот и весь секрет.

– И вы просто смирились с этим?..

– Я отправилась на следующее задание, – пояснила Елена. – Которое требовало путешествия очень далеко от Земли. Не думаю, что это совпадение. Они знали, что не заткнут меня, и избавились вот так. Ну а когда я вернулась, история считалась завершенной.

– Пока не появился Гюрза.

– Именно так.

Елена не сразу соотнесла громкие убийства с историей многолетней давности, она вообще не интересовалась криминальными новостями, у нее своих забот хватало. Но загадочный серийный убийца заявлял о себе снова и снова, постепенно превращаясь в легенду. На его дело пришлось обратить внимание, и вот тогда она обнаружила немало знакомых имен.

Для Гюрзы не существовало ограничений, которые когда-то заставляли выть от отчаяния лучших прокуроров. Ему было все равно, кто каких адвокатов может себе позволить, кто лучше всех жонглирует фактами. Он ставил цель – и не останавливался.

Да, это не было быстро, и все же он попросту вырезал тех, кто считал себя неприкасаемыми. У тебя бизнес ценой в целую колонию? Наследники порадуются. Ты губернатор? Следующие выборы случатся пораньше. Лидер секты? Проверим, как выглядит самоназначенное божество изнутри… Надо же, так, как все остальные.

Его невозможно было ни остановить, ни подкупить, ни запугать. Многие говорили потом, что его задержал гениальный следователь, справедливость все же свершилась… Но от Елены не укрылся тот факт, что Гюрзу «случайно поймали» лишь после того, как он убил всех людей, причастных к тем похищениям и экспериментам.

– Зачем вы рассказываете мне это? – спросила Мира.

– Я хочу вам показать, что, при всей чудовищности поступков, Гюрза был скорее созданным, чем прирожденным монстром. Поэтому нет ничего страшного в том, что вы в какой-то миг сочли его своим другом и теперь скорбите о нем. Думаю, вы увидели в нем человека, которым он мог бы стать, если бы корабль, на котором он путешествовал с родителями, много лет назад достиг пункта назначения. При этом я не считаю, что он заслуживает оправдания. Вам ведь известно, как он убил тех людей?

– Да, я… Это было в материалах.

– Не тот поступок, на который способен психически здоровый человек, – покачала головой Елена. – Не говоря уже о том, что он не ограничился людьми, избежавшими в свое время наказания. Если требовалось, он с такой же легкостью убивал членов их семей, телохранителей, прислугу… Всех, кто оказывался рядом. Поэтому я понимаю и то, почему Барретты сочли его такой грандиозной угрозой.

– Они все равно не имели права так поступать!

– Я знаю. Снимать с них ошейники я пока не собираюсь, и меня не покидает ощущение, что их отец в целом не против. Я пригласила вас на эту беседу, чтобы вы лучше поняли Гюрзу – и отпустили его.

– Барретты, вон, не отпустили…

– Да, они считают, что он может быть жив, – подтвердила Елена. – Они даже допускают, что ту несчастную девушку убил он, чтобы отвлечь внимание, отомстить, но…

– Но он мстит не так.

– Верно. Совсем не так. Скажите, Мира… Вы хоть раз позволяли себе плакать?

Гостья смутилась еще больше:

– О нем? Нет, но… Мне показалось, что это будет оскорбительно для его жертв…

– Не думайте о его жертвах, вы их даже не знали. Думайте о себе. Если вам хочется – позвольте себе эти слезы и поставьте точку. Павла больше нет, для него все закончилось, наступил покой, ну а мы… Мы все еще в Секторе Фобос. И скоро нам предстоит узнать, что он для нас приготовил, готовы мы к этому или нет.

Все гетеры хорошо разбирались в людях. Те, у кого не было к такому таланта, отсеивались еще на этапе обучения. В школе понимали: без этого навыка не получится не то что заработать – выжить.

Среди тех, кому все-таки удалось выпуститься, были более склонные к эмпатии и менее. Каллисто относилась к тем, кто легко читал людей, она не допускала ошибок… почти. Один раз все-таки ошиблась, и это привело ее на «Слепой Прометей». Свой урок она получила, поэтому старалась следить за окружением и точно знать, кто находится рядом с ней. Это касалось не только тех, от кого зависела судьба станции – вроде адмирала Согард, кочевников или Гюрзы. Каллисто стремилась запомнить каждого, с кем ее пути пересекались хотя бы раз.

И так уж вышло, что она знала Мередит Финн. Каллисто понимала, что не сможет пообщаться со всеми людьми, населяющими станцию, не сразу так точно, да и смысла нет. Но с медсестрой они познакомились, когда гетера проходила обязательный для чужаков осмотр и карантин. Подругами, конечно, не стали – могли бы, если бы Каллисто захотела, однако ей такие друзья не требовались. И все же они общались достаточно долго, чтобы сейчас гетера не сомневалась: Мередит точно не могла покончить с собой. Ни случайно, ни намеренно.

Да, это было одинокое и по большей части несчастное создание. Многолетние проблемы с самооценкой, неумение ладить с людьми, полное отсутствие обаяния… Но при этом – желание что-то исправить, придававшее ей сил. Мередит действительно рассматривала путешествие на «Виа Феррате» как свежий старт, она не была сломлена, не утратила надежду на лучшее. А если так, какой смысл завершать свой жизненный путь?

Каллисто вроде как не было до этого дела, не ей полагалось вести расследование. Но ее не покидало ощущение, что кочевникам такое попросту не нужно. Они уже сделали выводы, а на Мередит как на человека им плевать. Поэтому, если во всем не разберется Каллисто, история забудется.

И она хотела заняться этим, даже понимая, что подобное желание порождает та самая часть ее сути, которая уже довела ее один раз до беды. В других обстоятельствах Каллисто, может, и заставила бы себя действовать осторожней, но Сектор Фобос все-таки меняет правила игры. Здесь можно умереть, вообще ничего не делая, так к чему тогда осторожность?

Она без труда выяснила, где жила Мередит. Там уже провели обыск, без вариантов, и все же ее вещи пока никто не забирал. Спешки не было: станция изначально отправилась в путь недоукомплектованной, не осталось смысла сражаться за каждую комнату, особенно столь непримечательную.

Мередит принадлежало скромное жилище из двух помещений, лишенное даже имитации окон. Крошечная спальня, в которой только кровать и поместилась, плюс гостиная, там уже побольше и места, и мебели: стол, диван и шкаф. Семье или даже паре пространства определенно бы не хватило, для одинокой женщины – достаточно. Даже тот бардак, который остался тут после обыска, не мог скрыть, что личных вещей у Мередит было совсем мало.

Каллисто не знала, кто именно проводил обыск, но вариантов было не так уж много. Кочевники, конечно… От них она старалась держаться подальше с тех пор, как погиб Гюрза. Каллисто изначально знала о них очень мало: когда она была свободна, они еще не получили такого распространения, и встретила она их только в Секторе Фобос. Ей казалось, что она разобралась в природе этих созданий, поняла, чего от них ожидать – ведь они не так уж сильно отличались от людей!

Но это определенно было наивностью с ее стороны. Те кочевники, которых она успела себе представить, не убили бы Гюрзу. Каллисто пришлось смириться с мыслью, что напасть они могут на кого угодно, в любой момент. Она успокаивала себя тем, что расстояние ее защитит. Это было скорее добровольной иллюзией: в замкнутом пространстве любое расстояние не так уж сложно преодолеть.

Она медленно проходила между грудами хлама на полу, ничего не касалась – смысла не было, Каллисто и так все замечала. Какое печальное зрелище… Не потому, что кочевники все разгромили, а потому, что в комнате Мередит не было Мередит. Она заканчивалась на табличке с именем у двери, ну а дальше начинались предметы, которые могли принадлежать любой другой медсестре. Большая часть одежды – рабочая форма. Остальное – неприметные вещи, похоже, купленные в первом попавшемся магазине прямо перед полетом. Казалось, что Мередит только работала, а потом приходила сюда, замирала и дожидалась, когда же снова можно будет начать работу.

Нет, это сразу ошибка… Она прибыла на станцию, чтобы начать новую жизнь. Она определенно что-то делала для этого, просто не в комнате. И что тогда, указаний все-таки не осталось? Каллисто не собиралась сдаваться, она помнила, что эти апартаменты – единственный уголок, которому предстояло стать для Мередит домом на много лет. Что-то должно было сохраниться, подсказка, намек на то, где она проводила большую часть жизни…

И кое-что было, хотя Каллисто обнаружила это не сразу. Среди мусора, валявшегося на полу, тонкий металлический браслет легко затерялся. Обычно он переливался неоновыми огнями, обнаружить его можно было по звуковому сигналу, если искать через компьютер. Но сейчас прибор полностью разрядился, поэтому и укрылся от Каллисто вначале.

А ведь это важно! Доступ в рекреационную зону предоставлялся всем членам экипажа, и бесплатным он не был ни для кого. Просто некоторые предпочитали платить через личный компьютер. Другие же, те, кто бывал там намного чаще, обзаводились такими вот браслетами. По сути, это отдельный кошелек, предназначенный только для зоны развлечений.

И это же объясняет условную необитаемость апартаментов Мередит. Она действительно не жила здесь по-настоящему, ночевала только. Большую часть времени она проводила либо на работе, либо в квартале развлечений. Она, в отличие от других членов экипажа, ни на что не копила и на себе не экономила.

Каллисто подключила браслет к системе, чтобы обеспечить хотя бы минимальный заряд, а после вывела на нем историю посещений. Как она и предполагала, Мередит не интересовали никакие бордели или иные условно запретные развлечения. Она проводила время скорее старомодно: ходила на танцы, отдыхала в массажном салоне, а еще часами не покидала нечто под названием «Дом отдыха».

Каллисто видела в рекреационной зоне такую вывеску, но никак не могла вспомнить, что за ней скрывается. Гадать она не собиралась, проще было пойти и проверить. Похоже, именно это было любимым местом Мередит на станции, начинать поиск нужно оттуда. Каллисто пока даже не думала о том, поиск чего она, собственно, ведет…

По пути к «Дому отдыха» она перебрала немало вариантов. Клуб знакомств, какая-нибудь школа, место поиска нового хобби… Версий накопилось много, и все пришлось отбросить, когда она наконец добралась до нужной постройки. Оказалось, что вывеску в этом случае следовало воспринимать буквально: это был просто дом, в котором просто отдыхали.

Комнаты представляли собой безупречную имитацию земных интерьеров разных эпох. Вон спальня со стенами, оклеенными обоями в цветочек, и старинной деревянной мебелью. Вот тропическая хижина, за окном которой плещется океан, а в воздухе пахнет соленой свежестью. Есть даже детская многовековой давности, и в люльке мирно посапывает младенец – простенький робот, но выполненный настолько удачно, что от живого не отличишь, если не дотрагиваться.

Каллисто вынуждена была признать, что это не худший вариант отдыха. Люди, на которых накатывало отчаяние из-за того, что домой они уже не вернутся никогда, могли прийти сюда – и хотя бы ненадолго почувствовать себя на Земле. Как будто не было никакого Сектора Фобос, как будто все это им только приснилось…

Сразу у входа за стойкой дежурил робот, неплохая имитация миловидной женщины, но из тех, которых с человеком никогда не перепутаешь: слишком большие глаза, слишком пластиковая кожа, зубы, сразу видно, одной сплошной полосой идут… Насколько понимала Каллисто, это считалось этичным: вводить очевидные отличия при сохранении общей человечности. Но ее такой подход задевал куда больше, чем использование не похожих на людей машин. Как будто перед ней неведомый паразит, который попросту не сумел скопировать носителя!

– Мне нужна комната, которую арендовали по этому браслету, – сказала Каллисто, опуская на стойку пропуск Мередит.

Робот-администратор старательно растянула лицо в кукольной улыбке, поднесла браслет к считывателю и прощебетала:

– К сожалению, эта комната недоступна. Мы готовы предложить вам великолепный восточный будуар, викторианскую спальню, а также…

– Стоять, – прервала гетера. – Почему недоступна нужная мне комната?

– Она закрыта на техническое обслуживание!

– Сколько?

– Четыре дня. Предварительная дата открытия – послезавтра.

Ситуация становилась все интересней: дата блокировки комнаты совпадала со смертью Мередит. Отступать Каллисто не собиралась:

– В чем причина технического обслуживания?

– Нарушена система вентиляции и освещения. Ошибка не признана критической, а объект – приоритетным. Я могу предложить вам другие варианты…

Робот снова принялась перечислять свободные номера, но Каллисто уже не слушала, она обдумывала ситуацию. Сломать оборудование в такой комнате не сложно, это не будет выглядеть подозрительно, а ремонт и правда не проведут быстро. Вон, сколько свободных залов перечислила администратор! Похоже, «Дом отдыха» отчаянно проигрывает по популярности борделям… Кто б сомневался.

Полиция могла бы отследить, что Мередит бывала здесь, что ее любимая комната заблокирована. Даже без браслета могла бы – у них есть контрольный доступ ко всем архивам. Но то, что кочевники этого не сделали, не удивляло, Каллисто давно поняла, что судьба Мередит их не волнует.

А ее очень даже волнует.

– Мне необходимо попасть именно в эту комнату.

– Сожалею, но…

– Техническое обслуживание несет угрозу жизни и здоровью клиента? – поинтересовалась Каллисто.

Робот на пару секунд зависла, явно сверяясь с центральным компьютером, потом выдала:

– Нет, восстановительные работы частично проведены.

– Тогда я требую доступа именно туда. Правила это допускают.

– Вы не сможете уединиться и обеспечить полную звукоизоляцию, дверь также повреждена.

– Там еще и полная звукоизоляция есть? – удивилась Каллисто.

– Конечно! Мы делаем все, чтобы на несколько часов вам принадлежал весь мир! Вы уже сейчас можете записаться на тестирование нашего нового предложения: вас ждет сад, полный птиц!

– Как-нибудь потом, пока меня интересует только эта комната.

Если бы администратор была человеком, она бы, возможно, позволила себе раздражение из-за настойчивости гостьи, непонимание, возмущение даже… Но роботу было все равно: ничего личного, только соблюдение правил, а правила допускают использование комнаты, если клиент предупрежден о возможных неудобствах.

Так Каллисто и попала в мир, к которому Мередит по-настоящему стремилась. Это был дом, ничем не отличающийся от земного: гостиная, спальня, кухня. Посуда ручной работы и запах свежей выпечки. За окном – яблоневый сад ранней осенью. Диван мягкий, чуть продавленный, из тех, на которых семья собирается вместе по вечерам, рядом с подушками – плед, сшитый из разноцветных лоскутков. Все стены увешаны фотографиями, на которые клиент может добавить свое лицо. Мередит была последней, кто пользовался этой функцией, поэтому она до сих пор была здесь: грустная крупная женщина рядом с улыбающимися искусственными людьми.

Это было печально, но никак не связано с ее смертью. Насторожило Каллисто другое: чистота. Ни пылинки на полу, ни одного отпечатка рук на полированном дереве. Так не бывает, если кто-то проводит в комнате хотя бы час, а Мередит чуть ли не жила здесь. Она арендовала именно эту часть «Дома отдыха» так часто, что другие клиенты вряд ли успевали хоть как-то вклиниться в созданный ею график бронирования. Да и зачем, если есть другие залы?

Можно было предположить, что уборку провели по правилам, просто потому, что так положено. Но тогда обнулили бы и фотографии, да и настройки окна вернули бы к серой пустоте, которую уже новый пользователь заменил бы на нечто более привлекательное. Если комнату закрыли на техническое обслуживание, дроны должны были сначала устранить проблемы, потом только провести уборку.

Каллисто подошла к журналу обслуживания – небольшому экрану, искусно замаскированному под картину. Там можно было посмотреть, когда проводилась уборка… Точно, официально еще ничего не было. При этом помещения выглядели так, будто сюда запустили сервисного дрона с программой генеральной зачистки. Вот и как это понимать?

– Что ты здесь делаешь?

Голос прозвучал громко, уверенно – а главное, неожиданно. Каллисто вздрогнула, но только внутри, она не собиралась так позорно выдавать свою истинную реакцию. Плохо уже то, что она позволила кому-то подкрасться к себе… Она ведь знала, что дверь сломана, что запереться не получится! Но она ожидала, что все равно услышит приближение любого человека еще до того, как он войдет.

Человека, может, и услышала бы… Так ведь пришел не человек! Обернувшись, Каллисто увидела именно того, кого и ожидала увидеть: Сатурио Барретта.

Когда-то, когда она только попала на борт, Каллисто возлагала на него большие надежды. Ей уже доводилось слышать от местных, что все Барретты одинаково плохи. Но она делала ставку на то, что Сатурио все-таки станет исключением. Во-первых, он лидер, он явно умнее, сложнее остальных. Во-вторых, она помогла ему, вывела из гипнотического транса, в определенный момент они были действительно близки. Да, Сатурио не успел это осознать, ее увели раньше, чем он окончательно проснулся. Однако подсознательно он должен был ее запомнить и стать более восприимчивым к манипуляциям.

Того, что она собирается на него влиять, Каллисто не стеснялась. Это часть работы гетер, их такому учат. Да и вообще, все пытаются манипулировать друг другом, гетеры хотя бы делают это изящно! Поэтому, начиная общаться с ним уже на борту «Виа Ферраты», Каллисто надеялась, что Сатурио поддастся ей, заинтересуется… подчинится.

Не сложилось. Он знал о том, что она для него сделала, и даже поблагодарил. Но его взгляд при этом оставался холодным, непроницаемым… Его Каллисто не могла прочитать так, как других людей, она лишь отдаленно представляла, о чем он думает. Тогда она переключилась на Гюрзу… Но Гюрзы больше нет, значит, нет и более сложной цели.

Сатурио смотрел на нее, не моргая, и ей стоило немалых усилий удержать улыбку, не показать страх, который уже кольнул душу ледяными иглами.

– Я пытаюсь понять, что произошло с Мередит. А ты?

Сатурио ее вопрос проигнорировал:

– Вы были знакомы?

– Не близко.

– Тогда какое тебе дело?

– Мне жаль ее.

– Не аргумент.

– Для меня аргумент, – пожала плечами Каллисто. – Есть люди, которых никто больше не пожалеет. Почему бы мне этого не сделать?

– Жалеть можно где угодно. Не обязательно для этого мешать работе полиции.

– У меня не было ощущения, что полиция действительно работает.

Она не хотела его провоцировать, однако и лгать ему не хотела, ложь – слишком очевидный признак слабости. Каллисто понятия не имела, задели ее слова кочевника или нет, пялиться на нее он продолжил так же, как раньше.

– И что же ты сделала лучше, чем полиция?

– Пришла к выводу, что ее убили здесь, – ответила Каллисто, по-прежнему выдерживая его взгляд. – В этих апартаментах она бывала куда чаще, чем в своей спальне, здесь ее проще было застать. Тут изначально была полная звукоизоляция, это дало бы убийце несколько часов наедине с жертвой. Кроме того, сюда никто не пришел бы с обыском, не так, как в ее жилище… И тут проще было провести уборку, при «Доме отдыха» наверняка есть собственные бытовые роботы.

– Что-нибудь еще?

Она понятия не имела, верит он ей или нет. Все это время Сатурио не двигался с места, просто застыл там, скрестив руки на груди. Он пришел не один… Не совсем один. Других кочевников с ним не было, однако он привел служебного дрона, металлическую псину, способную хотя бы временно блокировать дверь и обеспечить звукоизоляцию… И тогда уже Каллисто станет жертвой, на много часов застрявшей наедине с убийцей. Если она погибнет… Это кто-нибудь заметит? И, заметив, попытается разобраться?

Это были дурацкие мысли, но отстраняться от них становилось все сложнее. Особенно когда Сатурио все же сделал шаг к ней, будто бросая вызов. Ей инстинктивно захотелось отстраниться, но Каллисто заставила себя остаться на месте. Животным нельзя показывать страх… Особенно если бежать уже некуда.

– Еще, даже если убийца в чем-то просчитался и оставил следы, найти его будет не так просто, – признала Каллисто. – Это место общего пользования, сюда мог прийти кто угодно. А этот человек уже показал, что умеет изменять настройки камер наблюдения.

Хотелось добавить, что с полицейским доступом сделать это даже слишком просто, но она сдержалась. Ее положение и без того становилось слишком зыбким… Сатурио казался равнодушным, он не позволил себе показать и тени ярости. Но он уже подошел куда ближе, чем допускали правила приличия. Каллисто не пыталась бежать лишь потому, что знала: она никуда не денется.

Она еле заметно повела рукой, и клинок, до этого скрытый в рукаве, скользнул в пальцы, коснулся ее ободряющим холодом. Это ее не спасет, но… Задача Сатурио хотя бы не станет слишком простой.

Проверить, сколько она способна продержаться в битве с кочевником, Каллисто так и не довелось: в комнате зазвучал новый голос.

– Я ведь вам не помешаю? Нет, ну кому-то точно помешаю, но вы сможете это пережить, потому что делом надо заниматься, а не друг другу в нос дышать!

Мира вошла в комнату так, будто ничего особенного не происходило… Будто она имела полное право тут находиться! Вряд ли она действительно испытывала такую жизнерадостность, да и притворялась она без особого энтузиазма: ее взгляд оставался настороженным и колючим. Она не пыталась угодить кочевнику, она этим спектаклем просто предлагала ему мирный разговор, а не очередное выяснение отношений.

И Сатурио принял ее условия: он отступил на пару шагов, и Каллисто украдкой вздохнула с облегчением.

– Место преступления превращается в проходной двор, – раздраженно поморщился он.

– А ты тоже считаешь, что это место преступления? – поинтересовалась Мира. – Повторять то, что вы тут обсуждали, не нужно, я подслушивала из коридора.

– Зачем?

– Потому что мне не нравится, когда в единственном месте, пригодном для жизни в Секторе Фобос, кого-то убивают, а я не знаю, кто, зачем и не стану ли я следующей. Мне – по необъяснимой причине! – любопытно, делает ли полиция хоть что-нибудь. Сначала казалось, что ничего. Потом возникли основания предположить, что хотя бы один Барретт выполняет свою работу.

– А ты ожидала, что вся полиция станции бросится разбираться в убийстве депрессивной медсестры? – усмехнулся Сатурио.

Мира отступать не собиралась:

– Уж лучше это, чем убийство равноправных жителей станции без причины и предупреждения.

Она провоцировала его так спокойно и бесцеремонно, что даже Каллисто стало не по себе. И сейчас, если бы Сатурио был склонен к животной ярости, он вполне мог бы напасть… Что с того, что их двое? Таких, как они, он и дюжину убьет без особого труда!

Но он не напал, он как раз отвел взгляд. Похоже, он убийством Гюрзы не гордился… Знал ли вообще о плане братьев и сестры?

Оправдываться он не собирался, он предпочел говорить по делу:

– Пока что считается, что она погибла случайно – и в том ангаре. Но я решил проверить другие места, в которых она бывала, чтобы убедиться, нет ли тут каких-либо указаний на случившееся.

– Либо здесь, либо нигде, – снова вступила в разговор Каллисто.

– Могли убить и где-то еще, но мы не можем обыскать всю станцию, – признала Мира. – Я все-таки ставлю на это место. Его не зря изолировали на неделю. За такое время некоторые химикаты полностью и необратимо убирают следы крови.

– Возможно, уже убрали, – покачала головой гетера. – Времени прошло многовато.

– Но шанс что-то узнать еще есть!

Сатурио не собирался ни спорить с ними, ни соглашаться, он просто приступил к делу. Он ввел какую-то команду в дрона, и тот начал выпускать из корпуса датчики. Но прежде, чем робот активировал оборудование, кочевник опустился к самому полу, разве что лицом к доскам не прижался, и глубоко вдохнул воздух. Он замер на пару секунд, будто и дышать перестал, а когда он поднялся, Каллисто показалось, что его глаза блеснули совсем уж несвойственным человеку алым сиянием.

– Похоже, ты была права, – бросил он, глядя на Каллисто. – Все еще пахнет кровью. Химией и кровью.

Он отстранился, наконец позволяя дрону выполнить свою работу. Робот выпустил сеть голубого света, упавшую на пол – и мгновенно отобразившую то, что кому-то очень хотелось скрыть. Каллисто казалось, что пятна будут белыми… Она даже не знала, почему. Может, потому что так показывали в старых фильмах? Ей еще никогда не доводилось лично наблюдать работу полицейских сканеров.

Теперь, когда она все-таки увидела, как это происходит, ничего похожего на радость она не ощутила. Робот будто возвращал их в прошлое, вырывал из небытия кровь, которую кто-то попытался затереть, заливал красным пол, исчерчивал багровыми брызгами стены и мебель…

Что ж, это объясняло, почему кто-то использовал столь сложный способ избавления от тела. Только так он мог скрыть, что Мередит Финн не просто убили – ее разорвали на части.

Мира не планировала спасать Каллисто просто потому, что даже не догадывалась о грядущем спасении. За Сатурио она следила по совсем другой причине.

Она хотела понять, как именно он относится к тому, что сотворили его братья и сестра. На разбирательстве он отмалчивался, и ошейник на него в итоге не надели. Но он же их лидер! Как он мог не знать о таком? С другой стороны, не в его правилах было выкручиваться всеми правдами и неправдами, это противоречило всему, что Мира о нем знала. Он не ладил с Гюрзой – по понятным причинам. Однако она даже не сомневалась: если они и сцепятся снова, то открыто, и Сатурио точно не будет после этого изображать испуганного мальчика, который не понимает, как так вообще получилось.

Теперь Мира видела, что он старается держаться подальше от кочевников, причастных к убийству. Он не ссорится с ними открыто, но, может, так и надо? Она ведь наблюдала за ним не с самого начала, возможно, ссора уже произошла, а дальше они решили оставить это внутри семьи, чтобы не развеивать миф о несокрушимых Барреттах.

Сатурио был единственным, кто хоть немного напрягался при расследовании смерти Мередит. Остальным явно понравилась версия с трагической случайностью. Да и вообще, зачем что-то делать, если можно ничего не делать?

Сатурио же не давал себе послаблений, он ни на миг не оставался без работы. И это, возможно, тоже было связано с его отношением к гибели Гюрзы – или Мира просто воображала лишнего, такой вариант она тоже допускала.

Но с Каллисто он в любом случае вел себя странно: слишком настороженно, как будто подозревал ее в чем-то. Мира изначально не хотела вмешиваться, потом все-таки не выдержала – и поняла, что оказалась права. Когда появилась третья сторона, напряжение, зависшее в комнате, отступило, снова сменившись рабочим ритмом.

Иначе и не получилось бы: слишком странным оказалось их открытие. Мира допускала, что Мередит действительно убили, да еще и в другом месте, а потом уничтожили тело таким вот неожиданным способом, чтобы скрыть следы преступления. Однако она даже не догадывалась, что это было настолько жестоко. Как будто зверь порезвился…

В какой-то миг даже мелькнула мысль, что из Сектора Фобос на станцию пробралась какая-нибудь дрянь… Но долго эта мысль не продержалась. Мира слишком хорошо понимала: всю внутреннюю дрянь они привезли с Земли.

То, что Мередит убили безжалостно и кроваво, вовсе не означало, что это сделало животное. Человек еще на заре своего существования освоил инструменты – и давно уже использовал их не только с благими целями.

Как и следовало ожидать, другие кочевники, едва узнав о кровавой расправе, снова заголосили про Гюрзу. Миру вполне официально потащили на допрос – раньше полицейские просто злобно на нее пялились, теперь ничего не стеснялись, повторяли одни и те же вопросы снова и снова.

Мог он выжить?

Мог вот так озлобиться?

Мог сотворить такое с женщиной, которую даже не знал?

Чисто теоретически – мог. У него были навыки и для убийства, и для того, чтобы вскрыть систему наблюдения. Мира видела, что он творил с некоторыми из своих жертв. Тех, кто оказывался на его пути случайно, вроде охранников и полицейских, он просто убивал. Но тех, кто был его целью с самого начала, он… Сам он на суде использовал слово «разбирал». В принципе, оно было верным.

Так ведь это были особые жертвы, имеющие для него значение! Он действительно не знал Мередит – по крайней мере, Мира никогда не видела их вместе. Если бы ему захотелось убить какую-нибудь медичку, разве он не пришел бы за Кети, которая, вообще-то, однажды сдала его кочевникам?

Нет, нужно сделать еще шаг назад. Сама идея о том, что Гюрза мстит, нелепа. Если он хотел запугать их кровавой расправой, зачем замаскировал состояние тела? Разве не логичней было выставить то, что осталось от Мередит, напоказ, посеять хаос на станции? Теперь, после всех событий, это совсем не сложно.

Но тот, кто убил медсестру, скрыл свои действия, он и тут произвел зачистку. Он хотел утаить то, что случилось! Вот и причем здесь тогда Гюрза? Он никогда, ни при каком преследовании не заметал следы, напротив – он был демонстративен.

Мире не хотелось перенимать мышление серийного убийцы, и все же она могла это сделать. Как бы она поступила на месте Гюрзы? Для начала – отлежалась, вернула бы себе силу. Потом придумала сложный план, который либо навредит Барреттам напрямую, либо заставит других обитателей станции начать охоту на кочевников, вот это как раз в его духе! Но порвать на части несчастную женщину, просто чтобы выпустить пар? Такого Мира принять не могла.

Ее выводы не делали ситуацию на станции менее опасной. Если это не Гюрза – то кто тогда? Откуда взялся убийца, почему сейчас? Очередной зараженный астрофобией? Но ведь этого не может быть: они заимствовали у «Слепого Прометея» технологию оповещения, усовершенствовали ее, компьютер предупредил бы их о новой волне!

Никакой волны не было, а значит, кто-то совершил это по доброй воле.

Как и следовало ожидать, Барретты тут же изобразили бурную деятельность, заявили, что продолжат расследование сами, и выставили из «Дома отдыха» и Миру, и Каллисто.

– Как думаешь, они действительно попытаются разобраться? – спросила гетера.

– Очень может быть. У них в семье тоже все не просто… Они не одинаковые. Но они-то ладно, а ты как в это влезла? Мередит была тебе подругой?

– У нее вообще не было друзей. Иногда и за таких людей кто-то должен говорить.

– Понимаю, – кивнула Мира, хотя понимала намного меньше, чем хотелось бы. – Эту историю лучше отпустить. Как видишь, сейчас Барретты не стали толкать свою фирменную речь про детективную самодеятельность. Подозреваю, что они даже благодарны нам. Но если ты и дальше продолжишь мелькать там, они воспримут это как вызов.

– Нет, я… Не продолжу. Мне хватило.

– Думаю, нам всем нужно просто жить дальше.

Прозвучало уверенно, однако сказать оказалось проще, чем сделать. Мира пыталась, однако ее не покидало ощущение, что за ней наблюдают. Она никого не видела, и Барретты, раньше следившие за ней чуть ли не открыто, теперь отступили. Но это оказалось к худшему: прежде она могла все списать на них. Теперь же рядом с ней совершенно точно никого не было, а неприятное ощущение холодного покалывая на коже, возникающего обычно под недобрым взглядом, сохранилось.

Скорее всего, это и было то самое наследие древних времен – когда человек был далек от вершины пищевой цепи, когда оставался уязвимой добычей, за которой из ночной мглы наблюдает хищная тварь.

В этом не было смысла, даже кочевники так не следят, а больше некому… Или все-таки Сектор Фобос подбросил им очередной сюрприз?

Мира продержалась несколько дней, а потом не выдержала, направилась в один из залов с доступом к центральному компьютеру. Она прекрасно понимала: то, что она собирается сделать, под запретом и несет определенный риск для станции, так поступать вроде как нельзя… Но, если очень-очень надо, можно сделать исключение.

Она вскрыла программу сканирования и переписала часть кодов. Мира прекрасно помнила, как кто-то перенастроил камеры в день убийства Мередит. Он неплохой хакер, умеет заметать следы… Он мог и со сканером побаловаться, если бы захотел. Поэтому ей нужно было сыграть на опережение и изменить программу так, чтобы никакие чужие настройки не помешали уловить все формы жизни на борту.

В этом моменте и заключался риск: если бы Мира допустила хоть одну ошибку, она могла бы испортить всю систему мониторинга – временно или вообще навсегда. Она слабо представляла, что с ней тогда сделают…

Но узнать это ей не довелось, потому что программа сработала как надо. Загрузка длилась дольше обычного, около получаса, однако в итоге Мира получила то, что искала: сведения обо всех органических формах жизни, находящихся на борту.

И… ничего подозрительного не было. Каждой форме жизни компьютер мог дать пояснение. Оставался еще вариант, что Сектор Фобос породил нечто новое, принципиально отличающееся от того, что на Земле считается органикой… Но его предыдущие творения такой сложностью не отличались, да и потом, это нечто было достаточно крупным, чтобы порвать взрослую женщину, так что на него должны были отреагировать как минимум датчики движения.

А еще на станции не было Гюрзы. Мира до последнего запрещала себе думать о том, что проверяет и это. Но в какой-то момент нужно признать правду: она надеялась обнаружить и его, постороннее присутствие, укрывшееся где-то в техническом отделе… Не сложилось. Он прекрасно знал о такой возможности, потому и использовал личину Тоби для прикрытия. Однако теперь никого нового не было, на «Виа Феррате» находились те же, кто и раньше – после его смерти.

Мира надеялась, что после проверки чувство преследования исчезнет, знания всегда отгоняют суеверия. Не сложилось. Ей все еще казалось, что кто-то рядом, и, если бы это происходило постоянно, она бы уже отправилась в психологический отдел за помощью – явно ведь паранойя! Но кто бы ни привязался к ней, он то отступал, то снова оказывался поблизости, будто оценивал ее… Мира решила, что это все-таки трюк кочевников: они поняли, что обычное преследование на нее не действует, и затеяли игру с ее разумом. Она понимала, как много дыр в этой теории, но пока заставляла себя верить, потому что только так можно было вернуться к привычному ритму.

Она теперь брала даже больше работы, чем обычно – на радость Личеку. Миру подводило то, что сложных заданий не было, причем не только у отдела бытового обслуживания. Станция застыла на месте, и этому вроде как следовало радоваться, но почему-то не получалось.

Когда занять себя было нечем, Мира предпочитала возвращать контакт с реальностью. Кто-то, может, и попытался бы на ее месте спрятаться в иллюзии – вроде того же «Дома отдыха». Но она так не могла, если притвориться, что она все еще на Земле, события последних недель выглядят совсем уж дикими. А вот взгляд на Сектор Фобос, напротив, приносит странное умиротворение… Да, к ней подкрадывается безумие, но оно тут повсюду, так что это нормально!

Мира устроила свое личное убежище на одной из наблюдательных площадок. Маленький зал, всё на виду, здесь ощущения слежки попросту не бывает – негде укрыться. Но главное достоинство площадки, разумеется, не в этом, а в стеклянном куполе, под которым можно устроиться прямо на полу и наблюдать, как кружит водоворотами расплавленного металла планета.

Мира отвлеклась от этого лишь на миг, когда с еле уловимым звуком открылись двери. Она все равно вздрогнула – еще одно доказательство того, в каком сейчас состоянии ее нервы. Но для тревоги не было причин: к ней решил присоединиться Рино.

– Твои сдали тебя с потрохами, – сообщил он. – Стоило спросить, где ты, и они ответили, даже не уточняя, не хочу ли я тебя убить.

– Им же хуже, – отмахнулась Мира. – Если я умру, их начальником станет Личек. Он отомстит за меня, даже сам того не желая.

Рино не стал спрашивать у нее разрешения присоединиться, он просто улегся рядом с ней на пол так, чтобы тоже наблюдать за газовым гигантом. Мира не удержалась, вытянула вперед руку: планета перед ними была настолько огромной, что казалось, будто ее поверхности можно коснуться, едва шагнув за пределы «Виа Ферраты». Хотя на самом деле там не один час полета… Которого все равно не будет, потому что станция не проберется через луны и астероиды.

– Почему ты здесь, а не там? – спросила Мира.

– Не дают разрешение на полет. Я предлагал, но получил отказ. Я сначала думал, что мне не доверяют из-за этой…

– Мередит. Не раздражайся так, будто она этого хотела.

– Я не из-за нее, я из-за других… Я ведь знаю, что какое-то обсуждение идет, но мне никто ничего не говорит! Ну и смысл был меня начальником назначать, обучали подписанию бумажек?

– Думаю, адмирал сначала хочет больше узнать о том, что здесь произошло. Серьезная разведывательная миссия предполагает отправку команды за пределы станции. Будет не очень хорошо, если люди, верные адмиралу, улетят, а тут начнется резня!

– Я не думаю, что резня вообще возможна, – заметил Рино. – Такого ведь не бывало ни до, ни после… Скорее всего, это у Мередит была ссора с кем-то, или просто несчастный случай… мало ли, чем она занималась в этом «Доме отдыха»! Ну каковы шансы, что просто сидела и вязала носочки? Может, решила развлечься с каким роботом, а он дал сбой… Хрен знает. Я просто хочу, чтобы мне дали работать.

Захотелось снова упрекнуть его, но Мира не стала. Она, пожалуй, понимала его сейчас лучше, чем кто бы то ни было. У Рино свои причины для раздражения, но результат-то похож… Покосившись на него, Мира с удивлением обнаружила, что пилот пристально смотрит на нее, больше не обращая внимания на наблюдательный купол. Хотя это и понятно: он видел планету вблизи, его таким зрелищем не впечатлишь!

– Что? – растерянно улыбнулась Мира.

– Я рад, что ты больше не проводишь с ним время.

– Что?.. С кем?

– С Гюрзой. Я не рад его смерти, не пойми меня неправильно. Но то, что он на тебя больше не влияет… По-моему, это к лучшему.

Она могла бы возразить – и не стала. Потому что ни ее, ни Гюрзу никогда не интересовало чужое мнение. И потому что Рино пришел сюда на самом деле не для того, чтобы философские беседы с ней проводить. Нет, рассуждал-то он вполне серьезно, но его взгляд говорил больше любых слов.

Мира даже удивления не чувствовала – не то чтобы это произошло внезапно! Рино и раньше не скрывал, чего хочет, а она была не против, но вмешивались то жизнь, то Гюрза.

Сейчас мир в очередной раз застрял в том болоте, которое представляет собой Сектор Фобос, а еще… Еще им обоим сложнее, чем они готовы показать. Мире – из-за смерти того, кого она пусть и неохотно, но воспринимала как друга. Рино – из-за того, что он увидел в ангаре. Он может сколько угодно заявлять, что это была мелочь, так, неудобство… От самого себя он правду не скроет.

Им обоим сейчас отчаянно требовалось отстраниться от всего, и от прошлого, и от будущего, жить одним лишь настоящим – и надеяться, что этого будет достаточно. Поэтому Мира сама придвинулась вперед, сама поцеловала мужчину, лежавшего рядом с ней. Рино, как и следовало ожидать, сориентировался мгновенно, он не стал притворяться, будто ничего такого не ожидал, он здесь только для разговоров о вечном! Он привлек ее к себе, его, казалось, даже вдохновляло то, что не пришлось произносить предложение вслух, все и так стало ясно.

Мира и заметить не успела, как он оказался над ней, заслоняя собой космос. Может, и следовало бы заблокировать дверь… А, к черту все! На эту площадку все равно никто не ходит, если и придут – их проблемы! Даже если это будут кочевники, пусть знают, что она теперь не одна…

Мир полыхал и кружился, готовясь раствориться в том самом настоящем, которое так трудно удержать… И растворился бы, если бы не резкий, раздражающе громкий сигнал вызова, донесшийся откуда-то из кармана комбинезона.

– Не отвечай, – потребовал голос Рино у самого ее уха.

Мог бы и не говорить, ей самой отчаянно не хотелось! Решила ведь отстраниться от всего, позволить себе перезагрузку… Так нет же, нашли! А поступить по собственному желанию нельзя, никак нельзя…

– Я должна ответить, – прошептала она, отстраняясь.

– Подождут!

– Не подождут. Это канал для экстренной связи, ты ведь знаешь, где мы… Что-то всегда случается!

Рино наконец поверил, что она действительно это делает, и отстранился со смесью рычания, стона и того, что сошло бы за вполне предсказуемые ругательства даже без единого внятного слога.

– Я не удивлюсь, если это окажется Гюрза! – проворчал Рино, пока Мира дрожащими руками пыталась достать из кармана коммуникатор. – На том свете рацию нашел и гадит! Даже в аду спокойно гореть не может!

Мира бросила на него укоризненный взгляд, однако отчитывать не стала, она приняла вызов:

– Слушаю, Волкатия на связи.

– Лейтенант, это Антонов… – прозвучало из коммуникатора.

В других обстоятельствах она бы вспомнила, что за Антонов, быстрее. Но сейчас чуть кружилась голова, да и мысли летели далеко не к должностным обязанностям. Поэтому Мире потребовалась пара секунд, чтобы сообразить: Никита Антонов – дежурный механик, крупный такой, чуть расплывшийся, как будто без возраста… Не важно, какой он, он знает, что этот канал нельзя использовать без веской причины, он бы не решился беспокоить начальство просто так – и из уважения, и из трусости.

– Что случилось? – насторожилась Мира.

– Помните, вы говорили обращать особое внимание на любые странности, связанные с попытками влезть в систему наблюдения? Так вот, это… Я заметил странную активность, причем через тот узел, возле которого вообще никого не должно быть…

Она такого не ожидала. Тот, кто это устроил, должен действовать осторожней, он понимает, что за ним охотятся! С другой стороны, она ведь сама недавно поменяла настройки. Возможно, к такому он готов не был, не сумел заметить виртуальную ловушку – и вот результат.

– Скидывай координаты, я разберусь, – велела Мира.

– Да незачем, я просто отчитаться хотел, я сам сейчас там буду!

– Ты… что?!

– А что такого? – удивился Антонов. – Скорее всего, это неисправность обнаружения, датчики жизни никого не показывают… Просто хотел предупредить, почему меня нет в дежурке!

– Не суйся туда!

– Да я уже в двух шагах практически, тут никого нет…

– Координаты все равно скинь! – настаивала Мира.

– Ну это… Так точно!

Ей не нравилась вся эта ситуация – даже при том, что Антонов, скорее всего, прав. Убийца не мог туда прийти, он ничего не сделает… И все же паранойя вернулась с новыми силами, и Миру не покидало ощущение, что их уже переиграли.

– Сегодняшний вечер для нас не закончится хорошо, ведь так? – тоскливо поинтересовался Рино.

– Ты не обязан идти со мной.

– Каковы шансы, что не пойду?

Они оказались далековато от точки, которую указал Антонов, и проще было дождаться, пока он все проверит и отчитается. Однако Мира так не могла, внутри уже появилось прекрасно знакомое чувство обратного отсчета.

Они еще движутся – но уже опоздали. Потому что не могли не опоздать, это одно из условий игры.

Мира попыталась вызвать дежурного через пять минут. Если ему и правда оставалась пара шагов, уже должен добраться! Он-то, может, и добрался, но отвечать не собирался. Хотя на что она вообще надеялась? Мог бы – сам бы связался с ней, чтобы снисходительно объявить: она зря беспокоилась. Теперь снисхождение, похоже, пришлось отложить…

Рино тоже почувствовал серьезность ситуации, он двигался быстро и молча. По пути проверил оружие, и у Миры оно тоже было, однако ее не покидало ощущение, что оно либо не понадобится, либо не поможет.

Она не знала, что они увидят возле технического узла, на который указал Антонов. Возможно, то же, что было в ангаре. А может, то, что произошло в «Доме отдыха» и было скрыто от них… Или, в лучшем случае, потому и не слишком вероятном в Секторе Фобос, – просто извиняющегося механика.

Но они не увидели ничего. Когда они добрались до нужного узла, зал пустовал, система работала исправно, будто ничего не случилось… Хотя почему «будто»? Все шло ровно так, как должно!

– Что за хрень? – нахмурился Рино. – Твой парень в цифрах запутался и привел нас не туда?

Мира подняла руку, призывая его молчать, и сделала глубокий вдох. Пилот к таким местам не привык, не знал, как тут пахнуть должно… А она знала. И она понимала, что запах металла, вроде как логично примешивающийся к техническим смесям, на самом деле совсем не металл.

Она не разобралась, где именно стоит искать, потому что ей и не пришлось. Кровь сдала себя сама: тяжелая горячая капля упала Мире на лоб, прочертив полосу на светлой коже, потом другая, третья… Ну а дальше – поток, потому что тайник был сделан кое-как и продержался совсем недолго.

Мира только и успела, что оттолкнуть своего спутника, спасти и его, и себя пусть и не от смерти, но от травм. Мгновением позже сверху рухнула металлическая плита, на которой теперь плоским бесформенным полотном лежало то, что осталось от Никиты Антонова.

– Такой вид пытки встречается в истории, надо сказать, – задумчиво произнес Петер Луйе.

Он был не в восторге из-за того, что именно ему адмирал поручила проводить вскрытие. Первым делом он отказался, сославшись на то, что он теперь второй помощник, у него других дел хватает, а с такими мелочами, как исследование трупа, больше похожего на фигурку оригами, и другие медики справятся.

Естественно, ничего у него не вышло. Елена невозмутимо напомнила, что со времен назначения он не сдал ни одного отчета, и вряд ли прямо сейчас его обуяло желание стать добропорядочным бюрократом. Что же до других медиков… Они справятся, это факт, но их мнение не будет столь же ценным, как мнение врача с его опытом.

А сейчас важно было все, каждая деталь, потому что даже убийство Мередит тянуло на случайное с очень, очень большой натяжкой. Теперь же и сомневаться не приходилось: кто-то ведет охоту.

Вряд ли кровавое зрелище шокировало Петера, но и радости определенно не принесло. Он сразу же установил защитные экраны и большую часть манипуляций проводил через роботов. От них требовалось не так уж много: тело пребывало в таком состоянии, будто уже прошло через вскрытие.

– Нет никаких исторических доказательств того, что этот метод казни действительно применялся, а не был частью фольклора, – продолжил врач. То, что на его предыдущую реплику никто не отреагировал, не имело для Петера никакого значения. – Но, зная род человеческий, я готов поверить… Слишком детально все описано, фантазеры эти местные, гуманитарии, не придумали бы… Так вот, ребра перебивались и разводились в стороны – естественно, с разрезанием кожи и мышц, ну а как иначе? После этого очень аккуратно извлекались легкие и помещались под ребра. Если все производилось правильно, человек продолжал дышать… недолго, разумеется. Но достаточно, чтобы движение легких создавало эффект птичьих крыльев.

– Вы хотите сказать, что именно это и проделали с погибшим? – спросила Елена Согард.

В смотровой сейчас было людно – настолько, что все желающие услышать мнение Петера едва поместились внутри. Если бы не экран, многие уже были бы в кровавых пятнах… Сатурио не покидало ощущение, что защита все равно не помогла, его кровь все-таки коснулась: она испарилась, пронизала воздух такой мелкой взвесью, что он невольно ее вдохнул – и она теперь навсегда останется у него внутри.

Он прекрасно понимал, что так не бывает, невозможно просто. Но навязчивые мысли потому так и называются, что от них нельзя избавиться при первом желании.

Помимо руководства станции, присутствовать пригласили Миру Волкатию и Рино де Бернарди – они нашли тело. Считалось, что они могут предоставить какие-то ценные данные, однако в этом Сатурио сильно сомневался.

Его как раз никто не звал, он сам настоял на присутствии, ему нужно было увидеть тело своими глазами. Он пока не мог сказать, для чего, просто запрещал себе размышлять об этом. Но ведь бесконечно бегать от правды не получится…

– Это не совсем «кровавый орел», но по большей части, – кивнул Петер. – Разница заключается в том, что нападавший был небрежен, легкие он извлек кое-как, порвал в процессе, и не было того результата, как при первоначальном варианте пытки.

– Но как это возможно? – не выдержала Мира. – С момента, когда мы с ним говорили, до обнаружения тела прошло полчаса… Примерно, но погрешность будет в пределах десяти минут. Невозможно ведь сотворить такое за полчаса!

– Почему же? Возможно, – спокойно возразил Отто. – С использованием роботов, например.

– Или очень большой физической силы, – равнодушно добавила Елена.

– Скорее, второе, – заметил Петер. – Травмы выглядят так, будто их нанесли руками. Хотя если был использован какой-нибудь служебный или развлекательный андроид, это не исключает вариант с роботом.

– И все равно так быстро… Он ведь не кричал! – спохватилась Мира. – При такой мучительной смерти… Он должен был кричать так, что мы услышали бы его за минут пять-семь до прибытия!

– А еще там не было крови, – добавил Рино. – Ее же должно быть… примерно дохрена!

– Примерно столько и было, – подтвердил Петер. – Убийца не просто спрятал тело под потолочным люком. Он сначала затащил труп в эту техническую нишу, а уже там провел любые… хм… манипуляции.

– И как Антонов допустил это? – поразилась Мира. – Да, он не был самым сильным человеком на станции – так ему и не надо! Это чисто техническое пространство, оно не рассчитано на то, чтобы там ползали люди. В итоге плита не выдержала и рухнула!

– Сопротивляться он не мог, потому что уже был мертв, – все с тем же непробиваемым самообладанием пояснил Петер. – Я кому только что про затаскивание трупа сказал? Это при классическом варианте «кровавого орла» причиной смерти становится пневмоторакс или шок. В этом случае до такого не дошло, потому что причиной смерти стал перелом шейного отдела позвоночника.

– Ему свернули шею? – переспросил Рино.

– Это упростило все, что с ним происходило дальше, – кивнул врач.

В такой чудовищной ситуации Сатурио мог радоваться только одному: погибшему не пришлось проходить через пытку, его смерть была быстрой, безболезненной, возможно – неожиданной.

На этом причины для радости заканчивались. Для того, чтобы сотворить такое, нужна не только сила, но и ловкость, скорость… Нечто далеко за пределами человеческих возможностей.

При таком раскладе вариантов всего два. Отто наверняка понимал это не хуже, чем Сатурио, но прежде, чем сын успел произнести хоть слово, старший из Барреттов упрямо заявил:

– Это должны быть роботы! Скорее всего, несколько… И тогда тот, кто управляет ими, мог находиться где угодно!

– Вопрос в том, зачем ему это, – задумчиво произнесла Елена. – Если бы он провернул этот кровавый ритуал лично, можно было использовать безумие как мотив. Да, его жертва не мучилась от боли, однако он получил возможность устроить такую вот игру со свежей кровью и еще теплой плотью. Мне доводилось иметь дело с серийными убийцами, которые получали от такого удовольствие.

– Одного из них все мы прекрасно знаем, – усмехнулся Отто.

– Серьезно? – вспылила Мира. – Вы все еще настаиваете на том, что это Гюрза?

– Это похоже на то, что он делал со своими жертвами.

– Вообще не похоже! Он медленно убивал только тех, кого считал достойными этого, и делал все, чтобы они почувствовали происходящее с ними. А здесь кто-то развлекался с трупом – где сходство?

– Я тоже не считаю, что это Павел, – согласилась Елена. – Не из-за попытки подвести под его поступки некую мораль, а потому, что он мертв – и после всех проверок у нас нет ни единой причины считать иначе. Давайте обсудим другие варианты. Что это может быть?

– Диверсия, – предположил Отто. – Аномалия, которую мы пока не понимаем. Возможно, какое-то новое проявление астрофобии – человек был заражен уже давно, однако болезнь проявилась только сейчас. Нужно больше данных, и полиция займется их сбором.

– Хочется верить.

Отец просто кивнул и направился к выходу. Сатурио от удивления даже задержался, чуть отстал от него. Следом он не побежал, не хотелось, чтобы остальные сочли это подозрительным. Но и просто оставить все как есть кочевник не мог.

Он ведь помнил… да и как такое забыть? Тела, которые казались нетронутыми внешне, а внутри скрывали кровавое месиво. Мертвецы с единственной раной, но такой, через которую кто-то сотворил с внутренними органами нечто чудовищное. Отец тоже знал об этом… Потому что такое рано или поздно происходило на каждой станции, на которой оказывались Барретты.

Исключением стала только «Виа Феррата». Здесь отец тоже ждал подвоха, Сатурио слишком хорошо его знал, чтобы упустить такое. Но проходили дни, за ними – недели, а новых атак не было. Они расслабились… И Сатурио, и отец. Решили, что Сектор Фобос приглушил ярость, устранил хотя бы одну проблему, пусть и заменив ее на бесконечное множество новых. А может, и не было проблемы? Может, все те убийства на других станциях, где жили Барретты, – совпадение?

Но теперь все началось по новой… Уже два трупа! И сейчас Сатурио очень хотелось узнать, сколько мертвых тел должно накопиться, прежде чем отец признает очевидное.

Сатурио даже допускал, что отец будет сторониться его, но нет, это было не в стиле Отто. Вместо того, чтобы направиться в свой кабинет, глава полиции свернул в один из залов общего пользования. Этот, относительно большой, был оформлен в виде старого сада – высокие деревья, нежная молодая листва, мир, только-только воспрявший после зимы… Несколько наивная иллюзия, но по-своему необходимая в Секторе Фобос. Сатурио прекрасно знал, что это всего лишь имитация, зато великолепная: здесь было свежо, прохладно, в воздухе витал легкий аромат первой зелени и пробудившейся земли.

Отец ждал его там, Отто устроился на одной из скамеек. Оттуда открывался великолепный вид на деревья, пронизанные светло-желтыми солнечными лучами, но глава полиции не наслаждался этим, он смотрел только на экран личного компьютера. Отто отложил устройство, лишь когда сын занял место рядом с ним.

– Я проверил, прослушки здесь нет, можно поговорить спокойно, – пояснил отец, рассматривая, как порхают с ветки на ветку мелкие птицы. Сатурио не знал, проекция это или роботы, да и не интересовался. – Хотя лично я очень надеюсь, что говорить нам не о чем.

– Есть о чем, – возразил кочевник. – И ты это знаешь.

– Я не считаю сходство достаточным, чтобы проводить параллели. Там все было не так.

– Верно, здесь хуже, – согласился Сатурио. – Но этого и следовало ожидать – что будет становиться только хуже!

– Это почти забавно… В прошлый раз, когда я спрашивал тебя об этом, ты сам утверждал, что ничего не знаешь и я ошибаюсь.

– Ты не ошибался. А я… Я действительно не знаю самого главного.

Сатурио тоже позволял себе обманываться в прошлом – когда они жили на станциях, с которых могли улететь, когда казалось, что все можно решить, вылечить, исправить… Теперь-то уже нет. Они оказались непонятно где, и пока что никто не может сказать, вернутся ли они когда-либо в привычную реальность. Сатурио нужно было найти виновного, и помощь отца сейчас стала особенно важной.

Но отец будто не понимал этого. Он, такой яростный на предыдущей станции, готовый чуть ли не на все, чтобы получить ответы, теперь казался бесконечно усталым.

– Есть еще вариант, что происходит нечто иное, – упорствовал Отто.

– И ты будешь тратить время на поиск этого «чего-то»? При том, что времени у нас не так много.

– Кроме нас никто эту работу не выполнит.

– Не будь так уверен, – возразил Сатурио. – Мира Волкатия уже задает больше вопросов, чем нужно. Адмирал понимает то же, что и я, Петер это заметил… На нас направлено слишком много взглядов.

– Меня не смущает то, что они смотрят, мне лишь важно, что им нечего нам противопоставить. Я кажусь тебе слишком упрямым?

– Есть такое…

– И за этим тебе очень легко не заметить собственное упрямство. Ты так зациклился на единственной возможной версии, что даже не видишь все пробелы в ней. Но вот скажи мне: почему это началось именно сейчас? Да не просто началось, а в таком ритме. От этого веет безумием, однако такой род безумия не позволил бы маскироваться. Как ты можешь это объяснить?

– Никак… Пока что.

– Поэтому я и говорю: нужна полицейская работа, – подытожил Отто. – Помни: семья дороже всего. И обвинение семьи должно стать для тебя финальным решением, когда остальные не помогли.

На возражения у Сатурио не было сил, да и отец устал от спора. Отто просто ушел, оставив кочевника одного в залитом солнцем, таком беззаботном весеннем саду… В иллюзии того, что весна вообще существует.

Но это только здесь и сейчас, да и то если заставить себя поверить в нее усилием воли. Настоящей весны давно уже нет: на Землю кочевников не пускали, и Сатурио не помнил толком, как выглядит этот сезон. Да и не важно, память все равно занята совсем другим…

Он не брался сказать, когда именно это произошло впервые. Может, он и упустил первый раз среди других преступлений – убийства не были редкостью в космосе, все зависело от станции, а Барреттов на элитные не отправляли. Но Сатурио допускал, что точкой отсчета стала смерть той девушки.

Сначала он решил, что она проститутка. Кто подумал бы иначе, обнаружив тело в каком-то техническом закутке, в который посторонним соваться не полагалось? Да ясно с ней все: она из этих, из самых дешевых, у которых даже нет кровати для клиента! Покойница была покрыта грязью и кровью, Сатурио казалось, что все очевидно.

Но выяснилось, что ничем подобным девушка не занималась. Она работала в техническом обслуживании, она обязана была обходить такие места. В остальном же она подобными сомнительными приключениями не интересовалась: она недавно вышла замуж, родила ребенка. А теперь она была мертва – кто-то ударил ее по голове с такой силой, что расколол череп, потом оттащил в сторону, отсюда кровь и грязь.