Мелодия для тебя

Глава 1. Холодные ноктюрны

Концерт должен был начаться в восемь, но в кафе собралось всего человек десять. Виктория знала: её никто не ждёт. Ни афиш с её именем, ни восторженных рецензий в газетах. Просто вечер фортепианной музыки в полутёмном зале, где гул кофемашины и звон ложечек о фарфоровые чашки порой заглушали тихие пассажи Шопена.

Она вышла на импровизированную сцену – небольшое возвышение, застеленное потрёпанным ковром, – и плавно опустилась за рояль. Чёрное платье, простое и безупречное, мягко облегало фигуру, не стесняя движений. Матовая ткань без блеска, короткие рукава, чуть открытые плечи – ничего лишнего, только строгая элегантность, достойная сцены. Густые чёрные волосы до плеч слегка колыхнулись при движении. Холодные зелёные глаза, отстранённые и проницательные, быстро пробежались по залу, ни на ком не задерживаясь. Лицо казалось бледным в тусклом свете, а тонкие изящные пальцы, привыкшие к клавишам, лежали на коленях неподвижно – будто перед боем. Единственным ярким акцентом в этом сдержанном образе была алая помада – дерзкий мазок, бросающий вызов.

Инструмент был старый, слегка расстроенный, с небольшими потёртостями на чёрном лаковом корпусе. Виктория провела пальцами по клавишам, оценивая их жёсткость.

«Прекрасный инструмент», – подумала она.

Пальцы взяли первые аккорды. Она играла Ноктюрн № 20 – медленно, аккуратно, но чуть тише, чем следовало бы для публики. В зале притихли. Но Виктория не видела лиц. За окном мерцали городские огни. В отражении были только она и рояль.

Её игра была безупречной. Холодной. Когда-то преподаватели говорили, что в её исполнении есть всё – техника, безупречный слух, даже страсть, – но нет жизни. «Ты играешь, будто боишься ошибиться», – сказал однажды один из них. После этих слов она несколько дней не подходила к роялю.

Последние ноты растворились в тишине.

Аплодисменты были вежливыми – не более того. Виктория встала, кивнула и тут же отвернулась, поправив складки платья – будто этот жест был частью ритуала, а не живым движением.

Её взгляд вновь скользнул по залу – и задержался.

В дальнем углу, за столиком у стены, сидел мужчина. Он не аплодировал и не улыбался. Даже не смотрел на неё – его внимание было приковано к чему-то на столе. Крошечная фигурка блеснула в свете лампы.

Что он там держит?

Виктория не различала деталей, но его поза – сосредоточенная, почти хищная – выдавала в нём человека, привыкшего наблюдать. Не зрителя, а скорее исследователя.

Её пальцы сжались в кулак от лёгкого раздражения.

Значит, ему не понравилось.

Она не ждала восторгов, но равнодушие всегда било точнее критики.

Виктория отвела взгляд, но мысль уже засела: Почему он не аплодирует?

Она собрала ноты, поправила прядь волос и медленно сошла со сцены.

Владелец кафе – бородатый мужчина с равнодушным взглядом, стоявший за стойкой, – кивнул ей.

– Спасибо, Вика. В следующий раз людей будет больше.

Он опустил голову, перебирая какие-то бумаги, словно музыкальное представление – да и сама Вика – не вызывали у него никаких эмоций: всего лишь очередное плановое выступление для полупустого зала.

Виктория лишь пожала плечами.

Проходя между столиками, она украдкой взглянула на того самого мужчину. Теперь он смотрел прямо на неё. Взгляд – пристальный, изучающий.

Она замедлила шаг.

Мужчина был одет в тёмно-зелёную рубашку с закатанными рукавами, под которыми проглядывали загорелые предплечья, иссечённые мелкими шрамами. Русые волосы, лицо с резкими скулами и короткой, чуть колючей щетиной. На вид ему было около сорока.

На столе перед ним стояла крошечная бронзовая фигурка кобры и чашка с почти нетронутым кофе.

– Вам не понравилось? – спросила она, сдерживая раздражение в голосе.

Мужчина улыбнулся.

– Наоборот. Но аплодисменты – это для тех, кто слушает, а не слышит.

Голос у него был низкий, слегка хрипловатый, будто от долгого молчания.

– А вы слышали? – в её тоне прозвучало недоумение.

Виктория не знала, зачем затеяла этот разговор. Обычно она просто уходила.

Мужчина откинулся на спинку стула, оценивающе разглядывая её.

– Вы играете так, будто боитесь ошибиться. – Он сделал паузу.

Виктория почувствовала лёгкую неловкость, знакомая фраза.. она уже ее слышала.

– Вы музыкант?

– Зоолог. – Он слегка коснулся фигурки кобры. – Только вернулся из экспедиции.

– И что вы делаете на концерте?

– Случайность. – Он улыбнулся, и в уголках глаз собрались мелкие морщины. – Но, кажется, удачная. Мне понравилось ваше исполнение.

Виктория не ответила. Любая женщина, слегка перешагнувшая тридцатилетний рубеж, давно привыкла к комплиментам – пустым, чаще всего дежурным, сказанным просто из вежливости.

– Меня зовут Евгений, – сказал он.

Она кивнула и уже собиралась уйти, но он добавил:

– Завтра здесь будет ваш концерт?

– Нет. – Она повернулась к выходу. – Я играю только по средам.

– Жаль.

В его голосе не было фальши.

Виктория ничего не ответила и направилась к выходу.

Вечерний воздух был прохладен. Раздражение сменилось лёгким любопытством – забытым чувством, которое пробуждало азарт. Чем же ему понравилось самое рядовое исполнение..

А главное – почему ей вдруг так важно это знать?

Глава 2. Книжный магазин

На следующий день Виктория проснулась позже обычного. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь полупрозрачные шторы, рисовал на стене мягкие блики, а за окном слышался размеренный гул города – голоса прохожих, гудки машин, чьи-то шаги по тротуару. Она лежала с закрытыми глазами, ещё не решаясь встать, в голове невольно всплывали вчерашние моменты: холодный свет софитов, звук клавиш под пальцами и незнакомец с фигуркой кобры на столе и недопитым кофе.

«Вы играете так, будто боитесь ошибиться».

Эти слова задели, хоть она и не хотела в этом признаваться себе.

Виктория резко потянулась, сбросила одеяло и встала. На кухне она варила кофе, наблюдая, как в турке поднимаются и лопаются пузырьки. Аромат – горьковатый, насыщенный – такой, какой любила её бабушка, учившая не только музыке, но и этому нехитрому ритуалу.

Кофе она пила стоя, у окна, глядя на окна домов напротив. День выдался ясным, почти безоблачным, и она вдруг подумала, что неплохо бы выйти куда-нибудь. Не в консерваторию, не на репетицию – просто так, без цели. Тем более сегодня она могла себе это позволить.

Через час Виктория уже шла по улице, закутавшись в лёгкое пальто, с сумкой через плечо. Ветер шевелил её волосы, и она машинально приглаживала их ладонью. Город жил своей жизнью – спешащие люди, витрины магазинов, запах свежей выпечки из открытых дверей кафе. Она шла, не останавливаясь, пока взгляд не зацепился за вывеску небольшого книжного магазина: «Ежевичная полянка».

Виктория замедлила шаг.

Она не была заядлой читательницей, но что-то в этом месте притягивало: новая вывеска с силуэтом раскрытой книги, за стеклом – аккуратные стеллажи с ровными рядами новинок. Дверь с датчиком мягко пискнула – она переступила порог.

Запах типографской краски и свежей бумаги. Пространство было светлым, с бетонными полами и стильными металлическими стеллажами. В углу стоял автомат с кофе, рядом – стойка с рекомендациями для посетителей. Молодой парень в очках за стойкой что-то печатал на ноутбуке, кивнув ей в знак приветствия.

Виктория прошлась вдоль полок, пальцы скользили по гладким корешкам – ровным, ярким, пахнущим новизной. Она остановилась у музыкального отдела, взяла сборник современных аранжировок Шопена – глянцевая холодная обложка блестела под светом LED-ламп

– Если ищете что-то особенное, могу помочь.

Голос раздался сзади, она вздрогнула.

Виктория обернулась – и встретилась взглядом с тем самым мужчиной из кафе.

– Евгений? – удивлённо произнесла она.

Он стоял в полуметре, в одной руке держа увесистый том «Ядовитые рептилии Юго-Восточной Азии», а в другой – пальто. На этот раз он был в белой рубашке, но по-прежнему с закатанными рукавами, обнажавшими загорелые предплечья с тонкими шрамами.

– Вы?.. – Виктория выглядела растерянно.

– Я, – он улыбнулся, и в уголках глаз вновь собрались морщинки, как вчера. – Кажется, судьба сводит нас в местах, где главенствуют музыка и наука.

Она опустила взгляд на зловещую обложку: чёрная кобра с раздутым капюшоном.

– Герпетология?

Он провёл пальцем по обложке. На фотографии была изображена рука в защитной перчатке, удерживающая голову змеи.

– Вчера коллега прислал новые данные о спектрах ядов. Решил освежить знания.

– И?

Она невольно отступила на шаг.

– Всё ещё смертельно, – он поставил книгу на полку, оставив на глянце отпечаток пальца. – А вы? Что привело вас сюда?

Виктория на мгновение задумалась.

– Случайность.

– Как и наше мимолётное знакомство вчера, – он улыбался.

Пауза повисла между ними – в ней ощущались и неловкость, и лёгкая растерянность.

За окном проехал грузовик, витрина задрожала. Они оба словно ждали какого-то незначительного события извне, чтобы неловкость рассеялась.

– Вы часто здесь бываете? – спросила Виктория, чтобы заглушить странное волнение в груди.

– Не особо. Иногда захожу за новыми книгами. В джунглях с интернетом плохо. А вам нравится Шопен?

– Красиво, – ответила она. – Но музыка тоже может оставлять шрамы.

Евгений внезапно рассмеялся – тихо, почти с придыханием.

– Теперь я точно знаю, что вы играете так, будто держите змею за голову: боитесь, но не показываете. Простите за аналогию – профессиональная деформация.

Он опустил глаза – как будто ему было немного стыдно за столь бесцеремонное сравнение.

Они стояли так близко, что она различала запах его одежды – свежую, будто только что выстиранную, с лёгким ароматом стирального порошка и едва уловимым шлейфом мужской туалетной воды. Простой, чистый запах – не резкий, а такой, что почти не замечаешь, пока не окажешься совсем рядом.

– Я бы тоже, наверное, могла тут что-то найти интересное для себя.

Виктория не собиралась ничего читать. Но ей хотелось немного потянуть время. Зачем? Она и сама не знала.

Она развернулась к полке, будто высматривая что-то конкретное. Её взгляд бежал по названиям, но не останавливался: «Теория хаоса в музыке», «Письма Рахманинова», «Как слушать Шостаковича».

Книги, которые она в юности брала всерьёз, теперь казались учебниками из прошлой жизни.

«Музыка Баха – это архитектура, в которой каждый камень на своём месте. Но если один блок сдвинуть – рухнет всё».

Она остановилась на сборнике эссе о Бахе. Взяла в руки. Открыла наугад.

Страницы пахли свежей типографской краской. Многие любители литературы, охотящиеся за новинками, обожают этот запах – чистый, обещающий открытия и ещё непознанную новизну. Но не она.

Книги для Виктории никогда не были чем-то важным, не увлекали её.

Скорее, это был всего лишь инструмент – ёмкий, точный, как ноты, – источник информации, необходимой для учёбы. Не вдохновение и не бегство от реальности. А работа и новые знания.

Художественная литература оставалась для неё чужой – мир вымышленных судеб, чужих чувств, чужих драм. Она не видела смысла погружаться в то, что не несло практической ценности. Её интересовало не то, что чувствует герой, а как устроена музыка, на которой он сходит с ума.

Для неё книга не была окном в иной мир.

Это был справочник.

Или, в лучшем случае, – партитура.

Рядом, у соседней стойки, Евгений всё ещё держал в руке толстый том о рептилиях. Он неспешно рассматривал названия книг, будто искал что-то не по работе, а для души.

Он остановился на сборнике фотографий джунглей. На обложке – густой зелёный лес, пронизанный светом, крупные капли дождя на листьях.

Потом он повернулся к полке с философией. Прямо напротив стояла книга Шопенгауэра – «Мир как воля и представление».

Он не взял её.

Только коснулся, будто проверяя жёсткость обложки.

Виктория наблюдала за ним краем глаза. За его неспешными движениями. Время для неё в этом магазине будто текло иначе.

– Я возьму, – сказал он наконец, беря с полки тонкую книгу по токсинам – не ту, что держал раньше, а другую, с пометками на полях.

Она одобрительно кивнула и пошла к кассе с тем самым сборником эссе о Бахе. Виктория купила его, но только потому, что не хотела уходить с пустыми руками; чтение не входило в её планы.

Евгений тоже расплатился. Молодой продавец в очках пробил покупки, не отводя взгляда от экрана ноутбука.

На мгновение вновь повисла лёгкая неловкость.