Кубок Теней

Неделя раздумий началась… с полного игнора темы. Как по молчаливому сговору, мы с Глебом сделали вид, что чёрной картонки с маской вообще не существует. Как будто всё было массовым психозом после пережаренных чебуреков. Вместо этого – полное погружение в студенческую рутину.

Утро началось с традиционной линейки на плацу академии. Стояли, как вкопанные, под промозглым осенним ветерком, слушая, как начальник курса капитан первого ранга запаса (или что-то около того) Петров вещал о чести, доблести и необходимости не опаздывать на строевую подготовку. Глеб тихонько зевал, изображая на лице каменное внимание, а я развлекался, пытаясь угадать, сколько седых волос осталось на его идеально выбритой голове.

– Ты чего щуришься? – прошептал Глеб, не шевеля губами. – Петрова на рентген просвечиваешь? Нашёл там мозги?

– Тише, Стрелец, – ответил я. – Ищу признаки разумной жизни. Пока вижу только отражение фонарного столба в его лысине. Яркое, надо сказать.

– Ага, светоч знаний, – фыркнул Глеб. – Смотри, не ослепни.

После линейки – святое: первая пара. Криминалистика. Преподаватель – Игорь Васильевич Морозов, он же «Морозко». Человек-легенда, ходили слухи, что он по пеплу определяет марку сигарет, которую курили на месте преступления. Суровый, как сибирская зима, с пронзительным взглядом, который, казалось, видел тебя насквозь. И терпеть не мог разгильдяйства.

Мы втиснулись в аудиторию, пахнущую мелом, старыми книгами и лёгким запахом формалина (лаборатория по соседству – вечная классика). Морозко уже стоял у доски, разглядывая прибывающих как следователь – подозреваемых.

– Садитесь, – пробурчал он, когда аудитория затихла. – Сегодня разберём классику. Убийство в закрытой комнате. «Дело о запертом архиве». Городская библиотека, отдел редких книг. Жертва – пожилой архивариус, Геннадий Петрович. Обнаружен утром за своим столом. Смерть – удар тяжёлым предметом по голове. Предмет – бронзовый пресс-папье в виде совы, принадлежавший жертве. Найдены его отпечатки пальцев и… больше ничего значимого.

Морозко щёлкнул указкой по схеме на доске: «Комната – бывшее хранилище. Дверь одна – массивная дубовая, заперта изнутри на тяжёлую задвижку. Окно – небольшое, под потолком, с решёткой и… вот ключевое – заклеено изнутри старыми газетами по всему периметру. Клей жёлтый, хрупкий – не тронут. Ни подкопов, ни потайных ходов. Вентиляция – узкая шахта, куда и кошка не пролезет. Ключ от двери висел на гвоздике внутри комнаты. И он… на месте».

Он обвёл аудиторию леденящим взглядом: «Так, будущие светила. Вопрос на миллион: как убийца вошёл, убил и вышел, оставив комнату запертой изнутри? Призраки? Телепортация? Или есть объяснение, доступное вашему мозгу, не отравленному дешёвым пивом? Борщев! Ты вроде не совсем безнадёжен. Просвети нас».

Все взгляды – на меня. Глеб под столом пнул: «Давай, Шерлок, жги!»

Я напрягся. Классика «locked room». Дверь заперта изнутри задвижкой. Окно заклеено – значит, не влезешь и не вылезешь. Ключ внутри… Значит, убийца не мог его использовать или унести… «Профессор, – начал я медленно, выстраивая цепочку. – Вы сказали, газеты заклеены старым, хрупким клеем. И не тронуты. Значит, окно – не выход. Вентиляция – слишком мала. Значит… убийца вышел через дверь. До того, как её заперли изнутри».

Морозко едва кивнул, давая продолжить.

«Задвижка… Она тяжёлая? – спросил я, вспоминая скрипучие двери в нашей общаге. – Предположим, нет. Что это меняет?»

«Если архивариус был убит за столом, спиной к двери… то убийца мог уйти до того, как дверь заперли. А запер её… сам архивариус. До того, как его убили».

В аудитории повисло недоумение. Глеб прошептал: «Как? Он же мёртв!»

«Нет, – продолжал я, чувствуя, как щёлкают шестерёнки в голове. – Он был убит после. Представьте: убийца входит – у него есть причина, архивариус его знает, доверяет. Они разговаривают. Убийца стоит между архивариусом и дверью. Вдруг – ссора? Или план? Убийца хватает пресс-папье, бьёт. Архивариус падает на стол… но не мгновенно умирает! Он оглушён, тяжело ранен, но ещё в сознании! Он видит, что убийца уходит… и его последним усилием, инстинктом… он хочет запереться от угрозы! Ползёт к двери… тянет задвижку… щёлк! Дверь заперта. Он выполнил свой долг. И умирает тут же, у двери. Потом тело переместили к столу? Но задвижка-то заперта! Он сам отполз».

Я замолчал, осознавая, что выпалил всё на одном дыхании. Аудитория замерла. Морозко смотрел на меня так, будто я только что оживил не мамонта, а целый парк юрского периода.

«…Тело нашли у стола, – медленно произнёс Морозко. – Но… следы волочения на полу. Небольшие. И… на внутренней стороне задвижки… микроскопические частицы кожи и крови Геннадия Петровича. Совпадающей группы. И экспертиза показала – удар не был смертельным. Он мог прожить несколько минут.» Видимо, пытался доползти до стола, чтобы взять телефон и вызвать медиков. Он сделал паузу, его ледяные глаза сверлили меня. «Борщев… ты либо чудовищно везуч, либо обладаешь чёртовски цепким умом, чтобы вытащить это из стандартного описания. Садись».

Глеб под столом показал большой палец. Я сел, чувствуя, как по щекам разливается глупая улыбка. Приятно, чёрт возьми, когда твою дедукцию оценивает сам Морозко!

Остальные пары прошли в приподнятом настроении. Даже строевая под осенним дождём казалась не такой уж адской. Глеб, конечно, умудрился «потеряться» в строю и сделать круг почёта вокруг плаца, но отделался лишь ледяным взглядом сержанта.

После пар, мокрые, но довольные, мы вынырнули из академии. Глеб уже тряс телефоном: – Диан! Приветик! Мы свободны как птицы! Точнее, как мокрые воробьи! Встречаемся у твоей общаги? Идём греться в «Котельную»?

«Котельная» – наше любимое кафешка недалеко от Финансового. Уютная дыра в земле с кирпичными стенами, дешёвым кофе и лучшими в городе пирожками. Через полчаса мы уже сидели за столиком в углу, отогреваясь паром от огромных кружек какао. Диана сияла, слушая наш безумный отчёт о первом дне.

– …И тут Борщ выдаёт ему про задвижку! – захлёбывался Глеб, размахивая пирожком с вишней. – Морозко аж челюсть потерял! Говорит: «Ты гений!» Дань, ты видел его лицо? Он, кажется, впервые за десять лет чуть не улыбнулся!

– Ну, не то чтобы гений… – смущённо пробормотал я, отодвигая крошки от Глебова пирожка. – Просто логика.

– Логика у тебя, Даня, как у шахматного компьютера, – улыбнулась Диана. Она аккуратно откусила кусочек своего яблочного штруделя. – А у тебя, Глеб, – она посмотрела на него с притворным укором, – логика, как у того самого воробья, который бьётся в стекло. Явно же видел сержанта! Зачем было выбегать из строя?

– Я не выбегал! – возмутился Глеб. – Я… осуществлял тактический манёвр! Оценивал периметр! А сержант просто не оценил стратегической глубины моего мышления. Завидует, наверное, моей ловкости.

– Ловкости споткнуться о собственную ногу? – не удержался я. – Это да. Надо было падать в другую сторону. К кустам. Замаскироваться.

– Вот именно! – Глеб ткнул в меня пальцем, обсыпанным сахарной пудрой. – Ты всё понял! Я бы слился с ландшафтом! Стал бы одним целым с берёзой! Но сержант – бестактный человек. Сорвал операцию.

Диана засмеялась, её глаза блеснули. – Операцию «Незаметно отлучиться за чебуреком»? Я знаю твои манёвры, Стрелец.

Мы просидели в «Котельной» больше часа. Болтали ни о чём: о дурацком новом преподавателе экономики у Дианы, который говорил с акцентом «а-ля Жан-Клод Ван Дамм»; о том, что кот Васька в нашей общаге утащил у кого-то целую сосиску и теперь ходит, гордый, как лев; о планах сходить в кино в выходные. Глеб рассказывал анекдоты так плохо, что они становились смешными только из-за его отчаянных попыток их вспомнить. Я подкалывал его за «тактические манёвры», а Диана мягко сдерживала наш дурацкий запал, подливая нам какао.

Сидели, пили сладкую бурду, смеялись. Глеб пытался украдкой стащить у меня последний кусочек пирога, я отбивался вилкой. Диана укоризненно качала головой, но глаза её смеялись. В этот момент, в теплой, пропахшей кофе и свежей выпечкой «Котельной», с друзьями рядом, все эти Тихоновы, визитки и пятьдесят миллионов казались бредом сумасшедшего из плохого триллера. Чем-то далёким, нереальным, не имеющим отношения к нашей жизни – к мокрым курткам на спинках стульев, крошкам на столе и дурацкому смеху Глеба, который чуть не поперхнулся, вспомнив, как Колян-Тряпка вчера гонялся за голубем, залетевшим в холл.

Вышли на улицу, когда уже начало смеркаться. Фонари зажигали жёлтые пятна на мокром асфальте. Воздух был свежий, с запахом дождя и опавших листьев. Диана взяла Глеба под руку. Мы шли не спеша, болтая о всякой ерунде. Глеб что-то громко доказывал, размахивая руками. Диана смеялась. Я шёл рядом, слушая их, и ловил себя на мысли, что это – оно. Настоящее. Простое, теплое, немного дурацкое.

Вот так и надо жить, – подумал я, вдыхая прохладный воздух. Чебуреки, дурацкие шутки, Морозко, который чуть не улыбнулся, и друзья рядом. Ничего лучше не надо.

Мы проводили Диану до общаги. Глеб, конечно, затянул прощание на десять минут, изображая смертельно раненого в сердце. Потом мы побрели к своей облезлой коробке на окраине. В кармане у Глеба тихо позвякивали мелочь и ключи. Никакого чёрного картона. Только обычный вечер, обычные звуки города и тихое, мирное устаканивание после первого учебного дня.

Засыпая под храп Глеба (он умел храпеть с особым, боевым задором), я думал о завтрашних парах, о том, чтобы не забыть сдать конспект Морозко, и о том, что Диана была права: яблочный штрудель в «Котельной» – просто космос.

Глава 5.

Если Даня оживал на криминалистике и логических головоломках, то Глеб… Глеб преображался до неузнаваемости на занятиях по огневой и рукопашной подготовке. Это была его стихия.

Утро началось с тира. Холодный, продуваемый всеми ветрами ангар на краю полигона. Запах пороха, масла и металла висел в воздухе густым, привычным облаком. Инструктор, старший лейтенант Ковалёв, он же «Коваль», человек с руками, похожими на кузнечные клещи, и голосом, пробивающим бетон, уже ждал у раздаточного стола.

– Эй, пушечное мясо! Подтягивайся! – рявкнул он, едва мы переступили порог. – Сегодня работаем на точность и скорость. Мишень № 4, дистанция двадцать пять метров. Три пробных, пять зачётных. Кто промажет больше двух раз – ползёт на полигон и собирает гильзы под дождём!

Глеб уже сиял. Он ловко поймал брошенный Ковалём пистолет Макарова (ПМ) – не новенький, потрёпанный учебный ствол, но в его руках он выглядел грозным оружием. Глеб быстро проверил затвор, магазин, сделал контрольный спуск (в пол, естественно), принял стойку – не канонично-парадную, а свою, чуть развернутую, низкую, как укоренившийся дуб.

– Стрелец, не выпендривайся! – буркнул Коваль. Он знал, что Глеб – один из лучших на курсе. – Стандартная стойка!

– Так точно! – бодро отрапортовал Глеб, но стойку не сменил. Он так лучше чувствовал оружие.

Первые три пробных выстрела грохнули почти слитно. Глеб не целился долго. Быстрое вскидывание – плавный спуск. Бам-бам-бам! На мишени – три аккуратных дырки чуть левее десятки, почти в одном месте.

– Группа есть, – прокомментировал Коваль скупым тоном. – Но кучность хромает. Лепишь влево. Рука дрожит от вчерашних чебуреков?

Глеб только усмехнулся. Он поправил хват, сделал пару глубоких вдохов. Зачётная серия. Ангар затих, только щелчки затворов других курсантов да команды Коваля. Глеб замер. Весь его обычно ершистый, неугомонный дух сконцентрировался в одной точке – на мушке и цели, на чёрном кружке мишени. Даже дыхание замерло.

Бам! Десятка. Бам! Девятка, рядом с десяткой. Бам! Опять десятка. Бам! Восьмёрка? Нет, девятка. Бам! Чистая десятка, почти в яблочко.

– Сорок семь из пятидесяти, – сдавленно выдал Коваль, сверяясь с мишенью через бинокль. – Не фонтан. Но для чебуречного снайпера сойдёт. Садись.

Глеб сиял, как новогодняя ёлка. Сорок семь – отличный результат для ПМ на двадцать пять метров! Он отошёл, ловко разрядил оружие и бросил мне победный взгляд: «Видал, гном?»

Я ответил своей стандартной тридцатью восьмью. Коваль хмыкнул: «Борщев, тебе бы учебник по баллистике вместо ствола в руки дать. Но хоть не в молоко». Глеб едва сдержал смех.

Но настоящий цирк начался после обеда, на рукопашке. Зал борьбы. Маты, запах пота и разогретой резины. Инструктор – майор Егоров, он же «Горыныч». Бывший спецназовец, широченный в плечах, с носом, сломанным минимум трижды, и взглядом, от которого стыла кровь. Сегодня отрабатывали защиту от нападения с ножом.

– Парни! – Горыныч ходил перед строем, как медведь по клетке. – Нож – это не кино! Это тридцать сантиметров острой стали, которая хочет залезть вам в кишки! Если видите нож – бегите! Если бежать некуда – ищите палку, стул! Если и этого нет… – Он сделал паузу для драматизма. – …То используйте то, что дала мать-природа. Голова – твёрдая. Локоть – острый. Колено – боевое. И запомните: лучший блок от ножа – это пуля в голову нападающего! Но пока у вас пуль нет – работаем с тем, что есть! Борщев, Стрельцов! На площадку! Покажите дуракам, как НЕ надо делать!

Глеб выкатился на маты, как мячик. Я – следом. Горыныч дал нам резиновые макеты ножей – противные, гибкие, но больно бьющие.

– Стрельцов – нападающий! Борщев – защищается! Задача защищающегося – не получить "смертельную" колотую, вывести из строя нападающего и обезвредить. Задача нападающего – быть быстрым, злым и беспощадным! Начали!

Глеб не заставил себя ждать. Его обычная клоунада исчезла. Он стал… хищником. Быстрым, резким, непредсказуемым. Он не бежал на меня, как танк. Он «стелился», двигался боком, мелкими шажками, резиновый нож в его руке был не игрушка, а реальная угроза. Глаза сузились, всё внимание – на моих руках, ногах, шее.

– Не стой столбом, Борщ! Двигайся! – рявкнул Горыныч.

Я попытался отойти, держать дистанцию, но Глеб был быстр. Резкий выпад – резиновый клинок ткнулся мне в бок. Не больно, но по правилам – «тяжёлое ранение».

– Один – ноль в пользу ножа! – прокричал Горыныч. – Борщев, ты уже истекаешь! Соберись! Стрельцов, молодец! Злой как голодный барсук!

Второй раунд. Я попытался быть агрессивнее, пошёл вперёд, пытаясь захватить вооружённую руку. Но Глеб… Он сделал финт! Прыгнул на меня, имитируя укол в лицо, а когда я инстинктивно прикрылся, рванул вперёд и ткнул меня «ножом» в бедро. Ещё одно «тяжёлое».

– Два – ноль! – заорал Горыныч. – Борщев, ты труп! Стрельцов, не зевай, следующий! Но запомни – в жизни так легко не будет! Настоящий мужик с ножом порвёт тебя как тузик грелку!

Глеб, конечно, не удержался. После того как «зарезал» ещё пару однокурсников с той же лёгкостью (хотя один парень его всё же словил на захват), он вернулся ко мне на скамейку, сияя от уха до уха.

– Видал, гном? – он ткнул меня локтем. – Это вам не закрытые комнаты! Это искусство! Я ж тебе говорил – я аэродинамичный! Как пуля!

– Ага, пуля дура, – огрызнулся я, потирая ушибленный бок. – Искусство бить резиновым ножом по друзьям. Герой. А настоящий нож ты видел только на кухне, когда колбасу резал.

– Зато режу виртуозно! – парировал Глеб. – И колбасу, и… э-э-э… злобных преступников! Просто ты сегодня не в форме.

Мы препирались ещё минут десять, пока Горыныч муштровал остальных. Но я видел – Глеб действительно в своей тарелке. На стрельбище и в рукопашке он был не тем болтливым Стрельцом, а сосредоточенным, быстрым, почти грациозным бойцом. И это было… впечатляюще. И немного страшновато.

После занятий, мокрые, уставшие, но довольные (особенно Глеб), мы плелись в сторону общаги. Глеб что-то напевал, размахивая руками, изображая фехтование ножом. Я думал о его резких выпадах, о фокусе в глазах… И ловил себя на мысли: если этот дурак возьмётся за реальное дело… он может быть чертовски опасен. И для врагов. И для себя.

Но пока… пока это были просто крутые навыки. Как у спортсмена. Просто учебный день. Один из многих.

Глава 6.

Неделя пролетела как один долгий, странный сон. Учёба, шутки, кафе, подготовка к парам, нудные домашние задания.

И вот, ровно через семь дней, сидя в нашей берлоге под аккомпанемент храпа соседа за стеной и воя ветра в щели окна, мы уставились на чёрный прямоугольник, лежащий посреди стола, заваленного конспектами и пустыми пачками от чипсов.

– Ну что, Шерлок? – Глеб первым нарушил молчание. Его голос звучал необычно серьёзно. – Время Х. Звонить или… сжечь эту бумажку в помойном ведре и забыть как страшный сон?

Я вздохнул, отодвинув учебник по криминалистике. Картонка с маской и цифрой «пятьдесят миллионов рублей» казалась истерзанным порталом в другое измерение. – Сжечь – самое разумное, – честно сказал я. – Но…

– Но мы же не разумные, – закончил за меня Глеб, и в его глазах вспыхнул знакомый азарт. – Мы – Борщ и Стрелец! Почти ФСБ! Игнорировать такое… это как… как увидеть преступление и промолчать!

– Это не преступление, это предложение, – возразил я, но без прежней уверенности. – Подпольное. Странное. От человека с ледяными глазами. Риск – немеряный.

– Риск – наша профессия! – парировал Глеб. – Дань, подумай: даже если это развод… Разве не интересно узнать, КАК они работают? Кто стоит за Тихоновым? Как организован этот «клуб»? Если это лажа – мы свалим при первых же подозрительных чихах! А если нет… – Он понизил голос. – Если это реальный криминал, связанный с азартными играми, отмывом бабла… Это же наше первое дело! Настоящее! Мы можем их вывести на чистую воду! И… и приз в карман. Бонусом.

Я смотрел на его горящие глаза. Он верил в это. Верил в нас. Верил, что мы сможем обвести вокруг пальца каких-то подпольных магнатов. Глупо? Безумно? Да. Но… в его вере была сила. И этот азарт исследователя, который проснулся во мне на паре у Морозко, тоже копошился: а как они это делают? Как устроен их механизм?

– Ладно, – сдался я. – Допустим, звоним. Но только чтобы разведать. Узнать правила, место, условия. Никаких обязательств! Если хоть что-то пахнет фальшью, псиной или уголовщиной глубже мелкого мошенничества – мы сливаемся. Мгновенно. И сливаем инфу в полицию. Договорились?

– Договорились! – Глеб чуть не подпрыгнул от восторга. – Разведка боем! Точнее, разведка звонком! Позвонить… сейчас?

Сердце у меня ёкнуло. Сейчас. Прямо сейчас шагнуть в неизвестность. – Нет, – сказал я твёрдо. – Сначала правила. Если это спортивная мафия, как сказал Тихонов, нужно знать её как свои пять пальцев. Чтобы понять, где подвох. Искать лазейки. Гугл, вперёд!

Мы уткнулись в ноутбук Глеба. «Спортивная мафия. Правила». Выдало кучу ссылок: турниры, клубы, видео с комментариями. Основы:

Команды: Всего за игровым столом десять человек. Две фракции: Мирные Жители (Красные) и Мафия (Чёрные).

Роли: Мафия (три игрока, включая Дона): Знают друг друга. Ночью тайно «убивают» одного игрока. Дон (Мафия): Глава мафии. Может ночью «проверить» одного игрока на роль Шерифа. Шериф (Мирный): Тайный защитник. Ночью может «проверить» одного игрока на принадлежность к мафии. Мирные Жители (шесть игроков плюс Шериф): Не знают никого. Их задача – вычислить и линчевать мафию днём путём голосования.

Ход игры:

1. Ночь. Всем завязывают глаза. Затем каждый берёт одну карту по очереди. Ведущий будит игроков по ролям: Мафия в количестве двух человек вместе с Доном просыпаются, знакомятся, пытаются договориться, кого они убивают все следующие ночи, ибо снимают повязки они только в первую ночь. Последующие игровые ночи мафия убивает игроков, поднимая руки и показывая цифру игрока, которого они хотят убить. Если хоть один из чёрных игроков покажет другую цифру, будет промах. После мафия засыпает. В городе объявляется утро. Дон проверяет одного игрока на шерифа начиная со второй ночи. Дон засыпает. Шериф проверяет одного игрока начиная со второй ночи (узнаёт, мафия он или нет). Затем все просыпаются.

2. День. Все «просыпаются». Ведущий объявляет начало игры. Люди разговаривают ровно по минуте. Если игрок хочет закончить речь досрочно, ему нужно сказать слово «пас». Каждый игрок имеет право выставить одного игрока на голосование. Когда все проговорят свои речи, в городе объявляется стадия голосования среди выставленных игроков. Тот игрок, который набрал наибольшее количество голосов, выбывает. У него есть право оставить своё завещание перед уходом (дополнительная минута).

Победа: Мафия побеждает, когда число мафии становится равно числу мирных. Мирные побеждают, когда вся мафия «убита».

– Вроде просто, – пробормотал Глеб, скролля страницу. – Ночь – мафия убивает и ищет шерифа. День – все орут и голосуют. Кто кого перехитрит.

– Просто? – я фыркнул. – Здесь вся психология! Блеф, манипуляции, чтение людей! Шериф может быть подставным или ошибаться. Мирные могут повестись на провокацию и повесить невиновного. Мафия может имитировать панику или, наоборот, быть тише воды. А Дон… – Я ткнул пальцем в экран. – Он ключевой! Он может найти шерифа, решает, кого именно и как будет убивать мафия.

– Значит, надо стремиться быть Доном! – решил Глеб. – Или Шерифом! Командовать парадом!

– Или просто мирным, который всех переиграет, – добавил я. – Но суть не в этом. Видишь подвох?

– Тихонов… Глеб, этот человек не просто так предложил нам такие деньги. Там подвох. Глубокий, тёмный и, скорее всего, смертельный. «Ликвидация проигравших» – это не метафора турнирной таблицы.

Глеб фыркнул так громко, что кот Васька за стеной жалобно мяукнул. – Ох, Борщ, Борщ! – Он покачал головой с преувеличенным сожалением. – Твоя логика – это сила, но фантазия! Прямо эпическая! «Смертельная игра»! Прям как в дешёвом боевике! Да посуди сам: кто мы? Два студента-общажника, у которых на двоих один ноутбук старше Дианиной бабушки! Кому мы сдались, чтобы нас «ликвидировать»? Организаторам оргпреступного синдиката? Суперзлодеям из комиксов? Да ну!

Он схватил визитку и потряс ею перед моим лицом. – Это, Данька, бизнес! Грязный, подпольный, но – бизнес! Представь: скучающие олигархи, которым шашлыки на яхтах и девушки с обложек уже как селёдка под шубой на третий день. Им нужно острых ощущений! А что может быть острее, чем подпольный турнир? Не для гастарбайтеров или уголовников, а для… для нас! Почти элитной молодёжи! Будущих силовиков! Это же эксклюзив! Они ставят бабки, пьют шампанское, смотрят, как мы, голодные и амбициозные, рвём друг другу глотки в их ролевой игре. А слова Тихонова… – Глеб снисходительно махнул рукой, – …это просто антураж! Спецэффекты! Чтобы адреналин у них самих играл! «Ликвидировать», «штрафные санкции» – это ж просто игра слов для атмосферы! Чтобы мы тряслись, чтобы было страшно интересно! Как в комнате страха – все знают, что чучела, но орут же!

Я смотрел на него, пытаясь найти слабину в этой теории. Она звучала… соблазнительно логично. Богатые чудаки, ищущие острых ощущений. Студенты как гладиаторы для их развлечения. Деньги – настоящие, угрозы – бутафорские. Тихонов – просто холодный, но профессиональный менеджер шоу.

– А если нет? – тихо спросил я. – Если это не шоу? Если «ликвидация» – это не метафора?

– Тогда мы свалим при первом же намёке на реальную опасность! – парировал Глеб, его глаза горели азартом первооткрывателя. – Дань, это же шанс! Шанс заглянуть в этот мир! Узнать, как оно устроено! Может, там и правда криминал – отмыв бабла, нелегальные ставки? Мы можем собрать информацию! Стать свидетелями! А потом – бац! – разоблачить всю эту лавочку и стать героями! И деньги, если они реальные, – это же не лишнее! Родителям помочь, отчима твоего заткнуть навеки… Мечта!

В его голосе была такая убеждённость, такая вера в авантюру, что мои сомнения начали таять. А вдруг он прав? Вдруг это просто грязное, но не смертельное шоу для скучающих толстосумов? А возможность раскрутить это как дело… Она манила.

– Ладно, – сдался я, чувствуя, как в груди загорается искра того же азарта. – Звоним. Только чтобы узнать детали. Правила, место, условия. Как только что-то покажется реально не так – сливаемся. Мгновенно. Договорились?

– Договорились! – Глеб сиял. – Поехали!

Он схватил телефон, быстрее, чем я успел передумать, и набрал номер. Два гудка… Три… Сердце колотилось, но теперь больше от любопытства, чем от страха.

Щелчок. И тот самый, ледяной, ровный голос: – Говорите. Вы готовы принять участие в Игре?

Глеб выпрямился, стараясь звучать уверенно: – Мы… мы хотим уточнить детали. Правила, место проведения. И… э-э-э… что значит «ликвидация проигравших»? Это же метафора, да? Типа, выбывают из турнира?

Пауза. Казалось, вечность. Потом голос Тихонова, холодный, но теперь с едва уловимым, словно ледяная струйка, оттенком… снисходительности? – Правила стандартны для спортивной мафии высокого уровня. Десять игроков. Две фракции: Мафия (Дон и два чёрных) и Мирные Жители (Шериф и шесть Горожан). Фазы: Ночь, День. Цель – устранение противоборствующей фракции. «Ликвидация» в нашем контексте означает… окончательное выбывание из Игры. Проигравшая команда покидает турнир без права возврата. Ведущий – арбитр. Его решения обжалованию не подлежат. Нарушения – фолы. Три фола – лишение речи на следующий круг. Четыре фола – дисквалификация. Клуб ценит… эффектные представления. Драму. Азарт. Ваша роль – обеспечить зрелище для наших… ценителей. Место и время первого сбора будут сообщены после вашего согласия. У вас есть минута. Ваше решение?

Глеб поймал мой взгляд и торжествующе подмигнул: «Видал? Я же говорил! Шоу!» – Ценители! Видишь? – прошептал он, прикрыв микрофон. – Богачи! Сидят, попивают коньячок, делают ставки! – Значит, если накосячим, нас просто выпнут! А «окончательное выбывание» – просто дисквалификация! Никаких трупов! Дань, это же золотое дно! И шанс блеснуть!

Я чувствовал облегчение, смешанное с остатками сомнения. Слишком гладко. Слишком… упаковано. Но слова Тихонова звучали убедительно в пользу версии Глеба. «Ценители». «Эффектные представления». «Дисквалификация». Ни намёка на реальное насилие. Может, Данька Борщев действительно пересмотрел триллеров?

– Ну? – Глеб нетерпеливо ткнул меня локтем. – Решай! Шанс раз в жизни!

Я посмотрел на его сияющее лицо. На чёрную визитку. Представил «ценителей», делающих ставки на студентов. Это было унизительно… но чертовски заманчиво. Деньги. Адреналин. Возможность что-то раскопать. – Ладно, – выдохнул я. – Давай попробуем. Но осторожно. Как мышки в сырной лавке.

Глеб не стал ждать ни секунды. Он прижал телефон к уху: – Мы в игре! Где и когда?

Голос Тихонова не изменился, но казалось, в нём промелькнуло что-то вроде удовлетворения: – Завтра. Двадцать два ноль-ноль. Трамвайное депо № 3, заброшенное. Северные ворота. Будьте одни. Без связи. Не говорите об игре никому. Любые отклонения от инструкций – дисквалификация. До встречи, игроки.

Связь прервалась. Глеб вскинул кулак в победном жесте. – Йееееесс! Борщ и Стрелец выходят на тропу войны! Вернее, на тропу игры! Готовься блистать логикой, гном! А я… – он принял боевую стойку, – …покажу им, что такое тактические манёвры под прицелом камер богачей! Заживём!

Он уже фантазировал, как они с Дианой поедут на Канары. Я сидел, глядя на погасший экран телефона. Слова Тихонова вертелись в голове: «Окончательное выбывание». «Дисквалификация». «Без связи». «Заброшенное трамвайное депо». На душе было странно. Не страшно, нет. Скорее… как перед прыжком с высокой вышки в мутную воду. Кажется, знаешь глубину. Но проверить можно только одним способом.

«Эффектные представления для ценителей», – подумал я, глядя на Глеба, размахивающего резиновым «ножом» из рукопашки. Надеюсь, ты прав, Стрелец. Иначе наше шоу может стать слишком реалистичным.

Глава 7.

Сон этой ночью был роскошью. Мы ворочались, представляя холодные глаза Тихонова и ржавые ворота депо. На утренней паре по математике интегралы плясали перед глазами как злобные пауки, а Глеб под партой нервно перебирал единственный приличный галстук, принесённый «на всякий случай». Вечером Диана заметила наши пустые взгляды: – Вы точно не подхватили тот грипп, что по общежитию ходит? Похожи на призраков. – Не грипп, мой свет! – Глеб попытался улыбнуться, но получилось скорее как оскал боли. – Это… предстартовая лихорадка! Перед важным… э-э-э… семинаром по тактике! Очень секретным! – Он нервно поправил воротник. Я молча ковырял ложкой свой недоеденный десерт. Враньё про «секретный семинар» казалось таким же прозрачным, как его голос.

И вот, ровно в двадцать один пятьдесят пять следующего вечера, мы стояли у ворот «Трамвайного депо № 3». Заброшка. Густая тьма, рваные клочья тумана, скелеты трамваев, застывшие в последнем пути. Ветер выл в пустых окнах, неся запах ржавчины и чего-то затхлого, как в забытом подвале. Глеб пытался шутить, но голос дрожал:

– Эх, Дань, хоть бы не обыскивали как контрабандистов. А то шоколадка в кармане.

Я молчал. Телефоны были выключены и спрятаны в тайнике за розеткой. Врали всем, что идём на ночное занятие по ориентированию на местности.

Ровно в двадцать два ноль-ноль скрипнула калитка. На пороге – не Тихонов. Мужик в чёрном балахоне и балаклаве, скрывающей всё, кроме мёртвых глаз. Двухметровый шкаф. – Телефоны. Гаджеты. Всё с питанием. Сейчас, – проскрипел он. Мы вывернули карманы. Ключи, мелочь, та самая злосчастная шоколадка Глеба. Мужчина сгрёб всё в чёрный мешок, не глядя. – Руки вверх. Ноги шире.

Его руки, холодные даже через перчатки, прошлись по швам, залезли под куртки, проверили воротники, манжеты, заставили снять ботинки и потрясти. Потом – холодное жужжание металлоискателя. У меня запищал на металлическую пряжку ремня. У Глеба – на пломбу и, кажется, на металлическую нитку в джинсах. Амбал тыкал сканером, как скальпелем. – Чисто, – бросил он в темноту. – Веди, – прозвучал ледяной голос Тихонова.

Он повёл нас через кладбище вагонов. Единственный свет лился из бывшей диспетчерской.

Внутри – голый бетон. Стол. Три стула. Тусклая лампочка. И Андрей Николаевич Тихонов. Сидел в своём чёрном плаще, руки в чёрных перчатках сложены на столе. Его пустые глаза скользнули по нам, будто фиксируя дефекты.

– Пунктуальность – базовое правило выживания, – произнёс он ровно. – Садитесь.

Мы сели. Глеб напрягся, стараясь выглядеть «на уровне». Я вжался в стул.

Тихонов начал без предисловий: – Вы допущены к участию в проекте «Кубок Тени». Общий пул: одна тысяча игроков. Интернациональный состав. Русский язык основной. – Микроскопическая пауза. – Старт турнира: через четырнадцать календарных дней. Точное время и координаты точки сбора будут переданы дополнительно. За два дня до старта. На указанный номер. – Он посмотрел на нас. – Ваша точка входа будет на безлюдном участке. Транспорт – чёрный микроавтобус без опознаков. Кодовая фраза: «Лунный свет не виден сквозь тучи». Личные вещи, еду, лекарства – не брать. Всё необходимое – экипировка, питание, медконтроль – предоставят на месте. Сдадите всю свою одежду. Получите униформу Игрока и идентификационную бирку. – Он чуть наклонил голову. – На встречу с транспортом – строгие костюмы. Чёрные или тёмно-серые. Без кричащих деталей. Галстук – опционально. – Он достал две идентичные чёрные флешки без опознавательных знаков, положил на стол. – Полные правила Игры. Пароль: дата вашего первого звонка мне. Изучить. Только в абсолютном уединении. Никаких свидетелей. Ни подруг, ни соседей, ни любопытных голубей. – Он встал. Его тень поглотила половину стены. – У вас четырнадцать дней. Рекомендую практиковаться. Клубы спортивной мафии в Москве. В онлайн-формате. Запомните: там – игра. У нас – последствия материальны. Не перепутайте. Ожидайте сообщения о точке сбора. Не опаздывайте.

Он развернулся и исчез в чёрном проёме за спиной, бросив через плечо: – Бафас, проводи их.

Тот самый амбал тут же возник в дверях: – Выход. Быстро.

Мы вывалились на холод. Ворота захлопнулись с финальным лязгом. Глеб выдохнул, разглядывая флешку: – Четырнадцать дней, Дань! Время на подготовку! И костюм… Надо мой отпарить. А фраза… «Лунный свет»… Звучит мощно! Главное – номер телефона не потерять, а то где координаты узнаем?

Я молчал, сжимая в руке холодный кусочек пластика. «Сдать всю одежду». «Идентификационная бирка». «Униформа Игрока». «Последствия материальны». Слова висели в промозглом воздухе. «Шоу?» – мысленно усмехнулся я, глядя на мрачные очертания депо. Слишком похоже на инструктаж перед отправкой на биржу мяса. Но ладно, Глеб. Две недели на иллюзию.

Мы зашагали к огоньку остановки. Четырнадцать дней притворяться студентами, играя в тренировочную «мафию» и ожидая смс-приговора. Флешка в кармане жгла, как клеймо.

Последний автобус умчался в ночь. Денег на такси не было. Оставался пеший марш-бросок через спящий город. – Эх, Дань, – кряхтел Глеб, спотыкаясь, – вот она, суровая доля студента-разведчика! Прям как в кино, только холодно и ноги болят. И нет крутой машины с мигалкой. – И девушки в белом не встречают, – мрачно добавил я. Образы смешивались с реальностью: «бирка», «абсолютная реальность последствий». Каких?

Добрались за полночь. Общага спала. Главный вход – наглухо закрыт. Будить Коляна-Тряпку – подписать приговор на месяц каторжных уборок. – Пожарная лестница? – Глеб указал на ржавую конструкцию к нашему балкону на третьем этаже. – Я первый! Покажу класс альпиниста!

Он рванул. Первые пролёты – с обезьяньей ловкостью. Потом – переход на балкон. Дверь – старая, деревянная, заедала. Сегодня она решила устроить бой. Глеб перелез перила, потянул ручку. Скрип. Ничего. Потянул сильнее. Дверь дрогнула, но не открылась. – Борщ! Заклинила! Помогай! Толкай изнутри! – Я снаружи, гений! – А, точно… Держи меня! Героический рывок!

Он ухватился за ручку, упёрся ногой в раму, рванул. Дверь подалась… ровно на пять сантиметров. Глеб застрял в щели, как пробка. – Опа! Не рассчитал! Дань, я застрял! Вытаскивай!

Я едва не прыснул. Вид Глеба, торчащего из двери, с болтающимися ногами – шедевр глупости. – Ты же «аэродинамичный»! Сожмись! – Я втянул! Он не втягивается достаточно! Толкай дверь!

Я перебрался на карниз, упёрся плечом в дверь рядом с его головой. – Раз, два… Рванули. Дерево скрипело, стонало… Хруст! Дверь распахнулась! Глеб кубарем вкатился на балкон, снося банку с окурками. Я едва удержался. – Ура! – прошептал Глеб, потирая бок. – Штурм успешен! Без потерь…

Глава 8.

– Ну что, Шерлок? – Глеб вытащил флешку. – Готов к правилам? Или чайку? Хотя… ладно, потерпим.

Я достал древний ноутбук. Он завёлся с гулом. Вставили флешку. Чёрный экран запроса. Глеб вбил дату первого звонка: ДДММГГГГ. Открылась папка. Файл: ПРОТОКОЛ_КУБОК_ТЕНИ_РЕГЛАМЕНТ_FINAL_V7.pdf.

– Ого, седьмая версия! – прошептал Глеб. – Надеюсь, там «бесплатный кофе для победителей»?

Надели наушники, запустили файл.

Первые страницы – стандартно: тысяча игроков, роли (Мафия, Дон, Шериф, Мирные). Дальше – кошмар:

П.4.7. Окончательное Выбывание. «Проигравшая команда подлежит немедленной и полной ликвидации. Метод определяется Победителями… Ликвидация физическая, необратимая, обязательная.»

П.5.3. Штрафные санкции. «Первый фол – предупреждение. Второй фол – физическое воздействие. Третий фол – более серьёзное физическое воздействие.» Четвёртый фол – дисквалификация.

П.8.1. Идентификация. «Браслет с номером игрока. Снятие/повреждение = дисквалификация.»

РАЗДЕЛ 9: БЕЗОПАСНОСТЬ И КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ.

9.1. Раскрытие информации – дисквалификация.

9.2. Игроки и их семьи (родители, дети, супруги, сёстры/братья) – под постоянным наблюдением.

9.3. За разглашение:

Игрок – Немедленная Ликвидация.

Получившие информацию – Ликвидация.

Вся семья Игрока – Полная Ликвидация.

9.4. Отказ от участия после прочтения данного документа = Разглашение (п.9.3.). Путь только один: до финала.

Глеб замер. Лицо под светом экрана стало землистым. Палец отдернул от тачпада.

– Семья… – прошепелявил он. – Мои родители… Диана… Твоя мама… Они… заложники? За это? – Ткнул в «Полную Ликвидацию». – Это капкан, Дань. Нас загнали. И захлопнули.

Я выдернул наушник. Звон в ушах, бешеный стук сердца. Петля на шее у всех, кого любим. Выхода нет.

В папке – ещё один файл. Видео: Кубок_Тени_Ориентация_Обязательный_Просмотр.mp4. Иконка – чёрная маска.

– Глеб, тут ещё… – начал я.

– Нет! – его голос сорвался на шёпот, но стальной. – Не сейчас. Я… не могу. Видеть их лица… или это… – махнул на протоколы ликвидации. – Если там ещё кошмар… Я сломаюсь. Орать начну. – Глаза – мольба. – Выключи. Пожалуйста. Завтра. Когда… очухаемся.

Я посмотрел на иконку. Чёрная маска – насмешка. Что там? Запись «ликвидации»? Угрозы? Мысль включить сейчас была невыносимой. Он прав. Это добило бы нас.

– Ладно, – тихо. – Завтра. – Закрыл папку, свернул окно. Чёрный экран – глоток воздуха.

Глеб молча закрыл ноутбук. Щёлк – как падающая гильотина. Убрал флешку в коробку. Рука дрожала. Этот пластик – детонатор. А видео – вторая, неведомая бомба, тикающая в ящике. Он лёг на кровать лицом к стене, свернувшись калачиком. Я видел, как напряжены плечи. Я лёг, уставившись в потолок. Гробовая тишина. Только храп соседа и тяжёлое дыхание Глеба. Знание о семьях душило. Видео висело незримой угрозой. Ещё одна порция ада – на завтра.

До старта «Кубка Тени» – тринадцать дней.

Глава 9.

Утро началось с тишины. Густой, тяжёлой, как смола. Мы проснулись почти одновременно, но ни звука. Ни привычного Глебового «Утро, гном! Кофею!» или стука его кроссовка о мою койку. Просто взгляды, скользнувшие друг по другу и тут же отведённые. В глазах Глеба – пустота и тень вчерашнего ужаса. В моей голове – те же слова, выжженные кислотой: *Семья. Ликвидация. Полная*.

Мы молча собрались. Молча прошли в общий душ на этаже, где обычно стоял галдёж и треск пластиковых занавесок. Сегодня – только шум воды и наши отражения в потрескавшемся зеркале: два призрака с синяками под глазами. Молча почистили зубы, плечом к плечу у раковины, не глядя друг на друга. Молча оделись. Молча вышли из общаги.

Дорога в академию была маршем немых. Глеб обычно болтал без умолку, жестикулировал, что-то напевал. Сегодня он шёл, уставившись в асфальт, руки глубоко в карманах, плечи ссутулены. Я пытался думать о парах, о Морозко, о чём угодно…

Пары прошли в тумане. Лектор по криптографии что-то чертил на доске, но звук его голоса не долетал. Я видел только губы, двигающиеся как у рыбы в аквариуме. Глеб сидел рядом, неподвижно уставившись в одну точку на стене. Ни шуток, ни подколов, ни даже попыток сделать вид, что он слушает. Просто каменная статуя в одежде. На строевой он выполнял команды автоматически, как зомби. Сержант даже удивился его внезапной «дисциплине» и не стал придираться к идеальной стойке.