Плач умирающих звёзд

Глава 1

«A caelo usque ad centrum» – От небес до центра Земли… На многометровой величественной арке был выведен этот громкий девиз «Греджерс», и каждый раз, проходя под ней, ученицы знаменитой школы испытывали, затаивши дыхание, неподдельную гордость за то, что они являются частью этого великого места, храма знаний, средоточия красоты и могущества. Никому и в голову не могло прийти, что это место вскоре будет забрызгано кровью, слезами, что стены его будут дрожать от крика и брани. Сколько тайн, лжи, боли и коварства теперь властвуют здесь! Красота обезображена подлостью, могущество обесценено отвратительным предательством.

Клара Дилэйн почувствовала, как сердце ее томительно надрывается, стоило ей приблизиться к той самой арке. Стало чуть легче ей, когда она увидела своих одноклассниц. Девочки хохотали, обнимались. Только истинная дружба могла скрасить пребывание в столь кошмарном месте. Клара поспешила к подружкам.

– Салют всем отдыхающим! – весело воскликнула она.

Девчонки как-то брезгливо покосились на нее и, не соизволив даже кивнуть ей в ответ, поторопились уйти. Клара сразу поняла, что послужило причиной такого странного поведения ее когда-то очень близких, любимых друзей. В душе кипела обида. Задушив слезы и овладев собой, Клара направилась к резиденции учеников. «Теперь я лишняя, всюду лишняя…»

Со схожими мыслями шагала и Леда по школьным коридорам. Вот навстречу ей пошла Виола Вуд, преподаватель актерского мастерства и по совместительству приятельница Алессы Торн.

– Доброе утро, Виола!

– Доброе… – бросила Виола, не замедляя шаг.

– Как прошло ваше ле..?

Виола промчалась мимо как ужаленная. Леда лишь горько усмехнулась и пошагала дальше.

– Я все лето провела в оздоровительном комплексе! – делилась своими впечатлениями Индия Колетти. – У меня уже есть небольшие улучшения. Полюбуйтесь.

Индия стала старательно вышагивать перед Мессалиной и Прией. Конечно, от хромоты ей уже никогда не избавиться, но благодаря лечению ее походка стала более уверенной, бодрой. Колетти ожидала услышать искреннее восхищение подруг, но те были заинтересованы чем-то другим, смотрели удивленно и сосредоточенно в сторону ворот.

– Девочки, вообще-то я здесь! – обиженно буркнула Индия, но тотчас сама уставилась туда, куда был направлен взор подруг.

Да, то, что увидела Индия, в самом деле было гораздо увлекательнее, нежели ее усовершенствованная походка. Диана, Элеттра, Рэмисента и Искра шли вместе, гордо, держась за руки. Уж не галлюцинация ли это? Можно представить себе все что угодно. Господи, да даже крокодила, ласкающего зебру, но… дружную четверку враждующих лидеров? Нет уж, право слово, это нереально.

– Весь наш гнусный сброд… Представляю, что они думают сейчас о нас, – высказалась Рэми, встретив сотню направленных на них взглядов учениц «Греджерс».

– Да плевать, что они думают, – гаркнула Эл. – Я вообще сомневаюсь, что они умеют это делать.

– Ничего себе! Вот это новости! – крикнула им вслед Индия. – Заклятые враги объединились, чтобы поразить злопыхающую челядь!

– …Почему мы молчим? Надо, наверное, сказать им что-то? – робко спросила Искра.

– Я предпочту обойти дерьмо стороной, а не наступить в него, – ответила Элеттра.

Тут же последовал гневный выкрик от Ари Максвелл:

– Эй, королева! Окружила себя новой убогой свитой? Ха-ха!

– Как ты говорила? – тихо обратилась Диана к Эл. – «Курицы выше лебедя не взлетят»? Но заклевать они могут вполне. Особенно когда этих куриц целый курятник.

Население «Греджерс» долго не могло успокоиться после шокирующего появления четверки. Браяр и Эсси перехватили Искру у ее комнаты:

– Искра, доверься нам! Они тебя используют! – вопила Шаад.

– Я доверяю только себе и ограниченному кругу людей, которые в моих глазах имеют авторитет, подкрепленный результатами. Вы в круг этих людей не входите, – был строгий ответ Искры.

Да уж, произошли действительно масштабные изменения, они и меня поразили, чего скрывать. Даю слово, я расскажу вам обо всем по порядку, но несколько позже.

А пока я хочу поведать об одной волнующей сцене. Рэмисента, перед тем как отправиться в свою комнату, решила пройтись по парку. Конечной точкой ее прогулки была та самая беседка, возле которой три месяца назад лежало бездыханное тело ее брата. Рэми ужаснулась, увидев темное пятно, въевшееся в асфальт. Неужели это его кровь? Столько дождей прошло с тех пор, а след смерти Элая до сих пор явственно виден. Зачем Рэми пошла сюда, зачем мучает себя? Это трагическое место словно само притянуло ее к себе…

– Прошлый учебный год принес нам немало горя… – со скорбью в голосе проговорила Голди Маркс на церемонии приветствия. – Для того, чтобы прийти в себя и продолжить путь к намеченным целям, мы должны быть едины! Помните: вы – не просто ученицы школы «Греджерс», вы – сестры. Вы должны любить, уважать и поддерживать друг друга. Мы – одна семья. Ни горе, ни море грязных сплетен не способны разрушить нашу семью! Мы выстоим в этой борьбе…

Голди вся была во власти пугающего всех лихорадочного порыва. Она дрожала, почти плакала, но говорила четко, очень громко, торопливо. И она еще много чего сказала бы, если в самый разгар ее речи не скрипнула бы дверь и по торжественному залу не пронесся бы скромный, до боли знакомый голосок:

– Здравствуйте. Извините за опоздание. Я могу войти?

Вся публика одновременно ахнула, поняв, кто прервал речь директрисы.

– Конечно, Калантия. С возвращением, – ласково ответила миссис Маркс.

Элеттра чуть ли не зааплодировала от радости. Ее ангел-хранитель вернулся! Если можно было бы, Эл тут же сорвалась бы с места и кинулась обнимать подругу, но она все же смогла совладать с эмоциями и решила дождаться завершения церемонии.

Калли молила себя не запнуться, идти степенно. Она понимала, что все, мягко говоря, ошарашены не столько ее появлением, сколько внешним видом. Волосенки на ее голове только-только начали отрастать, так что все подивились на ее экстравагантную стрижку а-ля еж. Вдобавок Калли заметно похудела, казалось, что она не идет, а ее несет сквозняком по залу, как пылинку. Излишняя худоба Калли служила нелестным дополнением ко всему ее и без того неуклюжему образу.

Калли коснулась взглядом Дианы. Та сидела на своем законном центральном месте, рядом с ней Эл, Рэми и Искра… Диана смотрела в ответ неотрывно, в ее глазах сверкали слезы.

Приняли Калли обратно без проблем и даже с благодарностью. После трагедии с Элаем Арлиц многие ученицы решили перевестись в другие школы. Голди запаниковала. Журналисты долго полоскали в своих статейках «Греджерс»; главы других школ, не одно десятилетие конкурирующие с миссис Маркс, разносили те самые «грязные сплетни», что упомянула в своей взволнованной речи директриса. Целью ее конкурентов было окончательно растоптать авторитет «Греджерс», чтобы отныне никто больше и помыслить не мог о подаче документов на зачисление в это гиблое место. «Это заведение нельзя назвать школой! Это обиталище грешниц!»

– Давайте продолжим, – сказала Голди, после того как Калли заняла свободное место в первом ряду. – Я хочу поделиться с вами важной новостью. Миссис Ворчуковски решила покинуть наше учебное заведение, к моему великому сожалению…

– И к нашей огромной радости, – тихо прибавила Эл.

– Поприветствуйте моего нового заместителя! Джераб Эверетт, прошу!

Джераб смущенно поднялся со своего кресла и подошел к директрисе. Все ученицы повскакивали, стали хлопать в ладоши, кто-то даже закричал «Ура!» Больше не будет едких замечаний от Бригиды, ее тотального контроля всех и вся. Цербер сбежал!

– Алесса, как же ты это допустила? – удивилась Виола.

– Документы о его назначении были подписаны до поцелуя с Ледой. Я уже ничего не могла изменить.

– Почему же ты по-прежнему с ним? – не унималась Вуд. – Ты хоть немного уважаешь себя?

– …Я себя ненавижу, – ответила Алесса, и лицо ее перекосилось от злой гримасы.

– Это многое объясняет.

После завершения церемонии приветствия леди «Греджерс» набросились на Джераба с поздравлениями.

– Как обидно, что именно в этот год, когда мы выпускаемся, происходят такие потрясающие перемены! – огорчилась Браяр.

Диана стойко ждала свою очередь, последняя подошла к Джерабу. Тот замер, тому поспособствовал взгляд Дианы… Ох уж этот взгляд! Я ведь не в первый раз говорю о его силе! Своим холодом он мог убить каждого, на ком задержится.

– Поздравляю вас, мистер Эверетт. Теперь у вас есть все, о чем вы мечтали, не так ли?

Спасло Джераба только то, что он вовремя отвел напуганные глаза от Брандт. Ни словом не обмолвившись с ней, он быстро ретировался к выходу.

– Почему тебя не было на церемонии? – спросил Джераб, войдя в медкабинет.

Леда уныло разбирала медицинские карточки учащихся.

– Джераб, не валяй дурака, – вздохнула она. – Одна половина школы игнорирует меня из-за чудовищного поступка Никки, другая – из-за сплетен твоей невесты. Даже Бертольф знает о нашем несостоявшемся поцелуе!

– Самое удивительное, что Алесса отреагировала при мне без истерики. Не было и намека на скандал… – сконфузился Джераб.

– Что ж, тебе повезло. Она отыгралась на мне. Я – паскудная разлучница.

– Я не мог порвать с ней, пойми. На кону было мое повышение. Я боялся, что Алесса все испортит мне. Хорошо хоть, что она додумалась отложить свадьбу… Леда, давай признаем, мы с тобой совершили ошибку.

– Я не хочу сейчас это обсуждать, – последовал грубый ответ. – Моя сестра убила человека!.. Мать еле держится, Клару все избегают, как и меня. Я не знаю, как из всего этого выпутаться… Так что любовные дела меня интересуют в последнюю очередь.

«Хоть бы он поверил мне!» – мысленно взмолилась Леда.

– А меня все-таки интересует один вопрос, и я надеюсь получить честный ответ… Мы все еще друзья? – Джераб подошел к ней, присел на колени, взял ее ручки в свои и заглянул в ее переполненные отчаянием глаза. – Леда, я не могу потерять тебя. Любовь и все с ней связанное – ничто, по сравнению с тем счастьем, что приносит мне дружба с тобой.

– …Какое красивое приглашение во френдзону. – С великим трудом Леде удалось улыбнуться. – Я – твой друг. Я всегда буду твоим другом, – Леда произнесла эти слова с такой интонацией, как будто брала на себя чужую вину, и наказание за эту вину будет страшнее смерти. – То, что произошло тогда между нами… давай считать, что нас с тобой бес попутал. Договорились?

– Ты невероятная! – Джераб приник головой к ее коленям.

– Я знаю… но все равно спасибо.

Они сидели друг напротив друга, каждая на своей кровати. Молчали. Диана с восторгом рассматривала свою подругу, до сих пор не верилось ей, что Калли снова живет в этой комнате, она снова рядом… Калли неловко было, но более всего ее терзало разочарование. До этого дня Калли надеялась, что после долгой разлуки с «Греджерс» и ее обитателями, она, возвратившись, преисполнится давно забытым чувством радости. Как же ей хотелось вернуться… И вот ее мечта сбылась, но никакой радости, даже капельки удовлетворения она не испытала. Сколько трагедий здесь произошло, сколько ненависти здесь поселилось… Все это, безусловно, омрачило атмосферу старинной школы, здесь больше нет места для радости. Даже дышать тут трудно, словно находишься в тесном-тесном, мрачном помещении, из которого нет выхода.

– …Стены перекрасили или мне кажется? – вдруг задала вопрос Калли, беглым взглядом оглядев комнату.

– Пришлось ликвидировать последствия войны, – ухмыльнулась Диана.

– Любимая школа… – с тихим смешком сказала Калли. – Здесь ничего не меняется.

Диана посмотрела на новую прическу Лаффэрти.

– А вот ты изменилась.

Калли засмущалась, провела рукой по колючей макушке.

– Это я захотела маму поддержать. У нее после химиотерапии стали выпадать волосы и…

– Мэйджа больна?! – перебила шокированная Диана. – Я ничего не знала.

– Мы долго скрывали это от всех. Стеснялись, не могли смириться. Я как в аду побывала… Мама очень хотела, чтобы я продолжила учебу в «Греджерс». Я работала… копила. И вот я здесь, – объяснила Калли, кисло улыбнувшись.

– Я так счастлива, – призналась Диана, и снова глаза ее заблестели слезами. – Не думала, что с нынешними обстоятельствами я еще могу быть счастливой, но это так. Наконец-то все будет как раньше.

– Как раньше? – несколько сурово переспросила Калли. – Нет, Диана. Раньше были я, ты, Джел… Никки. А сейчас что? Что от нас осталось?

Калли встала, стала шагать к окну и обратно, перебирая множество мыслей в голове.

– А была ли вообще у нас дружба?

Диана не знала, что ответить. Почему-то этот вопрос показался ей очень сложным.

– Знаешь, в чем заключается наша ошибка? – продолжала Калли. – Мы легкомысленно относились к дружбе. Мы полагали, что подруга – это тот человек, с которым просто весело, с которым у вас совпадают интересы. С подругой всегда можно погулять, поболтать о парнях, поржать. А еще мы были убеждены: главный подвиг подруги заключается в том, что когда она выкладывает ваше совместное фото в Сеть, то вместе с собой еще и тебя фотошопит… А когда мы столкнулись с НАСТОЯЩИМИ проблемами, – здесь Калли резко сменила тон и с укоризной уставилась на Диану, – когда только НАСТОЯЩАЯ подруга могла помочь и утешить, когда мы все были обязаны показать, как умеем дружить на самом деле – мы растерялись… и разбежались. Вот такая у нас дружба. Все свои проблемы я пережила одна, как и ты, и Никки. Так стоит ли нам заново создавать эту дружбу, если мы научились выживать по одиночке?

Диана виновато опустила глаза, она все так же сидела безмолвно. Калли была бескомпромиссна. Не со всем Диана была согласна, но что-то не позволяло ей вступить в полемику.

Калли уже находилась у двери. Перед тем как уйти, она бросила напоследок:

– Мы уже однажды предали друг друга. Я не хочу, чтобы это повторилось вновь.

– Калли, я рада, что мы теперь будем вместе учиться, – сказала Искра, поймав Лаффэрти в коридоре резиденции.

Боевого настроя Калли словно и не бывало, стоило ей столкнуться с Героевой лицом к лицу.

– Я тоже, – промямлила она. – Я… слышала, что случилось с твоей бабушкой. Как она?

– Ее здоровью больше ничего не угрожает, – лаконично ответила Искра, даже не подозревая, что перед ней стоит человек, впустивший беду в ее дом.

Воспоминания о том дне, что был выбран для ограбления Болеславы Гордеевны, по сию пору продолжали насиловать совесть Калли. С одной стороны, Калли была счастлива узнать, что с бабушкой Искры все в порядке, с другой же… и это как раз то, что добивало ее уже едва дышащую совесть – Калли страшно огорчилась из-за этой новости, так как понимала, что над ней и Савьером все еще висит опасность. Ведь она назвала его имя… миссис Монтемайор услышала ее!

– Она поняла, кто это сделал? – спросила Калли заплетающимся от волнения языком.

– Нет. Полиция ведет расследование, но пока безуспешно.

– …Очень надеюсь, что все виновные будут наказаны.

– Ты заходи ко мне как-нибудь. Я живу одна, пока Никки не вернется.

– Ты думаешь, она вернется?.. Это возможно? – Калли нервно осмотрелась по сторонам, нет ли кого поблизости, вдруг кто-то кому-то доложит… Точно за один только разговор о Никки и том, что она сделала, можно угодить за решетку.

– А отчего же нет? Моя подруга не может быть убийцей, – громко, никого не боясь, ответила Искра. – Разве ты считаешь иначе?

Возникла многозначительная пауза.

– …Искра, я пойду прогуляюсь, ладно? Так соскучилась по «Греджерс»!

Калли все еще считала Искру недалекой, какой описала ее Инеко и Савьеру, потому была уверена, что та ничего не поймет и быстро забудет эту беседу.

– Извини… Больше не буду тебя задерживать.

Калли прошлась по достопримечательным местечкам школы, заглянула в парк, обошла весь периметр и завершила свой маршрут, подойдя к арке.

«A caelo usque ad centrum».

Несколько раз она перечитала девиз любимой, но теперь такой мрачной и холодной, потерявшей все свое величие, школы. Тяжело вздохнув, Калли вошла в арку. «Стало быть, сейчас начнется наша новая история. Как страшно!» – подумала она.

Глава 2

Я не могу обойти стороной летние каникулы, ведь за этот период произошло много впечатляющих событий, что сыграли немалую роль в судьбе наших принцесс. Поэтому перед тем как начать новую историю, я расскажу, чем же меня удивили эти жаркие три месяца.

Лето для Калли пролетело как один миг. Мэйджа достойно пережила трансплантацию костного мозга, и Калли все каникулы ухаживала за матерью. Мне трудно определить, кому из этих двух несчастных человечков было тяжелее.

Мэйджа искренне не понимала, почему все говорят, что у нее начался «период восстановления». Она словно находилась в чужом теле, болело все, что может болеть, слабость была дикая. Ну какое же это «восстановление», разумнее назвать это «периодом самоуничтожения». Вот что поразительно: у Мэйджи не было сил, чтобы подняться с кровати, дойти до уборной, поесть, умыться, но для того, чтобы позлиться, поплакать час или два – на это у нее хватало энергии. Калли приходилось мужественно сражаться с мамиными капризами, при этом имея кучу других проблем за плечами.

– Мама, доктор Кембри опять жалуется на тебя, – устало возмутилась Калли. – Почему ты ничего не ешь?

– Этот доктор Кембри только жаловаться и умеет… – нехотя ответила Мэйджа, разглядывая в зеркале свое лицо. На коже появилась какая-то странная сыпь – одно из неприятных последствий трансплантации. – Я не хочу есть. Тошнит меня, понимаешь?

– Мамочка, надо через «не хочу».

Калли поставила на стол тарелку с обедом, которую ей передали медсестры.

– Убери. Воняет.

– Здесь все свежее, питательное. То, что тебе нужно, – с вялым оптимизмом увещевала Калли.

– Убери!!! – Не дождавшись реакции от дочери, Мэйджа схватила тарелку и швырнула ее в стену. Калли даже не вздрогнула, хотя ароматный обед пролетел всего в нескольких дюймах над ее головой.

– Это просто побочный эффект, это временно… – тихо твердила Калли, уже совсем отчаявшись.

– Легко сказать… «Побочный эффект»! Побудь в моей шкуре, милая, тогда все поймешь! Я не хочу так дальше жить! Мне очень больно, Калли, мне все время больно, и я знаю, что хорошего ждать не стоит. Стало только хуже… Лучше бы я не делала эту проклятую операцию.

Калли уже не могла покорно сносить эту истерику, последняя фраза матери сильно ранила ее.

– Значит, лучше умереть, чем потерпеть немного? Лучше оставить нас одних, да?! Чтобы оплатить эту операцию, я… – Калли еле-еле выговорила эти слова, страшно колотило ее от обиды и злости. – Ты даже представить себе не можешь, чего мне это стоило!

Мэйджа вдруг оробела, заметив изменившееся состояние дочери.

– Калли, солнышко, я ведь благодарна тебе…

– Мне не нужна твоя благодарность! Мне нужно, чтобы ты поела! Только и всего!

– Хорошо… Я буду есть. Буду… От полдника не откажусь в этот раз и ужин съем до последней крошки.

Миссис Лаффэрти медленными шажочками добралась до своей койки, села, стала тревожно разглаживать складки на простыне.

– …Как переезд? Все нормально?

– Да, – ответила Калли, все еще пребывая в раздраженном настроении. – Мы сняли старый маленький дом в Голхэме. Не хоромы, но лучше, чем комната у Гарвинг. Есть теперь где развернуться.

– А как дела у вас вообще?

– У Бенни дела лучше всех. Он отправился в школьный лагерь футболистов. В «Блэкстоне» у него полно друзей. Он легко адаптировался, о «ВэстКонтерлэй» теперь и не вспоминает. Папа все так же работает поваром в «КэндиГрэдди». Мне кажется, ему нравится… А я уволилась из кафе. Впереди выпускной год, надо сосредоточиться на учебе.

В палату вошел доктор Кембри:

– Калли, вы заболтались.

Затем он обратил внимание на стену, что, благодаря усилиям его пациентки, теперь напоминала холст абстракциониста, только роль красок на этой «картине» выполняли прилипшая еда и брызги от нее.

– Ух ты! Сегодня у нас снова фейерверк из обеда?

– Доктор Кембри, мама пообещала исправиться. Да, мама?

– Конечно… Я готова обожраться до смерти, – с недовольством отозвалась Мэйджа.

– Шикарный настрой, – невесело усмехнулся доктор. – Мне больше нечего добавить.

Калли покинула маму. Едва ли можно было назвать ее счастливой после этого визита. Завтра будет точно такой же день: мама в очередной раз будет нервничать, срываться на ней. Послезавтра все повторится и через месяц, вероятно, ничего не изменится…

Калли не пропускала ни одного собрания в Клубе поддержки. Там она пусть и не исцелилась полностью от подавленности из-за уймы проблем, но хотя бы нашла капельку утешения. И этого было достаточно, чтобы не опустить руки.

В конце очередного собрания Нэша Балдрич, глава Клуба, попросила Калли задержаться.

– Мне показалось, что ты подружилась с Савьером Бейтсом?

– Так и есть, – испуганно ответила Калли.

– Может быть, хоть ты знаешь, где он сейчас находится? Я никак не могу с ним связаться.

– Эм-м… Он что-то говорил про новую работу. В другом городе… А что случилось? Почему вы его ищете?

– Марта… его сестра. Ей осталось от силы несколько дней. Она совсем одна.

– Я найду его, – уверенно заявила Калли.

Уверенность ее, однако, была фальшивая. Как же она сможет найти Бейтса, если и ей ничего неизвестно о его местонахождении, и на звонки он не отвечает? Савьер и Инеко уехали из Глэнстоуна после ограбления миссис Монтемайор. Тем не менее Калли не теряла надежды, продолжала настойчиво звонить Савьеру и каждый час отправлять ему сообщения с печальной новостью о Марте. Когда-нибудь он все-таки выйдет на связь. Савьер не посмеет бросить сестру в такой страшный момент.

Калли отважилась заглянуть к несчастной девушке. Марта доживала свои дни в хосписе.

«Господи, что же болезнь делает с человеком!» – такая мысль посетила Калли, когда та вошла в палату и увидела Марту Бейтс.

– Калли… – прошептал скелетик, обтянутый кожей желтушного оттенка.

Калли постаралась улыбнуться, но до чего же трудно было это сделать, глядя на Марту. Казалось бы, Калли уже должна привыкнуть из-за мамы к болезни, ко всем ее кошмарным проявлениям, но нет… В палате Мэйджи была борьба, а вот в палате Марты во всю владычествовала смерть. Здесь очень-очень тихо, лишь изредка слышался пугающий хрипящий звук – это Марта вдыхала и выдыхала воздух, который ей уже не особо-то и был нужен.

– Не забыла меня?

– Разве я могу?.. – Марта, возможно, тоже улыбалась, только это нелегко было понять, так как губы ее совсем иссохли, сизым, потрескавшимся овалом они обрамляли неестественный оскал зубов. – Вот так вот, Калли… Кажется, я все.

И снова воздух с шумом влетел в нее. Калли аж передернуло от возникшего звука.

– А, по-моему, еще рано сдаваться, – приободрила Калли девушку, вновь улыбнувшись через силу. – Борись, пока дышишь!

– Где Савьер? – резко спросила Марта.

Калли растерялась, долго думала, что ответить:

– …Он скоро приедет.

– Правда?

– Не волнуйся, пожалуйста. Твой брат не дает пустых обещаний.

– Это точно… Я дождусь его.

Калли показалось, что Марта в этот момент выдохнула с облегчением, и глаза ее стали глядеть радостно.

– Марта, а у вас есть какие-нибудь родственники? Так, просто интересно. Оказывается, я о вас совсем ничего не знаю.

Конечно же, Калли не из праздного любопытства задала этот вопрос. Ей необходимо было выяснить, есть ли еще хоть кто-то неравнодушный, близкий к Марте, кто мог бы заняться ее похоронами… Савьер молчал который день. Калли еще надеялась, что он откликнется, но подстраховаться бы не помешало. Марта поняла это и рассказала о своей матери, даже адрес ее дала.

Мать звали Инес Бейтс, жила она недалеко от Калли, в развалине, лишь отдаленно напоминавшей дом. Калли долго-долго стучала в дверь. Какой-то мужик, видимо, сосед, проходя мимо, предупредил:

– Зря стараешься. Она только дня через три оклемается.

Калли это ничуть не смутило, наоборот, она стала еще активнее колотить, прямо-таки набросилась на дверь с кулаками, до боли, до полного бессилия. И тут неожиданно дверь отворилась. Калли не сразу смогла рассмотреть хозяйку этого убогого жилища, поскольку ее обдал удушливый смрад, вылетевший на волю. Она крепко зажмурила глаза, закашлялась.

– Ты что делаешь, а?! Ты мне дверь сломаешь, швалина ты гребаная!

Калли, наконец, открыла глаза. Перед ней стояла женщина… нет, подобие женщины, обезображенное алкоголем и развратом. Нет смысла подробно останавливаться на ее внешности и одеянии. Предположу, что гнойная смердящая язва какого-нибудь урки-сифилитика и то приятнее выглядит.

– Здравствуйте. Меня зовут Калантия, а вы Инес Бейтс, верно? – начала Калли, корчась от зловония.

– Как-как? Калантия? Какое дурацкое имя у тебя!

Калли не имела ни малейшего желания долго беседовать с этим существом, потому сразу перешла к делу, сообщив в лоб:

– Ваша дочь умирает.

– Какая дочь?

– Марта, – возвысила голос Калли.

– А… А я думала, она давно умерла.

Глупо, конечно, ждать сочувствия от этой женщины, но… В конце концов, чужие люди приходят на помощь, последние силы отдают, чтобы поддержать обездоленного, а тут родная мать и… такое бессердечие! У Калли руки чесались, как же ей хотелось тряхануть Инес, чтобы у той мозги на место встали.

– И что же ты хочешь? – продолжала Инес. – Денег на похороны? Я ничего не дам. Мне на жизнь не хватает, а на смерть тем более!

– Да как вы можете… – пролепетала Калли, дрожа от негодования.

– Как я могу? А как она могла, а? Марта твоя? – Инес достала из-за уха сигарету, закурила. – Вот что я тебе скажу: то, что с ней происходит – это расплата за предательство. Муженек мой бросил меня, детишки – Марта и братец ее, Савьер, выползок гадючий, уехали с ним… Я, видите ли, пью, такая я, сякая. Ага. Папашка их потом нашел себе новую пассию и свалил в Норвегию. Детишки решили вернуться ко мне, а я не приняла. Они отказались от меня, и я от них тоже! Квиты! Раз жить решили без меня, так пусть теперь и подыхают без меня. В чем я не права, а?! Знаешь, как они отзывались обо мне? Они говорили, что я – не человек, а разумная слизь!

– …Ну, это они еще с вами любезно обошлись.

– Чего?!!

– Будьте здоровы, Инес, – с презрением сказала Калли, уходя.

– Катись ты, сука. Калантия… Ха! Ну и имя! – верещала остервенело Инес, но, немного погодя, воззвала трагически: – Эй, подожди, подожди!!! – Калли остановилась. «Неужели одумалась? Стыдно стало?» – Дай мелочь, а, сколько не жалко. Я ведь тоже умираю сейчас. Трубы горят!

– Не приехал еще?

С мучительной мольбой уставились на Калли глаза умирающей.

– Нет… – угрюмо ответила Калантия.

– Больше не улыбаешься. Плохой знак.

Калли не могла теперь улыбаться. Савьер до сих пор не объявился, надежды больше нет. Она заботилась о Марте, не щадя себя, но той ни на секунду не становилось легче. Марта всё мечтала увидеть брата, только эта мечта и держала ее в мире живых. Вместе с тем Марте было очень стыдно, ведь столько неудобств она доставила бедной Калли! И пожить ей еще немного хотелось, чтобы с братом попрощаться, и в то же время Марта понимала, что чем дольше она живет, тем больше хлопот появляется в жизни Калли.

Да, Калли правда было непросто: жалость и огромная, неожиданная ответственность за Марту, отчаяние и недоумение вперемешку со злостью на Савьера и Инес – все это разом навалилось на нее. А еще Мэйджа нуждалась в ее помощи. Как со всем этим справиться?! Калли устала быть мужественной.

– Калли, сними, пожалуйста, этот кулончик и отдай его Савьеру, если он все-таки приедет.

Калантия выполнила просьбу девушки и прошептала срывающимся голосом:

– Не беспокойся, я все сделаю.

Марта поняла, что на самом деле означает эта фраза. «Я буду с тобой до конца. Ничего не бойся. Ты можешь на меня положиться». Слезинка скользнула вниз по впалой щеке.

– Как твоя мама?

– Восстанавливается после трансплантации.

– …Есть еще справедливость, значит. Бог жесток только ко мне.

Марта умерла под утро следующего дня. Калли одна занималась ее похоронами. Лишь несколько недель спустя Калли встретила Бейтса у могилы Марты. Он был спокоен, впрочем, как и всегда. Ни тени раскаяния не было на его лице.

– Наверное, я должна пожалеть тебя, но, извини, злость перевешивает, – не сдержалась Калли. – Как ты мог, Савьер?! Сколько раз я тебе звонила?! Она ждала тебя… До последней секунды ждала!

Савьер слушал ее молча, прикрыв глаза на мгновение.

– Скажи мне, неужели тусовки с Инеко на награбленные деньги гораздо важнее, чем умирающая сестра?

– …Инеко сбежал со всеми деньгами. Я все это время искал его… Хотел с помощью этих денег облегчить мучения Марты.

– Ей нужен был ты, а не твои деньги… заляпанные кровью! – неистовствовала Калли. – Любовь и внимание с твоей стороны облегчили бы ее мучения!

– Калли… то, что ты сделала для меня… – сказал вдруг Савьер, не отводя взгляда от могилы. – Я теперь тебе по гроб жизни обязан.

– Я это сделала ради Марты. Вот, – Калли сняла с себя кулончик покойной. – Держи. На память.

Она небрежно сунула в руки Савьера украшение – кулон в виде красной звездочки на тонкой серебряной цепочке – и зашагала прочь. Но далеко уйти Калли не смогла, до нее донесся раздирающий душу вопль. Она обернулась. Савьер все еще стоял у могилы сестры, и, сжав в кулаке кулочник, он плакал, буквально стонал от боли. Не выдержал все-таки. Не выдержал! Калли охватила невыразимая жалость к Савьеру, не смела она уйти, оставить его наедине с таким огромным горем. И вот уже через несколько секунд Савьер оказался в ее объятиях.

Позже Калли поняла, что вовсе не жалость ею управляла тогда, а любовь, с новыми силами яростно вцепившаяся в ее сердце.

Глава 3

Стоит еще раз напомнить, что одной примечательной особенностью Никки Дилэйн была ее способность к быстрой адаптации. Вот и теперь, находясь под стражей, она ловко освоилась: уже и с надсмотрщиками держала себя панибратски, и с инспектором – Властой Пэкер, что взялась за ее дело, – вела фривольные беседы. Шок прошел, и вместе с ним страх, сковавший Никки в самом начале ее существования в роли арестанта. А чего ей бояться-то? Она не виновата, ее арестовали по ошибке. Совсем скоро эти болваны в форме во всем разберутся и отпустят ее. Потом будет что вспомнить и рассказать знакомым, ха! Никки и тюрьма – любопытное сочетание! Надо немного потерпеть, и все. Еще чуть-чуть…

Но вот неделя прошла, месяц… два. Лето уже почти кончилось. А ее всё держат тут, допрашивают целыми днями да новые зацепки находят в деле…

Очередной допрос. Никки уже не так весела и активна, но все еще верит в благоприятный исход для себя. Власта села напротив и протянула Никки стаканчик с кофе.

– Бери, не стесняйся, – простодушно сказала она. – Я купила специально для тебя.

– …Спасибо.

Никки взяла стаканчик, глубоко вдохнула – горячий аромат свеженького кофе напомнил ей о свободе, о спокойном утре, завтраке в одиночестве, предвкушении задорного дня… Но вот эта мерзкая, отекшая женщина, что сидит напротив и пытается играть роль этакой простенькой, справедливой овечки, сделала так, что привычный уклад жизни Никки остался лишь в воспоминаниях. Испоганила эта женщина ее солнечное лето, разрушила едва-едва возродившуюся идиллию в ее семье… Кофе она ей принесла! Какая забота!.. Или же нет, это очередная пытка, болезненное напоминание о той жизни, в которую Никки уже никогда не вернется. Все друзья и, возможно, даже родственники считают ее виновной. И чем дольше она находится за решеткой, тем прочнее становится убеждение всех в том, что вина целиком и полностью принадлежит ей.

Все эти мрачные размышления довели Никки до исступления. Не вполне владея собой, она сдавила стенки стаканчика и направила его в сторону Власты. Стаканчик под таким давлением «выплюнул» крышечку, и все его горячее содержимое оказалось на груди инспектора. Власта резко вскочила, даже стул ее упал. Покраснев, вспотев и мыча от боли, она стала обмахивать себя.

– Ой, извините, Власточка, дорогая! – затараторила Никки. – Руки дрожат! Спросонья всегда так. Вы не обожглись?

– Нет… – еле-еле придя в себя, ответила Власта. – Все в порядке.

– Слава богу!

Никки сразу выдала себя ехидной улыбочкой, чем разозлила Власту. Та достала пачку сигарет, поставила ногу на опрокинутый стул, элегантно закурила.

– Да вы оборзели! Разве вам можно курить здесь? – не смогла смолчать Никки.

– В данном случае, думаю, можно.

– Фу, я сейчас задохнусь! Все нормальные люди уже давно перешли на электронные.

– Я привыкла убивать себя классическим способом.

– А, вон как! – и Никки рассмеялась. Чем был вызван ее смех – для нее самой осталось загадкой. Скорее всего она уже дошла до критической точки своего нервозного состояния. Надоел ей весь этот театр абсурда. Более того, ей даже вдруг захотелось и впрямь убить кого-то, чтобы теперь ее пытали и судили справедливо.

– Ты удивительный человек, Никки, – с тайным злорадством уставилась на нее Власта. – Редко встретишь такого веселого подследственного.

– А что мне, плакать, что ли? Хотя да… если долго смотреть на вас, то точно плакать захочется. А потом и удавиться.

– Давай перейдем к тому моменту, когда мы только-только познакомились с тобой, – неожиданно перешла к сути Власта. – Я спросила тебя: «Как прошла твоя встреча с Элаем?», ты ответила, что… «отвратно» вроде, да? Затем я хотела уточнить, что же случилось, но ты увильнула от вопроса. Теперь же, Никки, тебе придется ответить, поскольку это очень важно. Почему ты поссорилась с Элаем?

Никки пожала плечами.

– Да я и не помню уже. Он, кажется, засмотрелся на зад какой-то шлюшки. Я приревновала. Пустяк.

– И из-за этого «пустяка» ты убила человека? – Власта хитро прищурилась и нагнулась в сторону Никки, дабы насладиться в полной мере ее реакцией.

Никки, конечно, была больно уязвлена, но демонстрировать это не стала.

– Солнце, бабочка, стручок. Хрен бульдожки с ноготок.

– Что за бред?! – возмутилась Власта и тут же позу поменяла: убрала ногу со стула, выпрямилась.

– Ну вы же несете бред про то, что я убила Элая, вот и я решила подыграть вам, ляпаю что бог на душу положит. Что вам не нравится? – с язвительной усмешечкой спросила Никки.

Власта нервно потушила сигарету о стену и подошла к Никки. Та отвернулась от отвращения: мало того, что от инспектора пахло куревом, так еще к этому запаху примешивались нотки застарелого пота и дешевого дезодоранта.

– Ты все еще надеешься на чудо? – с какой-то извращенной ласковостью обратилась Власта. – «Я выкручусь! Я обязательно выкручусь! Я ведь прекрасно умею это делать». Так ты думаешь? Ох, Никки, чуда не будет. Ты все равно ответишь за это преступление. Пусть ты сейчас не стремишься к сотрудничеству со мной – ничего страшного. Я готова к бесконечным допросам. Так или иначе я добьюсь правды от тебя. – В следующую секунду Власта приблизилась к Никки практически вплотную и стала нашептывать ей: – Перестань сопротивляться, себе же хуже делаешь. Будь смелой… как тогда, когда ты убила Элая и наблюдала, как он истекает кровью. На такое требуется очень много смелости, не правда ли?

Никки снова расхохоталась. Власта в гневе отпрянула от нее.

– Ох, смотрю на тебя, и мне становится так неприятно, как будто глаза в грязи выпачкались, – вдруг заговорила Дилэйн. – Я вот все никак понять не могу, ты – наивнейший, тупейший борец за справедливость, дилетант вонючий? А может, ленишься просто, взялась за первую встречную и никого больше искать не хочешь? Или же ты и правда чокнутая дура, что взбесилась хрен знает из-за чего и решила все свое зло на мне выместить? Отвечай, падлючья морда! Ты вроде умной хочешь казаться, да вот только умный человек уже давно догадался бы, что вы поймали не того! Свинюшка ты недоразвитая! Хана нашему городу, да и вообще всему миру, если такие, как ты, противостоят преступности! Позорище! Фу! Всю вашу гнилую систему я в рот имела!

Власта уже была готова снова ринуться в сторону Никки и расправиться с этой наглой девкой как подобает, но не тут-то было: вмешался чей-то внезапный звонок.

– Пэкер, – ответила Власта, почти задыхаясь от злости. Спустя мгновение она резко переменилась в лице, вдруг пришибленной, жалкой какой-то стала. – Скоро буду…

Никки и тут не преминула поёрничать:

– Начальство небось вызывает? – с издевкой протянула она. – Эх, сейчас мою Власточку будут дрюкать за то, что она до сих пор не расколола меня. Какая жалость! Держись, писенька, не отчаивайся!

– Уведи ее! – крикнула Власта конвоиру.

– Кстати, Пэкер, – не унималась всё Никки, уже направляясь к выходу, – жопка твоя с каждым днем все шире и шире. Ты ей особо не виляй, а то штанишки треснут! Ха-ха-ха!!!

– Уведи ее, живо!!!

– Кармэл, ты требуешь от меня невозможного! – разразился Фордж. Он вызвался лично сопровождать Кармэл на свидание к дочери. – Я и так уже пренебрег всеми правилами и добился того, чтобы Никки поместили в отдельную комфортную камеру! Это непозволительная роскошь здесь.

– В жопу твою камеру! Я хочу, чтобы Никки освободили под залог!

– Это уже не в моей власти.

Они одновременно притормозили. Фордж пристально взглянул на давнюю подругу, положил руку на ее плечо и сказал как можно деликатнее:

– Все очень серьезно, ты понимаешь это? Понимаешь, в чем обвиняют твою дочь?

– Да, Фордж… Я все понимаю, – упавшим голосом проговорила Кармэл.

– Это, безусловно, достойно, что ты до конца сражаешься за Никки. Любая мать поступила бы так же на твоем месте. Но все-таки… попробуй оценить ситуацию здраво. Никки – далеко не ангел. Да на ней клейма негде ставить, что уж говорить! Трудно сосчитать, сколько раз я ее отмазывал. Я всегда знал, что когда-нибудь она нарвется на что-нибудь серьезное. Как в воду глядел!

Кармэл побелела вся, опустила глаза, а Фордж продолжал мягко, вкрадчиво говорить ей страшные слова:

– Подумай еще раз хорошенько: действительно ли Никки говорит тебе правду? Сейчас ты зайдешь к ней… попробуй забыть на время о том, что она – твой ребенок. Помни лишь то, что ты видишь перед собой человека, который лишил жизни другого человека.

Выслушав напутствие от Форджа, крепясь духом, Кармэл вошла в помещение, где ее ждала Никки.

– Как кормят здесь? – спросила сперва Кармэл.

– Ой, мам, давай без этой банальщины, прошу. Ты явилась сюда для «галочки»? Если тебе не о чем говорить со мной, то оставь меня. Иди, занимайся своими делами.

Несмотря на то, что Никки уже по привычке вела себя с матерью вызывающе, она была чертовски рада тому, что та пришла к ней. Увидеть в таком страшном, враждебном месте мамино лицо… это большое счастье. Вот только не знала Никки, что мама снова отстранилась от нее душой и воспользовалась советом Форджа. Она смотрела на нее как на преступницу, уже заочно приговоренную к казни, в то время как Никки с обожанием глядела в ответ, радовалась тайно и надеялась, что мама заступится за нее, станет бороться вместе с ней.

– Никки, у тебя трудный характер. Я уже привыкла к этому, но вот для посторонних людей все это… дико, – начала издалека Кармэл.

– Погоди, ты сейчас хочешь заступиться за адвоката, что ли?

– Да, – сердито ответила мать.

– Ха, и что же тебе наплел этот агрессивный колпачок от ручки?

– Во-первых, не называй его так! Да, он низкого роста, но это же не повод оскорблять его! Во-вторых, Демартини – настоящий профессионал. К нему толпы выстраиваются, он не за каждое дело берется. Я еле уговорила его помочь нам! И что в итоге? Ты почти довела его до нервного срыва! Постоянно хамишь ему, смеешься над ним. Разве так можно? Кому такое понравится? Мы должны быть благодарны ему!

– Человек выполняет свою работу, за которую мы платим кучу денег. Вау! Вот это подвиг! Может, ему еще и отсосать в благодарность?

– Прекрати! Ты невыносима!

– Хорошо… Я объясню тебе, почему у меня такое отношение к Демартини, – уже без напускной шутливости сказала Никки. – Понимаешь, мамулька, он не на моей стороне.

– То есть как? Разве он плохо справляется со своей работой? – нахмурилась Кармэл.

– Дело не в этом. Да, он старательно выискивает какие-то там доказательства моей невиновности и даже иногда очень классно затыкает Власту, когда та начинает давить на меня. Однако при всем при том… он относится ко мне как к виновной. Я это чувствую.

Услышав претензию дочери, Кармэл дернулась слегка, словно испугавшись, и ужасно застыдилась.

– Мне светит пожизненное, ты в курсе? Твой хваленый адвокатишка успокаивает меня, обещая выбить двадцать лет. Двадцать лет, мама! Двадцатка за то, чего я не совершала! Спасибочки!

Никки поначалу и не заметила, что в поведении и даже в лице матери произошла резкая перемена. Кармэл меж тем смутилась более прежнего.

– А ты-то, мама… ты веришь мне? – спросила Никки, направив на мать полный отчаяния и мольбы взгляд.

– …Я растеряна, – призналась Кармэл. – Наша семья подверглась чудовищной травле. Ты себе и вообразить не можешь, через что мы проходим ежедневно. Все вокруг кричат о том, что ты убийца. Я не знаю, что делать, кому верить! Мне страшно за тебя, Никки. Ты сломала себе жизнь. Что тебя ждет дальше?.. Что с нами будет…

– Из всего того, что ты сказала, я поняла, что ты веришь всем, кроме меня, – тихо и сдержанно промолвила Никки.

– Никки…

– Когда-нибудь ты узнаешь правду и пожалеешь о том, что сказала мне сейчас. Но, увы, я это не застану. Я непременно что-нибудь сделаю с собой после решающего суда. И это не угроза, прошу мне верить, просто делюсь планами, так сказать. Я добью себя. Я кончилась вся, мама! Все, что от меня осталось – это смех, который всех раздражает, и эти слезы… они настоящие! – Никки заплакала. Совершенно не готова была она к новому предательству, к этой зверино-равнодушной жестокости со стороны родной матери. Да и можно ли быть к этому готовым? – Я не притворяюсь! С тобой я ни разу не притворялась, мама. Я всегда – всегда – говорила тебе правду, местами неприятную, но зато от чистого сердца. А ты… до сих пор не поняла этого.

Кармэл, пристыженная, угнетенная, хотела было сказать в ответ что-то важное, очень нужное дочери, что-то, что могло бы изменить всю эту скверную ситуацию, но не успела… Время, отведенное на свидание, истекло. Бездушные люди в форме вновь разлучили мать и дочь.

Никки надолго потеряла сон. Она много думала каждую ночь и, как ни странно, думы ее были вовсе не о матери и не о себе даже, а… об Элае. Главным образом Никки занимала себя воспоминаниями об их бурных совместных приключениях. С умилением она перебирала в памяти моменты, когда Элай был рядом, поддерживал ее, смешил. Тогда она еще не знала о том, что он с ней сделал в Тайсе… Никки вдруг поймала себя на мысли, что ей вовсе бы и не хотелось знать о том поступке Элая. Пусть она была бы в неведении… Пусть! Ей так нравилось быть вместе с ним! Не было бы никакой ссоры, не было бы этой непоправимой трагедии. «Как же я могу считать себя невиновной, если все-таки есть моя вина в его смерти? Я оставила его одного, разъяренного. Он потом сцепился с первым встречным (может, это был кто-то из обслуживающего персонала?). Элай, как и я, любого мог довести до бешенства, вот и… Тот, кто это сделал, и не сообразил-то ничего толком, испугался и спрятался. Я бы тоже спряталась. Убийца, кто бы это ни был, не виноват. Это мой грех. Я, можно сказать, спровоцировала его смерть».

Да, Никки все-таки винила себя, очень тосковала по Элаю и при этом с истинным изумлением спрашивала себя: «Ну как такое возможно? Он столько зла мне причинил, а я тоскую по нему, вспоминаю только хорошее о нем, себя во всем виню… Значит, люблю?»

Ярчайшим событием лета в Голхэме стал концерт «Майконгов» – всеми любимой группы. Место действия – Голхэм-парк, там собралось почти все население района бедняков, от мала до велика. Не обошла вниманием это мероприятие и Диана.

– Эй, звезда, мне ничего не будет, если я отвлеку тебя на пару минут? – крикнула она Скендеру, заглянув за кулисы.

Хардайкер до ее появления увлеченно беседовал с парнями из группы, но, увидев прекрасную гостью из Бэллфойера, тут же бросился к ней.

– Диана, спасибо, что пришла!

Только они потянулись друг к другу, чтобы обняться, как вдруг к ним подлетела Огаста, девушка солиста.

– Привет! – поздоровалась она с Дианой.

– Привет… эм-м… – замешкалась Брандт, вспоминая имя девушки.

– Огаста.

– Да, Огаста… Я помню, – улыбнулась свысока Диана.

– Скендер уже поделился с тобой радостной новостью?

– Нет. Что за новость?

– …Не знаю, насколько она радостная, – с некоторым сомнением ответил Скендер и затем огорошил Диану следующим объявлением: – Это прощальный концерт.

Диана растерянно глядела на парня, дожидаясь объяснений.

– «Майконги» подписали контракт с крутым музыкальным продюсером, – сказала Огаста. – Мы переезжаем в Лондон!

– Ребята… это невероятный успех! – воскликнула Диана. – Поздравляю! Что ж, Скендер, теперь я буду отжигать на твоих столичных выступлениях?

Огаста светилась от счастья, а вот ее парень испытывал противоположные эмоции:

– Я боюсь почему-то… Все изначально задумывалось как школьная развлекуха. А тут контракт… переезд. Все по-настоящему. Местная публика от нас в восторге, но что будет за пределами Глэнстоуна?

– Слава кого угодно напугает. Да, Диана?

– Мне-то откуда знать? Я же не музыкант.

– Ты круче, – не отступала Огаста. – Ты – звезда «Греджерс». Слава, почет, внимание – все это о тебе.

– Ну… да. – Вроде бы Диане стоило улыбнуться на такой невинный комплимент, но что-то остановило ее. Она почувствовала себя слегка ущемленной.

– Славу можно потерять, допустив одну маленькую ошибку, – вновь подал голос Скендер. – Это-то и напрягает. Сегодня ты звезда, а завтра – паршивый изгой.

– Все получится, Скендер, чего ты? Дурачок, ты же у меня такой везучий и талантливый! – стала успокаивать Огаста.

– Хардайкер, тащи свою задницу на сцену! – забасил барабанщик группы.

Диана была несказанно рада тому, что этот разговор подошел к концу. Она быстро нашла удобное местечко чуть поодаль от сцены, на небольшой возвышенности, откуда превосходно было видно и слышно все действо музыкантов. «Майконги» вначале порадовали поклонников старыми композициями. Вскоре Скендер объявил, заметно волнуясь, о новой песне и пригласил на сцену Огасту. Зазвучала чувственная, лирическая мелодия; солист запел бархатно-приятным голосом:

Огаста взяла микрофон, и публика тотчас обомлела от восторга, услышав ее нежное, ангельское пение:

Диана неожиданно для себя расплакалась. Эта песня… Как точно она передала все ее чувства и мысли, все, с чем она жила последние тяжелые, унылые месяцы. Диана была уверена в том, что если бы эту песню услышали ее подруги, то и на них она бы произвела такое же впечатление. В ее строках вся их печальная история: крах дружбы, потеря славы, смерть, пустота. «Время лечит раны, но не возвращает свет», – это абсолютная, обжигающая правда, Диана познала ее на собственном опыте. Словно завороженная, она не сводила глаз со сцены, подпевала…

Но тут кто-то толкнул ее случайно, протискиваясь вперед, затем раздался девчачий визг, парни какие-то стали громко хохотать. Диана, наконец, очнулась. Сперва она очень удивилась, забывшись немного от пережитого, когда увидела море людей вокруг себя, потом вспомнила, что она находится на концерте и такое скопление народа – вполне объяснимое явление. Диана несмело огляделась и на миг замерла, увидев в толпе незнакомца, что тоже смотрел на нее. Взлохмаченные каштановые волосы, уши оттопыренные, смуглая кожа. Некрасив, но чем-то очень и очень очаровывает. А взгляд… какой странный взгляд у него! Что-то озорное и дьявольское смешалось в его глазах. «Что ты уставилась на него, ненормальная? Что с тобой?!» – обратилась сама к себе Диана. Она вздрогнула от какого-то головокружительного ощущения, и ощущение это было связано с ясным осознанием того, что эта самая минута, которую Диана потратила на пленительного незнакомца, теперь имеет очень важное влияние на всю ее жизнь. Грядут перемены, от них не укрыться…

– Проваливай отсюда! Это наше место! – услышала Диана позади себя разъяренный мужской голос.

Обернувшись, Диана увидела двухметрового качка, что был, мягко говоря, подшофе, и его развеселую подружку, блондиночку.

– Простите, это вы мне? – вежливо осведомилась Диана.

– А тут еще кто-то есть?

– Я пришла на концерт моего друга и буду стоять там, где захочу, ясно?

– Тебе кудряхи твои в уши залезли, а? Не слышишь нихрена? Я говорю, это наше место. Вали!

Диана ни на шаг не сдвинулась. Смутно надеялась она, что кто-то заметит эту возмутительную сцену и поможет ей… Но никто не откликнулся на ее беду.

– Да ты знаешь, кто я такой?!! – прокричал качок.

– Знаю, но говорить не буду, а то обидишься.

– Да врежь ты уже ей, чего ждешь? – вякнула блондиночка. – Она больно упертая.

– Хавальник закрой. Не с тобой разговариваю!

Пока парочка переговаривалась, Диана, не рискуя более пребывать в столь опасном для себя обществе, сбежала. Обливаясь слезами, с острой ненавистью она расталкивала веселую толпу. Убежать… убежать как можно скорее ей хотелось. Забыть все, исчезнуть. Кто-то из ватаги пьяных балагуров успел шлепнуть ее по ягодице, кто-то обнял бесцеремонно и заорал ей что-то прямо в ухо. В груди Дианы все больше и больше разгоралась ненависть – к себе ли, ко всем, кто повстречался на ее пути. Нельзя останавливаться… Надо бежать, бежать, пока есть силы! Трусиха… Паршивый изгой. Нигде тебе нет места, отовсюду ты гонимая. Да где же выход? Господи, есть ли выход?!

И где-то тихо-тихо, внутри, смешиваясь с сумасшедшим биением сердца, звучали слова той песни:

Глава 4

Судьба была милостива к Болеславе Гордеевне, она выжила после тяжелого ранения. Когда миссис Монтемайор выписали, Элеттра переехала в Уортшир, так как считала своим долгом быть рядом с пожилой подругой в этот тяжелый для нее период. Искра, все еще находясь в глубоком шоке после произошедшего, была не в силах воспрепятствовать этому.

Итак, графиня вернулась домой, она нуждалась в особом уходе – врачи отпустили ее со строгими рекомендациями для успешной реабилитации. Элеттра и Искра, скрепя сердце, объединили свои усилия, чтобы помочь Болеславе Гордеевне: разделили обязанности по уходу за ней и огромным хозяйством, очень старались не ругаться хотя бы в присутствии больной. Время шло, девушки терпеливо привыкали к совместному быту, друг к другу. Увлекательное это зрелище, скажу я вам – зарождение дружбы пламени и льда. Иногда все шло очень гладенько, я уж не могла нарадоваться, наблюдая за этой необычной семейкой. Но порой девушки, все еще храня в душе обиду друг на друга, не сдерживались и доводили какой-нибудь плевый случай до масштабного скандала. Наверное, никогда бы они не изменили мнение друг о друге и не перестали обоюдно трепать нервы, если бы не… Ладно, об этом я еще успею рассказать. Позвольте мне немного продлить удовольствие и начать со сцен-предпосылок к будущей, столь значимой перемене в отношениях Героевой и Кинг.

Болеслава Гордеевна и Элеттра находились в графской спальне. Кинг читала вслух книгу «Идиот».

– Миссис Монтемайор, вы точно слушаете меня? – спросила Эл, заметив, что графиня уже минут пять сидит с отрешенным видом, прижав к щеке ладонь. – Может, дать вам отдохнуть?

– Нет, голубушка. Продолжай, пожалуйста, – грустно ответила женщина.

– …Вы опять думаете о мисс Клэри?

– А как о ней не думать? Я считала ее частью своей семьи… Как же она могла так поступить со мной? – Слезы потекли из слепых глаз миссис Монтемайор.

– Гарриет – алчный, жестокий человек. Хорошо, что ей хватило ума сбежать, иначе я бы заставила ее ответить за все, что она с вами сделала!

Как раз в этот момент в спальню вошла Искра, держа поднос с чашечкой чая и малиновым пирожным на блюдечке.

– Искра! Ну каждый раз одно и то же! Вламываешься без стука! – сразу накинулась на нее Эл.

– Я принесла бабушке десерт.

– Да когда ты наконец запомнишь, что это время отведено для чтения! Твой десерт не к месту, – сказала Элеттра, всеми силами удерживая поднимавшийся в ней гнев.

– А ты когда запомнишь, что это МОЯ бабушка, МОЙ дом? Ты не имеешь права никем и ничем здесь распоряжаться!

– Девочки, успокойтесь! – тревожно прозвенел голос Болеславы Гордеевны. – Искра, пусть Элеттра дочитает мне главу, а после мы с тобой вместе насладимся десертом. Идет?

– Не стой над душой. Выметайся! – осклабилась Эл, радуясь своей победе.

Не скажу, что Искра легко приняла свое поражение, но все же ей хватило духу покинуть помещение без лишних слов, почти что гордо.

– Так-с, где мы с вами остановились… – стала искать Эл нужный абзац.

– Подожди, Элеттра, – с чрезвычайным беспокойством сказала миссис Монтемайор. – Ты… зря с ней так холодна.

– Да неужели? А, по-моему, я чересчур ласкова с ней, теряю хватку, – злобно вырвалось у Элеттры.

– Все идет оттого, что ты не хочешь понять ее. Она особенная, с немаленькими причудами в характере. Есть в ней что-то такое… что словами не выразить. Как мне кажется, ее постигла та же участь, что и моего любимого князя Мышкина. Все относились к нему настороженно, кто-то и вовсе смеялся над ним. Но все же он покорил большинство глубиной души своей… Так и Искра. Стоит лишь присмотреться к ней, побеседовать с ней откровенно…

– Я нахожу, что это очень трогательно – то, как вы защищаете свою внучку, но сравнение с Мышкиным никак не могу принять, уж простите. Мышкин добр и сострадателен, он не был способен творить зло, а вот ваша «святая» Искра в этом деле преуспела. Еще осмелюсь напомнить вам, что я пыталась подружиться с ней, но по какой-то до сих пор неизвестной мне причине сразу впала в немилость у нее.

– Умоляю тебя! – горестно воскликнула Болеслава Гордеевна, схватив Эл за руку и крепко прижав ее к своему сердцу. – Не оставляй ее. Пойми эту девочку! Ты ведь неспроста появилась в моей жизни… Может быть, в этом и заключается наша с тобой миссия? Если мы оставим Искру на растерзание этому черствому миру, то она затем погубит все. Все! И себя тоже… Умоляю, голубушка, вы две сиротки, так будь ей сестрой, стань ее защитницей, сохрани ты в ней этот ее особенный свет! Сделай это ради меня!

– Что?! Как у тебя могло не получиться?! Это же очень просто!!! – кричал в неистовстве Митя.

– Нет, Митя… Убить человека – это совсем не просто, – отстраненно ответила Искра.

– Ты куда яд дела?

– Спрятала. За картиной, в своей комнате. Я не знаю, что с ним делать теперь.

– Пусть он в твоем тайнике и будет пока. Он еще пригодится. Мы с тобой не закончили, ты поняла меня?

– Я поняла тебя, но… Я больше не буду этим заниматься. Я отказываюсь от договора.

– Как это отказываешься?! А Анхель? Ты забыла про него? Вот так удивила. Ну ладно, допустим. Знаешь… а я все-таки помогу ему, так уж и быть.

– Правда, Митя? Правда?! – внезапно и даже с вполне обыкновенной человеческой радостью завопила Искра.

– Чистейшая правда. А знаешь, как я ему помогу? Я прикончу мальца! Не сомневаюсь, он мне благодарен за это будет! Разве это жизнь у него – лежать в четырех стенах и гнить? А тут смерть – быстрая, легкая, милосердная! Вот такая помощь будет ему от меня и тебя.

– Нет!!! Не надо, Митя! Я хочу, чтобы он жил! Долго-долго жил! Ему рано умирать!.. Он маленький еще… Маленькие умирать не должны. Я вернусь домой, буду ухаживать за ним.

– А-а, вернуться, значит, захотела? Ишь ты! Ну, путь тебе предстоит неблизкий, я за это время управлюсь. Живым ты его не застанешь, так и знай. Вот, в общем, запомни: или он, или бабка твоя. Кто-то из них должен умереть, а вот кто именно – решать тебе!

Митя бросил трубку. Разговор этот состоялся поздно ночью. Митя специально для этого заперся в ванной, включил воду, надеясь, что под таким шумным прикрытием ни одно его слово не донесется до спящих жены и дочери.

Как бы не так. Тоше тогда, извините за такие подробности, по нужде приспичило. Дошла она до двери ванной комнаты, услышала, как кран внутри надрывается. «Кому же это вздумалось помыться в три часа ночи?!» – удивилась Тоша, прислушалась тщательнее…

Искра долго сидела в ступоре после этого разговора. Ветер завывал за окном. Душа Искры тоже выла. В ушах звенел грозный голос Мити: «Кто-то из них должен умереть…» Вдруг снова зазвонил телефон, Искра даже подпрыгнула от испуга. «Митя сейчас потребует от меня ответ… Я не буду убивать бабушку, и хочу, чтоб Анхель жил. Смерти я только Мите желаю…»

На счастье Искры, звонок был от Тоши.

– Искра… – прошептала Тоша. – Папа заставил меня обмануть тебя. Анхель скончался.

Тишина…

– Искра, ты слышишь?

– Слышу, – спокойно ответила Героева.

– Прости меня… Я знаю, что папа что-то задумал. Что-то плохое… И ты нужна ему, чтобы это воплотить. Я права? – Тоша тоже говорила крайне спокойно, даже хладнокровно, хотя перед тем как набрать Искре, она уже наплакалась и наоралась в подушку.

– Да, Тоша…

– Искра, пожалуйста, расскажи мне все как есть. Я знаю, что тебе страшно, отец запугал тебя. Я тоже боялась говорить тебе правду про Анхеля, но все-таки призналась тебе. Теперь твой черед. Я хочу все знать про этого монстра… Я имею на это право.

Искра, ничего не тая, выложила весь их с Митей план. Поистине геройским мужеством нужно было обладать, чтобы невозмутимо выслушать все это. Тоша сидела, бледная-бледная, иззябла совсем от ледяного ужаса.

– …Искра, папа лгал тебе все это время. Плевать он хотел на Анхеля, ему были нужны только твои деньги! Он управлял тобой, запугивал намеренно, чтобы после оставить тебя ни с чем… Вот его настоящий план!

Могильным холодом повеяло от комнаты Искры, когда Элеттра подошла к ее двери.

– Искра, там новая помощница пришла на собеседование. Мне она понравилась, да и Болеслава Гордеевна сразу поладила с ней. Ты выйдешь? Посмотришь на нее?

Эл не получила ответа. Тогда она отважилась войти внутрь.

– Искра?

Искра лежала, свернувшись калачиком, на кровати, смотрела широко раскрытыми глазами в никуда и шептала что-то. Каждая черточка ее лица трепетала от какого-то большого потрясения.

– Ты живая? – несколько боязливо спросила Эл, приближаясь к кровати.

– Я плохой человек… Я плохой человек… Я плохой человек, – шептала Искра себе под нос, не обращая внимания на Кинг.

– Что ты там бормочешь, не разберу? – Элеттра пристально вгляделась в девушку и заметила, что та прижимает что-то к своей груди. – Что это у тебя?

– Нет… не дам! – тотчас вышла из забытья Искра.

– А ну покажи, не отстану ведь! – Эл стала насильно вырывать из рук Искры предмет ее любопытства.

– Нет!!!

И как-то так получилось, что этот самый «предмет» выскользнул из рук Героевой. Эл не успела его поймать, и он грохнулся на пол, разбился, разлетелся во все стороны.

– Анхель! Анхель! – Искра сползла с кровати и стала небрежно собирать осколки фоторамки. Последняя и являлась тем самым загадочным предметом.

Эл с недоумением стала рассматривать фотографию, на которой Искра была запечатлена с маленьким мальчиком.

– Это мой брат, – сказала Искра. – Я недавно узнала, что он умер.

– О боже… Мне очень жаль, – произнесла Элеттра искренне. – Надо… убрать это, а то вдруг поранишься.

– Я очень любила эту рамочку. Мне ее подарил Анхель на мой день рождения.

– Не трогай, Искра! – испугалась Эл, а та настырно продолжала очищать пол и… Конечно же, опасения Кинг оправдались – один из осколков все-таки оставил глубокий порез на ладони Искры. Героева даже и не заметила ничего, так как находясь в другом, сильнейшем и необъяснимом потрясении, ничего постороннего она чувствовать не могла.

Элеттра с ужасом обнаружила, что пол теперь загажен не только россыпью осколков, но и темными капельками крови.

– Ну что ты натворила! – вскипела Кинг.

Искра стала совсем потерянной из-за своего горя, Элеттре пришлось возиться с ней как с малым дитем. И вот что случилось далее… Пока Эл ругала ее, рану ей обрабатывала, успокаивая при этом с ноткой родительской ласки в голосе – в ней росла огромная жалость к этому престранному человечку. И жалость эта была такая теплая, нежная, какая может быть только к родной душе.

– Я плохой человек, – сказала теперь внятно Искра. Элеттра промолчала. – Я не хотела делать больно Индии… Я думала только о том, как сделать плохо тебе.

– А в чем же я провинилась-то?

– Я думала, что Анхель умрет из-за тебя. Меня обманули.

– Понятно… – сказала Эл с таким выражением лица, с каким обычно еще крутят указательным пальцем у виска. Углубляться в детали Эл не хотела, ведь Искра все объяснит так, что останется еще больше вопросов. – Искра, а ты давно была у психиатра?

– Ты ни в чем не виновата. Теперь я это знаю. Все это очень сложно объяснить. Мне, наверное, стыдно перед тобой сейчас. Когда невозможно посмотреть другому человеку в глаза… когда при виде его что-то начинает грызть сердце, как будто там и впрямь червяк живет – это же стыд, да? Это его симптомы?

– Полагаю, что так и есть. И избавиться от этого «червяка» возможно только одним способом: ты должна извиниться.

– …Извини, Элеттра.

– Ну как? Полегчало? А ну посмотри мне в глаза.

Искра посмотрела… Элеттра не смогла подавить улыбку, глядя на нее. Поразила ее в этот момент чистейшая, младенческая простота души Искры.

С того дня все изменилось. Девушки больше не пререкались друг с другом, не прикидывались нарочно паиньками, дабы порадовать миссис Монтемайор. Они действительно стали по-сестрински близки, все старые обиды забылись как-то сами собой.

Элеттра ежедневно посещала местную церковь. Однажды она решила взять с собой Искру, вдруг захотелось ей разделить с ней то необыкновенное чувство умиротворения, что неизменно наполняет ее после каждой службы.

– Как тебе здесь?

Искра пугливо жалась к ней, рассматривая все.

– Я далека от этого.

– Но тут так спокойно, согласись? Тихо… Это просто хорошее, безопасное место. Оно приводит мысли в порядок и дарит силы жить дальше. Тебе сейчас это необходимо. Сядь, – Эл указала на скамью, – и подумай об Анхеле.

Искра осторожно села.

– Просто подумать?

– Да. Вспомни что-нибудь хорошее о нем. Или же можешь поговорить с ним мысленно, задать какой-то вопрос, извиниться за что-то…

– И он услышит меня? – доверчиво спросила Искра.

– Услышит. В этом месте нельзя остаться неуслышанным.

Искра прикрыла глаза и надолго ушла в свои мысли. Элеттра отошла от нее подальше. Ей тоже предстоял «разговор» с тем, кто покинул этот мир.

– Отец… – вполголоса сказала она, а после бросила взгляд на Героеву. – Я даже ее сумела простить, а тебя всё не могу. – Теперь Элеттра подняла голову. Ее мрачные, доверху наполненные слезами глаза устремились вверх, во тьму, что сгущалась под куполом храма. Оттуда, из тьмы этой безмолвной, что-то смотрело на нее в ответ. – Когда же тебе надоест мучить меня?

Элеттра с самого утра носилась по дому как угорелая, прибиралась, готовила, нервничала жутко. Это был ее день рождения. Элеттра уже заранее знала, что закончится он плохо, и ей никак потом не выбросить из памяти все события, коими будет насыщен этот «праздник».

За окном разыгралось ненастье: ветер с дождем бушевали, красные молнии резали тучи… Все было под стать настроению именинницы.

– Погода здесь всегда такая, мы уже к этому привыкли, – сказала Эл, глупо улыбаясь и рассматривая своих гостей – Искру и Диану. – Жаль, что Калли не смогла вырваться. Вечно у нее какие-то дела. А Рэми все еще в клинике… – Эл внезапно умолкла, понимая, что ее никто особо не слушает.

На улице было неспокойно, и дома не лучше. В воздухе стояло напряжение, готовое взорваться в любую минуту. Лицо Дианы горело огнем, глаза метали молнии в сторону Искры. Героева же сидела, угрюмо насупившись, и изредка тяжело вздыхала.

– Искра, попроси Эрну заварить свежий чай, – снова заговорила Эл.

Искра охотно отправилась по поручению, как будто только и ждала повода, чтобы смыться.

– Эрна – это новая помощница миссис Монтемайор, – пояснила Эл Диане, но той эта информация была вовсе не интересна. Всем своим видом она это показала. – Да хватит закатывать глаза, а то вдруг не выкатятся обратно! Я прекрасно понимаю, что тебя бесит Искра. Но ведь я же тебе подробнейшим образом объяснила, почему мы с ней решили начать все с чистого листа! Смирись! Теперь Искра… в нашей компании.

– Нет, этому не бывать, – сказала Диана, презрительно вскинув плечами.

– Да ну? И что же, после твоего гневного вопля я должна послать ее куда подальше? Диана, ты забываешься. Ты – не пуп Земли, а пупырышка!

– Раз тебе память отшибло, то я с удовольствием напомню: этот человек сделал Индию калекой, оклеветал нас с тобой, развязал войну!

– Она раскаялась сто раз.

– И ты ей веришь?!

– И я ей верю.

– Дура!

– Вообще-то это слово подходит исключительно тебе.

– Боже, и как я до такого докатилась?.. Ну если ее совесть действительно вышла из анабиоза, то пусть тогда она признается во всем Колетти. Хватит ли у нее на это отваги?

– Ты мыслишь стратегически наивно, Диана. В ее признании, увы, нет никакой выгоды. Искра может пригодиться нам, так как многие еще признают ее авторитет. А если вся правда вскроется, то они без страха станут бить и по ней. От нас они тоже не отстанут, ведь мы в одной упряжке с Героевой.

– …Кинг, что с тобой произошло за это лето? Как ты смогла принять ее?

– Ну вот представляешь, порой бывает так, что враг впоследствии может оказаться хорошим другом. У меня в этом большой опыт.

– Интересно, ты бы так же рассуждала, узнав, что по ее указке тебе вырыли могилу?! – спросила Диана вне себя от негодования.

– Это ложь, Диана, – сказала Искра, незаметно вернувшись в комнату с горячим чайничком в руках.

– Да что ты говоришь! А что же тогда правда?

– А правда в том, – вмешалась Элеттра, – что ее подставили, а ты повелась на этот дешевый развод!

– Это еще проверить надо, – отрезала Диана.

– Брандт, чем же ты лучше наших куриц, которые сразу поверили в то, что я напала на Колетти? – иронично подняла бровь Эл.

Воцарилось молчание. Искра почесывала свою понуренную и задумавшуюся голову, Диана равнодушно глядела в сторону, вздрагивая из-за долетавших откуда-то раскатов грома, смягченных расстоянием. Грустная именинница одна пила чай.

– …Послушайте, – вновь обратилась Эл к своим гостям, – между нами много чего было и, вероятно, еще будет. У каждой из нас своя вина и своя правда. Я вас просто попрошу вспомнить, что нам совсем скоро придется вернуться в «Греджерс», где нас с громадным наслаждением сожрут наши милые одноклассницы, сокомандницы, учителя и многие, многие. Перечислять могу до утра… Стратегия «каждый сам за себя» – очевидно бесперспективная. Если мы будем придерживаться ее, то вряд ли доживем до выпускного. Нам нужно организовать свою стаю, чтобы выжить. Окончим школу – разбежимся. Я не заставляю вас дружить до гробовой доски, сама не горю желанием, если честно. Ну что, мир?

Никакой реакции от Дианы и Искры не последовало. Терпение Элеттры иссякло совсем:

– Нет? Хорошо! Что ж, отличный у меня день рождения! А знаете, какой подарок мне бы хотелось получить от вас обеих? Я зрелища хочу! Не мучайтесь, пожалуйста, перережьте друг другу глотки прямо сейчас, а я полюбуюсь! Как вам идея?

– …Я не хочу этого делать. Мы заляпаем ковер, – ответила на это Искра совершенно серьезно.

Элеттра первые несколько секунд ошалело таращилась на Героеву, а после услышала смех Дианы. Без примеси своей обычной холодной насмешливости та тоже глядела в сторону ничего не понимающей Искры. Теперь и Элеттра засмеялась. Брандт и Кинг переглянулись. «Ну вот видишь, с кем мы воюем?» – как бы говорил взгляд Элеттры. «Придется приютить это божье чудо, деваться некуда», – мысленно согласилась Диана.

После такого драматического накала вот так все быстро разрешилось. Начало удивительной «временной» дружбы было положено.

Миссис Монтемайор в сопровождении Найды и Эрны принесла торт со свечками, дала команду имениннице загадать желание, но та не стала ничего выдумывать и просто задула огоньки под аплодисменты близких людей, ведь то, о чем она так рьяно мечтала в последнее время, сбылось только что.

Глава 5

Рэмисента обеспокоенно поглядывала то в одну, то в другую сторону, сидя на лавочке в больничном сквере, а потом резко перестала, разочаровавшись, и стала просто сидеть в тоскливом безразличии ко всему. Элеттра в это же время стояла позади, на некотором расстоянии от подруги, и готовилась морально к встрече с ней, а сердце ее меж тем предчувствовало скорую беду.

Рыжая головка, обласканная лучами летнего полуденного солнышка, словно подсвечивалась изнутри. Огненный ангел, что же ты натворил?.. Долго Эл внушала себе, что она обязана принять Рэми такой, какая она есть… Бесчеловечно с ее стороны отвернуться от нее сейчас, ведь Рэми так много для нее сделала! Окажись Эл на ее месте, Рэми бы ни секунды не раздумывала, не отвергла бы оступившуюся душу, разделила бы с ней ее горе и грех. Рэми часто говорила: «Если дружить, то только так – к свету вместе и во мрак!» Храня тайну подруги, Эл тоже как бы провалилась во мрак страшного греха, и ей из него уже не выбраться. Внезапно у Эл в животе похолодело от воспоминания: в день их знакомства, после того как Кинг выразила свое неудовольствие оттого, что к ней подселили соседку, Рэми сказала ей: «Я останусь здесь. Либо смирись, либо готовься узнать, на что я способна, когда кто-то появляется на моем пути». «Да неужели она всегда была такой?! Как я могла не замечать этого столько времени?» – следом подумала Эл. Но уже поздно об этом размышлять, пора идти к ней. И Эл пошла, а сердце ее стало биться еще тревожнее, что-то рвалось из него наружу, что-то кричало в нем…

Рэми повернула к ней голову и улыбнулась, как она обычно улыбалась – приветливо и нежно. Только сейчас эта же улыбка вызвала в Эл самые неприятные эмоциональные переживания. Рэми подошла к ней и обняла, Эл обреченно обняла ее в ответ. Ох, раньше в объятиях подруги Элеттра млела от спокойствия, добра и ощущения безопасности, теперь же… сей акт был больше похож на обвитие холодной, тихой, смертоносной змеей, и чувства он вызывал соответствующие.

– Я знала, что ты придешь… Знала, что ты не бросишь меня, – прочувственно прошептала Рэми.

Они присели наконец на лавочку. Рэми ненароком взглянула на руки подруги и ужаснулась:

– Господи, Эл! Твои руки…

Я специально не сообщила вам о том, что еще произошло с Элеттрой за это лето. Тремор ее вернулся. Я ждала того момента, когда на это обратит внимание Рэмисента, поскольку Эл связывала возвращение своего недуга именно с ней. О том, что сделала ее подруга, Эл думала ежедневно и еженощно. Она же всегда на людях вела себя сдержанно, мало кому удавалось понять, что происходит в ее душе, а душу ее громила буря, страшная буря… Оттого тело Эл молниеносно среагировало, стало подавать вот такие сигналы бедствия, в каждом патологическом колебании ее пальчиков прослеживалась отчаянная просьба о помощи.

– Да, опять началось, – ответила Эл, с омерзением глядя на свои руки. – Не знаю из-за чего, – слукавила она.

– А я, кажется, понимаю, в чем дело. Жизнь с Героевой так повлияла на тебя.

– Может быть… Я пообещала миссис Монтемайор присматривать за Искрой, – охотно подхватила тему Эл, чтобы хоть немного отвлечься. – Тяжело давалось мне это поначалу. Я ее еле переваривала. Но потом все исправил один случай… Он заставил меня получше присмотреться к Искре. Веришь или нет, но я увидела в ней просто затравленного щенка. В глазах страх, а в душе – боль и огромное одиночество. Не могу я ненавидеть этого «щенка», избитого, изуродованного людьми, и потому обозленного на всех. Я ведь от нее почти ничем не отличаюсь… Тогда словно состоялось наше первое знакомство. Тогда все было по-настоящему. Диана была одержима идеей заставить Искру признаться в том, что она сделала с Индией. Но это признание будет для Искры равносильно смерти. Я готова пожертвовать собой, чтобы защитить ее, даже если это означает признать ее вину своей.

– Хорошо, что эта история завершилась так позитивно, – искренне и с восторгом сказала Рэмисента, с лучистой теплотой смотря на Эл. Вот эта ее искренность и теплота имели огромную власть над сердцем Элеттры. «Руки ее в крови, а нимб все равно не исчез!» – Я возлагаю надежду лишь на то, что Искра больше не преподнесет никаких неприятных сюрпризов. Она ведь непредсказуемая. С ней надо быть настороже.

И тут Эл повернулась к подруге, грозно сверкая глазами и с усилием сдерживая себя:

– Рэми, не тебе говорить о непредсказуемости.

Рэми в этот момент как-то внутренне сжалась вся, взгляд потупила.

– Ты, наверное, хочешь услышать от меня слезливый рассказ о том, как я ошиблась, сожалею и страдаю? Но ведь все не так. На самом-то деле я рада, что все так вышло.

– Рада?!

– Я не хотела убивать его, – тут же добавила Рэми. – Это произошло случайно, по глупости. Мы… заигрались. Повздорили, как всегда, драться стали в шутку. А у меня в руках, как назло, оказалась твоя палочка для волос…

– Боже! Мой подарок стал орудием убийства?! – вспыхнула Элеттра.

– Не кричи, пожалуйста! Здесь хоть одни сумасшедшие, но они довольно-таки наблюдательные и очень разговорчивые. Не навреди мне!.. Когда я все осознала, мне самой захотелось умереть, до того страшно стало. И клянусь тебе, я уже была готова во всем признаться той инспекторше… Но вдруг вмешался Бертольф. Он сказал про Никки… И все. Я расценила это как знак. Это судьба! Понимаешь, с того самого дня, как я узнала о том, что Элай любит Никки, я поняла, что мне легче убить его, нежели смириться с этим. Да и еще все так удачно совпало – я ведь таким образом отомстила Никки. Я это сделала ради тебя, Эл. Помнишь, на цыганской вечеринке ты сказала, что хотела бы наказать ее жестоко. Помнишь ведь? Так вот я это сделала за тебя. Не благодари.

– …Я не хотела такой мести. Я не хотела, чтобы все дошло до такого кошмара!

– Не кричи! – Рэми с нарастающей паникой стала глядеть по сторонам, стараясь при этом контролировать подругу. А та была на пике душевного надрыва, вся ее стальная выдержка была раскромсана силой этого надрыва, терпеть более уже невозможно.

– Ты убила своего брата!

– Замолчи, Эл, умоляю!

– Ты убила его и теперь говоришь, что сделала это ради меня! Так, значит, и я в этом виновата?! Ты хоть представляешь, на что обрекла меня?!

– Эл, родная, посмотри, у тебя руки стали сильнее дрожать. Успокойся! Ты успокоишься сегодня или нет?!

– …Неужели это все происходит с нами, Рэми? – сказала шепотом Эл, наружно овладев собой. Что там руки… даже душа ее дрожала в этот момент.

Затем они немного помолчали, и весь остальной мир вместе с ними затих. Не слышно было ветра, птиц, голосов пациентов и медперсонала… Общий грех огородил их толстыми стенами от жизни, света, от всех, кто не причастен к ним.

– А знаешь, что меня больше всего раздражало в Элае? – спросила Рэми ни с того ни с сего. Голос ее при этом был таким странным: спокойным и в то же время насмешливым как будто, жестокая черточка чувствовалась в нем. Впечатление было такое, словно кто-то другой, очень злой и чуждый этому миру, говорит за Рэми, раздвигая чисто для вида уста ее. – Это его сходство с Никки. Все называли их близнецами. Так противно мне и больно! И все дошло до того, что я видела ее, когда смотрела на него. – Потом Рэми ехидно улыбнулась и заявила напоследок: – Не-ет, я ни о чем не жалею!

Пришлось бы, наверное, в несколько томов уложить одни только истории о страдании Рэми, что она пережила, находясь в клинике. Я лишь поведаю вам о самой страшной ночи, той ночи, что оставила после себя в израненной душе Рэмисенты новый шрам. Ту ночь она никогда не забудет.

Тихо-тихо было, относительно спокойно. Рэми сладко спалось какое-то время. Вдруг она стремительно перетекла в пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда чуешь всю реальность, но не можешь разомкнуть веки, поскольку тело все еще пребывает в сонном оцепенении. И вот Рэми почувствовала что-то… болезненно гнетущее, будто бы гипнотическая вражья сила вторгается в нее. Рэми еле-еле открыла глаза и ахнула. Цинния стояла возле ее койки, а рядом с ней еще четыре худые, злобно улыбающиеся фигуры – то были соседи Каран по палате. Все это время, поняла Рэми, они сверлили ее взглядом, вытягивали из сна. Вот чем были обусловлены те жуткие чувства, что она испытала, еще не до конца проснувшись.

– Доброй ночи, Рэмисента! – с натужной веселостью прощебетала Цинния.

Рэми хотела было позвать на помощь, но только она открыла рот, как Цинния заявила:

– Нет-нет, кричать бессмысленно. Я «угостила» дежурную своими таблетками. Она теперь будет крепко-крепко спать до самого утра.

– …Что ты хочешь? – строго, но в то же время с плохо скрываемым страхом спросила Рэми, сев и прижав к себе колени.

– Хочу пособолезновать тебе, наконец-то улучила момент. Бедный Элай… За что с ним так?! Такой прекрасный человек был! Ох, я всю ночь проплакала, когда узнала о том, что его не стало…

– Цинния, оставь меня в покое!

– Знаешь, – задумчиво произнесла Каран, пропустив мимо ушей слова Рэми, – несмотря на то, что твой брат сделал со мной – мне жаль его. Конечно, я не раз представляла себе, как убиваю его, но… это все больные фантазии. На самом же деле я не смогла бы его убить. Нет, ЕГО – не смогла бы.

Цинния подошла близко-близко к Рэми, та еще сильнее вся напряглась.

– Ты и Элай… Кто из вас хуже? По-моему, ответ очевиден. Разве можно винить пса, что погрыз кого-то, когда он только выполнял команду своего хозяина?

– Значит, ты меня убить хочешь?

– Очень хочу…

– Так сделай это! Что же тебя останавливает?! – съязвила Рэми с отчаянием нырнувшего в пропасть человека.

Цинния повернулась к своему «подкреплению»:

– Вы сами все слышали. Она нам разрешила. Приступайте.

До последнего Рэми надеялась, что Цинния решила просто припугнуть ее, и с каким же ужасом она осознала свою полную обреченность. Те четверо подбежали к ней и разделились: двое держали ее руки, двое ухватились за ноги.

– Не трогайте!.. Не трогайте меня! – брыкалась изо всех сил Рэми.

– Чего же ты, Рэмисента?! – с серьезным удивлением спросила Цинния. – Думала, что мне пошутить захотелось? А вот и нет!

– Помогите!!! – Рэми держали теперь очень крепко. Не могла она понять, что ее мучает сильнее: боль от той силы, с какой ей сдавили конечности, или же страх из-за того, что она не может управлять своим телом, полностью обездвижена и беззащитна.

– Я даже припасла кое-что. – Каран достала из кармашка своей больничной пижамы какую-то острую палочку. – Угадай, что это?

Рэми отвечать не стала, лишь расширяющимися от ужаса глазами смотрела она на ту палочку. Смерть ее была на острие.

– Это зубная щетка! – засмеялась Цинния, перевернув палочку другим концом и показав щетинки. – Я такая изобретательная!

Рэми и моргнуть не успела, как Цинния оказалась на ней верхом.

– Цинния… – с плачем в голосе сказала Рэми.

– Что? Говори свое последнее слово! Позволяю!

В эту секунду Рэми решила держаться стоически, принять свою смерть гордо, лишив тем самым Циннию удовольствия. Ни слова она не скажет и даже кричать не станет. Боль давно стала ее лучшей подругой.

– Как ты хочешь умереть? – прошептала Цинния скривившимися от злобы губами. Она уперлась острием своей заточки в шею Рэми. Несильно, но так, чтобы показалась кровь. И пусть этот укол был нанесен только в шею, достиг же он, однако, сердца Рэми. Туда ее кольнуло, да больно так… Немудрено, что на ней сие действие так отразилось, ведь точно таким же образом Рэми нанесла своему брату смертельное ранение… Знала ли Цинния об этом обстоятельстве или то была злая случайность?

Каран затем расстегнула рубашку Рэми и стала водить заточкой по ее телу, сильно вдавливая, разрывая плоть. Рэми зажмурилась, стиснула зубы до боли, взмокла вся, но продолжала молчать назло своему палачу.

– Не сдерживайся! – приказала Цинния.

Грудь, живот, руки, бедра – всё она ей располосовала, все было в крови. Старалась уделить больше внимания ее старым шрамам, где много обильно кровоснабжаемого, чувствительного наросшего мясца… А Рэми терпела, внутри себя кричала и проклинала все вокруг от боли этой невообразимой. Но сколько ей еще терпеть придется? Силы ее уже на нуле. Так сильно истерзалась Рэми, что начала уже призывать к себе смерть. Как больно, черт возьми! Только сейчас Рэми познала настоящую боль – неконтролируемую, безжалостную. Это мука жертвенного животного. Все, что она делала до этого со своим телом – сущее ребячество, показуха, только и всего.

Наступила та самая минута, когда Рэми могла отключиться от боли, но перед этим закричать, излить весь ужас, накопившийся в ней, и уйти в бесчувствие. Но… как раз в этот момент Цинния остановилась в замешательстве.

– Это глупо… Это очень-очень глупо. – Цинния легла всем телом на свою окровавленную жертву, погладила свободной рукой ее щеку, длинно посмотрела ей в глаза. – Разве можно убить мертвого? Рэмисента, ты ведь давно умерла. Неужели никто не замечает, как ты разлагаешься? Твое сердце сгнило, а душу сожрал дьявол. Ха-ха-ха!!!

Цинния, наконец, освободила Рэми, все отошли от нее, но та до сих пор лежала неподвижно, точно парализованная, и глядела в потолок, не моргая совсем.

– Сразу скажу, жаловаться на меня не надо. Это пустая трата времени, – повелительным тоном предупредила Цинния. – Я тоже когда-то пожаловалась на тебя и Элая, но мне не поверили. Я же сумасшедшая. И ты тоже сумасшедшая, раз оказалась здесь. Сумасшедшим никто не верит. Прими сей факт и смирись.

Можете себе представить, как была поражена Сандра Крэнстон, курирующий Рэми врач, увидев ее наутро. Это уже и не человек был, а просто большой кусок кровоточащего мяса. Рэми ни на один вопрос врача не ответила – она вообще, кстати, несколько дней после того случая говорить не могла. Было немедленно принято решение назвать все это зрелище обострением (что ей и прогнозировала Сандра после смерти Элая), усилить лечение и, следовательно, продлить нахождение Рэмисенты в стационаре до осени.

Глава 6

Прекрасный сентябрьский день, тепло и золотисто все вокруг. Позади первые уроки предпоследнего семестра. Наряженные в чудные длинные черные сарафанчики и аккуратненькие блузы цвета лебяжьего пуха, ученицы, не принадлежащие избранной касте, разбрелись по школьному двору, мило хихикая и постукивая каблучками «Мэри Джейн». Впереди куча свободного времени, которое необходимо потратить на долгие беседы с подружками, посещение всевозможных факультативов, спортзала удовольствия ради. Затем жизненно важно собраться у кого-нибудь в комнате, быстренько выучить уроки, прерываясь на шутки и кофеёк, а после можно посмотреть какой-нибудь сериал и всю ночь обсуждать его. Сказочная жизнь… о которой могли только мечтать «Черные монстры», представители той самой избранной касты, ведь сразу после занятий им надлежало бежать в конный клуб. И это обстоятельство напрочь лишало их тех привилегий, которыми располагали «простые смертные» обитатели «Греджерс». Какой уж там сериал… какие беседы с подружками, тут хотя бы до кровати доползти и не умереть от мышечной боли…

Диана, однако, с восторгом отправилась на первую тренировку, поскольку уж очень соскучилась по ипподрому, Вассаго и всей своей «всаднической» деятельности в целом, ей же пришлось гораздо раньше завершить сезон скачек (она была наказана за неспортивное поведение перед финальными весенними соревнованиями). Дойдя до конюшни, Диана вдруг почувствовала легкое беспокойство: а вдруг Вассаго за летний период забыл ее и ей снова придется долго и мучительно налаживать контакт с ним?.. Такое вполне могло произойти, ведь ее жеребец полон сюрпризов, как ни крути. Но на счастье Дианы, Вассаго помнил ее прекрасно, более того, он жутко обрадовался встрече с хозяйкой. Она еще не переступила порог конюшни, а он уже почувствовал ее запах и тотчас оживился.

– Я измучился с ним, – жаловался Шоно. – Видимо, кроме вас он совсем никого не намерен подпускать к себе.

Конечно, слова конюха доставили удовольствие Диане. Безмерно горда она была собой, что ей удалось покорить этого статного, жестоковыйного красавца. Да уж… но страшно вспомнить, сколько сил она истратила на то, чтобы выстроить связь с Вассаго, сколько слез пролила! В данном случае такая гордость собой уместна и вполне заслужена.

– Интересный ты персонаж, Вассаго, – с довольной улыбкой обратилась Диана к своему скакуну. – Сначала терпеть меня не мог, а теперь жизни без меня не представляешь?

Вассаго в ответ ласково потерся головой о ее протянутую к нему руку. Долго они ворковали, но потом Диана невзначай посмотрела в сторону, и взгляд ее замер на Теодоре. Диане тут же стало грустно. Конь Никки, может, и не выглядел таким уж подавленным, как ей показалось, вряд ли он так остро чувствовал долгую разлуку со своей всадницей, ведь у них не было той сильной привязанности друг к другу, какая была у Дианы и Вассаго – но все же сердце Дианы заныло от жалости к этому одинокому существу. Она подошла к нему, погладила осторожно.

– Здравствуй, Теодор. Покинула тебя твоя хозяйка…

И так совпало, что конь после ее слов тяжело вздохнул, как бы соглашаясь с ней. Жеребец Брандт в то же время ревниво поглядывал в их сторону. Бедный Вассаго еще не догадывался тогда, что вскоре его ждет еще один пренеприятнейший удар – Диана возьмет под свою опеку Теодора, чтобы тот не чувствовал себя брошенным. Все свои чувства к Никки Диана выражала, самозабвенно заботясь о ее жеребце. Она стыдилась этих чувств, но никакими силами не могла скрыть их…

– Не буду лукавить, положение у нас отчаянное… – мрачно произнес Бастиан Теджейро перед выстроенной в шеренгу командой всадниц. – Если раньше победа была для вас еще одним шансом показать свое величие, то теперь – это последняя возможность вернуть авторитет «Греджерс». Понимаете, какая колоссальная ответственность на нас возложена? Мы не имеем права подвести нашу школу. Слушайте внимательно! С этого дня ваше расписание кардинально изменится. Тренировки теперь будут ежедневными, два раза в день. Сначала встречаемся после уроков, тренируемся, потом уходим на небольшой перерыв и далее занимаемся до самой темноты.

– Мистер Теджейро, а когда же мы будем отдыхать? – спросила Ритта Половиц.

– На выходных. Что за глупый вопрос?! – удивился тренер.

– А уроки учить?.. – проныла Жинетт Бойе.

– Я же сказал, у вас будет перерыв.

– А жить когда, жить, мистер Теджейро?! – почти истерически вскричала Эрика Джордж.

– Вот окончите школу – тогда и начнется ваша жизнь… Хотя вряд ли. Все! За работу!

До седьмого пота тренировались девчонки, не без зависти думая о своих одноклассницах, что в этот момент беззаботно прогуливались по парку, жизнью наслаждались. Не лишним будет сказать, что Бастиан делал основной упор на трех безусловных лидеров – Диану, Элеттру и Искру. Остальные участницы команды, несомненно, чувствовали это, оттого очень злились и теряли последние силы и нервы, дабы обратить внимание тренера на себя.

Наступил долгожданный перерыв. Всадницы расположились в раздевалке: кто-то переодевался в свежую форму, кто-то никак не мог оторваться от бутылочки с водой, кто-то просто лежал на скамье, пытаясь восстановить дыхание и подготовить свое тело к очередным адским нагрузкам.

– Искра, как там Никки? – поинтересовалась Скайлер Фэйрчайлд. – Носишь ей передачки?

Все, кроме Дианы, Искры и Эл, засмеялись в голос.

– Спасибо за беспокойство, – преспокойно ответила Искра. – У Никки все хорошо. Она ни в чем не нуждается.

– Да я из вежливости спросила. Никто не беспокоится за убийцу!

– Никки не убийца…

– Да? А что же тогда «не убийца» делает в тюрьме?

Снова смех, мерзкие перешептывания и глумливые взгляды. Искра хмуро озиралась, не понимая, что же всех так веселит. Элеттра отвернулась, не могла она вынести эту сцену: паскудные детишки закидывают камнями беззащитного щенка.

– Ее временно задержали до выяснения всех обстоятельств и…

Диана не вытерпела и подошла к Героевой, жалкое объяснение которой вновь было поднято на смех.

– Искра, не стоит метать бисер перед свиньями.

– Брандт, еще раз тявкнешь – кровью умоешься! – закричала Скайлер.

Элеттра уже была готова вскочить со своего места, подбежать к Диане, вцепиться в нее, удержать, чтобы та не кинулась к Фэйрчайлд и не порвала ее в клочья. Именно о таком намерении предупредил моментально загоревшийся взор Дианы. Благо Штэффи Бри вовремя вмешалась:

– О-о, притормозите, любезные! Разнимать вас неохота. Сжальтесь, дайте отдохнуть!

– Я просто высказала свое мнение! Никто не может мне это запретить! – никак не унималась осмелевшая Скайлер. А чего же ей не быть смелой? Она ведь знала, что у нее есть достойная подмога, большая часть сокомандниц за нее, так что можно провоцировать Диану сколько угодно, не боясь последствий.

– У мокрицы, может, тоже есть свое мнение, только кого это колышет? – сказала Диана, саркастически усмехнувшись, и после вышла из раздевалки. Ясное дело, Диана понимала разницу сил. Тратить время и энергию на это стадо совершенно нецелесообразно.

Последняя ее фраза все-таки вызвала очередной переполох. Все бранили бывшую королеву на чем свет стоит. Элеттра не пожелала все это выслушивать и выскочила вслед за Брандт:

– …Я рада, что в твоем сердце нашлось место для прощения Искры.

Диана остановилась, глядя на нее столь же удивленно, сколь и презрительно.

– А ты хорошая подруга, как я погляжу. Ни слова не сказала в защиту Героевой! Почему я одна отдувалась? Мне больше всех надо, что ли? Не понимаю… ты на чьей стороне?

Как-то странно поглядела на нее Элеттра, Диана даже вздрогнула.

– На стороне здравого смысла, – был ответ Кинг.

Эл круто повернулась и засеменила в сторону манежа. «Здравый смысл» подсказывал ей, что Диана заступилась вовсе не за Искру, а за Никки. И раз Элеттра выбрала сторону Рэми, ей сейчас пришлось вот так отреагировать. Как бы ей ни хотелось, не могла она помочь Героевой и поддержать Брандт. Всю сознательную жизнь свою она осуждала лгунов и предателей, а теперь сама такой стала. Это тягостное испытание для ее души, это настоящее насилие над ее добрым сердцем, это грех, который она разделила со своей подругой – это ее выбор. И пусть результат этого выбора сломает ее – Элеттра будет идти до конца… утешая себя надеждой, что Рэми когда-нибудь одумается и все исправит.

Диана, злая как черт, прошествовала мимо тренера, когда тот зазывал всех с перерыва.

– Мисс Брандт, далеко направились?

– Я без сил. Приду завтра!

– Это еще что такое?! – вознегодовал мистер Теджейро. – Вы что, нарочно выводите меня из себя?!

– Да, – ответила Диана, нагло улыбаясь.

Возмущение Бастиана было вполне оправданным. Во время тренировки Диана открыто игнорировала претензии тренера, когда тот лично обращался к ней, а иной раз даже злостно выполняла его приказы наоборот – к примеру, на определенных отрезках дистанции нужно было ускориться, а Диана нарочито замедляла темп. Теперь же своевольная всадница вовсе решила сбежать и при этом еще смеется ему прямо в лицо!

– Чем же я все это заслужил?!

– Бастиан, вы действительно ничего не понимаете?

– Нет! И было бы дивно, если бы вы мне все объяснили, – потребовал Бастиан с видом крайне оскорбленного достоинства.

– Я все объясню директрисе, и тогда вам мало не покажется! – уже совсем не сдерживая себя, ввернула Диана и продолжила путь.

– Мисс Брандт! Диана?! Черт-те что творится!.. – крикнул ей вослед абсолютно растерянный мистер Теджейро. Долго он не мог отойти от такого непростительного поведения его любимой всадницы, и долго не мог он понять, что же послужило причиной разлада в их отношениях.

Наверняка и вы в недоумении: за что Диана так ополчилась на тренера? А я разъясню все непременно, такая уж у меня роль. Для начала напомню вам об одной любопытной сцене на маскараде, что был еще в прошлом семестре. К Диане в самый разгар бала подошел незнакомец в маске Вольто и длинной мантии с капюшоном, опознать его было невозможно. Но Диана обрадовалась ему, так как приняла его за Джераба, станцевала с ним, а после, уже разлучившись со своим загадочным партнером, поняла, что столь великолепные мгновения в танце она прожила вовсе не с мистером Эвереттом. Тогда она пришла к выводу, что это был Джулиан. Тяжело ей было с этим смириться…

Жизнь шла своим чередом, Диана уже и позабыла о том взволновавшем ее душу происшествии, как вдруг… Она находит ту самую маску в одном из ящиков стола Бастиана Теджейро!

Все лето Диана провела с мыслью о своей находке. Сперва она пребывала в непродолжительном нервном ошеломлении, а затем ей даже приятно стало от осознания, что тренер, оказывается, увлечен ею. После очередного болезненного расставания с Джерабом это была такая маленькая тайная отрада для ее души. Диана, быть может, и дальше радовалась бы этому осознанию, если бы вслед за ним не произошло еще кое-что ошеломительное. Как-то раз Диана бесцельно прогуливалась по улочкам Бэллфойера и стала свидетелем прелестной картины: женщина с маленькой дочкой идут, смеются звонко, в руках у обеих по палочке с облачком розовенькой сладкой ваты, между ними идет глава семейства, обнимает обеих и рассказывает что-то смешное, отчего те и смеются на всю улицу. Идиллия! Но Диане, глядя на все это, стало так противно… ведь главой семейства был Бастиан, и его жена с дочуркой даже не подозревали, что, веселя и обнимая их, он сладострастно лелеет в сердце образ своей ученицы! Диане стыдно было перед несчастной, обманутой миссис Теджейро, как будто она уже носила звание любовницы ее мужа. И в ту же секунду Диана возненавидела своего тренера. Потому она так бесцеремонно вела себя с ним на тренировке, надеясь таким образом наказать подлого изменщика и оттолкнуть его от себя.

Ох… Я не раз убеждаюсь в том, что судьба без ума от иронии. В первые же выходные нового учебного семестра повторилась та летняя сцена! Диана опять-таки гуляла по городу и повстречала милейшее семейство Теджейро на своем пути. Смерив тренера самым что ни на есть презрительным взглядом, она молча обошла его.

– Мисс Брандт, вас здороваться не учили? – окликнул ее Бастиан. Конечно, его задело такое очевидное пренебрежение к своей персоне.

Диана даже не обернулась, как шла, так и шла. Ну этого Бастиан стерпеть уж никак не мог.

– Идите, я вас догоню, – обратился он к своей семье.

Миссис Теджейро тоже была неприятно удивлена поведением юной красавицы и сразу поняла, что Бастиан намерен разобраться сейчас же во всем.

– Папочка, ты надолго? – спросила девочка, грустными глазками провожая отца.

– Не волнуйся, малышка. Оглянуться не успеешь, а я тут как тут!

Диана отошла уже прилично, Бастиану пришлось подбежать к ней.

– Постойте!

Она, как ни странно, тут же повиновалась, повернулась к нему лицом и даже заулыбалась.

– Мистер Теджейро, не обессудьте. Вы в школе и за ее пределами – такой примерный семьянин, хороший папочка – ну просто два совершенно разных человека! Потому я сразу и не узнала вас… Как поживаете? Все замечательно? Благодушествуете?

Все было до неприличия наигранно: и улыбочка ее сияющая, и голосок радостный.

– Диана, что с вами?! Вы, никак, за лето лишились рассудка… Ну или по меньшей мере совести! – кипел от негодования Бастиан.

– Нет уж, совесть потеряли вы, раз вздумали обмануть жену и ребенка! – парировала Диана все с той же улыбочкой.

– Да о чем вы?! Что вы несете?! – перешел уже на визг мистер Теджейро, до такой степени он был возмущен.

Диана несколько повременила с ответом, ей любо было глядеть на раскрасневшуюся физиономию тренера, на все это растущее истерическое возбуждение, охватившее его.

– Бал-маскарад. Маска Вольто. Теперь понимаете, Бастиан? – Она произнесла это с яростным наслаждением, предвидя следующую реакцию мистера Теджейро: от шока его столбняк пробьет, он станет нелепо оправдываться, голос его будет звучать прерывисто, точно он задыхается… «Это просто танец, я ни на что не рассчитывал. Забудьте!» Но нет, такое забыть нельзя. Это ведь и не танец был вовсе, а признание. Честное, пылкое признание в чувствах с крупицей безумного вожделения.

Однако Диану постигло разочарование, ведь Бастиан отреагировал противоположно ее ожиданиям – он смело рассмеялся и затем сказал:

– А-а, так вы мстите мне за того хитреца, что я прогнал?! М-да. Хорошие новости идут косяком!

– Что? О ком вы говорите? – У Дианы похолодели ноги…

– О том парне, который пришел на маскарад без пропуска, я же рассказал вам об этом инциденте. Припоминаете? Значит, это ваш дружок! Хм, Диана, ведь я оказал вам большую услугу, сохранил все в тайне. Но теперь мне придется поведать обо всем миссис Маркс, и тогда, цитирую вас, «вам мало не покажется»!

Бастиан хотел на этом закончить их разговор, он уже сделал шаг назад, но Диана остановила его:

– Мистер Теджейро, я… я ведь думала, что это вы скрывались под той маской. Зачем же вы храните ее в своем столе? – По щекам ее растеклась жгучая краска стыда.

– Да я забыл про эту маску. Стянул ее с негодяя, бросил в ящик и забыл совсем. – Бастиану, может, и хотелось немного позлорадствовать, поквитаться с Дианой за все пережитое незаслуженное унижение, но все же он не стал этого делать, понимая, что сейчас испытывает Брандт, какой удар нанесен ее гордой, справедливой, кристальной душе. Бастиан обратился к ней сочувственно: – Выходит, вы думали, что я ухлестываю за вами? Что ж, теперь понимаю вас. Если б это было правдой, то я действительно справедливо был бы наказан вами. С подлецами так и следует поступать. Вы переживали за мою семью… Это благородно.

– Какая же я дура… Мне жутко неудобно перед вами. Простите!

– Говорю же, Диана, вы стали краше в моих глазах. Забудем про это забавное недоразумение. Передайте своим воздыхателям, чтобы в следующий раз, переступая порог «Греджерс», они имели при себе пропуск, тогда ни у кого не возникнет никаких проблем. – Бастиан по-дружески погладил Диану по плечу. – Я пойду, меня ждут.

Расставшись с тренером, Диана мало-помалу успокоилась, но засим снова впала в ступор: с кем же тогда она танцевала?! Кому принадлежит та злополучная маска?.. Ох, черт, надо было попросить Бастиана описать внешность того, кого он прогнал, да поздно уже. Не хватит Диане смелости снова поднять эту тему, вовек ей не отмыться от позора.

Диана в очередной раз вернулась к мысли о Джулиане. Все-таки это он… Больше уж точно некому. Стоп! Вдруг она вспоминала кое-что и тут же позвонила матери:

– Мама, я же ничего не путаю, ты говорила как-то, что Джулиан уехал?

– Да, в Кейптаун, вместе с профессором Эшбруком. Наукой занимается. А что? Соскучилась уже?

– Нет, господи, я только уточнить хотела: когда именно он уехал?

– Да почти что сразу после твоих скачек в Эби-Рок.

– …Значит, до маскарада?

– Определенно.

Снова мимо… Диане даже страшно стало на мгновение из-за полного неведения. От кого же было то «признание»? Кто завладел ее мыслями, с которыми она теперь будет просыпаться и засыпать?

Но главный вопрос все-таки в другом: когда Диана узнает правду, сможет ли она с ней смириться?

Глава 7

Это был один из типичных школьных вечеров. В одной из комнат резиденции учениц велись бурные обсуждения:

– Вот интересно, им самим-то не противно оттого, что они вытворяют? Везде вместе ходят, не расстаются. Твари двуличные! – исступленно воскликнула Прия Хэвьера.

– А меня бесит то, что Бастиан только на них делает ставку, а мы, как обычно, пресмыкающаяся массовка… – ябедническим тоном сказала Мюзетта Дюссельдорп.

– Да перестаньте вы! – не выдержала Индия. – Тошно слушать! Когда же до вас дойдет: они объединились, потому что боятся нас! А раз они боятся, значит, мы все делаем правильно. Также не стоит забывать о том, что Калли вернулась, и это нам на руку.