Пока горит тьма

Размер шрифта:   13
Пока горит тьма

Глава 1. Погасшая набережная.

Ньюпорт, прибрежный городок в штате Род-Айленд, не спал, как обычно, в этот прохладный апрельский вечер – но что-то изменилось, и это было осязаемо. Элли Маршалл, фотограф, привыкшая ловить мгновения жизни и сохранять их в пленительной тишине своих снимков, аккуратно провела пальцем по экрану камеры. Набережная светилась… и вдруг погасла. В одно мгновение. Зазвучал странный гул – не от устройств, а будто от самой тьмы, собирающейся в клубы под фонарями. Горящие раньше лампы теперь таяли, как свечи под порывом ветра, и лишь едва заметное мерцание спасало улицу от полного исчезновения.

Элли снимала, словно на грани безумия, всё происходящее вокруг: пустую улицу, мелькающие тени, мчащиеся силуэты ночных прохожих, и в самом центре – ребёнка в ярко-красной куртке. Он стоял на пешеходном переходе, словно он был единственным, кто заметил эту немыслимую тьму. Внезапно свет под ногами мальчика стал тонуть, словно зыбучий песок поглощал не только свет, но и материальность самого пространства. Его отец вышел вслед за ним, но пропал до середины улицы, будто унесённый невидимой силой. Крик ребёнка – живой, раздирающий – заполнил воздух, но в темноте не было отклика.

«Элли!» – тихо позвала её голос из гула, словно сам воздух шептал. Она обернулась. Никого. Но за ней оставалась тихая, холодная пустота, которая казалась больше, чем просто отсутствие света. Объектив камеры уловил еле видимый, едва мерцающий силуэт – нечто неземное, что играло с тенями и отражениями. Осознав это, Элли озверело нажала на кнопку спуска – щёлк, щёлк, щёлк – кадры как единственная нить, связующая её с реальностью.

Набережная Ньюпорта, казалось, дышала особым образом: шум прибоя, смешанный с редкими разговорами прохожих, стих. Атмосфера изменилась. Город, который ещё недавно был полон жизни, теперь казался на грани исчезновения, и тьма – плотная, почти физическая – вытягивала из мира всё живое.

Элли опустила камеру, ощущая тяжесть на сердце. «Это не просто отключение», – прошептала она себе. Здесь было что-то большее, что-то, что нельзя объяснить логикой или техникой.

Тусклое свечение ближайшего фонаря вспыхнуло, отбрасывая длинные тени, а за ними, из мрака, медленно появилась фигура – подросток с суровым лицом и взглядами, полными тревоги. «Тьма – это не конец, пока горит хотя бы этот свет,» – сказал он, сжимая в руках нечто блестящее и странное. Элли знала – они должны понять, что происходит, пока эта зыбкая нить надежды ещё держит город на плаву.

И пока горел свет – город жил. Пока горел свет – ещё не всё потеряно. А что, если свет исчезнет совсем? Тогда наступит настоящая тьма.

Глава 2. Сбой в системе.

Адам Ларсон всегда знал – системы не совершают ошибки. Они работают в беспрестанном ритме, отмеряя время и свет, поддерживая жизнь города. Сегодня ночью что-то пошло не так.

В диспетчерской электроподстанции Ньюпорта было необычно тихо. Мониторы с привычными графиками сегодня показывали нечто странное. Цифры мигали, смешиваясь в непонятные символы, а напряжение перескакивало с нормального уровня на отрицательные значения – зиял разрыв, словно сама энергия пыталась вырваться из привычных каналов. Везде мелькали эти три наклонённых штриха – символ, которого Адам раньше не видел, но который подсознательно вызвал холодок по спине.

Мысль о саботаже посетила его мгновенно, и он уже не сомневался, что кто-то изнутри играет с городом, контролируя невидимый ток, чтобы затмить свет. Телефон на столе зазвонил, и знакомый голос с другого конца провода сказал:

– Адам, ты видел это? Похоже на «Игру с апертурой» – то, что мы проходили на «Иридии». Неожиданно кто-то решился на эксперимент.

«Иридий» – закрытый исследовательский институт, стоящий всего в паре кварталов от подстанции, – был легендой Ньюпорта. Там ещё десять лет назад проводились испытания квантовых фотонных ловушек – устройств, способных поглощать и направлять свет. После таинственного инцидента центр закрыли, но слухи о «чёрном проекте» не умирали.

Адам понимал, что город стоит на пороге необъяснимого. Вдруг вспышка – монитор прервало, и диспетчерская погрузилась в полумрак. Вместо привычного гула оборудования появился странный звук – низкое, растягивающееся дрожание, похожее на дыхание.

Техник взял фонарик, поднялся с места и направился к распределительным щитам. Там он увидел следы, которых быть не могло: на металл нанесён узор из тех самых штрихов, светящихся тусклым голубым светом. По волосам пробежала дрожь – это был знак, не просто вандализм, а вызов.

Внезапно дверь в помещение приоткрылась, и на пороге появился подросток – Рой, сын одного из инженеров «Иридия» и причём человек, который иногда «слышал» электричество. Он наклонился к Адаму и прошептал: «Это не просто сбой. Они пробуют вытянуть свет из города. Но что, если свет не вернётся?».

Адам осознал всю тяжесть слов: если этот эксперимент пойдёт дальше, Ньюпорт может заглохнуть, утонуть в тьме не только городской, но и мистической, разрушающей само восприятие жизни.

Он обернулся к панели управления и, не раздумывая, начал набор команды аварийного восстановления. Но в этот момент монитор отразил движение, которого рядом не было – угол комнаты, где не появлялся свет. И с этого угла медленно выползла тень, меняя форму и размер, будто живое существо, питающееся городской электроэнергией.

Адам схватил радиопередатчик, отдал приказ поднять весь персонал, и уже на этой ночи Ньюпорт начал отсчёт времени, когда свет ещё горел, но вселенская тьма жала к городу свои чёрные объятия.

Глава 3. Музыка тьмы.

София Кристенсен всегда воспринимала мир иначе. Свет для неё был не просто визуальным явлением – он имел звуковую составляющую, мелодию, сложную, но удивительно гармоничную. Это восприятие сделали её детство особенным, а взрослых не раз ставило в тупик. Сегодня же музыка света изменилась – исчезали ноты, будто кто-то выдергивал ключевые аккорды из симфонии мира.

Она сидела у окна своей скромной квартиры на окраине Ньюпорта, слушая звук мерцающего фонаря на улице. Каждая лампа у дома имела свой тон – высокий, будто флейта, или низкий, похожий на барабан. Но там, где набережная погрузилась во мрак, звуки смолкали.

София прикасалась к старинному амулету на шее – памяти об отце, инженере «Иридия», исследователе феноменов света. Он говорил, что свет – это поток энергии, который может быть музыкой, а тьма – лишь паузой в партитуре. Но сегодня паузы становились слишком долгими.

Она нарисовала карту города, преобразовав улицы в музыкальные линии, и отметила несколько «отсутствующих» нот – район за маяком, зоны вокруг терминала и электростанции. Там, где свет будто оттекал, меняясь в холодную тишину.

Вдруг в наушниках зазвучал странный сигнал – нечто похожее на призыв. София знала, что это может быть не просто сбой. «Музыка – ключ», – думала она, – «Если я услышу её снова, то смогу понять, почему свет уходит».

Она не забывала слова отца о том, что обычные инструменты не способны уловить суть. Она брала старый синтезатор и модифицировала его, чтобы уловить ультразвук света, не уловимый человеческим ухом.

Собрав аппарат на столе, София настроила его на зону, где свет последний раз «дышал» перед тем, как исчезнуть. Начался поток звуков, то резкий, то плавный, разрывающий тишину комнаты, который постепенно складывался в странную мелодию, но с одной нотой, постоянно повторяющейся – белым пятном, преобладающим над гармонией.

В этот момент смартфон зазвонил. Это был Элли, первая, с кем София всё ещё могла поговорить об аномалии. «Ты слышала? – спросила она, – Они исчезают целые районы».

София взглянула на карту и мужественно вздохнула. «Тьма – это не просто отсутствие света. Это молчание музыки, где мелодия замирает и начинает влиять на разум».

Эти мысли овладевали ею, когда пальцы плавно касались клавиш – и звуки света, ускользающие из города, казались всё ближе и опаснее.

Глава 4. Пустой терминал.

Джессика Рейнс, старший охранник железнодорожного терминала Ньюпорта, никогда не верила в случайности. Её работа состояла в том, чтобы замечать детали: следы на платформе, подозрительные лица в толпе, несоответствия в записях камер. Но этой ночью детали превратились в кошмар. Часы показывали 23:14, когда на мониторах в комнате наблюдения мигнул свет – всего на миг, – и платформа номер три опустела. Пятеро пассажиров, ожидавших ночного поезда на Бостон, просто исчезли.

Она включила запись: толпа на перроне, разговоры, вспышки телефонов. Затем тьма – не полная, а как будто воздух сгустился, проглотив людей по пояс. Их лица исказились в удивлении, руки потянулись к пустоте, и всё. На асфальте остались только следы: обугленные отпечатки ботинок и странный символ – три наклонённых штриха, сходящихся в центр, словно диафрагма камеры, сжимающаяся до черноты. Апертура. Джессика знала это слово из старых полицейских отчётов, но никогда не думала, что увидит его вживую.

"Блэкаут, – буркнул начальник смены, входя в комнату с кружкой кофе. – Очередной сбой в сети". Но Джессика покачала головой, указывая на экран. "Случайный блэкаут не оставляет узоры на бетоне. И не уносит людей". Она вышла на платформу, фонарь в руке разрезал тьму, но воздух казался тяжелым, как перед грозой. Ветер с океана нес солёный запах, смешанный с чем-то металлическим – озоном, как после разряда. Под ногами хрустнул обрывок билета, и она нагнулась: на нём был тот же символ, выжженный, словно лазером.

В кармане завибрировал телефон. Номер незнакомый, но голос на том конце был знакомым – Элли Маршалл, фотограф, чьи снимки аномалий уже мелькали в местных новостях. "Джессика? Это про набережную. То же самое. Тьма она живая". Элли говорила быстро, с паузами, будто озиралась. "Я видела ребёнка. Он исчез, как эти пассажиры. И символы везде". Джессика сжала кулак. Фотограф не из тех, кто паникует зря. "Приезжай. Мне нужны доказательства".

Они встретились у края платформы, где тьма ещё не отступила полностью. Элли показала фото на камере: размытый силуэт в черноте, отбрасывающий тень, которой не должно быть. "Это не отражение. Свет вокруг него искажается". Джессика кивнула, вспоминая слухи о "Иридии" – закрытом центре, где экспериментировали с фотонными ловушками. Квантовые устройства, способные захватывать свет на уровне одиночных фотонов, управлять им, как струнами. Но что, если кто-то перевернул процесс? Вместо ловли – высвобождение тьмы, поглощающей всё.

Вдруг платформа дрогнула. Из темноты вынырнул поезд – опоздавший, с гудком, эхом отдающимся в ночи. Но вагоны были пустыми, окна черными, как провалы. Джессика шагнула ближе, и воздух сгустился: она почувствовала давление, как будто невидимая рука толкала назад. Внутри вагона, на сиденье, лежал рюкзак одного из пропавших – с инициалами и фото семьи. А под ним – ещё один символ, пульсирующий слабым светом.

"Это не конец, – прошептала Элли, хватая Джессику за руку. – Но если мы не остановим это, весь терминал весь город" Голос оборвался: тьма хлынула из туннеля, как прилив, и в ней мелькнули лица – бледные, молящие. Джессика вытащила пистолет, но пуля ушла в пустоту. Они отступили, но символ на платформе вспыхнул ярче, словно приглашая глубже.

Глава 5. Иридий.

Проходная научного центра «Иридий» встретила их ржавым безмолвием, которое было оглушительнее любого крика. Огромное здание из стекла и бетона, когда-то бывшее символом прогресса Ньюпорта, теперь выглядело как скелет доисторического животного, выброшенный на берег. Разбитые окна зияли черными дырами, а плющ, как хищник, обвивал стены, затягивая следы человеческого присутствия в зеленую воронку. Воздух пах озоном, пылью и застарелым сожалением.

«Онлайн-карты показывают, что это место полностью обесточено десять лет», – сказал Адам, сверяясь с планшетом, чей экран был единственным источником света в наступающих сумерках. «Но я чувствую остаточный фон. Слабый, но он есть».

Джессика толкнула массивную стеклянную дверь, и та со скрипом поддалась, открывая доступ в вестибюль, погруженный во мрак. Фонари выхватили из темноты перевернутую мебель, разбросанные бумаги и слой пыли, толстый, как саван. На стойке регистрации лежал открытый журнал, последняя запись в котором датировалась днем аварии. «Проект „Апертура“. Фаза 3. Инициация…» – дальше текст был смазан.

«Здесь как в гробнице», – прошептала Элли, поднимая камеру. Ее объектив был настроен на длинную выдержку, способную уловить то, что не видел глаз. Она сделала снимок. На экране проступили едва заметные световые следы – тонкие, пульсирующие нити, тянувшиеся от пола к потолку, словно нервные волокна призрачной системы.

София замерла на пороге, прижав руки к ушам. Для нее это место было не просто тихим – оно было акустически мертвым. Музыка света, которую она слышала повсюду, здесь обрывалась, словно наткнувшись на стену. Но за этой стеной рождался другой звук – низкий, давящий гул, который вибрировал не в ушах, а где-то на уровне грудной клетки. Это была музыка тьмы, и она была голодной. «Оно здесь, – сказала она, и ее голос дрогнул. – То, что забирает свет».

Лифт не работал. Лестничная клетка уводила их вниз, в подвальные уровни, где располагались лаборатории. Каждый шаг отдавался гулким эхом. На минус втором этаже они нашли то, что искали. Огромный зал, в центре которого стояла конструкция, похожая на гигантскую диафрагму фотоаппарата, собранную из черного, неотражающего материала. Десятки кабелей тянулись от нее к стенам, уходя вглубь городской энергосети.

«Фотонная ловушка, – выдохнул Адам, обводя конструкцию лучом фонаря. – Только это не ловушка. Это резонатор. Ловушка собирает свет, удерживает его. А эта штука она создана для обратного процесса. Чтобы генерировать поле, в котором фотоны просто перестают существовать. Создавать абсолютную пустоту».

На стене висела белая доска с формулами и диаграммами. В центре был нарисован уже знакомый им символ – три сходящихся штриха. Под ним было написано: «Null-Photon Field Resonator. Project Aperture». Джессика провела пальцем по пыльной поверхности. «Они не просто изучали тьму. Они пытались ее создать. Контролировать».

Элли сделала еще один снимок, на этот раз самого резонатора. На дисплее, вокруг черной конструкции, проявилось слабое фиолетовое свечение – аура остаточной энергии. И внутри этой ауры двигались темные сгустки, как тромбы в артерии.

Внезапно гул, который слышала София, усилился. Он начал обретать ритм – медленный, тяжелый, как биение огромного сердца. Лампочка аварийного освещения над дверью мигнула раз, другой, а затем загорелась тусклым, больным красным светом. На центральной консоли управления, покрытой пылью, вспыхнул тот самый символ из трех штрихов.

«Система активируется», – прорычал Адам, отступая от панели. «Кто-то перезапустил ее удаленно!».

Тьма в коридорах, ведущих из зала, перестала быть просто отсутствием света. Она начала сгущаться, уплотняться, приобретая вязкую, почти физическую текстуру. Тени вытягивались, искажались, сливаясь в единую массу, которая медленно ползла в их сторону. Из глубины этой массы донесся протяжный, многоголосый шепот – шепот тех, кто уже был поглощен.

Дверь, через которую они вошли, с оглушительным скрежетом захлопнулась. Они оказались в ловушке. В сердце машины, которая пожирала свет их города, и теперь она знала, что они здесь. Тьма смотрела на них, и они были следующим блюдом в ее меню.

Глава 6. Старые раны.

Захлопнувшаяся дверь отрезала их от мира, оставив наедине с голодной, пробудившейся машиной. Тьма, что до этого момента была лишь пассивной угрозой в углах, хлынула в зал, как черная вода из прорванной дамбы. Это не было просто отсутствием света. Воздух стал плотным, вязким, как ртуть, он давил на барабанные перепонки, вытесняя кислород. Фонари в руках Джессики и Адама замерцали, их лучи съеживались, истончались, словно их пожирали на лету.

Многоголосый шепот, который они слышали в коридоре, теперь заполнил все пространство. Это были обрывки фраз, криков, молитв – эхо тех, кого уже поглотила эта аномалия. Шепот сливался в единый, давящий на разум гул, лишающий воли, парализующий.

«Назад! К стене!» – крикнула Джессика, инстинктивно выставляя руку, словно пытаясь остановить неосязаемую волну. Но ее голос утонул в нарастающем хоре призрачных голосов.

Элли, задыхаясь, продолжала снимать. Сквозь дисплей камеры она видела то, что было скрыто от глаз: тьма не была однородной. В ней клубились еще более темные сгустки, похожие на хищников, рыскающих в стае. Они тянулись к ним, ведомые их теплом, их светом, их страхом.

Но хуже всего было Софии. Для нее этот гул был не просто звуком. Это была анти-музыка, симфония разрушения, которая впивалась в ее сознание тысячами ледяных игл. Каждая нота ее внутреннего слуха была атакована, искажена, вывернута наизнанку. Она упала на колени, зажимая уши, но это не помогало, потому что звук шел изнутри. Давящая тишина в самом сердце шума была невыносима.

Именно в этот момент, на самом дне отчаяния, что-то щелкнуло. Старая рана, рубец на ее ладони, который она получила здесь же, в этом проклятом месте, много лет назад, внезапно запульсировал болью. И вместе с болью пришла память.

*…ей семь лет. Она стоит в такой же стерильно-белой лаборатории, только залитой ярким светом. Отец, в белом халате, показывает ей на осциллограф, где танцует зеленая линия. «Слышишь, милая? Это музыка света. Чистая, идеальная». Но потом что-то идет не так. Свет на мониторе начинает дрожать. Зеленая линия искажается, превращаясь в хаотичные пики. «Что-то не так с резонатором!» – кричит кто-то. Защитное стекло трескается. Отец хватает ее, толкает к выходу. «София, что бы ни случилось, пой! Не слушай тишину, пой против нее!» Осколок стекла полоснул по ее ладони, оставляя кровавый след…*.

Воспоминание было таким ярким, что вырвало ее из парализующего ужаса. *Пой против нее.*.

София подняла голову. Ее глаза были полны слез, но в них горела решимость. Она глубоко вздохнула и издала звук. Это не было песней. Это был долгий, вибрирующий, почти диссонирующий тон, который она инстинктивно подобрала так, чтобы он входил в резонансный конфликт с гулом тьмы. Она пела против тишины, что пряталась в сердце шума.

Эффект был мгновенным. Тьма содрогнулась. Шепот захлебнулся, сменившись визгом, полным боли. Темные сгустки, что тянулись к ним, отпрянули, корчась, как живые существа под струей кипятка. Образовался небольшой, дрожащий пузырь пространства, в котором можно было дышать.

«Что что ты делаешь?» – изумленно прошептал Адам. Он смотрел на нее, потом на показания своего планшета, который внезапно ожил. «Частота… ты создаешь резонансный диссонанс! Эта тварь, эта система… она работает на определенной квантовой частоте. Ты сбиваешь ее настройку!».

«Держи их! Сколько сможешь!» – пришла в себя Джессика. Прагматизм победил шок. «Адам, к пульту! Ищи способ вырубить эту дрянь!».

Пока София, раскачиваясь, продолжала свою отчаянную арию, создавая хрупкий щит из звука, Адам бросился к панели управления. Экран горел символом «Апертуры». Система была заблокирована удаленным сигналом.

«Не выключить! – крикнул он, колотя по сенсорному экрану. – Должен быть ручной размыкатель! Аварийный протокол!».

Он бросился вдоль стены, срывая панели обшивки. За одной из них обнаружился утопленный в стену щиток с кодовым замком. «Код! Мне нужен код!».

София пела, и ее голос начал слабеть. Тьма, оправившись от первого удара, снова начала давить на их кокон. В глазах девушки темнело. И снова память, еще один осколок.

*…отец уже у самой двери. Он что-то кричит инженеру у пульта, перекрывая вой сирен. Цифры. Он кричит цифры. «Ноль-четыре-один-девять-девять-восемь! Это дата! Запускай протокол эвакуации!»*.

«Ноль-четыре… девятнадцать… девяносто восемь…» – прохрипела София, почти теряя сознание.

Адам не раздумывая ввел цифры. Раздался щелчок. На секунду все замерло. Гул тьмы и песнь Софии оборвались одновременно. А затем резонатор в центре зала издал оглушительный, низкий стон, и его черные лепестки начали медленно расходиться.

Система не выключилась. Она перешла в другой режим. Аварийный.

С противоположной стороны зала с лязгом отъехала тяжелая гермодверь, открывая темный коридор. Путь к отступлению. Но в центре зала, в раскрывшемся сердце резонатора, тьма больше не была бесформенной. Она начала уплотняться в единую, пульсирующую точку абсолютной черноты, которая всасывала остатки света с жадностью черной дыры.

«Уходим! Живо!» – скомандовала Джессика, подхватывая ослабевшую Софию.

Они бросились к открывшемуся проходу, а за спиной нарастал гул нестабильного квантового поля. Они вырвались из ловушки. Но избавление было лишь отсрочкой. Теперь они не просто разбудили зверя – они вскрыли его клетку.

Глава 7. Шёпоты тени.

Коридор, в который они вырвались, был не спасением, а лишь сменой декораций в том же кошмаре. Узкий, служебный, с облупившейся краской на стенах и редкими, мигающими аварийными лампами, он уходил вглубь комплекса, как пищевод неведомого зверя. Воздух здесь был другим – спертым, пахнущим плесенью и горелой проводкой. Но самое страшное – гул не исчез. Он стал тише, тоньше, превратившись из оглушающего рева в навязчивый, низкочастотный фон, который, казалось, вибрировал в самих костях.

«Оно знает, где мы», – прошептала София, опираясь на плечо Джессики. Ее лицо было бледным как полотно, но глаза лихорадочно блестели. «Эта песня она не просто отпугнула его. Она как маяк. Я пометила нас».

Джессика стиснула зубы. «Значит, нужно двигаться быстрее. И найти выход на поверхность».

Элли, замыкая их небольшую группу, постоянно оглядывалась, держа камеру наготове. Через объектив она видела то, что заставляло ее сердце сжиматься от ледяного ужаса. Тени здесь жили своей жизнью. Они не просто лежали на полу, повторяя контуры предметов. Они двигались. Перетекали из одного угла в другой, вытягивались, словно щупальца, и в их колышущейся глубине на доли секунды проступали искаженные человеческие лица. Лица, полные безмолвной мольбы.

«Они здесь», – сказала она дрожащим голосом. «Те, кто исчез. Они не умерли. Они стали частью этого».

Именно в этот момент они услышали шепот. Он был не похож на тот многоголосый хор в зале. Этот был отчетливым, близким, он звучал, казалось, прямо у них в головах.

*«…почему вы оставили нас…»*.

Голос был детским, испуганным, до боли знакомым Элли. Это был тот самый мальчик в красной куртке с набережной.

Элли замерла, вглядываясь в темноту коридора. «Там кто-то есть!».

«Не останавливайся! Это ловушка!» – крикнула Джессика, но было поздно.

Из тьмы впереди них соткалась фигура. Размытая, мерцающая, как помехи на старом экране, но в ней угадывался силуэт ребенка. Он протягивал к ним руку.

*«…мне страшно… здесь холодно…»*.

Адам направил на фигуру луч фонаря, но свет проходилсквозь нее, не создавая тени. «Это не он, – пробормотал Адам, его лицо исказилось от понимания. – Это проекция. Эхо, записанное в поле».

Но для Элли это не имело значения. Она видела лишь потерянного ребенка. Она сделала шаг вперед, протягивая руку в ответ. «Я здесь. Я помогу тебе».

И в тот момент, когда ее пальцы коснулись призрачной фигуры, шепот изменился. Детский голос сменился низким, рычащим смехом, полным злобы. Фигура мальчика распалась на тысячи черных частиц, которые ринулись на Элли, окутывая ее, как рой саранчи. Она закричала, но крик оборвался.

Джессика и Адам бросились к ней, но их отбросила невидимая сила. София, собрав остатки сил, снова попыталась издать свой спасительный тон, но из горла вырвался лишь хрип.

Элли стояла неподвижно, окутанная вихрем тьмы. Ее глаза были широко открыты, но смотрели в пустоту. Шепот теперь звучал только в ее голове, и это были не мольбы о помощи. Это были команды.

*«…ты одна из нас теперь… принеси их нам…»*.

Вихрь вокруг нее опал так же внезапно, как и появился. Элли моргнула, словно очнувшись ото сна. Она посмотрела на свои руки, потом на встревоженные лица друзей.

«Я… я в порядке», – сказала она, но ее голос звучал чуждо, плоско, безэмоционально.

«Элли, что ты видела?» – осторожно спросила Джессика, не опуская оружия.

«Ничего. Просто… помехи», – ответила Элли, но избегала смотреть им в глаза. Она подняла свою камеру. «Нужно идти. Выход должен быть где-то здесь».

Она двинулась вперед по коридору, и остальные, после минутного колебания, последовали за ней. Но никто не заметил, как в отражении на темном экране ее камеры за ее спиной стояла еще одна фигура – темный двойник, повторяющий каждое ее движение, с улыбкой, которой не было на ее лице.

Шепот не прекратился. Он просто стал тише, интимнее, нашептывая свои ядовитые обещания прямо в душу новому слуге. Тьма больше не атаковала их снаружи. Теперь она была внутри. И ее главным оружием стал тот, кто пришел сюда, чтобы пролить на нее свет.

Глава 8. Обратный ток.

Тишина в коридорах «Иридия» была обманчивой. Адам чувствовал это каждой клеткой. Низкочастотный гул, который все еще вибрировал в воздухе, был похож на мурлыканье гигантского хищника, притаившегося в засаде. Они шли за Элли, и ее молчаливая, целеустремленная походка вызывала у Адама все больше беспокойства. Что-то изменилось в ней. Та одержимая, но живая фотохудожница, которая ворвалась в его диспетчерскую несколько часов назад, исчезла. На ее месте была холодная, сосредоточенная фигура, чьи движения были слишком точными, слишком выверенными.

«Туда», – сказала Элли, указывая на неприметную дверь в конце коридора, помеченную выцветшим символом высокого напряжения. «Там должен быть выход в старые технические туннели. Они ведут под всем городом».

«Откуда ты знаешь?» – настороженно спросила Джессика, держа руку на рукояти пистолета.

«Я просто знаю», – ответила Элли, не оборачиваясь. «Как будто я здесь уже была».

Адам остановился, прислушиваясь. Его тренированный слух инженера уловил новый звук, почти незаметный на фоне общего гула – слабое, прерывистое гудение, идущее из-за двери, к которой вела их Элли. Это был звук работающего трансформатора.

«Подождите», – сказал он, выходя вперед. «Там под напряжением. Этого не может быть. Вся секция обесточена». Он приложил к двери свой портативный детектор поля. Шкала мгновенно зашкалила. «Черт! Там обратный ток!».

«Что это значит?» – спросила Джессика.

«Это значит, что кто-то не просто выкачивает энергию из города. Он перенаправляет ее сюда. В эту точку. Это саботаж, но на совершенно новом уровне. Они создают концентрированный узел энергии, чтобы чтобы питать резонатор», – Адам посмотрел на Элли. «Или чтобы создать ловушку».

Элли замерла у самой двери. На ее лице не отразилось ни удивления, ни страха. Лишь тень досады. «Мы должны пройти. Это единственный путь».

*«…веди их… они должны быть здесь, когда круг замкнется…»* – прошелестел шепот в ее голове, настойчивый и властный.

«Нет, – твердо сказал Адам. – Эта дверь убьет любого, кто к ней прикоснется. Нам нужно найти главный распределительный щит этого уровня и обесточить линию вручную». Он повернулся к схеме на стене, которую раньше игнорировал. «Вот он. Щитовая B-7. Это в другом крыле».

В глазах Элли на долю секунды мелькнула холодная ярость. План рушился. Тень, что управляла ею, была недовольна.

«У нас нет на это времени!» – ее голос стал резче. «Оно идет за нами!».

И словно в подтверждение ее слов, из коридора позади них хлынула волна осязаемой тьмы. Она была плотнее, быстрее, чем раньше. В ее глубине уже не просто мелькали лица – там формировались целые силуэты, тянущие к ним свои призрачные руки.

«Она права! Бежим!» – крикнула Джессика.

Но Адам не сдвинулся с места. Его взгляд был прикован к кабелям, идущим от двери вглубь стены. «Это неправильно Напряжение слишком высокое. Это не просто питание. Это приманка». Он рванул панель со стены рядом с дверью. Под ней оказался пучок толстых, гудящих проводов. Один из них, изолированный красным, пульсировал, словно артерия.

«София! – позвал он. – Помнишь, как ты пела? Ты можешь почувствовать частоту этого кабеля?».

София, которая до этого молча шла, обессиленная, вздрогнула. Она подошла ближе, ее лицо было сосредоточенным. Она закрыла глаза и прислушалась. «Она другая, – прошептала она. – Не как у резонатора. Эта чистая. Как колокол. Очень высокая. Это» Она запнулась, подбирая слова. «Это сигнальный кабель. Он не несет энергию. Он передает команду».

В голове Адама все сложилось. Обратный ток был лишь маскировкой. Настоящая ловушка была не в напряжении. Дверь была приемником. А команда, идущая по этому кабелю, должна была активировать что-то по ту сторону.

«Элли, отойди от двери!» – крикнул он.

Но Элли уже положила руку на металлическую ручку.

В тот же миг по кабелю прошел видимый импульс света. Дверь загудела, и на ее поверхности проступила светящаяся паутина символов – десятки, сотни знакомых им «апертур». Это была не просто дверь. Это был конденсатор. Квантовый конденсатор, накапливающий не энергию, а саму тьму.

Элли закричала, но ее крик был полон не боли, а экстаза. Ее тело выгнулось дугой. Тьма, что сидела в ней, хлынула наружу, соединяясь с энергией двери. Она становилась проводником, ключом, который должен был открыть врата.

Адам, не раздумывая, выхватил из своей сумки тяжелый диэлектрический резак и одним движением перерубил красный кабель.

Раздался оглушительный хлопок. Сноп искр осыпал коридор. Дверь погасла. Элли рухнула на пол, как сломанная марионетка. Волна тьмы, что неслась по коридору, остановилась, как будто наткнувшись на невидимую стену, и медленно начала отступать.

Джессика бросилась к Элли, перевернула ее. Та была без сознания, но дышала. На ее ладони, там, где она касалась ручки, темнел ожог в форме уже знакомого им символа.

«Она жива», – выдохнула Джессика.

Адам смотрел на перерубленный кабель, из которого все еще сыпались искры. «Я не знаю, что мы остановили, – сказал он. – Но это было что-то важное. Они хотели, чтобы мы открыли эту дверь. Они вели нас сюда. И Элли была их ключом».

Он поднял глаза на Софию. «Твой дар, София он не просто позволяет слышать свет. Он позволяет слышать их замысел».

Тишина в коридоре стала почти абсолютной. Но теперь это была не тишина смерти. Это была тишина перед бурей. Они сорвали один план врага, но тем самым лишь выдали свое присутствие и свои способности. Теперь тьма будет охотиться на них не вслепую. Она будет охотиться целенаправленно. И ее следующей целью будет та, что слышит музыку света.

Глава 9. Пограничные знаки.

Они бежали по лабиринту служебных туннелей «Иридия». Воздух был спертым, пахнущим влажным бетоном и озоном. Элли, все еще без сознания, была тяжелой ношей, которую Джессика и Адам несли по очереди. София шла впереди. Теперь она была их проводником, их единственной системой раннего оповещения в этой войне с тишиной. Ее внутренний слух, обостренный до предела пережитым ужасом, научился различать оттенки надвигающейся угрозы.

«Сюда», – прошептала она, сворачивая в боковой коридор, заваленный строительным мусором. «Там, позади… музыка снова меняется. Становится ниже, тяжелее. Оно ищет нас».

Они укрылись в небольшой каморке, заставленной ржавыми стеллажами. Джессика осторожно опустила Элли на пол. Ожог на ладони фотографа не был похож на обычный. Он не пузырился и не краснел. Кожа в форме символа «Апертуры» просто стала черной, матовой, словно выжженной холодом, а не огнем. И она была ледяной на ощупь.

«Что с ней сделали?» – спросила Джессика, пытаясь нащупать пульс. Пульс был. Слабенький, но ровный.

Адам светил фонариком на ожог. «Это не ожог. Это… метка. Квантовая метка. Как будто часть ее энергетической подписи перезаписали. Они подключили ее к своей сети». Он поднял взгляд на Софию. «Так же, как пытались использовать тебя. Но твоя… песня… она создала помехи. У Элли не было защиты».

«Я могу это исправить?» – голос Софии дрожал. Чувство вины за то, что она не смогла защитить подругу, было почти невыносимым.

«Я не знаю», – честно ответил Адам. «Это не та физика, которую преподают в университетах. Это что-то за гранью». Он сел на пол рядом с Элли, достал свой планшет. «Но я знаю одно. Нам нужно понять, с чем мы имеем дело. Что это за проект „Апертура“? Почему мой отец был так одержим им?».

Он снова открыл те самые зашифрованные файлы. Теперь, после всего увиденного, хаотичный набор символов и диаграмм начал обретать зловещий смысл. Он нашел раздел, озаглавленный «Пограничные состояния».

«Они не создавали тьму, – пробормотал он, листая страницы. – Они открывали дверь. В место, где свет и тьма – не противоположности, а два состояния одной и той же материи. Как вода и лед. Резонатор – это не генератор тьмы. Это фазовый преобразователь. Он меняет квантовое состояние пространства-времени в пределах своего действия».

«Что это значит по-человечески, Адам?» – нетерпеливо спросила Джессика.

«Это значит, что наш мир и… тот мир… существуют в одном и том же месте, но на разных „частотах“. Как две радиостанции. „Иридий“ построил не машину, а гигантский приемник, способный переключиться с одной волны на другую. А эти „апертуры“ – места, где границы между мирами истончились. Это пробоины. Дыры в реальности».

Внезапно София вскинула голову. «Оно нашло нас».

Гул снаружи изменился. Он стал выше, превратившись в тонкий, режущий слух визг. Металлические стеллажи в каморке задрожали. С потолка посыпалась пыль.

«Что это?» – Джессика выхватила пистолет.

«Оно не просто ищет. Оно слушает, – прошептала София. – Оно сканирует пространство. Ищет мою частоту».

«Тогда молчи!».

«Не могу. Это как дыхание. Я не могу перестать слышать».

Адам лихорадочно листал файлы на планшете. «Вот оно! Протокол „Эхо-камера“. Они знали о таких, как ты, София! О людях с повышенной квантовой чувствительностью. Они называли их „резонаторами“. Твой отец… он был одним из них. И он пытался создать способ защиты».

Он нашел схему. Сложное переплетение линий, напоминающее одновременно и музыкальную партитуру, и чертеж микросхемы. В центре был символ, который София носила на шее – ее амулет.

«Этот амулет… это не просто безделушка. Это камертон! Он настроен на твою личную частоту. Он должен был защищать тебя, гасить внешние сигналы».

София схватилась за амулет. Он был теплым. «Он не работает».

«Потому что он не завершен! – Адам ткнул пальцем в экран. – Здесь не хватает одного элемента. Кристалла. Пьезоэлектрического кристалла, который преобразует звуковые колебания в электрические и наоборот». Он поднял глаза на полки, заставленные старым лабораторным хламом. «Кварц! Нам нужен чистый кварцевый резонатор!».

Он бросился к стеллажам, сбрасывая на пол колбы и старые приборы. Джессика прикрывала его, целясь в дверь, которая уже начала вибрировать под давлением снаружи. София, закрыв глаза, сосредоточилась, пытаясь удержать свой внутренний звук, не дать ему вырваться наружу и выдать их точное местоположение.

Визг снаружи становился невыносимым. Дверь прогнулась внутрь. По металлу пошли трещины, из которых сочилась густая, маслянистая тьма.

«Нашел!» – крикнул Адам. В его руке был небольшой цилиндрический предмет, выдранный из какого-то старого осциллографа. «Давай сюда амулет!».

София сорвала с шеи цепочку. Адам, работая с ловкостью хирурга, вскрыл крошечный корпус амулета и вставил внутрь кристалл.

«Готово! Надевай!».

Как только амулет снова коснулся ее кожи, София почувствовала перемену. Давящий внешний шум, который рвал ее сознание на части, схлынул, сменившись ровным, чистым тоном – ее собственным внутренним звуком. Амулет заработал. Он стал щитом, фильтром, отсекающим враждебную частоту.

В тот же миг визг снаружи оборвался. Тьма, сочившаяся из трещин в двери, втянулась обратно. Наступила тишина.

«Оно… потеряло нас?» – с надеждой спросила Джессика.

«Нет, – покачал головой Адам, прислушиваясь. – Оно просто перестало нас слышать. Но оно все еще здесь. И оно в ярости».

Он посмотрел на Элли, которая все так же неподвижно лежала на полу. «Теперь мы знаем, как защитить Софию. Но нам нужно придумать, как спасти Элли. И как выбраться отсюда».

Он снова посмотрел на планшет. «Похоже, у меня есть безумная идея. Отец работал не только над защитой. Он работал и над оружием. И оно основано на том же принципе, что и твой амулет, София. Только наоборот».

Глава 10. Лабиринт коридоров.

Тишина, наступившая после отключения сигнального кабеля, была не менее зловещей, чем предшествовавший ей визг. Тьма за дверью каморки затаилась, словно хищник, изучающий новую, неожиданную преграду. Группа оказалась в временной безопасности, но в полной изоляции, запертая в сердце вражеской территории.

«Оно не ушло», – прошептала София. Ее рука не отпускала обновленный амулет, который слабо вибрировал в такт ее сердцебиению. Щит работал, но она чувствовала давление снаружи – тяжелое, концентрированное внимание чего-то огромного и непостижимо чуждого. «Оно просто думает».

Адам не отрывал глаз от экрана планшета, его пальцы летали по сенсорному экрану. «Идея моего отца… она безумна. Но это наш единственный шанс. Он называл это „Протокол Инверсии“».

«Инверсия чего?» – спросила Джессика, перезаряжая пистолет. Звук щелкнувшего затвора был неестественно громким в наступившей тишине.

«Всего, – ответил Адам. – Резонатор „Апертура“ работает на принципе поглощения света, создавая поле, в котором фотоны аннигилируют. Но любая квантовая система обратима. Если подать на резонатор правильный, инвертированный сигнал, он начнет не поглощать, а излучать. Создавать „световой удар“ – мощнейший выброс чистой энергии, который должен „перезагрузить“ локальный участок пространства-времени, вернуть его в исходное состояние».

«Ты хочешь сказать, взорвать эту штуку?».

«Не взорвать. Заставить ее работать наоборот. Как динамик, который вместо того, чтобы поглощать звук, издает его. Но для этого нужен источник сигнала. Очень мощный и идеально настроенный. И он должен находиться в самом центре резонатора».

София похолодела. «Он хочет использовать меня».

Адам поднял на нее тяжелый взгляд. «Не тебя. Твой дар. Твоя способность генерировать „чистый тон“ – это ключ. Но твоего голоса не хватит. Нужен усилитель. И отец, кажется, его построил». Он вывел на экран чертеж сложного устройства, похожего на клетку из металлических стержней и кристаллов. «Он назвал его „Гармонический Каскад“. Это, по сути, оружие. Оно берет твой звук, усиливает его в тысячи раз и преобразует в направленный пучок когерентной энергии. В звуковой лазер».

«И где это оружие?» – спросила Джессика.

«Судя по схемам, в главной лаборатории. Прямо под центральным залом резонатора. Есть только одна проблема. Чтобы активировать его, нужно три компонента: источник питания, который мы можем взять из аварийной сети; твой голос, София; и…» – он запнулся.

«И что?».

«…и стабилизирующий элемент. Фокус-кристалл. Без него энергия рассеется, не достигнув цели. И, судя по записям, единственный подходящий кристалл находился в личном сейфе директора „Иридия“. А его кабинет – на верхних этажах».

План был отчаянным и практически невыполнимым. Им нужно было разделиться. Пробиться через кишащий тенями комплекс в двух разных направлениях, найти компоненты и встретиться в самом сердце логова врага.

«Я пойду за кристаллом», – сказала Джессика без колебаний. «Я лучше всех здесь умею двигаться тихо и быстро. Адам, ты ведешь Софию в лабораторию. И позаботься об Элли».

Элли все еще лежала без сознания. Ожог на ее руке, казалось, стал темнее.

«Я не оставлю ее», – сказала Джессика, глядя на подругу.

«И не нужно, – ответил Адам. – Мы не можем ее нести. Но мы можем кое-что попробовать». Он снова обратился к планшету. «Метка на ее руке – это квантовый ресивер, подключенный к их сети. Но любой ресивер можно перенастроить. Если мы сможем подать на него свой сигнал, более сильный, мы можем попытаться „отвязать“ ее».

«Какой сигнал?».

«Твой, София». Адам посмотрел на нее. «Твой амулет сейчас работает как щит. Но если его модифицировать, он может стать передатчиком. Мы можем попытаться транслировать твою „частоту“ прямо в метку. Это может либо сжечь ее, либо… освободить Элли».

Риск был огромен. Они могли случайно убить Элли или сделать ее связь с тьмой еще сильнее. Но оставить ее здесь означало отдать ее врагу на растерзание.

Они приняли решение.

Адам, используя инструменты из своего рюкзака, начал осторожно модифицировать амулет Софии, превращая его из защитного устройства в рискованный медицинский инструмент. Джессика изучала схемы коридоров, прокладывая маршрут к кабинету директора.

«Вот», – сказал наконец Адам, протягивая амулет Софии. «Приложи его к метке. И пой. Не громко. Просто держи чистую ноту. Самую чистую, какую сможешь».

София села рядом с Элли, ее сердце колотилось. Она приложила холодный металл амулета к черному ожогу на руке подруги. Она сделала глубокий вдох и начала петь.

Это был тихий, почти неслышный звук, но он был идеально чистым. Кристалл в амулете завибрировал, преобразуя звук в едва заметное свечение. Когда свет коснулся черной метки, та задымилась. Элли дернулась, ее тело выгнулось в беззвучном крике. Кожа вокруг ожога начала краснеть, наливаться кровью.

«Держи!» – скомандовал Адам. «Это работает! Связь рвется!».

София пела, вкладывая в звук всю свою надежду, всю свою волю. Метка на руке Элли начала светлеть, превращаясь из угольно-черной в серую, а затем и вовсе исчезая, оставляя после себя лишь красный, воспаленный след, как от обычного ожога.

Элли закашлялась и открыла глаза. Ее взгляд был осмысленным. «Что… что произошло?» – прошептала она.

«Мы вернули тебя», – улыбнулась Джессика.

Но радоваться было некогда. Из коридора донесся скрежет. Тьма нашла их.

«Время пошло», – сказала Джессика, поднимаясь. «Встречаемся в лаборатории Каскада. Постарайтесь не умереть».

С этими словами она выскользнула за дверь и растворилась в тенях коридора, направляясь наверх, навстречу своей собственной миссии.

Адам помог подняться ослабевшим Элли и Софии. «Нам вниз. В самое пекло».

Глава 11. Тени прошлого.

Путь вниз был спуском в замерзший ад. Коридоры нижних уровней «Иридия» разительно отличались от верхних. Здесь не было пыли – воздух был стерильно чистым и настолько холодным, что пар от их дыхания мгновенно кристаллизовался и оседал на пол инеем. Стены, покрытые толстым слоем изморози, тускло поблескивали в свете фонарей. Тишина была абсолютной, но не пустой. София чувствовала ее как огромное, давящее тело, как негатив звука. Ее амулет-щит работал, отсекая прямые атаки, но он не мог скрыть само присутствие врага – оно было вморожено в саму структуру этого места.

Элли шла, шатаясь. Физически она была слаба, но возвращение в сознание принесло с собой нечто худшее, чем просто воспоминание об ужасе. Оно принесло знание. Фрагменты чужих мыслей, образы, которые не принадлежали ей, вспыхивали за ее глазами, как битые пиксели на экране. Она видела тьму не как пустоту, а как безграничный, мыслящий океан. Она чувствовала его голод, его одиночество, его ярость на этот мир, полный света и тепла – вещей, которых он был лишен.

«Оно не злое, – прошептала она так тихо, что Адам едва расслышал. – Оно просто другое. И оно хочет домой. А мы стоим у него на пути».

«Домой?» – переспросил Адам, не сбавляя шага.

«Этот мир был его домом. Когда-то. Давно. Свет был вторжением», – ответила Элли, и сама испугалась своих слов. Тень прошлого, тень чужого сознания, все еще цеплялась за ее душу.

Наконец, они дошли до массивной двери с надписью: «Лаборатория гармонической динамики. Уровень доступа 5». Дверь была приоткрыта. Холод, идущий из-за нее, был почти физически ощутим.

Продолжить чтение