Тетушка против

ГЛАВА 01

Объявление гласило:

«Требуется немолодая и некрасивая сиделка с плохим характером для ухода за психически неуравновешенным пациентом.

Низкая оплата и проживание в дряхлом замке со сквозняками гарантированы».

Хмыкнув, Маргарет еще раз сверилась с адресом и сочла, что это превосходное предложение полностью ей подходит.

Не откладывая и не сомневаясь, она проворно собрала вещи и с саквояжем в руках спустилась вниз, громко призывая:

– Господин Гаспар, господин Гаспар!

Разумеется, вместе со сдержанным и прекрасно воспитанным мажордомом в холл тут же просочилась неугомонная нянюшка Латуш, от которой не было ну буквально никакого покоя.

– Куда-то собрались, тетушка Маргарет?

Старая мерзавка упрямо отказывалась называть ее госпожой, переняв у своей воспитанницы «тетушку».

По мнению Маргарет, нянюшка Латуш была слишком беззаботной для своей должности. Вместо того чтобы прививать Пеппе скромность и сдержанность, она поощряла ее склонность к кокетству, нарядам и танцам.

Прибыв в этот дом, Маргарет навела порядок в каждом углу, но вот нянюшку Латуш вымести за порог так и не сумела. Пеппа, обладая легкомысленным и слабым характером, редко противостояла тетушке, однако к своей кормилице была привязана накрепко. Маргарет поощряла любые проявления твердости, если только считала их разумными, и это затянутое противостояние неизменно выводило ее из душевного равновесия.

– Господин Гаспар, – не обращая на нянюшку Латуш ровно никакого внимания, обратилась Маргарет к мажордому, – будьте любезны сообщить моей племяннице, что я отправилась погостить к своим родственникам по отцовской линии. Полагаю, этот визит затянется на несколько недель.

– Ваши родственники по отцовской линии живут за морем, – тут же вставила нянюшка Латуш. – Не собираетесь ведь вы плыть к ним на корабле? Даже для вас такое путешествие в одиночку – это чересчур.

Маргарет смерила ее ледяным взглядом и снова повернулась к мажордому.

– Смею надеяться, что в мое отсутствие вы позаботитесь о том, чтобы в доме все шло по заведенному порядку. Ну а вы, моя дорогая, – все же соизволила она заговорить с нянюшкой, – удержите юную госпожу от новых глупостей. Хватит с нее безрассудств в этом сезоне.

– Помолвка с блистательным графом Флери никоим образом не безрассудство, – возразила старуха, и на ее морщинистом лице появилось то особое выражение благоговения, которое часто можно наблюдать у простолюдинов при малейшем упоминании знати.

У Маргарет насчет графа Флери было ровно противоположное мнение, но она уже высказала его, нисколько не стесняясь в выражениях, Пеппе, так что повторяться не считала нужным.

– К счастью, – сухо произнесла она, – помолвка пока не объявлена. И я надеюсь, судьба убережет нас от подобного родства.

– Тетушка Маргарет, – сладкоречиво напомнила нянюшка Латуш, буквально лучась ехидством, – но ведь ваша достопочтенная матушка выскочила замуж за обыкновенного моряка, так вам ли вставать на пути настоящей любви?

Отвечать на подобную бестактность значило бы уронить собственное достоинство, а Маргарет никогда себе этого не позволяла. Поэтому она просто еще раз кивнула Гаспару и вышла за дверь, коротко помолившись, чтобы в ее отсутствие Пеппа не выкинула новых фортелей.

Прощаться с племянницей у нее и мысли не возникло – та вот уже третий день изволила горестно возлежать в кровати и сыпать жалобами и упреками. Условие, при котором тетушка разрешила бы брак с драгоценным графом Флери, казалось юной кокетке невыносимым. Целый месяц разлуки виделся влюбленной девчонке вечностью.

Маргарет уже достаточно пожила на этом свете, чтобы понять: нет ничего быстротечнее времени. Поэтому ее неимоверно раздражали преувеличенные страдания, которым с упоением предавалась Пеппа.

К самой Маргарет судьба была более милостива, наградив посредственной внешностью, трезвым рассудком и бедностью. И то, и другое, и третье надежно защищали ее от любовных переживаний и хлопот с кавалерами. Властно управляя личной жизнью племянницы, она убедилась, сколь докучливы эти прыткие ухажеры. Они то и дело норовили под самыми различными предлогами просочиться в гостиную и прочно там угнездиться. И пока Маргарет гоняла бестолковых юнцов, Пеппа за ее спиной умудрилась сговориться с нищим повесой! К тому же не первой свежести.

Нет, от графа Флери в качестве жениха следовало избавиться любой ценой, и именно этому важному делу Маргарет намеревалась посвятить ближайшие недели.

***

Маргарет бодро прошагала сразу три квартала и сначала наведалась к своей единственной приятельнице, виконтессе Леклер, с которой они сдружились на почве садоводства. Там она пробыла недолго и скоро взяла старомодный открытый экипаж с кучером и лошадьми. Она не одобряла нынешних глупостей, и кареты, которые катались сами по себе, на кристаллах, казались ей ненадежными.

Ее путь лежал в далекий пригород, туда, где заканчивались ухоженные поля, заливные луга и начинался дикий лес, куда за последние тридцать лет не ступала нога дровосека.

Семейство Флери, некогда процветающее и обласканное королевскими милостями, ныне переживало не лучшие времена. Маргарет была готова поставить на кон свою непорочность, что вовсе не о юных прелестях Пеппы грезил жених, а радел о своих капиталах.

Сам по себе брак по расчету не представлялся дурной затеей – каждое трезвомыслящее существо мечтало сделать свою жизнь лучше. И будь на месте графа более рассудительный жених, Маргарет бы и глазом не моргнув отдала за него Пеппу. Вот уж она намучилась с этой девицей, хоть бы кто прибрал ее скорее к рукам… Но выдать единственную племянницу за транжиру? Увольте, не для этого Маргарет десять лет кряду запугивала собой управляющих и тщательно проверяла накладные, не позволяя обворовывать юную госпожу сверх всяких приличий.

Дорога до замка показалась Маргарет чудесной прогулкой – ранняя осень принесла долгожданную прохладу. Единственное, что ее беспокоило, это не слишком чистый воротник на рубашке возницы.

– Послушайте, милейший, – прокашлявшись, заговорила Маргарет тем особенным тоном, который сообщал собеседнику, какой милости его удостоили. – Это ведь не так сложно, в конце концов. Берете таз с водой, да погорячее, добавляете туда мыла и трете изо всех сил.

– Что? – разинул рот неряха, оглядываясь на нее через плечо.

– Следите за дорогой, любезный. Ваша рубашка, вот что. Она серая от грязи.

– Понятное дело, – согласился возница беззаботно, – все эти проклятые фабриканты. Весь город задымили своими заводами. Алхимики работают круглыми сутками, вот времена пошли, а? Нате вам и кристаллы для полива огородов, и для освещения. А слышали, на прошлой неделе выпустили новинку – кристаллы для кладовых, чтобы еда, значит, не портилась. Попомните мое слово, люди скоро и вовсе перестанут работать, знай себе заряжай кристаллы да плюй в потолок.

– Перестанут работать те, кто добывает или заряжает кристаллы, – возразила Маргарет. – А бедняки останутся бедняками.

– Знамо дело. Мы с моей дорогой хозяйкой приглядывались – ба! Да самая завалящая шахта стоит больше, чем весь наш Арлан вместе с предместьями… А у герцога-то, сказывают, их десять!

– Семь, – машинально поправила Маргарет.

Некогда ее родной дядя, Кристоф Бернар, тот самый, который выгнал свою сестру Лилиан из дома за брак с моряком, согласился взять земли на севере Руажа за долги. Почва там была скудная, соленая да глиняная, а месторождение неизвестных минералов не сулило какой-то выгоды. Уже при его сыне Эрнесте, отце Пеппы, алхимики объявили о скупке этих минералов для каких-то опытов. А потом на семью Бернар хлынули деньги, и теперь Пеппа считалась одной из самых богатых невест Руажа, что с лихвой компенсировало ее низкое происхождение.

– Семь так семь, – покладисто согласился возница и сплюнул, низко склонившись к земле. Маргарет невольно подобрала подол, опасаясь, как бы отвратительный сгусток не принесло на нее ветром. – Так или иначе, а наш герцог Лафон строит фабрики как одержимый.

– Так это герцог виноват в том, что вы не потрудились привести свою одежду в порядок? – язвительно уточнила она. – В конце концов, это вопрос самоуважения.

– Уважение, вот оно, – охотно подхватил ее собеседник. – Я своей дорогой хозяйке так и сказал: уж я бы ее ни за что не выставил из дома ради хорошенькой модистки. А герцогу хоть бы хны: старую супругу за порог, новую под венец. Я вам вот что скажу: все возницы города на стороне бедной герцогини. Уж до чего добра и щедра, никогда нос перед горожанами не задирала.

– Стало быть, герцогиня Элеонор ваша добрая знакомая? Заходит к вам на в гости?

– Смейтесь, госпожа, смейтесь. А и мы когда-то работали в приличных домах да нагляделись на эту знать. На балы ехают все в парче, а обратно – на бровях, – и он хохотнул, довольный столь цветистой фразочкой.

– Ну вы и болтун, – покачала головой она, прекрасно понимая, что ни в один приличный дом не взяли бы человека, который не в состоянии постирать себе рубашку. Ее собственная прислуга, вернее, прислуга Пеппы, всегда была опрятно одета, уж Маргарет за этим следила.

– Мы с вами одного поля ягоды, – заявил возница, отчего она едва не заскрипела зубами. – Вы, должно быть, экономка или гувернантка? Платье-то чистенькое, но дешевенькое, уж я в этом разбираюсь. Моя хозяйка все о шелках талдычит, да куда там. Нынче-то не то что прежде, нынче повсюду эти кристаллы. Приличному вознице только и остается, что ловить на улице таких вот старомодных дамочек вроде вас. У меня есть приятель, почтенный фонарщик, так ведь тоже остался не у дел…

Дальше Маргарет не слушала.

Поправив складки своего простого платья, предназначенного для удачного торга на рынке, она уставилась на речушку вдоль дороги.

Речушка – это не то же самое, что море. Когда-то Маргарет жила на берегу и часами смотрела на горизонт, ожидая возвращения отца из плавания. Ее несчастная матушка, выросшая в обеспеченной семье Бернаров, искренне верила, что пока ты не обращаешь внимания на нищету, то ее с тобой не случится. Она с такой стойкостью игнорировала поношенные наряды и супы, в которых плавала одна чечевица, что Маргарет только к десяти годам осознала: да ведь они бедняки, беднее некуда!

– А трактирщик, стало быть, и говорит – ну уж за пивом люди всяко припрутся, мне кристаллы не страшны… – бубнил сам с собой возница, а Маргарет отметила, что они уже въехали на земли Флери и картина вокруг изменилась. Неухоженные поля, заросшие высокой, по пояс, травой, вызывали у нее негодование. Как можно так запустить собственные владения!

Строение, которое выросло перед ними на повороте, мало походило на добропорядочный замок. Во-первых, он был таким древним, что, кажется, его возвели еще при короле Луи Беспечном. Во-вторых, Маргарет не понимала, как можно жить в доме с настолько грязными окнами. Это же оскорбительно!

Будь она графом Флери, просто снесла бы это нелепое сооружение и построила на его месте небольшой уютный особняк, который куда проще протопить и отмыть.

– Вот и все, госпожа, – объявил возница, притормаживая на заросшей крапивой подъездной аллее, – с вас десять монет.

– Да вы шутите, милейший, – все еще неодобрительно рассматривая замок, процедила Маргарет, – больше семи ни за что не дам. И вот еще что, – порывшись в саквояже, она достала кусок хозяйственного мыла и протянула его насупленному вознице.

Он оценил ее упрямо выдвинутый подбородок, поджатые губы и решительность, с которой Маргарет была готова сражаться за каждую монету, и, снова сплюнув, на этот раз прямо ей под ноги, развернулся и отправился в город.

Дверь замка со зловещим скрипом распахнулась, и на пороге появилась молодая девушка, до того хорошенькая и нарядная, что даже тщеславная Пеппа уступила бы ей по части лент и кружев.

Маргарет частенько видела эту девицу на балах и приемах, куда ей приходилось сопровождать племянницу – вот мука! В отличие от многих назойливых матушек и тетушек, она никогда не привлекала к себе внимания, вместе с другими кумушками подпирала стенки и бдительно стреляла глазами по сторонами.

Девушка была Соланж Флери, младшая сестра злополучного жениха, такая же кокетка и ветреница, как и Пеппа. В этом сезоне они составляли достойную конкуренцию друг другу, переманивая кавалеров и ведя подсчет своим победам.

– Кто вы? – звонко спросила Соланж. Должно быть, дела у семейства Флери обстояли совсем туго, раз она лично выскочила встретить гостью. Где же вся прислуга, где манеры?

– Прибыла по объявлению, – с достоинством объявила Маргарет.

– По какому объявлению?

Поставив на землю саквояж, Маргарет достала из него газету и, тщательно расправив ее, протянула растерянной красавице. Та, хмурясь, прочитала объявление, а потом рассмеялась.

– Господи боже, да ведь это Жанна так шутит. Рауль вовсе не психический, и ему не нужна никакая сиделка.

– Правильно, – закричали из дома, – ему нужен цербер!

На пороге появилась другая девушка – постарше, в платье построже. Ее лицо выражало усталое недовольство. Окинув Маргарет цепким взглядом, старшая из сестер Флери распахнула дверь шире.

– Входите, милочка, – пригласила она с тем неуловимым покровительством, с которым аристократы обращались ко всем напропалую, – Я Жанна Флери, а это моя младшая сестра Соланж. А вы, стало быть?..

– Пруденс Робинсон, – заявила Маргарет, и это было чистой правдой. Ее полным именем было Ортанс Маргарет Пруденс, отец чтил традиции своей родины, хоть и покинул ее ради возлюбленной.

Они оказались в просторном холле, куда грязные окна пропускали крайне скудный свет. Маргарет успела разглядеть только вереницу старинных портретов и широкую бальную лестницу, уходящую в темноту.

Сестры Флери проводили ее в небольшую утреннюю гостиную, где, видимо, пытались навести уют. По крайней мере, сняли чехлы с мебели и смахнули пыль со столиков.

– Не смотрите на эту запущенность, – сказала Жанна, – наша семья давно здесь не живет. Мы предпочитаем Арлан.

Маргарет опустила саквояж на довольно чистый ковер и села на софу, выпрямив спину и сложив руки на коленях.

– Это все брачные затеи Рауля, – засмеялась Соланж. – Он охотится на принцессу, но ее охраняет злобный дракон.

– Простите? – она вопросительно подняла одну бровь.

– Злобный дракон в лице злобной тетушки, – пояснила Соланж.

– Дорогая, я, кажется, просила тебя воздержаться от подобных сравнений, – холодно одернула ее Жанна. – Но расскажите нам о себе, Пруденс. Вы, кажется, не из здешних мест?

– Я родилась в соседней провинции, – скупо обронила Марграрет, не желая вдаваться в излишние подробности. Она действительно выглядела в Руаже белой вороной – из-за русых волос и светлой кожи, а больше всего – из-за степенности, доставшихся ей от отца. Все вокруг были смуглые, беззаботные и импульсивные, они быстро тараторили и активно жестикулировали, очень утомляя Маргарет.

Здесь, в долине, полной солнца, виноградных лоз, любовных баллад и живописных пейзажей, поэты встречались на каждом шагу. Казалось, сама земля рождала их, наполняя воздух страстями. И холодные сердцем особы, подобные Маргарет, были в диковинку.

– Последние десять лет управляла большим особняком в Арлане. На мне были слуги, покупки, счета, – тут Маргарет снова не покривила душой.

– И вы можете предоставить рекомендации?..

– Виконтессы Леклер, – она достала из поясного кошеля письмо, которое приятельница написала под ее диктовку, и протянула его Жанне.

– И по какой причине вы решили оставить службу у виконтессы?

– Она собралась в монастырь, – не моргнув глазом объявила Маргарет.

– Диана? – изумилась Соланж. – Но мы обедали у нее на прошлой неделе, она выглядела такой оживленной… Бедняжка. Казалось, она уже полностью оправилась от смерти супруга.

– Чужая душа потемки, – благонравно отозвалась Маргарет. Она не боялась, что ее вранье раскроют, поскольку не собиралась надолго задерживаться в этом дряхлом замке. Ей всего-то и надо было – уличить графа Флери в вероломстве и неумении следовать своему слову.

– Скажите мне, Пруденс, достаточно ли у вас твердости характера, чтобы удержать в этих стенах одного скучающего графа? – заговорила Жанна, внимательно изучив рекомендацию. – Ибо именно такое условие поставила нам тетушка невесты: Рауль должен доказать, что способен прожить без карточных игр, скачек, балов, театра, общества актерок и танцовщиц хотя бы месяц… По мне, это испытание, с которым он не в состоянии справиться. Конечно, мы тоже будем здесь, чтобы уберечь его от побега в Арлан, но помощь нам бы не помешала.

– Вам нужно было нанять гренадеров, – ответила Маргарет отстраненно.

Соланж рассмеялась, а Жанна поджала губы.

– Такая мысль приходила нам в голову, – легкомысленно ответила младшая из сестер Флери, тряхнув локонами. – Но Рауль совершенно не переносит принуждения. Запри его здесь силой – и он обязательно удерет всем назло. Нет, тут нужен иной подход.

– Зачем же столько стараний для человека, который не желает совершить ради своей невесты даже такой малости? – уточнила Маргарет скептически. – Не проще ли вовсе отказаться от этой женитьбы?

Жанна опустила взгляд, а Соланж шепнула, интимно склонившись к Маргарет:

– Невеста богата… Дорогая Пруденс, если этот брак состоится, мы щедро отблагодарим вас.

– Или же, – она точно знала, что брак не состоится, поэтому осталась равнодушной к посулам, – вам следовало обратиться к хорошенькой особе, не обремененной высокой моралью. Уж она-то смогла бы удержать графа в четырех стенах.

– И такая мысль нам приходила в голову, – безмятежно кивнула Соланж, – но она разбилась о принципы Жанны.

– Что ж, – Маргарет поднялась, – мне все понятно. Позвольте взглянуть на пациента?

Таким образом, она наняла саму себя, не давая сестрам Флери возможности слишком долго поразмыслить над ее кандидатурой.

– Я провожу вас, – вызвалась Соланж, тоже поднимаясь. – Только прошу понять: мне вовсе не хочется самой соваться в крыло, которое занял Рауль. Когда он не в духе, это, знаете ли, весьма утомительно. Но вы, полагаю, справитесь.

О да, Маргарет в этом не сомневалась. Не пройдет и недели, как граф Флери окажется снова в Арлане – уж она-то об этом позаботится. И тогда она устроит брак Пеппы с куда более приличным человеком, вот увидите.

ГЛАВА 02

Будь его воля – Рауль бы никогда не женился.

Он любил женщин в целом, издалека, поскольку еще на родительском примере понял, что даже самый любящий муж будет стремиться на волю и даже самая кроткая жена не удержится от занудства.

Досточтимый папенька частенько приговаривал, мол, хочешь быть счастливым – избегай не огня и свинца, а венца.

И Рауль был твердо намерен следовать этому наставлению, да только… да только дела обстояли из рук вон худо.

Жанна винила в их бедах королей. Когда-то семья Флери вошла в список великих двенадцати вассалов Луи Беспечного, и им дарованы были обширные земельные наделы и право чеканить собственные монеты. А потом один из потомков Луи освободил крепостных, другой ввел единые деньги, третий начал советоваться с народом, четвертый запретил междоусобные войны, и стало нельзя в случае нужды ограбить соседа. И вот к чему это все привело.

Предки Рауля начали продавать кусок земли за куском, и он тоже продолжил эту традицию, поскольку не знал, как еще оплачивать роскошные экипажи, и вышколенную прислугу, и драгоценности для сестер, и породистых лошадей… Да стоит ли перечислять все траты, которые преследуют порядочного человека.

И теперь у них остался только дряхлый замок. Кривой участок вокруг него с лесом на севере и скудными полями на юге был непригоден для выращивания винограда или пшеницы, и горстка арендаторов вносила регулярную, но недостаточную ренту. И как тут прикажете выдавать сестер замуж?

Соланж была слишком глупа, чтобы очаровать богача, а Жанна слишком горда.

Выгодно себя продать мог только Рауль, и не в его положении было воротить нос от вешающихся на шею девиц, особенно с тугой мошной.

Жозефина Бернар оказалась легкой добычей. По правде говоря, ей не столько приглянулся Рауль, сколько она стремилась утереть нос своей тетушке и провернуть втайне от нее что-нибудь скандальное. Это злило его – как старший брат, он не выносил неблагодарности избалованных детей.

Потребовалось приложить немало усилий, чтобы отговорить Жозефину от побега, хоть это и был самый прямой путь к ее деньгам. Нет, Рауль хотел все сделать должным образом, с торжественной церемонией и множеством гостей, ведь его репутация бросала тень и на Соланж тоже. Насчет Жанны он не питал иллюзий: эта заноза скорее уйдет в монастырь, чем сочтет хоть кого-то достойным себя.

***

Короткий и решительный стук в дверь – так не стучался никто в этом замке – отвлек его от печальных размышлений, и он неохотно буркнул:

– Войдите, – гадая, кого принесло в эту юдоль печали.

В комнату шагнула – тут Рауль глазам своим не поверил – тетушка Маргарет, незабвенная опекунша его невесты.

Поспешно вскочив, он не сразу нашелся со словами, поскольку не мог себе представить, какая оказия привела ее сюда. Неужели эта настырная женщина прибыла, дабы лично удостовериться в том, что он и в самом деле заточил себя в четырех стенах? Какая бестактность!

Вот в чем беда простолюдинов – им попросту не хватает воспитания.

– Добрый день, – меж тем решительно произнесла эта особа. – Меня зовут Пруденс Робинсон. Я ваша сиделка.

– Как? – только и смог обронить Рауль.

– По объявлению, – деловито объяснила она и протянула ему газету.

Он рассеянно взглянул на текст – выходка в духе Жанны, – потом пристально уставился на тетушку Маргарет. Она обрядилась в простенькое платье, слишком мягкие светлые волосы выбились из прически, румянец на щеках сделал бы честь любой крестьянке.

– Пруденс Робинсон? – недоверчиво уточнил он.

Она кивнула с некоторым раздражением, а потом, неправильно расценив его замешательство, вручила и рекомендацию виконтессы Леклер, которую Рауль прочитал с куда большим вниманием.

Итак, тетушка Маргарет действительно состряпала себе бумагу управляющей имением – что за нелепица!

– И по какой причине вы покинули госпожу Леклер? – спросил он, пытаясь нащупать хоть какую-то почву под ногами.

– Врачи рекомендовали мне свежий воздух, – ответила она степенно. – От фабричного дыма я чахну.

Он едва удержался от изысканного комплимента. Поколения куртуазных предков за его спиной не позволяли оставить даму без утешения, коль скоро она заговорила о своем здоровье.

Впрочем, тетушка Маргарет, с ее пышной фигурой и жизнерадостным румянцем, никак не походила на чахлую больную, хоть ты тресни.

И все-таки – что у нее на уме?

Конечно, они не были официально представлены, весь его коротенький роман с Жозефиной – пять записок, семь танцев и одно признание в чужом саду – вместился ровно в три приема. А стоило прыткой девице лишь заикнуться дома о том, что граф Флери сделал предложение, как ее тетушка устроила настоящую бурю в стакане воды. Она заявила, что не пустит Рауля и на порог, пока он не докажет серьезность своих намерений. А именно – на месяц не удалится от света.

Это его раздосадовало и развеселило одновременно – в ее-то почтенных летах такая наивность! И пусть они, скорее всего, были почти ровесниками, возраст мужчины и возраст женщины – очень разные величины.

Однако, тетушка Маргарет оказалась еще наивнее, чем Рауль думал прежде: она была совершенно уверена, что он ее не узнает. Флери и Бернары принадлежали разным мирам и не могли, скажем, оказаться за одним столом на чьем-то домашнем ужине. Знакомство с Жозефиной состоялось на одном из балов, которые обожал устраивать герцог Лафон, причудливо перемешивая знать и зажиточных мещан. На таких приемах царили суета и настоящее столпотворение – вольница для влюбленных.

Жозефина обыкновенно держалась независимо, не спеша подводить своих кавалеров к той части залов, где ютились кумушки-тетушки-вдовушки-нянюшки. Но ведь единственную родственницу будущей жены Рауль в состоянии был запомнить!

– Что же, Пруденс, – неожиданно для себя придя в прекрасное расположение духа, спросил он благожелательно. – И какими же вы видите свои обязанности?

Она обвела строгим взглядом покои, которые он выбрал для своего заточения, – кабинет с прилегающей к нему комнаткой.

– Полагаю, прислуга в этом доме есть? – скептически спросила тетушка Маргарет.

– Прислуга, кроме вас? – не удержался Рауль и тут же загладил свою колкость любезной улыбкой. Не стоило ее слишком уж дразнить, наоборот, следовало воспользоваться случаем, чтобы произвести самое благоприятное впечатление. Но и удержаться не получалось – ведь она сама пришла к нему, по собственной воле, да еще и поставила себя куда ниже!

История была тем удивительнее, чем больше Рауль не понимал ее подоплеки.

Тетушка Маргарет ответила ему решительным и открытым взглядом, лучше всяких слов заявляющим: будет нужно – она в одиночку заменит армию челяди.

– За нами последовали только Мюзетта и Жан, – пояснил он смиренно. – Остальных, кто прислуживал нам в городе, пришлось отпустить – они ни за что не решились ехать в этакий склеп.

– Какая жертва с вашей стороны заточить себя здесь, – заметила она небрежно, прохаживаясь по кабинету и неодобрительно поглядывая на пыльные поверхности.

– Это так, – охотно согласился Рауль, верный решению изображать пылкого влюбленного. – Но если бы вы видели мою Жозефину, то поняли бы: эта прелестница заслуживает любых жертв!

– К тому же, как ваши сестры успели мне сообщить, она еще и богата, – невинно поддакнула тетушка Маргарет.

– Пруденс, Пруденс, разве можно отказаться от любви только из-за чужих пересудов? – страстно вскричал он и с досадой осознал, что переигрывает.

Всё его сестры, эгоистичные куклы, неужели так сложно было держать язык за зубами? Неужели так сложно было запомнить эту женщину, ведь она достаточно отличается от остальных? Рауль узнавал: отцом Маргарет был моряк-чужеземец, вот в кого она такая светленькая и такая флегматичная.

Она снова бросила на него долгий взгляд – оценивающий, пронзительный.

– Но, раз ваша любовь так глубока, – сказала она с едва заметной иронией, очевидно нисколько ему не поверив, – значит, вам будет легко продержаться этот месяц. Для чего же сиделка?

– Порой Жанна совершает необъяснимые поступки, – с широкой улыбкой ответил Рауль, и это было истинной правдой. – Но я очень рад, что вы откликнулись на это глупое объявление, общество столь незаурядного человека развеет мою скуку.

– Незаурядного? – тут же переспросила она. – Вы это поняли через пять минут после знакомства? Какая проницательность!

Их разговор затягивался – слишком много внимания для обыкновенной прислуги, но Рауль уже успел приписать тетушке Маргарет некое прямодушие, поэтому решил не тревожиться на этот счет.

И все же он торопливо уселся в кресло, позволяя себе подобную вольность в присутствии дамы, по-прежнему остающейся на ногах, и тем самым указывая на разницу их положений.

– «Требуется немолодая и некрасивая сиделка с плохим характером», – весело процитировал он. – Пруденс, моя милая Пруденс, только незаурядная женщина осмелится откликнуться на подобное объявление. Смею предположить, что вам просто чужды и кокетство, и оглядка на досужее мнение.

– Господин граф слишком много воображает, – сухо отозвалась она, опустив положенную «светлость» и тем самым выразив свое неодобрение его фамильярности. – Работа есть работа. Тем более, что все эти требования вполне разумны.

– Простите? – прищурился он.

– Должно быть, у вашей сестры были причины не нанимать хорошенькую хохотушку, – вполне невинно ответила она. Будь в ее голосе чуть больше ехидства, эта фраза прозвучала бы как прямое обвинение. Но тетушка Маргарет казалась слишком бесхитростной для подобного.

– Все дело в моей репутации, – елейно покаялся Рауль, – по молодости лет я изрядно покуролесил, но ведь никто не предупреждал, что однажды мне встретится ангел.

– Конечно-конечно, – так же приторно воскликнула она, – настоящая любовь творит чудеса!

Казалось, засахаренный мед накрепко приклеил к их лицам фальшивые улыбки.

– Пожалуй, – явно устав от этих политесов, решила сбежать тетушка Маргарет, – я найду Мюзетту, и мы постараемся придать хоть какой-то уют вашим покоям.

– Разумеется, – с энтузиазмом поддержал ее Рауль.

– Ведь если здесь станет чище, вам явно проще будет продержаться целый месяц без побегов в Арлан.

– Вот тут вы ошибаетесь, – сказал он, не теряя надежды разгадать ее замыслы, – мне вовсе не обязательно сидеть здесь безвылазно. Мне нужно всего-то не попасться.

Ее глаза вспыхнули, и она тут же опустила взгляд, прикрылась ресницами. Но Рауль успел заметить азартное удовлетворение, промелькнувшее на ее лице.

Стало быть, тетушка Маргарет прибыла, чтобы лично поймать его за руку и под этим предлогом расстроить свадьбу.

Что ж, в таком случае он станет самым влюбленным и послушным женихом в мире.

***

Скрываясь от причитаний преданной, но ленивой Мюзетты, а также чересчур энергичной тетушки Маргарет, которая затеяла истинную революцию в кабинете, Рауль сбежал в сад, который скорее напоминал заросли.

На старости лет его отец, известный своими безумными идеями, пытался привести этот замок в порядок. Грохнул воистину сумасшедшие деньги на трубы и окна, велел соскрести со стен вековую плесень и свез сюда остатки уцелевшей мебели. Он так запудрил мозги бедной Жанне, талдыча о величии их рода, что она и по сей день в это верила. Даже то обстоятельство, что ее старший брат вынужден жениться на деньгах, не развеивало ее иллюзий. Жанну приводили в отчаяние любые перемены, и пожалуй, больше всего на свете она мечтала оказаться на пару столетий в прошлом.

В те времена, когда отец вбивал наследное высокомерие в дочерей и засыпал ров, Рауль вел довольно разгульный образ жизни в столице, но после смерти родителя ему пришлось вернуться в провинцию Руаж. Первым делом он сгреб рыдающих сестер в охапку и снял особняк в Арлане. В глуши жизнь была размеренной и наполненной болтовней. Все вокруг с такой охотой перемывали друг другу кости, что в первое время Рауль ощущал себя обглоданным. Потом привык и даже находил в этом особую прелесть, пока его репутация не восстала против него.

– Неужели тебя выставили из твоей норы, братец? Мы-то уже три дня не могли дозваться тебя к ужину, – сказала Жанна, приближаясь к нему. Ее длинные юбки цеплялись за колючки.

По-своему она была красива, по крайней мере, изящна. Монашеская строгость ее черт смягчалась ямочками на щеках, которые появлялись при редких улыбках.

– Что это за причуда с сиделкой? – спросил ее Рауль без всякого неудовольствия.

– Подумала, что ты сойдешь с ума в четырех стенах, – пожала она плечами. – Болтовню Соланж ты едва выносишь, а я не выношу этого дребезжания, которое ты называешь музыкой. Нет, тут нужен кто-то с крепкими нервами.

– Пруденс Робинсон, – хмыкнул он, решив не раскрывать инкогнито тетушки Маргарет. Несложно представить, какой переполох устроят сестрицы. – Однако, вы в считаные минуты выболтали ей все семейные тайны.

– Перестань! – отмахнулась Жанна. – Не думаешь же ты, что хоть кто-то в Арлане верит, будто этот мезальянс по любви?

– И тем не менее, хорошо бы соблюсти хоть видимость приличий.

– Притворяться перед прислугой? – фыркнула она. – Рауль, дорогой мой, эта женщина непременно сунет свой нос в каждую щель. Ты же знаешь подобную породу – все экономки на один манер.

– Ну разумеется, – не стал спорить он.

Сестра неожиданно положила руку ему на плечо, проявляя несвойственную ей сентиментальность.

– Просто потерпи один месяц, – произнесла Жанна ласково, – и все закончится.

Рауль засмеялся и поцеловал ее руку. Через месяц все только начнется.

***

Он вернулся в кабинет уже затемно, после безвкусного ужина, который им подал хромой Жан. По призванию тот был садовником, но теперь ему приходилось выполнять работу, к которой его душа вовсе не стремилась. Как только Рауль заполучит в свои руки капиталы Жозефины, то всенепременно как следует наградит и Жана, и его Мюзетту.

Кабинет сиял чистотой, из вымытых окон внутрь заглядывали звезды. Кристаллы светили приглушенно, их пора было отправлять на зарядку.

Рауль поморщился, не желая думать о новых расходах, и прошел в спальню. Тетушка Маргарет как раз расправляла складки на еще влажных портьерах и оглянулась, заслышав его шаги.

– А, ваша светлость, – сказала она спокойно, – надеюсь, старина Жан справился с ужином? Мы с Мюзеттой были слишком заняты, чтобы помочь ему на кухне. Такому замку требуется прорва прислуги.

Она словно год здесь провела, а не несколько часов.

– Вероятно, мы выживем, – коротко ответил Рауль, растерянный тем, как буднично тетушка его невесты хлопотала в его спальне.

На беду, у него было слишком бурное воображение, и в ее неторопливых, скупых движениях померещилось нечто смущающее. Он представил себе, как отреагировала бы Жозефина, узнав, кто перестилает его постель в эту минуту, и неожиданно вышел из себя.

– Да оставьте вы, – потребовал почти злобно. – Кажется, вы тут не горничной устроились.

– А хоть бы и горничной, – ответила она невозмутимо, скомкала грязные простыни и взмахнула чистыми. – Влажные… Сырость здесь такая, что того и гляди ревматизм подхватишь. Надобно кристалл тепла в постель сунуть, где вы их храните?

– Откуда мне знать? Спросите внизу.

Она одарила его холодным взглядом, выражающим презрение к чужой несдержанности, подхватила белье и вышла из комнаты. Воспользовавшись ее отсутствием, Рауль неумело заправил постель и вдруг расхохотался, переворошил все заново, схватил гитару и упал в кресло.

Служанка! Всего лишь служанка!

Боже, да как она потом его встретит? Пожалуй, ей хватит хладнокровия сделать вид, что такое в порядке вещей – прокрасться в чужой замок под чужой личиной.

Тетушка Маргарет вернулась быстро, неся в руках коробку с кристаллами. Молча, чтобы не мешать меланхоличной мелодии, взялась за дело, быстро расправилась с простынями, сунула меж ними потеплевший минерал и, коротко присев, отправилась было прочь.

– Подождите, – позвал Рауль, когда она была уже почти у дверей. Струны взвизгнули от резкого движения его пальцев, и гитара обиженно примолкла. – Милая Пруденс, – заговорил он, поддавшись глупому ребячеству, – как и всякого влюбленного, меня терзает бессонница. Не могли бы вы почитать мне что-нибудь на ночь?

– Конечно, – ответила она без заминки. Исчезла в кабинете и тут же появилась вновь, уселась возле источника света и раскрыла книгу на коленях. – Всем известно, что магнит имеет особое свойство притягивать железо и стоит только к нему поднести алмаз, как это свойство у него исчезает; также амбра и балатиус, натертые и нагретые, поднимают солому; камень асбестус, будучи зажжен, никогда не гаснет или только с трудом. Карбункул (темно-красный рубин) светится в темноте… – начала она монотонно.

– Да вы шутите, – изумился Рауль. – Что это такое?

– Трактат об оккультных свойствах вещей. Азритес усиливает плод женщины или растения. Яшма останавливает кровь…

– Но позвольте, я точно помню, что в фамильной библиотеке была неплохая коллекция сонетов.

– Сонеты вам, мой господин, противопоказаны, – отрезала она категорически. – От этих стихов одна докука, а уж влюбленным – и вовсе вред.

Тут в нем проснулось любопытство, и Рауль попросил:

– Оставьте вы эти азритесы, лучше расскажите о себе. Есть ли у вас муж, дети?

– Бог миловал, – коротко ответила она.

О, если бы и к нему судьба была также щедра! Так ведь нет, сколько Рауль ни искал счастья за карточными столами и на скачках, но только проигрывал.

– Ступайте, – поскучнев, разрешил Рауль, и его пальцы снова легли на струны. Этой ночью никто не помешает ему предаться тоске.

ГЛАВА 03

В первую ночь в чужом замке Маргарет спала крепко и безмятежно. Ее редко беспокоили сомнения или волнения, а приняв какое-либо решение, она следовала ему методично и без суетливости.

Комната, которая ей досталась, прежде принадлежала экономке богатого замка. Здесь было слишком просторно, чтобы сохранить тепло, и накопилось слишком много барахла, чтобы быстро избавиться от пыли. Маргарет небрежно осмотрела помпезные статуэтки и открыла крышки нескольких сундуков, задаваясь вопросом, куда так спешила прежняя обитательница, раз не взяла с собой вещи. После она чего закуталась в шерстяную шаль и забралась в кровать, велев себе не слишком-то беспокоиться о чужих делах.

Пробудившись ранним утром бодрой и полной сил, Маргарет привела себя в порядок и прошла на кухню, где Мюзетта уже ставила тесто, а Жан, ворча и кряхтя, чистил серебро. Разумеется, оба делали свою работу чересчур небрежно, о чем были немедленно уведомлены. Маргарет была не из тех, кто склонен осуждать других, но как прикажете оставить без внимания столь вызывающую леность?

– Плавнее, Мюзетта, плавнее, – командовала она, внимательно наблюдая за тем, как служанка вымешивает тесто. В это время на кухне в доме Бернаров повар Шарль наверняка взбивал сливки, а в другом доме виконтесса Леклер, должно быть, уже надела шляпку. Вот-вот она сядет в экипаж и проедет несколько кварталов, чтобы заглянуть на завтрак к своей приятельнице Маргарет, не застанет ее, останется выпить кофе с Пеппой, почувствует недомогание и приляжет отдохнуть. На недельку-другую. Потому что некоторых легкомысленных племянниц нельзя оставлять без присмотра.

Командуя покладистой Мюзеттой, Маргарет впервые подумала, что из Рауля и Пеппы получилась бы отличная пара. Он с гитарой, а она с нарядами – две полностью бесполезных личности, которых легко будет полностью подчинить своей воле.

Да только Маргарет вовсе не хотелось заботиться о ком-то до конца своих дней. По натуре она была одиночкой, привыкшей отвечать только за себя. После смерти отца, оставившего весьма скромное наследство, ей пришлось зарабатывать на жизнь починкой кружев – кропотливое и тяжелое занятие, от которого болели глаза, ныла спина, сводило руки. Переезд в Арлан к осиротевшей племяннице оказался неплохой передышкой. И все эти годы Маргарет копила каждую монетку, мечтая о собственном винограднике в тихом и живописном местечке. Однако между ней и мечтой все еще оставалось целое состояние. Хотелось надеяться, что, заполучив мужа, а вместе с ним и доступ к своим капиталам, Пеппа озаботится доходом для своей тетушки, иначе жить Маргарет приживалкой до конца своих дней.

Мюзетта уже засунула в печь круглые шарики теста, когда на кухне появилась Жанна, облаченная в темное строгое платье.

– А вы ранняя пташка, Перрайн, – одобрительно произнесла она.

– Пруденс, – педантично поправила ее Маргарет, удивляясь тому, что эта строгая молодая женщина с высокомерными замашками поднялась ни свет ни заря.

– Ах, все равно.

Жанна прошла по просторному помещению, явно рассчитанному на повара с десятком поварят, брезгливо и уныло оглядываясь по сторонам.

– Держу пари, моя мать ни разу в жизни не бывала на кухне, – сказала она с отвращением.

– И очень зря, – заметила Маргарет, – чего только не узнаешь на хорошей кухне!

– Кажется, мне следует дать какие-то распоряжения относительно обеда и ужина.

– Вовсе не обязательно.

– Интересно, сколько людей служит в доме виконтессы Леклер?

– Все меньше и меньше.

– Пруденс, что вам известно о Жозефине Бернар и ее тетушке?

– Весьма достойные люди.

Тут Маргарет взялась за веник и принялась сверлить графиню выжидательным взглядом, безмолвно намекая, что той пора и честь знать. Как прикажете подметать, когда под ногами путаются знатные дамы?

Жанна хотела что-то еще спросить, но Маргарет подняла свое орудие, и графиня вынуждена была ретироваться из кухни. То-то же, нечего тут шляться без всякого дела.

– Ах да, – сказала Жанна уже на пороге, – не накрывайте на Рауля: он никогда не спускается к завтраку.

Что же, это и неудивительно.

Оставив веник, Маргарет основательно подкрепилась вареными яйцами и вчерашними лепешками с джемом, размышляя о том, как скоро Рауль Флери сбежит из замка ради какого-нибудь распутства. И хороша же она будет, если проспит это событие без задних ног! Уж на что на что, а на бессонницу Маргарет никогда не жаловалась. Нет, тут нужно что-то придумать.

Ну а пока Мюзетта накрывала на стол, а «психически неуравновешенный пациент» преспокойно дрых наверху, наступило самое подходящее время, чтобы смахнуть пыль с облезлых статуэток в комнате экономки.

***

Однако граф Флери вышел к столу, благоухая одеколоном и сверкая улыбками. Маргарет, которую пригласили в столовую, мрачно смотрела на него: ямочка на подбородке, черные кудри, угольные глаза, смуглая кожа, изящество в каждом движении. Природа добра, награждая беспомощных существ приятной внешностью, ведь как иначе им еще выжить? Неудивительно, что Пеппа потеряла остатки разума: слегка потрепанный лоск Рауля мог смутить глупую девочку.

Была в нем некая куртуазная раскованность, он одинаково непринужденно обращался как к сестрам, так и к прислуге, засыпав хихикающую Мюзетту ворохом похвал.

– Я вот что подумал, милая Пруденс, – объявил он, щедро намазывая горячие булочки маслом, – да ведь ваш опыт экономки у виконтессы Леклер – это настоящая находка. Поможете мне с ревизией этих руин. Надо найти ценности, которые не распродал наш уважаемый папаша, и дораспродать их прежде, чем выставить семейный склеп на аукцион.

– Какой еще аукцион, – удивилась Маргарет, – если кроме герцога Лафона…

– Продать замок? – вдруг закричала Жанна, да так неожиданно и пронзительно, что Соланж от испуга со звоном уронила тарелку. – Ты собираешься продать замок?! Родовое имение семьи, дарованное своему верному вассалу еще Луи Беспечным? Я ни за что не позволю совершить такое кощунство!

– Если на вырученные деньги ты обновишь мой гардероб и купишь мне того серого жеребца, которого мы видели на прошлых бегах, – высказалась Соланж, демонстративно наморщив носик от этих воплей, – то я на твоей стороне, братец.

– Ни за что, – Жанна вскочила на ноги, ее голова тряслась от бешенства, – никогда. Только через мой труп!

– Свадьба требует расходов, – спокойно заметил Рауль.

– Но ведь для этого ты и выбрал богачку, чтобы не думать о таких глупостях!

– Ну что ты, – бросив на Маргарет быстрый взгляд, громко возразил он, – я женюсь по любви. И мне бы не хотелось вступать в брак в качестве нищего, но красивого трофея.

Не удержавшись, Маргарет фыркнула и тут же закашлялась.

– Этого не будет! – крикнула Жанна. – Не будет!

И покачнулась. Мюзетта подхватила ее и повела наверх, что-то успокоительно приговаривая. Соланж равнодушно посмотрела вслед старшей сестре.

– И отчего она у нас такая одержимая? – задала она риторический вопрос. – Честь семьи то, честь семьи се… Я тебе так скажу, дорогой Рауль, выдайте мне хорошего мужа – и я навеки забуду фамилию Флери. Что от нее толку в наши-то времена! Ты слышал, что барон Бриан поступил на службу к алхимикам и теперь похваляется своим заработком, как обыкновенный клерк?

– Не может такого быть, – охнул он, явно опечалившись злополучной судьбой своего знакомого.

– Это все их величество Гийом Восьмой Деятельный, – с умным видом вздохнула Соланж, – и его идеи о ценности труда для всех сословий…

– Бог ты мой, – с веселым и фальшивым волнением воскликнул Рауль, – девочка моя, неужели ты где-то раздобыла газету? Обещай мне никогда больше не читать эту дрянь!

– Да ну тебя, – надулась Соланж, – не такая уж я и дурочка, как вы с Жанной считаете.

– Разумеется, нет, – он галантно поцеловал кончики ее пальцев, улыбнулся ярко и открыто, а после повернулся к Маргарет. – Вперед, моя милая Пруденс, составим опись! Вы же умеете писать и считать, верно?

– Я пишу на двух языках, – с достоинством уведомила она его, преисполнившись сомнениями. Вряд ли этому непоседливому созданию хватит терпения долго заниматься такими скучными делами, как ревизия замка. Да он бросит ее наедине со списком через полчаса, а сам, поди, рванет в Арлан кутить и нарушать данное слово.

Потом ей пришла в голову новая мысль: как удачно можно совместить запланированную уборку и эту бесполезную опись. Жанна не позволит продать замок, Раулю не сломить ее упрямую одержимость.

– Начнем с комнаты вашей прошлой экономки, – повелела Маргарет, даже не подумав смягчить интонации. Никаких двусмысленностей: это не должно было звучать предложением, от которого можно отказаться. – К слову, вы не знаете, что с ней случилось?

– С кем? – рассеянно уточнил Рауль, поднимаясь следом за ней по широкой лестнице.

– Да с экономкой же, – нетерпеливо повторила Маргарет, – старушка просто померла, не придумав, кому завещать свои парики?

– Экономка, экономка, – задумался Рауль. – Знаете, Пруденс, при жизни отца я редко бывал здесь. Давайте спросим Соланж, может, она помнит.

И он легко и охотно спорхнул вниз, будто делать ему было больше нечего, чем выяснять такие глупости.

Маргарет остановилась, прислушиваясь к разговору в столовой.

– Глэдис – злая ведьма – Дюран, вот как ее звали, – без сомнений и колебаний сообщила Соланж. – Ух, как мы с Жанной ее ненавидели! А отец вечно таскался за ее юбками. «Госпожа Дюран, посоветуйте, что делать с бородавкой, да продать ли охотничьи угодья на востоке»… По всякому делу бегал к этой старухе.

– И куда она делась после смерти отца?

– Так до этого еще сгинула. Просто пропала одной темной-темной ночью, – голос Соланж упал до шепота, каким няни с воображением рассказывают детям страшные сказки. – Разразилась ужасная гроза, и молнии разрывали черное небо, и замок сотрясался от раската грома… – она расхохоталась. – Да не помню я, честное слово. Просто была экономка – а потом исчезла. Разве нам было до нее дело? Отец заболел, и мы с Жанной не отходили от его постели, а Мюзетта приглядывала за замком вместо Глэдис.

Можно себе представить, как она приглядывала – с таким-то небрежным отношением к своим обязанностям!

Рауль вернулся к Маргарет, похожий на исполнительного ученика, отлично выполнившего задание.

– Ну что, Пруденс, вы удовлетворили свое любопытство? – спросил он, улыбаясь.

Она нахмурилась. Интересно, у него челюсть не болит в конце дня, или это дело привычки?

– Любопытство есть форма взаимодействия с миром, – произнесла она наставительно. Отцовскими бестолковыми сентенциями были битком набиты все ее карманы – в те времена, когда на ужин не находилось ничего, кроме похлебки, они шли на десерт.

– Как вы считаете, – благонравно спросил Рауль, – я правильно поступаю, продавая замок? Прекрасная Жозефина оценит этот жест? А ее тетушка?

Маргарет могла бы ему сказать, что прекрасной Жозефине все равно. Девчонка выросла, купаясь в деньгах, и не привыкла их считать. Что касается тетушки…

– Нет, – проговорила она решительно, – ни одной уважающей себя тетушке не понравится последний проданный замок.

– А вы безжалостны к бедному влюбленному.

– Что поделать. Бедность редко у кого-то вызывает доброту, – с усмешкой заметила Маргарет, провожая его в крыло для прислуги. – Прошу вас, мой господин. Доводилось ли вам когда-нибудь бывать в этой части замка?

– Разумеется, нет. И почему мы начинаем ревизию именно отсюда?

– Потому что мне не хотелось бы и дальше спотыкаться о чужие кринолины.

Толкнув скрипучую дверь в комнату бывшей экономки, Маргарет жестом фокусника указала на нагромождение разных вещей.

– Настоящая сокровищница, правда? – насмешливо заметила она.

– Какой же тут холод, – содрогнулся Рауль, проходя внутрь. – Просто удивительно, что вы не превратились в сосульку за эту ночь.

– Я выросла на побережье, где пронзительные ветра моментально выстужают любые, самые натопленные, помещения, – пожала она плечами и взяла в руки безобразную скульптуру в форме кривой груши.

– Но здесь куда холоднее, чем во всем остальном замке, – настойчиво повторил Рауль, схватил ее шерстяную шаль и закутался в нее. – Не повяжете концы у меня на спине, Пруденс?

Маргарет, остолбенев от подобной наглости, не сразу нашлась с ответом. Эту шаль она связала в год смерти отца и не собиралась делиться ее теплом с кем попало.

– Надо немедленно переселить вас в жилую часть замка, – продолжал меж тем Рауль беззаботно, вовсе не подозревая о том, какие тучи сгустились над его головой, – там нет таких злых сквозняков.

– Идите сюда, – проворчала Маргарет, смягчившись. Если она будет спать неподалеку от графских покоев, то ей станет куда проще караулить его по ночам. Всучив Раулю кривую грушу, она взялась за концы шали.

– Хм, что это? – он шагнул к высокому и узкому окну, и пришлось ей переместиться вслед за ним тоже. Рауль поднял грушу, разглядывая ее на просвет. – Но из чего она слеплена? Это не стекло, и не металл, и не камень.

– Какой-то синий полупрозрачный минерал, – без особого интереса прикинула она.

– Какой, например? – заинтересовался Рауль, оживившись.

Маргарет сердито дернула за шаль, стараясь причинить своему собеседнику неудобство. К ее удовольствию, граф тут же сдавленно выругался.

– В приходской школе, – сварливо сказала она, – священник как-то не удосужился посвятить нас в основы геммологии. Сказать по правде, он куда больше переживал о том, не попадет ли теперь в ад, взявшись обучать грамоте и девочек тоже. К счастью, у меня был хорошо образованный отец, иначе мои познания о мире ограничились бы жизнеописаниями святых… Правда, область его интересов тоже была специфична. Но если вам будет угодно, я смогу ориентироваться по звездам и пользоваться астролябией.

– Похоже на застывшее стекло, – пробормотал Рауль, не слушая ее. – Цветное стекло с пластичностью глины. А это у нас что?

Маргарет извлекла из вороха старинных юбок розовое яблоко, тоже слепленное грубо и неумело.

– А госпожа Дюран ценила искусство, – фыркнула она.

Вместо ответа он бросил грушу на пол, а потом еще и попытался разбить ее каблуками своих домашних туфель с драгоценными пряжками. Синий фрукт отскочил от его подошв, откатился к стене, ударился о нее и замер.

– Ни царапины, – озадачился Рауль. Закутанный в шаль, он походил на крестьянского ребенка, которого отправили за хворостом в плохую погоду. – Послушайте, Пруденс, – его лицо осветила надежда, – а что, если эти штуковины стоят настоящих денег?

– Ну конечно, – тут же подхватила она, крайне удовлетворенная тем, в какую сторону свернула их беседа. – Вам немедленно нужно в Арлан, к алхимикам.

Сначала он поговорит со специалистом, а потом наверняка свернет к своим приятелям по карточным играм, а то и на ужин к какой-нибудь легкомысленной дамочке. О, если все пройдет успешно, то уже завтра Маргарет сможет вернуться домой, а Пеппе придется забыть об этом замужестве.

ГЛАВА 04

Как Рауль и предполагал, тетушка Маргарет представляла собой ту унылую смесь самоуверенности и серости, какую он всегда терпеть не мог в людях. Если бы не Жозефина и ее капиталы, а также его позорная бедность, он бы никогда даже не взглянул на эту невыразительную физиономию, такую же пресную, как у любой другой старой девы в этих благословенных землях.

Ее статус – выше, чем у прислуги, но ниже, чем у господ, – придал приживалкиным манерам некую обособленность, свойственную тем, кто долгое время не знал, куда себя деть, а потом остался сам по себе. Это было одновременно жалко и трогательно, и Рауль то и дело ловил себя на том, что наблюдает за тетушкой Маргарет с самыми безрадостными мыслями. Его семья балансировала на краю пропасти, и именно от этой особы зависело, сорвутся они с сестрами вниз или нет. Насколько он успел изучить характер юной невесты, та была склонна к случайным глупостям вроде побега с опытным красавцем, но не способна на настоящее сопротивление. Безвольная и изнеженная Жозефина подчинится твердому «нет» более властной личности.

– Вам немедленно нужно в Арлан, к алхимикам, – произнесла Маргарет деловито, и ничто в ее облике не выдавало той подлости, которую она задумала.

Рауль не собирался попадать в такую простенькую ловушку. Мысленно обругав ее хитрой грымзой, он покачал головой.

– Жан привезет кого-нибудь из города, – сказал Рауль как можно безразличнее. Детская надежда на чудо, которая то и дело толкала его на различные безрассудства вроде поставить крупную сумму вон на ту лошадь, снова пробудилась. А вдруг где-то в этом замке спрятаны настоящие сокровища? Не зря же папаша на старости лет свил гнездо именно здесь.

Если это решение и разочаровало ее, то вида Маргарет не подала, просто покрутила в руках розовое яблоко, пожала плечами и бросила его обратно в сундук.

– Стоит ли понапрасну гонять туда-сюда людей? – заметила она. – Эти поделки выглядят грубыми и неумелыми, вряд ли за них удастся выручить хоть что-нибудь.

– Но материал, из которого они выполнены, весьма необычен. Мне и в самом деле любопытно, что это такое.

– Вам просто скучно, вы не привыкли сидеть в четырех стенах. Не лучше ли потратить эту передышку на более полезные занятия?

Рауль, разглядывавший свое искаженное отражение в круглобокой бронзовой вазе и потехи ради надувший щеки, ушам своим не поверил.

Тетушка Маргарет его наставляет?

Он и не помнил, когда его наставляли в последний раз. Возможно, в детстве, когда гувернер пытался привить наследнику Флери почтение к взрослым. Или в тот год, когда он соблазнил монахиню и та направляла его на путь истинный – о, эти жаркие ночи, наполненные горячим шепотом вперемешку с поцелуями!

Чрезвычайно заинтригованный таким положением дел, Рауль повернулся к тетушке Маргарет, глядя в ее круглое и мягкое лицо, преисполненное решимостью воспитать из него приличного человека.

– Какого рода полезные занятия? – спросил он. – Чтение философских трактатов о супружеской жизни? Разве моя искренняя и преданная любовь к Жозефине не самый надежный наставник?

– Философских трактатов? – нахмурилась она. – Ваша светлость, должно быть, шутит. Я имела в виду руководство по управлению шахтами – ведь доход вашей жены зависит исключительно от добычи кристаллов.

Рауль не намеревался потратить ни одной минуты на подобную глупость. Управление шахтами? Увольте, более скучное дело сложно представить. В конце концов, деньги нужны как раз для того, чтобы о них не думать. Но понравится ли такая точка зрения его строгой оценщице?

– Какая свежая идея, – пробормотал он и, стремясь увильнуть от разговора, схватился за позолоченный настенный канделябр, очень заинтересовавшись бронзовыми виноградными лозами. Старинная разлапистая штуковина, кажется, едва-едва держалась на своем месте, потому что легко накренилась, раздался душераздирающий скрип, ледяной затхлый воздух ворвался в комнату, а старинные гобелены раздвинулись, обнажая узкий проход, ведущий во тьму.

– Так я и знал! – закричал Рауль, выведенный из себя таким коварством со стороны безобидного на вид канделябра. – От этих древних замков добра не жди. Стоит только зазеваться – и окажешься или в склепе, или в подземельях.

– Ах, вот почему здесь такой холод, – спокойно произнесла тетушка Маргарет, взяла с полки кристалл света и легким щелчком зажгла его.

– Нет-нет, – Рауль было преградил ей дорогу, но потом испугался, что в его спину вцепится какой-нибудь нетопырь из расщелины в стене, и поспешно отошел в сторону. – Вы туда не сунетесь. Мы просто попросим Жана замуровать этот проход и забудем о нем навсегда.

– Глупости, – фыркнула она решительно. – Разве тайные проходы не созданы специально для того, чтобы их исследовать?

– Человек, который построил этот замок, был жестоким воином, – сказал Рауль, стремясь звучать спокойно и твердо. – Он прошел с Луи Беспечным четыре войны и награбил в чужих странах несметные богатства. Кто знает, что мы обнаружим внизу? Может, кости замученных пленников?

– Судя по запаху – пропавшую экономку, – заметила Маргарет и двинулась к щели в стене.

– Она бы ни за что не протиснулась внутрь в пышных юбках, – возразил Рауль, наблюдая за тем, как не тяготеющая к худосочности женщина с трудом пролезает в дыру.

– Могу поспорить, что ваша Глэдис Дюран была так же далека от кринолинов, как я от турнюров, – пропыхтела тетушка. – Единственный парадный наряд бедняжки, поди, так и стоял в углу год за годом…

Она скрылась из вида и замолчала, и Рауль растерянно провел пятерней по все еще черным кудрям, которые он придирчиво рассматривал каждое утро в зеркале, опасаясь ранней седины. Неужели и ему придется ступить в этот мрак, полный неведомых опасностей и неприятных запахов?

На секунду его посетила трусливая и жестокая мысль о том, что нет тетушки – нет препятствий на пути к богатой невесте, а потом он так себе ужаснулся, что бросился вперед, спеша оправдаться в собственных глазах.

– Тише, тише, – велела Маргарет, чью фигуру тускло освещал дешевый кристалл, – не переломайте себе ноги. Лестница тут крутая и узкая. Положите-ка мне руку на плечо, так оно надежнее будет.

Обрадовавшись тому, что можно спрятаться за ее спиной, Рауль с облегчением упал ладонью на теплое крепкое плечо. Так, друг за дружкой, они осторожно спустились по скользким от влаги ступенькам и оказались…

– Это какая-то алхимическая лаборатория, – хладнокровно объявила Маргарет, полностью игнорируя мертвое тело в заплесневевшем платье, которое так и сидело на стуле возле заваленного всякой всячиной стола.

А вот Рауль, наоборот, остолбенело не мог отвести взгляда от ужасного скелета, чьи кости позеленели от избытка влаги и чья кожа все еще свисала редкими клочками. Мир накренился, воздуха стало меньше, а в глазах потемнело. Вот будет позор, если он сейчас хлопнется в обморок, как нервная девица в корсете. Больно ущипнув себя за руку, Рауль с трудом перевел взгляд на стол, где гнили исписанные листы бумаги, стояли многочисленные колбы с высохшей жидкостью, какими-то порошками и валялись такие же неумело слепленные разноцветные груши и яблоки.

– Невероятно, – низко склонившись над записями и пытаясь разобрать слова, проговорила Маргарет. – Чем именно тут занималась ваша экономка?

– Пруденс, – ежась, попросил Рауль, – неужели нам так обязательно здесь находиться?

– А вы куда-то спешите? – рассеянно удивилась она.

– Разве только меня пугает покойница в одном шаге от нас?

Задрав голову, она окинула его задумчивым взглядом.

– Покойница-то вам чем не угодила?

– От нее дурно пахнет, – пожаловался Рауль, – а еще тут невероятно холодно. Еще пять минут – и я окоченею. Вам придется выносить меня отсюда, как мешок с мукой.

– Какая невыразимая пропасть между свирепым Флери, построившим этот замок, и его изнеженным потомком, – иронично проговорила Маргарет, передала ему кристалл и взяла со стола несколько толстых фолиантов. – Будь по-вашему, изучим их наверху, раз уж вы так плохо переносите подвалы.

Он отшатнулся, не желая прикасаться к плесневелой бумаге, однако его собеседница только крякнула от тяжести и целеустремленно направилась к лестнице, и не подумав попросить о помощи. С одной стороны, это раздосадовало Рауля, который привык бравировать своей мужественностью, с другой стороны – обрадовало, очень уж противно было прикасаться к сырым документам. Однако он тут же припомнил, что твердо намеревался заполучить расположение злой тетушки, сказал:

– Я вам помогу, милая Пруденс, – и, морщась, забрал у нее документы.

Вместо того чтобы поблагодарить его за заботу, Маргарет рассмеялась.

– Ба, какие манеры, – поднимаясь по лестнице, ехидно проговорила она. – И Мюзетте вечером поможете, когда она горячую воду вам на ванны потащит?

Ну что же, глупый Рауль, будешь знать, как проявлять чрезмерную заботу о прислуге.

– Вам нельзя оставаться в этой комнате, – решив игнорировать ее едкость, сказал он. – Займите ту, что напротив моей. По крайней мере, в той части замка куда теплее.

– Прекрасно, – немедленно согласилась Маргарет, даже не удосужившись ханжески покудахтать об удобствах и приличиях. Бедная Жозефина! Неудивительно, что она мечтала сбежать от столь несносной опекунши.

Рауль с большим облегчением поднялся по кособокой каменной лестнице, страстно желая оказаться как можно дальше от покойницы. Будто назло, его спутница снова застряла в проеме, не в силах совладать ни со своими формами, ни со своими юбками. Переминаясь с ноги на ногу, он едва удерживался, чтобы не подтолкнуть ее. Наконец, они вернулись в комнату, и Рауль опустил пропахшие подвалом фолианты на пол и без особого успеха подергал злополучным канделябром – стена осталась неподвижной.

– Да оставьте, – посоветовала Маргарет, растирая замерзшие руки, – все равно в замке почти никого нет.

– А вдруг оттуда вылезет что-то зловещее? – нахмурился он.

– Боюсь, я не обладаю такой бурной фантазией, чтобы представить себе подобное развитие событий. Сейчас все мысли мысли сосредоточены на мечтах о чашке горячего чая.

– О боже, да, – немедленно согласился Рауль и выскочил в коридор, придержав дверь для Маргарет, а потом плотно закрыв комнату. Хорошо бы подпереть дверь чем-нибудь тяжелым, но это он сделает на ночь, когда никто не увидит.

Они едва приблизились к широкой бальной лестнице, как до них донесся щебет сразу нескольких девушек, и, прислушавшись, Рауль остановился как вкопанный.

– Кажется, моя дорогая невеста приехала навестить меня.

– Не может быть, – сухо возразила Маргарет. – До такого бесстыдства даже эта бестолковая девчонка не додумалась бы.

Однако она довольно осторожно свесилась за перила, разглядывая, что происходит в холле. Потом что-то неразборчиво пробормотала себе под нос и сказала:

– Я, пожалуй, пока перенесу свои вещи в новую комнату.

– Конечно, – торопливо кивнул Рауль и поспешил к невесте и сестрам.

– А вот и милый брат! – воскликнула Соланж, сверкая улыбкой, – посмотри, кто здесь.

– Жозефина, какой сюрприз, – с некоторой неловкостью обрадовался он, отвешивая, может, слишком глубокий поклон, чтобы скрыть растерянность.

– Я попрошу принести нам сладости, – озабоченная Жанна поспешила в сторону кухни. Наверное, ей было невыразимо стыдно принимать гостью в этом дряхлом жилище, зато Соланж ничего не смущало.

Жозефина, хорошенькая до невозможности, благоухала пуще целой клумбы. Яркие цветы на ее роскошной шляпке так и мельтешили туда-сюда, до того быстро она вертела головой, оглядываясь по сторонам.

Провожая невесту в гостиную, Рауль новыми глазами увидел и подтеки на стенах, и потемневшую от старости мебель с пятнами на обивке, и рассохшееся дерево на панелях. Пообещав себе не поддаваться унынию, он широко улыбнулся, непринужденно опускаясь на софу.

– Удивительно, правда, – небрежно обронил он, играя концами шали, – каким неповторимым характером обладают фамильные замки. Клянусь, порой мне кажется, что он вот-вот заговорит со мной, рассказывая легенды о рыцарях Луи Беспечного. Когда-то здесь принимали королей.

– Ах, – Жозефина театрально приложила руки к груди, – я словно слышу дыхание дракона.

Рауль немедленно ощутил их родство: это у черствых тетушек нет никакого воображения, а у них с невестой – полно.

– Но, дорогой мой, – произнесла она обеспокоенно, – должно быть, тут страшные сквозняки. Как еще объяснить, что вы замотаны в женскую шаль? Могу поспорить, что у моей тетушки точно такая же, она с ней не расстается.

– Жанна меня обмотала, она бывает чрезмерно заботливой, – пояснил Рауль, разозлившись на Маргарет. Почему она не напомнила ему снять это? – Здесь действительно дует из всех щелей… Но не беспокойтесь из-за замка: я решил продать развалюху.

– Нет! – вскричала Жозефина. – Потерять настоящее родовое гнездо? Ни за что! Оно очаровательно – здесь все пропитано голубой кровью…

– Надеюсь, нет, – содрогнулся он. Однако его юная избранница испытывала трепет перед знатью, а уж более знатного семейства, чем Флери, в этих краях и сыскать было нельзя. Даже герцог Лафон не мог похвастаться древностью своей крови, получив возвышение всего поколение назад.

– Стоит только представить, какие пышные приемы мы здесь будем устраивать, – восторженно прошептала Жозефина, – и у меня сердце начинает стучать сильнее.

– Нет-нет, – оживленно произнесла Соланж с таким мечтательным видом, будто мысленно уже примерила самые дорогие туалеты Арлана, – загородные имения вышли из моды. Нынче все предпочитают апартаменты в центре. Я видела прелестный особняк на углу улицы Падающих звезд и квартала Отвергнутых фавориток. Жозефина, обязательно поглядите на него сами. Мне кажется, мы там отлично заживем после свадьбы.

– Действительно? – рассеянно обронила та, внимательно разглядывая потускневший за века пейзаж на стене. – Когда вы с драгоценной Жанной там поселитесь, я отправлю к вам Жана-Батиста, он мастерит изумительные комоды с изысканной резьбой по дереву.

– Мы с драгоценной Жанной? – переспросила Соланж. – А что же вы с Раулем?

– Разумеется, мы обоснуемся здесь, – Жозефина вскочила на ноги и подошла к висящему на стене щиту с выцветшим гербом Флери. – Тетушка Маргарет в мгновение ока вернет этому месту былой блеск.

– Вот как, – разочарованно выдохнула Соланж, которой никогда и в голову не могло прийти, что они с братом могут жить отдельно друг от друга. Ей было всего пять, когда умер отец, и с тех пор Рауль был в ее жизни каждый день.

– Кстати, о вашей тетушке, – сказал он, тоже раздраженный тем, что его драгоценная невеста уже распланировала всю их дальнейшую жизнь. – Как вам удалось добиться ее разрешения на сей визит?

– Эта сумасбродка собрала вещи и отбыла в неизвестном направлении, – сердито ответила Жозефина. – Никогда не знаешь, что у нее на уме. Я каждый день гадаю, чего еще от нее ждать!

– Что значит – в неизвестном направлении? – удивилась Жанна, которая неслышно появилась в гостиной и пристроилась у окна с вышивкой в руках. Она весьма умело делала вид, что ее не тревожат пыльные, потрескавшиеся окна.

– А вот так! Придумала какую-то чушь о родственниках, которых ей надо навестить. Нет у нее никаких родственников, бедняжка совершенно одна в этом мире.

– Как и вы, Жозефина, – с детской обидчивостью заметила Соланж, все еще переживающая из-за будущей разлуки с братом.

– Ах, нет, ведь совсем скоро я заполучу Рауля, если тетушка не придумает новых предлогов отложить свадьбу. Я действительно места себе не нахожу – что она снова задумала?

– Мы говорим всего лишь о необразованной женщине, а не хитроумной интриганке, – попыталась внести нотку трезвомыслия Жанна, но Жозефина порывисто прервала ее движением руки.

– Крестьянская простота – вот самое страшное оружие, – воскликнула она. – Тетушка Маргарет ни во что не ставит ни титулы, ни любовь. Она не в состоянии понять те возвышенные, прекрасные чувства, которые поразили нас с Раулем. Все, что ее волнует, это его карточные долги и дурная репутация.

– Любовь моя, – заученно повторил он, – до нашей встречи я распутничал от одиночества. Но теперь вы придали моей жизни смысл.

Жанна, подняв голову от вышивки, уставилась на брата во все глаза. Соланж торопливо закусила губу. Жозефина поощрительно улыбнулась ему.

Каково это будет – прожить остаток жизни с идиоткой? Впрочем, от умных женщин тоже добра не жди.

– Простите, – в гостиную заглянула Мюзетта с подносом. – Госпожа Бернар, вам письмо.

– Мне? – поразилась Жозефина. – Как? Откуда?

– Принес деревенский мальчишка, – пояснила служанка и протянула поднос.

Рауль уставился в окно, пряча улыбку.

Жозефина вскрыла конверт, посмотрела на записку и взвизгнула от ужаса.

– Да что же там? – Соланж от любопытства по-гусиному вытянула шею, пытаясь прочитать написанное.

– Тетушка, – у Жозефины губы побелели и тряслись, – велит мне немедленно завершить этот бесстыдный визит и вернуться домой. Клянусь богом, она настоящая колдунья и может следить за мной отовсюду.

– Мамочки, – перепуганная Соланж суеверно перекрестилась.

ГЛАВА 05

Маргарет так спешила в деревню, что изрядно запыхалась. К счастью, довольно скоро ей встретился крестьянский ребенок, который волок из графского сада целый мешок яблок, и между путниками произошел со всех сторон приятный разговор. Она лишилась нескольких монет, а мальчишка был рад-радехонек обменять тяжелую поклажу на легкую записку.

Однако стоило Маргарет поднять мешок, как она поняла, что погорячилась. Самой его тащить до замка оказалось слишком трудно, а бросить урожай посреди дороги – жалко. Задумавшись над столь сложным выбором, она села на поваленное дерево, достала из мешка яблоко и уставилась на замок. На некотором отдалении он казался особо нелепым – громоздкое темное сооружение с причудливыми надстройками, которые разные поколения Флери возводили совершенно не думая о гармоничных очертаниях.

Яблоко оказалось сладким, с неуловимой легкой кислинкой, солнце грело по-осеннему бережно, а ветра совсем не было. Маргарет наслаждалась прекрасным деньком и жалела только об одном: что не увидит лица Пеппы, когда та получит записку. Эта выходка казалась ей такой смешной, что она буквально мурлыкала от самодовольства. Прошло не так много времени, а пышная карета Бернаров, запряженная резвой тройкой, уже рванула прочь от замка, унося нахальную гостью обратно в город. Захихикав, Маргарет поднялась, твердо намеренная все-таки дотащить злополучный мешок, и увидела неказистого мужичка, который трусил в сторону сада. Да у местных здесь, кажется, дорожка протоптана.

– Эй, любезный, – зычно крикнула Маргарет, уперев руки в боки для большей солидности, – и куда ты так спешишь?

– Гуляю я тут, – пугливо отозвался мужичок, прижимая к пузу объемистый пустой мешок.

– За яблоками гуляешь? – уточнила Маргарет.

Он помолчал, насупленно разглядывая ее. Простое платье и огрызки у ног сделали свое дело, и крестьянин чуточку осмелел.

– Не, – шмыгнул носом он, – за яблоками у нас туточки только мелюзга шлендрает. Мы люди серьезные, мы больше по тем странным штуковинам, которые светятся.

– Ага, – глубокомысленно покивала Марграрет, вспоминая мертвую экономку и непонятные кривые то ли груши, а то ли баклажаны. – Хватай-ка этот мешок и тащи на графскую кухню, а за теми штуковинами потом уже сбегаешь.

– Ну вот еще, – независимо задрал нос мужичок.

Маргарет прищурилась с тем особым неодобрением, от которого любая прислуга становилась смиреннее и шустрее. Платить этому доходяге за столь ничтожную услугу она не собиралась, еще чего не хватало!

– Что же, – ледяным голосом отчеканила она, – ты осмеливаешься предполагать, милейший, что я попру это сама?

Не выдержав тяжести ее взгляда, мужичок смешался и, крякнув, покорно взвалил мешок себе на спину.

– А ты вообще кто? – уменьшившись под весом яблок, спросил он и двинулся к замку.

– Сиделка сумасшедшего графа, – ответила она с достоинством.

– А, – оживился он, – слышали мы, слышали, что Флери вернулись в свои развалины, да только зря они это сделали.

– И почему же?

– Да потому что Глэдис Дюран заколдовала замок.

– Да что ты говоришь! – восхищенно охнула Маргарет, чрезвычайно обрадованная. Скучнейшая миссия по выведению на чистую воду непригодного жениха племянницы обрастала очаровательными достоинствами.

– Она служила экономкой при старом графе. Он-то, понятное дело, тоже ку-ку был, бродил по округе с лопатой, всё клады искал, всякие норы рыл, что твой крот. А ведьма Дюран, значит, при нем шныряла, ох, встречался я с ней пару раз, страшное дело… Как зыркнет, аж сердце выше макушки подпрыгивало… ну вот почти как ты, так же жутко.

– Хм, – сказала крайне довольная этим комплиментом Маргарет. – И что же старый граф, нарыл хоть пару медяков?

– Нарыл, – охотно согласился мужичок, – ревматизму себе и нарыл. Скрючило что твою улитку. А Глэдис эта сгинула на Пестрых болотах, и с тех пор бродит там, стало быть, голодным призраком и топит каждого, кто зазевается. Хвать за ногу и того!

– Что еще за Пестрые болота?

– Те самые, где странные штуковины водятся.

– Штуковины, которые светятся? – уточнила Маргарет, начавшая потихоньку разбираться, что тут к чему.

– Вот-вот.

– И дорого за них дают?

– Да сущие слезы. Поначалу-то алхимики страх как перевозбудились, а потом крутили-крутили, взрывали-взрывали, да и решили, что штуковины те бесполезные. Так, для баловства разве. И вот ты сначала бродишь по этим болотам да весь трясешься от страха, а потом то ли найдешь чего, а то ли кукиш, а если и найдешь, то продашь по цене пучка лука. А то лук и дороже, земля тут у нас будто проклятая, ничегошеньки не растет. А может и проклятая, сколько столетий этот замок над нами висит, чего уж хорошего.

Мужичок лопотал охотно и гладко, и дорога к замку под его лопотание показалась Маргарет вдвое короче. Приноровившись под ритм его жалоб, она бодро шагала, радуясь крепким башмакам, ровной дороге и свежему воздуху, который казался еще свежее после затхлости подземелья с покойницей.

На заднем дворе замка их ждал граф Рауль Флери собственной персоной, и концы теплой женской шали трепало ветром. Маргарет была большая мастерица по части вязания и шитья, но она вовсе не собиралась раздавать свои вещи кому попало совершено задаром. Однако казалось, что эта шаль прилипла к сиятельной особе намертво и забрать ее обратно будет непросто.

– Оставь яблоки здесь, милейший, – велела она, нисколько не потеплев голосом. Мужичок с облегчением уронил мешок на землю, с интересом стрельнул глазами на разряженного хозяина замка, чьи черные кудри были красиво уложены, а пряжки на башмаках ярко сверкали горным хрусталем. Роскошество его облика превосходно оттеняли облезлые бочки и старые ящики, забытые здесь, кажется, еще предыдущим поколением прислуги.

Криво и торопливо поклонившись, мужичок стремительно прыснул со двора, а граф спросил самым разлюбезным тоном:

– Решили прогуляться, милая Пруденс? Я вижу, вы не теряли времени даром и вернулись с наживой. Что вы сделали с бедным крестьянином, раз он припустил отсюда, будто увидел дьявола?

– Он спешит в Арлан, где надеется подработать, продавая яблоки на палочках, – ответила Маргарет, сочиняя на ходу. – Этой ночью герцог Лафон объявил уличный карнавал.

– Карнавал? – удивился Рауль. – Так внезапно?

– Говорят, самого неприличного свойства, – подлила она масла в огонь. – Могу поклясться, что все кокотки города чистят перышки…

– Пруденс! – со смущенной укоризной воскликнул он. – Разве пристало вам думать о подобных вещах!

– Как славно, что и вас они больше не тревожат. Страшно представить, как вы бы ринулись в гущу этого безобразия, если бы не помолвка.

– Ужас, ужас, – серьезно закивал он. – Всенепременно бы ринулся. И вы правы, в самую гущу.

– К слову о помолвке – ваша гостья так скоро уехала?

– Она получила весточку от своей наимудрейшей тетушки, – почтительно сообщил Рауль.

– Вот так раз!

– Должно быть, госпожа Робинсон превосходно знает свою племянницу и догадалась, что Жозефина решит навестить своего жениха-затворника.

– Удивительная проницательность.

– Боюсь, что моя невеста перепугалась до смерти. Она решила, что ее тетушка следит за ней.

– Уверена, что уважаемая госпожа Робинсон никогда бы так не поступила.

– Да, да, – охотно согласился Рауль. – Она бы не стала шнырять тут, подглядывая и подсматривая.

Маргарет в упор посмотрела на прямодушного графа, и он ответил ей таким же открытым и невинным взглядом. Что ж, даже если он каким-то чудом запомнил ее, а теперь узнал, то ей нет до этого никакого дела, пока они оба соблюдают правила игры.

В любом случае, уже этой ночью распущенный граф как пить дать бросится на карнавал, а Маргарет его прищучит. И завтра все вернется к заведенному порядку: она продолжит бдить за племянницей, а граф окончательно утонет в своих долгах и глупостях.

Рауль с непринужденностью человека, способного принять изящную позу даже стоя на одной ноге посреди пожара, уселся на облезлой бочке и подставил солнышку и без того смуглую физиономию. Маргарет обеими руками натянула пониже шляпку.

– Значит, – произнес он мягко, – вместо того чтобы перенести свои вещи из ледяной комнаты с покойницей за стеной, вы припустили гулять по округе?

– Свежий воздух способствует пищеварению, – важно ответила Маргарет. – Но знали ли вы о том, что ваш папенька в поисках клада перекопал всю округу?

– Да, Жанна мне писала об этом, – согласился Рауль. – Мы решили, что не стоит обращать внимания на безобидные причуды старика.

– В нашей деревне, – заметила она, – подобные причуды называли сумасшествием.

– Нет-нет, – встревожился он, – всем ведь известно, что аристократы не бывают сумасшедшими, а всего лишь эксцентричными.

– Хм, – выразительно озвучила свой скептицизм Маргарет, однако мысленно вынуждена была согласиться с этим высказыванием. Ее мать считалась в прибрежной деревне совершенно чокнутой, и с этим трудно было спорить. И тому было множество разных причин. Во-первых, она покинула богатый родительский дом ради нищего моряка – полное безрассудство, хоть сколько называй это любовью.

Во-вторых, мама вечно бродила по берегу в поиске красивых ракушек, могла расплакаться от восторга, увидев закат, обожала такие бесполезные вещи, как книги, и плела венки из цветов, которые тут же увядали. В полную луну она могла выбежать на берег и там плясать, изумляя местных жителей и вызывая их насмешки.

Хозяйка из мамы была никудышная, и в их крохотном доме вечно было пыльно, а вещи валялись как попало. Еда получалась или сырой, или горелой, а заплатки на платьях маленькой Маргарет были такими безобразными, что ей пришлось рано взяться самой за иглу, чтобы выглядеть хоть сколько-то прилично. С тех пор она прикладывала немало усилий, чтобы никому не давать повода для насмешек над собой.

Вздохнув, Маргарет расправила юбки, отвлекаясь от мрачных воспоминаний. Стоило подумать о маме, как у нее всегда портилось настроение.

– Что ж, – произнесла она сухо, – давайте вернемся к описи замка.

– Уже ни к чему, – беспечно откликнулся он, – моя прекрасная невеста решила переехать сюда после свадьбы.

– Что? – рявкнула Маргарет так свирепо, что Рауль вздрогнул и уставился на нее во все глаза. Да Пеппа совсем рехнулась! Содержать этот склеп – все равно что сыпать деньги в кувшин без дна. Откуда в голове у девчонки столько глупостей? Весь мир стремится к переменам, а ей лишь бы поиграть в захолустную знать.

Тут Маргарет опомнилась и постаралась вернуть себе спокойный вид. Все это неважно. Завтра же она разорвет эту помолвку и забудет о Флери, а также об их несуразном замке.

***

Остаток дня она провела, помогая Мюзетте и Жану на кухне. На ужин семейство Флери ждали утка в яблоках, пирог из яблок, яблочный мусс и яблочный компот. Аккуратно нарезая фрукты, Маргарет подсознательно красиво раскладывала их по доске, хоть это и не имело особого значения. С самых ранних лет она гордилась тем, как ловко у нее все получается. И если поначалу это было единственным способом выжить с витающей в облаках матерью, то потом превратилось в бесконечный спор с ней.

Вечером Маргарет переехала в комнату напротив покоев Рауля, где было куда теплее и уютнее. В прежние времена спальня явно принадлежала господам, и огромная кровать с балдахином за века скопила в себе столько пыли, что к ней страшно было приближаться.

Впрочем, Маргарет и не собиралась в нее ложиться, эта ночь была предназначена для слежки за распутным женихом, а вовсе не для сна.

Рауль снова закрылся у себя, меланхолично бренча на гитаре. Его умирающие от скуки сестры тоже рано разбрелись по своим комнатам, надеясь хотя бы долгим сном развлечь себя. Маргарет приоткрыла дверь, оставив совсем тоненькую щелочку, поставила рядом стул и потушила свет. Устроившись таким образом в засаде, она приготовилась к долгому ожиданию.

Все, что ей было известно о графе Флери, подсказывало: он ни за что на свете не пропустит уличный карнавал, ведь такие большие развлечения герцог устраивал чрезвычайно редко, зато с невиданным размахом. Взбалмошный, склонный к внезапным переменам настроения, Лафон действительно был способен перевернуть город вверх тормашками за одну ночь. Маргарет довелось лишь однажды побывать на таком празднике, и тогда она чуть с ума не сошла, пытаясь уследить за голубыми перьями на шляпке Пеппы. Бесстыдно одетые или, вернее, раздетые красавицы пользовались тем, что их лиц не видно под масками и вели себя куда свободнее допустимого, а кавалерам никак не удавалось держать рук при себе. Краска не сходила с лица Маргарет до тех пор, пока она едва не силой уволокла Пеппу домой, невзирая на стенания и проклятия.

Ночь плавно опустилась на замок, гитара звучала все печальнее, все тише, и глаза закрывались сами собой, а зевота становилась все чаще. Наконец, сон победил все благие намерения, а потом раздался какой-то крик, скрежет, что-то обрушилось на плечи Маргарет, она дернулась от неожиданности и едва не упала со стула.

– О господи, Пруденс, почему вы сидите в темноте? – раздался голос Рауля. Он налетел на нее, вот от чего этот сыр-бор.

– А вы тут что делаете? – спросила она, с трудом соображая спросонья. Хороша же из нее вышла шпионка, ничего не скажешь.

– Идите со мной, – попросил он и схватил ее за руку. Маргарет с трудом встала, ощущая, как ноет спина и затекли ноги от неудобного положения, в котором она пребывала слишком долго.

– Куда? Который сейчас час?

– Полночь.

И он еще в замке? Не умчался в Арлан, а вместо этого вломился в комнату Маргарет и теперь куда-то тащит ее за собой?

– Надеюсь, вы понимаете, что ваше поведение недопустимо, – проскрипела она неодобрительно. – Должна быть очень веская причина, чтобы появляться в комнате незамужней дамы в это время.

– О, она очень веская, Пруденс, – заверил он ее.

Они пересекли узкий коридор между их комнатами, и Рауль осторожно открыл перед Маргарет дверь. При свете стало заметно, что он бледен и перепуган.

– Что с вами приключилось? – спросила она недоуменно. – Увидели призрак своего папочки с лопатой наперевес?

– Почти. Полюбуйтесь-ка.

Маргарет осторожно заглянула в открытую дверь спальни и обомлела. Мертвая экономка Глэдис Дюран поправляла постель. Ее спутанные волосы мочалкой падали на полуистлевшее лицо, кожа местами заплесневело светилась.

– А, – слабым голосом протянула Маргарет. – Мы ведь так и не закрыли за собой подвал?

– Ага, – сдавленно ответил Рауль. – Не закрыли.

Они стояли, как маленькие дети, держась за руки и боясь пошевелиться.

– А я ведь хотел подпереть дверь чем-то тяжелым, – вспомнил Рауль.

– А вот любопытно, она умеет выбивать пыль? – заинтересовалась Маргарет.

– Что? – поразился он.

– То, что наверняка эта прислуга не потребует оплаты.

Меж тем Глэдис в последний раз провела рукой по одеялу, прошла к углу и стала складывать разбросанную одежду.

– Надо побрызгать ее ароматной водой, и все, – рассудила Маргарет, – ну, может, повязать свежий фартук.

– Пруденс, вы меня пугаете.

– Не будьте слишком придирчивым. В нынешние времена хорошая прислуга на вес золота.

– Я не позволю этому существу сновать по замку!

– И каким именно образом не позволите? – ехидно уточнила Маргарет.

Рауль растерянно хлопнул ресницами. Они были на зависть длинными, черными и загнутыми.

– А вот как, – сообразил он и произнес властным графским голосом: – Глэдис, милая, ступайте обратно в подвал.

Она повернула к ним то, что когда-то было лицом. Глаз уже не осталось, и пустые глазницы выглядели так жутко, что Маргарет мороз продрал. А потом мертвая экономка двинулась прямо на них.

ГЛАВА 06

Глядя на мертвое лицо, Рауль неожиданно вспомнил раннюю юность и первую дуэль, лежавшего на земле противника и собственное брезгливое недоумение: зачем это все? К чему? Вот и теперь он совершенно не понимал, как так получилось, что смерть воцарилась в его собственных покоях, пришла сюда без спроса и принялась взбивать подушки.

– Пруденс? – жалобно позвал он, изо всех сил желая услышать живой голос, ощутить, что он тут не один. И она, добрая женщина, пожала его руку, отчего тепло ее ладони моментально придало ему уверенности в себе.

Глэдис Дюран остановилась прямо перед ними, коротко и неуклюже присела, едва не завалившись набок, а потом побрела к двери, врезалась в косяк, пошатнулась и со второй попытки пересекла порог. Рауль, не выпуская руки тетушки Маргарет, осторожно последовал за ней и выглянул в длинный, теряющийся в темноте холл.

Мертвая экономка послушно двигалась в сторону своей бывшей комнаты. Вот будет визгу, если кто-то из сестер сейчас увидит ее, – подумалось отстраненно. Маргарет меж тем взяла один из кристаллов света и решительно отправилась следом. Помедлив, Рауль тяжело вздохнул и побрел за ней. Вот неугомонное создание! Не лучше ли было просто запереться изнутри и не высовывать носа до утра?

Они проследили за тем, как Глэдис преодолела длинный-длинный переход от господского крыла до предназначенного для прислуги, зашла в комнату, где прежде ночевала Маргарет, и закрыла за собой дверь. А ведь Рауль собирался подпереть эту дверь чем-нибудь тяжелым, да заленился по обыкновению.

– Как подумаю, что вы спали так близко от такой жути, – прошептал он, – так страшно становится. Может, попросить Жана просто заколотить дверь?

– Ваша светлость, – ответила она, – спальня открывается внутрь.

Он поежился, тут же ощутив себя беззащитным, и пожаловался в никуда:

– Почему никто из моих предков не додумался поставить замки снаружи?

– Потому что они не были средневековыми самодурами? – предположила она иронично.

– Да ведь как раз и были.

Хмыкнув, тетушка Маргарет подошла к ржавому рыцарю у стены, задумчиво постучала по нему, прислушалась к гулкому звону и распорядилась:

– А ну-ка помогите мне.

Это было именно распоряжение – в таких вещах Рауль никогда не ошибался, его мир был полон подобных тонкостей и нюансов. Пришлось снова пробуждать в себе смирение и вспоминать о капиталах юной Жозефины.

– Поставим перед дверью, – явно выходя из роли скромной сиделки, продолжала командовать она. – По крайней мере, в случае чего эта железяка поднимет невообразимый грохот. Ну же, ваша светлость, не стойте столбом!

– Может, позвать Жана? – предложил он, без особого удовольствия разглядывая пыль на острых старых доспехах.

– Что ж, у нас совести разве нет? – отозвалась она. – Глухая ночь на дворе.

Сообща они с большим трудом сдвинули с места рыцаря и подтащили его к двери. При этом Рауль порвал шелковую рубашку о железный налокотник, и это невероятно расстроило его, ведь портниха содрала с него воистину неприличную сумму. Перепачкавшись в пыли и ржавчине, он с большим раздражением поправил съехавший шлем и отошел в сторону, стремясь оказаться как можно дальше от зловещей комнаты.

Тетушка Маргарет, которая по какой-то причине проводила эту ночь, сидя на стуле и полностью одетой, отряхнула руки с видом удовлетворенного человека и аккуратно расправила складки на платье.

– Что же, – заключила она, – теперь можно спать спокойно.

Рауль посмотрел на нее недоверчиво – но нет, не похоже было, что она шутила. Он-то был уверен, что никогда больше не заснет в стенах этого замка.

– Пруденс, – спросил он, – если вам все равно, на каком стуле спать, то не могли бы поставить его перед моей спальней?

– На стуле? – свирепо переспросила она и остановилась, глядя на него с таким ледяным прищуром, какой заморозил бы целый пруд, а то и озеро. – Вы сказали, на стуле? Как по-вашему, я курица, которые проводит свои ночи на насесте? За кого вообще вы меня принимаете?

– Но вы же… – растерялся он, столкнулся взглядом с безжалостным стальным блеском ее глаз и счел за лучшее отступить. – Конечно. Простите.

Она торжественно кивнула и снова зашуршала юбками к хозяйскому крылу.

– К слову, – обронила небрежно, – оставьте мне вашу рубашку. Вот увидите, к утру она станет как новенькая.

– Предлагаете мне раздеться прямо в коридоре? – уточнил он, все еще переживая свое поражение. Бедная Жозефина! – Это же неприлично.

Из тетушки Маргарет вылетело резкое фырканье.

– Ради бога, в этом замке нет зевак, которые оценивали бы приличность. Здесь даже нет строгих тетушек, которые бы сверлили вас неодобрительными взглядами. Вы можете разгуливать хоть в подштанниках, никому и дела нет.

– Пруденс! – охнул он.

Тут они достигли ее комнаты, и она протянула руку. Рауль сначала подумал, что она ждет оплаты за день, а потом сообразил и торопливо стянул рубашку.

– Вот так-то, – сама себе кивнула Маргарет. – Доброй ночи, ваша светлость, – и она почти скрылась у себя.

– Постойте, – вырвалось у Рауля. – Неужели вы действительно намерены отправиться в кровать? Мы ведь только что видели мертвую экономку! Разве нам не надо об этом поговорить?

– Безусловно, – согласилась она. – Утром. У меня к вам только один вопрос: разве вам не хотелось отправиться в Арлан на карнавал герцога?

– Куда? – удивился он, едва припоминая ее выдумку. – Ах да. Но, милая Пруденс, моя любовь к прекрасной Жозефине…

– Понятно, – скривилась она и все-таки закрыла за собой дверь.

Оставшись в одиночестве в коридоре, Рауль торопливо огляделся в поисках разных там мертвецов, а потом торопливо помчался к комнате Жанны. Наверняка она разрешит прикорнуть на диване в ее будуаре.

***

Проснулся Рауль далеко за полдень. Яркие лучи упрямо пробивались сквозь грязные окна, нагревая его пятку и колено, торчавшее на весу. Кушетка была короткой, узкой и неудобной, и понадобилось много времени, чтобы поместиться на ней почти целиком. В итоге заснуть удалось только на рассвете, и Рауль чувствовал себя старой развалиной.

Ночные приключения теперь казались смутным сном, и ему стало стыдно за то, каким трусом он себя показал в глазах тетушки Маргарет. Зачем ей давать лишние карты в руки? Наверняка теперь она будет талдычить своей племяннице, что ее жених не только бедняк и распутник, но еще и лишен даже зачатков храбрости. Хотя для чего может понадобиться храбрость в семейной жизни? Отгонять ею бедных родственниц?

Перевернувшись на спину, Рауль уставился в высокий растрескавшийся потолок, вспоминая жуткую покойницу. Какого дьявола она бродит по замку? Нет, он, конечно, слышал, что временами такое случается – благодаря алхимикам или колдунам, а то и деревенские ведьмы поднимут по какой-нибудь надобности целое кладбище. Но одно дело пугающие сказки и совсем другое – когда они оживают прямо у тебя на глазах. Да еще в собственном родовом гнезде, где ты заперт на целый месяц. Некуда даже сбежать.

Поднявшись, он с хрустом потянулся. Даже если Рауль больше не владеет своей жизнью, то он все еще хозяин этого замка. А значит, не позволит происходить здесь какой-то дьявольщине. Правда, пока непонятно, как это сделать.

Сейчас он позовет Жана и получит ванну теплой воды, чистую одежду и вчерашнюю газету, а потом как начнет хозяйничать!

Покинув будуар, он пересек личную гостиную сестры, вышел в коридор и заорал, свесившись с лестничных перил:

– Жан! Ну или кто-нибудь там!

Обходиться без камердинера казалось абсолютной дикостью, как будто ты перенесся в далекое прошлое и теперь скачешь следом за королем в дальние земли, и спишь прямо в седле, и твой меч в крови, а впереди тебя поджидают подвиги и слава.

– Жан! – снова заорал Рауль, выругался и спустился вниз, как был – в одной ночной рубашке.

В гостиной восседал герцог Лафон собственной персоной, а перепуганные и взволнованные сестры так старательно вытягивали спины, как будто к ним привязали по кочерге.

– Граф Флери, – приветливо улыбаясь, кивнул герцог.

Рауль замер на пороге, не зная, что и делать: извиняться и бежать приводить себя в порядок или принять высокого гостя, как есть, без промедления.

– Вперед, – раздалось едва слышное шипение за его спиной, и тетушка Маргарет шагнула в гостиную с подносом в руках.

Уж она-то и не думала волноваться! Прекрасная в своей будничной невозмутимости, эта женщина опустила поднос на столик, мимолетно ободрив улыбкой бедную Соланж, юбками прикрывавшую дырки в диванной обивке.

– Доброе утро, ваше сиятельство, – собравшись с духом, ответил Рауль и послушался своей строгой сиделки: прошел вперед и отвесил поклон, довольно изящный для человека в его одеянии.

Глаза Жанны стали квадратными от ужаса, а Соланж – узкими от сдерживаемого смеха.

– День уже, – мягко заметил герцог и сделал легкий жест рукой, позволяющий хозяину сесть.

Ох, как Рауль не любил людей, стоявших выше его по положению, – было в них что-то крайне неприятное, несправедливое. Велика ли заслуга случайно породниться с королевской семьей? Совсем не то же самое, что служить трону поколениями

Опустившись в кресло, Рауль положил одну ногу на другую, отчего стоптанный шлепанец едва не слетел на пол.

– Какой восхитительный сюрприз, – произнес он, широко улыбаясь и игнорируя сползающую с плеча рубашку. Он не будет ее поправлять, еще чего не хватало. Тетушка Маргарет права: приличные люди предупреждают о своих визитах заранее, а явившись с бухты-барахты легко застать хозяина дома в неглиже.

Он тут, в своем фамильном замке, имеет право разгуливать хоть в подштанниках.

Подумав так, Рауль искоса взглянул на Маргарет, которая не торопилась покидать комнату и замерла за диваном, явно заинтригованная. Он бы тоже не отказался от одобрительной улыбки или хотя бы взгляда, но все ее внимание было приковано к жилету герцога. Хмурясь, она изучала роскошных павлинов на парче, и сведенные вместе брови выражали суровый приговор.

– Мой дорогой граф, – начал герцог, выдержав паузу, предназначенную для рассыпаний в любезностях, и прочая, и прочая. Рауль заполнил ее безмятежной и раскованной неподвижностью, а сестры – тревожным ерзаньем. – Как вы тут устроились? Замок Флери просто памятник истории, восхитительно.

– Вы так думаете? – обронил Рауль, делая вид, что не заметил насмешки в приторном «восхитительно».

– Ах! – вскричала Жанна так неожиданно и громко, что Соланж даже дернулась. – Стоит закрыть глаза – и сразу былые роскошь и величие предстают, как наяву! Эти стены помнят вашего прадедушку, ваше сиятельство… – тут она осеклась, сообразив: да ведь Лафоны получили титул всего поколение назад, и дедушку нынешнего герцога Флери, скорее всего, даже на порог бы не пустили.

– Значит, вы приехали осмотреть замок? – торопливо спросила Соланж, стремясь исправить оплошность сестры.

– О нет, – отмахнулся герцог с таким небрежением, будто сам минуту назад не выражал восторг от памятника истории. – Такого рода архитектура никогда меня не привлекала. Эти резкие очертания, острые шпили, зубчатые башни… Так и тянет сотворить что-то зловещее. Нет, я люблю южный стиль – арочные окна, живописные патио, изящные балясины.

Губы Маргарет шевельнулись, словно она повторила последнее слово про себя. Пора было перестать на нее пялиться, но это румяное, круглощекое лицо завораживало Рауля своей выразительностью. Тетушка-дракониха обладала тяжелым нравом, это правда, но и каким-то волшебным образом успокаивала тоже.

– Арочные окна, – мечтательно выдохнула Соланж и даже глаза закатила. Жанна, недовольная тем, что ее обожаемый фамильный склеп не нашел тут ценителей, поджала губы.

Рауль поиграл шлепанцем, по-прежнему верный своей тактике не задавать никаких вопросов.

– Стало быть, – герцогу тоже надоели светские беседы, и он довольно неуклюже перешел к теме, которая волновала его на самом деле, – вы собрались жениться, Рауль.

– Любовь пронзила мое сердце острой стрелой навылет, – охотно откликнулся он.

– На девице Бернар… Ее семья владеет всего одной шахтой.

Глаза тетушки Маргарет презрительно сверкнули. «Всего одна шахта» давала прекрасный доход, который избавил бы Рауля от множества хлопот.

– Между нами говоря, – интимно склонился к нему герцог, – в Арлане водятся невесты и побогаче.

И Рауль перебрал каждую из них. Других охотниц до нищего и не слишком молодого красавца с дурной репутацией не нашлось. Видит бог, он действительно старался и до юной простушки Жозефины добрался далеко не сразу.

– Острая стрела любви, – с легкой улыбкой напомнил он герцогу.

– Да-да, – недоверчиво ухмыльнулся тот. – Почему бы вам не примкнуть к моему двору? Уверен, ваши сестры составили бы прекрасную компанию моей невесте.

Ого! Да у невесты, хорошенькой и совершенно безродной модистки, высокие запросы. Заполучить во фрейлины сестер Флери – это почти как получить титул.

– Простите, – Жанна поспешно вскочила, – мне надо проверить, как дела на кухне.

И она вышла из гостиной, прежде чем послала герцога к дьяволу. Не с ее гордыней служить простолюдинкам, тут и гадать нечего. А вот Соланж, далекую от предрассудков, это предложение явно обрадовало.

– Как заманчиво, Рауль, – воскликнула она, оживившись. – Ведь мы просто изнываем здесь от скуки.

– Боюсь, – фальшиво огорчился он, – что такой образ жизни прямо противоречит требованиям моей прекрасной невесты, а вернее – ее мудрейшей тетушки. Видите ли, в чем дело, ваше сиятельство, мне предстоит доказать серьезность своих намерений и готовность вести добропорядочный образ жизни…

– Я назначу вам щедрое жалованье, – прервал его герцог веско.

Губы Маргарет немедленно сложились в заинтересованный кружок.

Рауль вспыхнул до корней волос, не готовый к такому унижению. Жалованье? Будто он какой-то там жалкий человечишка, готовый ради денег… работать?

– И какими же предполагаются мои обязанности? – пробормотал он, мечтая спровадить герцога побыстрее и отказать ему так, чтобы не обидеть.

– Моей невесте нужен советник с безупречными манерами.

– Простите, – как можно простодушнее развел руками Рауль. – Но мое воспитание так и зияет пробелами.

– Вы ведь служили при моем названном брате, – холодно заметил герцог.

– Их величество великодушно прощали мне леность и безответственность. Если уж быть откровенным, я куда больше времени проводил в игорных домах, чем при дворе.

– Вот как, – герцог откинулся на обшарпанную спинку дивана. – Неужели вы действительно планируете отказать мне?

Соланж испуганно вжала голову в плечи, словно ожидая того, как небеса разверзнутся и ее непочтительного брата поразит молния.

– Ну да, – закивал Рауль. – Я же женюсь! Теперь мои сердце, время и жизнь принадлежат Жозефине Бернар.

– Жозефина Бернар, – задумался герцог. – Хм.

ГЛАВА 07

Маргарет так сильно хотелось протянуть руку и щелкнуть болвана-графа по лбу, что у нее буквально чесались кончики пальцев. Это же надо было додуматься – отказаться от службы на герцога! Бедная ее Пеппа, нахлебается она горя с таким никчемным мужем.

Рауль Флери торчал в своем замке, как приклеенный, и, судя по всему, твердо намеревался провести так весь месяц. Она зря теряет здесь время – свадьбу следует расстраивать совершенно другим способом. Слишком категорично запрещать Пеппе чревато – стоит Маргарет перегнуть палку, и девчонка выскочит замуж просто назло деспотичной тетушке.

Что оставалось? Получить запрет на брак. Благо, он и герцога совершенно не приводил в восторг.

К сожалению, излишне радушные сестры Флери вышли провожать их сиятельство до экипажа, и Маргарет оставалось только хмуро взирать на торжественное прощание, не имея ни малейшей возможности шепнуть Лафону словечко-другое. Что же, она владеет грамотой и в состоянии отправить ему письмо.

Рауль, все еще с непередаваемым апломбом щеголявший в ночной рубашке, тоже выглянул наружу.

– Чирик-чирик, – негромко, чтобы его могла слышать одна только Маргарет, произнес он. – Боже, какая скука. В этой глуши понятия не имеют, что такое манеры. Перстни, наполненные ядом, сладкие улыбки, горькие предательства, греховные связи и опасность на каждом шагу… Порой я действительно скучаю по королевскому двору.

Она бросила на него неодобрительный взгляд, и Рауль поежился:

– Клянусь, Пруденс, вы оставляет ожоги на моей коже. Что вас так разозлило, скажите на милость?

– Как вы могли, – процедила она, больше не в силах молчать, – пренебречь жалованьем – в вашем-то положении!

– Но, Пруденс, – возразил Рауль с искренним возмущением, – вы же не думаете, что я стану прыгать вокруг какой-то безродной модистки! Элеонор поднимет меня на смех.

– Элеонор? – недоуменно переспросила Маргарет. – О, вы имеете в виду герцогиню!

В этот момент добротный экипаж тронулся наконец с места, а сестры Флери вернулись к замку.

– Ты с ума сошел, – сердито произнесла Жанна. – Как можно встречать герцога в столь неподобающем виде!

– А как можно являться без предупреждения? – дернул плечом Рауль, подтянул сползающую ткань и пошел в сторону кухни, громко призывая Жана.

Соланж захихикала.

Маргарет аккуратно прикрыла входные двери и поднялась наверх, а сестры направились в гостиную, бурно обсуждая визит. Сейчас они начнут гонять несчастную Мюзетту туда-сюда, требуя то еще чая, то сладостей. Беднягу Жана надолго займет Рауль, а значит, в крыле для прислуги никого не будет.

С трудом сдвинув вбок тяжелого рыцаря, она вошла в комнату мертвой экономки и заглянула в дыру в стене, прислушиваясь к тому, что происходило в подвале. Из сырой темноты не доносилось ни звука – возможно, покойная Глэдис Дюран предпочитала днем отдыхать или же просто там затаилась, в любом случае, вела она себя тихо. Решив, что проверять это ни за что не будет, Маргарет взяла несколько заплесневелых фолиантов и устроилась с ними в низком кресле у окна.

И пусть ей было не по себе в такой близости от прыткой покойницы, но зато граф Флери не сунется в эту комнату, а значит, несколько спокойных часов Маргарет гарантированы. Ее раздражал Рауль, как раздражал любой другой красивый мужчина – ведь понятно, что он даже не взглянет на невзрачную тетушку. Не сказать, что ей так уж хотелось романтического внимания, спасибо, избавьте от лишней обузы, но ощущать себя пустым местом Маргарет не нравилось тоже.

Пожалуй, дом Пеппы был единственным местом на земле, где ее слово имело вес. И что случится, когда девчонка выскочит замуж? Хорошо, если Маргарет получит хоть какие-то отступные на крохотный виноградник. А если ее выставят на улицу с пустыми карманами?

Возможно, стоит быть любезнее с Раулем – просто на тот крайний случай, если даже с помощью герцога Лафона не удастся увернуться от вынужденного родства.

Глубоко вздохнув, Маргарет открыла фолиант.

«Дневник наблюдений Анри Флери, четырнадцатого потомка одного из двенадцати Великих Вассалов», – было написано на первой странице аккуратным почерком.

Рауль, стало быть, пятнадцатый. Жаль, что фамильную спесь нельзя подороже продать на рынке. Хмыкнув, Маргарет перевернула влажный лист и попыталась вникнуть в то, за чем там этот Анри Флери наблюдал.

Она так погрузилась в чтение, что не заметила, как солнце опустилось совсем низко к земле, и только скрип двери заставил ее оторваться от своего занятия. Вздрогнув всем телом, Маргарет уставилась на проем в стене, но там было по-прежнему пусто. Зато на пороге стоял Рауль во всем блеске своих пряжек, шелков и кудрей.

– Совсем спятили, – громким шепотом заговорил он, не решаясь и шага ступить внутрь, – я же вас по всему замку ищу! Не могу поверить, что вам хватило хладнокровия преспокойно устроиться читать рядом… ну, с этим.

Маргарет с трудом встала – оказывается, она совсем окоченела, к тому же изрядно проголодалась.

– Вы правы, – согласилась она, – самое время для теплого молока с медом и хлебом… Так зачем вы меня искали?

– Вы моя сиделка, вот и сидите рядом со мной, – с досадой проворчал он. – Жанна тратит последние деньги, чтобы платить вам жалованье, а вы тут прохлаждаетесь. Что, если я сбегу кутить?

Это было бы просто чудесно, но маловероятно.

Вдвоем они вернули рыцаря на его пост и поспешили подальше от зловещей комнаты.

– Далеко вы, пронзенный острой стрелой любви, не сбежите, – усмехнулась она и напомнила себе: любезность, Маргарет! – До чего вам к лицу эта перевязь, расшитая жемчугом… – невпопад брякнула она и широко улыбнулась.

Рауль моргнул, черные роскошные ресницы упали вниз, взлетели вверх. До чего неприятный господин, подумать только!

– Это вы от голода заговариваетесь, – догадался он, подхватил ее под локоть и поволок в сторону своих покоев, выкрикивая имена слуг. К счастью, в его личной гостиной уже был разведен огонь, и Маргарет с большим удовольствием протянула к теплу руки. Рауль заботливо накинул ей на плечи ее собственную шаль и распорядился, чтобы им подали еды.

Решетка камина была покрыта сажей, а на гранитной полке над ним лежала многолетняя пыль. Чихнешь тут ненароком – и мигом превратишься в трубочиста. Маргарет поспешно сделала шаг назад и опустилась в кресло.

– Ну, что вы там вычитали? – с интересом спросил Рауль, наливая ей вина. – Это ведь книги из подвала?

– Дневник вашего отца. Любопытной, наверное, личностью был Анри Флери, – задумчиво протянула Маргарет.

– Смотря в каком возрасте вы бы его застали, – засмеялся Рауль. – В молодости он слыл отчаянным забиякой, в зрелости вел довольно эксцентричный образ жизни, увлекался всем подряд – то балами, то алхимией, то музыкой, то охотой. Ну а в старости ненавязчиво сбрендил.

– Сбрендил, потому что бегал повсюду с лопатой и искал клады? Или потому что пытался оживить вашего досточтимого предка, Кристофа Флери, одного из двенадцати великих вассалов?

– Что? – разинув рот, Рауль уставился на нее.

– Возможно, ваш отец не так уж и сбрендил.

Вошла Мюзетта с подносом и бросила на Маргарет пронизывающий взгляд, который ясно давал понять, чтó она думает о прислуге, забывшей свое место.

Кого бы еще тревожили чужие укоры.

Едва дождавшись, когда немолодая женщина уже покинет комнату, граф лично закрыл за ней дверь и нетерпеливо вернулся к Маргарет:

– Оживить нашего прапрапрапра… Зачем?

– Потому что только он знал, где закопан клад на самом деле, ведь он сам его спрятал.

– Это же просто семейная легенда… – растерянно произнес Рауль, одним движением смяв свои аккуратные кудри.

Маргарет потянулась к подносу и щедро налила меда на хлеб.

– Ваш отец был уверен, что Кристоф Флери, вернувшись с королем Луи из далеких земель, приберег несколько сундуков на черный день.

– Пруденс, хоть вы не повторяйте фанатичный бред, – отрезал Рауль. – Плод воспаленного воображения моего отца. Он же был сумасшедшим!

– Но если мы предположим, что все правда, – спокойно заметила она, – и действительно найдем сокровища, разве это не изменит всю вашу жизнь? Вам даже не обязательно будет жениться, ваша светлость!

Их взгляды встретились – Маргарет смотрела в угольно-черные глаза открыто и прямо, не желая прятать ни своих надежд, ни своих возражений. И если протест против грядущей свадьбы был написан на ее лице слишком откровенно, то так тому и быть.

Рауль отвернулся первым, отчего-то смутился, затеребил тонкими беспокойными пальцами манжетное кружево. Плетение было тонким и изящным, чинить такое пришлось бы долго, до темени в глазах. Маргарет сморгнула, пытаясь изгнать из памяти годы, проведенные за этим кропотливым и утомительным занятием.

– Извольте, – с излишней капризностью согласился он, – раз уж вам так не терпится поиграть в поиск сокровищ… Не могу сказать, что уж очень занят.

Она внутренне ухмыльнулась – ну разумеется, голубчик, не больно-то вам охота жениться на безродной девчонке с единственной шахтой. Наверняка герцог Лафон разбередил графские мечты о более достойных невестах.

– Только, – тут Рауль собрался с мыслями и снова обернулся к ней, обеспокоенно хмурясь, – нам надо вызвать специалиста… Ну, для Глэдис. Вдруг она снова решит разгуливать по замку! Беда в том…

– У вас нет денег, – догадалась Маргарет. – В Арлане подобные специалисты дерут втридорога. Почему бы, ваша светлость, вам не прогуляться в деревню и не спросить местных, кто у них заговаривает скотину и лечит бородавки.

– Вы хотите, чтобы я пригласил в свой дом ведьму? – у него даже веко задергалось от такой неслыханной дерзости.

– Откупитесь от нее несколькими серебряными канделябрами.

Теплое молоко наконец согрело желудок Маргарет, а хлеб его наполнил, и огонь так весело трещал в очаге, что она совершенно размякла и даже начала клевать носом. Ночь выдалась беспокойной, а утро наступило быстро, ведь если ты хочешь, чтобы все шло по-твоему, то вставай пораньше и начинай командовать на кухне. День, проведенный за чтением каракулей сумасбродного старика, принес с собой головную боль, и теперь хотелось лишь прогуляться перед сном да и забраться в кровать. Маргарет не больно-то верила, что они действительно найдут мифические сокровища, закопанные триста лет назад, но она была не из тех, кто упускает возможности.

– Пруденс, – донеслось до нее будто через густой туман, – так это мой папаша сотворил такое с Глэдис?

– Надо полагать, – она деликатно подавила зевок и выпрямила спину. – До этого я еще не дочитала. Первый дневник посвящен исключительно умозаключениям о том, где копать. Надо сказать, ваш отец был довольно энергичным человеком – в округе, кажется, не осталось древнего дуба или сосны, под которыми он бы не копал.

– Почему именно там? – отвлеченно спросил Рауль, явно думая о другом.

– Потому что эти деревья могли расти еще при жизни вашего великого предка и якобы могли служить ориентиром. По крайней мере, подробная карта местности вся испещрена крестиками. Кроме того, он вскрыл могилу жены Кристофа Анри, потому что согласно одной из теорий она была его величайшим сокровищем.

– Боже, – Рауль, вдруг побелев, вскочил и налил себе вина. – Прекратите. Все, о чем я могу сейчас думать, – эта несчастная экономка. Разве так можно поступать с живым человеком? То есть мой отец… он никогда не был жестоким, понимаете? Не из тех феодалов, кто дурно обращается с прислугой. Он даже охотиться предпочитал на птиц и редко на оленей. А что, если Глэдис Дюран была еще жива, когда с ней сделали это? Что, если ей было больно или страшно? Что, если он убил ее?

Покачав головой, Маргарет потянулась за новой порцией меда.

– Нам еще ничего толком не известно, – ответила она спокойно. – Подождите, пока мы прочитаем остальное. Вдруг все не так страшно, как вы успели себе вообразить.

– Вам легко говорить – речь ведь идет не о вашем отце!

Вздрогнув, она невольно стиснула шаль на груди.

– Мой отец мог до смерти запороть матросов, – ответила резко, сама не понимая, зачем признается в таком. – Я сама это видела однажды, когда мама придумала подняться к нему на корабль. На ней было белое нарядное платье, и палуба вся в крови… Не зря капитан отговаривал нас от злополучного визита, но она была такой упрямой. Упрямой и глупой.

На его породистом смуглом лице проступила растерянность.

– Пруденс… – пробормотал Рауль едва не виновато, а потом тряхнул головой, как будто отгоняя мух. – Стало быть, дубы и сосны, что еще?

– Еще он перекопал сад, а также хотел осушить болото, потому что оно появилось вместе с замком, но не успел.

– Еще и болото, – вздохнул он. – Кажется, у нас выйдет очень занятный месяц.

Она улыбнулась ему – не хотела, а просто как-то само собой так вышло. И он улыбнулся в ответ.

– Когда я был маленьким, отец прятал по замку разные штуки – коробки с шоколадом, или игрушки, или украшения, – рисовал карты и заставлял меня все это искать. Так что я отлично умею искать клады. Не переживайте, Пруденс, мы справимся в два счета. Тогда вы простите мне отказ от службы у герцога?

Этот человек то и дело выпадал из роли хозяина, разговаривающего с прислугой, и Маргарет поймала себя на мысли, что ее это вполне устраивает. Если бы он вел себя иначе, ей было бы куда сложнее оставаться в заброшенном замке с совершенно чужими людьми.

– Это зависит от того, сколько сокровищ окажется в сундуках. Кто знает, не потребую ли я свою долю.

Ухмыляясь, Рауль подмигнул ей.

– Я буду драться за каждый медяк до крови. В конце концов, мне еще выдавать замуж двоих сестер, а у вас лишь одна племянница.

И осекся, сообразив, что именно ляпнул. Вцепился в бокал вина, как в спасительную соломинку, и снова захлопали вверх-вниз ресницы. Господи, что за жалкое зрелище! Попадись этот птенчик ее отцу – и от него бы мокрого места не осталось.

– Ах, чтоб вас, – проворчала Маргарет, даже не удивившись. Ей лишь было жаль, что он испортил такую прекрасную игру. Они ведь просто отлично притворялись! А что теперь? Снова превращаться в суровую тетушку, которая придирается к неудачному жениху Пеппы? Такая скука.

– Простите, – выдохнул он виновато.

– И как давно вы знаете? – сухо спросила она, выведенная из себя его несдержанностью. Раз уж он взялся за роль хозяина, так нечего сворачивать с половины пути!

– С самого начала, – признался Рауль.

– Что? – поразилась она. – Как?

– Милая Пруденс… – он замялся, – то есть тетушка Маргарет…

Тут она фыркнула с такой яростью, что Рауль мгновенно поправился:

– Пруденс, конечно. Я узнал вас с первой минуты: я все же не настолько беззаботен, чтобы не навести справки о единственной родственнице своей невесты. Я даже просил Жозефину представить нас, но она сказала, что не стоит навлекать на меня неприятности раньше времени.

Скрестив руки на груди, Маргарет угрюмо взирала на него. Ну и что теперь прикажете делать? Собирать саквояж и убираться восвояси?

– Пожалуйста, – проговорил он умоляюще, – может, мы просто оставим все, как было? Мне еще долго куковать в этом склепе – вашей, между прочим, милостью, – так не оставляйте меня без компаньона. Искать клады в одиночку невероятно тоскливо. Не думаю, что Жанна или Соланж способны пережить мертвую экономку без обмороков и истерик. Останьтесь со мной, Пруденс.

– А вот и останусь, – важно обронила она, – если вы пообещаете мне, что оставите Пеппу, когда мы отыщем ваши сокровища.

– Если они вообще существуют, – скептически возразил он, – То есть… Как вы можете просить меня предать мою великую любовь!

Маргарет невольно рассмеялась, восхищенная тем, как верен он своей патетике.

– Что ж, – чопорности ее голоса мог бы сейчас позавидовать самый ярый блюститель церемоний, – вероятно, я могу потратить на вас немного своего драгоценного времени. Этот замок явно нуждается в твердой руке.

ГЛАВА 08

– Что вы думаете про клад, который якобы закопал наш великий предок-завоеватель?– спросил Рауль за ужином. – Это правда?

– Ничего он не завоевал, – тут же возразила Соланж, – а просто ограбил парочку соседей.

– Как ты смеешь! – ахнула Жанна. – Честь рода – это все, что у нас осталось.

– Разумеется. Наш замок ведь совершенно случайно стоит на бесплодной глиняной земле. Ой, простите, я ошиблась. На самом деле мы здесь потому, что возвышенность – стратегически выгодное место. А то вдруг соседи бы вернулись за награбленным, а у прапрапрадеда – укрепленные стены.

– Что ты об этом знаешь? – заинтересовался Рауль, который всю жизнь пропускал мимо ушей родительские рассказы о деяниях предков.

– Я ведь младшенькая, – объяснила Соланж. – Ты уже кутил в столице, Жанна пряталась от всего мира среди своих кукол и игрушечных замков, мама умерла, а папа вдруг спохватился, что я последняя, кому он еще может успеть рассказать фамильные сказки. И он пичкал меня ими до тех пор, пока я не заливалась слезами и не умоляла отпустить меня в сад…

Шаркая ногами, в столовую вошла Мюзетта с блюдом, на котором посреди оливок гордо возлежала утка. В прежние времена Рауль ни за что не позволил бы такой неопрятной старухе подавать на стол. Как же они докатились до всего этого?

– Пруденс нашла небольшую оливковую рощу на южном склоне, – сообщила Мюзетта, начиная разделывать птицу. – У нее полно глупых идей в голове. Шатается по окрестностям без всякого дела и называет это прогулками! Вот уж бесполезнее занятия не найти.

– Не больно-то она вам по душе, – заметила Жанна. Даже подобные мелочи занимали ее теперь, хотя в городе она не всегда могла вспомнить имена собственных горничных.

Хитрая, много повидавшая на своем веку служанка бросила на графа осторожный взгляд и уклонилась от прямого ответа:

– Сиделки все себе на уме. Возьмите беднягу Глэдис, что ходила за старым графом, страннее особы не сыскать было.

– Экономка Глэдис Дюран? – встрепенулся Рауль.

– И экономка тоже. Она тут, почитайте, разве что дымоходы не чистила. Ну до чего суетливая была особа! – Мюзетта неодобрительно поджала губы и шмякнула солидный кусок на тарелку Соланж. – Тоже все бегала повсюду, покуда не сгинула на болотах.

– Она пропала до смерти отца или после? – спросил он.

– Исчезла из замка в ту самую ночь, когда вашего батюшку удар хватил, – не задумываясь ответила служанка. – И все заботы о больном графе упали на мои плечи. Лежачим он был вдвое сварливее.

– Это правда, – печально вздохнула Жанна. – Недели, когда папа не вставал с постели, тянулись невыносимо медленно.

– Исчезла, да не совсем, – голосом, которым пугают непослушных детей, произнесла Соланж. – Нянюшка сказывала, что Глэдис Дюран спятила, совсем спятила. Якобы ее видели на Пестрых болотах, где она бродила простоволосой и что-то бормотала. А сердце ее будто бы светилось во тьме кроваво-красным.

– Да что всех слушать! Деревенские олухи только болтать и горазды, – вспылила Жанна.

– Спорим, что злая ведьма Дюран бормотала проклятия, – не унималась Соланж. – Маленькой я боялась, что она меня сожрет – ну, из-за всех тех кабанов, которых они с папой сжигали в печи.

Жанна так резко взмахнула вилкой, что кусок утки сорвался с зубцов и, очертив широкую дугу, упал возле окна. Все проводили его взглядом.

– Ты была еще ребенком, – яростно проговорила она, – и понятия не имеешь, о чем говоришь! Какие еще кабаны?

– Дикие.

– Мюзетта, разве в нашем замке сжигали диких кабанов? – обратилась Жанна к служанке, явно рассерженная подобной нелепицей.

– Не в замке, – безмятежно поправила ее Соланж, – а в алхимической лаборатории прапрапрадедушки Кристофа. Отец нашел ее прямо за склепом и пытался восстановить.

– Господи, – выведенная из себя Жанна резко вскочила, вилка со звоном упала на тарелку, грубо отодвинутый стул пронзительно взвизгнул. – Слышать не могу подобных глупостей! Алхимическая лаборатория, ну надо же! Наш доблестный предок Кристоф Флери прославился ратными подвигами, а не тем, что мешал дерьмо со ртутью.

И с этими словами она выбежала из столовой, взбешенно стуча каблуками.

Соланж ойкнула и совсем по-детски прижала ладони к щекам, восхищаясь сквернословием старшей сестры.

– Мюзетта, – сказал Рауль, – ступайте на кухню и поужинайте остатками утки.

Та изобразила нечто вроде корявого книксена, забрала поднос и отправилась выполнять поручение. А он вдруг забеспокоился, не подумает ли Пруденс, что ей бросают объедки с хозяйского стола.

С Пруденс – тетушкой Маргарет – все было непонятно. Рауль понятия не имел, как себя вести, чтобы не обидеть ее ненароком и не вызвать подозрений у сестер, поскольку решено было сохранить инкогнито будущей родственницы. Или же – как они теперь оба надеялись – будущей неродственницы. Клад маячил перед ними призрачной надеждой на счастливое избавление друг от друга. Если его все-таки удастся найти, то Рауль увильнет от необходимости жениться на молоденькой глупышке, и в таком случае его сестры никогда не узнают, кто именно скрывался под личиной сиделки Робинсон. Так к чему устраивать переполох?

– Самые яркие кристаллы хранятся в библиотеке, – вдруг сказала Соланж и потянула к себе тарелку Жанны. – В шкафу слева от входа. Когда будешь проходить склеп…

– С ума сошла? Ты думаешь, я туда сунусь?!

– А почему нет? Считай, что это просто старый склад.

– Склад с покойниками!

– И этот народец еще никому не причинил ни малейших хлопот.

Рауль вспомнил мертвую Глэдис Дюран, отвратительные лохмотья кожи, истлевшую одежду, – и аппетит окончательно его покинул.

– Так вот, не забудь кристаллы, – невозмутимо продолжила Соланж, – ведь там что днем, что ночью – темно одинаково.

– Ты там была? Зачем? – изумился Рауль. Даже на похоронах отца он проводил гроб только до дверей склепа, и пусть в те времена он еще не знал, что мертвецы умеют заправлять постели, зато опасался пауков и змей.

– Тайком подглядывала за папой и ведьмой Глэдис – они действительно сжигали в алхимической печи кабанов. Понимаешь, дотла. От них оставался лишь пепел – мне казалось очень странным так бездарно транжирить еду.

– Значит, лаборатория существует на самом деле, – уныло пробормотал Рауль, – и ты не придумала ее, чтобы подразнить Жанну.

– Вход расположен прямо за надгробием прапрапрабабушки Кристин, ты его ни с чем не перепутаешь, оно самое красивое, – сказала Соланж, блестя яркими любопытными глазами. Она казалась такой оживленной в эту минуту – ничего общего с капризной кокеткой, какой Рауль привык ее видеть.

– Кристин? – нахмурился он, вспоминая портреты предков. Кажется, это та самая дама, которая вместе с основателем замка Кристофом возглавляла длинную вереницу разнообразных Флери.

– Пока ее муж грабил соседей, или, если верить Жанне, совершал ратные подвиги, прапрапрабабушка Кристин ткала ковры и ждала его возвращения. Восемь лет одиночества, а потом вспышка счастья, трое детей, родильная горячка и красивое надгробие. Грустная история.

– Невероятно, – выдохнул Рауль, – что ты все это знаешь.

– Кто-то должен напичкать семейными преданиями головы следующего поколения Флери, – засмеялась Соланж.

Он тоже улыбнулся, но несколько натянуто, так как вовсе не собирался обзаводиться собственными детьми. Зато из него может получится хороший дядюшка. Тут он немедленно подумал о тетушке и, извинившись перед сестрой, направился на ее поиски.

***

Жан, тащивший дрова на кухню, на расспросы ответил, что госпожа Робинсон уже поднялась наверх, и это немного расстроило Рауля. Значит, она уже легла, а вторую ночь подряд мешать несчастной женщине спать было бы чересчур по-свински.

Поэтому Рауль как можно быстрее взлетел по ступенькам и торопливо пронесся по коридору, то и дело оглядываясь в сторону крыла для прислуги, дабы убедиться, что Глэдис не бродит без присмотра по замку. Попав в свои покои, он с облегчением задвинул засов, развернулся, да так и обмяк, привалившись спиной к двери.

Пруденс сидела за широким отцовским столом, читая очередной толстенный дневник, а Глэдис Дюран мыла высокие витражи, стоя на табурете. Она двигалась неуклюже, рвано, и казалось, что вот-вот сверзится вниз.

– Пруденс? – шепотом позвал Рауль.

Она подняла голову от дневника и спокойно произнесла:

– Глэдис была так любезна, что принесла из подвала оставшиеся дневники. Вот послушайте, что писал ваш отец: Кристин – ключ ко всему. Мы знаем, кто такая Кристин?

– Ее можно как-то утихомирить? – он указал дрожащей рукой на покойницу.

– Неужели так сильно мешает? – нахмурилась Пруденс. – Не можете потерпеть? Ведь никто другой не полезет с мокрой тряпкой к окнам.

– Не могу, – признался Рауль. – Это слишком противоественно и пугающе.

Несколько секунд она внимательно смотрела на него, будто желая убедиться в серьезности этих слов, а потом фыркнула.

– Ну что же, давайте попробуем. Глэдис, душенька, подите-ка сюда. Ваша светлость, вы не замечаете ничего особенного в вашей служанке?

– Еще более особенного, чем истлевшая плоть? – содрогнулся он.

Покойная экономка с трудом слезла с табурета и направилась к столу. Рауль, еле-еле преодолевая отвращение, вгляделся в нее пристальнее, чтобы понять, о чем толкует Пруденс.

– Да у нее же светится сердце! – осенило его. Красноватое тусклое мерцание едва пробивалось сквозь кости и мышцы, поэтому его было сразу и не увидеть.

– Не совсем, – ответила Пруденс, поднялась, а потом вдруг просунула руку прямо в грудь Глэдис – там что-то омерзительно чавкнуло – и вырвала сердце. Рауль лишь успел зажать себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть, а покойница пошатнулась и с глухим стуком упала на пол.

– Что? Что вы сделали? – ошеломленно пролепетал он.

Пруденс подошла ближе и показала небольшой красный кристалл неправильной формы. Он еще пульсировал, но постепенно угасал.

– Видимо, это один из тех, которые находят на Пестрых болотах, – задумчиво протянула она. – Что странно – если бы эти кристаллы могли поднимать мертвецов, то не продавались бы за бесценок.

– Да черт с ним, болотом, что нам теперь делать с телом на моем ковре? Оно же его испортит!

Пруденс скептически посмотрела на некогда яркий, но изрядно выцветший с веками ворс, местами пошедший проплешинами. Изломанная, жалкая фигура смотрелась там на редкость неуместно.

– Полагаете, – начало было она, – следует засунуть кристалл обратно и попросить Глэдис отправиться, скажем, в лес?.. Ох!

Тут она вдруг схватила Рауля за руку и торопливо оттащила его подальше от ковра. Изумленный ее твердой и крепкой ладонью, так фамильярно сжимающей его ладонь, он не сразу понял, что опять случилось. А потом обернулся к мертвой экономке и увидел, как над ее телом начала подниматься серебристо-сизая туманная дымка, похожая на испарения на болотах. Потянуло горелым, горьким и – удушающе, резко – гниющими лилиями. Что-то треснуло у Рауля за спиной, он дернулся, совершенно измученный всеми пугающими событиями этого вечера, но это всего лишь Пруденс открывала окна.

– Дышите наружу, – посоветовала она. – Кто знает, не ядовито ли облачко. Я бы не ждала ничего хорошего от существа, умершего… когда, к слову?

– Отца похоронили пять лет назад, – ответил он, послушно запрыгнул на подоконник и протянул руку Пруденс, приглашая ее присоединиться к себе. Она вынула из кармана платья кристалл, который опустила туда в спешке, положила его на поднос для писем, забытый на столе, тщательно вытерла руки белоснежным платком, извлеченным из другого кармана, и только после этого приняла помощь Рауль. Он закусил губу, выдерживая ее вес, но вот – полминуты сопения, – и Пруденс уселась рядом с ним, чуть откинувшись назад, в свежий ночной воздух.

– Боже мой, – прошептал он, уставившись на облачко тумана. Оно оседало на ковре, оставляя маслянистые пятна, похожие на жидкое серебро. По телу Глэдис побежали молочно-белые нити, проступающие под остатками, или вернее, лохмотьями кожи. То тут, то там вспыхивали тускло-голубые и алые импульсы.

– Похоже, вашему ковру недолго осталось, – вполголоса сказала Пруденс. Он ощущал тепло ее близкого плеча, и от этого становилось не так уж и страшно.

– Соланж заверяет меня, что в нашем фамильном склепе расположен вход в алхимическую лабораторию, где отец и Глэдис зачем-то сжигали кабанов. В дневниках, которые вы читали, нет никаких объяснений этой дикости?

– Алхимическая лаборатория? – повторила Пруденс. – Восхитительно. Вот откуда этот запах тухлых яиц – это же сера! И наверняка ртуть, видите этот перламутр на ковре?

– Вы что же, еще и алхимик?

Она одарила его высокомерным взглядом.

– Как вы знаете, семья моей племянницы владеет шахтой. Разумеется, я изучала некоторые аспекты обработки кристаллов, чтобы меня не обдурили ушлые фабриканты…

Тихий треск не позволил ей договорить. Тело Глэдис покрывалось пепельно-серыми ячейками, похожими на пчелиные соты.

– Боже мой, – повторил Рауль обессиленно.

Пруденс же, наоборот, выглядела собранной и крайне заинтересованной. Она наблюдала внимательно, вытянув шею, и казалась такой напряженной, что он вдруг испугался, как бы она, зазевавшись, не вывалилась из окна. Поэтому Рауль вытянул за ее спиной руку, уперся ладонью в холодный камень, образуя хоть какую-то защиту от кувырка в темноту. Ощутив движение рядом с собой, она скосила глаза в сторону, а потом повернула лицо к Раулю – так близко, что он увидел и мелкие морщинки вокруг светло-карих глаз, и крохотную родинку под левой бровью, и мягкие завитки снова распушившихся волос.

Слишком близко— смущенно осознал он, и немедленно его обожгли воспоминания о ее крепкой ладони. Что бы сказала на все это Жозефина!

А Пруденс ему улыбнулась – мягко, одними кончиками губ, и в этой улыбке читалась явная благосклонность к защищавшей ее руке. Рауль как можно незаметнее перевел дух, боясь коснуться ее лица дыханием, а потом поспешно отвернулся, уставившись на то, что оставалось от Глэдис.

С тихим потрескиванием она будто бы превращалась в скульптуру, на вид хрупкую, похожую на темно-серый минерал с редкими вкраплениями блестящих алых и изумрудных крупинок.

– Вы успели поужинать? – вдруг спросил Рауль, привыкший всегда спасаться от неловкости светскими разговорами.

– Ну разумеется. Не думаете же вы, что мы сидели и ждали, не пошлет ли ваша светлость на кухню утку, – язвительно ответила Пруденс так, будто он отправил им отраву.

Его вдруг задела эта язвительность, как будто то мгновение, когда они близко-близко смотрели друг на друга, было призвано что-то смягчить в их сердцах. Однако этого не произошло, и разочарование, смешиваясь с едким запахом серы и лилий, вызывало першение в горле.

Кашлянув, Рауль заметил прохладно:

– Стоит ли извиняться за то, что мне хотелось порадовать вас вкусной едой?

– Но, ваша светлость, радовать вас – моя забота, – отозвалась она, не скрывая ехидства.

Смирившись с тем, что эта женщина предпочитает вести себя отстраненно и насмешливо безо всяких на то причин, он опустил ресницы, пытаясь сосредоточиться на пении ночных птиц в саду.

Неужели Пруденс все еще злится на него за то, что он осмелился сделать предложение ее наивной Пеппе? Она осуждает его за корысть в этом деле? Но ведь всякий разумный человек предпочтет выгодную сделку невыгодной! Какой прок жениться на девушке, которая беднее тебя? Если, конечно, ты не герцог Лафон, который может себе позволить и не такое, уж у него-то денег куры не клюют. Если бы у Рауля было такое состояние – он бы уж точно…

Треск усилился, и Рауль торопливо распахнул глаза, чтобы увидеть, как с тонким стеклянно-пронзительным дребезжанием тело Глэдис рассыпается на микроскопические осколки. Шипели, испаряясь, клочья сизых паров.

И спустя несколько мгновений на ковре остались только горки темного песка.

– Хм, – подала голос Пруденс. – Тут понадобятся совок и метелка. Что вы говорили о склепе? Туда мы ее и насыпем.

– Сейчас? – слабо, но без особого сопротивления спросил Рауль, начиная привыкать в царившей вокруг дьявольщине. Он только беспокойно взглянул на крупную луну, которая бесстыже и ярко светила круглыми боками.

Близилась полночь. Самое время для прогулок по склепу, конечно же!

ГЛАВА 09

Маргарет немногое знала о фамильных склепах – лишь то, что в ее семействе их сроду не водилось. Чета Робинсон прилежно лежала на прибрежном деревенском кладбище, и морские ветра без устали трепали деревья над каменными надгробиями. Строить отдельное здание и украшать его причудливыми завитушками и другими орнаментами, чтобы складывать туда покойников? Вот уж несусветная глупость!

Тем не менее, она кое-что понимала в подвалах.

– Я схожу за шалью, а вам не помешал бы теплый сюртук. И еще нам понадобятся хорошо заряженные кристаллы света.

– В библиотеке, в шкафу слева от входа, – ответил Рауль, растерянно обводя взглядом собственные покои, будто не понимал, где находится.

Маргарет не стала его беспокоить. Она осторожно сползла с подоконника и по широкой дуге направилась к двери, высоко задрав юбки, чтобы ненароком не разметать песок.

Совки и щетки хранились на первом этаже, за кухней, и пришлось тащиться туда, благо замок сонно притих, и никто не задался вопросом, к чему заниматься уборкой среди ночи. Забрав все необходимое, она сходила в кладовку с посудой, потом снова поднялась наверх, в библиотеку. Там было так темно и пыльно, что тусклый кристалл, который прислуга использовала каждый день, едва разгонял темноту.

В шкафу, на который указал Рауль, действительно лежало несколько кристаллов света. Судя по клейму, они были созданы на одной из самых дорогих и известных фабрик Руажа. Оставалось только надеяться, что они полностью заряжены и не погаснут в самый неподходящий момент, оставив людей в кромешной темноте. Рассовав их по карманам, Маргарет заглянула к себе за шалью и вернулась в хозяйские комнаты.

Рауль так и сидел на прежнем месте, и круглая луна очерчивала его стройный силуэт. Тщательно завитые кудри растрепало ветром, а испуганная бледность с нежным оттенком зелени придавала его облику особо аристократический вид. Усмехнувшись сама себе, Маргарет тщательно смела Глэдис Дюран в фаянсовую сахарницу.

– Пора, ваша светлость, – позвала она, и Рауль вздрогнул, а потом решительно задрал подбородок, будто собирался на поле брани, и порывисто бросился за сюртуком.

В полном молчании они вышли из замка во влажную ночную прохладу, с трудом продрались сквозь высокую траву, заполонившую все дорожки, к склепу. Щелкнув двумя дорогими кристаллами, Маргарет протянула один Раулю, второй оставила себе. Задрав голову, она попыталась вобрать взглядом полуобнаженных атлетов, которые держали на своих плечах арочный свод.

– Почему тут голые мужчины? – озадаченно спросила она.

– Такая была мода триста лет назад, – охотно отозвался Рауль. – Склеп был возведен вместе с замком, заранее просторный, дабы для многих поколений Флери хватило места.

Он нервно засмеялся и потянул на себя высокие двойные двери, украшенные рельефной резьбой с переплетающимися лилиями. Раздался оглушительный скрип, пахнуло ледяной сыростью, плесенью, пришлось хорошенько встряхнуть кристалл, добавляя света.

– Мы просто поставим сахарницу возле первого попавшегося надгробия, – сказал он. – Нам ведь не обязательно идти очень глубоко? Мы ведь можем изучить алхимическую лабораторию при свете дня?

Маргарет подавила зевок – вот уже вторую ночь подряд вместо спокойного сна она получала сплошную суету. По ее мнению, за глухими стенами склепа не было разницы между днем и ночью, но она так устала, что склонна была согласиться с Раулем.

Осторожно ступая по гулкому камню, она вглядывалась в темноту, надеясь найти подходящее местечко, чтобы пристроить Глэдис. Во все стороны с тихим писком разбегались мыши, возможно, здесь обитал и кто-то покрупнее. Например, кроты или крысы.

С каждым шагом воздух становился все неподвижнее, все тяжелее. Казалось, он оседал на коже клочьями паутины. Маргарет даже начало казаться, что крохотные паучьи лапки шныряют по волосам и шее. Очень хотелось почесаться, но для этого она была слишком хорошо воспитана.

Наверное, семейство Флери собиралось плодиться и умирать до скончания веков, по крайней мере Кристоф оставил очень много места для своих потомков. Они шли уже несколько минут, а надгробий все не было. Только высокие потолки, серые стены и неприятные шорохи.

Наконец, луч света вырвал из темноты какую-то фигуру, и Маргарет невольно запнулась, вдруг испугавшись неизвестно чего. Откуда-то из дальних глубин памяти всплыли сказки, которые рассказывали на берегу. О злодеях, пьющих человеческую кровь, чтобы жить вечно, и о существах, пожирающих страхи.

– Отец, – разгоняя всякие глупости, проговорил Рауль громко и ясно, и Маргарет разглядела памятник: чуть меньше, чем в полный рост, но все же довольно крупный. Она подошла ближе, изучая локоны и плечи, надменный подбородок и тонкий нос.

– Вы красивее отца, ваша светлость, – вынесла она вердикт.

– Матушка разбавила южную ветвь Флери северной кровью, – ответил он и погладил бронзовое отцовское плечо. – Как по-вашему, Пруденс, понравится ли Глэдис последний приют возле своего хозяина?

– Этого мы никогда не узнаем, но вряд ли она сможет вернуться с претензиями, – ответила Маргарет, приседая возле надгробия. Оно было монолитно-гладким, выполненным из черного полированного камня, и несколько секунд ушло на раздумья: куда бы пристроить сахарницу? В итоге ее удалось засунуть в небольшую выемку у стены.

Выпрямившись, Маргарет обнаружила, что Рауль ушел дальше. Кажется, встреча с скульптурами родителей растрогала его. Он стоял возле гранитной женщины с простой прической, складки ее строгого платья струились, как настоящие.

– Она нас покинула, когда Соланж была совсем крошкой, – вздохнул он. – А вон там дедушка! Я помню только, что он никогда не расставался со сворой борзых собак… Их когти так громко цокали по полам замка…

Что-то изменилось в плотной темноте, которую остро разрезали два узких луча яркого света. Стало как будто светлее, мгла немного развеялась, и луна – крупная, круглая – самым неожиданным образом осветила склеп. Изумленно задрав головы, они с Раулем увидели небольшое круглое окно прямо в потолке.

– Полночь, должно быть, – проговорила Маргарет. – Для чего это вашему прадеду понадобилось дырявить крышу?

– Смотрите, – прошептал он. Свет луны преломился о хрустальные линзы, висевшие высоко над их головами, веселыми искрами рассыпался по камню, а потом весь сосредоточился на далеком надгробии. Не сговариваясь, Маргарет и Рауль поспешили туда, по обе стороны от них призрачной ратью выстраивались скульптуры множества Флери, нашедших здесь свой последний приют.

– Должно быть, это прабабушка Кристин, – подсказал Рауль на ходу, – самая первая могила в склепе.

– Кристин – ключ ко всему, – машинально повторила Маргарет слова из дневников. Увлеченный, ее спутник несся в глубину склепа едва не бегом, и она была вынуждена тоже ускорить шаг, мысленно чертыхаясь на все лады. Еще не хватало бегать в потемках!

– Там какие-то слова! – когда они наконец добрались до средоточия лунного света, воскликнул он. И Маргарет тоже увидела зелено-голубые буквы, слабо светившиеся в отблесках луны. С трудом разбирая старинные письмена на черном надгробии, они прочитали, помогая друг другу в особо сложных местах:

Коль свет дневной в объятиях тьмы погаснет,

Я стану заревом, что льнет к твоей ладони.

Пусть время нашу вечность развеет в песок,

И после ста смертей спасу тебя, мое сокровище.

– Терпеть не могу подобных глупостей, – немедленно рассердилась Маргарет. – Неужели сложно написать: клад закопан в пяти метрах к северу от башни? Что это за зарево, что это за вечность?

– Может, обыкновенная эпитафия? – неуверенно предположил Рауль, и в то же мгновение лунный свет исчез, а буквы погасли. Перед ними лежала обыкновенная черная плита, точно такая же, как и у всех остальных покойных Флери.

– Как? – озадачилась Маргарет. Подсвечивая себе кристаллом, она вернулась туда, где еще недавно сверкал хрусталь, а теперь просто сумрак клубился под высокими сводами. Невозможно, чтобы луна так быстро исчезла из окошка, она ведь не двигалась по небу с бешеной скоростью! Может, ее скрыли облака?

Захваченная исследовательским любопытством, она крикнула:

– Ваша светлость, я иду обратно!

– Подождите меня, – всполошился он и вскоре появился совсем рядом, бормоча себе под нос: «после ста смертей» и «вечность в песок». Старался запомнить надпись наизусть.

Дорога назад показалась очень короткой. Выбравшись наружу, они уставились на яркую круглую луну, которая катилась себе в ясном небе, согласно заведенному маршруту.

– Но как? – повторил Рауль следом за Маргарет.

– Завтра мы возьмем лестницу и разглядим в подробностях, – решила она. – А теперь, вы уж как хотите, ваша светлость, а я твердо намерена отправиться в постель.

– Конечно, – покладисто согласился он и принялся закрывать двери склепа. – Спасибо вам, Пруденс. Лихо вы расправились с Глэдис!

Она яростно выпрямилась.

– Я? – повторила очень холодно. – Расправилась? Да за кого вы меня принимаете! За какую-то там расправительницу? Что ж, по-вашему, я так дурно воспитана?

– Но ведь… – начал было он, оглянулся, встретился с ней глазами и смутился. – Словом, спасибо, что теперь я смогу спокойно спать в собственном замке.

– Действительно сможете? – уточнила она мягко. – И вас даже не смутит алый кристалл, который пять лет заменял покойнице сердце? Он ведь так и лежит на подносе для писем в нескольких шагах от вашей постели. Что, если стоит вам заснуть, как он захватит вашу грудь?

– Пруденс! – укоризненно воскликнул Рауль, заложил тяжелым засовом склеп и отступил, отдуваясь.

Она развернулась и направилась к замку, крайне довольная тем, что последнее слово осталось за ней, на ходу тряхнула дорогим кристаллом, выключая его, и достала из кармана дешевый, тусклый. Привычка экономить с детства въелась ей под кожу, и будущее не давало надежд на то, что однажды Маргарет станет транжирой. Даже смешно представить себя в шелках и драгоценностях, все равно что обрядить в дорогие наряды соломенное чучело.

– Вот увидите, как ловко я разделаюсь с кристаллом, – с мальчишеской хвастливостью заверил ее Рауль, и она не поняла его интонаций. С чего бы это его светлости распушать перед ней свой хвост, если они выложили уже все карты на стол и пообещали друг другу сделать все возможное, чтобы их дороги разошлись в разные стороны?

Возможно, это было что-то аристократическое: граф так привык пускать кому ни попадя пыль в глаза, что очаровывал всех подряд, совершенно не задумываясь.

В замке по-прежнему было тихо: все его обитатели, наверное, уже давно спали. Маргарет не больно-то интересовало, что Рауль собирается делать с кристаллом, на его месте она бы просто закопала его в лесу или бросила в болота. Но, возможно, он придумал, как его разбить – ведь говорят, даже у алмазов бывает точка уязвимости.

В их отсутствие, видимо, в хозяйские покои заходил Жан, чьей обязанностью было следить за каминами – огонь полыхал куда сильнее, чем прежде, а окно оказалось закрытым.

Рауль не задумываясь, но с откровенной брезгливостью схватил кристалл и, прежде чем Маргарет поняла, что он собирается делать, бросил его в камин.

– Нет! – запоздало крикнула она и за полы сюртука оттащила идиота назад. Кристалл немедленно пошел трещинами, а от огня взметнулся вверх ядовитый серебристый туман. – Мы ведь уже чуть не отравились парами ртути один раз, вам мало было?

– Но ведь…

Маргарет его не слушала – вытолкала в коридор и плотно закрыла дверь. Потом побежала в свою комнату прямо напротив, сорвала с кровати тяжелое покрывало и подоткнула порог в графские покои, не желая, чтобы отрава просочилась наружу.

– Что же мне с вами делать, ваша светлость? – устало спросила она, крайне недовольная тем, что пришлось ненадолго утратить свою степенность.

– Откуда мне было знать? – Рауль взъерошил себе волосы, удрученный, но все равно не утративший апломба.

Маргарет закатила глаза – с ее точки зрения все было довольно очевидно. Ведь от Глэдис так сильно разило алхимией, а этих алхимиков хлебом не корми, а только дай понапихать соединения ртути во все изобретения. А потом головная боль, кровь из носа, ничего хорошего.

Да что толку объяснять! Не утруждая себя ни пожеланием доброй ночи, ни самым легким книксеном, она молча вернулась в свою комнату, затворив за собой. Порядочные женщины в это время суток уже давно должны находиться в постели, в конце-то концов!

***

Спустившись очень ранним утром на кухню, Маргарет обнаружила, что там зреет восстание. Судя по манерам, Мюзетта никогда не занимала высокого положения в замке, но в последнее время поди привыкла считать себя главной служанкой – ведь по сути, она стала единственной.

И теперь ей совершенно не нравилась Пруденс Робинсон, которая расхаживала повсюду с важным видом и только то и делала, что шныряла в личные покои их светлости. Бесстыдство и леность – страшнейшие из пороков!

Выслушав пренеприятнейшую порцию старческого брюзжания, Маргарет и глазом не моргнула. Она не считала уместным вступать в подобного рода препирательства, а просто заглянула в кладовую. Накануне Жан сходил в деревню и принес оттуда немного овощей, яиц и муки. Денег, которые Жанна выдавала на хозяйство, было так мало, что поневоле закрадывались вопросы, каким образом Жан сторговался и действительно ли испачканные в земле морковки были честно куплены, а не вырваны тишком с чужого огорода.

Продуктов было достаточно, чтобы подать скудный завтрак, но что делать с обедом?

– Жан, ты сегодня снова отправишься на охоту? – спросила она.

– На рыбалку, – ответил он добродушно.

Поощрительно кивнув, Маргарет решила спуститься в погреба: вдруг там осталось вино? Вряд ли Флери были настолько беззаботны, чтобы не исследовать возможные запасы, но вчерашний вечер поколебал ее веру в разумность этой семьи.

Дорога туда лежала из крыла для прислуги, запущенного, покрытого паутиной. Если комнаты, которым пользовались хозяева, худо-бедно удалось привести в порядок, то сюда руки у Мюзетты и Жана не доходили. По толстому слою пыли можно было сделать вывод, что в подвалы долгие годы не ступала нога человека.

Винный погреб поражал королевским размахом и многочисленными бочками, аккуратно положенными на бока для более долгой выдержки. Местные виноградари верили, что вино должно спать, как человек, чтобы не превратиться в уксус. Оглядевшись по сторонам, Маргарет нашла старый серебряный кубок, тщательно вытерла его белоснежным платочком, достала из прически шпильку и с трудом просунула ее в щель между клепками первой попавшейся дубовой бочки, чтобы накапать тягучего вина, густого до маслянистости. Отпила немного, жмурясь от удовольствия. Старое, крепкое, сладкое вино с бархатистой сиропной терпкостью и ароматом муската. Такое обычно подается к десерту и стоит хороших денег.

Налив кубок до краев (и потратив на это прорву времени), она с удовольствием делала глоток за глотком, пересчитывая бочки. Их оказалось тридцать семь – маленькое, но состояние. Однако не следовало обрушивать реки вина на небольшой Арлан, чтобы не сбивать цену на собственный товар. Такое вино следовало продавать не больше трех-пяти бочонков в год, в разных городах Руажа, да еще и желательно на великосветских аукционах.

Или же, что скорее всего было менее выгодно в перспективе, зато куда проще, – сговориться с герцогом Лафоном, единственным человеком в округе, готовым дать приличную цену.

Допив мускат, Маргарет двинулась дальше. В следующем помещении под потолком висели массивные крюки для крупной дичи, ничего более интересного там не нашлось. В другой небольшой кладовой хранились несколько керамических горшков, запечатанных воском. Один из них Маргарет прихватила с собой. В деревянных ларцах она обнаружила дорогущие какао-бобы, безнадежно испорченные временем. Они засохли и покрылись налетом какао-масла, превратившись в безмолвных свидетелей былого величия. Что за расточительство! Тяжело вздыхая, она насыпала себе целые карманы жестких горошин и отправилась назад, больше не разыскав ничего примечательного.

На кухне Мюзетта уже отправила в печь пресные булочки и теперь взбивала яйца для омлета. По-прежнему не утруждая себя разговорами со склочной брюзгой, Маргарет поставила горшок на стол и высыпала какао-бобы на чугунную сковородку, надеясь, что прокаливание лишит их прогорклого запаха.

– Что это за дрянь? – тут же спросила Мюзетта.

– Редкий сорт горького шоколада, – с усмешкой ответила Маргарет, срывая печать с горшочка. Внутри оказались ягоды дикой ежевики, залитые медом и пряностями, первейшее средство от меланхолии. Напевая себе под нос, она разложила их по расписным розеткам, а потом перемешала какао-бобы, уперла руки в боки и принялась ждать, пока они как следует обжарятся.

– Если отравить хозяев, – себе под нос процедила Мюзетта, – то лишишься головы. Хряп! И поверх плеч останется пустое место.

– Не переживай, я сама подам на стол. Если меня обезглавят, ты сможешь полюбоваться на это зрелище.

Жан, точивший топор в углу, негромко засмеялся.

– Все топят и топят, – пожаловался он, – а мне руби и руби.

– Ты утром не спеши чистить камин у графа, – велела Маргарет, – он там ночью сжег какую-то дрянь. Я сама этим займусь после завтрака.

– А ты почем знаешь, чем граф среди ночи занимался? – тут же вмешалась Мюзетта.

– Вот уж на твоем месте я не стала бы совать свой нос, куда не просят, – отрезала Маргарет, – если бы не хотела вовсе остаться без места. Если бы я была такой старой калошей, то вела бы себя тихо-тихо и радовалась тому, что у меня есть крыша над головой. А если бы у меня были такой длинный язык и короткий ум, что они никак не могли договориться меж собой, то я старалась бы скрыть этот факт.

– А? – разинув рот, уставилась на нее старуха.

– Пруденс говорит: уймись, глупая карга, – перевел Жан.

Мюзетта вняла этому совету, но в ее маленьких, потерянных среди глубоких морщин, глазках затаилась упрямая злоба.

Маргарет очистила бобы от шелухи и растолкла их в ручной мельнице, в медном котелке нагрела молоко с лавандой, розмарином и перцем, проварила в этой гуще крупные крошки какао, процедила, влила мед и остатки анисового ликера, который Жан принимал для лучшего сна. Она как раз разливала густой, как крем, напиток по чашкам, когда послышался голос Жанны:

– Мюзетта, подавай завтрак!

– В прежние времена колокольчики были, – сентиментально сказал Жан, – а нынче графья орут, как простолюдины, что за срам!

Мюзетта выразительно отошла в сторону, чтобы налить себе чая. Маргарет покачала головой и принялась ставить посуду с едой и напитками на поднос.

Семейство Флери уже находилось в гостиной в полном составе. При этом Рауль был во вчерашней одежде – очевидно, он не решился зайти к себе, чтобы переодеться. Хоть на это его ума хватило.

– Пруденс! – увидев Маргарет с подносом, встревожился он, а потом торопливо вскочил и бросился ей навстречу. – Я помогу вам.

У его сестер глаза буквально стали квадратными. Ну что ты с ним будешь делать!

ГЛАВА 10

Рауль любил карточные игры и общество красивых легкомысленных женщин, потому что и то, и другое действовало на него как пузырьки шампанского. Дарили щекотно-забавные ощущения в животе и воздушность в голове. За неиссякаемое стремление к развлечениям при королевском дворе его прозвали разгульным Флери, и Рауль гордился этим прозвищем.

В Арлане на привычный образ жизни уже не хватало денег, и с каждым годом ставки становились ниже, а женщины проще. Казалось, все веселье осталось позади, а впереди маячили только скучная семейная жизнь, повседневная экономия и неумолимо приближающаяся старость.

Однако в это утро, глядя прямо в сужающиеся от раздражения светло-карие глаза Пруденс Робинсон, Рауль подумал, что хорошее настроение можно почерпнуть где угодно.

Эта женщина гневалась часто, и никак не удавалось предугадать, что именно разозлит ее в следующее мгновение, а еще она издавала весьма выразительные фырканья, способные передать богатое разнообразие смыслов. Лишенная даже малейшего пиетета перед знатью, Пруденс отличалась крестьянским трезвомыслием, граничащим с цинизмом. Рауль сомневался, что она сможет оценить его искусство игры на гитаре или стихи, которые он сочинял в приступах редкого вдохновения, зато она в состоянии была найти оливки к мясу или достать из ниоткуда мешок яблок. Из людей подобного сорта получались безупречные экономки и выносливые солдаты, но природа не одаривала их ни богатой фантазией, ни способностью к созиданию.

Если подумать, за всю жизнь Рауль никогда не вглядывался в кого-то, похожего на Пруденс. Его окружали кокетки и повесы, скучнейшие аристократы и задорные трубадуры, и всех их объединяла удивительная легковесность. На прислугу же он и не думал обращать внимание.

И вот – Пруденс Робинсон рядом с утра и до вечера, изо дня в день. Компаньонка по поиску сокровищ, которых скорее всего не существовало на самом деле. И, положа руку на сердце, следовало признать: если ты собираешься лазить по темным склепам, а из подвала на свет выбирается мертвая служанка, то лучше пережить это все рука об руку с выносливым солдатом, нежели с одухотворенной и изнеженной красавицей.

Рауль прекрасно выспался несмотря на то, что диван в будуаре Жанны не стал с позапрошлой ночи удобнее. Глэдис Дюран больше не тревожила его покой, за что сегодня он был особо расположен к Пруденс. Если бы у него были лишние деньги, он бы выдал ей щедрое вознаграждение, но мог только помочь с подносом, уворачиваясь от сердитых взглядов.

К чести его сестер, они не проронили ни слова, пока он, как неумелая горничная, расставлял по столу тарелки с омлетом и булочками. Пруденс меж тем снова отправилась на кухню и вернулась оттуда с невероятной роскошью – горячим шоколадом и конфитюром. Давненько семейство Флери не получало настолько роскошного завтрака.

– Боже мой, – простонала Соланж, восхищенная. Совершенно забыв про опостылевшие яйца, она сразу потянулась к чашке, исходящей паром.

– Где вы раздобыли шоколад? – спросила Жанна, которая распоряжалась остатками денег их семьи и вряд ли выделяла средства на такие излишества.

– Практичная хозяйка всегда найдет, что поставить на стол, – спокойно ответила Пруденс.

– Это невероятно! – воскликнула Соланж, попробовав. – Как вы добились сочетания благородной горечи и сладкой пряности? А эти дымные нотки? Очень экзотично!

– Тайный рецепт монашеского ордена, который мой отец с риском для жизни раздобыл за морем, – с будто бы затаенной иронией, которую, наверное, уловил только Рауль, отозвалась Пруденс. Соланж приняла ее ответ за чистую монету и закатила глаза, демонстрируя полный восторг, а Жанна сделала глоток шоколада с настороженной недоверчивостью, будто ожидая подвоха. Однако выражение ее лица очень быстро сменилось на одобрительное.

Сестры приступили к завтраку, а Рауль так и стоял с пустым подносом, не решаясь сесть в присутствии Пруденс. Он чувствовал себя невероятным остолопом и, конечно, помнил об их договоренностях не раскрывать ее подлинной личности, но не мог ничего с собой поделать.

– Пруденс, – будто издалека услышал он собственный голос, – позавтракайте с нами, пожалуйста, – после чего его тело, безо всякой поддержки разума, вышло в коридор, а рот крикнул: – Мюзетта, еще один прибор!

Вернувшись обратно, он увидел три женских лица, обращенных к нему с совершенно разными выражениями. Соланж излучала проказливое любопытство, Жанна – привычную усталость от эксцентричности ее родни, Пруденс – насмешку. Она неспешно обошла стол, уселась подальше ото всех и дождалась, пока Мюзетта с грохотом обронила перед ней тарелку. Нет, что-то надо делать с прислугой, подумал Рауль, старуха с каждым днем становится все несноснее. Ах, если бы у него был хоть какой-то доход!

Едва за служанкой закрылась дверь, как Пруденс произнесла:

– В ваших подвалах покоится маленькое состояние.

– Что? – резко переспросила Жанна, а Соланж со звоном обронила ложечку.

– Состояние? – пискнула она.

– Маленькое, – веско повторила Пруденс. – А именно – тридцать семь бочонков отличного крепленого сладкого вина.

– И сколько, по-вашему, удастся за это выручить? – быстро спросила Жанна.

– По пятьсот золотых за бочонок, если продавать один-два в год, и я почти уверена, что можно продать все сразу герцогу по триста пятьдесят за бочонок.

– Это же почти тринадцать тысяч, – с невероятной скоростью сосчитала Соланж и вскочила на ноги, не в силах сохранять неподвижность. – Мы же сможем снять приличный особняк в Арлане, и обновить гардероб, и новый выезд… Мы можем вернуться в свет!

– На полгода? – хмыкнул Рауль, нисколько не впечатленный. Эта сумма была крохотной каплей в огромном море потребностей семьи Флери, и годовой доход Жозефины, составляющий шестьдесят тысяч золотых, казался ему куда заманчивее.

– А хоть бы и на полгода, – воодушевилась Соланж. – Нам ведь всего-то и надо, что продержаться до твоей женитьбы, а дальше и тревожиться не о чем.

Рауль, огорченный этой бестактностью, взглянул на Пруденс, но она невозмутимо намазывала конфитюр на булочку и не обращала на них никакого внимания.

– Прежде всего, – подала голос как обычно трезвомыслящая Жанна, – надо эту сделку с его сиятельством заключить. Пруденс, вы уверены, что вино достойное? Вы разбираетесь в этом вопросе?

– Как и любой человек, который управляет приличным домом, – пожала плечами она. – Я распоряжусь, чтобы вам подали мускат на пробу.

– Хорошо. И мы завтра же отправимся в Арлан, правда, Рауль?

– Нет, – ответил он, – я все еще привязан к этому замку.

– Ради бога, – возразила взволнованная Соланж, чье воображение уже унесло ее в жизнь, полную балов и красивых нарядов. – Что за глупость – торчать тут безвылазно! Эта гадкая тетушка даже не узнает о твоей отлучке.

– Речь идет всего лишь о моей чести, – вспыхнул Рауль.

– Жанна, да скажи ты ему!

– Наш брат прав, – рассудила старшая сестра. – Нельзя рисковать женитьбой на шахте, полной кристаллов, из-за жалких бочек с вином.

– Значит, мы поедем к герцогу с тобой вдвоем, Жанна, – немедленно нашла выход Соланж.

– Ничего подобного, – отрезала та. – Это же совершенно неприлично. Чтобы наносить визиты мужчинам, нужно быть вдовами!

– Так что же, следует закопать какого-нибудь бедолагу, лишь бы ты не навлекла на себя осуждение замшелых кумушек? Меня ждет роскошный зимний сезон, во время которого я обязательно сделаю блестящую партию. Так что припрячь-ка ты, моя дорогая, бесполезную фамильную гордость Флери и вели Жану закладывать экипаж!

– Рауль, да скажи ты ей!

Он не сразу понял, чего ждет от него Жанна, так как засмотрелся на неторопливо завтракующую Пруденс. В ее движениях не было суеты, она принимала пищу основательно и спокойно, как человек, который знает, что ему предстоит долгий день.

– Что?.. – рассеянно переспросил Рауль.

– Эта девчонка собралась вести дела с герцогом, как обычная торговка!

– Соланж имеет право устроить свою судьбу.

– Нам ни к чему выставлять себя на посмешище, ведь твоя женитьба поможет поправить положение.

Ее слепая готовность продать Рауля подороже казалась унизительной, и он сделал несколько глотков горького шоколада, чтобы не позволить обиде завладеть его сердцем.

Самоуважения, вот чего не хватало в подобном раскладе.

– Пруденс, вы ведь служили в доме виконтессы Леклер и что-то понимаете в хорошем тоне, – воззвала Жанна к новому союзнику.

– Нет ничего зазорного в желании заработать, – твердо ответила она. – Куда более жалко рассчитывать на состояние невесты, которое вам не принадлежит.

– Да как вы смеете!

– Вы сами спросили моего мнения, – хладнокровно указала Пруденс.

– Я поеду к герцогу, пусть даже и одна, – угрюмо и упрямо сказала Соланж.

– Изволь, – всем своим видом выражая неудовольствие, решила Жанна, – так тому и быть. Завтра мы с тобой совершим этот постыдный визит.

***

Вино и правда оказалось до того отличным, что Соланж пришлось отбирать у Рауля второй графин, а он только обрадовался возможности напиться.

Пруденс успела проветрить в его покоях, и он наконец-то получил возможность побриться и сменить одежду. Было решено, что они отправятся исследовать устройство склепа завтра, когда сестры уедут в Арлан. А пока она устроилась за рабочим столом, разложив перед собой дневники отца.

– Легенда о кладе передавалась из поколение в поколение, и вымысел перемешался с воспоминаниями, – проговорила она, хмурясь и что-то черкая в собственной записной книжке. – Однако ваш отец считает, что Кристоф Флери действительно часто говорил о спрятанных сокровищах, обычно будучи во хмелю. Его дети не особо прислушивались к этим разглагольствованиям, поскольку дела тогда у Флери шли хорошо и казалось, что сундуки с деньгами никогда не оскудеют.

– Неужели вы действительно разорвали бы нашу с Жозефиной помолвку, вздумай я отправиться к герцогу? – невпопад спросил Рауль, беспокойно кружащий по комнате.

– Само собой разумеется, – без тени сомнений подтвердила Пруденс.

Ее черствость ранила его колко и глубоко: как, после всех испытаний, которые они прошли рука об руку, эта женщина не дает ему ни малейшей поблажки?

– Но почему? – спросил он, остановившись прямо перед ней. – Разве вам не выгодно, чтобы я стал хоть чуть-чуть состоятельнее?

– Мне выгодно, чтобы вы держались от моей племянницы подальше, – без обиняков заявила Пруденс. – Чем больше я узнаю вашу семью, тем меньше вы все мне нравитесь. За завтраком вы обсуждали Пеппу так, будто она курица, призванная нести для вас яйца. Вы должны знать, ваша светлость: я сделаю все, чтобы вы и близко не подошли к моей глупой девочке.

Рауль слушал ее, немея от гнева. Ему и прежде доводилось слышать грубости в свой адрес, но обычно они завершались дуэлями. Что делать, если тебя и твою семью оскорбляет женщина, он понятия не имел.

– Мужчина, не способный собственным трудом прокормить семью, удручает, – безапелляционно завершила свою речь Пруденс и снова уткнулась в дневники.

Собственным трудом? Она предлагает ему работать?

– Я знаю, чего вы добиваетесь, – медленно произнес Рауль, вспоминая о навыках игры в покер и умении держать себя в руках. – Надеетесь, я почувствую себя настолько уязвленным, что разорву помолвку. Так вот, моя милая, этого не случится.

– А что же ваша гордость? – прищурилась она.

– Все еще при мне, – ответил он с неким вызовом. – В браках по расчету нет позора, это древняя и достойная традиция.

На ее лице отразилось многое, но в основном там были задумчивость и решительность.

– Лучше бы нам найти этот клад, – сказала Пруденс мрачно.

– К дьяволу, – он закрыл перед ней дневник. – Вы не отыщете в отцовских каракулях ничего, кроме бредней. Хотите прогуляться?

Ему нужно было проветрить голову, чтобы остыть после ее неприятных слов.

– Конечно, – энергично вскочила на ноги Пруденс, – пора посмотреть на Пестрые болота, не так ли?

Рауль, которого последние дни здорово закалили, даже не вздрогнул. И если у него подкосились колени, то кто заметит?

– Ну разумеется, – ответил он как можно спокойнее. – Куда же нам еще идти.

Она сходила к себе и вернулась в темном и крепком дорожном платье, будто собиралась в дальнее путешествие. В руках у Пруденс был добротный посох, а за плечом болтался холщовый мешок.

Рауль, который за время ее отсутствия успел только накинуть поверх рубашки шелковый жилет, изумленно застыл.

– Пруденс, душа моя, – спросил он обескуражено, – мы действительно собираемся на легкую прогулку в окрестностях замка или я что-то упустил из ваших, безусловно, грандиозных планов?

– Сапоги для верховой езды, ваша светлость, тут подойдут куда лучше, – уведомила она его сухо.

– Вы ведь даже не шутите, – недоверчиво осознал он и отправился в смежную комнату, где Жанна распорядилась разместить его одежду и обувь.

Рауль натянул сапоги, сменил парчовый жилет на суконный, натянул на кудри треуголку из фетра, подумал и оторвал от нее пышные перья, после чего счел, что готов ко всему.

– А мне посох не полагается? – иронично спросил он, когда они спускались по лестнице. Из гостиной доносилось меланхоличное музицирование Жанны, в кабинете Соланж и Жан громко обсуждали, как заставить их экипаж выглядеть приличнее.

– А зачем вам посох? Разве вы протянете мне его, если я застряну в трясине? – недоверчиво уточнила Маргарет.

Целый ворох чувств взметнулся в груди Рауля от ее слов. Был страх: она собирается застревать в трясине? Был гнев: неужели можно подумать, что он бросит живое существо на неминуемую погибель и даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь? И было умиление: Пруденс взяла с собой посох, чтобы подать его Раулю в случае нужды.

– Знаете что, – сказал он и забрал у нее тяжелую вещицу из полированного дерева, – однажды я вас действительно удивлю.

– Вот бы нет. Терпеть не могу сюрпризы и ошибаться в людях.

– Значит, вы намерене придерживаться того нелестного мнения, которое успели составить? Не больно-то благородно с вашей стороны, Пруденс, но допустим. Будет ли мне позволено спросить, каких избранников вы рассматриваете для себя?

– Простите? – не поняла она.

Он открыл перед ней дверь на задний двор, и они вышли под осеннее будто чуть рыжее солнце. По заросшему саду пролегла неуверенная тропинка – должно быть, именно отсюда Пруденс выходила накануне, когда нашла оливковую рощицу. Пробираясь через высокую траву, Рауль обрадовался, что оставил парчовые туфли с малахитовыми пряжками дома.

– Будь вы на моем месте – неужели отказались бы от влюбленного в вас молодого и красивого жениха, хорошо обеспеченного?

Пруденс вдруг оступилась, неуклюже попытавшись ухватиться за воздух. Рауль торопливо подхватил ее под локоть, и она взглянула не него – с недоумением.

Ха! Не ожидала, что он протянет ей руку помощи?

– Молодой, красивый, влюбленный, богатый жених, – проговорила она с расстановкой. – Появись он на моем пороге – пришлось бы отправлять за доктором, ведь это означало бы, что у меня начался горячечный бред.

– Да, – согласился он, – по-настоящему богатых семей в наших краях не больно-то много. Понимаю ваши сомнения, всегда кажется, что можно выловить рыбку пожирнее. Скольким вы уже отказали?

Пруденс вдруг расхохоталась, да так громко, что с ветки ближайшего дерева вспорхнули мелкие птицы. Это был искренний, не особо мелодичный или очаровательный хохот, отчего-то он вызвал у Рауля воспоминания о соленых морских брызгах и гуле прибоя.

– Ну, давайте посчитаем, – весело предложила она, по-прежнему опираясь локтем на его ладонь. – Сколько же было претендентов на мои руку и сердце? Что вы скажете, если я назову цифру «десять»?

– Что вы безжалостная. Впрочем, это для меня не новость.

Она бросила на него очень странный, внимательно-подозрительный взгляд, а потом расхихикалась, на этот раз тихо и ехидно, себе под нос.

– Да, ваша светлость, вы действительно куда добрее меня, – загадочно обронила она.

Они миновали заросший сад и через арку в толстой крепостной стене выбрались на лысую глиняную площадку.

– Вы вообще знаете, куда нам идти? – спросил Рауль, оглядывая бескрайние просторы перед ними.

– Само собой разумеется, – уверенно ответила Пруденс и первой зашагала вниз.

ГЛАВА 11

Маргарет спускалась с холма легко, наслаждаясь теплым денечком и живописным пейзажем. В отличие от заросшего сада, на рыжеватой глиняной почве, пронизанной сетью трещин, выживали только посеребренная осенью лаванда, стелющиеся побеги тимьяна и темно-бордовая кровохлебка. Внизу, за золотисто-желтой листвой плакучих ив и раскидистыми ветвями черной ольхи, пряталось Пестрое болото. Маргарет подробно расспросила Жана о том, где оно находится и как к нему пройти, и теперь шагала весьма целеустремленно.