«Три кашалота». Мираж седалища души. Книга 5

I

В кабинете генерала Георгия Бреева, возглавляющего ведомство по розыску драгоценностей «Три кашалота», принимали свидетеля необычного, и со смертельным исходом, случая. Личность подозреваемого плохо вязалась с образом хладнокровного убийцы, хотя, безусловно, таковым и была. Учитывая харизму также своеобразного свидетеля, генерал пожелал сам провести с ним беседу.

Все случилось при открытии памятника супруге Петра Великого Екатерине I, и убит был гражданин Латвии. До распада советского союза он служил моряком Севморфлота, имел награды за выполнение заданий в Гренландии и в Латинской Америке. Это несколько озадачивало, с учетом того, что о нем говорил, давая отзыв, приглашенный на встречу профессор, историк Петрегин.

– Я и говорю!.. В ту торжественную… то есть ту трагическую минуту мы стояли у постамента, ждали, когда, наконец, с нового памятника снимут покрова и перед нами предстанет императрица: именно в тот момент ее жизни, когда она взывает к бывшей фаворитке, опальной Альдигердии дать ей чудесного снотворного, чтобы прекратить свою ужасную бессонницу. Как вы знаете, ее сон в тот период был превращен в самоцвет миражей.

– Не уверен. Но все возможно.

– Очень, очень большой недуг! Никакого отдыха!.. Так вот… Не скрою, было много зарубежных гостей, в том числе из Германии и Прибалтики. – Петрегин достал платок и громко высморкался. – Слово за слово, кто-то в ответ на русскую брань, – а без нее уж никак не обойтись, – выкрикнул, с акцентом, что, если бы не Петр, то Россия осталась бы неумытой, как при монголо-татарах. Кажется, это был какой-то, ну, прямо так и скажу, уж простите, грязный пьянчужка! Ему ли знать о Петре?!.. Ну, понятно, начались споры!.. Вы понимаете, о чем речь?..

– Да, кажется, понимаю.

– Тут же подошедшие москвичи, а их я вижу с первого взгляда, вникнув в суть назревавшего конфликта, посмеялись: было бы что обсуждать! Вы, Георгий Иванович, конечно, в курсе: стоянием на притоке Оки Угре, или как мы, историки, говорим, – «угорщиной», когда ордынцы не решились воевать Московскую Русь и ушли восвояси, в этом вопросе была поставлена точка!..

– Да, все мы учились в одной школе.

– Правда?.. – Одна бровь профессора приподнялась, приняв крючкообразную форму, а глаз другой стороны, словно заподозрив что-то неладное, прищурился. – Пусть так!.. Но тогда все мы, конечно, знаем, что в тот час апостол Марк вызвал сильный хрономираж, видение – огромный град Ново-Иерусалимский, обнесенный высокими стенами и полный воинов…

– Вы уверены, что все так и было? – Генерал улыбнулся. Только ученые и его ведомство «Три кашалота» никогда не избегали изотерических концепций, цепляясь за любую метафизическую гипотезу, чтобы прийти, в конце концов, к истине. Благодаря этому каждый аналитик вполне себе допускал, что со стороны мог выглядеть несколько сумасшедшим. Ничуть не меньше, чем этот вот ученый, размахивающий длинными тонкими руками, как дирижер, но вызывая вместо фимиама сыгранных нот образы явления апостольских чудес. Сюда бы еще Иисуса, чтобы научил превращать льющую Петрегиным воду в золото, к плану. Но никакое седалище души, даже и профессорского мозга, очевидно, на это было не способно.

– Уверен ли я? Безусловно! – отвечал Петрегин, вскинув руку вверх и начав трясти указательным пальцем, чтобы развить тему. Еле уловимое выражение скуки тенью скользнуло по лицу генерала, но он мягко прервал его:

– Хорошо. Так как вы все-таки разглядели убийцу?

– Господи! Так я что и толкую! – воскликнул Петрегин. – Вдруг сосед с прибалтийским акцентом, провокатор, ей-богу, заявляет мне прямо в лицо, – палец чуть ли не уткнулся в профессорский глаз, – что ярмо иноземства с нас сняли за взятку, а не за победу! То есть, как так за взятку?! – недоумеваю я, понятно, обескураженный. А так, отвечает, что стояние то – лишь дымовая завеса вокруг дипломатических игрищ князей и ордынцев. И все в таком роде. Я, простите, историк, ученый, профессор. Петрегина, можно сказать, вся просвещенная Москва знает. Теперь вот и вы со мной познакомились! Слава Иисусу, я у вас не впервые!..

II

Ученый Петрегин, благодаря покушению на него из-за старинной находки – книги со спрятанным в ее корешке драгоценным сапфиром, помог выйти на биографию человека, много более могущественного, чем любой вышедший из небытия граф Монте-Кристо. В ней речь шла о первом великом золотоискателе России Иване Протасове. Имя его прежде было словно за семью печатями, в документах прозвучало всего несколько раз. И вот находится книга с его биографией!.. Она уже вывела сотрудников ведомства на ряд драгоценных кладов и несколько золотоносных жил.

«Когда-нибудь вам, профессор, я подарю за эту неоценимую помощь мемуары Протасова: наша система «Кит-Акрообат» способна перевести любой рукописный источник в увлекательный в роман, а система «Скиф» – моментально реконструировать его даже в мыльную оперу!»

Подумав об этом, сорокалетний генерал Георгий Иванович Бреев, не стерев улыбки со слегка вытянутого и почти всегда строгого лица, поощрительно кивнул ценному свидетелю:

– Да, Самуил Вавилович, вы правы. Мы тоже счастливы дружбой с вами. Но продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, – два кулачка били себя по груди, клянясь в чистой правде, – я и скажи тому бусурману в ответ!.. Послушайте, вы! – говорю я буквально в опешившее лицо! – А известно ли вам, – говорю, – что в лето 6988-е от сотворения мира, то есть в 1480 году от Рождества Христова, когда хан Ахмат двинулся в поход на Русь, уже девять лет как великий князь московский Иван III Васильевич не платил ордынскому царю никакой дани! «Что вы несете, милейший!» – отвечал он в ответ. Но я, не поддавшись на провокацию, стал объяснять, как объединитель Руси направил свой флот к южноамериканским берегам, хотя и заплатив потомкам викингов чистейшим цилемским золотом! Ну, конечно! А иначе, как бы они провели нас до американского континента, дабы затем мы смогли самостоятельно спуститься на юг?!

– Неужели к Америке? И, говорите вы, – за цилемское золото?!..

«Так, так, – сказал себе генерал, – мы, кажется, пошли по новому следу! Ай да профессор!» – Он мысленно послал Петрегину благодарность, вдогонку к подарку: в лучшем переплете роману о лучшем крезе всех времен и народов – Иване Протасове.

– Ну, конечно, к Америке, куда же еще! Представьте! Их задачей было доставить на Русь Дива Миражей или хотя бы самоцвет миражей, которые могли бы поставить пусть и виртуальный, но очень устрашающий заслон самым лютым захватчикам, на то время татаро-монголам.

Бреев вновь с улыбкой кивнул.

– Да… Но время-то шло?

– Разумеется.

– И вот, после девяти лет напрасного ожидания дани монгольский кесарь разгневался.

– Еще бы!

– Да, источники сохранили его гневные послания и, наконец, даже прямые угрозы! Ну, а иностранец у подножия памятника с императрицей, знай несет все свое да свое! Договорились, дескать, с князем ордынцы! И чтобы не слыть Ивану слабым в орде, давал он, дескать, деньги меньшому брату Андрею, дабы тайно платить «выход цильминским богатством». Ну, золото на подношения ордынским царевичам… Но прежде надо знать Андрея Вологодского, чтобы нести мне такую ересь!..

– Сейчас это можете опустить, профессор, – остановил его генерал.

– О «цильминском богатстве», поверье, это лишь к слову!.. – начал было тот.

– Нет, нет! Мы поговорим об этом отдельно! И во всех подробностях! Уж это мы вам обещаем! – подтвердил генерал.

– Да, и тут вижу, что врет иностранец со знанием дела! С подтекстом! Подозреваю, что это из тех, кто отовсюду полез Русь врать-поучать. А то самим не известна вся правда! Да, князь собрал немалую силу! Да, был до конца не уверен в победе! Но ведь и ордынский царь дрогнул! Так что же тут думать!..

– Тут все очевидно: обе стороны не хотели потерять своего лица.

– Именно. Но ведь это и есть аргумент в пользу князя!.. И потом опять говорю басурману: ты, говорю, прибалтиец? – Смолчал. – Ну, так вот, говорю, что монголы, отступив вдоль Оки, все же пограбили московские волости, а также и прибалтийско-литовские земли! И как, говорю, мил человек, вам не совестно?! А этот, убитый, знай все свое! И с акцентом, да громко! «Да за ради того, чтобы Русь разорить, и родное дитя отдам в приют янычаров!»

– Ну, русофобией нас уже давно не удивить. Профессор, у вас есть версия?

– Чего?.. А-а, гипотеза!.. Так, послушайте дальше! Тут как раз покрова и снимают! Императрица стоит хороша! Плещут в ладоши… Взорвали петарду… Летят конфетти… Музыки нет, помню точно… Под ногами бутылка… Характерный хлопок… Отхожу от осколков… Тот, что от горлышка, здесь же… Испачкан в крови… Дальше все, как в тумане… Убитый падает навзничь… Что затем?.. Вопль женщины… Лица я не вижу… Смотрю в лужу крови… Возникает мираж… Все стихает.

– Мираж! Можно здесь поподробней?

Застигнутый в мираже одного из своих воспоминаний, профессор чуть вздрогнул.

– Ну, что тут сказать?.. Мне кажется, я заметил появление человека с серебряным сосудом в руках, и в тот же миг в голове возник точно мираж… Такое же ощущение я испытал под пыткой ножом бога Одина… Ну, вы помните: им пырнули мне в бок в моей собственной квартире!.. Можете убедиться сами, остался резаный шрам…Слава богу, уже совсем небольшой! – Петрегин хотел было вытянуть одну полу рубашки, зацепив ее длинными крючковатыми пальцами, но генерал его остановил:

– Все мы тоже благодарим бога, слава Иисусу! – Рука Бреева дрогнула, и он мысленно перекрестился. – Но скажите профессор, вы чуть ли не клянетесь именем господа, но ведь сказано: не помяни его имени всуе! Мне кажется, вы знаете какую-то тайну, но подводите к ней уж как-то очень издалека. Будьте до конца откровенны!

– Господи! Господи! Как же вы правы! О том-то я и толкую! И уже битый час! Все дело в седалище души Иисуса! Его человеческий мозг может вызвать любое видение, превратить воду в вино, пройти сквозь толпу незамеченным, ступать по воде, затолкать бесов в свиное стадо, наконец, спасти все человечество! Уберечь мой Санкт-Петербург!..

– Уберечь от чего? Если у вас есть подозрения, мы их примем к сведению. Или вы намекаете, что нам грозят миражи?

– Ми-ра-жи!.. – Сказав это в растяжку, Петрегин икнул, и голос его стал голосом заговорщика. – Все дело в магии! – сообщил он. – И в злых замыслах заговорщиков! Используют окаменевший человеческий мозг, выдавая его за седалище души Иисуса, той его половины, где Иисус человек, а не бог. Но, однако же, с самой первой душой на земле, мечущейся среди наших пороков…

– И вызывающий предопределенный образ в пространстве, то есть хрономираж! Вы об этом хотели сообщить?

– Именно! Именно, товарищ генерал! «Седалище души», говорю вам, – в Москве!..

Петрегин, приехавший в Москву из северной столицы, наконец, сослался на срочные дела, назвал время отхода поезда до Санкт-Петербурга и заторопился.

– Вас отвезут на машине прямо домой, – сказал генерал. – Вы, дорогой профессор, уже потратили на нас много времени, но, может быть, уделите нам еще хотя бы один час?

– О! Премного, премного благодарен! С удовольствием задержусь, если могу быть полезным!

Петрегину тепло пожали руку, и подошедший по сигналу генерала сотрудник увел его в другой кабинет.

III

Просмотрев видеозапись разговора генерала Бреева с Петрегиным, который после беседы был отправлен составлять фоторобот подозрительного пьяницы либо изображавшего из себя такового, а затем сообщившего, что при Иване III было найдено немного цилемского золота, хватившего на отливку одной медали, полковник отдела «Сократ» Халтурин дал знак: «Достаточно!» Его заместитель майор Сбарский нажал на кнопку пульта. Экран большого монитора погас и смотревшие на него в пол-оборота несколько сотрудников ведомства выпрямили осанки и положили на стол кто руку, кто обе руки; рядом с каждым лежали бумага и авторучки.

– Ничего не скажешь, очень любопытное совпадение, – начал Халтурин. – На самого Петрегина было совершено покушение, а документы найденного им в тайнике старого архива до сих пор у нас в обработке…

– Да, да, вернемся для начала к архиву! – быстро вставил слово генерал. – Убийцей займется прокуратура, поскольку преступление не дает зацепок, чтобы считать его для нас сколько-нибудь важным. Наша задача – быть ближе к золоту, к выполнению плана!

– Так точно! Поэтому тщательно изучается тот старый архив, – продолжил Халтурин, – где речь идет о жизнеописании Ивана Провича Протасова, сподвижника Петра I, ставшего после смерти императора, как бы сейчас сказали, потерявшим берега нелегалом золотодобытчиком, а от этого и злостным укрывателем налогов.

– Скажите еще взяточником! – вставил с усмешкой один из аналитиков.

– На самом деле, Михаил Александрович! – сказал другой. – Судя по отдельным записям летописи, а уже найдены тома ее черновиков, Протасов не один год выручал царскую казну, пополняя ее золотом и самоцветами, которые копал в южноуральских горах, на территории нынешних Миасса, Златоуста и Уграя.

– Мне кажется, это верное замечание, – сказал генерал, добавив: – Не забудем, что отныне мы подключаемся к разработке данных и по указанному профессором Петрегиным «цильминскому богатству».

– Несомненно… Кхэ, кхэ!… – Полковник Халтурин по привычке скрывал за покашливанием почтение к каждому слову генерала. – Но пока мы получаем данные, что на севере, а район Цильмы как раз там и находится, добыча золота места не имела. Мы, разумеется, обязаны доверяться легендам, но на сегодня данные по цилемским месторождениям свидетельствуют, что там идут разработки только медной и серебряной руды. Поселение было основано на реке Цильме еще при жизни Ивана III, располагается в окрестностях нынешней деревни Нонбург. Здесь на малых заводах плавили медь и серебро.

Говоря это, Халтурин уже водил указкой по воздуху, направленной на экран, где познакомил присутствующих с картой Усть-Цилемского района. Отдельные точки высветили различные кладовые местных природных ресурсов. Золота и платины, действительно, не наблюдалось.

– Хорошо, пусть так, но перепроверить нам все-таки придется. Давайте вернемся к нашей синице в руках.

Халтурин, кашлянув, продолжил:

– Данные по этой личности все больше проясняются. Нам известно, что он работал над оружием в лаборатории Петра I. Однажды защитил императора при покушении на него на корабле в Финском заливе, за что удостоился ордена, а также отдельной награды от благодарной супруги Екатерины, в виде сапфирового перстня… Мы еще на подступах к разгадке тайны его золотых копей. Кроме того, его биография косвенно вывела нас на другого золотопромышленника более поздних времен, Бакина. Все мы помним видеореконструкцию исторических событий, не без помощи программы «Скиф», когда во время наводнения в Санкт-Петербурге Бакин, находясь у Мраморного дворца, обещал за свое спасение отдать одну карту своих месторождений? Так вот, напомню, хотя наш «Скиф» и позволяет себе вольности видео домысла и даже художественную беллетристику, эта карта оказалась в наших руках и, действительно, оказалась не пустышкой. Несколько из указанных на ней рудников оказались нетронутыми до сих пор.

– И мы их, разумеется, изъяли! – сказал Бреев, не упускавший возможность вставить слово, а часто мимоходом и похвалить, когда сообщалось о выполнении таких заданий.

– Так точно! План есть план!..

Послышалось легкое шушуканье, на лицах некоторых офицеров появилось выражение усмешки. Специальный отдел криминогенных аномальных явлений «Сократ» имел к выполнению плана по золоту отношение косвенное, в то же время не имея и собственного плана по криминальным делам. Тем не менее, в системе ведомства «Три кашалота», чьей задачей было пополнение драгоценными металлами кладовых страны, «Сократ» выполнял свою особую роль: вел следственно-оперативную работу. Но и здесь его детективы подключались к работе только в том случае, когда совершенное преступление могло вывести на след новых драгоценных жил, россыпей или кладов сокровищ.

Халтурин поправился:

– Да, мы, конечно, должны прежде всего думать об основной задаче! Но и преступный элемент от нас никуда не денется!

– И без нас никуда не денется!

Послышались смешки.

– Не было еще такого, чтобы делись! – упрямо завершил доклад Халтурин. – Об этом скажут свое слово прибывшие на совещание сотрудники других служб…

IV

Бывший морской пехотинец Иван, имеющий в Москве тезок больше всех остальных, кособоко переминаясь ногами в старых твердых армейских ботинках, неустойчиво стоял у пивной-рюмочной «Клинский дар – Черноголовка» в своей очереди. Рядом, за круглым столиком стояли, попивая из кружек коктейль «Иван» – водку с пивом и соленым огурцом, четверо; соседний столик заняли трое, взяв бутылку водки и разливая ее по стаканам. Кадык на шее морского пехотинца дергался. Иван был уже третьим в очереди и, нетерпеливо изламывая шею, косился вверх на бутылку водки за мутным от грязи стеклом окошка, которое здесь представляло витрину для алкашей смертников. Его мозг не радовался, не смеялся, нет! Он еще цепче сдавливал себя, чтобы не обронить ни капли восторга: сейчас каждая его клетка ощутит запах и вкус спирта, которого организм не вырабатывал уже вовсе. А жить хотелось! Сейчас наступит состояние тумана и миража: явный мир скроется, и все вокруг пообещает временного забытья. Любого. Лишь бы было что забыть. Даже ту недопитую по несчастью бутылку, которую Иван выронил в толпе, таращась на памятник, разбил ее, а теперь может быть схвачен полицией в любую минуту. Надо было скорее забыться, и ни про что такое дальше не знать. До следующего раза…

Именно в этот момент кто-то жестко схватил его за шею, подкосил сзади и за обе руки переставил с места на место, чтобы не сопротивлялся. Он и впрямь не успел нащупать новой опоры, как его согнули в три дуги, вывернули руки и надели на них наручники. На это ушло восемь-десять секунд, но ему они показались кошмарным мигом.

– Как твое имя?

– Иван.

– Все, Иван, пошли. И не вздумай куролесить! Лады?

– Ага!

В кабинете генерала продолжалось совещание, когда, получив новые сводки, слово взял майор Сбарский:

– Главный подозреваемый задержан. Как уже удалось установить после просмотра видеозаписей с площади открытия памятника Екатерине I, а также в связи с только что поступившими данными, убитый затеял спор с Петрегиным неслучайно. Он не был иностранцем, но говорил с акцентом нарочно. И если бы узнал в лицо задержанного подозреваемого, быстро бы сменил тон!..

– Объясните? – кивнул генерал, наблюдая, как все включили в себе не внимание, а скорее любопытство. Какой-то пьянчужка, убивший человека в драке осколком бутылки, не вызывал у них большого интереса.

– Подозреваемый и убитый – были знакомы! – победоносно продолжал докладчик. – Более того, они в одно и то же время служили в морской пехоте, ходили по морям. В Гренландии подозреваемый, имя его сейчас назову, подхватил какую-то странную болезнь, схожую с той, которая наступает, когда человек понюхает или, чего доброго, попробует на язык продукты захоронений. Это случается у палеонтологов. И он был списан на берег. В его альбоме нашли фотографии, свидетельствующие о том, как уже после службы подозреваемый был в гостях у убитого, в Таллине. Они стоят в обнимку, убитый смеется, а подозреваемый хмур и даже зол, физиономисты по разным деталям, не будем на них останавливаться, дали свое заключение.

– Так какая же фамилия у подозреваемого, что-то вы долго медлите. Какая-то загадка? Открытие? Заговор? Ну, говорите!

– Можете верить, можете нет, но это полный тезка нашего исторического фигуранта, имя его – Иван Прович Протасов!

Генерал пожал плечами.

– Ну, и что в этом особенно замечательного, майор, что вы готовы от радости выпрыгнуть из мундира?

Сбарский чуть съежился. Его огромная фигура, казалось, на секунду понуро зависла над столом. Но по жизни это был веселый и находчивый сотрудник. Лишнее внимание генерала он воспринял как награду. Тем более, что она всегда выражалась в праве отвечать тем же тоном.

– Так, ничего особенного! Вы правы!..

– Однако ж, это любопытно. По-своему очень даже любопытно! – вставил слово полковник, беря, как всегда, под защиту своего любимца.

– По-своему, да… Но и слишком просто! Кто-то рассчитывал, что в полиции это дело спишут на старую дружбу, превратившуюся в ненависть. Мотивация: что-то не поделили. И, скорее всего именно там, в Гренландии. Что-то нашли вдвоем, но один вдруг оказался списан на берег, а другой позабыл о своих обязательствах. Остановимся пока на этой версии. Но что тут делал с русофобскими заявлениями убитый… Кельве?.. Думаю, скоро узнаем и это. Какие ваши предположения, майор?

– Целью Кельве, судя по всему, было спровоцировать рознь между москвичами и гостями столицы. Это подтверждает целый ряд подобных инцидентов в разных районах Москвы, где в этот день совершались другие провокационные акции: в культурных центрах, у мечетей, синагог и католических соборов, в обществах дружбы.

– Вот как? Все увязывается в один клубок. Любопытно!

Майор засиял:

– Несколько человек из числа задержанных признали в убитом члена своего сообщества, имеющего название «Глория», то есть нечто подобное миражу.

Любопытно, что профессор Петрегин, обнаруживший старинные рукописи с жизнеописанием золотоискателя Ивана Протасова, еще и прежде предсказывал: должен появиться мираж, как некая сакральная сила, и нанести свой коварный удар по России. И что прельстятся ею, – кто против русских, – многие. А еще мираж явит и то самое цилемское золото, которым вы так заинтересовались, товарищ генерал!

– Я? – переспросил самого себя Бреев. И спросил сразу у всех: – Это нужно мне одному?.. – Все, кто потупился, кто смело выдержал ставший более строгим взор. Он понимал шутки, но не забывчивость подчиненного. – А что до миража, то, мираж он на самом деле или нет, а слишком увлекаться фантастикой не будем. Знаю я вас: дай только волю!..

Вновь послышались смешки, на которые генерал не среагировал. Одним из главных методов, разработанных лично им для аналитико-следственных действий, являлось обсуждение любой фантастичной и метафизической версии. Кроме того, он являлся автором проекта машинной системы «кашалотов» «Сапфир» с подпрограммой «Аватар», где каждый мог погрузиться в сновидение в любую минуту, был бы аргумент, для чего, затем, понукаемый интуицией, по стопам сновидения дойти до его финала; а машинная программа выдаст итог хоть в распечатке, хоть видеоверсией. Этот инструментарий следствия, являющийся эксклюзивным изобретением генерала, уже не раз помогал достигнуть искомой цели. Этим своим работающим проектом он, генерал Бреев, очень гордился.

V

Найденный историком Самуилом Петрегиным старый печатный труд неизвестного автора с жизнеописанием первого уральского золотопромышленника Ивана Протасова был подкорректирован специальной электронной системой древних переводов и созданием оживающих миражей сновидений, с порталом «восточных следствий» – «Миассида». Дело было передано в отдел астральных реалий и хрономиражей аномальных зон «Сармат».

Начальник этой службы Вадим Григорьевич Крыншин накануне выдал обширный отчет об активизации аномальных явлений в ряде районов Москвы. Их фиксировалось тем больше, чем больше появлялось на рынках различных электронных аудио – и видеоустройств и прочего, что постепенно меняло быт, привычки, предпочтения, мировоззрения, психику людей. Начальник ведомства «кашалотов» Бреев, жестко контролирующий поиск старинных сокровищ, и, прежде всего, золотых залежей, к работе этой службы нареканий не имел.

В связи с появлением очередного дела профессора Петрегина, хотя он теперь и фигурировал в нем, как свидетель, «Сармату» передали уже разрабатывавшееся в других отделах «Дело о золотых копях Ивана Протасова»; рукописи о Протасове в тайном архиве обнаружил именно Петрегин.

«Кому же потребовалось соединить эти три судьбы в единый момент убийства?» – подумал Крыншин. – Жертва, подозреваемый фигурант и его полный тезка… Генерал прав, все слишком сложно и одновременно слишком просто. Логичным будет предположить, что заказчику убийства было важно направить следствие по ложному следу. Может, они же и подложили в альбом Ивана Протасова фотоснимок человеческого мозга, который служба физиономистов и сверки данных «Свифт» с одного взгляда определила окаменевшим, отвергнув версию, что это муляж, какие выставляют на уроках анатомии человека. Мозг этот был редким экземпляром и у гомеопатов черной магии мог стоить бешеных денег. Но эту версию оставим на потом!..»

Целью срочного задания, поступившего конкретно «Сармату», было найти дополнительные сведения об электронных источниках неких «миражей», на которые сослался Петрегин, уверявший, что однажды они появятся в Москве в день исполнения неких, якобы, одновременно осуществляемых, грандиозных провокаций. Если так, речь могла идти о целой системе взаимосвязанных пока еще мало знакомых приборов, которые мог испытать на нервах московской службы безопасности в час икс предсказанный интуицией Петрегина неизвестный враг.

– С рукописями об Иване Протасове нам придется поработать еще не раз, это нам понятно, – говорил генерал полковнику Халтурину. – А вот совпадение, что мы вынуждены дважды заниматься профессором Петрегиным, мне, все же, кажется аномальным. Тем более что дело его связано и с криминальным фактором, и с золотом.

– Так точно! К событиям подключаются покуда неизученные нами явления в виде, так сказать, оживленных сакральных сил. Но выявить мы их обязаны! Ради плана!..

– Каждый раз у вас найдется новое определение. Вот почему я уверен, что в своем деле вы во всем разберетесь досконально. И тогда уж проверьте заодно все о гипотетическом золоте Цильмы. Петрегин, темнит он или нет, не зря напомнил нам о нем. Что-то подсказывает мне, что дело обстоит именно так.

– Я знаю, что именно. Это ваша наиболее сильная сторона – интуиция!

– Надеюсь, надеюсь. Тем более займитесь Цильмой!

– Есть. Разрешите вопрос, товарищ генерал?

Бреев кивнул.

– Первый раз на жизнь Петрегина покушались, выпытывая у него, не обнаружив драгоценного сапфира, не нашел ли он в рукописях о Протасове какого-нибудь ключа или карты, ведущих к открытию кладов в Санкт-Петербурге. После Петрегин заверял, что ничего такого в глаза не видел, а потому сообщать преступникам было нечего. Но теперь сам намекает на возможное проявление каких-то загадочных и опасных миражей. На то, что мы пока склонны рассматривать как воздействие на психику каких-то приборов. Это первое… Разрешите второе?.. – генерал кивнул. – Сегодня Петрегин свидетельствует, как он в день открытия памятника Екатерине в Москве затеял спор о дани Руси в Золотую орду, о золоте, и тут же замертво падает его оппонент, показавшийся ему иностранцем, но на деле попросту провоцирующим беспорядки нашим гражданином Кахобаковым, взявшим фамилию жены.

– Который, как выяснилось, являлся предпринимателем и золотодобытчиком. Проверьте: нет ли его следа в Цильме. Вы понимаете, я имею в виду тот новый след, который, не исключаю, может быть связан с медью и серебром, обнаруженными в средние века. Может, сегодня на рудниках чего-то не доглядели.

– Слушаюсь.

VI

Когда полковник достиг своего кабинета, к нему напросился Крыншин.

– Так, в чем ваш вопрос, капитан?

– Я прихожу к следующему выводу: заказчик убийства был уверен, что ему удастся быстро закрыть дело об убийстве Кахобокова-Кельве.

– Это всегда возможно, когда имеется свой человек в полиции.

– Так точно… Я выяснил, что о Кельве никто ничего не знает, но о Кахобокове в один голос заявили сразу несколько человек. Все имели в виду подполковника, собравшегося на пенсию, Кахобокова Арутяна Мерхоевича. Он служил в центральном районе, но переводился из структуры в структуру. Имеет семью и четверых детей, в том числе двух девочек близняшек. Одна из них больна и лечится гомеопатией…

– Больна?.. Как сказал мне хороший знакомый, чтобы лечиться разными толчеными трупами насекомых и ящериц, нужно очень крепкое здоровье! Ведь в основе методики лежит принцип: «К поправке – через боль!»

– Да, это, должно быть так. Гомеопат, некая Альгерда Каренина, известна как раз этой методой. Она выясняет главные пристрастия больного и болью же вытесняет их. Как это работает, неизвестно. Но только ее порошки и снадобья на поправку воздействуют. Она без труда лечит алкоголизм, а это говорит о многом. Одним из ее пациентов являлся и Иван Протасов, наш фигурант. Мы можем передать нашу версию в прокуратуру?

– А уже есть и версия? И в чем она?

– Так точно, есть. Она в том, что Иван, вероятно, на приеме у Карениной рассказал об окаменевшем мозге, который он когда-то нашел в Гренландии вместе с убитым, та разыскала Кахобокова-Кельве, предложила за мозг большие деньги. Он приехал, привез товар. Всех денег, как всегда, у злодеев мошенников, на руках не оказалось, ему дали лишь часть от всей суммы и, получив товар, убили. Не удивлюсь, что Каренина и заставила Протасова прийти в час открытия памятника, поставила рядом с Кахобоковым, и кто-то разбитым стеклом вспорол ему шею. Этого момента, как мы точно знаем, никто не зафиксировал. Сходится многое: все трое – в одной точке; у убитого в кармане слишком много денег, чтобы на них не мог не покуситься алкоголик, а у задержанного нашли купюры из одной пачки, выданной банком.

– Выданных на чье имя? – живо спросил полковник. – А впрочем… это может быть кто угодно. Не сами же они пошли в банк, чтобы засветиться!

– Вы правы. Тот, кто получал деньги, тоже убит. По сводкам, он, а это молодой человек, собиравшийся жениться, некто безработный Павел Охромеев, взявший сумму в банке под поручительство бизнесмена Сергея Владимировича Бецкого…

– Что-то его фамилия слишком в ухе звенит? – с подозрением прищурился Халтурин. – Опять тезка нашим фигурантам?

– Вы как в воду глядите! Тезка недавно проходящему у нас по делу темного типа, но сотрудничавшему с нами, бизнесмена из Санкт-Петербурга, строителя…

– Да, да, конечно! Копатель старинных фундаментов, помешанный на поисках старинных кладов.

– Реставратор фундаментов и подэтажных помещений, если быть точным. На него в полиции ничего нет. Что касается исторического персонажа, то это предок из тайной канцелярии, связанный нитями судьбы с дворянином Иваном Протасовым – «птенцом Петровым»…

– Как говорится, все очень просто, и тут наш генерал прав! Но в то же время и очень сложно, не будем забывать об этом! – подвел черту Халтурин.

– Так, все же, уточните, товарищ полковник: моей службе акцентировать внимание в данном деле на убийстве или на поиске золота?

– Не знаю. Сейчас я доложу о вас генералу, и вы все повторите ему сами.

– Слушаюсь.

– Я не сомневаюсь, что вы достигнете обоих результатов, – сказал напоследок, выслушав капитана, Бреев. – Вы и без того знаете, что я, в отличие от службы полковника Халтурина, прежде всего жду от вас отчетов о подступах к драгметаллам, но все же надеюсь, что к вечеру и та, и другая работа будут завершены. И о Цильме не забудьте…

Закрыв за собой дверь, Крыншин проворчал:

– Да, видно, никто еще из этого кабинета не вышел без довеска и к без того сложному заданию!.. Теперь, конечно, не отстанет от меня и полковник Халтурин.

В «Трех кашалотах» с десятками отделов и бюро, а также отдельной следственно-оперативной службой «Сократ» вся работа тут же активизировалась, лишь только в любой из них начинали маячить очертания золотых залежей, затерянных где-нибудь во времени и пространстве. И Крыншин знал, что отныне разные структуры ведомства получат указание поискать, между делом, и неизвестное «цильминское» золото.

Как правило, на решение любой поставленной задачи отводились сутки. Но работа часто выполнялась в течение рабочего дня. И если кто-то хотел уйти домой пораньше, его активность должна была, – о чем всерьез острили шутники, – превзойти активность аномальных явлений природы, тонкого мира духов и всяческих материализующихся сущностей. Последние принимали персонифицированные образы известных на земле существ, явлений и духов, и по-другому здесь быть не могло.

«Любому духу, чтобы отмежеваться от природных явлений, к которым он тесно привязан, образ человекообразного или животного попросту необходим, – думал Крыншин, непроизвольно прикидывая, какой бы образ дать такому проявлению, такой аномалии, каким являлся хрономираж. Не видя в незнакомом и пугающем явлении доброго образа, человек видит чудовище, монстра, крестится и взывает: «Спаси и сохрани, человек-дух Иисусе!» Да, да, видя его прежде всего человеком! И даже образы ангелов изображает… людьми!»

При этом Крыншин знал, что для его сознания вполне подходил бы образ и доброго монстра, если бы даже он был отражением бури и шторма, – гигантский кальмар или сам Посейдон, или тот же мираж, только умеющий общаться с человеком на его языке. Он может продемонстрировать цель поучаствовать в жизни людей, в работе любого аналитика «Кашалотов». Такая вот «аномалия» могла находиться и в стенах отдела «Сармат». В работе, связанной с поиском золота, платины и прочих сокровищ, даже эти доморощенные «аномалии», помогая сосредоточиться мозгу либо же дать ему отдохнуть, уже не однажды помогли «кашалотам» вытянуть их «драгоценный производственный план».

VII

В следственный изолятор несостоявшаяся счастливая невеста Капа Ивановна Протасова пришла убитая двойным горем. Или, если быть совсем точной, даже тройным. Убит жених Охромеев, в тюрьму посажен отец, к тому же донимает ненавистный подонок Бецкий, ставя условие совершить с ним тайный брачный союз.

Долгое время он подкарауливал ее всюду, где только можно, возникая перед глазами как призрак, с букетами несносных цветов.

Теперь вот подкараулил в церкви. Она как раз просила у господа прекратить череду ее несчастий, а он ворвался туда, встав перед ней на колени, цинично спиной к алтарю, и поставил условие:

– Соглашайся, и я вытащу отца из тюрьмы!

«Да кто ты такой! Я стою перед ликом Иисуса Христа, перед образом Девы Заступницы, я шепчу им молитвы, я слышу их голос, и они обещают защиту!..»

Но лишь только она немного засомневалась, Бецкому удалось-таки поколебать ее веру. Тайное венчание должно будет состояться в дворянском обществе, так как должна соединиться их дворянская кровь. Но истинной причины его притязаний Капа не знает. Теперь, что скажет отец?!..

В укрытой, казалось, вечной мглой камере Ивану мерещилось, что он присутствует в клубе дворянства, где в бокалы льется красное и белое вино. Сейчас он не мог бы точно сказать, был ли он в прошлом, на дворянском собрании, или был в «Клубе дворян» сейчас, в наши дни. Но его мозгу было все едино. Он сильно страдал, не получая бесконечно необходимого – винных паров – ни от прошлых, ни от настоящих видений. Мираж мозгу был безразличен. Он требовал невидимых капель, молекул и атомов, содержащихся лишь в крепленых напитках.

Иван неловко, коряво, как это случается, когда мозг постоянно что-то требует и, не получая, корежит тело и душу, ворочался на топчане, привставал, вновь валился и сворачивался, поджимая к груди колени. Лицо его при этом почти не мимикрировало, было осунувшимся и строгим, только глаза блуждали по невидимым предметам окружающей обстановки. Пустота пугала его, и хотелось видений. Он научился вызывать их усилием воли, хотя все навязчивей виделись залежи золота…

С тех пор, как дочь впервые повела его к гомеопату Альгерде, спасавшей алкоголиков, ему стали являться видения окутанных желтым туманом подземелий. Туман окрашивали отражавшиеся лучи золотых самородков и груд золотого песка. При этом, он видел в пещере похожего на себя человека, в странной одежде, наверное, далекого предка, бывшего самым богатым человеком на земле. И Альгерда монотонно внушала ему: «Гляди и запоминай… иди к выходу и запоминай… иди прочь и запоминай… Ты уже далеко, и все помнишь!.. Ну, так что же ты помнишь? – И он отвечал, что видел: гору, лесную долину, тропу, избу и собаку… – Вдруг она закричала, будто в самую душу: – А теперь возвратись точно так, как запомнил!.. – И до сих пор звенел в ушах ее голос: – Ну, так вернулся?.. И туда же ли вернулся?!..»

Иван не знал и не мог знать, что предприниматель, реставратор фундаментов Бецкий знал тайну его богатого предка, Ивана Протасова, и за услуги обещал Альгерде взамен каменный мозг: требовалось лишь принудить его, алкоголика, вспомнить о сокровищах этого предка.

Началось с того, что Альгерда внушила ему мысль, что нужно помочь найти утерянное приданое, потребовавшееся одной современной дворянской девушке. И он точно знал, что она не лгала. Он согласился без колебаний, и провел под гипнозом несколько сеансов. Он точно помнил, что назвал ей урочище, забытое городище, как дойти до драгоценного грота.

– Ну, а теперь все забудь и ступай! Выпей водки и умри под забором! – торжествующе приказала она. Он открыл глаза и увидел в ее руках свой каменный мозг – тот, что когда-то извлек из упавшей с вершины расщепившейся скалы, и оказавшийся породой с включениями редкого известняка. Они тогда выполняли секретную миссию, следуя на корабле к американским берегам, и, зайдя в Гренландию, взяли несколько проб из прибрежных хребтов, где судно бросало стояночный якорь…

Затем он зашел за бутылкой, выпил и оказался на площади. Здесь он убил человека. И теперь точно знал, что виной тому была Альгерда. Она заставила его совершить убийство тогда, когда при виде гренландского мозга из кладбища пьяниц-воинов Одина поняла, что и без нее он будет спасен! С помощью подобных окаменевших мозгов – чрезвычайно редких находок у берегов Скандинавии многих излечивают от алкоголизма, особенно финнов, ездящих в Санкт-Петербург группой или поодиночке, часто чтобы вусмерть напиваться…

VIII

– За этим же ездил сюда и его бывший друг, Кахобоков, ставший Кахобоковым-Кельве, а затем просто Кельве, – докладывал полковнику Халтурину майор Сбарский, накопав дополнительных данных.

– И встречался с Протасовым?

– Никак нет… Наоборот… Сейчас поясню… Каменный мозг, с помощью которого гомеопат Альгерда проводит сеансы внушения, как мы знаем, после того как был найден в Гренландии, последнем пристанище викингов, вначале оставался у Кахобокова.

– Далее, думаю, вот что, – перебил в нетерпении Халтурин. – После острой болезни Протасова, спровоцировавшей хронический алкоголизм, Кахобоков забыл поделиться с ним прибылью от продажи ценной находки. И тот его убил. Дело можно закрыть. Или я ошибаюсь?

– Ошибаетесь? Ни в коем случае! Здесь много своих нюансов.

– Ну хорошо, поделись. Я опять весь внимание!

Небольшая перепалка между полковником и майором, испытывающим друг к другу братские чувства, являлась нормой.

– Так вот… Для начала важно подчеркнуть факт происхождения жены Кахобокова, поделившейся своей вымышленной фамилией Кельве.

– Вымышленной! Этого нам еще не хватало. У них и без того уже три: Кельве, Кахобоков, Кахобоков-Кельве… И какая же будет четвертая?

– Потощева. Она полячка. Возможно, и древнего русского происхождения. Но конченная русофобка, организатор у нас под боком различных провокаций. Считает себя потомком Екатерины I…

– Ого!

– Не совсем так, товарищ полковник!

– Что значит «Не совсем так!» после моего «Ого»?! Где тут логика, майор?

– Да, она потомок императрицы, – с улыбкой продолжал Сбарский, – но чрезвычайное обстоятельство заставляет делать определенные выводы!

Халтурин уставил на него самый суровый взор.

– Ну хорошо, если вам безразличны нюансы, докладываю, как есть. Потощева не может претендовать на трон, поскольку, как утверждает, родилась от Екатерины тогда, когда та была еще просто прачка Скавронская, даже до любовной связи со светлейшим князем Меньшиковым. А ведь именно у него Петр отбил ее, чтобы сделать императрицей.

– Вот оно что!

– Если бы все было так просто!

– Ну, что еще? Извел вконец! Докладчик! «Ну, погоди у меня!» – читалось также в глазах Халтурина. Но это только разжигало аппетит щекотать нервы обоих.

– В дело замешана еще одна претендентка на трон, ее соперница полька, вероятно, также древнего русского происхождения, Катрин Потоцкая, утверждающая, что род ее происходит от связи Екатерины I с любовником Монсом, братом первой любви Петра Великого Анны Монс.

– Закрыть бы всю эту лавочку. Расплодилось дворянских клубов!.. Да, ладно б еще собирались, кто и впрямь с родословными, а то ведь черт знает что!

– Да, но к ним ведут многие ниточки, которые, в конце концов, и приведут нас к сокровищам.

– Согласен. Что там еще о Кельве? Как она вышла на гомеопатку? То есть, как узнала, что Иван Протасов, этот алкоголик, потомок могущественного рода и может знать о сокровищах?

– Протасов ходил в местный «Клуб дворянства», всегда напивался, но вовремя уходил. Он, вероятно, проговорился, что ходит на сеансы к Альгерде, а Бецкий, зная подноготную Протасовых, решил через гипнотическое воздействие выудить знания о сокровищах рода. Ранее, через Кельве, с которой, несомненно, познакомился в одном из дворянских сообществ, он вызнал, что она ищет покупателя на каменный мозг. Тут же у него созревает план предложить Альгерде за ее помощь то, что является пределом мечтаний каждого гомеопата, специализирующегося на лечении алкоголиков.

– Да, да, понимаю… ведь излечивая одним средством, она может толкать сколь угодно любых порошков, даже из самого банального известняка!..

– Знаете анекдот?.. Продает узбекский хитрец Ходжа Насреддин порошок из толченой глины и говорит, что средство против крыс и мышей. Потом приходят к нему, хватают и волокут в зиндан. «За что?» – возмущается он. – «За то, что твой порошок – обыкновенная глина! Все крысы и мыши целы!» – «О, Аллах, спаси заблудшие души! Как же глупо они пользовались порошком!..» – «Как, как? Мы насыпали его у порога, под матрацами и у мешков риса для плова!..» – «Несчастные! Разве я говорил рассыпать драгоценный товар! Надо было взять в руки пойманного грызуна и насыпать порошка прямо в рот!..»

– Да, смешно. Но вернемся к убийству, мотиву убийства и подозреваемому. Хотелось бы помочь фигуранту. Все же он потомок такого человека, за счет которого мы постоянно находим драгоценные клады.

– Разумеется. И это возможно. Отпечатков на горлышке от его разбитой бутылки, которым перерезали горло Кахобокову, не зафиксировано.

– Что это значит?

– Кровь на горлышке как слизнула все отпечатки…

IX

Дело о золотых копях Ивана Протасова, когда Крыншин приступил к его изучению, выявило, что своих «аномалий» было предостаточно даже в нем. Дело это, по сути, было попыткой неведомого автора создать жизнеописание Протасова, показать его жизненный путь, который он начинал в качестве владельца торговой лавки, сделавший его одним из самых богатых людей на планете.

Жизнеописание это, благодаря невероятным фактам, очень напоминало разрозненные куски романа или же только его черновиков. В течение получаса Крыншин заложил в компьютерный вариант данного дела свою новую программу, надеясь, что она выявит все метафизические «аномалии», точно лишний спам, чтобы на них не зацикливалось его драгоценное внимание.

Но, к его удивлению, система «Миассида», контролирующая повременную связь по восточному, уральскому направлению, где и добывал золото Протасов, вдруг указала на окончание обработки документа и сама же запросила: «Нужны дополнительные факты!»

Крыншин, поразмыслив, понял, что система, зафиксировавшая внедрение в нее новой программы поиска, сделала попытку заставить оператора вернуться к изучению еще необработанных его анализом страниц рукописи. Выходило, что, помусолив личную программу Крыншина, «Миассида» самым беспардонным образом, словно бы, потребовала и отчета.

В ту же секунду будто кто-то стал шарить и в его собственном мозгу. Это было странное ощущение, будто один из тех образов, которые создавал в своем воображении человек, внезапно ожил и поселился в его голове. «Кто бы это мог быть?! – подумал Крыншин, надеясь, что с ним затеял игру оказавшийся в одной связке по данному делу кто-либо из операторов, также изучавших дело о будущем золотодобытчике Протасове.

Он отдернул руку от клавиатуры, собравшись подкорректировать программу, когда перед его глазами на экране монитора вдруг вспыхнула яркая картинка какого-то веселья, послышались звуки музыкальных инструментов, будто из прошлых веков; он различил танцующие пары.

В следующий миг все это, отделившись от экрана, поплыло, увеличиваясь, прямо на Крыншина, и он невольно отодвинулся, ощутив спинку стула. Что-то ожившее, как проникающий из прошлого в настоящее хрономираж, стало заполнять помещение комнаты.

Вначале плохо различимые, неясные образы мерячения приобрели чуть более прочную плоть. Но вдруг он почувствовал, как кто-то подхватил его за локоть, поднял и закружил будто в танце.

Вокруг все поплыло, слилось в сплошную многоцветную полосу, а перед глазами повисло в воздухе улыбающееся красивое, чуть полноватое лицо девушки. Со странной прической, но очень ее украшавшей. Потом он разглядел ее шею, плечи, фигуру. Ощутил ее стан, который машинально обхватила его рука. Неожиданно упругая талия девушки оказалась словно завернутой в жесткий кокон; это подсказало ему, что юная красавица, скрывая небольшую полноту, была в обыкновенном для своей эпохи корсете.

Затем девушка, разглядев его тоже, видя его недоумение и даже испуг, весело рассмеялась. И он смог сосчитать в ее рту за плотным рельефом полненьких подкрашенных губ каждый, до единого, из ее тридцати двух превосходных коралловых зубов.

Ей было лет восемнадцать-двадцать. Он разглядел ее небольшие, но, сразу же показалось ему, очень доброжелательные открытые глаза почти бирюзового цвета, ее широковатый, но все же безупречный нос, маленькие и полупрозрачные розовые раковины ушей…

Она хотела, чтобы оказавшийся перед нею молодой человек – не низкий, стройный, с внимательным строгим лицом, где все было по-гречески пропорционально, с привычкой в его карих глазах цепко оценивать обстановку, сделал что-нибудь абсурдное, мальчишеское, как бы в поддержку ее безупречной юности. Например, чтобы тут же признался ей хоть в чуточке своей любви.

Крыншин не понимал, что с ним случилось, но он внезапно прижал девушку к себе и крепко поцеловал в губы. Она стала сопротивляться, и он видел, что отчего-то расстроилась. Послышались посторонний смех и девичьи веселые крики, вероятно, спешивших на выручку подруг.

Крыншин еще ощущал жар этого поцелуя. Еще слышал глухой мелодичный удар от соприкосновения собственных зубов о ее зубы, что, возможно, прищемило ее губу и сделало больно. Но нет, ведь он и теперь все еще ощущал, как его язык сплелся с ее, точно с языком опытной молодой колдуньи…

Да, это была искушенная женщина. Восемнадцать-двадцать лет для XVIII века – это пора, когда многие девушки уже были замужем, часто имели детей.

«Но ты, моя прекрасная незнакомка, нет, ты явно не замужем! – сделал для себя утешительный вывод Крыншин. – Иначе я бы это почувствовал…

Но какая же сладость!.. Как тонка талия! Как прекрасно лицо!.. И как незнаком, как далек ее запах!.. Будто он окунулся в детство и вошел в комнату своей сорокалетней бабушки-актрисы…

Он приподнял голову от стола, мотнул ей, отгоняя сон или видение. В свой мираж он погрузился на секунду и не поверил ему. Сон стал улетучиваться. Он тихо и сладко зевнул, пожалев, что нельзя повторить метафизический поцелуй. Да, сегодня он не доспал; и никто не осудит его, если он незаметно еще подремлет, как любой другой молодой человек, проводящий ночное время в утехах часто незапланированных встреч…

X

Погруженный во внутрь себя и пребывая все еще в легкой дремоте, Крыншин, наконец, очнулся. Взор его уперся в строчку мигающего сигнала, требующего дополнительных сведений. «Вот еще! – не мог смириться он с наглой атакой. – Ведь я и сам бы желал их получить! Только вот где же их взять?!..»

В рукописи, прежде всего, открылись различные имена первой четверти XVIII века, имевшие отношение к строительству Санкт-Петербурга. Мелькнуло несколько купеческих имен из района Замаранихи. Свою позорную суть эта часть города потеряла незадолго до кончины Петра. «Древняя топонимика – Замираниха, от «Замирья»: древнего поселения этих мест», – сразу же подчеркнул компьютер, одновременно приступая к углубленному поиску. Району придали культурный вид, в парке построили площадки для праздничных гуляний, плясок и более представительных ассамблей. И Замараниха перестала быть замарашкой.