Урол, трактор и осел
1
Разрыв живота у Урала-Тартара от травки на самом деле устроил вовсе не он сам, а Урок-брокер. Как говорится, счастье одного бывает бедой для другого – так и здесь: на чужом несчастье он ещё и прилично заработал. Нет, не на наркотиках, конечно, а на металлоломе… Вернее, на посредничестве в этом деле.
А при чём тут трава и железный лом?
Оказывается, при чём! Да ещё как. Ведь Урал-Тартар въехал в эту сферу на своём тракторе – напрямую, проломив стену.
А началось всё вот как…
Единственный преступник в деревне, Нурмон по кличке «Слизняк», после пятого отсидевшего срока решил зажить тихой и честной жизнью. Но то, что он принял за «начало новой главы», оказалось совсем не «началом», а чем-то другим… К тому же его собственное представление о «честной жизни» сильно расходилось с представлениями односельчан.
В общей сложности он просидел не меньше пятнадцати лет, «тот свет» ему осточертел. Да и прежнего задора не осталось: если раньше он на раз-два совершал мелкие преступления, то теперь попадался на каждой мелочи, получал палками по спине и валялся битый-перебитый. Авторитет его пал, словно сучка Рекс у Нормата-подачи: раньше щенков разбирали наперёд, а потом даже даром брать перестали.
Когда-то, после первой отсидки, вся деревня приходила его навешать. На свадьбах он сидел на почётном месте, самые вкусные куски плова доставались ему. Теперь же земляки при встрече отворачивались.
Слизняк, конечно, сперва обижался. Не то чтобы из-за Рекса, наводнившего двор щенками, а из-за того, что сам он лишился уважения. Попадалось ему сказать:
– По всему миру воров «по понятиям» уважают! Вот, возьмите Аль Капоне – какая слава! Там, за океаном, он, а здесь – мы. Ну, конечно, два барана в одном котле не уварятся, двух муэдзинов в одной мечети не надо… Но что же это – в нашей богом забытой Култепе1 меня даже за человека не считают! Деревня… сплошная деревня… Иногда думаю: бросить всё, махнуть в город. Но тут сердце ёкает: если все уважаемые люди разбегутся, кто же поднимет село?
Правда, привычка величать себя «мы» быстро отвалилась: после того как получил тумаков от пацанов и понял, что даже на «вы» его больше никто не тянет, перешёл на одиночное «я».
А поскольку «если груз тяжёл, приведи осла, а если осел не хочет – принеси груза», Слизняк подчинился деревенским обычаям. В данном случае сравнить его правильнее не с грузом, а именно с ослом. Всё-таки живое существо, всё-таки голова есть… Ослячья.
Чтобы отметить начало честной жизни и поблагодарить за возвращение с «того света», по совету аксакалов и активистов махалли2 он решил устроить худойи3. На этот раз со всеми обрядами. В прошлый раз, выйдя из тюрьмы в третий раз, он расквасил нос Машрабу картёжнику и тем «пустил кровь». Но это за жертвоприношение не зачли. В четвёртый раз попался и снова сел. Извлёк урок: для худойи лучше всего подходит жертвенное животное (по крайней мере, оно не пишет заявлений в милицию).
«Худойи без жертвы – что за худойи?» – рассудил он и полез к соседям… за курицей. Итог – побои и осознание того, что к благотворительности (ну, конечно, это ведь не кража!) он совершенно не приспособлен.
Дальше – хуже. Никак не везло. То схватил на улице чей-то велосипед «покататься» и попался, то пригнал с поля дикого козла (откуда ему знать, что это был козёл соседа Урока-брокера, а не горный трофей?), то вообще – просто за дружеский разговор врезали. Захотел побеседовать с одноклассником Нор полвоном4 о тюремных порядках – тот не понял, и сразу в морду.
После всех этих побоев Слизняк сделал вывод: на свободе люди дичают. Общение не понимают.
Хотя, казалось бы, в любом деле главное – время и опыт. Со временем приходит мастерство. Но с ним этого не случилось. Точно так же, как и с опытом родов у Рекса. Слизняк пришёл к выводу: преступность ближе к спорту, чем к ремеслу. Но внутренне чувствовал себя старой проституткой: люди обходили стороной, никто не брал в компанию. Профессия рухнула…
Намыслив всё это, Слизняк твёрдо решил жить честно. Но сказать легко – сделать трудно. Столько лет он привык жить «на казённом пайке»…
Весна!
Отцовская избушка стояла заброшенной, превратилась в развалину. Дожди и снег разъели стены, глиняная крыша годами не знала ремонта (шифер, купленный им после четвёртой отсидки, был давным-давно пропит в ближайшей чайхане). Трава затянула двор. Внутри сырость, больше похоже на хлев, чем на дом.
Нурмон решил начать новую жизнь с огорода: перекопать землю, посадить что-нибудь. Пошёл к соседу за лопатой. С тех пор как он покусился на его козу, они находились в ссоре… Но Слизняк, как водится, ни стыда, ни совести, ни понятия о приличиях не имел. Хотя, если разобраться, именно он в той «козьей истории» больше всех пострадал: нос сломали. А вот ни Брокеру, ни его визгливую козу никто пальцем не тронул.
И вот он, как будто идёт к старинному другу, с улыбочкой обратился к соседу:
– Дайте, мол, вашу лопату!
«У преступника, оказывается, кожи на лице толще, чем у носорога», – сделал вывод Урок.
– Что за нужда? – спросил он.
Его забота была вовсе не о лопате: сосед ещё и перепродать её может, да деньги тут же прогулять. Знал ведь его: сколько раз он сам, под видом скупщика металлолома, обманывал детей, меняя у них медные рукомойники и самовары дедушек и бабушек на эскимо. Этот-то, конечно, не ребёнок, на мороженое не попадётся, но вот на пару чина носа лопату махнуть и потом покурить – вполне.
– Землю хотел перекопать, заняться хозяйством, – пробормотал Нурмон, шевеля тонкими, желтоватыми пальцами.
Урок, зная цену их «хозяйству» и их жаргону, тут же уточнил:
– Маковую?
– Вы знаете?! – Слизняк аж подпрыгнул.
– Что именно?
– Ну, как её… выращивать-то?
– Да нет, не знаю…
– Тогда… не знаю, – Слизняк потух. – Посажу что-нибудь подоходнее… Мак-то, наверное, не дадут. Я ведь ещё два года под надзором участкового… В тюрьме многие на этом «огородничестве» попадались. Значит, прощать не будут… А дом починить надо, машину купить… Последний раз, как меня забрали, дело было на табаке: хотел сбыть пару тюков, попался.
– За продажу табака не сажают, – уточнил сосед.
– Так ведь чужой был… – Слизняк замялся. Признаться в краже гордость не позволяла. – Думаю, может, табак и посеять?
– Табак? Ты в своём уме? Сейчас он никому не нужен!
– Как так? – удивился Слизняк. – Вот пачка сигарет сколько стоит!
– Как бы объяснить… Это как с Тиркашом-пьяницей. Бутылка водки стоит копейки, но без сотни скандалов он кайфа не почувствует. Сейчас люди деньги на еду тратят… Картошку сажай.
Урок задумался. Чувствовал нутром: дай ему лопату – назад не вернёт. Надо придумать отговорку. А лопата вот она, маячит на виду.
– Да что вы говорите! Если бы у меня дома еда была, я бы что, голодный ходил? Если бы картошка – я бы её жарил и ел! Давайте лопату, я только землю разрыхлю, а дальше видно будет.
Сосед задумался. Сказать: «сам буду работать» – значит, до вечера ковыряться на огороде, доказывать, чтоб этот подозрительный тип не сомневался. А ведь по телевизору как раз сериал… Да и глядя на впалое, костлявое лицо Слизняка, он сомневался, поднимет ли тот вообще лопату.
– Дам тебе хороший совет, – наконец нашёл выход Брокер. – Ты ведь лет сколько отсутствовал, отстал от жизни. Сейчас никто землю лопатами не копает. У Урала трактор есть – скажи ему, пусть вспашет.
– Ох ты, чёрт! – воскликнул Нурмон. Новость ему пришлась по душе. Сам он, глядя на огород, давно думал: «Когда я это всё перелопачу? А если сосед ещё и лопату не даст – позор будет». – Вот ведь в голову не пришло! Подсказывайте почаще, а то я бы сейчас лопатой махал, позорился бы.
Обрадованный, он отправился к Уралу.
2
Умар Чинок5 работал в районной газете и с тех пор считал себя первым интеллигентом деревни. Но в последнее время у интеллигенции дела не ладились. Сегодня он опять на работу не пошёл. Вот уже две недели из деревни ни ногой. На редактора обиделся. Тот грозился: «Выкину тебя, полуграмотного, и возьму на твоё место кого-нибудь, кто хотя бы буквы знает».
В газете в дидактических статьях местного философа «Куй железо, пока горячо», закралась опечатка. Пустяки! Никто бы и не заметил. Если бы сам обидчивый философ не явился с криками: «Я от людского смеха чуть в петлю не полез!», то и редактор не обратил бы внимания. Но – пришёл, закатил скандал. В результате, с его месячной зарплаты вычли круглую сумму. Обидно же! За одну букву – сто тысяч сумов!
А ведь зарплата считается иначе: в среднем по два сума за букву. И выходит, что двухсумовая буква "х" обошёлся в ему целых сто тысяч! Где же справедливость?!
Потом, правда, он остыл. Понял, что на редактора дуться опасно – можно не только деньги, но и вовсе работу потерять. Решил как-то прикрыть обиду, прийти, голову склонить: «Мол, извините, начальник, и без того держусь на соплях…». Думал – редактор сам первым помирится. Ошибся. Прошло уже два номера без него – и тишина.
Ну, а что несут в редакцию творческие люди? Конечно, пару статеек! Вдруг старые обиды забудутся. Хотя, будь наличка, занёс бы две бутылки – куда надёжнее. Но налички нет, а сосед-табачник Носир под это добро в долг не отпускает.
Вот он и оказался у дома Чори сори6. Думал: «Одолжу до получки, а там дело наладится». Но…
– Ну что, – встретил его Чори у ворот. – Мулла ещё задницу не помыл, а ты шляешься?
У этого человека, когда настроение хорошее, он про муллу не вспоминает. Про их отдельные части – тем более. Умар чинок сразу понял: с этого толку не будет.
– Да я вот… в газету хотел про вас написать, – торопливо выпалил он. Лучше уж голову высоко подняв уйти, чем позорно выпрашивать. А вдруг хозяин и впрямь растает? А не растает – так хоть материал в газету. – Опыт у вас, жизнь видали. Пора бы и вас приподнять. Сколько ж можно в тени сидеть?
– В газету?! – у Чори аж глаза загорелись. – Написали про меня однажды. Да ещё как написали! Аж с должности убрали. С тех пор, как с председателей сняли, на газету глядеть тошно. Вот и сейчас, глядя на тебя, добрых мыслей нет.
– Понимаю… Но у нас в газете только хорошее пишут. Ни критики, ни пакостей. Хотели тут одного артиста «разнести», так сколько ни вертели текст – всё равно похвала вышла.
Чори призадумался. Ему журналисты на пороге ещё не встречались. Этот, конечно, журналистом не назовёшь, но и сам он не Майкл Джексон.
«Ну ладно, – подумал. – Сойдёт и такой.».
– Ну, и что ты там обо мне напишешь?
Умар замялся. Что ж про него писать? Надо такое придумать, чтоб без колебаний денег дал…
– Ну, например… про ваше хобби. Вы же собак держите, верно?
Тут он чуть было не ляпнул «похожих на вас самих». Но сдержался. Ведь то, что и собака, и Чори – оба рыжие, вовсе не его вина. А вдруг сорвётся с языка – и всё, он виноват!
– Рекса? – Чори даже обрадовался. – Рекс у меня – пес что надо! На весь аул лучший! Сказать по правде, умнее того же Кувона, сына Сувона. Вон, недавно я овец пас. Сам попросил его загнать обратно – и ведь сделал! Не ныл, не упирался, сразу побежал. Даже «я спешу» не сказал!
Тут Чори растрогался, даже в голосе дрогнуло:
– Если подумать, этот зверь умнее моих детей. Ни разу он мне не сказал «а почему всё я?». Никогда не смотрит дерзко в глаза. Сколько ни ругай, стоит, голову опустив. Или хвост поджал да и отошёл. А дети? Эх, попробуй их приструни! Сожрут глазами! А Рекс другой… Вот это ум, вот это воспитание!
Чори сори аж закивал, словно тот самый учитель Салим, что «Этику» преподаёт. Глаза прикрыл, блаженно кивает.
Но вдруг резко остановился, глаза распахнулись, и в них мелькнул хитрый огонёк. Умар занервничал: «Неужто догадался, что я за деньгами?»
– Погоди, – сказал Чори, криво усмехнувшись. – И что ты этим хочешь сказать? Я, значит, прожил шестьдесят лет и не заслужил того уважения, что этот шестилетний пёс? Ты пришёл Рекса восхвалять? Или думаешь, мы, люди, теперь будем через газету хвалиться рыжим кобелём? У меня своих заслуг нет, чтобы писать?!
Умар ужé хотел было дать деру, да передумал. Ну, с деньгами всё ясно – не обломится. Но ведь ещё материал нужен! К кому ж он теперь пойдёт? Газета, может, и тонкая, как лепёшка, но жрёт хуже, чем самая капризная жена – истребует всё подчистую.
– Какая разница? – на всякий случай отступил на шаг Умар. – Вы что, что Рекс – одно и то же.
– Э, да ты меня с собакой равняешь?! – взвился Чори.
Умару так и подмывало сказать: «Вот и доказательство – на гостя накинулся, даже не спросив зачем пришёл». Но мысль эта так и осталась болтаться в подвалах его сознания, наружу не прорвалась.
– Просто вы так мудро его воспитали, что иной и вправду перепутает, – поспешил смягчить Умар. – Сами ведь признаёте, что он умнее многих.
Чори остыл, даже смягчился:
– Только не смей трогать Рекса. Воспитывать мы умеем!
– Я вообще-то хотел вашу жизнь описать… насыщенную, плодотворную, богатейшую… – поправился Умар.
Эти слова зашли Чори-аке как мёд. Он-то и сам слышал подобное лишь по радио и телевизору, да в газетах читал. А тут – лично о нём!
– Садись сюда, – приказал он, кивнув на большую плиту у ворот. – Расскажу всё по порядку.
Они уселись на камень, отполированный временем до белизны.
– С чего начать? – спросил хозяин.
– С учёбы, – с готовностью ответил репортёр.
– С первого класса?
– Лучше уж с института, – тяжко вздохнул Умар. – Так и короче, и интереснее.
– Ну, институт… Кратко скажу. Учился я на славу. Пять лет от звонка до звонка. На вступительных – два «трояка», два «четвёрки». На выпускных – тоже самое. Диплом получил!
– Постойте, – Умар вылупил глаза. – И на входе, и на выходе те же оценки? А пять лет между ними куда делись?
– Учился! – гордо отчеканил хозяин.
– Так ведь не изменилось ничего!
Чори уставился на него волком:
– Башка у тебя есть? Три года на энтомолога учился, а сюда приехал глупости спрашивать!
– Ладно, ладно, – замахал руками Умар. – Давайте о другом…
Хозяин сразу повеселел: раз в газете напечатают, надо что-то стоящее.
– Ну, учёба так учёба. Слушай дальше. Вот недавно мы грандиозное дело провернули! По настоянию Урол-Тартара мы обнесли деревню защитным рубежом от огня и селя. Теперь, если пожар или грязевой поток – они, хвать! – и мимо деревни бегом!
– Мимо?! – изумился Умар. – Да вот же недавно селем снесло двор дяди Гойиба!
– Брось! – отмахнулся рыжий. – Гойиб три месяца водой не мылся – где это видано, чтоб его дом затопило? Да и вообще, слухи в кишлаке долго не задерживаются: с одного конца выпустишь пару слов, а к другому придёт тысяча. Было б правдой – я б уже давно услышал!
– Так вот же, слушаете… – осторожно заметил Умар.
У Чори внутри что-то ёкнуло: Гойиб, тот ещё ябедник! Только дай повод – и побежит бумажки строчить то в район, то ещё выше.
– Я ж отчёт уже отправил в район, что всё сделано! – вскрикнул Чори. – Неужто этот Урол тартар не выполнил, а только три бутылки прихватил?!
3
А в это время сам Урол тартар, сидел в тёмной комнате и смотрел сериал. Рядом валялась последняя из трёх бутылок, что Чори оставил за работу «обнести деревню». Остальные две уже перекочевали в историю. Надо отдать должное – и эта третья почти опустела, а Урол держался бодрячком!
Он ведь предупреждал: «Трактор на водке не ездит, ему солярка нужна». Не послушали! Вот уже три дня, один на один, он «объезжает» свой трактор, да всё никак не дообъедет.
И тут заорал за воротами Нурмон. Уролу весь кайф испортил. «Ну какой идиот прётся в дом в такой час?!» – подумал он и, не вставая, гаркнул изнутри:
– Не бойся, заходи! Собаки нет!
– А собака бы как раз пригодилась, – проворчал Нурмон, сунув нос в дверь. – Тьфу-у-у! Да что ж тут так воняет?!
– Ого-го… – опешил Урол. Десять лет ведь как не виделись! Вышел навстречу, а вот как поступить – то ли обнять, то ли так, на расстоянии держаться? – Заходи!
Наконец решился – протянул руку. И то лучше: на вид друг словно чахоточный, а вдруг заразно.
– Дом-то, слушай, воняет! – поморщился Нурмон.
Урола и так знал – у этого парня никогда манер не было. Но чтоб вот так, в лоб?
– Да я тут… немного выпил, – пробормотал виновато.
– Это не водкой пахнет, а скотиной! – рявкнул гость.
– Э-э, ну… батя сарай разобрал, из досок мне хатку сколотил. Может, поэтому слегка запах держится… Мы-то уже привыкли, не замечаем.
– Ну если не замечаете, хорошо. А то в такой вони и помереть недолго. Помню, во второй раз как сел, ещё при Союзе, двое коллег в колодец полезли – погреться! Так вот оба разом кони двинули. А одного ещё потянули вытаскивать, так и тот без дыханья вытянулся…
Урол вздрогнул, но пригласил внутрь. Хоть и «воняет» ему, но гостю ж негоже в сенях торчать.
– Слушай, я по делу пришёл, не в гости. Слышал, у тебя трактор стоит. Давай, запрягай его и мой огород вспаши. Землю хочу под посевы подготовить.
Урол рот раскрыл: чего?! Какой ещё посев? Этот всю жизнь по тюрьмам мотался, откуда у него знание земледелия? «Знаем мы твои посевы, – подумал. – Кукурузу он, понимаешь, собрался растить! Тоже мне аграрий…»
– Брат, сам знаешь, колхозов давно уж нет. Что осталось от райкома – Раиму досталось, а мне от отца трактор… Вот и стоит. Топлива-то нет, заржавел. Вон, Темир-фермер просил недавно двадцать гектаров вспахать, даже по двадцать тысяч за гектар предлагал. А я отказал. Не всё деньгами меряется.
Слизняк аж приуныл, но прикинул в уме:
– Двадцать тысяч за гектар? А сколько ж за мой двор возьмёшь?.. Постой…
Он задрал голову к небу и стал что-то шептать, считать.
– Две тысячи сум? Или двести тысяч?.. Батя говорил, двор наш – десять соток. – И вылупился на Урола. – А гектар больше, чем десять соток?
– Это как сравнивать килограмм камня с килограммом хлопка, – мудро заметил Урол.
– Так камень, конечно, тяжелее! – ухмыльнулся Слизняк. – Элементарно же!
– Формально так, – согласился Урола. – Но сравнивать-то не стоит. Запутаешься.
– Ну ладно, – махнул рукой Слизняк. – Всё равно честным трудом не проживёшь, да? Скажи на милость, где честному человеку деньги на наркотики достать?
Урол рот раскрыл от изумления. Он был уверен: такое слово только произнеси – тут же милиция налетит. Но вокруг – тишина. Ни Ражаббоя-милиционера, ни молодого лейтенанта из Академии. Никого! «Да ну, неужели?»
– В моём доме такие речи не заводи! – осадил Тартар. – Я скандалов не терплю.
– Что, о честности уже и говорить нельзя? – искренне удивился Слизняк. – Эх, времена, времена…
Тартар хотел бы объяснить, что имел в виду, да только жалко было тратить время. Вон, сериал внутри как раз на самом интересном месте, а из стакана последний спирт уже улетучивается. Поторопиться бы! А этот болван всё топчется на пороге.
– Сериал-то идёт, классный! Смотришь?
– У меня телевизора нет, – буркнул Нурмон, косясь внутрь. – А дети где?
– В поле. Траву жнут. Один я дома. А что?
Нурмон что-то обдумал, потом без всякого приглашения отодвинул хозяина и шагнул в избу.
– Давай, закурим. Спички есть?
– Водки больше нет, – неуверенно отозвался Урола.
– Я говорю – спички!.. Водка со мной, родная.
Тартар, не отрывая глаз от телевизора, нащупал на полке спички и, не глядя, протянул гостю, сам же продолжил втыкать в экран.
Нурмон уложил коробок рядом на подушку, достал из нагрудного кармана старого пиджака серо-белую бумажку, слепил из неё что-то вроде совочка, приложил к стоявшей тут же бутылке с насвайем7 и приспособил к делу. Потом выудил из кармана рубахи пластмассовую трубочку и плоский пакетик – точь-в-точь аптечный «антигриппин». Раскрыл: внутри мелкий желтоватый порошок. Ссыпал в свой «совочек» и снизу подпалил.
– Держи, – толкнул он хозяина, который, увлечённый сериалом, забыл и про гостя.
Урол взял и остолбенел: в «совочке» дымился тот самый порошок. Слизняк втянул через трубочку струйку, задержал дыхание, потом выдохнул. Глаза заблестели, и он глянул на хозяина:
– Ну, завидно?
– Нет.
– Да ладно… На, затянись. Дым в холостую уходить – грех. Быстро, это грамм на десять бутылок водки тянет. Чистяк… Друзья с того берега прислали.