Дочь алхимика. Том 2. Семь богов удачи

Глава 1 Вино на пять рё

Июнь победно шествовал по старой столице Артанского королевства. Заглянувшая палящая жара сменилась ежегодными сливовыми ливнями – цу́ю. Нэкоми скучала в лавке и вспоминала, как ещё в детстве приставала к деду с вопросом о названии сезона летних дождей. Почему ливни именно сливовые, а не, например, абрикосовые или же яблочные? Дед Широ тогда засмеялся, потрепал девочку по голове и объяснил, что название пришло из Делящей небо и объясняется необходимостью плодам сливы напитаться влагой, чтобы стать сладкими и мясистыми.

– У нас, в Артании, бытовало куда более прозаическое прозвание данного погодно явления – проговорил он тогда, – цую называли «плесневыми ливнями». Когда они приходи по женскому типу, с обложными нудными дождями, барабанящими по крыше с утра до вечера, в старых артанских домах заводилась плесень. Но «сливовые ливни» звучит гораздо поэтичнее.

Хвала богам, в этом году цую шло по мужскому типу: громыхали грозы, шумели ветры. Соседка рассказывала, что на Жареном бугре один состоятельный купец покрыл крышу дома железными листами на западной манер, так ветер снёс всю эту новомодную штуковину, отворотив будто лист лотоса. Потом женщина плела что-то о молнии, ударившей прямо в макушку монаху из горного храма. Но это показалось травнице уже из области фантазий. Она упаковала травяной сбор от болей в почках и выпроводила словоохотливую соседку вон.

Нынешним утром погода пока улыбалась: светило солнце, лишь на западе, у самого горизонта, толпились сероватые облака, словно сговариваясь, в какой час им выгоднее пролиться ливнем. Дед Широ удалился в лабораторию, сделав таинственное лицо категорически заявив, что настоящие учёные никогда не распространяются о своей работе, пока не получат достоверных результатов. Широ был страстным алхимиком-любителем и в душе лелеял мечту утереть нос профессионалам, совершив научный прорыв. Прорыв этот всё никак не случался, но старик не опускал руки и не терял оптимизма.

Их жилец – Хотару Эйдзи, с самого утра отбыл куда-то чисто выбритым и принаряженным. Травница вспомнила, что за ужином они с Широ обсуждали некую важную встречу, и дед всё пичкал бывшего лунного принца ракуго мудрыми советами, как вести дела. Надо сказать, что Широ обожал поучать по окружающих по всякому поводу и без. К чести артиста, снимавшего у них комнату за чисто символическую плату, он вежливо выслушал инструкции, поблагодарил и клятвенно заверил, что непременно пустит их в дело.

Нэко была на сто процентов уверена, что Светлячок поступит диаметрально противоположно, просто артист не хотел обижать старика.

Из лаборатории, расположенной в глубине дома явственно потянуло аммиаком. Нэко вздохнула и открыла окно в лавке. Звякнул дверной колокольчик, и в лавку травника, расположенную на улице Одуванчиков, вошла нарядная молодая девушка. Справившись с кружевным зонтиком, который никак не желал складываться, она буквально влетела в лавку.

– Доброе утро, Нэкочка, – воскликнула она, – как жаль, что в такой великолепный солнечный день ты вынуждена скучать за прилавком!

Это была Тайко Акано – ближайшая подруга и бывшая одноклассница травницы.

– И тебе утро доброе, – откликнулась Нэко, – а по поводу скуки и прилавка замечу, что некоторым людям приходится самим зарабатывать на хлеб насущный. Ибо боги не всем посылают в родители состоятельных людей.

– Нэко, я же пошутила, просто у меня имеются очень-очень хорошие и очень-очень секретные новости, – на симпатичном круглом личике гостьи появилось загадочное выражение, которое при этом недвусмысленно показывало ожидание уточняющих вопросов.

– Твой папа́ субсидировал внеочередной поход в Торговый квартал за нарядами? – вскинула бровь Нэкоми.

– Как узко и примитивно ты мыслишь, дорогая моя подруга, – Тайко буквально не могла усидеть на месте.

Она вскочила, танцующим шагом прошлась по лавке, вернулась опять к прилавку и облокотилась на него пышной грудью:

– Полагаешь, в жизни девушки самыми волнующими моментами являются покупка платьев?

– Нет, – усмехнулась Нэко, – самыми волнующими моментами в жизни некоторых девушек является не просто покупка платьев, а покупка МОДНЫХ платьев!

– Фу, – надула губки Тайко, – ты просто меня дразнишь! А я, между прочим, пришла поделиться с тобой, может быть, самым важным событием в моей жизни. Оно, конечно, пока ещё не случилось, лишь ожидается, но, – Тайко сладко вздохнула, – произойдёт со дня на день.

– И что же такого важного и значительного случится в семействе купцов Акано со дня на день? – любопытствующий Широ вышел из внутренней части дома, – раскрасневшиеся щёчки и блестящие глазки одной юной и весьма хорошенькой особы говорят не о удачных сделках, а о сердечных тайнах. Ведь так?

– Дядя Широ, – Тайко никогда не называла его «дедом», – вы прямо смутили меня до глубины души, – девушка жеманно пожала плечами и опустила глаза, – даже и не знаю, что ответить…

– Ничего не отвечай. Девочки, идите попейте чайку, а я пока тут побуду, – великодушно разрешил он.

– Что-то меня смущает твоя внезапная благотворительность, – Нэко сложила руки на груди.

У них с дедом была договорённость, что она дежурит в аптеке до обеда, а он – после. И Широ терпеть не мог что-либо в этом менять.

– Не иначе, как у тебя на вторую половину дня нарисовались какие-то неожиданные планы?

– Имеется, имеется одно небольшое дельце, – ворчливо проговорил дед, настроение которого порой менялось с калейдоскопической быстротой, – нужно будет уйти. Так что иди пока что отдыхай.

Травница слышала звонок магофона минут тридцать назад. Видимо, «дельце» было связано с ним. Возражать Широ в подобной ситуации было себе дороже, девушка кивнула и пригласила подругу в дом.

Дом принадлежал покойному отцу Нэкоми – придворному алхимику наместника в старой столице – Аратаку. Он умер, когда травниц было пять. Приехавший Широ (он был дедом по матери, которую травница не помнила вовсе) забрал осиротевшую внучку и устроил в полуподвальном этаже лавку по продаже лекарств. Второй этаж был жилым.

Тайко таинственно молчала, пока Нэкоми ставила чайник на плиту и доставала печенье их буфета. Травница решила ни о чём её не спрашивать и дождаться, пока та сама начнёт рассказывать. Ведь долго сохранять молчание Тайко была просто не в состоянии.

Так и вышло. Пока Нэко разливала чай с сушёными дольками горького апельсина, подруга болтала о дождях, миленьких кружевных шапочках, которые вдруг вошли в моду в столице, но, к великому её сожалению, пока не добрались до Аратаку и недовольстве отца тем, что Сатоши – младший брат Тайко подрабатывает не в почтенном магазине семьи Акано, а бегает по городу с дурацким рыбьим хвостом на голове, разнося деликатесы из ресторации «Рыбка с улыбкой».

– А как у тебя с Хотару? – внезапно переменила тему Тайко, – вы ведь теперь в буквальном смысле живёте вместе под одной крышей.

– Под одной крышей, но в разных комнатах, – недовольно уточнила травница, – в слова «живёте вместе» люди обыкновенно вкладывают совершенно иной смысл.

В лунного принца ракуго – Хотару Эйдзи, Нэко была влюблена с двенадцати лет. Но минувшие восемь, что артист провёл в Кленфилде, его разительно изменили, превратив изящного бледного юношу с чёрными кудрями в почти тридцатилетнего мужчину. Кудри, кстати, никуда не делись, как и льдистые серые глаза с приподнятыми к вискам уголками. Но к этому добавилось округлившееся лицо, мощный торс с широким разворотом плеч и раздражающие бакенбарды. Словом, от того юноши, что украл сердце травницы знаменательным вечером в театре ракуго, не осталось и следа. Прибавьте к перечисленному отменный аппетит, склонность ядовито подшучивать над окружающими, трубку и готовность присоединиться к любой выпивающей компании, и вы получите портрет нынешнего Светлячка. Нэко подозревала, что и по части женщин (не исключено, что даже продажных) он своего не упустит. Одним словом, любви всей её жизни был нанесён сокрушительный удар, разбивший сердце на кусочки. Нэкоми общалась с жильцом, но регулярно ощущала болезненные уколы сожаления об утраченных навсегда чувствах.

– Мне жаль, – продолжала Тайко, – что ты столь категорично настроена против него. Хотару вполне импозантный молодой мужчина, его даже красивым назвать можно. Не знаю, что тебя не устраивает?

– Во-первых, – горько проговорила Нэко, – этот красивый, импозантный мужчина – совсем другой человек, а, во-вторых, господин Хотару Эйдзи смотрит на меня, как на девчонку и не относит к числу женщин, могущих пробудить его мужской интерес.

– С чего ты так решила?

– Я видела, какими глазами он смотрел на Комусу во время вечеринки встречи школьных друзей! – ответила травница с явным отвращением, – прямо ел её глазами. О тех, ему по душе принцессы публичного дома, обычные девушки могут не беспокоиться. Можешь сама попытаться завоевать его сердце!

– Мне незачем завоёвывать сердце вашего жильца, – проговорила Тайко со значением, – ведь нашёлся то человек, что завоевал МОЁ сердечко, – она томно вздохнула и для верности приложила руки к груди.

– Да?! – воскликнула Нэко, – и ты молчала? Хороша подружка, нечего сказать!

– Понимаешь, Нэкочка, – проговорила гостья покаянным голосом, который резко контрастировал с хитрым выражением глаз, – пока всё было не решено, я боялась. Знаешь ведь, боги удачи не жалуют хвастунов.

– А теперь, выходит, всё решилось?

– Почти, – кивнула Тайко.

И её прорвало. Оказалось, недели две назад в её жизнь вошёл ОН.

– В Тополином парке продавали сезонные та́рты. Ты помнишь кафе «Милый уголок»?

Ещё бы Нэкоми не помнила это кафе! Ещё со средней школы подруга таскала её туда, дабы насладиться сладкими сезонными деликатесами, стоившими дорого и продававшимися строго ограниченное время. Причём, сроки хранились в тайне, чтобы побудить любителей экзотической выпечки ходить в кафе каждый день, дабы не пропустить новинку. Надо отметить, что владельцы были большими затейниками по части выпечки и напитков. Чего стоил лишь один коктейль из апельсинового глайса, перетёртой мяты и кокосового молока! Нэкоми не любила мяту, и её чуть не стошнило.

– Так вот, – продолжала подруга, – нынешним летом они придумали такой сладкий пирожок из сдобного песочного теста с подложкой листиков периллы, слоем клубники в восхитительном ванильно-коричном пудинге. Сверху всю эту вкусноту украшали шапкой взбитых сливок.

– И ты, естественно, не смогла пройти мимо?

– Конечно, я попробовала такой тарт, а на следующий день отправилась за новой порцией удовольствия, – подтвердила Тайко.

– Только потом не жалуйся, что потолстела, – вставила травница, – и не проси порошки для худения.

– Я же специально не позавтракала, – отмахнулась подруга, – слушай, что было дальше. В «Милый уголок» образовалась целая очередь. И что самое обидное, мамаша с кучей детей, один из которых был явным именинником. Меня буквально одолевало беспокойство, хватит ли мою долю угощения. Накануне продавщица за десятку ри́гов шепнула мне о последнем дне продаж. А папа́, как на зло, заставил отсидеть затянувшийся обед с дядей и его нудной супругой! Представляешь?

Нэко сочувственно кивнула и подлила чаю себе и подруге.

– Так что в Тополиный парк я попала уже к вечеру, а тут ещё и дурацкая очередь! – она вздохнула, – впереди меня стоял молодой человек. Сперва я не обратила на него никакого внимания. Мало что ли в Аратаку парней! Ну, стройный, словно спортом занимается, немного выше среднего роста, волосы тёмно-тёмно русые, практически каштановые. Одет хорошо. Меня тогда более всего волновал вопрос: хватил ли на мою долю клубничных тартов. Очень уж быстро таяла батарея коробок. А день был последним, понимаешь?

– Ты же только накануне угощалась этим деликатесом, – не разделила беспокойства травница, – так в чём же дело?

– Вкусно до чёртиков. Хотелось ещё. А, когда понимаешь, что можешь не получить желаемое, так ещё сильнее хочется!

– Ясно, и что дальше было?

– Мамашка забрала целую кучу, – вздох, осуждающий взгляд, – я была в отчаянье: оставалась последняя коробка с алой шёлковой лентой и клубничным узором и крошечная надежда, вдруг парень что-то другое закажет? Но нет. Он купил последний-распоследний клубничный тарт с периллой!

– Какое горе! – не выдержала и сыронизировала травница, – через неделю будет десерт с абрикосами, смородиной и ещё боги знают с чем. А следующим летом снова придёт черёд клубники.

– Но уже всё будет по-другому, – возразила Тайко, – в «Милом уголке» никогда не повторяются. А я так хотела именно этот тарт.

– Сочувствую, но не думаю, что несъеденный десерт мог привести к тем наиважнейшим переменам в жизни, о коих ты столь широковещательно заявляла.

– Смог, именно он и смог! Видимо, я отошла от опустевшего прилавка с таким подавленным и грустным видом, что мужчина, купивший последний тарт, подошёл ко мне и просто предложил мне забрать его в качестве подарка. Я подняла глаза от коробки с алой лентой и поняла, что погибла навсегда!

– Что, тарт оказался скисшим? Или парень его надкусил?

– Дурочка, – чуть обиделась Тайко, – на меня смотрели самые прекрасные глаза, какие я только встречала в своей жизни: большие, добрые, мягкого карего цвета, да ещё с опущенными уголками. Такие бывают у милых щенков. Я растерялась и замерла с коробкой в руках. Потом спросила, сколько я ему должна? Он ответил, что почтёт за честь, если прекрасная дама, то есть я, примет этот скромный дар. А в качестве платы он надеется выпить вместе со мной кофе, а разделённый тарт, вообще, станет верхом его мечтаний.

– Мало того, что ты смотрела на незнакомца такими голодными глазами, что он решил отдать тебе лакомство, – констатировала Нэкоми, – так ты ещё и на поход в кафе напросилась.

– Ничего я не напрашивалась, – обиженно заявила Тайко, – просто произвела впечатление. Ми́ки Дасу́ма приехал к нам на отдых. Он – сын промышленника из северных префектур, и был буквально сражён араткской кухней. Мы выпили кофе, разделили тарт.

– Полагаю, львиная доля досталась тебе?

– Да, Мики был исключительно любезен и галантен, – глаза Тайко затуманили приятные воспоминания, – мы стали встречаться. Никогда раньше не представляла, что с парнем может быть подобное взаимопонимание! Я начинаю фразу, а он заканчивает. Мики любит ту же еду, что и я; те же книги, что и я. Он даже «Пленницу иллюзий» читал!

«Пленница иллюзий» оказалась настолько нудным и непроходимо слащавым произведением, что Нэкоми не преодолела и трёх глав, повествующих о приключениях сбежавшей из-под венца девице, к ногам которой падают все встречные мужчины без различия положения, возраста и материального состояния. От конюха до принца вампиров.

– А его поцелуи были самыми сладкими из всех! – продолжала свои откровения подруга, – честное слово, я даже не подозревала, какую бурю чувств может вызвать самый банальный поцелуй.

– Всё приходит с опытом, – раздался насмешливый голос Хотару. Одним богам ведомо, сколько времени он стоял в дверях и слушал. Дверь на половину слуг, а жил артист в комнате управляющего, находилась за спиной у девушек, и появление неучтённого слушателя они проворонили.

– Какой вы негодник, господин Светлячок, – возмущённо воскликнула покрасневшая до корней волос Тайко, – подслушивать девичьи секреты низко!

– Я и не думал подслушивать, – нисколечко не смутился артист, – просто для обсуждения секретов вы говорили слишком громко. Не обессудьте тогда, что проходящий мимо мужчина услышал ваши откровения. Налей-ка и мне чаю, Кошечка.

Нэкоми, уставшая объяснять, что её имя не имеет с кошачьими ничего общего, только созвучно, а записывается совершенно иными иероглифами, вздохнула, налила Хотару чая и потянула подругу за рукав:

– Пошли ко мне в комнату.

Но неожиданное замечание неожиданного слушателя напрочь сломало атмосферу и прилично испортило настроение Тайко. Та насупилась, походила по спальне, переставляя с места на место книги над оставшимся со школьных времён письменным столом, поглядела в окно, где вставали уже целые облачные горы и бухнулась в кресло.

– Брось, – попыталась исправить положение Нэко, – не обращай внимания на толстых мужланов с дурацкими бакенбардами! Чего ещё ждать о того, кто плюнул в лицо председателю Восточной Ассоциации ракуго! Давал «левые» концерты в Клефилде, загремел за это в тюрьму и остался без работы, особняка и средств к существованию!

– Что, правда, Хотару плюнул в лицо господину Данрё?

– Не дяде Ито, а его предшественнику, ещё в молодые годы. Светлячок – бестактное, грубое, примитивное существо, – заклеймила она артиста.

– После его выступления на нашей вечеринке ты думала иначе, – оживилась подруга.

– На сцене, не спорю, в нём есть многое от лунного принца ракуго. Но в жизни Хотару такой, каким я его описала. Уверена, твой Мики слеплен совершенно из другого теста.

– Да, – взгляд Тайко потеплел, а на губах снова расцвела блаженная улыбка, – Мики – сама обходительность. Иногда мне кажется, будто бы он предугадывает малейшие мои желания и с удовольствием воплощает их в жизнь.

– Ты там поосторожнее с желаниями, – усмехнулась Нэко, а то предугадает что-нибудь эдакое во время поцелуев… Мы – простые смертные, Древесным правом не отговоримся.

– По этому поводу можешь быть абсолютно спокойна, – заверила подруга, – сегодня вечером Мики придёт к отцу, чтобы официально испросить разрешения сделать мне предложение. Представляешь, какой он старомодный. Говорит, без благословения папа́ не смеет надеть мне на палец припасённый перстень с бриллиантом. Так что сегодня он у нас в гостях, потом ему будет нужно съездить домой, переговорить со своими родителями, а по приезду объявим о помолвке. Я уже и объявление для газеты сочинила. Вот послушай:

Господин Мики Дасума и госпожа Тайко Акадо имеют честь сообщить всем жителям старой столицы Артанского королевства и прочим подданным Кленовой короны о том, что они собираются сочетать законным браком свои любящие сердца. Свадьба состоится тогда-то и там-то. Ну, как тебе?

– Не рановато ли? – засомневалась Нэкоми, – не боишься сглазить?

– Сглазить? – удивилась подруга, – нет. Я уверена в своём Мики, как в себе самой. Мы уже обсуждали эту тему. Единственным его желанием сейчас является желание связать свою жизнь с моей навсегда, до самой смерти, ибо любовь его настолько сильна, что он просто не выдержит разлуки с любимой, то есть с твоей покорной слугой!

– И всё-таки, – не унималась травница, – вы знакомы всего несколько недель. Это слишком мало, чтобы могло возникнуть настоящее чувство.

– Твоё чувство зрело восемь лет, – возразила Тайко, – и к чему это привело? Сплошные разочарования. Нет, моя дорогая, настоящая любовь подобна вспышке молнии, озаряющий беспросветный мрак унылого существования, и навсегда меняет человека. Перед тобой совершенно иная Тайко, – она встала, покрутилась на месте, словно демонстрировала новое платье, – я изменилась и стала жутко счастливой! Жду-не дождусь, пока минут две недели его поездки домой. Мики ещё не уехал, а я уже скучаю!

– Если всё так, как ты говоришь, – улыбнулась травница, – то я от всей души рада за вас обоих. Познакомишь нас? Очень хочется поглядеть на твою вспышку молнии.

Тайко заверила, что, как только решится вопрос с официальным объявлением о помолвке, герой её романа непременно будет представлен всем друзьям и знакомым.

– А пока, – будущая невеста сделала многозначительную паузу, – из суеверных соображений не стану приоткрывать завесу тайны над личностью моего кумира!

Травница хотела было возразить, что большая часть завесы уже сброшена, и добавить пословицу о написании второй половины иероглифа, коли уж принялась писать первую, но воздержалась. Заметила лишь, что станет ждать сего момента с большим нетерпением.

Следующие несколько дней пролетели в рабочих хлопотах: от «Мыльного дома чистоты» – так гордо именовалась прачечная, расположенная в полутора кварталах на той же улице Одуванчиков, поступил крупный заказ на отбеливающий порошок. Поэтому Нэко была занята почти всё время. Приготовление отбеливающего порошка, да ещё в таких больших количествах, потребовало времени и сил.

Светлячок пропадал где-то целыми днями, и Нэкоми даже знать не желала, где именно. Воображение услужливо рисовало картины квартала удовольствий, отелей для свиданий и пирушек различного пошиба. Измаявшись от таких мыслей, девушка приказала себе выбросить Хотару из головы и повторяла, что ей нет никакого дела до жильца и его личной жизни. Дед был почему-то раздражён. Хотя за отбеливатель «Мыльный дом» платил хорошие деньги, травница подозревала, что его недовольство объяснялось почти пятидневной занятостью лаборатории, и полнейшей невозможностью уединяться там со своими алхимическими изысканиями. Тайко не появлялась, и Нэко отнесла это к погружённости подруги в любовную лихорадку, коя буквально читалась в каждой фразе или же улыбке.

Не успела Нэко до конца додумать эту мысль, поглядывая на большие песочные часы (Широ был твёрдо убеждён, что только такие часы в достаточной степени точны), у них шёл заключительный этап спекания, когда в лаборатории появился дед.

– Ступай, там твоя подружка пришла, сказала, что помощь ей требуется, ну, прямо до зарезу! Иди, потому как дружеское вспоможение всегда являлось одной из основных добродетелей в Артанском королевстве. Я сам тут всё доделаю.

Нэкоми сполоснула руки, скинула кожаный фартук и пошла к Тайко. Та сидела на кухне и выглядела немного подавленной.

– Нэкочка! – воскликнула она, при виде подруги, – сколько можно тебя ждать?

– И тебе доброго дня, – с подобающей вежливостью отозвалась травница, – что такого произошло, что для тебя показались долгими эти несколько минут, пока я снимала фартук, мыла руки и проделывала путь в целых пятнадцать шагов!

– Конечно, я ценю твою иронию, – чуть надулась подруга, – особенно, если она направлена не в мой адрес. Но у меня к тебе дело. Папа́ нуждается в твоей помощи. Да, что там папа́, всё наше семейство не имеет ни минуты покоя уже вторые сутки. Вы вместе с Хотару столь блистательно раскрыли убийство барона Итиндо, что мой родитель потребовал пригласить вас для помощи в расследовании случая, что имел место в нашем доме.

– Можешь рассчитывать на любую помощь, – уже серьёзно отозвалась Нэко, – обещаю сделать всё, что в моих силах. Но вот за Хотару поручиться не могу. Он в последнее время редко дома бывает. Говорит, будто занят в Ассоциации ракуго, но мне почему-то кажется, что он просто весело проводит время. Что у вас стряслось?

– На первый взгляд сущая ерунда. Папа́ позавчера обнаружил у себя в кабинете выпитую бутылку вина.

– И это всё? – Нэкоми раздирали противоречивые чувства: с одной стороны она была жутко разочарована пустяковой причиной для переполоха, а с другой не могла не чувствовать облегчения оттого, что в семье подруги не случилось ничего ужасного.

– Да, всего лишь старая бутылка с пожелтевшей наклейкой, – подтвердила Тайко, – но папа́ такой шум поднял. Мама́н предположила, что он сам вино выпил, а потом запамятовал, и заметила, мол, не стоит из-за такого ругаться на чём свет стоит и портить настроение своим домашним.

– А отец?

– Он только пуще взбеленился, кричал о цене вина, о разрушении самого главного, без чего он не мыслит спокойной жизни, – доверия в узком кругу людей, которых бессмертные ками свели вместе под одной крышей. Добавил ещё про то, что выпитая бутылка – первый шаг на скользкую дорожку преступной жизни.

– И что, никто так и не сознался?

– Нет, – покачала головой подруга, – маман сперва пыталась его урезонить и напирала на забывчивость. Но вино оказалось коллекционным, купленным чуть ли не двадцать лет назад по случаю моего рождения. Папа́ более всех подозревал Сатоши, но тот клялся и божился, что даже не заходил в малый кабинет, который всегда заперт. Вот такие у нас дела творятся, – со вздохом закончила Тайко, – хорошо, что Мики уехал домой, и всего этого бедлама не видит. Если бы он был тут, боюсь, мог и передумать жениться. Кому нужен психованный тесть, готовый из-за какой-то бутылки вина глотки всем в доме перегрызть. Так что, Нэкочка, сходи к нам, поговори с папа́, проведи расследование, найди, кто из слуг треклятое вино выпил!

Травница охотно согласилась. Она видела отца подруги всего несколько раз в жизни, и он произвёл на неё самое благоприятное впечатление. Купец в каком-то там поколении, производил впечатлению добродушного и хлебосольного хозяина. Этот полноватый мужчины средних лет, по натуре был вспыльчив, но отходчив, и при этом чертовки добр. Его супруга и дочь избегали ему перечить, а лаской и почтительным обращением могли добиться от купца Акадо практически чего угодно. Но, видимо, с пропавшим содержимым коллекционной бутылки это не сработало.

Пока она переодевалась и сообщала недовольному Широ о необходимости отлучиться из лавки, вернулся Светлячок. Он непринуждённо болтал с Тайко и поинтересовался, чего бы ему поесть. Из-за работы в лаборатории травница ещё ничего не приготовила, поэтому предложила выпить чаю или пожарить остатки риса с яйцом самому.

– Нет уж, увольте меня от кастрюль и сковородок, сие просто унизительно для творческой души, – пафосно произнёс артист, – придётся мне обойтись чашкой крепкого кофе.

– Варка кофе, как я погляжу, творческую душу не унижает? – не удержалась от замечания Нэкоми.

– Варка кофе – действо священное! – последовал назидательный ответ, – мужские руки и чутьё как нельзя лучше приспособлены для этого. А куда это вы, девушки, собрались? – поинтересовался Хотару.

Тайко остановилась уже в дверях и надежной поведала ему о проблеме, нежданно-негаданно свалившейся на дом купцов Акадо. Нэко очень надеялась, что артиста не заинтересует выпитое кем-то вино, но она ошиблась. Хотару со знанием дела спросил о марке напитка и годе, когда он был произведён.

– Кто его знает, – отмахнулась Тайко, – купил папа́ его в год моего рождения, но вот, что это было за вино, а уж тем более, когда его сделали, я не знаю. Если вам интересно, пойдёмте с нами, помощь знающего человека никогда лишней не будет.

– Охотно составлю вам компанию, – заявил Светлячок.

– И ещё, – хитро улыбнулась подруга травницы, – у нас сегодня заливной пирог с клубникой. Маман будет счастлива угостить вас.

– Это развеяло мои последние сомнения. Идём!

Идти было сравнительно недалеко. Они поднялись на холм, миновав одну из многочисленных араткских дамб, свернули в переулок и подошли с прячущемуся в тени старых вязов дому Тайко.

Девушка провела их через сад, где между плодовых деревьев со зреющими яблоками вместо клумб раскинулись аккуратные грядки, между которыми красовалось пугало. Нэко в который раз кольнуло недоумение: зачем богатым купцам тратить время и силы на огород с делийским салатом, чесноком и помидорами, когда всё это можно купить? Видимо, госпожа Ёсико – мама подруги, увлекается огородничеством просто в качестве хобби, чтобы убить время.

В гостиной к ним вышел отец Тайко. Он с позитивом отнёсся к присутствию Хотару. И из нескольких фраз, которыми перебросились мужчины, травнице стало ясно, что господин Го́ро Акадо приглашал для расследования скорее Светлячка, нежели её. Стало обидно.

– Какое, вы говорите, у вас пропало вино? – с места в карьер начал артист.

– Красное, виноградное с острова Фуюда́ку, – без запинки ответил купец, – ему почти сорок лет было! Коллекционный экземпляр, на данный момент пять рё стоит. И какая-то сволочь пробралась в мой кабинет и вылакала редчайшего, драгоценного напитка на пять рё! – отец подруги даже кулаком по ручке кресла пристукнул.

– Уж не о «Молчании монаха» ли речь?

– Как приятно вести дела со знающим человеком! – воскликнул Горо почти радостно, – вы понимаете меня с полуслова! А то жена заладила: мол, сам выпил, да запамятовал. Разве ж такое пьют?

Нэко удивлённо округлила глаза, её воображения не доставало, чтобы измыслить для вина ещё какое-либо применение, кроме как выпить или добавить в еду при готовке. Тайко же лишь хмыкнула.

– Такое вино, девушки, не пьют! – назидательно проговорил господин Акадо, – его хранят, лелеют, на него смотрят, преподносят в дар или оставляют в наследство. Но не пьют!

– Да, поняли мы, поняли, – не выдержала Тайко.

– Можем мы взглянуть на само место преступления? – вставая, спросил Хотару.

– Прошу, прошу, – купец грузно поднялся и сделал приглашающий жест.

– Вообще-то у меня два кабинета, – проговорил он, – распахивая дверь в просторную комнату, представляющую собой самый обычный рабочий кабинет с письменным столом, кожаными креслами, шкафами и сиротливо притулившимся в углу новомодным секретером, которому, по всей видимости, хозяин кабинета применения так и не нашёл, – здесь я веду дела с клиентами и партнёрами. Так сказать, моё официальное место общения.

Нэкоми не увидела шкафа с вином и спросила об этом.

– Терпение, девушка, терпение и скромность. Жаль, что в наши дни юные артанки стали забывать о главных добродетелях своей нации, – с показным сожалением покачал головой Горо, – я ещё не закончил экскурсию по своим владениям.

Под своими владениями он понимал ещё и одну, сравнительно небольшую, комнатку, оказавшуюся тоже кабинетом, именовавшимся «малым» и обставленным гораздо скромнее и удобнее.

– А вот здесь – моё логово, – пояснил купец, – сюда я не пускаю никого, даже жену или горничных. Прибирается тут мой личный слуга, всегда в моём присутствии. Тут я храню финансовые документы, – он провёл рукой по створке шкафа, явно запирающегося на ключ, – договора, счета, отчёты, одним словом, бухгалтерию. В несгораемом сейфе у меня деньги. Знаете, я не особо доверяю всем этим магическим замкам на заклятиях. Устанавливать, обновлять, поддерживать – одна морока. А как сбоит? Что тогда делать? Пилить напильником? Почувствуй себя заключённым, прокладывающим себе дорогу к свободе? Нет уж, благодарю покорно.

– Но кто-то же пробрался в вашу святая святых, – словно бы себе под нос заметила Нэко.

– Именно поэтому мне и потребовалась ваша помощь, – услышал замечание отец подруги, – и сразу обговорю гонорар. Назовите, и в случае разумности суммы, заплачу незамедлительно.

Травница не была готова к подобному повороту дела, она беспомощно оглянулась на Хотару. Тот сказал:

– Вам нанесён ущерб в пять рё, так?

– Так.

– Мне кажется, гонорар в двадцать процентов от суммы ущерба вполне разумен, – купец по многолетней привычке мгновенно высчитал сумму и утвердительно кивнул в ответ, – тогда один рё.

– Идёт, – сказал Горо и протянул руку, – приятно иметь дело с человеком, не лишённым деловой хватки. Но теперь к сути проблемы.

Он подошёл к застеклённому шкафу, в котором на полках лежали бутылки с вином.

– Здесь у меня стоит охлаждающее заклятие, – чуть смущённо после недавней стигматизации магии проговорил он, – трудно даже в погребе выдержать нужную температуру хранения напитка. Чуть холоднее, чуть теплее, не говоря уж о перепадах этой самой температуры, губительно сказывается на качестве драгоценного напитка, – Хотару с пониманием кивнул. Нэко также понимала всю важность правильного хранения, поэтому кивнула тоже. Тайко же лишь глаза закатила, всем своим видом показывая, какая это скука, – поэтому шкаф под магией. Но запор самый обыкновенный, механический.

– Ну, не скромничайте, не скромничайте, господин Горо, – Светлячок взял в руки ключ, который хозяин кабинета отстегнул от цепочки для часов, – замочек-то не простой.

– Не простой, – согласился купец, – коллекцию вин ещё мой многоуважаемый покойный батюшка собирать начал. Он и шкаф, и замок, и заклятие сам заказывал. И вот, извольте видеть, – Горо отомкнул шкаф, и вытащил оттуда почти пустую бутылку, кое-как заткнутую пробкой, – выпито, почти начисто выпито такое вино!

Хотару взял бутылку, осторожно вытащил пробку, понюхал содержимое и внимательно оглядел горлышко.

– Что скажешь? – спросил он травницу.

Та пожала плечами.

– Мужчина пил.

– Почему вы так решили? – купец вытягивал шею, силясь увидеть на горлышке драгоценной бутылки то, что натолкнуло его гостей не эту мысль.

– Если бы пила женщина, то остались следы помады для губ, – пояснила Нэко, – вашу жену вы, естественно, исключаете? – Горо утёр выступившие на широком лбу капли пота и кивнул, – я так и думала. Остаются горничные и Тайко.

– Ну, спасибо, подруженька. Помогла, так помогла! – обиженно вскричала девушка.

– Тайко подкрашивает губы со средней школы, – проигнорировав замечание в свой адрес продолжала травница, – может быть, вы, господин Акадо и не замечаете этого, но краска на губах вашей дочери имеется. В коридоре мне встретилась горничная, она тоже красит губы, притом довольно ярким цветом. Рискну предположить, что и остальные от неё не отстают.

– Надо же, – изумлённо проговорил купец, – как вы всё по полочкам разложили! Из остальных слуг женского полу у нас вторая горничная и приходящая кухарка. Младшая горничная не только губы красит, но и щёки румянит, а недавно и волосы в рыжий цвет выкрасила. Беда с девкой! Но продолжайте, почему вы их вывели из-под подозрения?

– Ведь на горлышке нет губной помады, – победно произнесла травница, – если бы вино выпили они, то краска непременно осталась бы.

– Браво! Браво! – восторженно воскликнул купец, – мне о таком лишь читать приходилось. По молодости лет я слыл большим охотником до детективных романов. Вы, прямо, как настоящий сыщик. Я ведь заходил у коррехидорию. Так старший следователь Саядо мне от ворот поворот дал. Заявил, что никаких следов кражи нет, а выпитым вином они не занимаются. Лучше сына воспитывать надо. Я ж на Сатоши перво-наперво подумал. Выдрал бы мерзавца, коли он руку в мой винный шкаф запустил. Но супруга заступилась и напомнила, что у сына моего нетипичная реакция на алкоголь. По случаю шестнадцатилетия ему шипучего слабенького вина налили, так он весь пятнами пошёл, будто его крапивой с ног до головы отстегали.

– Это называется аллергической реакцией, – со знанием дела пояснила травница, почувствовав себя в родной стихии, – случается, что человеческий организм отдельные вещества вдруг опознаёт, как яд, и реагирует самым странным образом.

– Почти теми же самыми словами и доктор Эрма́ру и объяснил состояние сына, – почему-то обрадовался купец, – ещё добавил, что он дёшево отделался, случается, иногда люди просто опухают, раздуваются что твои подушки, а иные и вообще замертво падают. Укол парню поставил, пилюли выписал и строго-настрого запретил ему даже глядеть в сторону выпивки. Ему и пива нельзя, полная, пожизненная трезвость, – сочувственный вздох красноречивей слов говорил о том, что сам Горо относится к противоположной категории людей. Когда Са́то покинул список подозреваемых, я побеседовал со всеми, причём не делал различий пола и возраста. Досталось и моей егозе, – выразительный кивок в сторону дочери, и пожилому, садовнику. А что? От тоже вхож в дом. На кухне помогает, супруге моей в огороде тоже.

– И как? – спросил Хотару, хотя и знал ответ.

– Никак! – хлопнул себя по коленям купец, – все, как один, как сговорились, упёрлись – и ни в какую. Не сознаются. Не были, не заходили, не пили, даже не знают о каком-таком вине речь. Помогите, господа сыщики. Раз с женщин подозрения сняты, мужскую прислугу опросите. Глядишь, у вас лучше выйдет.

– Ну, по поводу дам я бы не был столь категоричен, – протянул Светлячок, а Нэко прожгла его взглядом своих янтарных глаз.

– Отчего же, господин Хотару? – удивился Горо, – ваша напарница всё буквально по полочкам разложила и примерами подкрепила. С тобой по поводу косметики отдельный разговор будет, – он погрозил Тайко пальцем, а та показала ему язык, когда он отвернулся.

– Имеются у меня возражения супротив этой красивой версии. Первое: пить могла женщина, но в случае, если она пила из бокала, стакана или пиалы. Тогда на горлышке бутылки не останется следов помады. Второе: никто не мешал ей вытереть бутылку носовым платком или же тряпкой. Следы губной помады – прямое указание на того, кто совершил кражу драгоценного напитка. Ведь все женщины в вашем доме красят губы разными цветами.

– Не все, – покачал головой Горо, – кухарка вовсе не красит, как и супруга моя. Да и с какого перепугу сорокалетняя баба губы малевать себе станет! Вот раньше одни девицы сомнительного поведения это себе позволяли, а сейчас нагляделись на иноземок и пошло-поехало.

Хотару не дал отцу Тайко в полной мере высказаться по поводу падения артанских нравов, он спросил, найдётся ли в доме увеличительное стекло. Оказалось, что таковое имелось у Сатоши, парень увлекался раскрашиванием деревянных фигурок самураев времён Воюющих кланов. Тайко сбегала в комнату брата и принесла требуемое.

Нэкоми жалела, что сама не додумалась до такой простой вещи, как осмотреть замок. Ведь отец подруги ясно дал понять, что малый кабинет он запирает, и шкаф с винами также. Надо было сразу подумать о взломе замка!

– Когда вы обнаружили пропажу? – спросил артист, внимательно изучая замок на двери через увеличительное стекло.

– Вчера, – ответил купец, не менее внимательно следивший за процессом, – если быть совсем уж точным, сначала я обнаружил даже не саму пропажу, а то, что бутылки лежат не надлежащим образом. Перепутаны сорта и года. Я очень удивился, но списал на собственную невнимательность. Когда перекладывал как надо, нашёл пустую бутылку «Молчания». Это было уже неописуемой наглостью: выпить коллекционное вино на пять рё!

– Замок вскрывали, – заметил Хотару, – причём, я бы сказал, что вскрывали его вполне себе умело. Если б не соскользнула рука со второй отмычкой, вообще царапин почти не осталось бы. А те, что есть, даже Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя могла отнести за счёт непопадания ключа в замочную скважину, скажем, вечером, когда в коридоре довольно темно.

Он перешёл к шкафу.

– Нут, тут и говорить нечего! – артист разогнул спину и повёл плечами, – воришка спешил, грубо открыл шкаф и оставил явственные следы своей деятельности. Где обычно вы храните ключи?

– Они всегда со мной, – пожал купец плечами, – кроме сна, конечно.

– Ясно. Вор не смог бы воспользоваться вашими ключами, и просто открыл дверь отмычкой. Кстати, у Вас ничего не пропало кроме вина? – Светлячок огляделся по сторонам, – деньги, договора и прочие бумаги?

– Деньги на сто процентов на месте, – ответил Горо после секундной заминки, – а вот, что касаемо, бумаг…, вроде пока не замечал. Но папки все на своих местах. По этой части у меня порядок.

– А, посторонние в последние дни в доме бывали?

– Третьего дня у меня была приватная деловая встреча. Но проходила она в большом кабинете, а все её участники всегда были у меня на глазах, – ответил купец, – и проникнуть в малый кабинет с целью вылакать моё вино решительно не могли. К тому же люди приходили солидные, такие как правило отмычек при себе не держат и по чужим шкафам не рыскают.

– Что скажешь? – Хотару поглядел на травницу, которая всматривалась в несколько недопитых глотков.

– Вор не допил драгоценное вино. Почему?

– Осадок, – ответит Горо, опередив артиста, – за годы хранения в вине может образоваться осадок, его не разливают, а просто выбрасывают.

– Значит, убийца был знатоком?

– Похоже, – согласился Светлячок, – но нельзя исключать, что в него больше не влезло.

– И всё-таки, пили прямо из бутылки, вино густое, старое, – констатировала травница, – если наливать, то горлышко бутылки испачкается вином с одной стороны, и след этот окажется относительно узким, а когда пьют прямо из горлышка, да, ещё в спешке, то след от вина будет более широким, как здесь.

– И что это даёт? – не понял купец, – мне важно не как пили, а кто пил!

– По закону контагиона можно найти человека, чьи губы касались бутылки, и в чьём рту было вино. Ведь при этом его слюна непременно попала внутрь, – сказала девушка, – проверим всех ваших слуг и найдём вора.

– Меня тоже проверь, – подала голос Тайко, – на всякий случай. А то подозрения папа́ сильно обижают. Пусть знает, какая у него честная дочь! Если только, – она замялась, – для этого не придётся глотать какую-нибудь мерзостную субстанцию.

– Не придётся, – заверила Нэкоми, – для этого всего лишь нужно будет плюнуть на кусочек бумаги, а я сооружу маркер из пробки, иголки и, – она оглянулась вокруг, – попроси Сатоши добыть голубиное перо. Я заметила у ваших соседей голубятню. В саду непременно отыщется хотя бы одно пёрышко. Устроит даже самое маленькое.

– Можно я займусь сбором слюны? – загорелась подруга, – бумажки нарежу, подпишу и со всех соберу материал. Сколько нужно плюнуть?

Нэко даже обрадовалась, что Тайко будет занята и не станет лезть под руку с вопросами и предложениями помощи. Она объяснила, как подготовить образцы, и счастливая подруга умчалась прочь.

– Вона как, – с уважением проговорил Горо, – поди ж ты, алхимия в действии. Чего надо, только скажи, получишь всё, а коли не найдётся, купим или займём у соседей.

Травница задумалась. Она уже таким образом находила виновницу, сломавшую дорогой гребень для волос одноклассницы. Тогда вместо слюны использовались волосы, а роль поплавка исполнял обломок гребня.

– Я воспользуюсь остатками вина, – начала перечислять девушка, – мне нужна будет небольшая миска, лучше глиняная; кипяток, спички, мёд и стальная игла для шитья. Желательно потолще.

Нэко подумалось, что в отношении детей чувствуется твёрдая рука Горо Акадо: не прошло и десяти минут, как в большом кабинете, выбранный в качестве места следственного эксперимента, появился Сатоши, победно размахивающий сероватым голубиным пёрышком. Следом не замедлила и его сестра. Тайко торжественно несла поднос с бумажечками, а её сопровождала выкрашенная в рыжий цвет горничная с киноварно-красными губами. Она несла исходящий паром чайник, миску и баночку мёда. Всё это она поставила на секретер дополнив, коробочкой спичек и иглой для штопки, воткнутой в клубок ниток.

Девица замерла было у двери, сделав вид, что ожидает дальнейших указаний, но была отослана травницей вон. Сатоши остался на правах хозяйского сына. Выпроваживать парня, который помог им с предыдущим расследованием, совершенно не хотелось.

Нэко чувствовала себя спокойно и уверенно. Она сосредоточенно налила горячую воду в глиняную (как заказывали!) миску с чуточку выщербленным краем. Туда же отправились остатки вина. После этого девушка расставила на подносе квадратики рисовой бумаги. На них элегантным почерком подруги красовались имена проверяемых.

– Даже мама плюнула, – похвасталась Тайко, – показывая бумажку с именем Ёсико.

Затем на огне спички травница осторожно опалила голубиное пёрышко и мёдом прилепила к винной пробке, сквозь которую с усилием протолкнула стальную иглу. Оставалось лишь окунуть острие иглы в каплю вина на столе и опустить пробку в миску, что заняла своё место в центре между разложенных бумажечек с именами, коих насчитывалось ровно девять штук. После этого девушка зажгла ещё одну спичку, подождала, пока огонёк прогорит до самых пальцев и, чуть поморщившись от боли, затушила его, выдыхая слова: «поиск по соответствию». Сгоревшая спичка легла сверху пёрышка.

Как только это случилось, пробка, к удивлению всех присутствующих, пришла в движение, закружилась вокруг своей оси. Тайко тихо захлопала в ладоши и прошептала, что это совсем, как с очкастой Ми́рой, которая сначала нахально причёсывалась чужим гребнем, а потом и вовсе сломала его!

– Сейчас, сейчас, – комментировала девушка со знанием дела, – иголка покажет на виновника! Видишь, папа́, кружение замедляется, и мы узнаем, кто выпил твоё вино.

Однако, что-то пошло не так: пробка с иглой, конечно замедлила вращение, качнувшись пару раз туда-сюда, затем с лёгким хлопком развалилась, и игла упала на дно миски.

– Что это значит? – спросил купец, под миской оказалось чья-то слюна и имя?

– Нет, – покачала головой травница, – боюсь, сие означает, что среди тех, чьи имена записаны на этих бумажечках, нет прельстившегося вашим вином.

– Как такое возможно! – воскликнул Горо, – вино же выпито и…

Он не успел закончить фразу, потому что в большой кабинет буквально влетела высокая сухощавая женщина с магограммой в руках.

– Беда, боги, какая же беда! – восклицала она, размахивая клочком бумаги, на котором магическим образом был воспроизведён текст, переданный издалека.

– Мама, что случилось? – бросилась к ней Тайко.

– Девочка моя, – почти со слезами поговорила госпожа Аядо, – бедная, несчастная моя девочка! Какое счастье, что мы не стали объявлять о помолвке.

– Что!? – почти истерично выкрикнула Тайко и выхватила магограмму, – Мики погиб?

– Хуже, он женился!

Тайко несколько раз прочла текст на сложенном пополам небольшом листке, затем скомкала его, отшвырнула и в слезах бросилась прочь. Мать вскочила и последовала за ней, оглашая дом затейливым сочетанием причитаний и ругательств.

Хотару был ближе всех к брошенной магограмме. Он поднял её, не глядя, распрямил и подал купцу. Тот отмахнулся.

– Читайте, уж. Всё одно искать очки сил нет.

Хотару прочёл вслух следующее:

Простите, обстоятельства и отец заставили меня жениться. Искренне сожалею. Мики Дасума.

Глава 2 Иллюзия смерти

Дом купца Акано продолжали оглашать вопли Тайко, по временам прерываемые звуками ударов и бьющейся посуды, и достаточно громкие увещевания её матери. Нэкоми была шокирована, Светлячок многозначительно усмехнулся, а сам Горо вздохнул:

– Не обращайте внимания, у моих дам норов тот ещё. Тайечка получила первый чувствительный удар по самолюбию, вот эмоции и бьют через край. Я собираюсь дать им выплеснуться хорошенько, а уж потом пойду утешать. Хоть ваш опыт и не дал ответа по поводу исчезнувшего вина, – продолжал он, выдвигая ящик письменного стола и доставая оттуда чековую книжку, – мне он показался весьма занимательными и полезным. Главное, он успокоил мою душу, потому как никто из домашних не замешан в сей гнусной дерзости. Я спокоен.

Из глубины дома раздался приглушённый, но весьма увесистый удар. Видимо, неудавшаяся невеста пнула кресло или стул. Затем всё утихло.

– Видите? – густые седоватые брови купца поднялись вверх, – точнее, слышите? Первая стадия завершилась. За буйством последуют безутешные рыдания. С этой фазой лучше Ёсико никто не справится. Я же подключусь, когда моя ненаглядная девочка впадёт в апатию.

– По-моему, вы не особенно огорчены несостоявшейся свадьбой? – спросил Хотару.

– Абсолютно не огорчён, – ответил Горо, – какая свадьба, когда с момента знакомства минуло менее недели?

– Тайко говорила, что почти две, – уточнила травница.

– Не суть. За такое время никаких прочных чувств возникнуть просто не могло. Увлечение, интерес, даже зов плоти – сколько угодно. Но для супружеского союза совершенно иное требуется.

– Однако ж, вы дали согласие, – проговорил Хотару, очень довольный полученным чеком на один рё.

– Дал скрепя сердце, – подтвердил купец, – потому как на меня насели с двух сторон, за пару дней всю плешь проели: угрозы, обиды, скандалы, обвинения в отцовском тиранстве. Даже ночью в спальне мне не было покоя от перечисления достоинств этого молодого человека. И собой-то он хорош, и умён, и обходителен, и богат. Вот последнее меня совершенно не волнует. Я своё дитя не продаю. Главное, что должно быть у будущего моего зятя, это – ум, трудолюбие и порядочность. А уж к делу его я пристрою, будьте покойны.

Хотару задумался.

– Скажите, – обратился он к Горо, – когда этот Мики Дасума был у вас в доме?

– Вечером в пятницу, – с профессиональной точностью ответил купец, – пришёл вовремя, даже за десять минут до назначенного времени. А почему вы спросили?

– Подумал, что претендент на руку Тайко может рассматриваться в качестве ещё одного неучтённого незнакомца, посещавшего ваше жилище и имевшего возможность свободного перемещения внутри. Ведь ваша дочь показывала ему дом?

– Ещё бы не показывала! Они с матерью цельную экскурсию ему устроили. Постойте-постойте, – его осенило, – вы хотите сказать, что моё «Молчание монаха» выпил прохвост-жених?

– Исключаете подобный вариант? – вопросом на вопрос ответил артист.

– Нет, – отец Тайко пригладил редеющие на макушке волосы, – вовсе не исключаю. Наоборот, радуюсь, что его женили на другой. На кой чёрт, скажите, мне надобен зять, который по дому шастает, чужие шкафы открывает и дорогущее вино хлещет! Вдвойне хорошо, что помолвка не состоялась, преотлично даже! Только вот как бы мне удостовериться, что я прав?

Светлячок подумал и предложил послать магограмму.

– Предложите сознаться в проступке, напишите, что не сердитесь на него, просто хотите знать и заранее прощаете. Человеку, убеждённому в том, что он более никогда не увидит ни вас, ни свою неудавшуюся пассию, легко сознаться в том, что выпил вино. Тем более, что вы могли и сами позабыть запереть кабинет в суматохе ожидания важного гостя.

– Да уж, в умении создавать суматоху и суету моим дамам просто нет равных, – подтвердил Горо, – последняя просьба: пошлите за меня магограмму. Мне предстоит несколько дней ада. По этой части с моими драгоценными тоже тягаться никто не может. Коли Мики покается, будем считать его богатеньким оболтусом, заприметившим в доме будущего тестя старинное вино и не смогшего устоять перед соблазном. Не сознается – мерзавец и лживая скотина. И в первом, и во втором случае я, как отец безутешной брошенной перед официальной помолвкой дочери, в выигрыше. Оба варианта подойдут, чтобы стать бальзамом на израненное сердце.

Он взял чистый лист писчей бумаги и быстро набросал текст:

Господин Мики Дасума, я уважаю решение Ваших родителей и понимаю Ваш сыновний долг. Уважьте мою последнюю к Вам просьбу. Сознайтесь, что выпили вино в моём кабинете, что хранилось в застеклённом шкафу. Обиды за это не держу, но мне важен ваш ответ.

Искренне Ваш Горо Акадо.

Он сложил листок и протянул Светлячку вместе с купюрой на оплату магограммы.

– Можете прочесть, – разрешил он, – и сдачу не возвращайте.

Кошечка и Светлячок попрощались с купцом Акадо и покинули дом.

– Хорош жених! – воскликнула травница уже за воротами, – вскрыл шкаф главы семьи, в которую собирался войти, выпил бутылку коллекционного вина стоимостью в пять рё и исчез с горизонта, прислав магограмму об уже состоявшейся женитьбе. Бедная Тайко! Её лучшие чувства растоптаны, а доверию к сильной половине человечества нанесён серьёзный удар.

– Она оправится, не сомневаюсь, – заверил Хотару, – скороспелые чувства бывают весьма сильны, но столь же быстро остывают. Готов держать пари, твоя подруга максимум через пару недель придёт в себя и станет, как новенькая. А в отношении своего бывшего её эпитеты, боюсь, не ограничатся «мерзавцем», «негодяем», «прохвостом». Жаль только, что госпожа Ёсико так и не угостила нас чаем с обещанным клубничным пирогом, – грустно заметил он.

– Вам лишь бы поесть!

– Ничего удивительного. Крупные мужчины нуждаются в еде больше, чем девушки хрупкого телосложения. Я и так в Аратаку сбросил вес, по брюкам чувствую.

Нэкоми хотела заметить, что похудение Светлячка не особо бросается в глаза, но промолчала. Незачем ему думать, будто её хоть в малейшей степени заботит его внешний вид.

Ближе всего к дому Тайко находилось центральное отделение Артанской Королевской почты, именно оттуда они и решили послать магограмму сбежавшему жениху. Благо на полученном от него послании имелся обратный адрес.

– Гаёшада, – удивлённо прочитал Светлячок, – это вроде бы совсем недалеко от нас. Ночь езды даже не на экспрессе. Почему тогда парень утверждал, будто он с севера?

– Технически Гаёшада севернее Аратаку, – ответила травница, – и утверждать, будто он с севера Мики имел полное право. А, может, приврал при первом знакомстве.

– Зачем?

– Ну, как вам сказать, – чуточку смутилась Нэко, – у нас выходцы из северных провинций Кленового королевства были окружены ореолом таинственности и пользовались у девушек особым расположением.

– Могу я спросить, почему? – Хотару был немало удивлён подобным.

– Так, глупость и ерунда.

– Ладно тебе скромничать, – продолжал допытываться артист, – я же не из пустого любопытства интересуюсь, расследование какое-никакое ведём. И не такое уж пустое, целый рё заработали.

Нэкоми вздохнула и рассказала, что ещё со средней школы в их кругу бытовало мнение, что приезжие из разных концов королевства парни куда более авантажные, нежели свои, аратаксие. При этом каждому направлению придавались свои особые черты. Выходцы с южных островов наделялись пылкостью и страстью. На этих словах Хотару прыснул и заметил, что Дэйв Саядо – прекрасный образчик южанина. Нэко возразила, что старший следователь, хоть и родился на Игосиме, совершенно не походит на тот романтический образ любезного и дерзкого мужчины, о котором со знанием дела поведала Комусу – будущая принцесса публичного дома.

– Оставим без внимания прочие стороны света, – предложил артист, – и перейдём к мужчинам из северных провинций. Какими привлекательными чертами девичье сообщество наделяло их?

Травница подозревала подвох, поэтому с осторожностью сообщила о более светлых волосах и коже, покладистом характере, выработанным долгими холодными, а в горах и снежными, зимами. Упорство и смелость дополняли перечень желанных качеств северян.

– А по части любовного темперамента? – никак не унимался Светлячок, – не может же так быть, будто вы не обсуждали данный вопрос?

– Может и обсуждали, – отрезала Нэко, – но вот с вами я его поднимать не собираюсь.

Если она и надеялась таким образом поставить артиста на место и пресечь всяческие попытки дальнейших расспросов, то она глубоко ошиблась. Лицо Хотару приобрело то особенное выражение, какое бывало перед тем, как он собирался усадить собеседника в галошу.

– Понятно, – он широко улыбнулся, – девичьи фантазии наделили северян извращённой сексуальностью, говорить о которой непосвящённым просто не поворачивается язык. Но я попытаюсь сам догадаться. Во-первых, …

Травница покраснела и прервала собеседника.

– Нечего переносить на других свои извращённые фантазии, – проговорила она, стараясь не позволить ему высказать предположения. Она знала уже, что в такие минуты для Хотару переставали существовать приличия, и он мог ТАКОЕ наговорить! – в нашем кругу считалось, что северные мужчины нежны, сдержаны и уважительно относятся к желаниям своих любимых. Никогда не торопят события и очень…, – она подбирала подходящее слово, – деликатны в своих желаниях.

– Если предположить, что подобная бредятина каким-то образом дошла до ушей неудавшегося жениха, – рассуждал Светлячок, – то его заявления имели смысл. Вот Тайко и попалась на удочку, благо приманка была хороша.

Нэко уже собиралась заявить, что её подруга – отнюдь, не рыба. И рассуждения в подобном тоне не только оскорбляют Тайко Акаду, но в её лице и всех остальных девушек и женщин, посмевших иметь собственное мнение по поводу характера артанцев, проживающих в разных местностях. Но они как раз пришли. Хотару галантно пропустил выходящую наружу женщину и удостоился благодарственного слова.

Духота, которая была непременной спутницей сезона сливовых ливней, успела добраться и сюда. Окна были открыты, а в отделе приёма магограмм парень в форменной куртке обмахивался газетой вместо веера.

– Чем могу? – спросил он, не прерывая своего занятия.

– Хочу отправить магограмму вот такого содержания по данному адресу.

Хотару записал текст и адрес в специальный бланк, от которого вовсю разило магией. Травница ощутила привычное сдавливание в висках и ледяные уколы магии на кончиках пальцев. Она была чувствительна к ней, и старалась избегать мест, где магия была особенно сильна.

Парень вытащил из-за уха карандаш, бегло пересчитал слова и знаки препинания (за магическую передачу каждого нужно было платить отдельно), назвал сумму и повернулся прямо со стулом на сто восемьдесят градусов к устройству более всего напоминавшему музыкальную шкатулку с заводной ручкой. Он активировал устройство амулетом, крутанул ручку и сунул бланк в приёмное отверстие. Нажав клавиши на крышке в нужном порядке, парень снова повернулся к посетителям (благо это позволяли колёсики на стуле) и начал выписывать квитанцию. Вдруг раздался странный звук, и прибор выплюнул бланк назад.

На этот раз сотрудник Королевской почты поднялся и с поглядел на ярко красную надпись, по диагонали проходившую через кусок плотной бумаги. Она гласила: «Указанного адреса не существует, проверьте правильность написания имени, фамилии и прочих реквизитов».

– Что это значит? – Хотару доводилось в жизни всего пару раз отправлять магограммы, и о подобном он даже не слышал.

– А то и значит, господин, что в городе, куда при помощи магии было передано ваше сообщение нет ни такого адреса, ни такого человечка, – парень засунул карандаш назад за ухо и с сожалением порвал квитанцию, – извините, но мы тут бессильны.

– Постойте, ведь я взял адрес с магограммы, отправленной самим господином Дасумой из города Гаёшада. Вы уверены, что нет никакой ошибки?

– Система отправки и получения информации разработана лучшими магами на службе Кленовой короны, – раздулся от важности сотрудник почты, – она снабжена многоуровневой проверкой и в неё внесены данные о всех лицах, проживающих в том или ином городе. В случае одной ошибки или неточности, к числу коих можно отнести номер дома или квартиры, неверное написание имени или фамилии, система всё равно отыщет адресат и предложит перепроверить правильность заполнения бланка. Только в случае отсутствия вообще каких-либо совпадений в данных, она выдаёт знаменательную «алую строку». Это значит лишь одно: людей по фамилии Дасума в Гаёшаде нет, это с гарантией. Тут никаких разночтений быть не может, магия ошибок не даёт.

– Любопытно получается, – рассуждал Хотару, пока они возвращались к отцу подруги, – личность несостоявшегося жениха кажется мне всё более занимательной.

– А мне вот нет, – возразила Нэкоми, – как раз наоборот, вырисовывается самый обычный маменькин и папенькин сыночек, которого собирались женить, а он улизнул из-под родительской опеки в Аратаку. Решил повеселиться напоследок перед супружеским ярмом.

– Интересная точка зрения, продолжай.

– Продолжаю. Здесь он встречает Тайко – симпатичную, восторженную, богатую. Возможно, у парня к ней возникли искренние чувства, кто знает, какую жену ему подыскали? Возрастную или страшную, подобно всем сто сорока грехам, мы уже не узнаем. Мики, сам того не замечая, искренне влюбился и решил жениться. Он знакомится с родителями дамы сердца и делает предложение. Затем, как благородный человек, просто обязан съездить домой и разорвать предыдущую помолвку. Но у него не выходит. Долги, обязательства, деспотичные родители. А, возможно, и всё вместе. Парня женят и ему не остаётся ничего, кроме как послать покаянную магограмму.

– Прекрасный сюжет для дамского романа, – похвалил Светлячок, слегка хлопнув травницу по макушке, – прямо слеза прошибает. Но то, что сошло бы на бумаге, в жизни не работает.

– И почему же?

– Имеются факты, которые рушат стройную теорию, или по крайней мере подмывают ей основание.

– Огласите их, – обиженно потребовала девушка, полагая, что Хотару просто обидно, что он со «своим столичным жизненным опытом» и двадцативосьмилетним возрастом не увидел этот вариант.

– Легко! Например, почему в Гаёшаде нет не только Мики Дасумы, там вообще нет ни одного человека с этой фамилией? Выходит, что он назвался вымышленным именем, а сие как-то очень уж не вписывается в образ романтического юноши, встретившего свою любовь.

– Мики, насколько я поняла со слов Горо, никогда не утверждал, что он из Гаёшады, – как бы в пространство заметила Нэкоми, – он только сказал, что он с севера Артании.

– Тогда откуда магограмма?

Травница давно придумала объяснение и теперь выложила его, словно сыграла по нотам. Она предположила, что несчастный Мики вообще не собирался ничего сообщать семейству Акадо, раз потерпел на родине такое сокрушительное фиаско в виде женитьбы. Но потом его замучила совесть, и он, дабы не поставить свою супругу и родителей в неловкое положение в виде возможной сатисфакции со стороны отца другой невесты, просит знакомого или случайного постороннего человека дать магограмму.

– В Гаёшаде поезд стоит дольше, чем на других станциях, – подкрепила она свои рассуждения, – там разводят птицу, и именно там загружают вагоны-рестораны копчёными продуктами, коими славится этот город. При любом вокзале имеется почтовое отделение. Человек, которого подрядил Мики выходит из вагона, и пока другие курят и прохаживаются по перрону, дабы размять ноги, идёт на почту и посылает магограмму Акадо. Случайность, и более ничего. А мы-то решили, будто он посылал её сам и из родного города. Вполне простительная ошибка.

– Вычурно и слишком сложно, но не скажу, что невозможно, – кивнул артист, – но имеется и ещё кое-что, разрушающее образ бедного ягнёночка, ставшего жертвой обстоятельств и деспотичных родителей.

– И что же это?

– Выпитая бутылка «Молчания монаха».

– Как раз и нет! – горячо возразила девушка, – случайная прихоть, волнение, страх, что не выгорит женитьба на любимой избраннице, да можно ещё сто причин придумать.

– Причины – это хорошо, причины – это правильно. Всё так, кроме малюсенького фактика наличия по крайней мере двух отмычек вкупе с умением ими пользоваться.

На это возразить травнице было нечего, особенно после того, как Светлячок задал законный вопрос, откуда Мики, впервые попавший в дом купца Акадо, мог знать о наличии винного шкафа за запертой дверью?

– Даже, если предположить, что Горо не замкнул замок на двери, хотя он утверждает обратное, – продолжал артист, – с какой стати гость примется бродить по дому, заходить в разные комнаты и взламывать замки на шкафах?

– Я полагаю, что последний вопрос окажется риторическим, – заметила Нэко, – и вы уже заготовили на него ответ?

– Угадала. Я предполагаю, что и подход с клубничным тартом к твоей подруге не был случайностью.

– Не представляю, зачем всё это было придумано. Неужто ради одной бутылки вина, пускай оно стоило целых пять рё!

– Ограбление, – просто ответил Хотару, – осмотр сейфа. Либо Мики намеревался тем же вечером вскрыть его и цинично забрать деньги; либо готовился к следующему разу. Разведывал обстановку, узнавал, каким именно сейфом пользуется Горо, есть ли в доме магическая охранная система, какие окна и запоры. Он проводил разведку, и разведка сия не удалась.

Травница задумалась. Версия Светлячка была правдоподобнее её любовной истории.

Они возвратились в дом подруги и рассказали об афронте в почтовом отделении.

– Я совершенно не удивлён, – покачал головой отец Тайко, когда выслушал их.

Он ещё раз перечитал красную надпись на бланке и оттолкнул руку артиста с купюрой.

– Оставьте, эту мелочь себе. Но тогда всё становится ещё более странным. Зачем Мики вообще приходил? Ведь о вине в малом кабинете он знать просто не мог.

Хотару рассказал о предполагаемом ограблении.

– Позвольте взглянуть на сам сейф. Если будут следы попытки открыть его, значит, жених собирался вас обнести тем же вечером. Если нет – узнавал марку и осматривался на месте, – закончил он.

На сейфе следов не было.

– Но почему он вскрывал винный шкаф и зачем выпил вино? – продолжал недоумевать Горо, – ведь не перепутай он бутылки, я бы и не заметил, что тут кто-то хозяйничал!

– Может быть, – предположил артист, ваш незваный гость убедился, что вскрыть сейф ему не по зубам, но не хотел уходить с пустыми руками. Запертый винный шкаф навел на мысли о тайнике.

– Точно, – воскликнула травница, – он мог посчитать, что вы прячете тут что-то очень ценное.

Горо усмехнулся и отомкнул замок. Внутри не оказалось ничего примечательного: прохладные сухие полки, на которых в специальных подставках горизонтально лежали бутылки с вином. Правда одна подставка чуть выдвинулась вперёд.

– Так всегда было, или же ваш незваный гость сдвинул подставку с места? – спросила девушка.

– Нет, – ответил купец, – на второй полке своеобразный тайник. Его тоже отец устроил. Одни боги ведают, с какой стати ему это понадобилось, – пожал плечами мужчина, вытащил бутылки и вынул подставку.

За ней вертикально стояла наполовину утопленная в стене плоская деревянная коробочка с потемневшими узорами на крышке.

– Что в ней? – не удержалась травница.

– Сущий пустяк, – ответил отец подруги, открывая коробку, – символ моего положения в Торговой гильдии. Ключ Хотэя – одного из богов удачи. Наш род является его почётным хранителем уже более ста лет.

На потемневшем от времени шёлке глубокого синего цвета лежал затейливый бронзовый ключ, украшенный рисовыми колосьями и мешочками монет. А оголовье ключа было выполнено в виде улыбающегося, довольного лица толстого бога счастья, удачи и великодушия.

– Вы специально смазали его воском, – спросила девушка, проведя пальцем по лоснящейся поверхности ключа, – боитесь, что заржавеет?

– Воском? – удивлённо переспросил Горо, – даже и не думал.

– Но на ключе воск.

Хотару осторожно взял его в руки и осмотрел, близко поднеся к лицу. Он был несколько близорук, но очки оставлял дома, полагая, что они портят его артистический образ.

На ключе, действительно, имелись следы воска, причём со всех сторон. Словно кто-то старательно вымазал его или же утопил в воске. Причина напрашивалась сама собой.

– Что открывает этот ключ? – спросил он.

– Ни-че-го, – ответил купец, – я вам уже сказал, что перед вами – СИМВОЛИЧЕСКИЙ предмет, удостоверяющий мой статус и положение. Более ничего.

– Полагаю, ваш несостоявшийся зять не случайно проник в малый кабинет, – проговорил Хотару, возвращая ключ на место, – он снимал слепки с ключа, чтобы иметь возможность изготовить копию. Значит, у него при себе имелось всё необходимое, чтобы осуществить это: набор отмычек и коробка с воском.

– И с какой, простите, целью была предпринята сия эскапада? – усмехнулся Горо, – копия не даст реального положения.

– Я догадалась, – воскликнула Нэкоми, – Мики подторговывает предметами старины. Вдруг какой-нибудь сумасшедший коллекционер готов выложить за ключ Хотэя приличную сумму. Вам случаем недавно не предлагали продать его?

Горо заверил, что никаких предложений о продаже реликвии к нему не поступало

– «Приторговывает» – не соглашусь, – возразил Хотару, – Мики работал на заказ. Ему нужен был конкретный ключ, – сказал он, – а потом просто соблазнился и выпил вино. А бутылки перепутал, потому что не придавал их положению никакого значения, а одну вообще выпил. Противоречие в том, что вся операция по проникновению в ваш дом была продумана до мелочей: от якобы случайного знакомства в кафе с сезонными вкусностями до предложения руки и сердца с последующим исчезновением. Уверен, человек, способный не это ни за что не соблазнился бы коллекционным вином, да и сложил бы бутылки назад так, как надо. Мики лишь выполнил задание и отпраздновал бутылкой вашего вина. Не особо аккуратный исполнитель, вот и всё.

– Получается, имелся и ещё кто-то? – проговорила травница.

– Да, уверен.

Купец Акадо поблагодарил их за помощь. Когда Нэко поинтересовалась душевным состоянием подруги, сказал, что мать и дочь приняли валериановую настойку и обе заснули.

– Сон – это лучшее, что можно посоветовать при тяжёлых переживаниях, – заметила Нэко, – бедная, бедная Тайко, я не оставлю её без внимания и не позволю скучать.

Растроганный отец поблагодарил ещё раз и предложил обращаться без стеснения в случае денежных затруднений.

Когда они возвратились домой, их ждал сюрприз: председатель Восточной Ассоциации ракуго – Ито Данрё собственной персоной. Он впервые посетил дом на улице Одуванчиков с момента ареста Широ.

– Я ведь из-за вас, молодое дарование, пришёл сюда, – проговорил он, чуть гнусавя, когда Нэко и Хотару вошли в гостиную, – ваше прошение рассмотрено и удовлетворено. Господину Хотару Эйдзи подтверждён ранг синъю́ти – высшего чтеца. Мои поздравления!

– Значит, я могу давать сольные концерты? – обрадованно улыбнулся артист, – спасибо, господин Данрё, моё искреннее, глубочайшее спасибо, – он поклонился безукоризненно почтительным поклоном.

– Хо-хо, Светлячок, не так скоро, – поднял руку председатель, – бумаги отправлены в Кленфилд, нужно дождаться их регистрации. После этого вам потребуется согласовывать с Ассоциацией любые свои выступления, даже благотворительные, – старик многозначительно поднял вверх палец, – никакого самовольства я не потерплю. В основе принципов Восточной Ассоциации, членом коей вы снова имеете честь являться, заложены благонравие, скромность и следование традициям.

Нэко видела, как заледенело красивое лицо артиста. Он откинул назад свои буйные кудри и ещё раз поклонился. После чего извинился, сославшись на сильную головную боль, и быстро вышел из гостиной.

– Надо же, как неудачно, – воскликнул Широ, – я хотел устроить небольшое празднование столь знаменательного события, а тут мигрень! Но, что делать, отложим до более удобного случая. Ты, Ито, у нас в числе почётных гостей.

– Разумеется, – важно проговорил председатель, – я приму приглашение.

Нэко оставила стариков одних и тоже пошла в свою комнату. Из головы почему-то не выходил взгляд Светлячка, каким тот окинул всю компанию уже в дверях. Недобрый и какой-то нехороший взгляд. Она прошла по коридору и тихонько поскреблась в дверь жильца.

– Заходи, Кошенция, – разрешил знакомый голос, – знаю ведь, что это ты.

Хотару лежал на кровати с трубкой в руке.

– Мне показалось, что ваше восстановление в Ассоциации вас совершенно не порадовало.

– Какой толк в нём, если у меня связаны руки! – горько воскликнул артист, – ни шагу без разрешения, все концерты под их опекой и присмотром. Данрё ещё и про репертуар предупредил, что всякий рассказ-сибайбанаси, который я соберусь прочесть, должен пройти цензуру и получить их высочайшее одобрение. В жопу их одобрение, их цензуру и их Ассоциацию!

– Но ведь без этого вы не сможете читать ракуго, – хотя Светлячок и не предлагал, она присела в кресло, – когда я послушала вас на вечеринке нашего класса, я остро поняла, как много для вас значат выступления. Вы должны продолжать любой ценой! Вы же живёте этим.

– Любой ценой, – как эхо повторил Хотару, – знаешь, Нэкоми, иногда эта самая «любая цена» оказывается чрезмерно высокой. Я физически задыхаюсь от их дурацких ограничений. Они просто убьют моё ракуго, – и увидев испуг в глазах девушки, пояснил, – вернее убьют во мне всяческое желание читать. Читать так, как они велят, как читали сто или пятьдесят лет назад.

– Что, если придумать способ как-нибудь обойти Ассоциацию? – спросила травница, —хорошенько изучить Артанские законы и отыскать лазейку. Данрё и ему подобные субъекты возвели ракуго в статус особого искусства, но ведь на деле выступление – всего лишь услуга. В Артании и в Аратаку есть независимые театры, независимые торговцы, независимые певцы. Они не входят в гильдии, они просто платят налоги Кленовой короне. Пройдя по этой дороге, вы становитесь тем, кто просто продаёт развлечение.

Хотару подался вперёд:

– Это мысль. Что обычно делают, когда открывают торговлю?

– Я точно не знаю, – пожала плечами девушка, – вроде идут в мэрию, подают прошение и регистрируют собственное дело. Давайте вместе откроем контору?

– Ты хочешь читать ракуго?

– Я, конечно, люблю ракуго всей душой, – уклонилась от ответа Нэкоми, – но я скорее хочу стать частным детективом. Раз уж мы и так ведём расследования, то почему бы не делать этого официально и получать достойную оплату за свои труды?

– Допустим, и как ты собираешься объединить ракуго и расследования?

– Очень просто, – улыбнулась травница, успевшая заранее продумать этот вариант, – из денег Горо заплатим взнос в городскую казну и оформим «Частный клуб расследований и ракуго».

Хотару засмеялся:

– Совсем, как в старшей школе. Но может сработать, особенно, если слово «клуб» заменить на «агентство» и ракуго записать первым.

– Почему это? Я придумала, значит, и расследования должны стоять первыми, – не сдавалась девушка.

– Монетку? – выразительно выгнул бровь оживившийся артист, – у меня клён.

Монетка была залихватски подкинута, но упала королевским моном вниз.

– Значит, по-моему, – обрадовано захлопала в ладоши Нэко, – «Агентство расследований и ракуго».

– А название составим из наших имён, – Светлячок почесал кончик носа, – «Хотанэ́» или «Нэхо́та».

– Мне первое больше по душе, – травница несколько раз повторила предложенное название, словно пробовала на вкус, – и похоже на «Сияющую кошку».

– Пускай Данрё подотрётся своими бумажками, – настроение артиста резко переменилось, – какая ты, Кошенция, молодец, что придумала это. Завтра с утра пойду к нотариусу и уточню, как и что. Только Широ пока ни слова, поняла?

Нэкоми и сама понимала, что дед не удержится и расскажет об их затее другу. И, кто знает, что предпримет Ито, когда узнает, что из рук Восточной Ассоциации уплывает талантливый артист, а вместе с ним и деньги, которые сулят его выступления в старой столице.

Благому намерению Хотару посетить в первой половине дня нотариуса не суждено было осуществиться. Помешал этому его старинный враг-приятель Дэва. Старший следователь аратакской коррехидории появился аккурат к завтраку. Дед Широ, великодушно простивший арест, сразу засуетился, поставил на стол дополнительную миску риса и усадил не особо упиравшегося следователя за стол.

– Что-то случилось? – ворчливо поинтересовался Хотару, – или просто покушенькать заскочил?

Хотя между мужчинами во время расследования убийства барона Итиндо и установилось перемирие, более смахивающее на вооружённый нейтралитет, они не упускали случая отпустить в адрес друг друга колкость. Вот и теперь Светлячок издевательским тоном напомнил о говоре южных остовов, откуда родом был подполковник Саядо.

– Покушенькать, конечно, можно и даже хорошо, – прищурился Дэва, – но я по совсем другому делу. Консультация мне требуется.

– Моя?

– Хотя ты, Хотарун, и почитаешь себя центром вселенной и её окрестностей, но нет. Сегодня я обращаюсь не к блистательному талантищу, а к скромным алхимикам.

– Конечно, с большой охотой окажу любое содействие Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя, – воскликнул Широ, – распоряжайтесь моими знаниями и моим временем, как вам будет угодно.

– Дядька Широ, – ты опасные предложения делаешь, – снова встрял артист, – этот ведь воспользуется и припряжёт к работе на благо Кленовой короны и себя лично по полной, без гонорара и элементарной благодарности, о коей, как я мыслю, на его родной Игосиме никто не слыхивал.

– Я напомнил бы одному надоедливому насекомому, имеющему явные пробелы в воспитании, сколь невежливо влезать со своими неуместными замечаниями в разговор других людей, но из уважения к хозяевам этого гостеприимного дома не стану этого делать, – старший следователь одарил бывшего друга улыбкой, более смахивающей на оскал, – ибо я, в отличие от некоторых бездельников, ценю своё время и время других. Скажите, господин Мори, может ли человек взять и воскреснуть из мёртвых?

– Ты стал свидетелем чуда? – не унимался Хотару.

– Хотти, у меня ведь терпение не безграничное, – повернулся к нему Дэва, – заткнись на полчаса. Сделай милость.

– Уточните, господин Саядо, что именно вы понимаете под воскрешением из мёртвых? – спросил Широ и добавил уже своему жильцу, – Хотару, пожалуйста, не мешайте. Видно же, дело серьёзное.

– Да уж, серьёзней некуда, – подтвердил подполковник, – тут не знаешь, верховного жреца вызывать, дабы религиозное чудо зафиксировать, или некроманта из Кленфила затребовать, чтобы зомби по Аратаку ловить. Некоторые всерьёз о вампирах заговорили.

– Лучше поведайте нам всё по порядку, – предложил Широ, разливая чай, – так и вам проще будет, и нам.

Дэва одним большим глотком допил чай и сунул в рот зубочистку. Месяц назад врачи запретили ему курить, и теперь он так боролся с желанием взяться за папиросу.

– День мой не задался с самого утра, – начал он, – бывает такое, что случается какая-то мелочь, а ты внезапно понимаешь, что тебя впереди ожидает самое настоящее паскудство.

Мелочью для старшего следователя оказался оставленный в коридоре раскрытым зонт. Зонт был стареньким, а вчерашний ливень – сильным. Забытый зонт неприятно царапнул по душе, поскольку Дэва знал с детства, что оставлять подобное в доме надолго нельзя. А тут – вся ночь. Наверняка, множество несчастий успели найти себе приют в тени его зонта, и уже готовы посыпаться ему на голову.

В коррехидории его ждал ночной дежурный. Обыкновенно они менялись в восемь, и после двенадцатичасовой смены сразу шли домой, а тут сидит в приёмной. Зевает, носом клюёт, а сидит. Явно что-то стряслось. Как-то сразу вспомнился зонт. И не зря, ох, не зря.

Дежурил в «зоопарке», так по клефилдской привычке Дэва продолжал называть камеры предварительной изоляции в подвале, сержант Мо́кри. Сержант, как сержант: в меру исполнительный, с ленцой. «Он ещё женился по весне, – вспомнилось подполковнику при взгляде на широкое, чуть рябоватое лицо парня, – деньги ему на подарок к церемонии собирали».

– Утро доброе, Мокри, – проговорил Саядо, открывая дверь кабинета, – меня ждёшь?

– Вас, господин подполковник, – парень тряхнул головой, словно прогонял остатки дрёмы, одолевавшей его во время часового ожидания. Дэва приходил на работу к девяти.

– Заходи.

Не любил, ой, как не любил Дэйв Саядо такие вот внезапные визиты подчинённых, да ещё и с длительным ожиданием. Либо отпуск требовать станет, либо случилось что. Лучше, пускай, отпуск.

– Господин Саядо, докладываю: во время моего ночного дежурства у нас в «зоопар…», прошу прощения, в камерах предварительной изоляции скоропостижно скончался заключённый.

– Кто?

– Ару́ту Датто́ри, двадцать четыре года, камера номер шесть.

Скверно, можно даже сказать, чертовски скверно. Молодой, но успевший прославиться в преступном мире Аруту Доттори имел прозвище Мастер му́си и был непревзойдённым вором-форточником. А прозвище, которым в немалой степени гордился получил потому что был ловким и вёртким, что твой червячок-муси. Маленького росточка, до пяти ся́ку (1м 59см) он не дотягивал пальца на четыре, худенький и юркий, Мастер Муси носил большие очки, придававшие ему беззащитный вид, специально лохматил вихры и издалека вполне мог сойти за мальчишку. В коррехидории он после суда ожидал отправки в тюрьму. Получил три года. Молодой, здоровый и вдруг умер.

– Самоубийство? – без особой надежды спросил Саядо.

– Никак нет, – ответил дежурный, – ему около одиннадцати вечера совсем худо сделалось. Я услыхал крики, спустился, вижу, Доттори по полу в корчах катается. На губах пена, глаза выкаченные, жуть. Кричит, что помирает.

– И что ты сделал?

– По инструкции, как полагается, позвонил в больницу, они карету прислали. Фельдшерица этой ночью дежурила. Девчонка – сущая былиночка, увидала кровавую пену на роже заключённого, в конец растерялась, губёнки дрожат, лепечет что-то про срочную госпитализацию. Я взял на руки уже потерявшего сознание бедолагу и карету-то и снёс. Даже носилки не понадобились, поехали в центральный Королевский госпиталь.

Дэва кивнул. С Королевским госпиталем у них договор: их патологоанатом вскрытия делает, в здешней коррехидории даже прозекторской нет. По приезду Саядо поинтересовался у коррехидора, чего так? А тот плечами пожал, мол, зачем? Убийства далеко не каждый месяц случаются, отвезли в больницу, разово за вскрытие заплатили, и весь сказ.

– По пути мужику совсем плохо сделалось, фельдшерица сказала: «Агония».

– И что, – Дэву жутко раздражали эти дурацкие паузы, на которые так горазды аратакцы, да ещё их манера тянуть ударные слоги более обыкновенного, – что дальше то было.

– А ничего не было, – развёл руками Мокри, – помер Доттару ещё по пути. Подёргался немного, постонал, да и скончался. Тело сразу в морг отвезли. В приёмном покое на нас ночной доктор накричал, мол, какого растакого фига, вы покойника к нему везёте? У него с живыми дел до зарезу, а этого прямо в морг! Шею ему потрогал, в глаза магическим фонариком посветил и только рукой махнул: готов. Отвезли, куда ж деваться, оформили, в журнал записали.

– Это всё? – привычно прищурился Дэва и с тоской подумал о папиросах.

– Вроде бы, да. Фельдшерка сказала, что патологоанатом утром придёт, вскрытие сделает и бумагу нужную напишет. Ещё попросила меня с покойника носок снять и бирку с номером три на большой палец навесить. Девчонка мертвяков до страсти боится.

– Что ж она, коли покойников боится в медицину подалась? – риторически вопросил Саядо.

– Вот-вот, я прямо такими же словами ей и сказал, – проговорил сержант, – она отвечает, мол, доктора с живыми дело имеют. На том и расстались. Так что, господин подполковник, надо кого-то в ихний морг за телом послать и заключение забрать. Вот теперь всё.

Дэва отпустил сержанта Мокри и решил сам съездить в Королевский госпиталь. Что-то во всей этой ночной истории не давало ему покоя. С чего это вдруг молодой, здоровый парень, который на суде ни сном не духом не походил на смертельно больного, вдруг столь внезапно покинул наш бренный мир? Зная по многолетнему опыту, что медицинская тарабарщина заключения о вскрытии для него малоинформативна, подполковник Саядо намеревался переговорить со специалистом сам.

В морге Королевского госпиталя его встретил знакомый, лысоватый мужчина, который уже многие годы сотрудничал с их ведомством. Он пинцетом держал папиросу, поскольку только что закончил вскрытие. Но на прозекторском столе под простынёй лежал явно не Мастер муси. Рост не тот.

Дэва поздоровался и спросил о привезённом ночью покойнике, записанном в журнале под именем Аруту Доттари.

– Ах, этот! – усмехнулся врач, – тут тебе лучше самому взглянуть.

Он аккуратно пристроил недокуренную папиросу в захламлённую окурками пепельницу и широким жестом пригласил пройти. Дэва тоже не любил мертвяков, но что делать! Вдоль стен морга находились выдвижные ящики с номерами. Патологоанатом выдвинул ящик под номером три. Охлаждающее заклятие пахнуло формалином и приятной прохладой. Подполковник сглотнул и перевёл взгляд с магического голубоватого светильника под потолком вниз. В ящике лежала сложенная по всем правилам бережного хранения арестантская роба, а сверху – верёвочка с петелькой для большого пальца и картонка с третьим номером.

– А где Доттари? – глупо спросил Дэва.

– Вот и я хотел бы это знать, – последовал ответ, – его привезли ночью. Смерть констатировала дежурный фельдшер Амо́ки Фа́да и ночной врач терапевтического отделения госпиталя. Если предположить, что Фада ещё могла ошибиться, практикантка, что с неё взять. Но вот доктор Стре́ди – врач с двадцатилетним опытом. Тут ошибка исключена. Он живого с мёртвым не спутает. Так что, господин подполковник, выходит, что наш клиент ожил, снял с себя тюремную одежду, раздел труп из соседнего ящика и покинул здание. Какая-то иллюзия смерти получается!

Глава 3 Мастер муси

Пока полковник Саядо рассказывал о чудесном воскрешении вора-форточника с занятным прозвищем Мастер муси, Нэкоми буквально сгорала от нетерпения. Девушка давно догадалась, с каким вопросом пришёл Дэва, и ей было что сказать. Широ тоже хитро поблёскивал глазами и воздерживался от своей обычной манеры доставать собеседника уточняющими вопросами по всякому поводу. Это указывало на то, что дед готовится ошеломить всех собственной осведомлённостью и догадливостью.

Дэва же меж тем продолжал.

– И главное говно этой ситуации заключается в том, что я совершенно не представляю, что мне написать в отчёте: ками явили в Аратаку чудо божественного воскрешения? Осужденный Доттари вступил в преступный сговор с докторами Королевского госпиталя с целью побега? Это в том случае, если допустить, что смерть свою он разыграл, а перед этим подкупил фельдшера ночного вспоможения Амоку Фаду и доктора Среди, который, на минуточку, является ещё и заведующим терапевтическим отделением. Абсурд! Попытался я этого докторишку к стенке припереть…

– В прямом или переносном смысле? – не удержался Светлячок, – у тебя первое от второго порою трудноотличимо.

– Очень смешно, – Дэва дёрнул синеватой щекой. От природы старший следователь был жгучим брюнетом, и сколь тщательно бы не брился, проклятые пеньки щетинок всё одно создавали впечатление недобритости, а уже к обеду впечатление становился явью, – не стану я на уважаемого человека, к тому же в годах, руку просто так поднимать. Припугнул всяческими неприятностями, которые устроить ему мне по силам, об уголовной ответственности напомнил и вообще сыграл «злого» следователя.

Травница подумала, что ему не надо играть, он по складу характера и есть тот самый, пресловутый «злой» следователь, о чём Хотару не преминул заметить вслух. Подполковник с похвальной терпеливостью проигнорировал шпильку в свой адрес и продолжал:

– Стреди поклялся всеми богами, что поступивший пациент был мёртв, что называется, по прибытии. Сестра милосердия, что дежурила вчерашней ночью, подтвердила этот факт без колебаний: синюшность кожных покровов на лице, следы кровавой пены изо рта и носа, глаза не реагируют на свет, пульс отсутствует, рефлексы тоже, и, извините за некуртуазную подробность, мочевой пузырь самопроизвольно опустошился. Так что самая натуральная смерть. Доктор предположил, правда, со множеством оговорок и виляний, что походит на отравление.

– Так, так, так, – проговорил Широ, – чрезвычайно интересно, продолжайте, господин подполковник.

– Кроме мною перечисленных объяснений, а превращение в вампира и вылет из морга Королевского госпиталя на крыльях летучей мыши я исключаю, – Дэва сплюнул изжёванную зубочистку, потом нагнулся, поднял её с полу, повертел в руке и зачем-то сунул в карман, – остаётся кража трупа. Кому, зачем, сказать не могу. Но бывают всякие ненормальные. Морг не охраняется вовсе, заходи, кто хочет, твори, что вздумается. И все мои три объяснения просто совестно писать в отчёте. Мой-то коррехидор ещё проглотит, характер у него покладистый, из тех людей, для коих личное спокойствие превыше всего, то вот верховный в Кленфилде, – говорящий красноречиво завёл глаза, – высокородный придира, под стать его величеству Элиасу… Не даром, что они родня. Представляю себе его лицо монарха, когда этот дубово-рождённый будет ему докладывать о чудесном воскрешении в Аратаку. Тут любое предложенное мною объяснение нечего, кроме смеха не вызовет. Хотя я сделал всё, что мог: нашего приходящего чародея буквально из постели выдернул, чтоб тот на магию проверил. Говорит, всё чисто, а определить, умирал ли Мастер Муси или нет без некроманта невозможно. В Аратаку некроманты не значатся. Вот и оказался я в полнейшем тупике. Решил к вам податься, может есть какие-нибудь травы или эликсир, чтобы человека из мёртвых воскресить? – он посмотрел сначала на Широ, потом на его внучку, – я как подумал: выпил гадёныш такое, помер, а после подельник в морг пришёл, влил ему в пасть лекарство, и то ожил. Что скажете, господин Широ?

– Скажу я бесповоротно и окончательно, что подобное решительно невозможно, – ответил травник, – нет и не может быть такого средства, чтобы умершего человека назад к жизни возвернуть. Но! – он поднял палец, видя, что собеседник готов разразиться ругательствами, – имеется более простой способ. Я по глазам вижу, что Нэкочка моя тоже догадалась, давайте дадим слово даме, – он сделал приглашающий жест.

– Вёхница продырявленная, – победно провозгласила девушка, – редкое ядовитое растение. Её нередко путают с супником, но у вёхницы красноватый оттенок стебля и цветочки семью лепестками, а не из пятью.

– Деточка, – перебил внучку Широ, – ты не про растение, а про его свойство расскажи.

Нэко смутилась, кашлянула и собравшись с мыслями напомнила об одном историческом казусе. В Эпоху Расцветания и Увядания любимая наложница императора понесла, когда тот был в полугодовом военном походе. Император Когехи́то был разгневан и оскорблён до глубины души. Посему приказал казнить негодницу позорной и мучительной казнью – сварить в кипящем масле. Однако, за несколько дней до казни старшая и любимая наложница, что вошла в историю Артании, как одна из непревзойдённо красивых женщин, скоропостижно скончалась. И то, как описывали современники кончину несравненной Миха́ки, удивительно напоминает описание картины смерти вашего заключённого. Судороги, внезапное и ураганное ухудшение самочувствия, кровавая пена. Она указывает на поражение слизистой оболочки желудка, осложнённой спазмом в гортани, и у Михаки, и у вашего исчезнувшего Мастера Муси наблюдались бледность и синюшность лица, закатывание глаз и, я уверена, сужение зрачков.

– Твоя лекция по постмортарийного характера занимательна, – проговорил Дэва, – но давай, ближе к делу. Считаешь, их обоих отравили каки-то там дырявым вёхом?

– Как вы нетерпеливы, подполковник, – проговорила недовольная Нэкоми, она страшно не любила, когда её объяснения прерывают, а особенно, если к тому же пытаются предугадать ход её мыслей, – отвечаю: не дырявым вёхом, а вёхницей продырявленной, и не отравили, а дали выпить препарат, который вызвал состояние глубокой комы, ту самую иллюзию смерти, которую без специальных исследований легко принять за смерть. Также было с опозорившую себя и императора наложницей. Её похоронили в общем склепе.

– Постой-ка, а при чём тут эта самая наложница, которую схоронили триста лет назад?

– Лет через сорок после описанных событий скончался придворный лекарь императора Когехито и оставил мемуары, которые завещал опубликовать после своей смерти. Так вот, – победно изрекла травница, – в этих самых «Посмертных записках императорского медика» господин Джиро́ признаётся, что пожалел бедную Михаку, полюбившую одного из дворцовых чиновников, и создал для неё «Эликсир временной смерти» на основе как всё той же вёхницы. При этом он писал, что ребёнка женщина стопроцентно потеряет, но это не такая уж непомерная плата за возможность избежать мучительной смерти в кипящем масле. Признание уже почившего медика вызвало огромный общественный резонанс. Внук Когехито приказал вскрыть гробницу и удостовериться, что всё написанное в мемуарах – ни что иное, как вымысел или стариковский бред. Но нет, саркофаг наложницы был пуст. Джиро, действительно, спас жизнь бедной женщины. А таинственное исчезновение одного из чиновников, кое приписали неудачной рыбалке и с последующим утоплением в озере, недвусмысленно говорит о том, что действие «временной смерти» закончилось, и влюблённые покинули столицу. Скорее всего они тихо и мирно прожили свой век где-нибудь в отдалённой провинции, а то и вовсе уехали в Империю Алого лотоса или же Делящую небо.

– Получается, – Дэва потёр кончик носа, что являлось для него признаком напряжённой работы мысли, – кто-то в наши дни повторил фокус времён Эпохи Расцветания и Увядания? Интересно, императорский медик оставил рецепт иллюзорной смерти для потомков?

– Нет, конечно, – заверил Широ, – точнее будет сказать, что в его мемуарах его не было. И, вообще нужно заметить, подобными драгоценными открытиями не принято разбрасываться. Скорее всего спрятал где-то, либо зашифровал так, чтобы найти было не просто. Помнишь, знаменитое «Алхимическое соитие»? – он бросил взгляд на внучку, и та кивнула.

Западный замороченный трактат о создании эликсира бессмертия (кстати, неудавшегося) Нэкоми обнаружила лет в четырнадцать и приняла за одно из тех специфических литературных произведений, которые столь популярны среди подростков, поскольку приоткрывают завесу тайны над плотской стороной любви. Но к немалому разочарованию девочки ей в руки попала зашифрованная, переполненная эвфемизмами и разными религиозными отсылками технологическая карта по изготовлению дорогостоящего средства продления жизни.

– Алхимики жутко трясутся над своими рецептами, – вставил Хотару, который уже немного был в теме, – поскольку свято верят, будто известность рецепта ослабляет его силу. Что, натурально, не подтверждается на практике. Тысячи лет миллионы людей пьют и производят алкоголь, а опьянение от этого не становится меньше.

– Мог какой-нибудь умелец, вдохновившись примером трёхсотлетней давности воспроизвести рецепт «Временной смерти»? – спросил Дэва, – такое у вас случалось?

– Естественно, случалось и не единожды, – ответил дед Широ, – в среде травников и алхимиков спокон веков существует своеобразное негласное соревнование: кто что-то эдакое придумает или воссоздаст, разгадав секрет, над коим бьются не одну сотню лет, тому уважение и почёт. Имя, что останется в истории.

– Итак, – старший следователь хлопнул себя по коленям, – более всего вырисовывается такая картина маслом: подельники Мастера муси откопали где-то эликсир или порошок, вызывающий временную смерть. Парень принимает его с таким расчётом, чтобы к полуночи очутиться в морге. Знали, стервецы, что в коррехидории ни морга, ни прозекторской нет. Дальше вот что: заключённый очухивается, скидывает обоссанную в процессе агонии одежонку, раздевает соседа по ящику и спокойнейшим образом покидает территорию Королевского госпиталя. Ночь, никто и не обратит внимания на низкорослого мужичонку в одежде не по размеру. При том, не факт, что этот проныра через забор не махнул. О нём презабавные слухи ходили, – Дэва усмехнулся, – будто бы Доттари на спор через деревянное ведёрко без дна пролезал. Гибкий он, не зря его Мастером муси прозвали. Мастер – не в смысле повелитель, а в смысле особого мастерства. Такому проныре, что через забор, что между прутьями просочиться, – как раз плюнуть. Можно от вас позвонить?

Естественно, Широ и Нэко разрешили. Старший следователь Араткской коррехидории позвонил и велел кому-то из подчинённых немедленно объявить в розыск Аруту Доттари.

– Какой, мать твою, зомби! – буквально проорал он в трубку магофона, – живой он и относительно здоровый, пока с моими кулаками не повстречался. Ещё услышу разок про зомбей или вампиров от тебя, сержант, – он сделал выразительную паузу и перешёл на нарочито спокойный тон, – пускай воображение дорисует тебе полноценную картину моего праведного гнева. И чтоб разнарядку всем разослали, пока я к вам добираться буду! Я всё сказал.

Он не стал слушать заверения в незамедлительном исполнении приказа, просто повесил трубку. И хотел уже уходить, когда его остановил вопрос бывшего друга-приятеля:

– Дэвчик, тебя ничего не смущает во всей этой истории?

– Теперь, когда все части головоломки сложились в чёткую картину, нет.

– А меня смущает, – покачал головой Светлячок, – не хочешь узнать, что именно.

– Хочу я узнать или же не хочу, – усмехнулся Дэва, – ты ж, всё одно, не отстанешь. Знаю я, каким назойливым насекомым может быть мой приятель, когда ему в голову залетела очередная «нетривиальная мыслишка». Валяй, высказывайся, чего уж там.

– Ну, мои мысли нередко бывают нетривиальными, – скромно заметил артист, пропустив иронию мимо ушей, – у меня созрел один вопрос: зачем?

– Что зачем? – словно случайно нажав на больной зуб, скривился подполковник Саядо.

– Зачем было устраивать весь этот спектакль с мнимой кончиной?

– Ясное дело, для побега заключённого из места временного содержания!

– Это понятно, – досадливо отмахнулся Хотару, – подполковник Очевидность в своём репертуаре! Вопрос в другом: кому и зачем понадобилось, чтобы Мастер муси сбежал? В Аратаку организованной преступности нет?

– Нет, – подтвердил Дэва, обиженный титулом подполковника Очевидность.

– Сам Доттари, по твоим словам, хоть и талантлив, но птица не высокого полёта?

Ещё один кивок.

– Да срок он заработал вряд ли пожизненный.

– Какой там пожизненный, – ответил следователь, – трёшка за кражу ценных бумаг, которые один беспечный подданный Кленовой короны хранил просто под замком в ящике письменного стола. Муси залез через форточку и обчистил бедолагу, прихватив золотые карманные часы. Часы эти, на его беду, были снабжены дарственной надписью. Муси попытался сбыть их с рук, но у меня владельцы скупок на коротком поводке, сдали его с потрохами. Когда за деньгами зашёл, мы его и взяли. Три года казённого дома с общим режимом не стоят попытки побега. Тут зараз десяточку огрести можно, при чём не тюрьмы, а каторги. А это, как говорится, две большие разницы.

– В таком случае, следите за руками, точнее, следите за словами, – проговорил Хотару и сделал жест, словно у фокусника в руках исчезает монета, – три года – слишком маленький срок, чтобы заморачиваться со столь сложным и, уверен, дорогим побегом. Средство для мнимой смерти одно чего стоит! О нём надо узнать, обогатиться рецептом и изготовить. И сделать все эти приготовления должен человек на свободе. Но ведь заморочились! А значит, тут мы подходим к вопросу, с которого начал: зачем? И ответ напрашивается очевидный: некто в Аратаку планирует совершить серьёзное ограбления. Для этих целей и понадобился шустрый помощник, а для этого кто-то и озаботился вытащить Доттари из тюрьмы.

– Пожалуй, – помолчав, согласился Дэва, – Аратаку – городишко не просто зажиточный, богатенький, я бы сказал. А ограбить можно банк, их у нас аж три, – он загнул палец, – музей артанского искусства, – второй палец лёг рядышком с собратом, – я там, правда, не сподобился побывать, но слышал, что редкостей и ценных диковинок там навалом. Ещё остаются, богатеи, древесно-рождённые с их фамильным серебром, всевозможными коллекциями и картинными галереями, ювелиры, промышленники, чёрт! – оборвал он сам себя, – эдак мы до вечера возможности перечислять будем.

– Но сама идея ограбления с пособлением Доттари ты не отрицаешь?

– Ни в коем разе! – воскликнул Саядо, – я лишь сожалею о наличии в нашем городе огромнейшего списка мест и лиц, к коим таланты Мастера муси можно применить. Что ж, нам остаётся только ждать, откуда поступит сигнал.

– Банки я бы сразу вывел из списка потенциальных жертв ограбления, – словно бы невзначай заметил Светлячок, – не представляю, как таланты форточника могут пригодится при ограблении банка!

– Наше дело не представлять, а следить и оперативно реагировать, – наставительно произнёс Дэва, – но «Информация и предупреждение – это доспехи и меч», – как говорили наши предки. Как только где-то, кого-то грабанут, мы будем знать на кого открывать охоту. Коли же боги будут благоволить к скромному офицеру Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, то, глядишь, сцапаем Мастера муси и предотвратим преступление. Подельников же своих он выдаст, тут с гарантией. Слабак и самоуверенный тип. Импульсивен, голова на плечах нужна, чтобы есть, пить и курить.

Широ пообещал, что они с Нэко поразузнают по своим, не заказывал ли кто в аптеке странное средство.

– На отраву от насекомых похоже, – заметил он, – вёхница в медицине не используется, а вот, если в качестве инсектицида от какого-нибудь экзотического, заморского вредителя такое средство заказать, может и незамеченной проскочить.

Хотару попросил держать их в курсе.

– Ладно, – кивнул подполковник, – придётся. Иероглиф не бросают писать на половине. Дам знать, ежели что.

Светлячок отправился-таки к нотариусу, весело заметив, что как чувствовал, и не стал сильно укорачивать волосы по требованию Данрё.

– Пускай радуется, что бакенбарды подбрил, – заявил он уже на пороге.

Широ удивлённо поглядел на жильца и принялся допытываться у внучки, что означает столь странное заявление. Травнице, не любившей врать, пришлось срочно придумывать, будто Хотару очень дорожит своими роскошными длинными волосами, отчего лишь подравнял их, а дядя Ито требует стандартную причёску ракугиста.

Деда объяснение вроде бы удовлетворило, и Нэко была безоговорочно отпущена на весь день, дабы в полной мере поддержать бедную подругу после неудачной помолвки. К магофону Тайко не подходила, но её мама дважды уверила травницу, что с девушкой всё более или менее неплохо, просто пока она не готова общаться и встречаться с кем-то. Но вчера вечером позвонил Сатоши и сообщил, что сестра послала служанку за шоколадным тортиком.

– Это хороший знак, – радостно сообщи парнишка, – если Тайко захотела скушать чего-нибудь вкусненького, дело пошло на лад. Верняк! Нэкоми, вы приходите её проведать. Торт ещё останется, я видел, он большой. Тайко его за один раз ни за что не съест. Лопнет!

Нэко обрадовалась не столько торту, сколько тому, что подруга начала успокаиваться, и всю дорогу обдумывала стратегии ненавязчивого утешения и отвлечения несчастной Тайко от печальных мыслей. И, действительно, подруга успела прийти в себя, она выглядела немного утомлённой, с порога предупредила, что не желает ни говорить, ни слышать ни единого словечка о «самой главной сволочи её жизни».

– Если только эти слова не окажутся наигрязнешими ругательствами, – уже почти весело добавила она, нарезая жалкие остатки роскошного торта, – тогда можно. Пусть подавится своей женитьбой!

Травница лишь кивнула, хотя её так и подмывало подшутить над тем, что женитьба – категория несъедобная, и подавиться ею решительно невозможно.

– Но нет худа без добра, – проговорила уже почти прежняя Тайко, – папа́ позволил мне немного осветлить волосы, а маман пообещала дополнительные карманные расходы в июне и июле.

После этого подруга вытащила целый ворох модных журналов, и следующие полтора часа разум травницы занимали оттенки волос, фасоны платьев, как никогда актуальные нынешним летом, и подробными рассуждениями о том, какие именно предметы женской одежды вышли из моды окончательно и бесповоротно.

– В газете писали, что у Картленов новое поступление платьев для дам и господ, – Тайко слизнула остатки крема с ложечки, они в очередной раз угощались фруктовым чаем, – я, как сторона потерпевшая от мужской и жизненной несправедливости, надеюсь, что ты составишь мне компанию в походе по магазинам.

– Что, дополнительные деньги жгут карман? – пошутила Нэко.

– Ничего подобного, один лишь разумный расчёт и дальновидное планирование, – ответила подруга, – покупатели, которые не прохлаждаются и не теряют зря времени, более иных имеют возможности широкого выбора товара. Завтрашний день тебя устроит?

– Завтра, так завтра. С утра я в лавке, а после полудня буду в полном твоём распоряжении.

Представительство Торгового дома Картленов занимало в Торговом квартале специально выстроенное серое здание. Здание это – довольно невзрачное, серое строение, одним фасадом выходившее на Прибрежную улицу, а другим – внутрь Торгового квартала, уже не один десяток мест являлось местом паломничества всех аратакских модников и модниц. Первый этаж Картлены сдавали в аренду, а всеми своими сокровищами торговали наверху. Именно туда и потащила подругу Тайко. Травница приготовилась к долгим и придирчивым примеркам, бессовестному гонянию туда-сюда девушек-продавцов и дефиле перед занимающими половину стены зеркалами в полный рост. Эти зеркала позволяли дамам насладиться собственным видом в обновках не в маленькой клетушке примерочной комнаты, а увидеть себя во всей красе на фоне столичной (по мнению Тайко) обстановки. Но то ли летняя коллекция не произвела на подругу должного впечатления, или же просто у неё не было настроения, только купила Тайко всего одну вещицу. После чего прошлась по обувному отделу, перемеряла пять или шесть пар разных туфель, забраковала все, подрасстроилась и заявила, что спасти от депрессии, вызванной глубоким разочарованием в летней моде и самих владельцах магазина, её может лишь хорошая порция мороженного.

Первый этаж престижного заведения делили лавки и кафе. Хотя и говорили о непомерной арендной плате, ни одно помещение не пустовало. Тайко деловито направилась в кафе «Ледяной поцелуй», там подавали как традиционный артанский крошенный лёд с фруктами и сиропом, так и западное мороженное на молоке и сливках.

Тайко заказала и то, и другое. Пока она наслаждалась, погружая ложечку в горку сверкающих льдинок, перемешанных с орехами, шоколадной крошкой и щедро политых малиновым сиропом, Нэкоми пила кофе. Крошенный лёд она не любила, от него начинали ныть зубы, а потом неизменно саднило горло. Западное же мороженое казалось ей приторно сладким и жирным. Поэтому перед травницей стояла тарелочка с воздушными белковыми пирожными.

– Зря ты оказываешься от такой вкусноты, – подруга даже глаза прикрыла от удовольствия, – в жару прямо оживаешь. Из-за грозы, что бушевала утром, такая влажность и духота, что прямо не знаешь, куда деваться. Вон, гляди, даже дежурный охранник зашёл мороженного поесть.

– Охранники – тоже люди, им тоже жарко, – философски заметила Нэко, скосив глаза на знакомую форму Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя. Парень в летней форме быстро поглощал двойную порцию крошенного льда.

– Он на службе, – осуждающе заметила подруга, – а вместо работы в кафе прохлаждается!

Травница подумала: когда Тайко начнёт работать в конторе отца, спуску подчинённым давать не будет.

– Где охранник?! – раздался возмущённый женский голос, – почему его нет на месте!

В кафе влетела женщина с раскрасневшимися щеками. Она буквально волокла за собой худосочную девочку лет десяти с отчаянно несчастным видом.

– Почему честные подданые Кленовой короны принуждены испытывать всевозможные неудобства и выслушивать оскорбления в приличном месте? – она упёрла руки в бока и нависла над парнем, который замер с ложкой во рту, – назовите своё имя и звание, офицер, – потребовала женщина тоном прокурора в суде.

Парень с усилием проглотил мороженное, встал, зачем-то пригладил волосы и представился:

– Сержант Кабояси́, Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя Аратаку.

– Хороша безопасность, ничего не скажешь! – продолжала бушевать женщина в традиционном, отнюдь, недешевом артанском платье, – да и насчёт покоя дела обстоят не лучше. В нашем городе порядочные люди не могут зайти пообедать в приличное кафе, чтобы не быть оскорблёнными и грязно обруганными! Законный же представитель Кленовой короны в это время спокойно поглощает мороженое вместо того, чтобы блюсти порядок и защищать честных граждан от посягательств на их честь со стороны всяческого отребья!

При упоминании о посягательстве на честь, Тайко прыснула прямо в бокал с ледяным глайсом.

Сержант Кабояси попытался успокоить разгневанную гражданку и выяснить, где и что именно произошло. С трудами усаженная на стул разъярённая мамаша выпила принесённый официанткой стакан воды, после чего путано и, срываясь на причитания, принялась рассказывать. Из её повествования выходило, что они с дочерью проводили время в Торговом квартале и она решила угостить девочку жаренной лапшой с утиными крылышками.

– Всем известно, что здесь, – она выразительно ткнула пальцем в сторону пола, – подают самую лучшую лапшу в Аратаку.

– Здесь, – Тайко незаметно повторила её жест и со смешком возразила, – подают мороженое, а лапшу подают там, – она ткнула пальцем вправо, в сторону, где располагался ресторанчик под названием «Добрые утки».

Женщина между тем продолжала. Не усели они с дочерью насладиться великолепно приготовленной жареной лапшой, как в ресторации принялся буянить некий мужчина.

– Я сперва подумала, что недоросль какой, – задыхаясь, рассказывала пострадавшая, – приструнить его пыталась, пристыдить. Что ж, говорю, ты, молодой человек, при чистом невинном создании, каковым без сомнений является моя девочка, позволяешь себе выражения, заставившие покраснеть портового грузчика! Мол, некультурно так себя вести. А он мне прямо в лицо и говорит: «Пошла на …», – женщина встала и, прикрыв рот рукой шепнула сержанту на ухо, куда именно ей предложили отправиться, – потом перешёл на личные оскорбления, обозвал меня старой …, – снова только на ухо охраннику, – мерзкой …, и многое другое. Я пригляделась, а там вовсе и не недоросль, а мужичонка от горшка два вершка, пьяненький, с ним вертлявая накрашенная девица и целый ворох пакетов и коробок был. Видать, приезжие. У нас в старой столице таких нет, – убеждённо заявила женщина.

Нэкоми кольнула мысль: маленький, вертлявый, наглый. Что, если в ресторации бузит их воскресший форточник? Вот это была бы удача. Но, нет, – сама себя одёрнула девушка, – такие совпадения просто не встречаются в обычной жизни. Да и каким надо быть дураком, чтобы после триумфального побега из тюрьмы (пускай, даже не тюрьмы, а временного изолятора) устраивать безобразия в самом центре города, в одном из престижнейших мест! С другой стороны, – сама себе возразила травница, – Доттари же не знает, что мы догадались о его мнимой смерти. Он смело может считать, что власти считают его умершим, а труп похищенным. Ходили слухи, что в былые времена морги подторговывали трупами для студентов-медиков, чтобы те могли практиковаться. Кто знает, что он подумал. Или же Мастер муси по жизни дурной. Дэва что-то говорил по этому поводу.

Пока травница размышляла, сержант Кабояси заверил женщину, громогласно называющую себя потерпевшей, что немедленно пойдёт в «Добрых уток» и разберётся в ситуации, а, если надо, то и штраф наглецу выпишет.

– Какой штраф! – не унималась «потерпевшая», – арест, только арест! Поработает на благо подданных Кленовой короны с полгодика, сразу отучится в общественных местах нецензурно ругаться и оскорблять соотечественников. Ладно ещё я, – в её голосе послышались сдерживаемые слёзы, – я – взрослая женщина, замужем, многое перевидала на своём веку, а она, – театральный жест в сторону не знающей куда деть глаза от стыда за материнское поведение дочери, – невиннейшее создание, нежный цветок, нравственность которого хотели безжалостно растоптать.

Она хотела дальше развить эту мысль, но сержант сказал, что пока они попусту теряют время, виновник может и покинуть Торговый дом Картленов. Искать его по всему Аратаку будет решительно невозможно.

– Пошли поглядим, чем всё закончится, – предложила Тайко, – не считая, бросив купюры на стол, – интересно же. Полицейская история разворачивается прямо у нас на глазах! Жаль, что самая главная сволочь в моей жизни не маленького роста. Так здорово бы было, если б его отправили в кутузку вместе с новобрачной!

Нэкоми и сама собиралась пойти поглядеть на возмутителя спокойствия, поэтому с лёгким сердцем согласилась.

У входа в ресторан, который от широкого коридора отделяла стеклянная стена, уже начал толпиться народ. Они наблюдали за тем, как в «Добрых утках» продолжал скандалить низкорослый мужичонка в дорогом костюме, причём костюм этот выглядел так, словно его только что купили и сразу надели. На пиджаке и брюках оставались заломы от бережного хранения.

– Управляющего! – отделяя каждый слог, скандировал он, сопровождая требования ударами ладони по столу, – требую управляющего, немедленно, вашу мать!

– Господин, – лепетала девушка-официантка в фартуке нежного зелёного оттенка с вышитой парой уточек, – я никак не могу выполнить ваше требование, потому как госпожа управляющая находится в отлучке.

– Врёшь, сука! – прищурился мужчина, – нагло трындишь. Но позвать её придётся. Я так хочу! В вашей рыгаловке вы совершенно распустились. Что это, я хочу спросить?

– Вы заказали жареную утку по-делийски с пряными травами.

– Да, я заказал утку по-делийски, – подтвердил развалившийся на стуле мужчина. Он был чернявым, волосы расчёсаны посередине лба и заложены за оттопыренные уши, рот непомерно большой, отчего создаётся впечатление, будто зубов у него больше, чем надо. Надбровные дуги и низкий лоб довершали портрет, – я ждал деликатесно зажаренную, пропитанную насквозь маринадом и специями тушку молодого утёнка, а мне подали вот это, – мужчина буквально метнул содержимое тарелки в девушку.

Куски жирного жаркого ударились о светло-зелёный фартук, оставив отвратительные пятна и упали на пол. Его спутница залилась визгливым смехом.

– Почему, я тебя, шалава, спрашиваю, мне подали КУСКИ, вместо целой уточки? И какого-растакого хера они коричневые, а не приятно красненькие?

Лицо симпатичной официантки заледенело, она стояла спокойно, и только крепко сцепленные за спиной, побелевшие руки выдавали её волнение.

– У нас утка по-делийски подаётся кусками на пластах тонкой лепёшки, – заставила себя выговорить она, это – каноническая подача блюда на севере Делящей небо. Красную утку готовят на юге, там в маринад добавляют сок драконьего фрукта. Он и придаёт жаркому алый цвет.

– А мне насрать! Пожарьте как надо.

– Видите, – победно воскликнула потерпевшая и вытолкнула дочь вперёд, – видите, какие безобразия он творит. А я предупреждала! Штрафом с ему подобными ничего не сделаешь.

– Разберёмся, – пообещал сержант, отстраняя зевак, совершенно загородивших вход, – здравствуйте. Сержант Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя Кабояси, – он показал служебный амулет, – в чём дело? Почему шумим, нарушаем, гражданин?

– Имею право, возмущён до глубины души некачественным обслуживанием!

– Да-да, – поддакнула девица, поджав сильно накрашенные губки, – деньги дерут, а приносят какую-то гадость! Есть совершенно невозможно.

– Как бы вы не были недовольны подаваемой едой, – наставительно проговорил сержант, – вы не имеете права выражаться, а тем более, рукоприкладствовать, – он сурово кивнул в сторону измазанной жарким официантки, – придётся извиниться и заплатить штраф. Назовите своё имя и адрес проживания.

Нэкоми замерла. Неужели мужчина сейчас скажет заветное Аруту Даттори?

– Имя? – вскинулся возмутитель спокойствия, и грязно выругался, – вот тебе вместо моего имени. Не обязан. А штраф – пожалуйста! Он вытащил из кармана толстую пачку банкнот, сцепленных аптечной резинкой, – держите. Это тебе на новый фартук, – он бесцеремонно сунул смятые купюры девушке за ворот юкаты, это за обед, подавитесь им сами! А это тебе, сержант, – мужичок глумливо усмехнулся, – не стесняйся, забирай, небось таких денег в жизни не видал! Тут и штраф, и вознаграждение. Только, – он снова ухмыльнулся во все тридцать два зуба, – поработать малёха придётся. За дарма в энтой жизти ничего не даётся. Поползай по полу, пособирай. Что поднимешь – всё твоё!

Тайко ахнула. На офицера просыпался дождь из купюр достоинством в ман. Сержант Кабояси даже не взглянул на них, он ухватил мужчину за руку и со злобным спокойствием произнёс:

– Оскорбление представителя Кленовой короны при исполнении, неподчинение, отказ предъявить документы, удостоверяющие личность, попытка дачи взятки офицеру Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя – он заломил руки нарушителя за спину, усадил на стул и замкнул наручники. Ты арестован. Сиди тихо. – это относилось к его спутнице, – к тебе пока претензий нет.

Девица, видя, как повернулось дело, закивала. Она не желала, чтобы вторая пара наручников с пояса представителя власти оказалась у неё на руках.

– Знаешь его давно? – спросил Кабояси.

– Нет, – замотала головой девушка, – на улице меня снял. Обещал одёжки купить, обед, а потом я его должна была к себе домой отвесть. Ну, вы поняли, да? – с надежной закончила она.

– Понял я, понял. Этот красавец-мужчина назвался как-нибудь?

– Да, Артом.

– Сука! – подал голос арестант, – ещё слово, свой длинный язык потом из собственной жопы доставать будешь!

– Лучше помолчи, Арт! – посоветовал Кабояси.

Арт, Аруту, – вполне возможное сокращение, – лихорадочно думала Нэкоми, – плюс рост, телосложение и возраст. На стуле сидит Даттори – их позавчерашний покойничек.

– Ты куда? – попыталась остановить её Тайко, когда травница решительно двинулась к сержанту.

– Так, одно дело есть.

Она подошла, отозвала Кабояси и рассказала ему о своих подозрениях, сославшись на личное знакомство с Дэйвом Саядой и помощь ему в раскрытии убийства барона Итиндо. Сержант выслушал спокойно, арестант, казалось, даже придремнул на стуле. Когда же травница произнесла именя Аруто Даттори, арестованный немыслимым образом вывернул скованные за спинкой стула руки, хрустнул суставами и вспрыгнул на стол. Сержант среагировал с похвальной быстротой, успев ухватить за ногу шустрика. Тот попытался ударить офицера свободной ногой, но тот резкий рывок лишил его равновесия, Даттори грохнулся со стола на пол, ойкнув от боли.

– Ничего, незачем было дёргаться, – Кабояси повернул его лицом вниз и придавил коленом к полу. Лежать! – в его руке появился револьвер, – коли вы знакомы с господином подполковником, – обратился он к Нэкоми, – позвоните ему и сообщите об аресте Даттори. Я боюсь его оставлять без пригляду. Сбежит ведь, гад.

Нэкоми поспешила к магофону, благо измазанная уткой по-делийски официантка любезно указала дорогу. Теперь главное, чтобы Дэва оказался на месте. После нескольких гудков в трубке раздался знакомый хрипловатый голос, сообщивший, что старший следователь коррехидории подполковник Саядо на проводе.

Травница коротко обрисовала ситуацию.

– Молодец, Кошенция, – похвалил её Дэва, – сейчас буду.

Появился он на удивление скоро в сопровождении оперативной группы, разогнал зевак и забрал с собой Мастера муси и его спутницу, которая принялась было ныть, что ничегошеньки не знает, что она честная проститутка, и за безобразия, учиняемые совершеннолетними клиентами, ответственности не несёт!

– Так ты ещё и малолеток обслуживаешь? – мгновенно среагировал Дэва.

Честная проститутка прикусила язык, заверив, что никогда, ни за что. Только взрослые мужчины, достигшие половой зрелости!

Нэко догнала Дэву уже на выходе из Торгового дома Картленов.

– Господин Саядо, – обратилась она к нему, пока оперативники запихивали упирающегося Доттари в закрытый магомобиль, – вы ж обещали, что будете держать нас в курсе.

– Ну, и?

– Можно мне с вами?

– Куда? В коррехидорию? По камерам соскучилась? Давно не была, – усмехнулся он.

– Мне очень хочется побольше узнать о зелье, что ему иллюзию смерти подарило, – быстро заговорила травница, – да и вам это не повредит. Представляете, как ой опасностью оно может стать, если обретёт массовость? К тому же помощник при допросе пригодится. Вдруг я подмечу то, на что вы внимания не обратите?

– Видал подмечальщицу! – обратился он к стоящему возле него Кабояси, – сам то, что ж не подметил? От мороженого мозги смёрзлись? Почему сразу по разнарядке не сориентировался. Я ведь не от нечего делать их рассылаю.

– Господин подполковник, на магографии и в описании очки значились, – принялся оправдываться сержант, – и причёска другая была.

– Ага, он там бритый наголо с предыдущего ареста. А то, что очки у людей к роже не намертво приделаны, ты не подумал? Их же снять можно, да волосы имеют привычку отрастать.

Сержант Кабояси скривился и признался, что в тот момент его нахальный мужик так выбесил, что все разнарядки разом у него из головы повыскакивали.

– Перед тем, как домой уйти, – недобро взглянул на него Дэва, – ты мне все разнарядки наизусть расскажешь. Чтоб впредь из твоей головы ничего не выскакивало.

И он пошёл садиться рядом с водителем.

– А я? – почти без надежды спросила травница.

– Залезай, куда ж от вас с Хотару деваться. Где наш красавчик?

– Он в городскую мэрию пошёл, – объяснила Нэко, она шустро залезла в кабину, опасаясь, как бы Дэва не передумал, – мы своё агентство открываем, – важно сообщила она, – «Агентство частных расследований и ракуго «Хотанэ».

Дэва разразился смехом.

– Разыгрываешь! Расследования и ракуго, с ума сойти!

– Нет, правда, господин Саядо, – так Светлячок сможет выступать самостоятельно, а вместе мы поработаем частными сыщиками, мне с детства тайны и загадки разгадывать нравилось.

– Ишь, сыщики нашлись. Ты головой не верти, на дорогу смотри, – велел он водителю, которому очень хотелось поглядеть на хорошенькую девицу, вознамерившуюся вести сыскную практику, – неглупо. Очень даже неглупо. Согласно Артанскому законодательству чтобы давать концерты Хотти надо состоять в каком-либо предприятии либо ассоциации и платить Кленовой короне налоги. Ваша контора подойдёт. Ну ладно, «коллега», посидишь на допросе, послушаешь, поучишься. Только, ради всех богов, не лезь, вышвырну вон сразу. Усекла?

– Да. Хорошо.

– Смотри у меня. Ишь, «Агентство частных расследований и ракуго»!

Глава 4 Господин о́ни

На этот раз Нэкоми входила в коррехидорию с совершенно иным чувством, нежели две недели назад. Тогда она шла повидаться с арестованным за несовершённое им убийство Широ, и на душе у неё было горько и тревожно. Теперь же, заходя в неприветливое здание вместе со старшим следователем Саядо, она испытывала даже некоторый азарт, очень похожий на ожидание положительного результата алхимического эксперимента.

– Со мной, – коротко бросил Дэва дежурному, кивнув на травницу.

Комната для допросов оказалась небольшой и практически пустой, если не считать простого деревянного стола с двумя вкрученными кольцами (от них сразу кольнуло магией) и двух стульев. Да ещё у стены примостился табурет с подносом. На подносе кувшин, почти наверняка, с водой и чайный бокал с трещиной. Первый стул, привинченный к полу, предназначался для арестанта, и на нём сидел, злобно посверкивая глазами, Арута Даттори с накрепко прикованными к столу руками. На втором устроился Дэва. Нэкоми скромно встала позади него под зарешёченным окошком.

– Я не понимаю, за что, господин начальник, меня арестовали, – затянул Даттори звонким, плаксивым голосом, как только подполковник появился в комнате для допросов, – приковали, будто маниака какого-нибудь! Прав не зачитали, обвинения не предъявили, произвол и нарушение всяческих прав! Человеку, может, не понравилось жаркое, что подали в ресторане, и что с того? С каких это пор подданный Кленовой короны не имеет теперь права высказать собственное недовольство блюдом и кухней? Жри, что дают?

– Это ты правильно подметил, – проговорил Дэва. Травница не могла видеть выражения его лица, но готова была поклясться, но сейчас губы подполковника исказила привычная кривая усмешка, – жрать, что дают, тебе предстоит ещё лет десять. Так что зря ты, Даттори, утками разбрасывался, – ты ж понимаешь, что тебе светит?

Мужчина на другом конце стола облизнул губы и прищурился. Он явно что-то прикидывал в уме.

– И что мне особое вы можете инкрими…тиновать? – с трудом выговорил он явно незнакомое для себя слово.

– Побег из мест временной изоляции. У тебя ж не первая ходка, так? Так, – сам себе ответил Дэва, – значит, на лицо повторное преступление – рецидив, плюс побег. Десять лет каторжных работ.

– Не было побега! Не было! – нагло заявил Мастер муси, – в вашей тюрячке меня какой-то протухшей баландой накормили, я чуть не окочурился. Сознания лишился, а очнулся в морге. Что мне было делать? Нашёл кое-какую одёжу, в голове после отравления пусто, я даже и не понял сразу, кто я, где я? Вышел вон, не в покойницком же ящике лежать прикажешь!

Нэко подумала, что это объяснение явно придумал кто-то другой, а Даттори лишь повторяет его с чужих слов. Да и понятие «инкриминировать» совершенно не вязалось с лексикой самого форточника.

– Ага, – обрадовано воскликнул следователь, – тайное хищение личных вещей умершего человека – мародёрство, сам признался, – он развёл руками, – никто за язык не тянул! Это, брат ты мой, Муси, как в военное время, так и в мирное, ещё на двенадцать лет потянет. Считать умеешь? Десять, да двенадцать получается двадцать два. Тебе сейчас сколько? Двадцать шесть? Ну, к полтинничку выйдешь с чистой совестью. Только не думаю, что ты на каторге почти четвертак протянешь, – Дэва с притворным сочувствием покачал головой.

– Не было побега! – словно по заученному твердил арестант, попытавшись выдернуть руки из стальных колец, но тщетно, – сами меня из камеры вывезли, а теперь побег пытаешься пришить! Не выйдет! Я свои права знаю, решётку не пилил, замок не вскрывал, из машины не убегал. А, то, что кому-то взбрело в голову меня на свободу выпустить, так это твои проблемы, господин старший следователь Саядо. Дежурного на каторгу отправляй!

– Я скажу, что тебе, остолоп, надо было делать, когда ты в морге очнулся, – проговорил Дэва, – сидеть на жопе ровно и дожидаться утра. Приехали бы мы, извинились перед госпиталем за причинённое беспокойство и забрали бы тебя в твою родную камеру. И всё, – он подвигал шеей, словно у него она затекла от неудобного сидения на стуле, потом повернулся к Нэкоми.

– Госпожа Мори, – обратился он, – вас не затруднит разъяснить этому малоумному, неразитому и несколько ограниченному молодому человеку, что любые алхимические препараты обладают одной весьма неприятной особенностью: они оставляют следы в организме человека. И сие можно использовать для доказательства вины.

Дэва не предупредил травницу, что подключит её к допросу, напротив, велел быть тише воды, ниже травы, но сейчас, видимо, передумал. Нэко с первый момент растерялась, но быстро взяла себя в руки и сделала шаг к столу.

– Господин старший следователь совершенно прав, – сказала она, чуть дрогнувшим от волнения голосом, – вы позавчера приняли некий препарат, содержавший в своём составе экстракт вёхницы продырявленной.

– Бред! Никаких препаратов я не пил, никакой продырявленной чего-то там в глаза не видал! – нагло заявил Даттори, – еда тухлой оказалась. На жаре баланда степлилась, и всё, готово дело. Меня, можно сказать в Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя отравили, чуть заживо не похоронили, а вы, милочка, несёте какую-то дичь про препараты, траву. Впору мне самому жалобу на них, – кивок в сторону Дэвы, – его величеству Элиасу подавать! А что? Покушение на убийство и причинения вреда здоровью заключённого под номером сто семнадцать!

– Это хорошо, что ты свой номер наизусть помнишь, – не обещающим ничего хорошего голосом проговорил Дэва, – только девица эта на раз два установит, что препарат ты всё-таки пил, и вёхница продырявленная в твоём организме свой след оставила.

– Тот человек, – продолжала Нэко, – что передал вам препарат, либо сам не знал, либо намеренно ввёл вас в заблуждение, – девушка покачала головой, – вы, должно быть не в курсе, что даже самый банальный яталь оставляет следы в крови человека на семь-восемь дней, а уж такая сложная вещь, как эликсир временной смерти… Мы возьмём у вас кровь из вены и из пальца, а далее по закону контагиона установим, что вы принимали тот самый эликсир, при помощи которого инсценировали свою смерть с целью побега. Можно один вопрос, так, из профессионального любопытства: у вас парализация нижних конечностей с какой ноги началась с правой или с левой? И сколько времени прошло до того момента, когда онемение дошло до гортани? Прекратилось ли тогда отделение кровавой пены? И ещё по поводу агонии, вы ощущали болезненность от выворачиваемых судорогами суставов или нет?

Арестованный ошарашенно посмотрел на травницу. Казалось, её горящие интересом глаза в сочетании с странными вопросами о его недавнем умирании пугали сильнее, чем грубое давление Дэвы.

– Кстати, – продолжала Нэкоми, – ваш друг, что столь любезно предложил свою помощь в столь экзотическом методе побега, предупреждал вас о побочных эффектах зелья? Нет? По глазам вижу, что не предупредил, а должен был. Что, господин полковник, – она повернулась к Саядо, – расскажем бедолаге, с чем он может столкнуться в самое ближайшее время?

Дэва догадался, что девушка включилась в игру, и сказал:

– Даже не знаю. Он говорит, жрачкой тюремной траванулся, чего его пугать попусту? Потратим деньги Кленовой короны на его лечение и реабилитацию, а он ничего не принимал, с меня кленфилдское начальство за такие фокусы семь стружек снимет. Нет, чего тут огород городить. Завтра суд, и вперёд, в шахты. Там выживет, помрёт, не наша печаль!

– А последствия какие? – подал голос Даттори, сглотнув слюну, – скажите.

– Вон, господин подполковник не велели, – беспечно откликнулась Нэкоми, – только кровавая пена, что у вас шла, говорит о поражении слизистой желудка, лёгких и гортани. Вы, Даттори, и утку-то кушать отказались не оттого, что она не так зажарена была, – покачала головой травница, – это ваш желудок протестовал. Возможно, уже некроз тканей пошёл, – шепнула она Дэве, с таким расчётом, чтобы арестованный хорошо расслышал её слова, потом приглушила голос и повысила лишь в конце фразы, – месяца три или, в лучшем случае, четыре.

– Что четыре, – дёрнулся вперёд маленький форточник, – что в лучшем случае, четыре?

– Жить тебе осталось, идиот, – презрительно бросил Саядо, – обожжённый зельем желудок потом гнить начнёт, а как совсем отгниёт, – всё, крышка.

Даттори грязно выругался себе под нос и попытался стукнуть кулаками по столу.

– А лечение какое-нибудь от этого говна есть? – облизнув пересохшие губы, вопросил он.

Дэва взглянул на травницу, так кивнула.

– Есть, – сказал подполковник, глядя прямо в небольшие испуганные глаза Мастера муси, – как не быть! Только стоит оно немалых денег, и, чтобы Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя потратила их на тебя, а не записала в фонд экономии средств казны, и не получила премию на Артанский новый год, ты должен доказать, что заслуживаешь этого.

– Докажу, ещё как докажу! – пообещал арестант, – с чего мне незнакомого мужика выгораживать? Я его знать не знаю, всего один раз видал. А он меня чуть не угробил, а, может, уже и покалечил, – он с усилием сглотнул, – живот печёт, слюни кислые. Видать, и правда, нутро гнить начало.

– Вот это дело, – поощрил его старший следователь, – время дорого, давай, поглядим, что расскажешь. Сотрудничество со следствием, оно, знаешь, какие бенефиции даёт! Ничего заранее не обещаю, но, – он поднял палец вверх, – намекаю прозрачно, что твоё будущее в твоих руках.

– Усёк, – ещё раз сглотнул Муси, – не дурак, поди. Водички бы.

– После попьёшь. Колись, давай.

И тут Даттори прорвало.

– Несколько дней назад, – проговорил он, поморщившись от боли в прикованных руках. Видимо, попытка освободиться давала о себе знать, – охранник ваш приходит и вальяжно так сообщает, что, мол мне якобы повезло, поскольку со мной желает поговорить важная дама из какого-то там общества по защите прав обездоленных.

– Что за охранник? – спросил Саядо.

– Боги его знают. Они ж не представляются, – улыбка растянула толстые губы арестанта, – а мне в лом их рожи запоминать.

– А что за общество такое? – позволила себе обратиться к Дэве травница, памятуя о запрете вмешиваться. Её раздирали противоречивые чувства: было жутко интересно, но и страшно, как бы подполковник внезапно осерчал и выставил её вон.

Но подполковник не рассердился, а охотно объяснил, что по всей Артании в последние годы завелась мода среди знати организовывать различные общества.

– Делать им нечего, вот и страдают всяческой херотой, – продолжал он, – то бродячих кошек и собак подкармливают или диких животных от охотников защищают, то по сиротским приютам и тюрьмам «инспекции» устраивают. Беспокоятся, не утесняют ли уголовный элемент, хорошо ли кормят? А сами брошюрки душеспасительного свойства раздают и перевоспитательные беседы проводят. В Кленфилде сама леди Камирэ в одном из подобных сообществ состоит. Года четыре назад мода на благотворительные спектакли была. Вся выручка в фонды шла на благие дела. Вот и в других префектурах бабы рехнулись. У нас ведь как: кто в Кленовом дворце кто, что наденет, или как причешется, – разом подхватывают.

– Ага, ага, – закивал Мастер муси, – в прошлую ходку одна такая приходила, все мозги мне проеб…, – он осёкся под суровым взглядом Нэкоми, – в общем, надоедала мне по страшному, всё расспрашивала про папаню с маманей, много ли пили, чем болели. И ещё, – он осклабился ещё шире, – всё выспрашивала, когда, извините, и по чью душу у меня мужское влечение проснулось! Уж не знаю, на кой хрен этой старой кошёлке понадобилось знать столь интимную подробность жизни заключённого, только достала она меня крепко. Вот я и сказал ей, что случилось сие в рыбной лавке, когда при мне разделывали тушку тунца, – Даттори глумливо прищурился, – мол, внутренности рыбины так на бабье сладкое местечко похожи! Она сперва опешила, а потом принялась рассуждать, что ЭТО и привело меня на путь преступлений и, как печальный исход, на нары.

– Ты, Даттори, давай, на психоанализ не отвлекайся, про недавнее рассказывай, – оборвал его старший следователь.

– Дык, я и не отвлекаюсь, просто поясняю, почему сперва запротестовал. Сами подумайте, заявится такая клуша, будет полчаса рассказывать, насколько плохо у добропорядочных граждан их честно заработанное добро тайно хищать, что боги всё видят и специальный реестрик заносят, что потом мне всё-всё припомнится. Книжечки душеспасительные оставит, может, и жрачку какую. Прошлая постный рис принесла фруктики, тьфу, вспоминать тошно, и пару варёных яиц. Чтоб дети её так в старости кормили!

Даттори умолк, попросил воды, Дэва налил ему с полстакана и напоил. Освобождать руки ловкача он не собирался.

– Мы до вечера услышим подробности, или же ты вообразил, будто диктуешь мемуары для потомков? – с издёвкой поинтересовался старший следователь, ставя бокал рядом с кувшином на выщербленный поднос на табурете в углу.

– Я ж для вас, господин начальник стараюсь, можно даже сказать, из кожи вон лезу, дабы ни одной важной деталюшечки не пропустить, – последовал ответ, – приходит, значит, ко мне охранник и велит вести себя прилично, даму выслушать, при ней грязными выраженьицами не выражаться, книжки взять, едой с ним поделиться. И выразительно так кулак мне показал. Приходит дама, – лицо Мастера муси само собой расплылось в блаженной улыбке, – не старая кошёлка, какие обыкновенно по тюрячкам шастают, а прям краля: молоденькая, ладненькая, и личико, будто с модной картинки. Ну, думаю, давай, втирай мне про спасение души после смерти, про благие мысли, благие слова и благие поступки. Слыхали не раз. Она присела, корзиночку свою изящно так на тумбочке пристроила, глубоко вздохнула и милым голоском начала расспрашивать, не обижают ли нас, в смысле заключённых. Я, натурально, при охраннике, что у двери околачивался, заверил, что, мол, всё путём, уважение к личности полное, питание нормальное, санитарные условия тоже. Вот только отхожее место редко чистят, а так, норм. Охранник довольно кивнул и удалился. Дама ресницами похлопала, выложила на тумбочку гостинцы, коими оказался обед из приличного ресторана, наклонилась ко мне и тихонько говорит:

– Слушай меня, Мастер муси, – и тон еёшний изменился совершенно, – если не хочешь тут на нарах париться, сослужи службу одному очень уважаемому человечку. В накладе не будешь.

Я, естественно, говорю, мол, готов сослужить, со всем нашим удовольствием, только я тут, а человечек этот уважаемый на свободе. Смекаешь? Она заверила, что всё у них схвачено, и заговорила о побеге. Я ж не дурак, чтобы поверить, будто из коррехидории, что под охранными заклятиями, просто так сбежать можно. А она усмехнулась и сказала, мол, тебя Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя сама, своими руками отсюда вынесет на свободу. Я возразил, что для эдакого чуда надобно умереть, а она со всей серьёзностью говорит, мол, ты и умрёшь.

– Нет, благодарю вас, пожалуй, откажусь. Молод я ещё с богом смерти дела вести, мне всего-то три года присудили, а за примерное поведение, да по королевской амнистии, вообще, может год или полтора отмотать придётся. Жаль вот под амнистию по случаю монаршей свадьбы не попал! Поздно арестовали.