Зигзаг у дачи

© Астахов П., Устинова Т., 2026

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

1930-е годы

Село Рождествено

Агафон Матвеевич Дорофеев стоял перед развалинами храма Рождества Пресвятой Богородицы и глотал слезы. Здоровенный, косая сажень в плечах, крепкий еще пятидесятилетний мужик, здоровье которого не подкосили даже три года в ссылке на Урале, не стесняясь, плакал, глядя на руины взорванного большевиками храма. Нехристи, как есть нехристи.

С именами представителей дорофеевской семьи были связаны и расширение храма, и роспись его стен, и строительство новой колокольни. Из поколения в поколение Дорофеевы были главными пожертвователями, благодетелями, а также ктиторами храма.

Рождествено в начале двадцатого века являлось довольно крупным селом, в котором проживало больше тысячи человек. Были тут и купцы, и представители духовного звания, и, разумеется, крестьяне, имевшие с купцами самые крепкие связи как с основными приобретателями своей продукции.

Вся жизнь села была связана с храмом Рождества Пресвятой Богородицы, который, без сомнения, являлся не только центром Рождествено, но и его сердцем. Купцов Дорофеевых чтили здесь как главных храмостроителей и благотворителей. До революции они занимались заготовкой яиц для отправки за границу, собирая в сезон до пятидесяти вагонов, а также торговали рыбой, говядиной, раками и икрой. Дорофеевым не только принадлежали пятьдесят десятин земли в округе, у них даже свои магазины в Москве и Твери имелись.

Отец Агафона – Матвей Сергеевич – сам был образованным человеком и об обучении сына позаботился. Мальчик окончил городское училище, а затем сельскохозяйственные курсы, но, женившись, жить вернулся в Рождествено. Здесь ему легче дышалось. После случившейся революции, даже двух, большевиков Агафон Матвеевич всерьез не принял. Не мог поверить, что эта шайка, состоявшая из местных пьяниц, бездельников, воров, попрошаек и бродяг, захватила власть надолго. Был уверен, что обычным людям, в том числе и крестьянам, никакая революция ни к чему.

За себя он не беспокоился, ведь жил, как и все его предки, истинным тружеником и патриотом, искренне любил святую Русь, соблюдал церковные каноны. И оказался не готов к полной конфискации имущества семьи, которая случилась в 1920 году. Всю семью Матвея Сергеевича, живущего с сыном после смерти жены, самого Агафона Матвеевича, а также троих его дочерей и жену Настасью, тогда на сносях, выгнали из дома на мороз, не дав даже одеться.

Матвей Сергеевич, разменявший восьмой десяток, кротким нравом не отличался. Выхватил ружье, что висело в сенях, да начал палить по обидчикам. Те ударили старика дубиной по голове. Добивали уже ножами. Прямо на глазах у сына, беременной снохи и внучек. В ту же ночь Настасья умерла в родах. Похоронив жену, а вместе с ней так и не родившегося малыша, Агафон отправил дочек, которым к тому моменту было от восьми до четырнадцати лет, в Москву, к дальним родственникам, а сам поселился в бедняцком домике на окраине села, покосившемся, со щелями, в которые заметало снег.

Собственный дорофеевский дом тогда разобрали, раскатали по бревнышку. Говорили, что эти крепкие, вековые бревна нужны на строительство новой школы и клуба. Да эти подробности враз постаревшему Агафону были без надобности.

Пережить ту первую зиму помогло то, что многие односельчане оказались людьми, помнящими добро. И сам Агафон, и отец его, Матвей Сергеевич, жили зажиточно, но и в долг давали легко, часто без отдачи. Многим своим односельчанам Дорофеевы помогли встать на ноги, и когда случилась беда, те в ответ приютили и помогали, кто чем может. Отдавали давно забытые долги продуктами, а кто и деньгами.

Больше всех помогал Платон Тихонов, вдовец, живущий вдвоем с дочерью Татьяной. На ней спустя год Агафон Матвеевич и женился. Татьяна оказалась женщиной тихой, богобоязненной и беззаветно любила мужа, хоть и был он старше ее на пятнадцать лет. Во втором браке родились еще трое детей, в том числе долгожданный сын, наследник, названный Ванечкой.

Кипучая деятельная дорофеевская натура проявила себя и в годы НЭПа, когда вместе с новой своей женой Дорофеев открыл небольшой магазинчик, торгующий полотном. Впрочем, вскоре поиски классовых врагов начались с новой силой, и в 1930 году Агафона Матвеевича арестовали и отправили на три года в ссылку на Урал.

И вот теперь он возвратился из ссылки в родное Рождествено, чтобы воссоединиться с семьей, и стоял перед взорванным недавно храмом, не стесняясь собственных слез. Уцелела лишь находящаяся рядом высокая полуразрушенная колокольня, та самая, что возвели на пожертвования его семьи.

Впрочем, и самого Рождествено больше не существовало. Родное его село стерли если не с лица земли, то уж совершенно точно с географических карт. В рамках борьбы с церковью и всем, что с ней связано, название посчитали неподходящим, и теперь носило село совсем другое, «революционное» имя.

Тяжесть, сковавшая грудь перед руинами храма и не дававшая вздохнуть, оказалась пророческой. В небольшой часовенке, чудом уцелевшей при сельском кладбище, Агафон Матвеевич пять лет прослужил церковным старостой. Собирал деньги в церковную кружку, а также приношения от прихожан, продавал восковые свечи и огарки, покупал все необходимое для церкви, вел приходно-расходные книги, поддерживал в чистоте и исправности ризницу и церковную утварь, топил печь.

Стал он совсем «божьим человеком», не думая о деньгах и не заботясь о пропитании семьи. Дом держался на Татьяне, а точнее, на принадлежащей ей швейной машинке, с помощью которой она обшивала всю округу, зарабатывая хотя бы на хлеб. Ну и односельчане по-прежнему не давали пропасть, поддерживая Дорофеевых по доброй памяти.

Люди, приходившие в кладбищенскую церковь, плакались старосте Агафону, жалуясь на тяжелую жизнь, на нищету, вызванную продналогами и продразверсткой, на голод. Спрашивали, как он думает, когда же закончатся их мучения. Агафон Дорофеев отвечал всем словами из Библии: «Все пройдет, пройдет и это». Кто-то донес, и старосту арестовали. Через три недели он был приговорен тройкой НКВД к расстрелу, приговор привели в исполнение в марте 1938 года, после чего Агафона Матвеевича похоронили в безвестной братской могиле.

Дочери от первой жены Анастасии, живущие в Москве, вышли замуж и в положенный срок сами стали матерями. Ваня, старший наследник от жены Татьяны, чтобы избавиться от клейма «сына врага народа» и поступить в институт, сразу после ареста отца тоже уехал в Москву, где сменил фамилию. Две младшие дочери остались в бывшем Рождествено, с матерью.

С отрекшимся от отца сыном Татьяна до самой смерти не разговаривала, хотя тот не раз приезжал в надежде на примирение. Даже дочку один раз привозил к бабушке, но и милая девчушка не растопила лед в сердце Татьяны. Не смогла она простить сына.

В январе 1957 года Татьяна Платоновна обратилась к прокурору района с просьбой о пересмотре дела ее расстрелянного мужа. Первоначально ей отказали, но в апреле 1989 года Агафон Матвеевич Дорофеев был реабилитирован, а в августе 2000 года причислен к лику новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском соборе Русской православной церкви в Москве для общецерковного почитания. Татьяна Платоновна этого уже не узнала, она умерла десятью годами ранее в возрасте девяноста семи лет, практически сразу после того, как добилась посмертной реабилитации мужа.

2020-е годы

Село Красные Холмы

Предложение продать дачный домик в деревне стало для Натки полной неожиданностью. С одной стороны, о продаже небольшого деревянного строения, доставшегося ей в подарок от одного из былых ухажеров, она никогда не думала. Приятно иметь дачу, куда можно вырваться летом, чтобы подышать свежим воздухом. Да и с соседями – бывшими школьными учителями, стариками Сизовыми – за много лет у Натки сложились очень добрые отношения.

Сизовы немало помогли ей с Сенькой, когда он был маленький, заменив мальчику бабушку с дедушкой, а сейчас охотно возились с Настюшкой. С другой стороны, Натка могла вырваться на дачу, чтобы пожить там, не больше двух недель за все лето. Работа не позволяла, да и не любила она неблагоустроенный деревенский быт. Сенька же проводил в деревне с поэтичным названием Красные Холмы все лето, вот только жил, разумеется, у Сизовых. Так это и после продажи дома возможно. Сизовы, у которых нет своих детей и внуков, и к Сеньке, и к Насте относятся как к родным, так что ничего для детей в плане каникул за городом не изменится.

Основным аргументом за продажу было то обстоятельство, что дом давно нуждался в ремонте, причем капитальном. Он и достался-то Натке потому, что такая халупа ее тогдашнему ухажеру была ни к чему, иначе вряд ли он «с барского плеча» отвалил бы ей пять соток земли всего-то в семидесяти километрах от Москвы, пусть и не по самому «модному» направлению, но все же.

За прошедшие годы домик совсем осел и скособочился. Зимой в нем никто не бывал, соответственно и не топил. Василий Петрович Сизов лишь пару раз протапливал печь перед началом летнего сезона, этим все и заканчивалось. В общем, дом нуждался в солидном ремонте, то есть в деньгах, которых у Натки и раньше не имелось, а сейчас и подавно. Двое детей и ипотека, какие уж тут ремонты.

Деньги были вторым аргументом в пользу того, чтобы согласиться с неожиданным предложением. За покосившуюся халупу с протекающей крышей и провалившимся крыльцом давали неожиданно приличную сумму, которую можно пустить на погашение все той же ипотеки. Сейчас откажешься – второй раз столько точно не предложат.

– Наташа, это и смущает, – осторожно сказал Таганцев, когда Натка поделилась с ним своими мыслями. – Дом старый, а сумма, прямо скажем, приличная. Зачем кому-то тратить такие деньги за пять соток без всякой надежды на расширение.

– Может, они еще и с соседями договорятся? – разумно предположила Натка. – Мне Сизовы говорили, что в деревне скупка земли началась. Они продавать отказались, конечно, у них же другого жилья нет, а вот Ковалевы согласились, и Рымбаловы тоже. Сам знаешь, после того как в деревне стройка началась, в ней все равно покоя не прибавилось. С мигрантами ты тогда, конечно, разобрался, но луг все равно уже застроили, дорогу к реке заборами перегородили, так что как прежде уже не будет.

– Наташа, дом твой, так что тебе и решать, – покачал головой Костя. – У меня все равно нет времени туда ездить, а дети, пока Сизовы живы, и так не пострадают. Старики им всегда рады. Так что хочешь продавать – продавай. Я не возражаю. Мне эта деревенская жизнь никогда не нравилась.

Подумав еще немного, Натка подписала договор купли-продажи. Она немного боялась, чтобы не обманули, но Таганцев подстраховал, так что деньги она получила вовремя и в полном объеме. Правда, ипотеку гасить не торопилась, положила всю сумму на счет в банке. Пусть лежат и прирастают процентами. Ставка Центробанка сейчас выше, чем проценты по их ипотечному кредиту, так что одна выгода с этой продажи. Честное слово.

Сизовы огорчились, конечно, но не из-за того, что Натка больше не станет приезжать в Красные Холмы.

– Вы с Костей можете считать, что наш дом – это и ваш дом тоже, – сказала Татьяна Ивановна, блестя глазами. – Вы в любое время можете приезжать к нам. И Сенечку с Настенькой оставлять тоже. И вообще мы тебя, Наташенька, в завещание вписали. Так что рано или поздно, а дом все равно вам достанется. Нам его больше завещать некому. Одни мы с Васенькой на всем белом свете.

Огорчила их смена владельцев дома. Вдруг рядом поселятся какие-то неприятные люди? Нет ничего хуже, чем собачиться с соседями. Натке было немного не по себе от того, что старики так волнуются и она – причина их тревог, но не отказываться же из-за этого от выгодной сделки.

К концу мая все формальности были соблюдены, оставалось лишь передать ключи, а для этого предстояло съездить в деревню в последний раз, чтобы забрать из дома немногие хранящиеся там личные вещи. Натка тянула до последнего, потому что Костя был в командировке, а машина – в ремонте. Выручила сестра Лена, согласилась в субботний день свозить Натку в Красные Холмы.

– Немного жаль все-таки дома, – задумчиво сказала она, когда ее автомобиль свернул с трассы и, поднимая столб пыли, двинулся по проселочной деревенской дороге. – Много хороших моментов с ним связано.

– Сизовы сказали, что и ты можешь к ним приезжать в любое время, – заметила Натка.

– Да мне есть где проводить выходные, – Лена засмеялась. – Хотя в доме Виталия теперь живет Варвара с семьей, но загородные отели никто не отменял. Да и Виталий загорелся идеей построить новый дом. А зная его пробивной характер, можно не сомневаться, что через год-другой будем владельцами загородной недвижимости.

– Он и в тот дом, что Варваре отдал, никогда не ездил, – пожала плечами Натка. – Зачем ему еще один? При вашей помешанности на работе и любви к загазованному мегаполису вы и туда ездить не будете.

За разговором не заметили, как доехали до дома Сизовых. Он был не чета Наткиному – основательный, кирпичный, с проведенным отоплением и водоснабжением от скважины. Лет пятнадцать тому назад, когда Сизовы вышли на пенсию, они продали свою московскую квартиру, решив, что на пенсии лучше жить на свежем воздухе, а на вырученные деньги полностью перестроили дом, подведя к нему все коммуникации.

Разумеется, деньги еще и остались, так что старики положили их в какой-то частный банк под бешеный процент в надежде получить достойную прибавку к пенсии. Спустя пару лет банк, конечно, лопнул, а управляющий его сбежал со всеми деньгами вкладчиков. Так что старики остались ни с чем. Произошло это еще до того, как Натка получила в подарок домишко по соседству, и уж тем более задолго до того, как с Сизовыми познакомился Костя Таганцев, так что помочь им никто не смог, да и не пытался.

Эту грустную историю Натка знала во всех деталях, потому что старики рассказывали ее часто, сочувствовала, но особо не вникала. Что ворошить былое, если сделать ничего нельзя.

Василий Петрович и Татьяна Ивановна, предупрежденные о том, что Натка и Лена приедут, ждали их на улице. При виде сестер, вылезающих из машины, Татьяна Ивановна огорченно всплеснула руками.

– Деточек что же не взяла, Наташенька? Так уж я по ним соскучилась. С майских праздников не виделись.

– Да мы решили по-быстрому, туда и обратно, дел много, – виновато объяснила Натка. – Да и до каникул меньше недели осталось, Татьяна Ивановна. У Сеньки, правда, еще соревнования по плаванию в середине июня, но все равно меньше чем через месяц он к вам до конца лета приедет.

– А Настенька? – всполошилась Сизова.

– И Настюшка тоже. Она уже каждый день мечтает о ваших блинах со сгущенкой и топленом молоке. Ждет не дождется, пока у бабы Тани окажется.

Сизова просияла.

– А я блинов-то и сегодня напекла. Проходите, чаю попьете с дороги.

– Пусть Лена пьет чай, а я пока вещи соберу, – решила Натка.

– Может, тебе помочь? – предложила ей сестра.

– Да там немного. Я же тут не хранила ничего. Так, по мелочи. Я быстро управлюсь.

Она ушла, а Лена в ожидании чая осталась в сизовском доме, прошлась вдоль стен, сплошь усеянных фотографиями. На одной можно было разглядеть молодых еще Василия Петровича и Татьяну Ивановну, стоящих на берегу какой-то реки, большой, полноводной, и влюбленно смотрящих друг на друга. Они были просто загляденье, какие красивые. И счастливые.

– Что? Смотришь, какие мы с Васенькой были?

– Красивые очень. Это вы где?

– На Иртыше. В Казахстане. Целину поднимали.

И, видя искренний интерес Елены Кузнецовой, Татьяна Ивановна начала рассказывать.

В 1965 году была она девятнадцатилетней Танечкой, студенткой Ставропольского педагогического института, только что успешно сдавшей летнюю сессию и перешедшей со второго курса на третий. Летние каникулы вместе с друзьями решили провести, поднимая целину. Жили в разбитом на берегу Иртыша палаточном лагере, строили жилые дома и места общего пользования. Правда, худосочная Татьяна в строительстве не участвовала, была в стройотряде стряпухой, потому что уже тогда готовила не просто хорошо, а отменно.

– В соседнем палаточном лагере расположились студенты не абы откуда, а из Первого московского института иностранных языков, – с удовольствием рассказывала о прошлом Татьяна Ивановна. – И среди них мой Вася. Я его как-то сразу глазом выцепила из толпы, хотя он был не самый высокий и не самый красивый. У них заводилой считался Толик Белов, вот тот уж красавец так красавец, все девчонки из-за него чуть ли не дрались. Чуб у него такой вился, кудрявый. И рост под два метра. А по вечерам устраивали танцы. Вот Толик однажды меня и пригласил. То ли назло остальным девчонкам, то ли из-за того, что я на него внимания не обращала, а его это заводило ужасно.

– И вы пошли? – улыбнулась Лена, представив эту картину.

– Пошла. Неудобно было отказывать, а он во время танца начал меня в сторону кустов тянуть. Мол, чего упираешься, несговорчивая такая. Ничего бы он мне такого не сделал, тогда-то не в моде было, нравов все были строгих. Просто поцеловать хотел, но я и на то не соглашалась. Меня так родители воспитали, что нельзя дарить поцелуя без любви. Нынешней-то молодежи смешно, а для нас обыденно было. В общем, я упираюсь, Толик меня за руку тянет, рассвирепел даже, что я упрямая такая. И тут Вася подходит. Ниже Толика на целую голову, худощавый, в очочках своих круглых.

– Драка была?

– А как же, – с нескрываемым удовольствием подтвердила Татьяна Ивановна. – Да Вася еще и победителем из нее вышел. Он, оказывается, боксом увлекался. Любительским, во дворе с мальчишками тренер какой-то известный занимался. Вася нанес Толику какой-то удар, от которого тот в нокаут и свалился. Правда, успел до этого Васе бровь разбить. Картина нарисовалась та еще. Кровища из рассеченной брови хлещет, на землю капает, у ног поверженный враг, а Вася меня так крепко за руку держит. «Пойдем, – говорит, – отсюда». Так меня больше и не отпускал никогда.

Вернулась Натка, принесла сумку с вещами. Положила на стол ключ от своего теперь уже бывшего дома.

– Татьяна Ивановна, вы ключ новым хозяевам отдайте, пожалуйста, когда они приедут.

– Так передам, чего ж не передать, – пожилая женщина вздохнула. – Как-то неспокойно у меня на душе, Наташенька. Не к добру эти новые дом купили, ой не к добру.

Старые люди не любят перемен, это Натка отлично знала.

– Может, они еще лучше нашего будут, – дипломатично сказала она. – Мы и приезжали-то всего пару раз за все лето, а дому настоящий хозяин нужен. Да и вам помощь и присмотр. А то у меня иногда душа болит, что вы тут зимой фактически одни остаетесь.

– Да уж. Когда-то Красные Холмы большим селом были. Тут чуть ли не тысяча семей жила. Но мы-то это время не застали. Когда мы наш домик купили, тут уже меньше ста домов было, а сейчас, почитай, вообще тридцать, да и то зимой не все живут.

Сизова махнула рукой.

– А как вы вообще в Красных Холмах очутились? – полюбопытствовала Лена. – В Москве-то я понимаю как. Вас Василий Петрович привез.

– Да. Мы после того первого лета на Иртыше расстались, конечно. Я в Ставрополь вернулась, Вася – в Москву. Но каждый месяц виделись. То он ко мне прилетал, то я к нему. Чтобы летать друг к другу, он, конечно, даже вагоны по ночам разгружал, чтобы денег на билеты заработать, а я на зимние каникулы да на майские праздники приезжала. У меня в Москве родственники были, так что я у них останавливалась. Мой отец-то московский был, а на Ставрополье вслед за мамой уехал. Прятались они там.

– От кого прятались? – не поняла Натка.

Татьяна Ивановна поджала губы.

– От НКВД, от кого тогда еще прятались. Я, деточки, подробности не очень знаю. Родители мои не любили про это говорить. Всю жизнь в страхе прожили. Папа мой, чтобы от репрессий уцелеть, фамилию даже сменил. Но и это не помогло. Институт-то он окончил, а на работу его не брали, узнали, что сын врага народа. Он тогда на матери моей женился, ее фамилию взял, стал Агафонов. А потом они и вовсе из Москвы уехали. Мама-то со Ставрополья была, из небольшого села, там они и затерялись. Но с родней папа отношения поддерживал. Особенно со своей сестрой, тетей Клавой. Переписывались они. Потом война началась, папа на фронт ушел. Повезло ему в живых остаться и вернуться домой. Я в сорок шестом году уже родилась. После войны то есть. Помню, в детстве мы с папой в Москву приезжали, и он повез меня куда-то в эти края. То ли в Красные Холмы, то ли куда-то в село по соседству. Мне года три было, так что все смутно очень в памяти запечатлелось. Помню только дом не очень большой, старый, требующий ремонта, вот как ваш сейчас. И еще каких-то людей, которые гонят нас оттуда, говорят, чтобы мы уезжали.

– Почему гонят?

– Не знаю. Папа никогда не рассказывал. Вообще он про детство свое, про юность говорить не любил, словно и не было у него прошлого до того, как он на маме женился и стал Агафоновым. Но это точно не тетя Клава была. Ту я знала, в Москве всегда у нее останавливалась. В семидесятом году мы с Васей поженились, и я в столицу перевелась. В педагогический институт. Родители мои на нашу свадьбу приезжали.

Татьяна Ивановна сняла со стены и протянула гостьям еще одну фотографию. На ней счастливые молодожены – она сама в белом коротком платье и фате по плечи, Василий Петрович в черном костюме – стояли рядом с двумя парами постарше, видимо, с родителями.

У Василия Петровича отец был военный, офицер с погонами полковника, а мама – типичная учительница с гладкой прической и строгим лицом. У Татьяны Ивановны родители выглядели попроще, сразу видно, что сельские труженики. У отца взгляд тяжелый, а у матери словно раз и навсегда испуганный. Натка жалостливо вздохнула.

– В начале семьдесят первого сынок наш родился, – Татьяна Ивановна достала альбом с фотографиями, в нем больше десятка черно-белых снимков смешного карапуза с кудрявыми волосиками. Сначала совсем кроха, от фотографии к фотографии он становился старше и смешнее. – Вот тут мы только из роддома приехали. Вот тут ему полгода. А вот годик. Это он у Васеньки на руках. А здесь мы в парке Горького гуляем. Костику уже три.

Значит, сына Сизовых звали Костиком. Раньше Татьяна Ивановна никогда о нем не говорила, хотя фотография красивого улыбчивого парня висела у нее на стене среди остальных, с рассматривания которых и начался сегодняшний разговор. Натка знала, что сын Сизовых погиб в Афгане, и не бередила глубокую рану, оставшуюся в сердце матери.

– Жили мы ладно да складно. Мы же с Васенькой за все годы даже не поссорились ни разу, – Татьяна Ивановна снова улыбнулась. – Квартира нам досталась от его родителей. Мы оба учителями в школе работали. Я русский язык преподавала, Васенька – иностранный. Немецкий, точнее. Его в свое время военным переводчиком приглашали, а он отказался, остался в школе, чтобы в командировки не ездить, быть со мной и с сыном. Каждую свободную минуточку мы старались вместе проводить. Словно знали, что недолго нам радоваться.

Пожилая женщина тяжело вздохнула. Вытерла глаза кончиком фартука, который не снимала, кажется, никогда.

– Ужасно-ужасно, – Натка передернула плечами.

Ей даже представить было страшно, каково это – похоронить единственного сына.

– Ужасно, да, – согласилась Татьяна Ивановна. – Костик-то после школы сознательно в армию пошел. Не стал в институт поступать, сказал, что сначала отслужит, а уже потом учиться будет. Отправили его в Афганистан, исполнять интернациональный долг. Я уж так плакала в тот день, когда их отправляли, так плакала. Сердцем чувствовала, что больше его не увижу. Вскоре он и погиб. Остались мы с Васенькой одни на всем белом свете. Родители наши к тому моменту тоже умерли, а мне в наследство от моих дом на Ставрополье остался. Мы его продали, свои деньги добавили (мы сыну на кооперативную квартиру копили, хотели взять, как из армии придет, а не довелось) и купили этот вот земельный участок с домиком, что на месте этого стоял. Место специально это выбрали, пусть непрестижное, зато зеленое, да и папа мой корнями отсюда. Тянуло меня сюда. Все-таки понятие «родина» не пустой звук, пусть ничего я про прошлое своей семьи и не знаю. Дом нам с Васей и не дал пропасть после смерти сына. Мы долго горевали, оплакивали Костика, но жизнь-то продолжается. Так бог рассудил, не нам на него пенять. Так что мы храним память о сыне, молимся за упокой его безгрешной души да стараемся людям помогать, добрые дела совершать, а злые стороной обходить. А уж как на пенсию вышли, так московскую квартиру продали, дом перестроили и совсем тут поселились. Да, впрочем, это вы и так знаете.

Да, эту часть сизовской биографии и Натка, и ее сестра знали отлично.

– Поедем мы, Татьяна Ивановна, – вздохнув, сказала Натка. – Вы не переживайте, мы будем вас навещать. Если что-то нужно привезти, продукты или еще что, вы звоните, не стесняйтесь.

– Да чего ж стесняться, – Сизова всплеснула руками, – свои же люди. Ты же нам, Наташенька, как дочка стала за все эти годы. На-ка, увези домой, я тебе баночку малинового варенья приготовила, две банки клубничного компота из прошлогодних запасов, а еще пироги. Вчера пекла, знала, что вы сегодня будете. Все как Сенечка любит. Один с картошкой, один с творогом. А для Кости твоего – с капустой. Костю твоего я ж тоже полюбила. Хороший он у тебя.

Натка снова вздрогнула от того, что Таганцева звали так же, как погибшего сына Сизовых. Несчастные старики невольно вспоминали его каждый раз, как Таганцев наведывался в деревню.

– Леночка, и тебе вот я тоже пироги завернула. Мужа угостишь.

Отнекиваться сестры даже не пытались, знали, что все равно бесполезно. Загрузили вещи и гостинцы в машину и уехали домой, по дороге обсуждая, какие все-таки хорошие люди Василий Петрович и Татьяна Ивановна, и какая у них, оказывается, была непростая, даже тяжелая жизнь.

У бизнесмена Виталия Миронова появился новый «пунктик». Ему стало жизненно важно, чтобы у его семьи все было самое лучшее. Для своей жены, пока гражданской, судьи Елены Кузнецовой и их общего сына Мишки Виталий был готов сделать все и даже больше.

Упорства в достижении поставленной цели ему было не занимать. В молодые годы, когда он женился на юной девушке Варе, мечтавшей стать актрисой, все это упорство направлялось на окончание аспирантуры, становление в хирургии, в том числе пластической. Виталий тогда шел к мечте открыть собственную клинику, и сил на то, чтобы замечать потребности молодой жены и уж тем более им соответствовать, категорически не хватало.

Собственно говоря, именно поэтому Варя и сбежала от него в Америку. После этого Виталий женился снова, на своей коллеге, враче Марине, которая полностью разделяла стремления мужа, а ее отец, человек влиятельный и не бедный, вложился в будущий бизнес зятя, немало сделав для него на этапе становления и раскрутки.

Прожив с Мариной полтора десятка лет и став отцом двоих детей, Виталий все же развелся, потому что никогда свою вторую жену не любил. Это был деловой союз двух людей, один из которых целовал, а второй только подставлял щеку. И этим вторым как раз и был Миронов.

Теперь же, разменяв шестой десяток, он вдруг впервые понял, что такое любить по-настоящему, и вкладывал в новые отношения весь нерастраченный пыл души. Бизнес уже налажен и требовал всего лишь хозяйского пригляда. Свободные деньги имелись, и их требовалось куда-то вкладывать. Любимая Лена категорически отказывалась стать домохозяйкой и вести образ жизни, традиционный для жены богатого человека.

С Мишкой сидела няня, а Лена вышла на работу в Таганский суд, снова днем проводя заседания и верша справедливость, а вечерами дописывая нескончаемые бумаги, которые норовят завалить с головой любого судью. На очередное предложение руки и сердца – Миронов его делал с регулярной периодичностью – она наконец-то ответила согласием.

Свадьба, намеченная на начало сентября, должна состояться в Калининграде, на берегу моря, с присущим Миронову размахом, но ее подготовкой занимались специально обученные люди, потому что Лене все эти предсвадебные хлопоты совершенно неинтересны, так что Миронов невольно заскучал.

Его деятельная натура нуждалась в масштабном проекте, и, думая, куда вложить деньги, чтобы диверсифицировать бизнес, Миронов все чаще обращал свой взгляд в столь далекую от косметологии и пластической хирургии отрасль, как загородное строительство.

Профессиональный интерес совпал с личным. После того как свой выстроенный за городом дом Виталий отдал первой жене Варваре, никакой загородной недвижимости у него не осталось. О доме Миронов не жалел, потому что по-настоящему тот никогда ему не нравился. Прямоугольная коробка казалась креативному бизнесмену очень унылой, да и все остальные дома в поселке были под стать: помпезные, величавые, словно кичливо выставляющие напоказ богатство своих хозяев.

Вдобавок еще и пробки. В свой загородный дом Миронов ездил крайне редко еще и потому, что дорога на работу и обратно занимала полтора часа в одну сторону, а иногда и два. Не мог он себе позволить такого неразумного расходования времени. Сейчас, подбирая землю для потенциального строительства нового дома, Виталий смотрел на те части ближнего Подмосковья, которые меньше затрагивались пробками, пусть даже и не были столь престижными, как, скажем, Рублевка.

Он осознавал, что дом на свежем воздухе все же нужен. Мишка растет, нехорошо ребенку целыми днями находиться в загазованном мегаполисе. А значит, загородному строительству быть. Как человек основательный, к изучению вопроса о том, что изменилось в строительных технологиях за время, прошедшее с момента возведения предыдущего дома, Миронов подошел со всей ответственностью.

Он хотел построить удобное, современное, комфортное и экологичное жилище, обеспечивающие все потребности его семьи. И с головой погрузился в изучение новых технологий, благо их существовало огромное количество. Никаких тяжелых особняков со львами и рыцарями, кариатидами, башнями и каменными заборами. Никаких многоэтажных замков.

Его новый дом будет современным, легким, компактным, хотя, разумеется, и со всеми удобствами. В доме должно быть много света и воздуха. Стоять этот дом будет на большом, обязательно открытом пространстве, отделенном от участка соседей только зеленой живой изгородью. Что ж, это означало, что и о соседях придется думать самостоятельно.

От идеи обосноваться в каком-нибудь из существующих подмосковных населенных пунктов Миронов все более склонялся к мысли о своем собственном, возведенном с нуля поселке нового типа, в котором все домики строятся по одному проекту, отличаясь лишь количеством внутренних помещений в зависимости от потребностей жильцов.

Инфраструктура поселка тоже должна быть общей. Своя коммунальная система, поставляющая в виллы воду, тепло, канализацию и прочие блага цивилизации, поможет существенно сэкономить на подведении их к каждому конкретному участку, да и обслуживать ее централизованно в будущем будет проще и выгоднее.

По сути, Миронов склонялся к строительству чего-то, максимально приближенного к южноафриканским лоджам, которые он с интересом наблюдал во время путешествия в эту страну десять лет назад, когда еще был женат на Марине. Виталий и ездил в Южную Африку вместе с ней, проведя там отпуск. Именно в лодже для туристов они тогда и размещались, хотя и местные жители предпочитали именно подобный стиль жизни.

Лоджи представляли из себя совокупность десятка небольших домиков, построенных в аутентичном стиле, с крышами из природных материалов с разбитыми вокруг лужайками, полностью благоустроенной территорией с одним общим административным зданием. Лоджи для местных строились из расчета на одну семью, а туристические – на целую компанию, сочетая отдельные спальни с общим каминным залом.

В лодже также мог располагаться отдельно стоящий ресторан или кафе, собственный бассейн с пляжной зоной, парковка для гостевых машин, пункт охраны, детская площадка или даже детский клуб, в котором дети в дождливую погоду проводят время под присмотром опытных аниматоров.

Разумеется, поселок его мечты будет более цивильным, комфортным и оборудованным по последнему слову науки и техники. Никаких камышовых кровель. Энергосберегающие технологии – самые передовые, солнечные панели на крышах, системы интеллектуального видеонаблюдения и охраны, централизованная система отпугивания комаров, гербицидная система борьбы с клещами, одуванчиками, борщевиком и прочими представителями флоры и фауны, а также полностью замкнутый цикл переработки отходов.

На проработку последнего вопроса Миронов потратил не меньше двух недель. Оказывается, учеными давно разработан процесс переработки канализационных отходов в топливные гранулы, который позволяет использовать иловые осадки очистных сооружений как источник экологически чистой энергии.

Для того чтобы посмотреть, как это работает на практике, Виталий съездил в Казань, где местный «Водоканал» построил цех термомеханической обработки илового осадка, в котором на выходе получались гранулы от трех до восьми миллиметров, их затем использовали как биотопливо для цементных заводов. Значит, и для небольшой котельной, отапливающей лоджи, они тоже подойдут.

Если объем производимых отходов окажется больше, чем количество топлива, в котором будет нуждаться поселок, значит, можно производить еще и удобрения, а их по весне раздавать обратно жильцам. Пропорционально проживающим членам семей, а значит, количеству фекалий, поступающих в общую канализационную систему.

В этом месте Лена, с которой Миронов, разумеется, делился своей новой идеей, наморщила нос и категорически отказалась обсуждать конверсию дерьма дальше.

– Хорошо, – покладисто согласился Миронов, готовый на что угодно, лишь бы любимая его слушала. – Тогда я расскажу тебе про душевые, которые нужно оборудовать в каждом доме. Благодаря особой системе ионизации в ванных расходуется в десять раз меньше воды, а моет она чище, так как снимается лишняя электризованность, то есть вода как бы заземляется, проходя через системы очистки. Та будет замкнутой, в резервуар для очистки будут поступать не только канализационные стоки, но и дождевая вода, и роса, и прочие естественные испарения земли. Они будут собираться в специальных резервуарах. А руководить всей системой и контролировать ее бесперебойную работу станет искусственный интеллект.

Лена слушала, недоверчиво улыбаясь. На ее лице отчетливо был написан весь скепсис: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Но Виталия это не останавливало. Идея строительства такого поселка все больше захватывала его ум. Он даже название ему придумал – «Прекрасная Елена», но под натиском скромной Лены решил назвать «Поселок Будущего», а также начал подыскивать компанию, которая взялась бы за разработку проекта, пусть пока и без привязки к местности. С последним возникла проблема, потому что новый поселок нуждался в значительном земельном участке, полностью свободном для строительства.

Своей «голубой мечтой» Миронов просто бредил. Он мог чуть ли не сутками напролет рассказывать о своем проекте всем, кто был согласен слушать. При одном упоминании чудо-поселка начинали шарахаться в сторону и Натка, и Костя Таганцев, и Ленина дочь Сашка, у которых все эти чудо-технологии уже навязли в зубах.

Лена вскоре осталась единственной, кто не убегал при виде горящих глаз Виталия. Она поддерживала все увлечения своего любимого человека. Миронов знал, что идея поселка будущего ей тоже нравится. Правда, Лена была категорически против экономии воды и прочих коммунальных благ.

– Мы же не европейцы, которые из-за дороговизны сначала в тазике умываются, потом моют посуду, а потом эту же воду в унитаз смывают, – говорила она. – Моя однокурсница Полина вышла замуж за немца, так когда она приезжает в Москву проведать маму, первым делом несколько часов в ванне отмокает. В Германии она не может себе позволить понежиться в полной горячей воды ванне. Это так дорого, что становится непозволительной роскошью даже для вполне обеспеченных людей. У Полины муж врач, так и то они не могут потянуть такой расход. Мне бы не хотелось так жить.

– А помнишь, когда мы ездили летом в Турцию, там была семья немцев, которая специально раз в год приезжала на курорт, чтобы наплескаться в ванне и бассейне на весь год вперед. Они еще рассказывали, что специально так делают, гордясь своей экономностью и хитростью. Мол, в турецком отеле «все включено» им воды не жалко, – подключилась как-то к очередному обсуждению Сашка.

– Да и в африканских лоджах с водой напряженка, – кивнул Миронов. – В ноябре двадцать четвертого года в некоторых густонаселенных провинциях ЮАР, например таких, как Гаутенг, где расположены Претория и Йоханнесбург, Западный Кейп, в котором находится знаменитый Кейптаун с его портом, а также Квазулу-Натал с городом Дурбан, ввели режим экономии воды, за нарушение которого власти выписывают штрафы. Это связано с кризисом поставок водопроводной воды, для разрешения которого правительство утвердило создание специального Национального комитета. В две тысячи двадцать третьем году поставщики воды в ЮАР Rand Water и Johannesburg Water призывали жителей Йоханнесбурга разумно расходовать воду и, например, принимать душ не долее двух минут. Также в рекомендациях было мыть автомобили только по выходным при помощи ведер с водой и избегать полива газонов и садов питьевой водой.

– И что, в твоем поселке будущего тоже так будет? – уточнила Лена. – Это же бред и глупость. И в той же Африке, я уверена, дело вовсе не в недостатке воды, а в человеческом факторе. Африка окружена океаном, в котором триллионы тонн воды, и существует немало стран, где давно решили проблему с питьевой водой, установив опреснительные установки. Взять хотя бы Арабские Эмираты. Так что любой дефицит – вещь искусственная, и его можно избежать, будь на то твердая воля. Я в этом убеждена. А вся эта экономия – чистое скупердяйство и жлобство. А еще лицемерие, за которым нет ничего, кроме желания всех этих экоактивистов сделать карьеру.

Лена говорила запальчиво, видно было, что тема действительно задевает ее за живое. Миронов предпочел заговорить о другом.

– А вы знаете, что одна из главных загадок для ученых всего мира – откуда на Земле вообще появилась вода? – хитро улыбаясь, спросил он.

– Нет, – призналась Сашка и с любопытством уточнила, – и откуда?

– А никто так и не ответил на этот вопрос однозначно, – прищурился Виталий. – Одна из теорий, названная космической, гласит, что вода прилетела на Землю вместе с астероидами и кометами. Считается, что необходимый для ее формирования кислород образовался в недрах звезд спустя миллиард лет после Большого взрыва, то есть задолго до появления Земли, а затем при взрывах сверхновых его выбросило в межзвездное пространство, где в газовых облаках сформировались молекулы воды. Другая теория, наоборот, гласит, что вода была на планете с самого начала. По мнению ее сторонников, четыре с половиной миллиарда лет назад температура Земли была свыше тысячи градусов. Водород, чтобы не испариться с поверхности, соединился с серой и спрятался в глубине планеты в виде сероводорода, что позволило ему сохраниться, пока Земля не остыла. Потом освобожденный водород объединился с кислородом, так и появилась вода. А еще существует гипотеза, согласно которой вода на Земле возникла из так называемого первобытного тумана, который принимал участие в формировании Солнечной системы. По этой теории, Земле повезло иметь достаточное количество микроэлементов, которые в конечном итоге способствовали появлению воды на планете.

– Виталий Александрович, и откуда вы только все это знаете? – завистливо выдохнула Сашка.

– Книги в детстве читал, – засмеялся Миронов. – Ну и позже тоже. И сейчас регулярно просматриваю не только художественную литературу, но и научно-популярные журналы. Это, Александра, знаешь ли, полезно. В том числе и видным российским блогерам.

Он всегда подшучивал над Сашкой, но делал это по-доброму, а потому необидно. Про экономию воды они в тот день забыли, но Виталий взял на заметку, что у его семьи этого блага цивилизации должно быть вдоволь. Что ж, значит, при планировании поселка будущего надо учесть этот момент. Пока же он сосредоточился на том, чтобы максимально точно рассчитать количество помещений в своем будущем доме.

Его план в виде технического задания тоже следует передать разработчикам проекта. Итак, просторная кухня и столовая при ней, чтобы собираться всей их дружной большой семьей. Гостиная с библиотекой, камином, необходимым в холодные вечера, мягкими удобными диванами и домашним кинотеатром. Их с Леной спальня, обязательно с гардеробной комнатой и отдельным санузлом. Детская для Мишки и рядом вторая комната, игровая, в которой в будущем поместится школьный уголок. По соседству комната для няни. Спальня для Александры, большая, вместительная, чтобы влез большой шкаф, и светлая, что необходимо для съемки стримов.

Две гостевые комнаты: для Таганцевых и их детей. И еще две запасные, на тот случай, если в дом приедут и другие гости. К примеру, Натка крепко сдружилась с первой женой Миронова, Варей, у которой теперь большая и дружная семья с двумя детьми ее избранника, а также с надеждой на скорое пополнение. Итого: дом на девять спален. Нет, лучше на десять, с запасом.

– У тебя своеобразные представления о «скромном» доме, – в очередной раз съязвила Лена, с которой он снова поделился своими планами. – Десять спален – это вполне себе большой семейный дом, коих и на Рублевке не так много встретишь. И при таком-то масштабе ты еще пытаешься экономить воду?

Миронов на ее подколки не обижался. Он был настроен решительно, искал подрядчиков на разработку проекта «Поселка будущего», а также выходы на правительство Подмосковья, где, как он был уверен, обязательно заинтересуются его амбициозным проектом. Он был готов вложиться в стройку, как только найдет подходящее место с достаточным количеством свободной земли.

С первого июня у меня работал новый помощник. Анечка, к которой я за полгода успела уже привыкнуть, перешла на работу в прокуратуру, чем была крайне довольна. Молодых и симпатичных прокуроров – как женатых, так и свободных – там оказалось предостаточно, так что романы можно крутить напропалую, не то что в скучном суде.

Мысль о том, что придется снова привыкать к новому человеку и обучать его с нуля, меня не радовала, но, поразмыслив, я решила, что все к лучшему. От Анечки с ее характером я успела здорово устать. Ее привычка совать нос во все, что ее не касается, безапелляционно высказывать свое мнение и не признавать никакие авторитеты меня утомила.

Новый помощник закончил университет в прошлом году, успел попрактиковаться в адвокатуре и решил, что хочет строить карьеру судьи, понимая, конечно же, что начинать придется с самого нуля – с должности помощника, и путь наверх будет долгим и тернистым.

Звали его Тимофей, Тима. И звучание этого имени напоминало мне о моем помощнике Диме, ныне коллеге-судье Дмитрии Горелове, который свою дорогу через тернии к звездам все же проложил. Из Димы, к слову, получился вдумчивый, бесстрашный, очень взыскательный судья, который просто блистал на своем новом поприще, за год с небольшим сумев стать звездой Таганского районного суда.

Я с улыбкой вспоминала то время, когда Дима все откладывал и откладывал подачу документов на сдачу квалификационного экзамена, и была горда, что имею самое непосредственное отношение к его успехам. Это мое упорство и даже занудство все-таки заставило Горелова поменять амплуа вечного помощника на гордый статус федерального судьи.

Что ж, теперь мне предстояло провести работу по огранке алмаза во второй раз. При первом же знакомстве с Тимой я поняла, что это возможно. Парень оказался замечательным. Высокий, худощавый, вихрастый, с открытым славным лицом, на котором уютно себя чувствовала целая россыпь конопушек. Ко всему прочему он был еще и умненьким, то есть не повторяющим, как попугай, вычитанные в учебниках догмы, а рассуждающим, вдумчивым, не жалеющим времени на то, чтобы собрать информацию и докопаться до истины.

Его главной страстью, помимо работы, оказался искусственный интеллект. Первым делом он продемонстрировал мне установленное на телефон приложение с сервисом, которым он постоянно пользовался. Мои задания собрать фактуру по тому или иному запросу он выполнил молниеносно, причем результат меня удивил своей точностью и глубиной. При этом времени на это ушло гораздо меньше, чем если бы он искал информацию вручную.

По крайней мере, подготовленные Тимой материалы меня вполне устроили. Анечка возилась бы в три раза дольше, а полученная для меня фактура требовала бы перепроверки и была бы оформлена с ошибками, в том числе грамматическими. Немного подумав, я попросила Тиму научить меня новомодным «приблудам» и общению с ИИ. Я решила, что еще не так безнадежно стара, чтобы не быть открытой всему новому. Плох тот судья, который не готов учиться всю жизнь. Я же всегда готова.

Тима показал мне нейросеть, разработанную специально для юристов: судей, адвокатов и специалистов по недвижимости, позволяющую оптимизировать всю работу, от заключения контрактов до сложных сделок. Конечно, судьи пользовались ею еще не в должном объеме. Я подозревала, что вообще стану одной из первых. Это и понятно, судьи, как правило, люди уже не юные, и, пожалуй, трудно найти более консервативную профессию. Что ж, тем приятнее быть первопроходцем.

Анализ документов ИИ проводил за секунды. Отлично, и глаза напрягать не надо. Нужные законы, прецеденты и статьи в огромных базах теперь тоже находились всего за пару кликов. Более того, оформляя судебные решения, Тима с помощью искусственного интеллекта создавал тексты, как заправский профи.

– Нейросети – это юриспруденция двадцать первого века, – назидательно рассказывал Тима, выгружая мне очередной результат работы искусственного интеллекта. – Анализирует документы и находит решения за секунды, минимизирует ошибки, учитывает все нюансы права, использует все свежие законы и судебную практику, в том числе и ту, до которой у вас еще с год не дошли бы руки.

Он покосился на меня и тут же поправился:

– У нас не дошли бы руки. Да и вообще нейросети избавляют от рутины, существенно упрощая работу юриста.

С последним было трудно поспорить. В результате нововведений у нас обоих высвободилась уйма свободного времени. За две недели совместной работы я практически перестала брать домой бумаги, чтобы закончить оформление документации в установленные сроки, отпуская пораньше няню и больше времени уделяя Мишке. Это не могло не радовать.

И даже в рабочее время, благодаря моему новому помощнику, у меня появилось больше свободного времени на любимый кофе и связанные с ним передышки. Кстати, и здесь Тима открыл для меня новое – вместо привычного капучино, с которым я обычно чередовала эспрессо, он теперь готовил мне модный флэт уайт.

– Вау, это что? – вопросила моя подруга и коллега Машка, заглянув как-то к нам с Тимой на огонек. – Вроде обычный кофе, но гораздо вкуснее. Какой-то новый сорт?

– Нет, сорт обычный, – я пожала плечами. – Тот же, что и всегда.

– Ага, как же, – засмеялась Машка, сделала еще глоточек и блаженно зажмурилась. – Всегда ты покупала молотый кофе «Жардин». Но после того как стала женой богатого мужа, перешла на кофе премиум-класса. Думаешь, я не знаю?

Если честно, постоянные намеки на мой изменившийся социальный статус меня задевали. Особенно из уст Машки, которая так-то моя подруга. Она прекрасно знает, что всего в своей жизни я добилась сама, а в отношениях с мужчинами никогда не искала выгоды. Мне просто повезло, что на моем жизненном пути встретился такой человек, как Миронов. Но повезло не в том, что Виталий богат, а в том, что он является прекрасным человеком, заботливым мужем и любящим отцом.

– Я еще не стала женой богатого человека, – пожала плечами я. – Свадьба только в августе. Так что кофе я по-прежнему покупаю на свои деньги. Пусть даже и премиум-класса. Тот, что мы пьем, это «Блюкафе» с Ямайки. Я его использую уже с полгода, так что ты его, разумеется, пробовала.

– Пробовала и даже хотела домой купить, – кивнула Машка и сделала еще один глоток. – Но цена кусается. Он в два раза дороже других сортов. И не лукавь, Леночка. Кофе ты покупаешь на свои деньги, потому что тебе просто не надо тратить свою зарплату на ежедневный быт. После того как ты переехала к Миронову, практически за все в повседневности платит он.

– Я по-прежнему оплачиваю коммуналку в своей старой служебной квартире, которую пока так и не сдала, – зачем-то начала оправдываться я. – И с няней рассчитываюсь тоже я. И денег на продукты с Виталия не беру. Конечно, многое заказывает он, но если я иду в магазин, то покупаю продукты на свои деньги.

Вид у Машки был довольно скептический, но я не хотела ссориться. Я прекрасно понимала, что статус жены богатого человека имеет свои недостатки, в которые, несомненно, входит и человеческая зависть. Просто не хотелось верить, что на нее способна и моя ближайшая подруга. А с другой стороны, почему бы и нет. Ничто человеческое Машке не чуждо. У нее непростая жизнь, и, несмотря на то что они оба с мужем работают, денег у них впритык.

– Вернемся к кофе. Ты пила его уже десятки раз. Просто Тима сварил его по-новому. Это не привычный капучино, а флэт уайт.

– Ой, да какая между ними разница, – Машка махнула рукой. – Всем известно, что это всего лишь маркетинговые уловки. Есть черный кофе, есть с молоком, вот и вся разница.

– Простите, но вы неправы, – вмешался в разговор Тима, который до этого молчал. – Точнее, в основе капучино, латте и флэт уайта, разумеется, лежит эспрессо с добавлением вспененного молока, но разница все же есть, и именно она влияет на вкус. Весь секрет в пропорциях и способе приготовления.

– Ну-ну, просвети меня, темную. – Я покосилась на подругу, у которой, похоже, сегодня было не самое хорошее настроение. Иначе с чего бы ей быть такой саркастичной.

– Капучино представляет собой идеальный баланс кофе и молока, – Тима был совершенно невозмутим. – Это самый известный и распространенный напиток, вкус эспрессо в нем чувствуется, но не преобладает над вкусом молока. Золотая середина, так сказать. Но скучная. Стандартный капучино готовят в чашке объемом сто пятьдесят – сто восемьдесят миллилитров и используют одну порцию эспрессо. Большой капучино – это две порции эспрессо, которые разводят в чашке, размер которой начинается от двухсот восьмидесяти миллилитров. Изначально капучино включал поровну по одной трети эспрессо, теплого молока и молочной пены. Однако в современных кофейнях от этого стандарта отходят. Молока наливают больше, а пены делают меньше, чтобы напиток получался более приятным по текстуре.

– И откуда ты это знаешь? – подивилась подобной осведомленности я.

– Студентом подрабатывал в кофейнях, – с легкостью признался Тима. – Латте имеет более выраженный кофейно-сливочный вкус. Это самый большой и самый молочный напиток на основе эспрессо. Его предпочитают те, кто не любит яркий вкус кофе.

– Как его можно не любить, – фыркнула Машка и допила свой напиток. – Сделай еще, будь другом.

– Да, конечно, – Тима с готовностью встал и пошел к кофе-машине, впрочем, не прекращая своего рассказа. – Латте готовят в чашке объемом от двухсот пятидесяти до трехсот миллилитров, используют всего одну порцию эспрессо, остальной объем доливают молоком, используя немного молочной пены. Если в капучино ее слой составляет сантиметр, то тут только полсантиметра. Ну а флэт уайт имеет очень яркий кофейный вкус. В нем на чашку в сто пятьдесят – сто восемьдесят миллилитров используют две порции эспрессо, то есть в два раза больше, чем в капучино. А молочная пенка совсем тонкая – примерно с четверть сантиметра.

– Теперь ясно, почему мне нравится, – Машка засмеялась, принимая из рук моего помощника очередную чашку. – Хотя для здоровья, несомненно, вреднее, но мы не младенцы, молоко пить. Нам кофе подавай. А пирожные у вас есть? Или к кофе подается только лекция?

– Есть, – Тима поставил на стол коробку с моими любимыми корзиночками.

От Димы я знала, что он специально консультировался с ним, чтобы узнать, где их лучше покупать и какие пирожные я больше люблю. Причем если сначала я восприняла подобное поведение как готовность к подхалимажу, то теперь видела в нем просто искреннее желание доставить удовольствие и сделать свою работу максимально комфортной. Кажется, мне снова повезло с помощником. А то при виде Анечки я всерьез опасалась, что уже использовала отведенный мне шанс и теперь навсегда потеряла благосклонность судьбы.

– Ты чего такая нервная сегодня? – тихонько спросила я у Машки, дождавшись, пока Тима соберет чашки и отправится их мыть. – Что-то случилось?

– Плевакин расписал на меня дело, связанное с использованием искусственного интеллекта, а я в этом ничего не понимаю, – призналась моя подруга.

– Да ладно, – усомнилась я. – По информации на апрель этого года, в России нет судебных дел, связанных с нарушением законодательства при использовании ИИ, так как нет соответствующего административного и уголовного законодательства как такового.

– Да, но тем не менее работа с нейросетями может привести к судебным спорам, – Машка снова вздохнула. – Мое дело как раз из такой категории.

– Спор об авторском контенте? – проявила осведомленность я.

– Нет, еще хуже. С авторским правом у нас как раз все более или менее понятно. Часть четвертую Гражданского кодекса РФ никто не отменял. А вот с созданием дипфейков лично я сталкиваюсь впервые. И теперь мне предстоит определить серьезность возможных юридических последствий их использования в диффамационных целях.

– Мошенники? – уточнила я, заинтересовавшись.

– Пока непонятно. Но, возможно, да. Буду разбираться.

Тима вернулся с вымытыми чашками и теперь прислушивался к нашему разговору.

– С тех пор как в в две тысячи двадцать третьем году Минцифры предложило проект «дорожной карты» по развитию и регулированию искусственного интеллекта, которое включает в себя и законодательные инициативы, суды вынесли почти полтысячи решений по искам, связанным с технологиями ИИ. Пятьдесят три процента заявленных требований удовлетворили в той или иной части, а тридцать четыре процента отклонили. Среди них преобладали такие категории дел, как получение грантов разработчиками IT-продуктов. Сумма исков составила порядка двенадцати миллионов рублей. На втором месте нарушение условий лицензионных соглашений и договоров на разработку программного обеспечения, но тут средняя цена иска невелика – всего-то двести сорок тысяч. И на третьем месте штрафы за звонки с использованием автоматизированных ИИ-систем. Цена вопроса сто тысяч рублей за иск. Внимание к искусственному интеллекту повышается, так что количество судебных тяжб будет увеличиваться.

– Это-то и пугает, – пробормотала Машка и встала. – Опять тебе повезло, Кузнецова. Этот твой помощник – просто ходячая энциклопедия. И в кофе разбирается, и в интернет-технологиях.

И снова я не понимала, шутит Машка или просто завидует. И что же это такое с ней происходит? С мужем, что ли, поссорилась?

Не в моей натуре лезть к человеку в душу, даже если это моя близкая подруга. Захочет – сама расскажет.

Машка ушла, а я глянула на часы и убедилась, что до начала следующего судебного заседания еще есть время.

– Тима, найди мне информацию про судебную практику в сфере искусственного интеллекта, – попросила я своего помощника. – Если количество таких дел будет возрастать, то следующей жертвой Плевакина могу стать уже я. Хотелось бы быть готовой.

Тима с готовностью вытащил смартфон. Он предпочитал работать на нем, а не на компьютере, что тоже было мне внове. Ну да ладно, пусть делает так, как ему удобно.

– Термин «искусственный интеллект» впервые появился в Указе Президента № 490 от 10 октября 2019 года и Федеральном законе № 123-ФЗ от 24 апреля 2020 года, – начал зачитывать Тима результат, выданный нейросетью. – ИИ и нейросети – система технологических решений, охраняемых в рамках законодательства об интеллектуальной собственности. Важно, что полноценное регулирование рассматриваемой сферы и устоявшиеся подходы в правоприменительной практике при решении споров, связанных с ИИ, отсутствуют, однако судебные споры, возникающие в последние два года, становятся фундаментом для корректировки регулирования свода законов в будущем. Острее всего стоит вопрос правового регулирования и применения на практике нейросетей с позиции авторского права. Например, до конца непонятно, подлежат ли правовой защите произведения, сгенерированные нейросетями, и как обезопасить правообладателей произведений от несанкционированного использования их работ со стороны ИИ.

– А за границей как? – полюбопытствовала я.

Тима быстренько забил новый запрос, который, как я теперь знала от своего помощника, называется промпт.

– Правовые пробелы касательно использования ИИ-технологий, в частности нейросетей, присутствуют в законах всех стран мира, – сообщил нам с ним ИИ спустя несколько мгновений. – Однако большинство государств выбрало путь правовой защиты произведений, сгенерированных искусственным интеллектом. Показательным является решение суда китайского округа Наньшань от 25 ноября 2019 года. Истец – Shenzen Tencent Computer System, ответчик – Shanghai Yingxun Technology. Главным вопросом, который стоял перед судом, была фактическая возможность защиты прав автора на произведения, созданные нейросетями. Shenzen TCS создала ПО Dreamwriter, которое умеет генерировать тексты по определенной структуре. Истец создал техзадание для ИИ, загрузил в программу и позволил нейросети создать статью о Шанхайском фондовом индексе. Ответчик без разрешения истца опубликовал эту статью от имени своей компании, не позаботившись даже об изменении заголовка. Суд встал на сторону истца.

– Чем обосновали? – теперь мне стало по-настоящему интересно.

– Выводы суда гласили, что промпт для создания текста производил человек и что ИИ создал текст на базе заранее заданных алгоритмов, которые тоже создавал человек, а не машина. И что нейросети автоматизируют лишь часть процесса создания готового произведения. А это означает, что полученный с учетом нейросети текст все равно был создан благодаря интеллектуальному труду человека, а потому результат подлежит охране с позиции авторского права.

– Разумно, – согласилась я.

– И в США суд так и не признал искусственный интеллект автором, – продолжил оглашать результат своих изысканий Тима. – Представители Бюро авторского права еще в две тысячи двадцать втором году не поддержали защиту произведения, сгенерированного нейросетью. Запрос подал изобретатель, вот уже несколько лет борющийся за признание авторских прав на изобретения, созданные ИИ. Он уже подавал аналогичный запрос ранее, получил отказ и теперь пытался оспорить само требование о том, чтобы автором произведений мог считаться только человек. В Бюро подчеркнули, что законодательство США в настоящее время защищает исключительно результаты интеллектуального труда людей. Иными словами, авторским правом защищены только произведения, созданные людьми. Прецеденты, содержащие иную позицию, по сей день отсутствуют. Тогда этот же изобретатель обратился в суды других государств. Мнения судей разделились. Его позицию, например, поддержали в ЮАР.

– Если кратко резюмировать все, что ты рассказал, то работы, сгенерированные искусственным интеллектом, можно признать произведениями, охраняемыми авторским правом, во многих странах их правообладателями считаются не системы ИИ, а люди. Нейросети по-прежнему являются инструментом, который именно люди используют для создания текстов, картинок и других произведений, а значит, только человек может быть признан автором и правообладателем. Однако законодательная база для регулирования онлайн-сервисов, которые генерируют контент, еще не разработана, – подытожила я.

– Все верно, – кивнул мой помощник. – Если человек использует искусственный интеллект для реализации своей задумки, направляет работу ИИ и редактирует результаты, то он и правообладатель. Момент признания ИИ как субъекта авторского права, как показывает мировой опыт, пока не настал, и в ближайшее время это вряд ли произойдет, хотя законодательство все время развивается.

– А значит, и нам предстоит учиться, учиться и еще раз учиться, – задумчиво сказала я. – Заветы дедушки Ленина по-прежнему актуальны, но лично я учиться совсем не против. Так, у нас через семь минут начало заседания. Вот что, Тима, сделай мне пока еще одну чашечку своего волшебного кофе.

Наталья Кузнецова чувствовала какое-то смутное внутреннее беспокойство. Избавившись от домика в деревне, она вдруг начала мечтать о собственной даче. Не такой, как у нее была, – разрушающейся деревянной халабуде, а о современной даче с водопроводом, отоплением и канализацией, чтобы не просто приезжать туда на пару дней кормить комаров, но и жить круглый год.

Идеальной картинкой, поселившейся в голове и визуализирующей ее мечты был загородный дом, в котором сейчас со своей новой семьей жила Варя Миронова, бывшая жена Виталия. В глубине души Натка не понимала, как возлюбленный ее сестры мог добровольно отказаться от такого прекрасного дома. Конечно, от Москвы далековато, но это из-за пробок, а не из-за расстояния. Зато какое там раздолье, особенно для детей.

Сейчас уже начались летние каникулы, так что дети нового Вариного мужа, восьмилетний Петька и трехлетняя Алиса, полностью перебрались за город, где им, разумеется, было гораздо вольготнее, чем в московской квартире. Их отец Виктор, работающий в крупной IT-компании, переехал вместе с детьми и большую часть времени проводил на удаленке, наведываясь в офис в Москве один-два раза в неделю и выбирая для этого те дни, когда сама Варя, имеющая скользящий график два на два, оставалась дома на выходных и могла приглядывать за детьми.

Другими словами, у Гладышевых царила полная идиллия, которой Натка, разумеется, не завидовала, потому что в ее собственной семье тоже все было хорошо. А вот комфортной загородной жизни не завидовать не получалось, и каждое утро, глядя на московский двор с буйно разросшимися, но пыльными кустами сирени, Натка невольно вздыхала, представляя, как хорошо выйти на крыльцо собственного особняка в шелковой пижаме, спуститься босиком на мягкую пышную траву и вдохнуть свежесть утра с ароматами цветущих трав и голосами разных птиц.

– Последовательность – твое второе имя, – заметил Таганцев, когда жена поделилась с ним своими мечтами. – У тебя был пусть небольшой, но все-таки вполне пригодный для проведения там времени летом деревенский домик, который ты продала, а теперь тебе, оказывается, для счастья не хватает именно дачи.

– Костя, от такого предложения грех было отказываться, – резонно заметила Натка. Она не любила, когда ее решения подвергались сомнению. – Мы получили за наш дом в полтора раза больше его рыночной цены. А он все равно нуждался в ремонте, на который у нас не было денег. Теперь же они у нас есть, лежат на счете в банке и растут потихоньку, так что при грамотном планировании мы можем себе позволить купить землю и построить новый дом. На порядок лучше, современнее и комфортнее, чем был наш.

– Ты мне сейчас напомнила анекдот, – Костя от души улыбнулся.

– Какой?

– «Опять весна и хочется в Париж, как и в прошлом году». – «А вы в прошлом году были в Париже?» – «Нет, просто мне тоже хотелось».

Натка надулась.

– Не смешно. В прошлом году мне не хотелось ездить на дачу, потому что там пол под ногами норовил провалиться. А у тебя вечно не хватало времени, чтобы все там привести в порядок. А на новую дачу я бы с удовольствием ездила. Я тоже могу часть недели проводить на удаленке, так что могла бы с детьми жить на природе с четверга по понедельник, а вторник и среду проводить в Москве, чтобы контролировать рабочие процессы.

– А дети во вторник и среду с кем бы оставались? – полюбопытствовал Таганцев. – Моя-то работа, если ты не забыла, удаленку не предусматривает. И еще вопрос на логику: если у меня не было времени даже на то, чтобы починить деревянный пол, то как, по твоему разумению, я мог бы контролировать строительство?

– А я и не прошу тебя ничего контролировать, – с вызовом в голосе сообщила Натка. – У меня есть бригады мигрантов, которые делали ремонт в моем ТСЖ, так что я бы с ними договорилась. Они бы мне все построили под ключ и гораздо дешевле, чем берут всякие фирмы, которые дерут с людей втридорога. Надо только найти подходящий земельный участок, чтобы был от Москвы недалеко, но при этом стоил недорого.

– Натка, в словосочетании «быстро, качественно, недорого» одно слово, как известно, лишнее, – Костя покачал головой. – Такого нового участка, который бы тебя устроил и при этом мы могли бы его себе позволить, мы не найдем. Так что собирай детей к Сизовым и, если хочешь, поезжай туда на недельку-другую сама. Старики всегда рады тебя принять, а этого срока будет вполне достаточно для того, чтобы возродить в тебе любовь к мегаполису. Надолго тебя в деревне не хватит.

До отъезда детей в деревню к Сизовым оставалось еще две недели. Сенька готовился к итоговым крупным соревнованиям по плаванию, которые должны были принести ему новый спортивный разряд, а Настя пока ходила в детский сад. Это время Натка, не бросавшая слов на ветер и не привыкшая легко отказываться от своих желаний, провела за мониторингом предложений земельных участков в ближнем Подмосковье.

Результаты этого мониторинга привели ее в уныние. Костя в очередной раз оказался прав. Та земля, которая ей нравилась и подходила, стоила столько, что денег на нее и строительство не хватит, даже если продать их московскую квартиру, к слову, купленную в ипотеку. А другой деревянный сарайчик, доступный им по деньгам, Натке не нужен. Не для этого она продавала дом рядом с такими замечательными соседями, как Сизовы.

В запале она даже показала мужу рекламу программы «Дальневосточный гектар», в рамках которой всем желающим раздавали бесплатно по одному гектару земли на Дальнем Востоке. А что, может, махнуть туда? Землю получить бесплатно, построить дом на имеющиеся деньги, московскую квартиру сдавать, чтобы рассчитываться с ипотекой. Будет детям задел на будущее, когда придет им пора определяться с институтом.

А самим встретить старость фактически на берегу Тихого океана, например на Камчатке. Природа там красивая. Полицейские везде нужны, так что Костя работу легко найдет, да и она сама без дела точно не останется.

Своими мыслями Натка поделилась с мужем, когда он вечером пришел с работы.

– Понимаешь, эта программа позволяет любому гражданину России, вне зависимости от места жительства и семейного положения, бесплатно получить до одного гектара земли.

– Зачем тебе один гектар? – осведомился Костя.

Он явно устал и был не в духе. Ему хотелось поужинать и провести тихий семейный вечер за просмотром мультиков вместе с Настенькой, а не вовлекаться в очередные бредни его дражайшей супруги. Надо же, какой-то дальневосточный гектар придумала.

– Мы могли бы построить себе большой дом, а рядом еще гостевые дома. И открыть туристический бизнес. Людям сейчас совершенно некуда путешествовать, а Камчатка очень красивая, но там сервиса почти нет. Я читала. Мы бы могли предлагать комфортное проживание и питание, организовывать экскурсии. При надлежащей рекламе к нам бы гости валом валили, и все вложения довольно быстро бы окупились. А с рекламой нам бы Сашка помогла. Она раскрученный блогер, которого читают небедные люди. Ее подписчики могут себе позволить купить билет на самолет до Камчатки, тем более что эти направления компенсируются государством.

– Наташа, если бы все было так просто, то там бы уже было не протолкнуться от подобных гостевых домов, – призвал к остаткам Наткиного разума Костя. – Программа «Дальневосточный гектар» работает с две тысячи шестнадцатого года.

– Да. И за это время участки уже получили более ста пятидесяти тысяч человек. Ты хочешь сказать, что все они ничего не соображают? Да только с января того года двенадцать тысяч человек подали свежие заявки. Я искренне не понимаю, почему мы не можем оказаться в их числе? Это же ни к чему не обязывает. Я понимаю, что решиться переехать на Дальний Восток насовсем довольно трудно, однако можно считать это своеобразной инвестицией. Земля есть земля, ее всегда можно будет продать.

– Точно как в Настином любимом мультике про кота Матроскина, – Таганцев тяжело вздохнул. – Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет.

– У нас есть деньги, – Натка повысила голос. – В банке лежат под приличный процент. Их вполне можно использовать для строительства будущего загородного дома. И я намереваюсь увеличить эту сумму. Буду с каждой зарплаты откладывать на тот же счет по десять тысяч рублей.

– На маникюре сэкономишь? Ты же и так все время говоришь, что мы живем впритык, от зарплаты до зарплаты, а вокруг все дорожает.

– Сэкономить можно всегда, – упрямо заявила Настя. – Тем более летом, когда Сенька и Настя будут в деревне. За кружки и секции платить не надо, на развлечения детей водить не надо, вот и отложим, сколько сможем, в фонд будущей фазенды.

– На Дальнем Востоке?

– А пусть бы и так!

Не найдя понимания у мужа, Натка решила обсудить свою новую идею с сестрой.

– Я не понимаю, почему он упирается! – возмущенно пересказывала она разговор с мужем. – Уже три года можно бесплатно получить землю не только на Дальнем Востоке, но и, например, в Карелии, а это гораздо ближе. И природа там замечательная. А воздух какой.

– Ты хочешь замуровать себя в карельской глуши? – кажется, Лена тоже не разделяла ее оптимизма.

– Да какой глуши?! – возопила Натка. – Землю можно взять всего-то в двадцати километрах от городов с населением в триста тысяч или даже в десяти километрах от маленьких городков с населением в пятьдесят тысяч. Главное, чтобы земля там не была зарезервирована под государственные нужды и не находилась на территории заповедников. Надо просто съездить и посмотреть на месте. Лена, можно подать коллективную заявку. Если участвуют десять человек, то это десять гектаров земли. Ты бы рассказала Виталию, может, он заинтересуется строительством своего поселка будущего именно в Карелии. Нас четверо, вас, с учетом Сашки, тоже четверо, вот тебе уже восемь гектаров. И есть пять лет, чтобы подумать. Чем плохо?

Сестра что-то приглушенно сказала в сторону от трубки. Видимо, обращаясь к помощнику.

– Вот, я теперь пользуюсь искусственным интеллектом благодаря Тиме. Так что мне понадобилось меньше минуты, чтобы ответить тебе на вопрос, что плохо, – снова услышала она голос Лены. – У участника программы «Дальневосточный гектар» действительно есть пять лет, чтобы освоить землю. Построить дома, начать вести сельское хозяйство, создать бизнес, обустроить дачу и оформить участок в собственность или аренду. Однако уже через два года безвозмездного пользования человек должен задекларировать выбранный вид использования участка – сообщить, что именно он собирается делать на этой земле. Поэтому думать четыре года, сидя на попе ровно, не получится. В период безвозмездного пользования участок нельзя ни продать, ни подарить, ни заложить, поскольку все права на него остаются у государства. И если ты не освоишь его в течение пяти лет, то потеряешь на него все права, а повторно получить землю уже не получится. Натка, согласись ты уже, что твой очередной прожект не имеет никакой связи с реальностью.

Натка тяжело вздохнула. Даже искусственный интеллект и тот против нее. Что ты будешь делать? Впрочем, мечта о собственном загородном доме не развеялась, а потому Натка с удвоенной силой начала штудировать рекламные объявления в поисках подходящего земельного участка в Подмосковье. Ладно, надо признать, что идея с дальневосточным гектаром вряд ли выгорит, да и не хочет Натка жить нигде, кроме Москвы. Но построить дом недалеко от столицы ей никто не сможет помешать. Нужно лишь терпение и чуточку везения.

Пока что все предложения начинались от двухсот двадцати тысяч за сотку. И тут Натка увидела объявление, которое заставило ее не поверить собственным глазам. Совсем близко от Москвы, более того, практически в том же самом месте, где находился ее старый деревенский дом, фактически на окраине Красных Холмов, где когда-то в советские годы располагались колхозные поля, распродавалась земля всего за десять тысяч рублей за сотку.

Такая низкая цена объяснялась специальной акцией по переводу бывших земель сельскохозяйственного назначения в новую категорию пользования, что Натку очень заинтересовало. На счету в банке у нее лежали шесть миллионов рублей. Если купить тридцать соток, а больше им для семьи и не надо, выйдет всего-то триста тысяч, так что оставшихся денег вполне хватит на строительство приличного дома со всеми удобствами и коммуникациями. Только надо поторопиться, потому что земли вокруг все меньше, а дачу, как говорится, хочется всем.

Костя ее новую идею тоже встретил без всякого восторга.

– Наташа, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Ты же сама мониторила объявления и видела, что земля даже в самом невыгодном месте стоит в двадцать раз дороже. А в хорошем месте и до нескольких миллионов за сотку доходит. Скажи, за счет чего тогда весь этот аттракцион неслыханной щедрости? Да тебя просто обдурят, и все. Деньги заберут, а никакой земли ты не получишь.

– Почему ты так говоришь? – возмутилась Натка. – Ты же даже не изучал вопрос, а уже сразу обвиняешь незнакомых людей в недобросовестности. Знаешь, Костя, это в тебе профессиональная деформация говорит. Ты во всем видишь мошенничество и злой умысел. А всего-то надо съездить в указанный в рекламе офис и все узнать.

– Я никуда не поеду.

– Тогда хотя бы позвони.

– И звонить я не буду. Мне не нужна дача. У меня все равно нет времени на нее ездить.

Пожалуй, в этот вечер они впервые за все время семейной жизни практически поссорились и спать легли крайне недовольные друг другом. Лежа на боку, отвернувшись от мужа, Натка размышляла о том, каким упертым бывает Таганцев. Ничего ему не нужно. Не хочет ради семьи даже пальцем о палец ударить. Как будто не понимает, что она думает в первую очередь о будущем детей, об их здоровье и комфорте. Не для себя же ей нужна эта дача.

Майор Таганцев же, чувствуя, что сон не идет, думал о том, что, пожалуй, немного устал от вечных взбрыков своей неугомонной супруги. Когда-то Наткины непредсказуемость и спонтанность казались ему этаким веселящим газом, способным разогнать тучи любого плохого настроения. Сейчас же ему хотелось немного отдохнуть от этого постоянно грозящего извержением вулкана. И этот симптом казался ему тревожным. Жену майор Таганцев любил, а семью свою ценил больше всего на свете.

Впрочем, он знал, что любая, даже самая безумная идея не держится у Натальи Кузнецовой в голове дольше, чем пару недель. В самом крайнем случае, месяцев. Конечно, до того, как полностью разочароваться в своей затее, Натка бежит сквозь любые преграды, как взбесившийся носорог, и в жертву взбрыку приносятся и свободное время, и деньги.

Так было, к примеру, когда она решила, что Настя должна стать сначала звездой фигурного катания, а потом кинодивой. Сколько ранних подъемов пришлось выдержать, чтобы возить девочку на ежеутреннюю тренировку, сколько денег потратить на дополнительные занятия!

Правда, на фоне последнего Наткиного помешательства Сенька снялся в сериале, заработав вполне неплохие деньги. А с августа стартуют съемки следующего сезона, в котором киногеничный, харизматичный и явно талантливый мальчишка должен получить расширенную трактовку своей роли. Так что надо признать, что в целом идея оказалась не так уж и плоха.

Кроме того, Костя знал, что ни в какие финансовые аферы в связи с приобретением земли Натка не ввяжется. Счет в банке у них был общий, и на его закрытие, равно как и на любую сделку с землей, требовалось его, таганцевское разрешение, которое он давать не собирался. Так что деньги они не потеряют, а во всем остальном, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.

На этой мысли майор Таганцев повернулся лицом к жене, крепко ее обнял и провалился в спасительный сон. Как говорится, утро вечера мудренее.

Блогер Александра Кузнецова в последнее время испытывала если не полное, то достаточно большое удовлетворение жизнью. Стабильные, но унылые отношения с Антоном Соколовым наконец-то остались в прошлом. Они даже умудрились сохранить хорошие отношения, поскольку Сашка понимала, что Антон хороший и надежный человек, просто не ее. Ну не совпадают они по темпераменту и отношению к жизни. Антон же, похоже, вообще не способен на сильные эмоции, а потому Сашкин отказ с ним встречаться воспринял без всякой драмы.

Не зря говорят, никогда не беги за трамваем – придет следующий. Антон и к отношениям с женщинами относился точно так же. Он закончил МГУ, получил диплом врача и, как и хотел, поступил в ординатуру по травматологии, причем не где-нибудь, а в институте Склифософского. Как и мечтал. Сашка искренне поздравила его с этим успехом. Через две недели Соколов уходил в отпуск в частной клинике, в которой работал, и уезжал к родителям, где должен был провести весь июль.

Сашка испытывала глубокое облегчение от того, что ее это больше не касается и совершенно не трогает. Теперь она была даже благодарна Антону за то, что он не торопился знакомить ее со своими родителями, в первую очередь с мамой. Случись такое знакомство, сейчас она чувствовала бы себя неудобно перед посторонними людьми, а так они даже не знают о существовании Александры Кузнецовой и той роли (признаться, весьма скромной), которую она сыграла в судьбе их сына.

Короткий, яркий, но потухший, не успев разгореться, роман с продюсером Юликом Клипманом тоже позади. В отличие от Антона, с Клипманом Сашка отношения не поддерживала. Видела, что он по-прежнему мелькает на телеэкране, но в блестящие перспективы возрождения детского кино именно этим молодым человеком больше не верила. Аферистом Юлик, конечно, не был. Просто прожектером, не умеющим доводить начатое до конца.

От отсутствия мужского внимания Александра при этом не страдала, потому что рядом был верный Фома Горохов, как было гениально сформулировано в старом фильме «Покровские ворота», «отставленный, но до конца не отпущенный» после его измены. Некоторое время назад они договорились, что Фома может снова добиваться сердца неприступной Александры, и он старался как мог.

Их отношения устоялись, сделавшись несколько рутинными. Встречалась Сашка с Фомой три-четыре раза в неделю. Они ходили в кино, театры, на выставки или в рестораны, периодически Фома оставался у Сашки ночевать, временами они обедали то у Сашкиной мамы, то у родителей Фомы. Никакого страстного огня между ними не наблюдалось, но Сашке так было даже удобно. Молодой человек есть, перед подругами не стыдно, а сердце холодно и спокойно. И никаких тебе отрицательных эмоций.

Периодически ей начинало казаться, что за время их отношений ей передались холодный расчет и отсутствие эмоций, которыми славился Антон Соколов. А может, просто она сама стала старше и рассудительнее, а значит, больше не ждет бабочек в животе и взрыва страстей. Мама же тоже такая, живет себе спокойно, не вынося мозг ни себе, ни Миронову. Хотя, может, это только потому, что ей достался самый спокойный и надежный мужчина на земле?

С блогом тоже все в порядке. Число подписчиков растет, приходят новые рекламодатели, вовремя платит налоги и сдает отчетность. Сашка твердо стояла на собственных ногах, чему несказанно радовалась. Летняя сессия за второй курс уже практически позади, осталось сдать всего два экзамена, к которым она полностью готова. Квартира своя, отношения с мамой прекрасные. Чего еще хотеть? Лето в этом году, правда, выдалось прохладное и дождливое, но нет ничего глупее, чем жаловаться на погоду. Сашка и не жаловалась.

Сегодня с утра она выполняла заказ на размещение в своем блоге рекламы нового салона по перманенту бровей и губ, расположенного неподалеку от Таганского районного суда, в котором работала ее мама. Фактически за углом. Освободившись, Сашка вышла на улицу и остановилась, задумчиво размышляя, что делать дальше.

На сегодня у нее еще один заказ на съемку ролика, продвигающего косметическую продукцию нового российского бренда. До назначенного времени оставалось два часа. Ни туда ни сюда. Если ехать домой, то практически все время уйдет на дорогу. Если расположиться в кафе по соседству, то час убьешь с удовольствием, а вот второй покажется вечностью. Все уже съешь, кофе выпьешь, придется сидеть без дела, а это скучно. И по улице особо не погуляешь – дождь.

Немного подумав, Сашка приняла единственное решение, представляющееся разумным. Пожалуй, сейчас она зайдет на работу к маме, дождется, пока у той начнется перерыв, до которого, если верить часам, минут сорок, а потом они вместе пообедают и поболтают, после чего мама вернется на работу, а она сама поедет на встречу. И время пролетит незаметно, и с мамой они в кои-то веки поболтают с глазу на глаз.

Конечно, Сашка несколько раз в неделю заезжала к маме в гости, но это происходило в то время, когда рядом был Виталий Александрович, под ногами крутился Мишка, а мама, разговаривая с дочкой, параллельно занималась домашними делами. У работающей матери полуторагодовалого ребенка не так уж много времени на досужие разговоры. И в одиночестве ее практически не застать. Это все знают. Решено, она пойдет к маме на работу.

Сашка быстро проверила, с собой ли паспорт, и зашагала к входу. Мамин кабинет оказался открыт, что Александра сочла хорошим знаком. Если мама на процессе, в зале суда, то кабинет всегда заперт, пришлось бы куковать в коридоре. Хотя… Есть же еще тетя Маша…

Она толкнула дверь и вошла.

– Мам, привет, я тут оказалась по соседству, так что решила заглянуть, – выпалила Сашка и осеклась.

Мамы в кабинете не оказалось, зато у окна стоял незнакомый Александре молодой человек и поливал стоящие на подоконнике кактусы. Был он высок, худощав, вихраст, и его открытое славное лицо не портила даже россыпь конопушек.

– Здравствуйте, – чуть растерянно сказал он. – Вы к Елене Сергеевне?

– Да.

– А вы договаривались?

– Я ее дочь. А вы кто?

– Извините, не догадался сразу представиться. Я – Тима. То есть, простите, Тимофей Барышев. Помощник Елены Сергеевны.

Тима, значит. Точно, мама же с облегчением констатировала, что избавилась от так раздражавшей ее помощницы Анечки и обзавелась «новым Димой», у которого даже имя было, что называется, сходным до степени смешения.

– А мама, то есть Елена Сергеевна, где? – уточнила Сашка.

Если бы у мамы шло судебное заседание, то помощник бы тоже находился на нем. Это очевидно.

– На совещании у председателя.

– У Анатолия Эммануиловича? – проявила осведомленность Александра. – У Плевакина?

– Да. Там все. А я тут. Кактусы поливаю.

Странно, раньше у мамы в кабинете не водилось никаких кактусов.

– А я всегда считала, что их не надо поливать. – Александра подошла ближе, уставилась на подоконник, где ровными рядами стояли горшочки с небольшими суккулентами: некоторые из них цвели, другие обладали острыми колючками, чуть ли не шипами, третьи казались бархатистыми на ощупь, хотя Сашка и догадывалась, что эта бархатистость обманчива.

Тимофей пожал плечами.

– Все растения надо поливать, просто кактусы поливают умеренно, учитывая сезон, температуру, влажность и состав почвы. Кроме того, у разных видов растений индивидуальные потребности во влаге, поэтому универсальных правил полива вообще не существует. Сейчас лето, так что полив требуется раз в неделю – в десять дней. То есть в жару интервал сокращают, но сейчас прохладно, так что десять дней в самый раз. Осенью и весной частоту поливов сокращают до одного раза в две-три недели, а зимой и вовсе прекращают.

Он вернулся к своему занятию, прерванному Сашкиным неожиданным появлением. Она обратила внимание, что у лейки, которой орудовал Тимофей, длинный, очень тонкий носик и воду он лил очень осторожно, стараясь, чтобы она не попадала на собственно растения, а только пропитывала землю.

– Важно не намочить кактус, иначе влага попадет в микротрещины на стебле, начнется гниение, и растение может погибнуть, – объяснил он, заметив ее взгляд. – Иногда для быстроты воду можно налить в поддон и ждать, пока она не пропитает всю почву, дойдя до самого верха, после чего слить остатки, но я предпочитаю верхний полив, особенно когда время позволяет.

– А вы разбираетесь…

– Я еще в пятом классе увлекся разведением кактусов, – охотно пояснил Тимофей. – Мне книжку подарили, из серии энциклопедии обо всем на свете. Она как раз была посвящена кактусам, я прочитал ее и заболел ими. Ужасно захотелось попробовать. Так я стал кактусистом.

Смешной какой. Занимается таким нелепым делом и ничуточки этого не стесняется.

– Коллекционирование кактусов появилось во второй половине шестнадцатого века, – этот самый Тима правильно оценил ее молчание. – Конечно, частные коллекции в России были утрачены в результате Октябрьской революции, однако в ботанических садах кактусы удалось сохранить, причем и в Москве, и в Петрограде. И они на сегодня являются самыми крупными научными коллекциями в нашей стране. В СССР суккуленты в качестве домашних растений стали популярны в конце пятидесятых годов, и с тех пор клубы, объединяющие любителей кактусов, существуют по всей стране. Кто-то собирает суперсуккуленты, живущие лишь в безводных пустынях, другие, наоборот, специализируются на эпифитах, которые произрастают во влажных тропических лесах, кто-то любит древовидные карнегии, которые похожи на канделябры, а кто-то – фрайлеи, которые настолько крохотные, что умещаются на ладони. Есть коллекционеры, которые подбирают растения по географическому признаку, например только чилийские или только боливийские.

– А ты? – Сашка неожиданно для себя заинтересовалась, решив, что можно сделать с этим самым Тимофеем стрим, посвященный кактусам. Для ее подписчиков это совершенно новый, неизведанный мир, а значит, интерес обеспечен.

– А я просто люблю кактусы, – серьезно пояснил он. – И собираю любые. Это очень интересно. Понимаешь, – он тоже перешел на «ты», давая понять, что такая форма общения вполне допустима, хоть и происходит оно в помещении такого серьезного учереждения, как суд, – большинство видов как суккулентных, так и эпифитных кактусов нуждаются в искусственных условиях, имитирующих существующие на их родине. Создание таких условий – состав, структура и кислотность почв; полив, прикормки, правильный световой режим, условия зимовки, защита от вредителей – главная задача кактусиста. И если тепличное выращивание позволяет создать необходимый каждому растению режим освещения, тепла и влажности, то комнатное разведение является самым сложным. Несмотря на это, в моей коллекции растут очень капризные и трудные в культивировании виды.

Сашка уставилась на подоконник.