Колобок

«Его душа – душа капитала»

Карл Маркс

– Надь! Спеки еще один!

– С чего же я его спеку, Петр? Муки-то нет совсем!

– А ты поскреби малость, может, чего и наберется!

Баба Надя встряхнула пустые мешки из-под муки, поскребла разделочные доски. Муки и набралось ровно на еще один.

Сильными руками замесила она тесто, накрыла кастрюлю полотенцем и принялась ждать. Как тесто поднялось, вылепила она Колобка. Вышел он несколько меньше, чем другие, потому как и муки на него оставалось всего ничего. Вздохнув, положила она его на противень, помазала маслом и задвинула в печь.

– Надь, ну что? Сумела наскрести?

– Сумела, Петр, – Баба Надя всхлипнула.

– Но-но, ты это дело брось! – седая бородка Петра нервно дернулась.

– Да как бросить, как бросить? – взревела баба Надя. – Как жить-то будем дальше?

– Как жить, как жить. Может, и пронесет нас. Партию эту, булок-то, авось сбыть получится. Колобка доготовь, а я отвезу.

Спустя час по пекарне разнесся аромат свежего печëного хлеба. Баба Надя открыла печь, ухваткой достала Колобка и выложила на стол. Румяные бока его дышали паром.

Жаркий воздух сушил глотку, Бабе Наде стало дурно. Сорок лет она работала пекарем. Руки не знали отдыха и усталости, но с годами переносить жар пекарни становилось всë труднее. Лоб ее покрыла испарина. Она присела, оперлась подбородком о ладонь и пригорюнилась. Со дня на день пекарню ждало разорение. Старик Петр и Баба Надя всеми силами удерживали ее на плаву, но теперь дела обстояли как никогда скверно. Баба Надя всхлипнула. Крошечная капелька пота сбежала по морщинам к брови и сорвалась на поджарый бок Колобка. А слезинка из уголка глаза мелькнула к щеке и устремилась прямиком за предыдущей каплей, глухо плюхнувшись на хлебную краюху.

Вдруг хлебная корочка затрещала, захрустела. Баба Надя в ужасе отпрянула. Колобка, казалось, разрывало изнутри. Его хлебное тело мучительно корежило, пока на поверхности не вылупилось два глаза и вздернутый нос. Пониже разверзлась щель, принявшая форму губ.

– Кто ты?! – вскрикнула Баба Надя.

Колобок покачался на месте и пристально оглядел с головы до ног Бабу Надю.

– Я – Колобок-Колобок! – вдруг раздался утробный голос, – по амбарам метëн, по сусечкам скребëн, на сметане мешëн, в печку сажëн, на окошке стужëн!

– Нет тут окошек, сумрак сплошной, – ответила Баба Надя, перекрестившись. – Как же ты ожил? Сорок лет я мешу тесто, но такого не видала.

– Рабочий пот твой, да горючая слеза свершили чудо. Я – воплощение труда. Творение рук агронома, механизатора, комбайнера, тракториста, водителя, мукомола, крестьянина. Их труд говорит во мне, он составляет мою душу. Много часов трудились руки, прежде чем я в несовершенной форме муки, яиц, сметаны, соли и воды попал в твои. Ты дала мне завершение. Я знаю свое предназначение, меня не проведешь. Но не бывать этому, не быть мне съеденным тобою! – крикнул Колобок и прыгнул на край стола.

– Да кто же тебя есть собрался? – Баба Надя покачала головой.

– Кто-кто, ты! Да старик твой, – обернулся Колобок.

– Я тебя сготовила не для того, чтобы съесть.

– Для чего же? – недоверчиво спросил Колобок.

– Мое дело – печь калачи, караваи, колобки. Дело старика моего – привезти продуктов для готовки, да развезти то, что я испекла по магазинам. Мы за это деньги получаем.

– Странно… нет, так быть не должно, – задумался Колобок. – А в магазине что меня ждет?

– Тебя купят и съедят, – пожала плечами Баба Надя.

– Теперь ясно, откуда сказочке начаться! Ну, везите меня в магазин. А там я уже и дëру дам.

Баба Надя положила Колобка на поднос и отнесла в кладовую. Колобок огляделся. Слева и справа от него безмолвно расположились хлебные тела: калачи, караваи, баранки, батоны. В кладовой было сухо и тепло, аромат выпечки эфиром заполнял пространство.

– Надь, грузовик подогнал я, давай сгрузим товар! – послышался старческий голос из-за двери.

«Товар… Так вот кто я. Товар» – подумал Колобок.

В кладовую зашёл Петр. Кряхтя, он один за другим поднимал тяжелые подносы и грузил в тележку.

– Ха, меня не получишь! – звонко крикнул Колобок, приготовившись покатиться прочь.

– Больно ты мне нужен. У меня уж зубов-то нет. Сиди тихо, я убытка не потерплю, – сухо процедил Петр.

Колобок смолк.

Двери пекарни распахнулись, дневной свет заставил Колобка зажмуриться. В кузове грузовика было темно. Колобок расположился у оконца, лязгнул засов. Двигатель с грохотом завелся, и грузовик двинулся в путь.