Детективное агентство на холме

Глава 1. Многокотный Дом

Лапоград был городом, где каждый житель считал себя центром мира – и был прав, ведь все дороги действительно вели в центр.

Он стоял на границе между бесконечным лесом и рекой. Улицы изгибались, как звериные тропы, и с высоты напоминали лапу. Пять широких улиц-«пальцев» соединялись у Площади Когтей, где возвышалась башня со странными часами. По слухам, они тикали только в присутствии честных граждан – поэтому чаще всего стояли.

Здесь всё дышало звериной логикой – немного хаотичной, но удивительно точной.

Улицы назывались по запахам: проспект Липового Мёда, площадь Тёплого Мха или тупик Сырой Коры, где постоянно воняло застойной водой, а мокрицы любили собираться на вечеринки. Почтовые голуби-доставщики часто путались, но остальные жители легко находили дорогу по запаху.

Что касается домов, то они здесь были разных размеров и характеров. Бобры строили приземистые, как крепости – домики-плотины. Кукушки – высотные, с балконами-гнёздами, на которых часто оставляли своих новорожденных птенцов и улетали. Коты же прибрали к лапам целый квартал – и неудивительно: попробуй уживись рядом с этими урчащими забияками. Так выросли разноцветные многокотные высотки с панорамными окнами по периметру – специально, чтобы подглядывать за соседями.

Город шумел, шуршал, фыркал, и даже воздух здесь будто бы имел хвост.

Днём чайки спорили с воробьями за место у булочной, волки в пиджаках спешили на совещания, а белки устраивали забастовки против осенних листьев, падающих на их орешки. Ночью все стихало. Фонари мерцали, словно сонные совы моргали одним глазом. Из окон тянуло запахом кофе, молока и шерсти. Всё бы было спокойно, если бы не странности, что время от времени нарушали ночной покой – те, о которых не писали в газетах, но знали все.

На отдалённом холме стояло Городское детективное бюро – скромное, но упрямо освещённое тусклой лампочкой. На табличке у двери красовалась приписка: «Раскусим любое дело».

Сержант Лисичкин нередко выезжал на вызовы среди ночи.

Особенно часто – в Мурлен, многокотный квартал, где жильцы мурлыкали, пели и топотали круглые сутки.

Сегодняшняя ночь не стала исключением.

Телефон зазвенел, едва он успел закрыть глаза.

– Срочно, приезжайте! У нас ужас, кошмар! – кричал в трубку взволнованный голос. – Полиция бездействует!

Лисичкин тяжело вздохнул, надел фуражку и не торопясь вышел.

Луна висела над городом белой жирной точкой – словно напоминала, кто сегодня хозяйка.

Он шёл вниз по склону, мимо домов с окошками-глазами, и город жил рядом – тихо, звериным дыханием.

У остановки еноты отмывали лапы после ночного рейда по мусоркам.

В булочной Бобра Беньямина горел свет – пахло свежим тестом и корой с корицей. Сам Беньямин дремал на пороге, но лапы его всё ещё машинально месили тесто – говорят, он делает это даже во сне.

Лисичкин шёл мимо витрин, где в стекле отражались его острые уши и длинный белый хвост. Под ногами перекатывались опавшие листья и обрывки газет – «Сенсация! Ворон Морган снова выиграл в карты у самого Медведя!»

Весь город будто жил в каком-то тонком равновесии: чуть подуешь – и хрупкое спокойствие треснет, как скорлупа.

Но пока – мирно. Почти уютно.

Если не считать звонков в три ночи и котов с драматическим темпераментом.

Он свернул в переулок, где фонари стояли косо, а стены были расписаны надписями вроде:

«Больше рыбы – меньше слов!»

«Мята – не преступление!»

Лисичкин усмехнулся:

– Ничего не меняется…

За углом уже виднелся многокотный дом —

он поправил фуражку, глубже вдохнул и пошёл к подъезду, где начиналось его очередное скучное дело.

Двор многокотного дома был полон следов – лапы, когти, перья и даже один подозрительный след от миски. Видимо, кто-то волочил её за собой в панике.

Лисичкин остановился у подъезда и вдохнул воздух. Пахло мокрым асфальтом, тревогой и чем-то… рыбным.

– Значит, опять кошачья мята, – пробормотал он, доставая блокнот. – Или хуже – консервная контрабанда.

На третьем этаже, у квартиры 3Б, стояла толпа взъерошенных жильцов. Все говорили одновременно, и если бы не кошачья природа, это звучало бы как хор чайников на плите.

– Тише, граждане хвостатые, – поднял лапу Лисичкин. – Кто вызывал?

Из-за спин выскочила маленькая кошка в розовом ошейнике и почти плача воскликнула:

– Это ужас, господин детектив! Моя любимая мышь – Генриетта – пропала прямо из клетки!

– Генриетта, говоришь… – Лисичкин щёлкнул ручкой. – Никаких следов взлома? Подозрительных личностей?

– Только сосед с четвёртого, кот Муромец, – вмешалась толстая персидка. – Он вечно по ночам поёт серенады, а потом делает вид, что ничего не помнит!

– Клевета! – возмутился Муромец. – Я кот культурный! Я исполняю классику – Мяутховен и Шопурлин!

Началась перебранка.

Лисичкин вздохнул, достал свисток, но не свистнул. Опыт подсказывал: иногда лучше дать толпе выговориться, чем потом собирать шерсть по углам.

Он осмотрел дом потерпевшей. Клетка открыта, клочки мышиной шерсти валяются на полу, на подоконнике следы от когтей. Всё говорило о спешке похитителя.

– Хмм… – он наклонился. – Интересно, почему следы ведут не к двери, а к окну.

Лисичкин прищурился.

– Вот тебе и мята… – пробормотал он. – Похоже, началось что-то покрупнее.

Он записал в блокнот:

«Дело №47. Исчезновение мыши Генриетты. Следы постороннего. Проверить Норск и связи с подземными.»

Пахло делом. И неприятностями.