Дорога доброй воли

Если все, как один, будут думать о мире, мир непременно настанет.

© Тамара Синельни

Моему племяннику Сашке посвящается, тот, из-за которого появилась идея поехать в эти места, но к сожалению, с которым не довелось увидеться – ты покинул эти места окончив свой бой. Спи спокойно воин – спасибо за мир.

Пролог.

Война на территории Донбасса длится, очень долго не смотря на периодические возгласы диссидентов о начале событий только с весны двадцать второго года, наполняя жизнь местных жителей страхом и неопределённостью. На протяжении многих лет территории разделены линией фронта, улицы городов покрывают следы боевых действий. Испуганные жители то и дело с тревогой в сердцах оборачиваются и смотрят в небо, высматривая боевые дроны. Каждый удар, сотрясающий землю напоминает, что мирная жизнь пока не наступила. Каждое сотрясение воздуха предупреждает о начале боевых действий.

Почти десять лет Марьинка, город-спутник Донецка, находилась под контролем вооруженных сил Украины. За это время она превратилась в неприступную крепость, за которую велись ожесточенные бои. Стратегическая позиция Марьинки была самой близкой к столице Донбасса. Плацдарм противника был таким, что можно было на расстоянии пулеметного выстрела достать до ближайших микрорайонов, а артиллерия вольно била по всему городу, погружая его и жителей в полнейший хаос.

События, приведшие к освобождению территории, начинались c безрезультатных дипломатических переговоров, во время которых вооруженные силы Украины в нарушение всех обязательств вели вероломное расширение, занимая "серую" зону и подбираясь к близ лежавшим населенным пунктам, провоцируя бои, которые шли здесь со времен две тысячи пятнадцатого года.

Весна двадцать второго года подарила надежду в сердце каждого мирного жителя. Российская армия начала штурмовать Марьинский укрепрайон противника.

С началом специальной военной операции, подразделения Вооруженных сил России начали штурм Марьинки с хорошим преимуществом и заняли четверть ее территории. Дальше бои замедлились, так как противник крепко засел в частном секторе и соорудил там хорошие укрепрайоны, прикрываясь мирными жителями. Из-за чего битва затянулась более чем на год. Тяжелые бои шли за каждый дом. Штурмовые отряды словно войска специального назначения проводили кропотливые операции по освобождению мирных граждан, выслеживая противника и часто жертвуя своими жизнями отбивали дом за домом и жителя за жителем. Освобождение территории сопровождалось палитрой эмоций. Одни всматривались в горизонт с определённой долей скептицизма, другие – с надеждой и верой в лучшее будущее.

На момент нашего приезда операция по освобождению была завершена и на смену специальной военной операции, пришла добровольческая миссия.

Галина, жительница Марьинки, о которой будет упоминаться в рассказе, вспоминает тот день, когда в её дом впервые за долгое время постучались не солдаты, а добровольцы: " Это был день, когда с моих плеч словно свалился тяжелый груз. Впервые за много лет я позволила себе мечтать о завтрашнем дне без страха".

Сейчас уже можно окончательно сказать, что Марьинка освобождена полностью. Вернее, все что от нее осталось: город с населением в тридцать тысяч жителей, стал городом, населенным тремя. Такая незатейливая арифметика сложилась на территории данного места, и это не единственный город, в котором села и деревни, примыкающие к подобным городкам, совсем утратили свою численность, и единственное что о них напоминает – это призрачные руины вдоль проезжих дорог.

Бои в последние дни уже ушли за Марьинку. Войска укрепились далеко за пределами города с задачей дальнейшего наступления и зачистки окрестных полей, чтобы исключить даже гипотетическую возможность контрудара.

Наличие вооруженных сил не принесло сильного облегчения местному населению. Переживания местных жителей были разными. Каждый из них пережил войну по-своему. Для одних освобождение означало возвращение домой близких, потерянных в хаосе конфликта. Для других нахождение нового дома, для дальнейшего проживания. Оставшиеся дети просто радовались возможностью снова ходить по своим улицам без боязни попасть в зону обстрела. Для всех это был шанс на возрождение и начало нового этапа в жизни.

С первыми днями на освобождённые территории начали прибывать гуманитарные конвои от различных общественных организаций и инициативных групп из разных уголков России. Появились временные мобильные медицинские пункты, где врачи-волонтёры оказывали первую помощь и раздавали медикаменты. Местные школы, давно забывшие о детском смехе, начали готовиться к открытию своих дверей, благодаря прозаичным вещам состоящим из предметов школьных принадлежностей, и новой учебной литературы, подаренными все теми же добровольцами. Такие созидательные первые шаги возрождения вдохнули надежду в сердца испуганных и привыкшим к недоверию и опаске людей. Постепенно инициативы по восстановлению инфраструктуры, созданные при поддержке общественных организаций, начали приносить плоды. Общее дело – возвращение жизни в Донбасс – объединило людей с разных концов нашей страны. Для местных жителей это стало символом новой эры мира и повышенного ощущения безопасности под покровительством вернувшегося государства.

День первый. (Заезд)

Первый день самой гуманитарной миссии был посвящен стандартному переходу границы и недолгому переезду до ближайшего пункта назначения, с дальнейшим распределением ролей и отправкой добровольцев по местам оказания помощи. Несмотря на солнце, ярко освещавшее и обогревающее улицы, тем самым радующее душу, день стал погружением во тьму и мрачные исторические воспоминания. Словно сама природа шутя, иронично противоречила тому, что происходило в душах людей.

Я оказался в городе Краснодон, от куда начиналась наша гуманитарная миссия. В этот день нас привезли посетить местный музей Молодой гвардии, который стал для меня своеобразным окном в историю, оживив сюжет романа, основанного на реальных событиях, напомнив о страхе и героизме местных жителей.

Экскурсия по местному музею оказалась настоящим испытанием: мрачные черно-белые фотографии, отражающие лица юных героев, словно смотрели на меня издалека, рассказывая о потерях и жертвах, которых они принесли ради свободы. Экспозиции были наполнены предметами быта, которые когда-то принадлежали этим отважным молодым людям, сражавшимся за правое дело. Каждый экспонат был свидетелем их смелости, каждого дня, проведённого в борьбе за свою свободу и своего народа.

Каких-то два часа экскурсии прошли как один миг, но оставили глубокий след в душе каждого посетителя. Смешанные чувства гордости и печали заполнили душу, когда я слушал истории о том, как оккупанты жестоко расправлялись с этими молодыми людьми, у которых была только мечта о свободе. Время неумолимо протекало с тех пор, как эти события происходили, но они, казалось снова ожили, как будто история решила напомнить о себе. Я стоял в музее уже с чувством осознания, что следы боли и ужаса, оставленные прошлым, начали прорываться наружу ощутимыми толчками на этом историческом месте. Они наложили отпечаток на жизни сегодняшних жителей.

Дальше была дорога по разгромленным жилым территориям и пустынным полям с высокими терриконами, напоминающими египетские пирамиды, только окруженными лесополками, заезд в место дислокации нашей миссии и знакомство с местными правилами. А впереди был горизонт, который словно для акклиматизации, дал нам понять, что мы приехали не в спокойное место,

День второй (Местный быт)

Утро на базе начиналось согласно графика: подъем в шесть утра и немного времени на личный уход, зарядка, приборка личного места, водные процедуры. Далее, после прохождения инструктажа и завтрака, все распределялись по своим рабочим обязанностям. Проверка и подготовка личного автотранспорта на время миссии, растопка полевой кухни для приготовления пищи на пункт питания и кормления все-того же личного состава.

Отчасти мне повезло с самого начала, при заезде мне вручили ключи от пикапа и сказали, что я буду исполнять роль водителя. Но подготовка личного автомобиля дело не пыльное, времени на него тратится не много, так как автомобиль был в хорошем состоянии. Но на этом все равно обязанности не заканчивались, все мы были на время своей миссии одной семьей и надо было помогать и по другим делам, тем более простое ничего не делание только изматывало. Так что я переключился на растопку полевой кухни. Тем более было интересно вспомнить старые полевые сборы, когда мы дежурили у котлов и регулировали все процессы приготовления еды.

В этот раз можно сказать что не только мне, но и всем нам повезло, полевая кухня была свежего производства, не тачанка на колесах с двумя старыми баками, а новая, изготовленная по всем технологиям полевая кухня КП-130 (кухня полевая рассчитанная на сто тридцать человек). На растопку которой уходило меньше времени, а для растопки можно использовать разные продукты горения: дрова и горюче смазочные материалы. Эта модель, вдохновлённая военными традициями, позволяла готовить пищу одновременно в четырёх котлах. Два из них предназначены для кипятка, один котел – для первого блюда, особенность которого заключалась в его конструкции: двойные стенки, между которыми заливается масло, что обеспечивает равномерный нагрев и долгую теплоотдачу. Однако, именно здесь скрываются небольшие хитрости в укладке дров и размещении котла, чтобы не испортить ужин.

КП-130, как и говорилось ранее, работает как на дровах, так и на жидком топливе – дизеле или керосине. На разогрев воды уходит около часа. Для этого требуется либо несколько охапок дров, либо 10 литров жидкого топлива. Нам сразу была дана установка на предпочтение дров – их было в избытке, в отличие от дефицитного топлива. Инструкция по эксплуатации проста: ближние к соплам котлы используются для первых блюд, в дальних кипятится вода для чая. Но стоит помнить: после приготовления супа котёл необходимо срочно извлечь, чтобы пища не пригорела. Для тушёнки и овощей в нашем распоряжении была духовка, правда, ей чаще пользовались для приготовления сухарей. Начинать готовку в духовке следовало заранее, так как прогревалась она неспешно. Мыть посуду нужно было сразу же после трапезы, с использованием чистой воды. Завершив разлив еды и кипятка в термосы, важно снова наполнить баки водой, чтобы не терять время на подогрев в будущем. Дело в том, что запас горячей воды часто использовался для вечернего душа – но это уже история для другого рассказа.

После всех подготовительных работ мы выдвинулись в город на точку где можно было набрать воды. К сожалению, с водой тут было туго, как и со всеми мелочами жизни для жизнедеятельности в целом: вода, электричество, газ, тепло в обычной жизни кажутся мелочью, чем-то само собой разумеющимся, но здесь это вещи которые по дороже даже валюты.

Местная колонка с водой, где именно заправлялся личный состав армии и добровольцев гуманитарного корпуса была на территории жилого сектора, где уютно жил местный житель Дима, занявший его на время для своего пребывания, так как его жилье было разбомблено противником. Мы подарили ему дизельный генератор с периодической поставкой дизельного топлива то со своей стороны, то со стороны военных, чем обеспечили для личного удобства скорость заправкой водой. Помимо нас за водой приходили и местные жители, но для их удобства Дима разместил большую кубовую тару, наполненную водой, которой можно было пользоваться самотеком в любое время не запуская генератора. Да и местные не охотно хотели обеспечивать дизелем Диму, так тут повелось, что местные, зачастую любые мероприятия для их удобства принимают за должное. Первый день определенных благ всегда принимается как благодарность, дальше день за днем привычка растет уже в геометрической прогрессии на должное. Причем это было не мое мнение, а именно местного жителя.

Наш пункт питания располагался в бывшем питейном заведении. Это было более-менее уцелевшее здание, которое позволяло по своим габаритам принимать большой поток населения, да и оставшаяся мебель просто располагала для места раздачи: столы, стулья, даже немного посуды в виде солонок и салфетниц просто были необходимы на данный момент. Так как мы хотели устроить не просто раздачу пайки для местных, а установить теплые отношения и комфортное место прибывания для будущего.

Расположившись на месте выдачи горячего питания для местного населения, мы группой обследовали помещение на наличие подозрительных предметов и разного рода препятствий которые могли бы принести вред для нас и самих жителей. Выставив обзор территории по периметру, мы спрятали свой пикап в тенистом месте неподалеку от самого пункта, на случай экстренной эвакуации и укрытия его от атаки с воздуха, ну и конечно от прямых солнечных лучей, так как в этих краях к обеду солнце лихо начинало нагревать все в округе. Постепенно люди тихо начали приближаться к пункту раздачи пищи. Их усталые и изможденные лица, отчасти от голода, отчасти от нескончаемой тревоги, которая не покидает их со дня начала войны, не вызывала никакой радости, а наоборот наводила грусть и на нашу группу. "Отныне здесь будет развернут временный пункт питания, предоставляющий горячую, еду тем, кто лишился привычного крова и средств к существованию. Здесь вы можете получить гуманитарную помощь и оставить заявку другие виды помощи."– объявили мы местному населению.

Толпа, как правило, молчаливая, за исключением редких саркастических реплик, что протискиваются сквозь плотную завесу невыносимого отчаяния. Один мужчина, слегка старше среднего возраста, то ли от отчаяния, то ли все того же недоверия, с горькой усмешкой сказал: "Что ж, хоть сейчас это сытнее, чем обещания".

Пожилая женщина глядела на раздающуюся еду с подозрением, будто бы за очередной миской супа скрывается какая-то ловушка. Принимая, огляделась по сторонам, и устремила испуганный взгляд на только что проговорившего мужчину. Для нас пока их взгляды и недомолвки остаются загадкой, что он имеет ввиду, что таят остальные пока только догадки.

Однако в основной в череде нуждающихся, дрожащими стариковскими шагами, к нам на встречу шествуют те, кого война пощадила только возрастом. Старики – седовласые и сгорбленные, с осунувшимися лицами и затаенной болью во взглядах, пытались что-то прочитать в нас. Каждый их шаг неуверен, как и намерения касаемо будущего. Им тяжело поверить, что кто-то здесь действительно желает им добра, после всего, что они пережили и утратили.

Пробегая по лицам стариков, невольно приходилось ловить их взгляды, в которых отражалось все тоже недоверие. Оно становится второй натурой, неизменной чертой характера в этом мире, где за каждым поворотом стоит угроза. Они принимают еду, но как будто принимают горечь не волей, а лишь из-за диктата необходимости, ведь путь к кухне на данный момент – это последнее напоминание о нормальной жизни, которой когда-то был удостоен каждый.

Мир, в котором они живут последние годы, искажает грани, и их проявление недовольства, раздражения и недоверия – это единственное, что еще позволяет им чувствовать себя живыми. Война отняла у них всё: радость, безопасность, привычную жизнь, но оставила лишь удушающий узел горечи на сердце, разбавленный в чаше общего страдания.

"Пойду выйду на улицу, если что я на рации."– сказал я своим коллегами и пошел в сторону выбитой входной двери.

Выйдя на улицу, я сразу огляделся по сторонам убедившись, что рядом не появилось каких-либо посторонних предметов, все согласно протоколу – работаем безопасно для себя и окружающих. Несмотря на то, что мы ведем мирную миссию, не забываем, что враги могут быть по всюду. Другими словами, «доверяй, но проверяй». Дальше посмотрел на небо, и не смотря на обстановку, в моей голове заиграл отрывок из песни «взгляни на небо посмотри, как плывут облака», но на самом деле облаков не было, небо было чистым, а это хороший знак. Чистое небо здесь по всем приметам считается безопасным, нет ни дронов, ни еще какой-то скрытой опасности. Чистое небо и ярко палящее солнце, которое нагревало все в округе. Опять работаем по протоколу: на открытых местах не стоим, ведем наблюдение с укрытия (козырьки близ лежащих домов или из соседних домов, которые можно считать безопасными), хотя в данной ситуации дома, особенно первые этажи сейчас трудно назвать безопасными. Так как еще три месяца назад здесь велись активные бои. Сами местные говорили, что прямо здесь, рядом с пунктом питания, где находился жилой многоэтажный массив, где люди пытались выжить, обосновался противник. ВСУшники нагло заняли позицию в соседнем детском саду и вели непрерывный огонь удерживая территорию. А наши войска пытались как обычно путем малой гражданской крови выбить их с позиции, не применяя долгое время тяжелую артиллерию. Лишь только после полной эвакуации мирного населения, подвели к позиции танк и одним залпом разобрали вражескую позицию. Спрятавшись под козырьком стоящего на против пункта питания дома, я начал неторопливо рассматривать окружающую обстановку. Советские хрущевки и так побитые временем, дополнялись макияжем войны: из окон виднелись следы когда-то бушующего пламени, бетонные стены, осыпанные выбоинами от осколков и снарядов, создавали впечатление неотесанного опыления, оконные проемы были или пусты, или наглухо заколочены подручными материалами, из которых порой виднелись жестяные трубы буржуек.

Солнечные лучи резали глаза, долго всматриваться в небо было трудно, но в данной ситуации не стоит полагаться только на свое зрение, тут и слух должен быть отточенным, жужжание дронов да и в принципе шум с воздуха может предвещать о том что опасность где-то рядом. По мимо солнечных лучей, жара давала о себе знать сильной, сухой, душной погодой с температурой воздуха плюс сорок градусов. Единственное что помогало, это опять тоже укрытие в небольшом теньке под козырьком. Капли пота превращались в ручьи, которые пропитывали одежду под бронежилетом. Так себе обстановочка. Хлястик у каски под подбородком тоже изрядно был вымокший всё от того же пота и постепенно создавал дискомфортное ощущение. Поскорее бы все это закончилось, и мы бы поехали дальше по своим делам на нашем пикапе оборудованном кондиционером.

Постепенно народ из пункта питания начал расходится, волоча за собой тележки с разным хламом. Более резвые старики или жители среднего возраста уезжали на своих ветхих велосипедах. "Видать наелись или еда закончилась"– подумал я про себя, и пошел узнать, как обстоят дела у коллег. Мне на встречу вышла последняя старушка, заматывающая в платочек кусочки хлеба и держа в старом истертым временем целлофановом пакете кусочки рафинированного сахара. Мотнув на встречу головой в знак благодарности, она не спеша пошла в сторону жилого района бормоча что-то себе под нос. Вслушиваться в ее слова не было смысла и желания, так как тут народ иногда мог и претензию выдать или еще что по хуже, а нам на это нельзя было ни как реагировать. Осмотрев еще раз пункт питания на наличие оставленных предметов, мы забрали пустые термоса и пошли в сторону автомобиля. Накормили всех, пора и себя накормить. День жаркий, а работы предстоит еще думаю много. Тем более у нас висела заявка от одной старушки по ремонту крыши ее дома, которую она неоднократно оставляла.

Солнце еще не село, но жара, накрывшая город с утра, значительно спала. Вечерний воздух напоминал о том, что день подходит к концу, и ремонтно-восстановительные работы, которые еще недавно казались тяжкими, теперь выглядели вполне выполнимыми. Мы приехали на место полные сил и решимости, ведь после хорошего обеда и двухчасового отдыха мы пылали энтузиазмом творить добро.

Перед нашими глазами раскинулся изрядно потрепанный дом, который еще совсем недавно был домом, полным жизни, как и все в округе. Осколки стекол сверкали на солнце, а шиферная крыша больше напоминала решето, чем надежное покрытие. Перекрыть такие бреши – задача трудная, но пылающий оптимизм нас только подталкивал на действия. Собравшись с мыслями, мы быстро взобрались на чердак, будто это был родной уголок, а не чужое место, где война оставила свои следы. С каждым шагом в пыльном чердаке через светящиеся дыры мы видели результаты зловещего прошлого, но сосредоточившись на работе, ловко начали отрывать панели от каркаса крыши, продолжая перебор и сортировку уцелевших материалов. "Этот кусок еще сойдет."– говорил кто-то за спиной, буквально прорезая тишину своими оптимистичными комментариями. Наша слаженная работа показывала настрой всей команды, где даже в сложных условиях находились поводы для шуток. Каждая панель, которую мы снимали, каждый кусок крыши, который выглядел более-менее целым, приближал нас к цели. В воздухе витала смесь пыли и надежды, страха и последствий войны. Каркас крыши помимо изрешечённого шифера иногда заставлял призадуматься: какую опасность несли даже случайно упавшие осколки. Мы понимали, что каждый наш шаг на этом пути – это не просто работа, а восстановление мирной жизни. Периодически выглядывая сквозь поперечины, мы смотрели вниз на ходящую старушку, и наблюдающего за воздухом и обстановкой в округе коллегу. Мы не могли вернуть прежний уют и тепло в дом старушки, но понимали, что можем помочь ей начать все заново.

Постепенно наш труд начал приносить видимые плоды. С каждым успешно снятым кусочком мы чувствовали, как приближаемся к тому моменту, когда над этим домом вновь будет протянута крыша. Проанализировав ситуацию о недостающих материалах и определенном фронте работы мы, договорившись о том, что завтра приедем и доделаем крышу.

"Главное бабуль что бы дождя не было, а то если что смотри где можно спрятаться. Завтра в это же время приедем и все доделаем, сегодня физически и по материалу не смогли успеть, нам пора."– указав пальцем на начало здания где в принципе уже была завершена работа, сказал я.

Усевшись в свой пикап, я рискнул немного нарушить алгоритм нашего движения, и объехать улицу другим путем, так как работая с крыши увидел, как виднелись деревья желто- красного цвета, и интерес просто раздирал: что это такое. Проехали пару заброшенных домов, и нам на встречу выкатился тот самый ярко желто-красный пейзаж, растекающийся среди зеленой листвы на растущих в ряд деревьях. Груша – спелая груша, только одним видом пронзала взгляд подталкивая на сбор урожая. "Чувствуете аромат дюшеса? Да тут груш вал, уже на землю падает, собирай не хочу, надо запомнить это место. Сейчас срывать с веток опасно, если только поднять с земли. Мало ли где-то в ветках затесался лепесток или колокольчик. Бах, и уже груша не нужна будет. Тем более, если мы с ней на базу приедем, то отхватим от старшего, он то точно знает это место. Давайте по-быстрому с земли по груше возьмем, чтобы в дороге съесть, а вечером подымем вопрос по сбору урожая. А то быть в таких краях и не поесть натур продукта – кощунство. Дома то он будет китайский стоить под двести с лишним рублей за килограмм."– проговорил я коллегам, и вышел осторожно собрать лежащие на земле, только недавно упавшие плоды. Держа в руке грушу, я словно окунулся в детство, когда срывал их проходя мимо соседних участков и не взирая ни на что просто протирал об рукав своей футболки будто она обеспечивала надлежащую чистоту. Откусив кусочек перезревшего плода с насыщенным медовым вкусом, я будто получил дополнительный прилив энергии, который с каждым укусом приходил ко мне все больше и больше. Нежная, тонкая кожура просто сползала по всей мякоти, в голове летали мысли, а не попал ли я обратно в детство.

День третий (Немного местного негатива)

День начинается согласно расписания, растопка полевой кухни, выезд на заправку водой.

На подъезде к месту набора воды нас уже ждал ответственный за местную колонку Дима. Тарахтящий за гаражом генератор давал энергию насосу для заполнения водой баков. С улыбкой на лице Дима пошел нам на встречу.

– Здорова пацаны, тут уже для вас и шланг готов, с улыбкой сказал Дима, протянув нам руку для приветствия.

– Ты та я знаю не куришь, но может у вас ребята есть сигаретка?

Добавил Дима и перевел взгляд на моих коллег.

– Конечно, бери всю пачку, у меня дома еще есть. Белорусские сигареты, качество лучше, чем у нас, видимо батька у них и к отраве с должной ответственностью подходит.

Ответил коллега с позывным Мастер.

– Вот спасибо ребята, прям от души.

Достав сигарету Дима пошел к рядом стоящей лавочке. Разглядывая мелко написанный текст. Присев и сладко затянувшись порцией никотина, сделав удивленное лицо он добавил.

– Действительно круто. ПОР-ТАЛ.

Прочитав название по слогам, он начал рассматривать пачку.

– Только вот этикетка палевная какая то, вроде бы Беларусь, а картинка с квадратиком желто- синего цвета, будто очередная хохляцкая пропаганда. Они же этот цвет везде лепят.

Договорив, немного скривив лицо, он продолжил свою речь только в негативном формате.

– Они же какие люди, особенно те кто остались. Пока нацики здесь были все завешивали флагами, даже где не надо. А сейчас что-то не охотно вешают флаг России, ну на худой конец Донбасса. Вот вам спасибо, даже подогнали нашивку на липучке с флагом на кепку.

Показав на ярко сверкающую нашивку на старой выгоревшей от солнца кепке. Кривя лицом и поменяв тембр голоса Дима продолжил.

– Я, о чем говорю, они же знаете какие люди? Гнилые. Нацики. Они же при тех как себя вели? Улыбались, приветствовали, чуть что друг на друга пальцем показывали кто какой, я вообще был для них как черт. А сейчас, как "Гена" сломается так бегут, просят о помощи, хотя оплаты никакой нет, только улыбочки. Вот хотя бы пачкой сигарет угостили.

Слова ярости из его уст лились, еще долго. Не принимая его негатива, я просто смотрел то на него, то на наливающиеся бочки с водой, пытаясь найти тему для отвлечения разговора, зачем нам и ему такой негатив с утра, тем более еще нам работать и работать.

– Места у вас тут красивые и богатые. Я вчера такую грушу съел. Была бы возможность набил бы вот эту бочку грушей и брагу замутил, тут на жаре от силы дней семь и попрет родимая.

Жестикулируя руками, я начал показывать восхищение и создавать о себе стереотип человека, любящего выпить. Такие люди у определенного слоя населения больше вызывают доверия, так как у них шкала ценностей совсем другая, чем если бы я начал ему задавать вопросы, что да где тут находилось до войны, теребя опять сердце и так искалеченное негативом.

– Груш тут много, но я больше люблю виноград и вино на нем ставил. Только эти суки со своей войной все поля пожгли, видал там за городом, как в деревни ехать, кусты стоят, так это все виноградники были. Все сожгли. Одним словом – фашисты, что почти сто лет назад они тут жгли, ни себе ни людям, что сейчас. Так что я в этом году без вина.

Проговорил озлобленный Дима, чуть ли не скрежеща зубами.

– Так ты если крепкие напитки не любишь, то сделай сидр на груше. Так сказать, попробуешь что-то новое.

С улыбкой ответил я ему, пытаясь вызвать интерес.

– Сидр, это я что, как волк из "Ну погоди" буду? Он же там с ним бегал.

Ответив мне, он привел в пример старый советский мультик, который сразу у нас вызвал смех.

– Ну можно и так сказать, тем более груши вчера были прям мед, я говорю тебе не составит труда, попробуй. Все в этой жизни меняется, сам видишь: флаги, люди, жизнь.

Говоря о начинающей хорошей жизни, я не заметил, как последняя бочка заполнилась до пределов и вода начала литься по борту.

– Эх, перелил. Будет повод помыть машину.

С шуткой сказал я и начал закрывать борт.

– Ну все спасибо за все, вечером еще приедем да поговорим про изготовление сидра или ламбрика.

Улыбнувшись и протянув ему руку для пожатия, я попытался вырулить ситуацию в лучшую сторону.

Сев в автомобиль переведя дыхание, сказал коллеге.

– Да тяжелый случай, интересный психотип человека – явный мизантроп, да еще подогретый на фоне всех переживаний. По нему видно, что он явно всегда был таким. Вроде бы и человек хороший, но кто знает, что но про нас думает. Тут всегда надо будет с ним быть добрым. Хотя мы и так тут для этого, да и если бы он негативно к нам относился, то я думаю, не развел бы всех эти тем.

Доведя свою точку мнения до коллеги, я тронулся в путь, по пустым улицам городка, которые уже ярко освещались набиравшим жар солнцем.

– Мизантроп?

Удивленно спросил коллега.

– Да он самый. Я два раза в аспирантуру по психологии поступал, не прошел по баллам на бюджет, но книг и психотипов изучил массу. Мизантроп – это человек, который испытывает неприязнь, недоверие или презрение к людям в целом. По нему сразу видно, хотя по отношению к нам не абсолютная ненависть ко всем подряд, у таких могут быть близкие друзья, семьи и романтические отношения, но базовое отношение к человечеству в целом остаётся негативным. Есть определенные признаки: склонность избегать общения, скрытность и замкнутость, циничный взгляд на природу человека, недоверие и неуважение к людям. Как раз в нем это прослеживается. Опять же частая критика поведения и мышления других людей, ощущение гнева или фрустрации при взаимодействии с людьми. Негативный взгляд на жизнь, пессимизм. Хотя после такого что они все пережили, не вольно станешь мизантропом. Тем более мизантропия не является врожденной чертой характера – как правило, это результат определённого жизненного опыта и воздействия различных психологических факторов. Опять же причина – эта война, оставившая негативный опыт взаимодействия с социумом: травматические события, конфликты, измены, обман. Человек разочаровывается в людях и начинает избегать общения из-за страха повторения подобного опыта. Факторов много: детский опыт, защитная реакция, травмы опять же психологические из детства, юношества, да и всей жизни, которые оставили много якорей в глубинах души. Тут после нас как наладиться жизнь будет нужна не гуманитарная помощь, а психологическая, причем тщательная. А то не видать нам мира еще долго.

Пока делился своим мнением о состоянии Димы и всей окружающей обстановки, мы уже подъехали к месту своего пребывания. Дальше уже было все как должно было быть: работа, сбор информации на дальнейшие ремонтно-восстановительные работы и подбор материала для окончания ремонтно-восстановительной работы дома старушки, которую вчера навестили.

Вечером, успев до захода солнца, мы с гордостью завершили работу над домом старушки. Крыша, которая еще совсем недавно была в плачевном состоянии, теперь выглядела крепкой и надежной и была готова защитить от непогоды. Чувства восхищения и радости лились из уст старушки, даже сам факт данной обстановки становился таким, будто и не было признаков войны, и мы находимся просто в каком-то месте, где что-то сделали такое, что не особо то и трогало за сердце. Звонкий голос менял всю структуру мира, что была еще вчера, когда мы только начинали делать работу. Мы подошли к ней и попросили, если она не против, оставить отзыв на камеру. Это было для нас важно – не только для репортажей, но и ради будущих проектов, которые могут помочь другим людям в подобной ситуации. Но, к нашему удивлению, старушка наклонила голову и с лёгкой усталостью отказалась. Она сослалась на то, что у нее есть сын в Польше и много родственников за границей, которые могут видеть это видео. В ее глазах читалось что-то большее, чем просто нежелание сниматься. Это было что-то вроде страха, который она пыталась скрыть за маской вежливости. Мы стояли в неловком молчании, и мне стало не по себе. Ощущение, что старушка, как будто воспользовалась нами, нарастало. Мы сделали для нее то, что многие сочли бы благородным делом, но она, похоже, была осторожна. Может, опасалась за своих родных, кто знает? Но у меня возникло чувство, что между нами, между той добротой, которую мы ей предложили, и ее реакцией, возникла пропасть. Сразу вспомнилась утренняя встреча с Димой и его слова, будто бы заранее предупреждающие нас о неприятных ситуациях.