Любовь вампира
1
Антон бросил машину на повороте. Дальше ехать не было смысла. Последнее расстояние, длиной в три километра, которое ему следовало преодолеть по заросшей непроходимой дороге, больше напоминающей болото, годилось разве что для какого-нибудь хорошего внедорожника, а не для его старенького «Рено», доставшегося в наследство от отца. Видимо, ночью здесь прошёл дождь, и дорогу вконец развезло. Хорошо, что он не поленился захватить с собой резиновые сапоги, потому что в кроссовках, которые он постоянно носил летом, делать бы здесь было нечего.
Антон шлёпал по залитой грязью обочине, держа перед собой камеру – он решил немного поснимать по пути, не часто ведь приходится забредать в такую глушь, на расстояние в несколько сот километров от дома, от родного города, и при этом в совершеннейшем одиночестве. Одиночества он не страшился, хотя всё же было бы лучше, если бы кто-то находился рядом. Но все друзья по университету разъехались на каникулы, все они были иногородние, да ещё неизвестно, согласился бы хоть один из них на такое путешествие.
Это нужно было только самому Антону. Уже очень давно, ещё в школе, у него появилась мечта, навязчивая идея, увидеть дом своих предков. Антон знал, что он до сих пор существует – усадьба, покинутая его владельцами в двадцатых годах прошлого века. Он даже знал, как она может выглядеть – вряд ли внешний вид её претерпел какие-либо большие изменения за все эти годы, а старое фото усадьбы он отыскал в интернете. Изменить её могло только само время: усадьба стояла заброшенной уже много лет. Она не принадлежала больше никому.
Дорога упёрлась в старые железные ворота. Территория, довольно обширная, когда-то была огорожена, но ограждения, как видно, давно разобрали, а ворота на удивление остались нетронутыми. Территория успела порядком зарасти, и усадьба едва просматривалась за гущей деревьев, словно бы спрятанная от посторонних глаз.
Антон вновь включил камеру, направляясь прямиком к центральному входу огромного дома. Он представлял собой печальное зрелище, хотя сохранял ещё остатки былой красоты, точно противясь самому времени. Крыша усадьбы частично обрушилась, и процесс этот неумолимо продолжался: деревянная стена второго этажа покосилась, готовая обвалиться вслед за крышей. Штукатурка, покрывавшая весь первый этаж, местами отслоилась, открывая старинную кирпичную кладку.
Антон поднялся на крыльцо, решив обследовать дом целиком и подробно отснять, а затем и переночевать здесь, чтобы рано утром двинуться в обратный путь. Вокруг не было ни души, он был один на многие километры, и не имело причины чего-либо опасаться.
По-видимому, в усадьбе долгое время располагался какой-то санаторий, как и указывалось в интернете. По обе стороны от главного входа шли коридоры с рядами комнат. Ничего примечательного, все они были почти пусты.
Антон поднялся на второй этаж. Почти та же картина, не считая того, что в потолке левого крыла зияла большая дыра, и пол там совсем прогнил. Зато правое крыло выглядело вполне сносно, а в одной из комнат имелась даже кое-какая старая мебель, и был камин. Казалось, тут кто-то обитал до последнего, может, усадьбу какое-то время ещё охраняли, пока совсем не забросили. Антон подумал, что, возможно, камин можно будет разжечь – это и источник тепла прохладной августовской ночью, и дополнительное освещение – электричество здесь отсутствовало. Антон пожалел, что захватил с собой только фонарь, надо было запастись ещё и свечами.
Антон прикрыл комнатную дверь, с удовлетворением отметив, что задвижка на двери имеется, значит, можно будет закрыться: страховка никогда не помешает, особенно здесь. Хоть он и был не боязлив – иначе не оказался бы здесь один, но инстинкт самосохранения всё же работал хорошо. Он вытащил из рюкзака спальный мешок, бросив его на кровать. Затем укрыл газетой стол и выложил еду – мясные консервы, лепёшку с сыром и пакет мелкого печенья. Он с утра ничего не ел, и ужасно проголодался. Был уже поздний вечер, начинало смеркаться, а небо заволокли тучи, и лишённый электричества, окружённый лесом большой заброшенный дом медленно погружался в темноту.
Поев, Антон решил-таки заняться камином. Как-то ему уже приходилось разжигать печку, когда он гостил у родственников в деревне. Принцип тот же, ничего сложного. Огонь разгорелся, наполняя комнату мягким светом и приятным теплом.
И вдруг слух Антона отчётливо уловил какой-то звук, то, чего он совсем не ожидал услышать. Он возник как будто из ниоткуда, но был очень узнаваем – звук шагов, поднимающихся по лестнице. Вот он уже стал более явным, эхом разнёсся по пустому коридору, направляясь к комнате, в которой находился Антон. Сердце его подпрыгнуло, и первой мыслью было закрыть дверь на задвижку. Но что бы это дало? Антон замер в ожидании.
Шаги остановились за дверью. Тот, кто стоял за ней, видимо решил не пугать людей и не вламываться как нежданный гость. Сторож? Но откуда он взялся? Антону казалось, что в усадьбе, как и на всей её территории, не было ни души.
– Входите, не закрыто, – громко сказал Антон.
Человек вошёл. Это был молодой мужчина лет тридцати – на вид немного старше Антона – с густыми каштановыми волосами, доходящими до плеч, и большими серыми глазами. Он был очень хорош собой. Сторожа, в представлении Антона, должны выглядеть немного иначе.
Антон с удивлением уставился на незнакомца.
– Проходите, пожалуйста, садитесь, – сказал он, придвигая незнакомцу свободный стул. Несмотря на нежданное его появление, он в душе даже был рад тому, что он здесь всё-таки не один, и коротать вдвоём время будет веселее.
– Вы охранник? – спросил Антон. Несмотря на молодость незнакомца, у него язык не поворачивался обратиться к нему на «ты».
– В каком-то роде, – ответил тот. – Интересуешься заброшенными домами? – Он бросил взгляд на камеру, лежащую на столе. – Или тебя интересует именно этот дом?
– Да, именно этот, – искренне признался Антон.
– Почему?
Антон замялся. Ему не хотелось слишком уж откровенничать, но и скрывать что-то от незнакомого человека, которого он, может, никогда больше в жизни не увидит, тоже не было смысла.
– Это дом моих далёких предков, – сказал Антон.
– Вот как?
– Да, по линии отца. Папа умер недавно, – зачем-то внося ненужное пояснение, добавил он.
– Тебя как звать? – незнакомец с интересом глядел на Антона. Голос его звучал мягко и как-то успокаивающе.
– Антон.
Он так же, с не меньшим любопытством, разглядывал своего собеседника. Лицо того было очень бледным, огонь камина, озаряя его, казалось, только подчёркивал эту бледность. Возможно, он был болен.
– А меня Герман звать, – сказал он.
Антон доверчиво и оживлённо рассказал всё о себе, даже не заметив, что Герман в свою очередь не рассказал о себе почти ничего.
Уже совсем стемнело, когда Герман, наконец, поднялся, собираясь уходить.
– Я поднимусь очень рано, и Вас, наверно, больше не увижу, – сказал Антон, протягивая ему руку. – Прощайте.
– Рад был познакомиться. Закройся, мало ли чего, – напомнил с улыбкой Герман, выходя за дверь.
Антон постоял, слушая удаляющиеся шаги, а потом задвинул засов.
Настала тишина, она казалась идеальной в этой бесконечной глухой тьме, простиравшейся за окном. Антон забрался в спальный мешок, но ещё долго лежал, не смыкая глаз, глядя на верхушки деревьев, на ночное небо без звёзд, пока сон не одолел его.
*
… Вампир в последний раз взглянул на Антона – тот крепко спал, раздавленный дневной усталостью, лишь пошевелился, что-то пробормотав во сне, и повернулся на бок. Затем выбрался из окна, встав ногами на выступ, и аккуратно прикрыл за собой створки. Прыжок вниз – и он на земле.
Герман взбежал по ступенькам парадного входа и распахнул дубовую дверь.
Усадьба, какую он знал с детства, открывалась ему во всём своём великолепии. Барский дом – с его тихим уютом и умеренной роскошью, уже добрую сотню лет живущий в сердце Германа, он оставался неизменным в его глазах.
Он вошёл в гостиную, она была ярко освещена изящной люстрой, горел камин. Сам Герман не мёрз никогда, но Роксана тепло любила. Она сидела в кресле, придвинув его поближе к камину, и блики огня отражались в её раскосых чёрных глазах.
– Ты не убил его? Почему? – спросила она.
Герман опустился в другое кресло, задумчиво откинулся головой на его высокую спинку.
– Я не захотел его убивать, – ответил он. – Я первый раз в жизни не захотел убить человека.
– Но…
– Роксана, мне очень скучно, – сказал Герман. Он взял со столика тонкую сигару – они россыпью лежали на небольшом подносе, закурил.
– Ты что, сделал это ради скуки? Герман, тебе не пристало скучать. У тебя есть всё, и ты не один. Есть я, и этот вот дом, который ты вновь обрёл – твоё родовое имение.
– У меня нет имения, – ответил он. – Всё, что у меня есть – вот эта иллюзия, по моей просьбе сотворенная тобою в моём сознании, – он повёл вокруг себя рукой с зажатой в пальцах сигарой. – А ты… Ты всего лишь ведьма, скрасившая моё одиночество, которое я, как судьбу, несу по жизни.
– Я твоя защита, – без тени обиды сказала Роксана. – Как бы ты смог без меня, вампир, боящийся солнечного света, столько лет прожить в Италии – стране, согретой солнцем?
– Солнечный луч не смертелен для вампира, – возразил Герман, – ты это знаешь. Он не превратит в пепел, как показывают в фильмах, и кожа до мышц не сгорит.
– Но он очень болезнен, разве не так? Ты обрекаешь мальчишку не только на вечную жажду, которую испытываешь сам, но и на боязнь солнца. Он возненавидит лето, никогда не поедет на море с любимой девушкой, станет завидовать друзьям, которые, в отличие от него, могут валяться на пляже, проводя отпуск в какой-нибудь тёплой стране. Сейчас это модно. Убей его, пока ещё не поздно, насыться, ведь ты уже много дней этого не делал, и, наверно, голоден.
– Нет.
Герман смотрел на уже совсем маленькие и слабые языки пламени – дрова в камине догорали.
– Этот мальчишка, Антон, потомок моей покойной родной сестры Анны. Я для него – Герман принялся загибать пальцы, отсчитывая звенья в цепочке поколений. – В общем, дядя. И я не оставлю его никогда.
2
Несколько долгих часов, потраченных на обратный путь, вымотали Антона окончательно. Он чувствовал себя неважно. Голова раскалывалась, а в теле стояла такая ломота, словно бы он долго и тяжело трудился. Но ведь он ничего особенного не делал, физически и умственно не работал, да и вообще, время провёл достаточно неплохо. Возможно, это не последнее его путешествие, думал Антон, последуют и другие, а там и привычка появится. Ведь гоняют же люди по бескрайним просторам родной страны – и ничего.
Поднявшись в квартиру, Антон бросил в коридоре свой рюкзак вместе с камерой, которую он засунул между другими вещами. Чего он там наснимал – будет потом куча времени, чтобы просмотреть. А сейчас ему больше всего хотелось чего-нибудь поесть и завалиться на кровать.
Было уже около восьми, мать готовила ужин. Аромат жарившихся котлет ещё сильнее подстегнул аппетит Антона, он успел соскучиться по вкусной домашней еде, да и по нормальной еде в целом. Пока ехал, дожевал лишь оставшееся с вечера печенье.
– Ты выглядишь совсем больным, – заметила мать, когда они сели за стол. Она всегда с трепетом следила за здоровьем своего единственного сына, от её внимания ничто никогда не ускользало, касалось ли это самочувствия Антона или его настроения.
– Я просто устал, – ответил он.
– Вы далеко куда-то ездили?
Мама была не в курсе, куда он мотался, и что был он даже не с друзьями, а совершенно один. Если б узнала, пришла бы в ужас.
– Не очень. Так, прокатились немного, затем палатку раскинули на берегу реки. Места там красивые. Костёр, шашлыки – всё, как положено, хорошо отдохнули.
Ну, не рассказывать же, в конце концов, что было всё гораздо круче, что он исполнил свою давнюю мечту: вживую увидел дом своих предков. …Увидел, что осталось от него – так будет правильнее – спустя сотню лет.
– А это что у тебя на шее? Как искусал кто-то, и очень сильно.
– Где? – Антон дотронулся пальцами до припухшего места повыше от плеча. Да, оно немного болело, но ранки были совсем маленькие. Насекомые накусали, в лесу их полно.
– Давай, я чем-нибудь смажу.
– Мама, ради бога, не суетись, – забота матери часто выглядела слишком навязчивой, – само как-нибудь пройдёт.
– Ну, смотри. Так быстрее бы зажило.
Поев, Антон ушёл в свою комнату и, включив спортивный канал, который он больше всего любил смотреть, когда отдыхал, растянулся на кровати. У него поднимался жар, тело стало совсем горячим. Но шевелиться не хотелось, хоть он и понимал, что нужно что-нибудь принять, чтобы сбить температуру. Он закрыл глаза и вскоре уснул.
Проснулся он только утром. Телевизор мать ночью выключила, дверь в комнату прикрыла. Антон спал как убитый, никто его не потревожил.
Утром ему стало немного лучше, жар утих без всякого лекарства, и Антон решил разобрать свои вещи из рюкзака, который так и оставался прислонённым к стене в углу коридора, а также просмотреть видео с усадьбы.
Каково же было его удивление, когда обнаружилось, что видео исчезло. Кто-то словно бы нарочно удалил его. Но кто мог это сделать? Мама к рюкзаку не прикасалась, у неё вообще не было привычки трогать его вещи. Да и зачем бы ей понадобилось чего-то там удалять, если только это не вышло как-нибудь случайно. Вообще-то всякое может быть, если не умеешь обращаться с техникой, пожал плечами Антон. А мама вряд ли умела.
Нет, мама однозначно исключается, подумал он. Так кто же?
Единственный человек, кто видел камеру – ведь она всё время лежала на столе, был Герман. Герман удалил все его видеозаписи! Но как? Он не мог проникнуть в комнату, потому что дверь была заперта. Остаётся только окно – до второго этажа не так уж и высоко, забраться при желании можно. Но окно тоже было закрыто.
А закрыто ли оно вообще было?
Итак, Герман. Этот необычный, очень красивый человек, появившийся как будто ниоткуда. О нём Антон как-то уже и думать забыл, а сейчас вспомнил. Как будто Герман вот так, особым способом, решил напомнить о себе. И всё же, откуда он вообще взялся? Кто он, собственно, такой? И зачем удалил его записи?
Ну, хорошо, раз видео исчезло, не оставалось ничего другого как просто сохранить в памяти всё, что он увидел, если, конечно, в этом был какой-то смысл. Дом его предков медленно, но верно разрушался, уходил навсегда – только об этом стоило помнить.
3
И всё-таки жаль, думал Антон, что записи исчезли. Ему так хотелось показать их Вике, когда она вернётся. И вот она вернулась – до начала учебного года оставалось меньше недели, а он шёл к ней с пустыми руками. Вика как иногородняя, уезжала на каникулы домой, поэтому общаться им приходилось только по телефону.
Сейчас Вика была одна в маленькой комнате университетского общежития, которую она занимала вместе с двумя другими девчонками, своими подружками.
Антон долго её не видел, и ему казалось, что стала она ещё красивее, и не только благодаря бархатистому ровному загару, какой бывает, когда возвращаешься с моря. Она как будто превратилась именно в ту единственную на свете девушку, за которую, если потребуется, он будет бороться.
Вика держала на руках маленькое пушистое существо – котёнка месяцев трёх. Он был совсем как живая мягкая игрушка, с острыми коготками, маленькими клыками, которые всё норовили ухватиться за Викин палец. На его подушечке уже выступила крошечная красная капелька. Антон неосознанно уставился на неё. Он всегда плохо переносил вид крови, даже небольшой порез, хотелось зажмуриться, отвернуться, но сейчас отторжения не было. Наоборот…
– Откуда у тебя такое чудо? – сглотнув внезапно накатившую слюну, спросил Антон.
– На вокзале подобрала, – сказала Вика, разглаживая другой ладонью мягкую дымчатую шерсть котёнка. – Наверно подкинули, в надежде, что кто-нибудь подберёт. Антон, если хочешь, можешь забрать себе, ты ведь любишь кошек, смотри, какой он славный. Девчонкам может не понравиться, что я притащила в комнату животное, за ним же уход нужен. А у Насти вообще, кажется, аллергия на шерсть. Возьмёшь?
– Возьму, – не в силах оторвать глаз от покусанного пальца, сказал Антон.
Что это с ним? Вид крови ему не только не отвратителен, он ему… приятен!
– Пошли, прогуляемся, – сказала Вика, опуская котёнка на коврик возле кровати, на нём стояла мисочка с молоком.
– Вика, иди ко мне, – Антон потянул её за руку, привлекая к себе. – Я так по тебе соскучился. Я вечером останусь. Никого не будет?
– Сегодня никого, завтра Настя должна приехать.
– Отлично. Только мы вдвоём – ты и я.
– Ты и я, – повторила Вика, касаясь мягкими губами губ Антона.
Они спустились на улицу. Когда Антон ещё выходил из дома, небо покрывали тучи, но за то время, что он провёл в общежитии, тучи успели разойтись, открыв довольно обширный кусок неба, на котором ярко сияло солнце.
Немного погодя появилась жуткая резь в глазах. Антон редко надевал солнцезащитные очки, только в самую жару, обычно они валялись без дела, он о них просто забывал, даже в поездку с собой не захватил. Но сейчас он всё бы отдал, чтобы очки вдруг каким-нибудь волшебным образом появились у него в кармане. Нет, там лежали только ключи и телефон.
Ещё спустя некоторое время стало щипать кожу. Так бывает, когда начинаешь обгорать, что сейчас было бы странно. Антон глянул на свои руки – кожа его не покраснела, тем не менее, её жгло, жгло до боли. Захотелось срочно уйти от солнца – куда-нибудь в тень, где оно бы не достало, и никогда больше его не видеть.
Они уселись на скамейке в сквере возле университета, укрытой от солнца густой листвой старых лип. Спасительная тень сразу успокоила кожу Антона, успокоила глаза. С ним что-то явно происходило, и глубинным своим чутьём, на уровне подсознания, он понимал, что это было. И, к большому своему удивлению, он принимал всё без сожаления – своё новое состояние, не позволявшее ему долго находиться на солнце и испытывать возбуждение при виде крови.
– Так расскажи мне об этой усадьбе, – попросила Вика. – И что случилось с твоей камерой?
– Не знаю, что-то там полетело, – неопределённо ответил он, – техника-то уже не новая.
– Значит, в ремонт надо отдавать.
– Надо, – согласился Антон, – но пока не хочется этим заниматься. Да чёрт с ней, с этой камерой, она уже и устарела давно, когда-нибудь новую куплю.
– Усадьба большая? – с интересом спросила Вика.
– Достаточно большая. Хорошее дворянское имение. В общем-то, там и смотреть особо не на что, одно разрушение и безнадёга. Есть такое выражение: болит душа. Глядеть на всё это действительно нелегко. Только одна комната на втором этаже немного походила на жилую. Там даже камин был, самый настоящий, старинный. Я его растопил.
– Растопил камин в заброшенной усадьбе?
– Причём с лёгкостью. Там даже дровишки лежали, как будто им не раз кто-то пользовался. Это было классно. Жаль, что тебя со мной не было, мы бы отлично провели время.
Про Германа Антон ничего не стал рассказывать. Последовали бы новые вопросы, пришлось бы что-то объяснять. Откуда взялся Герман и что он там делал? Вряд ли Антон на это смог бы внятно ответить. Если он такой же путешественник, то, судя по его одежде и по обуви, на путешественника он как-то не очень смахивал. К удивлению Антона, на это он сразу даже внимания не обратил. Его больше занимали другие внешние качества незнакомца. Но теперь он ясно видел, что тот нисколько не походил на человека, проведшего несколько часов за рулём, а потом ещё прошагавшего по размытой дороге пару-тройку километров, подобно Антону. Но никакой машины он там не заметил. Скорей всего, Герман пришёл со стороны деревни – такой же заброшенной, возле неё и машину оставил. Как бы там ни было, всё равно он казался человеком, который только что покинул уютный тёплый кабинет, где сидел за компьютером.
Антон непроизвольно потрогал свои ранки на шее возле плеча, они потихоньку заживали. У него вдруг возникло такое чувство, что эта его встреча с Германом была не последней, хоть и произошла она по чистой случайности, и что он вскоре его ещё увидит.
4
Наутро после ночи, проведённой в общежитии, Антон вновь почувствовал недомогание. Оно не походило на обычную болезнь – все её проявления хорошо знакомы, это было что-то совсем другое. Впервые он не испытывал никакого физического подъёма от интимной связи с любимой девушкой, да и душевный подъём был почти на нуле. Он чувствовал себя пустым сосудом, внутренние стенки которого иссохли и начали сжиматься. Ему страшно хотелось пить. Вика уже поднялась, она готовила быстрый завтрак, электрический чайник на столе начинал закипать.
Антон пошёл умываться. Включив кран, он наклонился к холодной струе и принялся с жадностью пить. Не помогло. Жажда не проходила, вода лишь освежила его рот, смочила сухие губы. Антон уставился на себя в зеркало. Всё те же русые волосы с модной стрижкой, серые глаза под сдвинутыми к переносице тёмными бровями. Он был очень бледен, совсем так же бледен, как… Господи, неужели он до конца ещё ничего не понял? Только бы Вика этого не узнала. Она не должна ничего знать, иначе…
Иначе он потеряет её.
– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила Вика, когда они сели завтракать.
– С чего ты решила?
– Ты какой-то весь бледный, и вид у тебя… не очень здоровый.
– Ты прямо как моя матушка, на всё обращаешь внимание, – с улыбкой сказал Антон. – Я тут на днях действительно слегка приболел, не совсем ещё отошёл. Пустяки, не бери в голову.
Вика пожала плечами. Антон на самом деле выглядел немного странным. Но, может, она его просто слишком долго не видела? Или особо раньше не приглядывалась? Хотя это вовсе не так. Они начали встречаться совсем недавно, четыре месяца назад, но времени хватило, чтобы узнать его. Антон был отличный парень, классный во всех отношениях. И всё равно словно большой ребёнок, о котором нужно заботиться.
Антон забрал котёнка домой. Он усадил его рядом с собой на сиденье автомобиля, но котёнок тут же поднялся на лапы, перепрыгнул к нему на колени и, выпустив коготки, словно маленькие колючки, вцепился ими в джинсы Антона.
– Ну, хорошо, сиди так, – сказал с усмешкой Антон, – только смотри, меня не обмочи.
Так они доехали до дома. Припарковав во дворе машину, Антон взял котёнка на руки и прижал к груди, точно сокровище.
Мать была на работе. Антон снял обувь, не выпуская из рук котёнка. Маленькое, тщедушное существо, нежный сосуд, наполненный спасительной влагой. Лишь она одна способна его излечить, побороть эту «болезнь», именуемую жаждой.
Антон приблизил котёнка к лицу, прижался щекой к его мягкому, тёплому тельцу, потёрся об него носом, он слышал, как бьётся в нём маленькое сердечко и пульсирует кровь. Котёнок заурчал, отзываясь на ласку Антона. Дёсны вампира под его клыками уже зудели, он почувствовал, как клыки начали удлиняться – это было новое для него, восхитительное ощущение, и он вонзил их в самую грудь котёнка. Котёнок отчаянно взвизгнул, дёрнулся лапами, но вскоре обмяк в руках Антона.
Он отшвырнул от себя безжизненное тельце как отслужившую своё вещь, оно глухо шлёпнулось на пол, выпитое до последней капли. Смазал ладонью кровь с подбородка, облизал губы, с наслаждением переводя дух.
Кровь… Он никогда не думал, что она так вкусна! И как её много даже в таком маленьком существе, достаточно для того, чтобы справиться с жаждой. Ведь даже нескольких глотков обычной простой воды хватает человеку, чтобы утолить её. Антон улыбнулся. До вечера, пожалуй, этого крохи будет достаточно. Главное, ему полегчало. Да что там говорить, стало вообще прекрасно, он чувствовал себя здоровым, горы мог свернуть, если бы они случайно возникли у него на пути. А когда стемнеет, надо будет ещё чего-нибудь поискать, подумал Антон: целая ночь впереди, а до утра далеко.
Он взглянул на мёртвого котёнка, не испытывая ничего, кроме сожаления – животное оказалось слишком мало для хорошего насыщения. Он сходил на кухню за пакетом для мусора и сунул в него тельце, чтобы выбросить потом в контейнер. Как же сильно он изменился за эти несколько дней! Ничего не осталось от тех чувств, присущих когда-то ему как человеку. Он стал вампиром, и думал и чувствовал теперь как вампир.