Невероятная подлинная история Горгоны медузы

© Алеников В. М., 2024

© Деменцова Э. В., вступительная статья, 2024

© Издание. ООО Группа Компаний «Рипол классик», 2025

© Оформление. Т8. Издательские технологии, 2025

В оформлении переплета, форзаца и нахзаца использованы кадры из художественного фильма «Горгона Медуза. Репетиция с оркестром» (производство театра ÁNTE и телеканала «Культура», автор сценария и режиссёр-постановщик Владимир Алеников, 2022 г.)

Горгониада Владимира Аленикова

За место в вечности горгона Медуза заплатила головой. Декапитирована она была дважды: сначала Персеем, а затем потомками, которые от сложносочинённого и насыщенного перипетиями мифа оставили лишь отсечённую голову со змеиными волосами. Пленительную красоту, вызывавшую зависть самой Афродиты, не пощадила ни художественная правда мифа, ни мифотворчество художников. Вот уж поистине, не родись красивой, а родись счастливой. С искажённой гримасой боли и отчаяния, вызывающей не восхищение, а ужас вошла в память человечества Медуза благодаря шедеврам Караваджо, Рубенса, Бернини, Челлини… Мы любуемся полотнами и скульптурами, но нас пугает та, что воплощена в них. Несчастная даже потеряла имя: многие по сей день полагают, что она прозывалась горгоной и была дальней родственницей полупрозрачных зонтичных морских медуз… «На лицо ужасная» – это зримо, «добрая внутри» – стёрлось из глотающих сиюминутность воспоминаний. Красота перешла в ужас и отвращение, добродетель – в смертоносность, жертва представлена как убийца. Чудовищная несправедливость! Её-то и взялся устранить автор и режиссёр, поэт и прозаик, сценарист и драматург Владимир Алеников.

Ключ к литературному, художественному, кинематографическому или иному творческому материалу у автора всенародно любимых фильмов всегда один. Но отпирает он все двери. Это Любовь. Ею дышат все работы мастера. И поскольку квинтэссенция эта неисчерпаема и многогранна, Владимир Алеников раскрывает в своих работах «вечно те же, вечно новые» её грани. Грани безграничной Любви. К женщине, к искусству, к Родине, к человеку, к красоте, к неизъяснимому…

Случай «Невероятной подлинной истории горгоны Медузы» в полной мере соответствует своему названию. Миф нереален, но он объясняет реальность, и потому он подлинный, оригинальный, наполненный и художественным вымыслом, и мыслями безо всяких художеств. Полный (кажется, полнее, чем у Овидия в его «Метаморфозах») и полнометражный, ибо каждый литературный труд Владимира Аленикова – это всегда кино. Проза его зримая (мизансцены моментально вырисовываются в фантазии читателя) и зрительская (написанная с уважением к аудитории, понятным, доступным, простым, но не упрощающим языком).

Погибнув, Медуза произвела на свет крылатого и окрыляющего литераторов Пегаса. От удара его копыта возник источник Гиппокрена, из которого, по преданию, черпают вдохновение люди творческих профессий. Испил из него, вероятно, и автор книги, которую вы держите в руках. Перед вами удивительная история, одновременно раскрывающая и переосмысляющая знаменитый миф так, что и без античного фундамента оказывается, что сюжет этот о жертвенности и бремени обстоятельств актуален и в наши дни. Без зауми и психоанализа, претензий и надменности. Это тот случай, когда будь вы знатоком Гомера и Овидия, вы всё равно не догадаетесь, чем закончится эта история.

Написанию романа предшествовала пьеса, спектакль по ней и его киноверсия. Но это не тот пример, когда просмотр спектакля или фильма на его основе компенсирует прочтение литературной основы. Тут ровно наоборот – подобные просмотры только дополняют этот чтецко-зрительский опыт. Это только в старом анекдоте: «Как тебе Медуза горгона?» – «Так, на разок посмотреть», а к литературно-кинотеатральному полотну Владимира Аленикова захочется вернуться. Если от взгляда Медузы люди превращались в камень, то литературное знакомство с ней препятствует окаменению сердец. В этой истории о силе истинных чувств, о пылкости и страданиях, о страсти и мести, о поруганной добродетели и вечной женственности каждый найдёт то, что тронет его душу и разум.

История подлинная, но не длинная – читается она легко и упоительно. Но лёгкость эта отнюдь не влияет на вес рассуждений, порожденных ею. Проза эта не жалящая, хотя без змей тут не обошлось, но жалеющая свою героиню, скоротечность её счастья от познанной любви и искажённость её облика в веках. Погружаясь в миф, Алеников живописует не отвлечённые образы, а живых людей, порой, по их лексике, кажется, что наших современников, и если Античность ассоциируется с холодным мрамором, то автору удалось вдохнуть в него жизнь. Миф, одетый в мрамор, у него обрёл плоть и кровь, чувство и стройную образность (минимальными, но точными художественными средствами). Затвердевший в веках сюжет оживлён, приближен к современности и освобождён от котурнов. Это рассказ о том, как могла бы видоизмениться хрестоматийная история о жертвах и жертвенности, о выборе и судьбе, свободе и предопределенности. Авторский текст сумел подняться над «мифологией мифа» и взглянуть на него с позиции «альтернативной истории», не возвысившись над теми, кому адресован этот труд. Но возвышая их, рождая в них (в нас!) высокие мысли о приземистом нашем, в сущности, бытии.

Если художественный фильм «Горгона Медуза. Репетиция с оркестром» – это необычная кинотеатральная постановка в телеспектакле (или в теле спектакля?), то «Невероятная подлинная история горгоны Медузы» – это литературное кинодейство. В фильме существуют две реальности – мифологического сюжета и театральной репетиции, – и эти «предлагаемые обстоятельства» по ходу действия вторгаются друг в друга. Театральность не зашифрована, напротив, обнажена: мы видим режиссёрский стол, автора-постановщика, внимательно и критично оценивающего созданное им полотно, видим, как возникает спектакль во всех его технических частностях (свет, звук, реквизит), но в какой-то момент обе эти реальности смыкаются. В романе же благодаря ёмким и точным описаниям действий и реакций персонажей, их песням и «закадровому голосу» рассказчика Гермеса читатель оказывается наделён особой оптикой, позволяющей взглянуть на героев извне и изнутри, понять, что думают о них окружающие и как они представляют себя сами.

Персонажи спектакля алениковского театра ÁNTE ведут игру по правилам античной трагедии, пока исполнители их ролей ведут свои партии глазами, полунамёками, жестами, и эта параллельная игра оказывается чрезвычайно увлекательной. Наблюдать за ней можно и со страниц романа, устроенного так, чтобы в руках читателя возникло объёмное изображение описываемых событий. Безо всяких новомодных очков виртуальной реальности, а по старинке, при помощи слова. Слова талантливого.

Миф о горгоне Медузе стал не только источником вдохновения для художников, поэтов, писателей и режиссёров, но обрел и ещё одно любопытное воплощение – горгонейон. Так называют маску-талисман с изображением Медузы. С античных времён до наших дней люди верят, что подобный оберег способен спасти от сглаза и отвести всё дурное от человека, обладающего таким символом. Верить или нет в эти рассказы – дело выбора, но литературному изображению Медузы, исполненному Владимиром Алениковым, по театральному обыкновению хочется сказать «Верю!». Верю и уверена, что книга эта, приглашённая в вашу, читатель, домашнюю библиотеку, станет хранителем всего того, что делает дом домом, ведь написана она с добрым намерением и открытым, чутким и неравнодушным сердцем, бьющимся в ритме времени, искусства, любви…

Эмилия Деменцова, публицист, искусствовед, критик.

Ответственный редактор международного портала «The Theatre Times».

Лауреат международных литературных и журналистских премий

Дорогой мой читатель!

Обращаюсь в первую очередь к тому, кто более-менее в курсе моих свершений и знает, что я не просто писатель и драматург, но ещё и режиссёр. Причём даже неизвестно, что больше превалирует в моей жизни. Впрочем, это не столь и важно. Важно, что во всех своих книгах, фильмах и спектаклях я рассказываю необычные истории любви. Это ведь самая главная человеческая эмоция. Именно она управляет всем на свете и мною в частности. И история горгоны Медузы, изложенная Гермесом, в этом плане не исключение.

Что отличает эту книгу от всех других моих печатных творений – это то, как она возникла. Обычно порядок был такой. Я писал книгу, потом на её основе киносценарий, и затем уже через какое-то время появлялся фильм. Так случилось с несколькими моими картинами. Например, фильм «Странники терпенья» по одноимённому роману. Или последний на сегодняшний день мой фильм «Мятежники», тоже снятый по одноимённой книге. Или, скажем, фильмы о приключениях Петрова и Васечкина. К слову, экранизированы были только две книги, остальные ещё ждут своего часа.

Кстати, об экранизациях. Редко, но бывало, что я писал сценарий, сам или в соавторстве, по мотивам известных чужих книг. Так возник драматический мюзикл «Биндюжник и Король», в основу которого легли пьеса «Закат» и знаменитые «Одесские рассказы» Исаака Бабеля. Сценарий был написан вместе с замечательным писателем и поэтом-переводчиком Асаром Эппелем. Так же появился и фильм «Улыбка Бога, или Чисто одесская история», сценарий которого отталкивался от прелестной книги «Рыжий город» другого моего покойного друга, чудесного писателя Георгия Голубенко.

Короче говоря, на этот раз обычный порядок был нарушен. Потому что вначале я написал пьесу о горгоне Медузе. А затем поставил эту пьесу в московском Музыкально-драматическом театре ÁNTE (по-латыни «вперёд»), которым я руковожу. Премьера состоялась в 2022 году. Замечу, что во всех наших постановках мы соединяем прекрасных оперных солистов с выдающимися драматическими артистами. К тому же наши спектакли всегда сопровождает живая музыка – в театре свой замечательный симфонический оркестр.

И вот на спектакль «Горгона Медуза» как-то пришёл генеральный директор канала «Культура» Сергей Шумаков, который был настолько впечатлён увиденным, что предложил снять наш спектакль для показа по телевидению. Но при этом заметил, что спектакль настолько необычный, что и снять его надо необычным образом, это не должен быть стандартный телеспектакль. И тогда я написал киносценарий, и мы вместе с каналом «Культура» сняли по нему художественный фильм «Горгона Медуза. Репетиция с оркестром», который в ноябре 2023-го на Лондонском международном кинофестивале SIFFA получил целых три награды – Приз за лучший актёрский ансамбль, Приз за лучшую музыку (композитор Варвара Рогович), а ваш покорный слуга был награждён кинопремией «Ирида» за вклад в киноискусство. А в мае 2024-го этот фильм вышел в кинопрокат.

Я так подробно рассказываю об этом, потому что если у тебя, дорогой читатель, после прочтения книги возникнет желание посмотреть фильм, то для этого нынче есть все возможности. В общем, после выхода фильма на экраны и многочисленных, зачастую восторженных откликов и рецензий я задумался о том, что хорошо бы чуть подробнее изложить драматическую историю горгоны Медузы. Она, безусловно, этого заслуживает. К тому же многое из этой истории осталось за кадром. Так и возникла книга, которую ты держишь в руках. Мифология, как известно, создаётся от страха и одиночества. В данном случае мной двигало стремление преодолеть и то и другое.

На этом я прощаюсь с тобой и передаю слово Гермесу, который, в отличие от меня, всё знает доподлинно.

Твой Владимир Алеников

«Для нас Античность существует, мы же для неё – нет. Не существовали никогда и никогда не будем. Это несколько диковинное положение делает наши суждения об Античности до некоторой степени несостоятельными. С точки зрения хронологической и, боюсь, генетической расстояние между нами чересчур огромно, чтобы предположить какую-то причинно-следственную связь: мы взираем на Античность как бы из ниоткуда. Наша точка зрения подобна взгляду на нас самих из соседней галактики. Она сводится в лучшем случае к солипсистской фантазии, к видению».

Иосиф Бродский. «Дань Марку Аврелию»

«Смысл любого мифа состоит в том, чтобы дать нам в качестве отправной точки элемент известного и тем самым оградить нас от той пустоты, которую образует абсолютная новизна».

Эрик Бентли. «Жизнь драмы»

• «…Меня, как реку,
• Суровая эпоха повернула,
• Мне подменили жизнь. В другое русло,
• Мимо другого потекла она,
• И я своих не знаю берегов».

Анна Ахматова. «Северная элегия»

Глава первая

Предыстория

Всем привет! Если кто не в курсе, я – Гермес. Да-да, тот самый Гермес, бог-олимпиец. Римляне меня ещё называли Меркурием, потому что римлянам в силу непомерной своей гордыни всё хотелось переименовать по-своему. Ну чем эта катавасия кончилась, нам всем хорошо известно. Что касается моих родителей, то мама моя – Майя, самая старшая из семи нимф плеяд, дочерей титана Атланта. И самая среди них красивая, между прочим. Все знаменитые римские поэты посвящали ей свои стихи – Вергилий, Гораций, Овидий. Как только её не воспевали. И заслуженно, она и в самом деле была прекрасна. Коли не верите, найдите на небе это созвездие – Плеяды: самая яркая звёздочка – это она, Майя, и есть.

Если бы, кстати, было иначе, Зевс, мой папа, вряд ли бы на неё запал. А так он, конечно, мимо спокойно пройти не смог, как увидел, втюрился по полной. Мама тогда жила в Аркадии, на Пелопоннесе. Там есть такая гора Киллена, и в ней полно пещер, в которых как раз и обитали горные нимфы. В общем, в один прекрасный день мама взяла кувшин и отправилась за водой. Вот тут-то на неё и упал взгляд моего вездесущего папаши. Там же, в одной из пещер они и стали встречаться. О чём, разумеется, жена его Гера понятия не имела, папа всегда был весьма осторожен по этой части, не любил семейных скандалов. И я в этом плане очень даже его понимаю, сам такой, ненавижу всякие женские разборки.

Короче, понятно, чем эти тайные встречи закончились. В один прекрасный день я и родился в этой пещере. Там, на той горе Киллена, в конце концов даже храм построили в мою честь. Так и назвали – Килления. А мама потом, когда уже папа поостыл и перестал к ней захаживать, вышла замуж за Гефеста, бога огня, он же Вулкан по-римски. Но это уже к делу не относится, тем более у меня с отчимом, так я его про себя называю, отношения довольно прохладные. А вот с папой – наоборот, полный контакт, он мне всякие поручения даёт, и я их с удовольствием исполняю. Оттого меня и прозвали посланником богов. А ещё я провожаю души умерших в подземное царство Аида, так что рано или поздно вы всё равно со мной столкнётесь, никуда не денетесь.

Кем только меня не считают – богом счастливого случая, торговли, красноречия, юности, гимнастики, хитрости и даже воровства. Иначе говоря, все, кому требуется поддержка в каких-то сомнительных делишках, обращаются ко мне. Ну и я, само собой, вхожу в их положение, я же понимаю, как всё непросто происходит среди смертных. Им постоянно требуется некая подкачка для вдохновения, иначе весь их энтузиазм улетучивается, как воздух из сдувающегося воздушного шарика. Так что делаю что могу, всякие там знаки посылаю и прочее. Особое покровительство я оказываю послам, пастухам и путникам. Насчёт последних скажу, что люди, которые отправляются в различные рискованные путешествия, вообще вызывают у меня восхищение, так что я всячески стараюсь им помочь. Отважные ребята, но за ними непременно нужно присматривать, иначе легко могут таких дров наломать, что потом не разгребёшь.

Теперь, когда я так подробно представился, можем перейти к делу. Я вам хочу рассказать подлинную историю горгоны Медузы. Расставить, так сказать, точки над i. Потому что меня, признаться, в какой-то момент это всё сильно достало. В смысле все эти досужие россказни и сплетни по её поводу. Тысячелетиями из бедной Медузы делали какого-то жуткого монстра. И не только внешне, между прочим. Да и вся эта превратно поданная история с Персеем тоже давно требует прояснения истинной подоплёки тех древних, покрытых слоем времени событий. Я ведь, может быть, единственный, кто знает, как всё было на самом деле. Мне папа поручил за всем понаблюдать, и я всё выполнил. С папой шутки плохи.

Медуза, к слову говоря, до того как, к своему несчастью, попалась на глаза моему дяде Посейдону, была прекрасной девушкой с длинными волнистыми волосами, которые необыкновенно её украшали. Почитайте «Метаморфозы» Овидия, он там подробно её описывает. Но дядя мой Посейдон, бог морей, он же Нептун по-римски, он же Морской царь у славян, в плане реализации своих спонтанных желаний ничем от моего папы не отличался. Это у нас, можно сказать, родовое мужское качество. Если уж положил на кого-то глаз, то пиши пропало.

Невинная Медуза, которая поначалу никаких ответных чувств к дяде не испытывала, более того, он у неё ничего, кроме страха, не вызывал, начала метаться в поисках спасения от его приставаний, которые становились всё навязчивей. Но не тут-то было. В какой-то момент Посейдон вообще превратился в птицу, чтобы не упустить из виду намеченную жертву. Так ему прямо приспичило. А куда от птицы денешься, она везде летает, всё сверху видит. И тогда бедная Медуза по наивности своей решила, что нашла выход из этого сложного положения. Она спряталась в храме Афины Паллады, считая, что уж там-то, в таком священном месте, она в безопасности. И просчиталась.

На самом деле всё было несколько сложнее, чем то, что я сейчас рассказал. Но об этом позже, всему своё время. В нашем роду, когда кому-то чего-то сильно захочется, всё остальное, извините за выражение, становится море по колено. А уж морскому владыке и подавно. Посейдон, увидев, где скрылась Медуза, спустился с неба, снова из парящей птицы стал мужчиной, зашёл в храм и там, в храмовой тишине, ничтоже сумняшеся, в полное своё удовольствие, и лишил Медузу невинности. После чего, как это нередко случается, всякий к ней интерес тут же и потерял. Более того, мне кажется, она, став нечистой, начала у него какую-то даже брезгливость вызывать. Поверьте, так бывает. В том числе и с богами. Факт тот, что, исполнив задуманное, он её тут же оставил и больше уже никогда ею не интересовался. А Медуза, между прочим, от этого соития забеременела. Впрочем, не будем забегать вперёд, давайте всё по порядку.

Короче, первое несчастье повлекло за собой другое. Мы, боги, я вам доложу, терпеть не можем, когда наши храмы оскверняют. И виновный в таком святотатстве, понятное дело, должен быть наказан. Но не своего же брата олимпийца наказывать, это просто смешно. Наказывают всегда смертных. И данный случай не исключение. Афине было поручено придумать наказание для Медузы, раз уж та по глупости не нашла ничего лучшего, как спрятаться в её храме. Ну Афина и расстаралась по полной. Волнистые волосы Медузы превратила в извивающихся змей, а взгляд её сделала смертельным. Отныне на кого бы Медуза ни посмотрела, несчастный тут же обращался в камень.

Вот такая печальная предыстория. Справедливости в ней, прямо скажем, ни на грош, но кто вам сказал, что боги должны быть справедливы? Большая ошибка, если вы так думаете. Боги зачастую поступают так, как им заблагорассудится. На то они и боги. Кто их может упрекнуть? А вот людям следует быть осторожными. И думать, с позволения сказать, о последствиях. Впрочем, эти мои разглагольствования совершенно бесполезны. Известно, что дорога в ад выстлана благими намерениями. Вернёмся лучше к нашей истории. Ничего нового я вам, кстати, пока что не рассказал, это всё общеизвестно. А вот что и как происходило дальше, об этом никто толком ничего не знает. Как говорится, с этого места поподробней.

Глава вторая

Остров Сериф

Любую историю лучше рассказывать с самого начала. А для этого нам с вами надо перенестись на остров Сериф, поскольку именно там вся эта катавасия и началась. Итак, остров Сериф, или Серифос по-гречески, находится в южной части нашего тёплого Эгейского моря. Чудесный островок, доложу я вам. Вы, может, помните историю Одиссея и циклопа Полифема, так вот именно на этом самом острове знаменитый мореплаватель бедного циклопа и ослепил. Пещера, где он сей сомнительный подвиг совершил, до сих пор, кстати, на острове сохранилась. Но это я так, к слову. Всё это, разумеется, к нашей истории отношения не имеет. Переходим к делу.

Итак, в то самое время, о котором я вам хочу поведать, Серифом правил царь Полидект, человек уже довольно преклонных лет, что, впрочем, нисколько прыти ему не убавило – очень уж был царь охоч до женских прелестей. Вот из-за этой специфической черты его характера всё по большому счёту и произошло.

Дело в том, что ещё на острове проживала Даная, которой он предоставил убежище. Да, да, та самая пышнотелая Даная, которую кто только не живописал – от Тициана до Рембрандта. Понятное дело, что с того момента, как Диктис, брат царя, выловил у берега острова деревянный ящик с Данаей и крохотным Персеем, Полидект поглядывал на соблазнительную красотку как кот на сметану. Но пока была жива его царственная супруга Айоланта, ни о каких домогательствах и речи не могло быть, поскольку Айоланта строго за похотливым царём приглядывала. А он, признаться, её побаивался – нрав у царицы был крутой, могла и травануть муженька из ревности или из мести, благо любила побаловаться с ядами. Из-за яда, кстати, и отправилась в царство Аида, куда я её скорбную душу и сопроводил. Что-то там она намешала, хотела на ком-то из рабов это своё новое зелье опробовать, да по забывчивости сама смертельного напитка и хлебнула. Так бывает, сколько таких нелепых случаев я знаю. А ничего тут не поделаешь, нравятся некоторым царственным особам подобные рискованные затеи, и никакие печальные примеры их не останавливают.

Короче, только Айоланта переправилась через Стикс, чтобы навек поселиться в подземном Аидовом царстве, как в Полидекте, как говорится, ретивое взыграло. Даная, надо сказать, в тот момент жила во дворце на довольно двусмысленном положении – то ли почётная гостья под охраной, то ли высокопоставленная прислужница с особыми полномочиями. Дни её текли однообразно, уныло, так что нечего тому удивляться, что она периодически сидела у окна, смотрела на море, вздыхала и пела скорбные песни.

Тот день, с которого начинается наша история, был особенно жарким. Даная решила помыть мраморный пол в своей комнате, чтобы сделать её чуть попрохладней. Она взяла ведро с водой, тряпку, подоткнула тунику и принялась за дело. При этом затянула свою любимую песню, которую я здесь приведу, дабы у вас создалось полное представление о том, как и что происходило. Замечу только, что голос у Данаи звучный и нежный одновременно, так что слушать её – одно удовольствие.

В общем, пока Даная пела эту скорбную песню, в покои её прошмыгнул наш сладострастный царь Полидект и с вожделением уставился на елозящий влево-вправо соблазнительный зад поющей. Вообразите – он некоторое время так и стоит, застыв с открытым ртом, а потом, не в силах более себя сдерживать, подкрадывается к ней поближе.

Даная, ни о чём не подозревая, продолжает тем временем с песней мыть пол, как вдруг чувствует, что её ягодицы крепко обхватывают чьи-то руки.

– Ой! – восклицает она, резко выпрямляется, разворачивается и с изумлением смотрит на царя. – Ты что делаешь? – спрашивает она удивлённо.

– А ты как думаешь? – величественно отвечает Полидект вопросом на вопрос.

– Ты напугал меня, Полидект! – с укоризной произносит Даная.

– Это хорошо, – безапелляционно заключает Полидект. – Я ведь царь. Царь этого острова. Да, да, царь Серифа, как бы пафосно это ни звучало. А царя, моя милая, надо бояться. Некоторые считают, что царя надо любить, но это чушь. Бояться намного важнее. Любовь ведё т к фамильярности, а страх к преклонению. Чувствуешь разницу?

– Пытаюсь, – недоумённо пожимает плечами Даная.

– Похвально, – ухмыляется Полидект.

При этом он вольготно устраивается на апоклинтре, нашей греческой скамье, на которой можно весьма удобно расположиться полулёжа.

– Ты вообще-то понимаешь, к чему я клоню?

– Не совсем, – искренне отвечает женщина.

– Ну это же очень просто, – ещё шире улыбается царь. – Я не жду от тебя любви, я жду… ну? Ну?..

– Страха? – пытается угадать Даная.

Полидект хохочет. Его забавляет её наивность.

– Нет, дорогая. Ты ошиблась. Благодарности.

Широким жестом он предлагает женщине сесть в стоящее рядом с ложем кресло.

Даная растерянно смотрит на царя.

Выжимает тряпку в ведро, распрямляет заткнутый подол туники и покорно садится на указанное место.

– И я, и Персей, мы очень благодарны тебе, царь, за приют, – робко произносит она, – я много раз говорила об этом…

– Говорить можно много, – прерывает её Полидект уже более серьёзным тоном. – Я не придаю значения словам. Важны действия.

Он выдерживает паузу и со значением понижает голос:

– Я жду от тебя дей ствий, Даная!

– Каких дей ствий, царь? – морщит лоб Даная. – Я правда не понимаю.

– Очень простых дей ствий, моя драгоценная, – снова усмехается Полидект, – очень простых. Ты снимаешь тунику, устраиваешься на ложе и призывно раздвигаешь ноги. И мы с тобой дружно начинаем вкушать амброзию блаженства, нектар удовольствия.

Голос царя при этих словах становится просто медовым.

– Ты только представь, как это славно! – убеждает он. – Я и ты.

Даная, однако, смотрит на него в ужасе.

– Я не стану этого делать, – твёрдо говорит она.

– Вот как? – удивляется царь. – Это даже как-то странно, моя дорогая… Может, тебе надо напомнить, что твоё пребывание на Серифе, и в частности здесь, во дворце, полностью зависит от моего расположения?

– Я помню это, Полидект, – смиренно отвечает Даная.

Но царя её ответ не устраивает.

– Или, может, тебе надо напомнить, что я, по сути, спас и тебя, и твоего сыночка? – строго вопрошает он.

– Это не совсем так, – поправляет его Даная своим нежным голосом. – Нас спас твой брат Диктис, ловивший рыбу на берегу. Это он как раз в тот момент, когда у него начался клёв, заметил деревянный ящик, плывший по волнам, и бросился в воду, чтобы помочь ему прибиться к берегу, пока нас не унесло дальше.

– Не надо о Диктисе, – морщится Полидект. – Я всё знаю. Диктис – ничто, пустое место. Он ничего не достиг в жизни. Мало ли кто ловит рыбу. Рыбаков у нас пруд пруди. А царь – один. И это я. Послушай, Даная, поговорим откровенно. Ты же понимаешь, что я мог бы применить силу, чтобы удовлетворить свои желания. Но я не хочу. Я гуманный человек. Не хочу лишних разговоров о том, что я кого-то к чему-то принуждаю. Это никому не надо. Моё царствование отличается гуманностью. Все знают, что царь Полидект – любимец богов, потому что он гуманист.

– Ты гуманист? – удивляется Даная.

– Именно, – подтверждает царь.

Он неожиданно приходит в прекрасное расположение духа от своего заявления и даже начинает напевать:

На большее его не хватает, и на этом спонтанная музыкальная импровизация заканчивается.

Даная давно привыкла к быстрым переменам в его настроениях. Она с интересом смотрит на резвящегося царя, не понимая, чего от него ждать дальше.

– Гуманизм – это прогрессивная жизненная позиция, – несколько успокоившись, поясняет ей Полидект. – Мы, гуманисты, обязаны вести этический образ жизни в целях самореализации и в стремлении принести большее благо человечеству. Именно так я предполагаю войти в историю. Поэтому всяких там слёз я тоже не хочу. К тому же, признаюсь тебе, я этого терпеть не могу. Я хочу очень немногого – чтобы ты добровольно пошла мне навстречу.

Полидект понижает голос и со значением произносит:

– Я ведь так долго жду этого, Даная…

– Нет, этого не будет, – твёрдо качает головой женщина.

Ей претит мысль стать наложницей похотливого старика.

– Ну чего ты упираешься? – раздражается царь. – Ты же уже далеко не девочка, Даная. Иди-ка сюда. Присядь. Не бойся.

Он отодвигается, освобождая место для того, чтобы женщина села, и призывно похлопывает правой рукой по апоклинтре.

Даная, помедлив немного, подчиняется и пересаживается поближе.

– Кстати, давно хотел спросить… – Голос Полидекта снова становится вкрадчивым. – Что это за история о том, что Зевс якобы проник к тебе в виде золотого дождя? Ведь, насколько я знаю, твой отец Акрисий запер тебя в подземелье и даже служанку приставил – следить, чтобы никто к тебе туда не пробрался. Страшно боялся, что тебя кто-нибудь оприходует, и ты родишь сыночка, который его и укокошит. Я правильно излагаю суть дела?

– Так ему предсказал оракул, – разводит руками Даная.

– Ну да, это известно, – кивает царь. – Так что же было с этим золотым дождё м? Зевс осыпал золотом служанку, и она впустила его к тебе, верно?

– Нет, не верно, – негодует Даная. – Служанка ничего не знала. Это действительно был золотой дождь.

– Ну да, ну да, – саркастически ухмыляется Полидект. – И ты, стало быть, извини за подробность, совокуплялась с дождевыми каплями? Или, скажем точнее, с золотыми дождевыми каплями? Так, что ли? И от этих капель и понесла, да? Очень милая легенда. Мне нравится.

– Думай как хочешь, – с обидой поджимает губы Даная. – Я не собираюсь ничего объяснять.

– Ну ещё бы. Я и не ждал от тебя правдивых объяснений.

Голос царя становится совсем приглушённым.

– Честно говоря, мне всё равно, как на самом деле ты потеряла девственность, – взволнованно бормочет он. – Я жду от тебя совсем другого. Давно жду. Посмотри на меня, Даная. Тебе не хочется почувствовать, каково это – объятия живого человека из плоти и крови, а не какой – то там душ из золочёных капель?

На этих словах Полидект неожиданно переходит от слов к действию. Он проворно соскакивает с апоклинтры, хватает женщину, валит её на неё и до пояса задирает ей тунику.

Даная отбивается что было сил.

– Нет, нет, я не хочу! – кричит она. – Нет! Я не люблю тебя! На помощь!

– Тс-с-с! Полюбишь! – тяжело дыша, шепчет царь прямо ей в ухо. – Если это, конечно, так для тебя важно!

– На помощь!!! – во весь голос, отбиваясь, орёт Даная. – Помогите!!!

И тут происходит нечто непредвиденное.

Когда Даная понемногу начинает терять силы, в её покои буквально влетает Персей, комната которого находилась совсем рядом. Персей очень молод, вернее даже сказать, юн. И, надо отдать ему должное, прекрасен и силён, как молодой бог. Он мгновенно подбегает к борющимся и одним махом отшвыривает в сторону Полидекта, от чего тот еле удерживается на ногах.

– Ты что себе позволяешь, мальчишка? – злобно шипит стукнувшийся о стенку царь.

– Не смей трогать мою мать! – с вызовом отвечает Персей, помогая Данае сесть и поправить одежду.

– Какая дерзость! – восклицает Полидект и не без труда усаживается в ближайшее к нему кресло.

– Если ты ещё раз коснёшься её, я убью тебя! – тем временем гордо заявляет Персей.

– Убьё шь меня? – поражается царь. – Да это же угроза! Эй, стража! – визгливым голосом кричит он. – Ко мне!!!

Раздаётся топот, и в комнату вбегает начальник дворцовой стражи Алексис. Я опишу его коротко, большего он не заслуживает. Это огромного роста детина с всклокоченной рыжей бородой и полным отсутствием признаков интеллекта на челе.

– Ты звал меня, царь? – вопрошает он, положив ручищу на рукоятку меча.

– Да, Алексис, – несколько успокоившись, отвечает Полидект. – Представляешь, тут прозвучала угроза царю.

И он обвинительным жестом указывает на Персея.

– Это же явное нарушение нашей самодержавной конституции, не так ли, Алексис?

– Ты прав, царь, – охотно подтверждает Алексис и всем своим грузным телом разворачивается к Персею. – Царю нельзя угрожать, мальчик! – наставительно произносит он. – Это достаточный повод, чтобы бросить тебя в темницу, судить и лишить жизни, – учительским тоном поясняет Персею Полидект. – Найди мне хотя бы одну причину, которая помешает мне сделать это cейчас.

Но на Персея эти угрозы не производят никакого впечатления.

– Ты не смеешь обращаться с моей матерью как с какой – то рабыней! – гневно блестя глазами, произносит он. – Она дочь царя Аргоса Акрисия, царевна. Она ровня тебе.

– Это я в курсе, чья она дочь, – усмехается Полидект. – Я даже знаю, что папа-царь засунул её и тебя в деревянный ящик и отправил болтаться по волнам. Видимо, очень любил свою драгоценную дочку, не так ли, Алексис? Настоящий пример истинно любящего отца.

Алексис морщит лоб. Сарказм, как правило, доходит до него с трудом.

– Арестовать его, царь? – подобострастно интересуется он.

Даная, услышав это, ахает и выходит из-за спины Персея.

– Не делай этого, Полидект! – молит она. – Он ни в чё м не виновен! Он защищал свою мать! Ты же говорил, что ты гуманист! Любимец богов! Они осудят тебя!

Алексис тем временем воспринимает молчание царя как указание, вынимает меч и начинает двигаться к Персею. Тот хватает ближайший к нему тяжёлый подсвечник и готовится защищаться.

– Подожди, Алексис, дай подумать, – останавливает стражника Полидект. – Она права. Я не хочу лишних разговоров. Это может бросить тень на моё царствование. Никому это не надо. Вот что я решаю…

Он делает значительную паузу, оглядывает всех присутствующих и потом продолжает:

– Ты можешь избежать суда и казни, Персей. Вот тебе альтернативный вариант. Ты, мальчик, отправишься на Запад, в края, где властвуют богиня Ночь и бог смерти Танатос.

– На Запад? – в ужасе повторяет Даная.

– Да, на Запад, – подтверждает Полидект. – А что тут такого? Там тоже люди живут. И неплохо, кстати. В общем, ты найдёшь там остров, где проживают три сестры, ужасные горгоны. И привезёшь мне голову одной из них – горгоны Медузы. Она, кстати, единственная смертная среди них. По край ней мере, так говорят. Тогда я закрою глаза на преступление, которое ты только что совершил. Просто забуду о нё м, хорошо? Ты меня понял? По-моему, это прекрасное и очень гуманное решение, – поворачивается он к Алексису.

– Прекрасное решение, царь, – с готовностью подтверждает начальник дворцовой стражи.

Персей ставит на место подсвечник и с минуту обдумывает услышанное.

– То есть я должен убить эту горгону Медузу? – растерянно уточняет он. – Но я не хочу никого убивать. Даже горгону.

Полидект смотрит на него как учитель на сморозившего глупость ученика.

– Придётся, мой милый, – ласково говорит он. – У тебя нет выхода. Впрочем, если ты знаешь другой способ отделить от тела её голову и привезти мне, то я не возражаю.

И решив, что он произнёс нечто очень остроумное, царь с удовольствием хохочет над собственной шуткой. Алексис громогласно ему вторит.

Персей и Даная ни малейшего участия в этом веселье не принимают.

– Не переживай, – отсмеявшись, продолжает Полидект. – Горгона эта ужасна, о ней ходят жуткие слухи, так что ты сделаешь благое дело, избавишь человечество от лишней гадости.

– Зачем тебе её голова? – интересуется Персей.

– Как это зачем? – удивляется Полидект. – В подтверждение того, что ты совершил этот подвиг. Нормальное доказательство, я считаю. Как ты думаешь, Алексис?

– Очень убедительное доказательство, царь, – кивает начальник стражи. – Лучше и быть не может.

– А как я найду её? – хмурится Персей.

Полидект задумчиво разглядывает юношу.

– Мой милый, кто ищет, тот всегда найдёт, – в конце концов лучезарно сообщает он. – Это было бы слишком простое поручение, если бы у меня была карта, где было бы крестиком отмечено местонахождение горгон.

Эта очередная, произнесённая им спонтанная шутка снова вызывает у Полидекта приступ смеха. Он опять приходит в превосходное расположение духа.

Алексис одобрительно хихикает, не отрывая преданного взгляда от царя.

Персей и Даная терпеливо ждут.

– Дерзай, мальчик! – успокоившись, с пафосом восклицает Полидект. – Я предлагаю тебе путь, который ведё т к славе! Я даю тебе шесть месяцев на всё про всё. За это время вполне можно управиться. Ну, что скажешь?

– А как же моя мама? – растерянно спрашивает Персей. – Я не хочу оставлять её одну. Я видел, что может произойти.

– А что твоя мама? – пожимает плечами Полидект. – Клянусь богами-олимпийцами, что эти полгода она будет в полной безопасности. Я пальцем до неё не дотронусь.

Для убедительности своих слов царь встаёт и прижимает правую руку к сердцу.

– Алексис, ты свидетель слова царя! – объявляет он. И провозглашает, глядя в пространство:

– Пусть молния поразит меня прямо в голову и выжжет мне глаза, если я его нарушу!

– Да! – громогласно подтверждает Алексис.

– Что да? – гневно смотрит на него Полидект.

– Да, мой царь, – стушевавшись, отвечает начальник стражи. – Я свидетель этой страшной клятвы.

Полидект удовлетворённо кивает.

– Ну что, доволен? – обращается он к Персею.

Тот отчаянно смотрит на мать, понимает, что деваться ему некуда.

– Когда мне отправляться? – покорно спрашивает юноша.

– А чего ждать? – широко улыбается довольный собой Полидект. – Прямо сей час и отчаливай. Лодку тебе дадут, я распоряжусь. Иди! И ты иди, Даная, собери его в дорогу, попрощайтесь, я не хочу быть свидетелем этой сентиментальной сцены. И без того много грустного на свете. Идите!

Даная и Персей кланяются и начинают движение в сторону двери.

– Стойте! – неожиданно восклицает Полидект.

Они останавливаются, вопросительно смотрят на него.

– И не надо меня благодарить! – прежним медовым голосом произносит царь.

Даная и Персей мгновение смотрят на него, недоумённо переглядываются, снова молча кланяются и уходят.

Полидект с удовольствием смотрит им вслед.

– По-моему, я неплохо придумал, как считаешь? – обращается он к своему начальнику стражи.

Алексис старательно морщит лоб, прежде чем ответить.

– Но я слышал, что ещё никто не выжил при встрече с этой ужасной горгоной, – наконец произносит он с долей некоторой робости. – Взгляд её смертелен. На кого она ни посмотрит, тот мгновенно превращается в камень.

– Ну да, – соглашается Полидект, – я тоже слыхал, что все как один каменеют при её взгляде. Хотя вообще-то мало ли чего говорят. Я ещё слышал, что у неё ядовитые змеи на голове вместо волос. Ну и что с того? Как, кстати, она причёсывается, интересно? И чем их кормит? Как ты думаешь?

– Даже не представляю себе, – пожимает могучими плечами Алексис.

– А я и представлять не хочу, – усмехается царь. – Мне есть о чё м думать. Я тебе так скажу, Алексис, если эта история про смертельный взгляд правдива, значит, будет на земле ещё одна небольшая окаменелость по имени Персей. Невелика потеря. В некотором смысле это даже хорошо. А если это не так и парень в самом деле принесёт её голову, значит, одной мерзкой горгоной на свете будет меньше. В любом случае мы в выигрыше, не так ли?

– Ты очень мудр, царь, – подобострастно произносит начальник стражи.

– Я знаю, – расплывается в довольной улыбке Полидект. – Конечно мудр. Поэтому у нас так всё хорошо. А полгодика я подожду. Без проблем. Куда мне спешить? У нас ведь тут прекрасные гетеры на Серифе, верно?

– Чистая правда! – оживляется Алексис.

– Ну вот и пой дё м к ним. Надо немного отдохнуть от всех этих переживаний. Жизнь должна прежде всего приносить удовольствие, в этом смысл гуманистического правления, понимаешь меня?

– Ещё бы! – радостно кивает начальник стражи и уходит вслед за царём.

Так вот началась эта эпопея, то бишь история Персея и Медузы. Может, какие-то нюансы я и упустил, но это, право, не принципиально. В целом всё именно так и было. Надеюсь, вам ясно, что похотливый Полидект отправил Персея как можно дальше, чтобы тот не мешал его сладострастным планам в отношении Данаи. Потому я и говорю, что всё дело в этой превалирующей черте его характера.

А теперь, чтобы вникнуть, как и что происходило дальше, нам с вами надо перенестись в Атлантику, на острова Горгады, или, иначе говоря, острова Зелёного Мыса, туда, где проживают сёстры горгоны. Горгона, к слову говоря, по-гречески значит грозная или ужасная. В общем, прямо скажем, путь Персею предстоял не близкий. Ксенофонт из Лампсака, которому лично я вполне доверяю, пишет, что это примерно два дня плавания от материка, то бишь от полуострова Зелёный Мыс, самой западной точки Африканского континента. Это подтверждают и Помпоний Мела, и Плиний Старший в своей «Естественной истории». Если хотите, можете сами почитать и убедиться, они врать не будут. Короче, Персею, чтобы обычным образом добраться до острова горгон, пришлось бы плыть не менее сорока дней, а может, и ещё того дольше. И ещё неизвестно, доплыл бы он, там ведь дядя Посейдон бури устраивает постоянно, в этом районе, уж зачем он это делает, право, не знаю. Так что папа мой, Зевс Всемогущий, не зря велел мне Персею помочь. Впрочем, давайте всё по порядку.

Глава третья

Остров Горгон

Погода на этом далёком острове, как вы уже, вероятно, поняли, из-за постоянных этих Посейдоновых бурь стояла, как правило, отвратительная. Небо хмурое, серое, и если уж не шёл сильный дождь, то дул холодный, пронизывающий до костей ветер. Солнце редко когда заглядывало в эти края. Но вообще-то, при всём при том, климат там был непредсказуемый, всё могло поменяться в одночасье. И вот что удивительно, именно в те дни, о которых я вам рассказываю, погода неожиданно установилась тёплая и солнечная.

Воспользовавшись этим, две сестры-горгоны решили понежиться на солнышке на берегу. Не скажу на пляже, поскольку пляжей как таковых на острове не было, одни скалистые берега. Но они удобно устроились на вершине плоской скалы, где горгона Сфено по просьбе своей сестры Эвриалы делает ей массаж. Это, кстати, совсем не простое занятие, так как тела горгон покрывает блестящая чешуя. Но Сфено справляется, с нескрываемым удовольствием мнёт тело сестры своими сильными, покрытыми медью руками с острыми стальными когтями.

– Вот так! Хорошо! – удовлетворённо восклицает она. – А теперь вот так! А теперь вот здесь! Ну-ка, потянем!

– Э-э! Поосторожней, Сфено! – не выдерживает Эвриала. – Мне больно, в конце концов! Ты не соизмеряешь свои силы!

– Ты же знаешь, что Сфено означает могучая, – виновато произносит Сфено, – так что уж прости меня. Потерпи, это полезно.

– Я не собираюсь ничего терпеть, – возмущается сестрица. – Эвриала, напомню, вовсе не означает терпеливая, Эвриала – это далеко прыгающая.

– Я это знаю, Эвриала, – успокаивающе говорит Сфено, продолжая всё тот же активный массаж, – я ведь твоя сестра. Я всё про тебя знаю.

– И что с того? – постанывает Эвриала. – Тебе не кажется, что есть некая разница в этих понятиях: терпеливая и далеко прыгающая?

– Ну чего ты завелась? – удивляется Сфено. – Просто расслабься и получи удовольствие.

Эвриала, однако, не успокаивается.

– На что ты намекаешь? – вопрошает она. – Какое удовольствие, сестрица? Мы же не на острове Лесбос, в конце-то концов. К тому же ты знаешь, я горячая противница всех этих однополых отношений. И уж тем более внутри семьи. После того как наш папенька Форкий решил заняться инцестом и стал сожительствовать со своей сестрой Кето, мы родились горгонами.

– Ну и что такого? – энергично реагирует Сфено. – Да, мы горгоны! Что тебя не устраивает? По край ней мере, мы бессмертны, а это уже чего-то да стоит, разве нет? И вообще, кто может противостоять нам? Посмотри, какие у нас крепкие руки, какие когти! К тому же у нас не кожа, как у людей, а настоящая, крепкая, как сталь, чешуя. Это, по сути, броня, она непробиваема!

И Сфено с силой нажимает на какую-то точку на теле Эвриалы.

– А-а! Хватит! – не выдерживает горгона. – Ложись сейчас ты!

– Как хочешь, – пожимает плечами Сфено. – Я старалась как лучше.

Они меняются местами.

Сфено укладывается на живот, и теперь Эвриала делает массаж Сфено.

– Ну и что хорошего в этом твоё м бессмертии, хотелось бы знать? – рассуждает она. – Мы обречены на жизнь, как бы она ни наскучила, как бы ни была отвратительна. Времена года будут сменяться, время будет тянуться бесконечно, а мы так и будем пить горячую людскую кровь, разрывая на части их бренные тела. Целую вечность! Мне, честно говоря, это уже несколько приелось. А что делать? Всё будет повторяться и повторяться, и никогда не придёт конец этому скучному однообразию. Тебе не кажется, что это не благо, а наказание? Только не понимаю, за что? За родительский грех? Если уж на то пошло, я завидую людям, в жизнях которых есть начало, развитие и конец. Я завидую нашей сестре Медузе, которая не обладает этим даром!

– Ты это серьёзно? – поворачивается к ней Сфено. – Ты ей завидуешь? Чему?

– Лежи смирно! – приказывает Эвриала. – Да, завидую! Страшно завидую! Даже при том, что она чудовищно выглядит с этими её змеями на голове. Лучше быть уродливым, но смертным монстром, чем бессмертной, неуязвимой, но никому не нужной… Иногда мне хочется просто растерзать её от зависти! Я ненавижу Медузу!

Сфено снова поворачивается и поражённо смотрит на неё:

– Что ты говоришь, Эвриала! Она же наша родная сестра! И к тому же она очень хорошая. Её же не зря назвали Медуза – то есть защитница.

– И что с того, что сестра? – пожимает плечами Эвриала. – Кто тут считается с родственными связями? Мало ли какие у нас сё стры! Змеедева Ехидна тоже вроде как наша сестра, и страшные старые грайи с этим их одним глазом и одним зубом на троих – наши старшие сё стры, ну и кого это волнует? Говорят, что и дракон Ладон, охраняющий сад с яблоками гесперид, – тоже наш братец! Мало ли кого ещё наплодила эта безумная похотливая парочка – бог бурного моря Форкий и злобная богиня пучины Кето! Плевать я хотела на всех этих уродливых жутких сестё р и на нашу Медузу в частности!

– Медуза вовсе не уродлива, – с обидой поправляет её Сфено, которая не терпит искажения истины. – Она всегда была самой красивой из нас!

– Тем более у меня есть причины её ненавидеть, – невозмутимо парирует Эвриала.

– Она-то в чём виновата? – удивляется Сфено. – Сестра стала смертной, да ещё с этими змеями на голове, потому что на неё прогневалась Афина!

– Ясное дело – прогневалась! Она же трахалась с Посейдоном в её храме! Тут любая разгневается! Лежи давай смирно!

– Не буду!

Сфено резко поворачивается и садится.

– Она с ним вовсе не трахалась. Он её из-на-си-ло-вал!

– Ага, как же! – усмехается Эвриала. – Может, и наш отец изнасиловал нашу мать? Мало ли чего она теперь рассказывает, эта Медуза. Она же у нас гордая. Разве она когда-нибудь признается, что сама умирала по Посей дону и всё сделала, чтобы завлечь его в этот храм. Чтоб остаться с ним там наедине!

– Ты врё шь! – кричит Сфено. – Не было такого!

– Конечно, не было, как же! – злобно смеётся Эвриала. – Открой глаза, сестрица! У нашей красавицы всегда были заоблачные запросы. Ей нужен был не кто-нибудь, а сам Посей дон. Не просто бог, а олимпиец! И она всё рассчитала, кроме одного – что их застукает Афина Паллада, которой совсем не понравилось, что её храм используется в качестве борделя. Заметь, кстати, что к Посей дону никаких претензий у Афины не было.

– Ну, ещё бы! – возражает Сфено. – Он же бог, брат самого Зевса.

– Да не в этом дело, – брызгая ядовитой слюной, шипит Эвриала. – Просто Афина быстро разобралась, что там происходило. Она, в отличие от Афродиты, терпеть не может шлюх!

Сфено от возмущения вскакивает на ноги.

– Замолчи!

– И не подумаю! – отвечает Эвриала и в свою очередь выпрямляется.

– Я не позволю в таком тоне говорить о Медузе! – угрожающе произносит Сфено.

– Да ну? – с вызовом отвечает ей сестра. – И что ж ты сделаешь, интересно?

– Возьму и заткну тебе рот! – гневно цедит Сфено.

Лицо её искажается от ярости.

– Ну попробуй! – Эвриала поднимает руки с острыми когтями. – Ещё, кстати, неизвестно, когда и какие плоды даст семя, которое оставил Посей дон в лоне этой шлюхи!

– Я сказала, заткнись!!! – кричит Сфено.

Сё стры ходят по кругу с горящими от ненависти глазами, готовые броситься друг на друга.

Именно в этот стрёмный момент на скале появляется Медуза. Замечу, что на голове у неё надет петус, или, по-латыни, пелеус – войлочная шляпа. Такие шляпы были писком моды в нашей Древней Греции. Я и сам частенько носил такую. Но у Медузы пету с особенный – с большими широкими полями.

Короче говоря, Медуза подходит и с удивлением смотрит на разгневанных сестёр.

– Что здесь происходит? – интересуется она.

Голос у Медузы нежный, льющийся. Да и сама она очень мила. Вообще, глядя на неё, никак не подумаешь, что перед тобой смертельно опасный монстр.

Сёстры тут же опускают руки, успокаиваются.

– Привет, сестрица! – улыбается Сфено.

– О, Медузочка! – фальшиво лебезит Эвриала. – Как я рада видеть тебя! Привет!

– И вам привет, сё стры! – с нежной улыбкой отвечает Медуза. – Что вы делали?

Горгоны переглядываются.

– Так, небольшая разминка, – находится Эвриала. – Чтоб не застаиваться, понимаешь?

– Такое семейное развлечение, – вторит ей Сфено.

– Мы, горгоны, должны быть всегда в тонусе! – уперев руки в бёдра, наставительно произносит Эвриала. – Если ты в отличной форме, то и настроение у тебя превосходное, а это немаловажно, верно?

– Да, пожалуй… – немного подумав, соглашается Медуза. – Да, ты, наверное, права, Эвриала…

– Я всегда права, – усмехается Эвриала. – От этого не легче. Как там твои змеи?

Медуза вздыхает и поправляет петус на голове.

– Они спят, – с виноватой улыбкой отвечает она. – Обычно они просыпаются к ночи, начинают извиваться, шипеть и жутко мешают мне спать. Я уже и не помню, когда высыпалась последний раз. Это было совсем в другой жизни.