Сердце матери

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Лето в степи было знойным. Горячий воздух дрожал над землей, пропитанной терпким ароматом полыни. Ветер, лениво пробегая по бескрайним просторам, качал седые ковыли и поднимал за автобусом облака золотистой пыли. Но на горизонте, куда вела дорога, синела зубчатая полоса – сосновые боры Бурабая, окаймлявшие пологие холмы. А высоко в небе, неподвижно застыв в поднебесье, парили степные орлы, зорко высматривая добычу.

По ухабистой грунтовой дороге, раскачиваясь на кочках, медленно полз запыленный автобус. Он вез в аул молодых специалистов – учителей, агрономов, ветеринаров. В салоне стоял гул от возбужденных голосов и смеха: кто-то делился планами, кто-то с любопытством вглядывался в проплывающие за окном пейзажи.

Аул был в числе крепких хозяйств района. Здесь разводили крупный рогатый скот, выращивали пшеницу и овес. Жизнь в ауле кипела с самого рассвета: под аккомпанемент тракторных моторов вспахивали поля, а на току гудели комбайны, вздымая золотую пыль. С молочной фермы доносился терпкий запах навоза и свежего молока, а пастухи перегоняли стада с одного пастбища на другое. Центр аула был небольшим: несколько побеленных административных зданий, скромная школа, продуктовый магазин с выцветшей вывеской, Дом культуры, почта и медпункт.

Главным человеком на ферме был директор – Балгабай. Не высокий, крепкий мужчина с суровым взглядом, он держал хозяйство в железных руках. В молодости сам работал в поле, знал каждую делянку, каждую бригаду. Он не терпел возражений, не любил пустых разговоров, а уж если ставил перед собой цель – добивался ее любой ценой.

Среди приехавших была и Ажар. Она только что получила диплом учителя с отличием. Этот красный диплом был предметом безмерной гордости ее родителей. Она могла бы остаться в городе, устроиться в хорошую школу, но, когда пришло время распределения, без колебаний выбрала родной аул. Родители Ажар были уже в годах. С каждым днем им становилось все тяжелее управляться с хозяйством. Руки отца, когда-то сильные и ловкие, теперь плохо слушались, а мать уставала даже от простых дел. Они никогда не жаловались и не просили ее вернуться, но Ажар сердцем чувствовала, что не может оставить их одних.

Автобус, с грохотом сбросив скорость, въехал на улицы родного аула. Ажар не отрывала взгляда от окна, и каждый дом, каждое деревце будило в ней трепетную струну воспоминаний. Длинная, коса из черных волос лежала на плече. Солнечный луч, пробиваясь сквозь запыленное стекло, золотил ее кожу, напоминающую тонкий фарфор. Ее карие глаза были полны задумчивой грусти, но где-то в самой их глубине жил и не угасал яркий, притягательный огонек. В этих смуглых щеках, в овале лица, в мягком изгибе бровей была какая-то вневременная, певучая гармония. В этот миг, озаренная солнцем, она была похожа не на современную городскую учительницу, а на прекрасную героиню из древних степных легенд.

Автобус, с шипением пневматики, замедлил ход у здания конторы. На крыльце, словно монумент, скрестив на массивной груди руки, их уже поджидал директор хозяйства – Балгабай. Его оценивающий, чуть ленивый взгляд скользил по молодым специалистам, высыпавшим из автобуса. Но когда на ступеньку ступила Ажар, его взгляд намертво застыл на ней. Что-то внутри него, давно и прочно забытое, судорожно дрогнуло и оборвалось, заставив на мгновение перехватить дыхание. Она, разумеется, не заметила, как его плечи непроизвольно расправились, а в обычно холодных глазах вспыхнул быстрый, цепкий интерес.

Балгабай сделал шаг навстречу, отсекая дистанцию.

– Добро пожаловать, – прозвучало его приветствие, и в голосе, привыкшем отдавать приказы, появилась несвойственная мягкость.

Ажар лишь вежливо, едва заметно кивнула, приняв это за обычную формальность, и прошла дальше. Балгабай инстинктивно двинулся за ней, но был тут же остановлен кольцом вопросов. Его окружили рабочие, загородив ему вид. Кто-то донимал планами на уборочную, кто-то – дефицитом запчастей. Он отмахивался, его взгляд, словно компас, упрямо возвращался к удаляющейся к школе фигуре.

Ажар, не оглядываясь, подошла к знакомому зданию. У входа сердце ее сжалось от щемящего волнения. Прохладная тень коридора, пахнущая старой краской и затаенной тишиной каникул, обняла ее. Все было родным до боли: стертые до впадин деревянные ступени, крашенные в зеленый цвет стен, запах мелованной доски и учебников. Родные стены. Она без труда нашла кабинет директора – там, в самом конце коридора, на первом этаже.

Постучавшись, услышала знакомый голос: – Войдите!

За столом сидела худощавая женщина с короткой стрижкой и добрым взглядом. Директор школы, Сауле Серикбаевна, когда-то была ее классным руководителем. Как только она увидела Ажар, ее лицо озарилось радостью.

– Ажар! – воскликнула она, поднявшись с места.

– Какая ты красавица стала! Проходи, присаживайся! Ажар улыбнулась и села на стул напротив.

– Ну, рассказывай? Как добралась? Как родители?

– Все хорошо, спасибо. Отец уже не выходит в поле, больше отдыхает на пенсии. Мама всё хлопочет, но силы уже не те… Вот и решила вернуться, быть рядом, попросилась в родную школу, – ответила Ажар.

Директор одобрительно кивнула:

– Ты даже не представляешь, как нам нужны такие учителя, как ты. Особенно свои, с душой. Сама знаешь, городские приезжают, год отслужат для стажа – и след простынет. А мы остаемся без учителей.

Ажар молча достала из сумки аккуратную папку и протянула её.

– Вот, диплом, направление. Всё в порядке.

Директор раскрыла папку, бегло пробежала глазами по страницам. Когда увидела красный диплом: – Ох, молодец, какая!

Она отложила документы в сторону, внимательно, чуть сбоку, посмотрела на Ажар, а потом накрыла своей тёплой, узловатой рукой её тонкие пальцы.

– Возвращаться домой, чтобы помогать своим… Это благородно, Ажар. Родители, я знаю, тобой дышат. Ну, что ж… – голос её стал твёрдым и торжественным, – добро пожаловать в коллектив, учитель. Завтра займёмся бумагами, а сегодня иди, осмотрись. Вдохни воздух родных стен.

– Спасибо вам, Сауле апай. Я приложу все силы.

– В этом у меня никогда не было сомнений, – окончательно расправив морщинки у глаз, улыбнулась директор.

Ажар почти бежала домой, и сердце её трепетало от лёгкого, сладкого волнения. Аул был родным, но после долгих лет жизни в городе возвращение казалось и радостным, и волнительным одновременно. За время учебы она практически не приезжала домой, параллельно работала, все годы учебы, кроме первого курса.

Дом родителей стоял на самом краю аула, у самой кромки бескрайней степи, дальше начинался густой сосновый лес. Вот и знакомая, втоптанная в землю тропка, мимо соседских домов. И вот у калитки, прислонившись к покосившемуся столбу, стоял отец. Он смотрел в сторону аула выглядывая Ажар, и в его позе была привычная, нажитая за долгие годы усталость. Он постарел: щёки ввалились, волосы стали цвета пепла. Но плечи, расправленные годами тяжёлого труда, по-прежнему держались прямо. Увидев дочь, он медленно, будто пробуждаясь, оттолкнулся от столба и сделал несколько твёрдых шагов навстречу.

– Қызым! – вырвалось у него, и в этом слове звучала вся накопленная за годы разлуки нежность. Он обнял её, и его сильные, но уже исхудавшие руки тепло похлопали её по спине.

Из дома, суетливо вытирая ладони о запыленный фартук, выбежала мать. Её глаза блестели от непролитых слёз.

– Ажар, айналайын! Наконец-то! – Она прижала дочь к груди.

В доме пахло праздником: горячими лепешками с поджаристой корочкой, сладкими баурсаками и ещё чем-то неуловимо родным, что складывалось в один-единственный запах – запах дома. На столе, застеленном вышитой скатертью, уже дымился большой чайник и красовался мамин медовый торт, который она пекла только по самым особым случаям.

– Ты, наверное, выбилась из сил, қызым? Дорога-то неблизкая, – заботливо спросила мать, наливая ей чай в пиалу.

– Нет, мама, всё хорошо, – улыбнулась Ажар, – Я даже уже в школе была, виделась с Сауле апай. Завтра начнём оформлять документы.

Отец кивнул, размешивая сахар: – Правильное решение ты приняла, қызым. Город – это хорошо, но дом есть дом. Здесь ты нужнее.

Не успели они, как следует приняться за чай, как снаружи послышались быстрые, уверенные шаги, щелчок калитки – и дверь в дом резко распахнулась, впустив вместе с порывом горячего степного воздуха вихрь неугомонной энергии.

– Ажар! Ажарка, правда, что ли?!

На пороге, залитая солнцем и слегка запыхавшаяся, стояла худая, как тростинка, девушка. Её волосы были собраны в небрежный пучок, а в смуглом лице с высокими скулами горели бездонные карие глаза, полные озорства и любопытства. Гаухар. Та самая, с которой они в детстве собирали в поле землянику и делились самыми сокровенными секретами, гуляя после школы.

– Гаухар! – Ажар вскочила из-за стола, и подруги схватились в крепких объятиях, раскачиваясь от смеха. – Ты как узнала?!

– В ауле скворца нового за версту видно, а ты и не скворец! – отмахнулась Гаухар, уже держа Ажар за плечи и с восторгом разглядывая её с ног до головы. – Ох, как ты похорошела! Настоящая городская красавица!

Ажар рассмеялась, махнув рукой: – Ну, перестань, та же я, что и раньше.

– В глазах что-то новое появилось… Учёность, что ли. А ну, рассказывай всё, с самого начала! Как там, в большой жизни?

– Доченька, дай человеку чаю спокойно напиться, – мягко, но настойчиво вмешалась мать, сдвигая на столе пиалы. – С дороги она, устала.

– Ой, тәте, простите мою несдержанность! – Гаухар приложила ладонь к груди с наигранным раскаянием, но её глаза по-прежнему искрились. – Голова кругом, вот и прибежала без предупреждения! Не могу же я, когда такая новость!

– Раз пришла – садись, – спокойно сказал отец, подвинувшись.

Гаухар мигом устроилась на краюшке стула рядом с Ажар, вся излучая нетерпение.

– Ладно, про город потом. Но скажи хоть сейчас… Зачем? – она развела руками, оглядывая скромную комнату. – Я бы на твоём месте из города-то ни ногой! Что тут, в нашей степи, такого, чего там нет?

Ажар опустила глаза на свою пиалу, провела пальцем по тёплому краю и тихо, но очень твёрдо ответила:

– Потому что здесь мои корни. Мой дом. Мои родители.

Гаухар задумалась на секунду, и её взгляд стал серьёзнее и теплее. Она всё поняла без лишних слов. А потом, словно спохватившись, звонко хлопнула себя по коленям и подпрыгнула на месте.

– Ну, раз так! Тогда конец унынию! Вечером, ждем тебя у клуба! Всем расскажу, что ты вернулась, наши обрадуются.

Ажар встретилась взглядом с матерью, которая одобрительно кивнула, и улыбнулась подруге.

– Хорошо, приду.

– Обязательно приходи! – уже кричала Гаухар на бегу, выскакивая за дверь. – До вечера!

И так же стремительно, как и появилась, она исчезла, оставив после себя лёгкое облачко пыли, колышущееся в дверном проёме.

Вечер в ауле был тихим и по-настоящему тёплым. Воздух, накалённый за день, наконец, остыл, отдавая земле тепло, и стоял неподвижно, густой и душистый. В бархатно-синем небе одна за другой загорались крупные, яркие звезды, а бледный серп луны мягко серебрил крыши домов и вершины берез. Из темноты доносился переливчатый лай собак и монотонная, убаюкивающая трель сверчков. Ажар медленно шла по улице, и усталость от дороги растворялась в этом умиротворении. На душе было тихо и спокойно.

Возле клуба уже кипела жизнь. Собиралась молодежь – кто-то сидел на лавках, кто-то громко смеялся и перекликался у крыльца, из открытых окон лилась негромкая музыка.

– Ажарка! – раздался веселый голос. Гаухар, заметив подругу, словно вихрь, сорвалась с места и помчалась к подруге, схватив её за руку. – Хорошо, что пришла! Смотри, все тебя ждут!

И правда, на Ажар обратились десятки глаз – бывшие одноклассники, друзья. Взгляды были разными: любопытными, радостными, оценивающими.

– Как же ты изменилась! – крикнула одна из девушек.

– И похорошела, – добавил кто-то из парней в толпе.

– Ну, рассказывай, как там, в городе?

Ажар улыбнулась в ответ, по-доброму глядя на знакомые лица.

– В городе хорошо, а дома – душа отдыхает.

Она и правда всегда была немногословной. Не от застенчивости, а от нежелания тратить слова понапрасну. Она предпочитала слушать, наблюдать, читать в глазах и интонациях то, что люди часто прячут за словами.

Музыка из клуба становилась громче, парни переговаривались, приглашая девушек на танец. В воздухе витала атмосфера беззаботности. – Ну что, Ажар, потанцуем? – подмигнул ей один из молодых парней. Она смущенно улыбнулась, но прежде чем успела ответить, с лавочки вскочил высокий парень в светлой рубашке. – Лучше со мной, – спокойно сказал он, протягивая ей руку. Ажар взглянула на него и на мгновение замерла. Серик. Она узнала его сразу, хотя годы, прошедшие со школы, изменили его до неузнаваемости. Тот долговязый паренёк, о котором она когда-то втайне вздыхала, исчез. Перед ней стоял мужчина с широкими плечами, твёрдым взглядом и спокойной уверенностью в каждом движении. Он окончил учебу, ушел в армию, а теперь вернулся и работал комбайнером в ауле.

– Ты не узнала меня? – спросил он, подойдя ближе.

Ажар кивнула, все еще немного смущенная. – Узнала…

Музыка заиграла громче. Вокруг все смеялись, танцевали, а она стояла перед Сериком, не зная, что сказать. – Так потанцуем? – повторил он, все так же спокойно. Она, молча, вложила свою ладонь в его руку.

Утро было ясным и по-осеннему свежим. Ночная прохлада ещё цеплялась за землю, и лёгкий ветерок из леса нес запах хвои. Солнце, только что показавшееся из-за горизонта золотило серые крыши и тянуло длинные тени. Ажар, наслаждаясь утренней тишиной, быстрым шагом шла в школу.

Когда она проходила мимо конторы совхоза, ее остановил мужской голос.

– Ажар, постой.

Она подняла голову и увидела Балгабая. Он стоял, заложив большие руки за спину, и казалось, он не случайно оказался здесь, а поджидал её специально.

– Слушаю вас, – сдержанно сказала Ажар.

Он медленно подошёл ближе, его испытующий взгляд скользнул по её лицу.

– Молодец, что вернулась в аул. Я вчера тебя и не узнал сразу. Нам такие кадры нужны. Если нужна помощь, обращайся.

В его голосе сквозила не столько похвала, сколько констатация факта и напоминание о его власти.

– Спасибо, у меня всё в порядке. – коротко ответила Ажар, не желая затягивать разговор.

Она сделала шаг, но Балгабай непостижимым движением преградил ей путь, оставаясь на месте.

– Не торопись, поговорить хочу.

Ажар сжала пальцы, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– О чём? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Балгабай наклонился чуть ближе, и его голос стал тише, но приобрёл ещё более весомую, нажимную интонацию.

– Хочу свою дочь, Гульнару, в твой класс определить. Девочка способная, шустрая. Всё на лету схватывает.

– В мой класс? – удивилась Ажар. – Но формированием классов занимается директор…

– С Серикбаевной я уже обо всём договорился, – парировал Балгабай, и в его глазах мелькнуло удовлетворение. Он произнёс это так, будто просто поставил печать на документе. – Так что считай, вопрос решён. Будешь с ней особо заниматься. Я требую, чтобы она была лучшей.

Она больше не сказала ни слова. Просто коротко кивнула и, отведя взгляд, быстрым шагом пошла по направлению к школе, стараясь не оборачиваться. Она чувствовала его тяжёлый взгляд у себя за спиной, и это ощущение было похоже на прикосновение холодного металла.

Осень мягко вступала в свои права. Утренняя прохлада отступала под лучами ласкового солнца, а воздух был густым и сладким от запаха спелой пшеницы и свежескошенной травы. В совхозе кипела уборочная кампания – в полях гудели комбайны, а по дорогам нескончаемым потоком тянулись гружёные зерном машины. Но, несмотря на сельские заботы, в этот день все внимание было приковано к школе.

Первого сентября её двор расцвёл белыми бантами и строгими костюмами. Дети, взволнованные и нарядные, сжимали в ладонях букеты. Старшеклассники толпились чуть в стороне, а вот младшие, особенно первоклашки, жались к родителям.

Ажар кружилась в самом эпицентре этого праздника. Она поправляла съехавший набок пышный бант, застёгивала непослушные пуговицы на отутюженной рубашке, ласково направляла малышей в строй.

– Айдар, цветы держи ровно, солнышко, а то лепестки облетят, – мягко говорила она.

– Алтын, иди ко мне, не бойся, посмотри, какие все ребята хорошие.

Дети постепенно оттаивали, и некоторые уже доверчиво вкладывали свои маленькие ладошки в её руку. В этом хлопотливом счастье она вся была – внимание, доброта, предвкушение нового начала.

Среди родителей, в первых рядах, неподвижной глыбой стоял Балгабай. Рядом с ним, прижавшись, стояла его дочь Гульнар – хрупкая девочка с двумя аккуратными косичками. Он сам привел ее в первый класс. Когда настала его очередь говорить, Балгабай шагнул вперёд, и его голос, громовый и уверенный, легко перекрыл школьный гомон.

– Дорогие дети, уважаемые учителя, родители! – начал он, и его слова повисли в притихшем воздухе. – Сегодня вы – главное богатство нашего аула. Ваша учёба – тот же хлеб, что мы выращиваем в поле: чтобы был урожай, нужно вложить и труд, и душу.

Он сделал театральную паузу, и его взгляд, тяжёлый и цепкий, медленно прополз по ряду учителей, чтобы остановиться на Ажар.

– И я особенно рад, что сеять это разумное, доброе, вечное будут у нас такие педагоги. Как наша молодая, но уже подающая большие надежды учительница Ажар.

Ажар почувствовала, как десятки глаз уставились на неё. Она выпрямила спину, но внутри всё сжалось. Она лишь молча, с холодной вежливостью, кивнула.

– Желаю всем успехов! – заключил он, отступая на свою позицию, но его пристальное внимание продолжало давить на Ажар.

Учебный год начался, и скоро жизнь школы вошла в свою колею. Одним из её незыблемых ритуалов стало утреннее появление Балгабая с дочерью.

Каждое утро, словно по часам, у ворот школы возникала его мощная фигура. Он не просто провожал Гульнару, а совершал некий обряд. Он лично передавал её Ажар, и в его глазах читалось не просто родительское участие, а нечто большее.

– Есть ко мне вопросы? – каждый раз буднично спрашивал он.

– Нет, Балгабай-ага, всё хорошо, – так же буднично отвечала Ажар, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Гульнар шла в класс молчаливой и послушной тенью отца. Она была умна, схватывала всё на лету, но в её глазах не было детского блеска, лишь тихая, напряжённая сосредоточенность.

И лишь иногда, в те дни, когда в совхозе случались настоящие авралы – ломался комбайн, срывались поставки или приезжало высокое начальство из района, – эту картину можно было увидеть иной.

В такие утра вместо властного Балгабая к школе робко подходила женщина в тёмном платье. Это была его жена, Роза. Она двигалась неслышной походкой, всегда опустив глаза.

– Здравствуйте, – она произносила это шёпотом, едва заметно кивая Ажар, и тут же спешила уйти, словно боялась кого-то встретить или с кем-то заговорить.

В ауле о ней почти не говорили. Она редко появлялась на людях, не ходила на посиделки к соседкам. Её жизнь протекала за высоким забором дома Балгабая, который был самым большим и крепким в ауле. Глядя на его жену, Ажар ловила себя на мысли, что этот дом больше похож на золотую клетку. В ней было всё для жизни, но не было самой жизни – ни смеха, ни подруг, ни права на собственное слово.

Балгабай находил формальные поводы для визита школы: проверить, как идёт подготовка к отопительному сезону, обсудить подготовку к смотру художественной самодеятельности. Но вскоре Ажар с тревогой начала понимать, что все эти причины – лишь предлог. Истинная причина была в ней.

Он мог зайти в учительскую именно в ту перемену, когда там была она, и его тяжёлый взгляд, будто бы случайно, останавливался на ней дольше, чем на других.

– Ажар, как успехи? – мог он спросить, подходя так близко, что она чувствовала запах дорогого парфюма.