Лоран и Перо судьбы

Глава 1: Шрамы на мире и душе

Прошло шесть месяцев. Камнеподье, казалось, делало глубокий, первый в своей жизни глоток сравнительно чистого воздуха. Ядовитые ливни стали реже, а их кислотность заметно снизилась. В трещинах ржавого металла и на заброшенных карнизах пробивались упрямые, невиданные доселе ростки – настоящая зеленая трава и даже мелкие полевые цветы. Люди шептались, что это благословение Мальчика с Пером, отголоски исправленной вероятности, которая медленно, но верно исцеляла их мир.

Но сам Лоран не чувствовал себя благословенным. Он стоял на той самой крыше, где когда-то рисовал угольком, и смотрел на прорезавший облака луч солнца. Он должен был бы ликовать. Но внутри была лишь пустота.

Перо исчезло. Оно рассыпалось в прах, оставив после себя не просто отсутствие инструмента, а призрачное ощущение ампутированной конечности. По ночам ему снилось, как его пальцы сжимают теплый хрустальный стержень, а он пишет в воздухе слова, которые тают, не успев воплотиться. Он просыпался с дрожью в руках и горьким привкусом бессилия на языке. Он был героем, но снова стал просто бедным мальчиком из Камнеподья, только теперь с неподъемным грузом славы и всеобщих ожиданий на худых плечах.

«Хранилище Возможностей», которое он основал с Лирой, стало лучом надежды для многих. Они чинили водопроводы, выращивали грибы и даже карликовые овощи в гидропонных стеллажах, организованных в заброшенных цехах. Лира и несколько бывших инженеров с Глубинного Завода наладили систему фильтрации воды, используя старые детали и малые хитрости. Они учили детей читать и писать, а взрослых – основам механики и земледелия.

Это была хорошая, честная работа. Она меняла жизнь к лучшему. Но для Лорана это была капля в море всеобщего страдания. Он видел, как вверху все так же парили сияющие корабли, как эльфийские торговцы с брезгливыми лицами спускались вниз лишь за дешевой рабсилой. Система не рухнула. Она лишь дала небольшую трещину.

Лире, его верному другу и глазу во тьме, было проще. Она была действием, клинком в тени. Ее не мучили абстрактные мысли о судьбах мира. Она видела сломанный насос – чинила его. Видела голодного ребенка – находила ему еду. Ее народ, дроу, уважал ее не за прошлые заслуги, а за силу, решимость и верность своему слову. Она-то и видела тоску Лорана.

Как-то раз она застала его в одном из залов «Хранилища», где он с пустым взглядом водил обычной деревянной палкой по стене, пытаясь «написать» солнечный луч.

«Ты смотришь на свои руки, будто они тебя предали», – сказала она тихо, подходя ближе.

Лоран вздрогнул и опустил палку.

«Они и предали, – прошептал он, сжимая кулаки. – Я мог изменить всё. А теперь… я снова никто. Я не могу вырастить лес, который нарисовал. Не могу остановить все ливни. Я не могу… вернуть отца».

Лира положила руку на его плечо. Ее прикосновение было твердым и надежным.

«Ты смотришь слишком высоко, Лоран. Ты изменил не всё. Но ты изменил нашу жизнь. Мою. Моих сородичей. Стариков Марти и Колвина. Маленькую Мэй. Ты дал им шанс. Иногда самое сильное волшебство – это не гигантский взрыв, а тихий рост травы сквозь асфальт. Ты посеял семена. Теперь дай им время прорасти».

Они не знали, что их тихая революция привлекла внимание не только благодарных обывателей и настороженных правителей верхних ярусов. Гораздо более древние и могущественные силы уже обратили свой взор на Аэтрию.

Глава 2: Наследница Расколотого Списка

Корабль появился на рассвете. Он не был похож ни на грузовой лихтер с Нижних ярусов, ни на сияющую, вычурную яхту магов-аристократов. Это был древний, обшитый потемневшим от времени деревом и потускневшей бронзой галиот. Его паруса, казалось, были сотканы из тумана и лунного света. На главном парусе был вышит загадочный символ – раскрытая книга, со страниц которой на мир падали звезды.

Корабль пришвартовался в нейтральных доках, на среднем ярусе, избегая как помпезных верхних гаваней, так и мрачных нижних. С его трапа сошла женщина. Ее одежды были строгого серого цвета, без единого украшения, а лицо, с правильными, но абсолютно непроницаемыми чертами, хранило бездну спокойствия, какое бывает только у тех, кто видел смену эпох. Ее звали Эланви, и она была хранительницей Ордена Летописцев – таинственной расы астральных архивариусов, чья история была так же стара, как и у Реванантов, но чьи цели всегда оставались сокрытыми.

Она разыскала Лорана в «Хранилище Возможностей». Ее появление не вызвало шума, но было подобно тихому, глубокому землетрясению, которое чувствуют лишь самые чуткие. Она вошла в зал, где Лоран помогал сортировать семена, и ее взгляд сразу же нашел его.

«Ты уничтожил Перо Судьбы, Лоран, – сказала она без предисловий, ее голос был похож на шелест древних страниц, переворачиваемых в безмолвной библиотеке. – Актом величайшей силы и глубочайшего сострадания. Но ты не уничтожил его последствия. Ты не просто стер написанное. Ты разорвал страницу из Великой Книги Реальности. И теперь чернила с этой страницы растекаются, угрожая смыть целые главы, которые были написаны следом».

Лоран и Лира, привлеченная странной гостьей, слушали, завороженные и напуганные.

Эланви объяснила: используя перо для столь грубого и прямого воздействия на сущность такого масштаба, как Аргил, Лоран создал парадокс. Он не просто «вписал» в него сострадание. Он силой вколотил чужеродное понятие в самую основу его being, создав разрыв в причинно-следственной связи вселенной. Этот разрыв, эта рана на Ткани Реальности, порождает «Эхо» – искаженные, ущербные копии людей, мест и событий из тех вероятностей, что были отброшены в момент его вмешательства. И первое такое Эхо, притянутое энергетическим шрамом Лорана, уже здесь.

Глава 3: Тень без света

В ту же ночь на окраине Камнеподья, в квартале «Серебряная Задвижка», который недавно отстроили и укрепили силами «Хранилища», пропали двое детей. Брат и сестра, Томми и Элли. Исчезновение было неестественным. Они не пошли в опасные Завалы. Они играли прямо у порога своего дома, под присмотром матери. Она на секунду отвернулась, чтобы занести в дом белье, обернулась – детей не было. Не было ни крика, ни звука борьбы, ни следов похищения. Они просто растворились в воздухе.

Лира, лучшая следопыт во всем Камнеподье, не нашла ничего. Ни запаха, ни отпечатков, ни оброненной вещицы. Воздух в том месте был странным – холодным и безжизненным, будто вымершим. Единственным свидетелем оказался полусумасшедший старик Алберт, который жил в разваливающейся лачуге напротив. Он бормотал о «тени, которая двигалась против ветра», о «куске ночи, который оторвался и пополз», и что тень эта была «похожа на мальчика, но без лица, совсем без лица».

Лоран слушал его и с ужасом понимал. Это было его Эхо. Эхо того самого момента, когда он, одиннадцатилетний, испуганный и изможденный мальчик, после очередного дня унижений и голода, стоял на этой самой крыше и думал: «А что, если просто уйти? Уйти в Завалы и не вернуться? Бросить мать, бросить эту каторжную жизнь, спасти только себя». Он отогнал эту мысль, ему было стыдно за нее. Но вероятность существовала. И теперь она воплотилась в реальность.

Они нашли его в заброшенном зернохранилище на границе с Завалами. Существо… оно и правда было похоже на Лорана. Тот же рост, тот же овал лица. Но его кожа была матово-серой, словно пепел. Глаза – не просто закрытыми, а отсутствующими, пустыми впадинами, в которых копошилась тьма. Двигалось оно резко, рывками, словно марионетка, которой дергают за нитки. Оно не говорило, лишь издавало тихий, непрерывный шепот, словно ветер в трубах, и в этом шепоте Лоран с ужасом узнавал обрывки своих самых темных, самых постыдных мыслей: «Я один… Я устал… Никому не нужен… Все равно ничего не изменить… Спастись бы… Оставить всех…»

Оно не было злым в привычном смысле. Оно было пустым. Абсолютной, всепоглощающей пустотой. И эта пустота жаждала заполниться. Она поглощала все вокруг – свет, делая пространство вокруг серым и тусклым; звук, создавая зловещую тишину; тепло, вызывая леденящий холод. А теперь она поглощала и живых существ, пытаясь заполнить свою собственную не-жизнь, свою экзистенциальную пропасть.

Глава 4: Цена исправления

Сражаться с ним было бесполезно. Клинок Лиры проходил сквозь серую массу, лишь ненадолго разрывая ее, но та тут же смыкалась, не оставляя и следа. Огненные шары, которые попытались метнуть несколько обученных дроу, гасли, не долетев. Эхо просто медленно и неумолимо тянулось к ним, беззвучно шепча слова отчаяния Лорана, его внутреннего крика.

Эланви наблюдала с невозмутимым спокойствием хранителя, видевшего всё.

«Ты не можешь уничтожить тень мечом, Лира, – сказала она. – И не можешь стереть ее силой воли, Лоран. Она – не враг. Она – симптом. Она – часть тебя. Вернее, часть той реальности, которую ты когда-то отринул, но которая осталась в подвешенном состоянии».

«Что же делать?» – голос Лорана дрожал от ужаса и отчаяния. Он смотрел на свое искаженное отражение, на воплощение своего самого большого страха – страха быть слабым, сбежавшим, эгоистичным.

«Ты должен ее принять, – ответила Эланви. – Но не впустить в себя. Не позволить ей соблазнить тебя. А интегрировать. Восстановить связь, которую ты разорвал, приняв одно решение и отбросив другое. Ты должен дать ей то, чего ей не хватает. Дать ей то, что есть в тебе, но чего нет в ней».

Лоран закрыл глаза, пытаясь заглушить шепот. И вдруг он понял. Эхо было его страхом, его слабостью. Оно шептало его же слова, но не могло чувствовать той боли, что стояла за ними. Оно было тенью без источника света. Оно было эхом без голоса.

Он сделал шаг вперед, отстранив Лиру, которая готовилась к новой, отчаянной атаке.

«Стой, – тихо сказал он. – Я должен сделать это сам».

Он посмотрел в пустые глазницы своего Эха. Внутри все сжималось от страха.

«Я знаю тебя, – его голос был тихим, но твердым. – Ты – мой страх. Тот, что грыз меня по ночам, когда мать плакала от бессилия. Тот, что шептал мне сбежать, когда надсмотрщик отбирал последние гроши. Но ты – лишь часть. Ты не целое. Ты – моя боль, но не мой выбор».

Он медленно протянул руку, не для того чтобы ударить, а с открытой ладонью, жестом примирения. И он начал говорить. Он говорил о своем одиночестве после исчезновения отца. О страхе, что мать умрет от непосильной работы, и он останется совсем один. О жгучем, съедающем стыде за свою бедность, за свою немощность. Он выкладывал всю свою боль, всю свою тьму, которую так тщательно скрывал ото всех, даже от Лиры. Он не оправдывался. Он просто признавал, что все это было.

Эхо замерло. Его непрерывный шепот стих. Серая, аморфная масса заколебалась, в ней появились проблески, похожие на вспышки слабого света.

«Ты был со мной всегда, – сказал Лоран, и в его голосе впервые не было страха перед этим знанием. – Ты – мой свидетель. Мое напоминание о том, кем я мог бы стать. И сейчас я тебя вижу. Я тебя признаю. И я тебя отпускаю».