Волки на парашютах. Новые рассказы: И никакой скуки!
Серия «Волки на парашютах»
Иллюстрации: Татьяна Стадниченко
© Ася Петрова, текст, 2023
© Елизавета Оводова, обложка, 2023
© Татьяна Стадниченко, изображения, 2023
Мой худший в мире день рождения
В этот день всё пошло не так. Началось с разбитой за завтраком любимой кружки и подарка, вместо которого папа подарил мне другой подарок – тот, который я не особо хотел, а нет ничего хуже подарка, который не особо хочешь, если есть подарок, который хочешь сильно, но он слишком дорогой. Так вот, после этого я пришёл в школу, вяло угостил всех конфетами, которые все не особо хотели, и стал активно ждать Пашиного поздравления. А он молчит и молчит. И молчит и молчит. Вообще не поздравляет. Три урока молчал. Я совершенно одурел от ожидания, потому что меня уже поздравил каждый, только не лучший друг. И я обиделся, но решил подождать ещё немного до конца уроков, не подавая виду.
Наконец уже в гардеробе Паша мне говорит:
– Кстати, поздравляю тебя с днём рождения!
Я сдержанно отвечаю:
– Спасибо.
А он прибавляет:
– Желаю счастья, а не всей этой жути.
Я вытаращился. Говорю:
– Какой жути?
– Ну, вот этой всей.
– В смысле? – я правда не понял. – Ты считаешь мою жизнь жутью?
– Ну да.
– А я нет, – рассердился я, совершенно не понимая, зачем Паша меня оскорбляет.
– Ну а я да.
– Слушай, вообще-то я не хочу ругаться, но, во-первых, в день рождения как-то не здорово говорить о жути, даже если она есть, а во-вторых, я тебе только что сказал, что так не считаю, поэтому не надо, пожалуйста, называть мою жизнь жутью.
– Знаешь, мне надоело думать о том, что ты считаешь, а что нет. Так что я буду считать так, как хочу.
Я был просто в ярости, но держал себя в руках.
– По-моему, какая-то жуть происходит сейчас с тобой, а не со мной, так что хватит.
– Отлично. Вали домой.
Паша развернулся и пошёл прочь. Я обомлел. Я не понимал, что происходит и за что он со мной так разговаривает. С утра он меня не поздравил, но мы общались нормально, так же, как и всегда. Я ему рассказал про своё неудачное утро и пожаловался на глупый подарок, который не особо хотел, ну и в принципе всё, ничего сверхъестественного. Ну, сказал, что это не лучший день рождения в моей жизни. Но теперь этот день рождения стал просто ужасным!
По дороге домой я достал телефон и хотел Паше написать, но понял, что он меня заблокировал! Открыл соцсети – он меня заблокировал везде! Вообще везде. Даже в почте. Клянусь, я ему ничего не сделал. Даже ничего плохого не сказал на его оскорбление!
Возвращаюсь домой в полном бреду. Мы собирались отметить только с мамой и папой, но мама задержалась на работе и вместо торта приготовила салат в форме торта, такой с майонезом, рыбой и всякой гадостью – ненавижу этот жирный салат, – и понатыкала туда разноцветных свечек. Я мрачно смотрю на салат. Мама говорит:
– Ну, сегодня такой день…
Я в недоумении:
– Какой?
Мама:
– Ну, тяжёлый.
Я про себя думаю: «Да блин, вы все офигели, что ли? У меня день рождения! Где мой нормальный торт?!»
От салата меня затошнило, и я решил, что, пожалуй, хватит с меня этой жути. Как вдруг позвонила моя тётя из Москвы и говорит:
– Слушай, я тебя поздравляю и хочу тебе пожелать… УМА!
Я чуть не падаю с дивана. А она продолжает:
– Мне кажется, тебе никто ещё не желал ума. А это же самое главное в жизни! У меня когда был день рождения, трёхлетний сын моей подруги сказал: «Тётя Света, с днём рождения, желаю тебе ума!» Я так смеялась…
Я решил пойти в комнату и повеситься. И вдруг звонок в дверь. Курьер. Мама говорит:
– Мы ничего не заказывали.
А курьер настаивает:
– Ваша улица указана и квартира.
Мама говорит:
– Ну я не знаю.
А курьер:
– Это Вите от Паши.
Мама открыла дверь, а там… мой любимый шоколадный торт из пекарни возле школы. Папа схватил свечки, вынул из салата, помыл и засунул в торт, я загадал желание и задул. Я понял, что Паша договорился с мамой, хоть и не понял, когда он успел. Но я не задавал вопросов и не писал Паше. Я просто ел самый вкусный торт в мире с моими самыми любимыми родителями в мире и радовался тому, что мой лучший в мире друг такой странный изобретательный человек.
Манипулятор
Как-то раз Паша сказал мне очень странную вещь. Неожиданную. Невероятную. Умопомрачительно зверскую вещь. Такое, что я никак не думал от него услышать.
Мы ехали в автобусе, я попросил у него матерчатый платок, потому что свои бумажные забыл, высморкался, и вдруг Паша произнёс эти самые нереальные слова. Он посмотрел на меня, слегка прищурившись, и сказал:
– Ты неправильно сморкаешься.
Поскольку я сморкаюсь всю жизнь, как и многие люди… Вообще-то я даже не уверен в существовании тех, кто ни разу в жизни не сморкался. Хотя это вопрос стоит обдумать. Ну да ладно. Так вот, поскольку я давно сморкаюсь… Нет, стоп. Я сморкаюсь не просто давно! Когда я был совсем маленький, я сморкался в платки, отглаженные мамой, бабушкой, няней… В школе мне как-то раз дала платок учительница, и я тоже сморкался. Я сморкался в поликлинике в платок, предложенный медсестрой. Каких платков я только не повидал! Потому что сморкаться полезно и приятно. Высморкаешься – сразу дышать легче. Иногда люди, конечно, сморкаются слишком громко и долго… Но я сморкаюсь тихо и быстро. И никто никогда не говорил мне, что я делаю это неправильно. Это всё равно что сказать: ты неправильно смеёшься, неправильно чихаешь, неправильно вздыхаешь. Короче, Паша меня шокировал.
– Ты шутишь? – спросил я, угадывая по его лицу, что он вовсе не шутит.
– Нет, – предсказуемо ответил Паша. – Ты развернул платок. А надо его сложить, открыть первое отделение и аккуратно туда высморкаться.
Я подумал, что Паша сошёл с ума. Тем интереснее было задать следующий вопрос:
– А если я захочу ещё?
– Тогда откроешь второе, чистое отделение и высморкаешься туда. И платок всегда будет грязной стороной к тебе, а чистой к окружающим.
Звучало вполне логично, но слегка безумно.
– А если я буду плакать и сморкаться? Тогда что?
– Тогда ты откроешь платок на середине, промокнёшь слёзы, затем закроешь, откроешь чистое отделение и туда высморкаешься.
– Слушай, мы давно знакомы, но… ты псих?
– Почему? Я тебе дельные вещи говорю.
– Да какие дельные? Если я буду плакать и при этом ещё думать о том, как свернуть, развернуть и куда сморкаться, у меня на слёзы времени не останется!
Мы оба засмеялись.
– И потом, – продолжил я, – по-твоему, кто-то умрёт, если увидит мои сопли?
– Нет, но это некрасиво.
– Да где ты этого набрался? Что за… кривляние?
– Это простые правила этикета. Либо ты сморкаешься красиво, либо все думают, что ты грязнуля. Либо ты за собой следишь, либо…
– В данный момент все думают, что ты зануда.
Мы с Пашей разошлись по домам, не поссорившись, но безрадостно. Я пытался его понять. Дело не в том, что я страстно жажду демонстрировать миру свои сопли, а в том, что этот платок с его чистыми отделениями как-то меня… Да он лишал меня свободы! Это было словно какое-то заточение. Вот тебе три комнаты – в одной можешь плакать, в другой смеяться, в третьей обедать. А может, я хочу обедать и смеяться одновременно? Или плакать и смеяться? Или вообще всё вместе? Я, например, люблю смотреть кино и есть в кровати. Это не значит, что мне не нужна кухня и я дикарь, который не умеет есть за столом. Или я люблю иногда делать уроки на кухне. Но это не значит, что мне не нужен мой письменный стол в комнате. Я хочу сказать: я рад, что есть разные комнаты, но я также рад, что никто не принуждает меня сморкаться в одном определённом углу. Я люблю порядок, но я уверен, что каждому когда-то хотелось просто кинуть штаны на стул или даже на пол, разбросать носки! А утром убрать в шкаф.
На следующий день после школы мы с Пашей отправились к нему смотреть футбол. Сначала всё было нормально, ну, как обычно, кухня, гостиная. И вдруг заходим к нему в комнату, а там… идеальный порядок.
– Так, – сказал я, оглядевшись по сторонам, – в чём дело? Ты болен? У тебя компульсивное расстройство? Тебе кто-то угрожает?
– Я просто слежу за чистотой. Приятно же, когда всё по местам, – лукаво улыбнулся Паша.
– О да! У тебя настолько всё по местам, что войди сюда следователь из сериала, сразу бы понял, что психопат-убийца – ты.
Я распахнул шкаф. Рубашки висели по цветам. Даже носовые платки были сложены стопочками рядом с носками.
– Тебя мама заставляет? Папа? У вас домашнее насилие? Ну, признайся, я же твой друг!
– Да успокойся, смотри, у меня на нижней полке носки разбросаны! Смотри!
Я посмотрел.
– Ну да. То, что ты указал мне на разбросанные носки, лишь доказывает, что тебя волнует их разбросанность!
– А под кроватью у меня пыльные кроссовки! А ещё я после завтрака не чистил зубы! Ну что? Ты доволен?
Мы сели на диван смотреть футбол. Я почти успокоился, как вдруг Паша высыпал чипсы в миску, вместо того чтобы есть из пакета, а под стаканы для колы подложил керамические подставки! Я вскочил с дивана.
– Ты меня разыгрываешь! Ты меня просто-напросто дуришь!
Паша улыбнулся:
– Ну да. Нет ничего смешнее, чем за тобой наблюдать!
– И всё это время… и с платками… ты меня дурил?
– Ну-у, в общем, да.
– Ах ты манипулятор!
Мы расхохотались. Паша выпил колы из горлышка, а чипсы пересыпал обратно в пакет. Из пакета – вкуснее.
– Кто-то должен был заставить тебя задуматься… – загадочно произнёс Паша. – А то бы ты никогда ногти не подстриг. И носки не переодел. А они уже воняли.
Я обомлел.
– Я бы и без того подстриг! У меня система! Раз в две недели!
– За две недели ты превращаешься в чудище. А сегодня, гляди-ка, в чистых носках! Может, завтра рубашку поменяешь, – он хихикнул.
– Но ты же мог просто сказать!
– Просто говорить… скучно. Сводить тебя с ума гораздо веселее.
Начинался матч. Паша вынул из кармана идеально отглаженный платок, открыл чистое отделение и высморкался.
– Ты что? – ужаснулся я. – Опять?
– Привык. Это на самом деле удобно.
– Да уж. Приду домой – разложу носки по цветам… Манипулятор.
Как раз за глаз
Как-то раз я попросил Пашу одолжить мне его второй планшет. У него их два, совершенно одинаковых, просто раньше один был сломан. У меня есть планшет, но у Паши круче. Ну, он дал мне попользоваться на уроке, потом забрал обратно. Я ему говорю:
– Слушай, а можешь мне его домой дать?
Если честно, у Пашиного планшета куча плюсов и пользоваться им гораздо удобнее. Паша промолчал. Быстро сменил тему. Сначала мне было вроде ничего, а потом я почувствовал, что начинаю злиться. На перемене мы вышли во двор, стоим под деревьями. Я смотрю на жёлтые в крапинку листья клёнов и обиженно говорю:
– А ведь мой второй айфон, который старый, всё ещё у тебя?
– Ну да, – весело подмигивает Паша.
– Ага… Но ты вернёшь мне его обратно? – с явной иронией в голосе спрашиваю я.
– Ну если ты попросишь… – Паша иронию якобы не улавливает.
– Нет, ну раз мне нельзя твой планшет, то тебе нельзя мой старый айфон, всё справедливо, да? – я снова пытаюсь в шуточной форме объяснить Паше, что он идиот.
– Слушай, я же не говорил, что не дам тебе свой планшет… Я такого не говорил! – странно улыбается Паша.
– Ладно, – говорю.
Весь день я думаю о том, что, скорее всего, неправильно всё понял, на самом деле идиот я, а не Паша, и свой планшет он мне домой, конечно, даст.
После уроков мы возвращаемся обычной дорогой. Я размышляю о том, почему Паша до сих пор не дал мне планшет. Но ничего не говорю. Наверное, он просто несёт его в рюкзаке и даст мне ближе к дому. Мы прощаемся на углу. О планшете ни слова. Я не выдерживаю и довольно напористо спрашиваю:
– Так ты дашь мне свой планшет?
Внутри у меня уже всё кипит.
А Паша спокойно, с той же странной улыбкой отвечает:
– Нет, а то ещё заиграешься в компьютерные игры!
Я опешил и не нашёлся, что ответить.
Весь вечер меня мучили вопросы и сомнения. Ему что, жалко? У него там что, какая-нибудь запароленная страшная тайна, и он боится сбоя системы, из-за которого я узнаю зловещий секрет? Что вообще за бред?
Утром я атаковал Пашу вопросами.
– Почему ты не дал мне свой планшет?
– Не хотел.
– Почему?
– Не посчитал нужным.
– Но почему?
– Ну вот принял такое решение. Уважай его.
У меня от злости, обиды и непонимания чуть глаза из орбит не вылезли.
– Я уважаю то, что этого заслуживает! А твоё решение – бред сумасшедшего! Давай назад мой айфон!
– Я его дома оставил. Предусмотрительно, – Паша усмехнулся.
Я не понимал, почему лучший друг так надо мной издевается. Да что я ему сделал? Он что, свихнулся?
Весь день я злился и с Пашей не разговаривал. После уроков не выдержал, поймал его на выходе из школы и как заору:
– Ты что, совсем свихнулся?!
– Почему? – невозмутимо спросил Паша.
– Ты знаешь почему! – кричал я, краснея и потея.
– А, ты всё ещё про планшет? – как будто удивился Паша.
– Конечно! Как ты можешь так со мной поступать? Ты вообще… соображаешь?
– Это моё решение.
– Плевать я хотел на твоё решение идиотское, придурок! Ненавижу тебя!
– Сам придурок! – довольно злобно выкрикнул Паша.
– Я придурок?!
В этот момент со мной что-то произошло, и я со всей дури двинул Паше в глаз. В ту же секунду я осознал, что совершил гигантскую ошибку. Попытался приблизиться к нему, проверить глаз, но Паша сделал резкий шаг назад.
– Прости! Прости, пожалуйста! Господи, да что же это такое!
– Отвали. Ты со своим планшетом как маленький ребёнок, который сучит ножами и требует у мамы конфету!
Быстрыми шагами, прикрывая правый глаз рукой, Паша пошёл прочь. А я остался стоять на месте и ничего не понимать. Никогда в жизни я не дрался.
Дома мне устроили страшную головомойку, моя мама долго говорила по телефону с Пашиной. На следующий день нас вызвали к директору. Почему-то обоих, а не только меня.
Моя любимая директриса не была такой доброй, как обычно.
– Вы двое, сядьте.
Мы сели на диванчик, а она перед нами на стул.
– Разберитесь между собой. А то меня ваши матери с ума сведут. Им кажется, что в школе происходит что-то не то, – директриса высморкалась, разглядывая Пашин синяк под глазом. – Так в чём дело?
– Ни в чём, – спокойно ответил Паша.
– Да, ни в чём, – подтвердил я.
– Разберитесь между собой, или я оставлю вас здесь на целый день.
– Привет, – я повернулся к Паше, – как дела?
– Нормально. А у тебя?
– Тоже неплохо.
Мы посмотрели на директрису и сделали попытку встать с дивана.
– А ну-ка сядьте на место! Ты, – обратилась она ко мне, – извинись перед другом за фингал.
– Извини за фингал, – сказал я.
– Спасибо, – сказал Паша.
– Нет уж, – директриса не унималась. – Объясни, зачем ты его ударил.
Я задумался. Часы на столе тикали. Я молчал. Что сказать-то? Не говорить же… Ну ясное дело. Это глупо звучит. Тогда что? Наконец я пробурчал:
– Он принял… идиотское… решение.
– И какое же? – поинтересовалась директриса.
Блин, если я сейчас скажу «не давать мне планшет», это будет так тупо, что вообще!
– Я жду, – директриса смотрела на меня в упор.
– Ну… он решил не давать… мне… свой… планшет, – я произнёс фразу на выдохе, и последнее слово почти рассеялось.
– Интересно, – задумчиво произнесла директриса. – Витя, а у тебя разве не торчит собственный планшет из рюкзака?
– Ну-у… Торчит.
– И телефон при себе? – она заморгала.
– Ну да.
– Отлично. Я принимаю решение отобрать у тебя и то, и другое. Давай!
Я едва дышал и уже окончательно не понимал, что происходит, но достал вещи из рюкзака и подал директрисе.
– Теперь можете идти, – улыбнулась она.
– А-а-а… Когда мне вернут… всё? – вкрадчиво спросил я.
– Тогда, когда сочтут нужным.
– Но мне нужны эти вещи!
– От руки будешь писать. Всё. Идите.
– Но почему? – изумился я.
– Без почему, Витя. Уважай, пожалуйста, моё решение.
Мы вышли из кабинета. Я вздыхал, а Паша посмеивался.
– Что смешного?
– Ничего, – Паша хохотнул.
– Уважай, блин, моё решение! – я передразнил директрису.
Паша ржал.
Я на секунду задумался и тоже улыбнулся.
– Ты прав, это немного смешно.
– Ага! Немного! Ей ты не дашь в глаз за планшет? – угорал Паша.
– Обхохочешься… – я покачал головой.
– Да-да, мой друг, – подмигнул Паша.
– А мы всё ещё друзья? – я вдруг ужасно обрадовался.
– Конечно.
– А глаз?
– Ой, да ладно.
– Стой, – я замер, – а планшет? Уж сегодня ты одолжишь мне планшет, я надеюсь?
Паша веселился пуще прежнего.
– Не-а. Пиши от руки! Это тебе будет как раз за глаз!
Я так и не понял, была ли у Паши в планшете загадочная тайна, вредничал он или попросту учил меня жизни. Но от слов «уважать решение» теперь прямо в дрожь бросает.
Друг, враг, предатель, гад
– Ты мне друг или нет? – мрачно спросил мой друг Паша, явно подразумевая, что отныне я не друг, а враг.
– Друг, – нехотя ответил я, понимая, что мой ответ уже ничего не изменит.
– Тогда не ходи смотреть футбол в гости к этому гаду!
В последние дни Паша словно забыл имена людей, все у него стали называться кодовыми словами – друг, враг, предатель, гад. Дима Морозов – предатель, он обещал Паше дать списать контрольную по математике, но накануне они из-за чего-то повздорили, и когда Паша на следующий день взялся за списывание, Дима выдал его учительнице. Это грозило двойкой в четверти и бог знает чем ещё. Ваня Дёмин – враг, потому что продолжал общаться с Димой и говорил, что Паша сам виноват. Лёня, наш общий друг, оказался теперь гадом, потому что устроил у себя дома просмотр футбольного матча и позвал Диму, Ваню, меня и Пашу. Это логично, потому что раньше мы всегда были одной компанией.
Мы с Пашей лучшие друзья. Он знает все мои секреты. А я – все его. Я могу рассказать ему всё что угодно, даже что-то плохое, потому что он не осуждает и никогда меня не выдаёт. И мы с ним как бы главные друзья – остальные наши друзья второстепенные. Они тоже хорошие, но всё-таки не такие, как мы с Пашей.
С Пашей мы сто раз ездили вместе в лагерь, на море, вместе смотрели фильмы, играли в футбол, обсуждали девчонок. Вопрос, друг я или нет, довольно тупой. Вся история была тупой, ведь Паша объявил войну моим друзьям и требовал, чтобы я в ней участвовал.
Сколько мог, я игнорировал его нападки, отшучивался, глушил его истерику, пресекал его час от часу всё более жёсткие реплики. Мы словно на бешеной скорости катились с ледяной горы, вот-вот разобьёмся, но я притормаживал. Я тормозил его и себя, пытался не обращать внимания, надеялся на лучшее. Я пошёл к Лёне домой смотреть футбольный матч, поехал с ребятами за мороженым, когда папа Димы Морозова предложил свозить нас в «Баскин Роббинс», в школе на переменах я разговаривал со всеми и не обделял вниманием Пашу, который не разговаривал ни с кем. Но напряжение росло.
Паша удалил из «Вконтакте» наши общие фотографии с Димой, Лёней и Ваней, всех заблокировал, а мне каждый день говорил гадости. Только-только я с силами соберусь, Паша мне звонит и говорит:
– Как ты можешь так со мной поступать? Я бы никогда не стал общаться с теми, кто тебя обидел!
– Слушай, – не выдержал я однажды, – а ты можешь подумать о чём-нибудь другом?
– Нет, не могу.
– И что, теперь никогда не сможешь?
– Может, и никогда.
– Но ты ведёшь себя как псих!
– Я уже из-за тебя заболел и завтра в школу не приду.
И Паша действительно заболел, его тошнило и рвало, у него кружилась голова, он практически не вставал с постели и целыми днями шнырял по соцсетям, проверяя, не появились ли новые фотографии меня в компании врагов.
Паша говорил, что у него ужасно давит в голове и хочется плакать, он говорил – ему снятся гробы, скрюченные седовласые старики и лица в масках. Мне стало на самом деле казаться, что он сходит с ума.
– Не общайся ты с ними, я тебя умоляю, как только ты перестанешь с ними общаться, я поправлюсь! – почти кричал Паша, лёжа в кровати, когда я его навещал.
При этом глаза у него слезились, и он действительно походил на умирающего. За пару недель он страшно похудел, волосы свалялись от постоянного лежания, лицо осунулось, под глазами были тёмные круги, словно Паша давно не спал.
– Признай, что Дима с Лёней гады, предатели и враги!
– А Ваня?
– Тоже!
– Нет, это не так! – я держался из последних сил. – Они даже навестить тебя хотели, а ты не позволил!
– Признай, признай, признай! – кричал Паша. – Признай, признай, признай! Признай, признай, признай! – не унимался он, изо всех сил тарабаня ногами и руками по мокрой от пота простыне.
На его бледном лице выступил румянец, глаза заблестели, и я подумал, что такими темпами он действительно может заставить меня отказаться от старых друзей. Стоп-стоп-стоп, я на секундочку осадил себя. Но ведь он не болен. Он просто…
На кухне перед уходом я тихонько спросил у родителей Паши, не считают ли они нужным позвать психолога.
– Уже был, – сказала мама Паши. – Психолог приходит каждый день, но ситуация не меняется. Он лежит и требует справедливости. Какой справедливости? Я не понимаю. Он говорит, что все думают не так, как он, он говорит, что не может понять, как думают другие люди.
– Надо же, мне он такого не говорил.
– Он сказал психологу. Всё началось с контрольной, да?
– Ну как бы да…
– Всё это очень неприятно.
Я ушёл в растерянности. Когда всё началось, я думал, Паша вредничает, капризничает, потом я думал, Паша придуривается, хочет что-то кому-то доказать, проверить нашу дружбу. Но когда Пашина мама сказала про психолога, я вдруг вспомнил, что перед срывом с математикой произошло ещё несколько событий. Некоторые из них были вроде бы совсем незначительными, а другие, наоборот, казались событиями мировой важности. Я никак не связывал их…
Пашина бабушка какое-то время назад стала сильно болеть и слегла. Пашин дедушка пожил-пожил с ней, поухаживал да вдруг и бросил, уехал жить в деревню. С бабушкой пришлось сидеть Пашиному папе. И Паша тогда сказал мне: «Не понимаю, как надо думать головой, чтобы так поступить».
Потом как-то раз, спустя пару дней после того как дедушка удрал в деревню, мы с Пашей возвращались домой из школы и шли по подземному переходу, где разряженные и размалёванные девушки, похожие на танцовщиц из «Шоугёлз», с лотка продавали дешёвые носки, колготки, футболки и джинсы. Паша на девушек посмотрел и говорит: «Не понимаю, как устроены головы у людей, которые хотят так выглядеть».
Потом уж совсем пустяковый случай: мы смотрели у меня дома телик, и там диктор сказал, что какой-то блокбастер собрал за неделю сколько-то миллионов, а малобюджетный фильм, который Паше очень нравился, в прокате провалился. И Паша сказал: «Ты представляешь, сколько людей на планете не имеют с нами ничего общего». Вслед за новостями кино последовали новости политики – там было про теракт, про войну… «Как сделать что-то для людей и как вообще жить с ними бок о бок, если мы их не знаем и даже не представляем, как они думают», – очередная Пашина фраза внезапно выстрелила у меня в голове. Я поддакивал другу, ну, мы всегда друг другу поддакиваем, когда треплемся о чём-то. Я не предполагал, что от меня ждут серьёзных ответов. Не все люди в мире одинаковые, ясен пень. Это ужасно, но и прекрасно одновременно. Я не думал, что у Паши буквально взорвётся мозг… И мгновенно я понял, что надо делать.
Ваня с Лёней и с Димой были не такими твердолобыми, как Паша. Когда я рассказал им, что происходит, они согласились помочь.
– Ему просто надо знать, что есть кто-то, кто думает так же, как он. Ему просто надо быть уверенным в том, что его друзья – его единомышленники. И плевать на эту контрольную, – сказал я. – Давайте выручать друга.
Поскольку мы не придумали более умного способа донести до Паши нашу мысль, мы нарисовали четыре плаката с четырьмя разными надписями: «Друг», «Враг», «Предатель», «Гад». Каждый из нас взял по плакату, и без приглашения мы явились навестить Пашу.
Каждый из нас теперь был подписан. Каждый из нас назывался так, как хотел Паша. И когда мама впустила нас в комнату и мы выстроились вокруг Пашиной кровати, он сначала нахмурился, потом отвернулся, потом повернулся, потом рассмеялся, а потом сказал:
– Вот и я тоже так думаю. А теперь снимите с моих друзей эти дурацкие ярлыки!
Боюсь, боюсь, боюсь. Устал
Я очень устал. Я так устал, что не мог встать с кровати. Я подумал, что с удовольствием остался бы в кровати навсегда. На всю оставшуюся жизнь. И прожил бы жизнь в кровати. Ну, не так, как больной, конечно. А как здоровый. Здоровый человек в кровати. Я вообразил, как бы это было приятно. Проветренная комната, удобная большущая кровать, удобные подушки, свежее бельё, телевизор или комп с фильмами, сериалами, соцсетями, холодильник, набитый едой прямо рядом с кроватью, – и никаких людей. Нет, только не люди. Пусть они останутся в соцсетях. Навсегда.
Было воскресенье. Я рассказал о своих мечтах маме, и она решила показать меня психиатру, чтобы тот определил, нет ли у меня депрессии. В общем, я привык к тому, что всякие психиатры, психологи и даже сама депрессия вошли в моду, так что я не сопротивлялся.
Мама привела меня к психиатру, очень строгой, но приятной женщине в очках и с красивыми длинными красными ногтями, и я рассказал всё как есть. Мол, хочу остаться в кровати навсегда, никаких людей и так далее. Психиатр меня послушала, задала мне кучу вопросов, спустя почти час меня отпустила и сказала маме, что депрессии у меня нет. Просто я действительно устал. Переутомился.
«Вот ведь штука, – подумал я, – раз я устал, мне следует пойти погулять. Тем более от школы меня на неделю освободили». За компанию я пригласил Пашу. Мы встретились после уроков и отправились бродить по улицам.