Шторм серебряных клятв

Глава 1

Удайпур, Индия

8 утра по местному времени

Беги. Борись. Выживи. Сердце колотится, стремясь пробить грудную клетку и убежать прочь. Воздуха в легких не хватает, и вместо этого я вдыхаю густую горячую пыль. В висках гул, а перед глазами медленно темнеет, как будто кто-то ввинчивает ночь прямо мне в глаза.

Еще немного, и я отключусь. Я знаю этот момент до мельчайшей дрожи в пальцах: дальше будут картинки, отрывки чужих и своих кошмаров, обрывки голосов. Ради их расшифровки я и пересекла полмира. И было бы особенно глупо рухнуть в обморок посреди душного коридора частной клиники доктора Раан.

Я делаю глубокий вдох и считаю до пяти, надеясь, что это сработает. Этот трюк помогал мне раньше, когда накатывали… ну, как говорит мой друг, «твои странные видения, после которых ты потом час заторможенная». Но здесь, в Индии, в этом старом здании с облупленной штукатуркой и потолочными вентиляторами, воздух пахнет приторными духами, пряными специями и антисептиком. И ощущение, что от этой смеси меня укачивает еще сильнее, чем от самого приступа.

Мой психиатр из Чикаго наконец сдался после десятков лет анализов, таблеток, бесконечных разговоров в его кабинете. «Поезжайте к Раану, он единственный, кто…» – он не договорил, но я поняла: кто еще согласится возиться с безнадежным случаем. Родители бы сказали, что все это наказание за то, что я редко захожу в церковь. Может, и так. Иногда я сама верю, что в мою голову кто-то шепчет что-то не из этого мира.

Спину обжигает жар, точно от кипятка. Я сижу, вцепившись в деревянное сиденье, и думаю, что, может, смерть все-таки выглядит именно так – медленной, липкой, с жгучим запахом пыли.

– Мисс Дэвис, ваш прием немного задерживается. Нам очень жаль, но мистер Раан попал в пробку, – раздается откуда-то сверху, и я вынужденно поднимаю голову. – Принести вам воды?

Девушка из регистратуры, которая принимала у меня документы полчаса назад, теперь стоит передо мной, и по выражению ее лица мне верится: ей действительно жаль. А еще она смотрит на меня обеспокоенно, боясь, что прибывшая пациентка из Чикаго прямо на этих деревянных стульях умрет от жары.

– Да, бутилированную, пожалуйста, – хриплю я и слегка киваю в знак благодарности.

Администратор радуется моему ответу и быстро разворачивается, уходя за водой.

Только сейчас понимаю, насколько у меня пересохло во рту. Даже слюна не вырабатывается. Адское пекло, кажется, способны выдержать только местные. Сколько бы воды я ни выпила, ее всегда недостаточно.

«Скоро вернемся в наш Город Ветров», – шепчет внутренний голос.

Никогда не думала, что буду так скучать по ветрам, способным утащить на пару метров в любое направление. В Удайпуре настолько не хватает свежего воздуха, что в топе моих проблем теперь не жуткие видения, а убийственная сауна, вонь и жажда.

– Выглядишь еще хуже, чем когда я тебя оставил, – смеется Джеймс и плюхается на соседний деревянный стул с таким грохотом, что, кажется, тот сейчас развалится.

Джеймс Миллер – мой лучший друг детства и по совместительству партнер в турагентстве. Мы вместе создаем туры для одиноких путешественников. Я отвечаю за организацию, а он за фотографии и видеоотчеты.

– Мог прийти еще позже и нашел бы мой труп, – бурчу я, но замечаю у него в руках две бутылки воды. Не дожидаясь приглашения, выхватываю одну и выпиваю залпом.

– Дикарка, – фыркает он.

Вода холодная – то, что нужно. И я не отказываюсь от следующей бутылки, которую любезно протягивает темноволосая сотрудница клиники.

Доктор Раан, похоже, не спешит. Вероятно, предпочел сидеть в пробке, чем обсуждать, когда именно я окончательно сойду с ума.

Еще по пути сюда, пролетая над Атлантикой, я размышляла, с чего начать разговор: пугать постепенно или сразу обрушить на него истории о своих видениях.

Обычно я вижу одно и то же. Огромные каменные глыбы, уходящие в небо так высоко, что не вижу вершин. Они стоят парами напротив друг друга, похожие на ворота. А между ними белая плотная пелена: пульсирующая, живая и зловещая. Все сопровождается нечеловеческими криками, резким ревом, от которого сводит желудок.

Вокруг высохшая пустошь. Земля потрескавшаяся, выжженная, лишенная дождя веками. Над головой серое вязкое небо. Такой серости я не знала: ни дымка, ни туман, а что-то мертвое и неподвижное. Иногда ветер поднимает смерчи и часто их десятки.

И разум кричит: нельзя! Опасно! Это ловушка! Но руки тянутся. Я хочу знать, что там так же отчаянно, как зовущий голос хочет, чтобы я вошла.Но страшнее всего – арка. Она знает мое имя. Шепчет и просит подойти с такой отчаянной жаждой, что само ее существование дрожит на грани.

Думаю, это единственное, что мне стоит сегодня рассказать.

Часы показывают ровно десять и я близка к тому, чтобы закатить скандал. Но у доктора Раан сильный ангел-хранитель, потому что именно в тот момент, когда у меня нет сил терпеть это безобразие и я в полной готовности учинить дебош, он показывается в дверях.

Мужчина весь мокрый, уставший и бледный. Солнцезащитные очки на голове, рубашка в полоску расстегнута на верхние пуговицы, а в руках уже моя папка с документами. Он изможден. Его вид прямо говорит: он сам прошел все круги ада. На секунду мне даже его жаль.

– Селин Дэвис, – бодро начинает он и несколькими длинными шагами сокращает расстояние между нами. – Безумные пробки. Спасибо, что дождались.

– У меня не было выбора.

Друг пихает меня локтем, как бы намекая, что я должна вести себя воспитанно. Но мне плевать. Я злая и голодная, а жара выжигает остатки терпения.

– Я Джеймс. Сопровождаю мисс Дэвис в этом путешествии, – с самой обаятельной улыбкой он протягивает руку.

Раан жмет ее с легким кивком.

Мой компаньон – добрейший из всех, кого я знаю. Лабрадор в человеческом теле. Всегда сгладит углы, прикроет, когда я на грани, извинится за мою резкость и сделает так, что нас потом пригласят еще раз.

Знаете, это убийственное обаяние?

Которого у меня нет.

– Прошу в мой кабинет. Нам необходим кондиционер – поможет в этот жаркий день, – чуть ли не задыхаясь, доктор ведет нас по коридору.

Внутри уютнее, чем ожидалось, на фоне старой поликлиники. Ремонт, очевидно, сделан недавно: мебель новая, а огромные окна в пол выходят на юг и комната залита светом. Стол Раана загроможден бумагами. И пока мы топчемся у входа, он распихивает папки в шкафы и прячет беспорядок.

Окинув кабинет, Джеймс улыбается и тянет нас на мягкий диван в центре кабинета. Я не возражаю, что Джеймс остается на приеме. Он знал о моих видениях не меньше меня и помогал их расшифровывать. В квартире в Чикаго у нас отдельная стена с заметками, картинками и этими красными нитями от одной теории к другой, как в сериалах про детективов. Мы действительно расследуем великую тайну. Секреты моей шизы. Продвинулись неплохо, особенно, когда видения стали ярче и добавились гул, шипения. Раньше их не было.

Представьте: вы смотрите телевизор без звука. Странные картинки сменяются, а вы жаждете понять, что происходит. Но я чуть не словила инфаркт, когда к видениям добавилось аудиосопровождение. Удивительно, как до сих пор не поседела.

Наконец доктор убирает беспорядок и вспоминает о нашем существовании.

– Мисс Дэвис…, – он садится напротив нас и его лицо становится более сосредоточенным.

– Селин, – перебиваю я и пытаюсь улыбнуться, чтобы снова не показаться слишком колючей.

Раан что-то черкает на листе и поднимает взгляд.

– В вашем деле указано, что видения с самого детства. Есть ли причина, по которой вы начали их видеть?

Глубоко вздыхаю. Это первый по популярности вопрос. Переводится примерно так:

«А после чего вы потеряли рассудок?».

Быстро успокаиваюсь, напоминая себе, что я здесь, потому что хочу себе помочь. И потерплю, если это приблизит к правде.

– Ни катастрофа, ни случайное происшествие, – отвечаю я, стараясь сразу закрыть его первые догадки. – У меня были родители, которые окружили любовью и заботой, а первое видение застало в день рождения, – мысленно возвращаюсь в свои пять лет, чтобы заново пережить встречу с потусторонним.

– Я задувала свечу на торте. Детское желание, которое, говорят, должно исполниться. Смотрела на огонь так долго, что мир вокруг будто размылся. В один момент в гостиной резко похолодало, а в нос ударил затхлый запах сырости, – я громко сглатываю и начинаю ерзать на диване в попытке успокоиться, сесть поудобнее, спрятать волнение. Не знаю. Все стало дискомфортным.

Джеймс ловит мое состояние и сжимает ладонь в поддержке.

– Я вижу их, но не сразу, – продолжаю я. – Они постепенно проступают из тьмы. Призрачные силуэты в дымке. Без зрачков, только черные дыры. Их лица искажены, а потом они смеются, указывая на меня. Мне хотелось закричать или отпрянуть, но я окаменела. А когда опомнилась, меня уже резко выдернули обратно в обычный мир.

Закончив рассказ, я молчу несколько секунд, давая себе необходимую передышку, и только потом поднимаю взгляд на доктора. К удивлению, он слушал. Лицо не выглядело скучающим. И не смотрел, как на помешанную.

– Продолжайте, – только и говорит Раан.

Мои ладони мокрые, лоб вспотел. И почему я думала, что старые видения больше не будут воздействовать на меня так сильно?

– Никогда не знаю, в какой момент это снова произойдет. Часто слишком спонтанно: за работой, дома или когда спускаюсь за кофе. Могу просто сидеть и ждать в коридоре, – киваю большим пальцем в сторону двери. – Сегодня утром как раз почти отключилась.

– Получается, вы можете это контролировать? – в замешательстве спрашивает он. Его очки падают ниже, когда он вновь пишет обо мне заметки.

– Не всегда успешно. Почти праздник, если счет от одного до пяти способен вывести из надвигающегося транса.

– Что-то еще помогает?

Прикусываю губу изнутри, пытаясь вспомнить, что еще пробовала. Чаще всего ничего.

Поняв, что попытки были безуспешны, доктор снова склоняется над блокнотом.

– Как долго вы находитесь в этом состоянии?

Джеймс невесело усмехается и отвечает:

– Она может вырубиться на полчаса или час, – оглядывает меня с ног до головы. – С недавних пор доходит до двух.

Конечно, он знает, сколько времени я провожу в этих странных видениях. Мы почти двадцать четыре на семь вместе. Джеймс уже понимает, что значит мой пустой взгляд, и успевает поймать до того, как я рухну и расшибу себе голову.

– Когда у вас видения, вы ощущаете угрозу? Есть ли чувство, что вам могут навредить?

Почти начинаю смеяться. Перспектива быть убитой или покалеченной существами из видений кажется жуткой и немыслимой. Не хочу переходить на такой уровень.

– Нет, доктор Раан. До сих пор мне везло. Иначе, представляете лицо Джеймса, который будет объяснять полиции, что это не он задушил меня?

Смех поднимается все выше и вот я уже улыбаюсь так сильно, что сводит скулы. Мужчины смотрят на меня как на душевнобольную. Особенно Джеймс. Клянусь, лицо стало бледнее, чем стены в этой комнате. Готова поспорить, он никогда не думал о таком развитии событий.

– Что нам делать? – в голосе друга слышится паника, но он задает отличный вопрос.

Раан быстро кивает и берет небольшой листок, чтобы использовать его как веер. Вижу, как он силится сказать то, что хочет: ему неловко или он пытается подойти к разговору издалека. Неужели предложит лечь в психиатрическую больницу?

– Когда доктор Росс позвонил мне две недели назад и упомянул ваш… случай, – говорит Раан, – это показалось интересным. Вы меня извините. Чисто научный интерес. Нечасто встретишь пациента, который абсолютно здоров, но при этом страдает от прогрессирующих видений. Запахи, ясные картинки, звуки…

– О, я рада, что мой случай доставил вам столько удовольствия.

«Могу заказать нам шампанское и отметить это, пока очередное забвение не ударит меня по голове», – хочу сказать, но держусь.

В какой-то момент становится даже интересно, куда он клонит. Джеймс тоже уже смотрит на него, как на очередное впустую потраченное время.

– То, что вы видите – не просто видения, – Раан говорит тихо, опасаясь, что его услышат стены. – Думаю, они показывают вам то, что вы уже видели или пережили.

Слова повисают в воздухе. Мой мозг делает несколько кругов, пытаясь найти в них смысл, а вместо этого упирается в ледяную пустоту. Я вглядываюсь в глаза мужчины и там действительно мольба поверить в его догадки.

Но это чистый бред.

Джеймс бросает на меня взгляд, и я почти слышу в нем слова: «Он точно спятил». Его губы чуть дергаются, он на грани, чтобы озвучить это вслух, но молчит.

Мы смотрим друг на друга еще три долгие секунды, а потом синхронно встаем с дивана, собираясь убираться из этого кабинета, из города, из страны.

– Стойте, стойте! – встревожился Раан и поднял руки. На его лбу выступили капли пота. – Не подумайте, Селин, я не пытаюсь над вами пошутить. И не сошел с ума. Ко мне приходят с разными проблемами. Я многим сумел помочь.

Доктор резко встает с места, обходит широкий деревянный стол и начинает копаться в шкафчиках. Выдвигает один за другим, и тетради одна за другой летят на пол, пока он не находит нужную.

Мы с Джеймсом стояли чуть ли не в дверях, наблюдая, как Раан на полном серьезе пытается предъявить доказательства своего знания о моих видениях. Либо ищет то, что могло бы меня убедить.

За жизнь я слышала много разного бреда, теорий и диагнозов, но этот переплюнул все. Истерический смех снова поднимается от осознания, что я зря летела через полмира.

– Вот, держите, – Раан уже утирает пот со лба платком и протягивает какую-то белую визитку. Вся заляпанная, но на ней написано: доктор-суфий Фарис Шадид и номер телефона. – Фарис помог той девушке вспомнить, кто она и кем была. Его практика «транс через дыхание пустыни» считается сильнейшей.

Мозг отказывается верить во все, что сейчас происходит. Даже видения ощущаются реальнее, чем практика неизвестного шарлатана.

Джеймс перехватывает визитку из пальцев Раана, понимая, что доктор не отстанет. Старается держать лицо, но видно, что едва сдерживается, чтобы не взорваться.

– Селин, ваши видения не оставят вас в покое. Отправляйтесь в Каир. Я его предупрежу, – не унимается он. В какой-то момент его настойчивость переходит границы.

Каир? Пирамиды? Из одного адского пекла в другое? Теперь точно: истерика близко. Я смотрю на доктора и вижу взволнованное лицо. Он правда не похож на спятившего гения или шута. И вряд ли в кабинете есть скрытые камеры, а мы в каком-то телешоу. Тогда какого черта происходит?

– Мы оплатим сеанс на стойке регистрации. Спасибо, – Джеймс берет все в свои руки, и я благодарна ему за это. Он приобнимает меня за талию и так быстро выводит нас из кабинета, что я путаюсь в собственных ногах. В последний раз оглядываюсь через плечо, а доктор жестом показывает: «позвоните».

Глава 2

– Мы правда это обсуждаем? – спрашиваю я.

Джеймс молчит. Его взгляд прикован к экрану телефона, где открыт сайт какой-то местной авиакомпании.

Весь путь до отеля прошел в спорах. Наши мнения менялись так быстро, что можно подумать у нас у обоих биполярка. Он больше склонен, что можно и поехать. Из плюсов: увидим Египет, сможем договориться с отелями и экскурсоводами для наших клиентов, выбить им скидки и особые условия.

Из минусов: стоять ночью посреди пустыни с очередным чокнутым доктором и шептать заклинания.

Дыхание пустыни? Серьезно? Это звучит как слоган отеля в Дахабе.

– Просто скажи: мы едем или возвращаемся? Мне нужно услышать это не от Раана, а от тебя, – я как маленький ребенок перекладываю ответственность, потому что уже не могу мыслить здраво.

Джеймс глубоко вздыхает и поднимает взгляд. Он устал. Его каштановые кудри спутались, а на смуглом лице заметны мешки под глазами. Ему давно необходим хороший сон, теплая ванна и свежий воздух. Впрочем, как и мне.

– А что если это и вправду тебе поможет? Знаю, его предложение звучит как бред сумасшедшего, и с вероятностью девяносто процентов мы зря потратим время. Но десять – это слишком много, чтобы игнорировать. Если он прав и твои видения – это прошлое, то доктор подскажет, как с этим ужиться. Если нет – просто еще одна веселая история в нашей жизни.

– Еще одна? Да у нас целый томник! – улыбаюсь я и плюхаюсь на застеленную кровать. Она оказывается слишком твердой, и морщусь от боли в пояснице. – Метод этого Шадида пугает. А вдруг он что-то окончательно во мне сломает и я сойду с ума?

Джеймс отвечает не сразу. Слышу, как он клацает по экрану, шуршит, а потом достает из рюкзака паспорта. Видимо, вопрос уже решен.

– Раан сказал две вещи, которые меня взволновали: видения никуда не денутся и они начнут приносить тебе физический вред. Спроси меня, хочу ли я, чтобы моя лучшая подруга сиганула с крыши чикагской высотки, если чокнутая ведьма начнет догонять?

Я снова смеюсь, но уже печально. Мозг подкидывает нелепые картинки: поднимаюсь на тридцать пятый этаж, за мной бегут зловещие тени и сбрасывают вниз на оживленную улицу. На тротуаре лежит мое тело, а вокруг собираются зеваки.

– Похоже, тебя прокляли в прошлой жизни, раз в этой я твой лучший друг.

Шутка Джеймсу не понравилась. Я не слышу смеха. Поэтому приподнимаюсь на локтях и говорю единственную фразу перед тем, как уйти в душ:

– Без тебя я бы не выдержала. Спасибо, что помогаешь, когда я не могу.

На часах уже далеко за полночь, а я ворочаюсь по всей кровати, размышляя о предстоящей поездке и ее возможных последствиях. Шансы действительно что-то узнать малы. Но Джеймс прав: десять процентов нельзя игнорировать.

Вдруг это шанс на нормальную жизнь? Тогда я смогу оставаться одна, не придется придумывать легенды о синяках и пропажах. Друг сможет больше времени проводить с семьей, гулять со своей собакой в парках. И, наконец, наладит личную жизнь.

Все эти мысли вращаются с бешеной скоростью, пока не осознаю, что проваливаюсь не в безмятежный сон, а в очередную загадку.

Не слышит, как поют птицы над лесом. Не слышит, как ветер свищет между деревьями. Не слышит, как кто-то медленно приближается сзади.Один удар ее кулака ломает первый слой коры старого дерева. Второй рассекает бинты. Появляются первые капли крови. Девушка повторяет бой с деревом снова и снова, пока не слышит треск и не чувствует, как костяшки превращаются в кровавую кашицу.

Она наказывает себя, но за что – неясно. В каждом ударе чувствуется ярость и отчаяние, а воздух вибрирует с каждым треском. Ее сила волнами прокатывается по земле и я понимаю, что это отнюдь не дар. Возможно, проклятье. Но что бы это ни было, незнакомка не справляется. Очередной удар, и дерево становится серым пеплом, а она сокрушенно кричит.

Тяжелые руки ложатся ей на плечи, сжимают достаточно сильно, чтобы остановить. Мужчина обходит ее сбоку, сначала смотрит на то, что осталось от дерева, потом на бинты, качая головой.

– Я думал, тренировки с Назраэлем тебе помогают, – в голосе сквозит разочарование. В последнее время очевидно, она стала обузой в его графике. – Предлагаю сменить подход.

Она не отвечает, лишь опускает взгляд на ноги. В позе читается усталость не физическая, а другая: измотанность собой.

– Все вокруг говорят, что я проблема. Что мои вспышки силы вредят. Думаю, они меня ненавидят, – признается девушка.

– Они тебя боятся, – вдруг говорит мужчина. Сводит к переносице густые белые брови и смотрит так, словно она должна победить весь мир. – Не давай им возможности думать, что с тобой что-то не так. Ты другая. Сильнее. Не уважают? Тогда пусть боятся.

Она нервно смеется, поднимая взгляд к тяжелому, смолянистому небу, потому что не может смотреть мужчине в глаза. Его взгляд и я не могу выдержать. Он пугает, принуждает встать на колени, преклониться. Настолько он суров и тяжел.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

В ту же секунду он оказывается рядом, возвышается над ней на две головы. Берет за подбородок, заставляя взгляды пересечься, и четко проговаривает каждое слово:

– Ты способна стереть это место с лица земли и глазом не моргнуть. Придет день, когда сама Лилит встанет перед тобой на колени. А пока делай, что говорю тебе я, и перестань сомневаться.

Прежде чем она успевает ответить, все начинает меняться и трястись. Края картины размазываются, как мокрая краска под дождем. Звук становится глухим, будто кто-то резко приглушил музыку в наушниках. Лес расплывается, а лица теряют очертания.

Я выныриваю из видения, как из холодной глубины. Осторожно тянусь к тумбочке, стараясь не спугнуть остатки образов, и открываю блокнот. Ругаюсь под нос на ручку, которая плохо пишет, а заледеневшие пальцы почти не слушаются.

– Назраэль. Лилит, – шепчу я, стараясь разглядеть свои заметки. Обвожу каждое имя еще раз, будто боюсь, что они исчезнут, если не закреплю их на бумаге.

Мое сердце бьется в груди так сильно, что мне необходимо время, чтобы прийти в норму. Открытые окна не помогают, поэтому единственное, что спасает – это откинуться на подушку и считать до тех пор, пока не отяжелеют веки.

– Если уж сходить с ума, то хотя бы в живописном месте.Удайпур нас приятно удивил. Он весь как с открытки: белые фасады, узкие улочки, голуби на карнизах, запах специй из лавок, где даже продавцы говорят вполголоса. Джеймс щелкал камерой и шутил:

Я смеялась, но в этом была правда. Мы оба понимали: эти пару часов на улице даны нам как отдых перед чем-то, что может перевернуть мою жизнь.

Джеймс покупает две бутылки воды и банановые чипсы. Он знает: я нервничаю. Я знаю: он волнуется. И все, что важно, мы друг другу сказали.На озере Пичола полный штиль. Мы сидим на бетонной ступеньке у воды и молчим. Рядом дети запускают воздушного змея, чей хвост путается в лучах солнца.

Аэропорт в Удайпуре крошечный, стены потемнели от пыли и солнца. На досмотре все происходит быстро, и мы оказываемся в зале ожидания, где кондиционер лениво гоняет теплый воздух. Запах пряностей смешивается с ароматом разогретого пластика кресел. Джеймс садится ближе, его плечо едва касается моего, и от этого прикосновения становится чуть легче дышать.

– Ну, начнем это безумие, – усмехается мой компаньон, но я слышу в его голосе напряжение.Когда объявляют посадку, в животе что-то срывается вниз, как камень в колодец.

Я только киваю. Мы идем к самолету, по раскаленному бетону, к белому корпусу, ослепительно сверкающему на солнце, и каждый шаг отдается мыслью: десять процентов это слишком много, чтобы игнорировать.

***

«Добро пожаловать в Каир», – гласит главная надпись аэропорта. Хочу вдохнуть полной грудью, но обжигающий и грязный воздух делает только хуже. Легкие обожжены. И все, чего хочется – провалиться в ледяную ванну.

Прокашлявшись, снова ставлю под сомнение идею с Египтом. В самолете не удалось поспать. Мы тряслись почти двадцать часов с двумя пересадками. Глаза не просто закрывались – я была готова разлеплять их пальцами. Не помню, когда в последний раз так много ругалась по-испански. Мама родом из Испании, и с детства я знала все маты, как скандалить, и несколько рабочих фраз на любой случай.

Джеймс выглядел чуть лучше меня. Из нас двоих только ему удалось наплевать на рыдания ребенка позади наших кресел и какое-то время поспать.

Во время пересадки получилось связаться с нашим очередным шаманом. Договорились, что его ассистент заберет нас из аэропорта. В Каире в этот день проходил крупный фестиваль, и новый знакомый посоветовал ехать с кем-то, кто знает короткий путь. Естественно, не бесплатно.

Я натянула кепку на лоб, чтобы не ослепнуть, а Джеймс накинул песчаного цвета платок, купленный в аэропорту у наглого египтянина. Я хотела возразить и вступить в баталии, но Джеймс вовремя напомнил: проблемы с законом нам ни к чему.

Хепри́, ассистентка Фарис Шадида, встретила нас у выхода из аэропорта и повела к зеленому Hyundai. На вид женщине около сорока. Льняной костюм скрывал все тело. Ассистентка была не особо разговорчива и дружелюбие явно не ее конек. Даже Джеймс оказался не в силах ее разговорить, а он в этом деле профи. Сошлись на том, что лучше не мешать ей вести машину и просто оценить обстановку.

Каир встретил температурой под тридцать, безоблачным небом и ярким солнцем. В остальном мало отличался от Индии: такое же скопление людей, опасный трафик и попрошайки.

Мы проезжали пыльные многоэтажки – здесь их считают жильем для среднего класса. Увидели местный базар: шумный, грязный, но колоритный. Я бы даже заглянула туда за специями, если будет шанс. На каждом светофоре в окно совались подростки и тараторили на арабском. Было очевидно, что они ищут того, кого можно спровоцировать на глупость. Но усталость была такой, что на «прелести жизни» не осталось ни сил, ни интереса.

Даже мысли о том, что скоро, возможно, загляну в свое прошлое, не занимали верхние позиции. Хотелось спать в своей кровати в Чикаго. Я скучала по ветру, цивилизации и вкусному кофе с сэндвичем. Родители часто ругали за перекусы и то, как я питаюсь. Но даже в эти тяжелые мгновения я бы убила за сэндвич с бужениной.

Мой рот наполнился слюной, стоило об этом подумать.

Хепри́ подъехала к отелю и без слов остановила машину. Джеймс пожал плечами. Просто принял сам факт: женщина немногословна.

Отель бронировали в последний момент, и вообще не верилось, что за такую сумму получили номера с бассейном и видами на достопримечательности. Цена вышла смехотворной: как за ужин в ресторане и терапевта.

– У вас есть пять минут, – на ломаном английском сказала женщина, открывая багажник и доставая чемоданы. Из зализанного пучка выбивался белокурый локон, а по лбу стекал пот. – Заселяйтесь. Вас ожидает Фарис Шадид.

Спорить с ней никакого толку. Но ныть хотелось: в графике на утро стояли только холодная ванна и несколько литров воды. От нас с Джеймсом разило пряностями, пылью и потом. Просто стоя десять минут на улице, мы пропитались Каиром насквозь.

– Мадам, можно ли хотя бы душ принять? – спрашивает друг почти извиняющимся тоном.

Машины сигналят. Голос Джеймса тонет в грохоте старых авто.

– Я жду вас тут.

Это «да» или «нет» – непонятно. Мы переглядываемся и понимаем: стоять и умолять бессмысленно. Друг перехватывает оба чемодана и везет их по тротуару. Колесики едут по кочкам и острым камням. Чемоданы по приезду в Чикаго отправятся в утиль.

Но Боги сегодня нас все-таки услышали: в отеле огромный вестибюль и мощные кондиционеры. Холодный воздух щекочет влажную кожу и приятно обдувает с головы до ног.

Администратор берет документы, быстро проверяет и с улыбкой передает ключи. У нас два раздельных номера – решение, на котором я настояла еще в Индии. Предполагала, что приедем уставшие, и одной ванной будет мало. А еще не хотелось делиться кроватью и мягкими подушками.

Наши номера располагались друг напротив друга, чтобы Джеймс мог быстро добраться до меня в случае приступа. Он всегда либо ловит меня, либо накладывает мокрую тряпку на лоб. Иногда я просыпаюсь с криками на всю квартиру, и тогда Джеймс приносит себе еще валерьянки. Потому что привыкнуть к истошному визгу невозможно.

Номер оказался точно как на фото: большая высокая кровать, занимающая почти все пространство, прикроватный столик, зеркало с трюмо и кресло. Около входа зеркало в пол, милые светильники, свежие обои, аккуратные занавески. Видно, что ремонт свежий. Чего не скажешь о ванной.

Я быстро умылась, собрала волосы в пучок старой резинкой, вечно болтающейся на запястье и вытащила из чемодана мятую футболку. Грязные джинсы заменила на юбку.

В этих полуполевых условиях я выглядела как бомж, а пахла еще хуже. Мозг туго соображал и, казалось, потерялась во времени. Громкий стук в дверь заставил подпрыгнуть и выйти из состояния коматоза.

Джеймс стоял у зеркала и улыбался. Он не выглядел помятым – только пах так же плохо. Но в руках держал два стаканчика с кофе. Это немного скрасило утро.

– У меня плохие новости, – говорит он, хлюпая кофе. – Ассистентка пытается пробраться к нам… за нами.

Нет сил даже на удивленное лицо, – в моем мозгу обезьяна хлопает в тарелки. Я смотрю пустым взглядом на компаньона и приглаживаю волосы.

– Думаешь, безопасно ехать с ней куда-то?

Джеймс протягивает мне горячий стакан, а другой рукой вытягивает в коридор. Запирает дверь и убирает документы под мышку.

– Вообще-то, из нас троих ты самая опасная. Но я видел, как она с легкостью поднимает наши чемоданы – советую не дразнить.

– Очень смешно, – бубню я и двигаюсь рядом по длинному коридору. Наши номера на шестом этаже с видами на пирамиды и город.

Чем бы ни обернулась поездка, точно не уедем отсюда, пока не выжмем максимум. Возможно, даже заглянем в Луксор.

– Пока летели, успел немного узнать о нашем докторе-шамане. Или кто он там еще.

Я широко улыбаюсь. Ведь я даже не подумала об этом, а он, как всегда позаботился.

– Дай угадаю. Мы едем к шарлатану?

Он быстро мотает головой, нажимая на кнопку.

– Я бы сказал, он местная знаменитость. – Приезжающий лифт издает мелодичный звук, когда двери открываются перед нами. – Очередь на полгода вперед.

Недоверие ползет по моему лицу, как бегущая строка. Джеймс кивает – он сам в шоке.

Мы заходим у душный лифт и я отмечаю, что кабина давно просит ремонта.

– Если он нам поможет, надо будет отблагодарить Раан. Даже интересно, за какие заслуги нас принимают без очереди, – размышляет Джеймс.

– Забыл? Я же Чикагская сумасшедшая. Уверена, он ждет не меня, а мой мозг в банке.

Друг тяжело вздыхает, потирая лицо.

– Возможно, сегодня все закончится.

И именно из-за них белокурая женщина с разъяренным лицом стоит у лифта, когда двери распахиваются на первом этаже.Закончится. Звучит как смертный приговор. На секунду кажется, что я даже свыклась со своим безумием и могу еще так просуществовать, но быстро отгоняю эти мысли. Из-за видений я не могу жить. Из-за них Джеймс проводит со мной почти все свое время, забивая на свои желания.

– Shu hal-ʾuṣṣa? Lēsh kil hal-taʾkhīr?

Даже не зная арабского, понимаю: она в ярости.

***

Моя самая молчаливая и напряженная поездка по праву принадлежит Хепри. Если бы можно было убивать взглядом, нас бы пронзали острые кинжалы каждый раз, когда ассистентка мельком поглядывала на нас. Женщина не скрывала раздражения и выглядела, как надвигающаяся смертоносная буря ранним утром.

Чувствовала ли я вину? Нет. Я нуждалась в холодной воде.

Больше боялась. Я чувствовала себя неуютно, сидя на заднем сиденье этого старого зеленого Hyundai. Сиденья с дырками, салон прокуренный, а запах въевшийся. Машина явно сменила нескольких хозяев. И от спертого воздуха, я едва сдерживала рвотные позывы. Можно было бы открыть окно, но тогда весь песок обрушится на тебя. Ты окажешься в самом эпицентре песчаной бури.

Кофе никак не помог. Стараясь не заснуть, я вставила один вакуумный наушник и тихо подпевала. Джеймс тем временем переписывался с новыми партнерами на переднем сиденье. Скоро нам предстоит посетить несколько турагентств и заключить контракты.

Я провожу ладонью по лбу, пытаясь стереть усталость и мысль о том, что Египет, похоже, становится второй родиной. Мы редко работаем в Африке напрямую: обычно делегируем местным гидам, но это новая страна. Решили, что первые поездки сопроводим сами.

Через тридцать минут беспощадной поездки с диким трафиком, где никто не слышал о ПДД, мы припарковались у высоченных ворот. Первая мысль – мы приехали к самому президенту Египта. Даже дорога идеально чистая – такое ощущение, что ее моют каждые полчаса.

За массивным бетонным забором точно что-то ценное. Джеймс, удивленный не меньше меня, достает камеру и делает кадр.

– Снимать нельзя.

Ее голос, как карканье старой вороны. В какой-то момент показалось, что она задушит за непослушание. Джеймс прячет камеру в кейс, пожимая плечами.

Женщина отстегивает ремень и указывает нам, чтобы мы следовали за ней. Она двигается плавно, почти парит. Одетая как цивилизованный человек, смотрится особенно контрастно на фоне нас: потных, грязных, уставших. Надо будет сказать доктору, что не все в Чикаго такие. И что это его ассистентка ненавидит людей и, похоже, получает удовольствие, глядя, как мы мучаемся.

Хепри подходит к массивной двери, которая метров десять в высоту, и нажимает несколько кнопок домофона. Я поднимаю голову, чтобы осмотреться, но яркое солнце заставляет щуриться.

Первым делом замечаю камеры наблюдения – они здесь повсюду. Нас отслеживают, как в популярных голливудских фильмах, где герои приходят узнать что-то секретное у богачей.

По газону, единому архитектурному стилю и тишине в округе становится ясно – это элитный район. Каждый дом скрыт за непроходимым забором однотипного бежевого цвета, оснащенным камерами по углам.

Неужели наш Шадид действительно знаменитость? ¡Dios mío, вот бы не оказаться в каком-нибудь телешоу…

– Часть меня хочет развернуться и уехать. А другая – жутко заинтригована тем, что мы там увидим, – шепчет Джеймс.

Хепри все еще говорит с кем-то по-арабски. Похоже, добивается, чтобы нас впустили в этот «дворец».

– Я уже боюсь во сколько нам обойдется восстановление памяти. С каждой секундой ощущаю, как со счета улетают сотни долларов.

– Нам? – Джеймс вскидывает бровь.

Я тихо хохочу, прикрывая рот, но, видимо, это не помогло – блондинка кидает на меня свирепый взгляд через плечо, продолжая общаться по домофону.

– Пожалуйста… если я вдруг вырублюсь – не смей меня тут бросать.

Друг сжимает мою ладонь. Его взгляд – сдержанно взволнованный, но я знаю: он будет со мной, даже если нас запрут в клетке.

Хепри отходит от ворот и мы продолжаем стоять перед дверью. Слышны лишь наше тяжелое дыхание и шорох песка под ногами. Логично было бы спросить, сколько еще ждать, но есть риск остаться без языка. Мозг рисует мрачную перспективу: я – голодная, измученная, с видениями… и без языка.

Когда ворота резко начинают открываться, внутри все сжимается и грохот отдается в желудке. Вот она – черта, разделяющая жизнь на «до» и «после».

Там, за воротами, возможно, ответы. Что-то, что может превратить каракули в блокноте в разгадку. Вдруг он и правда поможет мне вспомнить?

Молчание идет с нами рука об руку. Два охранника под два метра ростом, раздраженная ассистентка и мы – неподготовленные чикагские туристы.

Перед нами – роскошные сады, ослепительной красоты, напоминающие наследие Древнего Египта. Сердце запинается, а взгляд не может оторваться. Высокие пальмы стоят друг напротив друга. У водоемов – лотосы и жасмин, которые наполняют сад королевским ароматом.

И делать вид, что я никогда не видела бездонных зрачков.Проходя вдоль аккуратно подстриженных кустов, хочется затеряться, вдыхать этот воздух и забыться. Забыть, как видения царапают мой мозг. Забыть, как один из них снова тянет ко мне свою руку сквозь белую пелену. Просто смотреть на жасмин.

Солнце теперь не просто припекает – оно жжет все на своем пути. Ощущение, что стою прямо напротив солнца в шубе из норки. Но в реальности я почти раздета, а пот ручьем стекает по спине.

Джеймс пытается держать дружелюбную маску, но я слишком хорошо его знаю – он устал. Охрана и Хепри идут на три шага впереди, изредка оглядываясь через плечо, проверяя: плетутся ли еще туристы. По дороге к дворцу – а иначе это место и не назовешь – они о чем-то бурно спорят на арабском.

В какой-то момент все это кажется настолько чужеродным, что на задворках сознания мелькает мысль: а не поздно ли сбежать?

В тупике дороги стоит массивное и величественное здание из светлого камня, с идеально отточенной геометрией. Оно производит впечатление древнего храма. Или цитадели. Или дворца, предназначенного не для людей, а для богов Древнего Египта. Похоже, наш доктор страдает манией величия. Только прогулка по саду заняла двадцать минут.

– Прошу за мной, – жестом манит Хепри, не давая насладиться видами.

Пока поднимаемся по многочисленным ступенькам, я успеваю осмотреть вход. Дверей нет – только квадратная арка с вырезанными словами на незнакомом языке.

Возможно, древнеегипетский, – предполагаю я. Кто знает. Будет забавно, если надписи отгоняют злых духов, и по великой случайности я не смогу пройти внутрь.

Я хихикаю от собственных мыслей, и охрана синхронно оборачивается. Я улыбаюсь им еще раз, пытаясь избавиться от неловкости и убедить, что я нормальная. Хотя, если я здесь, они точно в курсе: с головой у меня не все впорядке.

В холле Хепри приказывает снять обувь и поставить в угол: дальше путь только босиком. Сначала хочу возразить, но как только ступня касается прохладной поверхности, просыпается желание лечь на пол и остаться тут.

Я часто слышала о том, что подобные места обладают особой энергетикой. Так вот у этого храма аура была мистической. Воздух здесь тяжелый, разрушенные каменные скульптуры, лепестки лотоса и жасмина на полу, светильники с горящими свечами. А эти стены и щели между камней были полны скрытых тайн, за которые могут проклясть.

Когда мы останавливаемся перед черной дверью из дерева, мой желудок вновь делает сальто. Хепри берется за чугунный кнокер и несколько раз стучит. Глухой стук проносится по холлу и только когда по ту сторону двери слышится голос, она заводит нас в кабинет.

Глава 3

– Селин Дэвис, Джеймс Миллер! – восклицает мужчина с темными волосами до плеч.

– Я рад, что вы добрались. Прошу прощения за срочность, но у меня дикий график под конец месяца.

Хепри подталкивает нас вперед, а сама садится в уютное бежевое кресло ближе к окнам. Я обвожу кабинет взглядом, пытаясь найти что-то подозрительное, но не нахожу. Кабинет не похож на все те, в которых я бывала. Комната просторная, с высоким потолком, целиком оформленным в египетском стиле. Все поверхности: стены, колонны – покрыты резьбой и барельефами с иероглифами, сценами ритуалов и изображениями древних богов. Вдоль одной стены стоит статуя в человеческий рост, окруженная мягкой теплой подсветкой.

Центральное пространство занято низкими диванами и креслами, обитыми светлой тканью. Все расставлено полукругом, как для длительной беседы. В центре журнальный стол с небольшими статуэтками и декоративными предметами.

– Я была бы рада, если бы нам дали помыться, – холодно произношу я и косо смотрю на ассистентку. Та не испытывает никакого сожаления и только цокает языком. Джеймс прочищает горло и идет навстречу Шадиду.

– Мы много слышали о вас. Спасибо, что приняли так быстро, и нам не пришлось ждать встречи несколько месяцев, – он пожимает ему руку и улыбается. – У вас прекрасная резиденция, особенно сад. Гулять здесь – одно удовольствие!

Доктор звонко смеется, и звук наполняет всю комнату. Если он и был задет моей колкостью, то теперь уже все простил. Шадид жестом указывает на диваны, и мы присаживаемся напротив него.

Мужчине не больше сорока лет, с густыми черными бровями и худым лицом. Его голубые глаза внимательно разглядывают нас несколько секунд с неким волнением.

– Вижу, вы устали. В Штатах любят small talk, но у нас времени мало, – внезапно мужчина становится самой серьезностью, и я вспоминаю, что мы на приеме. Сейчас меня будут «лечить» и, возможно, отправят в пустыню молиться богам. Он достает несколько папок, раскладывает перед нами листки с рисунками и старую потрепанную книгу. – Селин, я буду показывать вам картинки. Не анализируйте их, сконцентрируйтесь на внутренних ощущениях. С той картинкой, на которую будет отклик, мы и будем работать.

Я глубоко вздыхаю и ощущаю цветочные ароматы, которые тянутся из коридора. На меня это действует успокаивающе, но ладони уже вспотели. Я киваю в ответ и придвигаюсь к столику. Джеймс, кажется, застывает на месте, а Хепри останавливается позади и дышит мне в затылок, отчего становится не по себе.

– Первая картинка, – доктор касается листка формата А4. На нем синим цветом нарисован иероглиф. Больше похоже на дверь. Хоть он и просил не анализировать, но я точно знаю, как выглядит дверь. Если это все, что он нам покажет, боюсь, встреча будет недолгой. Я снова вздыхаю и мотаю головой. Шадид никак не реагирует – просто убирает листок в сторону.

Так мы продолжаем рассматривать остальные иероглифы, которые отличаются лишь цветами и небольшими штрихами. На десятом листе мне становится настолько скучно, что ощущение, что я попала в детство только усиливается.

Вся встреча была похожа на ранние приемы у психологов и разряда «на что похожа эта черная несуразная тучка?». В какой-то момент эти картинки слились воедино, а мои мечты о скором разрешение дел канули в лету.

– Этого не может быть…, – вдруг шепчет доктор, когда я вновь ничего не чувствую.

– Да нет, может.

Шадид смотрит сквозь меня. Его дыхание настолько тихое и нечастое, что тревога нарастает в моем теле. Я щелкаю пальцами перед его лицом, переживая, что мир может лишиться египетского мага.

– Прекрати, – шипит Джеймс.

Затем мужчина встает с дивана и подходит к стеллажу с книгами. Хепри идет следом и они оба начинают шептаться.

– Мне это не нравится, – признаюсь я, глядя на эту парочку. Доктор еле пересек комнату, и в его смертельной бледности читалась близость обморока.

– Посидим еще немного и если ничего не поменяется – уедем в отель.

Шадид возвращается на место с книгой, похожей на библию. Такой ветхой, как артефакт, который только что достали из гробницы Фараона. Хепри же встала обратно и от ее взгляда хотелось провалиться прямиком в ад.

– Попробуем вот это, – мужчина открывает книгу и достает небольшую стопку листов. Раскладывает их перед собой и, уставившись на несколько секунд, о чем-то думает.

Я ерзаю на диване, почти проделывая в нем дыру.

Потом шаман на секунду задерживает руку на крайнем листе, обдумывая решение или ожидая отклика – не знаю. А когда он все-таки протягивает мне рисунок, в его глазах неуверенность, граничащая с тревогой.

Подавшись вперед, я беру листок и разглядываю его. Воздух в комнате становится плотнее, когда я понимаю, что знаю этот рисунок. Вернее – чувствую, что уже видела его раньше.

На лбу выступает пот, когда руна мерцает под пальцы. Вначале мне кажется, что я проваливаюсь в видения, – ведь разве это может быть реальностью? Но языки пламени обдают мою кожу, и я вскрикиваю. Инстинктивно отбрасываю листок и смотрю на ладонь.

Я слышу голос Джеймса и как ему отвечают, но все мое внимание приковано к подушечкам пальцев. Они в тонком слое пепла. Горят изнутри. Боль проходит все дальше – по пальцам, предплечьям и движется к сердцу. Но, достигнув его, притупляется и по телу растекается тепло.

Сначала я думаю, что это и есть то, о чем говорил Раан: мои видения начали наносить физический вред. Это чертовски реалистично.

Мужские ладони берут мои и аккуратно очищают пальцы от пепла. Я поднимаю взгляд, натыкаясь на голубые глаза. Только сейчас замечаю в них крапинки коричневого и немного зеленого. Прикосновения врача успокаивают: его движения нежны, и после того как он убирает беспорядок, остается лишь едва заметный холодок.

– Нам нужно продолжать, Селин. Ничего не бойтесь. Пожалуйста, доверьтесь мне – сейчас вы в безопасности.

Его взгляд настаивает продолжить, а я чувствую, как стены кабинета начинают давить, а воздух густеть. Хочу замотать головой, сорваться с дивана и бежать, но не могу позволить панике накрыть меня. А когда ладонь Джеймса ложится на мое плечо, я готова зарыдать.

– Селин, если ты хочешь остановиться… – он делает паузу. – Я тебя пойму. Мы прямо сейчас уедем, пойдем смотреть на пирамиды, сфинксов, будем торговаться в лавках… Но то, что произошло сейчас, – какая-то чертовщина и нам нужно с этим разобраться.

Идея делать фото напротив Чудес Света выглядела привлекательно. Покупать специи и спорить за каждый доллар – мое любимое. Но уйти сейчас – это как в фильмах ужасов: поступить нелогично и умереть в первой сцене. Возможно, сейчас не время отступать. Впереди – мой собственный адвент-календарь, где каждый день особенный сюрприз, пугающее открытие о себе или новый шаг к безумию.

– Мы продолжаем.

Шадид сжимает мою ладонь и возвращается на свое место. Ассистентка присаживается рядом и впервые вместо раздражения в ее взгляде я вижу… искры паники, мечущиеся в глазах. Если ей не по себе, значит, они знают больше, чем пока рассказывают. Осталось понять, какая часть меня пугает их сильнее.

Абсолютно новое для меня чувство на приеме – я не психопатка с видениями, а пациент, которого боятся. Тот рисунок обжег мне пальцы, но после боли я ощутила и силу. Я до сих пор ее чувствую – не так ярко, как пять минут назад, но она есть. И вопреки здравому смыслу я хочу снова прикоснуться к рисунку.

– Ты в безопасности, – осторожно начинает доктор, но его очередное заверение звучит пугающе. Обычно так говорят перед чем-то, результат чего никому не известен. – Твоя реакция на руну наводит меня на определенные мысли. И чтобы их подтвердить, нам нужно погрузить тебя в сон.

– Вы что же, вырубите меня?

Блондинка закатывает глаза, но ничего не говорит. И меня уже дико раздражают ее реакции. Пусть поведение и продиктовано под давлением сильных эмоций, но я не могу понять столь неуместного пренебрежения ко мне.

– Тебя никогда не вводили в гипноз? Твой психиатр или психотерапевт из Чикаго не пробовал?

– Гипноз на меня не действовал, – отвечаю я, немного хмурясь.

Каждый раз, когда меня пытались ввести в гипноз, это не работало. Мое тело реагировало сильным вегетативным сопротивлением, и я теряла сознание

Меня проверяли в каждой известной клинике США. Врачи устраивали консилиумы, я проходила МРТ, но все заканчивалось рецептами таблеток. Каждый врач списывал мои видения на усталость, стресс и недосып. Иногда лекарства и правда работали – та доза, что я пила, была бы способна подавить активность мозга слона.

Про внезапные видения в метро или кафе я перестала говорить, когда на одном из сеансов услышала мрачное слово – «психиатрическая больница». Тогда мы с Джеймсом решили, что безопаснее для меня будет молчать.

– Прежде чем мы проведем мой метод пустыни завтра на рассвете, я хотел бы начать здесь, – он обводит комнату рукой, глядя мне в глаза.

В голове навязчиво крутится одна и та же мысль: «бежать-бежать-бежать». Я бросаю взгляд на Джеймса, и ассистентка, проследив за моим движением, добавляет:

– Юноше нужно уйти. В кабинете остаетесь только вы и доктор.

– Ну уж нет, – вмешивается мой друг. – При всем уважении, но я не до конца доверяю вам свою подругу. После ваших картинок у нее пальцы горели, а сейчас вы просите оставить ее с вами наедине? Я посижу в углу.

Его голос ледяной и грозный. Впервые слышу, чтобы Джеймс говорил с кем-то, не скрывая раздражения. Он скрещивает руки на груди, демонстрируя, что уступать не намерен.

Хепри едва не взрывается от злости: ее костлявые пальцы сжимают край юбки, а в глазах горит пламя.

– Да вы долж…

– Хепри, – прерывает ее доктор.

Она резко поворачивается к Шадиду, и в тот же миг ее лицо меняется. Оно расслабляется, теряя всякое выражение

– Asfu, laqad nusit, – тихо произносит она.

Шаман шумно выдыхает и промокает шею белым платком. Я вижу, как он ведет внутреннюю борьбу, но в последний момент уступает нам, и на губах появляется намек на улыбку.

– Джеймс, вы можете сесть у окна.

Друг едва заметно кивает в ответ, а затем смотрит на меня. Мое внутреннее восхищение им не знает границ. В этот момент происходит два события: принятие ситуации и уверенность, что не останусь одна. Облегченно выдохнув, я расправляю плечи.

– Что мне нужно делать?

– Джеймс, освободите диван для Селин, – Шадид встает с кресла и жестом показывает на место. – Хепри, скажи охранникам, чтобы не входили в кабинет, что бы ни случилось.

Она сразу направляется к дверям и выходит в коридор, чтобы дать указания персоналу. Меня должны волновать слова шамана, но я стараюсь отстраниться и просто довериться процессу. Иногда принятие – единственный путь к исцелению.

Тем временем Джеймс уже сидит в дальнем углу: нога на ногу, взгляд сосредоточенный и выжидающий. Я слегка киваю, прося его сбавить обороты и тоже довериться судьбе.

– Ложитесь на диван, расслабьтесь и сложите руки на груди, – командует доктор.

Исполняю указания и продолжаю смотреть на него.

– Дайте слово, что я проснусь. Иначе Джеймс оставит вам негативный отзыв, – шепчу я тихо, надеясь, что услышит только он, и что эта шутка немного смягчит его выражение лица.

– Будем на это надеяться.

Мужчина не парировал, а только усугубил ситуацию. Остается лишь мысленно повторить все молитвы, которые знала в детстве. Вспомнить светлые моменты за свои двадцать пять лет и примириться с тем, что если уж умирать, то хотя бы интересно.

Подушка под моей головой пахнет жасмином, в углу играет тихая восточная музыка – те медленные струны, что обычно звучат в фильмах перед тем, как героиня попадает в беду.

– Вы же помните, что гипноз на меня не действует?

– Закрой глаза. Просто слушай мой голос и дыши, – произносит он, подходя ближе.

Не знаю, сколько раз слышала эту фразу в жизни, но каждый раз она звучала как пролог к катастрофе и дальнейшему обмороку.

Шадид кладет ладонь мне на лоб. Его пальцы прохладные, отчего по коже бегут мурашки.

– Сделай вдох. Долгий. Медленно. Еще раз. Теперь представь, что ты стоишь на берегу… Песок под ногами, шум воды, небо над головой. Ты одна, Селин. Вокруг тихо.

Но внутри меня не тихо. Внутри – бешеный рой мыслей, что пульсирует в висках и мешает следовать за его голосом. Мне снова кажется, что ничего не получится. Чувствую, как сама себе мешаю. Как саботирую процесс. Как не могу отпустить контроль.

Он выжидает десять секунд и я слышу, как он бормочет на непонятном языке.

– Все хорошо. Отпусти. Ты в безопасности, – его голос зарывается куда-то в глубину моего сознания, становясь эхом. Я тону в белом шуме. Все становится ватным, как в сонном параличе, где еще все осознаешь, но уже не управляешь собой.

И вдруг – щелчок. Он не звуковой, – внутренний. Как если бы кто-то задвинул потайную дверь внутри меня, и где-то далеко звучит все тот же голос:

– Хорошо. Мы начинаем.