Договор с Тенью
Глава 1: Шепот в тени пиков.
Ветер, острый, как обсидиановый нож, срезал последние остатки тепла с его кожи. Элиас лежал, прижавшись спиной к ледяному граниту скалы, и смотрел на мир, который умирал, но никак не мог умереть до конца. Здесь, на заснеженных склонах Драконьих Пиков, смерть была неторопливой, вдумчивой. Она не полыхала огнем, как внизу, в долинах, где дымились руины Тарсиса. Она просачивалась в мир вместе с этим ветром, вместе с неправильным, болезненным светом, который сочился с небес даже в предзакатный час.
Сломанные ребра горели тупым огнем при каждом вдохе, а левое предплечье, перетянутое грязным лоскутом, казалось чужим и тяжелым. Кровь, пропитавшая ткань, давно запеклась, превратившись в ржавую корку. Его кровь. Кровь мага, отступника, последнего посвященного Вортана – бога, чье имя имперские жрецы боялись произносить вслух, предпочитая вымарывать его из летописей. Пять лет Империя охотилась за ним, как за бешеным зверем. Пять лет он был тенью среди теней, призраком в горах, легендой, которой пугали непослушных детей в пограничных гарнизонах.
Ирония была ядовитой, как кровь василиска. Теперь, когда имперские легионы, гордость и стальной кулак диктатора, в панике бежали от врага, не имевшего ни знамен, ни полководцев, они вспомнили о нем. Теперь, когда их выверенная тактика и сверкающие доспехи оказались бесполезны против ползучего ужаса, пожирающего земли, Империя отчаянно нуждалась в том, кого сама же и прокляла.
Он бы рассмеялся, если бы смех не грозил проткнуть его легкие осколками собственных костей.
Он ощутил ее раньше, чем услышал. Легкое возмущение в ткани реальности, тонкая дрожь магического фона, которую почувствовал бы только тот, кто привык слушать тишину. Почти неуловимое изменение в симфонии ветра и камня. А затем донесся запах. Забытый, но не стертый из памяти. Смесь степных трав, дорогого мыла и едва уловимая нотка пороховой гари. Память – упрямый сорняк, который не вытравить никаким огнем.
Шаги были легкими, почти неслышными на припорошенной снегом тропе. Фигура в темном дорожном плаще из имперской шерсти остановилась в нескольких шагах, ее силуэт четко вырисовывался на фоне багрового неба.
«Ты еще дышишь», – произнесла она.
Голос не был ни вопросом, ни утверждением. Это была констатация факта, холодная, как сталь клинка в зимнюю ночь. Голос, который когда-то шептал ему слова любви под звездами павшего Северного Царства, а потом произнес его имя перед имперским трибуналом. Голос Элары.
Элиас не открыл глаза. Усталость была свинцовой, но гордость – еще тяжелее.
«Ты ошиблась тропой, охотница, – хрипло выговорил он, и слова царапали горло. – Ваши заставы теперь западнее, у Перевала Змея. Или ты решила забрать всю награду себе? Сколько сейчас дают за мою голову? Пять тысяч имперских солариев? Неплохо для безымянного трупа».
Она подошла ближе и присела на корточки. Капюшон был откинут, и в слабом свете умирающего дня он, даже не глядя, мог представить ее лицо – резкие, красивые черты, ставшие за эти годы жестче, и глаза, в которых больше не было тепла, лишь усталость и долг.
«Пять тысяч за мертвого, – ее голос оставался ровным, отстраненным. – Но мир изменился за те несколько дней, что ты тут отлеживаешься. Мертвые маги больше не в цене». Она сделала паузу, давая словам повиснуть в морозном воздухе. «Империя готова заплатить десять тысяч за живого. Плюс титул барона, земли в южных провинциях, где всегда тепло. И полное, безоговорочное забвение всех твоих прошлых проступков».
Вот теперь Элиас открыл глаза. Он посмотрел на нее. Она почти не изменилась. Только упрямая складка у губ стала глубже, а во взгляде появилась та смертельная серьезность, которую он видел у ветеранов, вернувшихся из безнадежных походов.
Он медленно, превозмогая боль, сел, опираясь спиной о скалу.
«Империя? – он сплюнул на снег сгусток крови. – Та самая Империя, что сожгла мой дом, вырезала мой орден и повесила моего учителя на городских воротах Тарсиса? Та самая Империя, что послала тебя за мной? И теперь она предлагает мне титул барона? Пусть диктатор засунет свой титул себе в».
«Тарсиса больше нет», – тихо прервала его Элара.
Элиас замолчал. Ветер завыл, бросив в лицо пригоршню колючего снега, но он этого не заметил.
«Что?».
«Город пал три дня назад, – в ее голосе не было эмоций, только факты. – Не взят штурмом. Его просто не стало. Легионы, стоявшие у стен, испарились. Генерал Квинт и его штаб найдены в цитадели. Они сидели за столом, целые и невредимые, но превратившиеся в статуи из серого пепла. Весь город окутан туманом, в котором не выживает ничто живое. Мы называем их Моровыми Тенями. Они не убивают. Они стирают».
Она смотрела ему прямо в глаза, и впервые за долгие годы он увидел в них нечто помимо холодной решимости. Страх. Не за себя. Вселенский, первобытный страх перед тем, чего нельзя понять.
«Это не люди, Элиас. И не звери. Они не оставляют следов, их не берет сталь, арбалетные болты прошивают их, не причиняя вреда. Огонь их замедляет, но не останавливает. Маги легионов пытались что-то сделать Их магия просто гаснет, словно свеча на ветру. А твоя, – она сделала едва заметное движение в сторону его раненой руки, – твоя магия она другая. Древняя. Не от мира сего».
Элиас молчал, переваривая услышанное. Тарсис пал. Неприступный Тарсис, сердце Северного Царства, переживший две гражданские войны и осаду кочевников. Пал не в бою, а был просто стерт, как неудачный рисунок на пергаменте. Картина, нарисованная Эларой, была настолько чудовищной, что разум отказывался ее принимать. Но он видел небо. Он чувствовал эту неправильность в самом воздухе.
«Империя в панике, – продолжала Элара. – Все, чем мы гордились, вся наша мощь оказалась бесполезна. Мы сражаемся с чумой, у которой есть воля. И эта воля – уничтожить все. Генерал Валериан, командующий северным фронтом, уполномочил меня найти тебя. Он считает, что только такая же аномалия, как ты, может противостоять этой угрозе».
«Аномалия, – Элиас горько усмехнулся. – Какое вежливое слово для того, кого вы клеймили еретиком и чудовищем».
«У нас нет выбора, Элиас, – ее голос стал жестче. – И у тебя его тоже нет. Эти горы не спасут тебя. Тени уже здесь. Я видела их след у подножия. Через день, может, два, они доберутся сюда. И тогда ты тоже станешь статуей из серого пепла. Империя предлагает тебе сделку. Шанс выжить. Шанс сражаться. Может быть, даже шанс на месть».
Она встала, отряхивая плащ от снега. «Я разобью лагерь ниже по склону, у замерзшего ручья. Мой приказ – доставить тебя в штаб Валериана. Живым. Как именно я это сделаю – уговорами или силой – решать тебе. Но знай, если ты откажешься, я уйду одна. А ты останешься здесь ждать их».
Она не стала дожидаться ответа. Развернулась и так же бесшумно, как появилась, начала спускаться по тропе, ее темная фигура медленно растворялась в сгущающихся сумерках.
Элиас остался один. Ветер выл над вершинами, словно оплакивая уходящий мир. Боль в ребрах и руке стала далекой и неважной. Он поднял голову и снова посмотрел на небо. Багровые разводы на нем стали глубже, словно кто-то гигантский и невидимый пролил на небесный свод чашу с кровью.
Договор с Тенью. Она говорила об Империи, но Элиас понял, что речь идет о чем-то большем. Чтобы сразиться с тьмой, что пришла в этот мир, ему придется заключить сделку с другой тьмой – той, что сидела в его собственном сердце, и той, что носила имперские шевроны.
Глава 2: Цена прощения.
Ночь на Драконьих Пиках была не просто отсутствием света. Она была самостоятельной, живой сущностью. Она дышала морозом, шептала голосами ветра в расщелинах скал и давила на мир тяжестью холодных, безразличных звезд. Элиас сидел, закутавшись в свой изношенный плащ, и слушал эту мертвую симфонию. Слова Элары, брошенные в него, как камни, продолжали звучать в голове, заглушая даже вой ветра.
Тарсис пал. Его город, его прошлое, место, которое он одновременно любил и ненавидел, был стерт. Мысль об этом была настолько чудовищной, что не помещалась в сознании. Пепельные статуи вместо людей. Туман, пожирающий жизнь. Это было за гранью войны, за гранью магии, которую он знал. Это было нечто первобытное, пришедшее из времен, когда мир еще не обрел свою форму.
Выбор, который предложила Элара, был иллюзией. Остаться здесь означало умереть самой бессмысленной и жуткой смертью. Принять ее предложение – означало стать цепным псом своих злейших врагов. Но пес, по крайней мере, может укусить руку, которая держит поводок. А мертвец не может ничего.
Месть. Слово, которое она бросила так небрежно, зацепилось за его мысли, как репей. Месть Империи за его орден? Или месть всему миру за то, во что он превратился? А может, месть самому себе за слабость и ошибки прошлого?
Превозмогая боль, что пронзала тело при каждом движении, Элиас поднялся на ноги. Каждый шаг вниз по склону был пыткой. Ноги вязли в снегу, острые камни норовили вывернуться из-под стоп. Он шел на свет крошечного огонька, который мерцал внизу, в лощине у замерзшего ручья – единственный теплый, живой огонек в этом царстве льда и отчаяния.
Лагерь Элары был до смешного спартанским: маленький костер, аккуратно уложенные дрова, скатка постели и скромный походный котелок, в котором закипала вода с какими-то травами. Никаких имперских знамен, никакой лишней суеты. Только эффективность и выживание. Она сидела у огня, чистя короткий охотничий нож, и даже не подняла головы, когда он вышел из темноты, отбрасывая на снег длинную, дрожащую тень.
«Я уж думала, ты предпочел компанию духов этой горы», – сказала она, не отрываясь от своего занятия.
«Духи – компания молчаливая и честная. В отличие от некоторых», – хрипло ответил Элиас, опускаясь на поваленное дерево у костра. Жар огня был почти болезненным для его замерзшей кожи.
Элара наконец подняла на него глаза. В свете пламени ее лицо казалось высеченным из камня, а в глубине зрачков плясали крошечные огненные демоны. «Я принесла тебе не только предложение, но и вот это». Она кивком указала на небольшую кожаную суму, лежавшую у ее ног. «Там мазь для ран, чистые бинты и немного вяленого мяса. Приказ был доставить тебя живым, а не полумертвым».
Элиас проигнорировал ее жест. «Я пойду с тобой».
Она медленно вогнала нож в ножны на поясе. «Я рада, что здравый смысл в тебе еще остался».
«Не торопись радоваться. Мой здравый смысл подсказывает мне, что доверять Империи – все равно что пытаться согреться, обнимая айсберг. Поэтому я пойду, но на моих условиях».
На ее губах появилась тень усмешки – холодной и острой, как осколок льда. «Условия? Отступник, за чью голову назначена награда, ставит условия Империи? Ты неисправим, Элиас».
«Именно поэтому я еще жив», – отрезал он. Огонь согрел его тело, и вместе с теплом вернулась и былая жесткость в голосе. «Во-первых. Мы не пойдем сразу к твоему генералу. Отсюда мы двинемся на восток, к руинам храма Вортана у Мертвого перевала».
Элара нахмурилась. «Это крюк в три дня пути по самой опасной местности. Зачем? Твоего бога забыли даже камни, из которых был сложен его храм».
«Мой бог, в отличие от ваших имперских идолов, еще помнит, как говорить, – взгляд Элиаса стал тяжелым, почти физически ощутимым. – Если вы хотите, чтобы я сражался с Тенями, мне нужна сила. Не та, что в дюжине имперских магов, а настоящая. Я должен пойти туда. Это не обсуждается».
Он видел, как она взвешивает его слова. Она была солдатом. Она понимала язык необходимости.
«Хорошо, – наконец сказала она, к его удивлению, довольно легко. – Храм так храм. Валериан будет в ярости, но он переживет. Что еще?».
«Во-вторых. Я не пленник. Никаких кандалов, никаких охранников за спиной, никакой магической удавки на шее. Я – союзник, а не инструмент. Я буду делиться информацией, которую сочту нужной, и действовать так, как считаю правильным. Если твоему генералу нужен ручной чародей для фокусов, пусть поищет в другом месте».
«Ты просишь о доверии, которого не заслужил», – спокойно заметила она.
«Я прошу о прагматизме, – парировал он. – Вы держите волка на цепи, и он будет думать только о том, как перегрызть цепь. Вы даете ему свободу охотиться вместе с вами, и он принесет добычу. Выбор за вами».
Надолго повисла тишина. Лишь треск поленьев в костре да завывания ветра нарушали ее. Элара смотрела в огонь, и ее лицо было непроницаемой маской. Элиас не знал, о чем она думает – о приказах генерала, о риске, который она на себя берет, или о тех днях, когда они сидели вот так же у костра, но между ними не было пропасти из предательства и пяти лет ненависти.
«Хорошо, – снова произнесла она, и это слово прозвучало как удар молота, скрепляющего договор. – Никаких кандалов. Ты будешь под моим личным надзором. Любая попытка побега или предательства – и я убью тебя сама. Без трибунала и лишних слов. Это мои условия».
«Справедливо», – кивнул Элиас.
Он протянул онемевшие руки к огню, чувствуя, как возвращается жизнь в пальцы. Цена прощения оказалась до смешного простой – взаимовыгодная сделка на пороге апокалипсиса. Никто не просил прощения, никто не предлагал его. Прошлое было заперто, как зверь в клетке. Но они оба знали, что прутья у этой клетки проржавели, и зверь может вырваться в любой момент.
Элара молча протянула ему флягу. Внутри оказался не просто отвар, а крепкий, обжигающий настой с горьким привкусом горных трав. Он сделал несколько больших глотков, и обжигающая жидкость огнем прошлась по венам, разгоняя холод и усталость.
«Пей, – сказала она, глядя, как он морщится. – И обработай рану. На рассвете мы уходим».
Она отвернулась, давая ему иллюзию личного пространства. Элиас достал из сумы банку с пахучей зеленой мазью и чистую ткань. Сдирать старую повязку было больно, но он не издал ни звука. Рана под ней была глубокой, но уже не кровоточила. Он щедро наложил мазь, которая тут же начала холодить и снимать боль, и туго перевязал предплечье.
Договор был заключен. Не на пергаменте, скрепленном сургучной печатью, а здесь, в диких горах, под взглядом безразличных звезд. Договор между охотницей и ее бывшей добычей. Договор с врагом, чтобы противостоять ужасу. Договор с собственной тенью.
Глава 3: Дорога из пепла.
Рассвет был неохотным. Бледный, акварельный свет с трудом пробивался сквозь плотную пелену свинцовых облаков, окрашивая снежные пики в оттенки серого и лилового. Воздух был тонким и настолько холодным, что, казалось, мог треснуть, как стекло. Они покинули свое убежище в молчании, которое было гуще и тяжелее, чем предрассветный туман. Элара шла впереди, ее шаги были выверенными и точными, как у хищника, идущего по следу. Элиас следовал за ней, хромая и опираясь на посох, вырезанный из корявого ствола горной сосны. Его тело все еще было полем битвы между болью и упрямством, но настойка Элары и несколько часов беспокойного сна сделали свое дело – он, по крайней мере, мог идти.
Спуск с Драконьих Пиков был спуском в ад.
Сначала изменился воздух. Ушла кристальная чистота высоты, и в легкие начал проникать едва уловимый запах гари. Не чистый, смолистый запах лесного пожара, а что-то иное – кисловатый, едкий смрад холодного пепла, слежавшейся гнили и пыли. Затем изменился звук. Пропали крики горных орлов и свист ветра в скалах. Мир внизу был неестественно, пугающе тих.
Первую деревню они увидели к полудню. Она раскинулась в небольшой долине, укрытой от ветров, и издалека выглядела мирно и почти идиллически. Но по мере их приближения иллюзия рассеивалась. Над крышами не вились дымки из труб. На полях не было видно ни людей, ни скота. У околицы их встретил мертвый пес, лежавший на цепи у своей конуры. Он не был ранен или болен. Он просто лежал, свернувшись калачиком, и его шерсть была покрыта тончайшим слоем серой пыли, словно кто-то припудрил его мукой.
Элара остановилась, положив руку на эфес меча. Элиас замер рядом, и его кожа покрылась мурашками, хотя ветра почти не было. Это было не просто заброшенное место. Это было место, из которого ушла жизнь.
Они вошли в деревню. Тишина здесь была материальной, она давила на уши, заставляя вздрагивать от хруста снега под собственными сапогами. Двери домов были распахнуты настежь. Внутри – картины внезапно прерванной жизни. На столе в одном из домов стояла миска с остывшей кашей и воткнутая в нее ложка. В кузнице на наковальне лежал недокованный плуг, а молот валялся рядом, словно кузнец просто выронил его и вышел на минуту. Все было покрыто той же серой, бархатистой пылью.
«Где все?» – шепотом спросила Элара, и ее голос прозвучал неуместно громко в этой гробнице тишины.
«Они здесь», – так же тихо ответил Элиас. Он указал концом посоха на стену дома.
Там, где солнечный свет падал под определенным углом, на грубой штукатурке проступали темные, расплывчатые силуэты. Фигура женщины, тянущей руки к ребенку. Мужчина, застывший в дверном проеме. Они были похожи на тени, выжженные на стенах вспышкой сверхъестественного огня.
Элара выругалась сквозь зубы – короткое, злое слово, которое она, должно быть, подхватила у имперских гвардейцев. Отчеты в штабе не передавали и сотой доли этого тихого, методичного ужаса.
Они покинули деревню, не оглядываясь. К вечеру они вышли на тракт, ведущий на юг, и здесь их встретило иное зрелище. Дорога была забита людьми. Это не была армия, не была организованная колонна. Это был хаотичный, медленно ползущий поток отчаяния. Крестьяне с телегами, на которые был навален весь их скудный скарб, зажиточные горожане, пешком тащившие на себе сундуки, солдаты-дезертиры с затравленными глазами. Они все бежали. Бежали от тумана, от тишины, от теней, которые не убивали, а стирали.
Элиас и Элара смешались с толпой, натянув капюшоны поглубже. Они слушали обрывки разговоров, и каждый рассказ был страшнее предыдущего.
«просто исчез. Сидел рядом, у костра, а потом смотрю – место пустое, только кружка его на земле стоит».
«они не идут, они просачиваются. Прямо из-под земли, из стен».
«мой брат пытался ударить одну из них вилами. Вилы прошли насквозь, а потом он закричал. Рука, которой он их держал, начала седеть, как у столетнего старика».
Элиас смотрел на измученные, испуганные лица и чувствовал, как внутри поднимается что-то забытое. Не жалость. Скорее, глухая, тупая ярость. Это была его земля. Это были его люди, пусть даже они принадлежали к королевству, которое давно пало под пятой Империи. И то, что с ними делали, было неправильно на самом фундаментальном, вселенском уровне.
К закату они свернули с тракта, решив заночевать в полуразрушенном фермерском доме на холме, подальше от обезумевшей толпы. Небо на западе было окрашено в ядовито-пурпурный цвет, и длинные тени от голых деревьев казались черными трещинами на застывшей земле.
Они развели небольшой костер прямо на каменном полу главной комнаты, где обвалившаяся крыша образовала дыру. Элара проверяла свой арбалет, ее движения были резкими и экономными. Элиас сидел, прислонившись к стене, и пытался медитировать, но мысли разбегались.
Он почувствовал их приближение за мгновение до того, как они появились.
Сначала – резкое падение температуры. Не обычный вечерний холод, а внезапная, вымораживающая стужа, от которой пар изо рта становился густым, как молоко. Пламя костра затрепетало и сжалось, его свет стал тусклым и болезненным. Затем пришел звук. Вернее, его отсутствие. Все фоновые шумы – шелест ветра, далекие крики ночных птиц, треск огня – вдруг приглушились, словно мир накрыли толстым ватным одеялом.
«Они здесь», – выдохнул Элиас, поднимаясь на ноги.
Элара уже стояла, вскинув заряженный арбалет. Ее взгляд был прикован к широкому дверному проему.
В проеме сгустилась тьма. Это была не просто тень. Это было пятно абсолютной черноты, которое, казалось, втягивало в себя свет. Оно не имело четких очертаний, его края постоянно колыхались и изгибались, как у отражения в темной воде. Из этого пятна выделились две фигуры. Они были гуманоидными, но лишь по общей форме. У них не было лиц, черт, одежды. Они были трехмерными тенями, пустотой, принявшей форму человека.
Элара выстрелила. Арбалетный болт с серебряным наконечником, который мог пробить латы имперского рыцаря, беззвучно вошел в грудь одной из Теней и вылетел со спины, не оставив ни следа, ни звука. Он просто прошел насквозь. Тень даже не дрогнула.
Они двинулись вперед. Их движение было кошмарным – плавным, скользящим, без шагов, словно их тянула за собой невидимая нить.
Элара отбросила арбалет и выхватила меч. «Назад!» – крикнула она Элиасу.
Но он уже стоял рядом. Он вытянул вперед руку, и на его ладони вспыхнул крошечный, яростный огонек синего пламени. «Раш!» – выкрикнул он, и слово, сорвавшееся с его губ, было не человеческой речью, а раскатом грома.
Волна чистого, сжатого воздуха ударила по Теням. Их не отбросило, как отбросило бы человека. Их фигуры исказились, пошли рябью, словно некачественное марево. Они на мгновение утратили форму, превратившись в бесформенные кляксы тьмы, но тут же начали стягиваться обратно.
Одна из Теней скользнула в сторону, к углу комнаты, где на полу валялся труп крысы, давно издохшей в ловушке. Когда Тень проплыла над ней, иссохшее тельце грызуна на глазах превратилось в серую пыль, которая тут же развеялась.
«Они высасывают жизнь саму суть», – прошептал Элиас, и в его голосе впервые прозвучал научный интерес, смешанный с ужасом.
Другая Тень рванулась к ним. Элара сделала выпад, ее клинок, зачарованный имперскими рунами, прошел сквозь теневой торс, вызвав лишь легкое мерцание. В ответ Тень вытянула вперед нечто, похожее на руку. Элара отскочила, и там, где теневые пальцы коснулись каменной стены, остался иней, а сам камень пошел мелкими трещинами, словно из него мгновенно высосали все тепло.
«Они не из этого мира! Их нельзя убить!» – крикнула Элара.
«Все можно убить, – прорычал Элиас. – Просто нужно знать, где у них сердце!».
Он закрыл глаза, игнорируя скользящую к нему тварь. Он перестал видеть, но начал слушать. Слушать не ушами, а своей магией, своей кровью. Он нащупал тонкие, вибрирующие нити, которые связывали эти пустотные тела с чем-то иным. Внутри каждой Тени, как крошечная черная жемчужина, бился осколок ледяной, злобной воли.
Элиас резко вскинул обе руки. «На-ка-РА!».
Это слово было длиннее, сложнее. Оно стоило ему вспышки боли в раненом предплечье и капель пота, выступивших на лбу. От его ладоней разошлась не волна, а сфера слепящего синего света. Она не несла тепла. Она несла порядок. Чистую, первобытную структуру реальности, которая была враждебна хаосу этих созданий.
Когда свет коснулся Теней, они закричали. Это был не звук, который можно услышать ушами. Это был ментальный вопль, полный боли и ненависти, который ударил по черепу изнутри. Их фигуры начали рваться, истончаться, распадаться на клочья тьмы, которые с шипением таяли в воздухе, как снежинки на раскаленной сковороде. Через секунду все было кончено.
В комнате снова стало теплее. Треск костра вновь обрел свой обычный, уютный звук. Элиас тяжело дышал, опираясь на посох. Он был бледен, как полотно.
Элара медленно опустила меч. Она смотрела на него, и в ее глазах смешались шок, страх и что-то еще. Что-то, похожее на крупицу уважения.
«Что что это было?» – спросила она.
«Договор, – выдохнул Элиас, глядя в пустой дверной проем, за которым сгущалась ночь. – Первая плата по договору».
Глава 4: Имперский орел.
После той ночи что-то изменилось. Они больше не были просто охотницей и ее беглым пленником. Бой, короткий и яростный, сплавил их в нечто иное – в двух выживших, увидевших одно и то же лицо бездны. Элара больше не смотрела на Элиаса как на преступника. Теперь в ее взгляде читалась настороженная смесь страха и вынужденного уважения, какое солдат испытывает к диковинному, смертельно опасному оружию, которое ему поручили нести. Элиас, в свою очередь, видел в ней не только предательницу. Он видел солдата, до последнего верного своему долгу, даже когда сам смысл этого долга рассыпался в прах.
Путь к Мертвому перевалу занял еще два дня. Они шли молча, но это молчание было иным, чем прежде. Рабочим. Сосредоточенным. Они двигались быстро, но осторожно, избегая больших дорог и останавливаясь на ночлег в самых глухих, защищенных местах. Элиас чувствовал себя выжатым. Заклинание, развеявшее Теней, было не просто всплеском силы. Оно было глубоким погружением в самые основы магии, и его тело, ослабленное ранами и годами скитаний, заплатило за это высокую цену. Он чувствовал себя старым, хрупким сосудом, в который на мгновение влили расплавленный металл.
Имперский лагерь они увидели издалека. Он раскинулся в широкой котловине, окруженной лесистыми холмами, и походил на уродливый шрам, оставленный на теле земли. Никаких сверкающих знамен или развевающихся на ветру стягов. Лишь сотни одинаковых серых палаток, частокол из заостренных бревен и едкий дым тысяч костров, который смешивался с туманом, создавая над лагерем грязный, неподвижный купол. Это было не место триумфа. Это было место страха, загнанного в рамки военной дисциплины.
Чем ближе они подходили, тем отчетливее становилась атмосфера. Часовые на импровизированных вышках стояли напряженно, всматриваясь не столько вовне, сколько в тени внутри самого периметра. Солдаты передвигались группами, избегая оставаться в одиночестве. Их лица были серыми от усталости, а в глазах застыло то же выражение, что Элиас видел у беженцев на тракте. Здесь не было паники, но был тихий, разъедающий ужас.
На входе их остановил патруль. Четверо гвардейцев в потускневших латах с гербом двуглавого орла на груди. Увидев Элару, их командир, суровый сержант с перебитым носом, отдал честь.
«Охотница Элара! Вы вернулись. Мы уж и не ждали».
«Приказ выполнен, сержант, – ровно ответила она, кивнув в сторону Элиаса. – Доставьте командованию, что я привела мага».
Сержант и его люди уставились на Элиаса. В их взглядах читалась смесь любопытства, суеверного страха и плохо скрываемой ненависти. Для них он был воплощением всего того, с чем Империя боролась – неконтролируемая сила, ересь, хаос. Один из солдат инстинктивно положил руку на амулет, висевший на шее.
Элару, казалось, это не смутило. «Проводите нас в штабную палатку. Генерал Валериан ждет».
Штабная палатка была самой большой в лагере. Над входом висел единственный стяг – огромное черное полотнище с вышитым на нем серебряной нитью двуглавым орлом. Хищная птица, смотрящая одновременно на восток и на запад, символ Империи, вцепившейся в континент мертвой хваткой.
Внутри было жарко от нескольких жаровен и пахло кожей, сургучом и дорогим вином. Пространство было заполнено картами, разложенными на столах, полками с фолиантами и свитками, и несколькими офицерами, которые при появлении Элары и Элиаса замерли и почтительно отступили в тень.
В центре, спиной к ним, стоял высокий мужчина и рассматривал огромную карту Северного Царства, испещренную красными и черными пометками. Он был одет не в доспех, а в строгий черный мундир с серебряным шитьем. Когда он обернулся, Элиас понял, что именно так и должен выглядеть имперский орел во плоти.
Генерал Валериан был мужчиной лет пятидесяти, с аристократически тонкими чертами лица, которые, казалось, были высечены из мрамора. Седые виски лишь подчеркивали жесткость его взгляда. Глаза – холодные, серые, как зимнее небо – смотрели на мир с плохо скрываемым презрением ко всему, что не было столь же совершенным и функциональным, как он сам. Через левую бровь его пересекал тонкий белый шрам – след не от грубого бандитского тесака, а от изящного клинка на дуэли. Это был хищник, привыкший повелевать.
«Охотница, – его голос был таким же холодным и отточенным, как и его внешность. – Вы потратили на два дня больше, чем было приказано. Я уже собирался послать за вами похоронную команду».
«Возникли непредвиденные обстоятельства, генерал, – Элара вытянулась в струнку, но в ее голосе не было и тени подобострастия. – Но приказ выполнен. Вот маг Элиас».
Валериан перевел свой взгляд на Элиаса. Он не просто смотрел, он препарировал. Оценивал. Его взгляд скользнул по изношенному плащу, посоху, отметил рану на руке и остановился на глазах. Взгляд генерала был взглядом покупателя на невольничьем рынке, оценивающего клыки и мускулы боевого пса.
«Так вот он какой, – произнес Валериан, медленно обходя Элиаса кругом. – Последний из служителей бури. Выглядишь не так внушительно, как в донесениях шпионов. Скорее как загнанный волк, которому перебили лапу».
Элиас молчал, отвечая на ледяное презрение генерала таким же холодным безразличием.
«Мои разведчики донесли, что ты согласился на сотрудничество только при соблюдении неких условий, – Валериан остановился прямо перед ним, их взгляды встретились. – В частности, потребовал сделать крюк к какому-то забытому капищу. Охотница Элара превысила свои полномочия, согласившись на это. Я прав?».
«Охотница Элара – разумный солдат, генерал, – спокойно ответил Элиас, и его голос, тихий и хриплый, прозвучал в напряженной тишине палатки как скрежет камня по металлу. – Она понимает, что даже самый лучший топор бесполезен, если он тупой. Мне нужно было его заточить».
Уголок губ Валериана дернулся. «Топор. Любопытная аналогия. Именно так я тебя и рассматриваю. Как инструмент. Полезный, опасный, но всего лишь инструмент. И инструменты не ставят условия своему хозяину».
«Я вам не инструмент, генерал. И уж точно не ваш, – Элиас сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. – Я – ваш единственный шанс не превратиться в серую пыль вместе со всей вашей хваленой армией. И обращаться со мной стоит соответственно. Потому что этот "топор" имеет свойство вылетать из рук, если ему не нравятся руки, которые его держат».
На мгновение в палатке воцарилась абсолютная тишина. Офицеры замерли, боясь дышать. Элара напряглась, готовая в любой момент встать между ними. Взгляд Валериана стал смертельно опасным. Он не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне.
Но затем он усмехнулся. Сухо, без капли веселья.
«Дерзость. Это хорошо. Дерзость – признак силы. Но не путай дерзость с глупостью, маг, – он отошел к столу и плеснул себе в кубок вина из графина. – Твои способности нам нужны. Пока нужны. Но не забывай ни на секунду о своем положении. Ты здесь не гость и не союзник. Ты – оружие, извлеченное из арсенала врага по крайнй нужде. И как только нужда отпадет, тебя вернут обратно в темноту. Или сломают, если ты станешь слишком опасен».
Он осушил кубок одним глотком.
«Элара введет тебя в курс дела. Ты присоединишься к разведывательному отряду, который отправится в Угольные Шпили. Это приказ. А твой первый совет, как союзника, мы выслушаем на военном совете через час. Можешь идти».
Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
Элиас молча развернулся и вышел из палатки, Элара последовала за ним. Свежий морозный воздух после душной атмосферы штаба показался благословением.
Глава 5: Забытый алтарь.
Их путь к Мертвому перевалу был дорогой, вымощенной молчаливым недоверием. Генерал Валериан, скрепя сердце, сдержал свою часть сделки. Он выделил им эскорт: десяток ветеранов из своего личного резерва под командованием лейтенанта Гая – человека с лицом, будто выдубленным солеными ветрами, и глазами, в которых не было ничего, кроме усталости и долга. Они не были охраной. Они были надсмотрщиками. Каждый из них смотрел на Элиаса как на взведенный капкан, который мог сработать в любую секунду.
Элара держалась между ним и солдатами, словно натянутая струна. Она отдавала приказы, определяла маршрут, но ее напряжение передавалось всем. Она была гарантом хрупкого договора, и этот груз, казалось, давил на нее сильнее, чем походный рюкзак. Элиас же замкнулся в себе. Он шел, погруженный в свои мысли, ощущая на спине десяток враждебных взглядов и осознавая, что малейшая ошибка, малейший неверный жест будет воспринят как предательство.
Местность вокруг менялась, становясь все более враждебной. Леса поредели, уступив место кривым, корявым деревьям, чьи голые ветви царапали низкое серое небо. Трава под ногами стала бурой и ломкой, а воздух наполнился тишиной – не той мирной тишиной дикой природы, а тяжелой, гнетущей тишиной кладбища. Здесь не пели птицы, не шуршали в кустах мелкие зверьки. Сама жизнь, казалось, затаила дыхание, боясь привлечь к себе внимание чего-то голодного и невидимого.
К концу второго дня они вошли в ущелье, ведущее к Мертвому перевалу. Именно здесь, согласно старым картам, находился храм Вортана. Но храма не было. Вместо него из-под вековых заносов снега и осыпей торчали гигантские, почерневшие от времени мегалиты, сложенные в незапамятные времена. Это было не изящное творение рук человеческих, а нечто более древнее, первобытное. Место силы, грубое и необузданное, как и сам бог, которому оно было посвящено.
Когда они вошли в круг из камней, солдаты остановились как вкопанные. Воздух здесь был другим. Он был тяжелым, наэлектризованным, как перед грозой. Он давил на виски и вызывал смутную, беспричинную тревогу. Лейтенант Гай и его люди инстинктивно сжимали рукояти мечей, их взгляды нервно метались по руинам. Они чувствовали силу, но не понимали ее, а потому боялись.
Элиас, напротив, впервые за долгое время почувствовал нечто похожее на облегчение. Он словно вернулся домой. Сила Вортана здесь почти иссякла, превратившись в едва уловимое эхо, но она была. Он чувствовал ее в холодном прикосновении камня, в завывании ветра, проносящегося между мегалитами. Это было слабое, но живое биение в сердце мертвого мира.
Он двинулся к центру круга, где на плоской плите, служившей некогда алтарем, скопился нетронутый снег.
«Оставайтесь здесь, – бросил он через плечо. – И не подходите к алтарю, что бы ни случилось».
Лейтенант Гай хотел было возразить, но Элара остановила его жестом. «Выполняйте, – коротко приказала она. – Это часть уговора».
Элиас подошел к алтарю и стряхнул с него снег. Камень под ним был покрыт сетью рун, почти стершихся от времени. Он положил на них ладонь, закрыл глаза и приготовился слушать.
И в этот момент из-за одного из мегалитов шагнула Тень.
Она не была похожа на тех двух, с которыми они столкнулись на ферме. Эта была больше, плотнее, ее очертания были более четкими и зловещими. Она не просто поглощала свет – она, казалось, источала мрак. В ее движениях чувствовалась не бессмысленная тяга, а осознанная, хищная воля. Это был не бездумный дрон. Это был охотник. Страж.
Солдаты отреагировали мгновенно. Десяток стрел сорвались с тетив и беззвучно утонули в темной фигуре. Лейтенант Гай с боевым кличем бросился вперед, его меч, сверкнув в тусклом свете, пронзил тварь насквозь. Но не было ни сопротивления, ни звука. Клинок вышел с другой стороны, не причинив никакого вреда.
Тень шевельнулась. Она отбросила лейтенанта в сторону одним движением своей бесформенной руки. Он отлетел, как тряпичная кукла, и с глухим стуком ударился о камень. Тварь развернулась к остальным солдатам, и они закричали. Не от боли, а от ужаса. Их доспехи, их кожа, их плоть на глазах начали седеть и рассыпаться в пыль под невидимым воздействием ауры монстра. Страх, хлынувший из них, казалось, делал Тень еще сильнее, еще плотнее.
Элара ринулась в бой, ее зачарованный клинок оставлял на теле Тени мерцающие, но неглубокие разрывы. Она двигалась быстро, нанося точные удары, но было ясно – она лишь оттягивает неизбежное. Она была воином, сражающимся с самой концепцией смерти.
Элиас смотрел на это, и ледяное спокойствие окутало его. Он понял. Эта тварь была привлечена силой храма. Она пришла сюда, чтобы осквернить это место, погасить последний уголек божественного присутствия. И его обычной магии, магии Порядка, не хватит. Силы храма были слишком слабы, чтобы питать мощное заклинание, а его собственная энергия была истощена.
Нужно было больше. Прямо сейчас.
Он принял решение. Решение, которое не принимал с тех пор, как пал его орден.
Элиас ударил навершием посоха по центру алтаря. «Ворт-ан-аш! Эт-нар-га!» – выкрикнул он, и слова на древнем языке прозвучали как треск раскалывающегося ледника.
Он перестал быть просто магом, направляющим потоки. Он стал воронкой. Он раскинул свою волю, как сеть, и начал тянуть в себя силу. Не чистую, первозданную магию, а саму жизнь. Он потянул за угасающие искорки сознания павших солдат, впитал в себя скудную энергию мха, цеплявшегося за камни, и лишайника, покрывавшего стволы деревьев. И он зачерпнул из своего собственного источника – глубоко, безжалостно, чувствуя, как ледяные пальцы смерти касаются его сердца.
Это была запретная магия. Та, за которую Империя сжигала на кострах. Магия, которая стирала грань между героем и чудовищем.
Солдаты и Элара замерли, наблюдая за ним с ужасом. Воздух вокруг Элиаса потемнел. По его телу пробежали черные и фиолетовые молнии. Его глаза вспыхнули не синим, а угольно-черным светом, в глубине которого горели два крошечных, яростных огонька. Он выпрямился, и теперь он не казался изможденным беглецом. Он казался воплощением бури и ярости.
Тень, почувствовав новую, родственную ей, но враждебную силу, развернулась к нему, оставив Элару.
«Твое место не здесь, – прорычал Элиас, и его голос был множеством голосов, эхом, отражающимся от камней. – Возвращайся в свою пустоту!».
Он выбросил вперед руку. С его пальцев сорвалось не сияние, а копье из сгустившейся тьмы, окруженное ореолом фиолетового пламени. Это была извращенная, вывернутая наизнанку версия силы самой Тени. Удар жизни, превращенной в оружие смерти.
Копье врезалось в центр твари.
Раздался крик. Он прозвучал не в ушах, а прямо в черепе – чудовищный, ментальный вопль невыносимой агонии. Фигура Тени начала корчиться, рваться изнутри. Она не таяла, как предыдущие. Ее разрывало на части, высвобождая украденную жизнь в виде слепящей вспышки серого света. На мгновение ущелье озарилось призрачным сиянием, а затем все стихло.
Элиас пошатнулся и упал на одно колено, оперевшись на посох. Сила схлынула, оставив после себя звенящую пустоту и тошнотворную слабость. Он тяжело дышал, и каждый вдох отдавался болью.
Выжившие солдаты – их осталось всего трое – смотрели на него с первобытным ужасом. Ненависть в их глазах сменилась страхом. Теперь они боялись его не как еретика. Они боялись его как монстра, который оказался страшнее того, с которым они сражались.
Элара медленно опустила меч. Она была бледна. Она смотрела на Элиаса, и в ее взгляде он увидел понимание. Она наконец увидела, в какую бездну ему пришлось заглянуть, чтобы выжить все эти годы. Она увидела ту цену, которую он заплатил.
Глава 6: Голос Вортана.
Тишина, наступившая после ментального вопля Тени, была оглушающей. Она впитала в себя все звуки: стоны раненого лейтенанта, испуганное дыхание выживших солдат, даже шелест ветра. В ущелье воцарился вакуум, наполненный запахом озона, горечи и страха. Серая пыль, оставшаяся от поверженных имперцев, медленно оседала на камни, покрывая их саваном небытия.
Элиас стоял на коленях у алтаря, тяжело опираясь на посох. Мир качался перед глазами, а в ушах стоял гул, словно от тысяч разгневанных пчел. Запретная магия имела свою цену. Она не просто истощала – она выжигала изнутри, оставляя после себя холодную, звенящую пустоту. Он чувствовал, как украденные им искры жизни, вплавленные в смертоносное копье, угасли, и теперь его собственная душа ощущалась рваной и неполной.
Он поднял голову. Трое оставшихся в живых солдат сжались в кучку у входа в ущелье, глядя на него с откровенным ужасом. Он был для них больше не союзником, не инструментом, даже не врагом. Он был монстром, который для победы над одним чудовищем выпустил на волю другое, еще более страшное, обитавшее внутри него самого.
Элара стояла одна, между ним и солдатами. Она опустила меч, но не убрала его в ножны. Ее лицо было бледным, как снег на вершинах, а взгляд – тяжелым и полным смятения. Она видела все. Не только вспышку черной магии, но и ту агонию, что отразилась на его лице в момент ее применения. Она видела цену.
«Что это было, Элиас?» – тихо спросила она, и ее голос был единственным, что осмелилось нарушить мертвую тишину.
«Необходимость», – хрипло ответил он, с трудом поднимаясь на ноги. Он чувствовал себя столетним стариком.
Ему хотелось упасть, свернуться на холодном камне и позволить пустоте забрать себя. Но он пришел сюда не за этим. Битва была лишь прелюдией. Главное было впереди. Он отвернулся от испуганных лиц, от мертвых тел, от немого вопроса в глазах Элары и снова повернулся к алтарю.
«Что ты делаешь? – крикнул один из солдат. – Оставь эти проклятые камни! Это место осквернено!».
«Оно было осквернено задолго до нашего прихода, – пробормотал Элиас себе под нос. – Я здесь, чтобы очистить его».
Он снова положил ладонь на руны. Они были холодными, но теперь в их глубине он чувствовал слабое, едва заметное биение. Сила, пробужденная его магией, еще не угасла. Это был его единственный шанс.
Ритуал призыва Вортана требовал жертвы. Не крови или золота – забытые боги были выше таких примитивных подношений. Он требовал чего-то личного. Частицу души. Воспоминание. Яркое, сильное, полное жизни. Чем больше хотел получить заклинатель, тем дороже была цена. Элиас знал, что ему нужно самое ясное из видений, самая точная из подсказок. А значит, и жертва должна быть величайшей.
Он закрыл глаза, погружаясь в лабиринты собственной памяти. Он прошел мимо образов детства, мимо лица своего учителя, мимо сотен книг и тысяч заклинаний. Он искал самое теплое, самое светлое, что у него осталось. То, что он прятал в самом дальнем уголке своего сердца все эти годы изгнания.
Он нашел его.
Летний день на берегу озера Арис. Солнце, пробивающееся сквозь листву ив, рисует на воде золотые узоры. Элара, еще не охотница, не предательница, а просто девушка с волосами цвета меди и смеющимися глазами, брызгает на него водой. Ей семнадцать, ему девятнадцать. Они еще не знают ни об Империи, ни о Моровых Тенях, ни о пропасти, которая разверзнется между ними. Они просто счастливы. Он помнил тепло ее руки в своей, помнил ее смех, помнил ощущение абсолютной правильности бытия в тот момент. Это было самое чистое, самое незамутненное счастье в его жизни.
И он отдал его.
С безжалостной решимостью он вырвал это воспоминание из себя и бросил его на холодный алтарь, как пригоршню монет. Он почувствовал, как внутри что-то обрывается, как часть его души выцветает и превращается в безжизненный серый снимок. Лицо Элары в его памяти потускнело, смех затих. Остался лишь факт. Образ без тепла.
Алтарь ответил.
Камень под его ладонью потеплел, а затем стал ледяным. Мир вокруг исчез. Элиас перестал чувствовать боль в ребрах и холодный ветер на коже. Он парил в пустоте, в центре бесконечной, беззвучной бури. Вокруг него кружились не снег и не пепел, а тени идей, обрывки мыслей, эхо забытых событий.
А затем он услышал Голос.
Он не звучал в ушах. Он рождался прямо в центре его сознания, как будто сама вселенная решила заговорить с ним. Голос Вортана был подобен скрежету сдвигающихся тектонических плит и реву урагана, рожденного в сердце ледяной звезды.
Перед его мысленным взором начали вспыхивать образы, хаотичные и пугающие.
Он увидел мир, полностью скованный льдом, от полюса до полюса. Над замерзшими городами висело черное, не дающее тепла солнце.
Он увидел гигантский вулкан, извергающийся потоками клубящейся, живой тьмы, которая поглощала свет и цвет, превращая землю в монохромную пустыню.
Он почувствовал присутствие. Древний, холодный, бесконечно чуждый разум, наблюдающий за агонией миров с безразличием геолога, изучающего кристаллы. Разум, для которого целые цивилизации были лишь плесенью на камнях.
Образы сменялись, сливались, текли один в другой. Он тонул в этом хаосе, его собственное сознание грозило раствориться. Он вцепился в остатки своей воли, пытаясь найти смысл, зацепку.
И тогда из бури образов выкристаллизовались слова. Они не были произнесены. Они были выжжены прямо на его душе.
СЕРДЦЕ ВЕЧНОЙ ЗИМЫ БЬЕТСЯ В КОЛЫБЕЛИ ПЕРВОГО ПЛАМЕНИ.
Видение оборвалось так же резко, как и началось.
Элиас рухнул на колени, тяжело дыша, его тело билось в конвульсиях. Он задыхался, словно только что вынырнул из-под воды, пробыв там целую вечность. Пустота, оставленная заклинанием, теперь усугубилась пустотой от украденного воспоминания. Он чувствовал себя выпотрошенным.
Элара подбежала к нему, но остановилась в шаге, не решаясь прикоснуться.
«Элиас! Что с тобой?».
Он поднял на нее глаза. Взгляд был мутным, расфокусированным. Он смотрел на ее лицо, на знакомые черты, и впервые за много лет не чувствовал ничего. Ни ненависти, ни тоски, ни боли. Лишь холодное узнавание.
«Сердце – прохрипел он, с трудом ворочая языком. – Сердце вечной зимы бьется в колыбели первого пламени».
Он повторил это несколько раз, как заведенный, пытаясь удержать ускользающие слова, ухватить их смысл.
Лейтенант Гай и двое уцелевших солдат подошли ближе, с опаской глядя то на него, то на алтарь.
«Что он несет? – пробормотал один из них. – Он сошел с ума».
Но Элара слушала. Она опустилась на колени рядом с Элиасом, пытаясь заглянуть ему в глаза.
«Что это значит, Элиас? Колыбель первого пламени? Что это?».
Он медленно сфокусировал на ней взгляд.
«Я я не знаю, – честно признался он, и эта слабость стоила ему огромных усилий. – Это все, что он сказал».
Он умолк. Больше не было ни сил, ни слов. Он выполнил свою часть договора, заточил свой топор. Но цена оказалась невыносимой. Он получил ключ к спасению мира, но потерял единственное, что еще делало его человеком.
Глава 7: Совет в сумерках.
Обратный путь был пропитан ядом молчания. Трое выживших солдат держались на расстоянии, постоянно бросая на Элиаса косые, испуганные взгляды. Они шли за ним, как за укрощенным, но все еще смертельно опасным зверем, готовым в любой момент сорваться с поводка. Их страх был почти осязаем, он просачивался в воздух плотным, удушливым маревом. Лейтенант Гай, чья рука была наспех перевязана, шел с каменным лицом, но в его глазах застыл ужас пережитого. Он видел не просто бой, он видел, как законы мироздания, преподаваемые в имперских академиях, были разорваны в клочья.
Элиас не обращал на них внимания. Он шел, погруженный в ледяную пустоту, оставшуюся после ритуала. Потерянное воспоминание оставило в его душе идеально ровную, гладкую дыру. Он помнил факт: был день на озере, была девушка по имени Элара. Но тепло, смех, чувство безграничного счастья – все это было стерто. Теперь, глядя на идущую рядом женщину, он видел лишь ее нынешнее воплощение: солдата, охотницу, вынужденную союзницу. Прошлое, которое связывало и одновременно разделяло их, перестало для него существовать. И от этого становилось только холоднее.
Элара чувствовала эту перемену. Она шла рядом, и ее беспокойство было почти материнским. Она видела, как он смотрит на нее – без ненависти, без горечи, но и без тепла. Пустым, отстраненным взглядом незнакомца. Она видела, какую цену он заплатил на алтаре Вортана, и понимала, что эта цена была не только его.
Когда их потрепанный отряд вернулся в имперский лагерь, их встретило настороженное молчание. Потеря семи человек из десяти была не просто неудачей, это была катастрофа, свидетельство того, что враг был еще страшнее, чем они думали. Их немедленно препроводили в штабную палатку генерала Валериана.
Внутри было так же жарко и душно. Валериан стоял у карты, но на этот раз он не изучал ее. Он ждал. Его лицо было непроницаемой маской, но когда он увидел остатки отряда, в его холодных глазах на мгновение мелькнула ярость.
«Лейтенант, – голос генерала был тих, но резал, как скальпель. – Доложить».
Гай вытянулся, стараясь не морщиться от боли в руке. Его доклад был коротким, рубленым, как удары топора. «Нападение у Мертвого перевала. Неизвестное количество противников. Потеряли семерых. Объект атаки – руины. Маг Элиас нейтрализовал угрозу». Он запнулся на последней фразе, не зная, как описать то, что он видел, не нарушая устава и не рискуя прослыть сумасшедшим.
«Нейтрализовал? – переспросил Валериан, впиваясь взглядом в лейтенанта. – Я хочу подробностей. Какое оружие он использовал? Какую тактику?».
Гай молчал, отведя взгляд. «Генерал, я я не могу описать это. Это была магия. Но не та, которую мы знаем».
Валериан перевел свой ледяной взгляд на Элиаса. «Семь жизней моих лучших гвардейцев, лейтенант. И все, что вы можете мне доложить, это "неизвестное количество" и "неописуемая магия"? Я спрошу тебя, маг. Твоя прогулка к этому языческому капищу стоила мне почти целого отделения. Надеюсь, ты принес мне нечто большее, чем пустые руки и туманные оправдания».
Элиас шагнул вперед. Он был бледен, и темные круги под глазами делали его похожим на призрака. Но во взгляде не было ни страха, ни подобострастия. Лишь всепоглощающая усталость.
«Я принес вам то, за чем ходил, генерал, – его голос был ровным и безжизненным. – Я принес вам слова моего бога».
Он произнес фразу. Медленно, чеканя каждое слово, словно выкладывая на стол тяжелые камни.
«Сердце вечной зимы бьется в колыбели первого пламени».
В палатке повисла тишина. Валериан смотрел на него, и на лице генерала отразилась вся гамма чувств от разочарования до откровенного гнева.
«И это все? – прошипел он. – Загадка? Поэтическая метафора? Ты погубил моих людей ради детской шарады?!».
«Это все, что есть, – безразлично ответил Элиас. – Расшифруете ее – найдете источник угрозы. Не сможете – все мы превратимся в пепел».
Валериан побагровел. Он уже открыл рот, чтобы отдать приказ страже, но Элара шагнула вперед.
«Генерал, позвольте. Это больше, чем у нас было. Это первая зацепка за все время. Мы должны попытаться».
Взгляд Валериана метнулся от нее к Элиасу и обратно. Он боролся с желанием наказать мага за дерзость, но прагматизм победил.
«Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Посмотрим, что стоит эта твоя загадка. Корин!».
Полог палатки откинулся, и внутрь вошел еще один человек. Это был магистр Корин, главный штабной маг Валериана. Полная противоположность Элиасу, он был тучным, холеным мужчиной в безупречно чистой мантии имперского Магистериума, расшитой серебряными рунами. Его лицо было мягким и отечным, а маленькие глазки смотрели на мир с выражением академического снобизма. Он был ученым, книжным червем, привыкшим, что магия подчиняется формулам и законам, а не диким, первобытным инстинктам.
Валериан вкратце пересказал ему ситуацию и закончил, указав на Элиаса: «Наш новый консультант добыл это "пророчество". Расшифруй».
Корин выслушал фразу, и на его лице появилась брезгливая гримаса. «"Сердце вечной зимы в колыбели первого пламени" Примитивный шаманизм, генерал. Аллегории, символизм Это может означать что угодно. Древний храм бога солнца, место рождения легендарного героя» Он взмахнул пухлой рукой. «Пустая трата времени».
«У нас нет времени, магистр! – рявкнул Валериан. – Так что прекрати демонстрировать свое презрение к "шаманизму" и начни думать!».
Корин вздрогнул и торопливо подошел к столу с картами. «Хорошо, хорошо "Колыбель первого пламени" Если понимать буквально, речь может идти о геологических процессах. О рождении мира».
Элиас, до этого стоявший неподвижно, как статуя, вдруг поднял голову. Слово «геология» щелкнуло в его сознании, как ключ в замке. Его магия, магия Вортана, была стихийной, земной. Он думал не о богах и легендах, а о камне, ветре и огне.
«Не метафора, – хрипло произнес он. – Буквально. Первый огонь. Тот, что горит в сердце мира».
Корин посмотрел на него свысока. «Вулканы? Какая дикая, варварская мысль. Тени – сущности холода и пустоты. Зачем им гнездиться в жерле вулкана? Это термодинамический нонсенс».
«Нонсенс – это пытаться применить законы вашей "термодинамики" к тому, что пришло изнанки реальности, – отрезал Элиас. – Они не греются у огня. Они его пожирают. Пожирают первозданную энергию земли, превращая ее в холод и небытие».
В палатке снова воцарилась тишина. На этот раз это была тишина размышлений. Идея была дикой, чуждой имперской логике, но в ней была своя жуткая гармония.
Элара, которая все это время молча изучала карты, вдруг ткнула пальцем в одну из них. Это была самая старая и неточная карта, покрывающая дикие земли на севере павшего королевства.
«Вот, – сказала она. – Здесь. Давно заброшенный регион. Никто не ходит туда со времен Первой Империи. Говорят, там даже воздух ядовит».
Корин и Валериан склонились над картой. Там, куда указывал палец Элары, был изображен кластер значков, похожих на зазубренные зубы. Подпись, сделанная выцветшими чернилами, гласила: «Угольные Шпили».
«Угольные Шпили – пробормотал Корин, и в его голосе впервые прозвучало нечто похожее на интерес. – Древний вулканический массив. Считается потухшим, но Легенды гласят, что земля там теплая даже зимой. "Колыбель первого пламени" Это подходит. Дьявольски хорошо подходит».
Генерал Валериан выпрямился. Его взгляд был жестким, как никогда. Он смотрел на карту, на которой теперь появилась первая и единственная зацепка. Цель.
«Значит, Шпили, – он не спрашивал, а утверждал. – Отправлять туда армию – самоубийство. Местность не позволяет. Мы пошлем небольшой отряд. Разведка боем. Выяснить, что там. Оценить масштабы. И, если возможно, найти способ это уничтожить».
Он обвел взглядом присутствующих. Его глаза остановились на Эларе, затем на изможденном лице Элиаса.
«Отряд поведешь ты, охотница. И твой ручной маг пойдет с тобой. Раз он нашел эту цель, ему и предстоит заглянуть ей в пасть».
Глава 8: Спутники поневоле.
Решение генерала Валериана обрушилось на лагерь не как приказ, а как перемена погоды. Невидимая, но ощутимая волна напряжения сменилась глухим, покорным фатализмом. Идея похода в Угольные Шпили, в самое сердце проклятых земель, была равносильна смертному приговору. Исполнителей этого приговора предстояло выбрать Эларе.
Она нашла первого из них в оружейной палатке. Сержант Брок сидел на ящике с арбалетными болтами и методично, с любовью хирурга, чистил затвор своего тяжелого арбалета. Броку было под пятьдесят, но выглядел он на все семьдесят. Его лицо было не просто загорелым, оно было дубленым, как старая кожа, и испещрено такой густой сетью морщин, что напоминало топографическую карту неизвестной местности. Он потерял два пальца на левой руке в стычке с горными племенами и слышал на одно ухо после того, как рядом с ним разорвался алхимический снаряд. Он был реликтом старых войн, человеком, который пережил столько безнадежных ситуаций, что давно перестал верить в надежду, оставив лишь веру в остроту клинка и надежность тетивы.
Он не поднял головы, когда Элара вошла.
«Сержант», – коротко сказала она.
«Охотница», – так же коротко отозвался он, щелкнув смазанным механизмом.
«Собирайся. Ты идешь со мной».
Брок наконец оторвался от своего занятия и поднял на нее свои выцветшие, почти бесцветные глаза. В них не было ни удивления, ни страха. Лишь бесконечная усталость.
«Куда на этот раз?».
«В Угольные Шпили».
Он на мгновение замер, а затем медленно кивнул, словно она сказала, что они идут инспектировать полевую кухню.
«Сколько людей?».
«Четверо. Ты, я, маг и еще один специалист».
Брок хмыкнул, и этот звук был похож на скрежет гравия. «Четверо. Против того, что выжгло половину Севера. Генерал сегодня в хорошем настроении. Что брать?».
«Только самое необходимое. Еды на десять дней, веревки, альпинистские кошки. И побольше серебра. Болты, наконечники, все, что есть».
«Серебро их не берет», – констатировал он, не спрашивая.
«Но оно их замедляет. А это лучше, чем ничего, – Элара помолчала. – Твоя задача – доставить нас туда и обратно живыми, сержант. Или хотя бы попытаться».
«Моя задача всегда одна, охотница, – он поднялся, и его коренастая, узловатая фигура излучала непоколебимую уверенность. – Умирать последним».
Второго члена их маленького отряда представил сам Валериан. Он вызвал Элару и Элиаса в свою палатку через час после совета. Рядом с ним стояла девушка, которая выглядела в этом царстве стали и грязи так же неуместно, как бабочка на поле боя.
Ей было чуть больше двадцати. Худенькая, невысокого роста, с копной непослушных каштановых волос, собранных в небрежный пучок. На носу сидели очки в тонкой оправе, за которыми прятались большие, серьезные и немного испуганные карие глаза. Она была одета в чистую, хорошо подогнанную форму имперского Корпуса Картографов и сжимала в руках тубус с картами так, словно это был ее единственный щит.
«Позвольте представить, – произнес Валериан с ноткой ледяной иронии. – Это Лина, наш ведущий специалист по древней истории и аномальным территориям. Она обладает доступом ко всем архивам, включая те, что были изъяты в храмах Северного Царства. Она будет нашими глазами и нашей памятью. Она пойдет с вами».
Элара нахмурилась. «Генерал, это не увеселительная прогулка. Это смертельно опасно. Она не воин».
«Она и не должна им быть, – отрезал Валериан. – Ее задача – анализировать, записывать и искать уязвимости. А ваша задача, охотница, – обеспечить ее безопасность. Считайте это прямым приказом». Он перевел взгляд на Лину, и его голос смягчился лишь на толику. «Ты понимаешь свою задачу, дитя?».
«Так точно, господин генерал! – пискнула она, вытягиваясь в струнку. – Я я изучила все доступные материалы по Угольным Шпилям. Легенды, геологические отчеты, даже выдержки из поэмы "Песнь о золе" Я готова».
В ее голосе смешивались академический энтузиазм и откровенный ужас. Она была книжным червем, которого выдернули из уютной библиотеки и бросили в клетку с голодными волками. Элиас смотрел на нее без всякого выражения. Еще один инструмент генерала. Еще один заложник обстоятельств.
Их сборный пункт был у северных ворот лагеря. Место, откуда не возвращались. Брок уже был там. Он молча проверял снаряжение, раскладывая его на куске брезента с методичностью аптекаря. Каждая веревка, каждый крюк, каждый мешочек с сухарями были осмотрены и уложены с фанатичной аккуратностью.