Морозко. Марфа и ледяной чародей

Глава 1

– В некотором царстве, в некотором государстве… – начал сказ отец, а Марфа хмыкнула, прилаживая к наручам флакончики с атакующими зельями.

«Всё, завёл любимую песню, старый хрыч! Любит же он небылицы сочинять!»

Истории, которые по вечерам он рассказывал, всегда были добрыми и со счастливым концом. В них люди жили спокойно, работали и получали за это щедрое вознаграждение. Достаточное, чтобы обеспечивать себя и свои семьи. У них было столько времени, что они успевали отдыхать и веселиться. Они влюблялись, женились, дни текли радостно и безоблачно.

– Дуришь своими сказками людям головы, – ворчала мать, подмечая, как сильно увлекают эти небылицы младшую дочь, Настасью. – Правду надо говорить, правду… Что за частоколом обитают злобные твари, от которых нас только елизары да воины и спасают. Что в лес за рекой лучше вовсе не ходить, если не хочешь сгинуть от ледяной магии злого колдуна…

– Это они и так знают, – отмахивался отец. – Должно же в их жизни быть что-то светлое…

С одной стороны, Марфа была согласна с матерью. Но с другой – ей нет-нет, да и тоже бывало интересно послушать про несуществующие страны, где повозки летали по небу, как птицы, и ездили по дорогам без коней. Где в поселениях вечерами от огней было светло, как днём, а люди могли выходить на улицу без опасения, что их сожрёт порождение тьмы…

– Ну, всё, я пошла, – шепнула матери, когда Настаська на печи уже вовсю посапывала и причмокивала во сне. Кажется, ей снился сладкий лёд в хрустящей лепёшке, про который сегодня рассказывал старик.

– Ты пирожок-то с собой взяла? – всполошилась женщина, вынудив её замереть на пороге, так и не переступив его.

Мать делала так постоянно, и девушка понимала: это из-за страха, что однажды утром старшая дочь может не вернуться домой. Женщина пыталась оттянуть момент расставания. Она кивнула ей и бросила взгляд на отца. Тот поджал губы и даже не смотрел на неё, как будто её вообще не было.

Марфа отвернулась, ощутив неприятный привкус во рту, натянула ниже капюшон и задрала выше ворот, скрыв лицо и оставив только узкую щель для глаз. Она понимала, что он до сих пор не мог смириться с тем, что в их простой семье неожиданно родился елизар, проклятая. И всё же ей было горько от того, что из двух дочерей для него существовала только Настаська.

– Марфушенька! Ты уж береги себя! – надрывно всхлипнула вдогонку мать, когда девушка шагнула из дома в ночную мглу.

Отряд ратников уже приближался к воротам. Она догнала их и встала, как и положено, в хвост. Даже не пыталась подстроиться под размашистый шаг рослых воинов: всё равно собьётся. А если стараться, то только нарываться на смешки: роста она была невеликого, а в полном одеянии елизара да с закрытым лицом её часто путали с подростком.

Чужие, конечно же, путали, не свои. Это по бумагам в их деревне должно было быть три мага, а по факту – только она. Каждую ночь Марфа выходила с дежурным отрядом за ограду следить, чтобы из Гиблых Топей к поселению какие-нибудь твари не приползли. Отряды менялись одна ночь через две, а её менять было некому. Поэтому Марфу давным-давно уже все знали.

Ей было всего лет пять, когда её приметил Кречет, тоже маг. На тот момент он ходил с отрядами к Гиблым Топям.

Когда елизар без спроса вошёл во двор и взял маленькую Марфу за руку, родители сразу всё поняли. Мать завыла истошно и страшно, как по покойнику, а отец окаменел лицом. Мужчина повёл её к гнущему шею и потряхивающему густой гривой коню, а девочка недоумённо обернулась на родителей: почему не пытаются остановить его? Почему просто стоят и ничего не делают?

Каменное лицо отца запомнилось ей особенно чётко. С тех пор Марфа видела лишь его. Искрящиеся лучики морщинок у глаз, когда он смотрел на старшую дочь, перестали расцветать. Она стала для него что чужая, а он для неё что отчим: молчаливый и вечно злой.

Кречет усадил Марфу на коня и повёз в город. Путь был долог, но всю дорогу он молчал, а девочка боялась заговорить первой. Хотя этот хмурый мужчина в первую же ночёвку поразил её воображение своей силой и стал для неё героем: твари, привлечённые светом костра, захотели полакомиться путниками, но Кречет сумел всех одолеть. Его магия, когда он разил созданий, сияла так ярко, что превратила ночь в день.

В тот момент Марфе захотелось сиять так же, как он.

В городе он ссадил её у большого двора, огороженного высоким забором, и постучал в грубо сколоченные ворота. Когда из-за них выглянула хмурая женщина, всунул ладошку Марфы в её руку, глухо бросил девочке:

– Прости меня, – сразу после этого вскочил на коня и уехал.

* * *

Первое время Марфе всё было боязно: дети и взрослые, живущие там, были молчаливы и угрюмы. Особенно её пугали наставники. Каждый из них имел какое-либо увечье, придающее им пугающий вид. Но когда она поняла, что Кречет привёз её в школу для елизаров, приободрилась, осознав, что её мечта стать таким, как он, может сбыться, потому что у неё был дар.

– Это проклятие, – гнусаво прерывал размышления один мальчик, постоянно задирающий её. Велез его звали. Он был уже подросток, самый старший из всех: его дар пробудился поздно. – Мы прокляты, и нас все ненавидят!

– Это не правда! Мы рождены, чтобы защищать людей! Мы станем героями! – сдерживая слёзы, Марфа с трудом отражала его удары деревянным мечом: сколько бы она ни старалась, Велез всегда легко побеждал её. Но она не сдавалась, веря, что однажды сможет одолеть противного мальчишку.

– Люди считают, что твари нападают на селения из-за нас: наша магия притягивает к себе порождения пустошей и топей, – ехидно возражал Велез. – Давно уже замечено, что в первую очередь, когда они прорываются через ограду, стремятся уничтожить дом елизара, потому что пламя в печи напитано его магией и манит их к себе. Колючка, если подобное случится с твоей деревней, то раньше других погибнет твоя семья! Поэтому нас ненавидят даже близкие: мы приносим несчастья!

Марфе нечего было ответить, у неё не хватало сил и слов, поэтому она яростнее наносила удары, желая отомстить ему за обидное прозвище и вечные издёвки над Кречетом, её кумиром.

– Никто из нас никогда не станет героем! – только сильнее насмехался Велез над её потугами. – Мы все умрём не в своей постели, посмотри на наставников! Нам повезёт, если мы погибнем в бою, а если нет, то станем такими, как они, просто жалкими, никому ненужными калеками…

Девочка была не согласна со словами, что ядовитыми каплями вылетали из его рта, не хотела в это верить. О, если бы знала она тогда, как Велез прав! Во всём прав…

Четыре года, наполненные учёбой и тренировками, казались ей бесконечными. Наставники нещадно заставляли их зубрить заклинания и составы зелий: елизары должны были уметь не только поддержать магической атакой бойцов, но и после боя оказать помощь раненым.

Подготовка к тяжёлой судьбе светлого мага не прекращалась ни днём, ни ночью. В любой момент их поднимали по тревоге, и вместе они то отражали учебное нападение созданий тьмы, то должны были в кратчайшие сроки правильно сварить множество зелий, чтобы помочь предполагаемым раненым.

И всё же, когда четыре года закончились, Марфе показалось, что время пролетело стремительно. В качестве выпускного их построили на плацу, выдали документы об успешном окончании и сухо поздравили.

– Не сгинь в первом же бою, Колючка! – весело пожелал Велез, когда она уселась на телегу в обозе, отправляющемся в её родное селение.

Парень был уже почти взрослым, ему исполнилось восемнадцать лет. А ей всего девять. Поэтому, когда он протянул ей крохотный полевой цветок, засушенную Колючку Белоцветную, она смутилась, не зная, как реагировать: что это, опять шутка? – и отвернулась. Противный Велез! Как хорошо, что они больше не встретятся!

Марфа была полна надежд на счастливое будущее, но первая же ночёвка с обозом в лесу всё расставила по местам: Велез был прав, ох, как прав!

Когда твари полезли из леса, девочка растерялась, моментально позабыв всё, чему её учили. Отвратительные создания терзали людей, и она в ужасе спряталась под телегу, прикрыв ладонями уши, чтобы не слышать криков. Но вместо них в её сознании зазвучал ехидный голос Велеза, называющий её Снежком и трусихой.

С трудом она заставила себя вылезти и трясущимися руками творить сплетения, помогая сопровождающим воинам одолеть тварей. По её ощущению, бой длился невыносимо долго. Она оглохла и отупела от криков, воя и вспышек собственной магии: тело стало действовать само, повторяя выученное, а она лишь наблюдала со стороны.

Когда первые лучи солнца озарили розовой дымкой небо на востоке, твари отступили, люди стали подсчитывать потери, а Марфа еле держалась, чтобы не свалиться в обморок: её резерв был почти пуст, и ей требовались еда и отдых.

– Что ж ты, мерзкое отродье, дозволила такому случиться?! – закричал Марфе караванщик, указывая на погибших, и, не в силах сдержать злости, замахнулся и больно ударил кнутом девочку.

Она вспыхнула от усталости и обиды, и этого хватило, чтобы создать над ладонью пылающий шар. Мужчина испуганно отшатнулся, а ей на плечо предупреждающе легла тяжёлая ладонь ратника:

– Убери, не то казнят.

Она послушно погасила снаряд: воин говорил правду. Каждый елизар клялся, что не станет использовать свою силу против людей, только для их защиты, даже если ему будет грозить опасность. Пускать в дело меч для обороны дозволялось, а за магию отрубали голову, не разбираясь. Даже если это были разбойники.

Караванщик тут же приободрился и ехидно смерил Марфу высокомерным взглядом.

– Ты тоже девчонку не тронь: когда твари прут, взрослым-то страшно, а она дитё ещё совсем…

Марфа с благодарностью посмотрела на мужчину, вступившегося за неё.

– Все они, елизары, что малые, что взрослые – грязное отребье! Одного поля с тварями ягоды! – скривился в ответ купец. – Жаль, что не сдохла сегодня ночью: одной мерзостью было бы меньше! Как знал, что не нужно было брать про́клятую! Но из-за доброты своей глупой вот и поплатился: это же из-за неё их столько было! Почуяли магию, вот скопом со всей округи и навалились… – он в сердцах плюнул Марфе под ноги. – Чтобы не вздумала близко к телегам подходить, паскуда белобрысая!

Ратник ничего не сказал ему, не попытался оспорить обидные речи караванщика, и девочка неожиданно поняла, что воин такого же мнения. Он ободряюще похлопал её по плечу, и этот жест заставил ещё сильнее сжаться в обиде: как они могут так с ней?.. За что?

Владелец обоза велел оттащить трупы в лес и завалить ветками: тех, что не восподнимутся умертвиями, он планировал на обратном пути забрать с собой, вернуть их тела семьям. Марфа помнила, что она как елизар должна была бы их сжечь, но у неё совершенно не было сил.

Бросив на неё презрительный взгляд, караванщик дал сигнал, и обоз тронулся. Она, еле переставляя ноги, поплелась по дороге следом, но быстро отстала. Солнце поднималось всё выше, а у Марфы с собой не было ни глоточка воды. Запнувшись о камень, она упала в пыль и, уже теряя сознание, с горечью осознала, что люди даже не обернулись, бросив умирать в придорожной канаве.

* * *

Девочка то приходила в себя, то вновь проваливалась в тяжкое забытье. Наступившие сумерки заставили зной отступить и принесли небольшое облегчение. Когда её крепким хватом подняли за шкирку, точно котёнка, в первое мгновение Марфа подумала, что наступила ночь, и твари добрались до неё.

Облегчение, вместе со слёзной пеленой в глазах, разом накатило на неё, когда она увидела, что это был Кречет.

– Как знал, что лучше бы самому съездить за тобой! – проворчал он, поднося фляжку к её губам. – Что ж ты, непутёвая? Разве тебя не научили, что нужно всегда с собой иметь запас воды и провизии? Лучше всего для быстрого восстановления резерва подходят сахарные леденцы, держи их всегда под рукой…

Марфа знала это, но просто не смогла купить то, что он перечислил, с собой в дорогу, у неё не было монет. За четыре года родные не присылали ей не то что денег, даже весточки. Да и чего уж, она им тоже не писала, зная, что никто из них не обучен грамоте.

От грубой отповеди Кречета, но при этом по-отечески строгой заботы, Марфе стало так тепло на душе, что слёзы только сильнее хлынули из глаз.

– Ну, что ты?.. Что ты… Пичужка… Испужалась совсем?.. – растерявшись, пробормотал мужчина, позволил ей уткнуться носом себе в грудь и погладил по растрёпанным волосам. – Люди не любят елизаров, привыкай… Кроме тычков, иной благодарности от них не получишь… Малая ты ещё очень. Первое время со мной ходить в патруль станешь, возьму ученицей. Вижу, плохо это, что вас всего по четыре года учить стали: больше нужно времени для практики…

Дав ей выплакаться, Кречет стал устраивать ночлег, позволив Марфе ещё отдохнуть. Развёл костёр, приготовил ужин, поел сам и накормил девчонку. То ли от его близости, то ли от сытости, но Марфа чувствовала себя лучше и лучше.

Когда из леса стали стягиваться твари, Кречет не торопясь встал, встречая их, как желанных гостей, но не званных. Стал бить с вальяжной неторопливостью, показывая и объясняя Марфе, что делает: вновь началось её обучение.

– Ну, что ты лупишь так по стрыжнику, как будто по упырю?! – покрикивал на девочку, подмечая её промахи. – Экономить силы следует, резерв у тебя не бесконечный! После боя нужно ещё помочь раненым и спалить убитых, где силы возьмёшь? Зелья больше используй! Одного остановила и сразу лёгким залпом прикончила. Ратники пусть сами со своими разбираются, не лезь им под руку. Запомни: твари прут на тебя, ты – приманка! Вот и отвлекай, чтобы воины их били без опаски. Не пытайся делать одна всю работу за весь отряд, кто везёт, на том и едут! А потом, как те, бросят в канаве, уйдут и забудут, как звали… Себя береги, ратников ещё наберут, а елизаров всё меньше и меньше…

Сражаться под его руководством показалось Марфе легче лёгкого, как при отработке учебной тревоги. Он успевал и своих тварей прикончить, её контролировал, ещё и поболтать любил, поднимая настроение. Оказался совсем не тем хмурым мужиком, что в школу в город её привёз.

– Дядь Кречет, так может, было б лучше, чтобы мы и вовсе исчезли? Раз твари на нашу магию лезут…

– Понаслушалась уже, что дураки болтают? – поморщился он, ловко насадив на меч мертвяка. – Нас скоро не станет, тогда и сбудутся мечты идиотов… Да только тварей-то не убавится, будут они лезть на селения, как и лезли. Всё познаётся в сравнении. Что тогда станут гутарить болтливые, когда их защитить будет больше некому? Вот то-то же… Да ты не зевай, малая! Аккуратно прикончи вот этого, не развеивай, мы с него компоненты для зелий соберём…

С удивлением Марфа узнала новое, что в школе им не рассказывали: атакующие и замедляющие зелья можно было готовить из самих же тварей, не разыскивая по полям-весям редкие травы.

– Вот, к примеру, пошлют тебя караван какой-нибудь богатый сопровождать. Путь будет по степи проходить. А там, если помнишь, волкодлаки тоже имеются. Вот и ответь мне, где Волчанку Сосновую станешь разыскивать, когда на пять дней пути ни одной сосны не наблюдается? Не знаешь? А вот желчь волкодлака у тебя уже под рукой, ею можно почти половину состава заменить…

К моменту, когда они прибыли в деревню, голова у Марфы уже распухла от новых знаний: эх, раздобыть бы где-нибудь бумагу и чернила, чтобы записать всё это аккуратно! Великую ценность давал ей Кречет! Однажды и она ею поделится с кем-то. А не будет её к тому моменту, помогут другому юному елизару эти записи.

Дома её встретили холодно, неприветливо. Отец сделал вид, что она ему не дочь, а Настаська, бывшая ещё совсем маленькой, когда Кречет забрал Марфу, сестру вовсе не помнила. Хмуро оглядела её по-мужски строгий елизарский наряд: из добротной кожи сапоги, штаны, куртку-кафтан и наручи. Ревниво насупилась, когда мать заметалась, собирая на стол, в желании накормить старшую дочь с дороги.

Но Марфа есть отказалась, отчего-то почувствовав себя лишним ртом, нахлебницей. Спросила лишь, где спать ей следует. Мать перевела взгляд на отца, тот неопределённо мотнул головой, и женщина поспешила показать девочке место в старой летней кухне, которой они уже давно не пользовались. Там на длинный сундук они вместе положили старое одеяло. Подсунули под него мешок с соломой, когда поняли, что лежанка получается жёсткой.

Пока мать бегала ещё за одним покрывалом, девочка оглядела жилище и осталась довольна: привести чуть в порядок – и будут хоромы! Тут она могла, не опасаясь, что домочадцы сунут любопытный нос в горшок и отравятся, готовить зелья и снадобья. Сушить травы и коренья… Будущее житие заиграло приятными красками.

Мать, однако, не спешила оставлять её одну и всеми силами старалась, чтобы муж попривык, что Марфа вернулась. Звала её в хату то по одной причине, то по другой, всё выспрашивала, как было в городе да школе. Вечером, под удивлённые взгляды семьи, Марфа поднялась, оделась и простилась до утра, объяснив, что елизары работают ночью, и она сговорилась с Кречетом, что сразу же пойдёт с ним в дозор.

Вернее, тот и словом не обмолвился про это. Но увидев, что ученица спешит за отрядом к воротам, хмыкнул в бороду, всё сразу поняв:

– Что, тяжек оказался домашний воздух? Привыкай, нас не любят даже близкие, если только они тоже не елизары…

С той поры так и повелось, куда Кречет, туда и Марфа хвостиком. Годы шли, и скоро староста приказал ей ходить отдельно с отрядом. Дружинники сперва пытались бахвальствовать, красоваться перед девчушкой, всё так же считая её слабым придатком Кречета, да только все их шуточки тут же сошли на нет, как только провели с ней первый бой и увидели, как она поверженных тварей без содрогания разбирает на компоненты.

После этого её начали сторониться, и Марфу это вполне устраивало. Правда, изредка отряд пополнялся молодыми ратниками, и всё начиналось заново, но Марфа нашла безотказный способ отвернуть от себя насмешливых настырных отроков: привычный перекус, сидя на туше поверженной твари, которую она приметила на зелья, заставлял отворачиваться даже опытных воинов. Но их реакция её беспокоила мало, если ей требовалось срочно пополнить резерв.

К тому же, благодаря Настаське да одному случаю, Марфа уверилась в своей полной непривлекательности для мужского пола.

Сестрица постоянно называла её уродиной, не без удовольствия описывая, какой отвратительной формы нос и губы у Марфушки. Что её белые волосы и светлая кожа производят впечатление, будто боги пожалели на девушку красок, сделав её блеклой и невзрачной.

Однако Марфа росла и всё больше испытывала тягу к противоположному полу. Парни-ратники были для неё, что братья по несчастью, их она не замечала, а вот сын старосты, Бажен, нравился всем девицам в деревне. В том числе и Настаське.

Замечая, что Бажен с интересом общается с Марфой, и ей стало казаться, что она вполне может его привлекать, сестрица подстроила так, чтобы Марфе стали известны его истинные мысли. Она специально позвала Бажена на встречу к той стороне ограды, где старая летняя кухня была укрыта кустами, но через распахнутую настежь дверь всё было бы слышно.

Хитрой лисицей Настаська выспрашивала у него сперва одно, затем другое, а убедившись, что Марфа не выдержала и стала подслушивать, перевела разговор на неё.

Парень без утайки выложил Настаське всё как на духу. Что-де, ему просто любопытно, какие елизары, и всё. А разве он не в своём уме, чтобы задумывать что-то серьёзное с проклятой? К тому же вышел указ, что елизарам следует жениться только на таких же магоодарённых и ни на ком более. Разве Бажену лишняя голова, чтобы идти против воли правителя? Нет, он просто так, повеселился, обнял-поцеловал разок её, чтобы узнать, каково это, с елизарами целоваться. Оказалось, ничего особенного. А вот Настаська ему по сердцу больше, чем сестрица её уродливая…

Дальше Марфа слушать не стала, ушла к себе и плотно прикрыла дверь, несмотря на духоту и омерзительный запах от кипевшего зелья. Ей были очень обидны слова Бажена и неприятно то, как Настаська поступила, но отчасти осталась благодарна сестре: хорошо, что закончилось всё сейчас, когда и с её стороны к Бажену был просто интерес, и он не успел перерасти в нечто большее.

А на следующий день её вызвал староста, отец Бажена. Рассказал об указе и нахмурился:

– Вот что, девка! Ты моему парню голову не дури, она ему на плечах ещё сгодится. Кроме тебя и Кречета, здесь елизаров больше нет. Надумаешь замуж, вот за него и иди. А нет, то знай, что с другим, по указу, тебя сочетать браком не буду! В сторону Бажена даже смотреть не смей, морда белобрысая!

Марфа молча выслушала поток брани, а после ушла, даже не подумав оправдаться, что это Бажен за ней везде таскался: кто станет слушать проклятую?

Кречету в который раз пришлось терпеть поток её слёз, по-отечески поглаживая по голове:

– Елизаров становится всё меньше, твари осаждают селения, вот правитель и обеспокоился. В браке между магами и простыми людьми редко рождаются одарённые, а между елизарами – всегда. Люди же всё опять истолковали по-своему, будто мы теперь что прокажённые… Не реви, малая, встретишь ещё свою судьбу… А нет, так может, оно и к лучшему? В раненном этой напастью, любовью, сердце, поверь, нет ничего хорошего… – и хохотнул: – Староста совсем из ума выжил, раз предлагает нам с тобою жениться… Ты – молодая, красивая, встретишь ещё елизара под стать себе, зачем тебе полудохлый старик вроде меня? Я уж и забыл, что с женщинами делать-то нужно, одичал тут в болотах совсем…

Девушка подняла на него лицо и пытливо заглянула в глаза:

– Кречет… а я разве красивая?..

Тот смутился отчего-то, покраснел, отвернулся, крякнув в сторону:

– Ну, сейчас-то не особо… Глаза красные, нос сопливый, распух сливой недозревшею… Всю рубаху мне слезами перемазала, бестолковая…

– Ну, тебя! Вредный бирюк! – в наигранной сердитости хлопнула его ладонью по руке и заключила: – Значит, быть и мне одинокою, – это отчего-то её окончательно успокоило.

– И всё же, малая, отныне прикрывай лицо, прячь то, что ты женщина, – с какой-то странной тревогой сказал Кречет. – Кабы не вышел царский указ всем магиням боком: для защиты магию использовать нельзя, а замуж брать отныне запрещено. Вполне может появиться много охочих просто позабавиться безнаказанно. Так ты носи всегда теперь с собой короткий клинок, даже днём. Чтобы, в случае чего, отчекрыжить охальникам зудящее место, поняла?

Марфа покивала, успокаивая наставника. Вместе они нашли кусок хорошей кожи и нарастили ей воротник, чтобы теперь, когда девушка ходила бы в рейды за ограду, можно было принять её за мальчишку-елизара, а не магиню.

* * *

Кречет осиротил Марфу внезапно, когда она уже думала, что жизнь её стабилизировалась и потекла спокойной речкой. На одной из вылазок кряжник изловчился и ранил Кречета, пробив ядовитым шипом кожаные защиты.

Наставник умирал долго и мучительно, а девушка подле него все глаза выплакала от того, что не имеет возможности спасти Кречета: от попыток вытянуть яд из ран зараза лишь глубже проникала в тело несчастного.

– Ма́рфушка, милая… – изредка выходя из бредового состояния, звал он девушку, и она брала его за руку: зрение наставника отключилось почти сразу, и мужчина её не видел. – Не даёт мне упокоиться с миром мысль, что оставляю тебя одну… Обещай мне, что, когда я умру и обращусь, разберёшь меня на компоненты для зелий… Мне на том свете будет спокойнее, что хоть немного ещё послужу тебе и хоть так смогу защитить… Обещай!.. И не реви обо мне, я же слышу… Какая же ты всё-таки плакса, Ма́рфушка…

Заливаясь слезами, она дала ему обещание, а к ночи Кречет умер. Пока его тело остывало на лавке, она собрала всё ценное, что нашла в его доме: что-то на память, а что-то для других елизаров сгодится. Сердце её в тот момент, когда Кречет поднялся, окончательно будто покрылось толстой каменной коркой.

Не дрогнув ни единым мускулом, она скрутила магией Кречета. Уложила его на стол и вынула из тела всё, что хоть как-то могло сгодиться: пусть душа его мирно пребывает в Свете, Кречет спасёт не только её, а многих! Закончив, бережно всё разложила по баночкам и горшочкам, а их, в свою очередь, аккуратно приобщила к тем вещам, что собрала в доме.

Взвалила поклажу на плечи, не жалея сил, полыхнула светом, упокоив не просто наставника, доброго учителя, а близкого друга, и вместе с ним подожгла его бревенчатый дом-берлогу.

Долго стояла на улице и смотрела, как небо озарило пламенем пожарище, пуская яркие искорки ввысь. Вспомнила первую ночёвку в лесу с Кречетом, когда он стал для неё настоящим кумиром, героем. А затем, когда переполошённые жители стали сбегаться к дому старого елизара с вёдрами, натянула на лицо повыше ворот, сделанный его тёплыми заботливыми руками, и побрела к своему стылому отчему дому.

Глава 2

Прошло некоторое время.

Тварей, благодаря магическому зрению, Марфа заметила ещё на подходе и подала знак ратникам, что следует распределиться по стороны от неё: порождения тьмы двигались двумя группами. Воины, держа мечи наизготовку, пригнулись и напружинились, собрались отразить атаку. Но время шло, а твари из чахлого леска у болота всё не вылезали.

Девушка вновь просканировала пространство и с досадой цыкнула: нежить отчего-то повернула в сторону тракта, будто перестав замечать, что в паре сотен метров от неё на открытом месте бельмом на глазу маячит светлый маг.

Воины недоумённо оборачивались, но Марфа проигнорировала их косые взгляды. Приспустив с лица ворот и освободив нос, она втянула воздух и сразу учуяла причину: со стороны тракта тянуло дымом, палёным мясом и… кровью.

– Там пир для них получше будет, – хрипло сказала дружиннику, вновь надвинув маску и без приказа зашагав в ту сторону: если твари, стянувшись с болота, растерзают караван, то им же к завтрашней ночи больше мороки упокаивать ещё и тех, кого сегодня твари убьют.

Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что нападению подвергся большой обоз из подвод и телег. Но при этом у них имелся всего один елизар, и он еле держался, сдерживая атаку за атакой тварей из леса и болот.

Марфа сразу поняла, из-за чего для сопровождающего мага дело приняло столь нехороший оборот: вместо того чтобы встать защитным кольцом и на случай нападения оставить только узкий проход, в который обязательно бы и ломанулись тупые создания, караван растянулся длинной цепью. Почти возле каждой телеги люди развели костры и не придумали ничего лучше, чем готовить мясо на вертелах.

В общем, огромное такое приглашение на трапезу у них получилось. Было бы странно, если бы твари его не приняли.

Девушка кинулась на помощь елизару. Он, судя по всему, оставил попытки спасти всех людей и, экономя силы, прикрывал только самого главного. Даже не глядя на бледного парня, прячущегося за спиной мага, девушка поняла, что он из весьма состоятельного рода, но вероятно, купчонок: одежда на нём была из таких тканей, которых она прежде и не видывала.

Велеза в маге она узнала гораздо позже, когда небо посветлело, и полчища тварей стали редеть.

Она была рада видеть того, с кем пусть и не особо дружила в школе. Велез окреп, из угловатого парня превратился в привлекательного витязя, чей размах плеч и стать поражали воображение. За годы, что они не виделись, Велез успел лишиться одного глаза: шрам через него пересекал одну сторону лица, но от этого он не выглядел устрашающе, скорее уж мужественней…

Марфа так увлеклась рассматриванием искоса однокашника, что упустила тот момент, когда к ним со спины подкрался волкодлак. Он атаковал, вскользь мазнув когтями молодого купца, и тот, пронзительно взвизгнув, зажав рукой распоротое плечо, ломанулся в чащу. Как раз, если верить магическому зрению, на группу притаившихся в засаде волкодлаков. Видимо, на это и был их расчёт: отбить от сражающихся одну жертву и под сенью леса спокойно отобедать.

Девушка переглянулась с Велезом, и они, не сговариваясь, рванули спасать глупца. С наскока атаковали уже готовых кинуться тварей и заставили ослепительными вспышками своей магии повернуть верещащего парня обратно.

Чем ближе к горизонту было солнце, тем слабее становились рывки монстров, надеявшихся оттяпать человечинки на перекус. А вскоре и вовсе сошли на нет.

Елизар о чём-то переговорил с главой их отряда, и Марфа увидела, что тот велел бойцам разделиться. Одни остались добивать тварей и оказывать помощь раненым, а другие, вместе с группой воинов и Велезом, повезли молодого купца в сторону деревни.

Девушка же, бросив на их удаляющиеся спины взгляд, стала сжигать тех, кому этой ночью не повезло. После, подкрепившись и немного отдохнув, взялась за сбор компонентов для зелий: раненых было много, и возницы, что были способны стоять на ногах, развернули подводы в деревню. Марфе оставалось лишь вздохнуть: мало того, что нет положенного перерыва между ночами, так и сегодня днём выспаться толком не удастся.

Она закончила и вернулась в селение как раз тогда, когда всех уже определили на постой. Ей отчего-то ожидалось, что Велеза, как елизара, поселят в её дом, но его там не оказалось. Заложив ингредиенты в котелок и поставив его на масляную горелку томиться, она прикинула в уме время до готовности, сунула леденец в рот и прошла в дом, намереваясь отоспаться в сенях: это зелье было уж очень вонючим!

Лишь раздевшись, рухнула там на мешок с сеном в углу и почти сразу уснула. Несколько раз она выныривала из сна в вязкую дрёму из-за странного цокающего звука, но, определив, что это не создание тьмы, тут же засыпала. Впрочем, ненадолго.

– Ты зачем это делаешь, паршивка такая?! – услышала она злое шипение матери. – Зачем специально у сестры над ухом спицами стучишь?!

– Чулочек вяжу, – прозвучало наигранно-простодушное с плаксивыми нотками от Настаськи, – для сестрицы!

– Марфу́шенька всю ночь не спала, нас от тварей защищала, а ты ей отдохнуть не даёшь! Иди на улицу, там и вяжи!

– Вот прямо-таки и защищала, – проворчала Настька, собрав вязание и нехотя подчинившись. – Ходит просто с ратниками по полям-лесам, задом перед ними вертит, эка забота! По дому всё я хлопочу, а она только бока отлёживает…

– Поговори мне ещё! – рыкнула на неё мать, но тут из дома вышел проснувшийся отец.

– Ты правду если не хочешь слышать, то не слушай. А Настенька дело говорит: Марфу́шка в доме ни разу палец об палец не ударила, а ты её всё леденцами-петушками закармливаешь…

– Ты мне ещё начни, ага! Ей сладкое для магии – первое дело, а покупаю я их на её деньги, не твои! И делю вам всем поровну!

– Ты мне рот-то в моём доме-то не затыкай! – прорычал старик, распаляясь сильнее. – Я-то свои кровные, в отличие от неё, зарабатываю! А про неё уж вся деревня судачит, каким местом она их там получает!

– Так в чём беда, старый?! Сходи с дочкой ночью за ограду разок да посмотри, врут люди али нет! Своими глазами убедись, что они Марфу́шеньке не за просто так достаются! Потяжелее твоего!

– Ну, знаешь, что!..

– Что?! Вот что?!

– Ага!

– Вот тебе и «ага»! Нечего сказать?! Сразу в штаны наложил?! А она девка!.. И каждую ночь!.. А вы-ы… сволочи-и!.. Чтоб вас всех Тёмные позабрали-и!..

Мать, как обычно в разгаре спора, перешла в низкое подвывание, и Марфа поняла, что теперь надолго. Вздохнув, что опять не дадут отдохнуть, она поднялась и оделась, привычно прикрыв лицо воротом.

– Доченька, ты куда? – моментально перестав голосить, всполошилась женщина.

– Пойду, на реку схожу, душно, – уклончиво откликнулась Марфа, уже подходя к калитке. – Там у меня котелок на горелке стоит, так вы, смотрите, не троньте: это зелье для раненых варится. Ночью на тракте твари купеческий обоз атаковали, мы помогли отбить, но потрепали их знатно…

– А купец-то сам хоть жив? Молодой? Красивый? – тут же елейным голосочком пропела Настаська, любопытно сверкая глазками.

– Молодой-молодой, тоже раненый, – буркнула девушка в ответ, уходя со двора. А про то, что красивый, умолчала: барины-боярины – не про сестрёнки честь, а то ума хватит начать перед ним хвостом крутить. А вернее, отсутствие мозга.

Деревня ещё спала, а те жители, что поднялись, занимались хозяйством. Стражники уже приоткрыли ворота, не опасаясь нападения тварей, и готовы были выпустить пастуха и стадо наружу. Марфа беспрепятственно миновала ворота. Воины обсуждали случившееся ночью и прибывших в селение нежданных гостей. На неё же никто и головы не поворотил: мало ли что нужно елизару снаружи? Может быть, за травами для зелий отправилась.

Девушка и впрямь сперва свернула в поле, шагая к смирной речке. А оказавшись на берегу, озираясь и таясь, перешла по шаткому мостку на другую сторону.

Да-да, она прекрасно помнила, что делать это строжайше запрещено: ледяной колдун не любил, когда кто-то прогуливался по его владениям. Но давным-давно, когда ещё Кречет был жив, он показал ей там одно место сокровенное, где она могла бы отдыхать в тиши от своих «ненаглядных» родственников. Марфа удивилась, узнав, что владения чародейские начинались не сразу у берега, а гораздо выше на горочке.

Там среди плотных зарослей елей была одна, самая приметная. Большая, разлапистая, она росла ровно на границе владений, и одна её половина вечно была покрыта инеем, а вторая менялась в зависимости от времени года. На земле под ней будто кто-то линию провёл: вот тут лето, а за чертой сразу зима.

Марфа чувствовала, что в лесу существует сильная магия, и старалась не подходить слишком близко к границе, чтобы не беспокоить неведомые силы.

Впрочем, ей туда и не нужно было. Полюбовавшись на красивую ёлочку-стражницу, она побрела, огибая гору. Путь её лежал по течению реки, туда, где она делала крутой поворот, уносясь в земли чародейские. Только перед этим река сбавляла бег и омывала красивую полянку под тенистыми дубами. Вот на этот лужок Марфа и нацелилась.

Было тут что-то волшебное: трава была сочной и мягкой, так и манила прилечь и отдохнуть на ней. Цветы распускались и не вяли до поздней осени. Вода прозрачная, вкусная и дарящая бодрость и прохладу. А ещё… всё тут напоминало о Кречете. Словно наставник незримо находился рядом, и Марфа частенько жаловалась ему на своё горькое житьё-бытьё, да как ей без него в деревне стало тягостно.

Девушка, как обычно, искупалась в речке и сполоснула одеяние. Развесила его сушиться на ветвях, а сама легла и тут же забылась крепким сном.

Снился ей, как тут часто бывало, дивный витязь в нарядах богатых. Будто он по полянке похаживал, на неё всё смотрел, а близко не подходил. Сердце сладко замирало в груди у Марфушки, и хотелось ей, чтобы хотя бы во сне этот красивый мужчина одарил её нежностью и ласкою…

* * *

Проснулась она отдохнувшей, полной сил, будто и не было тяжёлой ночи. Как раз вовремя: пора было горшок убирать с огня да разливать зелье по склянкам. Марфа оделась, поблагодарила полянку за гостеприимство и вернулась домой.

Там царило странное оживление. Марфа лишь успела скинуть куртку-кафтан и составить с огня горшок, как Настасья её кликнула кушать. Собственноручно накрыла для Марфы стол, налила только что сваренных щей, положила с горкой каши. А сама тихо села в уголке, теребя вплетённую в косу атласную ленту да расправляя на коленях новый сарафан, и поглядывала на ковырявшегося у окна с конской упряжью отца.

Марфа заметила и наряд, и наигранную нежность. Покрутила задумчиво в пальцах ложку расписную праздничную и поняла, что всё это неспроста, не от нежданно-негаданно вспыхнувшей любви сестринской.

– Ну, чего? Говори уж сразу, – проворчала, не торопясь приступать к трапезе.

– Зелье, что ты для раненых готовила, позволь мне для молодого купца отнести, – с видом великой скромницы потупила глазки Настька.

Марфа перевела взгляд на отца, наблюдая за его реакцией и гадая, не тронулся ли он на страсти лет разумом, дозволяя младшей дочери подобное? Тот продолжал делать вид, что чинит лошадиную уздечку и совершенно не прислушивается к их разговору.

– Я-то дам, мне не сложно, – хмыкнула она, поглядывая на отца. – Только предупреждаю сразу, что вытравить плод, после того как ты перед купцом подолом потрясёшь, у меня зелья нет и не будет. Можешь даже не пытаться разжалобить. Родишь, и будете с отцом да матерью нянькаться.

Старик глухо крякнул, явно не ожидая такого поворота, и Марфа мысленно чуть с хохоту не покатилась: неужто забыл, пень трухлявый, что от подобных игрищ дети случаются? Но Настаська возмущённо вскочила:

– Тебе Иван просто самой понравился, так и скажи!

Сжав кулачки, она демонстрировала Марфе всю силу негодования и разве что капризно ножкой не топала. Девушка вновь посмотрела на отца, ожидая от него хоть какой-то реакции. Неужто не понимает, что Настаська сейчас сама не ведает, что натворить собирается?

Тело выросло, а мозги-то в этом теле ещё дитячьи. Напоминала сестрёнка Марфе молодых тёлок, что весною по полю, задрав хвост, носятся перед громадным быком, заигрывают. И результат у всех тёлок всегда был одинаковый: непокрытая от быка ещё ни одна не уходила.

Но старик упрямо молчал, и Марфа досадливо дёрнула плечом: ей-то, впрочем, какая разница? Раз он дозволяет, то ей поперёк говорить и вовсе не с руки, пусть делают, что хотят.

– Иваном, значит, его зовут, – насмешливо фыркнула, опустив ложку в миску со щами и откусив от пахучей краюхи хлеба. – А ему идёт, – не удержалась от ехидного замечания, припомнив, как этот дурак ломанулся прямо на засаду волкодлачью.

Иван-дурак, как есть дурак. Только на Настькину беду ещё и богатый.

– Сейчас поем, как раз зелье остынет. Разолью по пузырькам, скажу, как принимать следует. Можешь брать и нести после этого хоть Ивану своему, хоть его ратникам.

Настаська разулыбалась, расслабилась, села на лавку, вновь мечтательно теребя косу.

– Нет уж, сестрица, для ратников ты сама снеси. Мне им зелья таскать… – но осеклась, явно не договорив «не по статусу», видимо, уже вовсю воображая себя купчихою.

Марфа утопила хмыканье в ложке со щами и неторопливо стала набивать живот: когда ещё такая щедрость представится? А в рейд идти сытой уж всяко лучше: так и резерв быстрее восстанавливается, и перекусывать при растрате не требуется. Настька, надо отдать должное, проявила большое терпение. Не поторапливала, дождалась, когда сестра насытится, и увязалась за нею хвостиком.

Любопытно сверкая глазками, но при этом морща от неприятных запахов хорошенький носик, она следила, как Марфа из чугунка наполняет крохотный флакончик. Рассказав, как принимать средство следует, потребовала повторить, и лишь когда Настаська ответила всё без запиночки, вручила ей заветный пузырёк и принялась наполнять склянки для остальных раненых.

Порожек в кухню заскрипел, и Марфа, не оглядываясь, усмехнулась:

– Неужели всё забыла, пустоголовая?

Глава 3

Шла секунда-другая, а сестрица голос не подавала. Марфа поставила пустой горшок на стол и недовольно обернулась. Чтобы тут же застыть изваянием: на пороге, таращась на неё, как на привидение, топтался Велез и два чужих ратника.

– Вот так-так… Колючка, ты ли это?! Как выросла! – просияв, воскликнул он и бросил воинам: – Мы хотели позвать молодого елизара, помогавшего одолеть тварей, выпить с нами мёда, а нашёл я ту, кого давным-давно разыскиваю!

Встрепал на голове волосы, будто смущаясь, но потом одёрнул себя, решительно шагнул к девушке, взял её руку в свою ладонь и повернулся к оторопевшим друзьям:

– Парни, знакомьтесь, моя невеста! Марфу́шенька… – и с такой трепетной нежностью посмотрел на неё, что у той сердце в груди ёкнуло, и каменная защита по нему покрылась трещинами.

По привычке рука сама по себе взлетела к лицу, нащупывая спасительный ворот куртки, да вот беда, скидывала она всегда её дома, а с зельями предпочитала работать просто в штанах и рубахе. Парни оглядывали её и наряд с неприятным любопытством, и она торопливо выдернула руку из лап этого шутника:

– Ты что-то путаешь, Велез! Никакая я тебе не невеста! Учились вместе, да, дело было. Но что-то не припомню, чтобы согласие выйти за тебя давала, – гневно посмотрела в его единственный искрящийся восхищением глаз.

– Вырасти-то выросла, а всё такая же, с характером… – выдохнул он, невозмутимо заключив её ладонь обратно. – Раз раньше не давала, то дай сейчас…

Рванул с плеча витую серебряную заколку, фибулу, совершенно не обратив внимания, что добротный плащ свалился на земляной пол. Встал на одно колено перед девушкой и силком вложил ей в руку дорогое украшение.

– Если бы я знал, что встречу тебя здесь, обязательно прихватил бы дары, достойные тебя. Марфу́шенька, возьми её в знак моих серьёзных намерений и ответь: ты согласна стать моею супругою?

Девушка вспыхнула, не зная, как расценивать его слова: снова шутит? Да разве ж можно быть таким жестоким?! Лишь в ней шевельнулось сомнение, что Велез говорит искренне, от чистого сердца, как ратники загоготали, закрепляя её дурные подозрения.

– Шутить надо мною вздумал?! Да ты!.. Ты… – не найдя слов, чтобы высказать ему в лицо всю степень своего возмущения, Марфа вырвалась из рук елизара и бросилась из кухоньки вон, решив скрыться от него за домом в буйно заросшем саде.

– Вот дурни! Я же всерьёз! – гаркнул на друзей Велез и кинулся за нею следом: – Марфа, стой! Да погоди, зазноба ты моя колючая!

Она бежала, но быстро поняла, что от елизара ей не спрятаться: найдёт по магическому свечению. Да и дружки его наверняка поджидают её у калитки: больше со двора ей некуда деться. Поэтому, чтобы оторваться от Велеза, Марфа рванула в ту сторону сада, где часть ограды была низкой из-за разросшегося куста.

Но мужчина нагнал её в два прыжка и прижал к стволу яблони, заключив в крепкие объятия.

– Стой, Марфу́шенька… стой, Колючка моя Белоцветная… – хрипло выдохнул, зарываясь лицом в её волосы. – Ты прости, если обидел тебя чем…

Марфа рванулась, задыхаясь от ярости:

– Обидел?! Да ты, сколько себя помню, меня только и шпыняешь! Взять, к примеру, поганое прозвище, которым по-прежнему меня обзываешь! Ни стыда в тебе, Велез, ни совести!..

Он отклонился, загадочно вглядываясь в её лицо, и улыбнулся, тихо прошептав:

– А второе название этой травы ты не помнишь, получается?.. Вот же я дура-ак…

Марфа открыла было рот да тут же обратно его захлопнула: вспомнила.

«Звезда Снежная» – второе название этого растения, данное за то, что его цветки поражали стойкостью, поднимаясь над снегом и распускаясь ровно в день зимнего солнцестояния, после которого день начинал прирастать. Эти крохотные белые цветочки сложно было встретить в лесу, пуще цвета папоротника. Они несли в себе маленькие искорки солнца, созвучные с той магией, какой обладали елизары, и были символом, что однажды тьма, как и зимняя стужа, неминуемо сгинет.

– Может быть, я тебе не мил из-за того… – мужчина дотронулся рукой до своего лица, – из-за того, что я покалеченный?..

– Что ты, Велез! Ты красивый! Очень!.. – поторопилась успокоить его Марфа, а когда увидела, что он расплылся в радостной улыбке, и поняла, что сказала, покраснела так, что пар чуть из ушей не повалил от смущения. – Вот… Опять ты надо мной потешаешься…

Он бархатно рассмеялся и сгреб Марфу в объятия, позволяя спрятать лицо у себя на груди, поглаживая по волосам, проворковал:

– Марфу́шенька, милая, соглашайся быть моей женой! Славно ведь вместе заживём: я с отрядом в дозор ходить буду, ты за нашим домом присматривать… – Девушка возмущённо вскинулась, и Велез, вновь хохотнув, поспешил добавить: – Хорошо-хорошо, ещё и зелья можешь варить… – Марфа нахмурилась, и он сдался. – Ладно, как наскучит дома, тоже в дозоры буду отпускать. Но изредка и когда не беременная! Вот что за Звёздочка у меня Колючая?.. Жениться ещё не успели, а она уже из меня верёвки вьёт…

Девушка не удержалась и хихикнула:

– Ответ «нет» ты от меня не примешь, упрямый?

– И почто ты у меня такая догадливая? – в наигранном удивлении дёрнул плечом он.

– Велез, я… Ну, зачем я тебе, некрасивая? – предприняла Марфа ещё одну попытку образумить его. – Ты, вон, ладный, что витязь княжеский… И тут я… уродина! – не выдержала и опустила взгляд, покусывая губу от накативших слёз: хоть и пыталась она смириться со своей непригожестью, а всё равно больно знать, что никому мил не будешь.

Велез моментально посерьёзнел и нахмурился, приподнял её подбородок, заглянул в глаза:

– Я, надеюсь, тот, кто сказал это тебе, уже сдох страшной смертью? Если нет, покажешь мне его, сам прибью. А всем скажу, что его твари загрызли, – она хихикнула сквозь слёзы, и он продолжил: – Марфушка, милая, неужели у тебя в избе зеркало совсем мутное? Я куплю тебе самое лучшее, чтобы посмотрела ты в него и увидела, что краше нет тебя на всём белом свете! Моя ж ты Снегурочка… – наклонился и впился ей в губы жарким поцелуем. Жадным, мужским, совсем не похожим на слюнявые детские ласки Бажена.

От неожиданности и пыла, с которым Велез целовал её, только крепче стиснув в объятиях, сердце в груди Марфы сладко заныло, затрепетало с надеждою: ну и пусть, что Велез для неё пока только как старый друг, разве в семье это главное? Он прав, ей не найти никого на сто вёрст вокруг, с кем бы можно было создать семью: по указу магам только с магами сочетаться требуется.

А раз так, почему бы и не уступить этому настырному? Сердце чувствовало – этот парень не обидит её, не станет жену поколачивать, как некоторые ухари. Да и вместе им всё лучше век коротать: для всего мира они проклятые…

– Ладно, Велез, твоя взяла… – выдохнула, стоило ему чуть отпустить её. – Так и быть, засылай сватов: не унижу тебя отказом…

Мужчина вздохнул было с радостью, а потом встревожился:

– Некогда, милая, нам вокруг друг друга хороводы водить: женимся сегодня же! День-два, надоест этому лоботрясу купеческому корчить из себя смертельно раненного, и поедем мы дальше, в столицу, с тем, что от каравана осталось. Время это долгое, сама понимаешь, – нежно погладил её по щеке: – Мне тепло на душе будет от осознания, что меня здесь жена дожидается… моя Снегурочка любимая…

Потянулся было снова за поцелуем, но девушка отшатнулась, нахмурившись:

– Как-то это… уж очень быстро! У меня ни платья, ни наряда подходящего нет… и отец с матерью! Не поймут они, к чему эта спешка! Да к тому же мне скоро с отрядом в дозор идти: я – единственный елизар в этом селении!

Он прижал её к себе:

– Я схожу сегодня вместо тебя. Хватит времени, чтобы поговорить с родными? А наряд… я возьму тебя и голую, – и так предвкушающе оскалился, что Марфа возмущённо толкнула его кулачком в плечо: вот бесстыжий! Велез хмыкнул и сорвал всё-таки с её губ быстрый поцелуй. – К утру будь готова: как вернусь, сразу женимся! Зайду в хату, закину на плечо и вынесу!

Они ещё немного постояли (целовались, конечно же!), а после, разгорячённые, вернулись на кухню, где уже умаялись без дела топтаться ратники. Марфа отдала им лекарство для раненых и сходила с Велезом к старосте, сообщила о замене на сегодняшнюю ночь. Велез тоже за словом в карман не лез и поставил старика в известность, что утром намерен заключить брак с девушкой, чтобы тот готов был встать раньше обычного и засвидетельствовать, как положено. Марфе показалось, что глава украдкой вздохнул с облегчением.

После она вернулась домой, вошла в горницу, села у двери на лавку и обвела глазами притихших мать и отца. Облизнув пересохшие из-за переживаний губы, помялась и промолвила:

– Даже и не знаю, как вам сказать…

* * *

Суматоха поднялась страшная!

Мать принялась перебирать свои наряды, чтобы одеть дочь поприличнее: не было у родителей надежды, что для Марфы жених сыщется, вот и не готовили ей ни платья, ни приданого. Вернувшаяся Настаська только добавила паники, что-де, сам молодой купец собирается в раненном теле сил сыскать, чтоб на свадебке елизаров поприсутствовать. Тут уж стали её сундуки трясти да наряды-украшения выискивать, чтобы перед знатным гостем лицом в грязь не ударить.

По весёлым глазам сестры, внезапной ласке и щедрости поняла Марфа, что у Настаськи с Иваном всё складывается. И ожидает она, что на пиру в честь свадьбы Марфы с Велезом сделает Иван ей предложение.

Соседки наперебой кинулись помогать, особенно те, у кого дочери на выданье: все имели интерес корыстный. Пусть купец всего один, зато ратников у него холостых много имелось. А куда уж лучше, если дочку за столичного воина выдать? Тут и родителям почёт, и для кровиночки жизнь устроена.

Запылали ночью в домах печи, стали хозяйки поросей да гусей зажаривать, всей деревней колготились до самого рассвета.

В доме Марфы собрались девушки незамужние, распевая ритуальные песни, помогали невесте готовиться. Прихватили нитками платье, чтобы не было видно, что не на Марфу шито. Напарили-намыли девушку, волосы ей заплели в сложную косу, украсили венком из цветов и лент, шею покрыли бусами красными.

Много намечтать Марфа успела: какой будет дом, как жить они в нём станут. Обязательно кота-мышелова заведут, чтобы ночами ей было не так одиноко, пока муж в дозоре будет: пусть мурчит и трётся об ноги, пока Марфа зельями занимается. Пристройка-лаборатория ещё требовалась и отдельный погреб-ледник, где для снадобий хранить компоненты можно было бы. И детишек чтоб было минимум двое: мальчик и девочка. Пусть сынок в Велеза полностью уродится: чтобы вырос таким же ладным витязем. Ну, а дочке она никогда не скажет, что та уродина, даже если на мать окажется похожей. Станет называть дочку, как Велез её, Снегурочкой…

Солнце выглянуло над горизонтом, и час для свадьбы пробил.

Девушки оживились, стали во двор поглядывать, а как высыпали они всем скопом на улицу, поняла Марфа, что всё, пришли за нею. Ей было очень любопытно посмотреть, как от девчонок будет отбиваться Велез, что скажет? Наверняка легко переговорит даже говоруний: у него язык хорошо подвешен.

Но минуты шли, а с улицы не доносилось ни смеха, ни разговоров, ни музыки. Марфа настороженно выглянула, а заметив хмурые лица, вышла на крыльцо и сразу всё поняла.

Дом, лавка, печка, дети и кот-мурлыка – всё моментально рассыпалось в её сознании. Тёплые руки Велеза, жаркие губы и сильное плечо мужа – ничего не будет этого. Марфу наполнило звенящее до боли горе, разорвавшее её жизнь трагедией. Сердце дурацкое трепыхалось в груди и обливалось кровью от муки в надежде, что это враньё, дурацкая шутка парней, и сейчас жених выйдет из-за спин и начнётся гуляние… Шторм, что бушевал в душе от пришедшей на порог беды, у главы уместился всего в три слова:

– Нет больше Велеза.

И всё. Её точно мешком по голове ударили. Мир оглох для Марфы, отупел от раздирающей нутро боли: не успела даже замуж выйти, а уже вдовая. Бабы-девки завыли, заголосили пронзительно. Мужики развздыхались, зацокали.

Кто-то вложил ей в руки добротный плащ жениха, рассказывая, как случилась трагедия. Как через толщу воды, в каком-то отстранении она слушала, что вместе с елизаром в дозор пошли и купцовые ратники. Твари полезли на мага из болот кучной волной за волной, и несработанные воины растерялись. Одни понадеялись на других, те на этих… а досталась вся атака тьмы Велезу. И что, мол, не следует парней винить…

Как в прострации, Марфа кивала, а потом, прижав к груди пропитанную кровью жениха ткань, пошла в старую летнюю кухню. Чтобы поплакать там и погоревать о Велезе в одиночестве. Яркой вспышкой промелькнуло перед ней видение зарёванной Настеньки:

– Да ты и впрямь, сестрица, про́клятая! – прошипевшей ей в лицо со злостью.

Не о Велезе Настаська в тот момент кручинилась, а о себе: из-за постигшего купеческих людей траура по погибшему единственному магозащитнику Иван не сделает ей предложение.

Марфа на это ей ничего не ответила. Ушла в пристройку и закрылась там. Люди видели через мутные стёкла, что девушка упала на топчан лицом, уткнувшись в плащ, не шевелилась и ни на что не реагировала.

Вечер близился, и старосту стало одолевать беспокойство: не померла ль, случайно, Марфка с горя? Без елизара их деревне совсем тяжко будет: они сторожевым оплотом оберегали другие деревни от расползающейся из болот напасти, и, если не станет мага, порождения тьмы легко сметут их хлипкое поселение.

Как только солнце заползло за горизонт, прощальными лучами золотя верхушки деревьев, он послал дружинников к дому Марфы, чтобы те хоть силком бы волокли проклятую в болота. Но воины даже постучать в дверь кухни не успели, как она распахнулась, а на пороге стояла Марфа, полностью готовая, в елизарскую форму одетая и привычно прикрывшая лицо высоким воротником.

В гробовом молчании они добрались до места, где прошлой ночью погиб её жених. Марфа била тварей так яростно, что ратникам стало страшно: тронулась умом девица, полыхает силой немеренной, и та всё у неё не кончается!

Когда Велез упырём из болота поднялся, воины с опаской покосились на Марфу: что делать станет? Забьётся в истерике? Предложили знаками самим прикончить мертвеца, но она воспротивилась. Сковала его силой и привязала к чахлому дереву. Чтобы утром, когда твари станут отползать обратно в болото, вывести его на сухое место и упокоить.

Марфа достала из котомки плащ Велеза, прикрыла им его тело, а на грудь положила витую фибулу, что подарил ей. Полыхнула магией, сжигая и развеивая прах жениха, друга, однокашника, так и не ставшего ей мужем любимым.

Воины стояли чуть в стороне, сняв шлемы, и хранили молчание. Ждали, пока елизар с другим простится, как у них, у магов, это положено: разве им ведомо? Но при этом каждый хмуро размышлял о том, что тоже не дал бы другу бродить мертвяком по болоту, а собственноручно прикончил. И в этот момент им стало на душе легко и радостно от того, какой правильный маг ходит с ними в дозоры: с таким не страшно погибнуть, зная, что девушка вернётся и не позволит впитавшему тьму телу бродить и губить невинных.

А в это время сердце Марфы покрывалось толстой ледяной коркой: Настаська права, Марфа проклята. Первым вместо отца она любила Кречета, и он погиб. Только оттаяла от ласки Велеза, как суток не прошло, и его не стало. Тут явно не обошлось без дурных сил, сглаза. А раз так, то отныне, кто б ни попросил её руки, Марфа решила отказывать: велика ли печаль, если она, уродина, проживёт свой век бобылём? Да к тому же у елизаров он короток…

Глава 4

Но беда не приходит одна. Двух дней не миновало, как Иван отбыл из деревни со своими подводами, обещая Настаське вернуться со сватами, как Марфу позвал к себе старейшина.

Он рассказал, что пришла ему весть из города, от посадского. Что-де сынок его прознал, что на подконтрольных его роду землях есть девица-елизар, и пожелал, чтобы магиня стала служить лично ему.

Тут долгого ума не нужно иметь, чтобы понять, что этому барчонку требуется: какие твари в городе, где полным-полно ратников и магов? Знал это и глава. К тому же не раз купцы, с обозами мимо проезжающие, говорили, что сынок посадский уж до девок больно охоч. Видимо, надоели ему обычные, подавай теперь магиню. А так как по закону его никто жениться б не обязал, то можно было делать с ней всё, что захочется.

Прав был Кречет, сыскались умные, что закон переиначили и безнаказанно позабавиться вздумали. Только такому, как сын посадника, мало кто отказать осмелится….

– Вот что, девка, – хмуро рассудил глава. – Ему только на раз потешиться, а нам без елизара ни дня нельзя. Поэтому сделаешь, как я велю: обрядишь в свои одежды сестру и вместо себя выдашь. Тебя в лицо из чужих никто не знает, магией при людях пользоваться запрещено, поэтому подмены супостат не заметит. Помнёт её пару недель в хоромах своих да успокоится…

– Как ловко вы всё придумали, – презрительно возразила Марфа. – Елизар при вас останется, барчонок – довольным, а моей сестре потом позор? У неё, вообще-то, жених имеется! Иван, столичного купца сын, али забыли?!

Глава поморщился до зубного скрежета:

– Не забыл. Вернётся, отправлю его с претензиями за порчу невесты к посадскому, мол, ошибочка вышла. Пусть баре между собой разбираются. Только, кажется мне, Иван возвращаться-то не собирается…

То же самое казалось и Марфе. Что Иван повеселился, а как за ограду выехал, так Настаська из головы у него и вылетела. И никаких сватов, конечно же, ждать им не следует. Но говорить об этом старосте она была не намерена: имя Ивана – сейчас единственная Настаськина защита.

– Я сестру на позорище не отдам, – упрямо нахмурилась Марфа. – Придумаю что-нибудь, чтобы барчонок от меня сам отказался.

Глава приободрился и смерил девушку ехидным взглядом:

– Придумай-придумай, мне-то всё равно: Настаська уедет или сын посадника решение сменит. Но имей в виду, если что-то иное замыслила: ты с барчонком только из деревни выедешь, я в тот же день-вечер отправлю всё твоё семейство на болота. Твои обязанности исполнять, так сказать… Разумеешь?

Марфа на это только гневно цыкнула и молча вышла из хаты.

Дома мать и Настаська заголосили-завыли на все лады, узнав про веление старосты. Отец поднялся, оперся о стол и, брызжа слюной, прошипел Марфе:

– Из-за тебя всё, паскудина! Сама проклята, и на наши головы из-за тебя беды сыплются!

И впервые девушка хлопнула о стол ладонью и грозно гаркнула:

– А ну, цыц! Сели все и успокоились! – прозвучало это так внушительно, что родные, опешив, подчинились. Марфа гораздо спокойнее продолжила: – Есть у меня задумка одна, но мне нужно ваше полное безоговорочное согласие. Станете делать, что я скажу, не задавая вопросов, зачем и почему. Когда барчонок во двор войдёт, не будет времени, чтобы вас уговаривать и объяснять, для чего это всё. Просто знайте, если я говорю, значит, так надо, ясно? Сумеем вместе сработать, как отряд в патруле, получится перехитрить супостата и при целых головах остаться…

Делать было нечего, и родня согласно покивала.

Мысли Марфы были просты: сыну посадника приелись деревенские девушки, и захотелось какой-то изюминки. Для него бы всё сошло: и непривычный елизарский наряд, и девица, облачённая в него, с мечом в руках. А раз так, то нужно показать, что в магинях нет ничего особенного. Нарядиться в сарафан-кокошник-бусики да с елейным трепетом ему в рот заглядывать. Парень посмотрит и, глядишь, остынет, разочаруется.

А нет, то на такой случай Марфа зелье припасла такой силы слабительной, что просидит барчонок в туалете несколько дней безвылазно, пока она что-нибудь другое придумает.

Вновь принялись трясти сундуки с нарядами и украшениями: всё должно было выглядеть так, что он в этом доме гость дорогой и долгожданный, как его везде встречают.

В назначенный день его приезда с раннего утра они начали готовиться. Наготовили кушаний разных и взялись «украшать» Марфушку. Нанесли на лицо и шею толстый слой простокваши, с пшеничной мукой смешанной, нарисовали углем из печи брови широкие. Спрятали волосы девушки под кокошник, а к затылку накладную косу приляпали так, чтобы сразу было видно – ненастоящая. Натёрли щёки свеклой, чтобы пылали бордовыми пятнами, а губы криво намалевали соком ягодным. Под сарафаном стянули бока подушками, чтобы выглядела Марфа несуразно толстою. Шею обмотали таким количеством бус, что дышать стало невозможно.

Смотрела она на себя в зеркало и вздрагивала.

– Ты похожа на шута горохового! – потешалась, стоя рядом, Настаська.

И Марфа внезапно поняла, что барчонок, чтобы не уезжать из деревни с пустыми руками, вполне может переметнуться с одной сестры на другую.

– Маманя, замажь-ка ей тестом брови, натри лицо сажей из печки, а косу спрячь под старую ветошь, – распорядилась Марфа.

Сестрица моментально перестала хохотать и попятилась:

– Это… зачем это?.. Не надо мне этого!

Марфа, не без мстительного удовольствия, оскалилась:

– А посрамлённой быть сыном посадника надо? Помнишь, о чём договаривались? – Настаська отчаянно замотала головой, но девушка безжалостно скомандовала: – Маманя, мажь!

Женщина вздохнула и взялась за дело. Отец ничего не сказал, лишь гневно поцыкал. Минут через десять Марфа оценила глотавшую от обиды слёзы сестрицу и недовольно поморщилась:

– Эх, всё равно красивая! Глаз у него обязательно зацепится за такую фигурку ладную и походку плавную! Если не дурак, быстро смекнёт, что тут просто отмыть грязь —и будет не девка, а одно загляденье!

Настька тотчас перестала белугой реветь, стоило ей услышать, что и в таком виде она пригожая, а отец гордо вскинул подбородок и выдал напыщенно:

– Да, краше Настеньки моей в селении нет никого!

– Ты, старый, смотри, это при супостате не ляпни! – злобной кошкой прошипела на него мать. – А то мигом без любимой дочурки останешься!

– Молчу-молчу, – тут же поджал хвост старик.

Марфа малость поразмыслила и рассудила:

– Лучше б ему вовсе тебя не видеть. Иди-ка, сестричка… да хоть на реку! К мосткам. Там мальчишек сейчас нет, уже не рыбачат, посидишь, отдохнёшь немного…

Настьке было любопытно посмотреть, как сестрица станет барина-боярина отваживать, и она заныла:

– Не хочу-у! Там скучно!

С трудом подавив раздражение, Марфа прикрыла его показной нежностью:

– Ну, так ты ведёрко с собой возьми да полей пенёк там старый. Вот и не будет тебе скучно, – острым слухом уловив на деревенской улочке оживление, поторопила: – Иди сейчас же! Да не через калитку, а через задний двор!

Девушка послушалась, но остановилась на пороге и обернулась:

– Сестрица, а сколько пенёк поливать-то требуется?

Марфа чуть в голос не застонала от такой наивной простоты, но с трудом сдержала рвущуюся наружу иронию:

– Пока цветочки на нём не расцветут, милая.

– Так сейчас уже осень, какие цветы?! – округлила глаза Настька.

– Долго нужно поливать, они и расцветут! – подключилась мать, выпихивая младшую из дома: уже и она слышала приближающегося «гостя» со свитою из деревенских жителей.

Только Настасья выскользнула через задний двор, как в дом вошли староста и незнакомый юноша. Парень был одет богато, вычурно, придерживал у бедра узкий меч с серебряным эфесом, украшенным каменьями самоцветными. Марфа тут же встала, будто атаку тварей на болоте встречая. Юноша сморщил нос, оглядев простое убранство избы, а глава залебезил:

– А это вот, Всемил Всеволодович, и есть наш… – он осёкся и вытаращился, хлопая ртом, когда Марфа шагнула вперёд и поклонилась в пояс, картинно поведя перед собой вытянутой рукой. – Елизар… – закончил глава, с трудом узнав, и от её вида потешного спрятал смешок в бороду: вот же змеища хитрая! Вон чё она придумала!

Парень ошарашенно вскинул на девушку брови:

– Это пугало – ваш хвалёный елизар?.. – достал из кармана кружевной платок и приложил его к носу, будто в избе невыносимо воняло.

Марфа проигнорировала обидные жест и обзывательство, придала размалёванному лицу дебиловатое выражение и старательно противным визгливым голоском протянула:

– Проходите, гости дорогие! Мы уж вас заждались, все глазоньки на улицу проглядели! Садитесь, пожалуйста, отведайте, что боги послали! – пригласила жестом к накрытому столу.

Барчонок скривился, но всё же прошествовал и сел туда, куда Марфа указала. Староста же, в предвкушении занятного зрелища, уселся за стол более охотно. Взялся разливать по стопкам настойку ягодную. Девушка пристроилась рядом с посадским сынком, демонстративно с ним заигрывая. Хотя по ехидному тихому кряканью старосты понимала, что ужимки её больше на нервный тик похожи.

За столом потекли ничего незначащие разговоры о погоде, урожае и о том, как барин-боярин доехать изволили: не сильно на тракте твари донимают? Марфа на нём разве что не висла, с удовольствием замечая, как парень от неё отшатывается и всё с большим интересом поглядывает в сторону выхода, где возле избы толпилось куча любопытствующих девушек.

– А покажи-ка мне свою магию, – внезапно огорошил её, когда она уже решила, что терпеть гостя осталось совсем недолго.

– Что вы, Всемил Всеволодович, как можно! Мне же за это голову отрубят… – нашлась Марфа с ответом, картинно засмущавшись.

– Так мы никому не скажем, правда? – процедил парень, явно уже выходя из себя.

– Нет-нет-нет, что вы! Зачем же? Раз нельзя, то не просто так же запретили! – противным голоском запротестовала девушка и торопливо попыталась сменить тему: – Да вы кушайте, Всемил Всеволодович, кушайте!

Он шумно засопел, раздосадованный отказом, поцыкал и выдал:

– Куры жареные, поросята, кабаны на вертеле – всё это без сомнения, очень вкусно. Но я бы сейчас съел потрошков варёных гусиных. Желательно, сваренных из только пойманного гуся.

Марфа покусала губу, размышляя, как быть. В хозяйстве гусей было несколько, но сейчас они на речке плавали. Староста нахмурился, и девушка решилась:

– Всё сейчас будет, Всемил Всеволодович, всё сделаю. Только гуся нужно с речки принести…

Гость отчего-то приободрился и насмешливо посмотрел на Марфу.

– Не против, если я посмотрю, как ты его готовишь?

Девушка скривилась в притворной улыбке:

– Почту за честь даже!

Всей гурьбой направились они к реке.

Мальчишки да соседки лупоглазые, как увидели Марфу, шум-хохот подняли такой, всю округу переполошили. Парни-ратники, вытаращились от «пригожего» вида своего елизара да в гробовом молчании с каменными лицами их и проводили, не зная, как реагировать: с одной стороны, лицо Марфы они редко открытым видели, некоторые, почитай, никогда, а засмейся с остальными, маг может обидеться, и за простое «хи-хи» не вернёшься ты с болота…

Плавающие на речке гуси при приближении толпы отплыли от берега на середину, зашипели-загоготали, крыльями захлопали. Марфа с удовлетворением отметила, что у сестрёнки хватило ума бросить ведро и спрятаться в кустах. Оставалось дело за малым – добыть треклятого гуся.

Девушка прикинула, что гуси, переполошённые шумливыми людьми, и не подумают на зов подплыть к берегу. Можно было бы использовать силу, накинуть петлёй на шею птице да подтянуть… но вид ехидно хмыкающего барчонка только подкрепил её подозрения: на это он и рассчитывал, когда о потрошках речь заводил, змей хитрый, на магию поглядеть хотел!

Что ж, делать было нечего, выбор у неё был невелик: или магию применить и в тот же миг с барчонком в город укатить, или окончательно опозориться перед всей деревней. Марфа выбрала второе.

Вышла на мостки и, сложив руку щепоткой, стала кликать гусей:

– Тега-тега-тега!

Те, естественно, косились на неё, а подплывать и не думали. Люди на берегу зашумели с новой силой, потешаясь над ней. Глава сложил руки на груди и раздражённо цыкал. Вздохнув, мысленно помолясь богам, Марфа кинулась в холодную воду. Плавала она с малых лет отлично, только не в таком наряде: длинный сарафан опутал ноги, подушки моментально впитали воду и стали тянуть ко дну – не это было великой проблемой, она оттолкнулась бы ногами и спокойно выплыла, а то, что на её театральные басовитые крики:

– Помогите! Утопаю! Мама-а-аня! – из кустов выскочила переполошённая Настаська и кинулась ей на помощь.

Народ зашёлся просто в гомерическом хохоте, когда девушка принялась вытаскивать сестру на берег, ухватив за накладную косу. Та, намеренно закреплённая кое-как, тут же оторвалась под бурный восторг зрителей. Марфа сопротивлялась «спасению» как могла, но Настаська оказалась настырной, и очень скоро обе девушки выползли на берег, дрожащие, мокрые и задыхающиеся.

Размалёванное лицо Марфы от воды потекло, краски смешались и сделали его ещё более безобразным, а вот сажа с личика сестрёнки смылась, явив всю его красоту и пригожесть.

– Что ж, – цыкнул барчонок, презрительно кривясь на Марфу, – теперь мне понятно, почему вы с тварями из болот никак сладить не можете. Если ваш елизар с гусем совладать не в силах, то о порождениях тьмы и говорить не следует, – повернулся к главе и прошептал: – Сегодня выезжать уже поздно, а завтра, к моему выезду, пришлите ко мне девушку: я её с собой заберу.

– Да как же… – опешил староста. – Всемил Всеволодович, нам совсем без елизара, ну, никак нельзя…

– Да не это чучело! – раздражённо цыкнул парень, бросив неприязненный взгляд на Марфу. – А ту, другую… – и указал на Настаську, выжимающую подол.

– А… – с облегчением выдохнул староста и торопливо заверил: – Будет сделано, Всемил Всеволодович, не извольте беспокоиться!

Сын посадника прошествовал от берега, а глава развёл руками, показав зло буравящей его взглядом Марфе, мол, ничего поделать не могу, мне своя голова на плечах дороже.

Дома, при вести о том, что барчонок желает Настаську с собой увезти, воцарилась такая траурная атмосфера, будто умер кто. Мать и сестрица, картинно заливаясь слезами, с надеждой поглядывали на Марфу: авось, что придумает? И Марфа думала. Напряжённо шевелила извилинами, а ничего, кроме того, что следует этого Всемила на болота заманить да там прихлопнуть, у неё не придумывалось.

На душе и без кислых лиц родни было тошно, и Марфа, помывшись и облачившись в елизарский наряд, загодя пришла к дружинникам. Те встретили её по-разному. Одни, более взрослые мужи, сдержанно и делали вид, что ничего сегодня не приключилось. Другие, ещё совсем молодые ратники, хохотом и насмешками:

– Так вот чего ты постоянно лицо прикрываешь! Зря, Марфа, зря: твой вид «сказочный» – отличное оружие против тварей! Увидят, все разом со смеху и передохнут!

Марфа ответила им холодным прищуром, а командир стражи, знающий её ещё со времён Кречета, на них прицыкнул:

– А ну! Умолкните, пустоголовые! Поучились бы лучше военной хитрости и смекалке: девчонка сегодня всех обдурила так, что даже я сперва не понял… – повернулся и поглядел на девушку с отеческой заботой: – То, что над тобой смеются, то пусть. Главное – посадский выщенок сам от тебя отказался…

– Зато сестру мою забирает, – глухим рыком из-за ворота откликнулась девушка и тяжко вздохнула: – Что делать, ума не приложу…

– Давайте его сегодня с собой на болота позовём, – предложил один из зубоскалов. – А там «случайно» потеряем…

– Угу, а завтра на деревенской площади наши головы разом у всего отряда «потеряются», – огрызнулась Марфа, хотя всё больше склонялась именно к этому решению: хотел барчонок магию посмотреть? Вот пусть перед смертью и насмотрится вдоволь, она ему устроит представление.

– А ты сходи за реку да попроси помощи у ледяного колдуна, – хмыкнул второй. – Чай, не откажет: вы же, получается, одного поля ягоды, маги. К тому же, говорят, силы он такой, что его сам князь боится, поэтому никто колдуна этого и не трогает…

Марфа так ошарашенно на него вытаращилась, что командир обеспокоился:

– Не вздумай, девка! А ты, пустая голова, язык свой, что помело, прикуси-ка и умолкни! Его князь потому и боится, что силы он немереной, и живёт так, будто людские законы ему не писаны…

Но девушка уже ухватилась за эту идею, как утопающий за соломинку. С горящими глазами умоляюще посмотрела на командира:

– Сколько у меня до выхода времени? Я только туда и сразу обратно!

Мужчина понял, что отговаривать её бессмысленно и сдался, хмуро проворчав:

– Часа два. Ещё час тебе даю, но догонять отряд уже у болот будешь. Не вернёшься после этого времени, объявлю тебя дезертиром, поняла?

Она покивала, порывисто его обняла и бегом рванула за ворота.

Глава 5

До заветной ёлки-стражницы Марфа, как ей показалось, не добежала, а долетела. Остановилась у границы, прижав руку к груди и переводя дыхание.

Лезть без приглашения во владения древнего чародея было страшно. А всё же за Настаську страшнее: кто её, опороченную, потом замуж возьмёт? Поломает барчонок девчонке судьбу, просто поигравшись, а как надоест, выбросит. И не его беда, что жизни Настаське в деревне после этого не станет.

Укрепившись этими мыслями, Марфа шагнула было через линию, разделяющую лес на осенний и зимний, да будто в невидимую стену с размаху впечаталась. Так сильно, что не могла определить: лёгкий звон, прокатившийся между деревьев, звучит на самом деле или только у неё в голове?

Протянула руку и ощутила упругую завесу силы, не позволяющую пройти дальше. Постучала, надеясь, что чародей ответит, походила туда-сюда и, не найдя лазейки, пригорюнилась: что делать? Поворачивать обратно к деревне не солоно хлебавши?

Опасливо поозиравшись и, не увидев никого из живых, попыталась проломить невидимую стену потоком своей магии, в надежде создать крохотную брешь в защите. Звон в лесу поднялся такой, что переполошённые птицы взмыли в небо! И Марфа, боясь, что её, использующую магию просто так, заметят люди, прекратила.

Села под ёлку прямо на землю и пригорюнилась: идеи кончились. Точно сам по себе взгляд упал под дерево. Там, под елью-стражницей, чёткой разделительной линии, как везде, не наблюдалось, и Марфа сперва не придала этому значения. Но какое-то зудящее чувство в душе не давало ей покоя, и она, сдавшись, на четвереньках полезла под ель.

Очень удивилась, когда беспрепятственно вылезла с другой стороны. Встала, отряхнулась и огляделась. Будто в снежную сказку попала!

Мороз тут был соответствующий зиме, и после влажного тепла осеннего леса Марфа моментально продрогла до костей. Притоптывая и прихлопывая от кусачего холода, с досадой подумала, что сначала нужно было поддеть под тонкую форменную куртку тёплую кофту, а уж после лезть во владения ледяного чародея.

Так же ей было не ясно, куда идти и что делать дальше: ни крыш хором, ни дороги, ни тропок, ни иных ориентиров, указывающих, что где-то поблизости есть жильё – ровное полотно снега и зимний лес вокруг настолько, насколько хватало взгляда.

Девушка осмотрела деревья, приметила берёзу с удобно растущими ветвями и решила взобраться на неё, чтобы оглядеться: вдруг дым увидит? Или ещё что? Должен же колдун где-то жить?

Только она собралась на неё взобраться, как на ветку, прямо над головой, сел чёрный ворон. Никогда прежде Марфа не видела такого крупного. Но моментально вспомнила, как в школе для елизаров им рассказывали, что многие маги используют в качестве помощников разных птиц и животных, повышая свою магическую силу до такого уровня, что могут смотреть их глазами.

Девушка смекнула, что ворон непростой и наверняка принадлежит чародею. Поэтому оставила попытки взобраться на берёзу, поклонилась птице, выражая почтение к его хозяину и молвила:

– Прошу передать ледяному чародею, что елизар соседней деревни просит об аудиенции…

Она не успела даже договорить, как по лесу прозвучал-прокатился хохот:

– Гляди-ка, какие она слова умные знает! Ой, не могу! Насмешила! Птичка-невеличка, метр в прыжке, а туда же, елизаром называется!

Марфа огляделась, а когда поняла, что чародей показываться не собирается, стала терпеливо ждать, когда у старика приступ веселья пройдёт, приплясывая и притоптывая на месте от холода. Хотя, положа руку на сердце, она не могла определить, насколько колдун стар: голос как голос, мужской. А то, что грохочет, так просто магически усиленный, совсем не страшно.

Отсмеявшись, чародей заметил, что она уже зубами клацает от холода, и ехидно поинтересовался:

– Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе, красная?

– А то не видишь, старый, что околела вконец уже… – под нос проворчала Марфа и гораздо громче, для него, добавила: – Простите, дедушка, не знаю, как к вам обращаться, не было б нужды, ни за что б не побеспокоила!

Чародей отчего-то поперхнулся воздухом, а когда прокашлялся, просипел:

– Мороз Иванович меня зовут. Так и величай. Без дедушки, ясно? Так что за беда ко мне такого славного елизара привела, что тот мне чуть стену обережную не разнёс?

Марфа пропустила мимо ушей насмешливость, которой речь щедро приправил старик, и, не расхаживая вокруг да около, описала ситуацию.

– М-да… нехорошо посадский сынок поступает… Мерзко, – задумчиво протянул чародей. – Но я-то чем тебе помочь могу?

– Мороз Иванович, миленький, приютите у себя на время Настаську!..

– А ты всем скажешь, что я её уворовал? – понимающе хмыкнул он, и девушка, смутившись, кивнула в ответ. – Ладно, приютить могу. Но поможет ли?

– У Настаськи жених имеется, Иван, купеческий сын из столицы, – поторопилась заверить Марфа. – Он скоро со сватами к ней приехать обещался…

– Обещать – не значит жениться. Приедет ли? – иронично подметил чародей, угадав мысли и самой Марфы: не торопился что-то Ванечка за невестушкой вертаться.

Она поморщилась до зубного скрипа и проворчала:

– Ну, нам-то с вами его ждать вовсе не обязательно. Достаточно того, чтобы посадский сынок к ней интерес потерял и укатил обратно восвояси.

– Ладно, хорошо, пусть так. Но мне какой интерес тебе помогать? Что я с этого получу взамен?