Наказание для драконьего принца

Глава 1

Ангелина Мирская, или просто Лина для самых близких, допивала бутылку выдержанного шотландского виски, сидя в одиночестве на просторной, застекленной веранде своего роскошного особняка. Сквозь приоткрытую створку доносился пьянящий аромат цветущего жасмина и свежескошенной травы. Теплый летний вечер, охраняемая территория, залитая мягким светом фонарей, пара верных охранников, которые не прочь были закрутить роман с подтянутой и успешной хозяйкой, солидный счет в банке, прочное положение в обществе – казалось бы, что еще нужно для счастья? Но, как выяснилось, чего-то не хватало. Ощущения, что ты не просто вершина айсберга, а целый материк, на который кто-то по-настоящему опирается. Хотя бы крепкой семьи. Или просто мужчины, который был бы с ней не из-за денег, а… А почему – Лина и сама толком не понимала.

Всю жизнь она твердила, что любовь – иллюзия, семья – пережиток, а дети – обуза. Она строила империю, гордилась каждой выигранной битвой на бирже и каждой новой приобретенной компанией. И вот теперь, встречая свое тридцатипятилетие, Ангелина сидела одна, злая и обиженная на весь мир. Даже ее давняя подруга Вика, всего на год младше, умудрилась выйти замуж за перспективного финансиста, недавно родила двойню и теперь, по ее словам, «счастлива» среди подгузников и детского плача. И это после того, как они вместе клялись, что карьера – единственное, что имеет значение.

– Все при деле, блин, одна я, как последняя дура, торчу тут, – проворчала пьяная Лина, с ненавистью глядя на последние янтарные капли на дне тяжелой хрустальной бутылки. – Козлы. Все козлы. Подлецы. Уроды. Как переспать – так пожалуйста, а дальше… будто сквозь землю проваливаются.

Широко зевнув, она плюхнулась головой на полированную столешницу красного дерева и вырубилась, пробормотав напоследок: – Мразь…

Очнулась Ангелина с удивительно ясной головой, без признаков похмелья, в каком-то движущемся транспорте. Тело ломило от неудобной позы, а в ушах стоял монотонный гул двигателя. Первые минуты она мысленно проклинала всех: идиотов-охранников с их кучей камер, которые прозевали похищение, наглых похитителей, которым «повезло» нарваться на злую и уже трезвую бизнес-леди, да и всю Вселенную, которая явно издевалась над ней в день после праздника. Внутри было темно, пахло пылью и чем-то металлическим, и понять, куда и в чем ее везут, Лина не могла.

Решив пока не подавать виду, что очнулась, она стала перебирать возможные причины похищения. Осторожно повернув голову, она попыталась нащупать руками стены – на ощупь это оказался рифленый металл фургона. Обычный выкуп? Конкуренты решили проучить «слишком успешную стерву»? Или чей-то идиотский розыгрыш? Может, это месть того самого актера, с которым она так безжалостно порвала на прошлой неделе?

Транспорт резко затормозил. Ангелина, сидевшая на чем-то мягком, с грохотом шлепнулась на твердый, холодный пол.

– Чтоб вам пусто было, твари! – прошипела она, даже не пытаясь встать, и без того чувствуя себя униженной.

Дверь распахнулась, в глаза ударил яркий, почти слепящий свет. Лина недовольно зажмурилась, резко отвернувшись и прикрываясь ладонью.

– Ваша милость, – прозвучал над ухом равнодушный, металлический голос, – вы в порядке?

Судя по тону, спрашивающему было плевать на ее состояние, но правила приличия требовали формальностей. Он произнес это так, будто читал инструкцию к бытовой технике.

Не дождавшись ответа, чьи-то грубые, без церемоний, руки резко подхватили Ангелину и вытащили наружу, на прохладный ночной воздух.

– Ваша милость, вы можете идти? – под ногами оказалась неровная брусчатка, влажная от ночной росы.

Лина резко тряхнула головой – то ли в ответ, то ли пытаясь стряхнуть остатки оцепенения и протрезветь от неожиданности. Не похищение… Слишком театрально. Розыгрыш. Чей-то тупой и дорогой розыгрыш. Ладно, она покажет этим кретинам, как шутить с ней. Сначала нужно понять, кто стоит за этим, оценить обстановку.

Ее взяли под руки и повели куда-то быстрым, неудобным шагом. Брусчатка под тонкими подошвами ее вечерних туфель сменилась гладкими каменными ступенями, отполированными тысячами ног, затем они нырнули в темный, низкий коридор, освещенный лишь трепещущим светом тусклых факелов, отбрасывавших на стены гигантские, пляшущие тени. Ангелина стиснула зубы, чувствуя, как по коже бегут мурашки от холода и смутной тревоги. Она не подаст виду, что напугана. Сначала – разведка, потом – атака.

Массивный каменный алтарь, темный и отполированный до матового блеска, возник перед ней внезапно, выплыв из полумрака. Ее поставили перед ним, как вещь, а рядом раздался знакомый уже высокомерный баритон, прозвучавший так, будто он был хозяином не только этого места, но и самой ее судьбы:

– У моей невесты опять припадок. Положите ее руку на алтарь.

Мгновение – и ее пальцы, против ее воли, коснулись шершавой, обжигающе холодной поверхности камня.

Баритон заговорил снова, медленно и размеренно, будто читал древнее заклинание. Слова были не просто незнакомы, они были чужды ее слуху – гортанные, ритмичные, будто пробуждающие саму материю мира. Камень под пальцами Ангелины начал нагреваться, сначала едва ощутимо, как солнце в начале весны, а затем все сильнее и сильнее, будто в его глубинах пробудилась дремавшая веками вулканическая энергия. Она инстинктивно напряглась, сердце забилось у нее в груди, как перепуганная птица. Происходящее уже не казалось просто глупой шуткой – слишком уж реальным, странным и оттого пугающим было все вокруг.

Если бы она лежала на этом камне, то решила бы, что ее готовят в жертву какому-то древнему и жаждущему крови божеству. Но нет – она стояла рядом, и, хотя руки охранников теперь не сжимали ее, Ангелина чувствовала незримые путы, сковывающие ее волю. Бежать было бесполезно. Здесь творилось что-то важное, необъяснимое, какая-то мистическая механизм, в которую ее встроили против воли.

Баритон внезапно замолчал. В тот же миг по руке Ангелины, от запястья до локтя, пронеслась острая, жгучая боль, словно кто-то вонзил под кожу раскаленную до бела иглу. Она вскрикнула и инстинктивно отдернула ладонь, но было поздно – на нежной коже запястья, прямо у нее на глазах, начали проступать ярко-алые, словно свежая кровь, узоры, напоминающие причудливые инопланетные цветы. Они расползались по коже, будто живая, разумная краска, вплетаясь в замысловатый и симметричный орнамент, который пульсировал в такт ее учащенному сердцебиению.

– Что это?! – вырвалось у нее сдавленно, но в ответ повисло лишь многозначительное молчание.

Татуировка? Но как это возможно за секунды? И почему так невыносимо больно? Ангелина машинально, уже почти в истерике, попыталась стереть рисунок краем платья, но узор не просто не исчезал – он будто врос в нее, стал частью ее, и под пальцами она чувствовала лишь гладкую, горячую кожу, слегка пульсирующую, будто под ней бился чужой, незнакомый пульс.

– Отведите мою супругу в опочивальню, – раздался тот же высокомерный голос, и Ангелина, подняв глаза, наконец увидела его обладателя.

Высокий представительный мужчина, довольно молодой, с тонкими, аристократичными чертами бледного лица, в темном, строгом камзоле с тончайшей серебряной вышивкой, стоял чуть поодаль, скрестив руки на груди. Его лицо было частично скрыто в полутени, но в насмешливых глазах мерцал холодный, почти хищный блеск оценки.

Те же безликие слуги снова схватили Ангелину под руки и повели через зал. Она автоматически переставляла ноги, пошатываясь, но мысли путались, отскакивая друг от друга, как сухие листья на ветру.

Супругу? Какую супругу? О чем он вообще говорит? Это безумие!

Но чем дальше они шли по бесконечным коридорам, тем сильнее сжимался у нее в груди холодный, тяжелый ком страха и осознания. Нет, это не розыгрыш. Это что-то другое, нечто гораздо более древнее и пугающее.

– Куда вы меня тащите?! Я требую ответов! – наконец вырвалось у нее, голос дрожал от ярости и бессилия, но слуги молчали, словно глухонемые, лишь крепче, до боли, сжимая ее локти.

Впереди показалась массивная дубовая дверь, украшенная резными мистическими символами. Один из стражников толкнул ее тяжелое полотно, и Ангелина очутилась в просторной комнате с высокими сводчатыми потолками. В центре стояла огромная, широкая кровать с плотными бархатными занавесями балдахина, вокруг – дорогие ковры, тяжелые резные кресла, дубовый стол с серебряным кувшином.

– Отдыхайте, ваша милость, – бесстрастно пробормотал один из слуг, отступая к двери. – Завтра будет… важный день.

Дверь захлопнулась с глухим, окончательным стуком. Щелкнул тяжелый замок. Ангелина осталась одна в гулкой, давящей тишине.

Глава 2

– Если это шутка, то уж больно умелая и дорогая, – пробормотала Ангелина, оглядывая сумрачное помещение с высокими сводами. – Что вообще тут происходит? Где я?!

– В другом мире, милая, – хмыкнуло пространство, и воздух задрожал, как над раскаленным камнем. И прямо перед Ангелиной, из ниоткуда, соткался из света и теней седой старик с колючим, ехидным выражением лица и глазами, полными тысячелетнего озорства. – Ну здравствуй, детка. Я – твой предок, бог лжи и обмана, Гортий. Ты – в теле Лисандры горт Нартас, человечки, невесты, ну а теперь – жены одного надменного типа, Ричарда, принца драконов. Он думает, что круче богов. Докажи ему обратное. Не бойся. На тебе – полная защита. Развлекайся, родная, приводи этого сноба в нормальное состояние. А я тебе помогу.

Сказал и рассыпался серебристой пылью, которая тут же растворилась в воздухе, не оставив и следа.

Ангелина мрачно выругалась, и крепкое словцо гулко отозвалось в каменной тишине. Вариантов было два: или она в дурке, спит после уколов, все же заполучив свою «белочку»… Или… В общем, второй вариант Ангелине нравился больше, хоть и требовал срочной и жесткой проработки. В другом мире, значит? Да еще и в чужом теле? И где тут зеркало? Надо ж посмотреть, чем одарила эту Лисандру природа.

Зеркало, широкое, напольное, в массивной резной раме из черного дерева, оказалось в углу спальни. Ангелина медленно подошла к нему, её шаги глухо отдавались по холодному каменному полу, а тяжелый шелк платья шелестел, словно недовольный голос. Отражение в зеркале заставило её на мгновение застыть, дыхание перехватило.

Перед ней стояла невысокая, почти хрупкая на вид девушка с мягкими, округлыми формами – пышная грудь, покатые плечи, тонкая талия, переходящая в соблазнительные, округлые бёдра. Кожа – фарфорово-белая, будто никогда не знавшая солнца, с лёгким, естественным румянцем на щеках. Лицо – миловидное, с детской округлостью: пухлые, словно бантик, губы, аккуратный носик с едва заметной горбинкой и большие, наивно-распахнутые голубые глаза, обрамлённые густыми, как бархат, тёмными ресницами. Волосы – тёмные, почти черные, с синеватым отливом, ниспадающие тяжёлыми, упругими волнами до самой поясницы.

Но больше всего Ангелину поразил её наряд.

На Лисандре было роскошное свадебное платье из серебристого, переливчатого шёлка, расшитое причудливыми, извивающимися узорами, напоминающими драконьи чешуйки. Корсет туго стягивал талию, подчёркивая пышные формы, а глубокое декольте оставляло плечи и часть груди открытыми, демонстрируя гладкую кожу. Рукава – длинные и расклешённые, с тончайшей ажурной вышивкой из серебряных нитей, – струились при каждом движении, будто жидкое серебро или крылья ночной бабочки. Юбка, широкая и многослойная, шуршала тяжелым шепотом при ходьбе, а её шлейф, украшенный мерцающими, как звезды, камнями, тянулся за ней, словно хвост сказочной птицы.

На шее – массивное золотое ожерелье с тёмно-красным, почти черным камнем, который пульсировал сокровенным светом в такт её дыханию. В ушах – длинные, почти до плеч, серьги в виде крошечных извивающихся драконов, кусающих собственные хвосты, их глаза – крошечные рубины.

– Ну и нарядили же тебя, дурочку, – пробормотала Ангелина, крутясь перед зеркалом и с интересом разглядывая чужое отражение. – Всё как у людей: и платье на миллион, и украшения… Только вот мордочка у тебя слишком уж невинная и беззащитная. Прямо просится, чтобы её в грязь засунули и потоптались.

Она потрогала своё новое, незнакомое лицо, провела кончиками пальцев по пухлым, чуть приоткрытым губам, нахмурилась, ощущая странное несоответствие между внутренним ощущением себя и этим мягким, кукольным обликом.

– И что мне теперь с этим добром делать? – раздраженно вздохнула она, и голос прозвучал выше и мелодичнее, чем ее собственный. – Хоть бы предок подсказал, как этим телом управлять, а не бросал загадками…

Внезапно в глубине зеркала, за своим отражением, мелькнуло смутное движение. Ангелина резко обернулась, сердце екнуло, но в комнате никого не было, лишь тяжелые портьеры чуть колыхались от сквозняка.

– Или уже начинаю сходить с ума по полной программе? – горько усмехнулась она. – Ладно, Лисандра, или кто ты там… Раз уж я тут оказалась, придётся играть по твоим правилам. Пока не пойму, каким.

Она бросила последний оценивающий взгляд на отражение, встречая собственный суровый взгляд в этих чужих, невинных голубых глазах.

– Только уж извини, милая, – твою невинность и кротость мы быстренько исправим. Сделаем тебя стервой по первому разряду.

Лисандра в зеркале молча и неподвижно смотрела на Ангелину с той стороны стекла, и на миг ей показалось, что в этом взгляде мелькнула своя, тихая грусть.

Отойдя от зеркала, Ангелина огляделась с деловым видом, оценивая обстановку как потенциальный актив или угрозу.

– Сволочи, – проворчала она, ощущая неприятное сосание под ложечкой, – молодую, беззащитную девушку голодом морят. Нет бы поднос с яствами принести. Сами, небось, в главном зале за столом пируют. Ладно, я вас научу родину любить и уважать чужой аппетит.

Сказала, подошла к тяжелой дубовой двери, решительно дернула за железную ручку. Дверь, к ее удивлению, бесшумно поддалась, не будучи запертой.

Ангелина с видом главнокомандующего, выводящего войска на поле боя, переступила порог. Серебристый шлейф волочился за ней по холодному каменному полу шелестящим следом, а проклятый корсет непривычно и туго сдавливал рёбра, мешая дышать полной грудью и заставляя делать короткие, поверхностные вдохи.

Коридор оказался длинным, прямым и погруженным в мрак, освещённым лишь редкими чадящими факелами в массивных железных кованых подсвечниках. Стены были выложены тёмным, грубо отесанным камнем с причудливыми прожилками и узорами, напоминающими клубок переплетающихся змей. В спертом воздухе висел лёгкий запах гари, старого камня и чего-то пряного, удушливого – возможно, ароматических масел, которыми пропитали почерневшие от времени деревянные балки под стрельчатым потолком.

– Сволочи, – выдала еще раз Ангелина, уже как заклинание. И в сердцах, с наслаждением, пожелала. – Чтоб у вас рога выросли, у безрогих. А у рогатых – поотваливались, у гадов. И чтобы чесались они у вас в самых недоступных местах.

Она потрогала стену ладонью – камень был холодным, обжигающе влажным и скользким на ощупь. Вдруг в глубине коридора, за поворотом, что-то мелко и быстро шурхнуло, будто пробежала крыса. Ангелина резко обернулась, вглядываясь в зыбкую пелену полумрака, но ничего не смогла разглядеть.

– Гортий? – позвала она осторожно, и ее голос прозвучал гулко и одиноко.

– Ещё че, – ответил грубоватый, скрипучий голос, будто доносящийся из самой толщи стен. – Мы тут как-нибудь без ваших богов разберёмся. Дух я. Домашний.

– А, домовой, – понятливо кивнула Ангелина, чувствуя, как по спине пробежал противный холодок. – Ну, веди, домовой, меня на кухню. А то я, голодная, много чего натворить успею. Мебель переломаю, посуду побью.

– Та я уж понял, – фыркнуло пространство, и где-то упала и покатилась мелкая каменная крошка. – Ты, девка, налево иди. Куда пошла? Право это. Лево в другой сторонке. Совсем заблудились, городские.

Ангелина развернулась и заметила узкую, низкую арку, почти незаметную в глубокой тени, где свет факелов не достигал.

– Нашла лево? Вот туда и иди, не зевай. Увидишь дверку мелкую, потертую, в углу – это выход из служских комнат на господский этаж. Открываешь дверку, спускаешься по крутой лесенке, упрёшься прямо в дубовую дверь кухни. Не промахнешься, оттуда запахами тянет.

– Поняла, – коротко кивнула Ангелина и, подобрав неудобный шлейф, направилась к указанной арке, сгибаясь в низком проеме.

За аркой коридор резко сузился, став похожим на щель, потолок стал ниже, давящий. В воздухе уже откровенно и соблазнительно запахло жареным луком, мясом с дымком и свежим, теплым хлебом – явно где-то совсем рядом была кухня. Ангелина ускорила шаг, пригнувшись, но вдруг услышала за спиной, прямо у уха, тихий, старческий смешок.

– А ведь как тут тихо-то было до тебя, благодать, – задумчиво, почти с сожалением, донеслось ей вслед.

Она резко обернулась, чуть не запутавшись в юбке, но в сгущающейся темноте узкого коридора не было ни души. Лишь длинные тени от факелов причудливо колыхались на стенах, будто живые существа, провожающие ее.

– Ладно, – пробормотала Ангелина, сжимая кулаки с короткими, аккуратными ногтями. – Сначала поем, а потом со всеми вами, тенями и домовыми, разберусь по-своему.

И, толкнув маленькую, потертую до блеска дверь в конце коридора, она шагнула в узкую, темную и сырую винтовую лестницу, ведущую вниз, в гул и запахи чужой жизни.

Глава 3

Свет загорелся мгновенно и беззвучно, едва Ангелина поставила ногу на верхнюю каменную ступеньку, будто сам замок следил за ее перемещениями. Над головой, под сводами, одна за другой вспыхнули матовые магические шары, льющие мягкий, но четкий свет, безжалостно освещая каждую пылинку на пути. Ангелина медленно спускалась, ощущая прохладу камня даже через тонкую подошву туфель, и вертела в голове разные, пока неотработанные фразы, от жеманного «Покормите голодную женщину, будьте так добры» до ультимативного «Прибью на месте, если есть не дадите». Она сама пока еще не решила, какую тактику лучше избрать со здешними слугами. Не понимала толком, в каком статусе находится в этом странном месте. То, что она жена, вроде бы понятно. А чья? И кем является ее новый муж? Что ей доступно, а что – строго запрещено? В общем, вопросов – целая куча, и все безответные. Ответов пока – ноль, абсолютная пустота.

Между тем ступеньки, скользкие от влаги, внезапно закончились – Ангелина оказалась в узком, пропахшем землей и плесенью полутемном коридоре с кучей одинаковых, неприметно закрытых дверей. За одной из них, массивной дубовой, явственно слышались приглушенные голоса, звон посуды и идущий оттуда же соблазнительный запах жареного.

Ангелина, не раздумывая, потянула за железную скобу-ручку, перешагнула низкий порог и застыла на месте, ослеплённая ярким, почти яростным светом огромной кухни. Пространство перед ней оказалось просторным и по-своему уютным – высокие закопченные сводчатые потолки, массивные дубовые столы, заставленные глиняной и оловянной посудой, и огромный камин, в котором весело потрескивали поленья, отбрасывая на стены оранжевые отсветы. По стенам в идеальном порядке висели медные котлы и сковороды, пучки сушёных трав и чеснока, наполняя воздух густыми, пряными ароматами.

Но больше всего её поразили не интерьеры, а существа.

Слуги, застигнутые врасплох этим внезапным появлением, замерли в самых нелепых и неестественных позах – кто с огромным куском хлеба на полпути ко рту, кто с глиняным кувшином, из которого лилось темно-красное вино прямо на грубую скамью, образуя быстро растущую лужу. Их глаза, и без того круглые, округлились до предела от чистого ужаса, когда свет из зала упал на фигуру в серебристом платье в дверном проеме.

А потом… произошло нечто, чего она никак не ожидала.

Она не успела даже толком подумать, как её собственные пальцы сами собой резко вытянулись вперёд, будто кто-то дернул за невидимые, привязанные к ним нити. Жест был властным и требовательным.

– Я. Хочу. Есть.

Ее голос прозвучал странно и чуждо – на октаву ниже обычного, с гулким, металлическим отзвуком, будто говорили двое: она и кто-то древний, сидящий у нее внутри.

И тут же из её ладоней, самих по себе, вырвался целый сноп ослепительных, шипящих искр – синих, как полярное сияние, золотых, как расплавленное солнце, багровых, как свежая кровь. Они с треском рассыпались по кухне, как праздничный, но неуправляемый фейерверк, оставляя за собой дымные, причудливые завитки. Одна из искр, алая и особенно крупная, шлёпнулась прямо в чан с дымящимся супом, и густой бульон тут же забурлил с яростью, выплёскиваясь через край и заливая огонь в очаге шипящей пеной.

– ВЕДЬМА! – завопил кто-то из слуг, молодой парень, и его визгливый крик прозвучал как сигнал к всеобщей панике.

Зелёнокожий большеухий повар (тролль? гоблин? Ангелина даже не знала, как его классифицировать) шарахнулся назад, с грохотом опрокинув тяжелый табурет. Девушка-служанка с визгом швырнула в её сторону деревянную миску, та пролетела мимо и разбилась о стену. Даже упитанный рыжий кот, дремавший у очага, вздыбил шерсть, выгнул спину и с диким воплем рванул в дальний, самый темный угол.

Ангелина медленно опустила руки, ошеломлённая и ничего не понимая. Искры погасли, будто их и не было.

Воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием углей и частым, прерывистым дыханием перепуганных существ.

Потом… в гробовой тишине, нарушаемой лишь шипением пролитого супа на раскаленных углях, послышался скрип шагов.

– Ваша милость… – дрожащим, старческим голосом начал старый дворецкий в потрепанном камзоле, первым осмелившийся пошевелиться и сделать шаг вперед. – Мы… мы сейчас приготовим…

– Жареного поросёнка, – резко перебила его Ангелина, внезапно осознав, что её голос снова звучит нормально, по-девичьи, без зловещего эха. – С яблоками. И хлеба, свежего. И… э-э-э… мёду. И чтобы свинка была с хрустящей шкуркой.

Она нервно облизнула пересохшие губы, чувствуя, как в животе предательски и громко урчит, напоминая о себе.

– И чтобы быстро. А то… – она неуверенно, с опаской пошевелила пальцами, разглядывая их, – …всё это безобразие повторится. И в следующий раз может и не обойтись одной посудой.

Слуги бросились выполнять приказ, засуетившись так, будто за ними гнался сам дьявол, а не юная женщина в свадебном платье. Застучали ножи, захлопали дверцы печи, зазвенела посуда.

Ангелина медленно, как во сне, опустилась на ближайшую дубовую скамью, ошарашенно глядя на свои ладони – такие маленькие, белые, с аккуратными ногтями, способные на столь странные вещи.

– Что за чертовщина… – прошептала она, сжимая и разжимая кулаки. – Что это было?

И тут же услышала тихий, ехидный смешок у себя за спиной, прямо у самого уха.

– Не чертовщина, детка, – прошептал знакомый скрипучий голос, от которого по коже побежали мурашки. – Магия. Настоящая. Просыпается. Радуйся.

Гортий. Это был он.

Но когда она резко обернулась, за спиной никого не было. Только рыжий кот, осторожно вылезающий из-под стола, смотрел на неё огромными, умными жёлтыми глазами. И, кажется, его усы задорно подрагивали, словно он ухмылялся.

Ангелина наелась досыта, с жадностью заброшенного щенка, словно в последний раз. Сочный жареный поросёнок таял во рту, тёплый, только из печи хлеб с хрустящей корочкой пах солодом и диким мёдом, а сладкий ягодный морс оказался на удивление освежающим. Повар, бледнея, клялся и божился, что подал всё безалкогольное, но в голову всё равно ударила странная, приятная волна тепла и легкой дурноты – то ли от сытости, то ли от накопившегося за день стресса.

Поднялась она из-за стола, чувствуя, как тяжелеют веки, а пол под ногами слегка плывёт, уходя куда-то вбок. В глазах двоилось и троилось: два зелёнокожих повара, три бледных служанки, шесть горящих на столе свечей. Она неуверенно, пошатываясь, сделала шаг, и тут же к ней, словно из-под земли, подскочила юная, верткая служанка с двумя густыми косичками и веснушчатым, озабоченным носом.

– Позвольте, ваша милость, – защебетала она, ловко и почтительно подставляя своё худенькое, но крепкое плечо под руку Ангелины. – Я вас до опочивальни провожу. Вам отдохнуть надо, с дороги да с… с событиями.

Опираясь на девушку, Ангелина позволила вести себя обратно через лабиринт коридоров. Коридор казался теперь бесконечным и более извилистым, тени от факелов плясали на стенах сумасшедшей кадрилью, принимая причудливые, пугающие очертания. Воздух был густым, тяжёлым и пряным, пах дымом, сушёными травами и чем-то ещё неуловимым, электрическим – магией, что ли.

Дверь в её покои оказалась приоткрытой, будто кто-то уже побывал внутри. Служанка робко толкнула её, и Ангелина, тяжело переступив порог, шагнула в знакомую комнату.

И застыла.

В спальне было не пусто. Воздух был густым и напряженным, словно перед грозой.

У камина, спиной к пылающему огню, стоял он. Тот самый муженек – Ричард, принц драконов. Пламя озаряло его резкой профиль, подсвечивая высокие скулы и упрямый, резко очерченный подбородок. Его тёмные волосы были слегка растрёпаны, будто он не раз проводил по ним рукой, а в глазах, тёмных и горящих, как сам уголь, плескался самый настоящий, сдерживаемый яростью гнев. Казалось, от него исходит жар – не каминный, а внутренний, звериный, исходящий из самой глубины существа.

Рядом, подобострастно согнувшись в почтительном поклоне, стоял тот самый дворецкий, что на кухне дрожал от страха, и теперь его старческие руки слегка тряслись.

Принц медленно, с убийственным спокойствием повернул голову. Его тяжелый взгляд скользнул по перепачканному подливой и жиром платью Ангелины, по её раскрасневшемуся, разгоряченному вином и едой лицу, и в глазах вспыхнуло холодное, бездонное презрение.

– Наконец-то, – его голос прозвучал низко и тихо, но в этой звенящей тишине он показался раскатом грома. – Моя супруга соблаговолила вернуться. И в каком, потрясающем, я должен сказать, виде…

Ангелина, несмотря на лёгкое головокружение и слабость в ногах, встретила его взгляд без тени страха, впиваясь в него своими посветлевшими от хмеля глазами. Её собственные глаза сузились до щелочек.

– А ты чего тут расселся, как судья на допросе? – её язык слегка заплетался, но интонация была ядовитой и колкой. – Ждал, чтобы отругать? Или помочь раздеться? А то я в этом… этом мешке с картошкой сама не справлюсь. Шнуровка тугая.

Дворецкий ахнул, будто его ударили. Служанка, провожавшая Ангелину, резко отшатнулась к двери, прижав руки к груди, готовая в любой момент выскользнуть и сбежать.

Принц медленно выпрямился во весь свой внушительный рост. Он был высоким, очень высоким, на голову выше ее. Казалось, он сейчас достанет головой до самого кессонного потолка.

– Убирайтесь, – приказал он слугам, не отводя пристального, испепеляющего взгляда от Ангелины.

Те поспешно, не дыша, ретировались, притворив за собой тяжелую дверь с глухим, заключительным стуком.

– Ну вот, – Ангелина с преувеличенной, показной нежностью потянулась, чувствуя, как проклятый корсет невыносимо впивается в рёбра. – Остались одни. Говори, чего хотел. Только быстро, а то я спать хочу. И снять бы это… – она с досадой дёрнула за шелковую шнуровку на груди, пытаясь ослабить хватку.

Ричард сделал шаг вперёд, бесшумный и плавный, как движение хищника. Его огромная тень накрыла Ангелину с головой, поглощая свет камина.

– Ты что себе позволяешь? – прошипел он, и в его шипении слышалось настоящее рычание. – Бесчинства на кухне, пьяный угар, общение с прислугой как с равными… Ты позоришь не только себя, но и мой род!

– Ах, вот оно что! – фыркнула Ангелина, и ее дыхание сбилось от нахлынувшей ярости. – Не накормили – я сама добыла, как могла. Не нравится? Сам виноват. Мог бы и позаботиться о своей «супруге», раз уж на то пошло. А ты что сделал? Бросил одну в этой роскошной каменной клетке, как ненужную вещь!

Она ткнула пальцем ему в грудь, в твердую, как камень, мышцу. Палец столкнулся с непреодолимой преградой, но Ангелина, покачнувшись, не отступила.

– И не смотри на меня так, будто я червяк под ногой! Я тебе не служанка, чтобы ты мог мной помыкать!

Глаза Ричарда вспыхнули уже не чистым гневом, а чем-то другим – диким, первобытным и по-настоящему опасным. В их темной глубине мелькнул самый настоящий, живой огонь, отблеск пламени, которое он носил внутри.

– Ты… – начал он, и его голос зазвучал зловеще тихо.

Но Ангелина, осмелевшая от вина и собственной дерзости, его перебила.

– Я твоя жена. По крайней мере, так все здесь твердят. Так что будь добр, веди себя подобающе. Или тебе нужен скандал? Прямо сейчас? – она снова, почти инстинктивно, пошевелила пальцами, и на их кончиках уже загорелись крошечные, едва заметные, но зловещие искорки, готовые вспыхнуть с новой силой. – Я могу устроить. Ещё какой. Гарантирую.

Глава 4

            Ричард резко замахнулся, как будто хотел ударить, ладонь с сомкнутыми пальцами пронеслась по воздуху, и сразу же он замер с поднятой, застывшей в немом порыве рукой, его надменное лицо исказилось от внезапной, пронзительной боли. Он судорожно согнулся пополам, словно кто-то невидимый и безжалостный ударил его точно в солнечное сплетение, и глухо, сдавленно вскрикнул, а затем низко и хрипло зарычал, словно раненный в самое сердце зверь.

«Он думает, что круче богов. Докажи ему обратное. Не бойся. На тебе – полная защита».

Слова предка холодным эхом отозвались в сознании Ангелины, и на её губах, пухлых и мягких, появилась едва заметная, но безжалостная и торжествующая ухмылка. Похоже, этому высокомерному муженьку действительно придётся пообломать его острые драконьи рога.

Ричард между тем, с трудом пересиливая боль, медленно выпрямился. Острая спазма отступила, но в его глазах, теперь темных и бездонных, бушевала настоящая буря – слепая ярость смешивалась с изумлением и той самой, первой искоркой животного страха перед неизвестным. Он смерил Ангелину долгим, цепким и пронизывающим взглядом, будто пытался разглядеть сквозь её миловидную внешнюю оболочку нечто иное, древнее и опасное, скрытое под тонким слоем плоти.