Водоворот судьбы
ВВЕДЕНИЕ
Кто-то из великих сказал: «Не зная прошлого, нельзя познать будущего». Мы так увлекаемся настоящим, что забываем свои родственные корни, не говоря уже о катаклизмах, происходивших на Земле сто, тысячу и более лет назад.
Мы забываем, что матушка-Земля живая и живёт по своим законам, которые мы никак не хотим познать. Потому приходит время, и кому-то – может нам, может детям, может внукам, – всё равно, за своё невежество приходится расплачиваться
МИНУТЫ СЧАСТЬЯ
Последние дни уходящего лета. На пороге осень. Мирно стоят у пирса пожарные катера. Ночь придаёт им таинственности и загадочности. Сразу не скажешь, на что или на кого они похожи. Да Бог с ними! Вот там, вдалеке, светится множество огоньков – там мой дом, жена с сынишкой, родные, друзья. Через четыре часа дежурство закончится, придёт смена, и айда в родное Октябрьское. Странно, Галка в диспетчерской что-то пишет и тут же разговаривает по связи.
– Давно вызовов не было!
Звук тревоги разорвал тишину на «до» и «после». Хлопанье дверей, топот ног в направлении катеров оборвало умиротворение в моей душе.
– Андрей, что случилось? что? Куда? – Бежавший за мной Никита выпалил вопросы один за другим.
– Построимся возле своего катера, командир расскажет.
Капитан с мотористом уже стояли возле катера; они всегда на дежурстве находились при нём, ночевали в кубрике. Не дав им опомниться, я крикнул: «Стройся!» Команда была выполнена мгновенно. В двух минутах от нас бежал начальник караула. По всему было видно, что Степанычу трудно: он то шёл, то бежал. Но раз капитан торопился, можно было с уверенностью сказать – что-то серьёзное.
Не дав ему открыть рот, холодный порывистый ветер снёс с головы Степаныча фуражку. Выругавшись, он даже не стал её поднимать, да и то было бессмысленно: она, подгоняемая ветром, то катилась, то подлетала по набережной.
– Итак, бойцы, дело хреново! Посты первый и второй передали: идёт волна от пяти до десяти метров. Населённым пунктам дан приказ на эвакуацию. Распоряжение дано – людям покинуть дома и подняться как можно выше, на возвышенности. Нам быть наготове и ждать дальнейших указаний.
–Всем по местам! Капитанов катеров и командиров отделений прошу остаться.
Ветер становился сильнее и колючее.
– Подойдите поближе.
Выполнив просьбу командира, мы встали вокруг него кольцом.
– Ребята, наша главная задача – спасти катера, они нужны будут для спасения людей. Берегите свой личный состав. Одеться всем в комбинезоны ПК-15 и быть всем на связи. От пирса отойти и держаться подальше от берега.
– С родными связаться можно, товарищ командир? – спросил Вячеслав, командир первого пожарного отделения.
– Не можно, а нужно, – быстро выпалил Степаныч. – И обязательно скажите им, чтобы шли на возвышенности. Все, хлопцы, по местам, с якорей сниматься.
Поднявшись по трапу на катер, я встретился с вопрошающими взглядами моториста Аркадия и двух моих пожарных – Никиты и Витьки.
– Связывайтесь со своими близкими, родными, пусть поднимаются на возвышенности, идёт большая вода. Постарайтесь успокоить их, волнение и суматоха сейчас не к чему. Одеться всем в снаряжение ПК-15. – Отдав распоряжение своим товарищам, я направился в рубку. Иваныч, матерясь, делал запись в штурмовую книгу: «В 5:30 получил приказ сняться с якоря».
– Вот, Андрюх, – произнёс он, поворачивая в мою сторону голову. – Чувствую я копчиком, что мой дембель не за горами. Но ничего, может, прорвёмся.
– Прорвёмся, Иваныч, – положив ему руку на плечо, ответил я. У самого-то и дело скребли кошки на душе.
Надо всех своих оповестить. Начал с родных. Хотел коротко, кратко, но как ни старался, всё получалось плохо. Приходилось по десять раз повторять и успокаивать. Настала очередь связаться с супругой и сынишкой. Ни с того ни с сего к горлу подкатил ком. Я еле смог справиться и объяснить Танюшке обстоятельства происходящего. Она, видно, спросонья, как и все, не могла сосредоточиться и по несколько раз переспрашивала дрожащим голосом. Я в ответ как мог старался спокойно повторять, что ей нужно делать с Ванькой. В очередной раз, говоря «успокойся», я встретился со взглядом Иваныча.
– Пора, Андрей, время. Посмотри, как разбушевалась непогода.
На улице завывал ветер и гулял со свистом по мачте и леерам.
– Пока, любимая, пока. Береги Ванюшку. – Всё, что я успел напоследок сказать.
В АДУ
Все три пожарных катера отошли за мыс и на ходу держались друг от друга на безопасном расстоянии.
Я вышел из рубки, взяв с собой бинокль, в надежде что-нибудь разглядеть спереди, по носу. Это была глупая задумка – ветер с мелким дождём не давал полностью открыть глаза, не то что посмотреть в оптику. Но, прищуриваясь и прикрываясь рукой, можно было увидеть лишь черноту, надвигающуюся с севера.
Сквозь шум ветра с дождем, послышался ещё и какой-то гул, с каждой секундой нараставший всё ближе и ближе. Мурашки побежали по спине. Как там мои родные? Успели собраться? Что с ними? И хотя разум заставлял мысли успокоиться, сердце предательски посылало импульсы в дурацкий мозг. От гнетущих мыслей оторвал голос сзади:
– Андрей Викторович, я правильно надел ПК-15?
Пожарный Виктор Говоров был в моём отделении самым молодым, 21 год от роду. С виду неказист, но в работе расторопный и толковый. Окинув его взглядом сверху донизу, я посмотрел на его руку – она судорожно сжимала и разжимала перила, за которые он держался.
– Всё хорошо, Вить, – сказал я, попытавшись ему улыбнуться.
Стараясь уйти от вопроса, я стал проверять параметры его комбинезона, который в критической ситуации мог превращаться в спасательную камеру. На вид ПК-15 был похож на скафандр космонавта, только теплее, и время живучести в нём составляло пять часов – как в огне, так и в воде. Повторив ещё раз, что всё хорошо, и похлопав его по плечу, я направился к Никите. Он с кем-то старался связаться по связи.
Резкий крик Иваныча, стоявшего, опершись на рулевую колонку, заставил всех обратить взор туда, куда указывал его палец. Через мокрый от дождя иллюминатор проглядывалась чёрная стена по всему горизонту. Второй его крик привёл всех в действие.
– Проверить и задраить все иллюминаторы и переборки!
–Пашка, ты какого хрена таращишься? Быстро в машинное отделение!
Моторист пулей спустился по трапу вниз.
– Вызовите на связь Степаныча! Почему они молчат?
Геннадий Иванович нервничал, да и как тут не нервничать, когда он капитан корабля и в этой обстановке все положились на него, на его умение управлять судном. Никита кричал в эфир, но никто не отвечал. Связались с соседними катерами – они тоже не могли выйти на центральное управление. Стена приближалась.
– Третий, третий! – Голос Степаныча вывел всех из оцепенения.
–Да, я третий, – с хрипом в голосе ответил я.
–Третий, держитесь! Действуйте по обстановке! Держитесь, держитесь, ребята!!!
Голос Степаныча на последней фразе прервался.
–Полный вперёд! – рявкнул Иваныч.
Корабль, как будто ждал этого приказа. Он видел цель и шёл, вверяя себя рулевому. В тот же миг мы вошли в стену из воды. Темнота, мерцающие лампочки на приборах и скрежет металла. Металл, казалось, рычал, сопротивляясь мощным тискам природы; местами чудилось, будто кто-то с кем-то пытается договориться. Послышался хруст, и иллюминаторы рубки разлетелись на мелкие осколки, перемешиваясь с ворвавшейся водой. Ухватившись изо всех сил за первое, что попалось под руку, я видел, как Иваныч, держась за штурвал, обращался ко мне и охрипшим голосом что-то кричал. Я всё понял. Схватив Витька, включив на комбинезоне автомат, толкнул его в сторону иллюминатора и стал искать глазами Никиту. Сверху его не было. Помня, где он стоял, кинулся туда, нащупал его, поднял за ворот.
Из угла рта вытекала кровь. Взяв его за голову, понял, что помочь уже нельзя – голова была разбита о приборную доску. Обернувшись, я увидел, как Иваныч, не бросая штурвала, уходил под воду. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять его: он остаётся с Пашкой. Он даже мёртвого его не бросит. Мы погружаемся и падаем в бездну.
1% из 100%.
Включив бойпас и чувствуя, как вертит и бросает тонущее судно, я направился, хватаясь за всё подряд, к иллюминатору.
Вот он, рывок. Темнота. В мозгу за мгновение пронеслось всё, пережитое за день. «Витёк, Витёк, что с ним? Спасся ли? Выплыл?!» Время неизвестно. Меня крутило, вертело, я потерял сознание. Резкий свист вернул меня в чувство. Болела голова и тошнило. Таймер на руке показывал, что на поддержание жизнедеятельности остался один час. Успокоив себя с трудом, я решил осмотреться. Лёжа на спине, поднимал голову и оглядывался по сторонам, то поднимаясь на волне, то опускаясь. Окромя воды я ничего не видел. В мозгу появилась дебильная мысль: «Ну вот и всё.»
Небо пасмурное над головой тоже способствовало этому. Хотя какое-какой свет был.
Стараясь сосредоточиться и собрать силы, понять, что произошло и как быть дальше, я увидел, как перед глазами, опускаясь с волны, рядом со мной появилось большое чёрное пятно. Я изо всех сил постарался уклониться от объекта. Это было что-то из дерева. Прошла какая-то минута, и расстояние между нами увеличилось. В голове пролетела мысль – это может быть спасительная соломинка. Я постарался посмотреть в ту сторону, где должен был находиться объект. Когда в очередной раз оказался на гребне волны, я разглядел нечто наподобие плота. И мне нужно было до него добраться.
Глянув на таймер, на котором минуты не шли, а летели, я подумал, что, возможно, это мой единственный шанс. Через несколько минут должен был отключиться мой автомат жизнедеятельности, и спасательный костюм превратился бы в груз, который меня потопит. Раздумывать было некогда. Я постарался перевернуться со спины на живот и начал плыть.
Казалось, он находится близко, но с каждым взмахом рук плыть становилось всё тяжелее и тяжелее. То я был на волне, а он внизу, то наоборот. Нужно было как-то сравняться, чтобы волна набросила меня на него. Я изо всех сил постарался это сделать. Тело и душа не хотели сдаваться. «Снова, давай, ещё немножко, давай» – как молот по наковальне стучало в мозгу. И вот он подо мной, я на гребне, и сейчас весь объект предстал передо мной полностью. Это была часть крыши дома номер 50, клочками на ней ещё держался кровельный материал. Пикирующий прыжок – и я на ней. Только бы удержаться!
Одной рукой держась за первую попавшуюся доску, другой доставая карабин с тросом из спасательного кармана, я глазами искал, за что зацепиться. Закрепиться! SOS, как нож под ребро, замигал на дисплее. С каким-то истошным криком я пристегнулся к доске и откинул гермошлем.
Холодный воздух с ледяной водой ударили по лицу. Жалость к себе и обида за жизни других подкатывалась к горлу.
ЧУДЕСА БЫВАЮТ
Не знаю, сколько прошло времени. Очнулся от лютого холода и голода. Волны перекатывались друг за другом, на небе не было ни звёздочки, вокруг – мрак. Постарался пошевелить пальцами рук и ног, хоть как-нибудь согреться. Сжался в комочек, стук зубов не давал зацепиться за какую-нибудь мысль. Провал.
Тёплый свет. Вижу, что мы втроём – Танюшка, Ванюшка и я – идём по цветочной поляне. Яркое солнце, кругом летают бабочки, стрекочут кузнечики, жужжат стрекозы. Вдалеке, возле берёзовой рощи, пасутся олени. И так хорошо на душе, так спокойно.
Видение пропало, по спине пробежал холодок. Вокруг – какая-то лёгкая дымка, тёплый свет. Я лежу на столе. Надо мной склоняется лицо женщины – довольно милой, но незнакомой, с чертами славянской внешности. Молча улыбнувшись, она исчезла. На меня опустилось какое-то умиротворение, и я уснул.
Потеряв счёт времени, я очнулся от разговора. Кто-то рядом со мной был. Я приоткрыл глаза: с правой стороны от меня стояли двое людей и о чём-то разговаривали. Одна из них была женщина, которую я видел ранее, другой – мужчина уже в годах. Язык был непонятен, но какой-то близкий. Однако по интонации было ясно, что старик был недоволен. Он сделал жест рукой, который был понятен только его собеседнице, и удалился. Я попробовал привстать на кровати – так я бы охарактеризовал стол, на котором лежал. Но милая особа подняла левую ладонь, что означало: не стоит подниматься. Медленно подойдя ко мне и склонившись надо мной так, что прядь волос коснулась моей щеки, она что-то прошептала. Потом положила ладонь на лоб и прикрыла мне глаза. Согревающая теплота прошла по всему телу. Я почувствовал спокойствие и снова уснул.
ЗЕМЛЯ
Снилось, что я где-то иду по берегу реки. Кругом незнакомые места. Хочу пить, набираю в ладонь воду, а она как кисель, я выплёвываю. Открыв глаза, мать честная, я отшатнулся. Передо мной стоял здоровый пёс и смотрел на меня. Утершись от его слюней, я понял, что это уже не сон. Бегло окинул взглядом пространство метров в десять: океан воды, луга поваленных деревьев, а сзади – возвышенность с хвойным лесом. Пока я разглядывал округу, пёс уже несколько раз с кем-то перекликнулся, потому что из леса слышался ответный лай. Ну, слава богу, на земле. Я откинулся на землю, глядя на небо. Было облачно, видно, что солнце как-то пытается прорваться из-за облаков и подарить свой тёплый луч. Захотелось пить. Пёс всё сидел рядом, крутя головой, внимательно рассматривая меня. Я приподнялся, с трудом встал на ноги и направился к воде – не пить, так хоть смочить губы.
– Я бы вам, молодой человек, не советовал этого делать.
Обернувшись, я увидел человека. Он медленно спускался к нам, перешагивая через поваленные деревья. С ним были две собаки, которые передвигались ловчее, но все ворчали, чем-то недовольные. Подойдя поближе, я смог его полностью разглядеть. Мужику было 60–65 лет, выше среднего роста, лицо с голубыми глазами, изрезанное глубокими морщинами, обрамляла окладистая борода, местами тронутая серебром. По руке, протянутой мне, и по пожатию, в нём ещё жила немалая сила.
– Михалыч. Александр Михайлович. А как тебя величать?
–Андрей.
–И как тебя сюда угораздило?
Я было открыл рот, чтобы начать свой рассказ.
–Давай потом, самое главное – живой. Доберёмся до зимовья, потом всё и расскажешь.
Оглядев меня с ног до головы, как сделали его собаки, которые успели вдобавок и всего обнюхать, крякнув, сказал:
–Пошли отсель быстрее. Скоро начнётся дождь, и вон вишь, волна поднимается.
Мы всё время шли молча, периодически останавливаясь отдышаться. Он внимательно всматривался назад, пристально глядя на разлившийся океан воды. С сопки, по которой мы поднимались, его было хорошо видно. Скоро подъём закончился, и стало легче идти.
– Ещё немного, – и он рукой показал впереди себя.
Присмотревшись, я увидел на опушке соснового мелколесья избушку, из которой поднимался печной дымок. На всю дорогу у нас ушло около часа. Подойдя к избушке, к нам, откуда ни возьмись, выбежали ещё двое четвероногих. Обнюхивая меня, они таким образом знакомились с пришлым. Присев на лавку, Михалыч знаком пригласил сесть рядом.
– Баня у меня утопла, она была там внизу, в распадке возле речки. Так что тебе придётся довольствоваться тем, что есть. Вон там, возле сосёнок, вроде умывальник есть. Снимай с себя портки, иди и умывайся. Я сейчас принесу тёплую водицу, только экономно – она сейчас золото.
– Сейчас посижу и пойду.
– Посиди, посиди. Ну а я пойду. – И он направился к дому.
Мысли хаотично метались в голове, листая прожитое мной за день, за два. Я потерял счёт времени. Вопросы – что с моими родными, близкими, с Витькой, да и вообще что произошло – как бешеные, без ответа тыкались в разные стороны. Мозги опухали.
– Ну, так долго будешь сидеть? Пойдём, я тебе полью. – Зычный голос Михалыча вернул в действительность.
Поднявшись, я направился за ним.
– Скидывай портки, я тебе сухое бельё дам.
Я снял комбинезон и, поблагодарив, принялся умываться. Пока принимал водные процедуры, хозяин сходил и принёс бельё. Было приятно после рабочего комплекта почувствовать на теле что-то сухое, тёплое, домашнее. Хоть и не по размеру.
Я ТАКОЙ НЕ ОДИН.
– Заходи.
Михалыч, открыв дверь, пропустил меня в избу. Заходя, я чуть не сшиб головой о косяк. Подняв глаза и потирая приобретённую ссадину, встретился со взглядом хозяйки.
Создание было девушкой лет 22–25, с короткой стрижкой, небольшого роста и довольно милыми чертами лица. Попытавшись улыбнуться, она отвела взгляд и продолжала что-то чистить на столе. Я поздоровался, в ответ незнакомка просто кивнула головой.
– Не обращай внимания, проходи и на лавку садись, – сказал Михалыч, локтем подтолкнув меня к столу. Я сел, вопросительным взглядом поглядел на старика.
Он не заставил себя долго ждать:
–Это Людмила, – представил меня старик молодой девушке. – Это Андрей. Так, сейчас будем есть, что есть. А есть у нас варёная картошка и рыба. Давай, дочка, ставь всё на стол. – И с этими словами сел рядом со мной.
Голод давно давал о себе знать, но для приличия я старался себя сдерживать. Инициативу начать разговор оставил за старшим. Михалыч тоже молчал. Ели молча. Да и спешить было некуда.
Людмила, как её представил Михалыч, скромно опустив глаза, ковырялась с рыбой.
– Ну вот и всё. Спасибо, Господи, – и он встал, вытер полотенцем руки, взял ведровую кастрюлю с печи и со словами: «Я пошёл кормить собак» – направился к выходу. Я поспешил помочь, открыв дверь.
– Я сейчас приду. А ты поешь ещё, – и направился к мохнатым.
Я вернулся за стол. Упражняясь с рыбой и периодически поглядывая на девушку, я начал мучиться вопросом: кем приходится этот цветок деду – дочкой или внучкой?
– Ну вот и все накормлены. Теперь можно и поговорить, – заходя в избушку, вымолвил Михалыч и сел опять на своё место.
ВСЕ ВСТАНЕТ НА СВОИ МЕСТА.
Поблагодарив за еду, я ещё раз представился и начал свой рассказ: кто я такой и что со мной произошло. Собеседники молча слушали. Михалыч изредка кивал. Людмила то печальным взглядом смотрела на меня, то опускала глаза в стол, при этом нервно перебирая кайму полотенца.
– Да, парень, перепало тебе, – вымолвил старик, когда я закончил своё повествование. – Но ты такой не один. Сейчас у всех трагедия. Людмила, вон, летела на самолёте к отцу. Самолёт их попал не то в смерч, не то в грозу. Короче, из всего экипажа выжила одна. От нервного потрясения потеряла речь – слышать слышит, а вот говорить не может. А твоих спасителей, думаю, что видел. С утра пораньше мои лохматые заголосили. Я возьми да выйди – смотрю, а над водой, в дымке, какой-то светящийся объект медленно парит над водой и приближается к берегу. Потом раз – и исчез. Полкан сразу рванул и убежал. Вот он-то тебя и нашёл. А потом он за нами пришёл и проводил нас к тебе.
Пока он это говорил, я всё смотрел на Людмилу – вот в чём была её загадка, вот почему она всё время молчала!
– Сейчас всем тяжело. Мы вообще не знаем, что произошло. Хотя, думаю, если бы человечество не било себя в грудь, что оно владеет миром, это можно было как-то предвидеть, предугадать и что-то сделать, – продолжал Михалыч. – Так, ребятишки, надо готовиться к худшему сценарию. Наша задача – при любом сценарии выжить. Нам с тобой, Андрей, надо сделать разведку как можно большей площади суши, на которой мы находимся. Это первое. Второе – нужно как можно больше заготовить еды на зиму. Перебрать избу – втроём здесь тесно, я для одного её строил. Ладно, господь поможет.
С этими словами он замолчал, уставившись взглядом куда-то в угол. Молчание прервал лай собак. Михалыч встал, снял ружьё со стены и вышел. Я поспешил за ним. В вечереющем небе появились звёзды. Михалыч стоял в метрах ста, окружённый четвероногими, и смотрел куда-то вдаль. Я подошёл поближе.
– Вот, беда ещё в том, от этого напастья, что не только идёт голод, но и всякая зараза, болезни – это пострашнее будет. Звери убегают от воды, будут драться не на жизнь, а на смерть. Второго косолапого за три дня вижу.
– Может, это один и тот же? – ответил я.
– Нет, тот был помоложе, а этот – матёрый.
Быстро темнело.
– Ладно, Андрей, пойдём отдыхать. Завтра много работы.
Ложились впотьмах. От зажжённой лучины толку было мало. Михалыч откуда-то достал шкуры, накидал их в угол зимовья и сказал:
–Всё, мы с тобой спим здесь.
Пожелав доброй ночи Людмиле, которая уже лежала на полатях, сжавшись комочком, и Михалычу, я упал на отведённое мне место и мгновенно уснул.
РАЗВЕДКА
Я спал плохо. По словам Михалыча, несколько раз вскрикивал и ворочался, как уж на сковородке. Встав, умывшись и попив чая из лесных трав вприкуску с сухарями, мы стали собираться в дорогу. Людмила стала что-то показывать жестами, периодически обращаясь то к деду, то ко мне.
– Нет, цветочек, ты с нами не пойдёшь. Во-первых, тебе не в чём, во-вторых, тебе и здесь работы хватит. На вот, – с этими словами он полез под полог и вытащил оттуда мешок. – Выбери себе шкуры и сшей что-нибудь вроде куртки, а то похолодает, а тебе даже одеть тёплого нечего.
Да и вправду, на Людмиле было всё не по сезону: кроссовки, спортивного покроя брюки и кофточка с длинными рукавами. Согревал её только надетый дедовский жакет, не подходивший ей по размеру.
– Иголки и нитки в том рундуке, – показав рукой на предмет, продолжал Михалыч. Потом он опять полез наверх и осторожно достал небольшой сундучок. – На, возьми, Андрей.
Передав его мне, он спустился. Я поставил его на стол, а дед неторопливо открыл. По его действиям было ясно, что это была реликвия. Заглянув сбоку, я для себя ничего сверхъестественного не обнаружил. Там были письма, фотографии в нескольких квадратных коробочках, да, вроде бы, и всё. Перебирая это всё, Михалыч бубнил: «Где же она, где же? А, вот она», – бережно достал сложенную в несколько слоёв бумагу. Когда он её развернул, я понял – это карта.
Уткнувшись в неё глазами, каждый искал своё. Я искал своё Октябрьское, но не мог никак сориентироваться. Она была топографическая. Были реки, горы, возвышенности, большие города, но посёлков и деревень указано не было. Ткнув пальцем в точку на карте, Михалыч произнёс:
–Мы здесь.
Я перевёл туда свой взгляд. Выше пальца были написаны цифры: 2571.
–Что это? – спросил я.
–Это высота над уровнем моря.
–А это что за кристаллик пониже?
– А это моя избушка, Андрей, над которой плещется море. Мы где-то здесь, в этом районе. Расстояние между зимовьями около пяти километров. Там я жил, рыбачил, а сюда поднимался за шишкой да ягоду пособирать. Это просто чудо, что я раньше времени сюда решил подняться, обычно я делал это позже. Ладно, пойдём сперва в эту сторону.
Сказав это, он аккуратно сложил карту и так же бережно положил её обратно в сундук.
– Людмила, собаки останутся с тобой, окромя Полкана, мы его с собой возьмём. Будь добра, покорми их тем, что осталось после вчерашнего.
Закончив наставление, старик, кряхтя, полез класть своё сокровище на место.
– Андрей, а ты когда-нибудь оружие держал, пользовался им? – вопрос его поставил в тупик, я не знал, что ему ответить.
– Держать-то в руках держал, но стрелять не приходилось, – выпалил я правду.
– А что держал? – с весельем в голосе спросил он.
– Карабин.
– Ну, карабина у меня для тебя нет, а вот двустволка, можно сказать, раритет, найдётся.
И он достал из своего тайника свёрток.
– На, держи.
Размотав войлок, я достал вертикальный ствол с прикладом. Это ИЖ-59, в народе «вертикалка».
– Возьми ветошь и протри её, а то она в масле.
Я сделал всё, как он сказал. Пока я приводил своё ружьё в порядок, Михалыч собирал рюкзак. Кинул туда патроны, воду, сухари да и так что-то по мелочи. Увидев, что я закончил, подошёл и ловким движением собрал воедино ствол с прикладом.
– Как-то так. Потренируешься в пути. Нам пора, – и, надев рюкзак и взяв в руку своё ружьё, направился к двери.
– Да, дочка, если мы к вечеру не вернёмся, не переживай, закройся и чтоб ни происходило – из жилища на улицу не выходи. Поняла меня?
Людмила в ответ кивнула головой.
– Молодец, умница, – сказал он ей, перешагивая через порог.
Я лишь смог выдавить из себя пару слов, что всё будет хорошо, и постарался улыбнуться. Она в ответ сделала то же самое.
Собаки, видимо, хорошо понимали своего хозяина. Три суки – Линда, Кайра и Норка, вместе с молодым кобелём Верным – печальной группой сидели в стороне, зато Полкан гордо вышагивал, торопясь в дорогу.
Мы двинулись в путь. Пока мы шли, погода менялась раза два, а то и три: то начинал дуть ветер и небо затягивалось тучами с моросящим дождём, то прояснялось и вроде всё затихало.
Шли, стараясь держаться по верху, вдоль берега. Местами вообще нельзя было пройти – огромные навалы из деревьев с грязью, перемешанные ещё чёрт знает с чем, лежали почти везде.
Пройдя то место, где меня нашли, мы направились к месту, где разбился самолёт, на котором летела Людмила. Шли около часа, и так как Полкан быстро от нас отделился, я понял, что пришли. Фюзеляж аэромоторного самолёта был разорван пополам: кабина лётчиков находилась на земле, застряв между деревьев, а хвостовая часть каким-то чудом оказалась выше, но тоже между деревьями.
На мой вопросительный взгляд Михалыч сразу ответил:
–Людмила была в этой части, а вообще ей повезло, можно сказать, в рубашке родилась.
Пока я рассматривал кабину, старик отошёл в сторону. Я обратил на него внимание, когда услышал его голос. Он стоял в стороне и что-то причитал. Подойдя к нему, я увидел три могилы, а по интонации и словам понял, что он читал молитву.
Я вспомнил бабку – она была глубоко верующим человеком и частенько у себя в комнате молилась перед образами. Я не стал его отвлекать, встал в сторонке и молча стал ждать, когда он закончит. Осенив крестным знамением каждую из могил, он надел шапку на свою покрытую серебром голову, посмотрел в мою сторону и пошёл от них вперёд.
Я зашагал за ним. Шли молча. В голове метались мысли и вопросы, на которые, как ни старался, не мог ответить. Чтобы хоть как-нибудь от них отдохнуть, я прервал молчание:
– Михалыч, а как ты очутился в этой глухомани? Здесь.
Старик остановился, посмотрел в сторону бескрайнего водного пространства и, показав пальцем вдоль береговой линии, глухо произнёс:
–Нефть! Нам надо спуститься пониже, вон там участок получше, и можно спокойно идти.
Мы начали спуск.
–Ты спрашиваешь, как я сюда попал, Андрей? Да очень просто – устал от людей, от себя. Захотелось тишины, покоя. Только всегда, приобретая, ты теряешь что-то. И сравнить потерю и приобретение по значимости всегда сложно, – Михалыч продолжил. – Я ведь по молодости шалапутным был. Нравились всякого рода приключения. Время пришло – пошёл служить в спецвойска. Отучился на лейтенанта и попал в группу особого назначения. Куда нас только не бросали, чтобы решить те или иные задачи. Можно сказать, пол-Европы
исколесил
Мы спустились к воде. Перед нами раскинулась жуткая картина: всё побережье, которое охватывал взор, было одним чёрным пятном, которое, как живое существо, шевелилось за счёт перекатывающихся волн.
– М-да, Андрей, – прервал молчание Михалыч. – Это катастрофа. Давай пройдём пару километров, а там будем готовиться к ночлегу.
Мы тихо поковыляли по берегу, находясь по щиколотку в смеси чёрного золота.
Опять наступила разговорная пауза. Каждый, идя, думал о своём. Полкан периодически то убегал вперёд, то возвращался, лаем говоря нам: «Ну что вы волочетесь? Давайте быстрей, быстрей!»
Уже начинало смеркаться, нам надо было выбирать место для ночлега.
– Давай поднимемся и зайдём вон в тот распадок, – не оборачиваясь, молвил Михалыч.
Мы стали подниматься на сопку, с каждым шагом удаляясь от мёртвого берега. Ни с того ни с сего наш четвероногий поводырь, убежавший от нас вперёд, заголосил не останавливающимся ни на минуту лаем.
Мы ускорили шаг. Поднявшись на вершину склона, перед нами предстала фантастическая картина: небольшой залив, крутой обрывистый склон и наполовину торчащий корпус огромного танкера под наклоном. Складывалось впечатление, что его, словно копьём, кинула какая-то неведомая сила. От увиденного Михалыч присел на ствол поваленного дерева, при этом выдавив из себя только: «Ух ты!»
Мы недоуменно молчали, смотря и вглядываясь в поразившее нас зрелище.
– Ну что? – Голос старика разорвал тишину. – Его осмотр оставим на завтра. Давай, Андрей, поднимемся повыше, спрячемся от ветра, а то не дай бог от костра загорится эта канитель – мы с тобой тогда очутимся в аду.
Я поспешил за Михалычем. Теперь ясно, откуда на воде нефть.
Осень давала о себе знать. Если днём ещё было как-то терпимо, то к ночи становилось довольно прохладно, да ещё ко всему постоянно дующий ветер то стихал, то усиливался. Спрятавшись в распадке, мы заготовили хвороста, разожгли костёр, сели перекусить. Меня всё интриговал вопрос – продолжит ли о себе рассказывать старик или придётся его опять упрашивать.
Он молчал, хрустя сухарями и запивая их чаем из лесных ягод и трав.
Я решил начать сам:
– Михалыч, а что наш спецназ делал в Европе?
– После войны на Украине мы не один год выбивали отдельные группы бандеровцев то там, то там. Некоторые из них разбежались по Европе, где к тому времени коренного населения было уже меньше, чем эмигрантов. Кого только не приняла дура-Европа! Стали создаваться группы, союзы, анклавы, и в добавок оружия на руках у мусульман было достаточно. Первой из стран вспыхнула Франция – там мусульмане взбеленились, требуя мест в правительстве и ещё чего-то, я уже не помню. Франция попросила у нас поддержки. Наше правительство дало нам задание помочь, что мы и сделали. Высадившись в Париже… – Подбросив пару палок в костёр, он замолчал, уткнувшись взглядом куда-то внутрь костра, может, чтобы вспомнить, а может, чтобы что-то забыть.
– И это всё, Михалыч? – не выдержав его молчания, спросил я.
– На сегодня с тебя хватит. – Буркнув что-то про себя, он повернулся ко мне спиной и замолчал.
Поняв, что разговора больше не будет, я, разместившись поудобней на своей постели, попытался уснуть.
Опять снилось Октябрьское: жена с сынишкой, вразброд родные, друзья, пожарная часть. Проснулся с мыслью: как всё это случилось? Что с нами?
ЗАГАДКА
Михалыч уже хлопотал у костра, грел воду для чая.
– Андрей, воды у нас больше нет. Если повезёт, разживёмся на этом пароходе. Давай вставай, протирай глаза, пьём чай и пойдём.
Я огляделся вокруг: местами на земле лежал иней.
– Да-да, ночью, видать, уже была нулевая температура, – вдогонку моим мыслям выпалил старик.
Промыв кишки травяным чаем, мы пустились в путь к танкеру. В середине, как всегда, бежал наш четвероногий охранник, виляя хвостом во все стороны.
Подойдя поближе, мы поняли, что с бортов на него мы просто не сможем подняться. Выход был только один – взойти на него с носу, который до середины корабля находился в грунте возвышенности.
Нам пришлось подниматься выше. Взобравшись на холм, мы увидели, что несколько стволов деревьев лежат на палубе. Мы решили по ним спуститься. Трудней всего было Полкану – он был не обучен ходить по бревнам, поэтому его пришлось долго уговаривать, не обращая внимания на его скулёж.
Хотя и с трудом, но мы спустились на палубу погибшего корабля.
Звуки плачущего металла, скрежет, стук и свист бегающего по леерам и мачте ветра говорили, что ни одной живой души здесь нет.
Мы проследовали к рубке. Там среди разбитого стекла и бумаг в углу лежал человек. Михалыч подошёл и попробовал его перевернуть на спину. С трудом у него это получилось. По форме это был капитан, лицо же было всё в крови и с волосами напоминало какое-то месиво. Тело начинало источать трупный запах.
– Михалыч, надо, наверное, похоронить? – спросил я у старика.
–Да, – ответил он, – да ещё, наверное, не его одного. Давай с тобой, Андрей, разделимся: ты снизу начнёшь осмотр, а я сверху, так меньше уйдёт времени, а встретимся с тобой на палубе. Согласен?
Я кивком одобрил его план и по трапу спустился в низ лежащее помещения.
Здесь расположились каюты командного состава. Некоторые двери были настёжь открыты, благодаря чему свет, пробивавшийся через иллюминаторы, давал какую-то картину происходящего в прошлом. Всё было перевёрнуто или разбито. Погибших в этой мясорубке на этой палубе много обнаружено не было. Постояв с минуту и помечтав, как сейчас хорошо было бы иметь какой-нибудь фонарик, чей свет дал бы больше возможностей для обследования, я спустился по трапу на нижнюю палубу, где, по моему представлению, находились каюты обеспечивающего персонала: матросов, мотористов и других членов экипажа. Картина была та же – всё перевёрнуто вверх дном. Пробираясь через кучи мусора и разбитого стекла, я очутился на камбузе личного состава. Здесь было светло, и необходимость щуриться, чтобы что-то разглядеть получше, сразу отпала. Мысль, что надо проверить наличие продовольствия, заставила отправиться на его поиски.
Склад был найден. Стеклянная тара, конечно, побита, но что касается консервов в коробках и других продуктов в небьющихся упаковках – было цело, хотя всё валялось в перевёрнутом состоянии. Морозильные камеры я даже не стал пробовать открывать – там стопроцентно к пище было всё непригодно. Но даже то, что осталось в сохранности, могло обеспечить пропитание нескольких людей на несколько месяцев.
С хорошим известием я пошёл к Михалычу. Поднявшись в рубку и не обнаружив его, зашёл в соседнее помещение – по всему, штурманская. Михалыч в углу на столе перебирал какие-то бумаги. Подойдя поближе, я понял – это карты.
– Что хочешь найти, Михалыч? – спросил я.
– Хорошую карту, Андрюш.
– А я продовольствие нашёл, Михалыч.
– Это хорошо, осталось придумать, как его нам забрать, – не отвлекаясь от поисков, парировал старик.
– Это да, – промычал я в ответ.
– Никого больше не нашёл? – повернувшись в мою сторону, спросил Михалыч.
– Нет, никого.
– А я нашёл, – и взглядом, махнув головой, показал в угол.
Там, согнувшись в какой-то нелепой позе, лежал человек. Было, конечно, странно, как, входя в помещение, я мог его не заметить.
– Видимо, штурман, – продолжал Михалыч. – Крови не видно, скорее всего, позвоночник сломан. Страшная смерть.
И продолжил перебирать карты. Я подошёл к одному из иллюминаторов и посмотрел наружу. Пасмурное небо, вечерело, волны цветом дёгтя набегали на береговую линию, местами похожую на скопище ежей, иголки которых были сломанные деревья. Глядя на такое тоскливое зрелище, возникал вопрос: за что нам такая беда? Что мы сделали такого, что на нас обиделась земля? Как там мои родные?
