21 день до апокалипсиса, или Время сломанных часов

ОТ АВТОРА

Уважаемый читатель!

Позвольте представиться: Павлов Владимир. Родился в Ленинграде. Инженер-конструктор, разработчик по призванию и рассказчик – по неуёмной потребности души. Эта книга – результат долгого пути. Пути, который начался ещё в школе с тетрадок, исписанных фантастическими историями, и вёл через чертежи и схемы радиоэлектронной аппаратуры к сложным схемам сюжетов и судеб моих героев.

Первый рассказ, «21 день до апокалипсиса», рос и менялся вместе со мной на протяжении полутора десятилетий. В него вплетались отголоски реальных событий, смены работ, взросления, размышлений о семье и долге. Он был моей личной хроникой, моим вопросом миру и самому себе:

«А что, если?..»

Второй рассказ (история Геи и её обитателей) родился быстрее, но потребовал переосмыслить всё, что было написано до него. Появились новые герои, списанные с дорогих мне людей – моей семьи, друзей, коллег, чьи черты, смекалка и душевная стойкость невольно стали прообразами Громовых и их друзей. Они – собирательный портрет тех, кто, как мне кажется, не сломается даже перед лицом конца света.

Решение издать всё это в виде книги пришло не сразу. Но в итоге я понял, что хочу поделиться этой Вселенной с вами. Это моя первая большая литературная работа, в которую вложено много лет, мыслей и, конечно, души. Все персонажи и события – плод моей фантазии, и любые совпадения с реальностью случайны.

И да, я уже смотрю вперёд. У семьи Громовых и их друзей ещё много историй, которые ждут своего часа. Надеюсь, что и вы, прочитав эту книгу, захотите продолжить путешествие по мирам, рождённым в моей голове и согретым теплом моего сердца.

С искренней благодарностью за ваш интерес, Владимир Павлов

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Двадцать первый день после объявления. Утро. Питер, еще не сместившийся с орбиты в сторону экватора, но уже нервно подрагивающий. Задумчивый Владимир Громов, начальник отдела разработок «КБ Аэрокосмические системы», сидел в гостиной, устало раскинув длинные ноги. На экране телевизора мелькали кадры из фильма «Терминатор II. Судный день». Его жена Кэтрин вязала что-то бесформенно-теплое, взгляд застыл где-то между спицами и окном, где уже третий час не гасло странное, лимонно-медное зарево. Дети, Кира и Мирон, ещё спали: сон их стал тревожным, поверхностным, как у птиц перед бурей.

«Тридцать шесть лет», – эти слова висели в воздухе с того самого вечера, когда мир узнал о «Ките»

– гигантском астероиде, который должен был лишь напугать внуков нынешних школьников. И о «Мотыльке» – меньшем собрате, который через месяц должен был подарить небу эффектное, но безопасное шоу. Владимир тогда лишь вздохнул, потрепал русые с проседью волосы и подумал о пенсионных накоплениях. Инженерная логика говорила: времени – море, технологии шагнут вперед, успеем отклонить или разрушить.

Вспоминалось, как несколько дней спустя после объявления об астероиде звонил Олег. Профессор астрофизики Олег Кузьминский, его друг со школы, чей голос по сей день срывался в мальчишеский визг от восторга перед звездами или проклятой «Жигулевской» коробкой передач. «Володя, – бубнил он тогда в трубку,

– скорость «Кита»… что-то не бьется. Данные с «Хаббла-2» и нашего «Ломоносова»… как будто слегка расходятся. Как погрешность, но…» Владимир отмахнулся: «Олеж, брось. Ты же сам говорил: орбита сложная, гравитационные ключи… Рассчитают». Олег промолчал, а потом добавил уже шепотом: «А если не ключи? Если он просто… быстрее?»

Если быстрее.

Голоса – сжатые, обрывистые. «Нестыковка… непогрешность… пересчитываем… Олег прав…» Потом Олег сам, в четыре утра: «Володя! Он не через тридцать шесть лет! Он – через…в...слы. шь». Голос Олега оборвался, и – тишина, затишье перед бурей…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

День Первый. Суббота. Кухня Владимира Громова. Неприятная Новость

Воздух был пропитан ленивой субботней истомой. Лучи позднего утра, просачиваясь сквозь тюлевую занавеску, мягко ложились на стол, покрытый скатертью в серо-розовую мелкую клетку. Пахло зелёным чаем – крепким, с легкой горчинкой – и остатками завтрака: яичницей и теплым хлебом. Владимир в просторной домашней футболке и выгоревших тренировочных штанах удобно развалился на стуле. Он медленно, почти медитативно доедал последний кусок поджаренного багета, макая его в лужицу остывшего желтка. Перед ним стоял небольшой телевизор, вмонтированный в кухонный гарнитур. Звук был приглушен – фон, не более.

На экране мелькали привычные субботние утренние передачи: садоводческие советы, реклама чудо-сковородок, прогноз погоды с улыбчивой дикторшей. Владимир смотрел рассеянно, его серо-голубые глаза были слегка прищурены, мысли витали где-то между планами на выходные (надо бы съездить с детьми в парк, да и машину помыть давно пора) и вялотекущими рабочими задачами. Его русые, с легкой рыжиной волосы были слегка взъерошены, русо-рыжая бородка аккуратно подстрижена, но сегодня еще не тронута бритвой, отбрасывала тень на щеку. Высокий, крепко сбитый, он казался воплощением спокойной, уверенной силы в этой уютной кухне нежно-розовых пастельных тонов.

Телефон на столе зажужжал, затанцевал. На экране

– фото Олега Кузьминского: темноволосого, с хитрой ухмылкой и идеально подведенной маленькой бородкой клинышком, в элегантном костюме; в общем, стиль – это его. Владимир взял трубку, прижал к уху плечом, не отрываясь от экрана и своего багета.

– Олеж… Не спишь уже? – голос Владимира был бархатистым, чуть хрипловатым от утра.

– Спишь?! – в трубке фыркнули. – Володя, у меня тут «семерка» 1973 года – уникальный экземпляр, гаражная, клиент уверяет, что она должна петь, как соловей, после замены карбюратора, а она плюется, как верблюд! Полдня уже ковыряюсь. Ты ж понимаешь, это же классика, не то, что твои железяки для космоса!

Голос Олега был энергичным, чуть взвинченным, как всегда, когда он говорил о машинах. Владимир улыбнулся.

– Понимаю. Значит, классика капризничает? Или клиент – фантазер? – Владимир лениво потянулся за чашечкой зеленого чая с чабрецом.

– И то, и другое! – Олег вздохнул с преувеличенной скорбью. – Но я ее укрощу. Принципиально. А у тебя что? Завтрак царский?

Владимир что-то буркнул в ответ про яичницу, их разговор катился по накатанной колее: легкие подколки друг друга, обсуждение вчерашнего хоккея (где их команда снова позорно слила из-за «великолепного» тренера), планы на вечер (Олег звал посмотреть какой-то новый «космический ужастик», на что Владимир ворчал, что хватает ему космоса на работе). Они говорили обо всем и ни о чем одновременно

– ритуал, цементирующий их дружбу со школы. Владимир слушал рассказ Олега о капризах «семерки», кивал, поправлял бороду, мысленно уже представляя, как поедет с сыном Мироном мыть машину. Мирон, 13 лет, фанатеющий от моторов и всего, что крутится, – его гордость.

Именно в этот момент на экране телевизора без всяких предупреждающих титров или тревожной музыки появился знакомый ведущий вечерних новостей – удивительно, что утром. Его лицо было чуть более серьезным, чем обычно, но не паническим. Владимир машинально прибавил звук.

–… повторяем экстренное сообщение. Международный консорциум астрономов подтвердил обнаружение крупного небесного тела, условно обозначенного как объект «Кит-36». По предварительным расчетам, его траектория пройдет в опасной близости от Земли… Через тридцать шесть лет.

Владимир замер с кружкой на полпути ко рту. Чай вдруг показался слишком горьким. Он перевел взгляд с экрана на телефон, будто ожидая, что Олег прокомментирует эту абсурдную вставку в их субботнее утро.

– Володь? Ты слушаешь? – донесся голос Олега. – Что там у тебя? Опять санкции какие объявили?

– Нет… – Владимир медленно поставил кружку. – Тут… говорят, астероид. Огромный. Через 36 лет. Пролетит рядом. На другом конце провода на секунду воцарилась тишина. Не та тишина, что бывает перед шуткой, а другая

– напряженная, настороженная. Профессор астрофизики в Олеге мгновенно перевесил автомеханика.

– «Кит-36», – спросил он, и голос его стал другим: четче, суше, без привычной иронии. – Да, я слышал шепотки на конференции на прошлой неделе. Предварительные данные. Тридцать шесть лет… далековато. Опасная близость

– это в астрономических масштабах, Володя. Может, мимо пронесет, а может, и гравитацией слегка дернет. Но… тридцать шесть лет. За это время и технологии шагнут, и траекторию, наверное, скорректировать можно будет.

Владимир слушал и ведущего, и Олега одновременно. Ученый на экране успокаивающе жестикулировал: «Повода для паники нет. Объект находится на огромном расстоянии. У человечества есть десятилетия для подготовки ответа. Это вызов, но не катастрофа». Олег в трубке вторил ему, но Владимир уловил едва заметную нотку сомнения, профессиональной настороженности: «…да, данные пока сырые. Скорость, масса… все это еще уточнять и уточнять. Но в целом

– да, время есть».

Владимир вздохнул. Тридцать шесть лет. Ему сейчас сорок пять. Через тридцать шесть ему будет… восемьдесят один. Его детям – под пятьдесят. Внукам… Он представил седого себя, объясняющего внучатам про этот самый «Кит», который, возможно, уже давно отклонили или разбили на кусочки. Абстракция. Полная абстракция. Угроза из далекого будущего, не имеющая никакого отношения к теплой субботе, вкусному завтраку и капризной «семерке» Олега.

В дверь кухни робко постучали. Вошел Мирон, копия матери в миниатюре: такие же темные волосы в стиле Джона Коннора, маленького героя из фильма про терминатора о конце света, такие же карие глаза, полные подросткового любопытства. В руках он держал разобранный старенький будильник.

– Пап, смотри, я почти починил! Только вот эта шестеренка… кажется, люфтит. Думаю, надо подточить вал или новую найти…

Владимир смотрел на сына. На его руки – уже умелые, запачканные машинным маслом. На его горящие глаза, видящие в куче железа сложный, но понятный механизм, который можно починить, улучшить, заставить работать. Сердце Владимира сжалось от любви и… странного порыва. Он прикрыл ладонью микрофон телефона (Олег что-то бубнил про орбитальные элементы) и посмотрел Мирону прямо в глаза. Его собственный голос прозвучал чуть громче, тверже, чем обычно, с оттенком того самого «отцовского наставления», которое он нечасто использовал.

– Мир, слушай сюда, – он кивнул на телевизор, где теперь показывали компьютерную модель летящего в черноте космоса камня. – Видишь? Это «Кит». Большая штука. Прилетит через… ну, ждать еще очень долго. Когда ты уже будешь большим, крутым механиком… или инженером, как я.

Мирон нахмурился, переведя взгляд с отца на экран, где анимационная комета угрожающе приближалась к голубому шарику Земли. В его глазах мелькнуло не детское любопытство, а что-то более серьезное – осознание масштаба.

– И… что? Он упадет? – спросил он тихо.

Владимир сделал паузу. Он не хотел пугать сына. Но и врать не хотел. Он хотел… зажечь.

– Может, упадет. Может, нет. Ученые говорят, есть время. Много времени. Но знаешь, что? – Владимир положил руку на плечо сына, ощущая под ладонью кость и упругую мышцу подростка. – Кто-то должен будет придумать, как его остановить. Отклонить. Разрушить. Чтобы он не упал. Нужны будут умные головы и золотые руки. Как твои.

Он ткнул пальцем в разобранный будильник.

– Вот такие. Которые понимают, как шестеренки крутятся, как энергии работают, как все устроено внутри. Ты, Мирон, будущий механик, инженер. Ты будешь разбираться не только в будильниках и машинах. Ты будешь разбираться в звездах и двигателях для космических кораблей. Вот тогда… тогда ты и придумаешь что-нибудь. Обязательно придумаешь. Чтобы этот «Кит»… обломал зубы о нашу планету. Понял?

Мирон смотрел то на отца, то на экран, то на свои руки, испачканные в масле и металлической пыли. Его лицо было серьезным. Он кивнул не сразу. Он как будто взвешивал слова отца, примеряя их на себя. Потом уголки его губ дрогнули в подобии решительной улыбки.

– Понял, пап. Надо будет… придумать двигатель посильнее. Или лазер. Или что-то такое.

– Именно. Что-то такое, – подтвердил Владимир, сжав плечо сына; он убрал руку с микрофона. – Олег? Ты все еще там?

– Да, Володь. Все слышал, – голос Олега звучал странно: в нем смешались уважение к порыву отца и та самая профессиональная озабоченность. – Насчет двигателей… и лазеров… это мы еще посмотрим. Данные… они, знаешь ли, не всегда идеальны. Скорость этого «Кита»… она в моделях вызывает вопросы. Но… да. Мирон прав. Надо будет что-то придумать. Лет через… тридцать шесть.