Ученик Смерти. Бражник
Пролог
СМЕРТЬ
Смерть летела по чёрному небу, гонимая холодным февральским ветром. Смерть – не как нечто эфемерное, что можешь почувствовать но не увидеть, а как то, что можно и увидеть, и почувствовать. В нужный момент. Нужный – для её работы, но уж никак для обычных людей.
Люди бы никогда не сказали, что для смерти настал нужный момент. Они, как обычно, и в этом веке, и в любом другом, многое не успели, многое не сделали. Но если Смерть пришла, значит момент – самый нужный. Иначе быть не могло. Смерть не выбирала день. Она не выбирала человека, она лишь следовала зову, что ещё более эфемерный, чем она сама для людей. Смерть лишь выполняла свою работу, ради которой и появилась. Появилась в тот момент, когда зародилась сама Жизнь.
Одно не отделимо от другого, и это то, что люди боялись принять. За тысячи лет Смерть умоляли уйти и дать ещё времени больше раз, чем звёзд в небе. Но Смерть – на то и Госпожа, что не шла на поводу желаний простых людей, не понимающих её предназначения и баланса Вселенной. Смерть – на то и Госпожа, что забирала с собой всякого, чьё время пришло.
Смерть летела по чёрному небу, гонимая холодным февральским ветром. Холодным – для людей. Для людей губительным. Они говорили: зима выдалась лютая, жестокая, не щадящая никого. Они говорили: будет чудо, если они смогут дожить до весны. Смерть не уповала на чудо и не надеялась, а лишь выполняла свою работу. Одно поселение, где бушевала эпидемия; второе, где из-за ранних заморозков теперь не хватало еды; третье, четвёртое… Не во всех окнах занесённых снегом низких домиков горел свет, не во всех осталась жизнь. Смерть забирала их с собой одним лёгким движением костлявой руки, обтянутой сёрой кожей. Души путались в чёрных одеждах, сотканных из самой тьмы, и неслись с ней, подгоняемые ветром. Что будет с ними дальше, Смерть не знала. Кто-то, может, переродится в другом мире, полном огнедышащих драконов; кто-то, может, вырастет в прекрасную яблоню; а кто-то – навеки затеряется во мраке одежд самой Смерти. Она душами не распоряжалась, а лишь их собирала. Дальше, как она думала, выбор лишь за ними.
Смерть летела над городом. Мрачный, с гуляющим по улицам снегом и людьми в чёрных одеждах и масках, напоминающих голову птицы. Смерть летела, заглядывая в окна, без желания останавливаться. Летела, пока не услышала зов. Нет, не тот эфемерный, который слышала миллионы лет, а вполне реальный – человеческий. Зов женщины. Смерть остановилась, нахмурила серую кожу, обтягивающую череп и саму тьму. Показалось? Покачав головой, Смерть поправила чёрный капюшон и уже хотела лететь дальше, как зов повторился. Громче, отчаяннее. Куда отчаяннее, чем Смерть слышала до этого. Внутри самого мрачного мрака, закованного в железный корсет, всколыхнулся интерес. Смерть повернула обратно.
Зов привёл её к комнатушке под самой крышей. Остановившись у окна, Смерть заглянула внутрь. В комнате лишь горела одна свеча, и то – огарок, который вот-вот потухнет. На полу, в куче тряпок сидела женщина, прижимая к груди свёрток. Она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону и плакала. Губы её нашёптывали какие-то слова. Если бы Смерть не слышала их где-то внутри себя, решила бы, что женщина молится своему Богу, кем бы он ни был. Но Смерть слышала каждое полное боли и отчаяния слово. Молитву матери о том, лишь бы её бедный ребёнок, которому осталось совсем немного, выжил.
Смерть могла с точностью сказать, сколько ещё ударов отсчитает маленькое сердечко. Смерть могла с точностью сказать, что судьба у каждого своя. Смерть должна лететь дальше, но она буквально не могла сдвинуться с места. Рука, закутанная в тени плаща, сама потянулась к окну. У Смерти был один шанс уйти и вернуться к работе, позволить Вселенной дальше жить по её законам, по которым даже маленький ребёнок мог умереть от голода и болезни. Но Смерть осталась и сейчас стояла напротив женщины, вновь и вновь повторяющей молитву. Молитву не богам, а – ей.
Полы чёрного плаща не зашуршали, не лязгуло железо на голенищах сапог, когда Смерть опустилась на корточки перед женщиной. Не дрогнула обтянутая серой кожей рука, когда она накрыла ладонь женщины. Та, почувствовав холодное, как сам февральский ветер, прикосновение, вздрогнула и посмотрела на Смерть. Без страха в зелёных глазах. С облегчением.
– Спасите моего сына, – вымолвила женщина. – Прошу, позвольте ему жить.
Смерть протянула руки. Женщина вложила в них свёрток, в котором жизнь билась так слабо, будто её и не было.
– Он – самое дорогое, что у меня есть. Пожалуйста. – По щекам женщины текли слёзы. Дрожащими руками она сняла с шеи кулон и протянула его Смерти. Смерть приняла и его. – Мой Питер. Питер Пэн.
Женщина бросила на сына последний взгляд и умерла. Смерть увидела, как душа впуталась в чёрные рукава её одежд, став ещё одной в полотне, сотканном из самой тьмы. Смерть встала. Не зашуршали одежды, не лязгнул металл. Поправила одеяло, в которое был завёрнут ребёнок – Питер Пэн – пропустила через пальцы последний удар крохотного сердечка, но не позволила душе впутаться в рукава, а вернула обратно.
Питер. Питер Пэн. Мальчик, который не умер, хотя должен был. Мальчик, из-за которого Смерть нарушила равновесие и баланс Вселенной. И что ей теперь с ним делать?
Если бы Смерть могла вздохнуть, она бы определённо точно это сделала. Тяжело так, со всей вселенской усталостью, которую Смерть тоже не чувствовала, хотя, за тысячи лет, должна была. Но Смерть – на то и Госпожа, что ничего не чувствовала. Ведь так?
Закутав мальчика – Питера – посильнее в чумазое одеяльце, Смерть шагнула в темноту ночи и полетела сквозь февральскую метель. Воющую, хлеставшую острыми снежинками по костяным рукам. В завывании ветра Смерть слышала: зря… Шёпотом вьюги и не на шутку разыгравшейся непогоды. Зря, Смерть… Зря… И ты знаешь…
Может, зря, как выла вьюга, а, может, и нет. Зря или нет, покажет лишь время, которого у Смерти – а теперь ещё и Питера – больше, чем у обычных людей.
Смерть летела сквозь ночь, гонимая жестокой метелью, прочь от города, от мира людей. Туда, где не властно ничего, кроме неё. В Неверленд. На остров, скрытый от рода людского древней – древнее самой Смерти – магией. Неверленд – пристанище Смерти. Мир всяких разных существ от маленьких фей до коварных демонов. Мир, где Питеру ничего не угрожает.
Неверленд встретил Смерть звёздной тёплой ночью и переливающимся в свете двух огромных лун океаном, заканчивающимся где-то в других мирах. Путеводная звезда приветственно блеснула, означая – Смерть дома. Она сделала круг над островом, заглянула в окна города Моартестемар, горящих жёлтым светом. Пролетела над поселениями, пастбищами, на которых мирно спал разный скот, и вернулась к своему замку, возвышающемуся над густым тёмным вековым лесом. Ветер в изумрудной листве зашумел, приветствуя Смерть, словно оживая, завидев свою Госпожу.
В мире людей Смерть боялись, не желали видеть, но здесь, в Неверленде, Смерть была королевой. Богиней. Прародительницей всего и вся. Дух Смерти жил в каждом обитатели, заставлял реки течь, лес дышать, землю приносить урожай, а океан кормить жителей острова рыбой. Смерть знала – без неё Неверленд погибнет. Он и погибал.
Тысячи лет назад Неверленд был всего лишь выжженной пустыней, но появление Смерти вдохнуло в него жизнь, наполнило леса зверьём, а затем – разными существами. Откуда они взялись, Смерть не знала. Возможно, то были души, нашедшие здесь пристанище после смерти в других мирах. Возможно, те, кому где-то ещё просто не было места. Смерть не хотела это выяснять. Ей было достаточно того, что Неверленд принимал каждого, кто в этом нуждался. Для Смерти Неверленд был домом. Им он станет и для Питера.
Смерть опустилась на крыльце замка, заросшем плющом и алыми, словно сама кровь, огромными цветами. Их сладкий аромат витал в воздухе, смешивался с запахом яблонь, туберозы и ночного жасмина. Если бы Смерть могла дышать, её голова бы точно закружилась от буйства разных ароматов, но Смерть лишь оглядела сад, кромку тёмного леса, словно стена окружающего замок, и вошла внутрь своего дома. Пусть Смерть и не нуждалась в отдыхе, сне, но возвращаться домой было по-своему приятно. Здесь Смерть пережидала короткие часы, пока вновь не нужно было возвращаться к работе.
Стук каблуков железных сапог эхом раснёсся по каменному холлу. Одним лёгким взмахом руки Смерть зажгла факелы и поднялась по лестнице на верхний этаж. Прошла по коридору к самой первой двери и вошла в комнату, до сегодняшней ночи простаивающей абсолютно пустой. Как и любая комната в замке. Но сейчас, повинуясь желанию Смерти, она стала детской. С коврами, тяжёлыми шторами на огромном окне, выходящим на лес, с маленькой кроваткой и камином, в котором уже полыхал огонь, наполняя комнату теплом. Смерть прошла к люльке и положила в неё Питера, который благополучно спал. Смерть смотрела на крохотное существо, уже не принадлежавшее миру людей, но ещё не ставшего частью её, Смерти, мира. Крохотное существо, уснувшее живым на руках любящей матери. Через время он откроет глаза уже в совершенно другом мире, совершенно иной. Не человек, не дух. Никто из знакомых Смерти существ. Просто Питер Пэн, которого приютила Смерть. Кто знает, как его примет остров. Кто знает, может, Питеру и не суждено остаться здесь. Может, он вырастет и захочет вернуться обратно, или вовсе погибнет, не выдержав здешней магии. Кто знает… Это покажет лишь время.
И время шло, магия текла, луны совершали свои ночные обходы над островом, а Питер подстраивался под здешние правила и законы. Магия окутывала его, словно вторая кожа, текла в его венах, звучала в голосе и плескалась в глазах. Питер рос, как обычный человеческий мальчик – ну, на сколько Смерть могла судить исходя из знаний о людях. За одним отличием – его воспитывала сама Смерть. Воспитывала, учила, помогала исследовать миры и Неверленд. Питер рос, становился любопытным и крайне разговорчивым.
– Почему мне нельзя покидать замок? – спрашивал он.
Замок обустроил для Питера библиотеку, куда Смерть приносила книги из разных миров, чтобы мальчику не было скучно. Он сидел в кресле перед камином, а Смерть стояла у окна и глядела на океан, сверкающий волнами за стеной леса.
– Потому что ты ещё маленький, – отвечала Смерть шелестящей листвой и водами океана.
С появлением Питера она научилась разговаривать. Питер задавал столько вопросов, что молчать не получалось.
– Но мне скучно, – говорил он, нахмурившись.
Смерть повернула голову, покрытую чёрным капюшоном сотканного из самого мрака плаща, и посмотрела на Питера. По меркам людей ему уже было четырнадцать. Он вытянулся, рыжие волосы впитали солнечный свет и аромат цветов, став воплощением пламени – яркие, падающие на лоб непослушной чёлкой. Одет он был в светлую рубаху и короткие изумрудные штанишки. На шее – тот самый кулон в виде солнца, который оставила ему мать. Ноги Питера – босы и перепачканы землёй. Смерть разрешала ему играть в саду, но дальше не пускал Лес. Для его же безопасности.
– Я не могу всё время тебя развлекать, – отвечала Смерть. – У меня есть работа.
– Ты всегда работаешь, – вздыхал Питер, громко переворачивая страницы. – А из друзей у меня лишь белки да зайцы. С ними даже не поговоришь.
Если бы Смерть могла улыбаться, она бы определённо точно улыбнулась.
– Когда ты подрастёшь, сможешь выходить в деревню. – Лицо Питера, усыпанное веснушками, просияло. – Там есть дети. Будешь с ними играть. А пока… Ты должен оставаться здесь.
– Но я не хочу, – он опять хмурился. – Я хочу пойти с тобой. Почему мне нельзя? Я могу быть полезным.
– И чем ты можешь быть полезен? – Смерть отошла от окна и села в кресло напротив Питера. Полы плаща зашуршали, лягнул металл высоких сапог, на стенах заплясали тени.
– Если ты научишь меня тому, что сама делаешь, я буду помогать, – заявлял Питер. – Да и со мной будет куда веселее!
Смерть посмотрела на Питера мраком пустых глазниц, скрытых под тканью плаща капюшона. Этот мальчишка – Смерть чувствовала каждой тенью и душой внутри себя – определённо дьявол, ибо она не смогла ему отказать.
Той ночью Питер впервые отправился со Смертью в мир людей собирать души. Они летели над городами, сёлами, окутанными июльским зноем. Смерть и её маленький мальчик. Не человек и не создание иного мира. Они летели над ничего не подозревающими людьми, скрытые магией, которая была древнее, чем всё, что знала Смерть. Одно движение костлявой, обтянутой серой кожей, руки, и души умерших впутывались в рукава плаща, сотканного из самого мрака. Питер крепко держал Смерть за вторую руку и озирался по сторонам. Он не помнил мир людей. Смерть привела его сюда впервые с той февральской ночи. До этого она показывала ему другие миры с обитателями, не принадлежавшими к роду людскому. Возможно, Смерть не хотела, чтобы Питер, увидев свой родной мир, пожелал сюда вернуться. Возможно – если бы Смерть имела способность хотеть.
Они летели над городом и собирали души тех, чьё время пришло. Питер озирался по сторонам, смотрел на улицы под своими ногами и не задавал вопросов.
Через некоторое время Смерть взяла Питера с собой вновь. А потом ещё раз, и ещё. Питер летал со Смертью, смотрел, запоминал. Каждый раз его буквально раздирали сотни вопросов, которые он сдерживал изо всех сил, но в один день он осмелел и принялся спрашивать Смерть обо всём. Смерть отвечала. Её ещё никто не спрашивал о том, что значит быть Смертью. Да и до Питера она в принципе ни с кем не разговаривала. Смерть отвечала, Питер запоминал, а тени опутывали его, оставляя свои отметины на коже. Знаки древней магии и силы.
Питер и Смерть летели над городами, деревнями, полями, реками и озёрами. Питер крепко держался за костлявую руку Смерти и второй, на сколько хватало сил, собирал в сумку души тех, чьё время пришло. Смерть вплетала в рукава плаща, сотканного из мрака и ночи остальные.
– Отлично, Питер, – хвалила она его. – У тебя хорошо получается.
– Ну я же способный ученик, – улыбался он во все белые зубы.
Да, способный ученик самой Смерти. Маленький рыжий и не дух, и не человек, но самый близкий Госпожи Смерти. Ветер больше не шептал Зря и Ты пожалеешь. Казалось, Питера приняло само мироздание. Отвело ему свою роль, наградив отпечатком тьмы на светлой веснушчатой коже – терновым венцом вокруг шеи, с шипов которого капала кровь.
Они летели над городом, заглядывая в окна домов, возвышающихся над узкими каналами. Их работа на сегодня близилась к завершению. Смерть потянула Питера за руку в направление Неверленда, но Питер замер в воздухе.
– Подожди.
Питер смотрел куда-то вниз. В тёмный переулок, где кто-то явно подвыпивший затеял разборки.
– Давай спустимся, – и он потянул Смерть за собой.
– Ты мне должен денег, Гуидо, – сказал один из мужчин в переулке. Он вжимал другого – Гуидо – в стену, а ещё двое стояли чуть в стороне, вооружившись дубинами.
– Я… я отыграюсь, – лепетал Гуидо. – Тито, ты же меня знаешь, – попытался рассмеяться он, но Тито с размаху ударил того в живот. Гуидо заскулил от боли.
– Я знаю, что ты, ублюдок, должен не только мне. – Питер увидел, как блеснуло лезвие ножа. – Как думаешь, что проще: дождаться своих денег или выпотрошить тебя прямо сейчас, а?
– Тито, прошу…
– Неверно, Гуидо.
Ночь разрезал громкий вскрик и звук вспарываемой плоти. Гуидо обмяк и рухнул на землю. Тито хрюкнул и плюнул прямо в застывшее болью и страхом лицо, швырнул в него множество каких-то листков, и они втроём ушли. Питер почувствовал, как душа Гуидо коснулась его пальцев. Мерзкая и склизкая, как и души всех, кто прослыл пьяницей, убийцей или насильником. Но Смерть и её Ученик не выбирают, чьи души забирать и как к ним относиться. Все души перед лицом Госпожи Смерти равны, и никому не положен второй шанс. Только, видимо, Питеру она сказать об этом забыла.
Он подбросил душу Гуидо на ладони, вымазав пальцы в тенях и чёрной слизи, отпустил руку Смерти и приземлился рядом с телом, валявшемся в луже собственной крови, мочи и потрохов. Гуидо – его жалкая душонка – стоял рядом.
– Что… что это значит? – пролепетал он, глядя на себя самого. Мёртвого.
– Ты умёр. Добро пожаловать на другую сторону, – широко улыбнулся Питер.
Если бы Смерть могла разозлиться, она бы точно разозлилась. Наверное, нужно было схватить Питера за рыжую копну волос и утащить обратно в Неверленд, запереть его в замке и никогда больше не выпускать на улицу, но Смерть не знала, как поведёт себя душа и к чему это приведёт, если развеять и забрать её силой.
– Умер? – Гуидо посмотрел на Питера так, словно ожидал, что тот рассмеётся и скажет, что это шутка. – Но… но как? В смысле, я не должен! Нет! Я не верю!
– Но ты только посмотри! – Питер указал на тело. – Это же ты. – Он с силой пнул тело Гуидо, переворачивая его на спину. – Мёртвый. Мертвее всех живых.
Душа рухнула на колени и подползла к телу. Дрожащие руки коснулись лица.
– Нет! Нет, этого не может быть! Как же так… Моя… Моя семья… Я…
– А раньше надо было думать, – усмехнулся Питер. – Нечего было играть с теми людьми во всякие игры. Ты должен им денег, вот и подох.
– Отпустите меня,– взмолился Гуидо. – Я… я сделаю всё, что хотите! – Он бросился к Питеру и обхватил его ноги, дёргал за край рубашки. – Пожалуйста, господин!
– Господин? – ухмыльнулся Питер. Это обращение ему явно понравилось. – Да, я господин, но я не могу отпустить тебя.
– Умоляю! Я всё сделаю! Хотите денег? Я достану. Правда! Я могу, я знаю как. Прошу, пожалуйста!
– Деньги меня не интересуют. – Может, интересовали бы, если для Питера они имели хоть какую-то ценность. – Но ты можешь попробовать заработать право жить.
Смерть почувствовала, как всколыхнулись тени вокруг. Услышала, как завыл ветер. Питер играл с опасной магией. Той, которую не знал.
– Питер, забирай его и уходим, – проговорила Смерть разбушевавшемся штормом. – Так нельзя.
– Я не закончил, – ответил он громом и молнией.
Лязгнул металл высоких сапог Смерти и зашелестел плащ. Она сжала руки в кулаки. Гадкий мальчишка! Глупый гадкий мальчишка, заигравшийся в смерть. Но она сама виновата. Сама ему позволила. Сама научила и дала силу. Вот теперь жди и исправляй. Бездна!
– Заработать? Как? Я готов!
Питер, задумавшись, постучал пальцем по подбородку и завертел головой. Взгляд его глаз зацепился за разбросанные в переулке листки бумаги. Одно движение руки – и все они оказались в ладонях Питера.
– Для начала, скажи мне, что это?
– Карты. Обычные карты. Я играл в них с Тито.
Питер принялся рассматривать картинки, нарисованные на картах.
– Ты призвал ими смерть, но можешь отыграть жизнь. Согласен?
Гуидо закивал, ещё не зная, что, пусть Питер держал в руках карты впервые, ему всё равно не победить. Питер бы ни за что не позволил Гуидо выиграть, но это не помешало азарту разлиться по его венам, поверить, что их партия настоящая. У Гуидо не было ни единого шанса. Ни при жизни, ни после смерти. Когда партия была доиграна, Гуидо разразился проклятиями и мольбами дать ему ещё один шанс, но с Питера было достаточно. Один шанс для такого червяка, как Гуидо, – и так слишком щедрый подарок. К тому же, Смерть за его спиной пыхтела штормом, только молнии не швыряла. Но Питер не жалел о том, что сделал. Он вкусил власть и ему понравилось. Тени клубились под ногами и ластились к нему, словно домашние зверушки. Забирались под кожу, отмечая знаками и узорами.
– Что? – вскинул брови Питер.
– Ты ещё спрашиваешь? – обрушилась она ливнем и громом. – Кто тебе позволил играть с душами?
– Но признай, это куда веселее, чем просто их собирать. Слышать мольбы, это так… приятно.
Костлявая рука со свистом рассекла воздух и вспышкой молнии обрушилась на щёку Питера. Он не удержался на ногах и рухнул в лужу крови Гуидо. Пальцы дотронулись до щёки, а глаза в недоумении распахнулись.
– Ты больше никогда не выкинешь подобное. Ясно? – произнесла Смерть леденящим ветром.
Питер стиснул зубы. Обида и ярость наполнили его тело. На миг он забыл, кто перед ним, и уже было набросился, чтобы ответить, но тени, опутавшие его, остановили. Он не в силах тягаться с самой Смертью.
– Ясно? – повторила Смерть.
Питер кивнул.
Смерть подлетела в нему. Не лязгнул металла на голенищах её сапог, не зашуршал плащ, сотканный из мрака и миллиардов душ. Она протянула ему руку. Прикосновение обожгло кожу холодом впервые за все эти годы, но Питер стерпел и последовал за Смертью в Неверленд.
Ещё долго Смерть не брала Питера с собой собирать души. А когда взяла, вынудила дать клятву слушаться и делать всё, что она скажет. Питер поклялся. И они вновь летели над городами и сёлами, гонимые лишь ветром, окутанные мраком. Госпожа Смерть и её Ученик. Ученик Смерти, затаивший обиду.
Глава 1
РЕН
Из прошлой жизни Ренэйт Бэкланд помнила, что ночь – время убийц, грабителей, насильников и прочих типов, от которых нельзя ждать чего-то хорошего. Но в Моартестемаре что ночь, что день – всё одно. Круглосуточно работающие бордели, где можно найти утехи на любой вкус. Двери игорных домов всегда открыты, а зазывали всегда на своих постах, чтобы затащить за карточный стол, пообещав выгодную сделку. И под светом солнца, и под светом лун Моартестемар оставался центром разврата, похоти, грязи и сделок. Сделок на любой срок и с любой выгодой: тех, что заключались впервые, и тех, что перепродавались за карточным столом, где чужая верность, годы, голоса и чужие жизни меняли хозяев, пока души оставались в руках Питера Пэна.
– Эй, красавица! – услышала она за спиной. – Заходи к мадам Сильвии! У нас самое правдивое гадание по выгодной цене!
Рен не обернулась, а лишь закатила глаза. Выгодная цена, как же. В Моартестемаре не бывает выгодных сделок. Ворожеи, провидицы и колдуньи хоть и настоящие, но за свои услуги берут не доллары, не золото или драгоценности, как в мире людей, а то, что можно было перепродать. Красота, голос, внешность и даже обещания тех, кто остался в мире живых нередко переходили из рук в руки. Цепочка сделок тянулась через подписанные кровью контракты, неудачно пброшенные фразы, пока никто уже толком не помнил, кому что принадлежало.
– Да твоя мадам – та ещё шарлатанка! – заорал в ответ кто-то. Видимо, зазывала от другой провидицы. – Вот Мадам Глэдис!..
Что Сильвия, что Глэдис – всё одно. Разницы никакой. Хочешь узнать, что тебя ждёт? Отдай что-то взамен. Это лишь для тех, кто только попал в Неверленд украшенные цветами фасады, яркие вывески и необычной внешности зазывали привлекали, манили, но не тех, кто пробыл в Моартестемаре достаточно долго. Магия и яркие одежды кицум привлекательны лишь для тех, кто ещё не знает цену их услуг. За три года существования в Моартестемаре Рен сполна узнала, чем приходится платить. За всё, а не только за магию.
Она шагала по оживлённой улице полной разговоров, смеха, ароматов благовоний и свежей выпечки, мимо борделей, баров, игорных домов и магазинов к окраине города, надвинув на лицо капюшон чёрного плаща. Стук её кожаных сапог на высокой платформе не разносился эхом, но отдавался в голове. Стук… Стук… Стук… Рен прислушивалась к собственным шагам и дыханию, пытаясь собраться с мыслями.
Сегодня её цель – владелец борделя, который он громко именовал Домом удовольствия. Бордель он и в Моартестемаре бордель, как ты его не назови. За три года Рен увидела их достаточно. Они отличались лишь внутренней отделкой и обитателями, но каждый – часть Моартестемара, где желания и обещания постоянно меняли хозяев. Демоны, порождения пороков и тайных страстей, скользили по улочкам, коридорам, сидели за барной стойкой и следили за контрактами. Новыми, перепроданными, проигранными, переуступленными… Следили и не могли сказать, а кто являлся владельцем изначально. Демоны имели власть предложить такую сделку, от которой нельзя отказаться. Вот и сегодняшняя цель Рен не смог отказаться. Но за всё всегда нужно платить. И Рен нужно эту оплату собрать. Желательно – с процентами. Такова суть сделки с демоном, заключенной три года назад, когда Рен только попала в Неверленд: выбивать долги, припугивать тех, кто платить не спешил, лишь бы Верховных демон Моартестемара, чтоб он виски подавиться, не отрывался от более важных дел.
У борделя, фасад которого был увит густыми зелёными зарослями с ароматными красными цветами, Рен встретил высокий стройный мужчина в широких чёрных штанах, кофте из тонкой сетки с цепями и кожаными ремнями. Половину его узкого лица, в котором проглядывалось нечто лисье, закрывал кожаный воротник с заклёпками и шипами. Мужчина лениво оглядел её, лисьи уши, торчавшие из густых длинных рыжих волос зашевелись, дёрнулся рыжий хвост.
– По какому делу, Ренэйт? – спросил он, оглядев её из под полуопущенных длинных ресниц. – Расслабиться? Или всё же обдумала предложение монсеньора? – Улыбка тронула его тонкие губы, обнажив звериные клыки.
– Твоему монсеньёру, Фин, нечего предложить Оуку за все мои контракты и сделки, – ответила Рен, откидывая капюшон. Фин, прищурившись, проследил за тем, как длинные светлые волосы Рен рассыпались по плечам. – Он меня, кстати, и прислал.
Красные глаза Фина на секунду распахнулись, словно он удивился, услыхав имя демона. Всего на секунду, а потом они вновь в подозрении сощурились.
– С чего мне тебе верить? Я сам лично видел господина Оука здесь несколько дней назад. И он остался крайне доволен обслуживанием.
– У меня приказ, Фин, – твёрдо ответила Рен. Угрожающе лязгнул металл на голенищах её сапог. – И Оук не любит, когда его приказов ослушиваются. Но, если ты мне не веришь, взгляни на это.
Из внутреннего кармана чёрного плаща Рен выудила свёрнутый лист плотной бумаги, перевязанный красной лентой. На её конце болталась восковая печать с оттиском бражника – символом Неверленда и самого Питера Пэна. Фин принял свёрток длинными бледными пальцами с чёрными когтями, изучил печать, нахмурился и вернул его Рен. С печатью бражника никто не смел спорить.
– Он у себя, – ответил Фин и отошёл от стеклянной двери, пропуская Рен.
Ничего не сказав, Рен вошла внутрь. Стоило только открыть дверь, как в нос сразу ударил тяжёлый ароматы благовоний. Пряности, цветы, что-то древесное и кожаное… От них на секунду даже закружилась голова. Везде – красный. Бархат, кожа, свет от ламп на стенах. Словно её окунули с головой в бочку крови. Глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть, но они всё равно слезились от дыма. От дыма благовоний и того, что курили, возлежавшие на подушках и диванах кицумы. Полуголые, в шёлковых халатах, с длинными когтями и лисьми ушами на макушке. Они лежали, ленно курили невесть что из длинных трубок, поглаживали тонкими пальцами оголённые тела своих клиентов, что-то шептали им на ухо, похотливо улыбаясь. А те, надышавшись дыма и благовоний, позволяли всё, что кицумы – лисицы, мастера и мастерицы удовольствий – могли им предложить. Это сейчас они согласны на всё, но вот когда придёт время платить по счетам…
Рен пересекла холл, не удостоив ответом мужчин-кицум, следивших за порядком, а лишь помахала свитком с печатью бражника и поднялась наверх по широкой лестнице, устланной красным ковром. Здесь Рен приходилось бывать пару раз. По условиям сделки с Оуком, она выполняла разные поручения, которые зачастую включали в себя выбивание долгов. У владельцев борделей, гадалок, русалок, поющих на площади… Хочешь, чтобы тебя никто не трогал – плати. Хочешь клиентов и процветания – плати. Контракт, подписанный кровью, есть контракт, но о нём иногда имели неосторожность забыть. Такие, как Оук, – господин Оук, если быть точнее – никогда не забывали о долгах и никогда не прощали халатность и веру в их добродетель. Демонам она по природе чужда. Рен испытала это на собственной шкуре, когда только попала в Неверленд после смерти в страшной аварии. Повелась на красивое лицо, вкрадчивый голос, добродушную улыбку и предложение помощи. Повелась и расплачивалась до сих пор. Но её участь всё равно была лучше, чем у девочек-кицум и фей, которых те же самые демоны крали из их домов и продавали.
Поднявшись на последний этаж, Рен прошла по узкому коридору и остановилась у простой деревянной двери. Проверила ножи – на месте. Висели на бёдрах, только и ожидая, когда их пустят в ход. Сталь, напитанная магией демона и требующая крови. Рен без стука вошла в комнату. Всё тут – такое же красное, как и внизу. Красный в сочетании с тёмным деревом, только свет чуть ярче. Грузный мужчина, сидевший на диване с молоденькой кицумой, звонко выругался, когда дверь распахнулась, но совсем не потрудился натянуть штаны, а девица, оглядев Рен раскосыми глазами, не удосужилась запахнуть халат. Она так и осталась – практически нагая.
– Что вам нужно?! – возмутился мужчина. – Мой рабочий день давно закончился!
– Полагаю, – ухмыльнулась Рен, медленно пересекая кабинет, – Оуку всё равно на ваше расписание, монсеньор Шале.
– Господин Оук почтил нас своим присутствием? – спросил Шале, выделив “господин”. Кому-то уже становится страшно.
– Нет, – качнула головой Рен, обходя массивный письменный стол. На нём – бумаги, полная пепельница сигарет и начатая пачка. Сигареты в Моартестемаре товар дефицитный. – Оук слишко занят, для подобных визитов. – Рен села в кожаное кресло и закинула ноги на стол, испачкав бумаги моартестемарской грязью. – Оук послал меня к вам по одному очень важному делу, – продолжила Рен, стягивая с рук чёрные перчатки. Она бросила их на стол, достала из пачки сигарету и прикурила. Пусть Рен и была мертва уже как три года, но пагубная привычка последовала за ней в этот мир. – Вы, монсеньор, задолжали Оуку.
– Что? – воскликнул Шале. – Не может этого быть! Мы с господином Оуком обо всём договорились буквально пару дней назад, я не…
– А доказательства у вас имеются? – ухмыльнулась Рен, сверкнув золотистыми глазами. Она знала – никаких доказательств у Шале нет. Пусть он и договорился с Оуком о чём-то, но без подписанного договора слова не имели никакой силы. В подобных сделках вес имела только бумага, только подкреплённые кровавой подписью документы. – У меня вот – имеются. – Она бросила Шале свёрнутую бумагу, скреплённую печатью бражника. – Согласно этой бумаге вы задолжали Оуку права на магические способности ваших сотрудников и двадцать пять переуступленных контрактов ваших клиентов. Это не мало, монсеньор. Как планируете расплачиваться?
Шале спихнул с коленей кицуму, прикрылся подушкой и судорожно принялся разматывать красную ленту. Кицума длинными пальцами поглаживала плечи Шале и что-то шептала ему на ухо. Рен следила за ними, наслаждаясь сигаретой. Пусть она презирала все эти сделки, но за пачку сигарет была готова на практически любую с капитаном “Чёрного георгина” Арне Фукудой, кто мог привезти из мира людей практически любую вещь.
– Там нечего читать так долго, – вздохнула Рен. – Документ есть, печать тоже. Я хочу получить оплату. Сегодня вы у меня не единственный должник в списке.
– Оставь нас, – процедил Шале. Кицума выразительно хмыкнула, встала, запахнула щёлковый халат и вышла. – Мисс Бэкланд, – начал Шале куда более мягким тоном чем тем, которым её встретил. Удивительно, как одна печать бражника меняла тон таких, как Шале – должников. Они думали, что смогут сыграть на её сочувствии, воззвать к совести, но всё это – сострадание, жалость – умерли в Рен ещё до того, как погибло тело. Её человечность умерла в вонючем переулке Бостона, где трое избили её и изнасиловали, а потом оставили подыхать. Да и в цепочке сделок и контрактов Рен не решала ничего. Она лишь выполняла волю Оука. – Должно быть, это какая-то ошибка. Господин Оук…
– Оук не послал бы меня просто так, монсеньор, – улыбнулась Рен. – Вы должны ему оплату. В документе с печатью Неверленда не может быть ошибки. Или вы сомневаетесь во власти Оука, которую ему даровал сам Питер Пэн? – Ей стало мерзко от её же слов. От одного упоминания Питера Пэна, дьявольского отродья, обманом затащившего её в это богом забытое место.
– Нет! Что вы?! Как я могу? – залепетал Шале. – Власть господина Оука неоспорима. Просто… я бы хотел попросить ещё отсрочку. Я всё заплачу! С процентами, но мне нужно ещё некоторое время.
– У вас нет времени, монсеньор. Знаете, чего Оук не может терпеть больше всего? Ждать. Мне нужен документ о передаче сделок. Прямо сейчас. Не заставляйте меня делать вам больно.
– Хорошо, – обречённо вздохнул Шале. – Хорошо, я составлю документ. Только мне нужно взять бумагу из стола.
Он медленно встал, застегнул штаны, перетянув ремнём пузо, и двинулся к столу, за которым сидела Рен. Она следила за каждым движением Шале. Он не первый должник Оука, к которому она наведывалась, так что все их уловки предугадать легче лёгкого. Ножи, удары кулаком или, как в случае с Шале, небольшой пистолет, который он вытащил из ящика стола и приставил к её голове. Рен предугадала, но не дёрнулась, а лишь рассмеялась, когда холодное дуло коснулось её лба.
– Проваливай или я выстрелю, – процедил Шале.
– Не боитесь навлечь на себя ещё больший гнев Оука? – смеялась Рен. – Поверьте, он будет в бешенстве, если вы отправите меня в Бездну.
– Зато одной демонской подстилкой станет меньше. – Он снял пистолет с предохранителя.
Шале не один десяток лет владел борделем, поручал демонам похищать девочек, заманивал молоденьких кицум соблазнительными сделками, буквально обрекая их на рабство. Он передал Оуку сотни контрактов, но подстилкой всё равно называл её. Её, Рен, у которой не было выбора. По собственной глупости она заключила сделку с Оуком, таким дружелюбным и привлекательным мужчиной, встретившим её в окрестностях Моартестемара, когда она только попала сюда после смерти. Напуганную, не понимающую, где она оказалась. Оук дал ей знание языка Неверленда, помощь, информацию, кров и еду – всё выглядело как щедрый подарок, а оказалось ловким обманом того, кто, Рен была уверена, произошёл из алчности. Мелкие контракты, пустяковые сделки разрослились до запутанного клубка, обязующего Рен неукоснительно выполнять всё, чего бы Оук не захотел. Секс, убийства, кражи – стоит только пожелать. Откажешься – исчезнешь в Бездне, и никакой Питер Пэн или даже сама Смерть не вытащат оттуда.
– Знаете, монсеньор, – начала Рен, – Оук не поручал мне убивать вас, но вы не оставляете мне выбора. Хотя я дам вам один, последний, шанс спасти вашу жалкую задницу. Подпишите документ, и я оставлю вас в покое. Мне больше ничего не нужно.
– Да пошла ты! – брызнул Шале слюной.
– Как глупо, – вздохнула Рен.
Ей потребовалась секунда, чтобы выхватить ножи, привязанные ремнями к бёдрам. Напитанная магией сталь, вошла в живот Шале словно в мягкое масло. Шале крякнул и выстрелил. Рен почувствовала, как по лбу стекла горячая струйка крови. Не больно. Немного неприятно, но терпимо. Глаза Шале распахнулись, он попытался бежать, но магия ножей держала крепко. Рен усмехнулась и повернула лезвия, ещё сильнее рассекая плоть. Изо рта Шале потекла кровь, он хватал воздух, дёргался, а Рен ухмылялась. Резким движением она вспорола Шале брюхо и выдернула ножи. Шале рухнул на пол в лужу собственной крови.
– А ведь я хотела по-хорошему, – вздохнула Рен. – Приятной дороги в Бездну, червяк.
Рен вытащила из пачки сигарету, убрала ту в карман плаща, встала, вернула на бёдра ножи, лезвия которых уже были чистыми – сталь впитала всю кровь – и вышла из кабинета.
На первом этаже её никто не остановил. О смерти Шале – теперь уже окончательной и бесповоротной – пока ещё не знали. Кицумы продолжали ублажать клиентов, курить невесть что через длинные трубки. Для них без Шале ничего не поменяется. Оук просто поставит на его место кого-то другого, кто связан с ним сделкой. А потом опять отправит сюда Рен собирать долги. Такое было, есть и будет. Вечно. Если Рен не найдёт способ, как разорвать цепочку и вернуться домой.
На улице всё так же стоял Фин. Рен втянула носом ночной моартестемарский воздух. Ярко пахло цветами, что росли по всему фасаду здания.
– Как я понимаю, нам в скором времени ждать нового управляющего? – спросил Фин с улыбкой.
– Шале сам виноват, – ответила Рен, прикуривая сигарету. – Нечего было в меня стрелять.
– Так говоришь, как будто тебе это может навредить, – широко улыбнулся Фин, обнажив острые клыки.
– Знаешь, иногда я жалею, что не может.
– Ты принадлежишь самому сильному демону Неверленда, Ренэйт. Не тебе жаловаться.
Она чуть не сказала, что не выбирала такую судьбу, но только они оба знали, что это ложь. Большая часть обитателей Моартестемара сами заключили сделку с Питером Пэном, отдав ему свою душу. Они сами обрекли себя на такую жизнь. Кто – желая получить ещё шанс; кто – ради спасения близких; кто – самих себя; а кто – по глупости. Рен относила себя к последней категории, ведь когда её бросили умирать в том бостонском переулке, кишащим крысами, она молила лишь о том, чтобы ей дали возможность отомстить. Она лежала в вонючей луже, истекающая кровью, и молила лишь о шансе отомстить ублюдкам. Рен умирала с единственным желанием – выжить ради убийства своих мучителей. Последний удар её сердца поймал некто в кожаной куртке и с ярко рыжей шевелюрой. Его зелёные глаза светились в темноте, а тени вились у ног, словно послушные псы. Сладкие речи, сладкие обещания того, что Рен хотела всей своей искалеченной душой. Она была так зла, что согласилась на условия парня с татуировкой тернового венца и бражника на шее. Условия – заманчивые. Душа после её смерти взамен на возможность отомстить. Рен могла не соглашаться, но согласилась, ведь смерть когда-то потом – через десять, двадцать лет – лучше, чем сейчас. Но смерть пришла через полгода автомобильной аварией, и у неё были ярко зелёные глаза и татуировка бражника на шее.
– Да, – вздохнула Рен, – не мне.
Она накинула на голову капюшон и, не прощаясь с Фином, направилась прочь от борделя. На сегодня её дела закончились, но вернуться домой она пока не могла. Оук ждал Рен в принадлежавшем ему игорном доме. Единственное, что Рен нравилось тут, кроме хорошего белого вина из мира людей, так это близость к морю. Игорный дом под названием “Жёлтый утёнок” располагался на самом побережье и первым встречал команду “Чёрного георгина”. Здесь всегда было шумно. Первый этаж с баром не пустел круглые сутки, а карточные столы на втором – долго не простаивали без игроков. “Жёлтый утёнок” – место, где, как говорил Оук, могли сбыться любые желания. Чаще всего – именно его, ведь победителями отсюда не выходили.
У выхода в “Утёнок” уже толпились люди, кицумы в ярких одеждах, ворожеи с перезванивающимися амулетами и браслетами. Рен даже заметила парочку перевёртышей, которые разговаривали со своими нанимателями. Люди частенько прибегали к их услугам, чтобы выиграть за карточным столом. Не все перевёртыши хороши в картах, а услуги тех, кто хорош, стоили недёшево. Иногда эти же перевёртыши работали на владельцев игорных домов, только вот новоприбывшие этого не знали.
Охранники, – двое высоченных тролеподобных мужика с болотного цвета кожей и выпирающими изо рта жёлтыми зубами – кивнув Рен, пропустили её внутрь. Громкий смех и разговоры сразу обрушились на неё, стоило только переступить порог. Сигаретный дым был таким плотным, что Рен с трудом разглядела очертания барной стойки, но она могла добраться до неё и с закрытыми глазами. Она столько раз разносила по залу напитки, что запомнила расположение каждого стола и стула, каждую скрипучую доску в полу.
Опустившись на высокий барный стул с потёртой изумрудной обивкой, Рен стянула с головы капюшон, сняла перчатки и положила на стойку. Обернувшись, она огляделась в поисках Оука. Пусть Оук и не работал здесь, он частенько подсаживался к посетителям, дабы соблазнить на сделку. Оук мог разговорить любого, понравиться любому и втереться в доверие. Рен видела это не один десяток раз. Уверенный в себе Оук в красивом костюме, ухоженными руками и приятным голосом. Такому хотелось без разговоров и возражений передать все контракты на блюдечке с голубой каёмочкой и заключить новые. Оук знал, что он хорош, и мастерски этим пользовался. Сколько под его контролем контрактов, не знал никто. Кто-то говорил, что по силе он не уступит самому Питеру Пэну. Кто-то считал, что Оук и есть Питер Пэн, только в другом обличии. А кто-то говорил, что у Оука нет нихрена и он лишь хорошо играет роль всемогущего демона. Рен не бралась рассуждать о границах силы Оука. Ей хватало того, что она, словно цирковая собачка, бежала к нему, стоило только поманить пальцем.
Но пока Оука здесь не было. Только посетители за столиками из тёмного дерева и снующие между ними официанты. Девушки в тёмно-зелёных топах с открытой спиной и коротких юбках; парни – в тёмно-зелёных блузах с глубоким вырезом и узких чёрных брюках. Все – с увешанными золотыми украшениями шеями, руками и пальцами. Громко смеялись, позволя похотливым взглядам изучать голые участки тела, словно случайно трогать руки и ноги. Если кто-то из посетителей захочет увести их наверх, в комнаты для уединений, они не откажут. Не потому, что сами хотели подзаработать, а потому, что так хотел Оук.
Рен повернулась к бару, достала сигарету из пачки и закурила. Кроме этой, что она забрала у Шале, у неё оставалось ещё пять штук в заначке. Сигареты – товар дефицитный, который не найти в Неверленде, но Рен не хотела экономить и ограничивать себя. Тем более, “Чёрный георгин” уже стоял в порту, когда она пришла в “Жёлтый утёнок”. Значит, её заказ скоро доставят прямо сюда.
– Привет, Рен. – К ней подошла бармен, Эмилия. Смуглая девушка с большими тёмными глазами и чёрными дредами, собранными в высокий пучок. Одета она, как и весь персонал, в тёмно-зеленый топ и короткую юбку, открывающие исполосованную шрамами кожу. – Что будешь пить? Рислинг как обычно?
– Да, давай, – кивнула Рен. – Запишешь или договоримся?
Эмилия взмахнула рукой и через несколько мгновений от противоположного конца бара к ней подплыла бутылка из тёмного стекла.
– Хм, – промычала Эмилия, наливая вино в бокал. – Я не против, если ты выйдешь завтра. Поставку с “Георгина” нужно разобрать, а ты знаешь, как я это ненавижу.
– Договорились, – улыбнулась Рен. Она подняла со стойки бокал и сделала глоток. Прохладное вино заставило её прикрыть глаза от удовольствия. Рен ненавидела сделки, но чтобы нормально с комфортом существовать, без них не обойтись. – Оука видела?
– Господин пока не приходил, – ответила Эмилия. – Может, задержался в своём кабинете. Кто у тебя был на этот раз?
– Шале, – поморщилась Рен. – Ублюдок пытался меня пристрелить, за что распрощался со своими потрохами.
– М-да-а, – протянула Эмилия. Она взялась за приготовления напитка для другого посетителя. – Меня до сих пор распирает любопытство, на каких условиях господин Оук дал тебе такой щит?
– Ты же знаешь, я не могу рассказать.
– Да, знаю, – вздохнула Эмилия. – Так же, как и о том, за что он позволил тебе не называть его господином.
Господином Оука в Моартестемаре, на сколько Рен знала, называли все, кроме демона Криди, Арне Фукуды, капитана “Чёрного георгина” и неё. Вроде, ничего особенного, господин и господин, но Рен выворачивало каждый раз, когда она это произносила. Она и так со всеми потрохами принадлежала Оуку, а приставка господин буквально для неё самой делала её рабыней. Да, по факту, она таковой и являлась, но обращение просто по имени создавало иллюзию того, что это не так.
– Так-так-так. – Этот голос Рен узнала бы из многомиллионной орущей толпы. Оук. Оук, стоявший прямо за её спиной. – Моя маленькая птичка вернулась в гнёздышко.
– Привет Оук, – сказала Рен, не оборачиваясь. Она старалась, чтобы её голос не дрожал, ведь она не нарушила условий сделок с Оуком, но спокойнее всё равно было на него не смотреть.
Оук опустился на соседний стул. Эмилия тут же подала ему бокал красного вина и поспешила отойти в другой конец бара. Рен покосилась на Оука. Смуглый, в чёрном пиджаке поверх красной кофты, шея увешана золотыми цепочками, на пальцах – множество колец и перстней, на прямом носу – очки в тонкой оправе, через которые на Рен смотрели красные демонские глаза.
– Ну-с, – начал Оук, откинув со лба прядь чёрно-белых волос. Рен не знала, специально ли он магией окрасил половину волос в белый, а половину в чёрный, или вылез из Бездны уже таким, но смотрелось… эффектно. Особенно – с рогами противоположных цветов. Один чёрный, второй – белый. – Как прошло?
– Ну как тебе сказать…
– Ты грохнула его, да? – губы Оука растянулись в улыбке, обнажив ровные белые зубы с открыми клыками. Рен смогла только кивнуть. Перед Шале она вела себя уверенно. Перед любым другим Рен бы не отвела взгляд, но Оук один своим присутствием разрушал всю её броню. – Что ж, – цокнул он языком. – Этого следовало ожидать. – Рен уже почти выдохнула, но тут почувствовала, как в её бедро вцепилась рука Оука и болезненно сжала. Она не пискнула, не издала и звука, лишь закусила губу. – Сколько раз я тебе говорил сначала думать, а потом делать? – произнёс он ей на ухо. Его дыхание обожгло кожу, сердце бешено колотилось в груди. Пальцы откинули за спину её светлые волосы. Оук втянул носом запах Рен, а ей лишь хотелось убраться подальше. – Сколько, Рен?
– Я… Много. Много раз говорил. – Она боролась с желанием закрыть глаза, сверля взглядом полки с алкоголем перед собой.
– Вот именно, – произнёс Оук. Его губы коснулись её уха. Нос мазнул по скуле. – И ты каждый раз делаешь наоборот.
– Он пытался меня пристрелить, – выдавила Рен.
– Как будто это причинит тебе вред, – низко рассмеялся Оук. – Посмотри на меня, Рен. Посмотри на меня. – Оук схватил её за затылок и рывком развернул лицо к себе. – Моя маленькая птичка, – почти ласково признёс он. Если бы Рен не знала, кто такой Оук, купилась бы на его тон, прикосновения и обжигающее кожу дыхание. – Вроде, полезная, а вроде… Придушить хочется.
– Если бы ты хотел отправить меня в Бездну, уже давно бы сделал это, – ответила Рен, смотря прямо в красные глаза Оука. Он был красив. Демонически красив. Так, что даже становилось страшно.
– К сожалению, – вздохнул Оук, убрав руку с её бедра, – ты всё ещё мне полезна, пусть и выпотрошить тебя мне хочется с каждым днём всё сильнее. К тому же, мне нравится тебя ломать.
– Такого, как с Шале, больше не повторится. – Рука Оука легла на её горло и сжала, лишая возможности дышать. – Иначе… – через боль произнесла Рен.
– Иначе я придумаю, как тебя наказать. Ты знаешь, моей фантазии хватит.
Оук прижался к её губам, продолжая душить. Его язык нагло ворвался в её рот, но не ответить Рен не могла. Через боль, выступившие на глаза слёзы и нехватку воздуха. Она не могла не подчиниться. Если Оук хотел чего-то, он это получал. Без отказа и сопротивления.
– Оук, дружище! – Рен тряхнуло от того, как сильно подошедший к ним хлопнул Оука по плечу. Хватка на её горле ослабла, она громко втянула ртом воздух, закашляла. – А я тебя везде ищу.
– Ты немного не вовремя, Криди, – выдавил улыбку Оук. – Если ты не заметил, я занят.
– Я всего лишь хотел поздороваться со старым другом. – Рен не обернулась, но она знала, что Криди широко улыбался, держа в руке бокал виски. – Не уделишь мне пару минут?
Оук пристально посмотрел на Рен, которая всё ещё не могла отдышаться, и открыл рот, чтобы ответить, но его перебил громкий выкрик у входной двери:
– Господин! Господин Оук!
Все трое обернулись. У двери, остановленный охраной, топтался мужчина с зализанными светлыми волосами до плеч. В руках с угловатыми пальцами, под ногтями поторых запеклась кровь, он держал деревянный ящичек. Из под манжет потёртого камзола выглядывали обожжёные запястья. Новые ожоги поверх старых, зарубцевавшихся. Этого мужчину звали Здислав и он владел алхимической лавкой на окраине Моартестемара. Какие конкретно дела его связывали с Оуком, но пару раз в месяц между ними проиходил обмен небольшими деревянными ящиками, которые Рен несколько раз держала в руках, но никогда не заглядывала. Такими ящичками, который принёс Здислав.
– Разве мы договаривались о встрече сегодня, Здислав? – лениво проговорил Оук в миг наступившей тишине зала.
– Нет, господин, но я… – начал Здислав, дёрнувшись в сторону Оука. – Я достаточно наглый, чтобы просить вас уделить мне пару минут вашего драгоценного времени. – Здислав говорил благоговенно, но каждый звук ему будто даётся с трудом. Словно он против своей воли пришёл к Оуку. Рен заметила, что из под ворота Здислава выглядывали тёмные вены.
– Ты же знаешь, что господин не принимает без договорённости, – пробасил троль-охранник. – Только скажите, босс, и мы его мигом пинками выпроводим.
Оук смотрел на Здислава мгновение. Смотрел, стиснув челюсти. Потом ухмыльнулся и ответил:
– К чему грубости? Может, этот достопочтенный хочет меня чем-то порадовать. – Оук лениво, будто огромный кот, поднялся со стула и, сунув руки в карманы штанов, направился к Здиславу, а Криди опустился на освободившийся стул.
Рен поняла, что Оук делает, почему не выгнал Здислава. Скоре всего, тот задолжал Оуку так много, что выгоднее избавиться от него, устроив показательную казнь.
– Ну, я слушаю. Что ты хотел мне сказать?
Здислав поклонился чуть ли не до самого пола.
– Пожалуйста, господин, – начал он дрожащим голосом, – мне нужно ещё пару дней. Я… я подготовиил замену той… той крови, которая вас не устроила…
Оук выразительно фыркнул.
– Не устроила? Называй вещи своими имена, Здислав. Ты пытался меня обмануть. Разбавленная моими же зельями кровь – это так глупо даже для тебя.
– Я знаю, знаю, – сжался Здислав. – Но я пытаюсь всё исправить. Новая партия. Чистая. Идеальная.
– Показывай.
Здислав закивал, что-то залепетал и открыл крышку ящичка. Посетители «Утёнка», как сама Рен, повытягивали шеи, чтобы лучше видеть содержимое ящика. Но, прежде чем они увидели, почувствовали резкий и сильный запах железа, горелых трав и гниения. Рен невольно скривилась и зажала нос рукой.
Оук смотрел на мутные пробирки с бордовой жидкостью не долго. Смотрел пристально, прекрасно понимая, что его опять пытались обмануть.
– Не пойму, Здислав, я так похож на каппуку?
Здислав опешил, нахмурился.
– Н… нет, господин.
– Тогда почему ты решил, что я не замечу, что эта кровь ничего не стоит, м?
Глаза Здислава распахнулись, он раскрыл рот, но не нашёл, что ответить. Любой ответ ничего бы для него не изменил. Оук уже решил, чем закончится этот разговор.
– Господин, эта кровь…
Оук вскинул руку, перебивая Здислава. Тот закрыл рот, сглотнул и вновь заговорил:
– Дайте мне время, господин. Я… я решу проблему, и следующая партия вас точно порадует.
– У тебя нет времени, Здислав.
В руке Оука, из пламени, появилась бумага, перевязнная лентой с печатью бражника.
– Магия сделок не терпит лгунов. А я – тех, кто думает, что я идиот. Ты нарушил условия, Здислав. Неоднократно. Теперь тебе один лишь путь – в Бездну.
Бумага в руке Оука истлела, рассыпалась пылью. Нити множества сделок и клятв, опутывающие Здислава, с треском лопнули. Здислав, вскрикнув, скрючился, словно его ударили под дых. Ящик, всё ещё зажатый в руках, с глухим стуком упал на пол. Здислав высох, как и контракты, удерживающие его в Неверленде. Он рассыпался прахом, оставив после себя лишь старый потёртый камзол.
– Уберите здесь, – бросил Оук, прекрасно зная, что его поручение будет исполнено.
Наклонившись, он поднял с пола ящик, и направился обратно к барной стойке.
– Ты был великолепен! – отсалютовал ему бокалом Криди. – Даже у меня мурашки по коже пробежали. Надеюсь, теперь ты в более приятном настроении и уделишь мне пару минут?
Оук осмотрел его, словно пытался придумать причину послать Криди куда подальше. Покосившись на Рен, Оук вздохнул:
– Ладно. Но мы не закончили, птичка. Подожди меня здесь.
Рен кивнула, и Оук, прихватив ящик, направился вместе с Криди к лестнице, ведущей на верхние этажи. Будто почувствовав её взгляд, Криди обернулся и подмигнул ей зелёным с розовым белком глазом.
Ну вашу мать… Теперь, помимо Оука, её будет ждать ещё и Криди.
Рен потёрла лицо ладонями. Хотелось сбежать домой, закутаться в одеяло и никого из этих демонюг не видеть. Ладно Криди, он над Рен не имел никакой власти, но Оук…
– Как ты? – обеспокоенно спросила Эмилия. – Не сильно он тебя?
– Нормально, – сипло ответила Рен. – Нальёшь воды?
– Я уж испугалась, что господин тебя задушит. – Эмилия поставила перед Рен стакан воды – единственную вещь в Неверленде, за которую не нужно платить. – Если бы не Криди…
– Лучше бы он и не вмешивался, – ответила Рен, сделав несколько глотков из стакана. – Теперь ещё и с ним разбираться.
– Думаешь, он потребует что-то взамен?
– Он же демон. Сделки – это то, ради чего они существуют.
Глава 2
КРИДИ
Криди бы с радостью поговорил с Оуком где угодно ещё, но не в его кабинете. Жаль только, что Оук доверял стенам лишь там. Повернув ручку, Оук открыл дверь и вошёл первым. Вздохнув, Криди последовал за ним.
Запах чернил и пыльного пергамента был таким ярким, что Криди поморщился. Раньше здесь немного пахло ещё и морской солью, но за годы всё выветрелось и потерялось в клубке сделок, проходящих через руки Фиэрры. Она сидела у самой стены небольшой комнаты, примыкающей к кабинету Оука. Стол её – массивный, широкий с высокими стопками толстых книг, обтянутых кожей. Такие книги занимали практически все полки за спиной Фиэры. Каждая – список контрактов, должников, сроков, предметов сделок, кто перекупил, зачем и за сколько. Фиэрра записывала их все чернилами, проступающими через подушечки её тонких бледных пальцев. Каждый раз, когда Криди видел её, тонкую, с практически прозрачной кожей, сквозь которую проступали синие вены, выцветшими волосами и затянутыми пеленой глазами, он вспоминал, какой она была до этой сделки. Статная русалка с завораживающим голосом и прекрасным телом. Русалка, потерявшая то, что ей было дороже всего. Не без вины Криди. Сломанная, опустошённая Фиэрра заключила сделку, чтобы отныне и впредь не помнить, чего же она лишилась, не помнить боль, ломающую ей кости. Боль, из-за которой песни больше не завораживали и манили, а взрывали головы и сводили с ума. Вместе с болью Оук забрал и всё остальное, а магия сделала Фиэрру писчицей, чувствующей каждую заключённую сделку.
Криди не впервые посетила мысль поговорить с Оуком, чтобы он выделил Фиэрре не просто закуток перед его кабинетом, а отдельную комнату. Чтобы он сам более не видел, во что Фиэрра превратилась. И не впервые Криди обещает себе обязательно поговорить с Оуком об этом когда-нибудь потом. Возможно, ему самому просто нравится себя мучить подобным образом. Хорошо хоть Оук не стал задерживаться, чтобы просмотреть новые записи, а сразу прошагал в кабинет.
– Ну и что тебе нужно? – начал Оук, когда за ними с Криди закрылась дверь. Здесь, как и в основном зале, всё тёмно-зелёное с золотом и тёмным деревом. Выпендрёжник. Криди мысленно усмехнулся.
– По-моему, не так встречают старых друзей, – ответил Криди, плюхнувшись на кожаный диван. – Если не хочешь обниматься, налей хотя бы выпить.
– Вся выпивка внизу, – сказал Оук, не сводя с Криди пристального взгляда красных глаз.
Столько лет прошло, а Оук всё ещё делал вид, будто их ничего никогда не связывало. Уж при Криди мог бы и не притворяться. Оук принадлежал в верхушке Моартестемара. Верховный демон, единственный обитатель Неверленда, носивший печать бражника. Тот, кто упорядочил систему и привёл её в тот вид, в котором она существует сейчас. А Криди… Криди всего лишь охотник, которого сделки в этом городе интересовали меньше, чем всех остальных.
Криди закинул ноги в чёрных кожаных штанах на подлокотник дивана, провёл по светлым волосам пальцами с длинными чёрными ногтями и ухмыльнулся.
– Вартирай что, последние твои мозги сожрали? – Оук так и остался стоять, сверля Криди взглядом.
– Вартирай, вообще-то, более… настоящими питаются, если ты не знал, – ответил Криди. – Я бы их заинтересовал в последнюю очередь. Но, к слову о вартирай, я всё чаще стал получать на них заказы.
– И что?
Криди закатил глаза. Вот, вроде Верховный демон, а мозгов… Меньше, чем у каппуки.
– А то, что их опять стало слишком много. Если ты не заметил, грозы участились. Такого раньше не было.
Вартирай – паукообразные существа, обитающие в лесах Неверленда. Питаются вартирай всем, что попадётся под их острые мелкие зубы. Души людей, кицумы, ворожеи, русалки, перевёртыши, купуки… Все без разбору и даже такие, как Криди – демоны, созданные из пороков, грехов, желаний и страстей. Из своих гнёзд они вылезают только в грозу, когда сверкают молнии. Обычно, когда только собирается гроза, люди уходили в дома и не высовывали носа, пока она не закончится. Обычно вартирай убивали по паре человек в год. Бедолаг, которым не посчастливилось оказаться в грозу на улице. Но то раньше. Сейчас же вартирай подобрались ближе к городу, грозы участились, а целые поселения заставляла бежать необъяснимая зараза, поражающая землю. Словно сам Неверленд был не в порядке.
– И что ты хочешь от меня? – спросил Оук. – Я не охотник, Охотник. Вартирай это твоя проблема, а не моя.
– Она станет твоей, когда они сожрут всех обитателей Неверленде. Их души отправятся в Бездну, а сделки перестанут иметь силу. Мне то всё равно, а вот тебе…
Челюсти Оука сжались, угрожающе раздулись ноздри.
– И ты хочешь, чтобы я что-то с этим сделал? Но что? Я всего лишь демон, а не Питер Пэн.
– Не-ет, – покачал головой Криди. – Ты не всего лишь демон, Оук. Ты перестал быть всего лишь демоном, когда получил печать бражника. Ты единственный, у кого есть власть, сравнимая с властью Пэна. Если кто и может предотвратить нападения и во всём разобраться, то это ты.
– Или Пэн.
– Или Пэн, – кивнул Криди. – Вот только его никто не видел в Моартестемаре много десятков лет. Но, я уверен, ты знаешь как его найти.
Криди улыбнулся, а Оук помрачнел, как Ничейное море во время ужасных штормов. Этот разговор навеял Криди воспоминания о другом очень похожем разговоре, после которого он лишился лучшего друга.
– Ничего страшного не произошло, – проговорил Оук. – Вартирай и раньше нападали. Не вижу мысла беспокоить Пэна по пустякам.
Криди закатил глаза.
– Что должно произойти, чтобы это перестало было пустяком, м?
– С чего ты вообще взял, что я буду обсуждать дела Неверленда с тобой, м?
– Ну да, чего это я, – рассмеявшись, Криди поднялся с дивана. – Я всего лишь охотник, а ты – Верховный демон. Неверленд – это твоя ответственность, тебе с его проблемами и разбираться.
– Пошёл вон, – процедил Оук.
Криди не спешил уходить. Он смотрел на Оука, борясь с желанием зарядить тому звонкую пощёчину. Что он должен сделать, чтобы Оук наконец услышал его? Сколько ещё поселений должно сгореть в демонском пламени, перемешивая предсмертные крики и треск дерева?
– Оглох? Или мне вышвырнуть тебя силой?
Криди рассмеялся. Эта оказалась бы интересная заварушка. Возможно, Криди бы даже был не против помахать кулаками. Он бы и сам с удовольствием узнал, кто из них с Оуком сильнее.
– Не утруждайтесь, господин Верховный, – Криди отвесил шутливый поклон. – А то ж вы такую ношу на себе тащите.
И, пока Оук не запустил в него парочкой огненных шаров, Криди выскочил за дверь. Фиэрра так и сидела, быстро-быстро водя рукой над раскрытой книгой. Чернила просачивались через её кожу и впитывались в бумагу, оставаясь на ней именами и клятвами. С каждой такой записью и Пэн, и Оук становились сильнее.
Стараясь не глядеть на Фиэрру, Криди вышел в коридор. Что ж, у этого разговора с Оуком, который Криди с удовольствием променял бы на партию в покер, был лишь один плюс, если его можно считать плюсом, – Оук не знает, где находится Пэн, а сам он его как не собирался звать, так и не собирается. Криди, в принципе, и так это знал, что он не мог упустить шанс лишний раз напомнить Оуку, что мало Верховным просто зваться. Эти его попытки превратились в рутину, которая начала утомлять даже Криди.
Спустившись на первый этаж, Криди нашёл взглядом Рен, всё так же сидевшую за баром с бокалом вина. Она курила, уставившись в одну точку перед собой. Нацепив на лицо самую доброжелательную улыбку, на которую только была способна демонская сущность, Криди опустился на стул рядом с Рен. Та вздрогнула, заметив его появление.
– Ой. Не хотел тебя напугать.
– Чего тебе надо? – Рен глубоко затянулась. Огонёк сжёг сигарету до фильтра. Криди смотрел на губы Рен, обхватывающие сигарету. Человеческие штучки, плотно укрепившиеся в Неверленде. Ему нравилось смотреть, как курят другие. Он иногда специально искал тех, кто курит с особым удовольствием, чтобы просто полюбоваться. – Пришёл требовать плату за спасение от Оука? Жаль тебя разочаровывать, но ты не помог.
Рен с силой вдавила остаток сигареты в стоявшую перед ней пепельницу.
– Меня сделки не интересуют, – ответил Криди и сделал знак темнокожей барменше. Та сразу подошла. – Будь так любезна, повтори Рен вино. За мой счёт.
Девушки бросила на Рен взгляд, словно ожидая возражения, но та молчала. Бармен наполнила бокал, поставила его на стойку и отошла.
– Теперь мне ещё и за вино тебе платить? – Рен хмыкнула. – Хорошо устроился. Но мне, пожалуй, пора.
– Какого же ты ужасного обо мне мнения, – вздохнул Криди и откинулся на спинку высокого стула. Состроив самое невинное выражение лица, он лучезарно улыбнулся, обнажив клыки. – Расслабься, Рен. Для меня лишь в удовольствие угостить тебя. К тому же, – он подвинул бокал к ней поближе, – выпивка за счёт Оука, на самом-то деле. Уверен, наш друг с радостью простит нам пару бокалов.
– Нам? – вскинула светлые брови Рен. – Тебе, может, и простит. Но я, Криди, если ты не заметил, принадлежу ему с потрохами и не заслуживаю прощения.
Зелёные окружённые розовым глаза Криди пристально смотрели в карие Рен. Криди видел – она с трудом выдерживала его взгляд. Рен Криди нравилась. Не как охота на тварей, населяющих Неверленд, не как кицумы – мастерицы удовольствий, не как песни русалок. Нравилось граничило с интересно и желанием посмотреть, чем она сможет его удивить. Правда, ко всему прочему примешился ещё червячок зависти, который Криди всеми силами игнорировал. Криди задерживался в “Жёлтом утёнке” лишь когда Рен была тут. Подходил, садился за барную стойку и изводил разговорами. Он следил, сидя за столиком и потягивая человеческий виски. Смотрел, видя и чувствуя, что Рен – всему её естеству – противно тут находиться. Она выполняла работу, готовила напитки и в откровенной униформе, придуманной Оуком, с собранными белыми волосами притягивала взгляды посетителей. Рен могла соблазнить любого на выгодную сделку, избавившись от части долгов перед Оуком, но она лишь брала столько, сколько положено. Любая другая на её месте сделала бы всё, чтобы обчистить пускающего на неё слюни низшего демонёнка, перевёртыша, кицуму… Но одного взгляда Рен хватало, чтобы отбить всё желание заключать сделки. Криди знал – ей противно всё и все в Неверленде.
Криди улыбнулся:
– Поверь, я смогу убедить Оука. У меня, скажем так, есть кое какие рычаги давления.
Карие глаза Рен прищурились, будто она предвкушала стоящую сплетню об Оуке, которую сможет потом продать.
– Это какие же? Согласишься не вести себя как придурок и не доставать его персонал?
Криди рассмеялся. Бархатно, раскатисто. Словно где-то вдали прогремел гром.
– Можно и так сказать.
– В этом городе за всё нужно платить, Криди. Ты-то должен это знать. От меня ты что хочешь? Прости, но я не верю, что такой демон, как ты, не попросит за свою доброту ничего взамен.
– Как я уже сказал, сделки меня не интересуют. Но мне интересна ты, Ренэйт Бэкланд.
Длинные чёрные когти прошлись по плечу Рен, намотали прядь светлых волос на палец.
– Слушай, – Рен отодвинула его руку, высвобождая волосы, – если ты думаешь, что ваши договорённости с Оуком дают тебе право пользоваться мной, то ты глубоко ошибаешься.
– Рен, – попытался перебить её Криди.
– Меня не интересует ни власть, ни сила, ни что бы то ни было другое.
– Рен, послушай… – Криди положил руку ей на бедро, а через секунду почувствовал холодную сталь у своего горла. Он рассмеялся.
– Я сказала: меня не интересует, – прошипела она, приблизив лицо к его. – Можешь предложить… что ты там хотел, кому-нибудь другому. Уверена, к тебе целая очередь выстроится. А теперь отвали от меня.
Она убрала кинжал так же быстро, как и достала. Соскользнула со стула и уже собиралась уйти, но Криди схватил её за руку. Он ещё не договорил. Но Рен, видимо, было всё равно на то, что он хотел ей сказать. Она резко развернулась, схватила со стойки бокал вина и выплеснула его содержимое Криди в лицо. За барной стойкой громко ахнули. От неожиданности он отпустил руку Рен, позволяя ей уйти. Обалдеть. Нет, правда. Криди совсем такого не ожидал. Рассмеявшись, он принялся вытирать лицо рукавом чёрного длинного сюртука. Вино стекало по светлым волосам, капало с рогов. Он облизал сладкие губы.
– Пожалуйста, возьмите, – барменша протянула ему полотенце.
– Спасибо, милая, – ответил Криди, забрав полотенце.
Он вытирал вино с лица, одежды, продолжая смеяться. Ох, Бездна. И как Оук вообще решил, что сможет подчинить Рен? Сделки сделками, но девчонка противилась всему каждой клеточкой своего человеческого тела, явно причиняя себе боль сжимающимися вокруг неё нитями клятв. Она не желала подчиняться, и Криди прекрасно понимал, почему Оук приблизил к себе именно её. Он играл. Изводил, пытался сломать и сломить. Ему доставляло нешуточное удовольствие её непокорность. Криди уверен, что бы Рен не сделала, Оук не отправит её в Бездну. Не отправит, пока не наиграется. Нужно ли Криди в это ввязываться? Определённо нет. Но он ввяжется.
– Налей-ка мне виски, – сказал Криди. Бармен кивнула, и буквально через пару мгновений перед ним опустился бокал с янтарной жидкостью.
– Ну наконец-то! – раздалось громкое сзади. – Мы вас уже заждались! Достали? Арне, достали?
Обернувшись, Криди увидел Арне Фукуду, капитана “Чёрного Георгина”, которого уже обступили посетители “Утёнка”. Арне бороздил пространства на “Георгине” столько, сколько Криди его знал. Высокий, широкоплечий, чёрноволосый с аккуратной бородкой и шрамом в виде звезды на правой щеке. Единственный, кому Пэн позволил покидать Неверленд. Что Арне для этого пришлось сделать, Криди не знал, да ему и не интересно. Хватало того, что Арне иногда брал Криди с собой в плавания, когда тому хотелось ненадолго вырваться с острова. “Георгин” бороздил миры и был единственным поставщиком товаров из мира людей. Алкоголь, сигареты, ткани, книги, новые интересные вещи, типа игральный карт, на которых многие построили бизнес… Арне мог достать всё, лишь заплати названную цену. В Неверленде его уважали, а возвращения из очередного плавания ждали с нетерпением. Криди поймал взгляд голубых глаз Арне и отсалютовал ему бокалом. Тот сдержанно кивнул.
Криди сидел за стойкой и смотрел, как Арне разговаривает то с одним, то с другим так, будто ему это интересно. Он смотрел и на других посетителей, официантов, выцепил взглядом Рен, сидевшую за одним из дальних столиков, дымя сигаретой. Она сидела, закинув ногу на ногу и нервно ей покачивая. Видимо, ждала Оука, как он и приказал. Сам Оук спустился в зал через какое-то время. Он подошёл к Арне, пожал ему руку, спрятанную в белую перчатку, дал какое-то указание официантке и поманил к себе Рен, и они скрылись на лестнице. Что будет происходить там, в его кабинете или личных покоях, Криди даже не брался предполагать. Возможно, из-за его вмешательства Рен достанется сильнее, чем могло бы. Возможно, она отделается легко. А, возможно… Криди хмыкнул, представив, что Оук мог с ней сейчас делать. Спрятав улыбку в бокале виски, Криди сделал большой глоток.
– Не помешаю? – справа от Криди раздался низкий с хрипотцой голос. Криди пожал плечами. – А то везде всё занято.
Криди обернулся через плечо, осмотрел забитый посетителями зал и барную стойку, за которой сидели лишь они с Арне.
– Ну да. И надолго вы к нам, капитан? – Криди знаком показал бармену повторить его виски. – Уже составили новый маршрут, м?
– А что, решил опять напроситься с нами? – хмыкнул Арне.
Он достал из внутреннего кармана длинного, украшенного золотыми нашивками чёрного плаща с высоким воротом металлический портсигар, вытащил оттуда сигару и прикурил. Каждое движение – плавное и чётко выверенное, словно он – не пират, а самый настоящий человеческий герцог.
– Упаси Бездна, – скривился Криди. – Ты же знаешь, твоя змея меня недолюбливает. Кстати, где она? – Криди посмотрел на пол, словно было так легко не заметить трёхметровую чёрную змею. – Оставил “Георгин” охранять? Ну и правильно, нечего пугать народ. – Своими шуточками Криди ходил буквально по лезвию катласа, висевшего у Арне на поясе. Если бы Арне Фукуда и мог ему что-то сделать, Криди бы всё равно не прекратил каждым словом наживать себе врагов. Арне не отправит его в Бездну. И они оба это знали. – Да и, к тому же, не время покидать город, где могут понадобиться мои кольты. – Арне выгнул чёрную рассечённую шрамом бровь. Криди придвинулся к нему ближе и тихо заговорил: – Вайтирай нападают на местных. Чаще, чем обычно. И Оук ничего не собирается с этим сделать.
– А Пэн? – так же тихо спросил Арне. Криди коротко мотнул головой и сделал глоток из бокала. – Понятно. Ничего не меняется.
– А что здесь должно меняться? – в полный голос рассмеялся Криди. – Души, сделки, желания, красивые кицумы и голосистые русалки… Зачем нам перемены? Эй, милая! – Бармен повернулась к Криди. – Вот скажи, нужны ли Моартестемару перемены? – Та непонимающе нахмурилась. – Ну там, от сделок отказаться, вернуть всем души и зажить так же, как и вы до своей смерти? Хотя, – Криди постучал длинным чёрным когтем по подбородку, сделав вид, что задумался, – вряд ли вы вообще будете жить. Отправитесь куда-то туда и всё – досвидос. Ну так, нужны ли нам такие перемены?
– Мне кажется, вы и сами ответили на свой вопрос, – смущённо улыбнулась бармен.
Криди отсалютовал ей бокалом и повернулся на Арне.
– Мнение заинтересованного человека.
– Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю, – ответил Арне, понизив голос.
– А то. Я, в отличие от многих, иногда покидаю город и вижу всё, что творится за его стенами.
– Ну вот. – Арне встал со стула и хлопнул Криди по спине. Тот чуть виски не подавился. – Рад был повидаться, Криди.
Криди ничего не ответил. Арне ушёл, оставив после себя лишь облако сигарного дыма. Криди и Арне Фукуда были знакомы так долго, что Криди уже и не помнил, как это произошло. Возможно, один пытался пристрелить другого. Возможно, у кого-то из них это даже получилось. Криди не брался вытаскивать из памяти такие ничего не значащие детали. Значение имело лишь то, что Арне теперь в курсе нападений и уверен, что Оук понятия не имеет, где искать Пэна. Зачем Фукуде Пэн Криди не спрашивал. Не из-за того, что змеюка Арне, которую он ласково называл Маргаритой, смотрела на него, словно в любую секунду могла откусить голову, а из-за того, что Криди это просто не интересно. Криди нет дела до сделок. По крайней мере, до чужих, а со своей он как-нибудь разберётся. Ему и так хорошо. Когда надоедал город с его пёстрыми витринами разномастных магазинов, громкими зазывалами, дурманящими благовониями и приветливыми борделями, он уходил в глубь Неверленда поохотиться на вартирай, погонять по болотам капуки или наведаться на Русалочьи острова. Когда ему надоедало и это, Криди возвращался в Моартестемар. В объятия кицум и дурман благовоний.
Криди не мог сказать, нравится ему такая жизнь или он, как Арне, хочет что-то изменить. Криди просто не знал ничего другого. Возникший из пороков и желаний душ, которых принёс сюда Пэн, Криди не мог сравнить Неверленд до и после этого. Привязанный к острову, он мог покидать его лишь ненадолго на корабле Фукуды, обречённый возвращаться вновь и вновь. Волновало ли его это? Ничуть. Каждый из населяющих остров демонов не смел его покидать, но вряд ли это кого-то удручало. Они научились использовать свою силу, множить её и пользоваться всеми благами сделок. Жаль только, что демона можно с лёгкостью привязать к себе условиями клятв, если этот самый демон плохо играет в покер. Хорошо лишь, что этим самым привязавшим Криди к себе стал Арне Фукуда. Иначе Криди бы уж точно нашёл способ обратить эту сделку против. Или хотя бы разобраться с ней поскорее.
Допив свой виски, Криди встал из-за стойки, кивнул барменше и направился выходу из “Жёлтого утёнка”. Платить за выпивку ему было не нужно. Не так давно Криди предотвратил начавшуюся было потасовку за одним из карточных столов. Проигравший разорался, набросился на других игроков, крупье, обвинил всех и вся в мухлеже и почти принялся выбивать признание кулаками, как Криди, сидевший за соседним столиком, вытащил один из своих кольтов, прикреплённых кожаными ремнями в бёдрам, и парочку раз выстрелил в потолок. Потасовка тут же стихла, а Криди, схватив драчуна за шиворот, вытолкал того на улицу. Оук, заскрежетав зубами, во всеуслышание разрешил Криди пить бесплатно. Он-то и раньше мог, но теперь никто из-за этого на него косо не смотрел и не пытался выведать подробности подобной договорённости.
Ночь встретила его обычным для Моартестемара гомоном голосов и криками зазывал. Уличные гадалки и ворожеи в блестящих шуршащих одеяниях сновали туда-сюда, предлагая свои услуги. На небольшой площади с фонтаном труппа фокусников в ярких одеждах и белых скалящихся масках устроили представление с картами и марионетками. Они подходили к зрителям, что-то им говорили, хватали за руки, увлекая за собой. В вихре музыки и ярких пятен сложно не потерять голову. Особенно, когда ты простая человеческая душа. Особенно, под воздействием магии, которой пользовались все, кто мог, чтобы заполучить как можно больше сделок и выгодно перепродать имеющиеся.
Криди прошёл мимо. Его не трогали, не пытались увлечь за собой. Видимо, понимали, что с ним их уловки не сработают. Криди скорее сам вынудит их на выгодную сделку, чем они его. Такова уж сущность демона, созданного из пороков, страстей и скрытых желаний. Криди медленно шагал к одному из борделей, фасад которого тонул в ароматных цветах белой розы. Стоящие у входа две девушки в белых плащах и масками в форме челюсти черепа, закрывающими нижнюю часть лица, молча кивнули ему, пропуская внутрь. В Доме Белой розы Криди знали. Не как завсегдатая. Очень-очень давно Криди договорился с Арне о выгодных условиях поставок всего необходимого госпоже Розе – хозяйке борделя – за собственную небольшую комнату под самой крышей. Госпожа не возражала. Это была малая плата за помощь, а Криди не пришлось прикладывать усилия в поиске места для ночлега пока он находился в Моартестемаре.
Обменявшись кивками, улыбками и любезностями с кицумами в белоснежных одеяниях, Криди поднялся на самый верх, отпер дверь и вошёл в комнату. Практически пустую и совсем не похожу на жилую. Здесь имелась только кровать, небольшой стол, стул и узкий шкаф. Криди запер дверь на ключ, выложил кольты на стол, повесил чёрный сюртук в шкаф, скинул высокие ботинки, переоделся в свободные штаны и кофту с длинным рукавом и плюхнулся на кровать. Повернувшись на спину, он положил руки под голову и посмотрел в стеклянный потолок – единственная причина, по которой он выбрал именно эту комнату, хотя Госпожа Роза предлагала ему абсолютно любую из тех, что имелись в борделе. Криди нравилось смотреть в чёрное усыпанное яркими звёздами небо. Нравилось смотреть на диски лун, проплывающих над ним. Криди смотрел, чувствуя, как засыпает. Но перед тем, как провалиться в сон, ему показалось, что он увидел пролетающий в небе чёрный силуэт.
Глава 3
РЕН
Три с половиной года назад
Когда Ренэйт вышла на улицу после смены в баре, была глубокая ночь. Заведение ещё открыто, гостей был полон зал, но на сегодня её работа закончена. Рен провела на высоких каблуках целых двенадцать часов, казавшихся бесконечными, и её ступни ныли от усталости. Правда карманы приятно грела наличка, которую Рен оставляли на “чай” за красивые глаза, широкую улыбку и возможность немного полапать за ягодицы. Рен было противно каждый раз от сальных взглядов, скользящих по сдавленной рубашкой груди, от лап, трогающих её, но счета сами себя не оплатят. Ради денег Рен была готова и потерпеть.
У входа в бары и рестораны на этой улице толпился народ. Иногда Рен казалось, что район никогда не спит. В этом бы была своя прелесть, если бы таксисты не заламывали цены. Видимо, они поняли, что отсюда уезжают далеко не трезвые люди, которым всё равно, сколько заплатить за поездку домой. Вот только у Рен каждый доллар расписан, и она не могла позволить себе бездумно тратить их на такси.
Застегнув длинное пальто, Рен закурила и направилась дальше по улице. За несколько месяцев работы в баре, Рен поняла, что из жилого района такси будет стоит дешевле, пусть и поймать его там сложнее. Она шагала по улице, дымя сигаретой, огибая шумные компании и игнорируя любые окрики и попытки с ней познакомиться. Шагала быстро. Туда, где народу почти не было. Свернув в знакомый переулок, Рен вышла к небольшому скверу. Огляделась. Пусто. Достав из кармана мобильник, она открыла приложение такси, ввела домашний адрес и принялась ждать. Машина не находилась. Видимо, водители не желали покидать улицы с барами и ночными клубами, где за поездку могли заработать куда больше. Но ничего не оставалось – Рен ждала.
Стоять на месте было холодно. Рен спрятала лицо в шарф, подула на замёршие руки – перчатки как назло она не взяла. Ожидание тянулось словно густой кленовый сироп. С каждой минутой Рен всё сильнее обволакивало плохое предчувствие. Обновив приложение, Рен увидела, что её заказ наконец приняли. Она уже собиралась набрать водителю и сказать, чтобы за парочку баксов мимо кассы подождал её возле ближайшего бара, как услышала за спиной громкий смех и пьяные мужчкие голоса, которые становились всё ближе.
Рен достала из сумки перцовый баллончик и сунула руку в карман пальто. Приложение показывало, что такси подъедет через восемь минут.
– Ну я ему и говорю: слушай сюда, мудила! И знаете, что он мне ответил? Чтобы я катился к чёрту! Прикиньте!
– Я б тебя, Джимми, тоже послал, если б ты подкатывал к моей тёлке.
Ночной воздух сотряс гадкий пьяный хохот. Рен не оборачивалась. Она слышала их в нескольких метрах от себя.
– Да вы б её видели, парни! К ней б и слепой не стал подкатывать! Я так ему и сказал! И знаете, что?
Голоса замолчали, а Рен сковал ужас. Сердце в груди колотилось так сильно, что её саму начало трясти.
– Эй, девушка! Де-ву-шка!
Перед Рен встали двое.
– И чего такая красотка делает здесь посреди ночи? – голос звучал мерзко и похотливо. – Не хотите составить нам компанию?
– Простите, но я жду своего парня. Он приедет с минуты на минуту.
– Давайте ждать вместе. – Позади Рен раздался хохот. Она сильнее сжала баллончик в кармане. – У нас есть выпивка. Хотите?
– Откажусь, – произнесла Рен твёрдо.
– Да ладно тебе, – прозвучало над ухом. Рен почувствовала на спине чужую руку. – С нами куда веселее ждать.
– Мне правда нужно идти. Мой парень, он…
– Да к чёрту твоего парня. Ну хочешь, мы тебе заплатим? Деньги не проблема.
Чужие руки бессовестно лапали её спину, водили по ягодицам. Пальцы отодвинули шарф с лица Рен, и она почувствовала на своей шее горячее дыхание.
– Уберите руки! Пустите меня!
Рен попыталась высвободиться, но её зажали со всех сторон. Их было четверо. Высоких, широкоплечих и сильно пьяных.
– Никуда ты не пойдёшь.
Гадко посмеиваясь, один из парней развязал пояс её пальто, обхватил талию и прижал к себе.
– Нет! Отвалите от меня!
Рен со всей силы толкнула одного в грудь, выхватила из кармана баллончик и наугад брызнула. Хватка ослабла, и Рен бросилась бежать.
– Вот сука! Держите её!
Рен неслась по улицам, не разбирая дороги. Полы её пальто развевались за спиной, концы шарфа били по лицу. За спиной – крики и смех. Дрожащими руками, кое-как Рен набрала номер таксиста. Её душил ужас, сковывал лёгкие, но Рен бежала, борясь с желанием оглянуться. Когда водитель, наконец, ответил, её схватили за волосы и резко рванули назад. Рен вскрикнула и выронила телефон. Тот с громким стуком упал на асфальт, экран потух.
– Попалась!
– Всё, бежать больше некуда!
Рен громко вскрикнула, когда её снова дёрнули за волосы. И тут же голова мотнулась от сильного удара по лицу.
– Закрой рот, мразь! Я чуть не ослеп! Но ничего, ты за это поплатишься.
– Отвали, урод! Отпусти меня!
– Теперь ты никуда не денешься, – рассмеялись ей в лицо. Рассмеялись и плюнули. Рен чуть не стошнило.
Она замахнулась ногой и ударила державшего её за волосы по голени. Тот вскрикнул от боли, но хватку не ослабил. Наоборот – резко развернул на себя и ударил по лицу. Во рту появился привкус крови.
– А суки есть зубки. Посмотрим, что она сделает, когда я ей их выбью.
– Давайте только с дороги уберёмся. А то вдруг реально за ней приедет хахаль.
– Да никто за ней не приедет. А если и приедет, заставим смотреть, как я её трахаю.
И, гогоча, Рен затащили в ближайшую подворотню. Она брыкалась, царапалась, кусалась, пыталась кричать, но рот её крепко зажали. Её били по лицу, дергали за волосы, выкручивали руки, прижимали к холодной стене. Блузку, в которую Рен была одета, безжалостно разорвали, сняли с неё штаны и изнасиловали. Все вчетвером. Поочереди, сняв это на телефон. Рен не оставляла попытки вырваться, за что получала пинки, удары по лицу, в живот, плевки. Кожу её изрезали, а о раны тушили сигареты. Минуты казались вечностью. Всё слилось воедино, но желание спастись Рен не покидало до самого конца. Даже тогда, когда она перестала сопротивляться, двигаться.
Вдоволь наигравшись с жертвой, ублюдки бросили её в подворотне. Они обшарили карманы её пальто, выгребли из сумки наличку и, ещё по паре раз пнув по рёбрам, смеясь и радуясь просто ушли. Ушли, оставив Рен подыхать.
Рен лежала в луже собственной крови и нечистот. Она медленно моргала не в силах пошевелиться. Вдохнуть не полчалось, из горла вырывался лишь сдавленный хрип. Видимо, сломанное ребро проткнуло лёгкое. Последняя слеза скатилась по израненному лицу, и Рен закрыла глаза, молясь лишь о шансе продержаться, выкарабкаться, чтобы найти ублюдков и отомстить. За него она готова на всё, что угодно.
– Вот прям таки на всё.
Сверху раздался насмешливый голос, и Рен открыла глаза. Она увидела лишь высокие кожаные ботинки на грубой подошве. Незнакомец опустился на корточки, повернул её лицо, и Рен увидела парня в кожаной куртке поверх чёрной толстовки, капюшон которой был накинут на его голову.
– М-да, изрядно тебя потрепало, – сказал незнакомец, осматривая её. – Я прям чувствую, как из тебя уходит жизнь. Ещё чуть-чуть и – всё. Но я могу помочь. Спасти тебя и дать то, что ты так сильно хочешь.
– Кто ты? – прохрипела Рен. Откуда у неё ещё были силы говорить, она не представляла.
– Питер Пэн, – с гордостью ответил парень. – Собиратель душ и ученик самой Смерти.
Рен рассмеялась и тут же закашлялась. Кровь наполнила её рот.
– Я вообще-то серьёзно, – обиженно проговорил он. – У меня есть сила, которая может тебя спасти и дать возможность отомстить.
Он сделал какой-то знак руками, и Рен окутали тени. Плотные, осязаемые, словно густой туман. Они щекотали кожу, стягивали её раны. Боль понемногу отступила, и Рен смогла сесть.
– Видишь, – расплылся Питер Пэн в улыбке. – Я ещё и не такое могу.
– Кто ты такой? – опасливо спросила Рен.
– Я же уже сказал. Я повелеваю душами. Твою я только что вернул на место.
– И ты можешь помочь мне отомстить?
– Конечно, – рассмеялся Пэн. – Я всё могу. Но не за просто так.
– Я на всё согласна, – выпалила Рен. В небе прогремел гром, сверкнула молния. Она на мгновение осветила лицо Пэна, и Рен увидела его яркие зелёные глаза, татуировку тернового венца на шее, а под ней – чёрного бражника. – Только назови цену.
– Цена за силу велика, – начал Пэн нараспев. – Чтобы что-то получить, нужно равносильное отдать. Возможность отомстить я, но взамен твою душу заберу. Как только ты умрёшь, станешь навеки принадлежать мне, Питеру Пэну, ученику самой Смерти. Отныне и до скончания веков.
– Отныне и до скончания веков, – повторила Рен.
Питер широко улыбнулся, наклонился к ней и поцеловал в лоб. Перед глазами Рен засветилась татуировка бражника. Она переливалась золотом, словно была живой и в любой миг могла улететь. Как только Питер отстранился, Рен почувствовала небывалую усталость. Глаза слипались, голова стала будто налитая свинцом. Она рухнула на асфальт.
Когда Рен вновь очнулась, на улице всё ещё было темно. Голова гудела, как от жуткого похмелья. Стоило только сесть, как её стошнило. В мыслях – каша и никакого понимания, что произошло и где она. Оглядевшись, Рен увидела обрывки одежды, размокшие сигареты и пустые бутылки. Она потёрла лицо. Больно. Почему ей больно? Её что, били? Воспоминания накатили волной. Картинки погони, крики, боль от ударов и порезов, чужие руки, раздевающие её. Рен снова стошнило. Чёрт. Видимо, всё же есть Бог на свете, раз она выжила.
Или не Бог? В голове Рен крутился образ: парень в чёрной толстовке и татуировкой бражника на шее. Питер Пэн. То ли сон, то ли Рен так сильно приложили по голове. Не важно. Она жива. И она может отомстить.
Кое-как встав на ноги, Рен подняла с земли пальто. Вымокшее, грязное. Поморщившись – больше от отвращения, чем от боли – Рен надела его и медленно зашагала прочь. Сейчас главное добраться до дома, а там она уже придумает, как найти ублюдков. От мысли о том, что она с ними сделает, Рен улыбнулась. Она нутром чувствовала, что сможет их найти. Словно стоило только захотеть, и она, будто ищейка, возьмёт нужный след.
Рен вышла обратно на улицу с барами и клубами. Людей, как будто меньше не стало. Интересно, сколько она провалялась в отключке? Рен шагала мимо очередей, столпившихся людей, не обращая внимания на косые взгляды.
– Рен, твою мать! – воскликнул вышибала на входе в бар, где она работала. – Что стряслось?!
– Меня ограбили, – выдала она первое, что пришло в голову. – Ударили по голове и стащили сумку. Можешь вызвать мне такси? После следующей смены верну, обещаю.
– Конечно, какие вопросы? Ты сама-то как? Может, лучше в больницу? Выглядишь хреново.
– Нормально, – отмахнулась Рен. – Отосплюсь и буду как новенькая.
– Лица-то разглядела? – Рен покачала головой. – М-да уж. Хоть травмат с собой носи, ей Богу.
Мужчина достал телефон и через приложение вызвал такси. Рен мельком увидела стоимость поездки, и ей стало дурно.
Машина приехала через пять минут. Поблагодарив вышибалу, Рен забралась на заднее сиденье. Водитель, увидев её, скривился, но говорить ничего не стал. Автомобиль покатил по улице.
Всю дорогу Рен думала о том, что будет делать дальше. Она не чувствовала себя плохо. Головокружение прошло, раны и места ударов не болели. Словно ничего и не случилось. Словно она просто вышла со смены, вызвала такси и поехала домой. Пустота. Даже рабочей усталости не было. На месте всего того, что Рен должна чувствовать, было лишь желание разорвать тех ублюдков голыми руками. Она знала – сможет. Странная уверенность текла по её венам вместе с кровью. Эта ночь сломала её. Уничтожила, заставив переродиться в новую Ренэйт Бэкланд, не чувствующую жалости.
Она выследила их по одному.
И для этого Рен не понадобились ни сыщики, ни доски с фотографиями и записями, которые показывают в детективных сериалах — ничего. Странно, она просто чувствовала, куда идти и что делать. Стоило только подумать о той ночи, как тени в углах комнаты, на улице начинали шевелиться и вести Рен за собой.
Ей не понадобились ни хитроумные ловушки, ни планирование расправы. Рен не кралась, не вскрывала замки, не разбивала окна. Она звонила в дверь, громко стучала, не собираясь оставаться незаметной. В глазах ни одного из ублюдков Рен не увидела узнавания. Для них она была кем угодно, но не восставшей из мёртвых загубленной ими жизнью. Даже грустно, что они так и не поняли, от чьей руки подохли. Возможно, стоило и рассказать, напомнить, но Рен была слишком ослеплена яростью.
В руках у неё не было ничего. Ни биты, ни арматуры, ни ножа. Войдя в дом, Рен хватала первое, что попадалось под руку, и била. Ублюдку крупно везло, если удар приходился в висок – так он мог подохнуть быстро и не особо болезненно. Рен ломала их руки, ноги, рёбра, челюсти. Она делала то, что не так давно доставило им удовольствие. Резала кожу, выжигала глаза, тушила сигареты о язык. Пинала и била до тех пор, пока голова не превращалась в кровавую кашу. Это было ни красиво, ни быстро. Месть Рен грязная, кривая и захлёбывающаяся в крови – как и её ярость.
Раньше Рен думала, что никогда бы не смогла убить человека или умышленно причинить кому-то вред, но, стоило только увидеть одного из её насильников, как тело наполняла ярость. Первобытная, горячая. Рен ей не сопротивлялась. Она отдала себя во власть ярости и безжалостному отмщению. Её не волновало, что у кого-то могла остаться семья. Пёс, о котором некому позаботиться. Не волновало так же, как и их не волновала её судьба. Руки её не дрожали, не были ни капли страха или сожаления. Ничего. В Рен не осталось ничего, что могло бы воззвать к совести.
Последствия для неё самой Рен тоже не заботили. Если бы её арестовали, она бы просто сдалась. Признала вину, не раскаиваясь ни на секунду. Ей сломали жизнь. Уничтожили, и расправа – меньшее, что Рен могла сделать, чтобы отомстить за себя. Но это принесло удовлетворение. Она исполнила обещание, данное самой себе в том переулке, где её бросили умирать, и теперь она могла попытаться жить дальше.
О словах того парня, Питера Пэна, Рен не думала. Она прекрасно помнила, что он сказал о её душе, но собственная смерть казалась Рен такой далёкой, что она не переживала. Когда ещё это случится? Через год? Десять? В далёком когда-нибудь. Кто-то мог бы посчитать Пэна сумасшедшим, не придать его словам никакого значения, но Рен на себе испытала его… силу? Магию? Она не знала, что это было, но отчётливо помнила клубившиеся вокруг него тени и чутьё, помогавшее ей выследить насильников. Рен не думала о том, что когда-то может произойти. Она жила дальше и вскоре совсем забыла о том, что её ждёт.
Через полгода Рен вновь встретилась в Питером Пэном.
Она возвращалась домой с работы на такси. Поздняя ночь, дождь лил так, что ничего не было видно. Машина медленно двигалась по забитым дорогам, дворники не справлялись с потоком воды, заливающим лобовое стекло, водитель то и дело ругался и сигналил. Они остановились на светофоре. До дома оставалось ещё далеко. Рен увидела быстро приближающиеся к ним фары, но ничего не успела сделать – внедорожник влетел в дверь с её стороны с такой силой, что такси отбросило на обочину. Боль пронзила всё тело. Осколки разбившегося стекла впились в её лицо, руки. Вдалеке кто-то кричал. Рен медленно открыла глаза.
– И вот мы снова встретились, – ухмыльнулся кто-то справа.
Рен повернула голову и увидела Питера Пэна. Его зелёные глаза сверкали, а в руках клубились тени.
– Чт… – прохрипела она.
– Не думала же ты, что я позволю тебе жить? – рассмеялся Пэн.
Рен закрыла глаза и провалилась в темноту.
В ту ночь Ренэйт Бэкланд снова умерла. На этот раз – навсегда.
Очнулась Рен посреди поляны. Распахнув глаза, она увидела тёмное небо, усыпанное яркими звёздами. Над ней проплывали два светящихся диска луны. Голую кожу неприятное кололи травинки, камушки впивались в позвонки. Резко сев, Рен огляделась. Это точно был не Чикаго. Может, она в коме и видит какой-то странный сон? Хотелось верить, но Рен знала – всё это не сон, а она уже никогда не очнётся по-настоящему.
Мысль о собственной смерти вышибла из лёгких весь воздух. Её сковал страх, она затряслась – то ли от холода, то ли от охватившей её паники. Нет, она не могла умереть! Рен же… выкараблась тогда, когда её бросили умирать в подворотне. Она выжила, отомстила. Неужели, обычная авария способна у неё всё отнять? Рен застыла – в голове возник образ Питера Пэна, которого она увидела перед смертью. Его зелёные глаза, светящуюся татуировку бражника на шее и фразу «Не думала же ты, что я позволю тебе жить»Значит… Значит, Пэн всё подстроил? Специально соблазнил на сделку, дал то, что она хотела, а потом убил? Чёрт!
Рен рухнула на траву и зарыдала. Она била кулаками землю, кричала и плакала. Пэн её обманул, и теперь она вообще чёрте где без капли понимания, что делать дальше. Рен мысленно взывала к Пэну, надеясь, что он появится, и она сможет выцарапать его глаза. Сделать хоть что-нибудь, чтобы не было так мучительно страшно.
Но вместо Пэна на поляне появился кто-то другой. Рен услышала его голос, но ни слова из речи не поняла. Она резко вскинула голову. Мужчина стоял в паре метрах от неё. Свет двух лун делал черты его лица резкими, а рога… Рога? Рен зажмурилась, тряхнула головой, надеясь, что ей это привиделось. Не привиделось. Голову незнакомца действительно венчали два рога, какие изображают у демонов на картинках.
– Кто ты? Что тебе нужно? – заорала Рен дрожащим голосом.
Мужчина ответил, но Рен не поняла ни слова.
– Я не понимаю, чёрт тебя возьми! Не понимаю!
Рен вновь упала на траву. Она рыдала, сотрясаясь всем телом.
– Не понимаю… Не понимаю… Господи, пожалуйста, помогите кто-нибудь… Прошу…
– Ну раз ты просишь, – услышала она голос мужчины и почувствовала, как её руку обожгло болью. – Я хоть и не Бог, но тоже на кое-что гожусь.
Рен оторвала голову от земли и уставилась на свою руку, опутанную золотой нитью, которая тут же впиталась в кожу. Распахнув рот, Рен переводила взгляд со своей руки на мужчину и обратно.
– Чт… что это было?! Кто ты такой!? – истерично восклткнула Рен. – Где я?!
– Поздравляю с первой заключённой сделкой, – улыбнулся он. – Ты хотела, чтобы тебе кто-нибудь помог, а я, на твоё счастье был рядом. Не переживай, о цене договоримся чуть позже, когда ты освоишься. Меня зовут Оук, а это – Неверленд. Пристанище душ тех, кто заключил сделку с Питером Пэном. Пристанище таких, как ты.
– Я… я умерла? – выдавила Рен, пусть и так знала ответ. В её голове услышанное от Оука не укладывалось.
– Ну конечно, – улыбнулся Оук. – Иначе в Неверленд не попасть. Бедняжка. – Он подошёл к Рен, опустился на корточки. Теперь она увидела, что его волосы наполовину белые, наполовину – чёрные. – Тебе, наверное, страшно? Но ничего, я помогу тебе.
Рен боролась с желанием вскачить на ноги и сбежать подальше. Один раз она уже заключила сделку, из-за которой сдесь и оказалась. Но Оук не выглядел как тот, кто способен обмануть, нажиться на чужом горе. Ему хотелось поверить и позволить помочь, но Рен не решалась.
– Не бойся, – нежным голосом проговорил Оук, погладив Рен по щеке. – У меня нет цели обидеть тебя или обмануть. Я несу ответственность за все души в городе. И теперь за тебя. Магия не позволит мне нарушить нашу сделку.
Сглотнув, Рен кивнула.
Оук не казался пугающим. От него иходила уверенность, которая обволокла Рен и вызвала желание вверить себя в его руки, увешанные золотыми украшениями. Может, Оук поможет Рен найти Пэна и вернуться домой? Оук улыбнулся, снял пиджак и набросил на плечи Рен. Протянув руку, Оук помог ей встать и повёл в сторону города, огни которого виднелись вдали.
Рен шагала на трясущихся ногах, зубы стучали, а рука вцепилась в локоть Оука. Она шагала, а мысли были заняты лишь Питером Пэном, убившим её во имя сделки. Питером Пэном, которому Рен жаждала отомстить за разрушенную жизнь.
Наши дни
Рен раз за разом возвращалась мыслями в те дни, когда её жизнь заканчивалась. Когда висишь, прикованная цепями к потолку, ничего другого и не остаётся, кроме как думать о мести. В мыслях об этом Рен находила силы не молить Оука остановить пытку. Она висела, прикованная за запястья цепями к потолку, обнажённая, с опущенной головой. Рук она не чувствовала, а колени болели от долгого стояния на твёрдом каменном полу подвала, от которого поднимался запах засохшей крови и пота. Болел каждый сантиметр тела, по которому Оук нещадно хлестал кнутом. Он оставлял глубокие рваные раны, которые постепенно затягивались, чтобы Оук мог наслаждаться пыткой как можно дольше. Его излюбленное наказание, к которому Рен давно должна была привыкнуть. Она и привыкла. От звонких ударов больно, как и впервые, но она научилась не вскрикивать, а молча терпеть. Научилась убегать мыслями в события трёхгодичной давности, ведь только в злости и жажде мести она могла найти силы.
– Что-то моя птичка сегодня молчалива, – промурлыкал Оук. Рен услышала стук каблуков его ботинок, а затем её грубо дёрнули за волосы, заставляя поднять голову. Она зашипела от боли. – Совсем нечего сказать?
– Я уже всё сказала, – выдавила Рен. – Такого больше не повторится.
– Почему-то я тебе не верю. Ты каждый раз обещаешь одно и то же, и что? Ничего не меняется.
– Я усвоила урок.
– Ещё нет, – оскалился Оук.
Он отпустил её волосы, голова безвольно опустилась, а спину в следующее мгновение обожгло болью. Рен вновь до крови закусила губы. Она уже перестала считать удары. Перестала стискивать зубы, когда слышала свист рассекаемого воздух кнута.
Пусть Оук и дал ей сильный щит, который убёрег Рен от пули Шале, вот только ему самому он не помеха. Любая магия, которой Рен пользовалась, целиком и полностью принадлежала Оуку. Так же, как она сама.
Новый удар пришёлся на поясницу. Ещё один – рассёк кожу на животе. Рен подняла голову и сквозь упавшие на лицо волосы посмотрела на Оука, сидевшего перед ней в кресле с бокалом в руке. Он лишь еле заметно взмахивал пальцем, приказывая магии истязать её. Господи, как же Рен его ненавидела. Порой ей казалось, что лучше бы она попала в один из борделей, чем к Оуку. Но она – не красивая изящная кицума, не милая фея, а всего лишь человек, который за доброту и искренность принял желание заключить выгодную сделку. Таких, как Рен, на веку Оука были сотни или даже тысячи. Он частенько встречал новоприбывших в окрестностях Моартестемара и со всеми заключал самые первые и самые сладкие сделки, но только Рен он держал при себе. Почему? Рен и сама не знала. Может, ему интересно раз за разом пытаться её сломать. А, может… Да Бездна вообще знает, что творится в его демонской голове.
Сколько продолжалась пытка, Рен не знала. Плечи горели так, будто их жарили на медленном огне. На цепях, врзавшихся в кости, наверняка висели ошмётки её содранной кожи. Тело превратилось в рану, которая упрямо затягивалась новой тонкой кожей, чтобы вновь лопнуть под ударом. Под коленями скопилась тёплая жижа, едко пахнущая металлом и сыростью. Густой воздух, пропитанный потом, лип к языку. Ей хотелось пить, но Рен не решалась попросить. Возможно, не хотела показаться слабой. Не хотела давать Оуку понять, что он может её сломать. Пока в Рен жива жажда мести, она будет бороться, даже если Оук навеки запрёт её в этом подвале.
– Мне не хочется причинять тебе боль, Рен, – вздохнул Оук над ней. – Но ты не оставляешь мне выбора. В Моартестемаре есть правила и система, которым ты обязана подчиняться.
Оук говорил спокойно, почти ласково, но Рен всё равно слышала странную нетерпеливость, будто он ждал, что она скажет что-то такое, что даст ему повод продолжить пытку. Словно боль для Оука была не инструментом наказания, а способом убедиться, что она, Рен, всё ещё его. Словно в каждом её вскрике, всхлипе, вздохе и скрежете зубов слышал доказательства их связи, и от этого становился тише, внимательнее. Доказательство… Неужели ему мало тех клятв и сделок во имя Оука и Питера Пэна, что и так опутывали Рен?
– И кто же это выдумал? – хрипло усмехнулась Рен. – Питер Пэн?
– Я знаю твои истинные желания, Рен. Знаю, как сильно противен тебе Неверленд. Но ты сама виновата в том, что оказалась тут. Пэн не заставлял тебя заключать с ним сделку. Никого из тех, кто сказал ему “да”. Вы сами обрекли себя на такую участь.
Рен почти ответила, что Пэн её обманул, но смолчала. Оук прав – её никто не заставлял соглашаться. Пэн лишь предложил. Да, он воспользовался её состоянием, тем, что она умирала и была в отчаянии, но согласилась она по собственной воле. Мало того – Рен молила о том, чтобы ей дали шанс отомстить. Его дали. Она знала, что ценой станет её душа, но… Но от этого меньше она не злилась. Главным образом – на себя. За три года существования в Моартестемаре Рен узнала истории многих людей. Все, как один, продали душу Пэну. Кто-то проиграл ему в карты, кто-то – продался за удачу в казино, кто-то – чтобы спасти близкого человека, а кто-то – сам стал предметом сделки. Последних Рен было особенно жалко. Вот они-то как-раз и не выбирали. В отличие от неё.
Рен почувствовала прикосновение к рваным краям ран.
– Моя бедная маленькая птичка. Я не хочу от тебя избавляться. Ты слишком ценная сделка, чтобы просто так отправить тебя в Бездну. Но, поверь мне, однажды этот день настанет.
Кандалы с лязгом открылись, и Рен рухнула в лужу собственной крови. Руки пронзила такая боль, что слёзы хлынули из глаз.
– Поднимайся, – скомандовал Оук. – Нужно привести тебя в порядок.
Рен с трудом заставила себя встать с пола. Сначала на четвереньки, уперевшись дрожащими и руками в пол, потом – на трясущиеся ноги. Казалось, что кости вот-вот не выдержат её веса и с треском раскрошатся. Болела и ныла каждая мышца, глотка слиплась от нехватки воды, губы растрескались, смачивая рот кровью.
А Оук сидел в кресле, наблюдая, как Рен поднимается, словно истерзанное животное, которое заново учится ходить. Он не произнёс ни слова, даже не пошевелился. Просто ждал, когда она выберется из боли, чтобы потом снова в неё вернуться. Рядом с Оуком – стул, невысокий столик, на котором стояла миска с водой. Рен, пошатываясь, волоча за собой ногу, проковыляла к стулу и села спиной к Оуку. Через мгновение она почувствовала прикосновение холодной мокрой ткани. Вода, напитанная магией Оука, не только промывала её раны, но и исцеляла их, обновляла кожу на уже затянувшихся, чтобы не осталось шрамов. Жжение было такое, будто на них вылили целый флакон перекиси и спирта. Рен закусила палец, чтобы не вскрикнуть. Когда Оук закончил с её спиной, Рен сел к нему лицом. Оук касался её аккуратно, даже нежно. Словно это не он нанёс ей все раны. Рен следила за его движениями, рассматривала лицо. Красивое, с прямым носом и высокими скулами. Возможно, в другой жизни Рен могла бы влюбиться в Оука. Либо хотя бы по настоящему наслаждаться сексом, которым они периодически занимались. Оук хотел, Рен была не против. За годы она даже научилась использовать своё тело для получение выгоды, но не чувствовала ни удовольствия, ни желания. Ничего. Каждый раз Рен просто терпела. Знала – будет сопротивляться, и Оук воспользуется заключенными между ними сделками. Он умел быть нежным, пусть эта нежность и обманчива. Оук целовал её шею, ключицы, во время секса не делал больно, но Рен после этого каждый раз хотелось утопиться.
Оук провёл тряпкой по лбу Рен, по скуле, спустился к шее. Раны уже затянулись, но Оук не спешил отпускать её. Он убрал слипшиеся от крови и пота волосы Рен ей за ухо, коснувшись щеки. Обхватил затылок и притянул к себе. Языком он ворвался к её рот, но Рен не сопротивлялась, пусть её и чуть не стошнило. Она лишь сжала руки, лежавшие на коленях, в кулаки.
– Надеюсь, это больше не повторится, – выдохнул Оук, оторвавшись от губ Рен.
– Я тоже, – ответила она, имея в виду не только истязания.
Оук улыбнулся и поцеловал Рен в лоб.
– Доброй ночи, Рен. И не опаздывай завтра. Тебе ещё поставку с “Георгина” разбирать.
Оук встал с кресла и вышел из подвала, оставив Рен одну. Как только дверь за ним закрылась, Рен разрыдалась. Иногда ей казалось, что это всё не закончится. Что она никогда не сможет выбраться из Неверленда и так и останется шавкой Оука пока просто ему не надоест. Моментами Рен думала, что, может, довести его уже? Спровоцировать, дать повод отправить её в Бездну? Смерти, как на Земле, в Неверленде не существовало. Не для таких, как Рен. Родившиеся в Неверленде могли умереть, заключить сделку с Пэном и продолжить влачить существование. Для них ничего бы не изменилось. Но для Рен одна дорога – в Бездну. Она не знала, что там. Криди, когда у них случайно зашёл об этом разговор, сказал, что это место, куда попадают все души, если не заключили сделку с Пэном. Но отправить туда тех, кто выбрал Неверленд, не так просто. Криди сказал, что это под силу только Пэну и могущественным демонам, вроде Оука.
– Так что, не зли его, – усмехнулся Криди тогда.
Иногда Рен очень хотелось пересечь эту черту. Просто, чтобы всё закончилось.
Умывшись водой из миски, Рен оделась и вышла. Сверху доносились смех и голоса посетителей “Жёлтого утёнка”. Вот бы просто телепортироваться домой. Просто упасть в свою кровать и заснуть до того момента, пока её не разбудит будильник. Вздохнув, Рен набросила на голову капюшон и поднялась по лестнице в основной зал. Лавируя между столиками, стараясь ни с кем не столкнуться, Рен вышла на улицу.
Ночь почти рассеялась. Сизая дымка стелилась по каменным дорогам, но Моартестемар не спал. Казалось, город не спит никогда. Бордели и игорные дома открыты круглосуточно, зазывали не устают рвать глотки, в надежде соблазнить очередного бедолагу на сделку, чтобы потом перепродать её подороже. Рен поправила капюшон, сунула руки в карманы плаща и повернула к набережной. Дом, в котором они с её подругой Аннун снимали комнату, находился в противоположной стороне, но Рен решила прогуляться. Зачарованная Оуком вода уняла боль и дрожь в ногах, так что на короткую прогулку, чтоб уж точно упасть на кровать и отключиться, сил у Рен хватит. Вымощенная камнем дорога вела её вниз, к гавани, где стоял пришвартованный “Чёрный георгин”. Набережная была пуста. Команда либо отсыпалась на корабле, либо отдыхала в заведениях. Рен остановилась у самой воды. Морской воздух трепал её волосы, торчавшие из под капюшона. Горизонт уже окрасился в розовый. Рен стояла и смотрела, как небо меняет цвет, как над водой летают чайки. Она смотрела и думала: а что же там дальше? Там, куда уплывает “Чёрный георгин”? Край света? Портал? Как-то же пираты путешествуют по другим мирам. Они – и больше никто. Каждый раз, смотря на корабль, Рен ловила себя на мысли, что завидует им. Она очень хотела хоть ненадолго вырваться с ненавистного острова и увидеть что-то, помимо борделей, игорных домов и сделок. В Моартестемаре Рен чувствовала себя будто в клетке. Нет, даже не в клетке. В коробке. Маленькой тёмной коробке, где не хватает воздуха. Может, стоит попробовать напроситься Арне Фукуде в плаванье? Попробовать заключить сделку. Вот только… Оук её не отпустит.
Безднов выродок!
Яростно пнув камешек, Рен развернулась и зашагала в сторону дома.
В их с Аннун комнате на втором этаже горел свет. Видимо, подруга не ложилась, а ждала её. В этом доме мадемуазель Коллет сдавала комнаты за довольно низкую плату. Рен, в силу репутации, следила, чтобы прочие жильцы исполняли свои сделки вовремя, и периодически пополняла запасы мадемуазель Коллет ароматными маслами, которыми пользовались кицумы, и бренди, что поставлял Фукуда из человеческого мира. А Аннун гадала, когда у мадемуазель была в этом необходимость. Ничтожная плата в этом городе за крышу над головой и чистую постель.
Поднявшись на второй этаж, Рен тихо отворила дверь. На случай, если Аннун всё же спит.
– Ты долго, – вместо приветствия сказала Аннун.
Она сидела на полу, разложив перед собой карты. Её тёмные с синими прядями волосы были собраны в толстую косу. Синяя кожа, испещрённая серебрянными созвездиями и точками, мерцала в свете ночника. Взгляд ярко голубых глаз Аннун был обращён на карты.
– Оук задержал.
Рен скинула обувь, сняла плащ и повесила его в небольшой шкаф.
– Что-то случилось? – спросила Аннун.
– Всё как обычно, – вздохнула Рен, переодеваясь в пижаму. – Я опять отправила должника в Бездну, и Оуку это не понравилось.
Аннун оторвала взгляд от карт и обеспокоенно посмотрела на Рен.
– Я в порядке. Он не сделал ничего, что я бы не смогла пережить.
– Как-будто это того стоило.
– Шале пытался меня пристрелить.
Рен захлопнула дверцу шкафа и, перешагнув через карты, плюхнулась на узкую кровать.
– Тебе бы это всё равно не навредило. А господин Оук… – Аннун вздохнула. – Его терпение не бесконечно, и ты…
– Да, я это знаю.
Аннун всегда за неё беспокоилась. С того самого дня, как они познакомились чуть больше двух лет назад в одном из борделей, куда отец Аннун привёл её, чтобы отдать в счёт уплаты долга. Рен пришла выбивать долги и увидела напуганную девушку, которую её собственный отец рекламировал владелице. Владелице синекожая ворожея была не нужна даже в виде выплаты долга. Простая гадалка или любая другая фея – может быть. Но Аннун обладала ещё и даром ворожить. Таких в бордели не брали, опасаясь, что они будут пользоваться магией, чтобы уводить у других девушек клиентов. Рен стояла, прислонившись к барной стойке, и наблюдала за развернувшейся перед ней сценой. Когда отец Аннун попытался её раздеть, чтобы показать всем какая та красивая, Рен не выдержала. Она подошла к мужчине, кожа которого была вовсе не синяя, а как у неё самой, и схватила его за локоть.
– Пошли со мной.
– Отвали от меня, девка! – попытался он вырваться.
– Здесь ты ничего не добьёшься. Я знаю, кому… кому можно продать твою дочь.
И Рен отвела их к Оуку. Оук рассматривал Аннун долго, придирчиво, даже попросил продемонстрировать её способности. По итогу он остался доволен и забрал Аннун, а долги её отца выкупил. По началу у Аннун была собственная комната для гаданий, а потом, когда Оук понял, что это не пользуется спросом, перевёл ворожею в игорный зал. Своей магией Аннун морочила картёжникам головы, заставляла отвлекаться… В общем, делала всё, чтобы Оук получал как можно больше выгодных сделок. Аннун была Рен благодарна, ведь они обе знали, что это лучше, чем раздвигать ноги в борделях ради просроченных клятв папаши.
– Рен, ты же знаешь, я за тебя беспокоюсь, – проговорила Аннун, собирая карты.
– Знаю. А ты знаешь, как сильно я устала от этого чёртового острова.
Аннун смотрела на неё, теребя серёжку в остроконечном ухе. Если бы Аннун могла ей помочь, она бы точно это сделала, только уйти из Неверленда не мог никто.
– Я ходила на пристань, – начала Рен. Она лежала на боку и смотрела на Аннун. – Глядела на “Георгин” и думала, может, правда попробовать поговорить с Фукудой? Если не получится уплыть с ним, так, может, он расскажет, как им удаётся покидать остров? Я просто хочу хоть ненадолго отсюда вырваться. Мне так всё надоело!
