Кармела

Они – как лёд и пламя. При столкновении всегда отталкиваются, но притяжению устоять невозможно.

ПРОЛОГ

В доме клана

– Девчонку не убивать, на ней и синяка быть не должно. В их коттедже слегка подправьте интерьер. Слегка, Матео. Так, чтобы ваш визит был достаточно заметен, но не более. Нам нужно всего лишь припугнуть драгоценного сеньора Агирре.

Капореджиме Рафаэль восседает за тёмным дубовым столом в кабинете падре, повидавшим немало крови, отпечатки которой хранятся на нём как бы в напоминание о послушании и дисциплине в клане, нарушение которых грозит появлением новых бордовых брызг.

Перед ним в ряд стоят несколько молодых мужчин, уже перешедших порог совершеннолетия, но ещё слишком юных в сравнении с остальными членами семьи. Возглавляет их здоровяк Матео, а следующими идут мрачный Даниэль и новый член банды, совсем молоденький, только-только встретивший своё восемнадцатилетие тирадор, для которого это – первое ответственное задание, которое определит его судьбу. Решающее, останется ли он в клане, или же кончит своё существование здесь.

В их семью тяжело попасть, в отличие от других кланов. Здесь недостаточно соблюсти какую-то дурацкую традицию, вроде первого убийства, грабежа, или отрезания пальца. Нет, нужно доказать, что ты достоин. Падре – Нино – всегда славился своей запредельной жестокостью и требовательностью, о нём ходят разные легенды далеко за пределами Испании. Каждого члена в семью он отбирает и принимает лично, а обычный солдат может увидеть его только два раза – во время вступления в клан, и за секунду до смерти. Именно благодаря этому в их клане всегда полный порядок, ведь из-за неопытных юнцов может порушиться вся бережно отстроенная десятилетями система.

– Капо, а что такого сделал этот Агирре? – тихо спрашивает новичок.

Рафаэль хрипло смеётся, затем каркающе закашливаясь.

– Юнге, мой друг, – начинает снисходительно он, в мгновение ока переходя на грубый тон, – кто был твоим тренером? Неужели тебя не научили, что нужно держать язык за зубами и не расспрашивать меня о деталях дела, если я сам не изволю вам это рассказать?

Даниэль усмехается, глядя на враз сникшего бедолагу. Он вырос в клане. Здесь проходили его детство и юность, он знает правила на зубок, ведь видел, что происходило с теми, кто их нарушал. Новичок прокололся, ещё даже не начав задание, навряд ли он далеко пойдёт.

– Девчонку привезти в поместье, ночь пусть переждёт там, к утру сойдёт с ума от страха, и папочке позвонит достаточно правдоподобно, чтобы тот долго не думал. Ни поить, ни кормить её, глаза не открывать. А утром я приеду сам. – капо расплывается в широкой предвкушающей улыбке.

Даниэль, напротив, мрачен. Он задумчиво молчит, изучая капо и перекручивая в мыслях фамилию "Агирре". Она кажется очень знакомой, он точно слышал её раньше. Но вспомнить, когда и при каких обстоятельствах, всё никак не получается. Услышав о задании выкрасть какую-то дочурку одного влиятельного человека, первой реакцией была злость. Какого чёрта ему опять досталась чернуха? Однако он быстро успокоился, поняв, что для клана это, похоже, очень важно. Видимо, в этот раз задание действительно серьёзное, если капо взялся курировать его лично, а не передал это подчинённым. Это придало хотя бы каплю радости, в последнее время ему либо давали маловажные дела – в основном разборки с должниками, самое лёгкое и нелюбимое для него, – либо не давали вообще ничего. И он мог бы подойти с вопросами к падре, ведь тот когда-то заменил ему отца, Даниэль рос в клане, но он не решался. В последнее время падре ещё реже, чем обычно, можно было застать в хорошем расположении духа, и, если раньше, когда Дан был совсем маленьким, тот, по-отцовски, многое спускал ему, то сейчас к парню предъявлялись особо строгие требования.

Собрались они быстро и налегке. Прихватив всего пару автоматов и наручники. Что может сделать против них какая-то слабая девка? Матео, на правах старшего сабио, раздаёт указания, и сам садится за руль сантаны – внедорожника, на котором они чаще всего выезжают на задания малым составом.

Он поворачивается к остальным и растягивает губы в широкой ухмылке, спросив привычное: – Ну что, повеселимся?

А затем резко вдавливает педаль газа, разгоняясь до сотки за считанные секунды.

ГЛАВА 1

С трудом разлепив глаза, я сразу натыкаюсь на полную темноту, такую, что на мгновение чудится, будто я осталась совсем без глаз. Сердце заходится в панике, мгновенно заколотившись в два раза быстрее, а в голову стреляет выброс адреналина, из-за чего становится невыносимо жарко, словно температура тела поднялась до сорока градусов, и я нахожусь в лихорадочном состоянии.

Ощущение чего-то инородного на лице на миг успокаивает. Я не ослепла! На глазах оказывается всего лишь очень плотная маска.

Пытаюсь сесть, но чьи-то грубые большие руки, с силой надавив на плечи, впечатывают меня обратно. Становится ещё страшнее. Я даже не способна выдавить из себя хоть слово. Попытавшись заговорить с тем, кто удерживает меня, вместо голоса вырывается лишь жалкий хрип. Горло нестерпимо саднит, а по чуткой коже, в местах прикосновения мозолистых ладоней, сразу пробегают мурашки.

Моментально я оказываюсь охвачена огнём паники, совершенно дезориентированная в пространстве, без малейшего понимания, что происходит вокруг.

Снова пытаюсь хотя бы привстать, но опять, те же самые руки, возвращают меня на место. Ладони грубые и жесткие, их касание я точно запомню надолго. Если выживу. Когда ты лишён едва ли не самого главного – зрения – обостряются все органы чувств, особенно тактильные.

Впрочем, есть и хороший момент. Прикосновение медленно, по крупицам, возвращает воспоминания последнего вечера. И тогда я всё вспоминаю.

Начинает укачивать. Мы едем по хорошей дороге, значит, не за городом. Но всё равно, я ощущаю каждую веточку, попадающую под колёса, или резкое торможение, которое остро отдаёт мне в спину. Едем в полной тишине. Со мной ни разу не заговаривают, а между собой даже не шепчутся, видимо, тщательно скрываясь и не подставляясь лишний раз. Ведь я их запомню.

Я не знаю, сколько мы уже едем, не знаю, кто эти люди, и что им от меня нужно. Но знаю, что убивать меня не собираются, иначе сделали бы это раньше.

Но ощущение неизвестности волнует ещё больше. Уж лучше бы убили сразу.

***

В этот день стоял, как обычно, нестерпимый зной. Хотя уже давно перевалило за полудень и время близилось к позднему вечеру, солнце ещё не торопилось покидать горизонт, от раскалённого асфальта жарило, как в аду, а застойный воздух не спешил разбавить это дьявольское пекло хотя бы лёгким ветерком.

Валенсия находится на пороге самого жаркого месяца – августа, хотя я практически умираю от духоты круглогодично. Ведь здесь не бывает холодно. Исторически сложилось, что практически все валенсийцы полностью адаптированы к такой погоде и легко переносят её, это наша обыденность, а человек всегда подстраивается под среду обитания и мимикрирует. Но это совсем не мой случай. Поэтому в комфортные +20 многие кутаются в куртки, сетуя на "холод", а я же наслаждаюсь и с удовольствием хожу в лёгкой одежде. Я всегда поражаюсь, как люди выносят эту адскую жару. Прожив здесь семнадцать лет, так и не смогла привыкнуть к этому климату, хотя во мне течёт исключительно южная кровь.

Но, справедливости ради, я и сама как пожар – всегда горячая, знойная, и такая же взрывная, папа раньше говорил – вся в мать. Может, поэтому, не выношу высокие температуры, хотя огонь с огнём обычно дружат.

Поскольку сегодня был один из самых жарких вечеров в этом месяце, я, спасаясь от теплового удара, раскрыла все стеклянные двери в нашем коттедже, а сама лежала под вентилятором, который я поставила на максимальную мощность и направила прямо на себя, на огромном диване.

Вентилятор мало помогает, но папа – слишком закоренелый старовер и отрицает всё современное. Он считает, лучше умирать от жары, чем поставить в доме кондиционеры. Денег у нас было немерено, настолько, что мы могли снабдить хоть всю Испанию этими несчастными кондиционерами. Но не свой дом.

Я лежала пластом, в домашней пижаме – топе и коротких шортах, раскорячившись звёздочкой: свободно раскинув ноги и руки по всей площади дивана. Если бы так меня увидел драгоценный папа, он бы непременно отругал меня в своей обычной манере: побагровев до цвета подкопчённой свиньи, громко и до ужаса визгливо – он делал это так часто, что я запросто могла уже слово в слово повторить его нравоучения, и даже мой попугай Вельзевул перенял эту его привычку, научившись верещать также правдоподобно, и часто кошмарил, внезапно взвизгивая как папочка.

Папа обязательно сказал бы, сведя густые брови к переносице и грузно нависнув надо мной: «Кармела, ты опять открыла все двери и позволяешь себе лежать в таком виде! Сколько можно тебе говорить…» и прочие нравоучения. Как будто я совершила что-то ужасное или порочащее его честь. Но я всегда была примерной дочерью. Хотя бы в глазах общественности. Именно такой, как принято в наших кругах.

Почему-то, именно за открытые окна и двери в доме папа ругает меня больше всего. Хотя мы проживаем в одном из самых элитных и благоприятных кварталов Валенсии – Эль-Пла-дель-Реаль, к тому же, весь участок утыкан сигнальной системой, коттедж ограждён от улицы высоким бетонным забором, а въезд на территорию контролируется лично отцом. Без письменного разрешения к нам не может заехать даже моя лучшая подруга. В нашем районе такие ограждения не приняты, но папа всегда стоит на своём до последнего. Как ребёнок, для которого не существует слова «нет».

Поэтому, как только я остаюсь одна, я могу наконец расслабиться и позволить себе делать, что хочу, зная, что за мной никто не следит хотя бы сейчас. Конечно, у нас в доме также стоят камеры. Почти по всем углам, от них практически не ускользнуть, если, конечно, не знать пару хитростей. Но я уже давно придумала как обходить отца, немного пошаманив так, чтобы картинка зависала в нужный мне момент. Также было и с выездом с территории, я знала, как обходить этот контроль. Это всего лишь ложь во благо, так мне хочется думать. Папа пытается подавить меня постоянным надзором, и жутко злится и обижается, сразу убегая за утешением к своей новой жене – моей мачехе – если это не получается.

Как раз сейчас они уехали в театр, на очередную постановку балета «Дон Кихот», который все мы видели уже по много раз, зато целый вечер я могу быть предоставлена сама себе.

Включив телевизор, я верчу книжку в руках, в попытке прочесть, но быстро передумываю, отвлекаясь на фильм. Погода совсем разморила, так, что сил хватает ровно на нажатие кнопок на пульте, в горизонтальном положении на диване.

Солнце начинает постепенно скрываться, с каждым уходящим лучом забирая палящий зной. Хотя в доме остаётся также душно, уже можно переключить вентилятор на скорость поменьше.

На кухне что-то звякнуло. С треском хлопнула стеклянная дверь, ведущая на улицу, что я списываю на появившийся к ночи ветерок, продолжая преспокойно смотреть кино.

В спальне что-то подозрительно щёлкнуло. Скорее всего Вельзевул начал беситься в клетке.

Спустя время, когда наконец устанавливается относительна прохлада, я чувствую себя восставшей из мёртвых. Жизненные силы начинают медленно возвращаться, а вместе с ними приходит дикая жажда и голод.

Спустив босые ноги на бодряще прохладную с рисунком под мрамор плитку, я шлёпаю ими до кухни. Целый день, страдая от жары, я практически не ела, и сейчас просто необходимо восстановить энергию.

Свет на кухне почему-то включен, хотя в последний раз я заходила сюда ещё днём, при свете дня, забрав литровую бутылку воду из морозильной камеры. Неужели оставил отец? Удивительно, ведь своей педантичностью и строгостью он способен превзойти любого, и за не выключенный свет мне достаётся только так.

Открываю холодильник, рассматривая содержимое. Ана, наша домработница, оставила для меня паэлью, но есть её не хочется. Это моё любимое блюдо, и именно оно не удаётся у Аны, настолько, что свою порцию я обычно скармливаю уличной кошке, которая повадилась пролезать к нам на территорию, делая это, конечно в тайне от папы, который непременно прогнал бы животное, и, тем более, от Аны, дабы не нанести ей сердечную травму.

Кроме паэльи из готовой еды ничего не осталось, а делать что-то самой не хочется, я чересчур разленилась за сегодня.

Обреченно вздохнув, закрываю холодильник и тут же застываю от ужаса, взглядом утыкаясь в широкую преграду, которой пять минут назад ещё точно не было.

Проследовав взглядом выше, я застываю в шоке, обомлев. В метре от меня замерли двое мужчин в плотных, не дающих места воображению, черных масках! Один, тут же, сделав молниеносный выпад, хватает меня в тиски, разворачивая так, что я оказываюсь прижата к нему спиной. Тяжёлая рука кольцом обвивает мою шею, впиваясь удавкой и почти полностью перекрывая доступ к кислороду.

Захрипев, я судорожно пытаюсь словить хотя бы глоток воздуха. Кажется, хватит меньше пары минут, чтобы задохнуться.

К нам неспешно подходит второй, доселе безучастно рассматривающий убранство комнаты.

– Сбавь обороты, труп нам не нужен. – глухо командует он, пристально рассматривая моё, скорее всего, уже красно-фиолетовое от нехватки воздуха, лицо.

Первый послушно слегка ослабляет хватку. Ровно настолько, чтобы я, вдохнув спасительный кислород, вновь обмякла в его руках, словно кукла. А дождавшись, когда второй отойдёт обратно, внезапно для бандита вонзилась в его руку зубами, вгрызаясь в неё как дикая львица, месяц проходившая в поисках пропитания и изголодавшаяся по плоти.

В нос ударяет резкий запах грязи. Обладатель этой руки, похоже, редкий посетитель душевой.

– Аааа! – вопит он, разжимая руки, на что второй хохочет. – Девчонка кусается! Ей нужно вставить в рот кляп!

– Или одеть намордник. – хмыкает второй.

– Может тебе что-нибудь вставим?! – огрызнувшись, лягаю грязного отморозка пяткой в живот.

От этого второй бандит смеётся ещё громче, глядя на согнувшегося от боли напарника. А затем, одним резким движением вынув откуда-то из кармана пистолет, он наставляет его прямо на меня!

– Ну хватит игр! – рявкает бандит, посуровев в мгновение ока. – Ты пойдёшь с нами, Кармела Агирре. И на твоём месте я выбрал бы спокойно дойти своими ножками.

Он кивает пришедшему в себя бандиту-неудачнику: – Закончи здесь, – и, обойдя меня, приставляет между лопаток ледяное дуло пистолета, пронизывающее кожу до костей.

– Тебе решать, крошка. – говорит совсем тихо, почти шепча, нежно подталкивая меня оружием к выходу.

– Козёл!

Где-то, краем сознания, я понимаю – оскорблять их опасно. Кто эти люди, и на что они способны, я не знаю. Но в какой-то момент, охвативший меня адреналин, берёт верх над разумом, здравый смысл спешно покидает мою голову, так невовремя замолчав, и теперь меня, кажется, уже не остановить.

Он выводит меня из дома, всё время держа под прицелом и иногда, для проформы, подталкивая в спину пистолетом.

В один момент я не выдерживаю.

– Я засуну тебе эту штуку в рот, если ты ещё раз толкнёшь меня! – откуда берутся силы и смелость на дерзость похитителю, я не знаю. Очевидно, мой мозг решил совершенно отключиться в столь важный момент, иначе объяснить сложно.

– Люблю строптивых, – он щерится в ответ, – но только под собой. Иди молча!

Так мы, выйдя за ограждение, открытое мной по указу типа в маске, быстро шагаем к каким-то кустам, чуть в отдалении от дома.

– Это оригинальное приглашение на свидание, или что? Куда мы тащимся? – снова не сдерживаюсь, чем вызываю только рык за спиной.

– Заткнись!

В кустах вижу припаркованную тачку. Здоровый внедорожник, с таким же здоровенным водителем за рулём, чьи блестящие глаза, виднеющиеся в прорезях, вселяют ещё больший ужас, чем оба похитителя до этого.

– Я туда не полезу!

– Тебя не спрашивают.

Грубо запихнув меня на заднее сиденье, он устраивается рядом, не давая мне отползти подальше.

– Сеньорита Агирре, добро пожаловать в наше вип-такси! – издевательски пропевает водитель. – Сегодня вы особенный гость, едете даже не в багажнике, как обычно остальные. – он глумливо хохочет и снимает воображаемую шляпу, склоняясь к рулю в поклоне.

– Дай мне маску и наручники. – требует у него мой похититель, не обращая внимание на этот спектакль.

Смерив пыл, водитель протягивает ему что-то, похожее на маску для сна, но более плотную и широкую, и остаётся наблюдать за нашей вознёй через стекло заднего вида.

Поднеся маску к лицу, похититель неосмотрительно близко приближает руку ко мне, чем я, конечно же, решаю незамедлительно воспользоваться. На самом деле, действую я быстрее, чем успеваю подумать, поэтому моментально намертво сцепляю зубы на его ладони, яростно прокусывая почти сразу до горячей крови, металлический привкус которой тут же заполняет весь рот.

В салоне внедорожника поднимается паника. А я, довольная собой, только сильнее сжимаю зубы, уповая на то, чтобы этот укус он запомнил надолго, чтобы ему обязательно напоминал обо мне неминуемый после такой раны шрам.

– Вырубай её! – властно кричит похититель, даже не морщась и не пытаясь вырвать руку из моей хватки.

В тот же момент успеваю увидеть только летящий в лицо кулак, а после – лишь темнота и злой голос похитителя где-то на фоне.

– Идиот, тебе было сказано вырубить её – наркотой! А не бить!

И после этого очухиваюсь я уже в дороге.

ГЛАВА 2

Долго бодрствовать мне, впрочем, не дают, прижимая к лицу какую-то мокрую тряпочку.

Я смотрела слишком много криминальных фильмов, конечно, в тайне от папочки, и в них именно так похищали людей – раз, и ты в отрубе. И я была бы полной дурой, если бы позволила провернуть с собой то же самое, поэтому, задержав дыхание, для вида повертев головой и посопротивлявшись, я всё же обмякаю на сидении.

– Не девка, а тигрица какая-то. – шипит, наконец нарушая тишину, кто-то из троих.

По голосу я могу лишь предположить, что именно этот тип первым испытал мои острые зубки на своей руке, и еле удерживаюсь от злорадной ухмылки.

– Нехрен было возиться с ней, тирадор. – громоподобно припечатывает голос совсем рядом со мной.

Дрогнув и едва не выдав своё бодрствование, я напрягаюсь всем телом. Это тот, который угрожал мне пистолетом. Похоже, главарь. И это ему принадлежали грубые руки, мешающие мне встать, а ещё, я поняла только сейчас – мои ноги лежат на его бёдрах, а между нашей кожей лишь тонкая ткань его брюк. Становится обжигающе горячо, как будто кипятком обдало. До этого у меня не было физических контактов с мужчинами, только если с отцом. Но это… совсем другое. А отсутствие зрительного контроля прибавляет остроты всей ситуации. Надеюсь, в темноте не видно, насколько сильно я краснею.

Нет, Кармела, это не то, что должно заботить тебя сейчас! Ох, совсем не то…

– Можно мне снять маску? – помолчав, капризно тянет тот же голос, обладателя которого назвали тирадором.

– Если хочешь сдохнуть – попробуй. – выдыхает сквозь зубы мой сосед, сжимая руку на моём бедре.

Видимо, тот начинает знатно его злить.

– Не пугай мальчонку, Малыш. Вспомни себя таким же неопытным юнцом. – к ним прибавляется третий голос, в котором я узнаю водителя.

– Ты слишком добр к ним, Медведь. – в тон ему усмехается мой похититель.

Как странно они обращаются друг к другу… Это какие-то бандитские клички?

– А девка ничего так. – подмечает вновь заговоривший после небольшой паузы противный водитель.

Из всей тройки он показался мне самым мерзким, начиная с пустого животного взгляда и заканчивая его сальными речами.

– Надеюсь, падре оставит её нам порезвиться.

Его омерзительную ухмылку, кажется, можно увидеть даже с завязанными глазами, она прекрасно читается по его интонации голоса.

– Я даже жалею, что за рулём, а не на заднем сиденье с этой крошкой… Малыш, может поменяемся? – он всё никак не унимается, а меня начинает мелко потрясывать.

Кажется, у меня начинаются рвотные позывы. В голове мелькают картинки, ЧТО он может со мной сделать. Что все трое могут со мной сделать! Нет! Я лучше сдохну, чем эти животные коснутся меня!

И кто такой этот падре? Святой отец? Но как он с ними связан? Я знаю только одного падре – нашего священника Луиса Гарсиа Рико в церкви Сан-Николас, в которую раньше меня каждую неделю исправно водил отец. Сейчас он слишком занят для этого, но мы всё равно посещаем церковь хотя бы раз в месяц и исповедуемся святому отцу.

Как много вопросов и ни одного ответа, а также ни малейшего понимания, что делать дальше. Уж лучше бы они просто убили меня!

Пока в моей голове крутятся судорожные мысли и догадки, разговор похитителей меж тем продолжается.

– Я думал, тебя интересуют ровесницы, а не маленькие девочки. – с ленцой в голосе откликается второй рядом со мной.

Мне, вообще-то, скоро восемнадцать!

– Не такая уж она маленькая, – хмыкнув, водитель, я уверена, вновь сально улыбается. – К тому же, очень даже горячая.

Козёл.

– Но явно неопытная. – продолжает мой сосед.

Это что, так плохо??

– Тем интереснее… У меня ещё не было девственниц. – могу поклясться, это животное облизнулось, я вижу это даже с закрытыми глазами.

Господи Боже, меня сейчас вывернет, какой же он тошнотворный! Сейчас я разрываюсь между дичайшим страхом и каким-то странным возбуждением, словно предвкушая – что же будет дальше. Похоже, я ненормальная.

Сосед молчит на высказывание козла. Мои ноги всё ещё остаются лежать на его бёдрах, и иногда он, словно забываясь, начинает поглаживать их, почти незаметно, лишь подушечками пальцев, слегка щекоча, от чего у меня рефлекторно бегут мурашки по всему телу, а мышцы начинают сокращаться.

Помня о том, как едва не прокололась, я пытаюсь максимально расслабиться, и когда мы наконец останавливаемся, а тот, небрежно сбросив мои ноги с себя, начинает отнюдь неаккуратно вытаскивать из машины моё тело, не дрогаю ни единым мускулом, безвольным грузом обвисая в его руках.

– Неси её в спальню, – распоряжается водитель. – Прикуёшь наручниками, глаза не открывай. Проснётся – будет орать, плакать – не отвечай. Пусть девка будет горяченькой к утру.

В голове тут же созревает план. На моей стороне эффект неожиданности. Ждать утра я точно не собираюсь. Сомневаюсь, что мне принесут завтрак в постель и чем-то обрадуют. Тем более эти дуболомы навряд ли ждут чего-то от маленькой хрупкой девушки, раз меня понесёт всего один похититель, пока двое других остаются на улице.

В машине всю дорогу было невыносимо душно, возможно, это из-за страха. При малейшем стрессе я всё время начинаю потеть словно свинья. Поэтому, когда меня выволакивают на свежий воздух, я сразу вся покрываюсь мурашками. Ветер проходится по телу, он тёплый, как и всегда, но для меня кажется обжигающе холодным. С трудом останавливаю себя, чтобы не свернуться в комочек, прячась от него, прямо на руках похитителя.

Наконец он заносит меня в помещение. Идёт так стремительно, словно в руках у него максимум тарелка супа, а не моё несчастное тело.

Мы поднимаемся по ступенькам. Лежать неподвижно, притворяясь без сознания, становится всё тяжелее – от его рук слишком больно суставам под коленками и спине, а напрячь тело, чтобы облегчить боль, я не могу, ведь сразу выдам, что нахожусь в сознании.

Останавливаемся. По звуку открывающейся двери понимаю – мы на месте, и это последний шанс попробовать выбраться.

Дождавшись, когда он занесёт меня, я отталкиваюсь от него связанными руками, и кулем падаю прямо на бетонный пол, тут же через боль откатываясь в сторону. В глазах темнеет, спину пронзает острая резь, но я не обращаю на это внимание, быстро вскакивая на ноги, наконец срывая маску с глаз и пытаясь сфокусировать взгляд на мужчине. Это оказывается самым сложным. Я едва ли могу стоять на ногах, а зрение возвращается медленно. Коротко мазнув взглядом по обстановке вокруг, едва не взвизгиваю от ужаса, вовремя прикрывая лот ладонью. Стены из голого, местами как будто чем-то пробитого кирпича, бетонный пол, железная дверь и, надеюсь, моему воспалённому сознанию это только кажется, – бордовые капли на ржаво-рыжих стенах, напоминающие брызги крови. Это место больше походит на пыточную, а не "спальню", как его ласково обозвал водитель.

Мы замираем друг напротив друга. Он – хищник, а я – его добыча.

Пытаясь рассмотреть его в мельчайших подробностях и запомнить каждую деталь, впериваю взгляд в похитителя. Всё его тело скрыто от глаз за тканью одежды, но я успеваю уловить мелькнувший хвост татуировки на руке, обвивающий запястье и скрывающийся дальше в рукаве. По фигуре и голосу это точно молодой парень. А ещё я запоминаю глаза – тёмные, почти чёрные, как будто поглощающие весь свет в комнате. Лицо же скрыто за тёмно-серой маской, грубой и угловатой, словно вырезанной из камня.

Все мысли проносятся в голове за секунду, пока похититель приходит в себя и молниеносно достаёт пистолет, наставляя на меня. По сощурившимся глазам я понимаю – ему смешно. Даже застав врасплох и выиграв немного времени, я для него лишь маленькая смешная девочка, едва ли представляющая угрозу.

– И в чём состоял твой план? Думаешь, мне не составит труда тебя убить? – спрашивает он, лениво растягивая слова.

Его акцент кажется мне странным, такой я никогда не слышала. Он точно не валенсиец, но кто тогда – определить я едва ли смогла бы. Я никогда не выезжала за пределы Испании, да и здесь бывала только в столице.

– Так убей! – я выпрямляюсь, неотрывно смотря глаза в глаза немигающим взглядом, внимательно изучая его.

Он отвечает тем же. Пугающим, острым, и в то же время осторожным взглядом. Он словно прощупывает всю меня, захватывая щупальцами в свой капкан.

– Стреляй же! – снова выкрикиваю на каком-то диком кураже, в надежде, что ему незаметно, как трясётся всё моё тело.

По крайней мере взглядом я не показываю свой ужас. Всё как в дикой природе – хищник не должен почувствовать твой страх. Они нападают на тех, кто слабее, кто не сможет дать отпор. Хотя вряд ли я способна хоть как-то противостоять ему, и мы оба это знаем.

Растрёпанная, босая, трясущаяся от смеси страха и холода, я надеюсь, что выгляжу минимум, как ночная фурия, а не затравленный кролик. А проследив за его взглядом, окинувшим меня с ног до головы, я только сейчас осознаю, в каком виде нахожусь перед ним. В пижаме! Полупрозрачной, неприлично короткой, которая точно не предназначается для посторонних взглядов. Какой кошмар!

Боже мой, о чём я думаю в такой момент?!

Парень громко издевательски смеётся, не сводя с меня дуло пистолета и также внимательно следя за каждым движением.

– Крошка, храбрость это, или глупость с твоей стороны, но ты зря это делаешь. Я убью тебя, и моя рука даже не дрогнет. – он пугающе замолкает, нагнетая напряжение. – Но есть и другой вариант. Ты будешь послушной девочкой, останешься здесь, и мы забудем про это маленькое досадное недоразумение.

Пока он говорит, я судорожно оглядываю помещение, не желая терять ни секунды. Глаза бегают в поиске хоть какого-то выхода. Но единственный оказывается через железную дверь. За спиной похитителя.

Выход один. Лучше умереть, чем остаться здесь.

ГЛАВА 3

Месяц спустя

Слегка опускаю голову, словно рассматривая что-то на полу, и прикрываю рот рукой, смачно зевая. Но это всё равно не ускользает от орлиного взгляда отца, стоящего поодаль. Он общается с одним из партнёров по бизнесу, не забывая краем глаза неустанно следить за мной. Заметив мои зевки, он сурово сводит брови к переносице и неистово моргает, как будто у него замкнуло мышцу на лице или начался тик. Сеньор Лосано, разговаривающий с папой, даже недоумённо оборачивается, и, увидев меня, приветственно салютует бокалом вермута.

Мило улыбнувшись, я спешу скрыться от их глаз, сливаясь с толпой. Схватив с подноса у официанта бокал с неизвестной мне жидкостью, в надежде, что это обычный лимонад, я быстро осушаю его до дна в дикой жажде. Горечь разливается по горлу, и я закашливаюсь. Это оказалось что-то похожее на вино, но будто бы в разы крепче. Благо, все вокруг заняты разговорами, и до меня им дела нет. Хотя, по правде говоря, ведь именно в честь меня все сегодня здесь и собрались. В честь совершеннолетия юной сеньориты Агирре, дочери одного из самых богатых людей в Валенсии. Приходя к нам в дом, каждый спешил меня поздравить, высказаться, умилительно складывая ручки на груди, какой маленькой они меня помнят, и как я расцвела сейчас, а потом, отдав все необходимые почести хозяевам вечера, направиться налаживать деловые контакты. Такие приёмы воспринимаются ими как способ наладить необходимые связи. Наверное, поэтому, в мой день на празднике нет ни одного моего друга. Большинство из присутствующих я вообще вижу впервые, и знаю только лишь нескольких близких папиных партнёров.

Скука. Скука смертная.

В свой день рождения я хотела бы лежать под палящими лучами солнца где-нибудь на Плайя-де-ла-Девеса, как можно дальше от людей, попивая арбузный лимонад, а потом добираться перебежками от тени к тени по раскалённому песку в спасительную прохладу моря. Пляж де ла Девеса точно не был сказочным райским местом, он практически не обустроен для отдыха и считается скорее "диким", но за это я и полюбила его. Моя мачеха Карла часто презрительно спрашивала, зачем я там ошиваюсь, когда есть много приличных мест, не говоря уже о нашем собственном бассейне на территории дома, она просто всей душой ненавидит море, солнце и общественные пляжи. А я не понимаю, как можно не любить море и предпочитать ему какую-то хлорированную, нагретую солнцем, лужу в десять метров длиной и два глубиной. Мне нужен простор, мягко обволакивающая солёная вода, бескрайний горизонт и бесконечная глубина, которая дарит то самое чувство невесомости и необъяснимого умиротворения. А ещё море как будто умеет разговаривать и общается с теми, кто способен его услышать. Я обожаю заплывать как можно дальше от берега и просто ложиться на спину, раскидывая руки и ноги бабочкой, тогда я словно могу услышать его – подводное эхо, плеск волн и какой-то особенный рокот. Вода в бассейне кажется, напротив, бездушной.

В ворота позвонили и, увидев по камере бордовую машину подруги, подаренную ей родителями на выпуск из школы, я, встрепенувшись, радостно бегу встречать Мерседес. Мы не виделись чуть больше месяца, а по ощущениям – целую вечность. Она для меня больше, чем подруга, иногда кажется, словно Мерседес – единственный близкий человек на всем свете, и понимает меня, как никто другой. Раньше мы даже хотели стать настоящими сёстрами, и всем так и представлялись. Мы обожали одинаково одеваться, краситься (только, конечно, втайне от моего отца), и копировать привычки и поведение друг друга, когда ещё учились вместе. В одиннадцать лет мне пришлось оставить школу, и когда мой класс, вместе с Мерчи перешёл на следующую ступень, я вернулась через год на начальную, и с того момента пересекаться с подругой мы могли только в коридорах. А потом отец и вовсе перевёл меня на домашнее обучение, и видеться мы стали ещё реже.

Медленно заехав на территорию, Мерседес лихо припарковывается. Невысокая смуглая блондинка, эффектно выбравшись из своей маленькой, почти игрушечной, машинки, и, увидев меня, с визгом кидается навстречу, забывая о высоких шпильках и коротком облегающем платье.

– Родная! Наконец-то! Я так скучала! – чирикает она, крепко сжимая в объятиях. – Сеньор Агирре не пускал меня к тебе, говорил, что нужен покой.

– Мерче, у меня ещё не зажила рана, – сдавленно напоминаю ей. – Осторожнее. Ты не представляешь, как я счастлива тебя видеть, особенно после всей этой толпы тухлых папиных гостей!

Подруга, ойкнув, тут же отпускает меня, продолжая сжимать только предплечья.

– Прости, я думала, всё уже зажило! Карме, ты расскажешь, что произошло? Я так боялась за тебя!

Но наговориться вдоволь нам не дают. Нас прерывает отец, бдительно следящий за мной и не выпускающий из виду даже на улице.

– Девушки! Сеньорита Дельгадо, – он пронзает подругу ледяным взглядом, склоняя голову в её сторону. – Рад видеть вас в своём доме. Снова. – и уже повернувшись ко мне: – Кармела, нас ждут гости.

Шепнув Мерседес: – Потом, – я спешу за папой в дом.

– Ты всё же её пригласила. – констатирует он, учтиво улыбаясь и кивая каждому гостю, проходя мимо, меж тем стиснув на моей спине жесткую ладонь, словно боясь, что я вот-вот сбегу. Для всех со стороны это, должно быть, похоже на тёплые семейные объятия, мне же его рука ощущается ледяным остриём ножа.

В это время Мерседес, пользуясь случаем, отходит подальше от толпы к столу с закусками, и уже принимается невозмутимо жевать пинчос с креветками и анчоусами, запивая сангрией.

– Как видишь. – скупо отвечаю я, зная, к чему ведёт этот разговор.

Отец, лишь коротко зыркнув в мою сторону, подталкивает к импровизированной сцене в виде небольшого постамента.

– Потом поговорим. Сейчас все ждут речь от именинницы.

Я едва удерживаюсь, чтобы не зарычать от беспомощности, как загнанная в угол львица, и не высказать отцу всё в тот же миг. Но, набрав в лёгкие побольше воздуха, натягиваю маску радушия на лицо и отправляюсь к постаменту. Нужно держать марку семейства Агирре. Семейные скандалы не должны становиться общественным достоянием.

Виктор Агирре – мой отец – по какой-то, известной только ему, причине, с самого начала ненавидел семью Дельгадо, и в частности, мою подругу Мерседес Дельгадо Сантос. Он множество раз пытался нас рассорить, запрещал встречаться и ограничивал в общении. И только благодаря Карле, которая неожиданно встала на мою сторону, мы остались подругами и могли видеться. Она оказалась решительно против желания отца посадить меня в импровизированную клетку и лишить общения с единственным по-настоящему близким человеком. Хотя мне эта забота от мачехи кажется деланно-притворной, и, безусловно, я ей благодарна, но считаю это всё лишь театральной мишурой, скрывающей её истинное лицо.

Я поднимаюсь, разворачиваясь лицом к гостям. Отец вместе с Карлой в первом ряду, поодаль на креслах расположились бабуля Гожи и дедушка Януш, совсем не скрываясь, кривя лицом, попивая коньяк и бесцеремонно-громко обсуждая собравшийся в нашем доме цветник богачей. За толпой передо мной, я едва могу рассмотреть Мерседес, всё также поедающую закуски, но теперь сосредоточившуюся на мне. Перехватив мой взгляд и подмигнув, она складывает пальцы в виде пистолета. "Пух" – читаю по её губам. Это наш фирменный жест ещё со школы, когда мы поддерживаем друг друга, и означает что-то вроде "жги, детка".

Глубоко вдохнув, начинаю свою короткую речь.

– Дорогие гости! Я счастлива видеть каждого из вас… Спасибо вам, что пришли в такой день в наш дом, благодарю каждого за ваши поздравления, для меня это многое значит. И… Папа, спасибо тебе за всё, и, конечно же, за этот праздник!

Как же мне тяжело произносить подобные речи, особенно перед кучей незнакомых людей! Но папа всегда настаивает на этом. Даже несколько предложений на этой сцене кажутся мне пыткой, а слова, заученные наизусть, напрочь вылетают из головы, стоит мне только посмотреть на людей.

Впрочем, отец остаётся доволен, и это главное. Удовлетворённо улыбаясь, он поднимается ко мне с бокалом шампанского.

– Друзья, спасибо, что почтили нас своим присутствием! Моей любимой и единственной доченьке, – высокопарно начинает он, приобнимая меня за талию, – сегодня восемнадцать лет! Как и любому отцу, мне трудно осознавать, что наша девочка так быстро выросла, ведь многие из находящихся здесь, помнят её совсем малышкой… – берёт паузу, поворачиваясь ко мне и заглядывая в глаза, а я неожиданно вижу в них влагу. – Но сейчас перед нами уже взрослая, невероятная и прекрасная девушка. Кармела, ты наш самый драгоценный бриллиант, который мы всегда будем любить и оберегать. За Кармелу!

Папа поднимает бокал, чокаясь со мной, и осушает его. Гости повторяют. А я лишь скромненько, из приличия едва пригубив, незаметно ставлю его на высокий стол рядом.

– Ну и, конечно, – продолжает папа, снизив тон уже только для меня, – наш с Карлой скромный подарок уже ждёт тебя во дворе.

Гости остаются в доме, продолжая банкет и шумно переговариваясь, мы же, с папой и мачехой, направляемся к выходу, где меня уже ожидает их сюрприз.

Я даже не сразу понимаю, что это именно он, соображаю лишь по глазам отца, гордо смотрящего на сияющую спортивную машину винно-красного оттенка.

– Вау, – Мерседес успевает незаметно выйти за нами и, остановившись позади, теперь с блеском в глазах рассматривает машину. – Крутая тачка!

– Ауди RS7, цвет Карла выбирала. – довольно обозначает папа.

Мысленно хмыкаю. Ну, если Карла выбирала…

– Ты же любишь красный. Я, как увидела её, сразу о тебе подумала! – мачеха, тряхнув своим идеально ровным каре, приобнимает меня с другой стороны, вызывая рой неприятных мурашек по телу. – Ты рада?

– Конечно! – аккуратно отодвигаюсь от неё, изображая на лице бурный восторг.

Я даже почти не вру. По правде говоря, машины всегда были мне безразличны, как и украшения, которые отец часто дарил по праздникам. Но я и сама не знаю, что было бы для меня идеальным подарком. Из материального у меня есть всё, а то, чего ещё нет – я могу спокойно купить. Пожалуй, есть лишь одно, о чём я мечтала всю жизнь: свобода и… мама, моя любимая мамочка. Я готова отдать всё, что у меня есть, лишь бы она жила и снова была рядом со мной. К сожалению, ни того, ни другого, отец мне дать не мог. Хотя машина, в каком-то роде, как капля свободы в огромном море. Хоть и эфемерная.

Мерседес возбуждённо ходит вокруг спорткара, радуясь и восхищаясь вместо меня.

– Но у меня же нет прав. – неуверенно то ли спрашиваю, то ли констатирую я, смотря на папу.

– Получишь.

Удивительно, что с ним случилось. Ещё недавно он перевёл меня на домашнее обучение, лишь бы я никуда не выходила из дома, а сейчас сам дарит машину и предлагает получить права.

Нет, я не жалуюсь. Однозначно, такие перемены мне нравятся. Папа умеет удивлять. Но это… странно

Они с Карлой скрываются в доме, а мы остаёмся вдвоём у машины.

– Зная тебя, ты не в восторге от этой малышки. – тянет Мерчи, искоса поглядывая в мою сторону. – Но ты вообще в этом плане странная. Я, конечно, всегда понимаю тебя, но не в этом случае! Это выше моего понимания… Честно говоря, я всегда мечтала о такой тачке, и на твоём месте была бы очень рада. А ты просто разбиваешь мне сердце своим безразличием!

Я грустно улыбаюсь. Действительно, подруга знает меня лучше всех, даже родного папы.

– Я знаю, дорогая. Просто… Это всё не для меня. Я считаю себя первоклассным пассажиром, но не водителем.

– Ой, Карме, не говори чушь, ты же просто ещё не пробовала! Сейчас как войдёшь во вкус!

Посмеиваясь, приобнимаю подругу, наслаждаясь тем чувством, которого мне не хватало весь этот месяц. Мерседес за все годы нашей дружбы стала, в каком-то роде, уже частью меня самой. Противоречивой, буйной, вечно позитивной, и, как бы не хотелось признавать это раньше, моей абсолютной противоположностью.

– Ну, лучше, чем ты, водителем мне точно не стать.

– Даже спорить не буду. – фыркает она, обходя ауди и с восторгом осматривая её по второму кругу, с благоговейным трепетом легко проводя пальцами по блестящему корпусу. – Двигатель шестьсот литров, разгон до сотки за три секунды, максимальная скорость за триста километров! Зверь, а не тачка!

– Хочешь, садись за руль. – предлагаю, зная, как подруге этого хочется и заражаясь её, почти детским, восторгом.

Мерседес широко распахивает глаза и трепетно шепчет:

– Ты правда разрешишь мне первой опробовать твою красотку?

– Я серьёзно, садись.

– Уиии, Святая Мария! Карме, ты знаешь, что я обожаю тебя?!

Она подлетает ко мне, вновь с недюжинной силой стискивая в объятиях.

– Мерчи, больно! – стону от острой рези в плече, над ключицей.

Шов ещё не зажил до конца, на полное восстановление после такой травмы требуется от трёх месяцев до полугода, а у меня не прошло и пары месяцев. Я уже могу ходить без бандажа, заниматься привычными делами, но без резких движений, и, тем более, воздействия на ещё незажившую до конца рану.

– Чёрт, прости, родная! – Мерседес в своём репертуаре, разгон от "Святой Марии" до "черта" за несколько секунд. – У меня, кстати, есть отличная идея!

Мысленно я стону. Хорошие идеи Мерседес обычно заканчиваются для меня чем-то плохим. В последний раз, когда она повела меня к какому-то красивому месту, которое как-то проезжала с родителями, но помнила лишь примерно его местоположение, я угодила в болото и вернулась домой по уши в грязи. Кто бы мог подумать, что в Валенсии вообще существуют болота!

– Арчи устраивает вечеринку, и мы, конечно же, приглашены! – улыбаясь во весь рот, оглашает Мерседес.

– Кто такой, черт возьми, Арчи?

– Ну, тот крашеный блондин, который учился на год старше нас. То есть меня на год, а тебя на два года, получается. – видя недоумение в моих глазах, она продолжает перечислять. – Ну, он ещё с Камилой встречался. А, ты же не знаешь Камилу! О, точно, ещё он дружит с Рико, прям как мы с тобой, с детства. Тот уже давно выпустился, но ты должна его помнить.

– Мерче, я совсем запуталась. – жалобно протягиваю, не успевая за логическими цепочками подруги.

– Короче не важно! Главное, что у нас есть вариант отдохнуть с ребятами, а не с тухлыми дедами-партнёрами твоего отца.

Да, подруга права. Что угодно будет лучше, чем оставаться на этом вечере. Разумеется, кроме болота. Тем более, что моё присутствие на этом празднике больше необязательно. Именинница произнесла речь, получила подарки и торжественные поздравления – обязательная часть мероприятия закончена. Теперь начинается то, зачем все и пришли.

Войдя в дом, обнаруживаю только Карлу. Отец общается в мужском кругу, и его лучше не отвлекать, а бабуля и дедуля, похоже, уже отправились по своим комнатам.

Что ж, тем даже лучше. Я больше не собираюсь отпрашиваться у отца, ведь я уже полноправный взрослый человек. Поэтому, шепнув мачехе, что мы уезжаем тестировать их подарок, быстро выскакиваю к уже в нетерпении ожидающей меня за рулём Мерседес, ни с кем не прощаясь.

ГЛАВА 4

На тусовках я практически не бывала. Так, пару раз, и то, когда мы были ещё совсем мелкими и глупыми. Конечно, отец об этом не знал, я уходила из дома под предлогом помощи с домашкой Мерседес и всякими совместными проектами, а мы сбегали на вечеринки к старшеклассникам.

На самом деле, это было трудно назвать настоящими крутыми тусовками, но для нас тогда это было больше как приключение – захватывающее и немного опасное – или, скорее, протест. Тогда мы были ещё слишком наивными, многого не понимали, ничего не боялись. И, конечно, о последствиях таких вечеринок мы не думали, только боялись попасться моему отцу.

Там же я впервые попробовала алкоголь. Какой-то шутник решил, что очень прикольно подсунуть четырнадцатилетней глупой девочке текилу под видом сока. Мне она не понравилась, но тогда для меня было очень важно одобрение других, чтобы меня считали крутой и взрослой, поэтому я выпила её залпом, а потом добавила сверху ещё и пиво. Стоит ли говорить, насколько плохо мне было после? Зато это многому меня научило – теперь я почти не пила, тем более напитки от незнакомцев.

Вспомнив о том случае, поворачиваюсь к Мерчи, уже устроившейся за рулём и настраивавшей под себя сиденье и зеркала.

– Только давай не как в тот раз, когда мы пьяные еле доковыляли по трассе до твоего дома, отец искал меня всю ночь, а потом мне пришлось врать, что мы заснули над проектом.

– Ага. – беззаботно откликается она.

– И не как в тот раз, когда ты упала в бассейн, а мне пришлось тебя вытаскивать. – подумав, добавляю я ещё.

– Лаадно, мамочка. – Мерчи достаёт из сумочки кораллово-красную помаду, освежая цвет на губах.

– И не облей меня пивом, как в крайний раз! Я не объясню отцу, почему уехала кататься на машине, а вернулась со шлейфом спиртового амбре от платья!

– Да-да…

Я нахмуриваюсь, перебирая в уме все наши злоключения.

– Слушай, мы вообще хоть раз нормально ходили?

– С тобой нет. – Мерседес хохочет и резко даёт по газам, заворачивая к открытым воротам, а я обречённо стону.

Мерседес выезжает с территории дома и сосредотачивается на дороге, а я принимаюсь изучать салон автомобиля со всякими примочками и удобствами. В машинах я неплохо разбираюсь, у нас большой автопарк, а отец любит менять тачки под настроение, примерно также часто, как мачеха платья и деловые костюмы. Подключив свой телефон к планшету, закреплённому на панели, я быстро нахожу плейлист, когда-то давно составленный вместе с Мерседес, и включаю одну из наших самых любимых песен.

– Let me be your fantasy… – начинаю тихо подпевать, качая головой в такт.

Мерседес, скосив на меня глаза, улыбается уголками губ и подхватывает, крутясь на сидении в подобии танца:

– Won't you be my fantasy…

– Welcome to my fantasy, I'll take you to ecstasy! – хором поём мы на всю машину, сквозь смех.

Эта песня – буквально наш гимн. Мы всей душой обожаем "Чёрную лагуну" – сериал, крутившийся в нашем подростковом возрасте почти по всем каналам. Мы смотрели его запоем, как и большинство испанских подростков в то время, ждали выхода каждой новой серии по ТВ, а сейчас продолжаем постоянно пересматривать его на проекторе у меня дома. Все песни из "Лагуны" мы знаем наизусть, и все они есть в нашем плейлисте, но именно эту мы можем переслушивать буквально сотню раз при любом удобном случае.

Допев, Мерседес задумывается о чем-то, то и дело косясь на меня.

– Расскажешь наконец, что с тобой произошло? Ты даже на сообщения не отвечала, я чуть с ума не сошла, пока не узнала, что ты всё ещё в больнице! – наконец осторожно спрашивает она.

– Отец забрал телефон, а отдал только несколько дней назад, и я сразу тебе написала. – нехотя признаюсь я. – И всё это держали как бы в тайне. То, что я лежала в больнице, знают только родственники и ты.

– Что за бред, зачем он так поступает с тобой?! – нахмурив свои тонкие бровки, Мерчи озабоченно поглядывает в мою сторону.

– Не знаю, папа сказал только ни в коем случае не распространяться об этом. А вообще не говори ничего, я никогда не пойму его.

– А как ты получила рану?

Прикрываю глаза, массируя виски. К своему стыду, я не помнила ровным счётом ничего. Напрягалась, пытаясь выдавить хотя бы каплю информации из своего сознания, целыми днями, что лежала в больнице, восстанавливала по крупицам события того вечера, но в голове по-прежнему остаётся лишь плотный белый туман. Как будто по мыслям провели ластиком, стерев абсолютно всё. Всё о том вечере. Остались только небольшая трещина в ключице и звенящая пустота в воспоминаниях.

– Я не помню. – тихо признаюсь. – Мне сказали, это было ограбление.

– Мамочки… – впечатлительная подруга прижимает ладонь ко рту, испуганно разворачиваясь ко мне и слишком резко дёргая рулём, так, что нас слегка заносит в сторону. – И в тебя стреляли? Сеньор Агирре сказал, что у тебя трещина в ключице…

– Да.

– Святая Мария!

Помолчав, Мерседес продолжает: – И ты совсем ничего не помнишь?

Качаю головой, прикусывая губу.

– Говорят, так бывает от шока и сильного стресса. Мозг как бы сам стирает травмирующие воспоминания, вытесняет стресс. Это защитная реакция организма.

– Может, оно и к лучшему… – теперь Мерседес смотрит на меня ещё более обеспокоенно, чем в начале вечера.

– Мерчи, успокойся. – я невесело усмехаюсь. – Всё хорошо, ключица почти зажила, сейчас ещё и развеемся с тобой.

Кажется, звучу я совсем неубедительно. Мерседес, ещё раз окинув меня пристальным взглядом, кивает и продолжает подпевать песням, извиваясь в такт музыке, она кажется беспечной, но всё равно иногда я замечаю, как обеспокоенно она смотрит в мою сторону. Словно я держу в руках вместо сумочки бомбу замедленного действия.

Мы едем долго. Привычный городской пейзаж уже сменился каким-то лесом, а дорога становится всё менее освещённой и почти безлюдной.

– Ты куда меня везёшь? – подозрительно кошусь на Мерседес.

– Арчи устроил какую-то грандиозную тусовку, людей тьма, поэтому она сегодня в его загородном коттедже. – объясняет подруга, не отвлекаясь от дороги, продолжая помахивать головой под песню.

Идея отправиться на вечеринку к какому-то незнакомому мне Арчи начинает казаться всё менее привлекательной, учитывая весь небольшой, но такой насыщенный, прошлый опыт. Но только стоит этим мыслям проникнуть в мою голову, как, наконец, впереди я вижу играющие огни дома, ярко прорезающие темноту и прорывающиеся сквозь кроны деревьев.

Я успеваю рассмотреть этот огромный коттедж неведомого Арчи ещё издалека. В стиле модерн, с тёмно-серой отделкой и панорамными окнами – типичный для большинства богачей, по последней моде. Довольно большая территория, на заднем дворе точно есть бассейн, и огромное количество, для домашней тусовки, людей. Я успеваю насчитать человек пятьдесят, окинув толпу беглым взглядом, пока мы паркуемся, а ведь это всего лишь малая часть отдыхающих у дома.

Припарковавшись, мы медленно вылезаем из машины. Своим появлением привлекаем не особо много внимания, но этого хватает, чтобы я почувствовала себя не в своей тарелке, тогда как Мерседес, наоборот, как будто ещё больше расцветает – уж у неё-то нет проблем с раскованностью в обществе. Она обожает внимание, именно поэтому, думаю, и мечтает стать актрисой. Я же – полная противоположность.

Я люблю компании, но излишнее внимание незнакомых людей напрягает и заставляет чувствовать себя неловко, порой я слишком скованна на людях. Ещё и в этом нелепом, чересчур вечернем платье-бантике я смотрюсь, как разодетая клоунесса. Ну почему я не додумалась переодеться после торжества дома? Мысленно рычу от досады. Платье, конечно, безусловно, симпатичное, но точно не для вечеринок, где все скорее в пляжных вариантах одежды, к тому же, как мне кажется, оно мне совсем не идёт. Мне пришлось напялить на себя этот наряд только из-за папы, который купил его вместе с Карлой специально на этот дурацкий приём и буквально вынудил надеть его.

Мы продефилировали до дома. Внутри нас сразу оглушает орущая, как кажется, на всю округу в радиусе мили, музыка. С трудом прокладывая путь через толпу танцующих, Мерседес уверенно ведёт меня к бару, крепко схватив за руку.

Склонившись к уху симпатичного, но чересчур худощавого на мой вкус, парня-бармена с серьгой-кольцом в ухе, она что-то кричит ему. Тот, подмигнув, почти сразу протягивает нам по стакану с какой-то бледно-жёлтой жидкостью.

– Сидр. – объясняет Мерчи, делая большой глоток, и разворачивается обратно к танцующим, довольно окидывая помещение взглядом, восторженно разглядывая интерьер.

Внутри здесь всё также скучно, как и снаружи. Та же серая гамма и минимализм. Меня это едва ли может поразить, ведь я сама живу в подобном доме, хотя Мерседес я могу понять – у неё совершенно другая жизнь.

Она выпивает сидр почти залпом, когда я даже не успеваю попробовать ни глотка, и, отставив стакан, тянет меня в толпу.

– Нам нужно танцевать! – я сопротивляюсь, но Мерчи крутится вокруг меня, пританцовывая и пытаясь незаметно подталкивать к танцполу.

– Прямо-таки?

– Просто необходимо! – она смеётся и продолжает упорно тянуть меня за руки.

Я всё же сдаюсь под её напором и понуро бреду следом за Мерчи. Танцевать я никогда особо не умела и чувствовала себя рыбой, выброшенной на сушу. Максимум, что я могу выдать из своего арсенала – нелепые дрыганья и покачивания из стороны в сторону. Хотя, при должном настроении, мне становилось всё равно на свои умения, просыпалась какая-то другая Кармела, которую уже было не остановить, и когда-то я могла так дрыгаться по несколько часов, выплёскивая всю энергию и негатив, слишком пропитавший мою жизнь.

Сейчас такого настроя пока нет, да и с ключицей нужно быть аккуратнее. Поэтому, остановившись почти в самом центре танцпола, я только слегка пританцовываю со стаканом сидра, к которому так и не спешу притронуться, рядом с извивающейся Мерседес. В отличие от меня, она умеет танцевать так, что невозможно оторвать взгляд, и обожает это.

Музыка становится всё громче – или мне так только кажется? Толпа всё гуще и плотнее, кислорода не хватает, а от разгорячённых тел топит похлеще, чем от солнца в зените. Но мы этого почти не замечаем, сливаясь со всеми.

Пока в один момент меня не цепляет чей-то взгляд. Парня, рассевшегося полулёжа в кресле у стены, с видом короля мира.

Может, мне показалось? Я аккуратно оборачиваюсь, словно невзначай, мазнув взглядом по нему. А затем ещё раз, бросая взгляд украдкой из-за волос, которыми укрываюсь словно шторкой.

Нет. Всё это время он смотрит на меня. Пристально, не отрываясь, отнюдь не тем заинтересованным взглядом, когда парень приметил симпатичную девушку и думает, как бы с ней познакомиться. Нет. Скорее так смотрят хищники, готовящиеся к нападению. Тяжело, давяще, с мрачным предвкушением, и совсем недобро.

Кто он?

ГЛАВА 5

Я пытаюсь продолжать отвлечённо танцевать, не обращая внимания на окружающих. Но таинственный парень, не сводящий с меня черных глаз и немигающе следящий за каждым движением, не даёт покоя, пугая и завораживая одновременно.

Мне кажется, что я уже где-то видела эти глаза, они точно мне знакомы, но где, решительно не могу вспомнить. Тяну Мерседес обратно к барной стойке, но она, отмахнувшись, остаётся танцевать в гуще толпы. Ей явно сейчас не до меня.

Взяв ещё один стакан сидра, я отхожу к самой дальней стене, где поменьше народу и царит полумрак, сливая мою фигуру с темнотой. Людей здесь действительно невероятно много. А главное, что настораживает меня больше всего, они все явно как минимум на несколько лет старше нас, а то и больше. Я не вижу наших ровесников, это уже совсем взрослые парни и девушки – опасная компания для двух молодых девочек, едва перешагнувших порог совершеннолетия.

Не выпуская белокурую макушку подруги из виду, я напряжённо, с каким-то мазохизмом, высматриваю черные глаза, не дающие мне покоя. Парень оказывается сидящим на том же месте, но теперь всё его внимание сосредоточенно на собеседнике – высоком накаченном громиле со множеством татуировок, совсем не скрытых за свободной майкой. Я вижу только его спину и массивную шею, обхватом, наверное, с мою голову, но даже этого хватает, чтобы почувствовать себя неуютно. Он кажется настолько здоровым и устрашающим, будто человека скрестили с медведем гризли.

Но всё же, таинственный незнакомец с такими знакомыми глазами, больше не смотрит в мою сторону. А значит, мне показалось. Это похоже на паранойю, я уже принимаю любой взгляд за слежку.

Со смесью облегчения и какого-то странного разочарования отвернувшись от парней, я вновь фокусируюсь на Мерчи, танцующей уже в компании какого-то долговязого рыжего типа. Я совсем упустила момент, когда он успел появиться рядом с ней, и теперь вся подобралась, готовая в любой момент, если он позволит себе что-то лишнее, примчать на помощь к Мерседес. Слишком не внушающим доверия он кажется. И не только по внешности – длинный и худой, словно глиста, с каким-то болезненным видом, странновато-безумной улыбкой и диким взглядом, – но и по его движениям вокруг ничего не замечающей Мерчи, слишком увлечённой танцами, – резким, рваным и чересчур взбудораженным. То ли он что-то принял, то ли просто какой-то больной.

Мне часто приходилось выручать Мерседес из передряг. Из-за своего характера она нередко становилась главным действующим лицом в конфликтах, и даже потасовках. На вид милая и миниатюрная блондинка в несуразных розовых платьицах и на шпильках – этакая шаблонная барби, – на деле – дьяволица и та ещё провокаторша. Она постоянно, каким-то неведомым образом оказывается в сомнительных компаниях, где не следит за языком, с лёгкостью отвешивая каждому "комплименты", даже, порой, как будто не замечая, что болтает лишнее. Я всегда была такой же: взрывной, конфликтной, говорила всё, что на уме, но всё же я умею вовремя остановиться, чувствуя, когда начинает пахнуть палёным, в отличие от Мерседес, которая враз слетает со спускового крючка и часто подставляет нас обеих.

Я уже забыла о сталкере, полностью сосредоточившись на подруге, поэтому оказывается совсем неожиданным, повернув голову, наткнуться на него в полуметре от себя.

По-волчьи острый взгляд пронзает так, что по всему телу пробегает целый табун мурашек, а руки предательски начинают трястись. Он пугает меня, как никто другой никогда в жизни. Я едва ли способна объяснить даже самой себе, что так устрашает меня, ведь на вид это вполне обычный парень, мрачноватый среди пёстрых гостей вечеринки, но обычный. Встретив его просто где-то на улице, я бы даже отметила, что он достаточно красив. Однако сейчас, стоя с ним практически впритык, на меня накатывает странная внезапная слабость, а в животе начинаются карусели, как обычно бывает при сильном волнении.

Он стоит, облокотившись о стену со скучающим видом и лёгкой надменной ухмылочкой, и просто молчит, вперив в меня свои черные глаза. Я впервые вижу такие – действительно чёрные – настолько, что невозможно различить границы радужки и зрачка. Может он носит линзы? Для более устрашающего взгляда… Усмехаюсь, представив такого брутального парня за этим занятием.

Отогнав ненужные мысли, я прихожу в себя и концентрируюсь на парне, готовая, вдруг что, хватать Мерседес и бежать отсюда. Уставившись на него в ответ, выгинаю бровь в немом вопросе.

– Привет. – наконец говорит он неожиданно низким голосом с лёгкой хрипотцой.

– Привет. – еле выдавливаю в ответ, удивлённая, что он всё-таки начал разговор.

Незнакомец вновь молчит, видимо, ожидая продолжения знакомства от меня. И, так и не дожидаясь, продолжает:

– Как тебя зовут?

– Не знакомлюсь. – грубо отрезаю я, сразу очерчивая границы.

– А я знакомлюсь. – он лениво откидывает голову, прислоняясь затылком к стене и всё также раздражающе-насмешливо оглядывая меня с ног до головы.

Я чувствую себя облапленной от одного лишь липкого, опутывающего словно паутиной, взгляда. С раздражением откидываю волосы с лица, прилипающие к потной коже, и, широко улыбнувшись, издевательски пропеваю:

– Ещё какие-то пожелания будут, сеньор?

Парень и бровью не ведёт, но ответить не успевает. Краем глаза, выцепив рыжую голову того долговязого, я вижу Мерседес, активно пытающуюся отцепить его руки-щупальца от себя. Тут же забыв про черноглазого, я быстро направляюсь к подруге на помощь.

– Эй! – подойдя, резко дёргаю на себя этого придурковатого типа.

– Опа, – обернувшись на меня и окинув взглядом с ног до головы, словно прицениваясь, он развязно улыбается, а его глаза в свете прожекторов странно отливают красным блеском. – Гля, ещё цыпочка подошла. Мне сегодня везёт. – и икает, покачнувшись в сторону, почти падая прямо на меня.

Я презрительно морщусь, успевая вовремя отшатнуться в сторону, ближе к Мерседес.

– Ты где откопала это чудо? – обращаюсь к ней, беря под руку.

Она смотрит на этого неудачного кавалера также презрительно скривившись, но в её взгляде я подмечаю что-то ещё – какую-то смесь разочарования и отрешённости.

– Это Арчи. – мрачно вздыхает она.

– Кто? Хозяин дома?

– Ага.

– Ты же говорила, он нормальный! – шиплю я, на что Арчи тут же взбадривается, вылупив на меня блестящие глаза с неестественно огромным зрачком.

А Мерчи жалобно оправдывается: – Он был нормальным!

– Девчонки, а вы пили наши фирменные коктейли? – он, еле сфокусировав на нас опьянённый взгляд, включается в разговор.

– Просто пойдём. – шепчу я на ухо Мерседес и аккуратно пытаюсь протиснуться в толпе мимо рыжего Арчи.

Но он явно против нашего ухода и успевает схватить за руки, заставая врасплох и с силой притягивая обратно.

– Неет, пока не попробуете коктейли, уходить нельзя! – с неожиданной проворностью стащив у кого-то стаканы с непонятной розовой жидкостью, он протягивает их нам.

Мы переглядываемся, и Мерседес, с досадой принимая стакан из его рук, молниеносно опрокидывает его в себя, выпивая почти полностью. Я же не собираюсь пить, но Арчи почти насильно всовывает мне в руки стакан.

– Твоя очередь, крошка! – мерзко ухмыляясь, подбадривает он.

Но я не успеваю ничего сделать, получая сильный толчок по руке, из-за чего проливаю половину содержимого на свое платье.

Передо мной молниеносно, как из-под земли скалой вырастает тот самый черноглазый, становясь между нами и Арчи и оттесняя того подальше.

– О, Дан! – радостно приветствует его рыжий, закидывая руку на его плечо и повисая так. – Ты уже познакомился с этими крошками? Девочки только школу закончили. – он многозначительно подмигивает, на что этот Дан лишь безразлично качает головой в ответ, скидывая Арчи с себя.

– Я не увлекаюсь малолетками. – он холодно смотрит, замораживая нас всех на месте.

Даже Мерседес затихает, один только Арчи не желает угомониться.

– Ну и ладно, мне больше достанется! – он ржёт, всё-таки пробираясь к нам и обхватывая за шеи, больно прижимая к себе.

Его попытка увести нас куда-то была изначально провальной, учитывая его состояние нестояния на ногах, но этим он разозлил окончательно, и я, даже не отдавая себе отчёт в действиях, бью его локтем под дых, вкладывая всю силу, которая ещё осталась после всего выпитого за этот вечер. Он сгибается, утягивая нас с Мерчи за собой, а когда поднимается, я вижу его злые, налитые красным глаза.

– Вот сучка! – шипит рыжий, протягивая свои грабли ко мне в попытке, видимо, ударить в ответ, целясь куда-то в щёку.

Он даже успевает мазнуть костяшками по лицу, перед тем как тот самый Дан перехватывает его руку и жестко заламывает за спину, от чего Арчи жалобно скулит, а люди в толпе наконец замечают странное копошение и рассеиваются в стороны от нас.

– На улицу. – глухо бросает черноглазый нам.

– Чего? – тихо переспрашивает ошарашенная Мерчи, обращаясь ко мне.

– На улицу! Обе. – уже громче командует Дан, и мы с Мерседес неожиданно послушно семеним прочь под взглядами остальных гостей.

Меньше всего сейчас хочется оставаться там, в гуще событий.

– Я надеюсь, этот тип его не убьёт там… – голос испуганной Мерседес приглушённо прорывается сквозь музыку, когда мы выходим из дома.

– А? Ты о чём? – я оборачиваюсь к ней, всё ещё пребывая в какой-то прострации.

– Надеюсь, он ничего не сделает Арчи! – уже громче повторяет она.

– Посмотрим, что ты сказала бы, оказавшись под этим Арчи, если бы я не успела! – жестко говорю я, злясь, что в такой момент подруга думает совсем ни о том, как мы выберемся из этой дыры, а о каком-то придурке.

– Он нормальный! – с жаром начинает она, затем опуская голову и тихо заканчивая, – но сейчас был не похож сам на себя…

Я отмахиваюсь. Все мои мысли сейчас заняты тем, как выбраться отсюда побыстрее. Мы находимся где-то далеко загородом, а машину обе вести уже не в состоянии.

– Плевать, нам нужно как-то вернуться домой. У меня сел телефон, вызовешь такси со своего?

– Мой выключился.

– Чёрт! – в сердцах выругавшись, я падаю на кречло-качель, закрывая лицо руками.

– Вещи забрали? – едва не подскакиваю на месте с криком, пугаясь хриплого голоса.

Таинственный Дан умеет появляться эффектно. Это я уже прочувствовала в полной мере.

– Вещи. – глядя мне в глаза, вновь уточняет он.

Заторможенно киваю. Этот парень действует сильнее любого транквилизатора, погружая меня в какой-то транс.

– Тогда за мной.

Понимаю, что Дан хочет от нас, только когда он сходит на дорожку к воротам и разворачивается к нам, в недоумении застывшим на веранде: – Вы собираетесь остаться?

Переглянувшись, спускаемся за ним. Дан по-прежнему немногословен, ведя нас к выходу с участка подонка Арчи. Ничего не понимая, мы также послушно бредём следом, вскоре подходя к чёрному спорт-кару.

– Садитесь.

Мерседес уже распахивает дверцу машины и собирается сесть, но я вовремя останавливаю её.

– Стой! Мы не знаем этого парня, я к нему не сяду!

– Ох, Святая Мария! Карме, не начинай, нам нужно побыстрее добраться до твоего дома, и так, чтобы сеньор Агирре ничего не понял, сейчас не та ситуация, чтобы выбирать!

– Долго собираетесь копаться? – Дан выглядывает из окна машины, уже сидя за рулём.

– Карме, поехали! – умоляюще смотрит Мерчи. – Я даже сама заберу твою машину отсюда завтра! Главное, поехали быстрее.

Чёрт. Мысленно ругая Мерседес, на чём свет стоит, я всё же сажусь на заднее сидение рядом с ней, с уговором, что на следующее утро моя новая машинка будет стоять в целости около дома.

Трогаемся с места. Так резко, что сталкиваемся с Мерчи головами. В зеркале я вижу лёгкую ухмылку этого странного парня.

– Ох, милая, – внезапно охает Мерседес, рассматривая моё лицо в свете фонарей, освещающих салон авто, – этот урод рыжий так сильно ударил тебя!

– Да он легонько совсем, этот же, – киваю в сторону невозмутимого Дана, делающего вид, что ему неинтересны наши переговоры, – успел схватить его.

– У тебя синяк! – Мерчи озабоченно прижимает холодные пальцы к моей щеке в месте удара.

Достав из сумки карманное зеркальце, она протягивает его мне.

И правда! На пол щеки уже наливающийся ярким цветом синяк. Удивительно, как я почти не чувствовала боли всё это время. Похоже, была на адреналине. Сейчас чувствительность медленно возвращается ко мне и, потрогав воспалённую кожу, я морщусь от лёгкой боли.

Но больше всего меня волнует, как теперь незаметно пробежать мимо отца? Если он увидит меня в такой виде, тут же запрёт в четырёх стенах.

– Что, принцесса, – от созерцания моего прекрасного вида отвлекает насмешливый низкий голос, – твои первые боевые ранения?

Я молчу, но очень выразительно смотрю на нашего спасителя. Хочу вернуться обратно к своему отражению, однако взгляд сам, против воли, останавливается на его руках, спокойно лежащих на руле, а затем цепляется за странный шрам на ладони. И тогда воспоминания пронизывают меня, заставляя остолбенеть.

Медленно опускаю руку с зеркалом, меня начинает предательски потряхивать, а по спине прокатывается озноб.

Воспоминания почти болезненно режут сознание, а я наконец понимаю, откуда мне знакомы эти звериные глаза.

ГЛАВА 6

Крепко вцепившись в руку Мерседес, я притягиваю её к себе, надеясь, что выгляжу абсолютно невозмутимо со стороны.

– Ай, Карме! – возмущённо кричит она, привлекая внимание и так косящегося на нас время от времени Дана за рулём.

– Тихо, – шепчу ей на ухо. – Мы в полной жопе!

– Что "тихо"? Я не слышу, говори нормально! – пьяно возмущается она на весь салон автомобиля, на что я легонько толкаю её ногу своей, и Мерседес снова подставляет нас, вопя, – да что ты пинаешь меня?

– Да помолчи ты! – шикаю на неё, на что подруга наконец прикусывает язык, а я продолжаю говорить, вплотную прижавшись к её уху, чтобы брюнет не мог нас услышать. – Я не уверена, но похоже, это один из тех, кто похитил меня месяц назад.

Мерседес отшатывается от меня, и я вижу, как расширяются её глаза, когда она по-новому смотрит на нашего спасителя.

"Он?!" – безмолвно кричит её взгляд, на что я едва заметно киваю, а Мерседес закашливается.

Я вижу изучающий взгляд Дана. Он спокоен, но глаза выдают, что внутри него бушует буря эмоций. Он внимательно рассматривает меня через зеркало заднего вида исподлобья. Изучает, словно диковинную зверушку, почти как под микроскопом. А меня снова сковывает цепями напряжение, так, что кажется, не могу пошевелить и пальцем.

Я не могу голословно утверждать, что именно он был одним из похитителей, ведь все они были в масках, но по тем крупицам воспоминаний судьбоносного вечера, которые с трудом возвращаются ко мне, я опознаю эти звериные чёрные глаза, а самое главное шрам на ладони – именно в том месте, куда я вцепилась зубами. Он ещё свежий – розоватый и хорошо заметный, отчётливо проступающий над большим пальцем.

Чёрт возьми! Я практически собственноручно заманила нас с Мерседес в ловушку к Зверю – как мысленно я сразу окрестила его. Мы находимся в каком-то глухом лесу, без связи со внешним миром, а на добрую милю поблизости нет ни единого полицейского участка или хотя бы жилых домов. Более идиотскую ситуацию представить сложно. Что ж, если в этот раз я не выживу – признаю, сама виновата.

– Кхм… Спасибо, что помог нам, но… – тем временем Мерседес судорожно пытается перетянуть внимание Зверя на себя, на ходу придумывая причину, чтобы вернуться назад. – Там, у дома Арчи, осталась наша машина, всё-таки мы подумали… Сейчас приедет наш друг, и заберёт нас! – наконец выруливает, широко улыбаясь.

Она выглядит беззаботно-весёлой, кокетливо накручивает блондинистый локон на палец, а в голосе не сквозит и нотки паники, но я слышу её учащённое дыхание и вижу беспокойство за напускной безмятежностью, ведь знаю подругу, как себя.

Брюнет игнорирует её и продолжает рулить, даже не думая развернуться к дому Арчи или хотя бы снизить скорость.

– Слушай, – решаю поддержать блеф Мерседес. – Нам правда лучше вернуться, нас должны забрать…

– Как вы оказались на этой вечеринке? – бесцеремонно перебивает он, уводя от темы.

– Послушай, это неважно, нам нужно вернуться обратно.

– Таким маленьким наивным пташкам не место на подобных мероприятиях и, тем более, в таких компаниях.

Навряд ли он понял, что я его узнала. Не должен был. Я, конечно, далеко не такая хорошая актриса, как Мерчи, но научилась умело скрывать эмоции за годы жизни в своей семейке.

В голове стучит только одна мысль. КАК НАМ ВЫБРАТЬСЯ?!

По лбу стекает тоненькая струйка пота. Я едва держусь, чтобы не закричать от страха и паники на максимальных децибелах.

– Ты не слышишь? Давай вернёмся, пожалуйста. – я всё ещё пытаюсь достучаться до него, надеюсь на мнимое благородство. Неужели он спас нас от Арчи, чтобы сейчас прикончить где-то в кустах?

– Твоя подруга накачана наркотой, ты уверена, что хочешь сейчас вернуться? – уточняет он, пронзая ледяными иглами во взгляде.

– Что? – синхронно охаем с Мерчи, переглядываясь.

Она крепче хватает меня за руку, а я успокаивающе накрываю свободной рукой её ладонь.

– Слышала такое: в незнакомых компаниях не стоит пить то, что тебе дают? На таких вечеринках в основном мешают алкоголь с лёгкими наркотиками, чисто для большего эффекта расслабления и эйфории. Но есть и такие, "фирменные" коктейли, которыми подобные Арчи поят маленьких дурочек вроде вас. Твоя подружка отключится быстрее, чем мы вернёмся назад. – всё также отчуждённо, уже не смотря на нас, чеканит парень.

– Карме, да он блефует! – шепчет Мерседес, украдкой поглядывая в сторону водительского сидения. – Всё со мной нормально, и вообще, Арчи не стал бы нас так подставлять. Он… он не мог!

Я задумываюсь, судорожно перебирая в голове все варианты исхода сегодняшнего вечера приключений. В том, что рыжий подонок был на такое способен, в отличие от подруги, я не сомневалась. Он явно сам был под чем-то. Но позволить нам вдвоём остаться в опасности, я никак не могу.

И я решаюсь.

Спрятавшись в тени прямо за водительским креслом, притягиваю к себе Мерседес.

– Он нас не выпустит. – констатирую я и решительно заявляю. – Надо прыгать!

– Чего? – зависает подруга, обалдело переводя взгляд с меня на быстро мелькающий пейзаж за окнами, на Зверя, и обратно.

– Я всё продумала. – быстро шепчу, не желая терять ни минуты. – Ты начинаешь делать вид, что тебя тошнит. Этот индюк точно не планирует замарать свою тачку, поэтому начнёт останавливаться. Когда скорость снизится, мы выпрыгнем из машины и побежим в лес! Так он не успеет сориентироваться и сразу рвануть за нами!

– Ты сумасшедшая! – в голосе Мерседес сквозят нотки удивления, смешанного с долей восхищения.

– Я знаю. Но пока это единственная идея.

Мерседес коротко согласно кивает и отсаживается от меня, начиная деловито копаться в сумочке, что-то беззаботно бормоча под нос. Достав зеркальце и помаду, она медленно прокрашивает губы, всё время одним глазом косясь на Зверя. Наконец, сложив всё обратно, она приваливается к дверце, шумно втягивая воздух из приоткрытого окошка.

– Что-то плохо… – бормочет тихо, но различимо.

Зверь даже не смотрит на неё. Тогда Мерседес повторяет то же самое ещё раз, уже громче, а потом начинает странно булькать, прикрывая рот сначала одной рукой, а затем и второй. Я подхватываю спектакль и театрально изображаю суетливое копошение вокруг подруги, громко вопя над Зверем, действуя ему на нервы и не давая опомниться. Он явно не ожидал такого, поэтому послушно начинает снижать скорость. Я киваю Мерседес, и мы синхронно дёргаем за ручки дверей.

План побега был в общем-то замечательным. Но я не учла одного – дверцы оказываются заблокированы. Не раздумывая ни секунды, я, словно дикая кошка, готовая выцарапать глаза и перегрызть глотку каждому, кто встанет на пути, бросаюсь к заветной кнопке блокировки, попутно отталкивая Зверя, и, нащупав её, резко жму, от чего Мерседес с громким вскриком вываливается из салона, а я прыгаю за ней, делая какой-то невозможный кульбит, переворачиваясь в воздухе и приземляясь на ещё горячий после дневной жары асфальт на живот, едва не пропахивая дорогу лицом.

Тело нестерпимо жжёт. Я содрала до мяса колени и ладони, ключицу режет острой болью, а живот саднит, ему досталось чуть меньше благодаря тонкой ткани теперь уже совсем испорченного платья. Метрах в пятнадцати от меня также пытается встать Мерседес, ей повезло немного больше, она приземлилась удачно на пятую точку.