Детектив к зиме
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026
Елена Логунова
Верный знак
Будьте внимательны, Лизонька! – говорила профессорша Смирницкая, тряся высоким чубом ослепительной рыжины: на чистую седину хна ложится совершенно роскошно.
Профессоршу звали Леокадией Аркадьевной, злоязыкие студиозусы за глаза окрестили ее Какаду. Задорный рыжий чуб, крупный горбатый нос и походка с подскоком дополнительно оправдывали прозвище.
Прищуриваясь, Лиза видела перед собой большого попугая.
Попугай со вкусом пил чай из фарфоровой чашки с красивым геометрическим узором «Кобальтовая сетка» и с удовольствием вещал:
– Знаки, Лизонька! Они повсюду – символы, сигналы, приметы, признаки, знамения…
Леокадия Аркадьевна была профессором филологии и синонимы могла подбирать бесконечно. У Лизы не хватило терпения дождаться окончания затянувшейся фразы.
– И что? – спросила она.
Получилось невежливо.
Попугай мигнул застекленными круглыми очками глазами и как-то очень буднично закончил:
– И все, Лизонька! Не увидишь, не поймешь, не оценишь верно – конец, афронт, фиаско. Жизнь пойдет не тем путем.
Лиза посмотрела в окно. За ним была Миллионная улица – ныне тихая, сонная, будто и не из престижных центральных. Профессорша жила в старой, еще родительской квартире и в ней же работала, периодически радушно принимая в барских хоромах своих бедных аспирантов с их недоделанными диссертациями. Въедливо правила несовершенные тексты научных работ, безжалостно тыкала младых коллег в их ошибки, а потом великодушно отпаивала чаем.
Чай у профессорши был вкусный и горячий. Лиза выпила две чашки – про запас. На улице стоял мороз, а ей предстояло дойти до метро, доехать до конечной и, пересев на пригородный автобус, трястись на нем до бабкиной деревни.
Бабка Лизы профессоршей не была, барских хором на Миллионной не имела и оставила внучке только деревенский дом на улице с поэтическим названием Заречная. Прошлой весной Лиза смело вложилась в его реновацию, продав свою студию в спальном районе. Спустя восемь месяцев, потратив почти все деньги и кучу нервов, она могла почти комфортно жить в своем небольшом, но уютном доме в перспективном районе Ленобласти. Жаль, на покупку хоть какой-то машины денег не осталось, и добираться из милого деревенского дома до центра Петербурга приходилось битых три часа. Обратно – так же, и это если не вечером, когда автобус то и дело застревает в пробках.
– Мне пора, Леокадия Аркадьевна, у меня же автобус! – Лиза заторопилась, подскочила, принялась собирать в папку пронумерованные листы, разложенные на дальнем конце огромного стола.
Профессорша вредничала и соглашалась работать только с распечатанными текстами. Отправить ей на вычитку электронную версию не представлялось возможным. Лиза предвидела, что ей еще не раз придется приехать с Заречной на Миллионную.
Так себе удовольствие в морозном декабре.
В детстве Лиза любила последний месяц года, но к своим двадцати пяти полностью утратила веру в новогодние чудеса, а что еще хорошего есть в декабре, кроме ожидания праздника? Рано темнеет, круглосуточно холодно, под ногами то снежная каша, то ледяные лужи, а в голове одна мысль: «Разве это жизнь?!»
Не то чтобы собственная жизнь ее решительно не устраивала, просто Лизе казалось: она уже довольно давно не живет, а выживает. Преодолевает, справляется, выносит, терпит, выдерживает, противостоит и страдает…
Аспирант-филолог Лиза тоже владела искусством подбирать синонимы.
Только она вышла из теплой парадной на улицу Миллионную, как захотелось отдать что угодно, хоть тот же миллион, которого у нее, впрочем, не имелось, за чудесную возможность мгновенно оказаться на станции метро.
Увы, телепортации на филфаке не учили – пришлось Лизе брести, согнувшись и зажмурившись, против фирменного питерского косого дождя со снегом и ветром, исполняя матросский танец с зонтиком вместо паруса и проклиная погоду и судьбу на всех известных ей языках (русском, старославянском и латыни).
Видимо, это как-то подготовило ее к встрече с тем парнем. В отличие от других добрых граждан, Лиза при его появлении не стала креститься, шепча непослушными губами: «Свят, свят, свят»… А некоторые так делали, она сама слышала.
Парень вошел на станцию почти одновременно с Лизой. Точнее, сразу за ней, благодарным бормотанием отметив ее любезную помощь: она придержала для него тяжелую дверь. Сделала это машинально и, уже пропуская его мимо себя, удивилась, изумилась, ахнула и диву далась – аж обомлела, одеревенела, окаменела, окостенела и остолбенела.
Парень нес на плече крест.
Спокойно так, с достоинством. Не стонал, не роптал и не сетовал. На охи-ахи остолбеневших и одеревеневших не реагировал, отчего выглядел человеком вполне нормальным (в отличие от окостеневших-обомлевших), земным и занятым простым и понятным делом. Ну, несет он свой крест, и что с того? Целенаправленно несет. Точно знает куда, даже со схемой метро не сверяется. Все у него под контролем.
Так, наверное, подумали и сотрудники метрополитена – препятствовать проезду парня с крестом в метро не стали.
Да у них, наверное, и не было инструкции на такой случай. Вряд ли в правилах написано, что в метро нельзя со своим крестом. Вот если бы он с гробом приперся…
Лиза машинально оглянулась, проверяя, не идет ли за парнем с крестом парень с гробом. Тому бы точно понадобилось двери придержать… Тьфу, о чем она думает?!
Спохватившись, Лиза заторопилась и даже обогнала парня с крестом на подходе к эскалатору.
Ну да: она же спешила, а он – не очень.
Резонно, кстати. Туда, где уже все под крестами, обычно не особо спешат.
В двери вагона они снова шагнули один за другим: сначала Лиза, потом он. Вернее, они: тот парень и его крест.
Свободных сидячих мест в вечерний час в вагоне, конечно, не было. Нисколько не надеясь, что кто-нибудь ей уступит, Лиза сразу прошла в тупичок, покрепче ухватилась за поручень и уставилась на свое отражение в темном стекле, приготовившись скоротать в его компании ближайшие тридцать минут. Но рядом тут же встал парень с крестом, что едва не обеспечило Лизу косоглазием. Она не хотела этого показывать, но всю дорогу тайком рассматривала их обоих – парня и его крест.
Крест был большой и красивый. Рыжевато-коричневый, гладкий, без единой зазубринки. Его так и хотелось потрогать, Лиза с трудом удержалась. Мысленно цыкнула на себя: не сметь! Это же не коллективное бревно на субботнике, а крест – очень личная вещь, вот заведешь свой собственный – его и гладь. Хотя – как? Мало кто обзаводится своим крестом еще при жизни.
То есть она сразу поняла, что этот парень – очень особенный. И, конечно же, постаралась его рассмотреть. Но не трогала, даже не собиралась!
Парень был высокий, длинноногий, плечистый. Лицо хорошее, чистое, с правильными чертами. Без бороды.
К кресту, по мнению Лизы, просилась борода. Уж если рассматривать крест как аксессуар и неотъемлемую часть стильного лука… Тьфу, вот опять она думает не о том!
Думать надо было о правках, которые потребовала внести профессорша Смирницкая, нацарапавшая свои бесценные советы и замечания на полях распечатанной рукописи весьма небрежно (как какаду лапой), да еще и в зашифрованном виде. Лиза очень старалась запомнить, что означают сокращенные слова и таинственные знаки попугаячьей письменности, но боялась, что ее девичья память с этой задачей не справится. Поэтому выбросила из головы парня с крестом, достала из портфеля рукопись и принялась просматривать почеркушки профессорши, пока не забыла, какими комментариями они сопровождались.
Как доехали до конечной – даже не заметила. Неплохо поработала, почти половину рукописи просмотрела.
Строго-настрого наказав себе вторую половину диссера проглядеть в автобусе, Лиза вышла из метро и зашагала к остановке. По счастью, дождь уже закончился, хотя бы матросский танец с зонтиком опять исполнять не пришлось.
Про парня с крестом она уже забыла, а зря. Он снова попался ей на глаза, когда она села в автобус. Ну как – села? Запрыгнула в заднюю дверь уже отъезжающего транспорта, выдохнула – успела! – и ловко ухватилась за поручень над головой. Вовремя: автобус тряхнуло так, что папка с рукописью не удержалась у нее под мышкой, упала на пол, раскрылась – и из нее фонтаном полетели плотно заполненные печатными и рукописными буковками листы многострадальной диссертации.
А безобразно неаккуратный водитель еще не успел закрыть заднюю дверь! И полетели листы, подхваченные сквозняком, не куда-нибудь, а прямо за борт!
Лиза ахнула, пискнула:
– Остановите! – но, кажется, даже не была услышана.
В отчаянии она бы, пожалуй, выскочила из автобуса вслед за своим беглым диссером, но дверь с издевательским «Пуфф!» закрылась прямо перед ее носом.
Все еще жалобно, как подстреленный зайчик, вереща «Остановите, остановите!», Лиза влипла лицом в стекло и вот тогда-то снова увидела парня с крестом.
Придерживая на плече свою ношу, он наклонился и собирал покрытые буковками листы.
– Погоди ты, не части и не реви, давай по порядку. – Тома не дала Лизе выплакаться в свою жилетку.
Подруге некогда было дожидаться, пока водопад слез иссякнет сам. У бывшей однокурсницы Лизы, ныне учительницы Тамары Викторовны, не было времени на продолжительный сеанс психологической разгрузки. Она еще не все тетрадки с итоговыми декабрьскими сочинениями проверила.
– Проблема в том, что ты потеряла распечатку диссертации с пометками Какаду, так? – Тома не забыла прозвище колоритной профессорши. – Но какой-то парень те листы подобрал, так?
Лиза согласно икнула, подтверждая сказанное.
– Значит, нужно найти того парня, вот и все, – решила Тома.
– Как? – Лиза снова хныкнула. – Как найти? Ни телефона его, ни адреса я не знаю, да и внешность не очень запомнила.
– А фото нет? Объявление дать…
– Фото есть, но плохое. – Лиза успела всего разочек щелкнуть парня своим смартфоном из отъезжающего автобуса. – Темное, и лица не видно: он как раз наклонился, листы собирал. Так что для объявления у меня информации нет, я только одну особую примету знаю: у него крест!
– Крест – это хорошо. Крест – это мощно, – сказала Тома сначала с сомнением, но от слова к слову набираясь уверенности. – С крестами-то нынче мало кто ходит. Вот если бы при парне был не крест, а самокат, грош цена была бы такой примете. А с крестом, я считаю, вполне можно работать. Так! Не кисни! Включи голову и думай, куда он мог идти с крестом.
– Я уже думала. И даже карту посмотрела, – мрачно ответила Лиза. – Там рядом Пискаревское кладбище. Туда идти искать?
– Тоже вариант. – Тома слегка заколебалась, но полностью уверенность не утратила. Школьные учителя – они такие. Считают, что все знают лучше других. – Но только если ты хорошо запомнила этот крест и сможешь отличить его от других. Тогда прямая тебе дорога на кладбище…
– Да типун тебе, Томка, на язык!
– Я же не в том смысле! Идешь на кладбище, находишь тот самый крест, узнаешь, чья могилка, кто родственники – и выходишь на того парня! Не так уж сложно.
– Ага. – Лиза представила себе, как ходит по кладбищу, пытливо присматриваясь к крестам, и поежилась.
– Ты только не сейчас туда иди, а завтра днем, – наказала ей Тома, видимо, тоже представив себе подлунную прогулку по погосту. – А сейчас выпей чего-нибудь согревающего и спать ложись, все равно сегодня что-то предпринимать уже поздно.
Согревающего Лиза выпила (аж две рюмки) и спать легла, даже задремала, вот только привиделась ей пугающая муть с могилками и крестами. Лиза встала, закуталась поверх пижамы в бабкину шаль, налила себе еще согревающего, на сей раз – просто чаю с липой, и села с чашкой у окна в кухне.
За ним были тьма, серое рваное небо, блеклая луна в прорехах туч и заснеженные крыши скромных деревенских домов, не облагороженных реновацией и в тесном строю неприятно похожих на ряд могильных холмов.
Она вдруг вспомнила: а под ногтями-то у парня черные каемки были! С чего бы это?
Воображение живо нарисовало проваливающийся могильный холм, падающий с того крест и подхватывающие его руки – с длинными нервными пальцами и черными каемками под ногтями. Холм осыпался внутрь, вслед за руками высунулась голова – луна в прореху тучи высветила бледное безбородое лицо… Лиза зажмурилась и потрясла головой. Чур меня, чур! Не бывает такого.
Длинно и таинственно скрипнув, медленно приоткрылась форточка, из тьмы позвали:
– Лизу-у-унь… А, Лизу-у-у-унь…
Сердце сначала пропустило удар, а потом пустилось вскачь.
Лизунь – так ее только бабка звала. Покойная. Давно уже в могилке лежащая.
Или не лежащая?!
Лиза сделала над собой усилие, открыла глаза и сдавленно пискнула, увидев на редкой кисее тюлевой занавески бледный блин лица с расширяющимся черным провалом беззубого рта. Стало по-настоящему страшно.
Вот почему у нее креста нет?! Ходила бы всегда со своим…
– Да Лизка, твою тудыть-растудыть, ты оглохла, что ль?! – досадливо выругалась бабка за окном.
Не та бабка! Не покойная.
Лиза с великим облегчением узнала голос вполне живой соседки и подруги своей собственной родной старушки.
– Чего вам, Анна Витальевна? – встав, поинтересовалась она в форточку.
А все еще дико колотящееся сердце рукой придержала, чтобы оно в ту же форточку не выскочило.
– Ну, слава богу, очнулась! Я уж подумала, ты напилась или похуже чего, в десятом часу вечера дрыхнешь, сидя, – проворчала Витальевна и жестом показала – «Выходи, мол, на крыльцо».
Лиза вышла и еще раз поинтересовалась причиной визита.
– Булки будешь? – спросила Витальевна и, не дожидаясь ответа, полезла в сумку у своих ног. А пока шарила в ней, стоя пятой точкой кверху, как на огородной грядке, пояснила: – У станции пекарня открылась. Совсем новая, еще даже вывески нет, а уже работает, и хлеб там вкусный, и булки, как в детстве – маком сплошь засыпаны, а не как муха покакала. А народ же еще не прознал, к вечеру товар остается, так его после девяти бесплатно раздают, представляешь? Задаром! В наши-то времена!
Она разогнулась и протянула Лизе пухлый бумажный пакет:
– Это с маком и с абрикосовым повидлом. Бери, а то я нахапала дармовщины, а сама ж все не съем. А они завтра в девять опять раздавать будут.
Не дожидаясь слов благодарности, она подхватила свою сумку, повернулась и скрылась в ночи.
– Спасибо! – прокричала во мрак Лиза.
Она открыла пакет и понюхала. Булки пахли вкусно.
«Надо еще чаю с липой заварить».
Подкрепив физические и моральные силы чаем с булками, Лиза задернула занавески, пересела в кресло, откуда не открывались никакие зловещие виды, и позвонила подруге Асе.
– Ты чего это не спишь? – приятно удивилась та ее ночному звонку.
Подруга Ася, тоже бывшая однокурсница, после универа нашла себя в астрологии и теперь не корпела над тетрадками, как Тома, а за неплохие денежки составляла желающим гороскопы и натальные карты. Лиза во все это не верила, а потому общалась с Асей нечасто. Та умудрялась с любой, самой прозаической темы съехать на свое бла-бла-бла про ретроградный Меркурий и что-то там еще, а Лиза затруднялась поддерживать разговор про мистику с фантастикой.
Но сегодня не затруднилась.
– Слышь, Астапова? У меня возник вопрос по твоей части, – сказала она Асе, с громким хлюпом решительно допив свой липовый чай.
– Я знала, что однажды это случится! – пуще прежнего обрадовалась подруга и выразила готовность помочь: – Давай, что за вопрос?
– Жизни и смерти, – вздохнула Лиза. Прозвучало слишком пафосно, пришлось объяснить: – Мне позарез нужно найти одного парня с крестом.
– С каким? С кардинальным, фиксированным или мутабельным? – деловито уточнила составительница натальных карт с университетским образованием. – Ты же знаешь, что крест в гороскопе указывает на области жизни, где человек может испытывать наибольшие трудности, но также обладает потенциалом для роста и развития…
– Крест не в гороскопе! – перебила ее Лиза.
– А где же еще? – Ася удивилась, но быстро придумала: – А, это у него татушка? Или прям настоящий крест на шее, надеюсь, хотя бы на золотой цепи?
– Не то и не другое. Крест деревянный и не на шее, а на плече. – Лиза вкратце пересказала свою странную историю и попросила: – Скажи мне, что сие может означать? Ведь это же наверняка был какой-то знак, символ, сигнал, примета, признак, знамение… – запоздало вспомнилось предупреждение старой мудрой профессорши.
– А этого парня с крестом видел кто-то еще? Или только ты? – с прежней раздражающей деловитостью уточнила Ася. – Если только ты, то я тебе, Петрова, с уверенностью отвечу, что это был именно знак: надо больше отдыхать, меньше думать о своем несчастном диссере, и тогда ты будешь видеть нормальные, приятные сны…
– Другие его тоже видели, – не дослушала Лиза.
– То есть это был реальный человек с настоящим крестом? А что ж ты тогда мне символизм тут разводишь, мать? – Ася рассердилась. На что – непонятно. Наверное, на то, что ее тонкие эзотерические материи затронули по недостойному поводу. – Версия первая: парень ехал на кладбище.
– Вот и Томка так сказала, – пробормотала Лиза.
– О, как там Томка-то? Не сбежала еще от своих короедов? – заинтересовалась Ася. – Ладно, после расскажешь. Вторая версия: парень нескромно косплеит Христа. Ну, как может. Ролевики – они ж реально чокнутые, ты ж помнишь нашего Жеку Махова…
– А вот это интересная мысль. – Лиза приободрилась, поблагодарила подругу Асю и сделала себе пометочку на память: узнать побольше про областных ролевиков.
Но сначала все-таки сходить на кладбище. Проверить версию, поступившую первой.
Крестов на кладбище не было.
То есть пару-тройку Лиза увидела, но они были не деревянные. Один мраморный, другой гранитный, а третий из чугунного кружева.
Под кружевным сидела на лавочке, тоже затейливо сплетенной из черных металлических прутьев, маленькая опрятная старушка в цигейковой шубке. Вид у старушки был благостный, окружающей обстановкой она, в отличие от Лизы, не тяготилась и производила впечатление человека, находящегося в гармонии с миром.
Что, надо признать, большая редкость даже в более жизнерадостных мирах за пределами старых кладбищ.
– Кого ищешь, девонька? – добродушно поинтересовалась старушка, устав коситься на Лизу, тщетно высматривающую среди каменных памятников деревянный крест. – Скажи, я тут всех знаю.
Лиза сказала.
– Простой деревянный крест? Что ты, откуда здесь-то? – Старушка выразительно поозиралась. – Это старая часть кладбища, здесь все давно обустроено, простой-то крест обычно лишь на время ставят – на свежую могилку. Памятник же тяжелый, его сразу нельзя, сначала земляной холмик как следует осесть должен, – старушка с удовольствием делилась своими специфическими знаниями.
Лизе не очень-то хотелось их приобретать. Она лишь главное уловила:
– Кресты ставят на новых захоронениях? А как к ним пройти?
– Так это тебе другой вход нужен, прилично ты, девонька, промахнулась. Надо выйти, объехать и уже оттуда зайти, – старушка широкими жестами показала, куда выйти и как обойти, – а по погосту ты не дотопаешь, заблудишься с непривычки.
Лиза вздрогнула, устрашившись перспективы заблудиться на погосте, и поспешила выполнить рекомендации старушки только в той части, которая касалась выхода с кладбища. А объезжать его и внедряться на обширную территорию с другой стороны не стала и пытаться. Здраво рассудила: если бы парню с крестом нужно было туда, он бы вышел на другой станции.
Значит, он ехал не на кладбище, что даже хорошо.
Версия с ролевиком нравилась Лизе много больше.
Жеке Махову она позвонила из кофейни-пекарни. Нашлась такая неподалеку от той автобусной остановки, где Лиза трагически лишилась своей диссертации. Булки там оказались так себе, не чета вчерашним, из новой пекарни, зато было тепло и тихо.
– Что-что тебя интересует, Петрова? – не скрыл удивления бывший однокурсник, услышав ее вопрос. – Где у нас можно поучаствовать в ролевых играх на библейские темы, я не ослышался? А кем ты хочешь быть, я надеюсь, Марией Магдалиной? Дозрела, перестала отгонять парней поганой метлой?
В свое время Лиза как раз Жеку и отогнала. Не нравился ей сутулый очкарик с нездоровой фиксацией на мирах Средиземья и неадекватной самооценкой. Он внешне разве что на Горлума тянул, а норовил играть Арагорна!
Теперь Жека работал в IT-компании, разрабатывающей компьютерные игры, писал сценарии для РПГ, не вылезал из-за компьютера и был вполне доволен своей жизнью на два мира – реальный и виртуальный.
– Ты не поверишь, но теперь я парня ищу, – ответно съязвила Лиза.
И рассказала про искомого парня с крестом.
– Петрова, ты же ученый, а игноришь совершенно очевидные факты, которые никак не укладываются в предполагаемую систему, – выслушав, уязвил ее Жека. – Конечно, библейские темы могут быть основой для множества игр, от настолок до ролевух живого действия. Я даже прямо так, с ходу, могу назвать тебе пару примеров. Есть довольно популярная в определенных кругах настолка «Библия 20 вопросов», этакая «угадайка» на знание текста. Есть видеоигра «Bible Adventures», там предлагают сразу три истории, основанные на библейских сюжетах: «Ноев ковчег», «Младенец Моисей» и «Давид и Голиаф». И можно запросто придумать LARP с воссозданием библейских событий вроде исхода евреев из Египта или суда Соломона, но…
– Что придумать? – переспросила Лиза, услышав незнакомое слово.
– LARP, Петрова, LARP! Ролевые игры живого действия, господи, как можно не знать, вот же ты темная, дремучая… Но! – Фиксироваться на ее невежестве в вопросах игр спец не стал, однако, как тут же выяснилось, лишь потому, что спешил упрекнуть в отсутствии логики. – Ты подумай, ролевики – они же повернуты на ситуативной точности. А тот парень с крестом, он как экипирован был? Хитон обтрепанный, босые ноги, терновый венец – все это было?
– Нет, только крест, – признала Лиза.
– Так, значит, никакой он не ролевик и никого не косплеил! Тащил себе куда-то крест, вот и все. Может, на кладбище?
– Там я уже искала, – буркнула Лиза и на том закончила разговор с вредным Горлумом, так и не ставшим благородным Арагорном.
А тот не унялся и прислал вдогонку эсэмэс: «В церквях поспрашивай, это ж их артефакт».
В церковь Лиза в последний раз ходила еще девочкой, с той самой ныне уже покойной бабкой. Старая церковь с тех пор не сильно изменилась, разве что территория вокруг нее сделалась более благоустроенной – с лавочками, деревьями и клумбами, впрочем, сейчас засыпанными снегом. Из снега же был вылеплен довольно большой пузырь-шатер, армированный хвойными ветками. В бело-зеленом снежном шатре уютно горели свечи, снаружи толпились дети. Заглядывали внутрь, показывали пальцами.
Лиза подошла и тоже заглянула.
– Как вам? Хороший же вертеп получился? – спросила ее какая-то девушка.
На ней поверх пуховика был длинный холщовый фартук, на руках толстые шерстяные перчатки, на голове поверх вязаной шапочки – почему-то стеклянная маска для ныряния.
Куда она тут ныряет, Лиза понять затруднилась.
– Вертеп? – повторила она.
Слово-то было знакомое, хотя употреблять его прежде не доводилось.
– Рождественский вертеп. – Девушка локтем мягко подпихнула ее к залитому золотисто-розовым светом проему. – Смотрите, вот младенец Иисус, вот Дева Мария, Иосиф, ангелы, волхвы и животные. Я думала настоящих овечек туда запустить, но батюшка сказал – не надо, за ними же убирать придется, обойдемся фигурками.
– А крест есть? – Лиза сунулась глубже в проем.
– Ну, крест-то сейчас зачем? – удивилась девушка. – Рождество же!
– Я, знаете, просто видела вчера тут поблизости молодого человека, он нес большой крест, – объяснила Лиза. – Я и подумала – это он в церковь идет.
– Ну, я не знаю, – усомнилась девушка. – Была бы Страстная неделя, тогда, может, имело бы смысл поставить бутафорский крест, хотя я не уверена, надо батюшку спросить…
– Почему бутафорский? – Лиза ухватилась за слово.
– А какой же еще? – Девушка будто удивилась. – Настоящий-то деревянный, знаете, какой тяжелый будет! На плече не унесешь.
– Бутафорский! – Лиза задумалась, окидывая мысленным взором внезапно открывшиеся перспективы. – А где может быть нужен бутафорский крест?
Это она саму себя риторически спросила, но девушка решила, что вопрос адресован ей.
– В спектакле каком-нибудь, – ответила она и вынула из карманов молоток и зубило.
Когда Лиза уходила, девушка, закрыв глаза маской для ныряния, ловко выбивала в слежавшемся снегу шатра-вертепа узор. Получалось красиво.
– Ленка, скажи мне, как специалист, в каком спектакле нужен большой бутафорский крест?
Подруга Лена, тоже бывшая однокурсница, после универа устроилась в театр и заведовала там литчастью.
– Ну, первое, что на ум приходит – рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда», – моментально, как на экзамене, ответила подруга. В студенческие годы она была вечной отличницей. – Там крест используется в финальной сцене распятия. Еще «Страсти Христовы» – там он нужен в эпизодах, связанных с Крестным путем, а в «Камо грядеши?» по роману Сенкевича – в сценах гонений на христиан. Вообще, конечно, декорации от конкретной инсценировки зависят, но большой крест может понадобиться и в «Царе Иудейском», и в «Мастере и Маргарите», и в «Фаусте», и в «Каменном госте», и в некоторых адаптациях «Гамлета» – как символ смерти и искупления, и в экспериментальных постановках на тему «Божественной комедии»… А тебя что-то конкретное интересует?
– Да. – Лиза постаралась максимально упростить запрос. – Меня интересует малобюджетная постановка, которая может идти у нас в пригороде в предновогодние дни.
Про малобюджетную она сказала потому, что резонно рассудила: декорации для дорогих спектаклей в метро не возят.
– Хм… Обычно в таких постановках преобладают светлые, праздничные мотивы… – Лена задумалась, но молчала недолго. – Хотя – да, есть несколько сценариев, где крест вполне может появиться. Во-первых, это рождественские мистерии: в некоторых традиционных версиях показывают не только рождение Христа, но и пророчества о его будущей судьбе. Потом «Щелкунчик» в христианской интерпретации – если постановка акцентирует библейские параллели. Наконец, какая-нибудь «Рождественская сказка» с мрачным подтекстом – например, по мотивам «Девочки со спичками» Андерсена, там крест может быть частью визуальной метафоры… А почему ты спрашиваешь-то? – спохватилась подруга.
Пришлось и ей рассказать предысторию.
– Да, Петрова, умеешь ты отличиться, – похихикала Лена. – Под Новый год все подарки ищут, а ты – какого-то парня с крестом. Хотя… Знаешь старый анекдот? «Какой лучший подарок для двадцатилетнего юноши? – Двадцатилетняя девушка!» Может, это как раз твой случай? Хотя тебе уже двадцать четыре…
– Тебе смешно, а я должна решить такую проблему…
– Ага, это буквально твой крест! – Подруга заторопилась: – Все, Петрова, я побежала, мне пора: у меня сейчас будет читка пьесы.
У Лизы тоже в тот день до поздней ночи была читка, но не пьесы, а статей в Интернете. Сначала она выясняла, где именно в окрестностях находятся сценические площадки, на которых может готовиться представление с крестом. Как оказалось, таких немало, зря некоторые у нас жалуются, что в области с культурой дело плохо. Лиза нарисовала на карте, скачанной в Интернете и распечатанной на домашнем принтере, больше дюжины кружочков.
Потом по каждому пришлось добывать дополнительную информацию, что было трудно и утомительно. Зря некоторые у нас пренебрегают Интернетом: распространяют информацию из уст в уста и посредством самодельных афиш.
И все-таки Лиза нашла кое-что подходящее. В районном Доме культуры творческая студия ставила новогоднюю комедию-гротеск, часть действия которой происходила в заброшенной церкви.
Осталось придумать, как выяснить, туда ли парень с крестом тащил свою ношу. Дожидаться премьеры и идти на представление по билету Лиза не могла, не было у нее столько времени. Решила сказаться журналисткой – благо сохранила удостоверение корреспондента университетской газеты – и проникнуть на сценическую площадку под предлогом подготовки репортажа о предстоящих новогодних мероприятиях.
Отвалилась от компьютера, бухнулась в постель и сразу уснула.
«Ох-ох, крест мой тяжкий»…
Разбудил ее громкий писк эсэмэски. Профессорша Какаду написала: «Жду вас, Лизонька, как всегда». Вопросительный знак в конце предложения не поставила – значит, не спросила, а уведомила.
А был уже одиннадцатый час дня! И Лиза мало того что безобразно проспала, так еще и забыла предупредить профессоршу, что не появится у нее «как обычно». Какое «как обычно», когда она не только не внесла очередные правки, но и потеряла рукопись с пометками!
Текст-то можно было распечатать заново, это проблемы не представляло. Но правки, многочисленные правки! Не вернув ту самую, беспощадно исчерканную въедливой профессоршей рукопись, Лизе придется слезно молить Какаду повторить всю проделанную работу. Ужасно не хотелось.
Сказаться больной и отменить сегодняшнюю встречу в надежде, что получится отыскать потерянную рукопись? Но Какаду такая вредная. Гоняйся за ней потом в попытке согласовать новый визит…
Кажется, оставался только один выход: метнуться в районный Дом культуры, прорваться в закулисье готовящейся постановки, найти там незабываемый крест, узнать, кто его доставил, связаться с этим, хочется надеяться, добрым человеком и вернуть себе рукопись… Если он ее не выбросил. И если это он нес крест. И если тот крест действительно в Доме культуры. Если, если, если…
Все висело на волоске.
Лиза спешно привела себя в порядок, выхлебала, обжигаясь, горячий кофе и выбежала к вызванному такси. Не тот случай, чтобы экономить деньги: время дороже!
Врать, называясь газетным корреспондентом, не пришлось. В длинном узком фойе, очень похожем на казарменное помещение – не хватало только пары рядов аккуратно заправленных железных коек, – ее никто не встретил. Некому было воспрепятствовать появлению самозваной журналистки.
Слегка обескураженная этим Лиза несколько опасливо прошлась по фойе, поглядывая на украшающие стены детские рисунки в рамочках. Судя по тому, что развешаны те были хаотично, а не аккуратной вереницей, произведения начинающих художников маскировали дефекты штукатурки. В сочетании с отсутствием какого-либо персонала и скудным освещением – горела только одна лампочка над лестницей, ведущей в подвал, – это наводило на вполне определенные мысли.
«Точно, верно, несомненно и наверняка – постановка крайне малобюджетная!»
Лиза спустилась на пару ступенек по слабо освещенной лестнице и увидела гардероб. Там тоже никого не было, но на призыв «Ау, есть кто-нибудь живой?» через минуту-другую к ней в черепашьем темпе выдвинулся сутулый дедушка в вязаной жилетке поверх флисового спортивного костюма. Перемещался он так медленно, что нетерпеливая Лиза ушла бы, даже не узнав о его присутствии в гардеробных далях. По счастью, об относительно скором появлении дедушки оповещали зашевелившиеся на вешалках одежды.
– Сумки не принимаем, за содержимое карманов ответственности не несем, – едва вынырнув к Лизе, предупредил дедушка и отработанным движением протянул руки, готовясь принять ее пальто.
– И это прекрасно! – невпопад, но с искренним чувством ответила она, радуясь, главным образом, возможности задать кому-то свой вопрос: – Скажите, пожалуйста, где тут готовится постановка новогодней комедии?
– Трагикомедии, сказал бы я, да кого интересует мое мнение, – меланхолично ответил дедушка. – Там смех и слезы… Пальто сдаете, нет? – И, уяснив, что тут не имеется для него работы, развернулся и побрел восвояси.
Затихающее колыхание одежд на вешалках сопроводило его уход.
– Зал на втором этаже! – донесся до Лизы голос, приглушенный слоями плотных тканей, – и она вновь осталась в одиночестве.
И на второй этаж, и в зал она тоже проникла совершенно беспрепятственно.
В зале было темно и пусто, сцену освещал одинокий софит. Лиза на цыпочках – каблуки слишком громко цокали – подобралась поближе и рассмотрела декорации. Те, как и ожидалось, были скудными.
На заднике были нарисованы стрельчатые арки. Сверху на веревочке свисал гимнастический обруч с наклеенной на него прозрачной пленкой. Та была старательно раскрашена а-ля витраж – Лиза предположила, что это окно-роза, характерное для готической архитектуры.
Креста на сцене не было.
– А где крест?! – возмутилась Лиза.
Получилось слишком громко.
– Ах, боже мой, да сколько можно! – Из кресла в первом ряду поднялся, разгибаясь и воздевая руки, тощий человек в черном. Он вцепился себе в волосы, картинно вздыбив их, передразнил противным голосом: – «Где крест, где крест?» На кладбище крест!
Лиза удержалась и не сообщила, что там она уже искала.
– Центральная часть готического собора, чтоб вы знали, девушка, сама по себе всегда имеет вид креста, – замученным голосом сообщил человек в черном, выделив слово «девушка» так, что оно прозвучало презрительно. – И если вы соблаговолите посмотреть наверх, то увидите там витражный круг, называющийся «роза». Проекция его находится на полу и создает соединение креста и розы…
– А настоящий-то крест где? – не выдержала и прервала назревающую лекцию Лиза.
– Дался вам всем этот настоящий крест! – Страдалец всплеснул руками. – Где, где… Прости, Господи, что скажешь… – Он размашисто перекрестился, выдохнул, секунду постоял с закрытыми глазами, потом разлепил ресницы и уже деловито спросил: – Вы кто и что вам нужно?
– Раз у вас нет креста – ничего! – так же деловито ответила Лиза, развернулась и, громко стуча каблуками, пошла к выходу из зала.
Оборвалась последняя ниточка.
К профессорше Смирницкой она явилась с тортиком. И с повинной:
– Леокадия Аркадьевна, простите меня, я такая растяпа! – призналась прямо с порога.
– Растяпа? – Профессорша приподняла насурмленные брови.
– Разиня, растеряха, раззява, ротозейка!