Иванова, родства не помнящая. Роман-размышление

Размышления у парадного подъезда

Удел твой – бесчестье.

Молвы приговор

Я слышу – и вместе

Мы делим позор.

В толпе твоё имя

Тревожит любой.

Неужто родными

Мы были с тобой?

Тебя называют

Легко, не скорбя,

Не зная, что знаю

Тебя, как себя.

Джордж Байрон

Мне тяжело и больно даже думать об этом.

Но я должна.

Вы когда-нибудь чувствовали себя лишёнными корней?

Нет, кто-то этим даже и гордится. Выражая недовольство своими родителями, выставляет им своеобразные «лицевые счета» и старается их напрочь забыть, никогда к этой теме не возвращаться.

Так удобнее.

Под разными предлогами. Не так воспитали, чего-то недодали, не теми стали, не туда рулили…

Ну и ладно. Буду жить, как хочу. Без них.

А как жить «без них»?

«Родителей не выбирают». Это наверняка многие слышали. В ответ на возмущения, претензии, придирки и прочее недовольство.

И звучало это справедливо. Но довольно жёстко.

Я безмерно счастлива, что мне достались прекрасные родители.

Ирина и Вячеслав.

Это были замечательные люди.

И вот когда меня огорошили сообщением про родного отца, вся эта круговерть и началась.

Что же, время пришло открыть тайну?

Нет, всего лишь приоткрыть дверцу.

В нашей квартире была отдельная гардеробная, где на верхних полках располагались модные по тем временам чемоданы, с которыми дедушка и бабушка путешествовали.

Из одного такого багажа была однажды извлечена старая советская газета.

Бабушка рвала и метала, потрясая печатным органом перед ошарашенной физиономией внучки.

– Вот статья про твоего настоящего отца! Полюбуйся! Мы с твоим дедушкой воевали, отстояли Родину от фашистов. А он!

Мельком обозначилась фотография видного офицера в очках с затемнёнными стёклами.

Я мгновенно схватила в память его внешность. Впервые увидела, поняла, каким примерно он был.

Огромная статья на всю газетную полосу!

Бабушка костерила, крыла, обкладывала, материла «героя» этой публикации, что называется, в хвост и в гриву. На чём свет стоит. Ничуть при этом не стесняясь меня. Отвела душу вволю. Выпустила пар.

А потом?

Газета быстро убрана на антресоли.

Мне строго-настрого внушили обо всём этом забыть.

– Мама, а мой настоящий отец, он…

– Никаких разговоров о нём!

Всё! Забыть!

«Забыть Герострата».

Забыть навсегда!

Но это же мой папа…

Разве это возможно?

Время от времени в разные годы моей жизни всё это снова обозначалось, но разговоры об этой истории моей семьёй по-прежнему жёстко пресекались.

Безоговорочно.

Иногда и ко мне приходили сомнения, когда я думала обо всём этом…

Кто же он?

В 30-летнем возрасте я снова, уже вполне осознанно, вернулась к этой теме.

Обратилась к маме.

– Нет. Ни слова о нём. Не хочу говорить об этом…

Дедушка и бабушка защищали Родину на фронтах Великой Отечественной… Проливали кровь и слёзы.

Выстояли.

А этот…

Мой отчим – прекрасный, благородный человек. Храбрый офицер, морской пехотинец, надёжный командир, подполковник.

А папа?

Что это за человек?

А может быть, та давняя тайная история была его личной трагедией?

И всё-таки чисто по-человечески мне стало интересно.

Что же там произошло?

…И тут его кровь во мне взыграла окончательно!

Так что же?

Нет, позвольте…

Я, значит, ухожу в привольное плавание по жизни, не ведая, кто я и зачем пришла на эту землю?

Да, я долго была не помнящей родства.

Внезапно находила на меня беспричинная тревога, накатывало ноющее чувство незащищённости.

Откуда это?

Может быть, потому, что никогда не ощущала за спиной надёжную фигуру отца?

Мой отчим Вячеслав был благородным человеком, которого я искренне считала своим папой.

Но, к моему великому сожалению, эмоциональной душевной близости у нас с ним как-то не сложилось…

А родной отец?

И, как мы знаем, запретный плод сладок. Возобладало дочернее чувство, и я начала искать материалы.

Подробности той таинственной истории. Хоть какие-нибудь…

И нашла.

Что я узнала?

История более чем неопределённая.

Много загадок.

Много ещё скрытых тайн.

Я буду искать материалы дальше.

Потому что благодаря и ему я на этой Земле.

Но кто мы и откуда?..

Так искренне выдохнул однажды в своих стихах Борис Пастернак.

Теперь и я знаю, кто я и кто всегда стоял за мной.

Я ощущаю с ними кровную связь.

Естественно, и со своим родным отцом тоже.

Мне хочется как можно подробнее узнать, что это за стечение сложных обстоятельств, приведших к семейной трагедии?

И я должна идти по жизни по следам своих родителей.

Но что делать мне, если следы одного из них могут завести меня в бездну?

Аполлон смеющийся

Пылающую голову рассвет

Приподымает с ложа своего,

И всё земное шлёт ему привет,

Лучистое встречая божество.

Вильям Шекспир

– Мы берём его?

Вопрос прозвучал очень отчётливо, определённо, и вместе с тем в нём слышалась некая надежда, что ли.

– Уже взяли. В разработку. Персона-то известная. Да и важная. Пока. Оперативным службам дано указание ещё более тщательно за ним проследить. Установить все его связи, выявить контакты. Все до единого, понимаешь? Возможны жертвы, которые от него пострадали. И прочее и прочее. Разрабатываем. С целью предоставить доказательную базу для следствия и позже передачи в суд. И это очень и очень непросто. А если сейчас начать неразумные телодвижения – вся разработка может полететь в тартарары, благодаря вот таким вот несвоевременным выпадам.

– А в ту ли сторону мы копаем?

– Ты его только что брать собирался. Вот именно: пока копаем.

Переговаривались двое. Спортивного вида, широкоплечие, высокие. С иголочки одетые. Правда, в почти одинаковых серых костюмах. Да и в лицах их, несмотря на явные различия, угадывалась какая-то схожесть. Этакие незаметные супермены, наверняка успешно сдавшие все необходимые нормативы и прошедшие нешуточные испытания.

Впрочем, никому до них здесь и дела не было.

Улица двигалась в заданном направлении – на лицах пешеходов читались повседневные заботы. Все занимались своими делами или спешили ими заниматься в специально отведённых для этого местах. Город, по меткому выражению классиков, двигался в будничный свой поход.

Да, статные ребята, рослые. Спортсмены, наверное. Возможно, сегодня у них выходной. Отдыхают от тренировок. Имеют право. Глаза прохожих лишь скользили по их могучим фигурам… Наши ребята. Надёжные.

Человек, о котором они говорили, когда-то тоже был надёжным. И нашим. Такой же высоченный, с широким размахом налитых плеч. Атлет, гимнаст. И костюм на нём сидел словно на Гэри Купере, хотя о таком имени большинство населения и не слыхивало тогда вовсе. Хотя песенку об иноземной звезде часто показывали в «Утренней почте». Так музыкальный номер и назывался: «Как Гэри Купер». И там виртуозно отбивал степ артист во фраке, который завораживал зрителей своим внешним видом.

У большинства населения среди их знакомых и друзей никого одетого таким образом не наблюдалось и в помине. Рубашечки, брючки, на худой конец майка, приличествующая авоське с пустой стеклотарой. Какой тебе Купер! Тем более – Гэри. И Фенимора-то достать было невозможно, хотя фильмы по его романам активно снимала киностудия «ДЭФА», ГДР. В кинотеатрах эти картины демонстрировались с хорошим советским дубляжом. А вот собрание сочинений писателя, создавшего авантюрные романы о покорении Дикого Запада, иметь дома могли только счастливчики, сумевшие каким-то образом достать этот книжный дефицит.

Но ныне Запад цивилизованный. Какие-то неземные существа там даже бывали. О нём также рассказывали лишь по телевизору политические обозреватели и журналисты-международники. И тут вдруг идёшь по улице, и взгляд волей-неволей падает на высокого огромного красавца в дымчатых очках, одетого таким образом, что никакому Куперу: ни Гэри, ни любому другому – не снилось. И не отвести этот взгляд уже. Как сюда попал? Вышел вдруг из машины и решил пройтись до близлежащего киоска за сигаретами? Такие, наверное, и по улицам-то не ходят. Наблюдают за течением пешеходов лишь из окон такси или личных авто… А что, вам удавалось видеть кого-то похожего? Неужели? Где, когда? То-то!

Может быть, он артист? Ну есть у нас симпатичные артисты, но такого… А, понятно. Он – интурист! Нет, слышите: по-русски разговаривает, и без акцента. И такие выражения употребляет, что только своим и понятны. Иностранцам невдомёк про это. Нет, наш. Но кто же он?

– Странно: мать – простая, отец – военный, ветеран Великой Отечественной войны. А этот…

– Ну, ты ярлыки-то клеить тоже погоди. Собираем материал.

– Да неужели? С такими данными и способностями… Он же туда-сюда – полковником станет. А там – и до генерала всего ничего.

– Этот может. Что ни говори, а по данным, которые нам переданы, он одним из лучших там является. Превосходит некоторых.

– Интересно, на сколько статей потянет?

– Ему и одной хватит. Если докажем. И соответствующую доказательную базу представим вышестоящему. И та одна статья всех остальных, вместе взятых, потяжелей будет.

– Неужели та самая статья?

– Ладно, хватит, замяли. Работаем. На эту тему – только на базе и в кабинетах. Только по существу. И говори потише. Эмоциями голос форсируешь. Непрофессионально. А он профессионал. Ну хорош всё-таки, чертяка. Ты прав. Хорош!

Он действительно вышел из машины. Захотелось размяться, сделать несколько шагов по бульвару. Вдохнуть этого пьянящего воздуха.

Вот старушка оступилась, споткнулась, чуть не упала. Поддержал её осторожно. Приободрил ласковым словом. Посоветовал быть повнимательней. Да и «чего-то пошутил», разрядил обстановку.

Вокруг уже группка зевак образовалась.

Да, невозможно по улицам ходить стало. Слишком заметен. Некоторые даже набираются смелости и подходят спрашивать, не артист ли он. Артист, ага. Ещё какой. Знали бы вы, какого театра. Опля! А вот и из другого театра статисты пожаловали. Разыгрывают пьесу зарубежного фантаста «Люди-невидимки». Мизансцену выстраивают. Думают, я их не вижу. Ну, пусть думают. Это иногда полезно. Не всё ж начальству за них думать. Может, действительно, начать автографы раздавать? И эти, вероятно, подойдут, попросят, чтобы поглумиться. Хотя вряд ли. А я к ним подойду и скажу, что их сразу узнал. Это же вы сейчас на «Мосфильме» снимаетесь в новом историко-приключенческом фильме с условным пока названием «У нас один и тот же парикмахер»? Покряхтят и уедут. Если у них автографы люди брать не начнут. Откажутся – им же хуже. Недовольство вызовут, и тут им показываться будет уже нельзя. А что это мне даст? Ну, уедут. Других пришлют. То, что установлено наружное наблюдение, меня не радует. Моим новым «друзьям» это тоже наверняка уже известно. Если пока нет, в чём я сомневаюсь, то явно не обрадует в дальнейшем. Им я нужен «чистый». Но я и был таким. Так в чём просчитался? Наружка – это не крах пока, но это плохо. Соседний театр не мог о моих новых контактах узнать. У нас свои секреты. Тогда кто-то из своих – суфлёр? М-да, завистники, куда от них денешься. Свой суфлёр. Точно. Кто?

А вот тут он был невыносимо прав.

Завистники.

Однажды подумалось: необходимая ли это составляющая любого успеха? Обязательная ли? Или всё-таки «перегибы на местах»?

Но ведь всегда есть те, кто лучше тебя. Умнее, образованнее, подготовленнее, расторопнее, проворнее, быстрее принимающие решения, взвесив все за и против?

Становись лучше, совершенствуйся, придумывай своё – это только приветствуется! Выучил язык – выучи ещё один. И воздастся тебе за прилежание материально.

Так что же, завидовать легче?

Он не помнил, чтобы кому-то из этих завидовал. В Институт военных переводчиков – так в народном обиходе принято было в разговорах обозначать сей вуз – он поступить сумел. Но ведь и кандидатуру абитуриента тоже надо было утвердить. Этим занимались специальные «рекрутеры», отслеживая походящих кандидатов в абитуриенты. С тобой беседовали, отслеживали твою манеру себя вести, говорить, твои жесты, даже мимику. Как держишься, как скоро отвечаешь, куда смотришь, не бегают ли глазки?

По каким-то только им известным приметам и определяли годность для такой учёбы.

А то все инязы столицы туда перекочевали бы.

К тамошней абитуре, конечно, тоже приглядывались.

Язык в таком деле знать надо.

А у него был дар. Он слышал музыку языка и осознавал его воздействие на людей, на сознание человеческое. Как фразу чётче и точнее построить, какие слова для слуха обывателя поувесистее будут, какие – прямо в душу зайдут, прямо в сердце поселятся.

Велеречивая трескотня не прельщала его – говорить нужно точно и прямо в цель. Пусть засыпанные перхотью учёные мужи, и жён туда же, перед преданно внимающими им студентиками в словесных кружевах изощряются, терминами сыплют как из рога изобилия…

Знания практикой должны быть сильны, иначе грош им цена.

По первости те, кто заумными словечками засыпают, словно хулиган шелухой от семечек асфальт, и сойдут, возможно, за умных. Ну раз столько слов знает, значит, за эти слова, как за панцирь, спрятаться сможет – образованцы у нас всё выше на социальной лесенке в общественном же сознании. Не зря писакам столько платят и дачи с машинами дают. Дачи дают – хорошо, правильно. Вот она, этимология слова. Формируют писарчуки общественное сознание-то, а власть имущие их реноме поддерживают и в президиумы с собой приглашают.

Кто у нас велеречив, тот за длинным столом с красной скатертью восседает и на тех, что внизу, в зале ладоши отбивает и правую руку в гору по первому кивку поднимает – типа – я «за», одобряю всё – сквозь графин с водой увеличенным глазом смотрит, подмигивает: «Вот ты там внизу – на меня, а я отсюда, сверху – на тебя!»

По-любому, сверху. Потому что слов много знаю тебе непонятных.

Ну, за начальство прятаться и из-за его мощной спинищи изредка выглядывать и рожи строить – много ума и доблести не надо. А ты попробуй своим изящным словом души человеческой коснуться, разбередить её. Для этого другие слова надобны. И, как учил дядя Пушкин, сразу понять, кто перед тобой и, сообразно персоне, необходимый дискурс использовать – вот признак ума недюжинного. А много будешь умных слов Бог знает перед кем произносить, глядишь, и самого сумасшедшим объявят, как того несчастного Чацкого. «Карету мне, карету!..» Обиделся. Уехал. Договорился, допроизносился монологов перед светской чернью, которая, объединившись, его из Москвы и спровадила. Да, хорошие в школе у меня преподаватели были, в самую суть, в корень зрили, как учил другой дядя Прутков. Не зря его председателем пробирной палатки назначили.

Нет, нам Москву обиженными чацкими покидать негоже. Мы бисер метать не будем. Перед этими, как их…

А откуда это – «бисер метать»? Явно не русская литература. Да, выраженьице обиходное, меткое весьма. У каждого народа такие вот разящие наповал присловья есть. Надо их как следует изучить, тогда и корень каждого языка ясен будет. Вот откуда плясать надо.

Так всё-таки откуда это? Про бисер-то? Такое в школе не преподавали. Как-то намекнул мне один учёный собеседник, что из Библии. Но та книга запрещённая. За неё не только из Москвы вон, но и из свободы, наверное. В организации «библеистам» вообще делать нечего.

А кому там есть чего делать?

Тем, кто вокруг меня?

Тем, кто обвиняет, что в Институт военных переводчиков меня отец пристроил, иначе и не видать выскочке сего места, где перспективные кадры куются, которым привилегии будущие прочатся?

Да, окруженьице, доложу я вам. А каждый из вас, значит, один у мамы с папой, и в Москву, как Ломоносов, с рыбным обозом из архангельских поморских сёл пешком – и, не переодеваясь, сразу в лаптях, да в Институт военных переводчиков! Эвона как. Самородки все одарённыя. Кстати, встаёт вопрос: кто ваши мамы с папами? Неужто поголовно рабочие и крестьяне? А вот у меня – можете проверить. Мама – точно простая русская женщина, Екатерина.

Брат, значит, пристроил? Брат – слово хорошее. Все люди – братья. Это тоже ёмкое сильное выражение. Явно непростое, несмотря на кажущуюся простоту. Тоже на организацию какую-то намекает. Но явно не нашу. Предположу, что более могущественную? Нет, глупости. Быть такого не может. Самая могущественная – наша, к которой и я теперь имею честь принадлежать. Так нам говорят. Но чем чёрт не шутит?

Однажды видел я одного чёрта лохматого. Дышал перегаром, просил хоть какую-то копейку, дабы потушить в груди пожар: трубы, дескать, горят.

Уважил, купил ему бутылку водки. Он долго шёл за мной – всё спрашивал, как может отблагодарить. Я уже было подумал: из смежной организации подсунули человечка для проверки? Потом выяснил: нет, хипан какой-то, явно с алкогольной зависимостью, даже узнал, живёт где. Да он мне и сам бубнил, когда плёлся за мной: мол, приходи в наш двор, чё хошь для тебя сделаю. Однажды пришёл, проверил. Да, тут ошивается постоянно. Сказали: мало ему уж на Земле быть осталось. Я сдуру и попросил:

– Ну, расскажи что-нибудь. Вид у тебя не пролетарский. Пьёшь, но видно, что багаж культурный имеется.

– Налей стакан.

– А без него уже не можешь?

– Ты не понимаешь, большой. Я канал открою.

– Надеюсь, не мочеиспускательный?

– Ты, Аполлон, за словом в карман не лезешь. А я полезу. Налей, будь человеком, солнечный бог!

Достал чекушку, купил заранее. Дал ему. Он одним глотком её опорожнил и действительно в карман полез. Вытащил какой-то измятый листок с текстом, написанным от руки.

И выдал.

«Каин сильно огорчился, и поникло лице его. И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лице твоё? Если делаешь доброе, то не поднимешь ли лица? И если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит: он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним».

Дал я ему тогда ещё трюндель на опохмел и ушёл.

Очередной городской сумасшедший – что с него взять?

Потом попросил специалистов посмотреть в Ленинке, что за текст и к чему он. Понятно, что баптистское что-то. Но кому разъяснить есть. Они мне тут же:

– А зачем тебе это?

Я про пастора Шлага пошутил – погоготали, замяли. Ну мало ли кого мы разрабатываем. Но потом такой тест переписали, продолжение:

«И сказал Господь: что ты сделал? …ныне проклят ты от земли… она не станет больше давать силы своей для тебя, ты будешь изгнанником и скитальцем на земле».

Я долго думал, где тот дворовый баптист-самоучка мог этот текст переписать. Посоветовался, сказали – в Ленинке полно литературы по научному атеизму: в этих книжках, брошюрах и методичках есть цитаты из Библии. Мог переписать.

И я понял этого чудака. Текст какой! И тайна в нём, и слога изящество, и сила непостижимая. Мощно завёрнуто! Кто это писал, интересно?

Нашёл я этого забулдыгу потом ещё. Очень он плохой уже был. Спросил:

– Чего ты мне эту телегу задвинул? Откуда у тебя эти заклинания мракобесные?

– Ты яркий очень, солнечный бог. Ну Аполлон, да и только. Видел я в Третьяковке под стеклом картину старорежимного художника. Того, который «Явление Христа народу» написал. «Смеющийся Аполлон», что ли, та картинка под стеклом называется. Так на ней вылитый ты!

– Ну, возможно, похоже. А что за письмена ты мне прочитал? И к чему?

– Красиво написано. Из какой-то книжки перекатал, научно-познавательной. Понравилось мне. Наши писатели так не могут. Вот и перечирикал на память. Сунул в карман. Забыл. Потом, когда пить начал, много одежды загнал. А штаны остались. Надо же ходить в чём-то. Без штанов пойдёшь – в дурку загребут, а оттуда выхода уже нет. Заколют, чтоб квартиру отобрать. А тут ты. Яркий, как солнце утреннее. Завидовать тебе все должны. Слишком ты ослепительный. Опасайся завистников. Много их. И солнца они боятся. К тени привыкли. Сторонись их. А до меня, мерзкого, ты снизошёл, не посторонился. Да нет, даже за человека посчитал. Не отмахнулся. Другие с омерзением отпрыгнули бы, а ты сам человек и меня человеком напоследок сделал. Угостил. Попросил что-то рассказать. Я подохну скоро под забором. А когда-то по античной мифологии специализировался. Много чего знал. Да забыл уж всё. А может, нет. Да зачем тебе мифология, когда ты сам – Аполлон?

– Да, чувствую: от пьянки у тебя мозга за мозгу основательно заехала. Союз у нас, «Аполлон» – у них. Слыхал про американских астронавтов?

– Сходи в Третьяковку – сам увидишь. Есть такая картина, «Голова смеющегося Аполлона», на стенде, под стеклом. Редкая. Но на ней – именно ты.

– Ладно, уговорил, схожу. В какой зал-то идти? Третьяковка большая, а у меня времени в обрез. На тебя его потратил: думал, ты казачок, кое-кем ко мне подосланный. Так чей зал? Как бишь художника того величать?

– Иванов – тот художник. Александр.

Глазами дочери

Не изменяйся, будь самим собой.

Ты можешь быть собой, пока живёшь.

Когда же смерть разрушит образ твой,

Пусть будет кто-то на тебя похож.

Вильям Шекспир

Когда я подросла, совершенно случайно узнала о тех таинственных событиях прошлого.

До того момента вся информация об этом человеке была скрыта от меня: фотографии, газетные вырезки, воспоминания тех, кто был знаком или дружил с нашей семьёй. Всё это было уничтожено или подвергнуто изъятию, информация замалчивалась, и каждого строго предупредили о необходимости сохранять тайну.

Представьте себе, какой это был секрет!

Да просто тайна за семью печатями!

И никто не произнёс ни слова об этом до тех пор, пока мне не исполнилось тринадцать.

…Это случилось, когда я была в гостях у подруги из соседнего подъезда. Её мать, женщина с несложившейся личной жизнью и постоянно сменяющимися партнёрами, вдруг сказала мне:

– А ты знаешь, что твой «отец» Вячеслав тебе не родной?

Её слова пронзили меня.

Со всех ног я кинулась домой выяснять у бабушки, что это такое мне сейчас наговорили?

Реакция на свалившееся известие была не просто мгновенной и бурной.

Это был мощный взрыв!

Бабушка немедленно позвонила «этой самой чрезмерно разговорчивой тёте».

Чего та только не наслушалась! В её адрес летели не только обвинения во всех грехах, но и угрозы.

Вжавшись в дверной проём, я испугалась не на шутку: а ведь бабушка может сделать то, что говорит!

В её стальном голосе чувствовалась такая ярость, что казалось, она готова сжечь дом той тёти вместе с ней и всем содержимым.

И именно в тот момент я поняла, что моя семья хранит какую-то зловещую тайну, о которой Катя никогда не подозревала.

Тот факт, что я тогда была подростком, только подливал масла в огонь моего возрастающего любопытства.

В моей душе смешались разные чувства: удивление, восторг и непреодолимое желание узнать об этой тайне больше.

Это был момент, когда в сердце пробудился дух авантюризма.

Я пыталась разыскать информацию о моём настоящем отце, но мама категорически отказывалась даже затрагивать эту тему.

Поиск информации об отце поначалу оказался абсолютно бесплодным – всё, что касалось его дела, было глубоко засекречено.

Со временем мне удалось собрать лишь обрывки информации.

В какой-то момент я поняла, что история моей семьи хранит много неразгаданных секретов.

И именно это стало толчком к началу работы над этой книгой.

Я хочу, чтобы на фигуру моего отца посмотрели и моими глазами.

Глазами его дочери.

Для него важно было быть первым везде и во всём.

Он оставался жутким перфекционистом.

Любил вот эту вот соревновательную игру по жизни, доказывающую первенство. Это явление лучше всех описал Пушкин в повести «Выстрел».

Закончив с красным дипломом Военный институт иностранных языков, оставался одним из лучших на своём курсе. В совершенстве знал несколько языков, но английским владел просто превосходно.

Его знакомство с мамой произошло на вечере танцев в том самом институте, куда её пригласили подруги.

С того момента и началось активное ухаживание будущего молодого перспективного офицера за голубоглазой незнакомкой, похожей на французскую кинозвезду. Хрупкая красавица покорила широкоплечего атлета уже с первого мимолётного взгляда.

Маме, конечно, он тоже сразу понравился, но и тень сомнения зародилась: уж слишком хорош собой новый ухажёр — явно тут есть какой-то подвох!

Однако высокий блондин атлетического телосложения, чьи большие томные глаза скрывали элегантные очки в тонкой золотой оправе, влюбился не на шутку.

Роман ослепительно красивой пары развивался стремительно. Влюблённый кавалер одаривал свою возлюбленную цветами, устраивал романтические свидания, одно непохожее на другое. Чего стоили одни прогулки вдоль набережной Москвы-реки, одна из которых состоялась даже под дождём. Влюблённые, крепко держась за руки, громко хохоча, мчались на пристань в надежде успеть на последний рейс речного трамвайчика. Промокшие до нитки, они впрыгнули на палубу уже собравшегося отходить небольшого судна.

На верхней палубе, когда кораблик проходил под одним из мостов набережной Москвы-реки, потерявший от любви голову Ромео сделал предложение своей очаровательной Джульетте.

Но родители потенциальной невесты почему-то бурно воспротивились соединению пары.

Импозантная будущая свекровь, стоявшая, как бдительный часовой, на страже семейной морали, сразу скривила губу, когда узнала, что перспективный молодой претендент на руку и сердце её дочери почему-то вдруг оказался не сыном Героя Советского Союза и даже на худой конец не отпрыском министра промышленности (лёгкой).

Естественно, сразу, не разбираясь особо, прямо с порога дала гневную отповедь с пламенным пожеланием больше никогда впредь.

А молодые влюблённые расставаться не спешили.

Огонь возмущения, бушевавший в бабушкиной пышной груди, со временем слегка притух, и, сменив гнев на любопытство, семейная самодержица в костюме из цветного крепдешина отправилась домой к Ромео проводить собеседование с пристрастием.

Молодой соискатель маминой руки, надо отдать должное, прошёл и эту проверку, а лучше сказать, допрос, и нешуточный, с должным достоинством.

Во время «разговора по душам», после которого у любого другого офицера случился бы обширный инфаркт, выяснились весьма пикантные подробности. Будущий зять оказался-таки не бесприданником, а сыном отважного фронтовика, орденоносца, ныне уважаемого в военных кругах полковника, лучшим другом которого, как выяснилось позже, был Маршал Советского Союза. А родной брат жениха служил в КГБ.

Вернувшись домой, бабушка отменила суровые силовые запреты на личность будущего зятя и отдала «приказ по армии»: к бракосочетанию готовиться.

И семьи влюблённых закрутились в предсвадебной круговерти.

В ресторане «Прага» собралось более сотни гостей.

Угадайте, по какому поводу?

После свадьбы молодые супруги обосновались в благоустроенной квартире родителей жены.

Жили в достатке, одевались в «Берёзке», имели возможность покупать и импортные вещи.

Досуг проводили весело и разнообразно.

И компания приятелей подобралась соответствующая: дети дипломатов, высокопоставленных советских чиновников.

Какое-то время всё складывалось прекрасно.

Казалось, живи да радуйся!..

А через какое-то время молодую семью откомандировали в Болгарию.

Карьера папы стремительно шла в гору не без лёгкой руки и репутации тестя.

На службе отмечали особые способности молодого сотрудника.

А потом что-то произошло.

Бездельник

Как брань тебе не надоела?

Расчёт короток мой с тобой:

Ну так! я празден, я без дела,

А ты бездельник деловой.

А. С. Пушкин

– Ты достал, чего тебя просили?

Хищный взгляд упёрся ему прямо в подбородок.

Этот взгляд он выдержал. Спокойно возразил:

– Простите, я… не понимаю.

– Память совсем отшибло?

«Ну да, отшибло. Как же забыть, как Вы меня прошлый раз чихвостили? Нет, всё правильно – неприятности надо встречать с юмором. А то никаких нервов не хватит».

– У меня уже на вас никаких нервов не хватает. Ты чем вообще занимаешься?

– Разрешите довести до Вас один рабочий вопрос?

– Ты зачем явился сюда?

– Так я же и говорю…

– Да я тебе!.. Ты что себе позволяешь? Достал, чего просил? Не прикидывайся. Понимаешь, о чём я?

– А… Весь город обошёл. Нет того, что Вы заказывали. У них здесь тоже не всё есть.

Визави для имитации интеллектуального труда держал в руке бумаги – якобы просматривал аналитические материалы.

– Ты мне хочешь сказать, умник, что я кому-то другому должен это поручить, потому что ты, видите ли, не можешь понять, для чего ты здесь находишься?

– А для чего я, по Вашему мнению, здесь нахожусь?

Это было слишком. Со стороны подчинённого. Но он не привык пасовать ни перед кем. Даже с тёщей вздорил. Но по делу, по справедливости. Семью защищал. А тёща была не чета даже маршалам. Все перед ней трепетали. На любого, невзирая на возраст и общественное положение, могла тараном пойти. И победа была всегда за ней. Мужчины суровые, опалённые войной, большие командиры и начальники не могли ей перечить – пасовали. Мог только он.

– Правда, нет нигде того, что Вы просили. Я сразу задался целью, но… Тут даже мои возможности не беспредельны. Все закоулки обошёл. Все справки навёл. И тут – Его Величество Дефицит, как Райкин говорил. Виноват, но он меня победил.

Подсластил пилюлю. Смягчил. Да ну его, прокричится – поймёт. А то и должности так можно лишиться. Но не смог отказать себе в возможности возразить.

– Иди подумай. Тогда, может быть, поймёшь. А то ишь, распустились… Поиски продолжить.

Он аккуратно прикрыл за собой дверь. Неслышно ушёл.

Какие разговоры слышал от офицеров посольства? Военный атташе уже не в первый раз показывал такую несдержанность при подчинённых. Военные люди, конечно, не церемонятся особо в выборе лексикона с нижестоящими, да и по возрасту превосходят: можно по-отечески прикрикнуть, а то, действительно, распустились, понимаешь… Всё это так. Но здесь… Так было, во-первых, не принято. У дипломатических работников есть свой гласный и негласный этикет, который соблюдать надо неукоснительно. Тут не армейская часть, хотя и военные все. И потом. Во всех кабинетах установлены… Ну не хочу я говорить это слово, но каждый твой чих и пых будет зафиксирован. И если надо — задокументирован. Неужели владелец кабинета об этом не знает? Знает, конечно. Но… Ведёт себя, тем не менее, рассупонившись. И об этом многие уже говорят почти в открытую. Значит, чувствует свою безнаказанность? Есть информация, что начальник по диплому совсем не дипломат. А какую головокружительную карьеру отмахал! Взлетел, да прямо в самое поднебесье! Полёт в стратосфере. Какой-то важняк явно стоит за ним. Вот уж поистине: «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей». Но время заводного Никиты давно в прошлом, а поговорочка осталась. Как и осадочек, впрочем.

Любил он эти присловья, точные, народные, «не в бровь, а в глаз», меткие выраженьица и всегда дивился, как же остёр и наблюдателен простой русский человек. В иностранных же языках, коими тоже увлекался страстно и основательно, не наблюдал такого богатства и изящества в идиомах, таких тончайших оттенков смыслов. Там всё примитивнее и грубее, невзирая на европейский и заокеанский флёр. Нет, всё-таки слово таит в себе невиданные силы, и надо овладевать ими. Надо изучать слово и брать его возможности себе на вооружение.

На разнос большого дяди он, конечно, не обиделся. Вообще, был не из обидчивых. Но зарубку на память сделал. Получается, не о службе он заботится, а о благе своём личном. Ну тут винить его не будем. От благ предоставляемых никто из здешних обитателей не отказывается. Да и не откажется. Но служба-то превыше. Первым делом – самолёты. Ну а девушки?

А ведь, как ни крути – он тоже с блатом. Папа её избранницы оказался не последним человеком в разведке. Да, так завистники по углам и шушукаются. Только не знают они, завистники, что девушку эту он заприметил на танцах и решительно направился к ней, совершенно не ведая ничего ни о папе, ни вообще, есть ли он. Эта девушка очаровала и стала настолько притягательной, что тогда были проявлены лучшие мужские и офицерские качества. Он влюбился в неё безоговорочно сразу и добился расположения позднее. И было в этом что-то высокое и благородное. Да, знаем мы эти офицерские пошлые альковные приключения, всё это понятно. Но не об этом сейчас. Не для самоутверждения ему это было нужно. Он всей душою полюбил. Ведь молод был тогда, горел – какие тут пошлости? Какой тут расчёт? Судьба свела.

А может быть…

Что там тот волосатик плёл? Ну-ка, вспомню или нет навскидку что-то из того пьяного бреда? Что он по бумажке мятой зачитывал? «И сказал Господь Каину…» Господь. Может, Он всё подстроил и их свёл?

А вот, вспомнил. «И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лице твоё? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица?..»

Делал, делал «доброе»: действительно прошерстил все торговые точки сих пенатов, знакомство со всеми продавщицами и товароведами завёл – а того, что надо богам Олимпа, не нашёл. Видно, мечтают эти боги о несбыточном. Гранаты у него не той системы. Заказ не того цвета. Как там Мимино крокодила искал? Тоже того цвета в наличии не оказалось. Даже там. За горизонтом. Там, за облаками. Там, там, там…

А ведь я тоже сейчас там. А другие – по ту сторону границы остались, за занавесом, как у нас говорят. Радоваться надо. А чему радоваться? Успешно провёл важную служебную встречу, хотел доложить. Ан нет. Не нужна та встреча. Другое подай-принеси. А иначе ты бездельник. Поневоле огорчишься. Поневоле «поникнет лицо твоё», как у того Каина. Да и лицо я поднял не по теме – надо было очи долу поникнуть: «Виноват! Исправлюсь! Разшшите идти?» И всё. Чего в бутылку полез? Да… Только в бутылку полезть мне сейчас и недоставало. Напиться, что ль, с горя? Всё равно того, что ему надо, нет нигде, ну нет – хоть застрелись!

– А ведь там тоже… «Всё о себе, только о себе», – как Миронов Андрей в роли министра-администратора в «Обыкновенном чуде» выдавал, помнишь?.. Власть им дана зачем? А на что они используют? Это страшно, дорогой товарищ! Если б только наш такой был. А другие?

Помнишь песню: «На дальней станции сойду, трава по пояс…» Вот и этим большим дяденькам не то что трава – горы по плечо, любое море по колено.

– Ну, может, время ещё не пришло. Давай-ка сворачивать эти «разговорчики в строю». Хорошо, что мы с тобой на полигоне вдали от прослушек. Не советовал бы я тебе такие разговоры вообще вести. Со мной – тем более.

– Да с тобой как раз можно. Ты не сдашь. Ты не из завистливых.

Эх, капитан, капитан, прямо трибун, Савонарола. Оратор, подкованный философски. Честный и благородный ты человек. И мне доверяешь. Да не сдам, конечно. Такие, как ты, как раз новой державе и нужны. Весь мусор выметать.

Интересно, а в башку мне они жучок не ввинтили часом? Вот будет потеха, если за чайком мои мыслишки послушают ради смеха. Да нет, я уж брежу. Не до такой же степени. Но мыслишки до добра тоже не доведут. А кстати, анекдот давеча рассказали, причём наши. Короче, перед Большим театром, на площади Карла Маркса мужика поймали: с такой же бородой, с такой же шевелюрой. Ну что с ним делать? Стоит у памятника Марксу, сам – вылитый Маркс. Агитацию не ведёт. Это уже хорошо. Мы ему: «Неудобно, товарищ. Вы стоите у памятника, слава Богу, не артист загримированный, но вот смотришь на Вас: ну Маркс, да и только! А здесь люди ходят, с детьми, понимаешь… Что они подумать могут? Вы б хоть бороду-то сбрили, а то, не ровен час…» Мужик этот помолчал немного, бороду окладистую почесал да и молвит: «Сбрить-то я её сбрею, а мыслишки? Мыслишки куда дену?..»

«Перегибы на местах». Есть у нас ещё отдельные товарищи, которые… Ну вот что ты будешь делать? С моими способностями, с моим совершенным знанием двух языков Бог знает что искать? Пропади всё пропадом. Дело на безделье, поменять, значит? Шкурные интересы чьи-то обслуживать? Ладно, хватит психологических эксцессов и самокопаний.

Посмотрю-ка я, хотя бы в энциклопедии, кто такой Каин.

Синдром Каина

И если я волей себе покоряю людей,

И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,

И если я ведаю тайны – поэт, чародей,

Властитель вселенной – тем будет страшнее паденье.

Н. С. Гумилёв

Когда обыватель произносит имя «Каин», наверняка на первый план сразу выходит – убийца брата.

Каин убил Авеля.

За что? Это уже другой вопрос.

Когда о Каине говорит человек образованный, то тут наверняка будет упомянуто о первенце Адама и Евы, на которого была наложена «каинова печать». Ну и про «сторожа брату» как пить дать процитирует.

Начитанные!

Когда учёный будет говорить аудитории о Каине, обязательно поделится своими умозаключениями, самостоятельно начнёт трактовать то, что ему или ей известно об этом библейском персонаже. Сделает много своих выводов.

Со знаком «минус» или даже… Чем шорт (лист) не шутит?

В основном, конечно, минус.

Каин – персонаж, проклятый Богом за убийство младшего брата Авеля.

Мы выводов делать не будем.

И безапелляционных заявлений – тоже.

Пусть учёные занимаются подобным.

Но мне всегда хотелось разобраться, узнать некие неоспоримые факты, вытащить конкретику из огромного количества толкований Библии, богословских трактатов и различных трактовок событий, связанных с этим именем.

Что же мы всё-таки знаем об этом самом Каине?

Хотелось бы рассмотреть этимологию имени. В древнееврейском языке есть глагол «кана», который можно перевести как «приобретать», «покупать».

Первым людям в раю Бог дал способность давать всему сущему имена. Имя первенцу дала мать – Ева. Значит, Каин – приобретатель, или Ева имела в виду, что приобрела первого сына от Бога?

Есть версия, что зачатие Каина произошло после грехопадения.

Как бы там ни было, появилась первая на Земле семья.

У верующих людей бытует мнение о том, что это и есть небольшая церковь, служившая Богу.

«Принёс Каин от плодов земли жертву Господу…» Следовательно, этот библейский персонаж возделывал землю. Понятно.

«На Каина и на дар его не призрел (Бог)…»

Почему?

«Каин сильно огорчился, и поникло лицо его».

Надо было обрадоваться? Как вы считаете?

Не призрел на дар. По закону вкушать плоды было можно, а на мясо налагался запрет. Значит, дар Авеля «от первородных стада своего и от тука их» был не вкушаем, и его Господь принял.

Но мог ли Каин принести в жертву каких-либо животных, если был лишь земледельцем? Ответ напрашивается.

Принёс в дар то, что постоянно употребляется в пищу всеми, и поэтому не такое уж и ценное?

Не эксклюзивное, скажем?

Но Каин же «был земледелец» и «принёс от плодов земли дар Господу». От земли, которую Создатель и сотворил.

Что не так?

Может, Бог хотел подвергнуть Каина некоему испытанию: как тот будет реагировать?

Мало того, даже спросил сначала: «…почему ты огорчился? И отчего поникло лицо твоё?»

Потом и ободрил: «…если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица?»

И в финале разговора предупредил: «…у дверей твоих грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним».

Очень определённо сказано.

Значит, предостерёг его от греха?

Почему же опечалился Каин? Да ещё так, что «поник лицом»?

Факт, что на него и его дар Господь «не призрел», расстроил?

Или некто провёл с Каином «разъяснительную работу»?

У Байрона в одноимённой трагедии это сделал змей-искуситель.

Возделывал землю, поник лицом к земле – может быть, обратился к земному и сделал земное своим идолом?

И с этого момента потянулся к злу, к греху?

Не к небу очи обратил, не к Богу, а опустил их вниз.

Или направил?

А может быть, Каин сам себе придумал какую-то неведомую печаль, и она всецело его захватила? И он стал себя, что называется, накручивать?

И эта печаль словно разделила надвое душу этого персонажа?

В одной части – Бог и семья.

В другой – он сам?

И змия-искусителя Каин мог бы прогнать. Это и значило, наверное, «господствовать над грехом».

Но не захотел «господствовать», отвернуться от греха?

Мог – не захотел.

Поддался искушению? А что это значит?

Возможно, змей поговорил с ним примерно так, как и с его матерью – Евой?

А её сын тоже, значит, искушению поддался? То есть подчинился змею и сделал, что тот просил.

А кто в ком нуждался? Каин в змее или наоборот?

Первенец Адама предал свою семью – это факт, как и то, что убил потом брата.

Убийство – смертный грех.

Чем перед Каином брат провинился? Жертвы приносили оба.

Может, его съедала дьявольская тоска?

Ну и глаза – в землю. Земное стало главным, значит…

«…где Авель, брат твой?»

«…не знаю; разве я сторож брату моему?»

Вот эту цитату образованные люди непременно вспомнят.

Для эпатажа и форсу превратят её даже в некую шутку.

Смеху ради.

«Разве я сторож брату моему?»

Красиво сказано. Со знанием дела. Сразу видно: образованный человек, фразу из Библии вспомнил. И так к месту.

Прикольно. Обхохочешься.

Откуда, типа, я знаю, где он? Сами разбирайтесь.

Каин не считал Бога всеведающим и всевидящим?

Но, получается, тогда он был глуп?

Предположим, что нет.

Или…

Может, захотел, чтобы змий не был его врагом, а наоборот, стал способствовать его земным делишкам?

То есть сделал всё сознательно?

Откуда же в его изначально чистой душе появилось такое?

Убийство совершил совершенно хладнокровно. Допущу, что и осознанно. Увёл брата в поле и убил там.

Но в какой момент в нём зародилось такое хладнокровие к жестокости? В этой душе взрасли семена, посеянные змием?

Добро пожаловать в клуб, сынок!

Так, что ли?

Вывел брата в долину, подальше от поселения, в поле, и убил.

По закону Моисея, много позже, животных, которых забивали как жертвы за чьи-то грехи, уводили за город.

Иисус Христос принёс себя в жертву – распятие совершили за городом.

Но Каин не только убил. Ещё и солгал. Да и Кому? Богу!

Намеренно.

Может, нашёл себе другого папу? Дьявола же называют в Новом Завете «человекоубийцей искони и отцом лжи»?

Убил и солгал.

«Папа, теперь ты доволен?»

Я же сделал то, что ты умеешь делать лучше всего: врать и убивать. Теперь я с тобой? Ты меня не бросишь?

«Не брошу», – ответ отца лжи.

Нет, не бросит, до мучений сопроводит. А дальше… Не в его власти.

Значит, те, кто убивают и врут потом, что ничего такого не было, потомки Каина?

Логика – неумолимая вещь.

Господь сделал Каина после убийства «стенающим и трясущимся»?

Человеческая природа смешалась с лукавым духом?

И земля перестала давать первому убийце силу.

Потом Каин во всяком человеке будет видеть убийцу.

По себе судить.

И положил Бог знамение на Каина, чтобы никто из встречных не смог его поразить.

Ту самую «каинову печать».

И тот вынужден роптать, унывать, бояться и, соответственно, трястись.

Что же такое эта печать?

Никто не может его преследовать и убить.

Каин теперь совершенно одинок и изнуряем дьявольской неизбывной печалью.

«Грусть-тоска меня снедает.

Одолела молодца.

Видеть я б хотел отца».

Но кто теперь твой отец, дружок?

И того ли ты хотел?

Тебя развели и кинули, выражаясь языком твоих теперешних «друзей». Кстати, подобный лексикон появился на языках и жителей нашей страны с приходом в неё так называемых цивилизаторов. Тех, кто действовал эффективно, но Бог им не особо требовался. Ну, может быть, как ширма, как завеса, как определённая фразеология, направленная на обман.

А можно ли обмануть Бога?

Решайте сами.

Первая попытка была неудачной, как видите…

А обыватель пусть думает по старинке, что Каин совершил своё преступление только лишь из зависти…

Зависть

Завистник. Я завидую; глубоко,

Мучительно завидую. – О небо!

Где ж правота, когда священный дар,

Когда бессмертный гений – не в награду

Любви горящей, самоотверженья,

Трудов, усердия, молений послан —

А озаряет голову безумца,

Гуляки праздного?..

А. С. Пушкин

Я долго размышлял о природе зависти человеческой. Вот подумал: «человеческой» – и засомневался.

Неужели эта страсть человеку свойственна? А то, что это страсть, я нисколько и не сомневался никогда. Страсть – это какая-то злая сила, захватывающая твою душу целиком. И надо бы ей сопротивляться, но подчас не хватает на борьбу ресурсов. Слишком сильны соблазны. Слишком велика та сила, которая тащит твою душу куда-то в совершенно запредельные дали для каких-то неведомых целей.

Но у меня же есть способность мыслить, чувствовать, анализировать. Почему я не могу этой чуждой мне силе сопротивляться?

У меня же и воля есть. Но воля тоже тащит меня куда-то в другую сторону от всех обычных людей.

Почему я хочу быть всегда на виду? Почему мне нужны вокруг люди, одобряющие мои действия, хотя я сам их втайне не одобряю? И если воля моя тащит меня на скользкие пути, не своеволие ли это? Так делают немногие.

Но ведь и могут так далеко не все! Вот, стоит мне только мигнуть: девчонки идут обманываться, ребята устремляются за девчонками, да и развлечься-покуражиться никто не прочь. Вкусно поесть, попить хмельного – отвести душеньку в разговорах разухабистых да в хохоте счастливом. Выпил – кругом парни с дружеским расположением, хохочущие девушки, на всё готовые. Шум, круговерть, общение непринуждённое. У кого что на дне души припрятано, всё идёт наружу. Под хмелем сущность уже не спрячешь – волей-неволей откроешься! Это мне и в работе помогает, да и, чего греха таить, нравится, когда вокруг карнавал, а маски слетают. Один я таю в себе суть свою, и никто её разгадать не может. Может, и думают они, что знают меня, поняли мои чаяния и устремления. Всё же просто, тут все свои. Ан нет: ничего никто из них не знает про меня. Никто! Да, я шучу, балагурю, анекдотики свежие подбрасываю – вроде бы всё как все. Ну что у меня может быть за душой такого непознанного? Свой в доску, да и только. Но не ведают они все, ни где служу я, ни какой шаг мой дальнейший. А ведь воронку компании закручиваю опять же я – и все будут делать то, что намечу. И для дела более чем полезно. Они мне такую социологическую информацию дают, сами не подозревая даже о том. А уж я-то её сумею проанализировать как должно. А сам знай им о всякой чепухе наяриваю – пусть хохочут да с ума сходят.

Только зачем мне всё это надо по большому счёту? Я ведь информацию могу и в другом месте добыть. Зачем мне эти бражки, шайки-лейки? Похихикать да кого-нибудь в постель утащить с собой? Так и без шумных фестивалей готовы прыгнуть, куда поманю: хоть в постель, хоть с крыши. Но я не злоупотребляю подобным. Зачем же тогда этот шум-гам организовываю? Зачем расплачиваюсь один за них всех? Добро сделать хочу.

Не хочу, чтобы завидовали мне. Радость хочу людям незнакомым сделать. Вот так свалиться как снег на голову и сделать: берите – не жалко. Кто для вас ещё постарается?

А почему ты для семьи своей не стараешься? Я-то стараюсь. Как все? Вот именно: не как все. Не хочу я как все. Не хочу тлеющих лицемерных отношений. Живут друг с другом, врут друг другу и втайне ненавидят друг друга. И всё это занудство жизнью называют. Экономят каждую копейку, за которую удавятся при первой же возможности. А изменить жизнь не хотят. Не хотят рвануться ввысь. Там страшно, на высоте-то. Да и упасть можно. Ну что же, ползайте, дорогие товарищи – «все». Не хотите себя испытать, рискнуть, проверить способности свои, данные вам в ощущение. Ну так и ешьте свою жизнишку с кашей: закусывайте водку из ближайшего «углового» сырками плавлеными, питайтесь в столовках заводских тем, что завезли туда. Курите «Приму» с «Беломором», ну чего ещё вам перепадёт – «Яву явскую» или «дукатовскую», «Родопи» там… Чего ещё? «Аэрофлот»? И летайте самолётами раз в год по путёвкам, если они, конечно, вам ещё достанутся. Вы не профсоюзные работники, не ударники труда. В ударники раз кого назначили, так и будут одних и тех же поощрять. А я «Мальборо» закурю. Может быть, даже и «Винстон» с «Кэмелом».

Может быть, даже и за океаном, куда меня как ценного работника направят.

Но не направляют что-то.

Вот говорил я про зависть человеческую. А может, не человеческая она вовсе?

А дьявольская?

Читали нам лекции в Институте военных переводчиков.

Там ведь не просто учиться надо. Там нужно определённые качества проявить и столько испытаний всяких-разных пройти. И у каждого свой пакет задач. Так чему завидовать? Каждый в своей нише трудится.

Всё, что поручали мне, я выполнял. И? Держат на обычном пайке. К информации доступ есть, но весьма и весьма избирательный. Я что, мощнее добыть не смогу? Я не прикрывающий. Расширяю связи. И с каждым разом всё больше. Что я делаю не так?

Прервать мой полёт хотят?

Почему я ни на кого не сигналю? Я прекрасно вижу каждого из них насквозь, понимаю, кто и чем тут дышит. Да и понимать-то нечего. Тоже мне бином Ньютона. Всё мелочёвку подбрасывают. Ну из мухи слона всегда раздуть можно. А организация у нас не та, чтобы очковтирательством и имитацией бурной деятельности заниматься. Тут серьёзная работа. Тут результат нужен. И личностные качества определённые, без которых не появится этот самый результат. Так я как раз здесь. Я готов к более важным и опасным задачам. Испытайте меня. Я же всегда и всё делал как надо. Нет, держат меня на манной каше. И с небес манна не падает. А ведь я мог бы развернуться, вы же знаете. И один, без прикрытия.

С моим-то размахом, а?

Слушай, не зарываешься ли ты?

Да, впору в землю зарыться и талант свой зарыть. И не высовываться. Знай, сверчок, свой шесток. Так, кажется? Да знаю. А что, всем будет лучше, если я зароюсь? Вы же, наоборот, учили, что инициативу и выдумку в работе надо проявлять, изящно информацию добывать и безошибочно её анализировать. А я что делаю, по-вашему? Мёд, что ли, пью? Справишься с заданием, доложишь, аналитику подготовишь, а они берут всё на блюдечке с каёмочкой и знай своё: «Добро!»

Я им добро, а они мне: свободен, работаем дальше.… Пенки снимать – большого ума не надо.

Только и слышишь: «Добро!..»

«…если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица?..»

Поднял один раз, возразил. А мне по магазинам бегать? Пусть жену пошлёт. Ага, точно. И лучше не скажешь. Я ребятам рассказал: неделю гоготали. Ну, поручите другому кому!.. Справится ли? То-то. А если справится, покажите мне, кто это. Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!..

«…а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним».

То есть как это я не делаю доброго? Я все эти годы хоть одно задание завалил? Я хоть кого-то обвинил в своих недоработках? Я хоть про кого-то здесь хоть одно плохое слово сказал? Начальство ко мне прислушивается, я хоть раз воспользовался этим? Я хоть на одну живую душу разве вышестоящим когда-то что-то гадостное нашептал? Да чёрта с два! Так какого же… Может, пойти неверным путём Паниковского и сделать, как они? Написать тут на какого-нибудь нерадивого телегу и подать в письменном виде его начальнику. Нет, не буду. Не в моих это правилах.

Тук-тук-тук, я твой друг! Так написать или не написать?

Да ну что я, в самом деле?! Как маленький. Завистник добровольно признаёт себя говном. И пишет говно про других. Дела идут, контора пишет. Да и нехай себе пишут. Научились писать, вот и пишут. Аналитику лучше бы писали с таким же рвением-остервенением.

Слушай, а может мне туда написать?

Им?

Ну этим? Вот будет хохма! А если клюнут? Хорошую кашу можно заварить, как Штирлиц говорил. Нет, а если, правда, клюнут? Ведь могут. Могут поверить, что я и серьёзной информацией располагаю. Понимаю, что аппетиты у них непомерные. Хотят всё и сразу. На этом и погорят, видимо. Ну так это блеф. Помню, как мы играли: тренировались хорошую мину при плохой игре делать. Вот в таких условиях и приходится работать. Что ты будешь делать?

Вообще, игра должна получиться интересной. Мне, конечно, такого поручения никто не давал. И не даст, если буду ждать милости от природы.

Всё «в поле» отправляют работать. Добывать, так сказать. Так я им и добуду. С избытком. Может, серьёзное дело поручат потом.

И вот нашли большое поле:

Есть разгуляться где на воле…

Волю проявляй, да не своевольничай. А то вольница закончится. Цугундером.

Но я же игрок. Ну скучно мне на этом мелкотравье! Хочу игры посерьёзнее. Перерос я.

Ему не падает с неба манна:

Идей до чёрта, а денег мало!

Так, кажется, в фильме Хуциева «Застава Ильича» поэт-шестидесятник какой-то читал? Евтушенко, что ли? Худой такой. Не то что Рождественский – мощный, спортивный, как я.

Манна, правда, не падает. Но с гусарством пора заканчивать.

Ну так что, поиграем?

Хороша страна Болгария…

Где ж вы, где ж вы, очи карие?

Где ж ты, мой родимый край?

Впереди – страна Болгария,

Позади – река Дунай.

Михаил Исаковский

Расширив круг своих контактов, общительный Александр «влился» в компанию отпрысков болгарской элиты. Оставшись один в пустующей посольской квартире, молодой и пылкий офицер, что называется, заскучал без женского тепла и ласки, ведь его молодая супруга вернулась в столицу готовиться к родам…

– Ну а что? Схожу разок, развеюсь. Это ж не преступление!

Александр набрал номер своего болгарского друга. Незамедлительно был приглашён им на одно «интересное» мероприятие – аж на дачу Большого Дедушки!

Вилла чиновника располагалась в более чем живописном месте с видом на горы. Воздух свободы пьянил, располагая к пикантному развитию событий.

Взору Александра открылась роскошная обстановка, где на широкой террасе отдыхали молодые, загорелые, весёлые гости.

Друг, уже изрядно подвыпивший, завидев его, махнул приветливо рукой, приглашая войти и присоединиться к компании.

«Тяпнув» для более раскованного общения, вошедший быстро освоился среди всех присутствующих. Очаровав большую половину присутствующих дам, новенький почувствовал свою силу и влияние.

И на него не могла не «положить глаз» королева сего бала.

Вечер переставал быть томным, развязывая молодёжи не только языки, но и руки.

Женатому Александру, безусловно, льстило повышенное внимание главной героини вечера и искушало накатывающее тёплыми волнами рождающееся желание.

И вот, она сидит у него уже на коленях, что-то горячо нашёптывает в ухо…

Пойти в атаку? Сама льнёт, понятно, что всё может получиться. Конечно, конечно. А что это мне даст? Кроме неприятностей, наверное, ничего. А оно мне надо вообще? Скорее всего, это действует спиртное. И молодость. Горячая кровь. Но зачем?

Он нечто бормотал, отвечал на её игривые и глуповатые вопросы бессвязно. Да, есть линия поведения, которую военный дипломат соблюдать обязан. Служба есть служба. Но сейчас-то можно и расслабиться. Здесь все свои. Никто не осудит. А её дедушка – вон какой человек.

Прекрати. Всё это может выйти боком. Проклятые народные присловья. В самую сердцевину бьют, самую сокровенную суть выражают. Ладно, боком так боком. Я пьян, конечно, но не настолько же…

Знойная же соблазнительница всем своим видом и поведением располагала молодого офицера отнестись ко всему чуточку легче…

Было или не было? В этом разберётся история.

Зачем ему эти мимолётные интрижки? Хлопот ведь потом не оберёшься.

Но всё же в один прекрасный момент «молодой гусар» попал в тенёта сладострастных нег. И уже особо не противился.

Со временем похождения «повесы пылкого» стали причиной завершения его так стремительно начавшейся карьеры дипломата и семейных взаимоотношений.

– Что ж. Поеду домой.

Эх, хороша страна Болгария, а Россия – лучше всех.

Ты правда так думаешь?

От любви до…

Я думала, что ты мой враг,

что ты беда моя тяжёлая,

а вышло так: ты просто враль,

и вся игра твоя – дешёвая.

Белла Ахмадулина

После рокового досрочного возвращения молодой семьи в Москву отношения моих родителей становились всё более и более натянутыми. Психоэмоциональное состояние папы менялось с каждым днём: он вдруг становился каким-то взвинченным, иногда вёл себя нервозно, что становилось для близких весьма подозрительным.

Мама не знала причины этому.

Стала подозревать мужа в изменах.

Она рассказывала, что отец изменился, стал вести себя странно: стал сорить деньгами налево и направо, вызывать на службу такси, посещать рестораны высокого класса и буквально заваливать её дорогими подарками.

Курил исключительно «Мальборо».

Однажды мама тоже сорвалась и сказала очень обидные слова мужу прямо в лицо:

– Саша, что ты делаешь? Зачем такие траты? Почему приходишь поздно?

Может быть, тебя завербовали?

Эти слова прозвучали для папы громом среди ясного неба.

Мама ощутила на своём лице увесистую затрещину.

Сильные руки схватили её за горло и тряхнули:

– Никогда больше так не говори. Слышишь?

Он впервые её ударил.

Для мамы подобное было шоком.

Боль обожгла её. Сердце сдавило отчаяние.

Эти действия заставили маму обратиться к своему отцу, попросив поддержки в предстоящем разводе. Жить в подобной обстановке она была не в силах.

«Пап, кажется, Саша – предатель», – еле выговаривая это, поделилась подозрениями она со своим отцом. Но это были пока только предположения…

Этот драматический, но вопиющий случай стал началом их «счастливого», как потом оказалось, конца…

Жить с таким человеком было уже неприемлемым для всей семьи.

Мама плакала от отчаяния…

Кто может представить тогдашнее мамино состояние?

Только та, которую предали и унизили.

Мама тогда была полностью опустошена.

Всё, во что она верила, за что так отчаянно боролась, теперь предстало перед ней несколько в ином свете.

Разочарование в человеке, которого ты некогда полюбила всей душой, – что может быть больнее?

В маминой душе осталась лишь выжженная пустыня.

Отец нехотя согласился на развод, однако теплилась в его уже поглощённой мраком душе надежда, что любимая, как раньше, простит и поймёт, что всё забудется…

Но он ошибался.

Развод всё же состоялся.

Стоял ясный погожий день.

Стройная, ухоженная мама в изумительном замшевом костюме песочного цвета вышла из зала суда и направилась к остановке.

Отец бросился за ней вслед. Его бежевый плащ развевался от быстрого бега.

– Ира! Ира, ну остановись, пожалуйста!

Он взял бывшую жену под руку, попытался остановить…

– Саша, что ты хочешь ещё? Мы только что развелись. И разговаривать больше не о чем.

– Ира, я виноват. Ну, может быть, ты поторопилась? Я прошу тебя… Пойдём посидим, во всём разберёмся… Вон как раз на горизонте и ресторан. А что? Выпьем – расслабимся. Всё ж не чужие друг другу!

Мама сочувственно подняла на завсегдатая питейных заведений свои огромные синие глаза…

Красивая, стройная фигура молодой женщины медленно удалялась с глаз и из жизни повесы в бежевом плаще.

После развода отец продолжал вести ещё более роскошный и разгульный образ жизни…

Адское колесо закрутилось и остановиться уже не могло.

Он появился

Ловя мгновенья сумрачной печали,

Мы шли неровной, скользкою стезёй.

Минуты счастья, радости нас ждали,

Презрели их, отвергли мы с тобой.

А. А. Блок

В кабинет вошёл вновь прибывший молодой офицер.

Высоченный.

Плечи вразлёт, словно крылья за спиной.

В позолоченной оправе очки с дымчатыми стёклами скрывали пристальный взгляд его больших глаз. Форма сидит как влитая. Безукоризненный пробор, причёска – волосок к волоску. Идеальный военный, и вместе с тем – обаяние интеллигентного человека. Речь льётся рекой – дар оратора наличествует.

Полковник, начальник направления, сразу проверил его в работе. Выяснил, что новичок неплохо ориентируется в потоке разноречивой информации, аккуратен и дотошен в обработке сложных материалов. Великолепно ведёт диалоги и за словом в карман не лезет. В общем, для информационной службы подходит.

Литературный дар присутствует. И отчёты, и справки составляет так, что любо-дорого читать. Инструкцию может написать, и все сразу входят в курс довольно сложного алгоритма работы. Мыслит ясно и ясно излагает. Сразу – в сердцевину, в самую суть вопроса. Нет, нам такие нужны.

Как он стал курсантом Военного института иностранных языков – кузницы наших кадров? Случайных людей там нет.

Его отец – фронтовик. Полковник. Понятно, как попал. Но учился прилежно. Успешно закончив высшее учебное заведение, отучился и на спецкурсах. А уж там его проверяли-перепроверяли. Кстати, с результатами этих проверок надо бы ознакомиться поподробнее. Но это потом.

Что сейчас?

На беседах показал умение быстро ориентироваться и принимать решения. На сложные и провокационные вопросы отвечал вдумчиво и осторожно. Не стесняется, если чего-то не знает, а горит желанием изучить, вникнуть досконально. Нет, такие нам нужны.

Был в командировке по спецзаданию.

Будучи прикомандированным к одной из элитных воинских частей, «бегал, как скаковая лошадь» на полигоне. От тягот службы не отлынивал и показал себя волевым и выносливым спортсменом. Да и военную долю узнал не понаслышке. Молодец, что тут говорить. Да и я наблюдал, как тот «пашет». Так что не «кабинетным шаркуном» он к нам пришёл, в отличие от некоторых. Те службы не знают, умеют только каблуками щёлкать.

Хорошо, что ещё?

А что же там произошло в Болгарии? Может, это всё-таки нас касается? Надо запросить необходимые материалы. Если их не уничтожили. Кто-то даже на него сигнал какой-то подал. Понятно, завистники. После спецкурсов – сразу на должность помощника военного атташе и в заграничную командировку. Кому же понравится такой стремительный взлёт? Правда, курица не птица, Болгария не заграница. Ну а специализация-то у него какая? То-то. Английский и болгарский языки.

Почему мало информации о пребывании его в тамошней дипломатической миссии? Что там произошло? Его досрочно откомандировали на Родину. За какие провинности? Правда, и начальник его там чудил – дай дорогу. Это нам было хорошо всё известно, но зять члена ЦК неприкасаем. До поры до времени, конечно. Теперь его сменили. Это оздоровило обстановку в миссии. Но его помощник? Чем он кому насолил? Тоже должен был страдать от самодурства тогдашнего руководителя. Там все стонали. Молча, правда.

Вот на столе материалы, которые удалось собрать. Есть случаи разгульного поведения. Правда, после работы. Нет, нарушений хранения секретности не наблюдается. Пока? Да, живёт не по средствам и собирает в лучших ресторанах Москвы весёлые компании, устраивая широкие гуляния. Ну и что? Языком не болтает. Работает по расширению связей.

А в Болгарии? Что же там стряслось с ним? Жена вернулась в Москву. Он остался один. Так. Насколько мне известно, при посольствах устраивают вечеринки родственники высокопоставленных партийных чиновников и приглашают наших сотрудников поучаствовать. Но и это для работы полезно. Устанавливаются неформальные контакты, необходимые для будущих разработок, расширяется круг знакомств. Мы это приветствуем. Новые наши сотрудники должны, что называется, осматриваться вокруг, обзаводиться связями на высоких уровнях, быть общительными и раскованными. Мы же сами их этому учим и требуем от них подобных действий. Так что это? Наговоры, или он там действительно влез куда-то не туда. Сигнализируют, но пока без документальной базы. Вот задача…

Его ведь и переведённый на другую работу глава посольской миссии характеризовал как сотрудника толкового, хоть и молодого. Я так думаю, и работу там по факту выполнял он. Тот в основном руководил.

Но что же там случилось?

Была попытка вербовки? Маловероятно. Он горел, просто пылал желанием изучить Болгарию, как он там выражался, «проработать её». Все свидетели подтверждают, что служить там этот наш сотрудник стремился. В столицу не рвался. Правда, в каких-то приватных разговорах мог прихвастнуть своими мужскими успехами: тамошние дамы ему проходу не давали. Ну а что – парень видный. Все признают. Нам и такие нужны.

Почему его всё-таки отозвали?

Задача.

Грубо говоря, на него «настучали»?

Да, ему многие завидуют, скрипят зубами, когда появляется в поле их зрения. Переживают, что и сотрудницы наши все по нему сохнут. Вот и не надо было хвастаться и подливать масло в огонь. А то из искры, как известно, может вон чего возгореться, как учили нас классики марксизма-ленинизма.

Но за неоправданный «стук» у нас можно запросто и «за забор» вылететь.

Стук – дело нехитрое и довольно подлое, а ведь должны быть и основания.

Мы голословные сигналы не приветствуем. У нас всё и все проверяются.

Значит, дыма без огня не бывает. А что там был за огонь?

Пламя страсти?

Насколько мне известно, он жену свою любит. И она из Болгарии уехала рожать ему ребёнка. Маловероятно. Неужели он такой подлый человек?

По пьянке что-то произошло? Насколько мне известно, да и докладывали, голова у него крепкая. Контролировать себя умеет. Тоже как-то не вяжется.

Очень хотел работать в Болгарии, на базу не стремился, а пламя страсти у него было как раз направлено на изучение незнакомой ещё страны. А это качество деловое. Необходимое в нашем деле. Некоторые только о зарплате, шмотках и привилегиях мечтают. А этот горел изучением тонкостей работы, доскональным её изучением.

Это ценить нужно.

Быстро его оттуда убрали.

Располагал компроматом на вышестоящего? Да нам и так всё было известно. Нет, его помощник занимался делом. Несмотря на наскоки, придирки мелочные. Но это тоже надо уметь. Способный парень, а вынужден был заниматься не своими прямыми обязанностями, а исполнением личных поручений шефа.

Вообще, у Иванова есть одно, но очень ценное качество. Он не докладывает о других. Ему в своей работе важно заниматься творчеством, делать её не зашоренно, а оригинально, искать свои методы и приёмы достижения целей в рамках закона. Короче, делом занимается, а не сигналы о коллегах подаёт. Не «стучит», мягко и деликатно выражаясь, ни на кого. Сам вывозит. А вот на него…

А ещё у него есть брат. В другой службе. Которая в случае необходимости и за ними присматривает. Хотя мы тоже друг за другом присматриваем.

Да, брат. Служит там.

Ну что, взять его на карандаш?

Напишу начальству? Попрошу разрешения?

Такова наша работа. Постоянные проверки. Я тоже через это проходил.

Есть белые пятна, непонятны мне некоторые нюансы.

Не названы истинные причины, по которым внезапно отозвали оттуда.

Вот это меня очень беспокоит.

Да и в семье у него сейчас какие-то нелады. А тесть работает у нас в высоком звании. И значит, теперь покрывать его не будет.

Вот папки с недавно поступившими материалами на Иванова.

Что там я вспомнил: брат у него есть?

Если что-то всплывёт нехорошее, значит, подведёт брата-то? Убьёт компроматом?

И тестя, и семью свою убьёт.

Убьёт.

Если…

И загулы эти…

Ну ты же сам только что размышлял, что это всё для дела, да в нерабочее время, да под хорошую закуску, да контролирует он себя…

Проверить лишний раз не мешает.

…Рука полковника на корешке папки сделала размашисто жирную надпись.

«КАИН».

Дух Каина

…О, дивный,

Невыразимо дивный мир! И вы,

Несметные, растущие без меры

Громады звёзд! Скажите: что такое

И сами вы, и эта голубая

Безбрежная воздушная пустыня,

Где кружитесь вы в бешеном веселье,

Как листья вдоль прозрачных рек Эдема?

Исчислены ль пути для вас? Иль вы

Стремитесь в даль, сжимающую душу

Своею бесконечностью, свободно?

Творец! Творцы! Иль я не знаю – кто!

Как дивны вы и как прекрасны ваши

Создания! Пусть я умру, как атом, —

Быть может, умирает он! – иль ваше

Величие постигну! Мысль моя

Достойна вас, хоть прах и недостоин.

Джордж Байрон «Каин»

Профессор продолжал беседу по теме «Каин».

Я лихорадочно записывала его тезисы и те мысли, которые казались мне наиболее важными и актуальными.

«Каин – это историческая личность.

Считаю необходимостью чётко и ясно назвать те черты и признаки, которые характеризовали лично его, и те, которые принадлежат его потомкам.

В духовной жизни это знать совершенно необходимо.

Теперь об этих чертах и признаках.

Вспомним, что преступление Каина началось с жертвоприношения Богу.

Может, он не просто совершил убийство своего брата, а заклал его? То есть принёс некую жертву».

Это натолкнуло меня на определённые умозаключения.

Значит, преступление Каина нельзя объяснить с точки зрения исключительно состояния аффекта.

Вероятно, на столь страшное деяние его подтолкнула уже искажённая духовная личность.

В чём это проявляется?

Апостол Иоанн сказал в своём первом послании: «Дела Авеля были праведны, а дела Каина были лукавы».

То есть наверняка это был человек с камнем за пазухой.

«Завистью дьявола смерть вошла в мир».

Каинова печать начинается от кровопролития, совершающегося человеком с искажённым духовным сознанием, которое станет потом орудием лжи.

Каин солгал Богу в лицо: «Что я сторож брату моему?». Господь сделал его за это стенающим: преступник уже не мог молчать: был обречён перечить, жаловаться, врать.

Каин – «стенающий».

Что это значит?

Это одновременно проявление безыходности и выражение недовольства.

Каин одновременно сознаётся в своём преступлении, но при этом настаивает, чтоб даже Сам Бог оставил его в покое: «Вина моя больше, чем я смогу понести…».

Что это, если не наглость?

Преступник жалуется, одновременно упрекая и обманывая.

Из определений, данных Каину, мы узнаём, что он стал «трясущимся», шатким, то есть в душе слабым и ненадёжным.

Что это значит ещё?

Вполне возможно, что это проявления страха, от которого нельзя отвязаться. Ведь уже Каин выше всего поставил жизнь земную, жизнь страстей.

«Ваше – царство небесное…»

А земное?

Чьё?

«Моё».

А жизнь земная преходяща.

Теперь о каиновой печати.

Каин теперь совершенно одинок. Теперь он будет видеть в каждом либо пользу, либо угрозу самому себе. И он уже склонен к тому, чтобы быть просто потребителем земных благ, но уже не «сыном Божиим».

У него не стало способности понимать других.

Зачем?

Значит, он и самый первый эгоист на Земле.

И судит всех исключительно по себе. Как лжец во всех встречных видит лжецов, торгаш – только торгашей или покупателей, убийца – убийц.

«Будет: всякий встречный убьёт меня».

А с чего он это взял?

Ведь Каин в своём отступничестве находится под надёжной охраной Бога.

Получается, засомневался?

Каин ушёл от Адама, отца своего родного. Но от Бога-то не уйти…

Значит, Каина можно считать и первым отступником на Земле.

Потерял Отечество, землю и родителей.

Стал, что называется, деревом без корней.

И в нём вскипели дьявольские черты: гордыня, превосходство над другими, воспалённое чувство собственной значимости…

Вот она, основная задача «отца лжи», которая, как мы с вами наблюдаем, в Каине проявилась в полной мере: изменение Божественной человеческой природы.

Нечто подобное уже давно в ходу.

Как можно охарактеризовать такое явление?

Что это, если не расчеловечивание?..

Качества

И в мире был он одинок. Хоть многих

Поил он щедро за столом своим,

Он знал их, прихлебателей убогих,

Друзей на час – он ведал цену им.

И женщинами не был он любим.

Но Боже мой, какая не сдаётся,

Когда мы блеск и роскошь ей сулим!

Так мотылёк на яркий свет несётся,

И плачет ангел там, где сатана смеётся.

Джордж Байрон

– Здравствуйте. Проходите. Усаживайтесь поудобнее. Хорошо, вот сюда, напротив меня. Да не робейте так. В моём кабинете есть ковры, но я Вас вызвал отнюдь не на ковёр. Хотя подковёрные интриги у нас тоже бывают, будем смотреть правде в глаза. Вот с правды и начнём.

Взгляд прибывшего был несколько напряжён, хотя от хозяина кабинета исходило нечто, вызывавшее расслабление и благодушие. Вошедший не ощущал чувства тревоги и понял, что беседа пойдёт несколько иначе, чем он себе её представлял.

И не ошибся.

– Оставьте документы, я ознакомлюсь. Бумаги получите назад сегодня. Но меня сейчас интересует не их содержание. Я примерно знаю, о чём там. Расскажите мне о нём. Просто, без протоколов и сводок.

– Это как?

Офицер понял, что сморозил глупость. Но тут же в глубине души посетовал, что вышестоящий резко поломал шаблон беседы и выстраивает её по одной, только ему известной линии.

По какой?

– Вы слишком напряжены. Повторяю: ваш отдел не будут упрекать за недостатки в работе, хотя они есть. Сейчас не об этом. Рассказывайте общие впечатления, какие возникли у Вас лично, когда впервые он появился у нас. И потом. Какие чувства возникали от общения с ним или от разговоров о нём?

О чувствах говорить надо? Вот новости. Нас, наоборот, учили их в своей работе не допускать. «Холодную голову» ещё никто не отменял. Вот хитрый лис! Хочет на слове поймать, вероятно? Чувства ему подавай! Да, персону, о которой сегодня речь идёт, у нас никто не любит.

– Почему?

Голос командира прервал размышления подчинённого. Прозвучал раскатисто, но всё-таки добродушно.

Неожиданно.

Вопрос не понят.

– Я спросил Вас: почему?

– Что «почему»?

– Вы определённо сегодня сверх меры напряжены. Почему? Это второй вопрос. А первый относился к нему. Так почему его никто не любит?

– Любят женщин. Его-то зачем любить?

– Вовсе незачем. Вывернулись. Только несколько грубовато. Хорошо, я иначе задам вопрос.

Откуда он узнал: мысли, что ли, читает? Телепат?

– Да у Вас на лице всё написано. Вопрос задаю иначе. В чём отличие его работы от работы остальных?

– Да неплохо вроде работает, товарищ…

– Не надо никаких званий. Мы разговариваем друг с другом откровенно и напрямую. Оставьте субординацию.

– Так точно!.. Простите. Всё, что он делает, выходит качественно и в срок. И как будто с лёгкостью.

Первая оговорочка. Надо следить за речью. Зачем я про лёгкость эту сказал? «Гуляка праздный», – так об этом баловне судьбы выразился один наш начитанный сотрудник. Который Пушкина любит.

– А у других?

Хорошо, мысли читать перестал. Но думать надо тоже переставать. Наверняка читает всё же. Но виду пока не подаёт. Мистика какая-то…

– Другие, поскольку работают в команде, восполняют недочёты распределением задач. Но ошибок мало. В основном безошибочно работают. Иначе – у нас разговор короткий. «За забор».

– Правильно мыслите. Продолжайте.

– Но он многое делает быстрее. И один.

– То есть Вы хотите сказать, что ему труднее? Кстати, почему один?

Вот профессионал. Чётко в корень вопроса зрит. И вывод мгновенно сделал, и социологический анализ метко провёл.

– Да, ему трудно. Но справляется с заданиями.

– Второй вопрос?

– С ним никто не стремится работать.

– Вы хотели сказать: «не хочет». Но у нас нет потворства чьим-то «хотелкам». Причина?

– Он, скажем так, выделяется.

– Чем? Внешностью?

– Это в нашей работе не главное. Хотя все наши сотрудницы, кто хоть один раз его видел, по нему сохнут.

– Так чем?

– Решения принимает какие-то парадоксальные.

– Вот с этого момента поподробнее.

– Да нет, его решения законам не противоречат. Он грамотен. Но нас учили иначе. Подробнее об этом – в отчёте.

– Значит, творчески подходит к делу?

– Скорее незаштампованно. Исходя из анализа сложившейся ситуации и глубокого изучения сопутствующих материалов. Он хороший аналитик. Но ему не надо долго сидеть над документацией. Всё, что необходимо, просматривает быстро и сразу зрит в корень. Как Вы, товарищ…

– Я просил, без субординации. Сейчас это ни к чему. Но я уверен, не льстите, меня упомянув.

– Служу… Простите.

– Ничего. Продолжайте. Значит, быстро просматривает…

– Он вообще всё делает быстро. И думает.

– А нет ли в этом некой легковесности, Вам не кажется?

– Никак нет. Это способности его. И спортсмен, и аналитик неплохой, и психологическое давление выдерживает. В общем и целом, для специфики нашей работы подходит. Вы же просили без подробностей. Вот мой вывод.

– Значит, за это его и не любят?

– Я потом подробно расскажу обо всех проверках, которым он подвергался…

– Да, хорошо. Это было бы любопытно. Расскажете потом. А пока… В каком он сейчас звании?

– Вы же знаете, товарищ…

– Я просил…

– Так точно.

– Я задал вопрос.

– Старший лейтенант. Старлей всего лишь…

– Этой оговорки я и ждал. Вот теперь у нас разговор получается. Почему «всего лишь»?

Вот почемучка выискался. Подловил-таки.

– Когда он работает в группе, тут же начинает держаться несколько особняком. Тяжело вливается. И одеяло старается на себя.

– Правду говорите. Ценю. Проблема только в этом?

– Не только.

– Не разбегайтесь, прыгайте.

– Не одобряют это. В душе. А объясняю просто: человеческий фактор.

– Вы считаете, что, может быть, это зависть?

– Не могу знать, не моя сфера деятельности. Я аналитик, а исследования показывают, что зависть присуща в реальности многим. Да и простые наблюдения тоже.

– А чему завидовать? Всего лишь старлей. Тесть его не двигает больше, потому что у него там какой-то разлад наметился с его дочкой… Об этом сейчас слухи и поползли. И в резидентуру его отправляли болгарскую, а школьнику известно, что курица не птица…

– …Болгария не заграница. Не могу знать. Я, правда, не знаю почему.

Тот самый день

Но вдруг, в расцвете жизненного мая,

Заговорило пресыщенье в нём,

Болезнь ума и сердца роковая,

И показалось мерзким всё кругом:

Тюрьмою – родина, могилой – отчий дом.

Джордж Байрон

День был летний.

Тот самый день, в который «город бомбили, нам объявили, что началася война».

Набатный голос Левитана 40 лет назад из репродукторов известил всех жителей необъятной страны о нависшей над Родиной общей беде.

Тот самый день.

Его отец ушёл на эту страшную войну. Честно сражался. Остался жив.

Его тесть командовал на этой тяжёлой войне артиллерийским соединением, подавал пример стойкости и мужества своим подчинённым. Жалел своих бойцов и никогда не рисковал их жизнями, если в этом не было необходимости. Стал настоящим, как писал Лермонтов, «отцом солдатам». И его, в общем-то, отцом.

Сделал всё, чтобы и он попал в номенклатуру ЦК.

Это сбылось.

Он вошёл. Кабинет пустует. Вряд ли кто-то сейчас явится.

Пора.

Он начал расхаживать по кабинету, наверняка раздумывая о чём-то для себя очень важном.

Для себя.

Вся страна тогда поднялась в едином порыве, чтобы дать отпор захватчикам. Все как один. И стар и млад. Мальчишки, едва закончив школу, просились добровольцами на фронт. Дети, старики встали к станкам. «Всё для фронта!».

Сослуживцев в кабинете нет. Никто не приедет. Его счастье.

Отец тоже пошёл на фронт добровольцем. Чудом остался жив.

Никого нет в кабинете. Когда, если не сейчас?

«Мы простимся с тобой у порога и, быть может, навсегда…»

Это радио. Он хотел подойти и выключить его. Но зачем? Тогда песня будет звучать в сознании.

В сознании? Да, пока в сознании. В трезвом уме и твёрдой памяти. Хотя часто этот ум пребывает в состоянии опьянения, и память начинает потом сбоить.

Опьянение. Часто. И не по служебной необходимости.

Зачем?

Для чего он собирает вокруг себя хмельные разношёрстные компании и платит за всех? Чувствует себя их душой? Вожаком? Чего нельзя сказать о работе. Тут, что ни сделай, всё одно.

Деньги кончаются. А зарплата ещё не скоро.

Разве он не хотел, как лучше?

«Со старой отцовской будёновки, что где-то в шкафу мы нашли…»

Эх, пройтись бы по Красной площади в будёновке, да строевым шагом!..

Ага, и с песней.

Ну, когда-то, наверное, так и будет. Замшелые пни скоро сгниют на корню.

Скоро?

А может, этот момент ускорить? Разговоры об изжившей себя системе ходят не только по кухням обывателей. Здесь тоже поговаривают. И ладно бы только отдельные субъекты… Подобные разговорчики нарастают и ширятся. Шило в мешке не утаишь.

Отец, фронтовик, очень любит эти песни. И со своими друзьями поёт их в гостях, да и дома, когда к нему приходят боевые товарищи.

Вот папка. В ней – листы бумаги. Загодя туда положил. Раз! Вот листочек уже на столе. Лежит. Не исписанный.

Эх, идиомы, идиомы, кто вас выдумал? Начать всё с чистого листа?

Начать жизнь?

Или смерть?

Он выдвинул вперёд стержень ручки.

Сел за стол.

Перед этим чистым листом бумаги.

«Товарищ, товарищ, болят мои раны…»

Эту песню, кажется, любил Сталин? Что-то нам рассказывали такое. Почему вдруг вспомнилось?

Его отец был ранен на фронте неоднократно.

Его тесть отважно сражался.

«Нет уз святее товарищества…» А это вроде бы Гоголь. Тёща постоянно читала дома классику, когда он у них жил. Тоже фронтовичка. Сражалась с захватчиками. Железная леди. Кто мог с ней спорить?

Только он.

Это не заслуга. Наверное, такое в его натуре. Вздорить с богами. И богинями. И императрицами. И вышестоящим начальством. Вместо того чтобы виновато улыбаться и кивать.

Один чудак ляпнул, что он и есть тот самый бог. Ага, в последнее время всё больше Бахус.

«Нет уз святее товарищества». Гоголь уже тогда что-то предчувствовал. И напророчил. И чем эти товарищи ему за талант, способности, добытую информацию и прочее воздали?

«Добро!»

Каждый день со службы возвращаюсь в свою съёмную комнату с добром.

«…почему ты огорчился? И отчего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица?»

– И не надо на меня лицо своё поднимать! Начальник говорит, а подчинённый стоит навытяжку, опустив голову, и делает соответствующие выводы! Понятно Вам? Распустились! И не перечить, когда говорит старший по званию! Вам это ясно?

– Так точно! Разрешите идти?

– Идите.

Так куда же мне идти дальше? Товарищи знают. А я ничего не знаю. Какая судьба мне уготована? Тут моя судьба в руках вышестоящих товарищей. Что у них на уме? Они сами не знают. Какую отмашку дадут, то и исполнят. Действительно, узы. Всё по Гоголю. А в школе как нас учили: «Человек – сам кузнец своего счастья». Горький, что ли? Ну и псевдоним он себе выбрал!.. Всегда удивлялся.

Какой мне, в отличие от Горького, псевдоним себе выбрать? Хотя горькую последнее время попиваю без дела. Пора прекращать. Так какой псевдоним? Ага, Каин. Эх, понты, понты, а кто вас выдумал? А нас взращивали в атмосфере всеобщего дефицита. Выбросили что-то? Хватай! Видишь очередь? Становись! Стой, пока ноги ватными не станут и спина не отвалится. Стой до посинения. За синими курами. Да после работы. А в выходные – сам синий. «Сейчас же тянет в магазин, а там – друзья…»

Всегда по широте душевной за друзей и подруг расплачивался сам.

Расплачивался.

Значит, за всё, что сделаю, расплачиваться только мне.

«…а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе…»

Зачем-то он подошёл к двери. Открыл. В коридоре никого… Как нарочно. И тишина звенит в ушах. Или это песня? Про тишину?

Он вышел из кабинета. Фронтовая песня уже не слышится. Прошёлся чуть вперёд по ковру в коридоре. Пустынно. Странно. Вернулся, вошёл снова в кабинет.

«…он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним».

Вот стол. Решительно сел.

Тишина воцарилась и здесь.

Надолго ли?

Сейчас по радио начнут передавать речи этих самых товарищей. Долгие, да буквально нескончаемые. И прерывающие эти речи бурные аплодисме…

Нет уз святее, значит?

Святее?

Что за поповское слово? С религиозными предрассудками мы покончили давно, ещё в 17-м году. Мы теперь не братья и сёстры, мы давно товарищи. Хотя Сталин обратился в тяжёлый период той страшной войны, которая обрушилась на страну именно в этот летний день, всё-таки с поповскими словами «братья и сёстры». Ко всему народу советскому обратился. Всех назвал братьями и сёстрами.

Товарищ Сталин.

«…у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним». Вспомнились словеса того странного чудака.

Мыслишки, гнать вас.

Эх, дует от двери. Пойти закрыть? Да только что выхолил, всё плотно затворил. Чтобы никто не заглянул.

Вот и сейчас как холодом обдало.

Мертвящим.

Или ему только так кажется? Зябко что-то стало.

«…влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним».

И он размашисто написал на чистом листе первое слово своего письма: «Господа!..»

Истоки преступления Каина

Летящей горою за мною несётся Вчера,

А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,

Иду… но когда-нибудь в Бездну сорвётся Гора.

Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.

Н. С. Гумилёв

Моё глубокое погружение в изучение природы Каина побудило обратить свой взор не только к общепринятым богословским исследованиям, но и к толкованиям этой темы специалистами в области древних языков.

С одним из них мне посчастливилось познакомиться в одном из философских клубов Москвы. Его открытые лекции и те многослойные темы, которые он в них затрагивал, умея говорить о сложном очень просто и доходчиво, стали для меня поворотным моментом в моей судьбе.

Мне становилось понятно.

Он меня научил, что истина настолько проста, что открыться может даже ребёнку.

И чем чище человеческое сердце, тем глубже эта истина открывается, тем прочнее усваивается.

Итак…

Первые люди совершили грехопадение, нарушив заповедь Господа.

Его запрет.

Каин же совершил преступление, достигнув точки невозврата.

Почему?

Закрыл свою душу для Бога, оставив её только для себя?

А если ты не пускаешь в душу Бога, кто туда проникнет?

Ответ очевиден.

И пришла в душу тоска.

Разрушающая.

Тоска не по Богу.

Ева, когда давала имя своему первенцу, считала, что «приобрела человека с Господом». Перевод имени «Каин» может ещё означать – «тот, кто хранит приобретение». Проще говоря, накапливает, стяжает.

А этот человек, которого она «приобрела с Господом», сам стал приобретателем: Господа отверг, а приобретение оставил.

И сделал это исключительно по своей воле.

Широко известны слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и возле тебя спасутся тысячи».

Но Каин стал стяжателем чего-то другого.

Не в Бога решил богатеть.

А брать себе своё.

Даже от жертвы Богу оставить себе своё.

И поэтому Господь на эту жертву «не призрел», увидев в душе Каина также чёрную тоску, которую тот решил «оставить себе».

Потом ясно и доходчиво предупредил его: ты можешь властвовать над грехом, который лежит у твоих дверей.

Лежит у дверей.

Уж не змий ли?

«Лежит»?

Не захотел Каин властвовать над грехом.

И змию решил, наверное, приятное сделать.

Уж не жертву ли принести?

Авель был пастырем овец.

«Аз Есмь Пастырь добрый. Мои овцы знают меня и идут за мною».

Распространённым отличительным знаком первых христиан было изображения пастуха, несущего переброшенного через свою шею маленького агнца.

Или овечку.

Интересная параллель.

И что же произошло впоследствии?

После совершённого им злодеяния люди на Земле разделились на церковь Бога и её противников.

«Царство, разделённое внутри себя, не устоит».

Из чего же всё-таки проросло преступление Каина?

С убийства ли?

Нет, это следствие.

Первое злодеяние на Земле, направленное против другого человека, тем более кровного, тем более безвинного, началось с жертвы Богу – но это тоже следствие.

А причиной была тьма, уже поселившаяся в душе будущего убийцы.

Даже жертву Богу, вероятно, он приносил не от чистого сердца.

А Господь-то зрит как раз туда.

Неужели ты, Каин, этого не знал? Или не понимал?

Богу не плоды твои были нужны, а преданность и чистое сердце, ведь в него он зрит. И все твои помыслы знает. Ничего не скроешь.

«Что головушку повесил? Опечалился чему?»

Куда взор твой теперь устремился? К небу ли?

Да нет. К земле.

Вот этот момент наступил.

И дьявол дождался.

Всё.

Если ты, человек, обратился лицом к земному, и только к земному, к тебе уже точно устремился той самый пресловутый «гад ползучий».

И ты попал в западню.

Вот он, духовный переворот. Но ты не эквилибрист в цирке и не просто исполняешь номер на арене.

А это смертельный номер.

И не слабеет воля – это было бы ещё полбеды.

Как бы тут окончательно от небес не отвратиться!

А в душе уже созревает другая картина мира.

Мира, в центре которого…

Кто бы вы думали?

Человек уже стоит на самом краю.

И только покаявшись, искренне раскаявшись, можно хотя бы на шаг отступить от падения в бездну.

Опасайтесь достигнуть предела, за которым – непоправимое!

Во зелёном во лесочке

Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты

Даже в самой невинной игре,

Не давай заглянуть в свои карты

И до срока не сбрось козырей.

Владимир Высоцкий

– Не нравится мне этот фрукт.

– «Фрукт»? Хорошо, что не овощ. А основания?

– Слишком яркий он. И заметный.

– Ага. А на лбу татуировку сделал с подробным названием нашей организации. Это основание подозревать одарённого сотрудника?

– Чует моё сердце, что…

– И что же оно такое чует?

– Да Вы меня всё время ловите на слове. Ну какой-то он… Ну не такой.

– То есть он хромой, глухой? Таких на работу не берём.

– Пусть бы хромым был. Но лучше бы помалкивал.

– А он что, из болтливых? Где-то разгласил оперативную информацию?

– Никак нет. Не было такого факта.

– Тогда в чём дело?

– Шутит много. Да так, что, порой, животики надорвёшь. От смеха. В точку шутит.

– Это в нашем деле весьма пользительно. Значит, вербовщик будет хороший.

– Да. Вероятно.

– Ты же только что возмущался – мешает он тебе.

– Мешает.

– Да чем?

– Одним своим на свете существованием. Учится всему и соображает быстро, всеми необходимыми навыками овладевает. Правда, с женой у них что-то…

– Не заладилось?

– Есть такая информация.

– С тестем, соответственно, тоже, что ли?

– Вот тут не знаю. Но тёща у него – баба-гром! Эта любому даст прос… Проснуться.

– Ты-то откуда знаешь?

– Да он как-то пошутил, анекдот какой-то про тёщу рассказал. Я и догадался.

– А к нашей работе это какое имеет отношение?

– Там доложили, что дома он теперь не живёт. Съехал. Или жена выставила. В общем, как бы там ни было, теперь у товарища ночует. В комнате. Тот же в загранкомандировке пребывает.

– А тебе-то что? Ну ночует. Плохо стал информацию из-за этого добывать? Чего-то недорабатывает?