Карма. Мистический рассказ

© Ирина Талер, 2025

ISBN 978-5-0068-5472-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ИРИНА ТАЛЕР

КАРМА

Карма – это вселенский причинно-

следственный закон, согласно которому

действия человека (включая его мысли

и слова) определяют его судьбу и влияют

на его будущие переживания. В буддизме

и индуизме это центральное понятие,

объясняющее, как прошлые поступки

формируют настоящую жизнь, а текущие —

определяют будущее. Это не наказание от

высших сил, а скорее естественное

последствие наших действий.

Обзор от ИИ

Зима выдалась странная. Первые снежинки упали ещё до Покрова, но недолго пролежали белым покрывалом, – растаяли, растеклись лужицами. За первым снегом пришел дождь. Он стучал, по крышам, подоконникам и оконным стеклам, выводя унылую мелодию, наводившую тоску. Борьба снега с дождем продолжалась до рождества. Мокрые ели, украшенные гирляндами огней, грустили, роняя капли с ветвей, и оттого казалось, что ели плачут. Лишь трава зеленела, демонстрируя завидную стойкость и неистребимую жажду жизни. Предсказатели, обещавшие раннюю зиму, были посрамлены. После новогодних праздников наконец закружило, завьюжило, и установилась зима. Трескучих морозов не было, снег едва покрыл землю, да и на том спасибо. Пролетел март, а снег все лежал, будто не собирался таять, и солнце светило неласково.

Вадим трусил у кромки моря, совершая ежедневную пробежку. День выдался серый, бессолнечный, под стать настроению Вадима. Над головой ползли темные клочковатые тучи, тяжелые волны бились о берег, а ветер гнал и гнал мутную воду, словно намеревался затопить берег.

Берег был усыпан пустотелыми картонными трубками от новогодних фейерверков, пластиковыми бутылками, пакетами, а волны прибивали все новый мусор, плавающий в прибрежной зоне. Очередной порыв ветра принес то ли снег, то ли дождь, хлестнув Вадима по лицу, и он, поморщившись, свернул на дорожку, петляющую между сосен.

Но и тут было неладно: глаз выхватывал то обрывок бумаги, то коробку от фастфуда, к тому же приходилось внимательно смотреть под ноги, так как там и тут на асфальте остались свидетельства пребывания собак.

С каждым шагом Вадим наливался злобой. Вот уже месяц он не мог прийти к соглашению с деловыми партнерами, предлагавшими невыгодные условия. Сегодняшний день, насыщенный изнурительными переговорами, вымотал Вадима, и он надеялся, что пробежка снимет накопившееся напряжение, но, напротив, раздражался все сильнее.

Привычно бросив взгляд вперед, Вадим разглядел черное пятно пластикового мешка. «Совсем обнаглели, – вскипел он, – уже тащат мусор из дому!» Однако вскоре стало понятно, что он ошибся.

Нахохлившись, у дорожки сидела ворона. Одно ее крыло, похоже сломанное, висело на боку птицы словно чужеродный предмет. Отметив про себя, что крыло никогда не будет прежним, Вадим не почувствовал жалости: по его убеждению мир стал бы лучше, не будь на свете ворон.

Заметив человека, ворона сделала несколько неловких шагов, волоча крыло, и замерла, по всей видимости решив, что он не причинит ей зла. Напрасно.

Он пнул ворону со всего маху, вложив в это движение все накопившееся раздражение.

Несчастная птица издала звук, похожий на квохтание, и, отброшенная сильным ударом, умерла ещё до того, как упала в кусты. Вадим побежал дальше. Ему было не жаль ворону, а через пару секунд он забыл о ней.

Он двигался привычно и легко, поймав наконец тот размеренный ритм, что давал желанное расслабление телу и мыслям. Солнце садилось в пламенеющие огнем облака, и скупые лучи, пробившись меж стволов, образовали на земле странный геометрический узор. До автомобильной стоянки оставалось каких-нибудь триста метров, и Вадим, бросив напоследок быстрый взгляд в сторону моря, неожиданно увидел сидевшую впереди на скамейке старуху.

С головы до пят в черном, с белым как бумага лицом, она пристально глядела на него черным немигающим взглядом. Было в этом взгляде нечто, что отозвалось в нем немым криком животного ужаса, побуждая бежать как можно быстрее и дальше, только бы не видеть этого мертвенно-белого лица и гипнотизирующего взгляда.

Вадим споткнулся, дыхание вдруг сбилось, и он остановился, уставившись на старуху.

Откуда она взялась? Он мог поклясться, что минуту назад ее не было! Он всего лишь взглянул на закат, и – вот она! Мелькнула мысль – нет, он был уверен, – что старуха до странности похожа на ворону, и эта похожесть его встревожила.

Пристально глядя на нее, Вадим хотел спросить, что ей нужно, как вдруг сердце больно стукнуло о ребра и заколотилось, отдавая тревожным набатом в ушах. Он покачнулся, судорожно вздохнул, а в глазах заплясали яркие точки. Наклонившись, он упер руки о колени и закашлялся.

Старуха безмолвно глядела на него.

С трудом доковыляв до скамейки, Вадим рухнул без сил. Шум в ушах нарастал, как будто он находился в самолете, набирающем высоту.

– Валидола не найдется? – прохрипел он, не узнавая своего голоса.

Нужен ли валидол в его случае, Вадим не знал, да он не знал зачем вообще заговорил с ней.

– Валидол тебе не поможет, – отвечала она, сверля его глазами, похожими на два провала в пустоту. – Тебе уже ничего не поможет.

Да она издевается?

– Ведьма.

Ведьма. Хлестко, как удар Вадим бросил слово ей в лицо, а в воображении заплясало пламя костра. Он намеревался обругать ее последними словами, но приступ кашля, отдающий болью в спине, не позволил ему произнести ни слова.

– Ведьмам до тебя нет дела, – усмешка тронула ее бескровные губы. – Да кому ты нужен, когда носишь на себе эдакое?

Сухая тонкая рука указала вниз, и он увидел, что на носке его кроссовки лежит мертвая ворона. Вскрикнув, Вадим взбрыкнул ногой, чтобы сбросить птицу, и видение рассеялось.

– Еще можно все исправить, – словно издалека донесся голос старухи. – Тебе дано время.

Некоторое время сидели молча, слушая шум ветра. Наконец Вадим почувствовал, что слабость уходит: он уже не хватает воздух ртом, да и сердце бьется равномерно. Поднявшись со скамейки, он побрел к стоянке. Пройдя немного, оглянулся, желая удостовериться, что ему не привиделось.

Старуха была на месте. Издали она еще больше походила на большую черную птицу.

– Старая дура, – подумал он, но на душе было неспокойно.

Домой он ехал словно на автопилоте. Не хотелось думать о том, что произошло, хотелось забыть, но будто мягкие объятия держали его, и он снова и снова бил ногой несчастную птицу, а она намертво прилипала к его ноге.

Когда видение рассеялось, Вадим обнаружил себя у дома. Как добрался, как ехал – не помнил.

Во дворе было непривычно пусто, и только Петрович, сосед-выпивоха топтался неподалеку, делая вид, что случайно оказался поблизости. Вадим знал наверняка, что Петрович поджидает именно его: время от времени старик просил у него денег. Иногда Вадим давал ему немного, но чаще гнал прочь. Сегодня у него не было сил ругать Петровича, так что тому повезло.

Петрович поздоровался, но денег просить не стал. Он переминался с ноги на ногу, и по всему было видно, что он хочет сказать что-то важное, да только начать разговор никак не решится.

– Ну, давай что ли, – безучастно бросил Вадим, – говори.

Петрович вмиг оказался рядом, полез было в карман за сигаретами, но вспомнив, что Вадим не терпит табачного дыма, вернул пачку обратно.

– Вадик, вот ты – человек хороший.

Он внезапно замолчал, а на лице его, изборожденном морщинами, отразилась целая гамма чувств.

Догадавшись, что если сосед заходит издалека, значит будет просить не просто на выпивку, а куда больше, Вадим хотел турнуть его, но Петрович кивнул головой в направлении подъезда, где околачивались трое подростков.

– Ты, это… Скажи своему пацану, чтобы не водился с ними.

Мальчишки, заметив, что на них смотрят, опустили головы и сделали вид, что поглощены разговором.

– Что так?

– Нехорошие они. По птицам сегодня в леске за домом стреляли, Эдика твоего подговаривали.

– Подговаривали или стрелял?

На душе стало гаже не придумаешь. Вадим поморщился. Любое упоминание о птицах было некстати, а тут такое.

– Стрелял.

– Стволы какие? – мрачнел Вадим, подозревая, что сын брал его охотничье ружье.

– Да какие там стволы? – пренебрежительно махнул рукой Петрович. – Пистолеты воздушные. Их сейчас чуть ли не в детских магазинах продают. Но много ли птицам надо?

У Вадима сразу отлегло на душе: пневматика – это так, баловство.