Трактор Большого Взрыва
Пролог: Память о Ничто
Он помнил себя с Первого Такта. Его сущность – это спутанные струны, его кабина – Пространство-Время-Возможность, сплавленные воедино. Его сознание распылено в квантовой пене, бурлящей под сиденьем. А его двигатель – это Принцип Нарушения, вечный Рёв, разорвавший первородный вакуум. Позже разумные существа назовут это Поле Хиггса.
До… было не «до». Был Иной Порядок. Бесконечная, самозамкнутая симметрия. Иногда ему чудился её отзвук – Шелест Без Ветра. Тишина, в которой не было даже его гудения. Эта память – его вечная рана и его единственное утешение.
Глава I: Первородный Огонь и Рождение Света
Первые мгновения – ад чистого становления. Он движется сквозь кипящий суп кварков и глюонов, где свет и материя – единая стихия. Его кварковые балки скрипят под чудовищным давлением, но держат.
Он пашет.
Его плуг, собранный из петель гравитации, вгрызается в пену возможностей. И с каждым оборотом его колёс, из бункера, который был чёрной дырой и белой дырой одновременно, высыпаются зёрна. Не семена веществ, а семена самих законов.
Мириады сверкающих пылинок Электромагнитного Взаимодействия – будущие фотоны, свет, который однажды увидит себя.Тяжёлые, твёрдые зёрна Сильного Взаимодействия – им суждено слепить протоны и нейтроны, скрепить ядра. Хрупкие, нестабильные зёрна Слабого Взаимодействия – обречённые на распад, но без которых не было бы разнообразия.
Он сеет. Щедро, вслепую, не рассчитывая на урожай. Его рука, полная зёрен, просила пустоты. Эти зёрна падают в борозды пространства-времени. Гравитация – не семя, а сама пашня, упругая ткань, в которую ложатся эти зёрна.
Миллионы лет спустя Вселенная остывает. Электроны связываются с ядрами, рождая первые атомы. И свет, миллионы лет пленённый в плазме, вырывается на свободу.
Лобовое стекло кабины, бывшее мутным, становится кристально чистым.
Трактор впервые видит.
Море света. Ослепительное, однородное. Реликтовое излучение – его первая музыка, грандиозный хор, возвещающий рождение Пространства как арены.
И в этот миг к нему приходит Одиночество.
Он создал сцену, но сам не может выйти на неё. Он – режиссёр, обречённый вечно сидеть в пустом зале. Тишина, пришедшая на смену рёву кваркового супа, стала иной – наполненной музыкой, которой он не мог коснуться.