Деградированный мир

Глава 1. Унижения

Лея Партнер была обычной шестнадцатилетней девочкой. Не красавица, но и не дурнушка – с тонкими чертами лица, прямыми каштановыми волосами, которые она всегда аккуратно заплетала в косу, серыми, как утренний туман, глазами и лёгкой сутулостью, словно она с детства привыкла быть незаметной. Она ничем не выделялась среди одноклассниц – носила скромную одежду, избегала громких разговоров и не смеялась в голос.

Училась она хорошо – её тетради всегда были аккуратными, а контрольные выполнены без ошибок. Но хорошие оценки не делали её счастливой. Она никогда не чувствовала, что школа – это её место. Дело в том, что Лея стала объектом буллинга.

Буллинг – это когда над человеком систематически издеваются, унижают, отвергают его, делают предметом насмешек. Это может быть и словесная агрессия, и физическое насилие, и бойкот, и публичное унижение. Это не случайная злая шутка, а ежедневное разрушение личности. Именно это и происходило с Леей.

Над ней издевались не только мальчики своего класса, но и девочки, и даже ученики из параллельных и младших классов. Лея не понимала, за что. Она ведь никому не делала зла. Просто была тихой. Не курила за углом, как это было модно. Не прыгала в истеричном брейк-дансе на школьных дискотеках, где всё вибрировало от басов и пахло дешёвыми дезодорантами. Не рисовала кислотные граффити на школьных стенах, не писала нецензурные слоганы, не показывала средний палец проезжающим полицейским машинам.

Она просто любила книги и тишину. Библиотека была её храмом – местом, где пахло старой бумагой, где каждая полка хранила миры. Лея знала их всех: Гекльберри Финн, Франкенштейн, Анна Каренина, Сэмюэл Вимбл из малоизвестной повести о восставших археологах. Там, среди строк, она становилась кем-то другим – сильной, нужной, услышанной. Но даже книги не всегда могли защитить от реальности. В мире знаний не было щита, когда реальный мир каждый день бил по спине.

В школе её унижали постоянно. То обольют краской, якобы случайно, из-под шкафа для декораций. То подставят подножку в столовой. То испортят учебники – вырежут страницы, нарисуют непристойности. То спрячет кто-то её портфель, а потом швырнёт его из окна. Над всем этим царила группа парней, во главе которой стоял Карл Юнг.

Карл был дерзким и отвратительно уверенным в себе. Его отец – влиятельный адвокат, который, по слухам, вытаскивал из тюрем настоящих мафиози, – держал школу в страхе: никто не хотел с ним связываться. Сына, очевидно, это развратило. Он хамил учителям, позволял себе оскорбления, но ему всё сходило с рук. Он был высоким, с узкими глазами и вечной ухмылкой на лице, как у человека, который знает, что может делать всё, что захочет.

Учителя, будто по сговору, не замечали, когда Лея поднимала руку. Даже когда она знала ответы, её игнорировали. Дома было ещё хуже: отец сидел в своём кресле с газеты и говорил не более пяти слов в день. Мать – вечно усталая, с пустым взглядом, будто Лея – просто ошибка в её биографии.

Лея не плакала. Слёзы закончились ещё в пятом классе. Осталась только сутулая осанка и привычка смотреть в пол. Она избегала всех – даже соседей, даже одноклассников, которые не участвовали в издевательствах. И когда становилось совсем невмоготу, она бежала в библиотеку – туда, где её не трогали, где она могла просто быть.

Но в тот день всё изменилось. После особенно жестокой выходки – кто-то размазал грязь по её учебникам, а в рюкзак подложил дохлую крысу – Лея выбежала из школы, сжимая в руке испорченную тетрадь по литературе. В голове шумело, как от удара. Она не видела дороги, не слышала криков, пока не услышала:

– А крыска выбежала! – это был голос Карла. Он стоял у ворот, а рядом – его шайка.

Парни рассмеялись – низко, зло, как голодные псы.

Лея опустила голову и ускорила шаг, но Карл перегородил ей дорогу.

– Эй, а чего не здороваешься с будущими юристами и депутатами? – спросил он, ухмыляясь. – Мы ж с тобой почти как семья. Крысы ведь всегда в подвалах рядом с людьми живут.

– Отойди, – прошептала Лея, не поднимая глаз.

– Чего? – Карл наклонился ближе. – Не расслышал. Повтори, крыса.

– Вы… вы все негодяи. Вам бы только обижать слабых.

Тишина. Мгновение – и кто-то схватил её за волосы. Удар. Затем второй. Смеялись, били, плевали. Кто-то наступил ногой на руку.

Когда они ушли, Лея осталась лежать в луже грязи и крови. Она не плакала. Она встала – медленно, едва держась на ногах – и пошла, шатаясь, в сторону леса, который тянулся за школьной территорией.

Там, среди деревьев, пахло мокрой землёй и хвоей. И, может быть, в этот момент, под шум листвы и пронзительный крик сороки, что-то в ней наконец проснулось. Или умерло.

Глава 2. Крылья

Лея шла по лесу, не зная ни направления, ни цели. Её ноги ступали по мху и прелым листьям автоматически, без участия воли, будто тело само выбирало дорогу, стараясь уйти как можно дальше. Она не осмеливалась оглянуться, будто за спиной, в клубах сумрака, ещё стояли те, кто только что растоптал её достоинство. Будто Карл всё ещё смеялся, насмешливо, нагло, с тем глумлением, которое прилипало к коже, как грязь, и не смывалось даже дождём.

Её трясло – не от холода, а от той смеси боли, обиды и страха, которую не выразишь словами. Это была дрожь унижения, дрожь сломленного человека, в котором рвутся последние нити. Сердце било неравномерно, каждый шаг отзывался в висках тяжёлыми ударами. Она шла, будто по зыбкой воде, где каждое движение – усилие против воли, против самого желания не быть.

Солнце начало спуск к горизонту, окрашивая небо в медные и алые тона. Ветви деревьев становились тёмно-бордовыми, словно пропитанные кровью заката. Лучи пробивались сквозь листву редкими золотыми стрелами, медленно гасли на влажной коре. Всё вокруг замирало. Тени удлинялись, врезались в землю, как когти. Лес, ещё недавно живой, становился глухим и настороженным.

Она шла всё глубже, туда, куда не ходили люди. Этот угол был заброшен, дикий, забытый – даже лесники обходили его стороной. Говорили, тут странно себя ведут компасы, исчезают кошки, а однажды нашли стадо оленей, замёрших на месте, будто что-то остановило их в миг страха. Но Лее было всё равно.

В ней словно выключилось всё человеческое. Если бы из-за деревьев вышел гризли, зарычал, встал на задние лапы – она бы не побежала. Не закричала. Она бы даже не подняла рук. Пусть бы он разорвал её на куски – это не пугало. Страх ушёл, но не потому, что она стала храброй. Просто она устала. От боли, от одиночества, от мира, в котором она – Лея Партнёр – была лишней запятой, помехой в чужих жизнях.

Она шла вглубь. Туда, где всё исчезало. Где никто не знал её имени. Где можно было исчезнуть. Навсегда.

И вот, между древними, высокими соснами, стволы которых были чёрны, как ночь, а ветви – тяжёлы и неподвижны, она увидела нечто странное. Посреди лесной чащи зиял круг – абсолютно пустой, обожжённый, словно выжженный огнём с небес. Трава вокруг была мертва, почерневшая и ломкая, а сама земля – пепельно-чёрная, с трещинами, будто внутри всё ещё дышало жаром. Воздух здесь был тяжел, как перед грозой, но ни дождя, ни ветра, ни звука не было.

В центре круга висели крылья. Не просто крылья – Крылья, с заглавной буквы, потому что никакие птицы или звери не могли иметь такие. Они были огромные, в размахе шире человеческого роста, изогнутые, с изломанными перьями цвета воронова крыла. Но между перьев пульсировало фиолетовое свечение – неоновое, мистическое, переливчатое, как свет северного сияния, застывшего в плотной форме. Казалось, эти крылья не принадлежали плоти – они были чистой энергией, принявшей форму.

Лея, ни о чём не думая, пошла вперёд. Мозг пытался понять – что это? Откуда? Кому они принадлежали? Птице? Демону? Ангелу? Или чему-то, не имеющему имени? Но тело двигалось само. Мир вокруг притих. Даже иглы сосен не шелохнулись, и птицы смолкли. Всё замерло. Даже воздух словно застыл в её лёгких.

Продолжить чтение