Февраль

© Андрей Бодхи, 2025

ISBN 978-5-0068-5334-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

…семь, восемь, девять, десять. Десять шагов. Почему десять? Возможно, это число что-то значит – десять. Или девять? Забыл. Ладно, нужно начать заново. Раз, два, три, четыре… стена, холодный кафель, тусклый свет из окна, четыре стены, одна дверь, один стол, одна кровать, десять шагов… или девять? Ему должны передать сообщение от… от кого? Снова уперся в стену. Теперь нужно повернуть налево, да, налево, потому что направо стена. Это смешно. Но здесь что-то есть на стене. Что-то подозрительное. «Вы подозрительно спокойны» – говорит следователь. Потому что он знает, что скоро выйдет отсюда. Но как он это сделает? Здесь кругом стены: за стенами город, за городом лес, в лесу запах листьев, коры, корней, грибов, звук лопаты, острой как бритва, режущей плоть земли… Он скоро выйдет отсюда.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Паша, упершись затылком в стену. Но тут же затих, потому что придут тюремщики и накажут его. Посадят в одиночку – он и так в одиночке. Паша широко улыбался. Они удивятся, когда он покажет им, как легко отсюда выйдет.

Паша перестал улыбаться – совсем недавно ему было плохо. Он вспомнил стул, наручники, допрос. Он ничего им не сказал – им не расколоть его.

Но он что-то забыл. Да – он считал, сколько шагов от стены до стены – нужно посчитать. А зачем? Опять стало смешно. Это можно оставить на потом. Но что в другом конце камеры и как туда добраться? Можно слева и можно справа, вдоль стены. Если прижаться и идти вдоль стены, то можно не опасаться выйти на середину камеры.

Можно ладонью, щекой, всем телом, душой прижаться к стене и почувствовать её холод. Это холод краски, штукатурки, бетона, вечной мерзлоты, других планет, далеких звезд. Холод проникает под кожу, бежит по венам, просачивается в кости, доходит до самого центра его тела, оттуда он наблюдает за всем этим. Наблюдатель, который молча смотрит.

Крашеная железная дверь – она холоднее стен, стены стабильнее, но дверь… Дверь – это возможность, это дорога, это города людей, площади ветров, чернота парадных, центральное отопление, чайник на плите, сигарета в руке, календарь на обоях… Дверь, она как пистолет… Они не нашли пистолет – он опять их надул. Но никакого пистолета не было.

Паша широко улыбался – ему хотелось смеяться, но придут тюремщики, и будут проблемы. А он не хотел проблем. Он хотел посчитать, сколько шагов вдоль стены, но забыл. Да, забыл, потому что решетки на окне не дают ему помнить. Они разделяют свет на квадраты, а квадраты разделяют память на ячейки, и не хватает места, чтобы всё помнить – да, надо сказать, чтобы поменяли решётку. Хотя нет, нельзя. Они догадаются, что он догадался. Ему нравилось, что он мог раскусить все их хитрые планы.

Ему хотелось смеяться. Он плечом подпёр стену и несильно бьёт по ней кулаком, и беззвучно смеётся, открыв рот. Его ломает пополам, и он, продолжая прижиматься к стене, сползает вниз и садится на пол на корточки. Хочется курить. Паша достал сигареты и зажигалку и прикурил. Глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Дым повис в середине камеры – свет из окна, поделенный на квадраты решеткой, отпечатался в клубах дыма. Он догадался, что таким образом можно прочитать послания, которые ему передают с воли. Его скоро вытащат отсюда, но про это нельзя громко думать – иначе они догадаются. Они пытаются читать его мысли. Это всё из-за денег, из-за этих грёбанных денег – ему наплевать на них, но он не скажет им, что денег нет. Иначе его пустят в расход.

Паша поднялся с пола и подошёл к столу. Потушил сигарету в жестяной пепельнице и затем направился к кровати. На секунду он задержался перед тем, как лечь – она напоминала ему недавние пытки. Они что-то вкололи ему, потом притащили из подвала и бросили на кровать.

Паша лёг и, заложив руки за голову, стал смотреть в серый потолок. Он стал думать о том, что он будет делать, как освободится. В первую очередь нужно забрать тачку и достать ствол. Потом залечь на дно на пару дней. И пробить того, кто его подставил. В этом поможет Артём. Он парень хороший. Он должен помочь. Потом нужно встретиться со Степанычем, понять, что за байда произошла?

Он начал продумывать, что будет делать, как выйдет отсюда. Вдруг послышался металлический лязг открывающейся двери. Паша продолжил лежать на кровати, закинув руки за голову. Дверь открылась, и в проеме двери появился начальник СИЗО. Паша и его окружение звали его Полковником. Хотя часто он носил гражданскую одежду.

Вот и сейчас он был одет в дорогой серый костюм: бордовый галстук, лакированные туфли, на левой руке блестели золотые часы. В правой руке он держал чётки из черного камня, а на мизинце блестел огромный перстень.

Он немного задержался в проходе и, затем сделав два шага в камеру, остановился и молча посмотрел на лежащее тело на кровати.

– Встань, когда перед тобой кум стоит, – медленно и спокойно сказал он, но от его голоса у Паши мурашки побежали по коже. Он приподнялся и сел, облокотившись на стену.

Полковник огляделся и, увидев стул, который услужливо занёс контролёр, хотел было сесть, но передумал. Он брезгливо провёл пальцем по сиденью, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенные листы бумаги и, аккуратно расстелив их, сел и, закинув ногу на ногу, начал крутить чётки. В тишине камеры их щелкающий звук успокаивал.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Полковник был порядочная сволочь, утопившая немало хороших пацанов. Он всегда опрятно и ухоженно выглядел: уложенные блестящие черные волосы, гладко бритое худое лицо, пронзительный взгляд, идеальный маникюр, и от него всегда приятно воняло дорогим одеколоном.

– Знаешь, на чём я сижу? – наконец произнес он. Паша молчал.

– На предписании о твоём освобождении, – продолжил он, пристально глядя в глаза Паше, – но я, пожалуй, оставлю тебя ещё на одну ночь.

Он наслаждался тем эффектом, который производит его речь. Но Паша продолжал сидеть с безразличным лицом.

– Допустим, предписание пришло, когда я уже уехал с работы, и я его не увидел. Упс – такое бывает, да. И заключенный под стражу мог бы выйти в день, когда бумага была подписана прокурором, но выйдет только завтра. И самое интересное то, что за одну ночь может произойти всё что угодно. Допустим, бедняга вообще не виновен – его задержали по ошибке. Он просидел в камере три дня, не мылся, не брился, отвратительная еда, грубое отношение сотрудников тюрьмы. И он, допустим, не заслуживает такого отношения, он знает, что не виновен. Он знает, что его родные нашли деньги, наняли адвокатов, подняли связи, за него борются. Допустим, они достучались до самого прокурора, и он, хлопнув кулаком об стол, крикнул: «Немедленно освободить из-под стражи».

Полковник сделал драматическую паузу. Он наслаждался своей речью:

– Но, к сожалению или к счастью, здесь действуют другие законы. Или, скажем так – они подчиняются другому порядку вещей. И, попадая сюда, человек оказывается вне времени, оно течет здесь или слишком долго, и дни превращаются в годы, или наоборот, слишком быстро, и за неделю из молодого, пышущего здоровьем человека он превращается в слабого и немощного старика. И тот, кого должны были выпустить немедленно – по тем законам, по законам этого мира, останется здесь ещё на какое-то время.

Он снова сделал паузу. Паша ничего не говорил и старался не выдавать своих эмоций. Но Полковника это не смущало.

– И вот, этот свободный во всех отношениях человек, этот бедняга, попавший сюда случайно, по ошибке, должен выйти на волю в объятья родных и близких людей. Они ждут его, переживают, они даже приехали его встречать, привезли цветы, заказали столик в ресторане, чтобы отпраздновать освобождение. Но им говорят, что сегодня никак – рабочий день закончен, и все ушли домой. Приходите завтра. И они стоят внизу расстроенные, говорят: «Так и так, у нас же бумага от самого прокурора». Но им отвечают: «Ничего не можем поделать – приходите завтра». И они ходят под стенами тюрьмы и пытаются что-то высмотреть в зарешеченных окнах. Но потом уезжают в надежде приехать завтра. Надежду питал и сам заключенный. Но надежда так обманчива. Порой это единственное, что есть у бедняги, попавшего сюда.

Полковник вновь замолчал. Медленно сунул руку во внутренний карман пиджака и достал позолоченный портсигар. Открыл его и вынул сигарету. Затем с щелчком захлопнул и, постучав сигаретой о крышку, положил её в рот. Убрал портсигар и достал позолоченную зажигалку, щелчком открыл и чиркнул – послышался тихий треск прикуриваемой сигареты. Камера наполнилась приятным ароматом. Полковник убрал зажигалку и, выпустив дым, продолжил:

– Поделюсь с тобой своими наблюдениями. За долгие годы, работая здесь, я заметил одну особенность. Человек, попадая сюда, приносит с собой три вещи, или, скажем так, три качества: это – любовь, волю и надежду. И, находясь здесь (а многие здесь, бывает, находятся годами), он постепенно растрачивает эти качества. Любовь, а под любовью я подразумеваю всё хорошее, что было в человеке, это – доброта, искренность, сострадание и желание помочь ближнему своему, исчезает первой. Она растворяется, потому что эти качества или, скажем так, свойства души, которые помогают человеку быть там, на воле, своим, здесь не работают. И поэтому любовь очень быстро забывается, исчезает. Второе качество – это воля. Да, бывают сильные люди, они долго держатся, но у всего в этом мире есть предел, и, как говорится: «время убивает даже сильных». И тот, кто вчера обладал, казалось бы, несгибаемой железобетонной силой воли, сегодня уже серая забитая мышь.

Полковник сделал акцент на последней фразе. Он бросил окурок на пол и туфлёй наступил на него.

– А вот надежда, да, – продолжал он, понизив голос, – надежда в бедняге держится долго. И даже когда в нем не остается ничего человеческого, он еще смотрит туда, где свет пробивается через решетку: его руки дрожат, губы трясутся, но где-то в его лице теплится остаток надежды. Но если и она пропадёт, тогда всё – человек уже не жилец, он смирился с судьбой, и жить ему осталось два понедельника.

Он сделал паузу. Паше казалось, что они сидят так уже очень долго. И в оглушающей тишине, только свист в ушах из-за отходняка от наркотиков, которые ему кололи вчера, и какая-то пронзительная, настойчивая пауза между тем, что случилось секунду назад, и тем, что случится через секунду, и в этой паузе – целая жизнь, где нет этой камеры, Полковника, его самого нет, и только густая пустота, и кажется, что она вот-вот дрогнет, и мир рассыплется на осколки. Но вдруг из этой пустоты он вновь слышит голос Полковника, и он возвращает порядок вещей на своё место.

– Да, к чему это я? К тому, что бедняге завтра на волю, в объятия своих родных и друзей, а с ним за одну ночь вдруг может что-то случиться. Ну, например, к нему посадили сокамерника, и он решил удушить своего соседа, потому что тот на него не так посмотрел, или вдруг произошел несчастный случай – дверь камеры по ошибке оказалась открытой, и он, выйдя, случайно упал на прогал. Или, не дай бог, он потерял надежду и решил раз и навсегда покончить все отношения с этим миром, и утром его найдут уже посиневшего, висящего на оконной решётке с петлёй на шее.

Паша прекрасно понимал, к чему клонит Полковник. Но он блефовал, так же, как и сам Паша. Они оба, как два игрока, сидя за карточным столом, делали вид, что у них в руках сейчас выигрышная комбинация, вынуждая противника пасовать.

– Гражданин начальник, – произнес, улыбаясь, Паша своим слегка сиплым, низким голосом, – я выйду отсюда так, как я сюда зашел, потому что там, – и Паша указал подбородком в сторону окна, – я для всех нужнее, чем здесь. А что касается того, что я выйду не сегодня, а завтра, то это потому, что вы меня накачали наркотой, и вам нужно время, чтобы остатки вышли из крови. И потом, гражданин начальник, если бы я кому-то дорогу перешёл, то меня давно бы уже черви ели.

Полковник смотрел на Пашу взглядом человека, который хотел наступить на него и раздавить как окурок, но его сдерживали обстоятельства, против которых он был бессилен. По наблюдениям Паши за людьми, именно бессилие делало людей злыми и жестокими. Полковник умел прятать свои чувства, но если ты перешёл ему дорогу раз, то он это запомнит. И сейчас Паша и своим тоном, и нежеланием прогибаться перешёл эту черту, после которой можно было включать обратный отсчёт.

Полковник поднял левую руку, потряс ею и посмотрел на часы. Затем поставил обе ноги перед собой и хлопнул ладонями по бёдрам.

– Я вижу, мы с тобой на этот раз не нашли общий язык, – но это поправимо. Потому что у таких, как ты, Февраль, дорога одна. Где бы ты ни бегал, рано или поздно ты окажешься или в канаве с пулей в голове, или здесь. И если в первом случае твоя смерть будет относительно легкой, то во втором ты будешь жалеть, что не умер в канаве.

Полковник встал со стула и посмотрел на него сверху вниз.

– Всё-таки нравишься ты мне, Февраль. Мы будем скучать без тебя. Ну и чтобы ты нас тоже не забывал – напоследок подарок от меня лично.

Полковник подошёл к двери, её тут же открыли, и он вышел. Сразу же следом вошёл контролёр и забрал стул, смахнув бумаги на пол. Когда он вышел, в камеру вошли двое в масках с резиновыми дубинками. Дверь за ними закрылась.

– Чёрт, – с горечью проговорил Паша.

– Встал, – приказал один.

– Мужики, может, договоримся? – начал было говорить Паша, медленно, нехотя вставая с кровати, но тут же получил дубинкой по корпусу.

– А, сука… – вскрикнул он от боли, и его согнуло пополам, и сразу же на него посыпались удары. Он упал на пол. Били профессионально, точно – по печени, почкам, там, где не остаются синяки. Били долго и больно. Паша, корчась от боли и вскрикивая, пытался то и дело заползти под кровать, но его вытаскивали оттуда за ноги на середину камеры и продолжали методично, ровно, без вспышек злости избивать, так, как они это хорошо умели – без суеты и спешки. Профессиональные палачи.

Когда всё закончилось, и Паша услышал, как заперли железную дверь, он ещё долго лежал на полу, боясь пошевелиться от боли. На него напал приступ смеха. Но он не мог смеяться – внутри всё горело. Он лишь, открыв рот в беззвучном смехе, повторял:

– Раз, два, три, четыре… от стены до стены… холод проникает внутрь моего тела и бежит по венам… кровь, холодная кровь внутри моего тела… пять, шесть, семь… они не знают ничего, я ничего им не сказал… восемь, девять, десять…

2

Утром дверь камеры со скрипом распахнулась, и Паша услышал:

– На выход.

Все тело болело от вчерашних побоев. С трудом поднявшись, Паша вышел из камеры.

– Лицом к стене, руки за спину, – приказал охранник, и Паша почувствовал, как наручники защелкнулись на запястьях. Охранник повёл его по гулкой металлической галерее вдоль стены с одинаковыми дверями камер. Эхо их шагов раздавалось по всему внутреннему двору тюрьмы. Слева глубокая пропасть, внизу продол, а на другой стороне такая же галерея и двери. И так на четыре этажа. Они были на четвёртом.

Пройдя сквозь несколько металлических решёток, где охранник одинаково командовал: «Лицом к стене», и отпирал двери ключами, висящими на связке, они наконец спустились вниз. Паша получил свои вещи: кожаную куртку, ремень, бумажник, ключи и документы. С него сняли наручники, и, расписавшись в журнале, Паша накинул куртку и заправив ремень в джинсы под безразличными взглядами сотрудников тюрьмы, вышел на улицу.

Паша несколько секунд стоял на крыльце – глаза резало от яркого дневного света. Наконец, придя в себя, Паша поднял воротник куртки и пошел по тротуару вдоль улицы. За три дня, что его не было, в городе ничего не изменилось – вся та же суета, только чувствовалось в воздухе приближение осени. Он оглянулся на здание городской тюрьмы, выходившее фасадной частью прямо на городскую улицу, и слегка поёжился, ещё чувствуя побои и ломку от препаратов.

Вдруг рядом с ним резко со свистом тормозов остановилась машина. Обернувшись, Паша узнал знакомую Бэху Артёма. Окно пассажирской двери было открыто, и он услышал радостный голос:

– Братан, подвезти?

Паша открыл дверь и запрыгнул в тачку. Машина сразу с буксом тронулась.

– Ну, как отдохнул? – спросил Артём, улыбаясь.

– Лучше не спрашивай, – ответил Паша, закуривая сигарету, – век бы не видел такой отдых и никому не советую.

– Полковник всё так же в своём репертуаре? – уже с сочувствием спросил Артём, и когда Паша, скривив лицо, молча кивнул, добавил: – Ну и мразь же он – как таких вообще земля носит?

– Что, куда двинем? – спросил Паша. – Пожрать бы нормальной еды, а то у меня от тюремной баланды заворот кишок начался, кажется.

– Да, без проблем, – ответил Артём, – сейчас только давай в одно место заедем? Нужно деньги забрать у барыги.

Пару минут они ехали молча. Наконец Артём решил поднять волнующую тему:

– Слушай, Паша, ну что там за замес произошёл? Я так и не понял.

Паша смотрел в окно на серые дома и тротуары и, казалось, думал о своём.

– Да я вот тоже пытаюсь понять, – не сразу ответил он, – а что в городе об этом говорят?

– Вообще в городе кипиш по этому поводу. Адвокат мёртв, вместе с ним трое его телохранителей. Кейс с деньгами пропал. А там, как я понимаю, было около ляма баксов. Или даже больше. Все на ушах – ищут исполнителя, ну и, конечно, деньги. Заинтересованных сторон много – и все думают друг на друга. Под подозрением ещё, конечно, менты, ну и, что скрывать, – ты, Паша.

Произнеся последнюю фразу, Артем посмотрел на своего попутчика. Паша продолжал глядеть в окно и вдруг резко повернул голову и выпалил:

– Слушай, Артём, какого ляда я вообще валил бы их? – начал он с горячностью. – Если мог с этими деньгами, не встречаясь с Робертом, свинтить из города?

– Паша, я за тебя вообще не парюсь, – начал оправдываться Артём. – Устроить такую бойню нужно быть полностью отбитым. Я тебе просто хочу обрисовать ситуацию, понимаешь, – продолжал он. – Народ всякое говорит, мол, в момент передачи денег что-то повздорили, перепалка вышла, и ты, мол, взял и расстрелял всех…

– А потом пошёл спокойно в рестик ужинать, да? – горячо возразил Паша.

– Именно это обстоятельство, что тебя взяли, когда ты спокойно выходил из ресторана, и отчасти снимает подозрения с тебя, – спокойно ответил Артём.

– Ты говоришь как из передачи «Криминальная Россия», – прокомментировал Паша серьёзно, и они, переглянувшись, рассмеялись.

– Паша, ты пойми – я целиком на твоей стороне, – продолжил он уже серьёзно, – но ситуация патовая. Мурад просит твою голову, Степаныч за тебя ручается, так как он тебя рекомендовал отвезти эти деньги. Но если деньги не найдутся…

Артём многозначительно взглянул на Пашу:

– Если деньги не найдутся, Степаныч объявит тебя Мураду, а там сам знаешь.

Паша посмотрел на Артёма с ухмылкой и произнес:

– Тебя Степаныч отправил за мной, чтобы привезти к нему?

Артём не отвечал и смотрел на дорогу, его добродушное лицо стало серьёзным и озабоченным.

– Ты знаешь, Паша, как я к тебе отношусь, и ты мне здорово помог когда-то, – он сделал паузу. – Поэтому, если ты хочешь соскочить, то я отмажусь. Скажу, например, что ты вышел поссать и не вернулся.

Паша минуту смотрел на Артёма. Он знал его уже давно. Они познакомились случайно, и на первой встрече Артём пожаловался на то, что пропала его сестра – связалась с нарками. Тогда Паша предложил помочь, так как знал многие наркопритоны в городе. Он нашёл его сестру и заодно «отдал» Артёму нариков, которые подсадили сестру на героин. После этого Артём познакомил его со Степанычем.

– Ладно, Артём, не парься. Я соскакивать не собираюсь – ты же знаешь меня. Я сам хочу найти того, кто меня подставил.

Артём подъехал к старому четырёхэтажному зданию, в центре города, где на первом этаже находились магазины и мастерские, а над ними офисы. Припарковавшись, он посмотрел на Пашу:

– Пойдёшь со мной или тут подождешь?

Артём улыбался, в свете недавнего разговора вопрос казался с подковыркой.

– Тонкий намёк на толстые обстоятельства? – Паша криво улыбнулся, глядя на Артёма.

Он открыл дверь и вылез из машины на тротуар.

– Пойдём, – произнес Артём и стал спускаться вниз в полуподвальное помещение. Пройдя по коридору мимо кабинетов, где располагались различные ателье по ремонту обуви, одежды и прочего, они подошли к двери с надписью «Директор», и Артём, не стучась, резко открыл дверь и прошёл внутрь, Паша вошёл вслед за ним.

Напротив двери за широким столом сидел упитанный и лысеющий мужик в пиджаке. Его злые пьяные глаза и большой красный нос картошкой говорили о том, что он в стельку пьян и пил не первый день. На столе стояла бутылка водки, гранёный стакан, нарезанный белый хлеб и открытая банка с красной икрой. В переполненной пепельнице дымилась недокуренная сигарета.

Кабинет был обставлен простой мебелью: книжный шкаф, чёрный кожаный диван с каретной стяжкой, аквариум на подстолье. За мужиком в углу стоял столик, заваленный документами и бумагами, и старый обшарпанный сейф с округлыми краями.

– Деньги приготовил? – с ходу выкрикнул Артём, как только зашёл в кабинет.

Директор посмотрел на него пьяными глазами, как будто пытался сфокусироваться, и через несколько секунд ему, видимо, это удалось. Он неожиданно ударил по столу большим мясистым кулаком, отчего подпрыгнула посуда, и заорал:

– Тебя стучаться не учили, сопляк?

Артём подошёл и бесцеремонно сел на стол.

– Климов, ты чё это с утра надрался? – он взял в руки бутылку с водкой, в которой было уже меньше половины, и посмотрел этикетку. – Я смотрю, ты любишь себя побаловать? Водка «Смирновская», икра… Это ты не мои деньги пропиваешь случайно?

Мужик, видимо, от такой наглости опешил, он вытаращил глаза и покраснел как рак.

– Я со своими, честно заработанными деньгами, могу делать всё что захочу! – заорал он. – А ты слезь со стола, скотина!

Паша подошёл к аквариуму и начал разглядывать огромных золотых рыбок. Артём, не обращая внимания на крики, взял банку с икрой и, зачерпнув ложку, сунул в рот и, покачав головой в знак одобрения, поставил банку обратно на стол.

– Ладно, мне с тобой некогда базарить – давай гони лавэ, и я поехал. У меня кроме тебя дел полно.

Директор вдруг резко изменился в лице и, несмотря на то что зажжённая сигарета дымилась в пепельнице, достал из пачки новую сигарету, прикурил и кинул зажигалку на стол.

– Нет у меня денег, – произнес он поникшим голосом, взял бутылку и начал наливать водку в стакан. Артём выхватил у него бутылку из рук.

– Климов, ты что, во мне тупого надыбал? Мы с тобой на прошлой неделе договорились, что деньги будут.

Паша в этот момент взял рыбий корм и начал кормить рыбок.

– А ну отойди от моего аквариума, сволочь, – снова заорал директор во все горло на Пашу, и, развернувшись, заорал на Артёма: – А ты слезь с моего стола.

– Так, Климов, мне с тобой некогда титьки мять, – давай деньги, как договаривались, и я поехал.

Директор вскочил, и теперь стало видно его огромный рост и большое пузо.

– Нет у меня никаких денег и не будет, – вновь заорал он таким зычным басом, что казалось, стены зашатались. – Убирайтесь вон из моего кабинета.

– Ты меня уже бесишь, – проговорил Артём, выходя из себя. Он соскочил со стола и, подойдя к Климову, со всей силы пнул по его огромному пузу. Климов отлетел за стол и упал на полку с бумагами, опрокинув всё на пол. Артём набросился сверху и стал пинать его ногами. Паша подошёл и подключился к Артёму. Через минуту они выдохлись, и Артём взяв со стола бутылку водки и, сделав глоток прямо из бутылки, передал её Паше. Тот тоже сделал глоток и закусил икрой прямо из банки.

На Климова, видимо, эта терапия не сильно подействовала. Он, кряхтя, вылез из-за стола с красной, как у варёного рака, мордой и, усевшись за стол, взял новую сигарету и прикурил.

– Что хотите со мной делайте, – пробубнил он под нос. – Можете даже убить меня… Но денег у меня нету.

– Слушай, такую тушу не пробьешь, – произнес Артём, глядя на Пашу. – Что делать с ним будем?

Паша молча подошёл к аквариуму и, закатав рукав куртки, засунул руку и вытащил за хвост золотую рыбку. Рыбка беспомощно дёргалась в руке Паши, и директор, увидев эту картину, жалобно закричал:

– Нет, только не рыбок, пожалуйста! Изверги проклятые!

Паша подошел к Артёму и с хитрой улыбкой посмотрел на него.

– Ну что, накормим жирного?

Артём улыбнулся в ответ, зашел за директора и, схватив его за подбородок, произнес:

– А ну открывай пасть, падла.

Директор начал кричать и пытался вырваться. Паша подошёл вплотную и поднёс трепещущуюся золотую рыбку ко рту орущего матом директора.

– Изверги, сволочи, – орал он жалобным голосом.

– Пасть открой, жирный урод, – кричал на него Артём, руками разжимая челюсть толстяка.

И когда рыбка была уже почти у рта директора, он не выдержал и залепетал со слезами:

– Отдам, отдам деньги… Там в сейфе…

– Ключи где? – прикрикнул на него Артём.

– У меня в кармане, – проныл директор.

Артём порылся в кармане пиджака и нашёл ключи. Открыв сейф, он вытащил из него две пачки стодолларовых купюр и, шлёпнув ими по лысине директора, положил в карман кожаной куртки.

– Ух, и заставил ты меня понервничать, Климов, – произнес он, наливая в стакан водку, – ну что с тобой всё время проблемы какие-то, жадная ты свинья?

– Верни рыбку на место, пожалуйста, – залепетал директор. Паша подошёл к аквариуму и отпустил золотую рыбку. Со звуком «бульк» рыбка упала в воду.

– Это все мои деньги были, – продолжал лепетать директор после того, как выпил водки, которую ему подсунул Артём, – на аренду, на зарплату людям, что я им скажу теперь?…

– Захлопнись, – прикрикнул на него Артём, – меньше бухать будешь по ресторанам с девками…

Не успел он договорить, как дверь распахнулась и на пороге нарисовались два незнакомых здоровяка в кожанках и спортивных штанах.

– Где вас черти носят? – тут же сменил тон с плаксивого на свирепый Климов, – меня тут грабят среди бела дня. Я вам за что бабки плачу?

– Не ори, отец, – ты нам ещё не заплатил, – прогнусавил один из быков.

– Ваши деньги у них, придурки. Я во сколько вам сказал приехать? – продолжал орать директор.

– Ну что, додики, – приплыли вы, – проговорил тот же самый бык, глядя на Артёма и похрустывая пальцами, – щас мы из вас котлеты будем делать.

– Ты чё, обезьяна, за базаром следи, – сделал шаг вперед Артём навстречу быку, на что тот встал в боксёрскую стойку. Он выкинул правую руку вперед, метясь в голову Артёма, но тот резко поднял стул и заслонился им. Удар пришёлся прямо по стулу. Одновременно с этим второй двинулся на Пашу, но тот схватил со стола бутылку и резким ударом разбил её об его голову, на что тот на секунду замедлился и, зарычав, набросился на него.

Началась потасовка. Второй бык навалился на Пашу, и они вместе упали на книжный шкаф. Послышался звон разбитого стекла. В это время Артём, прикрываясь стулом, пытался увернутся от ударов первого. Когда тот понял, что из-за стула он не может его достать, то ухватился за ножки и попытался вырвать его из рук Артёма, но тот не отпускал, и первый бык отчаянно мотал его по кабинету вместе со стулом.

Директор, сидя на своем кресле, орал как ненормальный, давая первому здоровяку указания:

– Да врежь ты ему, придурок, что ты за стул схватился?

Второй, обезумев от удара бутылкой по голове и от крови, которая заливала ему лицо, схватил Пашу за шкирку и поднял над собой, прижав его к шкафу. У Паши оказались свободные руки, и он взял с полки книжного шкафа большой бронзовый бюст Ленина и, размахнувшись, опустил его ему на голову. Тот обмяк и ослабил хватку. Паша, еще раз размахнувшись, треснул ему по кумполу, и тот наконец съехал вниз и завалился на пол.

В этот момент первый наконец-то вырвал из рук Артема стул и, отбросив его в сторону, схватил Артёма за шею и начал душить, прижав его к стене и широко расставив ноги. Но тут Паша, размахнувшись сзади, носком ударил его между ног, и здоровяк моментально ослабил хватку и, согнувшись, схватился за пах. Артём взял обмякшее тело двумя руками и с разбега направил головой прямо в аквариум. Послышался треск – стекло аквариума разбилось, и вода волной полилась прямо на тело здоровяка, который свалился на пол.

Директор с воплем бросился собирать трепыхающихся на полу золотых рыбок.

– Маленькие мои, крошки мои… что ж вы делаете…

Паша с Артёмом переглянулись, осмотрели погром в кабинете и ползающего на полу директора.

– Быков на нас хотел натравить, скотина, – Артём пнул директора по его жирной заднице, – пойдём, Паша, – ну его нахер.

Они вышли из кабинета и, пройдя по коридору мимо удивлённых и испуганных лиц работников ателье, вышли на улицу.

Уже в машине Паша, закуривая сигарету, подвел итог:

– Хорошая разминка с утра, спасибо, Артём.

– Блин, не обессудь, братан, кто ж знал, что так получится? – ответил Артём, заводя машину и выруливая на дорогу.

– Да ладно, – успокоил его Паша, – как в старые добрые времена.

– Это да, – подтвердил Артём, и улыбнулся.

3

Автомобиль Артёма, съехав с загородного шоссе, продолжил движение по гладкому асфальту в коридоре высоких сосен и елей. В наступивших осенних сумерках атмосфера темного леса давила на пребывающего в мрачном настроении Пашу. В черноте влажного леса он представлял холодную землю, глухой звук лопаты и запах мха и сырой земли. Закуривая сигарету, он произнес, повернувшись к Артёму:

– Включи музыку, что ли, а то как будто на поминки едем.

Артём посмотрел на Пашу и, улыбнувшись, вставил кассету в магнитолу. Из динамиков зазвучал голос Новикова:

– В пятна белые земли,

В заколюченные страны,

Где слоняются туманы,

Словно трупы на мели…

В пятна белые земли —

Ожерелья Магадана,

В край Великого Обмана

Под созвездием Петли.

Паша смотрел в окно и молчал, прислушиваясь к словам песни. Через минуту он развернулся к Артёму и сказал:

– Братан, если это самое веселое, что у тебя есть, то боюсь представить, что у тебя там грустное.

– Почти приехали – расслабься, Паша.

Машина подъехала к воротам загородного клубного ресторана. К ним, не спеша, с рацией в руках подошел охранник, вышедший из будки. Артём опустил стекло со своей стороны.

– К Степанычу, – сказал он, высунув руку и в нетерпении постучав по двери машины.

– Кто? – коротко спросил охранник.

– Артём. Привёз Февраля.

Охранник поднял рацию и повторил слова Артёма. Через несколько секунд из рации послышалось шипение, а затем голос:

– Пускай проезжают.

– Проезжайте, – повторил охранник и махнул рукой второму, который сидел в будке. Шлагбаум поднялся.

– Гран мерси, – произнес Артём, и машина с буксом тронулась. Через триста метров они подъехали к широкому крыльцу огромного кирпичного особняка и припарковались между дорогих внедорожников и машин представительского класса. Выйдя из тачки, Артём с Пашей поднялись на крыльцо и прошли через резные дубовые двери внутрь здания.

Там их встретили еще несколько охранников в костюмах.

– Где Степаныч? – спросил Артём у одного из них, и тот показал рукой в глубь зала.

Они прошли через зал ресторана, где за столиками сидели редкие посетители – в основном представительного вида мужчины в костюмах в компании молодых красивых девушек. На небольшой сцене, освещенной прожекторами, мужчина средних лет с чувством пел блатную песню.

В дальнем углу они вошли в еще один просторный зал, где стояли несколько бильярдных столов, но играли только за двумя из них. За одним – компания молодых людей, за вторым – мужчина с двумя стройными девушками в коротких юбках. Слышались звуки шаров и легкая музыка.

Пройдя мимо столов Паша с Артёмом подошли к двери приватной комнаты для Vip-персон, возле которой стоял высокий парень в рубашке с рацией. Он узнал Артёма и поздоровался.

– Привет, Артём. Степаныч ждёт вас.

Он открыл им дверь, и они прошли внутрь. В просторной комнате был приятный полумрак. Одна стена была полностью застеклена и выходила на деревянную веранду, за которой располагался импровизированный дзен-сад, с карликовыми деревьями, островками газонов, прудом с мостиком и усыпанными гравием дорожками. Напротив стеклянной двери находился большой камин, обрамленный малахитом, в котором потрескивали дрова.

Правее камина стоял широкий резной стол на двенадцать персон с расположенными вокруг него резными стульями с высокими спинками. Во главе стола сидел пожилой мужчина с короткими седыми волосами и тяжелыми морщинами на лице. На нём был простой вязаный свитер, и он сосредоточенно смотрел на шахматные фигуры, стоящие перед ним на доске.

Когда к нему подошли Артём с Пашей, он, не глядя на них и продолжая всматриваться в фигуры, произнес:

– Артём, тебя только за смертью посылать.

– Извини, Степаныч, накладочка вышла, – ответил Артём. Затем достал из кармана две пачки, которые он забрал у Климова, и положил их на стол.

Степаныч молча взял деньги и бросил их на журнальный столик, стоящий рядом.

– Иди, Артём, погуляй. Я пока с твоим корешем побалякаю.

Артём, поймав взгляд Паши, хлопнул его по плечу и вышел из комнаты.

– Хороший парень Артём, – сказал Степаныч, когда дверь закрылась, – на отца своего похож. Зарезали его в семьдесят восьмом на этапе… Да ты садись – что ты стоишь? В ногах правды нет.

Паша отодвинул стул и сел. Степаныч продолжал сосредоточенно смотреть на фигуры.

– Кликуха у тебя смешная – Февраль, – наконец произнес он, по-прежнему не глядя на Пашу, – что она значит?

– Долгая история, – коротко ответил Паша, глядя перед собой.

– Не хочешь рассказывать, значит? – после небольшой паузы произнес Степаныч, – ну, дело твоё. Это мне, старику, торопиться некуда, а ты еще молодой. Как там говорится: «Живи быстро, умри молодым, оставь красивый труп»?

Паша молчал. Степаныч откинулся на стул и, взяв со стола пачку сигарет и костяной мундштук, вставил в него сигарету, затем взял мундштук в зубы и, чиркнув спичкой о коробок, прикурил, закрыв сигарету ладонями, как будто защищая пламя от ветра. Бросив коробок на стол, он произнес, не вытаскивая мундштук изо рта:

– Да, ты кури, Февраль, что ты сидишь как не родной?

Паша достал сигареты из куртки и прикурил, подвинув к себе хрустальную пепельницу.

– А ты знаешь, какое у меня погоняло было? – спросил Степаныч, прищурив глаза, глядя на Пашу.

– Знаю – Почтальон, – ответил Паша.

– А знаешь, почему?

– Нет, – ответил Паша и покачал головой.

– Дружок у меня был в интернате, Коля Сивый. Говорит он мне как-то: «Хочешь трёху заработать»? – (три рубля, значит). Я говорю: «Хочу, а что нужно сделать?». «А нужно, – говорит, – почтальоном поработать – пакет отвезти людям». Мне тогда только двенадцать исполнилось, а ему уже шестнадцать было. Для меня, пацана, деньги огромные – я согласился. Он мне этот пакет дает, а пакет запечатанный, что в пакете – не знаю. Приношу его, значит, людям, отдаю и хочу уйти, а они, значит, беглые – на хате гасятся от мусоров. «Погоди, – говорят, – не спеши, пацанчик». Открывают пакет, а там, значит, вместо денег – макулатура. Это я уже потом узнал, что они вместе со старшим братом Коли кассу взяли – их повязали, а его брат соскочил. Вот они за своей долей и пришли. Ну, брат Коли и послал его деньги передать своим кентам, а тот меня вместо себя отправил. Ну, они, значит, достают нож и говорят: «мы тебя сейчас, малец, по кусочкам резать будем, и по частям отправим обратно, ты-то, наверное, деньги не брал, но тех, кто такие новости приносит, пускают в расход». Я вижу, что моё дело худо, и понимаю, кто меня кинул. Говорю им: «дайте мне сутки – я вам деньги принесу». Не знаю, то ли я убедил их, то ли мне шанс решили дать, но вернулся я в эту же ночь в интернат и подкрался к Коле, который спал. Приставил заточку к горлу и говорю: «а ну, пойдём со мной в туалет, заорешь – сонную артерию перережу, а потом истыкаю ножом». Увел его, значит, в туалет и начал пытать – порезал его хорошо тогда. Но зато он сознался и рассказал, где деньги спрятал. Я в эту же ночь деньги и отнёс на хату. Ну, а когда вернулся, то поехал по этапу, а Коля Сивый инвалидом так и остался на всю жизнь. После этого кликуха эта и прилипла ко мне.

Паша молча слушал, глядя перед собой. Степаныч, после непродолжительной паузы, продолжил:

– То, что ты приехал сюда, а не ломанулся, уже говорит о тебе с хорошей стороны. И я с тобой не первый день работаю, и пока серьезных косяков от тебя не было. Я же поручился за тебя пред людьми. С меня они не спросят – кишка тонка, а вот репутацию могут подпортить. Я мог бы им сразу тебя слить, но ты мне нравишься, Февраль. Кто бы тебя ни кинул – конкуренты, мусора – это твои головняки. Я тебе деньги передал – ты должен был передать людям. Но люди сыграли в жмурки, денег нет, а ты на изоляторе торчишь – это многих в городе напрягает. Сейчас вокруг завода большие мутки намечаются. И такие косяки никому не нужны. Если это не разрешится в ближайшие дни – польются реки крови. И первая голова полетит твоя – но я верю, что ты найдешь решение.

Степаныч сделал долгую паузу. Потом вновь закурил и продолжил:

– Они мне дали три дня. После этого я тебя объявляю, и ты сам по себе. Найди эти деньги, Февраль, а захочешь встать на лыжи – до самой смерти будешь ходить и оглядываться. Разве это жизнь? Всё, Февраль, иди с Богом.

Последнюю фразу он договорил, снова упершись взглядом в доску, взявшись за виски пальцами. На одном пальце сверкнул большой золотой перстень с короной.

Паша встал, молча вышел из комнаты и пошёл искать Артёма. Тот в это время возле бара трепался с девушкой, сверкая улыбкой. Девушка непрерывно смеялась. Паша подошёл к Артёму.

– Артём, поехали, – коротко сказал он.

– Всё, Анжела, пока, – позвони мне, – сказал Артём девушке, и они под её пристальным взглядом направились к выходу.

4

По дороге в город Артём спросил Пашу:

– Куда тебя подбросить?

– Давай к ресторану, где меня менты взяли, у меня тачка там осталась, – ответил Паша.

– Без проблем, а что делать будешь?

– У меня, Артём, выбор не велик – или ломиться в бега, или искать бабки, – вновь ответил Паша и, помолчав немного, продолжил: – В первом случае, как подметил Степаныч, – это жить в постоянном страхе. Да, можно новую ксиву сделать, уехать ближе к центру и затеряться в большом городе, но…

Паша задумчиво смотрел в окно на промышленную зону за окном, примыкающую к заводу: огромные корпуса, железнодорожные линии, ремонтные мастерские.

– Мне интересно, кто завалил этих четверых, взял деньги и тем самым подставил меня? – продолжал Паша. – Ведь Роберт не будет там сидеть и ждать, когда за ними придут, значит, как только я отдал ему кейс, потом сел в машину и уехал, киллер вошел и завалил его и его телохранителей.

– А мог войти, когда ты был еще там, – подхватил мысль Артём, – но он дождался, когда ты уедешь, чтобы можно было повесить на тебя.

– Верно, – продолжил Паша, – значит, это был не какой-то залетный гастролер, а он должен был знать меня. Выходит, это кто-то из своих.

Паша еще некоторое время молчал.

– Из разговора со Степанычем я понял, что эти деньги – только первая часть большой сделки, – вдруг произнес он, будто размышляя вслух.

– В смысле? – Артём посмотрел на Пашу.

– Тёма, у тебя вроде есть какие-то знакомые в администрации города? – Паша посмотрел на него.

– Ну, как знакомые, – ответил Артём, улыбнувшись, – я с одной дамочкой шашни кручу, а она замужем за каким-то там депутатом, – Артём покрутил рукой в воздухе, – хрен его знает, короче, кто он там…

– Ты закинь удочку, спроси, какие вокруг завода дела мутятся? – Паша вновь задумчиво посмотрел в окно. – Есть маза, что кто-то не просто хотел бабки прибрать, а хочет как-то помешать сделке по поводу завода.

– Ничего себе, – удивился Артём, – ладно, я попробую что-нибудь разнюхать.

– Я пока пообщаюсь с Мурадом, – всё так же задумчиво, как бы сам с собой, произнес Паша.

Артём удивленно посмотрел на Пашу:

– Паша, зачем тебе это надо? Степаныч уже за тебя с ним перетёр. Мурад человек взрывной – у него может переклинить, и он может ствол достать и шмалять начать.

– Слушай, Артём, когда речь заходит о таких делах, то тут концов не найдешь, и я, по сути, уже труп ходячий, поэтому мне терять нечего. Мне нужно спокойно разобраться со всем этим делом, не нарываясь на его головорезов. Может, он даст какую-то наводку.

– Ну, смотри, Паша, дело твоё, хочешь, я с тобой пойду? – предложил Артём.

– Спасибо, Тёма, я разберусь.

Они подъехали к ресторану, где была припаркована машина Паши. Серая Лада восьмой модели за несколько дней покрылась пылью и опавшими листьями. Паша сел в машину и завел двигатель. Артём вышел попрощаться.

– Может, все-таки сходить к Мураду с тобой? – спросил он, подойдя к открытой водительской двери Пашиной машины.

– Нет, Тёма, все нормально, не парься, – ответил Паша, включив стеклоочистители, которые стали сметать ворох листьев с лобового стекла машины. – Я найду тебя.

– Удачи, братан, – Артём подал руку Паше, и тот, пожав её, закрыл дверь и тронулся. Артём проводил взглядом уезжающую тачку и пошёл к своей машине.

Паша подъехал к дорогому ресторану, где любили отдыхать бизнесмены и бандиты города, особенно из кавказской диаспоры. В тамбуре ресторана его остановили двое охранников.

– Мест нет, столик заказывали? – спросил его высокий охранник в костюме, с пренебрежением оглядывая с головы до ног.

– Я к Мураду, – коротко ответил Паша.

– И что? – охранник явно был не расположен к гостям.

– Передай, что с ним Февраль хочет поговорить, – глядя прямо в глаза охраннику, твердо сказал Паша.

Тот повернулся ко второму охраннику, стоящему рядом, и что-то ему сказал на ухо. Тот, взглянув на Пашу, ушел внутрь ресторана. Охранник, широко расставив ноги, в упор смотрел на Пашу, но он отвернул голову и задумчиво смотрел туда, куда ушел второй.

Через пять минут второй вернулся.

– Пойдём, – сказал он, и Паша пошел за ним.

В просторном помещении ресторана царила атмосфера оживления. Все столики были заняты, играла громкая живая музыка, слышался смех и пьяные разговоры. Носились официанты с подносами и, покачивая бедрами, между столиков ходили стройные девушки. Охранник провел Пашу к барной стойке.

– Жди здесь – тебя позовут, – сказал он и удалился.

Паша заказал себе водки и посмотрел в сторону кабинок для особых клиентов. Возле одной из дверей стояли два здоровых чеченца в кожаных куртках, там, по всей видимости, находился Мурад. Выпив водки, он закурил сигарету.

Через минут десять из кабинки, где на двери стояла охрана, вышел парень лет тридцати и подошёл к барной стойке. Он был среднего роста, в кожаной куртке, крепко сбит, короткая прическа, темные волосы, и во взгляде, который он бросил на Пашу, было что-то суровое. Хмурое лицо, которое выражало презрение и вместе с этим какую-то обреченность, показалось Паше знакомым, но он не мог вспомнить, где он его видел.

Парень заказал водки и закурил сигарету. Паша задумчиво смотрел на него, и тот, почувствовав его взгляд, обернулся и, взглянув на Пашу, спросил:

– У тебя какие-то проблемы?

Паша молча смотрел на него, пытаясь вспомнить, где он его видел. В этот момент к нему подошел один из людей Мурада.

– Тебя Мурад зовёт, пойдём, – сказал он, и Паша, еще раз взглянув на парня в кожанке, пошел вслед за человеком.

Он вошёл в кабинку. За широким столом на мягких диванах сидело несколько человек, все чеченцы, с очень серьезными лицами.

Сам Мурад, мужчина лет тридцати, сидел во главе стола прямо напротив того места, которое освободили для Паши. Все молчали и смотрели на него.

– Присядь, короче, – сказал Паше боец, который его привел, и вышел из кабинки.

Паша сел за стол.

– Ты мне деньги принес? – нарушил наконец тишину Мурад.

– Нет, – ответил Паша.

– Тогда зачем здесь? – спросил спокойно Мурад. – Я с твоим Степанычем всё обговорил – он за тебя три дня выпросил, а ты приходишь ко мне. Приходишь без денег. Скажи мне, тебе заняться больше нечем?

– Мурад, – начал Паша, глядя прямо на него, – я на Степаныча не работаю. Но иногда что-то для него делаю. Он попросил меня приехать, взять кейс и отвезти Роберту. Что я и сделал. Но Роберта я не знаю и не знаю, какие у тебя с ним дела. И мне не нужно это знать. Поэтому я и выполняю такие поручения, как третье лицо – не заинтересованное. Что мне нужно от тебя – это больше информации про Роберта.

Паша закончил говорить. Мурад и люди за столом внимательно его слушали. Один, который сидел рядом с Мурадом, наклонился к нему и что-то начал говорить ему на чеченском. Мурад молча его слушал, и когда тот замолчал, он спросил Пашу:

– Ты сам как думаешь, кто это мог быть?

– Кто-то, кто знал меня, знал Роберта и знал про эту сделку, – сказал Паша и, сделав небольшую паузу, продолжил: – И еще кто-то, кто не хочет, чтобы срослись ваши дела вокруг завода.

– Откуда ты про эти дела знаешь? – спросил Мурад.

– Кто будет валить трёх хорошо вооруженных бойцов, когда можно завалить курьера на старте и спокойно забрать кейс? Тут очевидно, кому-то нужно было убрать Роберта и сделать так, чтобы все выглядело как грабеж. Поэтому мне нужно знать, кто в этом заинтересован?

– Степаныч мог это сделать? – вдруг задал встречный вопрос Мурад.

– Не исключено, – ответил Паша.

Мурад молчал, сидящий рядом человек вновь что-то начал говорить ему на ухо. Наконец Мурад заговорил:

– То, что ты приехал ко мне – хорошо. Не боишься. Но дело в другом. Я долго подбирался к Роберту, так как он выводил меня на нужных людей. Я полгода выстраивал эти отношения. Это большой бизнес – там многое делается на доверии. И теперь люди не хотят со мной работать, потому что им не нужны такие проблемы. На кону стоит крупный договор, и я представляю здесь интересы больших людей. Если мы спокойно не сможем расчистить дорогу для сделки, то через неделю начнётся война. И первыми под каток попаду я и Степаныч. Но я не думаю на него, это не его уровень. Крышевать киоски и стоянки это одно, а брать под опеку завод – совсем другое.

Мурад сделал небольшую паузу, затем продолжил:

– Попробуй прощупать через ментов, может быть, они здесь замешаны? У тебя осталось два дня по факту – потом меня вызовут на родину, а сюда приедут совсем другие люди. Я хотел приставить к тебе человека, но передумал – тебе можно доверять. Тебе дадут мой номер телефона – если нужно будет моё вмешательство – звони сразу мне. Не Степанычу, а мне. Теперь иди.

Паша встал из-за стола и кивнул Мураду и вышел из кабинки. Парня возле барной стойки уже не было. Вслед за ним вышел один из людей Мурада и дал ему листок с записанным на нём номером телефона.

Паша вышел на улицу и сел в тачку. Было уже поздно, но его волновал ещё один вопрос, который нужно было решить безотлагательно. Он завел машину и поехал к Светке.

5

Было уже ближе к полуночи, когда Паша припарковался возле пятиэтажной хрущёвки. Возле подъезда кучковалась компания молодых людей. Двое сидели на спинке скамейки, один играл на гитаре и пел дворовую песню. Вокруг толпились еще несколько человек – парни и девушки шестнадцати – восемнадцати лет. Парень отчаянно бил по струнам и громко орал песню:

– Туманный вечер на город опуститО,

Погасли свечи, и дело шитО-крыто,

Укутав плечи, гуляют сеньоритЫ,

С туманным взором и строго по тарифу.

В магнитофоне кассета Челентано,

А мы на съеме и снова пьянЫ, пьянЫ,

Давайте деньги – очищены карманы,

В кармане «Camel» и три пакета плана…

Паша закрыл машину и, когда проходил мимо компании, один из парней обратился к нему:

– Сигаретки не найдется?

Паша молча достал пачку и протянул пареньку.

– Можно две, не в падлу? – начал наглеть парень.

– Оставь себе, – ответил Паша и махнул рукой, заходя в подъезд.

– От души, – услышал он вслед, и сразу за этим послышались другие молодые голоса:

– О, покурим?

– Давай делись…

Паша поднялся на третий этаж по лестнице среди гор мусора – бычков, бутылок и битого стекла. Обшарпанные стены были исписаны похабными надписями и простыми граффити. Он остановился возле двери, обитой коричневым кожзаменителем, и нажал кнопку звонка. Внутри квартиры раздался дребезжащий звук. Никто не откликался. Паша позвонил ещё раз.

– Сейчас, – послышался женский голос.

Через минуту он услышал, как ключ поворачивается, и из-за приоткрытой двери показалось лицо девушки лет двадцати пяти с растрепанной прической и заспанными глазами, запахивающей на себе старый домашний халат.

– А, Паша, это ты? – произнесла девушка, и её лицо приняло спокойное выражение. – Что ты так поздно?

Паша вошёл в квартиру и прикрыл за собой дверь. Судя по обстановке, хозяева жили бедно: старая обшарпанная мебель, грязные обои и закопченные от времени потолки, по полу валялись детские игрушки, а в коридоре на импровизированных бельевых веревках сушилось детское бельё. В квартире стоял запах еды, детских пеленок и забитой канализации.

– Проходи, Паша. Чай будешь? – сказала девушка, заходя на кухню и закуривая сигарету. – А я детей укладывала и уснула сама. Потом сквозь сон слышу звонок, думаю, Ромка пришел, но у него ключи свои есть – кто это, думаю?

– Слушай, Света, где Рома? – спросил Паша, встав в дверном проеме и подперев плечом косяк двери.

Света вновь изменилась в лице – оно вдруг приняло испуганное выражение.

– А я тебя хотела спросить? – проговорила онА упавшим голосом. – Он три дня тому назад ушёл из квартиры и так и не появлялся. Сказал, что у него с тобой дело. Ты разве не видел его?

– Три дня назад? – Паша задумался. – А что он еще говорил?

– Сказал, что ты его берёшь с собой, – ответила Света. На её симпатичном, но усталом лице отразилась тревога. – Говорил, что с тобой работать будет. Что-то случилось, Паш?

Паша молчал, уставившись в невидимую точку в пространстве и думая о своём.

– Господи, только бы он опять не принялся за старое, – протянула Света, с сигаретой во рту ставя чайник на плиту и включая газ. – Поскорей бы уже Костя вышел из тюрьмы. Как думаешь, получится ему по УДО выйти?

Паша некоторое время молча думал, нахмурив брови. Наконец он очнулся:

– Ну а ты как, дети как? – спросил он, оглянувшись на жуткую атмосферу бедности. Костя был его другом, которого посадили четыре года назад, и теперь решался вопрос условно-досрочного освобождения. Света одна растила их двух детей и еще присматривала за своим младшим братом Ромой, которому было семнадцать лет и который постоянно ввязывался в неприятности.

– Да как, нормально. Вот дети заболели – у них в садике не топят, а на улице уже холодно. Взяла на работе отгул за свой счёт, Ахмед говорит, что еще раз не выйдешь на работу – уволю. Рома вон ПТУ бросил, там хоть какую-то стипендию получал, а сейчас, если он опять за старое возьмется – я не знаю, как быть тогда?

Говоря все это, Света выключила кипящий чайник и налила в кружку кипяток, бросив туда чайный пакетик.

– Сядь, Паш, – обратилась она к нему. – Попей чай, я шарлотку сделала. Что-то ты выглядишь уставшим. У тебя всё хорошо?

– Нет, спасибо, Свет – я поеду, – произнес Паша и подошёл к Свете, протянув руки, чтобы обнять.

– Ну ладно, смотри сам, – произнесла Света и, прижавшись к его груди, вдруг разрыдалась.

– Ну все, все, Света, успокойся, – Паша прижал её к себе. Света содрогалась всем телом – какая-то боль, давно сидевшая внутри, неожиданно вышла наружу, и она уже была не в силах её успокоить.

– Как я устала, Паша, от всего этого, ты бы знал, – дети, Ромка, эта работа проклятая, за квартиру нужно платить, дети растут – не успеваю им одежду покупать, сама откладывала деньги на сапоги новые, старые уже три раза в ремонт носила, а тут квитанция пришла – «не оплатите задолженность, свет выключим», я думаю: вот Костя там отдыхает, а я одна уже четвертый год, и сил нет, брошу его и выйду замуж, а потом понимаю, что и ему там тоже несладко живется, если сейчас Ромку еще посадят, одному передачки ношу, второму начну носить, что за жизнь такая?

Наконец она успокоилась и, вытирая слезы, закурив новую сигарету, села за стол.

– Ладно, Паша, извини – ты и так нам много помогаешь, я тут еще со своим нытьем, – сказала она, не глядя на него. Паша вспомнил, какой она была красавицей четыре года назад. Они с Костей тогда хорошо наварились на ограблении магазина, но все деньги потом ушли на адвокатов и на взятки. Светка за четыре года быстро сдала – начала курить, появились синяки под глазами, этот драный халат еще…

– Ладно, Свет, не переживай – все хорошо будет, – попытался успокоить он её. – Ромку я найду.

– Да, Паша, найди его, пожалуйста, – она умоляюще посмотрела на него. – Он же во всём тебе хочет подражать, но он же молодой и дурной еще.

– Ладно, я на днях деньги завезу, – Паша подошёл и поцеловал её в лоб. – Закрой дверь – я поехал.

Паша приехал домой поздно. Войдя в квартиру, он включил свет в прихожей, но тут же выключил и, при свете уличных фонарей, которые частично освещали квартиру, Паша скинул куртку, ботинки и, пройдя в комнату, не включая свет, сел на диван.

«Надо принять душ», – подумал он и начал представлять, что будет делать завтра. Нужно найти Ромку, а потом начать пробивать через ментов по поводу убийства. У него осталось два дня. Потом найдут, посадят в подвал и будут пытать до последнего. Кто же его подставил? Мурад прав – всё указывает на Степаныча. Он через своих людей деньги не стал передавать Роберту – воспользовался посредником. Если деньги, исполнители и заказчики не найдутся, то следом за Пашей полетит голова Степаныча и много ещё кого. Будет война. Степаныч хоть и вор в законе, но ему не потягаться с Кавказским землячеством – в последние годы они взяли под крышу крупные предприятия и вот подбираются к заводу. И кто-то им мешает. Возможно, менты – они тоже в последнее время активизировались: игорный бизнес, подпольные казино, проституция и теперь вот хотят выйти на крупную рыбу.

Паша достал сигареты из куртки и закурил. Он попытался вспомнить события четырехдневной давности. Накануне Артем передал ему от Степаныча, что для него есть работа – передать кейс с деньгами. Обычное дело – он это делал регулярно: передавал кейс, перегонял машину и никогда не спрашивал о содержимом. За это и платили хорошо – риск был огромный, но для таких случаев нужен человек, который не знает, что внутри, и не задает вопросов. В тот же вечер он встретился с Ромкой и сказал ему адрес, где должна была состояться передача. Он хотел показать пацану, как делаются такие дела. Место встречи было выбрано странное, и непонятно, кто его выбирал – заброшенные деревянные бараки на окраине города, где живут одни бомжи и наркоманы. Но Ромка к условному времени не явился, и Паша, взяв кейс, вошёл в барак. Возле входа уже стоял Крузак Роберта. Он сказал Роберту код замка, и тот, открыв кейс, пересчитал деньги. Паша запомнил, что люди Роберта не спускали с него глаз – они не были похожи на бандитов, скорее всего бывшие военные.