Слэпшот
© Хоуп А., текст, 2026
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2026
Посвящается моим читателям, которые однажды впустили «Орлов» в свои сердца
Данная книга является спин-оффом цикла «Орлы». Она расскажет нам о дочери главных героев «Аккорда». История полностью самостоятельная, но для того, чтобы лучше понять все отсылки, рекомендую ознакомиться с книгой «Аккорд», а еще лучше – с циклом «Орлы» полностью.
Глава 1
SABRINA CARPENTER – LOOKING AT ME
Видите эту блондинку в розовой шелковой пижаме?
Да, она немного напоминает Эль Вудс из «Блондинки в законе» сразу же после того, как тот придурок Уорнер сказал ей, что для него она недостаточно хороша.
Так вот, это я, единственная и неповторимая неудачница Элизабет Морган, которая последние пятнадцать минут только и делает, что рыдает и разбрасывает повсюду носовые платочки.
Мудак.
Лживый. Кусок. Дерьма.
Да как он посмел?!
Швыряю телефон на кровать и, прикрыв веки, издаю громкий стон отчаяния. Лежащая на подушке Анджелина тут же подрывается на лапы и принимается лаять, виляя при этом хвостом. Тянусь к своей чихуахуа и беру ее к себе. Она смотрит на меня так, словно тоже чувствует предательство ублюдка, на которого я потратила целых три недели своей драгоценной жизни.
– Мы должны показать этому кретину, что он потерял, – со знанием дела докладываю Анджелине, лижущей мне щеку. – Он еще пожалеет, что предпочел эту хоккейную зайку мне.
Анджелина звонко лает в знак согласия, пока я обдумываю коварный план мести. Среди всех безумных идей, которые буквально за несколько секунд промелькнули в моих мыслях, я выбираю самую, на свой взгляд, забавную. Ведь, как я убедилась, этот придурок Ноа очень даже любит веселье. А мне в веселье нет равных.
Вместе с Анджи подрываюсь на ноги и иду в гардеробную. Усадив Анджелину на розовый пушистый пуф, осматриваю несколько десятков своих розовых платьев, чтобы выбрать самое откровенное – лучшая приманка для этих пубертатных хоккеистов из «Ракет Нью-Йорка».
Шелковый пеньюар лужицей падает вокруг моих босых ног. Натягиваю на себя ультракороткое платье цвета фуксии из креп-атласа, которое подчеркивает мою большую грудь. Хотя подчеркивает – немного не тот глагол. Скорее – из этого корсета она просто вываливается.
То, что нужно.
– Великолепно. – Провожу ладонями по своим бедрам, крутясь перед зеркалом. – Что скажешь, Анджи?
Да, я разговариваю со своей собакой. И поверьте, она понимает меня гораздо лучше многих мужчин.
Лай Анджелины звонко звучит в тишине, что означает согласие, и я опускаю ее на пол, чтобы вместе с ней заняться макияжем. Гляжу на свое отражение и коротко выдыхаю, предвкушая то, каким будет выражение лица Ноа, когда я воплощу свою месть в действие.
Первым делом розовым бантом убираю волосы от лица, после чего умываюсь, чтобы избавиться от черных разводов под глазами. Потом накладываю толстый слой тонального крема, делаю контуринг, не забываю о румянах, черной подводкой рисую себе идеальные стрелки и, наконец, наношу на губы розовый блеск для губ со вкусом персика. Мой любимый. Напоследок убираю с головы повязку и провожу несколько раз расческой по своим длинным светлым волосам, брызнув у корней лаком для волос с блестками, чтобы создать объем.
Заключительным штрихом является правильный подбор обуви. Мужчины просто обожают педикюр. И даже не пытайтесь убедить меня в обратном. Останавливаю выбор на золотистых босоножках с высокими шпильками, усыпанными стразами. Наклоняюсь, чтобы застегнуть их на лодыжке, и еще раз осматриваю свой полный образ в зеркале.
– И снова – великолепно. – На губах появляется широкая улыбка.
Выхожу из гардеробной и направляюсь на кухню. Анджи бежит за мной, радостно виляя хвостом.
Говорю же, она чувствует, что сейчас мы повеселимся.
Из холодильника достаю коробку тарталеток с ягодами и творожным кремом. С горя купила их в популярной нью-йоркской кофейне по соседству и все равно не съем, учитывая тот факт, что после ухода из фигурного катания моя физическая активность уменьшилась и следить за лишним весом стало гораздо сложнее. Другой рукой я подхватываю Анджелину и выхожу из квартиры, направляясь в соседнюю.
Пока иду, стук моих шпилек о плитку эхом проносится по коридору. Остановившись у квартиры под номером восемьдесят восемь, делаю глубокий вдох.
Я не фанатка придурка, который живет за стеной, но ради мести Ноа я готова притвориться, что сосед очень даже мне нравится.
Сердце бешено колотится в груди, а ладони потеют.
Это… предвкушение. Азарт. Великолепное чувство.
С улыбкой стучу по двери, оглушенная пульсом в висках. Когда она распахивается, я вижу перед собой парня, которого избегала всю школу. Гаррет Пратт был отвратительным бабником и тем, кого я без раздумий бросила бы на съедение бедным голодающим собакам.
И только вдумайтесь, насколько я зла, раз готова пожертвовать собой и своими принципами, чтобы вывести из себя своего бывшего парня!
А все потому, что этот самый Гаррет – капитан «Ракет Нью-Йорка», первый номер драфта, лучший защитник НХЛ три года подряд, а еще – главный конкурент Ноа в битве за капитанскую повязку. Вот почему последний будет безумно зол, когда увидит меня со своим капитаном.
– Привет! – наигранно восклицаю я с широкой улыбкой. – Знаешь, я слышала, что в Нью-Йорке принято приветствовать своих соседей какой-нибудь выпечкой, чтобы сблизиться. И вот поэтому я здесь!
Хихикаю, как последняя идиотка, с придыханием. Уверена: Гаррет – тот еще альфа-самец, который обязательно клюнет на все это.
– Это тебе. Вкуснейшие тарталетки с малиной и творожным кремом. Ноль калорий. – Протягиваю ему пакет с коробкой, лучезарно улыбаясь.
Гаррет хмурится, вскидывая темную широкую бровь, и прожигает меня яркими голубыми глазами. Он выше меня на целую голову, даже несмотря на то что я на высоких каблуках. Из-за этого мне хочется спрятаться, ведь я ощущаю свою уязвимость. Но я должна придерживаться плана, а потому не подаю вида и продолжаю держать коробку в вытянутой руке.
– Оставь себе, – грубо говорит он и захлопывает перед моим носом дверь.
Ну что за мудак.
Объявляю двадцать девятое октября официальным праздником – Днем мудаков, поскольку сегодня мне слишком на них везет.
Я это так не оставлю.
Стиснув зубы, наношу еще один удар по двери. И еще один. И так несколько раз. Прежде чем темноволосый кретин снова не распахивает ее передо мной.
– Предлагаю забыть все наши прошлые разногласия, – мило улыбаюсь я. – И начать все сначала, ведь теперь мы соседи.
– Неинтересно, Лиззи, – бросает он и опять пытается закрыть перед моим носом дверь.
Но я успеваю вставить ногу в щель и не позволяю ему это сделать.
Оттолкнув дверь, прохожу внутрь, тут же всучив пакет стоящему с недовольным лицом Гаррету, и наклоняюсь, чтобы спустить на пол Анджелину. Выпрямившись, скрещиваю руки на груди и встречаюсь взглядом с придурком соседом.
– Я всего лишь принесла тебе тарталетки, – дую губы я.
– Чего ты на самом деле хочешь?
– Я же сказала! – невинно хлопаю ресницами. – Решила, что мне пора познакомиться с соседями поближе.
– Спустя месяц после переезда?
– Ой, – ахаю я. – Уже месяц? Как быстро летит время!
– Заканчивай эту комедию. Что тебе нужно? У тебя овуляция? Хочешь, чтобы я сравнил, что вкуснее: эти тарталетки или твоя кис…
– Ты как был кретином, так и остался, – рычу я, закрывая ему рот ладонью.
Гаррет делает шаг назад, все еще сверля меня взглядом. Клянусь, еще немного и у меня появится дыра во лбу. Мой косметолог точно будет не в восторге.
– Зачем ты так вырядилась? У тебя сегодня смена в стриптиз-клубе?
– Нет, твоя младшая сестренка отказалась меняться со мной сменами, – парирую я.
Замечаю, как играют желваки на его лице, а затем у него с губ срывается шумный вздох. Двумя шагами он сокращает расстояние до двери и распахивает ее.
– Проваливай. И свое волосатое чудище не забудь забрать, пока оно не нагадило здесь.
– Это она. И ее зовут Анджелина. И Анджелина тебя слышит, так что выбирай выражения.
– Это собака, Лиззи.
Ну говорю же – ублюдок. Самый настоящий.
Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не выйти из роли и не закатить глаза. Но миссия уже провалена, поэтому я иду к двери и захлопываю ее. Вернувшись к Гаррету, вижу на его лице недоумение.
– Я уйду, если ты сделаешь то, чего я хочу.
– А чего ты хочешь?
– Твоя сестренка выложила видео из бара, на котором Ноа засовывает ей в глотку язык, – не сводя с него взгляда, выдаю я.
– А ты что, думала, что Ноа из тех парней, кто мечтает о светлой и чистой любви до гроба? – усмехается придурок. – Только не говори, что ты уже выбрала свадебное платье.
– То есть тебя не смущает то, что он спит с твоей сестренкой?
– Кортни моя сводная сестра. Точнее – дочь новой жены моего отца. Так что мне нет дела до того, с кем она трахается. Пусть хоть переспит со всей нашей командой. Главное, чтобы не со мной. Мой член для нее под запретом.
– Фу, – морщусь. – Ты ужасен.
– А я этого и не отрицаю. Так что, если ты пытаешься меня соблазнить, не стоит.
– А, может, не стои́т? – фыркнув, выделяю ударением букву И.
Гаррет шагает ко мне вплотную, и мое сердце норовит выпрыгнуть из груди. Его темные волосы мокрые после душа, и от него исходит древесный аромат геля, который окутывает меня с головой, заставляя дрожать.
– Стои́т. Но точно не на девушек, которые уже попрыгали на члене других хоккеистов. Я никогда не подбираю за кем-то, тем более за Ноа. Вся раздевалка в курсе ваших утех.
– Какой же ты мудак.
– Рад, что до тебя наконец дошло. Дверь позади тебя.
– Я не собираюсь с тобой спать. Мне нужна твоя помощь, – позабыв о гордости, говорю я. – Я хочу разозлить Ноа.
– А я тут при чем?
– Притворись моим парнем. Ноа ненавидит тебя.
И я теперь тоже. Но об этом я умолчу.
По квартире Гаррета проносится его громкий смех. Он запрокидывает голову и хохочет так звонко, что мне все же приходится закатить глаза.
– Что смешного я сказала? – устало выдыхаю я.
– Ты рехнулась?
– А в чем проблема? Меня мечтает заполучить каждый придурок в «Ракетах».
– Но ты выбрала Ноа.
Звучит как упрек.
– Все мы совершаем ошибки, – пожимаю плечами я.
– Я – нет.
– О, ну конечно, – язвлю я. – Наш мистер Идеал.
– Мне не нужна ошибка в виде тебя, Лиззи. Я не трахаюсь с хоккейными зайками.
Он что, назвал меня хоккейной зайкой?!
– Так что проваливай из моей квартиры.
– Ты что, назвал меня хоккейной зайкой? – Я открываю от негодования рот.
– Да, рад, что ты хорошо слышишь. Раз ты услышала это, то и последняя часть фразы не прошла мимо. Дверь позади тебя.
Ублюдок.
Звонко стуча каблуками, я прохожу вперед и зову Анджелину. Увидев мое разгневанное лицо, она бежит ко мне, но замирает возле дивана в гостиной и мочится Гаррету на ковер. Позади доносится стон придурка, пока я победно улыбаюсь и следом за Анджи вылетаю в коридор, громко хлопнув дверью напоследок.
Глава 2
GEORGE BARNETT – STONE COLD CLASSIC
Мэттью Дэвис меня ненавидит. И не только меня. Он презирает население планеты в целом. Кроме, вероятно, своей девушки. И, возможно, своих детей. Но последнее – спорно.
Подъезжаю к бортику, пытаясь отдышаться, пока по лицу струится пот. Эта тренировка чем-то напоминает попытку выжить в «Голодных играх». И сейчас я действительно уважаю Китнисс.
– Еще раз, – громыхает голос тренера, и я даже не закатываю в этот момент глаза, ведь у меня нет сил.
Нет, я понимаю, что лишь благодаря ему молодежная команда «Орлов» несколько раз становилась чемпионом – парни ведь просто до смерти боялись гнева тренера Дэвиса. Что ж, регулярный чемпионат начался меньше двух недель назад, а я уже тоже боюсь узнать, каким он бывает в гневе. Что, если он – как каннибал? Учитывая его ненависть к людям.
Возвращаюсь назад, чтобы в сотый раз за тренировку сделать ускорение с колен, а заодно и помолиться за здравие собственных ног. К ускорениям тут же прибавляются резкие торможения по свистку, а потом и виражи с подсечками. От последних уже дергается глаз.
Наконец тренер Дэвис решает, что он все же эмпат и у него присутствует чувство сострадания, пусть и очень глубоко спрятанное, и дает команду переходить к броскам.
Упражнение на отработку броска лишь одно: это и есть сам бросок. И в этом я определенно хорош. Я один из лучших атакующих защитников НХЛ. Но не могу сказать, что обязан успехом лишь удаче или воле случая. С трехлетнего возраста я буквально живу на льду, выкладываясь при этом на полную. Чтобы стать лучшим, как я, необходимо много работать. Даже когда уже нет сил, как сейчас. Даже когда хочется сдохнуть, опять же как сейчас. И даже когда кажется, что все это зря. Поскольку у всех бывают неудачи. И для того, чтобы стать победителем, нужно просто нагнуть эту самую неудачу и доказать самому себе, что ты можешь все.
Возвращаться на лед после межсезонья в этот раз было труднее всего. Мы вылетели из плей-офф, а потому дольше положенного страдали в межсезонье ерундой. И теперь расплачиваемся за это. Наш новый тренер и в самом деле, кажется, наказывает нас за то, что мы отдыхали слишком долго. Как будто это команда виновата, что наш вратарь получил травму в середине сезона, а потому мы впервые за много лет оказались в заднице турнирной таблицы.
Впрочем, все это неважно. Мэттью Дэвис – легенда «Орлов Лос-Анджелеса». И я как никто другой знаю, что он очень хорош, ведь он буквально вырастил меня как хоккеиста. Именно он был рядом со мной, когда я падал. И он же гордился мной, когда я поднимался.
Но я ушел из «Орлов» уже пять лет как. И мне хочется верить, что за эти годы он не стал психопатом и действительно знает, что делает, а не просто угорает над нами, снова и снова доводя до изнеможения.
Когда после тренировки мы с командой заходим в раздевалку, хочется сдохнуть. Никто не произносит ни слова, ведь, клянусь, говорить просто нет сил.
Сажусь на скамейку и вливаю в себя пол-литра воды залпом. Не то чтобы это как-то поможет мне захотеть жить, но я хотя бы смогу сказать, что сделал все, что мог.
Какое-то время я сижу, глядя в одну точку перед собой, а затем все же принимаюсь снимать с себя тяжеленную кипу.
– Ну что, кэп, – обращается ко мне наш вратарь Льюис. – Как тебе наш новый тренер? Прости за тавтологию, но я уже могу называть тебя «выжившим», раз ты уже был у него в «Орлах» и выжил?
Пронзаю его гневным взглядом, поскольку у него какого-то хрена есть силы шутить, и, проигнорировав его, прохожу в душевую. На следующей тренировке нужно будет пробить по воротам раз так сто.
Всегда интересовал вопрос, кто в здравом уме вообще захочет быть вратарем? Вот, кстати, теперь вы понимаете, почему я сомневаюсь в адекватности Мэттью Дэвиса – он же вратарь. Вес нашей экипировки и так добавляет определенных трудностей и дополнительной выносливости на льду, что уж говорить о защите вратарей. Я вообще не понимаю, как они могут двигаться.
Отбрасываю бестолковые мысли, захожу в душевую и тут же встаю под напор холодной воды, мечтая, что она приведет меня в чувство. Все тело ноет, а мышцы ломит после слишком большой нагрузки, ведь утром у нас уже была тренировка в зале. И, кажется, мой организм не был готов к подобному.
Простояв в душе некоторое время, с шумным выдохом выхожу и обматываю полотенце вокруг бедер. Слышу, как по раздевалке проносятся голоса, и среди них различаю до боли знакомый. Зажмурившись, стискиваю зубы, матерясь при этом про себя.
Какого хрена она здесь забыла?
Оказавшись в раздевалке, вижу, с каким интересом команда разглядывает Лиззи. На ней нежно-розовые твидовые шорты, которые я бы назвал скорее трусами, укороченный топ с огромным декольте, из которого, как обычно, вываливаются ее огромные сиськи, вдобавок еще и натертые какими-то блестками, а на длинных загорелых ногах – босоножки на толстом каблуке. По ее плечам струятся локоны светлых волос, а в руках – сумочка с ее псиной.
Заметив меня, Лиззи широко улыбается. Ее губы сегодня алого цвета, и, когда она раскрывает их, у меня начинает вставать.
Ненавижу ее за то, что она так действует на меня. И ненавижу себя. Опять же за то, что она так действует на меня.
– Сладусик! – вдруг кричит Лиззи, обращаясь ко мне, и стояк как рукой снимает.
Сладусик?
– Ты, наверное, так устал на тренировке, забивая все эти шайбы. – Подойдя ко мне и положив ладонь на мой голый торс, она громко шепчет на ухо так, чтобы при этом все услышали: – Но ты ведь не прочь забить еще и мне, правда?
Лиззи отстраняется и начинает глупо хихикать, прикидываясь дурочкой, чего я искренне не понимаю. Невинно хлопая глазами, она проводит ноготками по моему прессу, наслаждаясь тем, как по нему проносятся мурашки, и широко улыбается.
Я уже говорил, что ненавижу то, что она меня возбуждает?
Кажется, в ближайшем будущем придется повторять это слишком часто.
Обычно во время сезона я ни с кем не трахаюсь. Я должен быть сосредоточен. Сезон начался меньше двух недель назад, и не то чтобы я уже умирал от воздержания. Так какого черта тогда у меня стоит?
– Куколка? – недоверчиво спрашивает появившийся из душевой Ноа.
– Ой, котик, привет. Ты получил мое сообщение? – Лиззи переводит на него взгляд, не убирая своей ладони от моего мокрого пресса.
– Что за сообщение? – хмурится Ноа, даже не пытаясь спрятать полотенцем свой член.
Придурок.
С широкой улыбкой Лиззи достает из сумочки телефон и что-то быстро печатает своими длинными ярко-розовыми ногтями, а затем восклицает:
– Готово, пупсик!
Ноа берет свой телефон, и меж его бровей появляется складка.
– Мы расстаемся?!
Его интонация меня смешит.
– Упс. Познакомься с моим новым парнем. А… – Она прикрывает рот ладонью и в очередной раз глупо смеется. – Вы же знакомы.
Пытаюсь взглядом передать ей вопрос «какого хрена ты делаешь», но мне прекрасно известен ответ. Лиззи определенно знает, что я хороший капитан и не закачу истерику в раздевалке. И в отличие от ее бывшего придурка я никогда не стану выяснять отношения на людях.
Сейчас я в безвыходном положении, ей это известно. И мне это известно. И от этого не легче. Но стоит мне увидеть в дверях тренера, мои губы расплываются в ехидной улыбке. Остается надеяться на то, что сейчас он вышвырнет ее из раздевалки.
– Лиззи? – хмурится он, заметив ее. – Это мужская раздевалка.
– Жду тебя на парковке, сладусик. – Лиззи коротко целует меня в губы, заставляя тем самым широко распахнуть глаза и меня и всех присутствующих, после чего, громко стуча каблуками, идет к Мэттью Дэвису.
Я не слышу, о чем они говорят, но, вопреки моим ожиданиям, он вдруг ей улыбается.
Стою, раскрыв рот, озадаченный происходящим.
У него заклинило мышцу? Ну не может он улыбаться. Тренер, которого я знаю, убил бы ее одним взглядом.
Лиззи, очевидно, искренне забавляет моя реакция. Она перебрасывается с Дэвисом парой фраз, а затем подмигивает мне и выходит из раздевалки, виляя бедрами.
Какого хрена?!
– Чего застыли? Вечером жду вас в зале, – громыхает голос тренера, и каждый из нас в очередной раз хочет умереть.
– Но у нас же уже было две тренировки, тренер? – разводит руками Фолкнер, наш нападающий.
– Я, по-твоему, не умею считать? – вскидывает бровь Дэвис, от чего мои волосы встают дыбом. – В восемь вечера.
И вот я снова хочу сдохнуть.
Вот только теперь к этому желанию прибавилось еще одно: придушить собственными руками Элизабет Морган.
Глава 3
DON LOUIS, SOPHIA SCOTT – SHE'S TROUBLE
Выйдя в холл дворца, вижу громко смеющуюся Лиззи, которая что-то обсуждает с менеджером нашей команды.
Майкл маленького роста, он носит парик и точно никогда не слышал о существовании спортзала. А еще он прямо сейчас зальет все вокруг своими слюнями от одного лишь взгляда на блондинку перед собой.
Уверен, Лиззи знает, что делает. Эта девушка даже невинную беседу превращает в флирт. Сейчас она увлеченно жестикулирует с лучезарной улыбкой, пока я едва ли не киплю от злости.
– Детка! – Стараюсь сделать интонацию ласковой, чтобы все вокруг не поняли, как сильно я хочу ее убить.
Лиззи поворачивается ко мне, вскинув бровь и на мгновение отбросив маску, но тут же снова вживается в роль тупоголовой блондинки и обращается к Майклу:
– Ой, я была очень рада увидеться, Майки. Но мне пора. Моему суровому парню не терпится меня отшлепать. – Она хихикает, в очередной раз глупо прикрывая рот ладонью, а я лишь пытаюсь сдержаться и не закатить глаза.
– Майкл, – сдержанно приветствую его я, пожимая ему руку, и тут же отхожу от него в сторону.
– Сладусик, я уже тебя заждалась. – Лиззи вешается на мою руку, пока мы идем на выход. – Ты можешь идти помедленнее? Анджи может укачать.
Теперь, когда вокруг нет зрителей, я позволяю себе закатить глаза. Обхватываю пальцами Лиззи за локоть и тащу через всю парковку к своей «Тесле».
– Ты делаешь мне больно, – шипит Лиззи.
Ослабляю хватку.
– Тогда иди быстрее сама.
Разблокировав автомобиль, я сажусь на переднее сиденье, а Лиззи так и остается стоять. Я развожу руками, глядя на нее через окно, и вижу ее недовольный взгляд. Открыв окно, интересуюсь:
– Твоей псине что, нельзя кататься в машине? Или все дело в тебе? Тебе нужно переварить то, что у некоторых парней бывают нормальные тачки, а не разваливающиеся «Ауди ТТ», как у всех твоих бывших?
Лиззи стискивает зубы и шипит:
– Да пошел ты.
Она резко разворачивается и направляется обратно ко дворцу.
Твою мать.
Давлю на газ и подъезжаю к ней так, чтобы перегородить путь.
– Садись в машину! – рявкаю я в открытое окно.
– Попроси вежливо.
– Садись в машину, Лиззи. Пока я не затолкал тебя в нее.
– Это не вежливо!
– Лиззи… – начинаю терять терпение.
– Открой мне дверь. И попроси вежливо! – злобно рычит она.
Выругавшись, выхожу из машины и тащу Лиззи за локоть к пассажирской двери. Усадив ее на сиденье и пристегнув вместе с вонючим комком волос в ее сумке, я наконец-то возвращаюсь на свое место.
– Ты ведешь себя как истеричка.
– Ты ведешь себя как мудак.
Будто бы соглашаясь с Лиззи, ее псина вдруг начинает на меня лаять.
Господи, я что, серьезно только что построил теорию, что это волосатое чудище что-то понимает?
Крепче сжимаю руль, а заодно и челюсти, чтобы не наорать на Лиззи прямо сейчас.
– Твоя псина может заткнуться?
– Рекомендую тебе быть с ней повежливее, если не хочешь, чтобы она нагадила в твоей драгоценной «Тесле», – ядовито улыбаясь, говорит Лиззи, и ее псина принимается лаять еще громче.
Бесят. Обе.
– Я думал, вчера вечером мы все прояснили. К чему был весь этот концерт в раздевалке?
– Я же сказала, мне нужна твоя помощь.
– А я ответил тебе «нет».
– Мне не нужно твое согласие. Если я чего-то захочу, то добьюсь этого.
– Ага, – фыркаю я. – Ты добилась разве что разговоров о том, что ты шлюха.
– Никто из этих придурков хоккеистов ни за что не посмеет сказать об этом мне в лицо.
– То есть тебя это совсем не волнует?
– Меня не волнует мнение чужих людей.
– Хочешь сказать, ты даже не стала разговаривать с Ноа о том видео? – искренне удивляюсь я.
– Нет, – просто отвечает она. – А какой в этом смысл? Люди обсуждают друг с другом то, что для них действительно важно, чтобы как-то решить проблему и сохранить то, что есть между ними. Но Ноа уже мне изменил. Неважно, был ли это поцелуй или же они переспали. Это измена. И решить данную проблему можно, только умея перемещаться во времени. Никак иначе. Пытаться сохранить что-то уже бессмысленно. Я не хочу тратить время на скандал ради скандала. Между нами больше ничего не может быть. Доверие подорвано. А я не интересуюсь мужчинами, которых интересует кто-то помимо меня.
Несмотря на образ тупоголовой блондинки, Лиззи очень мудрая. И меня невероятно раздражает то, что она выставляет себя легкомысленной. Она не такая. Никогда не была такой.
В школе Лиззи была другой: милой, искренней и невероятно доброй. Она казалась настоящим ангелом. И я не понимаю, что произошло за эти пять лет, которые мы не виделись, раз ангел перевоплотился в сущего дьявола.
Что с ней произошло? Кто сделал ее такой?
Почему она стала притворяться пустышкой?
Слишком много вопросов. И нет ни одного ответа.
Я все еще помню, как впервые увидел ее.
Мне было восемь. Я приехал на тренировку раньше положенного и увидел девочку в розовом костюме, которая крутила на льду пируэт. Ее светлые волосы были убраны в высокий хвост, лицо было сосредоточенным, а пухлые губы сжаты в тонкую линию. Я видел тренировки и других фигуристок, но почему-то засмотрелся именно на нее.
Меня покорило то, что она падала, но тут же вставала, будто бы ничего не произошло. Никто из маленьких девчонок так не делал.
Она отрабатывала этот пируэт снова и снова. Пока не довела его до совершенства. А я лишь завороженно наблюдал за ней.
Когда тренировка закончилась, она поправила свои яркие малиновые гетры и уехала со льда. Чтобы снять коньки, она села рядом со мной. Я заметил, как от нее сладко пахнет персиком, и вдруг сделал глубокий вдох.
Она о чем-то спросила меня, но я не слышал, ведь в моих наушниках играла музыка. Тогда девочка потянулась к одному из них и вытащила его, а затем поднесла к своему уху, чтобы послушать песню вместе со мной.
Что-то екнуло тогда в груди, но я не знал почему.
Девочка улыбнулась и сказала, что тоже любит эту песню. Но я ничего не ответил, ведь завороженно любовался ее золотыми локонами, которые она распустила после тренировки.
Она ушла с катка, но я думал о том, что со мной случилось, всю собственную тренировку. А после я увидел эту фигуристку снова. На этот раз в школе. Я приехал на велосипеде и упал в лужу. Она подбежала ко мне и, мило улыбнувшись, протянула мне салфетки. Вряд ли они бы могли спасти положение, ведь я был насквозь мокрым, но, когда она засмеялась и сказала, что ее зовут Лиззи, мне было уже все равно.
Лиззи была такой красивой, словно настоящий ангел. Я смотрел в ее яркие изумрудные глаза и не понимал, почему внутри меня появился какой-то странный жгучий узел.
Сейчас я понимаю, что это просто вытекал мой мозг.
Отбрасываю все эти глупые воспоминания, пытаясь унять тоску в сердце.
Некоторое время мы молчим, теряясь в круговороте собственных мыслей, пока мимо проносится серый Нью-Йорк. Конец октября выдался не лучшим в этом году: уже дважды улицы заметало снегом. И про себя я шучу, что природный коллапс был вызван приездом в наш город Лиззи.
Я был удивлен, когда узнал, что теперь она будет жить по соседству. Да, я слышал о том, что после травмы Лиззи была вынуждена завершить карьеру фигуристки, но никак не предполагал, что она окажется здесь.
Наши пути после школы разошлись. И я правда не думал, что когда-нибудь снова увижу ее. И как бы я ни старался сейчас делать вид, что ненавижу ее, правда в том, что, когда я смотрю на нее, в груди снова начинает жечь от этих чертовых воспоминаний.
Но я не могу позволить себе снова влюбиться в нее, поэтому просто обязан держаться подальше. Она уже не та. А самое главное – я давно не тот. И все это из-за нее.
– Как долго? – спрашиваю, глядя прямо перед собой.
– Что именно?
– Как долго ты хочешь, чтобы я притворялся твоим парнем?
– Хотя бы три недели.
– Нет, – фыркаю я. – Так долго тебя не выдержит ни один нормальный мужчина.
– Что ж, значит, мне повезло. Ведь учитывая то, какой ты мудак, тебя нельзя отнести к нормальным мужчинам.
Снова крепче сжимаю руль и скриплю зубами.
Как же она меня достала.
Пыхтя от злости, паркуюсь на территории нашего жилого комплекса и глушу двигатель. Выхожу из машины, радуясь, что у меня автоматическое открывание и закрывание дверей, иначе я бы не сдержался и хлопнул ею со всей дури. Открыв багажник, достаю из него форму и вешаю сумку на плечо. Лиззи по-прежнему сидит в моей машине, и я не понимаю, какого черта.
Обхожу «Теслу» и встаю прямо напротив окна этой психопатки. Она наконец нажимает кнопку, и дверь поднимается вверх. Поставив свою идеальную загорелую ногу на асфальт, Лиззи все же вылезает из автомобиля, отбрасывая длинные светлые волосы.
– Так мы договорились? – Она вскидывает голову, приглаживая свою розовую шубку.
Я ухмыляюсь. Молча поворачиваюсь к ней спиной и иду к лифту. По звонкому цоканью каблуков понимаю, что Лиззи бежит за мной, но даже не думаю тормозить.
– Ты можешь остановиться, я не успеваю! – кричит она мне вслед. – Ай!
– Со мной это не работает, детка! – кричу в ответ, даже не оборачиваясь, ведь догадываюсь, что она лишь делает вид, что ей нужна помощь, чтобы привлечь мое внимание.
Но дойдя до лифта и поняв, что стук каблуков и в самом деле прекратился, а в мою сторону не сыплются ругательства, вдруг начинаю волноваться. Резко разворачиваюсь и иду назад.
Лиззи сидит на асфальте. Она сняла свои дурацкие босоножки и сейчас потирает правую ногу. Кто носит осенью босоножки? У нее точно проблемы с головой.
Бросаю сумку с кипой и в несколько шагов сокращаю расстояние. Псина в ее сумочке тут же принимается лаять, но сейчас меня это не заботит.
– Ты в порядке? – Я хмурюсь, опускаясь на колени перед ней.
Ожидаю, что она ответит колкостью, но в ответ не слышу ни слова. Вместо того, чтобы принять мою помощь, Лиззи молча опирается рукой о парковочный столб и поднимается на ноги. Взяв босоножки за ремешки одной рукой, другой она подхватывает сумку со своей лающей собакой. И босиком собирается идти к лифту, при этом хромая.
Что за упертая женщина!
На секунду позволив себе запрокинуть голову и помолиться Господу, чтобы он даровал мне терпения, а Лиззи – адекватности, я одним шагом сокращаю расстояние до хромой блондинки и поднимаю ее на руки.
– Я спросил, в порядке ли ты? – повторяю с упреком.
– Гаррет, я сидела на асфальте и выла от боли. Разве было похоже на то, что я в порядке?
– Нет. Поэтому я вернулся за тобой и сейчас ты у меня на руках.
Ее яркие зеленые глаза с интересом изучают мое лицо, пока я несу нас к лифту. И в них, как это ни странно, я не вижу ни капли ненависти или злости.
– Ты забыл свою сумку.
– Я отнесу тебя домой и вернусь за ней. Если я наклонюсь за сумкой сейчас, есть вероятность, что твое волосатое чудище может оказаться у меня под ногами. А я бы не хотел, чтобы ты собрала петицию против меня, выставив живодером.
– Просто признай, что Анджелина тебе нравится, – улыбается Лиззи. И не так, как она это делает обычно, а нормально. Я бы даже сказал – мило.
– Нет, – морщусь я, глядя на комок волос, который лижет мои пальцы.
Нужно не забыть продезинфицировать руки. Бешенство может передаваться через слюну?
– А ты ей нравишься, – пожимает плечами блондинка в моих руках.
– Типичная особь женского пола, – ухмыляюсь я.
Лиззи громко фыркает, но никак не язвит в ответ. В полной тишине мы поднимаемся на нужный этаж, и я доношу Лиззи до ее квартиры.
– Сможешь достать ключ-карту? – спрашиваю я.
Она тянется в кармашек сумочки и достает карту, которую тут же прикладывает к считывателю. С громким писком дверь открывается, и я фыркаю, обратив внимание на то, что ее квартира совсем не похожа на комнату куклы Барби.
Просторная гостиная, выполненная в классическом стиле, утопает в большом количестве света, проникающего сквозь панорамные окна. Кремовые стены украшает аккуратная лепнина, а на полу лежит ковер в тон. По центру стоит замшевый диван-честер бежевого оттенка, а перед ним – журнальный столик из дерева с позолотой, по центру которого ярким пятном выделяются малиновые пионы. Их аромат проносится по комнате и вызывает удивление. Откуда пионы в ноябре?
Поставив Лиззи на ноги, я перевожу взгляд на ее лицо, пытаясь разгадать причину, по которой она скрывается за маской Барби. Но не думаю, что получить ответ на этот вопрос будет так легко. Когда речь идет об Элизабет Морган, можно ожидать лишь сложности.
– Спасибо. Возвращайся на парковку, пока кто-нибудь не стащил кипу самого крутого парня НХЛ. – Ее лицо снова озаряет улыбка.
И когда она так лучезарно улыбается, я вспоминаю, почему когда-то влюбился в нее. Чувствую, как сердце принимается бешено стучать по ребрам и как потеют ладони, и буквально заставляю себя тотчас сорваться и уйти отсюда. Но это бесполезно, ведь меня завораживает один лишь взгляд этих глаз цвета ядовитого плюща.
– Хочешь, я взгляну на ногу? – тяжело сглотнув, хриплю.
Что с моим голосом, боже?
– Не волнуйся об этом. – Она машет рукой. – Последствия недавней травмы. Уже проходили это.
Киваю и понимаю, что мне нужно собрать волю в кулак и уйти. Пока не стало слишком поздно.
– Тогда ладно. Я пойду. Береги себя, – тараторю я, желая поскорее разорвать этот зрительный контакт и спрятаться от нее в лифте. И лишь когда двери лифта закрываются, я наконец-то позволяю себе с облегчением выдохнуть.
Глава 4
JUSTIN BIEBER – LONELY
После парочки болеутоляющих я наконец могу двигаться так, словно меня совершенно не беспокоит шейка бедра. Три операции на одну и ту же ногу всего за несколько лет дают о себе знать. И если после первых двух операций я была слишком горда, чтобы признать собственное поражение и то, что мне уже никогда не стать олимпийской чемпионкой, то после третьей все изменилось.
Решение покинуть сборную США по фигурному катанию, как и сам спорт в целом, далось мне непросто. С пятилетнего возраста я мечтала повторить успех Эбигейл Уильямс. Какое-то время я действительно подавала надежды, и мне пророчили великое будущее. Но мой организм отказывался принимать то количество нагрузок, которое было необходимо для победы.
Со своей упертостью я просто не могла остановиться вовремя. Мне всегда казалось, что я делаю недостаточно. И я повторяла программу снова, снова, снова и снова, пока в итоге не получала очередную травму, требующую хирургического вмешательства.
Восстановление после каждой операции отбирало у меня в первую очередь время. Время, которое я могла бы потратить на то, чтобы приблизиться к золоту на Олимпиаде. И в конце концов мое трудолюбие меня и сгубило.
Мне правда хотелось бы сказать, что я не жалею о своем выборе. Но когда ты всю свою жизнь отдал спорту, то без него ты словно просто существуешь, а вовсе не живешь.
На протяжении многих лет твоя жизнь была четко распланирована: тренировки, турниры, чемпионаты. Ты точно знал, где ты будешь через пять минут – на льду. Ты существовал в постоянном дне сурка, который казался тебе единственно верным способом, чтобы жить.
А когда этот день сурка вдруг закончился, ты просто не понял, что делать дальше.
Кажется, что раз у тебя появляется так много свободного времени, то перед тобой открываются любые двери. Что вот он, чистый белый лист, и теперь ты творец своей жизни. Вот только правда не такая радужная, ведь жизни после большого спорта не существует. Без коньков ты никто.
Я посредственно училась в школе, появляясь там не так часто, пропустила обучение в колледже, и у меня никогда не было хобби. Кроме фигурного катания, я ничего не умею.
Делаю глоток «Беллини», глядя на вечерний Нью-Йорк за окном прямо перед собой, и шумно выдыхаю.
Мама попросила меня переехать сюда под предлогом того, что «Ракетам» очень нужна помощь с организацией ежегодного благотворительного матча хоккейного клуба «Ракеты Нью-Йорка», да и других массовых мероприятий тоже. Учитывая контракты с крупнейшими брендами, известными спортсменами и влиятельными политиками, ивент-агентство мамы уже давно могло бы спокойно существовать вообще без ее участия, но она продолжает контролировать каждый проект. И этот не стал исключением.
Я благодарна ей за эту возможность, правда. Нельзя назвать должность в «Ракетах Нью-Йорка» работой мечты, но это отличный способ для меня сменить обстановку и попробовать себя в чем-то новом. Мне нужно попытаться действительно начать жить заново, узнать, каково это: есть чипсы и запивать их колой, танцевать пьяной в баре до утра, встречаться с мальчиками и вот так просто сидеть перед окном с бокалом вина.
Вот только проблема в том, что я понятия не имею, что должна делать, ведь никогда даже не задумывалась о том, что нужно для того, чтобы провести такое масштабное мероприятие, как хоккейный матч для двадцати пяти тысяч зрителей. И потому вот уже три недели маме снова и снова приходится мне помогать, а вовсе не мне ей, как она преподнесла все изначально.
Но у нее и без меня забот хватает, и меня расстраивает, что я для нее – еще одна обуза.
Как по заказу, на столике начинает вибрировать мой айфон, и я улыбаюсь, увидев на экране фотографию мамы. Принимаю видеозвонок, и моя улыбка становится еще шире, когда я вижу на ее лице косметическую маску в виде рожицы панды.
– Привет, гномик, – доносится радостный голос мамы.
– Привет, мам.
– Сегодня пятница, почему ты еще не танцуешь на барной стойке какого-нибудь ковбойского бара?
Издаю смешок.
– Потому что доктор запретил мне танцевать на высоких каблуках, а без них со своими сто шестьдесят два я вряд ли даже смогу вскарабкаться на эту самую барную стойку?
– Или потому, что ты трусиха, – поджимает губы мама, шутя.
Я закатываю глаза.
– Она не трусиха, детка! – кричит на заднем фоне папа, а затем его лицо появляется на экране. На нем маска тигра, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в голос. – Печенька, ну зачем тебе этот бар, правда? Дома ведь так здорово. Ты бы могла вообще никогда не выходить из квартиры. У тебя там столько интересного!
– Попытка не засчитана, пап, – фыркаю я. – Я просекла все это в девять, когда ты впервые привел меня в монастырь и сообщил, что я перееду сюда, если на пороге нашего дома появится мальчик, пока мне не исполнится сорок.
– Я правда так сказал? – ахает папа.
Киваю в ответ с ухмылкой. Ведь мы оба знаем, что он прекрасно помнит тот день.
– О, забудь. – С его губ срывается смех. – Я просто предполагал, что не доживу до того момента, когда тебе исполнится сорок. А можно как-то увеличить срок до твоих семидесяти, раз я еще не планирую умирать?
Коротко смеюсь, ведь отец неисправим. И мне хотелось бы сказать вам, что это он так шутит. Но… нет. Папа и в самом деле порой перегибает палку с опекой.
Но должна признать, его можно понять, ведь большую часть своей жизни я считала отцом другого мужчину. И о том, кем является мой настоящий отец, официально мне рассказали лишь в день моего восемнадцатилетия. Хотя, конечно, я не была так глупа, как казалось родителям, и осознала это гораздо раньше.
С того самого дня, когда папа снова ворвался в жизнь моей мамы, я чувствовала себя настоящей принцессой. Тогда мне было шесть. И не было ни дня, чтобы я не думала о том, как мне с ним повезло.
Он давал мне так много любви, что, клянусь, в ней можно было утонуть. Буквально. И за это я буду благодарна ему, даже если мне придется до семидесяти прожить в этих апартаментах на Манхэттене, за которые папа наверняка отвалил целое состояние.
Вот это одна из причин, почему сейчас мне в тысячу раз сложнее делать вид, что у меня все хорошо: я боюсь, что папа расстроится и будет переживать, если узнает, как я несчастна. А я хочу… хочу, чтобы он был счастлив.
Они оба.
Я ведь вижу, как мои родители влюблены. И они заслужили просто пожить для себя, а не решать проблемы своей взрослой дочери.
– Печенька? – вытаскивает меня из мыслей голос отца.
– Да, я вела в голове подсчет и пришла к выводу, что ты спокойно можешь дожить до девяноста одного, пап, – быстро прихожу в себя я.
– Рад, что ты так в меня веришь, – усмехается он. – Значит, договор?
Скептически смотрю на него.
– Ну а как тебе квартира? – меняет тему папа, и я жду подвоха. – Правда напоминает дворец принцессы? Что, если ты не будешь выходить из него, пока тебя не спасет прекрасный дракон, когда тебе исполнится семьдесят?
– Боже, Морган! – возмущается мама, пока я хохочу, и отбирает у отца трубку. – Милая, не слушай его. Сходи в бар, развейся.
– Ты же знаешь, что…
– Что ты не любишь бары, – выдыхает мама.
– Все в порядке, правда, – улыбаюсь я. – Вид из окон просто невероятный. Все еще не могу поверить, что вы купили мне апартаменты на Манхэттене.
– О, гномик, я рада, что они пришлись тебе по душе.
– Конечно… И… отдельное спасибо за интерьер. Это буквально моя доска с «Пинтерест», – лучезарно улыбаюсь я.
– Да, я скинула ссылку на него дизайнеру, – улыбается в ответ мама. – Хотела, чтобы все было так, как ты мечтала.
На глаза наворачиваются слезы, и я тянусь к бокалу, чтобы сделать еще один глоток в попытке спрятать их.
– Ты уже познакомилась с кем-нибудь из соседей? – спрашивает мама.
Молчу. Слишком долго молчу.
В экране снова появляется лицо отца. Недовольное лицо отца. В комплексе с маской тигра выглядит очень даже устрашающе (нет).
– Пап…
– Должен ли я начать волноваться, что поблизости уже ошивается какой-то дракон?
Коротко смеюсь.
– Помнишь Гаррета?
– Гаррета?
– Пратта. Из моей школы.
Папа резко меняется в лице.
– Так вот… он живет в соседних апартаментах.
Тишина в комнате кажется оглушительной. Не знаю, сколько времени никто не произносит ни слова, но кажется, что целую вечность.
– Знаешь, если ты вдруг захочешь вернуться в Лос-Анджелес…
Вижу, как мама пихает его локтем, и подавляю смешок.
– Печенька, Гаррет… – начинает она.
– Говнюк, – кашляет в кулак папа на заднем плане, и смешок все же вырывается из моего рта.
В этом он прав.
– Насколько близко вы успели познакомиться? – улыбается мама.
– Ждем вашего переезда, чтобы рассказать вам о наших свадебных планах. – Я закатываю глаза.
– Ему придется ждать тебя до семидесяти! – рычит отец. – И скажи ему, что ты не будешь менять фамилию. Ты только три года как носишь мою!
– То есть ты уже не против нашей свадьбы? – Я вскидываю бровь.
Отец широко открывает рот. Закрывает. Затем снова открывает.
Мама принимается громко хохотать, и я присоединяюсь к ней. Анджи с лежанки на диване начинает лаять, поэтому я поднимаюсь и беру ее к себе. Увидев маски на лицах моих родителей, она начинает рычать, при этом пытаясь спрятаться за меня. От этого я смеюсь еще сильнее.
– Когда вас ждать в Нью-Йорке? – перестав смеяться, спрашиваю я, пытаясь при этом успокоить Анджелину.
– Сейчас подготовят все документы на трансфер Лео, и мы сразу же выдвигаемся. Думаю, к середине ноября будем на месте. – Мама снимает с лица маску, чтобы не пугать Анджи на моих руках.
Лео – это мой младший брат, и он играет в хоккей в юниорской команде «Орлов Лос-Анджелеса», которую в прошлом сезоне тренировал лучший друг моего отца Мэттью Дэвис вместе с моим дядей, легендарным хоккеистом Ридом О'Хара. Но перед этим сезоном Рид с его женой Эбби приняли решение переехать в Канаду, где сейчас занимаются строительством собственного ледового дворца, а Мэттью пригласили в «Нью-Йоркские ракеты», где когда-то играл отец его девушки Эмили.
Так что Лео тоже решил, что и ему не помешают перемены, и захотел сменить клуб. Мой отец, конечно, был бы очень рад, если бы Лео вообще завязал с хоккеем, учитывая то, что папа по какой-то невиданной причине терпеть не может этот вид спорта, но он все же поддержал стремление моего брата и сделал все для того, чтобы у него были все возможности заниматься любимым делом.
И для своих тринадцати Лео творит на льду настоящую магию. А мне лишь хочется верить, что, в отличие от меня, он никогда не лишится своей мечты побить рекорд Овечкина.
– Я скучаю, – выдыхаю я.
– Мы тоже, гномик.
– Мам, вы сейчас в Монако, – недовольно цокаю я.
– И что? Я, по-твоему, не могу скучать, попивая дайкири и лежа на белоснежном пляже в своем новом бикини?
Изо рта вырывается смешок.
– Печенька, может, тебе тоже рвануть к нам сюда? – спрашивает папа. – Мы будем здесь еще два дня. Мне нужно появиться на вручении награды моим парням из «Тудэй».
Музыкальный лейбл моего отца сейчас один из крупнейших во всем мире, а не только в Голливуде. Его артисты снова и снова завоевывают награды, а на ежегодные кастинги слетаются со всего света. Но и о своей карьере папа не забыл. Он все еще успешно гастролирует и собирает огромные стадионы. И не гордиться им просто невозможно, ведь даже в свои сорок два папа даст фору любому мальчику из бойз-бэнда.
– А как же правило застрять в этом прекрасном замке до семидесяти? – Я свожу к шутке свое «нет».
– Я буду везде таскаться за тобой, и все решат, что я твой папик, и не рискнут подкатывать к тебе. Проблема решена сама собой, не благодари.
С губ срывается смешок.
– Спасибо, пап. Но давай в другой раз. У меня правда очень много работы.
– Милая, если тебе что-то понадобится…
– Мама, все хорошо, – перебиваю ее я. – Я справлюсь. Отдохните несколько дней. Вы оба это заслужили.
– Точно? – улавливаю в голосе мамы недоверие.
– Точно. С понедельника приступаю к организации и поселюсь на ближайшие полтора месяца во дворце.
Отец снова влезает в экран и буравит меня взглядом своих ярких зеленых глаз.
– Пап, на тебе все еще маска тигра, так что я тебя не боюсь.
С губ папы срывается смешок.
– Пообещай, что, если тебе что-то понадобится, ты позвонишь.
– Обещаю.
– Я почти поверил.
Улыбаюсь.
– Я люблю вас.
– И мы тебя, печенька, – выдыхает папа.
– Позвоните мне завтра с премии. Хочу посмотреть, какие вы красивые.
– Обязательно, милая. – Мама шлет мне воздушный поцелуй, и я отключаюсь.
Допив «Беллини», некоторое время я продолжаю рассеянными движениями ладони гладить Анжи, пристально глядя на вечерний город передо мной. Верхушки стеклянных высоток тянутся к темному небу, на котором нет ни единой звездочки. В окнах соседних домов горит свет, озаряя Нью-Йорк яркими огнями. Смена обстановки должна была помочь мне справиться с ощущением пустоты, заполнившим собой каждую частичку моей души без фигурного катания, но вместо этого лишь прибавила грусти.
От самобичевания меня отвлекает время на часах. Гаррет уже должен был вернуться с тренировки, а значит, мне снова нужно нанести визит этому засранцу.
Поднимаюсь с дивана, поправляя свой шелковый пеньюар с перьями на расклешенных рукавах, и иду на кухню, чтобы сполоснуть бокал в раковине. Анджелина бежит следом за мной, наверняка тоже предвкушая веселье.
Вымыв бокал, я иду в гардеробную. Смысла выряжаться куклой Барби сейчас нет. Во-первых, у меня все еще немного ноет нога, а во-вторых, Гаррет уже знает, что я отлично умею играть роль, хоть сам на нее и не ведется.
Надев белый спортивный костюм, в надежде что Гаррет поймет отсылку к белому флагу, я обуваю удобные кеды и, встав перед зеркалом, убираю волосы в низкий хвост. Возвращаюсь на кухню, где беру начатую бутылку «Беллини» и упаковку сырных крекеров, и, подхватив другой рукой Анджелину, выхожу из квартиры.
Глава 5
WAR*HALL – PLAY WITH FIRE
Стенки душа запотели от того, как долго я стою под горяченной водой. Не знаю, чего я добиваюсь, поливая себя адским кипятком, но у меня нет сил сделать воду похолоднее. Я так сильно устал.
Три тренировки в одни день? Думаю, Мэттью все же подделал справку от психиатра, потому что он определенно не в себе.
Мышцы ноют, тело ломит, и мне даже лень держать голову, поэтому я прислонился лбом к стене и закрыл глаза в надежде, что кто-нибудь вытащит меня из душа и отнесет в кровать.
Когда пару минут спустя я понимаю, что моя кожа сейчас сгорит к чертям, я все же заставляю себя вылезти отсюда. Пока поднимаю руку к полотенцу, кривлюсь от боли. Хорошо, что завтра выходной. Плохо, что, кажется, я пролежу весь день на диване, мечтая о том, чтобы сдохнуть.
Обмотав полотенце вокруг бедер, я выхожу из ванной. Оказавшись в темной гостиной, беру пульт и включаю телевизор. Его яркая синяя подсветка озаряет своим светом все вокруг, заставляя меня зажмуриться. Едва я собираюсь плюхнуться на диван прям голой задницей, ведь не хочу тратить последние силы на то, чтобы одеваться, на столике вибрирует мой телефон.