Пока ты спал
Глава 1
Солнечный зайчик поймал ее врасплох. Он дрожал на стене идеально белой кухни, прыгал по глянцевым фасадам шкафов, слепящим своим холодным блеском, и наконец упал прямо на обложку свадебного каталога. Алиса отвела глаза. В эти последние дни перед свадьбой даже свет казался ей слишком навязчивым, слишком ярким, будто он выхватывал из полумрака не только вещи, но и ее собственные, тщательно скрываемые тревоги.
Она обвела взглядом комнату. Все здесь было образцом гармонии и безупречного вкуса. Стеклянная ваза с белыми орхидеями на столешнице из черного мрамора. Строгие линии, ничего лишнего. Таким же был и ее жених, Марк – успешный, красивый, предсказуемый, как швейцарские часы. Он дарил ей покой и стабильность, выстроив вокруг нее красивый, надежный мир. Почему же тогда ее пальцы, обхватившие чашку с остывшим кофе, слегка дрожали?
Алиса встала и подошла к огромному панорамному окну. Их апартаменты на двадцать пятом этаже открывали головокружительный вид на кипящий внизу город. Люди и машины казались букашками, чья суета не имела к ней никакого отношения. Она была здесь, в этой стеклянной башне, в безопасности, отгороженная от хаоса двойным стеклопакетом. Но иногда ей хотелось открыть окно и вдохнуть полной грудью тот далекий, запретный воздух, пахнущий бензином, пылью и жизнью.
Ее взгляд упал на фотографию в серебряной рамке на полке. Они с Марком в альплагере. Он обнимает ее за плечи, оба загорелые, улыбаются в камеру. Идеальный кадр. Идеальные эмоции. Почему же она не могла вспомнить запах тех гор? Холодный ветер, хвою, запах пота и крема от загара? В памяти всплывал лишь ровный, стерильный аромат салона самолета, на котором они летели домой.
Словно спасаясь от собственных мыслей, она потянулась к своему планшету, чтобы проверить расписание на день. Платье. Сегодня его наконец-то должны были привезти в ателье на последнюю примерку. Должно было захлестнуть волнение, предвкушение, щекочущий душ восторг. А вместо этого внутри зашевелился холодный, скользкий комок беспокойства.
«Просто предсвадебный стресс, Алиса, – строго сказала она себе вслух. – У всех невест так».
Ее успокаивал тихий, размеренный гул холодильника, безупречная чистота и порядок вокруг. Этот дом был ее крепостью. Ее убежищем. Так почему порой ей казалось, что эти стены не защищают, а скорее, мягко, но неумолимо смыкаются вокруг нее, как лепестки слишком красивого, слишком пахучего цветка?
Она вздохнула, поставила чашку в посудомойку – ровно, как учил Марк, чтобы не оставалось разводов, – и направилась в гардеробную выбирать наряд для поездки в ателье. Каждый жест был отточенным, привычным. Каждое движение – часть ее новой, идеальной жизни. Жизни, которую она должна была принять без остатка. Без оглядки. Без этих дурацких, ползущих из глубины подсознания, смутных тревог.
А за окном, в самом низу, среди букашечной суеты, уже ждал ее тот день, который должен был перевернуть все с ног на голову. Но она об этом еще не знала.
Глава 2
Алиса уже была одета – простое платье песочного цвета, которое Марк когда-то назвал «элегантным в своей простоте» – когда звонок пробил тишину квартиры, заставив ее вздрогнуть. На пороге стоял сам Марк. Это было так неожиданно, что она на секунду застыла, глядя на него.
– Марк? Что случилось? Ты же должен быть в клинике до вечера.
Он вошел, пропуская мимо себя аромат дорогого парфюма и холодного утреннего воздуха. Его лицо, обычно бесстрастное и собранное, сегодня казалось напряженным.
– Случилось то, что я помню о примерке твоего платья, – он поставил на консоль кожаный портфель и повернулся к ней. В его глазах читалась смесь упрека и заботы. – Ты же не думала, что я позволю тебе ехать одной? В твоем состоянии.
– В каком еще состоянии? – Алиса почувствовала, как в груди сжалось. – Я прекрасно себя чувствую.
– Алиса, дорогая, – он мягко, но твердо взял ее за плечи. – Последние дни ты ходишь, как во сне. Ты не ешь, смотришь в одну точку. Я врач, я вижу эти вещи. Это нервное истощение на фоне подготовки к свадьбе. Самое опасное – это отрицать проблему.
Он говорил так разумно, так убедительно. И ведь он был прав – она и правда чувствовала себя не в своей тарелке.
– Я просто немного устала, – попыталась она возразить, но голос прозвучал слабо.
– «Просто устала» – это не «просто», когда за рулем, – его тон стал жестче. – Я уже все уладил. Мы едем вместе. Я тебя отвезу, побуду на примерке, а потом мы заедем в клинику, я возьму у тебя кровь, просто для моего собственного спокойствия. И никаких возражений.
Он не оставлял пространства для спора. Это был приговор, облеченный в форму заботы. Алиса молча кивнула, чувствуя, как крошечное семя обиды и раздражения пускает корень где-то глубоко внутри.
Дорога в ателье прошла в почти полном молчании. Марк был погружен в телефонные разговоры, отдавая распоряжения на безупречном английском. Алиса смотрела в окно, пытаясь уловить в мелькающих улицах что-то знакомое, что-то, что могло бы унять непонятную тоску.
Ателье оказалось таким же безупречным, как и все в ее нынешней жизни: мягкий свет, шепот дорогих тканей и почтительный поклон владелицы.
– Мадемуазель Алиса, мы заждались! Платье просто шедевр. Пожалуйста, в примерочную.
Платье и правда было прекрасно. Белый атлас, струящийся по фигуре, тончайшее кружево ручной работы. Алиса смотрела на свое отражение в огромном зеркале и ждала, что вот сейчас, сейчас ее накроет волна счастья. Но она видела лишь красивую, но чужую куклу в ослепительно белом наряде.
– Ну как? – раздался голос Марка из-за ширмы. – Мое будущее счастье готово?
Владелица ателье расстегнула занавес, и Марк вошел. Его взгляд, скользнув по платью, остановился на ее лице.
– Великолепно, – произнес он, но в его глазах Алиса прочла не восхищение, а оценку. Как будто он проверял, соответствует ли картинка его замыслу. – Идеально сидит. Ничего не жмет? Не давит?
– Нет, – тихо ответила она. – Все в порядке.
– Отлично. Тогда давай переоденешься, и поедем. Чем быстрее мы сдадим анализы, тем быстрее я успокоюсь.
Он повернулся к владелице. – Упакуйте, пожалуйста. Мы заберем его в день свадьбы.
Пока Алиса переодевалась в обычную одежду, она услышала за дверью их разговор.
– Большое вам спасибо за понимание, – говорил Марк. – Она очень чувствительна к стрессу, последние дни были непростыми. Лучше минимизировать любые волнения.
– Конечно, доктор, все понимаю. Все будет сделано как надо.
И снова это слово – «волнения». Как будто ее готовили к сложной операции, а не к свадьбе. Выйдя из примерочной, она застала Марка, который уже держал в руках ее сумочку.
– Готово? Пора.
Он взял ее под локоть, и его прикосновение, обычно такое уверенное, сегодня показалось ей тяжелым. Они вышли на улицу, где их уже ждала его машина. Марк открыл переднее пассажирское дверцу, но Алиса на секунду задержалась, глядя на витрину маленького антикварного магазинчика напротив. Там, среди хлама, стояла старинная шарманка.
И вдруг ее накрыло.
Не звук. Не мелодия. А запах. Горячего асфальта после летнего дождя, пыли и… жареного миндаля. И с этим запахом пришло смутное, теплое чувство, будто чья-то большая рука сжимает ее ладонь.
– Алиса? – голос Марка прозвучал прямо над ухом, заставив вздрогнуть. Видение исчезло. – Ты в порядке?
Она медленно повернулась к нему. В ее глазах стояла непролитая слеза.
– Марк… а мы когда-нибудь… ели жареный миндаль? На улице? Летом?
Он нахмурился, его взгляд стал пристальным, изучающим.
– Нет, дорогая. У тебя аллергия на орехи, ты знаешь это. С детства. – Он мягко, но настойчиво подтолкнул ее к машине. – Вот видишь? Переутомление. Садись, поедем. Тебе нужен отдых. И полное обследование.
Глава 3
Дверца автомобиля закрылась с тихим, но окончательным щелчком, похожим на щелчок замка. Алиса пристегнулась, глядя перед собой на идеально чистый торпедо. Запах нового салона, кожи и антисептика, которым всегда пахло от одежды Марка, вдруг показался ей удушающим. Он сел за руль, плавно тронулся с места, и город поплыл за стеклом, как ни в чем не бывало.
Но внутри нее все перевернулось.
Жареный миндаль.
Откуда это? Откуда это яркое, почти осязаемое воспоминание, в котором не было ни Марка, ни этой машины, ни ее безупречной жизни? Она сжала руки на коленях, чувствуя, как ладони становятся влажными. Это было не просто дежавю. Это было… реальнее, чем стук ее сердца. Она могла бы описать текстуру – хрустящую, маслянистую. Она почти чувствовала тепло того летнего дня на своей коже.
– Ты слишком много на себя берешь, – голос Марка вернул ее в салон. Он говорил спокойно, по-врачебному. – Организация свадьбы, работа… Я же говорил, делегируй. Тебе не нужно самой бегать по всем этим ателье и цветочным.
– Это же моя свадьба, – тихо возразила она, глядя на его профиль. Он смотрел на дорогу, его пальцы легко покоились на руле. Все в нем было под контролем. Всегда. – Я хочу все чувствовать.
– Чувствовать – не значит доводить себя до нервного срыва и галлюцинаций, – его тон оставался ровным, но в словах прозвучала сталь.
– Это не галлюцинации! – вырвалось у нее, и ее собственный пылкий тон удивил ее саму. Она никогда не спорила с ним так резко.
Марк на секунду повернул к ней голову. Его взгляд был тяжелым и проницательным.
– Орехи, Алиса. У тебя аллергия. Ты чуть не умерла в семь лет, после одного кекса. Ты не могла их есть. Никогда.
Он был прав. В медицинской карте, которую он показывал ей, так и было написано. «Анафилактический шок в анамнезе». Но почему тогда это воспоминание было таким теплым и счастливым? Почему в нем не было ни удушья, ни страха, а только сладковатый запах и чья-то твердая, надежная рука в ее руке?
Она отвернулась к окну, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. Она быстро смахнула ее. Показывать ему свою слабость сейчас было нельзя. Он бы просто увез ее прямо в клинику, запер в стерильной палате и капал бы успокоительное, пока она снова не стала бы «нормальной». Угодной. Идеальной Алисой.
Машина плавно катила по широкому проспекту. Она смотрела на людей на остановках, на матерей с колясками, на влюбленные пары, сплетенные руками. У всех у них была своя жизнь, свое прошлое, свои воспоминания. Настоящие. А ее собственные воспоминания будто были написаны на песке, и волна – имя которой Марк – смывала их, оставляя лишь ровную, безупречную гладь.
Они подъехали к современному стеклянному зданию – его частной клинике. Марк выключил зажигание и повернулся к ней.
– Слушай меня, – он положил свою руку поверх ее сжатых пальцев. Его прикосновение было прохладным. – Я тебя очень люблю. И я не позволю никакому стрессу разрушить наше будущее. Мы пройдем этот путь вместе. Я твой врач и твой будущий муж. Доверься мне.
Он смотрел ей прямо в глаза, и его взгляд был таким честным, таким полным заботы, что у нее снова защемило сердце от стыда. Он хотел только добра. Он строил для них идеальный мир. А она… она выискивала в нем трещины, придумывала какие-то дурацкие запахи, бунтовала против собственного счастья.
– Хорошо, – прошептала она, опуская голову. – Я доверяю тебе.
Она позволила ему помочь ей выйти из машины и, держа ее под локоть, повести к дверям клиники. Стеклянные двери бесшумно раздвинулись, впуская их в мир холода, блеска и абсолютной стерильности. Здесь пахло антисептиком и страхом.
И пока они шли по длинному, белому коридору, Алиса поймала себя на мысли, что ищет глазами что-то. Что-то живое, неидеальное, настоящее. Трещинку на стене, увядший цветок, пятно на линолеуме. Но ничего не было. Все было безупречно.
Как и ее жизнь. Как и ее жених.
И от этой безупречности стало так тоскливо и страшно, что ей захотелось кричать.
Глава 4
Процедурный кабинет был таким же, как в ее воспоминаниях – если их можно было назвать воспоминаниями. Белый свет, блеск хромированных поверхностей, резкий запах спирта. Медсестра с безразличным лицом быстро и ловко наложила жгут, протерла кожу на сгибе ее локтя холодной ваткой.
– Расслабьте руку, – механически сказала она.
Алиса смотрела, как тонкая игла входит в вену. Внутри нее все сжалось. Не от боли – от беспомощности. Она лежала здесь, как подопытный кролик, а ее собственная жизнь утекала в пробирку вместе с темно-вишневой кровью.
Марк стоял рядом, наблюдая за действиями медсестры с профессиональным одобрением.
– Все будет хорошо, – сказал он, и его голос прозвучал как будто издалека. – Мы просто исключим все возможные физические причины. Анемию, дефицит витаминов. Ты скоро увидишь, что все в порядке, и успокоишься.
Он говорил так логично. Кровь. Анализы. Цифры. Это было осязаемо, понятно. В отличие от призрачных запахов жареного миндаля и звуков шарманки.
Медсестра вынула иглу, прижала ватку.
– Готово.
Марк помог Алисе сесть. В ушах слегка звенело.
– Я зайду к тебе вечером, – сказал он, проводя ее до двери. – А сейчас поезжай домой, отдохни. Прими ту розовую таблетку, что я оставил на тумбочке. Она поможет.
Он поцеловал ее в лоб, и его губы были прохладными. Потом развернулся и ушел по коридору, скрывшись за дверью с табличкой «Доктор Марк Соколов. Главный врач».
Такси довезло ее до дома молча. Алиса смотрела в окно, и город снова казался чужим. Рекламные щиты, витрины, люди – все это было как декорации к чужой пьесе.
В квартире пахло тишиной и чистотой. Она прошла в спальню. На прикроватной тумбочке лежала та самая розовая таблетка в блистере рядом со стаканом воды. Рядом – их с Марком фото в Альпах. Они улыбались.
«Я тебя очень люблю. Доверься мне».
Она взяла стакан. Вода была прохладной. Потом взяла таблетку. Крошечная, розовая, невинная. Решение всех проблем. Выпей – и забудь. Забудь про миндаль. Забудь про шарманку. Забудь про смутное чувство, что с тобой что-то не так.
Она поднесла таблетку ко рту, но рука дрогнула. Внезапно в памяти всплыл другой образ. Не Альпы. Не идеальная улыбка Марка.
Она стоит у плиты на крошечной кухне. Окно раскрыто, с улицы доносится гул трамвая и детские голоса. Она что-то помешивает в кастрюле. Запах лука, моркови, лаврового листа. Сзади обнимают ее за талию, целуют в шею. Губы не прохладные, а теплые. Голос, смеющийся и родной, говорит: «Пахнет счастьем».
Образ был таким ярким, таким реальным, что у Алисы перехватило дыхание. Она почувствовала текстуру старой деревянной ложки в руке, тепло от плиты, шершавость джинсовой ткани о свои босые ноги.
Она отшатнулась от тумбочки, как от раскаленного железа. Таблетка выпала из пальцев и покатилась по полу, затерявшись где-то в ворсе ковра.
Сердце колотилось где-то в горле. Что это было? Откуда эти картинки? Эта крошечная кухня, этот смех, эти теплые губы…
«Галлюцинации, Алиса. Переутомление», – нашептывал в голове голос Марка, но теперь он звучал слабо, как помеха.
Она подошла к зеркалу в полный рост. Смотрела на свое отражение – ухоженная женщина в дорогом платье, с идеальной прической. Но в глазах стоял испуг заблудившегося ребенка.
– Кто ты? – прошептала она своему отражению.
Она обвела взглядом спальню. Все здесь было дорогим, стильным, выверенным до мелочей. Но ни одна вещь не хранила памяти о ней. Ни царапины, ни потертости, ни случайной безделушки, купленной просто потому, что понравилась. Все было новым, как будто ее жизнь началась всего пару лет назад.
Словно ведомая невидимой нитью, она прошла в кабинет Марка. Он был таким же безупречным, как и все остальное. Книги по медицине, расставленные в алфавитном порядке, чистый стол, дипломы в строгих рамках.
Она медленно провела пальцами по корешкам книг. И тут ее взгляд упал на нижний ящик письменного стола. Он был чуть приоткрыт. Из щели виднелся уголок толстой папки.
Сердце снова забилось чаще. Это было не в правилах Марка – оставлять что-то не на своем месте. Он был педантичен до тошноты.
Алиса оглянулась. Тишина. Она присела на корточки и потянула за ручку ящика. Он бесшумно поддался.
Внутри лежала папка с надписью «А.С. Личное дело». Ее инициалы. Она взяла папку дрожащими руками и открыла ее.
На первой же странице была распечатка – выписка из какой-то медицинской базы данных.
Пациент: Ликанова Алиса Сергеевна.
Диагноз: Посттравматическая амнезия. Диссоциативное расстройство.
Рекомендации: Курс интегративной терапии. Коррекция памяти. Создание стабильной, контролируемой среды.
Ниже, от руки, было написано аккуратным почерком Марка:
«Начало протокола. Стирание травмирующих эпизодов. Построение новой идентичности. Успешно».
Алиса уронила папку на пол. Листы разлетелись по паркету.
Стирание. Построение. Успешно.
Эти слова звенели в ушах, как набат. Она смотрела на них и не могла дышать.
Ей не казалось. С ней и правда что-то было не так. Но это «что-то» было не болезнью. Это было исправлением.
И тем человеком, кто ее «исправлял», был мужчина, который через неделю должен был стать ее мужем.
Глава 5
Слова плясали перед глазами, сливаясь в черно-белую кашу. «Стирание… Построение… Успешно…» Звон в ушах нарастал, превращаясь в оглушительный гул. Голова раскалывалась, будто чья-то невидимая рука сжимала ее виски.
«Нет, – прошептала она, отползая от разбросанных листов, как от яда. – Этого не может быть».
Она схватилась за край стола, пытаясь подняться. Комната поплыла. Эти слова… Этот почерк… Они были реальнее, чем запах миндаля, реальнее, чем образ маленькой кухни. Это было документальное подтверждение того, что ее мир – ложь.
Но боль в голове была еще реальнее. Острая, давящая, она вытесняла все мысли, оставляя лишь животный страх и желание, чтобы это прекратилось. Разум отказывался верить, цепляясь за единственное логичное объяснение, которое ей годами вкладывали в голову: «Ты больна. У тебя проблемы с памятью. Тебе нужно лечение».
«Марк… Он бы не… Он любит меня… Это какой-то кошмар… из-за усталости…»
Она, шатаясь, вышла из кабинета, оставив папку на полу. Ее ноги сами понесли ее в спальню, к прикроватной тумбочке. К спасению. К розовой таблетке.
Первая лежала где-то в ковре. Руки дрожали, когда она отламывала вторую из блистера. Она не стала искать воду, просто проглотила ее, чувствуя, как горьковатая порошковая крошка прилипает к небу.
Потом она рухнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и ждала, когда химическая анестезия сделает свое дело. Сквозь боль и нарастающую дурноту пробивались обрывки мыслей, как обломки корабля после крушения.
Свадьба.
Всего через неделю. Она представила себя в том самом платье. Безупречном. Холодный атлас, словно саван. Она идет по длинному проходу к нему, к Марку. Он ждет ее у алтаря с той же мягкой, уверенной улыбкой врача, который вот-вот поставит окончательный диагноз: «Здравствуй, мое исцеление».
Гости. Их лица – коллеги Марка, его друзья, пара ее «подруг», с которыми ее якобы свела общая любовь к йоге. Ни одного человека из той жизни, что всплывала обрывками. Никого, кто знал бы ее до… до него.
Кольца. Он наденет ей на палец не просто украшение. Это будет печать. Окончательное подтверждение ее новой личности. Алиса Соколова. Жена доктора Соколова. Его самый успешный проект.
«Но он спас меня… – слабо протестовало что-то внутри. – Он вытащил меня из тьмы, дал мне все…»
А что было в той тьме? – настойчиво звучал другой голос. Что он стер? Кто тот человек с теплыми губами на крошечной кухне? Чья это рука держала мою, когда пахло жареным миндалем?
Таблетка начала действовать. Края мыслей расплывались, как акварель под дождем. Боль отступала, сменяясь тяжелой, ватной пустотой. Страх притупился. Ужас находки в кабинете стал казаться далеким, почти нереальным сном.
«Наверное, я все выдумала, – медленно подумала она, погружаясь в забытье. – Переутомление. Просто… нужно поспать. А когда проснусь… все будет как раньше. Я буду счастливой невестой. Я буду его Алисой».
Ее дыхание выровнялось. Тело обмякло. Последним осознанным ощущением был вкус горечи на языке и тихая, ядовитая мысль, успевшая просочиться сквозь химический барьер, прежде чем сознание отключилось окончательно:
«А что, если это „как раньше“ – и есть самый страшный кошмар?»
Глава 6
Очнулась Алиса с тяжелой, свинцовой головой. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь жалюзи, резал глаза. Она лежала в той же позе, не раздеваясь. Горький привкус таблетки все еще стоял во рту, смешиваясь со вкусом страха и невысказанных вопросов.
Вчерашнее открытие в кабинете Марка казалось теперь сном. Дурным, ярким сном, который привиделся под действием лекарства. «Стирание… Построение…» Эти слова теряли свою ужасающую четкость, расплываясь в тумане химического спокойствия. Может, она просто неправильно поняла? Может, это были медицинские термины, касающиеся ее лечения от амнезии, а не… не того, о чем она подумала?
Звонок телефона заставил ее вздрогнуть. На экране горело: «Ателье «Элен».
– Алиса, доброе утро! – послышался голос владелицы. – Мы тут обнаружили небольшой дефект на подкладке платья. Ничего критичного, но мы хотели бы его устранить до завтрашнего дня. Не могли бы вы сегодня подъехать?
Сегодня. Снова ехать туда. Одна.
– Я не уверена, – с трудом выдавила Алиса. – Марк…
– Доктор Соколов уже звонил нам утром, – парировала женщина. – Он сказал, что вы, возможно, неважно себя чувствуете, и предложил наш курьерский сервис. Но, знаете, для такой деликатной работы я бы настоятельно рекомендовала личную примерку.
В ее голосе сквозило легкое упрекающее недоумение. Какая невеста откажется от лишнего повода примерить свое свадебное платье?
И тут в Алисе что-то щелкнуло. Словно повинуясь внезапному, острому порыву, она четко сказала:
– Нет, все в порядке. Я приеду. Сама.
Она положила трубку, и сердце забилось часто-часто, как у мышки, решившейся выбежать из норы. Она нарушала правило. Неписаное, но строгое правило, которое Марк установил для ее же «безопасности» и «спокойствия». Она делала что-то без его одобрения, без его плана.
И это чувство было… пьянящим.
Глава 7
Она выбрала машину – не его мощный внедорожник, а свою небольшую городскую иномарку. Еще один маленький бунт. Садясь за руль, она почувствовала странную смесь страха и свободы.
Поездка сначала была обыденной. Она ехала по знакомому маршруту, стараясь ни о чем не думать. Но чем ближе она подъезжала к центру, где располагалось ателье, тем сильнее становилось странное, тянущее чувство. Она сворачивала с широких проспектов на узкие улочки старого города, и здесь ее начало охватывать то самое тревожное узнавание.
Вот сквер с покосившимися скамейками… Кажется, я здесь кормила голубей. А вот кинотеатр с облупившейся краской… Мы смотрели тут какой-то старый фильм и смеялись…
«Мы». Кто это «мы»?
Ее руки крепче сжали руль. Она попыталась прогнать эти мысли, сосредоточившись на дороге. Ей нужно было повернуть направо, на улицу с односторонним движением, где и было ателье.
И вот она подъехала к перекрестку. Загорелся зеленый. Она тронулась, выезжая на поворот. И в этот самый миг.
Справа, из-за угла старого дома с массивными карнизами, на котором висел рекламный щит, выехал грузовик с продуктами. Он двигался слишком быстро, явно пытаясь проскочить на мигающий желтый. Водитель, вероятно, ее не увидел.
Все произошло за мгновение. Глухой, скрежещущий удар. Звук крошащегося пластика и лопающегося стекла.
Ее голову с силой дернуло вперед, ремень безопасности врезался в плечо. Мир перед глазами проплыл, смешался в калейдоскопе из асфальта, неба и чужого борта грузовика. Что-то твердое и острое больно стукнуло ее по виску.
И тогда не потемнело, а наоборот – все вокруг залилось ослепительно-ярким, почти белым светом. И в этом свете…
…она сидит на плечах у высокого мужчины. Он держит ее за ноги, а она тянется рукой к верхним веткам сирени, чтобы сорвать самую пышную, самую ароматную кисть. Она смеется, а он говорит, и его голос, низкий и теплый, разносится эхом: «Держись крепче, Лика!»
Лика.
Имя прозвучало в сознании с такой ясностью, будто его прошептали ей прямо на ухо. И тут же свет погас, сменившись густым, бархатным мраком, в котором не было ни боли, ни страха, ни Марка.
Глава 8
Первое, что она почувствовала, – это запах. Резкий, химический запах нашатырного спирта. Он щекотал ноздри, вытаскивая ее из бездны. Потом до нее донеслись голоса, глухие, как сквозь толщу воды.
– …пульс в норме, сотрясение, скорее всего…
– …сознание возвращается…
Она медленно открыла глаза. Мир плыл. Над ней склонилось чье-то лицо. Не Марка. Чужое, озабоченное лицо человека в форме медика.
– Мадам, вы меня слышите? Вы в порядке? Вы попали в аварию. Все хорошо, вы в безопасности.
Авария. Да. Грузовик. Удар.
И тут до нее дошло самое главное. То, что она услышала, вернее, то имя, что прозвучало у нее в голове в последний миг перед тем, как отключиться.
Лика.
Она попыталась приподняться, но острая боль в виске и тошнота заставили ее снова рухнуть на носилки.
– Лежите спокойно, – сказал медик. – Сейчас доктор…
И словно по волшебству, толпа расступилась, и он появился. Марк. Он был бледен, как полотно, его обычно бесстрастное лицо искажено гримасой настоящего, непритворного ужаса. Он не бежал, он летел, сметая все на своем пути.
– Алиса! – его голос сорвался на высокую, почти истерическую ноту. Он рухнул перед ней на колени, схватив ее руку так крепко, что кости затрещали. – Боже правый, Алиса! Я же говорил! Я же говорил, что тебе нельзя одной!
Его глаза бегали по ее лицу, по ссадине на виске, впитывая каждую деталь. В них был не просто испуг. В них была паника человека, который видит, как рушится весь его хрупкий, выстраданный мир.
– Я в порядке, – прошептала она, и ее собственный голос показался ей чужим.
– Молчи, не говори ничего, – он тут же перешел в свой врачебный режим, но его пальцы все так же судорожно сжимали ее руку. – Ушиблена? Голова кружится? Тошнит?
Он не дожидался ответов, его руки уже ощупывали ее голову, шею, проверяя движения суставов. Его прикосновения были быстрыми, профессиональными, но в них сквозила какая-то лихорадочная поспешность.
– Никаких больниц! – вдруг резко сказал он подошедшему медику. – Я сам осмотрю ее в клинике. Я ее лечащий врач. И муж.
Он говорил с таким холодным, не допускающим возражений авторитетом, что медик только кивнул.
Марк наклонился к ней ближе, и его шепот был горячим и влажным у ее уха:
– Все хорошо, дорогая. Я здесь. Я все возьму под контроль. Ничего не бойся.
Но она видела его глаза. И в них читала совсем другое. Он боялся. Боялся смертельно. И это пугало ее куда больше, чем сама авария.
Глава 9
Он привез ее не домой, а прямиком в свою клинику. В ее личную палату, которая всегда была наготове, – стерильную, тихую, с приглушенным светом.
Его забота стала удушающей. Он сам снял с нее одежду, помог надеть больничный халат, сам уложил в постель. Он не отходил ни на шаг, его взгляд не отпускал ее ни на секунду. Казалось, он боялся, что, если моргнет, она исчезнет.
– Тебе нельзя волноваться, – твердил он, поправляя подушку под ее головой. – Никаких стрессов. Ты получила легкое сотрясение. Мозг сейчас очень уязвим. Любое перенапряжение может вызвать… непредсказуемые последствия.
«Непредсказуемые последствия». Она понимала, что он имел в виду. Воспоминания. Обрывки той жизни, что прорвались сквозь удар и потерю сознания.
Он сделал ей укол – легкое седативное, как он объяснил, чтобы она отдохнула. И пока лекарство медленно растекалось по венам, принося желанную тяжесть в конечностях, она лежала и смотрела в потолок.
Имя «Лика» жгло ее изнутри, как клеймо. Оно было настоящим. Более настоящим, чем «Алиса». Она знала это теперь с абсолютной, интуитивной уверенностью.
Он сидел рядом, держал ее за руку и гладил по волосам. Его прикосновения, которые раньше успокаивали, теперь казались колючими, полными скрытого смысла. Он не просто ухаживал за пострадавшей невестой. Он охранял свой секрет. Он запечатывал трещину, что едва не разверзлась и не поглотила созданный им мираж.
– Спи, – прошептал он. – Я никуда не уйду. Я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя.
И глядя в его преданные, полные ужаса глаза, она поняла самую страшную правду. Его паника после аварии была не только страхом потерять ее. Это был страх, что она вспомнит. Кто она на самом деле.
И тот, другой мужчина из ее видения… Тот, что звал ее Ликой и сажал на плечи… Он был реальным. И Марк украл ее у него.
Глава 10
Она пролежала в клинике три дня. Три дня тотального контроля. Марк отменил все свои приемы, проводя все время рядом с ней. Он читал ей вслух, включал спокойную музыку, кормил ее с ложки. Он был идеален. И от этой идеальности ее охватывала тихая паника.
Воспоминания об аварии и о том, что было до нее, не возвращались. Они заперлись где-то глубоко, словно испугавшись этой гиперопеки. Лишь изредка, в полусне, она снова слышала тот низкий, теплый голос: «Держись крепче, Лика».
Она больше не спрашивала его о папке в кабинете. Она поняла, что задавать вопросы бесполезно и опасно. Он всегда найдет объяснение. Он всегда окажется прав.
На четвертый день он наконец разрешил ей встать. Она подошла к окну. Внизу кипела жизнь. Там, за стеклом, существовал город, в котором, возможно, ее искал другой мужчина. Человек, который звал ее Ликой.
Марк подошел сзади и обнял ее, положив подбородок ей на голову.
– Скоро наша свадьба, – тихо сказал он. – И все это останется позади. Мы начнем нашу жизнь с чистого листа. Без происшествий, без травм. Только ты и я.
Она закрыла глаза, позволяя ему держать себя. Ее тело было расслабленным, послушным. Но внутри, глубоко в душе, где не доставали ни уколы, ни таблетки, ни его ласковые слова, что-то окончательно затвердело.
Она больше не была его хрупкой, запуганной Алисой. Она была Ликой. И Лика знала, что ее жизнь – это ложь. И что пришло время узнать правду. Даже если эта правда разрушит все, что ее окружает. Даже если она разрушит ее саму.
Она смотрела в окно и впервые за долгое время не искала в городе трещин. Она искала путь. Путь к себе.
Глава 16
Клиника Марка была его гордостью – храм современной медицины, где все было подчинено принципам стерильности, порядка и бесшумной эффективности. Светло-серые стены, матовые хромированные поверхности, приглушенный гул вентиляции и едва уловимый запах антисептика, заменивший собой привычные больничные ароматы. Здесь не было места хаосу, боли или непредсказуемости. Здесь все было под контролем. Как и она.
Алиса сидела в кабинете Марка, ожидая его окончания приема. Он настоял на еженедельном осмотре после аварии, хотя физически она чувствовала себя уже хорошо. Сотрясение прошло, ссадина на виске затянулась розоватым свежим шрамом. Но невидимые раны, те, что скрывались под слоем лекарств и внушений, лишь глубже впились в ее сознание. Имя «Лика» стало ее тайным знаменем, ее личным бунтом, который она тщательно скрывала под маской усталой покорности.
Она смотрела в окно на безмятежный вид из окна его кабинета на двадцатом этаже. Город лежал в дымчатой дымке, беззвучный и далекий. Иногда ей казалось, что она видит там, внизу, тень другой себя – ту, что бежала по улицам, смеялась, жила полной грудью, а не этим размеренным, отфильтрованным существованием в стеклянной башне.
Дверь в кабинет была приоткрыта, донося обрывки разговора Марка с медсестрой из коридора. Потом его голос, спокойный и профессиональный: «…следующего пациента, пожалуйста. С карточкой племянника».
Она слышала, как в приемной зашуршали шаги, чей-то низкий, сдержанный голос что-то говорил медсестре. И вдруг… что-то щелкнуло. Не в ушах, а глубоко внутри, в самой сердцевине ее существа. Этот голос. Он был как эхо из того самого яркого сна, что преследовал ее все эти недели.
Ее пальцы сами собой впились в подлокотники кресла. Она замерла, вслушиваясь. Сердце заколотилось с такой силой, что ей показалось, его стук слышно по всей комнате.
И тогда он появился в дверном проеме. Не сразу заходя, пропуская вперед маленького мальчика лет пяти. Высокий, широкоплечий мужчина в простой темной куртке, которая резко контрастировала с безупречной белизной коридора. Его поза была немного сутулой, усталой, но в ней чувствовалась скрытая сила.
Алиса невольно подняла голову, и их взгляды встретились.
Мир остановился.
Звуки клиники – гул вентиляции, отдаленные шаги, тиканье часов – исчезли, поглощенные оглушительной тишиной, что воцарилась в ее голове. Воздух словно сгустился, стал вязким и тяжелым. По ее коже пробежали тысячи крошечных иголок, а в груди что-то сжалось, заставив перехватить дыхание.
Он смотрел на нее. Не мигая. Его глаза, серые и глубокие, как осеннее небо перед дождем, были широко распахнуты. В них не было простого любопытства или вежливого интереса. Нет. Это был взгляд человека, который увидел призрак. В них читалось шокирующее, оглушительное потрясение, смешанное с чем-то таким болезненно-родным и щемящим, что у Алисы закружилась голова.
Его лицо, поначалу спокойное, побледнело. Легкая, едва заметная дрожь пробежала по его скулам. Он сделал едва заметное движение вперед, словно его физически потянуло к ней неведомой силой. Его губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, выдохнуть какое-то имя, но звук застрял где-то глубоко в горле.
Это длилось всего несколько секунд. Всего одно мгновение, в котором уместилась вечность. Но за это мгновение Алиса успела прочитать в его взгляде все: бездонную боль, безумную надежду, растерянность и… узнавание. Глубокое, безошибочное узнавание, которого ей так не хватало в зеркале.
И тут же, как ножом по старому шраму, в памяти вспыхнул тот самый образ: сирень, смех, ощущение надежных плеч под ней. И низкий, теплый голос, который говорил: «Держись крепче, Лика».
Это был он. Тот самый голос. Тот самый человек.
Паника, острая и животная, ударила в голову. Ей стало нечем дышать. Комната поплыла, краски поплыли. Она отпрянула назад, вжавшись в спинку кресла, ее пальцы судорожно сжали ручки.
В этот момент из кабинета вышел Марк. Его появление было словно ударом хлыста, разрывающим заколдованное пространство между ними.
– Леонид Игоревич? – его голос прозвучал холодно и четко, как скальпель. – Проходите, пожалуйста.
Мужчина – Леонид – вздрогнул и резко отвел взгляд от Алисы, словно ожог. Он опустил руку на плечо мальчика, сделав шаг к кабинету Марка. Но, прежде чем переступить порог, он на мгновение снова бросил на нее взгляд. Уже не шокированный, а быстрый, оценивающий, полный немого вопроса и тревоги.