Белый юг

1

В действительности я не имел никакого отношения к «Южному Кресту» до 17 января, за три недели до того, как произошло бедствие. Месяцем раньше я даже не подозревал о существовании некоего судна, принадлежащего «Южной антарктической китобойной компании». Я не китобой, и, если не считать сезонных работ в Гренландии, в которых я участвовал вместе с университетским исследовательским клубом, мне прежде никогда не приходилось бывать в высоких широтах. Я бы хотел вначале кое-что отметить для тех, кто имеет большой опыт пребывания в условиях Антарктики, и в частности китобойного промысла, – то, что для них хорошо знакомо и привычно, для меня было чем-то совершенно новым. Меня попросили подробно описать все события лишь потому, что благодаря некоторым, не зависящим от меня обстоятельствам я был достаточно близко знаком с теми людьми, которые имели самое непосредственное отношение к катастрофе, и знал о ее реальных причинах немного больше ныне живущих.

К событиям, которые привели к гибели «Южного Креста», я стал впервые причастен в Новый год. Я эмигрировал в Южную Африку и в ночь на первое января просиживал в офисе компании, занимающейся частными перевозками, в надежде вылететь в Кейптаун. Решение эмигрировать я принял, в общем-то, не раздумывая. И если бы я тогда знал, что меня ждет впереди, я бы тотчас повернул обратно и, подавив самолюбие, вернулся бы к рутинному и ничем не примечательному существованию клерка, просиживающего свои дни в конторе «Брайдвелл и Фейбр» – фирмы, импортирующей табак.

Вылет был назначен на час ночи. Самолет был зафрахтован «Южной антарктической китобойной компанией» для полковника Блэнда. Для пассажиров в нем было отведено пять мест, а с Блэндом летели еще двое человек. Вот и все, что мне было известно. О том, что в Новый год вылетают эти трое, пилот Тим Бартлет предупредил меня еще прошлой ночью. Сам он охотно бы взял меня. Но мне предстояло еще отвоевать право занять одно из свободных мест.

Блэнд появился в половине первого. Он вошел в зал ожидания, громко топая ногами и тяжело дыша.

– Самолет готов? – спросил он у служащего. Он сказал это тоном, не допускающим возражений. Кроме того, у него был вид вечно спешащего человека.

С ним были еще трое – двое мужчин и девушка. Сквозь открытую дверь в помещение ворвалась волна холодного воздуха, и я успел заметить большой лимузин, свет фар которого отражался на влажном шоссе. Шофер, одетый в униформу, внес багаж.

– Пилот ждет вас, – сказал служащий. – Пожалуйста, распишитесь на этих бланках, полковник Блэнд. И вот телеграмма – она была получена полчаса назад.

Я не отрываясь смотрел, как его толстые пальцы разорвали конверт. Он водрузил себе на нос тяжелые очки в роговой оправе и поднес листок бумаги к свету. Под кустистыми бровями его глаза казались колкими и холодными, а синеватые челюсти подрагивали, когда он читал. Затем он резко обернулся.

– На вот, прочти это. – Он протянул девушке тонкий листок.

Девушка подошла к нему и взяла телеграмму. На ней были широкие брюки, явно не новые, и зеленое шерстяное джерси. На плечи она небрежно накинула прелестное норковое манто. Девушка выглядела усталой, и лицо ее казалось бледным. Прочитав телеграмму, она поджала губы и ничего не выражающим взглядом посмотрела на Блэнда.

– Ну? – спросил он. Его тон был почти яростным.

Девушка молчала. Она только бросила на полковника короткий взгляд, и я заметил, что она немного дрожит.

– Ну? – прорычал он снова, и тут как будто весь его гнев вырвался наружу. – Сперва ты, теперь твой отец. Что вы имеете против парня? – Его кулак яростно обрушился на крышку стола. – Отзывать его я не стану. Ты слышишь? Пусть лучше твой отец подружится с ним. Еще одно подобное заявление, и он отправится в отставку. Он не единственный руководитель, к которому я могу обратиться.

– Да, но он единственный, чья работа дает вам те результаты, к которым вы привыкли, – сказала она вызывающе и покраснела от внезапно охватившей ее ярости.

Блэнд намеревался что-то ответить, но взглянул на меня и передумал. Он резко повернулся и выхватил из руки служащего бланки. Когда он подписывал их, его рука дрожала. Мне было занятно наблюдать за ним, и мысль о Кейптауне отступила на задний план. Я уже встречал раньше подобных типов – агрессивных бизнесменов, добившихся успеха в жизни благодаря только самим себе. Этот человек казался твердым и непреклонным, как гранитная глыба. Просить его взять к себе на самолет было равносильно тому, чтобы у служащих британского банка просить взаймы слиток золота. Но ничего другого мне не оставалось – я сжег за собой все мосты: отказался от комнат, потребовал у банка перевода небольшой суммы денег в Кейптаун и отправил письмо работодателям о том, что увольняюсь.

Блэнд словно почувствовал, что я наблюдаю за ним, – он внезапно обернулся и уставился на меня. Его маленькие голубые глаза за толстыми линзами очков выглядели какими-то странными, искаженными.

– Вы ждете самолета, сэр, или же хотите поговорить со мной? – спросил он требовательным тоном.

– Жду самолета, – ответил я.

Он что-то буркнул, но не отвел взгляда.

– Видите ли, для меня все зависит от вас, – начал я. – Мое имя Крейг, Дункан Крейг. Пилот вашего самолета – мой друг. Он сказал мне, что у вас будут свободные места, и я бы хотел поинтересоваться, не будете ли вы…

– Вы что, хотите прокатиться за чужой счет?

Его слова и тон смутили меня. Но я изо всех сил сдержал свой гнев.

– Я бы очень хотел вылететь с вами в Кейптаун.

– Нет, исключено.

И вдруг мне стало все равно. Возможно, это было просто его манерой поведения – точно так же он разговаривал и с девушкой.

– Здесь нет ничего оскорбительного, полковник Блэнд, – сказал я резко. – Все, что я прошу, – это взять меня на борт. – И я нагнулся за своей сумкой.

– Постойте-ка. – Вся его ярость как будто улетучилась. Я взглянул на него – он стоял, облокотившись о стол, и толстыми пальцами дергал за мочку левого уха. – Двести тысяч человек ждут того момента, когда они смогут отправиться в Южную Африку. Почему я должен оказывать любезность именно вам, а не кому-то другому?

– Так уж случилось, что я – единственный, кто попросил вас. Остальные почему-то не сделали этого. – Я снова поднял свою сумку. – Забудем, – произнес я и направился к двери.

– Ладно, Крейг. У нас действительно есть свободное место. Если пилот поручится за вас и вы быстро пройдете через все формальности, то можете лететь с нами.

Он как будто говорил всерьез.

– Спасибо, – сказал я и направился к двери, которая вела на летное поле.

– Зарегистрируйте свой багаж и заполните бумаги. – Голос Блэнда вновь прозвучал резко.

– Я уже сделал все заранее, – ответил я, – на всякий случай.

Мне не хотелось, чтобы он думал, что я принял его приглашение как само собой разумеющееся.

Блэнд нахмурил брови, а его челюсти дрогнули. Внезапно он рассмеялся.

– Где вы научились такой предусмотрительности – в бизнесе или на службе?

– На службе, – ответил я.

– Где – в армии?

– В военно-морском флоте.

Этот ответ, казалось, лишил его всякого интереса ко мне. Он отвернулся и стал наблюдать за тем, как взвешивают его багаж. В это время из служебной комнаты вышел Тим Бартлет в сопровождении своего помощника, Фентона. Он взглянул на меня и приподнял брови. Они с Фентоном представились Блэнду, и Бартлет попросил у служащего бумаги пассажиров. Проглядывая их, он заметил:

– Я вижу, вас теперь не трое, а четверо?

– Да. Миссис Блэнд тоже хочет лететь, – кивнул полковник в сторону девушки.

– Кто из вас Вайнер? – спросил Тим Бартлет.

Один из мужчин, стоявший в тени за дверью, шагнул вперед.

– Я, – произнес он гортанным шепотом.

Его движения были порывистыми, как у марионетки, – словно кто-то против воли дергал за невидимые нити, привязанные к его конечностям. Одежда, на несколько размеров большая, чем требовалось, мешком висела на его высохшем теле.

– Хотите взглянуть на мои бумаги? – спросил он тем же самым шепотом.

– Нет, все в порядке, – ответил Тим.

– А я – Бономи, Альдо Бономи.

Это был четвертый член их группы. Он вышел из тени развязной походкой оперного певца. На нем был пиджак из верблюжьей шерсти с подплечниками, а шею украшал галстук переливчатого синего цвета с мелким желтым рисунком. Когда он схватил Тима за руку и принялся изо всех сил трясти ее, на его пальцах сверкнуло золото.

– Я так рад, что мы будем в надежных руках. Вы настоящий художник. Да, я видел это. И я, я тоже художник. Я должен сделать фотографии для «Эль Колонелло». – Он замолчал, переводя дыхание и тревожно глядя Тиму в лицо. – Но я надеюсь, что вы хороший пилот. Прошлый раз я летел с одним летчиком, так он выкинул шутку с самолетом, меня ужасно тошнило.

Тим высвободил свою руку из руки итальянца, сказал:

– Все будет в порядке. Вам незачем волноваться, мистер Бономи. Это будет очень скучный полет, – и отправился на летное поле.

Все остальные, как только прошли через паспортный контроль и таможню, последовали за нами. Мы влезли в самолет. Багаж пристегнули ремнями, и дверь захлопнулась. Фентон пробрался к нам в салон и велел пристегнуть ремни безопасности. Моторы взревели, и самолет вырулил на взлетную полосу. Огни аэропорта сверкали холодным, ледяным светом. Самолет достиг конца взлетной полосы и остановился, дожидаясь сигнала с контрольной вышки. Внезапно я почувствовал в животе противную пустоту. Это всегда случается со мной перед взлетом. О, эти ужасные минуты! Не знаю никого, кто бы спокойно переживал их.

Я взглянул на остальных. Все как будто расслабились, но их лица были напряженными. Никто не произносил ни слова. Блэнд сидел, прикрыв глаза. Девушка спрятала руки глубоко в карманы мехового манто. Не отрываясь, она глядела в одну точку перед собой. Маленький завиток ее белокурых волос выбился из-под шелкового платка, который был повязан у нее на голове. Бономи весь извелся в своем кресле – он и минуты не мог посидеть спокойно. Он вертелся, как резиновый мяч, – вот сейчас он вперился взглядом в окно, а в следующую секунду с любопытством рассматривал салон. Только Вайнер как будто расслабился полностью. Он сидел, глубоко провалившись в кресло, напоминая груду старой одежды. Уголок его рта нервно подергивался, но на лице – выражение полной апатии. Руки он положил на живот, длинные, нервные пальцы вцепились в замок ремня безопасности.

Внезапно моторы заревели снова. Самолет закачался и завибрировал. Затем он развернулся и помчался по взлетной полосе, набирая скорость. Я посмотрел в окно – огни самолета узкими светящимися полосами отражались на влажном бетоне. Самолет пару раз стукнул о землю, а затем задняя часть фюзеляжа поднялась в воздух. Огни контрольной вышки постепенно удалялись. И вот самолет плавно отделился от земли, гул моторов стал монотонным. Меня прижало к спинке кресла. Контрольная вышка, огни которой стали теперь совсем крошечными, стремительно удалялась. Фонари освещали узкую ленту дороги, проходящей рядом с аэропортом. Затем самолет сделал вираж, и огни самого Лондона помчались к горизонту. Я вспомнил о записке, которую я оставил на своем письменном столе – «Уехал в Южную Африку». Неужели это было лишь вчера вечером? Я представил себе мистера Брайдвелла, как он останавливается у стола и читает записку, а затем чувствует тревогу, думая, что его дурачат, ведь ему не понять, как я мог вдруг оставить такую работу и уехать.

Я отстегнул ремень безопасности. Наконец я был свободен, и мне хотелось петь, кричать – словом, сделать что-то такое, что отражало бы мое настроение. Маленький еврей по-прежнему сидел, обхватив пальцами замок ремня. Неожиданно сзади меня раздался голос Блэнда:

– Джуди, поменяйся местом с Францем. Мне нужно поговорить с ним насчет устройства электрогарпуна.

Девушка спросила:

– Может, вам лучше отдохнуть?

– Я в полном порядке, – ответил Блэнд грубовато.

– Доктор Уилбер сказал…

– Пропади он пропадом, этот доктор Уилбер!

– Если вы будете шутить со здоровьем, вы убьете себя.

– Я и так только убийствами и занимаюсь. – Он замолк, глядя на Джуди. – Где телеграмма? Я давал ее тебе.

Девушка сунула руку в карман шубки и извлекла оттуда измятый листок. Я услышал, как Блэнд разглаживает его на своем портфеле.

– Бернт не имел права посылать мне такую телеграмму. – Им снова овладел гнев. – Он слишком строг с парнем. – Я услышал шорох бумаги, скомканной его мощным кулаком. – Беда в том, что, как только я умру, от полного контроля над компанией его будет отделять лишь Эрик. – Его голос прозвучал почти яростно.

– Вы не очень-то учтивы, – заметила девушка.

– Не учтив, да? А что, черт побери, я должен думать? Недели не прошло, как они отбыли из Кейптауна, а между ними уже начались разногласия.

– И кто же, по-вашему, в этом виноват? – резко спросила девушка.

– Бернт все время играет на том, что у Эрика нет должного опыта.

– Эрик говорит неправду.

– Что? Неужели ты думаешь, что я не поверю собственному сыну?

– Нет, но вы сами знаете его не очень хорошо, верно? Всю войну вы пробыли в Лондоне и с тех пор…

– Я знаю, что вы все время изводите парня, – рявкнул Блэнд. – Надо же, у Бернта хватило наглости говорить о том, что присутствие Эрика привело к недовольству среди парней из Тёнсберга. С ними никогда не было никаких проблем. Они слишком заинтересованы в успехе экспедиции.

– Если Бернт сказал, что из-за Эрика у него возникли проблемы с экипажем, значит, так оно и было, – твердо заявила девушка. – У него всегда на первом месте были интересы компании. И вы это знаете.

– Почему же тогда он посылает мне подобный ультиматум? Почему он требует отзыва Эрика?

– Потому что понял, что он за человек.

– «Что он за человек»! Хорошо же ты говоришь о своем муже.

– Мне все равно. Вам тоже не мешало бы узнать его получше.

– Замолчи! – Голос Блэнда сорвался, словно струна, за которую резко дернули.

– И не подумаю, – резко сказала девушка. – Пора бы вам узнать всю правду. Эрик…

– Замолчи! – прогремел Блэнд. – Не смей так говорить. Я знаю, что с ним сейчас происходит. Дома его унижала ты, а в море его унижает твой отец. Из-за вас обоих он стал совсем неуверенным в себе. Неудивительно, что ему необходимо…

– Уверенность! – В ее голосе прозвучали презрение и нервозность. – Да вы совсем не знаете его! Вы все еще думаете о нем как о беспутном, отважном мальчишке десяти лет, который катается на лодке и побеждает в лыжных соревнованиях. Вы думаете, что это все, что ему нужно. Да нет, это далеко не все. Он хочет держать в своих руках все, что угодно, – людей, машины, целые организации. Он жаждет власти. Власти, поверьте мне. Он хочет управлять компанией. И он уговорил свою мать…

– Да как ты смеешь говорить такое!

– Господи! Думаете, я не знаю, каким он стал сейчас? – Она перегнулась через проход – в ее позе чувствовалось напряжение, а лицо казалось чересчур бледным. – Я собиралась сказать вам об этом, когда мы получили первую телеграмму. Но вы были тогда больны. Сейчас же если вы способны на подобное путешествие, то у вас хватит сил и на то, чтобы узнать, что…

– Я не собираюсь тебя слушать. – Блэнд попытался успокоиться. – У тебя истерика.

– Вам придется это выслушать. И никакой истерики у меня нет. Я должна вам рассказать об этом…

– Я уже сказал, что я не желаю тебя слушать. Черт побери, ведь он твой муж!

– Думаете, я этого не знаю? – Ее голос прозвучал как будто слегка испуганно. – Думаете, он не напоминал мне об этом каждый час с того самого дня, как мы поженились?

Блэнд пристально смотрел на нее сквозь толстые линзы очков.

– Ты уже не любишь его? – спросил он.

– Люблю?! – взволнованно воскликнула Джуди. – Я ненавижу его, ненавижу! Господи, ну почему вы позволили, чтобы он стал вторым человеком в экспедиции?

– Ты, кажется, забываешь, что он мой сын, – произнес Блэнд угрожающе тихим голосом.

– Нет, не забываю. Но пора вам узнать правду.

– Тогда дождись момента, когда мы будем одни.

Девушка взглянула на меня и поняла, что я наблюдал за ней.

– Ладно, – сказала она негромко.

– Франц!

Человек, сидящий впереди меня, подпрыгнул в своем кресле.

– Пересядь сюда. Поменяйся местами с Францем, – приказал Блэнд девушке, – и постарайся успокоиться.

Она встала и пересела на место немца. Лицо ее было напряжено, а маленькие руки сжаты так крепко, что костяшки пальцев казались белыми. Она словно застыла.

Я отвернулся и стал смотреть в окно на красный навигационный огонь на борту самолета. Внизу проплывало побережье Кента. А впереди виднелась неровная поверхность пролива Ла-Манш, освещенная ущербной луной. Сквозь ровный гул моторов я различал отдельные фразы беседы за моей спиной.

– Оборудование появилось… из Кейптауна два дня назад пришла телеграмма… «Тойр III» ремонтируют… я приказал Садмену подождать нас… все готово для проверки.

Я не мог заснуть – вероятно, потому, что был слишком взволнован. Наконец я поднялся и прошел в кабину. Фентон сидел за рычагами управления. Тим наливал кофе из термоса.

– Ну вот, это последние бастионы Англии. – Он кивнул в сторону окна. – Завтра уже должно быть намного теплее. Как у тебя с Блэндом и его компанией?

– Я почти не разговаривал с ними, – ответил я. – Блэнд и девушка только что поскандалили. Сейчас он разговаривает с Вайнером о новом оборудовании или о чем-то таком. Вайнер ведь немец, да?

– Точно. Он специалист по электрогарпунам. Он перешел к Блэнду из одной крупной рурской компании. Вот бедняга! Только подумать – четыре месяца в Антарктике. Для меня слишком холодным кажется и перелет через Альпы.

– А Блэнд тоже собирается в Антарктику?

– Да, они все туда отправляются, насколько мне известно. В Кейптауне их ждет судно, которое доставит их на борт плавучей китобойной базы. Я так понял, что на «Южном Кресте» какие-то проблемы. Так или иначе, но у Блэнда такой вид, словно ему не терпится попасть туда поскорее.

– Ты хочешь сказать, что девушка отправится вместе с ним? – спросил я.

Тим пожал плечами.

– Насчет нее не знаю, – ответил он. – Она присоединилась к ним в последний момент. Судя по ее документам, она уроженка Норвегии, но замужем за южноафриканцем. На вид довольно милая.

– Зато ведет себя совсем не так. Скорее похожа на дикую кошку. И она явно из-за чего-то очень переживает.

– Странно, что тебя это волнует. Ты ведь летишь, так чего тебе не хватает? А если хочется с кем-нибудь поговорить, пойди к Бономи. Наверное, за его чванливостью обнаружится что-нибудь еще – он ведь один из лучших фотографов во всем мире. Немного кофе?

– Нет, спасибо, – отказался я, – буду плохо спать.

Он опустил термос.

– Да, чуть не забыл. Нужно раздать одеяла. Поможешь мне, Дункан?

Вернувшись в салон, я не обнаружил там никаких перемен. Блэнд и Вайнер погрузились в изучение чертежей.

Девушка смотрела в окно. Казалось, с тех пор, как я вышел из салона, она даже не пошевелилась. Правда, Бономи заснул, его рот был слегка приоткрыт, но его храп перекрывался гулом моторов. Мы раздали одеяла.

– Завтракать будем в Тревизо[2], – сказал Тим, проходя вперед.

Я уселся в свое кресло. Девушка завернулась в одеяло, но в движениях ее все еще чувствовалось напряжение, и глаза ее по-прежнему светились тревогой. Я мыслями унесся в Южную Африку, к тому, что ждало меня впереди. Думая о своей новой жизни, я все еще волновался. Все казалось каким-то нереальным. Я думал о Капских горах, которые я когда-то на рассвете видел с капитанского мостика своего корвета – я тогда конвоировал подкрепление для Египта и Сицилийской операции. Какую работу подыщет для меня Крамер, когда я прибуду на место? Гул моторов был таким размеренным и монотонным, что убаюкал меня.

Холодный рассвет встретил нас Альпами, пустынной грядой горных вершин, покрытых снегом, в гигантские расселины которых время от времени падали огромные куски ледника. Мы пересекли обширные просторы Ломбардской низменности и приземлились в Тревизо, чтобы позавтракать.

Мы отправились в местное кафе, и я вошел туда вслед за Бономи. Меня заинтересовал Блэнд, и я подумал, что Бономи – единственный из всех четырех, кто сможет удовлетворить мое любопытство. В отличие от остальных он занял себе отдельный столик, и я сел напротив него.

– Я слышал, что вы – фотограф, мистер Бономи, – сказал я.

– Да. Вы разве никогда не слышали об Альдо Бономи?

– Конечно, слышал, – не очень уверенно пробормотал я.

Уголки его рта поползли вниз, и он взмахнул руками, словно в отчаянии.

– Вы не дурачьте меня. Вы не слышали об Альдо Бономи. Где вы живете, майстер Крейг?

В его карих глазах было заметно сожаление.

Я вспомнил о людях, которых встречал у себя на работе и дома. Я правильно сделал, что вырвался из этой жизни.

– Вы хотите сделать фотографии о китобойном промысле в Антарктике? – спросил я.

– Си, си. – В это время подошел официант, и Бономи сделал заказ, быстро говоря по-итальянски. – Могу я сделать заказ для вас, майстер Крейг? Я хочу сделать для вас что-нибудь хорошее.

– Спасибо, – ответил я. Когда официант удалился, я спросил Бономи, как ему нравится идея о путешествии в Антарктику.

Он лишь слегка пожал плечами.

– Работа, понимаете.

– Но ведь это необычное задание, верно?

– Необычное? Может быть. Но моя работа часто необычная. Один день я фотографирую в зоопарке, другой – на рандских рудниках. Потом я еду в Канаду, на железную дорогу.

– Вы часто путешествуете?

– Ну конечно. О, вы не понимаете. Я – Альдо Бономи. Все хотят мои фотографии. Одну неделю я в Америке, другую – в Париже. Путешествую и путешествую – я всегда на поезде или в самолете.

– А сейчас вы отправились в Антарктику с полковником Блэндом… Скажите, что вы о нем думаете? Вы слышали, как он ссорился со своей невесткой? На борту китобазы что-то случилось?

Он принялся перебирать пальцами маленький зеленовато-красный бант на шее.

– Майстер Крейг, я никогда не говорю о моих клиентах. Это вредит работе, вы понимаете.

На его смуглом лице, то ли в заискивании, то ли в извинении, блеснули белые зубы. Он пригладил рукой свои блестящие черные волосы.

– Давайте говорить о вас, – сказал Бономи.

Подошел официант, неся наш завтрак. Когда он разливал кофе, Бономи спросил:

– Вы ведь эмигрируете в Южную Африку, да?

Я кивнул.

– Это очень здорово… Вы бросаете все… Вы едете в другую страну и начинаете все сначала. Это большое приключение… У вас нет работы, но ваши потребности остаются теми же, что всегда. Вы смелый человек. Мне нравятся смелые люди. Не хотите выпить что-нибудь с кофе?

Я покачал головой, а он продолжил:

– Только чуть-чуть, я выпиваю за ваше здоровье. А еще мне нравится пить за завтраком. – Он повернулся к официанту: – Due cogmaci[3].

– Почему вы думаете, что у меня нет работы? – спросил я, когда официант удалился.

– Если у вас есть работа, то вам не нужно просить взять вас на самолет. Это все сделала бы ваша компания. Я знаю, потому что я всегда работаю на какую-то компанию. Но скажите мне – почему вы покинули Англию?

Я пожал плечами.

– Даже не знаю. Просто надоело.

– Но что-то заставило вас принять быстрое решение, так? О, я не имею в виду что-то серьезное, вы понимаете. Жизнь – она всегда так. Всегда есть маленькие вещи, которые решают за нас.

Я усмехнулся.

– Тут вы правы.

Неожиданно я разговорился с ним, выкладывая ему про себя почти все. Это был самонадеянный, изнеженный человек, полный сознания собственной важности, но с ним оказалось на удивление легко говорить.

– После войны у меня возникло ощущение, что все мои надежды рухнули, – объяснил я. – Я попал в военно-морской флот прямо из Оксфорда. Когда я вернулся с войны, я был одержим странной мыслью, что моя родина обязана мне. Затем я обнаружил, что командование корветом не приспособило меня к бизнесу и прочим делам. Все кончилось тем, что я стал работать служащим в фирме, импортирующей табак.

– Не так уж много после того, как вы командовали кораблем, верно? – кивнул он с сочувствием. Подошел официант с коньяком. – Salute! – поднял он свою рюмку. – Желаю вам buona ventura[4], майстер Крейг. И какая же маленькая вещь расстроила вас, а?

– Пятерка, – ответил я. – Мистер Брайдвелл, человек, преуспевший в бизнесе, в канун Нового года раздал нам всем по пять фунтов. Но этому болвану не следовало толкать речь.

– Вам не нравится майстер Брайдвелл?

– Да нет. Не в том дело. Он неплохой человек. И это в общем-то был благородный жест. Но я не выношу, когда мне читают лекции. Мне кажется, это не лучший способ заработать пять фунтов. Я ушел и пропил свою пятерку. А вечером пришел к Бартлету, пилоту нашего самолета. Он сказал мне, что летит в Южную Африку и в самолете будет два свободных места, – я решил рискнуть.

– Понимаю. А вы знаете, какая сейчас обстановка в Южной Африке?

– О, я знаю, послевоенный бум уже прошел, как и в Англии. Но мой товарищ, которого я встретил во время войны, сказал мне, что он всегда сможет найти мне работу, если я надумаю эмигрировать.

– А, да, да – товарищ, которого вы встречаете во время войны. – Бономи пожал плечами и уставился в свою рюмку. Наконец он испустил короткий вздох и произнес: – Ну что же, желаю вам удачи. Надеюсь, что работа, которая у него есть для вас, – очень хорошая.

В зал вошел Тим Бартлет и сказал, что пора вылетать. Мы покончили с завтраком и прошли в самолет. Но когда он с ревом промчался по взлетной полосе и взмыл в голубое небо Италии, мысли о Южной Африке почему-то перестали меня волновать так, как прежде. Сначала я должен был связаться с Крамером насчет работы. Это мне было и так ясно. Но долгое время я не думал и не беспокоился о том, что сейчас, когда Южная Африка стала для меня реальностью, проблема поиска работы может оказаться намного серьезнее.

Полет над Средиземным морем не был таким уж спокойным – самолет то и дело проваливался в воздушные ямы; море было ярко-голубым, но тут и там по нему были разбросаны беловатые пятна. Западная Пустыня казалась тусклой и холодной. Каир приветствовал нас прямотой египетских пирамид в Гизе. Ледяной ветер пыльными вихрями носился по аэродрому. Тим сказал, что здесь будет шестичасовая остановка. Вылет в десять часов. Бономи ушел вместе со своим другом-журналистом, который прибыл сюда на самолете Британской корпорации трансокеанских сообщений. Блэнд решил передохнуть. Его крупное лицо было бледным и влажным от пота, и вообще вид у него был нездоровый и какой-то измученный. Вайнера явно укачало. Я остановился, раздумывая, чем занять себя. Каир был одним из тех мест, где я побывал во время войны. Наконец я решил отправиться в город и найти там приятное местечко, где можно было бы выпить. Вдруг сзади раздался голос:

– Мистер Крейг.

Я обернулся. Передо мной стояла Джуди. Вид у нее был усталый.

– Не могли бы вы… не возьмете ли меня с собой в город – можно было бы выпить или?..

Ее серые глаза были широко раскрыты, а губы едва заметно дрожали. Мне казалось – еще минута, и она заплачет. Она была словно пружина, которую закрутили слишком сильно, и она вот-вот лопнет.

– Идемте, – сказал я и взял ее за руку.

Я почти физически ощутил ее напряжение. Нельзя сказать, что ее била дрожь, но это было похоже на электрический заряд. Мы взяли такси, и я велел шоферу отвезти нас в отель «Шепед».

Пока такси не выехало за пределы аэродрома, мы оба молчали. Я не торопил ее. Я знал, что она начнет говорить сама. Неожиданно Джуди произнесла:

– Простите меня.

– За что? – спросил я.

– За то, что я навязалась вам. Я… я не думаю, что вам будет со мной интересно.

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Просто расслабьтесь.

– Постараюсь, – ответила она и закрыла глаза.

Когда мы прибыли в отель, я повел ее к угловому столику.

– Что будете пить? – спросил я.

– Виски.

Я заказал два виски. Мы попытались немного поговорить, но ничего не получилось. Официант принес заказ, и она молча начала потягивать свой виски. Я предложил ей сигарету. Она жадно затянулась.

– Может, расскажете мне, что вас беспокоит? – предложил я.

– Может быть, – ответила она.

– Вам станет легче, – добавил я. – Это всегда срабатывает. К тому же вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся.

Она молчала, словно не слышала. Она не отрываясь смотрела на шумную компанию за соседним столиком, но вряд ли что-нибудь видела. Один Бог знает, что в это время было у нее перед глазами. Хотя ей нельзя было дать больше двадцати пяти, лицо у нее было изможденным. Неожиданно она сказала:

– Я боюсь за отца. Не знаю почему, но боюсь. Мне стало страшно ночью, в самолете. Как будто… – Джуди оперлась локтями об стол и уронила голову на руки. – О боже! – с трудом проговорила она. – Просто бред какой-то.

Мне захотелось утешить ее, но помочь я ничем не мог. Я прикурил еще одну сигарету и стал ждать. Наконец она подняла голову.

– Ночью я думала об отце и Эрике – как они там, в Антарктике.

– Эрик – это ваш муж, да? – спросил я.

– Эрик Блэнд. Да, – кивнула она.

– И ваш отец тоже там?

– Да. Он управляющий факторией. И еще начальник экспедиции. – Ее пальцы так сильно сжали стакан, что костяшки стали совершенно белыми. – Если бы там не было Эрика, – сказала она еле слышно. – Если бы только его убили на войне… – произнесла она неожиданно резко. Она посмотрела на меня грустным взглядом. – Но ведь убивают всегда не тех, верно?

Я подумал – любила ли она вообще кого-нибудь? Она опустила глаза и принялась разглядывать стакан.

– Я боюсь. Эрик стремился к этому два года. С помощью своей матери, которая живет в Норвегии, он сам набрал на судно людей из Сэндфьорда. И в этом сезоне он уговорил полковника Блэнда назначить его помощником управляющего. Не успели они выйти из Кейптауна, как он отбил телеграмму, в которой заявил, что мой отец настроил против него людей из Тёнсберга. Затем была еще одна телеграмма, в которой говорилось: «Нордал открыто заявил, что он скоро станет полноправным управляющим компании». Отец никогда бы не сказал подобного – ни открыто, никак. Это, по-моему, часть плана Эрика – вбить клин между отцом и полковником Блэндом.

– Нордал – это ваш отец? – спросил я.

– Да, Бернт Нордал. Он удивительный человек. – Впервые с тех пор, как я встретил Джуди, ее глаза словно ожили. – Девятнадцать лет он каждый китобойный сезон проводит в Антарктике. Он какой-то упрямый и… – Она оборвала себя и бесстрастно произнесла: – Понимаете, у Блэнда случился удар. У него больное сердце. Он знает, что ему недолго осталось. Вот потому-то он и согласился, чтобы Эрик принял участие в экспедиции. Иначе Блэнд никогда бы на это не пошел. Он знает, что у Эрика слишком мало опыта. Но он хочет, чтобы Эрик стал его преемником в компании. Конечно, это естественно. Но Блэнд не знает своего сына, не знает, что тот собой представляет.

– А ваш отец? – спросил я.

Она кивнула.

– Да. – Поколебавшись, она сказала: – Та телеграмма, которую Блэнд получил в аэропорту ночью, – от моего отца. Он написал – либо Эрик будет отозван, либо он слагает с себя все обязанности.

Я посмотрел на Джуди, пытаясь понять, зачем она вообще вышла замуж за Эрика Блэнда. Вряд ли ее можно было назвать красивой. Фигура ее была приземистой, а смешной вздернутый нос придавал ее лицу слегка надменное выражение. Несмотря на ее подавленное состояние, в ней чувствовалась сила и бьющая ключом энергия. Такая девушка могла бы заниматься лыжами и совершать длинные переходы через горы. В 1940 году я был с десантом в Аанладснесе.

Я знал жителей этой страны и понял, что Джуди была норвежкой – достаточно было взглянуть на ее золотистые волосы, нежную светлую кожу и большой подвижный рот. Она относилась к тому типу женщин, которые рождены для борьбы за право быть рядом с тем, кого любят. Учитывая услышанное мною в самолете, она явно сделала ошибочный выбор.

– Позвольте задать вам личный вопрос.

Ее серые глаза внезапно стали колючими.

– Валяйте.

– Почему вы вышли замуж за Эрика Блэнда?

Джуди пожала плечами.

– Почему все женщины выходят замуж за мужчин? – медленно произнесла она. – Это было в тридцать восьмом году. Тогда он был очень привлекательным – высокий, красивый, и в нем много мальчишеского. Он отличный лыжник, неплохой танцор и яхтсмен – в Дроннингеме у него чудесная маленькая яхта. Все думали, что я должна быть очень счастлива.

– Но все это оказалось чисто внешними качествами?

– Да.

– И когда же вы открыли это?

– Во время войны. Война нас всех сделала взрослее, правда? До этого я думала, что живу в чудесное время. Я училась в Англии и Париже. Но все, чем я жила, – это были вечеринки, катание на лыжах и плавание под парусом. А потом пришли немцы. – Ее глаза, которые искрились какую-то минуту, снова стали тусклыми. – Всех моих знакомых парней призвали, и они уехали из Осло на север, чтобы пополнить военные формирования. А потом некоторые из них ненадолго возвращались и вновь уезжали. Они отправлялись кто куда: одни – через Северное море к норвежским войскам, другие – в Финляндию и Россию, третьи уходили в горы и сражались там. – Она замолчала, а ее губы сжались в тонкую полоску.

– А Эрик остался дома, – закончил я за нее.

– Да. – В ее тоне появилась неожиданная резкость. – Понимаете, ему нравились немцы. Ему нравились нацисты и то, как и чем они живут. Это просто завладело им. Нацизм удовлетворял… трудно подобрать нужное слово… его страстное желание самовыражения. Понимаете?

Я представил себе его мать, которая обожает сына, и отца, чья личность и чьи достижения подавляли его всю жизнь, не оставляя ему ничего, за что стоило бы бороться. Да, я мог это понять.

– Ему было все равно, что Норвегия борется за свое существование, – продолжала Джуди. – Казалось, он просто не понимает… – Ее голос осекся. – Возможно, это было не только его ошибкой. Жизнь была слишком легкой для него, – сказала она более мягко.

– Но почему его не интернировали? – спросил я. – Ведь он англичанин?

– Нет, южноафриканец. Он утверждал, что он бур – голландский поселенец в Южной Африке, по отцу, а его мать – норвежка. Полиция ограничилась лишь тем, что периодически проверяла его.

– А полковник Блэнд во время войны оставался в Норвегии?

– Нет. Он был в Лондоне. Но мать Эрика осталась в Сэндфьорде. Она богата, так что ему не было особой разницы в том, кто там оставался. – Она замолчала, словно решая, рассказывать дальше или нет, но затем продолжила: – Мы начали ссориться. Я отказывалась думать и действовать так же, как он. Почти на каждой вечеринке, которую он устраивал, присутствовали немцы – они ходили вместе с Эриком на лыжах, он даже катал их на яхте. Он не мог не видеть, что я обо всем этом думаю. Потом борьбу начала группа Сопротивления. Я думала – если бы он только сошелся с теми ребятами, которые в нее входили, то опомнился бы и понял, что вокруг происходит. Я все время говорила с ним на эту тему, до тех пор, пока он наконец не присоединился к ним. Они посчитали, что он будет полезен для Сопротивления, поскольку у него связи с немцами. Но мы забыли о том, что немцы, в свою очередь, считали его полезным для себя, потому что у него были связи с норвежцами. Он поднимался на вершину ради одной капли. Неделю спустя политая этой каплей земля дала свои всходы. Группа Сопротивления была на грани уничтожения, но никто не подозревал об этом.

– Кроме вас, – вставил я, когда она замолчала, прикусив губу.

Она медленно кивнула:

– Да. Я узнала об этом однажды ночью, когда он был пьян. Он действительно… действительно похвастался этим. Сказал, что служил им верой и правдой, но, мол, к сожалению, они были на неправильном пути. Это было ужасно. У меня не хватило смелости рассказать об этом ребятам из группы Сопротивления. Он знал об этом и… – Джуди бросила на меня быстрый взгляд. – Никто не знает о том, что я вам только что рассказала, – проговорила она. – Так что, пожалуйста… – Она смолкла, понимая, что ее просьба была совершенно излишней. – Впрочем, это не важно, – произнесла она резко. – Никто не поверит этому. Он ведь чертовски обаятелен. Это ужасно – знать, кто он на самом деле, и одновременно наблюдать, как он всем нравится. А его отец… – Она беспомощно развела руками и вздохнула.

– Вы, конечно, никогда не говорили с ним о деле, связанном с группой Сопротивления? – спросил я.

– Нет, – ответила она. – Никакому отцу я бы не рассказала подобное о его сыне, но сейчас я просто должна это сделать.

Мы долго молчали. Я не знал, что сказать. Джуди смотрела мимо меня, ее мысли витали где-то далеко, может, в белых просторах Антарктики, куда она направлялась. Вдруг она решительно допила свой виски – словно положила конец своим переживаниям.

– Где-то играет музыка, – сказала она твердо и даже весело. – Пойдемте потанцуем.

Я поднялся, она взяла меня за руку.

– Спасибо вам, все было хорошо.

Не знаю, как ей это удалось, но вечер получился восхитительным. Может быть, она действительно расслабилась, а может, заставила и себя, и меня в это поверить. Но ее веселость, которая вначале показалась мне натянутой, выглядела вполне естественной, когда мы танцевали. Двигалась она удивительно непринужденно. Один раз она шепнула мне: «Вы сказали мне, что мы никогда больше не встретимся». Ее губы почти коснулись моего уха. По дороге в аэропорт в такси она прижалась ко мне и позволила мне поцеловать ее.

Но как только такси минуло ворота аэропорта, Джуди отстранилась от меня, и в ее глазах вновь появилось беспокойство. Она поймала мой взгляд и скривила лицо.

– Золушка снова дома, – сказала она бесстрастным голосом. Затем с неожиданной теплотой она взяла мою руку. – Это был удивительный вечер. Может, если бы я встретила кого-то вроде тебя… – Она замолчала. – Но тогда сначала должна быть война, правда? Видишь, какой я была испорченной сукой.

Было уже одиннадцать часов. Вместе с остальными пассажирами мы поднялись в самолет. Через десять минут огни Каира уже исчезали гда-то вдалеке, и нас поглотил мрак пустынной ночи. Все заснули.

Наверное, было уже около четырех часов утра, когда Тим вышел из своей кабины и прошел в салон. Я проснулся от звука открываемой двери. Тим держал в руке полоску бумаги. Он прошел мимо меня, остановился возле Блэнда и принялся будить его.

– Срочное сообщение, полковник Блэнд, – сказал он негромко.

Затем я услышал ворчание Блэнда и шелест бумаги.

Я обернулся. Лицо полковника было бледным и отекшим. Он не отрываясь смотрел на лист бумаги, который держал в руке. Затем взглянул на Джуди, спавшую в своем кресле.

– Ответ будет? – спросил Тим.

– Нет. Никакого ответа.

Голос Блэнда был едва слышен. Он дышал с трудом – как будто ремень на его животе был затянут слишком сильно.

– Простите, что принес вам плохие новости в такое утро, – пробормотал Тим и вернулся в кабину.

Я попытался заснуть снова, но безуспешно. Мне хотелось узнать, что было в телеграмме. Почему-то я был совершенно точно уверен, что это связано с Джуди. Пару раз я оборачивался на Блэнда. Он не спал, откинувшись на спинку кресла, уставившись в листок бумаги.

Наступил рассвет, по правому борту мелькнул вулкан Элгон. Вскоре впереди показалась белоснежная вершина Килиманджаро, вздымавшаяся над горизонтом. Самолет приземлился в Найроби, где мы могли позавтракать. Мы уселись за столы точно так же, как и в прошлый раз. Блэнд ничего не ел. Поначалу я думал, что его просто укачало в самолете: мы то и дело проваливались в воздушные ямы. Но затем я заметил, что он не отрываясь глядит на Джуди. Взгляд его был почти испуганным.

Бономи, который сидел рядом со мной, неожиданно наклонился ко мне и спросил:

– Что это с полковником Блэндом? У него такой вид, как будто его сильно тошнит.

– Не знаю, – ответил я. – Рано утром он получил какую-то телеграмму.

Когда мы покончили с едой, я увидел, как Блэнд направился к выходу и сделал знак Джуди, чтобы та подошла к нему. Вернулся он один.

– Где миссис Блэнд? – спросил я. – Что-нибудь случилось?

– Нет. Ничего.

Его тон явно говорил о том, чтобы я не лез не в свои дела.

Я закурил и вышел наружу. За углом здания я увидел, что Джуди идет по летному полю. Она шла совершенно бесцельно, как будто не знала, где находится, но нисколько об этом не волновалась. Я позвал ее, но она не ответила. Она бродила по полю и поворачивала то в одну, то в другую сторону, словно корабль без руля.

Я подбежал к ней.

– Джуди! – позвал я. – Джуди!

Она остановилась, ожидая, когда я подойду к ней. Ее лицо было совершенно белым.

– Что случилось? – спросил я. Взгляд ее был пустым и отрешенным. Я взял ее за руку. Она была холодная, как лед. – Ну, Джуди, скажи мне… Это телеграмма, которую Блэнд получил сегодня утром?

Она слегка кивнула.

– Что в ней было?

Вместо ответа, она раскрыла ладонь. Я взял шарик скомканной бумаги и развернул его.

Телеграмма была послана «Южной антарктической компанией» в 21:30:

«Ид сообщил, что управляющий Нордал исчез с борта китобазы точка подробности позже Дженсен».

Ее отец погиб! Я перечитал телеграмму еще раз, одновременно думая над тем, что сказать ей. Джуди любила и уважала своего отца: «Он удивительный человек». Я помнил, как засветились ее глаза, когда она произнесла эти слова. В сообщении не уточнялось, что именно произошло. «Исчез» – вот и все, что было сказано.

– Кто такой Ид? – спросил я.

– Капитан «Южного Креста», – произнесла она совершенно чужим голосом.

Я взял ее за руку, и мы медленно, не говоря ни слова, побрели обратно. Неожиданно чувства, которые она крепко держала внутри себя, вырвались наружу.

– Ну как же это случилось? – воскликнула она исступленно. – Он не мог просто упасть за борт… Вся его жизнь прошла на море. Тут что-то не так… Что-то не так, я точно знаю.

Она заплакала. Все ее тело сотрясалось от рыданий, она прижалась ко мне, словно ребенок, потерявший свою маму. Я подумал – если бы у Эрика Блэнда была хоть капля порядочности, он бы известил Джуди о случившемся сам.

2

В Кейптауне было лето. Когда мы повернули к аэропорту, перед нами открылся вид, напоминающий раскрашенную тарелку – белые дома и коричневые скалистые глыбы Капских гор на фоне ярко-голубого неба. Я почувствовал пустоту в желудке. Где-то там, внизу, ждало меня мое будущее – если, конечно, я не упущу его. Я был и возбужден, и взволнован. Начиналась новая жизнь. Глядя на солнце, сияющее в чистом небе, я испытал удивительное чувство свободы. Зима осталась позади. Когда шасси самолета коснулись длинной посадочной полосы, мне захотелось петь. В этот момент я взглянул на Джуди, и все мое веселье пропало. Она сидела в кресле, сгорбившись и напряженно глядя в окно – она не отрывалась от него еще с Момбасы. Я вспомнил, как мы ехали в такси в Каире, как она плакала на летном поле в Найроби. Я хотел что-нибудь сделать для нее. Но чем я мог ей помочь?

В здании аэропорта я поблагодарил Блэнда за перелет. Он пожал мне руку. Его лицо было бледным, но хватка – просто железной.

– Рад, что мы смогли взять вас с собой.

Затем он пробормотал традиционные пожелания и вышел следом за Вайнером. Я попрощался с Тимом Бартлетом, и в этот момент, словно чертик из коробочки, передо мной возник Бономи. Улыбаясь, он схватил меня за руку.

– Если Южная Африка окажется плохая, майстер Крейг, езжайте в Австралию, – сказал он. – Вот имя человека в Сиднее, который вам поможет. Скажете ему, что Альдо Бономи прислал вас.

Он протянул мне листок бумаги, на котором нацарапал имя и адрес. Я поблагодарил его и пожелал ему удачи на ледяном юге. Его лицо вытянулось.

– Кажется, я предпочитаю остаться здесь. – Он пожал плечами и улыбнулся: – Но я всем жертвую ради искусства – даже моим комфортом.

Ко мне подошла Джуди.

– Ну что, пока, Дункан, – сказала она и протянула мне руку. Она даже смогла улыбнуться. – Всего два судна… – пробормотала она. – Ты сейчас в гостиницу?

– Да. Поеду в «Сплендид». Может быть, я в итоге окажусь в каких-нибудь унылых меблированных комнатах, но несколько дней мне придется изображать из себя важную персону.

Она кивнула.

– А вы где останавливаетесь? – спросил я.

Джуди покачала головой.

– Давай попрощаемся здесь. Скорее всего, мы отправимся отсюда прямо на судно. Все уже решено. Мы покидаем Тэйбл-Бэй через несколько часов.

Я молчал, не зная, что сказать.

– Надеюсь, что ты… ты… – Я никак не мог подобрать нужных слов.

Она улыбнулась.

– Спасибо тебе. – Вдруг она повысила голос: – Если бы я только знала, что там произошло. Если бы только Ид или Эрик сообщили подробности. Но я не знаю ничего. – Ее пальцы сжали мою руку. – Прости. У тебя и своих проблем хватает. Удачи тебе. И спасибо – с тобой было так хорошо.

Она приподнялась и поцеловала меня в губы. И прежде, чем я успел хоть что-то сказать, развернулась и направилась к машине – я услышал цоканье ее каблуков по бетонным плиткам.

На этом все должно было кончиться. Мне пора было заняться поисками работы, а им – отправляться в Антарктику. Однако все вышло иначе.

Я снял в «Сплендид» номер и позвонил Крамеру. В телефонном справочнике он значился как консультант по горной промышленности. Его секретарь сказал, что он будет после обеда. Но застал я его лишь вечером. Он обрадовался мне, но, когда узнал, почему я в Кейптауне, голос его стал другим.

– Тебе следовало написать мне, парень, – заявил он. – Я предупредил бы тебя. Сейчас неподходящий момент для поиска работы, если у тебя нет никакой технической специальности.

– Но ты же говорил, что всегда сможешь найти для меня работу, – напомнил я.

– Господи ты боже! – сказал он. – Тогда была война. С тех пор все переменилось, особенно за этот год. Да, ты не мог выбрать более неподходящего момента. Сейчас все плохо – очень плохо, старик. Царит паника, все просто трясутся от страха.

– А что случилось?

– Компания «Уордс», владеющая акциями рудников Западного Ранда, обанкротилась. Это сравнительно небольшая компания, но все в панике – боятся, а вдруг во всей отрасли творится то же самое… Сегодня вечером я устраиваю дома вечеринку. Так что приходи. Может быть, я смогу для тебя что-нибудь сделать.

Он продиктовал мне адрес и повесил трубку.

Я положил трубку и посмотрел в окно. Яркое солнце внезапно показалось мне жалкой подделкой. Я решил принять ванну, и пока прохлаждался в воде, зазвонил телефон. Я накинул полотенце и бросился в спальню.

– Крейг? – Это был мужской голос, резкий и твердый.

– Крейг слушает.

– Это Блэнд, – произнес голос, и внутри меня что-то оборвалось. – Моя невестка сказала мне, что во время войны вы командовали корветом.

– Совершенно верно, – ответил я.

– Где и сколько времени?

Я не понимал, к чему он клонит, но сказал:

– Я принял командование в сорок четвертом и оставался на этой должности до конца войны.

– Хорошо, – произнес Блэнд, замолчал ненадолго, затем продолжил: – Я бы хотел поговорить с вами. Вы можете спуститься в номер 23?

– Здесь, в отеле?

– Да.

– Я думал, вы уже уехали.

– Я остановился здесь на ночь. – Его голос внезапно стал резким. – Когда вы сможете подойти?

– Я принимал ванну. Спущусь, как только оденусь.

– Отлично. – Он повесил трубку.

Я не спешил с одеванием. Мне нужно было время, чтобы обдумать все. В голову пришла идиотская мысль. Она касалась вопроса Блэнда насчет моего командования корветом во время войны.

Наконец я оделся; тянуть больше было нельзя. Я вышел в коридор и на лифте спустился на второй этаж. Постучал в дверь под номером 23. Мне ответил сам Блэнд:

– Входите, Крейг.

Он провел меня в большую комнату с видом на Эдерли-стрит.

– Что будете пить? Виски?

– С удовольствием, – ответил я.

Я смотрел, как он наливает виски. Его руки слегка дрожали, движения были тяжелыми и неторопливыми. Он предложил мне сигарету.

– Присаживайтесь. Итак, молодой человек, полагаю, вы уже заглянули фактам в лицо. У вас нет работы, а перспективы не слишком впечатляют.

– Ну, не знаю. Я еще не начинал искать…

– Я же сказал, давайте смотреть фактам в лицо, – прервал меня Блэнд с невозмутимостью человека, привыкшего к тому, что он всегда прав. – Я многое знаю о здешних людях. И имею здесь определенное влияние. Сейчас здесь царит «золотая» паника, а это работает отнюдь не на руку вновь прибывшему.

Он водрузил свое крупное тело в кресло. Я ждал. Какое-то время он сидел, буравя меня взглядом. Внезапно он откинулся назад.

– Я собираюсь предложить вам работу в «Южной антарктической китобойной компании», – произнес он.

– А что за работа? – поинтересовался я.

– Я хочу поручить вам командование «Тойром III» – тем буксирным судном, которое должно доставить нас на борт «Южного Креста». Садмен, капитан, и второй помощник прошлой ночью попали в автокатастрофу. Оба сейчас в больнице.

– А что с первым помощником?

– Его тоже нет на судне. Он заболел еще до того, как «Тойр III» оставил «Южный Крест». Насколько я понимаю, вам известно о гибели начальника экспедиции Нордала. Необходимо, чтобы мы отбыли как можно скорее. На поиск человека, который мог бы командовать буксиром, я потратил целый день, но не нашел никого подходящего. А те, кто подходили, не имели желания четыре месяца торчать в Антарктике. Но вечером моя невестка сказала, что вы во время войны командовали корветом. Наше китобойное судно тоже корвет, некогда принадлежавший военно-морскому флоту. Поэтому я тут же вам позвонил.

– Но у меня нет необходимых документов. Я не могу просто так взойти на капитанский мостик…

Блэнд замахал своей ручищей.

– Я все устрою. Доверьте это мне. Надеюсь, у вас нет других проблем? Вы сможете управлять корветом? Вы не забыли навигацию?

– Нет. Но я никогда не ходил в Антарктику. Я не знаю, что…

– Это несущественно. Теперь что касается условий работы. Вы будете получать столько же, сколько и Садмен – то есть пятьдесят фунтов плюс премиальные. Вы отработаете весь сезон, после чего сможете выбрать – остаться вам в Кейптауне или вернуться в Англию. Надеюсь, вы понимаете, что ваше командование «Тойром III» будет временным – вам нужно лишь дойти до «Южного Креста». После чего вы передадите судно помощнику капитана одного из китобоев. Я не могу нанять вас без их согласия. Но думаю, что мы найдем для вас интересную работу. А получать вы будете столько же, сколько за командование судном. Ну, что скажете?

– Не знаю, – ответил я. – Мне нужно подумать.

– Нет времени, – сказал он резко. – Я хочу знать прямо сейчас. Я должен прибыть на «Южный Крест» и выяснить, что там произошло.

– А вы получили какие-нибудь более подробные сведения относительно гибели Нордала? – спросил я.

– Да, – ответил Блэнд. – После обеда пришла еще одна телеграмма. Нордал исчез. Это все, что известно. Не было никакого шторма, вообще ничего такого, что могло бы привести к падению человека за борт. Он просто исчез. Вот почему я хочу отправиться туда как можно скорее.

Он замолчал, а я попробовал привести в порядок свои мысли. Значит, меня четыре месяца не будет в Южной Африке. А затем передо мной снова встанет проблема работы. Крамер, возможно, уже переговорил с нужными людьми, и меня ждет предложение о работе.

– Мне нужно обдумать все это. Сегодня вечером я встречаюсь со своим другом. А потом я сообщу вам.

Его щеки затряслись.

– Я хочу получить ответ сейчас.

Я поднялся.

– Прошу прощения, сэр. Я высоко ценю ваше предложение. Но вы должны дать мне несколько часов.

Блэнд собрался было сказать мне что-то резкое, но передумал. Несколько секунд он сидел не шевелясь, пристально глядя на кончик своей сигары. Затем что-то буркнул и поднялся с кресла.

– Ладно. Позвоните мне сразу, как примете решение. Я буду ждать вашего звонка.

Я спустился вниз и пропустил пару рюмок в баре под лестницей, надеясь встретить Джуди. Наконец я попросил посыльного вызвать мне такси. Пока я ехал к Крамеру, моя голова была занята мыслями о Джуди и таинственной смерти ее отца. У меня было предчувствие, что я окажусь впутан во все эти дела. Оно возникло с того момента, как позвонил Блэнд. И какой-то внутренний голос нашептывал мне: «У тебя есть единственный шанс избежать этого. Воспользуйся им». Но как только я приехал к Крамеру, я понял, что такого шанса у меня нет.

Дом Крамера был построен в стиле голландского фермерского дома. Стоил он, наверное, немалых денег. Внутреннее убранство выглядело роскошно. Вечеринка была в полном разгаре. Крепкие напитки лились рекой. Публика в основном состояла из бизнесменов и молодых женщин. Крамер приветствовал меня очень тепло, но я понял, что единственное, на что я могу рассчитывать, – это познакомиться с одной-двумя «девчушками», как он называл их. Крамер ушел, а я остался в объятиях милой «девчушки», которая высыпала на меня ворох непристойных сплетен. Я передал ее какому-то типу – специалисту в области металлургии – и ушел в бар.

В баре несколько парней обсуждали последние слухи, касающиеся рудников. Один из них сказал:

– Думаете, содержание проб на этом руднике завысили специально?

– Конечно, – ответил другой. – Если бы они не были уверены в этом абсолютно точно, они никогда бы не осмелились арестовать Вайнберга. Я думаю, пробы были слишком уж хороши для того, чтобы быть настоящими.

– Уверен, что они были завышены, – вставил третий, тучный американец, весь в золоте. – Но бедняга Вайнберг – лишь прикрытие. За ним стоит кто-то поважнее.

– Кто же?

– Упоминались три имени. Вайнберг и двое парней, о которых я раньше не слышал, – Блэнд и Фишер. Они сбыли свои акции за сутки до того, как все раскрылось.

– Прошу прощения, – вмешался я. – Кого ни встретишь, все говорят о том, что крах «Уордс» повлиял на финансовую ситуацию. Что это за компания – «Уордс»? – На меня уставилось три пары глаз. – Я только сегодня утром прибыл из Англии, – объяснил я.

– Вы хотите сказать, что не слышали про «Уордс»? – спросил американец.

– Я вообще ничего не смыслю в финансовых делах.

Эти трое, казалось, вздохнули с облегчением.

– Ладно, будь я проклят! – произнес американец. – Приятно встретить кого-то, кто еще не обжегся на этом. Дело в том, что цена на акции компании «Уордс», которые стоили всего десять шиллингов, за последние четыре месяца поднялась до пяти фунтов – когда стали поступать сообщения о высокой ценности рудника на сравнительно небольшой глубине. Сейчас все эти игры раскрыты. Директор арестован. Все операции на фондовой бирже приостановлены. Не думаю, что вам бы удалось скоро избавиться от этих акций. Они не годятся даже как туалетная бумага – слишком уж жесткие, – добавил он. – У меня тоже есть несколько штук.

– А кто такой мистер Блэнд? – спросил я почти машинально. – Вы сказали…

– Молодой человек, я не говорил ни о каком Блэнде. Во всяком случае, это очень распространенное имя. Я не люблю, когда меня подслушивают.

Он холодно посмотрел на меня своими рыбьими глазами. Я взглянул на остальных. Их взгляды вновь стали враждебными.

Я отвернулся и принялся за свою выпивку. Покончив с ней, я тихонько выскользнул из бара и, окруженный мягкими, как бархат, тенями, побрел в сторону огней Кейптауна. Это было чудесно. Ветер приносил запах цветов и прохладу вечера, приятную после жаркого солнца.

На окраине города я остановил такси и вернулся в отель. Я подошел к портье, чтобы взять свой ключ, и тут увидел, что из-за угла выходит девушка и направляется прямо ко мне. Это была Джуди. Я едва узнал ее. На ней было вечернее платье с декольте и туфли на высоком каблуке. Она казалась выше и изящнее.

– Я жду тебя.

Окруженное золотыми волосами, ее лицо казалось очень бледным.

– Меня? – спросил я. – Зачем?

– Ты уже принял решение? Ты будешь командовать «Тойром III»? – Ее глаза глядели почти умоляюще.

– Да.

– Милостивый Боже! – вздохнула она. – Если бы ты отказался, нам пришлось бы вызывать человека из Англии. Я бы не выдержала долгого ожидания.

– Извини, – сказал я, представив, что означали для нее даже несколько часов.

Она повела меня наверх, в номер Блэнда. Услышав мой ответ, он кивнул.

– Все устроено. Я знал, что вы не откажетесь.

Он взял трубку телефона и вызвал такси, а также договорился о том, чтобы багаж спустили вниз.

– Да, мистер Бономи и мистер Вайнер тоже едут с нами. И мистер Крейг, номер 404.

Положив трубку на место, Блэнд повернулся ко мне.

– Сложите свои вещи, Крейг. Мы отправляемся сегодня ночью.

«Тойр III» стоял на внутренней стоянке гавани. Он был выкрашен в черные и серые тона, его нос был специально укреплен для прохождения сквозь льды, а вооружение, которое обычно возвышается над палубой корвета и придает ему грозный вид, отсутствовало. Его обводы казались более плавными, хотя нижняя палуба юта все еще сохранила формы военного корабля. Теперь это было узкое, быстроходное и очень мощное буксирное судно. С трапа к нам спустились двое матросов, чтобы принять багаж. Это были крупные, бородатые парни.

– God dag[5], – пробормотали они, проходя мимо нас.

Оказалось, что все матросы – норвежцы. К счастью, главный механик был шотландцем. Он постучал в дверь моей каюты.

– Меня зовут Макфи, – произнес он с шотландским акцентом. Это был невысокий человек с жидкими, песочного цвета волосами. Он протянул влажную руку.

– Я Крейг. Замещаю Садмена.

Его лицо оживилось.

– Господи Иисусе! – воскликнул он. – Еще шотландец. Здесь во всей флотилии не сыскать ни одного шотландца, который мог бы взойти на мостик. Вы единственный. Все остальные капитаны – норвежцы.

– Мое назначение временное. – Я не смог сдержать улыбку, видя его волнение. – Надеюсь, у вас найдется немного виски, чтобы мы могли отпраздновать наше знакомство?

– О да, у меня немножко припасено… – Он бросил на меня быстрый взгляд. – А вы справитесь с такой посудиной? Надеюсь, что да, – ведь это бывший корвет, и для океана он песчинка, особенно когда пойдут льды.

– Не стоит волноваться, Макфи. Я командовал корветом.

– О, это очень хорошо. Что до меня, то я плавал только на больших судах.

– Мы поговорим об этом потом. А сейчас скажите, как тут с топливом и водой.

– Цистерны полны.

– Значит, все готово?

– Да, мы готовы были отправиться еще сегодня утром.

– Отлично. Как только получим сигнал от полковника Блэнда, сразу выходим. Кто-нибудь из команды говорит по-английски?

– Большинство знает пару слов.

– В таком случае пришлите мне в рулевую рубку лучшего из тех, кто знает английский.

– Есть, сэр.

Он развернулся, чтобы уйти, но я остановил его.

– Макфи, когда судно мыли в последний раз? Здесь тяжелый запах.

– О, это все киты, – усмехнулся он. – Если вы побываете на борту китобойного судна, то перестанете обращать внимание на запах.

– Не очень-то он приятный.

– То ли еще начнется, когда судно будет буксировать гниющие туши. Вы не будете чувствовать ничего, кроме вони карболки.

Когда он ушел, я поднялся в рулевую рубку. Ее отстроили заново в соответствии с новым назначением. Я посмотрел на кормовую палубу. Сквозь краску кое-где проступали пятна ржавчины, и вид у судна был грязноватый. Но верповальные тросы были аккуратно уложены в бухты, смазаны и вычищены. И хотя на флоте бухты укладывают по-другому, здесь это было сделано тоже искусно.

Кто-то хлопнул меня по руке.

– Hr directör[6], – услышал я.

По трапу поднимался Блэнд.

– Ну как, освоились? – поинтересовался он, войдя в рубку.

– Да, спасибо, – ответил я.

– Тогда пойдемте в штурманскую рубку, я покажу вам местонахождение «Южного Креста».

В рубке он нашел нужную карту.

– Судно вот здесь, – сказал он, тыча пальцем в точку, которая находилась примерно в трехстах милях к вест-зюйд-весту от Сандвичевых островов.

Я отметил эту точку карандашом.

– Оно движется на юг. Ид сообщил, что вокруг много льда, а погода ухудшается. Точные координаты мы определим завтра. Вы уже встретили главного механика? – спросил Блэнд. – Он шотландец.

– Да, я только что разговаривал с ним.

– Двигатели в порядке?

– Да.

Он кивнул.

– Наши местные агенты все уладили. У меня есть все необходимые документы. Вы можете выходить, как только будете готовы. Буксир требуется?

– Я никогда не покидал порты на буксире, – ответил я.

Он схватил меня за руку.

– Нам следует ладить друг с другом, – сказал он и тяжело стал спускаться по трапу на палубу.

Какое-то время я не двигался, глядя сквозь переплетение кранов на теплое, усеянное звездами небо. Мои ладони вспотели. Я немного нервничал. Чужое судно и чужая команда. А там, далеко на юге, были паковые льды и целая флотилия судов, чьи действия были мне непонятны.

Я услышал звук шагов по трапу и обернулся. Это был матрос.

– Капитан Крейг? – проговорил он с норвежским акцентом. – Макфи велел мне явиться к вам.

– Хорошо. Мне нужен человек, который бы переводил остальным мои команды.

– Ja[7]. – Он кивнул большой бородатой головой. Его глаза сверкнули под сальным козырьком кепки. – Я говорю по-энглески хорошо. Я два года на американских судах. Я говорю хорошо.

– Отлично. Помогай мне и повторяй мои приказы по-норвежски. Как твое имя?

– Пир, – ответил он. – Пир Солхейм.

Я велел ему найти рулевого и договориться о вахтах. Рулевой оказался плотным приземистым человеком. Он не шел, а катился словно маленький бочонок.

– Да, капитан, – окликнул он меня, и я увидел, что он расставил людей на перлинях[8] и кранцах[9]. Забортный трап почти полностью был уже перенесен на борт.

– Двигаемся вперед, – скомандовал я.

Солхейм повторил. Тяжелые перлини втащили внутрь. Во рту у меня пересохло. Прошло ужасно много времени, прежде чем я скомандовал:

– Медленно вперед!

Не успел Солхейм повторить за мной, как из машинного отделения раздался сигнал. Рулевой все понял.

– На корму!

Я следил за уборкой перлиней, слушал доклады о выполнении команд, а тем временем расстояние между судном и причалом все увеличивалось. Я дал команду «право руля!» и смотрел, как нос судна разворачивается. Корма даже не коснулась бетонного причала. Матросы стояли у кранцев, наблюдая за тем, как ускользает причал, затем повернули головы в сторону капитанского мостика. Внезапно я почувствовал, как ко мне вернулась былая уверенность.

– Внимание, когда судно пойдет вперед! – сказал я, а нос уже глядел в сторону гавани. – Вперед!

Двигатели равномерно зашумели. Пол под моими ногами мягко завибрировал. Из темноты вынырнули бетонные стены устья гавани. Мы вышли из Тэйбл-Бэй.

Неожиданно рядом кто-то произнес:

– Приятно увидеть моряка за работой.

Я обернулся – передо мной стояла Джуди, закутанная в шубку. Она улыбалась. Я вспомнил о тех временах, когда управлял своим старым корветом. А сейчас я был бы готов отказаться от годового заработка ради улыбки и присутствия хорошенькой девушки у меня на мостике. Краем глаза я заметил, как на корме неожиданно возникла тучная фигура Блэнда – он направлялся к своей каюте.

– Мы немного испугались – вдруг у тебя возникнут трудности при выходе из гавани, – сказала Джуди.

Я усмехнулся.

– Думаешь, я мог бы во что-нибудь врезаться?

– Ну, ты же понимаешь – о том, что ты командовал корветом, мы знаем только с твоих слов. – Она улыбнулась. – Но сейчас я могу сообщить тебе, что команда целиком и полностью доверяет новому капитану.

– Спасибо, – ответил я. – Это слова Блэнда или твои?

Она снова улыбнулась.

– Я всего лишь, как говорится, «дочь команды». Это сказал председатель компании. Он решил, что тебе будет приятнее, если эти слова передам я.

Я заглянул ей в глаза.

– Ну а ты как сама думаешь? – спросил я.

– Мудрая женщина скажет совсем не то, что думает, – ответила Джуди с легкой улыбкой.

И вдруг, словно догадавшись о том, какая мысль пронеслась у меня в голове, она развернулась и, бросив короткое «спокойной ночи», вышла из рубки.

Какое-то время я стоял не двигаясь, глядя на звезды и разыскивая сверкающее созвездие Южный Крест. Капские горы казались темной тенью, на фоне которой сверкали огни города.

– О’кей, кэпитейн? – спросил рулевой, кивая в сторону нактоуза[10]. Он встал на курс 50 градусов зюйд-вест.

– Да, – сказал я и похлопал его по плечу. Позднее, прокладывая курс, я обнаружил, что парень вел судно с точностью до трех градусов.

Весь следующий день мы шли по курсу зюйд-вест со скоростью тринадцать узлов; вокруг было синее, спокойное море, на небе сияло летнее солнце. Утром я отправился на проверку судна и прихватил с собой рулевого; я был очень удивлен, обнаружив палубы, политые из шлангов, вычищенные столы в кают-компании, сверкающий камбуз и матросов, которые все время были чем-то заняты и любые мои слова встречали неизменной улыбкой. Когда мы добрались до машинного отделения, я сказал Макфи:

– Все почти так же, как на флоте.

Он усмехнулся и провел грязноватой рукой по свежевыбритым щекам.

– Не обольщайтесь, сэр. Это все-таки буксирное судно, а не корвет. Они будут играть по правилам пару-тройку дней. До них уже донесся слух, что вы не китобой, а военно-морской офицер. А большинство из них служили на флоте во время войны. Они от души повеселятся, когда узнают, что у них была проверка.

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.

– В таком случае проверок больше не будет, – сказал я коротко.

– О, это только развеселит их. Вот будет разговоров, когда мы доберемся до «Южного Креста», – как ими командовал британский офицер, как он проверял их, а они вставали по стойке смирно. – Он подмигнул. – Это развеселит их, – повторил он, а затем взволнованно добавил: – Вы не обиделись на то, что я немножко объяснил вам правила игры?

– Нет, конечно, – ответил я.

Просматривая позже список членов команды, я обнаружил там одно имя, которое привлекло мое внимание, – доктор Уолтер Хоув. Я вызвал по переговорному устройству Макфи.

– Что это за доктор Хоув и почему я его до сих пор не видел? – спросил я. – Он питается вместе с офицерами?

– Да, но мы тоже видим его в кают-компании не слишком часто, – раздался в трубке голос Макфи. – Он самый большой пропойца во всей флотилии. Это точно. Зато он все знает о том, что делают киты. Он ученый, работает на «Южную антарктическую компанию» с войны. Конечно, он временами очень докучает, но, когда узнаете его, вы поймете, что он неплохой.

Знакомство с доктором произошло в тот же вечер. Я сидел в рулевой рубке, потягивал кофе и закусывал сэндвичами, затем спустился к себе в каюту, надел шлепанцы и решил отдохнуть за бутылкой виски, которую нашел в рундуке Садмена. В этот момент открылась дверь, и на пороге возник человек.

– Мое имя Хоув.

Он стоял в дверном проеме, слегка покачиваясь и в нерешительности уставившись на меня выпученными, налитыми кровью глазами. Это был высокий человек, заметно сутулый; голова состояла словно из одного лба без всяких признаков подбородка. На шее торчал острый кадык, который судорожно ходил вверх-вниз, как будто Хоув пытался что-то проглотить. Он вперился глазами в бутылку.

– Вы не возражаете, если я сделаю глоток? – спросил доктор Хоув.

Он вошел в каюту, и я заметил, что каблук на левом ботинке у него выше, чем на правом. Он не хромал, но из-за того, что одна нога у него была короче другой, двигался как-то боком, словно краб, и при этом все время взмахивал правой рукой, словно удерживая равновесие.

Хоув уселся на мою койку и провел пальцами по истрепанному, несвежему воротнику, как будто он сдавливал ему шею. Я налил виски и протянул ему стакан. Виски исчезло в мгновение ока – как дождевые капли исчезают в песке.

– Так-то лучше, – произнес он, и его губы растянулись в проказливой улыбке. – Я гадкий, да. О, не стоит стесняться. Я смешон, когда пьян. – Он замолчал, а затем добавил: – А пьян я почти всегда.

Он наклонился вперед, все больше возбуждаясь.

– Гадкий утенок. Так меня называли мои сестры. Пропади они пропадом! Чертовски трудно начинать жизнь с того, что тебя высмеивают твои сестры. К счастью, мать жалела меня, и к тому же у нее были деньги. Я начал пить, когда достиг половой зрелости.

Он издал смешок, влез с ногами на постель, улегся на спину и закрыл глаза. Его одежда выглядела так, будто он спал в ней.

– Чем вы здесь занимаетесь? – спросил я.

– Чем занимаюсь? – Он открыл глаза и, прищурившись, уставился в потолок. – Моя работа состоит в том, чтобы говорить им, куда летом идут киты. Я биолог, океанограф, метеоролог – все в одном лице. Это почти то же самое, что гадать на кофейной гуще. Мне стоит сказать, что в воде есть планктон, и меня сразу называют ученым. Любой из старых скиттеров мог бы делать то же самое с помощью своей интуиции. Только не говорите Блэнду. Я торчу на этой работе с войны и не хотел бы ее потерять.

Предупреждая возможную насмешку, я сказал:

– Я ничего не смыслю в китобойном деле, как вы, наверное, догадываетесь. Что такое планктон и кто такие скиттеры?

Он издал какой-то кудахтающий звук, повернулся и, ухмыляясь, взглянул на меня.

– Планктон – это пища моря. То, чем питаются финвалы. О господи, поехали.

Он сел и недвусмысленным жестом протянул мне стакан. Я налил ему виски.

– Существует два главных подотряда китообразных, – произнес он с притворной важностью школьного наставника, – у одних есть зубы, а у других – китовый ус. Например, кашалот питается кальмарами, которых достает с океанского дна. У финвала рот полон роговых пластин – китового уса, он питается планктоном, который похож на крошечных креветок. За один присест он заглатывает тонн двадцать воды, а затем пропускает ее через свои пластины, словно через сито. Вода выходит, а планктон остается. Чтобы кит весом в восемьдесят тонн смог выжить, ему необходимо огромное количество планктона, – добавил Хоув. – Мы в основном ловим финвалов. А чтобы найти их, нужно найти планктон – что я и пытаюсь делать, определяя его наличие по температуре воды, течениям и так далее.

– А скиттеры? – спросил я, когда он замолчал.

– Скиттер – это капитан, или шкипер, маленького китобойного судна. И тот, кто работает на гарпунах, тоже скиттер. Но иногда мы называем их канонирами.

Он снова лег на спину, словно утомился от этого краткого изложения. Мы помолчали с минуту, я пытался придумать тему, которая бы интересовала нас обоих.

– Что-то странное с Нордалом, – неожиданно произнес Хоув. Секунду назад я подумал о том же. – Это был удивительный человек.

Я вспомнил, как Джуди говорила то же самое.

– Так же думает и его дочь, – сказал я.

– К черту его дочь! – раздраженно воскликнул Хоув, приподнимаясь на локте. – Маленькая шлюха, которая влюбилась в такое дерьмо, как Эрик Блэнд, не имеет права называть Бернта Нордала своим отцом.

– Не кричите. Блэнд может услышать вас.

– Хоть бы Блэнд понял, каков на самом деле его сын! – заорал он со злостью.

– А чем он, собственно, плох? – спросил я.

Хоув сел на койке, свесив ноги и покачивая ими.

– Ничем, – ответил он, – за исключением того, как устроены его мозги, – произнес он резко. – Блэнд – дурак, если он думает, что сумеет передать свое дело сыну, отправив его на промысел китов. Все, о чем думает Блэнд, – это деньги. А вот Бернта Нордала интересовал сам промысел. После войны он и Блэнд основали «Южную антарктическую компанию». Нордалу было поручено управление судном. У нас того, кто отвечает за промысел и все действия на судне, называют управляющим. Четыре сезона мы ловили столько китов, сколько никто не ловил. Почему? Потому что я знаю, где находится планктон? Потому что у скиттера хорошая интуиция? Нет. Потому что старик Бернт Нордал просто чуял китов. И нашей фактории киты обходились намного дешевле, чем другим. И все потому, что парни делали то, что говорил Нордал, – они просто обожали его. – Он залпом выпил остаток виски. – А теперь он мертв. Исчез. Никто не знает, как и почему это случилось. – Хоув покачал головой. – Он всю свою жизнь провел на море. В этих ледяных морях он чувствовал себя как дома. Он не мог просто так исчезнуть. Ей-богу! – добавил он горячо. – Я разнюхаю, что там на самом деле произошло, даже если на это уйдет весь сезон.

Думаю, именно тогда у меня и возникло предчувствие беды. Хоув уронил голову на руки и тихонько покачивался из стороны в сторону.

– Хотел бы я знать, о чем он думал той ночью, когда погиб, – прошептал он.

– Ну а сами вы что об этом думаете? – спросил я. – Самоубийство?

– Самоубийство? – Хоув вздрогнул, словно я ударил его. – Нет, – сказал он резко. – Нет, он никогда бы не сделал этого. – Он покачал головой. – Конечно, вы не знаете его. Он был небольшого роста, но обладал поразительным запасом энергии и замечательным чувством юмора. Глаза у него вечно сверкали. Он был счастлив. Мысль о самоубийстве никогда бы не пришла ему в голову. Он любил жизнь.

– Но если Блэнд планировал передать руководство компанией своему сыну, – может быть, это навело его на мысль о самоубийстве? – предположил я.

Хоув издал короткий смешок, напоминающий лай шакала.

– Однажды Блэнд украл у него дочь, – сказал он. – Даже тогда Бернт Нордал и не подумал сводить счеты с жизнью. Нет, он утешил себя связью с замужней женщиной. – Он улыбнулся с таким видом, словно сказал что-то остроумное. – Нет. Что бы ни случилось, он не стал бы убивать себя.

Хоув с такой силой сдавил пальцами пустой стакан, что я испугался, как бы он не раздавил его. Потом наклонился, взял бутылку и до краев наполнил стакан неразбавленным виски.

– Но почему Блэнд так торопится передать управление делами в руки своего сына? – спросил я.

– Потому что каждый мечтает о том, чтобы сын продолжил его дело, – прорычал Хоув.

– Но почему он так торопится?

– Почему, почему… – Он снова повысил голос. – Вы задаете слишком много вопросов, прямо как школьник. Я когда-то был школьным наставником, – добавил он. – Преподавал естественные дисциплины. – Он сделал глоток. – Хотите знать, почему Блэнд так торопится? Ладно, скажу. Он спешит, потому что скоро умрет. Блэнд знает об этом. У него было два приступа. Что до меня, то чем скорее он умрет, тем лучше. Блэнд мошенник, в смысле…

Он внезапно умолк. Рот его открылся, и челюсть отвисла. Он не отрываясь смотрел на дверь каюты.

Я обернулся. Дверной проем почти полностью загораживало грузное тело Блэнда. Он вошел в каюту, и я увидел, что его лицо побагровело от гнева.

– Идите в свою каюту, Хоув, – произнес он спокойным голосом. – И оставайтесь там. Вы пьяны.

За спиной Блэнда мелькнуло бледное лицо Джуди.

Хоув съежился, словно ожидая, что его сейчас будут бить. Но затем выпрямился, вытянув длинную шею.

– Рад, что вы слышали, – проговорил он. – Я хотел, чтобы вы услышали. – Голос его стал твердым. – Я хочу, чтобы вы умерли. Чтобы вы умерли до того, как покинете Южную Африку и снова окажетесь в Норвегии, где встретите Энн Халворсен. – Он сжал кулаки и безучастным взглядом уставился в пространство. – Жаль, что я вообще родился, – тихо пробормотал он.

– Крейг, отведите его в каюту, – попросил Блэнд дрожащим голосом.

Я кивнул.

– Пойдемте, – сказал я Хоуву.

Шатаясь, он поднялся на ноги. Его взгляд по-прежнему не выражал ничего, но затем он повернул голову и поглядел на Блэнда, сжав кулаки.

– Если это вы убили его, – прошипел он, – да поможет вам Бог.

Его лицо было искажено, а глаза пылали ненавистью.

Блэнд схватил его за плечо.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он с таким видом, словно еще секунда – и он выбьет из головы Хоува все мозги.

Толстые губы Хоува вытянулись в улыбку. Он словно стал выше и сильнее Блэнда.

– Если бы хеттеянин Урия выжил, – сказал он мягко, – что случилось бы в следующий раз?

– Нечего говорить загадками, – рявкнул Блэнд.

– Тогда скажу прямо, – почти выкрикнул Хоув. – Вы обманом выманили у Бернта женщину, которую он любил. Потом вы попытались лишить его доли прибыли от экспедиций. И, насколько я знаю, сделали еще кое-что похуже. Но не волнуйтесь, Блэнд. Я узнаю правду о его смерти. И если окажется, что виноваты вы, то… – Он ссутулился, и его глаза оказались на уровне глаз Блэнда. – Я убью вас.

Он развернулся и, слегка покачиваясь, пошел к двери, согнувшись так, словно ему приходилось выдерживать напор сильного ветра.

– С сегодняшнего дня, – сказал Блэнд резко, – вы отстранены от работы в компании.

Хоув обернулся; на лице его блуждала хитрая улыбка.

– Вам не следовало этого делать, Блэнд. Это нехорошо выглядит – сначала Бернт, теперь я. Слишком похоже на то, что вы пытаетесь избавиться от неугодных.

В дверях он столкнулся с Джуди. Она сделала шаг назад. Ее лицо было неподвижным, словно маска. Хоув остановился и секунду смотрел ей в глаза. Затем он засмеялся и вышел из каюты.

Джуди проводила его взглядом; ее плотно сжатые губы казались кровавой раной на бледном лице. Она молчала. Блэнд повернулся ко мне и пожал плечами.

– Прошу прощения, что вынудил вас присутствовать при столь мелодраматичной сцене. Боюсь, у него не все в порядке с головой. Я бы никогда не уволил его только из-за Нордала. Но я не знал, что ему известно о моих личных делах. Из-за этого в его больных мозгах возникло преувеличенное ощущение собственной значимости. Буду вам очень признателен, если вы не станете ничего никому говорить.

– Конечно.

Блэнд выглядел ужасно – его лицо приобрело синеватый оттенок, обвисшие щеки дрожали.

– Спокойной ночи, – прохрипел он.

– Спокойной ночи.

Он вышел из каюты и закрыл за собой дверь. Я налил себе виски и принялся раздумывать над тем, в какие запутанные дела меня втягивают.

3

Следующий день был пасмурным. Серое море было сплошь в барашках. Южный ветер гнал по небу клочковатые облака. Лето словно осталось где-то далеко позади. Ветер был холодный, и я начал думать о кишевшем льдинами море, которое ждало нас впереди. Когда «Тойр III» поднимался на волне, палуба качалась, точно пьяная. В воздухе повисло что-то тяжелое и зловещее.

Когда я проводил очередную проверку, меня уже не встречали добродушными улыбками. Днем двое парней затеяли драку. Рулевой не позволил мне вмешаться, поэтому я вызвал к себе Макфи и попросил его объяснить, что происходит.

– Ну… – Он по привычке потрогал себя за подбородок. – Не так легко все объяснить. Понимаете, это норвежское судно. Вся команда набрана из жителей Тёнсберга. Только что они узнали, что Нордал погиб…

– Как они могли узнать об этом?

– Вчера вечером между Блэндом и Хоувом произошла ссора, и это тут же стало известно. Вы, наверное, удивитесь, но парни любят Хоува, и точно так же они любили Нордала.

– Но это не повод для драки.

– О, они просто выпускают пар. Рулевой поступил совершенно верно, не дав вам вмешаться. Понимаете, парни из Тёнсберга не любят парней из Сэндфьорда, а обиду нанес именно сэндфьордец.

– Сэндфьорд – это город с китобойной промышленностью Норвегии, не так ли? – спросил я.

– Да, самый крупный, а Тёнсберг – второй по величине.

– Но они не могли драться только потому, что между двумя городами существует соперничество.

– О, вы не понимаете. Нордал был из Тёнсберга. Когда он и полковник Блэнд основали после войны компанию по промыслу китов, он сам нанимал команду. Естественно, он брал людей из Тёнсберга. Но миссис Блэнд – она норвежка, как вам известно, родом из Сэндфьорда. Может, это всего лишь слухи, но говорят, что она сама метит в руководство компанией. Во всяком случае, в прошлом сезоне в команду были включены люди из Сэндфьорда. В этом сезоне соотношение уже половина на половину. И из-за этого все идет не так гладко. Люди из Тёнсберга испытывают вполне понятное раздражение.

– Поэтому они выбрали в качестве козла отпущения беднягу, которого угораздило родиться в Сэндфьорде?

– Что-то вроде этого. Они настроены очень подозрительно – ведь им ничего не сообщили о смерти Нордала… Кое-кого они и сами не прочь выкинуть за борт.

– Кого? – спросил я.

Он покачал головой.

– Больше я ничего не могу сказать.

– Вы имеете в виду Блэнда и его сына?

– Больше я ничего не могу сказать, – повторил Макфи, но по тому, как сверкнули его глаза, я понял, что попал в точку.

– Ладно, надеюсь, они не станут делать глупостей. Это будет очень нехорошо.

Макфи поднял голову, посмотрел на небо и кивнул.

– Да, это было бы чертовски плохо, так я думаю. Но они будут работать хорошо. Можете не беспокоиться.

– А парень, которого избили?

– С ним все в порядке. – Макфи замялся, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. – Надеюсь, вы никому не скажете, что они хотели бы кое от кого избавиться?

– Нет, конечно.

Он улыбнулся.

– Скверно, когда на судне происходят подобные вещи, ведь впереди нас ждут месяцы совместной жизни в таком богом забытом месте, как Антарктика. Особенно если такое случается на главном судне.

– Вы хотите сказать, что на «Южном Кресте» тоже смешанная команда? – спросил я.

– Да. Там и обдирщики ворвани, и рабочие, и все они из разных мест. Это просто дикая банда ублюдков.

Макфи угрюмо покачал головой и повернулся, чтобы уйти.

– Надеюсь, вы не против того, чтобы попозже выпить со мной? – сказал я.

На его лице появилась легкая улыбка.

– Да, непременно.

Он спустился по трапу на палубу, оставив меня наедине с моими сумбурными мыслями.

Какое-то время я расхаживал по рубке, и в моей голове роились разного рода догадки. Я не видел Блэнда весь день. Он не выходил из своей каюты. Но около семи вечера поднялся ко мне в рубку. Он был закутан в пальто и шарфы и от этого казался еще более громоздким, чем обычно. Его лицо опухло, а сквозь кожу просвечивал узор кровеносных сосудов.

– «Южный Крест» дал вам свои координаты? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Я получил сегодня утром сообщение от капитана Ида.

– Хорошо. – Он посмотрел через плечо рулевого на компас, затем бросил взгляд на наветренный борт, прищурив глаза за толстыми линзами очков. – Слышал, сегодня была драка, – сказал он.

– Да. Сэндфьорд против Тёнсберга. Тёнсберг победил, – добавил я, не знаю, почему. Мне казалось, что ему хочется поговорить.

Блэнд бросил на меня быстрый взгляд и облокотился грузным телом на ветролом.

– Женщины – сущие дьяволы, – пробормотал он, словно разговаривая сам с собой. – Вы женаты? – спросил Блэнд, оборачиваясь ко мне.

– Нет, – ответил я.

Он медленно кивнул, будто говоря: «Вам повезло».

– Женщина – не ровня мужчине, – произнес он, буравя меня взглядом. – У мужчин широкие интересы. У женщин – узкие. У них странная, извращенная любовь к силе. И они любят своих сыновей больше, чем мужей.

Он повернулся и посмотрел на море, которое перекатывалось через нос, ныряющий в волны.

Я промолчал. Мне показалось, что возникшая между нами близость исчезла.

– Человеческие взаимоотношения вообще очень странная штука, – продолжал Блэнд. – Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколь непрочна наша цивилизация? Чуть прочнее лишь законы морали, скрывающие наш примитивизм.

– Человеческая природа неизменна, – сказал я.

Он кивнул.

– Но она таится под толщей правил и губительного воздействия общества. Да, согласен, она неизменна. Стоит однажды развязать руки организованному стаду… – Блэнд не окончил. Он стоял, подставив лицо ветру.

– Что вы хотите мне сказать? – спросил я напрямик.

Блэнд повернулся ко мне и пристально посмотрел на меня сквозь толстые линзы.

– Не знаю. Но вы умный человек – и вы далеки от всего этого. Каждому хочется, чтобы у него был кто-то, с кем можно поговорить, когда на тебя наваливается слишком много проблем. – Блэнд снова стал смотреть на море, кутаясь в меховой воротник пальто. Он был похож на жабу, сидящую на ветроломе. – Хоув сказал вам, что я одной ногой стою в могиле?

Это было скорее утверждение, нежели вопрос.

– Он сказал, что у вас было два приступа, – ответил я.

– Да, я скоро умру, – произнес Блэнд сухо, словно информируя акционеров о том, что компания имеет прибыль с дефицитных товаров.

– Это случится со всеми нами.

– Конечно, – проворчал он. – Но обычно нам не выделяют лимит времени. Самый лучший врач на Харли-стрит сказал, что мне осталось не больше года. – Он ухватился рукой за парусину ветролома и так дернул за нее, словно хотел разорвать. – Год, не больше, – сказал он хрипло. – Двенадцать месяцев, или триста шестьдесят пять дней. И в любой момент со мной может случиться еще один удар, который меня прикончит. – Блэнд усмехнулся. В смешке чувствовалась горечь. – Когда узнаешь это, меняется отношение к жизни. То, что раньше казалось важным, теряет всякий смысл. А другие вещи, наоборот, становятся более значимыми. – Блэнд расслабил руку, державшую парусину. – Когда мы подойдем к «Южному Кресту», постарайтесь поближе сойтись с моим сыном. Я хочу, чтобы вы составили о нем собственное мнение.

Он резко повернулся и стал тяжело спускаться вниз. Я провожал его взглядом, желая ему продержаться подольше. У меня было к нему несколько вопросов, которые я не прочь был бы задать.

Вечером, когда мы ужинали, радист принес Блэнду радиограмму. Читая текст, он хмурил густые брови. Затем он встал.

– На пару слов, Крейг, – сказал он мрачно.

Мы отправились к нему в каюту. Блэнд закрыл дверь и протянул мне телеграмму.

– Прочтите.

Я поднес листок к свету и прочитал:

«Ид – Блэнду. Люди требуют провести расследование по поводу смерти Нордала. Эрик Блэнд отклонил это требование. Пожалуйста, подтвердите отказ. Настроение людей из Тёнсберга опасное. Китов чрезвычайно мало. Координаты судна: 57°98′ ю. ш., 34°62′ з. д. Вокруг много пакового льда».

Я вернул ему телеграмму. Он смял ее в своей мощной ладони.

– Проклятый дурак! – прорычал он. – Он недоволен решением Эрика. Но Эрик был прав, отказавшись удовлетворить подобное требование. Такие вопросы решают должностные лица. – Он забегал по каюте, дергая себя за мочку уха. – Меня беспокоит то, что Ид употребил слово «опасное». Если бы ситуация не была настолько плохой, он бы никогда так не выразился. – Блэнд повернулся ко мне. – Когда мы подойдем к «Южному Кресту»?

– Через восемь дней, – ответил я.

Он уныло кивнул.

– За восемь дней может многое случиться. Хуже всего то, что там очень мало китов.

Когда люди заняты делом, у них не остается сил на всякие домыслы. Но я видел, как улыбки мгновенно сменяются ненавистью, если улов плохой. И они связывают это со смертью Нордала, черт побери. Они ужасно суеверны, а у Нордала был настоящий нюх на китов.

– Чего вы боитесь? – спросил я. – Вы ведь не думаете, что они могут поднять бунт? Разве на судне не действуют морские законы Британии? Это удержит их от бунта.

– Конечно, никакого бунта не будет. Но и без этого может возникнуть скверная ситуация. В это предприятие вложено три миллиона фунтов. Чтобы покрыть подобные издержки, промысел должен идти без перебоев, буквально с секундной точностью. – Он снова принялся теребить мочку уха. – Эрик не справится со всем этим. У него нет должного опыта.

– Тогда передайте руководство кому-нибудь другому, – предложил я. – Например, капитану Иду.

Блэнд бросил на меня быстрый взгляд. Его маленькие глаза сузились. Я видел, как в душе у него борются гордость и расчетливость.

– Нет, – сказал он. – Нет. Он должен научиться справляться с такими вещами сам.

Блэнд зашагал по каюте, не произнося ни слова. Его одолевали сомнения. Неожиданно он направился к двери, по-видимому приняв решение.

– Я отвечу Иду независимо ни от чего, – бросил он мне через плечо.

Я поднялся на мостик. В мрачных сумерках море казалось вздымающейся громадой. Я постоял там немного, глядя, как серые массы воды перекатывались через нос, когда маленькое суденышко ныряло в волны. Над мачтой кружились альбатросы. Они парили в потоках ветра, раскинув огромные крылья. Воздух был на редкость холодным. На обвесе[11] нарос тонкий слой льда, парусина стала жесткой и гладкой на ощупь. Я прошел в рулевую рубку и взглянул на барометр.

– Плохо, – сказал бородатый норвежец, стоящий за штурвалом.

Он был прав. Давление было очень низким и продолжало падать.

– Лето же еще не кончилось, да? – На его бородатом лице появилась улыбка. Но его голубые глаза не казались веселыми.

Дверь отворилась, и в рубку вошла Джуди, следом за ней ворвались дождь и снег.

– Погода, кажется, портится, – сказала она. Ее лицо было бледным и осунувшимся.

– Мы направляемся в высокие широты, – напомнил я.

Она мрачно кивнула. Я предложил ей сигарету. Чиркая спичкой, я увидел, что ее руки слегка дрожат. Она жадно затянулась и спросила:

– Это была телеграмма от Ида?

– Да, – ответил я.

– Что в ней?

Я пересказал содержание.

Она отвернулась и стала смотреть в окно. Море было холодным и серым. Беспорядочные массы воды, едва различимые в сумерках, казалось, собрались сокрушить рубку. Какое-то время Джуди молчала, а затем испуганно проговорила:

– Мне страшно.

– Просто плохая погода.

Она бросила сигарету и яростно придавила ее каблуком.

– Нет. Дело не в погоде. Это что-то другое… не знаю, что. – Она повернулась и взглянула на меня: – У меня ужасные предчувствия из-за смерти отца. Все должно было кончиться скорбью и печалью. Но еще не кончилось. Я боюсь, – повторила она.

Я подошел к ней и взял ее за руку. Она была холодная как лед.

– Это неприятно, – сказал я. – Но не стоит волноваться. Все встанет на свои места, когда ты окажешься на «Южном Кресте».

– Не знаю. У меня такое чувство, будто все только начинается. – Она взглянула на меня. В ее серых глазах была тревога. – Уолтеру что-то известно. – Голос ее задрожал. Она казалась очень усталой.

– Почему Хоуву должно быть что-то известно? Тебе это просто кажется.

– Мне не кажется, – ответила она резко. – Я впервые вижу все так ясно.

Я не ответил ей, и какое-то время мы молчали. Потом Джуди высвободила руку, достала из кармана пачку сигарет и предложила мне.

– Ты никогда еще не бывал на таком дальнем юге? – спросила она спокойно и чуть резковато.

– Нет. Но льды я уже видел. Когда мне было двадцать лет, я вместе с университетской экспедицией был в Юго-Восточной Гренландии.

– А-а-а. Ты ученый? – Она протянула мне свою сигарету, и я закурил. – Увидишь, здесь все по-другому. Из-за ледяной глыбы Южного полюса тут намного холоднее.

Она затянулась и добавила:

– Паковый лед редко встречается так далеко на севере в это время года. Такое случилось в четырнадцатом году, когда здесь был Шеклтон на своем «Эндюрансе».

– После войны я был в Осло и видел «Фрам». Это самый лучший музей полярных исследований.

– Да. Мне тоже он понравился. Мы очень гордимся «Фрамом».

Разговор начал иссякать, и я спросил:

– Это твое первое путешествие в Антарктику?

– Нет, – ответила Джуди. – Не первое. Когда мне было восемь лет, отец взял меня с собой на Южную Джорджию. Это было сразу после того, как умерла моя мать. Бернт был одним из скиттеров в Гритвикене. Я пробыла там около двух месяцев. Потом он отправил меня к своим друзьям в Новую Зеландию. Я оставалась там год, а потом отец снова забрал меня к себе.

– Гритвикен находится на Южной Джорджии? – спросил я.

– Да. На острове есть береговая станция. Раза три-четыре я ходила с отцом на его китобое.

– Так ты опытный китобой, – пошутил я.

– Нет, – ответила она. – Я не такая, как Герда Петерсен.

– Кто это?

– Герда – дочь Олафа Петерсена. Олаф был напарником моего отца, когда тот работал в Гритвикене. Мы с Гердой ровесницы. В детстве играли вместе. Но с ней было трудно. Она больше напоминала парня. Ее отец говорил, что сделает из нее первую в Норвегии женщину-скиттера.

– Она, наверное, грубовата, – предположил я.

Джуди улыбнулась.

– Бедная Герда. Знаешь, она не очень красивая. Ей стоило родиться мальчиком. Она выдержала все экзамены. Могла бы стать капитаном. Но она предпочла отправиться на юг напарником своего отца. Подчиненные просто обожают ее. Думаю, она очень счастлива.

Внезапно в рубку ударил сильный порыв ветра. Судно накренилось и резко нырнуло в воду. Я почувствовал, как оно затряслось. Дверь с треском распахнулась, и в рубку вошел рулевой. Джуди проговорила:

– Пожалуй, я спущусь вниз.

– Я пойду с тобой. Хочу немного поспать, прежде чем начнется шторм.

Я сказал рулевому, чтобы он разбудил меня, когда разгуляется ветер, и проводил Джуди до каюты. Под палубой удары волн ощущались намного сильнее. Но я знал, что худшее – впереди.

– Я познакомлю тебя с Гердой, – сказала она, когда я открыл дверь ее каюты. – Она толстая и веселая – тебе, наверное, нравятся такие. – Джуди улыбнулась. – Надеюсь, у тебя достаточно теплой одежды. Когда наступит рассвет, на мостике будет очень холодно.

– К счастью, у Садмена почти тот же размер, что и у меня, – ответил я.

Я пожелал ей спокойной ночи и закрыл дверь. Вернувшись в свою каюту, я скинул ботинки и, не раздеваясь, с головой забрался под одеяло.

Я долго не мог заснуть, прислушиваясь к звукам, которые издавало судно, и думая о том, что «Южный Крест», к которому мы стремимся, находится в двух тысячах миль к зюйд-весту от нас.

Шторм разыгрался после четырех утра. Я проснулся, почувствовав, как лавина воды обрушилась на палубу. Теперь в каждом звуке слышалась борьба судна с разбушевавшейся стихией – в скрипе мебели в каюте, в дрожащем гуле двигателей, в неверном движении буксира, когда он погружался в пучину и вновь поднимался на поверхность. Я чувствовал, как стальные переборки каюты изгибались от напряжения. Судно уподобилось живому существу, отчаянно борющемуся за жизнь.

Я откинул одеяло и нащупал непромокаемые ботинки. Когда я натягивал на себя непромокаемый костюм, пришел рулевой. Он не произнес ни слова – просто кивнул и исчез. Как только я вышел наружу, порыв ветра едва не сбил меня с ног, с силой прижав к релингу. Море зелеными волнами перекатывалось через ют. Я с трудом забрался на мостик. Короткая ночь кончилась. Но рассвет был серым и темным. Рулевой вел судно прямо против ветра. Волны казались высотой с гору, их вершины белели от шипящей пены. Шел дождь со снегом, накрывая все вокруг беспросветной завесой.

Не стану и пытаться описать следующие восемь дней. Всем, кто был на борту, они показались нескончаемым адом. Время от времени лил дождь. Гораздо чаще просто дул ветер. Сила ветра менялась, но он ни разу не бывал слабее шести баллов. Он дул с юго-запада, временами отклоняясь на пару румбов в каждую сторону. Море было похоже на горный кряж, пришедший в движение. На судне не осталось ни единого сухого места. Почти все страдали от морской болезни. За все эти восемь дней мы видели солнце лишь один раз – это был жидкий проблеск света, который пробился на несколько минут сквозь брешь в темнеющих тучах. Я старался не думать о цели нашего путешествия – «Южном Кресте»; я старался не думать ни о чем, кроме судна. В моем мозгу, отупевшем от бессонницы, была лишь одна мысль: как сохранить буксир.

Большую часть времени я проводил на мостике. Пару раз ко мне поднимался Блэнд – его изможденное лицо казалось голубым от холода и морской болезни. Каждый раз он спрашивал наши координаты. Все его интересы сейчас сводились к достижению одной цели – как можно скорее добраться до «Южного Креста». Его раздражало то, что мы так медленно движемся, он испытывал чувство бессильного гнева на стихию. Я помню, как он стоял на мостике, потрясая кулаком и крича морю:

– Будь ты проклято! Будь ты проклято!

Ступеньки трапа покрылись коркой льда. Блэнд поскользнулся на спуске, и волна, с силой ударившая о борт судна, едва не унесла его в море. Он довольно сильно ударился и больше не поднимался на мостик.

Один раз ко мне пришла Джуди. Я рассердился и велел ей идти в свою каюту. Кажется, я даже нагрубил ей. Это имело желаемый эффект, и больше она не появлялась. Но теперь каждое утро один из матросов приносил мне фляжку с бренди.

– От фру Блэнд.

Я был благодарен ей за это.

Единственным пассажиром, который неизменно поднимался ко мне на мостик каждый день, был Бономи. Он тоже страдал от морской болезни, но пересиливал себя и, не думая об опасности, появлялся на мостике со своей фотокамерой. Он неизменно приветствовал меня фразой:

– Снова все сошло благополучно, да?

И его смуглое лицо расплывалось в широкой улыбке.

Однажды я спросил его о докторе Хоуве:

– Его укачало?

– Конечно, – ответил Бономи. – Но как может не тошнить человека, если он выпивает по две бутылки виски в день? Он просто невозможный человек!

И все-таки шторм сыграл нам на руку. С людьми из Сэндфьорда больше не возникало никаких трудностей. Шторм их просто измотал. Судя по прошлым сезонам, это был беспрецедентный случай. Было намного холоднее, чем обычно в это время, и по силе шторм превзошел все ожидания. Но к четырнадцатому числу наши координаты были уже 54°42′ ю. ш., 24°65′ з. д., то есть мы находились примерно на пятьсот миль восточнее острова Южная Джорджия. Световой день длился фактически все двадцать четыре часа. К счастью, видимость была более или менее хорошей, поэтому пятнадцатого числа мы разглядели первый айсберг. А вскоре после этого впередсмотрящий, сидевший на топе мачты, увидел по правому борту землю. Это был первый из Сандвичевых островов. Он показался лишь ненадолго, а потом небо снова заполонили темные облака, пошел сильный дождь, и видимость сократилась до нескольких миль.

Мы двигались курсом 47 градусов на зюйд-вест, и айсберги стали попадаться постоянно; некоторые из них представляли собой огромные, вздымающиеся над водой глыбы льда – неровные, с выростами, похожими на башенки и арки, они напоминали плавучие форты. Один из них был длиной почти в три мили, плоский за исключением высокого, крутого нароста, похожего на надстройку судна. Этот айсберг был подобен исполинскому авианосцу, покрытому льдом.

Теперь я постоянно поднимался на мостик – судя по последним данным, полученным с «Южного Креста», мы были от него уже довольно близко. Мы связывались с ним по радиотелефону, который работал в пределах четырехсот миль. Но когда начался шторм, связь прервалась, и установить ее пока было невозможно.

В ночь на шестнадцатое шторм был сильнее, чем все предыдущие дни. Из-за плотной завесы серого, холодного дождя видимость снизилась практически до нуля, и я велел уменьшить скорость. Вскоре впередсмотрящий крикнул с мачты:

– Isen![12]

Я приказал медленно идти вперед и через несколько минут увидел впереди мерцание льда. Это была наша первая встреча с паком. Льдина была маленькая и неровная: кусок отломился от большой льдины где-то намного южнее и штормовым ветром был снесен на северо-восток.

Рулевой мрачно покачал головой:

– Никогда раньше не видел здесь лед летом.

Я взял курс на запад. Рано утром ветер неожиданно переменил направление – теперь он дул на юг – и утих до легкого бриза. Облака остались за кормой, и впервые за восемь дней мы увидели солнце. Оно было маленьким и холодным. Но смотреть на него все равно было очень приятно. От ярко-голубых облаков все вокруг казалось намного приветливее и радостнее. Но море, несмотря на голубизну неба, было окрашено в холодные зеленые тона. На юге белыми полосами сверкали обломки пакового льда. Воспаленными глазами я наблюдал за восходом солнца. Все словно расцветало.

Затем солнце поблекло. Оно совсем не грело, и небо постепенно стало серым. Было сыро и холодно. Линия горизонта исчезла. Далекие полосы пакового льда потеряли четкие очертания и казались чередой облаков, зависших над самой водой. Солнце скрылось, и пейзаж стал напоминать черно-белую фотографию или гравюру. Затем все окутал туман.

Мы медленно шли вперед; на носу и мачте сидели впередсмотрящие. Я не хотел рисковать, хотя пока не было и намека на айсберги.

После десяти ко мне на мостик поднялся Блэнд. Восемь дней вынужденного безделья и голодания сильно изменили его. Лицо исхудало, кожа утратила голубоватый оттенок, и сетка кровеносных сосудов стала не так заметна. Двигался он теперь намного быстрее, а глаза казались более живыми.

– Какие у нас координаты? – спросил он. В его голосе вновь звучала решимость, которая вознесла этого человека на недосягаемые для многих вершины.

– Пятьдесят восемь южной, тридцать три западной, – ответил я.

Я показал наше местонахождение на карте: мы находились примерно в двухстах милях к западу от Южного Туле и были теперь намного южнее Сандвичевых островов.

– Нужно связаться по радиотелефону с «Южным Крестом», – сказал Блэнд.

– Спаркс налаживает связь, – объяснил я. – Как только он установит контакт, я вам сообщу.

Он кивнул и прошелся по мостику. Затем постоял за штурвалом, вглядываясь в туман и вцепившись своими большими руками в меховых перчатках в обледеневшую парусину обвеса. Неожиданно он повернулся ко мне.

– Я занимаюсь китобойным промыслом уже двадцать пять лет, – сказал он. – И никогда не слышал, чтобы летом стояла такая плохая погода.

– Джуди говорила, что похожие условия наблюдались в четырнадцатом году Шеклтоном во время его экспедиции на «Эндюрансе».

Блэнд хмыкнул.

– Мы не занимаемся полярными экспедициями, – проворчал он. – Мы занимаемся бизнесом. Утром заметили хоть одного кита?

– Нет, – ответил я.

– А где Хоув?

– Я не видел его с тех пор, как начался шторм.

Он отвернулся и что-то крикнул по-норвежски одному из матросов. Парень бросил на Блэнда угрюмый взгляд. Лицо его потемнело.

– Ja, hr directör, – пробормотал он и спустился на палубу.

Блэнд что-то сердито прошептал и отошел к крылу правого борта. Он стоял там, глядя на борт, до тех пор, пока не появился Хоув.

По сравнению с приземистым, массивным председателем компании Хоув казался худым и почти прозрачным. Он был небрит, щетина на опухшем от пьянства лице выглядела неопрятно, а глаза были налиты кровью. Но он был трезв. Он стоял перед Блэндом и, казалось, слегка нервничал: не подзаправившись предварительно ликером, он, очевидно, побаивался смотреть Блэнду прямо в лицо.

– Четыре года вы работали на нашу компанию, – громко сказал Блэнд и оглядел Хоува – в его маленьких глазах было заметно явное отвращение. – Настало время проявить себя в деле. Погодные условия сейчас очень необычные. В последнем сообщении, которое мы получили с «Южного Креста», указывалось, что они видели несколько китов. Мы же не встретили ни одного. Завтра утром я хотел бы получить от вас доклад о возможном движении китов в данных условиях.

– Насколько я понял, вы сказали, что я больше не работаю в компании, – произнес Хоув с легкой небрежностью в голосе. Его кадык заходил вверх и вниз под кожей.

– Забудьте об этом. Вы были пьяны. Полагаю, вы не соображали, что говорите. Будете вы в дальнейшем работать на компанию или нет, зависит от того, насколько вы окажетесь полезны. А сейчас приступайте к работе. Завтра утром я хочу получить от вас полный доклад.

Блэнд развернулся на пятках. Хоув мялся. Думаю, он хотел сказать, что со стороны Блэнда нечестно требовать от него невозможного, что его задача значительно усложняется именно из-за ненормальности условий. Это был фактически шантаж, и Блэнд знал об этом. Блэнд хочет получить китов. Хоув должен отыскать их или будет уволен. Его кадык снова яростно заходил под кожей. Он открыл рот, но тут же закрыл его, развернулся и протопал мимо меня к трапу.

Вскоре Блэнд покинул рубку. Через час ко мне поднялся Бономи и сообщил, что радио наконец заработало. Я оставил на мостике рулевого и устало спустился на палубу. Мои глаза помутнели от недосыпания, ветра, напряжения, с которым я всматривался в даль сквозь дождь со снегом и пелену тумана. В радиорубке сидели Блэнд и Джуди. Под глазами у Джуди были темные круги. Но улыбка, которой она приветствовала меня, была теплой и дружелюбной.

– Ты, наверное, просто умираешь, – сказала она.

– Фляжка с бренди каждое утро мне здорово помогала, – ответил я.

Она отвернулась, словно не хотела, чтобы я благодарил ее. Блэнд повернул ко мне свою массивную голову. Он снял меховую шапку с ушами, и его седые волосы растрепались. Он был похож на удивленную сову.

– Только что попытались связаться по радио с «Южным Крестом», – сообщил он. – Мы разговаривали с «Хааконом» – это одно из судов фактории Сэндфьорда. За последние десять дней они добыли всего восемь китов. Сейчас они идут на юг в направлении моря Уэдделла. Ханссен, капитан, сказал, что никогда раньше не сталкивался с такой погодой. Они находятся примерно в трехстах милях к вест-зюйд-весту от нас.

В радиоприемнике затрещало. Затем ясно и отчетливо послышался чей-то голос, говорящий по-норвежски. Я решил, что это, должно быть, «Южный Крест», – Блэнд выпрямился и повернул голову к приемнику. Радист нагнулся к микрофону, быстро что-то ответил по-норвежски, обратился к Блэнду:

– Соединяю вас с Идом, – и передал Блэнду микрофон.

Толстые пальцы председателя компании крепко сомкнулись вокруг бакелитовой ручки.

– Блэнд слушает. Капитан Ид?

– Да, господин директор. Это Ид. – Голос звучал монотонно, с легким уэльсским акцентом.

– Где вы находитесь?

Я кивнул Спарксу, чтобы он записал координаты. Пятьдесят восемь, точка, три, четыре, юг, тридцать четыре, точка, пять, шесть, запад. Я произвел в уме примерные расчеты. Глядя на меня, Блэнд поднял брови.

– Примерно в сорока милях к западу от нас, – сказал я.

Он кивнул и продолжил беседу по-норвежски. Я не вслушивался. Тепло каюты действовало расслабляюще. Веки стали ужасно тяжелыми. Меня стало неудержимо клонить в сон, и я прислонился головой к панельной обшивке переборки каюты.

Неожиданно я выпрямился. Из приемника послышался голос, говорящий по-английски.

– Они настаивают на расследовании. Я сказал им, что никакого расследования не будет. Это пустая трата времени. Нордал исчез, и это все, что мы имеем. – Голос был непринужденный, мягкий и ровный – по такому голосу ничего нельзя было сказать о его хозяине. – Настоящая проблема заключается в том, что промысел идет как нельзя хуже. Даже люди из Сэндфьорда жалуются. Что касается парней из Тёнсберга, то от них больше неприятностей, чем толку. Если бы ты не выехал сюда, я бы отправил их всех домой.

– Мы поговорим об этом потом, Эрик, – резко перебил его Блэнд. – Сколько китов вы добыли?

– Финвалов? Сто двадцать семь – это все. Только что начал опускаться туман. Возможно, нам еще повезет. Но к юго-востоку от нас паковый лед, и людям это не нравится. Они говорят, что погода совершенно необычная.

– Я все это знаю, – сказал Блэнд. – Какие у тебя планы?

– Сейчас мы идем на восток вдоль северной кромки паковых льдов. Будем надеяться на лучшее.

– Надеяться на лучшее! – Щеки Блэнда затряслись. – Иди и ищи китов – и найди их поскорее, черт возьми, парень. День без китов – это почти провал. Понимаешь?

– Если ты думаешь, что сумеешь найти их, хотя мне это не удалось, – ладно, пожалуйста, попробуй. – Голос звучал резко и обиженно.

Блэнд сердито заворчал:

– Если бы Нордал был жив…

– Не начинай тыкать мне Нордалом, – перебил Эрик, и в его голосе послышалась ярость. – Меня начинает тошнить, когда я слышу о нем. Он мертв, и даже если без конца твердить его имя, как заклинание, китов все равно не прибавится.

– Мы прибудем через несколько часов, – сказал Блэнд примирительным тоном. – Тогда и поговорим обо всем. Передай мне Ида.

Голос Ида звучал спокойно. Он говорил по-норвежски, и Блэнд ему отвечал на том же языке. Затем наступила пауза. Из радиоприемника вдруг послышался громкий голос:

– Hval! Hval![13]

Затем что-то еще прокричали по-норвежски. Лицо Блэнда расслабилось. Все в каюте заулыбались.

Я взглянул на Джуди. Она наклонилась ко мне, и я увидел, что даже она взволнована.

– Они заметили китов. – Джуди повернулась к радио и добавила: – Они увидели несколько стад. Они идут на юг – ко льдам.

– А сколько китов в стаде? – спросил я.

Она усмехнулась.

– Зависит от вида китов. Если один-два, то это голубой кит. От трех до пяти – финвал. – Она покачала головой: – Но им не следовало бы идти на юг.

Капитан «Южного Креста» прервал связь, и Блэнд повернулся ко мне.

– Вы записали их координаты? – спросил он.

Я кивнул и с трудом поднялся на ноги. Спаркс протянул мне лист бумаги, на котором он записал координаты и курс «Южного Креста». Затем я поднялся на мостик и велел идти таким курсом, чтобы мы встретились с китобойцем. «Тойр III» развернулся, при этом слегка накренившись, когда рулевой перекладывал штурвал на новый курс. Я сказал ему, чтобы он разбудил меня в четыре, и отправился вниз, чтобы впервые за несколько дней выспаться по-настоящему.

Но поспать как следует мне не удалось. Вскоре после полудня за мной пришел матрос, и я потащился на мостик. Там был рулевой, он стоял и принюхивался.

– Вы что-нибудь чувствуете?

Он ухмылялся. Мне показалось, что я чувствую какой-то запах, странный и тяжелый, словно это пахли отходы добычи угля.

– Вы нюхаете запах денег, – сказал рулевой. – Это кит.

– «Южный Крест»?

– Ja.

– Далеко?

– Пятнадцать, может, двадцать миль.

– Господи!

Я полагал, что запах должен ощущаться на более близком расстоянии. Я велел рулевому вести судно против южного ветра. Час спустя туман стал рассеиваться, и я приказал дать полный ход. Мгла постепенно таяла, открывая нашему взору унылое, холодное море – угрюмо вздымающиеся водяные горы под низко нависшими облаками. На юго-востоке я впервые увидел мерцание льда. Этот свет исходил от полосы паковых льдов, и ее поверхность отражалась в облаках. Льды были чисты, как бриллиант, тут и там пересекаемый темными прожилками. Эти прожилки были не чем иным, как разводьями между льдинами, и их расположение в точности повторялось на облаках.

На мостик со своей камерой поднялся Бономи. Когда я закончил вычислять координаты и отослал впередсмотрящего на мачту, он подошел ко мне.

– Как хорошо сейчас, да? Все чудесно, – сказал он, улыбаясь.

Я не разделял его веселья, не зная, что ждет меня после того, как мы подойдем к «Южному Кресту». Это означало конец моему командованию, и я испытывал вполне понятную тревогу.

– Блэнд сказал мне, что мы должны идти на юг в море Уэдделла, – пробормотал Бономи. – После Нордала во всей Норвегии самый лучший китобой – это Ханссен, и если он ведет свой «Хаакон» на юг, то и мы должны идти туда же. Думаю, в море Уэдделла мне удастся сделать очень хорошие снимки. Вот увидите.

Он действовал мне на нервы, к тому же я был слишком вымотан от недосыпания, поэтому не удержался и сказал:

– Вы вообще думаете о чем-нибудь другом, кроме своих проклятых снимков?

Он удивленно посмотрел на меня.

– О чем еще я должен думать? Вы не волнуйтесь, что потеряете судно. Я найду для вас хорошую работу – носить мою камеру!

Мы посмеялись над этой шуткой, и тут с мачты раздался крик:

– Судно!

Минут через десять с мостика стало видно густое пятно дыма, появившееся впереди по правому борту. Блэнд, Джуди, Вайнер – все поднялись на мостик, взволнованно всматриваясь в первые признаки плавучей китобазы.

– Старайтесь не терять его из виду, – сказал Блэнд.

Я бросил на него быстрый взгляд. Его маленькие глаза почти сияли за толстыми линзами. Для него этот дым означал деньги. Для Джуди – явно что-то иное, и взгляд ее был мрачным. Бономи был взволнован. Он с решительным видом носился туда-сюда, пожимая руки всем подряд. Вайнер смотрел на дым с апатией человека, для которого ничто не имело значения. Хоув тоже поднялся на мостик и стоял немного в стороне от всех остальных, напряженно вглядываясь в даль. Я пожалел, что не могу прочесть его мысли. Я заметил, как он украдкой посмотрел на Блэнда, а затем снова вперился глазами в горизонт. И в тот же миг я почувствовал, как по спине у меня пробежала дрожь.

Джуди поймала мой взгляд.

– Надеюсь, киты…

Она не договорила и стояла, слегка приоткрыв рот, словно подыскивая нужное слово. Думаю, она поняла, что я беспокоился за Хоува.

Блэнд сошел на корму и спустился в радиорубку. Остальные последовали за ним. На мостике остался один Хоув. Он стоял, вцепившись костлявыми руками в обвес. Почувствовав мой взгляд, он обернулся. Затем отвернулся и стал смотреть на юг, в сторону мерцающих льдов. Я следил за ним, как зачарованный. Хоув снова посмотрел на облако дыма, затем перевел взгляд на сверкающие полосы пака.

– Мне нужно идти готовить отчет, – произнес он, и уголок его рта лукаво приподнялся.

Вскоре я спустился в радиорубку. Там стоял шум и гам. Из приемника слышался гул голосов, говоривших по-норвежски; сопроводительные суда переговаривались с базовым, базовое – с буксирными судами и маяками – все они звучали одновременно. Я понял, что они обнаружили многочисленные стада китов. Блэнд улыбался. А в промежутках между переговорами обсуждал с Вайнером новое электрическое оборудование, то и дело переходя с английского на немецкий.

Когда мы приблизились к «Южному Кресту», то увидели почти фантастическое зрелище. Это была не просто плавучая база, а целая флотилия судов. Я поднес к глазам бинокль. Там было пять небольших китобойцев, выстроившихся в линию за «Южным Крестом». Они использовались в качестве резервных судов. Остальные китобойцы шли почти бок о бок с ними. Там было и два буксирных судна. Я узнал их по характерным для корвета обводам. Кроме того, в состав флотилии входили два китобойца старой модели, по-видимому, это были буксиры, которые могли бы быть использованы в качестве вспомогательных судов. За ними шло старое китобойное судно, которое транспортировало туши на рефрижератор водоизмещением примерно в шесть тысяч тонн. Параллельно им двигался большой танкер, а на горизонте маячило еще несколько маленьких китобойцев. Все это зрелище – многочисленные суда, собранные в неприветливом южном море, – казалось просто нереальным. Гигантское скопище мачт напомнило мне дни войны, когда мы проводили крупные военные операции.

Бономи схватил меня за руку и указал в сторону правого борта. Всего в двух кабельтовых от нашего судна из воды поднялась струя пара, вода запузырилась, и на поверхности показалось гладкое тело, напоминающее подводную лодку. Совсем рядом послышалось фырканье, и в воздух футов на десять – пятнадцать поднялась еще одна струя – она была настолько близко, что даже на палубу попало немного воды. Мы впервые увидели китов. Бономи побежал за своей камерой. Мы находились прямо в середине стада.

Чтобы подойти к «Южному Кресту» бортом, я повел корвет по кругу. Маневрируя, мы прошли через облако черного дыма, который тащился за китобазой. В нос ударило густое зловоние, которое окружило нас со всех сторон. Это был тяжелый, маслянистый, пропитывающий все насквозь запах. Казалось, он притуплял остальные ощущения и забивался всюду, куда только мог проникнуть.

Когда мы наконец вышли из этого облака, я услышал голоса, доносившиеся с китобазы, и звяканье лебедок. У судна была открытая корма, напоминающая темную пещеру, со слипом, по которому поднимались китовые туши. Оно было водоизмещением около двадцати тысяч тонн. Его стальные борта, уже порядком проржавевшие, вздымались над нашим буксиром. На мостике стоял человек в меховой шапке; в руках он держал мегафон и, прижав его к губам, что-то кричал нам. Это был капитан Ид. Он говорил по-норвежски. Джуди сказала: