Французский связной

Размер шрифта: 13

THE FRENCH CONNECTION

Вступление

В этой книге рассказывается о расследовании, которое следует квалифицировать как одну из самых замечательных полицейских операций, проведенных правоохранительными органами США. Я почти уверен, что эта операция представляет собой значительную победу, одержанную в непрерывной и нескончаемой войне, которая ведется против ввоза в нашу страну наркотических веществ. Нет никаких сомнений, что в результате этого расследования и благодаря собранной в ходе его информации мафия стала постепенно сокращать инвестиции в развитие рынка наркотиков в США.

Хотя рассказ об этом деле не назовешь беспристрастным отчетом, но это и не эмоциональное изображение разрушительного действия наркотической зависимости, о котором уже написано так много и еще немало осталось сказать. В этой книге вы не встретите злосчастных наркоманов, наводящих ужас на родителей, озабоченных судьбами детей. Это нечасто встречающееся представление темных происков тех, кто наживается на губительной страсти наркоманов, молодых и старых. Если эта история потрясет хотя бы одного родителя, если хотя бы один молодой человек почувствует отвращение и спасется от грозящей ему беды, тогда те долгие часы, которые многие полицейские проводят на дежурстве, часто рискуя жизнью, будут по крайней мере частично вознаграждены.

Детальная информация, без которой эта книга не могла бы появиться на свет, собиралась во многих организациях, и всем им я искренне признателен и благодарен.

Неутомимые сотрудники Бюро по борьбе с наркотиками Полицейского управления Нью-Йорка во главе с Айрой Блатом и особенно офицеры Специального следственного подразделения (ССП) этого бюро были неизменно любезны и терпеливы, предоставляя всю необходимую информацию, позволившую добиться точного изложения фактов. Не менее ценную помощь оказало Федеральное бюро по борьбе с наркотиками, обладающее необозримым архивом отчетов и обширной коллекцией записей радиопереговоров.

Тот факт, что один из подозреваемых по этому делу вел довольно подробный дневник, чрезвычайно помог автору представить детали, не затронутые в полицейских отчетах и при личных беседах. Очень серьезный вклад – почти тысячу двести страниц с показаниями свидетелей в суде – внесли сотрудники ведомства окружного прокурора округа Кингс (Бруклин) Нью-Йорка и особенно помощник прокурора Фрэнк Бауман.

Но всегда основными источниками информации оставались два увлеченных своей работой детектива из Нью-Йорка, которые, случайно натолкнувшись на это исключительное дело, затем довели его до успешного завершения. Это детективы первого класса Эдвард Иган и Сальваторе Гроссо. В полиции есть сведения, что даже теперь в международной сети наркоторговцев, замыслы которой были сорваны, отказываются верить, что их грандиозная операция могла быть раскрыта без участия доносчика из их среды. Однако это дело полиция Нью-Йорка расследовала собственными силами и с привлечением федеральных агентов, без какой-либо помощи предателей из рядов мафии, и это совершеннейшая правда.

Я не могу закончить это вступление, не упомянув специально о вкладе моего помощника и друга Эдварда Кейеса. Эд лично вникал во все детали подготовки книги, начиная с общего исследования темы и контактов с сотрудниками подразделений по борьбе с наркотиками вплоть до написания и редактирования.

Вместе с Эдом мы имеем честь рассказать вам эту историю о «французском связном».

Робин Мур

Глава 1

Поздно вечером в субботу, 7 октября 1961 года, после двадцати семи часов непрерывной работы детектив первого класса полиции Нью-Йорка Эдвард Иган, тридцати одного года, и его партнер, в то время еще детектив второго класса Сальваторе Гроссо, тридцати лет, решили немного поразвлечься. Им не нужно было долго выбирать, куда отправиться. Тем вечером в клубе «Копакабана» гвоздем программы выступал комик Джо Льюис, и там же работала гардеробщицей Кэрол Гэлвин, с которой Иган в то время крутил роман.

Эдди Иган был плотным, по-ирландски красивым рыжеволосым мужчиной. Раньше, когда он служил патрульным полицейским, ходил в форме и носил дополнительный патронташ, приятели из полиции звали его Иган-Пульки. Но, перейдя в Бюро по борьбе с наркотиками, он получил прозвище Пучеглазый – за излюбленную манеру разглядывать хорошеньких девочек, на которых при малейшей ответной реакции он тут же начинал проверять действие своего кельтского шарма.

Полной противоположностью жизнелюбу Игану был его партнер и лучший друг Сонни Гроссо, всегда серьезный и бледный италоамериканец с большими карими глазами. Сонни постоянно мучили какие-то сомнения, и он, в отличие от энтузиаста Игана, в большинстве ситуаций склонен был искать и часто находить темную сторону. Ростом оба друга превышали шесть футов, но Гроссо был более худощавым и на первый взгляд казался хрупким и даже слабым для полицейского. Однако Сонни имел черный пояс по карате, и, как узнали на собственном опыте многие уличные бандиты, его определенно не следовало недооценивать. В Бюро по борьбе с наркотиками его прозвали Хмурым.

Накануне вечером они закрыли дело о наркотиках в Гарлеме, районе, который был закреплен за ними еще в 1959 году. Они арестовали троих уличных торговцев наркотиками, или «толкачей», за которыми следили несколько месяцев, а потом должны были бодрствовать всю ночь, допрашивая, снимая отпечатки пальцев, фиксируя в досье собранную информацию и в соответствии с заведенным порядком составляя бесконечные официальные отчеты. Наконец, сопроводив арестованных в Нижний Манхэттен, в старую городскую тюрьму, известную как «Могилы», Иган и Гроссо явились в ближайший суд, чтобы подать официальные иски. Со всеми делами было покончено, когда субботнее утро уже подходило к концу, но оба детектива слишком устали, чтобы отправляться спать. Именно так вредность работы сказывается на очень многих тайных агентах, нервы которых постоянно натянуты, а чувства обострены все долгие часы дежурства. Оба они были яростными фанатиками бейсбола, и, поскольку в тот день «Нью-Йорк янкис» проводили третью игру в чемпионате с «Цинциннати редс», сна у них не было ни в одном глазу. Они курсировали по городу, слушая трансляцию игры по радио в машине. Позднее, когда «Янки» вышли вперед в девятой подаче после перебежки в дом Роджера Мариса[1], друзья почувствовали потребность не унять, а поддержать возбуждение от победы. Они перекусили, затем по предложению Игана посетили парочку баров в восточной части города – места возможных «акций» наркодельцов – и, наконец, уставшие, но все такие же деятельные, направились через город в клуб «Копакабана», который еще называли «Копой».

Заканчивался субботний вечер, было 23:40, когда Иган припарковал красно-коричневый «корвейр» 1961 года выпуска на Восточной Шестидесятой улице, и они с Сонни вошли в ночной клуб, не подозревая, что начинается их одиссея, полная интриг и конспирации, которая будет продолжаться дни и ночи напролет следующие четыре с половиной месяца, а полностью завершится лишь через полтора года. До начала полночного шоу оставалось двадцать минут, и «Копа» заполнялась посетителями. Игану едва удалось ласково поздороваться с Кэрол, почти скрытой за горами из пальто и шляп. Это была красивая, яркая девушка, не достигшая еще двадцати лет, с короткими светлыми волосами; по мнению Игана, она была вылитая Ким Новак. Сгоряча он пообещал, что встретится с ней позднее, и оба детектива спустились по лестнице в главный зал клуба, где узнавший Игана метрдотель провел их к столику на одном из балконов, возвышавшихся в задней части зала. Они заказали ржаной виски с имбирным элем для Эдди, итальянский вермут со льдом для Сонни и откинулись на стульях, собираясь посмотреть веселый ночной спектакль и, быть может, наконец-то успокоиться.

Как только им принесли напитки, Сонни тронул партнера за руку и кивком показал на большую шумную компанию, расположившуюся за столиком прямо под ними. Их было человек двенадцать, словно переместившихся сюда из гангстерских боевиков тридцатых годов: смуглые мужчины в темных костюмах с прилизанными волосами и ярко накрашенные женщины. Персонаж, находившийся в центре внимания, с черными густыми волосами и смуглым рябоватым лицом, которому очень шло хмурое выражение, мог бы особенно хорошо подойти на роль типичного голливудского босса шайки рэкетиров. На вид ему было около тридцати, одет в вызывающе элегантный черный блестящий костюм с широкими плечами; в белом шелковом галстуке, повязанном на белой сорочке с отложными манжетами, сверкала бриллиантовая булавка. Рядом с ним сидела эффектная молодая блондинка с пышной прической. Этот человек принимал здесь всю компанию и, по-видимому, был известен в этом клубе. Пока Иган и Гроссо завороженно наблюдали за ним, к нему то и дело подходили поздороваться явно богатые и неприятные на вид типы. Иногда по его знаку официанты бросались подносить напитки на другие столики в самых разных частях зала. Во время одного шумного приветствия Сонни услышал, как кто-то назвал этого человека Пэтси[2].

– Он швыряет бабки, будто ничего не хочет оставить на завтра, – заметил Сонни.

– Интересно, – прокомментировал Эдди, – за этим столом я высмотрел по крайней мере двоих «связных»[3]. И знаю парочку ребят из тех, которые выстроились в очередь и ждут благословения.

– Раньше я никогда не видел этого Пэтси, а ты?

– Ни разу. Удивительно, как он мог нам не попасться? – сдержанно проговорил Иган.

На протяжении всего представления, продолжавшегося часа полтора, Эдди и Сонни пытались уделить внимание и Джо Льюису, и столику транжиры. Когда включили свет и оркестр заиграл танцевальную музыку, Пэтси со свитой поднялись с мест и двинулись наверх. Детективы переглянулись, оплатили счет и последовали за ними. Вся группа собралась у бара в вестибюле «Копы», где небольшая, но громкая джаз-рок-группа не оставляла никакой возможности для разговора. Пэтси распорядился налить всем по стаканчику на прощание.

Стоя у гардероба и раздумывая о дальнейших действиях, Эдди и Сонни увидели, как Пэтси вытянул из кармана брюк толстенный рулон банкнот и оплатил счет из бара. Сонни присвистнул:

– Гляди-ка, сколько бабок!

Иган кивнул:

– Как считаешь, не стоит ли нам, шутки ради, прицепить ему хвост?

Гроссо без видимого энтузиазма согласился, и они направились к выходу. По пути Эдди, извиняясь, подмигнул Кэрол и послал ей воздушный поцелуй. Двадцать пять минут им пришлось прождать в машине Игана на углу Мэдисон-авеню, пока Пэтси и эффектная блондинка вдвоем спустились по лестнице «Копы». Было два часа ночи. Парочка села в синий малолитражный «олдсмобиль» последней модели, который подогнал привратник в униформе, и отъехала в направлении Пятой авеню. Медленно тронув машину, направляясь за ними, Иган предположил:

– Держу пари, он приведет нас на Мотт-стрит.

Пэтси проехал вниз по Пятой авеню до пересечения с Бродвеем и повернул в Нижний Ист-Сайд – застроенный многоквартирными домами район Манхэттена, который пользовался в Америке дурной репутацией. Узкая Мотт-стрит, где они действительно оказались, тянулась только на одиннадцать кварталов от Бликер-стрит с окраины Гринвич-Виллидж на севере до Бауэри-стрит и Четэм-сквер на юге. Но в полиции эту улицу давно считали аортой, ведущей в центр всей незаконной деятельности в Нью-Йорке. Хотя Мотт-стрит граничит с Чайна-тауном, значительная ее часть пролегает по району Маленькая Италия, который долгие годы оставался теплицей, где выросла не одна мафиозная семья.

Однако Пэтси не закончил путешествие на Мотт-стрит. Следующие два часа он останавливался на Хестер-стрит, Брум-стрит, Кэнал-стрит и Диланси-стрит. Как могли наблюдать Сонни и Иган, державшиеся на почтительном расстоянии, время от времени «олдсмобиль» подъезжал к тротуару, и Пэтси выходил наружу. Каждый раз один или два мужчины возникали из дверей или просто из тени тихого здания, и они переговаривались несколько минут, прежде чем Пэтси возвращался в машину и медленно трогался дальше. Блондинка все время оставалась в «олдсмобиле».

Ближе к пяти часам воскресного утра синяя малолитражка наконец направилась на восток по Диланси-стрит к Уильямсбургскому мосту в Бруклин. Детективы в красно-коричневом «корвейре», ни разу не выпустившие Пэтси из виду, к этому моменту не отдыхали уже тридцать два часа.

Вслед за Пэтси они спустились с моста и проехали по Микер-авеню под автострадой Бруклин-Куинс. Вскоре он припарковал и запер машину. Пройдя несколько шагов, Пэтси с блондинкой сели в потрепанный белый «додж» 1947 года и двинулись дальше. Озадаченные детективы последовали за ними.

На этот раз им пришлось миновать лишь несколько кварталов. Пэтси поехал по Грэнд-стрит, затем на запад до Бушвик-авеню, повернул направо, вскоре еще раз направо на Моджер-стрит, где и припарковался сразу за перекрестком. Иган проехал Моджер-стрит, развернулся и остановил машину на Бушвик-авеню. Они с Сонни смогли увидеть, как богато одетая пара отперла дверь расположенной на углу темной закусочной-кондитерской под вывеской «У Барбары». В то время как женщина ждала снаружи, Пэтси включил внутри свет и прошел в маленькую заднюю комнатку, где налил воды в кофейник и поставил его на плитку. Только после этого он вернулся к двери на улицу и поманил блондинку. Детективы видели, как она сняла с крючка на стене и быстро накинула серый халат, а Пэтси снял пиджак и надел серую куртку. Затем Пэтси вышел на улицу, подошел к стоявшему за углом «доджу», достал из него толстенную пачку газет и притащил ее в лавку. После чего они вдвоем принялись собирать из отдельных листов воскресные газеты. На противоположной стороне перекрестка два бывалых полицейских поглядывали друг на друга с возрастающим изумлением.

Около семи часов утра Пэтси подтянул вверх сплошную защитную штору на стеклянной двери, чтобы объявить, что закусочная открыта. Вскоре туда стали заходить клиенты, главным образом медицинские работники в белых халатах. Тогда Иган и Гроссо сообразили, что они припарковались у больницы Святой Екатерины, расположенной на противоположном углу, по диагонали от закусочной, на пересечении Бушвик-авеню и Моджер-стрит. Это был район, однообразно застроенный обшарпанными трехэтажными жилыми домами, но прямо через Бушвик-авеню возвышался современный многоквартирный комплекс с несколькими магазинами на первом этаже и еще одной закусочной.

Зная, что они будут слишком заметны, если и при свете дня продолжат наблюдать из машины, Сонни зашел в больницу и убедил охранника открыть для них неиспользуемый рентгеновский кабинет на первом этаже, откуда открывался прекрасный вид на лавочку Пэтси. К восьми часам утра Сонни и Эдди обосновались там более или менее комфортабельно и могли наблюдать за перемещениями вокруг закусочной, устраивая короткие перерывы, чтобы подкрепиться кофе с кексами или сходить в туалет.

В закусочной к Пэтси и блондинке присоединился невысокий, коренастый и темноволосый мужчина в рабочей одежде, по-видимому их помощник. Кроме этого, ничего заслуживавшего внимания не произошло, и ни один из троих ни разу не покидал помещения.

Все больше чувствуя усталость, детективы продолжали вести наблюдение до двух часов дня, проведя на этом дежурстве почти сорок два часа без перерыва, но в начале третьего они увидели, что подозреваемые одеваются и выходят из закусочной. Пэтси запер дверь, они с блондинкой распрощались с приземистым парнем, и тот пошел в противоположную сторону по Бушвик-авеню, в то время как парочка свернула за угол к своей машине. Иган и Гроссо тоже поспешили к «корвейру».

Последовав за старым «доджем» на запад по Моджер-стрит, они пересекли Грэнд-стрит и выехали на автомагистраль Бруклин-Куинс. Пэтси направился на юг, свернул на шоссе Гованус в сторону Южного Бруклина. Миль через восемь он съехал на Шестьдесят пятую улицу. Еще через несколько минут «додж» углубился в проезд, ведущий к жилому массиву на Шестьдесят седьмой улице. Иган остановил машину, не доезжая пересечения с Двенадцатой авеню.

Шестьдесят седьмая производила впечатление опрятной и спокойной улицы, засаженной деревьями; вдоль нее выстроились двух- и трехэтажные частные дома. Через десять минут, когда детективы убедились, что Пэтси и блондинка уже обосновались в доме, они свернули на Шестьдесят седьмую улицу и медленно проехали мимо «доджа». Он стоял у правого из пары одинаковых, примыкавших друг к другу красных кирпичных домов, с гаражами для двух машин. С боковой дорожки к домам вела общая лестница, разделенная белой кованой железной оградой, заканчивающаяся бетонной площадкой и отдельными входами в оба дома. Пока «корвейр» проезжал мимо, Сонни нацарапал на спичечном коробке адрес: Шестьдесят седьмая улица, дом номер 1224.

Хотя к этому моменту детективы совершенно вымотались, они решили, что такая странная ситуация заслуживает серьезного расследования, к которому после некоторого отдыха они непременно приступят. Где это видано, чтобы простого владельца закусочной и газетного киоска окружали таким вниманием в одном из самых шикарных и дорогих ночных клубов Нью-Йорка?

Глава 2

Сонни Гроссо был энергичным детективом, никогда не шел на компромиссы, но личная его жизнь была скромной и не богатой событиями. В тридцать лет он оставался практически таким же замкнутым и стеснительным, каким был в детстве. Абсолютно не похожий на Эдди Игана, замкнутый и угрюмый, Сонни очень редко встречался с женщинами и не пережил ни одного серьезного увлечения. Иган любил шумные вечеринки, был большим поклонником женского пола, и, если ему не всегда удавалось хорошо провести время, этот детектив с огненно-рыжими волосами получал удовольствие от самого процесса охоты. Гроссо относился к женщинам более серьезно, уважительно, почти с таким же почтением, как джентльмены из давно минувшей эпохи.

Сонни был единственным сыном и имел трех сестер. Когда в возрасте тридцати семи лет внезапно скончался его отец, водитель грузовика, пятнадцатилетний Сонни, как старший ребенок, стал главой семьи. К сестрам он относился с отеческой заботой.

Сонни вырос в Восточном Гарлеме и еще помнил этот район как бедное, но безопасное место, населенное итальянцами, где все друг друга знали, а семьи жили сплоченно и счастливо. Он помнил, как его мать, мягкая, неутомимая в работе женщина, могла выйти за квартой молока в местную лавку и возвратиться часа через два, поскольку ей нужно было часто останавливаться, чтобы поговорить со всеми соседями, встретившимися по пути. Для Сонни Восточный Гарлем всегда был дружным сообществом многодетных семей. Школы были переполнены учениками, и по улицам носилось даже слишком много детей, готовых в любой момент организоваться и затеять игру в стикбол[4]или «ассоциацию» (разновидность футбола). Когда Сонни был еще подростком, семья Гроссо переехала через Манхэттен в западную часть Гарлема, в ирландский анклав Винигер-Хилл, где они вдруг оказались иммигрантами среди иммигрантов. Несмотря на итальянскую смуглость и молчаливость, Сонни довольно скоро ассимилировался среди светлолицых говорливых и недоверчивых ирландцев. Он был спокойным и чистосердечным мальчиком, достаточно крепким физически, чтобы активно участвовать в уличных играх. Прошло какое-то время, и он перестал скучать о прежних соседях.

Когда почти через десять лет он снова оказался в Восточном Гарлеме, этот район изменился радикально, как, впрочем, и сам Сонни. Он уже был полицейским. После окончания школы, в начале Корейской войны, он был призван в армию, где прослужил два года радистом. Демобилизовался он в чине сержанта в 1952 году после ранения в колено. Затем два года, оставаясь главным кормильцем для матери-вдовы и младших сестер, водил грузовик, возя почту, главным образом, в районе Таймс-сквер. В 1954 году Сонни вместе с несколькими друзьями сдал экзамены в Полицейскую академию государственной гражданской службы и из 50 тысяч кандидатов, проходивших испытания в тот год, оказался в числе трехсот лучших. После академии Сонни получил первое назначение в 25-й участок, в Восточный Гарлем. Там все стало иначе: его старый район деградировал, место, где проживало относительно сплоченное сообщество иммигрантов, превратилось в жуткое гетто, населенное новым поколением соперничавших между собой групп, живших не стремлениями, а силой мускулов и устрашением. Всего за несколько лет тот самый Восточный Гарлем, который был знаком Сонни Гроссо с детства, приобрел нелепую известность, породив такое количество порока и упадка на единицу площади, как ни одна другая клоака в Америке.

Наиболее сильно моральное разложение проявлялось в росте незаконной торговли и использования наркотиков. Сонни никогда не подвергал себя разрушительному действию героина, вызывавшего у него отвращение. Он испытывал ненависть к тому, что сделали и продолжали делать наркодельцы с многочисленными пуэрториканцами и чернокожими, жившими теперь среди тех итальянцев, которые остались от прежнего окружения Сонни.

Среди последних до сих пор были те, кто его помнил, и очень скоро он понял, что многие смотрят на него с непривычным подозрением и даже презрением. И это отличало настоящее время от прошлого, когда типичным было отношение к полиции его отца: «Ничего им не говорить? Согласен. Но ненавидеть? Нет!» Сам Сонни не мог в ответ по-настоящему презирать этих несчастных людей – только их ситуацию. Он видел, что наркотики являются источником их бед, но не причиной их нищеты. Наркотики, «наркота», были симптомом запущенной болезни, которой страдало городское общество. Но за четыре года работы патрульным полицейским в 25-м участке Сонни узнал достаточно, чтобы свою ненависть направить против этого наиболее явного грабителя, против наркотиков и тех, кто ими торговал и извлекал барыши таким бесчеловечным способом.

В 1958 году Сонни подал заявление в Бюро по борьбе с наркотиками и был принят. Когда он закончил подготовку, его спросили, интересует ли его сыскная работа, и он ответил утвердительно. Где он мог бы принести наибольшую пользу? В Восточном Гарлеме, ответил он. Так Сонни был назначен в шестое подразделение детективов, включавшее 25-й участок, и снова вернулся в Восточный Гарлем.

До двадцати пяти лет Эдди Иган вообще не думал работать в городской полиции. Он хотел стать профессиональным бейсболистом. И подошел буквально на расстояние вытянутой руки к осуществлению своей мечты – играть в команде «Нью-Йорк янкис».

Как и большинство городских мальчишек, Иган прошел трудную школу бейсбола на улицах (панчбол на тротуарах, стикбол с крышками люков в качестве баз) и усыпанных строительным мусором площадках Бруклина с пористым мягким мячом или обмотанной веревками свинцовой «ракетой». Партнеры Эдди по играм часто вспоминали, что нрав его был таким же своевольным, как копна рыжих волос.

К тому моменту как он окончил школу, профессиональные разведчики из бейсбольных клубов уже наблюдали за ним. И после двух лет службы во флоте, где он продолжал играть, набрал рост, силу и подвижность, ему предложили скромный контракт в «Вашингтон сенаторс». В 1950 году он был передан «Нью-Йорк янкис», стал в их сельском клубе Норфолка, выступавшем в классе В, постоянным центральным полевым игроком, и счет отбитых им мячей достиг впечатляющего числа 317. Родительская организация начала проявлять к нему особый интерес.

Примерно в это же время «Янки» начинали подыскивать яркого перспективного игрока, которого они хотели подготовить к моменту неизбежного ухода их стареющей суперзвезды Джо Димаджио[5]. Иган был отмечен в числе нескольких молодых людей, подававших надежды. Еще одним кандидатом был обладающий сильным ударом шорт-стоп из Оклахомы, который в девятнадцать лет побил для низшей лиги рекорд протяженности перебежек в дом – его звали Мики Мантл[6].

После сезона 1950 года Иган с нетерпением ждал следующей весны, когда он надеялся продвинуться в клуб «Янки» класса А в Бингемптоне. А оттуда – как знать? Но в октябре его мечты были разбиты – его снова призвали во флот. Правда, медицинская комиссия узнала, что он ломал руку на тренировке в предыдущий призыв, и не решилась его принять. Тем не менее ему заявили, что он может быть вызван снова в течение трех месяцев.

Оказавшись в неопределенном положении, Иган, чтобы занять себя в ожидании повторного призыва, выдержал конкурсный экзамен и стал патрульным полицейским в наполовину частном полицейском подразделении при Администрации порта Нью-Йорка[7]. Прошел январь 1951 года, но распоряжения из флота не последовало, и Эдди должен был выбрать: уйти из Администрации порта и попытать счастья на тренировочной базе «Янки» во Флориде или сохранить хорошую работу и с тревогой ожидать вызова во флот дома. Он решил остаться полицейским и убедился, что сделал правильный выбор, когда той же весной «Янки» взяли молодого шорт-стопа Мики Мантла в главный клуб и сделали его аутфилдером.

Флот оставил Игана в покое – его так и не вызвали, – и он задержался в полиции Администрации порта на четыре года. В Корее достигли перемирия, но к тому времени, конечно, ему было слишком поздно мечтать о карьере бейсболиста. Но это его больше не волновало. Ему нравилось работать полицейским, хотя смущали слабые возможности для продвижения, существовавшие в Администрации порта. Эта организация была еще настолько молода, что старшим офицерам до пенсии оставалось служить довольно долго, так что у честолюбивого патрульного было мало шансов подняться по служебной лестнице. Поэтому в 1955 году, дважды выдержав испытания на сержанта и не получив повышения, Иган сдал экзамены в городскую полицию и занял 361-е место из почти 60 тысяч кандидатов; в том году надеявшихся поступить в полицию было на 10 тысяч больше, чем проходило испытания вместе с Гроссо в предыдущем году. Эдди поставил перед собой амбициозную цель – через год стать детективом.

С двенадцати лет Иган считал себя независимым человеком. Он не знал настоящего отца и не был близок с отчимом, нью-йоркским пожарным. Вскоре после того, как он окончил приходскую школу, умерла мать, и он проживал у деда с бабкой. Поэтому он рано научился принимать собственные решения, что он продемонстрировал в первое же утро в полицейской академии. Направляясь в ранний час в спортзал, расположенный в парке Флашинг-Медоу в Куинсе, он задержал троих прятавшихся в кустах молодых женщин. Они оказались бежавшими заключенными, против которых было выдвинуто ни больше ни меньше как тринадцать обвинений в тяжких преступлениях.

Чтобы подать пример другим молодым полицейским, комиссар полиции наградил Игана свободным уикэндом.

Поощренный однажды, Иган старался зарабатывать себе освобождение на каждый уик-энд. Каждый день в четыре часа дня он несся из академии домой, переодевался и к шести часам возвращался на Манхэттен – на облюбованную извращенцами Таймс-сквер или в район автобусного вокзала Администрации порта, который ему был хорошо знаком по предыдущей службе. Каждый вечер в распоряжении Игана было четыре часа – правила полицейской академии требовали от находящихся на испытании полицейских возвращаться домой к десяти часам вечера, – но он знал, когда и как находить извращенцев, проституток, карманников и торговцев наркотиками. Число проведенных им арестов, девяносто восемь, было столь значительным, что через месяц его, хотя формально он продолжал проходить подготовку в академии, забрали из класса и назначили в специальное подразделение бывалых детективов, работавших в районе Таймс-сквер. Но когда он отказался стать «мухой» (то есть членом особой команды комиссара, шпионившей за другими полицейскими), хотя, вероятно, это означало бы несомненное продвижение в детективы, Игана вернули в академию.

Наконец он закончил учебу и был направлен в Гарлем, где за две недели произвел тридцать семь арестов, и один из них привел к получившему широкую огласку обвинению и последующему осуждению певца Билли Дэниелса за применение огнестрельного оружия. Его выдвинули на должность детектива, и почти через год, после того как он начал работать в этом подразделении, летом 1956 года, Эдди Иган сменил серебряный значок на золотой.

Детективы или направлялись на городские участки, или могли использоваться в командах специального назначения, например, по кражам, убийствам, сейфам или верхним этажам. Еще начинающим патрульным Иган понял, какое направление его интересует: наркотики. Единственный случай в его жизни, когда он столкнулся с жестокостью, вызванной наркотиками, поставил перед ним постоянную цель: любым доступным ему способом задержать наркотрафик.

Это случилось в Бруклине. Однажды, в то время как Иган нес службу в Гарлеме, его шестилетняя племянница с опозданием вернулась из школы домой и увидела, что ее подружки уже катаются на роликовых коньках. Ее мать, сестра Игана, которая сидела на крыльце их дома, дожидаясь девочку, сказала ей, чтобы она сама поднялась в их квартиру за коньками. Возбужденная девчушка вскарабкалась шестой этаж, бросила клетчатый ранец на кухонный стол и побежала в спальню за коньками. В комнате она обнаружила четырех смуглых молодых латиноамериканцев, причем один из них сжимал в руке ее копилку. Девочка пронзительно закричала. Двое незнакомцев набросились на нее, а третий схватил из шкафа ролики и начал бить ее по голове. Она рухнула на пол, истекая кровью, в полубессознательном состоянии, а мужчины выбежали из комнаты, захватив копилку. Вскоре мать нашла девочку, почти в истерике позвонила Эдди, и он примчался в Бруклин. В ярости, с помощью местных полицейских, он обшарил всю округу, в барах и злачных местах разыскал всех известных выродков и подозреваемых в преступлениях. Через два часа вся четверка сидела за решеткой. Оказалось, что это были наркоманы, которым отчаянно требовалась доза. Иган едва сдержался, чтобы не убить их на месте. Этот случай он никогда не забывал.

Три года Эдди проработал в Бюро по борьбе с наркотиками, прежде чем они с Сонни Гроссо объединились в одну команду. По природе они были абсолютно разными людьми, но хорошо дополняли друг друга: напористость одного сочеталась со сдержанностью другого, изобретательность корректировалась скептицизмом, а общим у них было отвращение к безобразному разрушению, которое несли с собой наркотики. Вдвоем они вселяли страх в преступный мир Восточного Гарлема. В то же время они понимали, что их энтузиазм вызывал негодование в полицейском управлении и даже внутри их бюро. Слишком много арестов они производили; на их фоне другие детективы выглядели неприглядно. Но ни Эдди, ни Сонни не обращали внимания на язвительные замечания. Они просто хотели делать свою работу.

В понедельник, 9 октября 1961 года, поздним утром, хорошенько выспавшись, Эдди снова поехал в район Вильямсбурга в Бруклине и припарковался позади больницы Святой Екатерины, находившейся напротив закусочной на углу Бушвик-авеню и Моджер-стрит. Он вошел в больницу, представился начальнику службы безопасности, и тот разрешил использовать свободный рентгеновский кабинет в качестве наблюдательного пункта. Эдди не объяснил, за чем или за кем ведется наблюдение; уже было ясно, что многие сотрудники больницы постоянно посещают лавочку Пэтси, и любая утечка о полицейском наблюдении могла прекратить дело еще до его открытия.

В середине дня приехал Сонни. Значительную часть времени он провел, наводя справки о Пэтси. Предполагалось, что оба детектива взяли выходной день.

– Думаю, у нас кое-что есть! – воскликнул Сонни, демонстрируя необычный для него энтузиазм.

– Что раскопал?

– Нашего друга Пэтси зовут Паскуале Фука. Блондинка, с которой он был, – его жена по имени Барбара. Раньше ее звали Барбара Десина. Сущий ребенок, лет девятнадцать или около того, как они указали в заявлении на вступление в брак.

– Ага, ага. Что еще?

– У Барбары уже есть опыт. В прошлом году она получила условно за магазинную кражу. А Пэтси, – тут темные глаза Сонни засверкали на бледном лице, – это просто конфетка. Его привлекали по подозрению в вооруженном грабеже. Пытался ограбить магазин «Тиффани» на Пятой авеню! Мог получить от двух с половиной до пяти. Но не удалось на него это повесить. Кроме того, там, в центре, уверены, что Пэтси выполнил заказ мафии по некоему Демарко. Но это была чистая работа, и достать его не удалось.

– Здорово, – буркнул Иган.

– Погоди еще. Можно продолжать? А вот это я получил от федералов. У Пэтси есть дядя. Попробуй угадать кто?.. Малыш Энджи!

От удивления Иган негромко присвистнул. Анджело Туминаро считался одним из самых влиятельных «донов» мафии, человеком, о котором было известно, что он очень жестко прокладывал себе дорогу в высшие эшелоны преступного общества Нью-Йорка, убрав по пути не одного соперника, хотя ни одного случая полиция доказать не смогла. Жена Туминаро была еврейкой, дочерью могущественной фигуры в определенных видах рэкета, где доминировали евреи. В результате Анджело получил признание как самый главный посредник между одинаково сильными в то время итальянской и еврейской ветвями организованной преступности. Наконец с 1937 года – и в этом в полиции не сомневались – Малыш Энджи обладал исключительными правами управления всем трафиком героина, переправляемого в США из Европы и Среднего Востока.

Но в 1960 году Энджи Туминаро смогли предъявить обвинение в пороке и тайном сговоре вместе с двумя властителями преступного мира: Большим Джоном Орменто, доном высшего уровня, и самим Вито Дженовезе[8], которого считали вторым боссом всей преступности США после высланного, но продолжавшего царствовать «капо», или главаря, Лаки Лучано[9]. Властям удалось арестовать всех троих, но отпущенный под залог Малыш Энджи бежал и пропал из виду. Теперь, два года спустя, он по-прежнему где-то отсиживался и, вероятно, продолжал взимать немалые налоги с торговли наркотиками.

Иган посмотрел в сторону закусочной на другой стороне Бушвик-авеню.

– Надо бы поговорить с боссом, – сказал он.

Через час Иган и Гроссо были в центре Манхэттена, в управлении Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йорка, и сидели в кабинете лейтенанта Винсента Хоукса, второго человека в бюро после заместителя главного инспектора Эдварда Ф. Кэри. Они описали, как наткнулись на Пэтси в «Копе», рассказали о странном путешествии, которое он предпринял по Маленькой Италии в субботу перед рассветом, о его связи с исчезнувшим Анджело Туминаро. Теперь они хотели довести это дело до конца.

Хоукс, высокий, худощавый, лысеющий мужчина, производивший впечатление человека сурового, был известен как взыскательный, но справедливый начальник и опытный полицейский. Он пытался поддерживать в подразделении военный порядок.

– Все это замечательно, – сказал он, – но вы, парни, работаете в Гарлеме. Вы не должны находиться в Бруклине.

– Дай нам задание, – быстро попросил Иган. – Давай попытаемся, по крайней мере, пока не поймем, есть там что-нибудь или нет. Все хотят заполучить Малыша Энджи, верно? О’кей, – продолжил он, не ожидая получить ответ на риторический вопрос, – так здесь можно найти его следы. Мы это заслужили. Мы нашли этого парня, владельца лавки с конфетами, который показывал такой классный спектакль в модном ночном клубе, в окружении известных торговцев наркотой. Затем мы сами, отработав перед этим весь день и всю ночь, проследили за ним до центра и потом проводили в Бруклин. Сидели на нем практически всю субботу, и кто же теперь вырисовывается? Не кто иной, как Анджело Туминаро. – Убеждая начальника, Иган подался вперед: – Ты должен дать нам это дело.

Хоукс поднял руку, прерывая Игана.

– Господи, если бы болтовня обращалась в баксы!.. – Зная, что побежден, Хоукс поднялся. – Ждите, – сказал он.

Лейтенант вышел из кабинета и постучал в соседнюю дверь. Хриплый голос пригласил войти. Даже сидя за столом, заместитель главного инспектора Эдвард Кэри производил впечатление крупного человека и имел круглое лицо ирландца и огромные руки. Он работал в полиции Нью-Йорка почти тридцать пять лет. Начинал с патрульного, затем был следователем в органах контроля за распространением спиртных напитков, городским полицейским, детективом в Бедфорд-Стивесенте, угасающем районе Бруклина, и, наконец, начальником детективов в дивизионе Северного Бруклина. Назначенный в 1958 году комиссаром Стивеном Кеннеди руководить Бюро по борьбе с наркотиками, он постепенно внушил этому подразделению энтузиазм и определил стоявшие перед ним задачи. Подчиненные высоко ценили его как начальника, который, пока они приносили ему информацию, обеспечивали задержания и обвинительные приговоры, решительно поддерживал их в любом споре об «инструкциях и нормах».

Пока Хоукс лаконично излагал произошедшее с двумя детективами и их просьбу расследовать дело, шеф Кэри слушал, наклонясь к столу, скрестив руки на груди, без какого-либо выражения на лице. Наконец Кэри кивнул.

– Это первый след Туминаро, который у нас появился за шесть месяцев. – Он поднял взгляд на своего ближайшего сотрудника. – Иган и Гроссо, кажется, лучшие наши детективы?

Хоукс позволил себе слегка улыбнуться:

– Так точно.

– Пусть займутся этим. Дай им все, что потребуется.

Хоукс возвратился в свой кабинет и сел. Некоторое время он молча разглядывал сидевших напротив детективов.

– Ладно, – сказал он в конце концов, – что вам для этого нужно?

– Сначала провод, – отозвался Сонни.

– Два провода, – вмешался Иган, – один провести в магазин, другой – к нему домой.

Хоукс почесал затылок.

– Хм, для прослушивания мне нужно получить распоряжение суда. Не знаю – пара копов из Гарлема хотят устроить ловушку в Бруклине, это будет непросто.

– Попытайся, а? – попросил Сонни.

– Мы знаем, ты сможешь, Винни, – ухмыльнулся Эдди.

Глава 3

Бюро по борьбе с наркотиками Полицейского управления Нью-Йорка – самое крупное и широко признанное лучшим подобным подразделением в мире. Но ему так же хронически не хватает почти всего, что необходимо, чтобы функционировать с наивысшей эффективностью: денег, оборудования, юрисдикции, а его руководству, конечно же, недостает людских ресурсов. Но это бюро обладает возможностью законного прослушивания, и это одно из немногих существенных его преимуществ по сравнению с относительно богатым Федеральным бюро по борьбе с наркотиками, с которым оно тесно сотрудничает. В обоих агентствах работают отважные следователи, обладающие опытом и изобретательностью; и те и другие успешно используют информаторов, или стукачей, нанимаемых за плату или другие внесудебные виды компенсации и действующих в качестве секретных агентов «без портфеля». Однако одним из основных инструментов сбора информации, применимых для обеспечения правопорядка и предупреждения преступности, особенно в грязном мире незаконного распространения наркотиков, остается прослушивание телефонных разговоров. Правительственным агентствам федеральными законами запрещается использовать этот инструмент, но законы штата Нью-Йорк такую возможность допускают.

Все же получить разрешение на прослушивание телефона непросто. Должны существовать достаточные основания, установленные прецедентом или ясными доказательствами, позволяющие считать, что телефонные аппараты, которые предполагается прослушивать, используются подозреваемыми в преступлениях или сговоре, и телефонные разговоры могут привести полицию к их задержанию или предупреждению новых преступлений. Также нужно показать, что в противозаконной деятельности используются сами телефоны. Обосновать этот последний момент может быть довольно сложно, но, в зависимости от обстоятельств и заявителей, большинство судей выдают соответствующие разрешения.

Винс Хоукс изложил все факты в юридическом бюро полицейского управления, где было составлено письменное показание, затем официально представленное под присягой в Верховный суд штата. В течение тридцати шести часов было подписано распоряжение суда, санкционирующее прослушивание телефонных разговоров Пэтси Фуки.

С получением судебной санкции было преодолено лишь первое, хотя и одно из самых трудных препятствий. Далее управление связалось с телефонной компанией Нью-Йорка, чтобы узнать кодированные «пары», питающие любой установленный телефон, подключение к которым может обеспечить его прослушивание. Обладая этим знанием и информацией о расположении распределительных коробок, техники из ПРБ, изобретательного Полицейского разведывательного бюро, входящего в управление Нью-Йорка, способны подготовить все для прослушивания. Перед этими техниками стоит двоякая задача: они должны получить доступ к центральной коробке для нужного телефона, обычно находящейся в наблюдаемом доме или поблизости, и они же должны выбрать наиболее удобное, скрытое, желательно не слишком отдаленное место и установить в нем прослушивающее устройство, оборудованное автоматической записью на ленту. Иногда требуется тайком протянуть телефонные линии по нескольким кварталам, через крыши и проходы между домами.

На той же неделе, в среду 11 октября, Эдди Иган и Сонни Гроссо встретились с командой из ПРБ на Бушвик-авеню в Бруклине, в нескольких кварталах от закусочной Пэтси на углу Моджер-стрит. Место, выбранное для оборудования засады и поста подслушивания, находилось в цокольном этаже современного комплекса многоквартирных зданий, расположенного наискосок от лавки. Сотрудник ПРБ переговорил с привратником одного из зданий и сказал ему только, что полиция проводит секретное расследование и нуждается в тихом месте для встреч. Привратник нервничал, но от сотрудничества не отказался и показал неиспользуемый чулан в дальнем углу подвала.

Теперь им нужно было подобраться к распределительной коробке двух телефонов в закусочной, находившейся на наружной стене в проходе позади здания. Эта часть работы, как обычно, оказалась не такой рискованной, как казалось. Два сотрудника ПРБ просто вошли в закусочную и представились пожилому человеку за прилавком контролерами телефонной компании. (Его проверили позднее, он оказался отчимом Барбары Фука Джо Десиной и часто помогал семье Фука, когда никто из них не мог находиться в лавке.) Пройдя в заднюю часть закусочной, один из «ремонтников» исследовал два телефона общего пользования, а другой вышел в переулочек за лавкой. Второй из них быстро открыл узкий, три фута в высоту, щит, содержащий два вертикальных ряда винтов. По информации, полученной в телефонной компании, он определил два ключевых, «парных» винта и к ним присоединил концы двух проводов. Затем он вернулся к своему товарищу, и они вышли из помещения через центральный вход. Очень скоро они вернулись в переулочек с задней стороны лавки и замаскировали провода, присоединенные к телефонной коробке Пэтси Фуки.

Перебросив пару проводов с одного телефонного столба на другой через Моджер-стрит, оперативники из ПРБ протянули их в подвал многоквартирного дома, где находились детективы из Бюро по борьбе с наркотиками. Провода подсоединили к паре записывающих устройств, помеченных ярлыками «Закусочная-один» и «Закусочная-два», и стали ждать возможности проверить их работу. Автоматические устройства активизировались только при использовании прослушиваемого телефона, и даже в это время физического присутствия человека рядом с ними не требовалось. Слушал ли кто-либо разговор через наушники или нет, но все входящие и исходящие разговоры записывались на перфоленту, что давало полиции дополнительное преимущество – возможность расшифровать телефонные номера, набираемые на данном аппарате. Наконец одно из устройств застрекотало. Этот звук вызывался последовательностью щелчков при неравномерной пробивке миниатюрных отверстий в движущейся ленте. Детективы воспроизвели сделанную запись и услышали разговор посетителя закусочной с женой. Оборудование работало.

На следующее утро Эдди и Сонни снова встретились с командой из ПРБ, на этот раз в Южном Бруклине, и снова с помощью тех же маневров было подготовлено прослушивание телефона Пэтси и Барбары Фука в доме номер 1224 на Шестьдесят седьмой улице. Пункт прослушивания устроили в подвале здания, находящегося за углом дома семьи Фука. Иган или Гроссо могли проверять запись несколько раз в день.

С этого момента началось официально то, что для детективов Игана и Гроссо, для Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йорка и в конечном счете для правоохранительных агентств на двух континентах стало долгой и запутанной тайной операцией, которая смогла поколебать устои международной преступности. Но, не успев начаться, расследование едва не провалилось в первые же двадцать четыре часа.

Очевидно, что офицеры полиции, протягивая линии и устанавливая оборудование в многоквартирном доме наискосок от магазинчика Пэтси, действовали не так незаметно, как им казалось. Один из рабочих в этом здании мог их заметить и, возможно, подглядел ярлыки «Закусочная». Или привратник проболтался. Во всяком случае, Пэтси стало известно о странных делах, происходивших по соседству, поскольку в пятницу утром Сонни был напуган, подслушав разговор какого-то Луи, позвонившего Пэтси в закусочную. По-видимому, они были знакомы довольно хорошо. Было ясно, что Пэтси позвонил Луи из другого места, не застал и попросил перезвонить.

– Пэтси? Что новенького?

– Все хорошо… Слушай, Луи, окажи мне услугу.

– Все, что угодно.

– Речь идет о моих телефонах здесь, в магазине. Мне нужно, чтобы ты их посмотрел.

Собеседник помолчал.

– Прослушка?

– Ты знаешь, о чем я. Когда зайдешь?

– Хмм… как насчет понедельника?

– Да ты что, – запротестовал Пэтси. – А поскорее нельзя?

– Ладно, тогда завтра, в субботу?

– Хорошо, в субботу. Спасибо. Как семья?

– О, все замечательно, они…

– Хорошо, увидимся, – прервал разговор Пэтси и дал отбой.

Через минуту он снова набирал номер. На этот раз он звонил домой. Вкратце рассказал Барбаре о возникших подозрениях, о том, что вокруг закусочной происходит что-то странное, и предупредил не звонить ему туда, пока Луи не разберется, в чем дело.

Гроссо поспешил из точки в подвале в больницу, где в незанятом рентгеновском кабинете разместился Иган. Уловив суть происходящего, Иган воскликнул:

– Вот сволочь! – и с силой хлопнул по подоконнику ладонью. – Как он так чертовски быстро нас раскрыл? И кто такой этот Луи?

– Наверное, парень, понимающий в телефонах, которого они используют. – Сонни задумался. – Знаешь, по тону Пэтси я бы не сказал, что он действительно нас раскрыл. Он что-то слышал, и, может быть, соображает, кого еще это может касаться, кроме него. Но я не думаю, что он уже точно знает, что происходит.

– Ладно, – проворчал Иган, – главное, нам нужно закрыть точку, убрать отсюда ПРБ и снять прослушку с его телефонов. – Он снова ударил по подоконнику. – Мы не только теряем нашу линию, но теперь он, наверное, все время будет озираться по сторонам, даже если его приятель ничего не найдет.

– Вот и я о том же, – с ударением произнес Сонни. – Но предположим, мы сможем убедить Пэтси: да, копы пасут здесь кого-то, но не его. – Говоря это, он наклонился и приблизил лицо к оконному стеклу. Иган, проследив за направлением его взгляда, понял, что он смотрит не на закусочную Пэтси, а на ряд магазинов прямо напротив больницы.

– Другая закусочная! – воскликнул Иган; до него дошло. – Эй! Они знают, что слушают какую-то закусочную. Это может сработать. Давай поддержим эту версию.

Сонни занял больничный телефон и в первую очередь позвонил знакомому лейтенанту из полиции нравов Северного Бруклина, который специализировался на букмекерах и ставках на игры за пределами стадионов. Сонни попросил дать информацию о кондитерской, расположенной на Бушвик-авеню, по диагонали от больницы Святой Екатерины. Очень часто такие магазинчики в жилых кварталах Бруклина, как и в большинстве крупных городов, играли роль оживленных бирж, где проводились незаконные лотереи и делались ставки. Обычно это были непродолжительные закрытые операции, но полиция постоянно им мешала, чтобы не позволить организаторам расширять эту деятельность. Через несколько минут лейтенант подтвердил, что относительно конкретного этого магазина уже накоплено несколько замечаний, но пока руки до него не дошли. В общих чертах Сонни обрисовал существующую проблему и предложил свою схему. Лейтенант согласился сразу же послать людей из своей команды для ведения наблюдения за этим местом и оказания содействия детективам из Бюро по борьбе с наркотиками.

Затем Сонни позвонил в их контору на Манхэттене и сообщил новости Винни Хоуксу и сержанту Джеку Флемингу, действующему главе Специального следственного подразделения в их бюро, которого дело Фука тоже стало интересовать, как только всплыло имя Анджело Туминаро. Наконец он позвонил в контору ПРБ и рассказал им о подозрениях, возникших у Пэтси, и о необходимости в любом случае перенести пункт прослушивания квартиры в другое место.

К полудню субботы ведущие совместное наблюдение детективы из полиции нравов, Эдди и Сонни заметили несколько личностей отталкивающего вида, которые крадучись, насколько это им удавалось, входили в закусочную-ловушку и выходили оттуда. Затем они опознали одного известного букмекера, имевшего длинный список арестов, секретничавшего с хозяином, вероятно, по поводу сделанных ставок.

– Этого должно быть достаточно, – бросил один из сотрудников полиции нравов.

Он и два его коллеги выскочили из больницы и с намеренной драматизацией ворвались в закусочную. Как было заранее согласовано, две радиофицированные машины с воющими сиренами вылетели на Бушвик-авеню и, визжа тормозами, остановились напротив магазина. На тротуаре быстро собралась кучка изумленных зрителей, которые переговаривались и пытались заглянуть внутрь. Затем, пока патрульные в форме картинно сдерживали зевак, детективы вышли на улицу, ведя двух подавленных пленников: букмекера и владельца закусочной. Подойдя к одной из ожидающих машин, один из офицеров, производивших арест, ухмыляясь, громовым голосом, разнесшимся по всей округе, сказал своему компаньону:

– Эти ребята никогда не научатся с умом пользоваться техникой!

– Точно, – согласился другой. – Хозяева не должны подпускать их к телефонам.

Через час Сонни, вернувшийся к оборудованию в подвал, снова услышал стрекот записывающего устройства. Это Пэтси звонил домой.

– Расслабься, малышка, – весело заявил он жене. – Помнишь, я беспокоился вчера о телефонах? Все чудесно.

Они охотились за парнем из соседнего квартала, из соседней кондитерской. Полиция только что накрыла его контору, принимавшую ставки. А мы чисты. Сейчас я позвоню Луи.

Наиболее важной целью, по мнению детективов, была информация о местонахождении Малыша Энджи Туминаро, и в последующие дни и недели Иган и Гроссо проявляли все большую смелость, стараясь подобраться ближе к Пэтси. Детективы начали сами посещать закусочную. Договорившись с санитаром из больницы, Иган получил два белых халата, и они стали ежедневно заглядывать в закусочную вместе с сотрудниками больницы, заходившими туда за сигаретами, журналами, выпить кофе и поболтать.

Когда Эдди и Сонни появились там в первый раз, Пэтси стоял за стойкой. Полицейские нервничали, им было трудно сесть лицом к лицу с человеком, за которым они тайно следили уже две недели. Но Пэтси занимался своим делом и обращал на них внимания не больше, чем на других посетителей. На следующий день Пэтси в лавке не было, его место заняли пожилой человек, которого уже видели агенты ПРБ, отчим Барбары Фука, и низенький коренастый смуглый мужчина, который был с Пэтси и его женой в ту первую субботу, когда Эдди и Сонни начали вести наблюдение. Но еще через день их изобретательность была вознаграждена.

Одетые в белые халаты детективы сидели, ссутулившись, над стойкой, щипали кексы и прихлебывали кофе. За стойкой стоял моложавый коренастый парень Тони, оказавшийся братом Пэтси. Самого Пэтси они тоже могли видеть, он сидел за мозаичным кухонным столом в задней комнате лицом в сторону лавки, частично скрытый мятой зеленой занавеской, отделяющей эту комнату от остального помещения. В закусочной была лишь одна посетительница, просматривающая полку с книгами в бумажных обложках. Вдруг Иган почувствовал, что Сонни, сидевший ближе к двери на улицу, напрягся и чуть повернулся в его сторону. В закусочную входили двое мужчин.

– Знакомые из Гарлема! – прошептал Сонни, опуская голову еще ниже.

Иган лениво взглянул на вновь прибывших и понял, в чем дело. В подобных типах, с грубой внешностью, темноволосых, с землистым цветом кожи, полицейский сразу распознает бандитов. Сонни предупредил, что он знал этих парней по району, где жил, а они, скорее всего, знали его. Но они не смотрели ни на кого, кроме Пэтси, сидевшего в задней комнате. Не задерживаясь, прошагали мимо стойки и сели к столу, наполовину скрытому занавеской. Иган увидел, как тот, что сел рядом с Пэтси, положил на стол пухлый коричневый бумажный пакет.

Несколько минут они переговаривались. Затем человек, сидевший напротив Пэтси, встал спиной к магазину и согнулся над столом. Иган мог видеть, как Пэтси наклонился вперед, поглощенный тем, что ему показывали. Они считают бабки, расплачиваются, подумал Иган, и почти тут же его предположение подтвердилось, когда тот, кто стоял, сел на свое место, и детектив поймал момент, как Пэтси запихивает в пакет последнюю пачку банкнот.

Потом Пэтси поднялся, держа бумажный пакет в руке. Он холодно кивнул и что-то сказал гостям, которые после этого поднялись со своих мест и прошли через закусочную обратно на улицу. Через минуту Пэтси надел тяжелое серое пальто и вышел из задней комнаты.

– Тони, – обратился он к коренастому парню за стойкой, – присмотри за лавкой. Я еще вернусь.

Он вышел. Иган и Гроссо видели, как он повернул за угол Моджер-стрит.

Иган сполз с табурета.

– Увидимся в палате.

В ответ Сонни крикнул:

– С тебя кофе и булочка!

Когда Иган переходил улицу, торопясь к «корвейру», припаркованному напротив больницы, Пэтси только-только тронулся с места и направил «олдсмобиль» вверх по Моджер-стрит. Иган, не снимая белого медицинского халата, сопроводил Пэтси к его дому на Шестьдесят седьмой улице. Он видел, что Пэтси вошел внутрь, держа в руках коричневый пакет с деньгами. «Теперь у нас кое-что вырисовывается, – подумал детектив. – Пэтси – это тот человек, которому торговцы приносят бабки».

* * *

Получив возможность наблюдать за магазином Пэтси, Эдди и Сонни задумались о приемлемом способе заглянуть к нему домой. Через два дня утром Барбара Фука предоставила им такой шанс. Проверка ленты с записью на Шестьдесят седьмой улице показала, что она звонила в универмаг «Мейсис» и заказала там на 187 долларов тканей, которые потребовала доставить на следующий день, не позже. Иган позвонил начальнику службы безопасности универмага и узнал, что товар должны были доставить на следующее утро через Единую посылочную службу. Тогда он связался с этой службой и узнал примерное время, когда грузовик с этой посылкой должен прибыть в район Шестьдесят седьмой улицы и Двенадцатой авеню, и наиболее вероятный его маршрут.

На следующий день Иган и Гроссо перехватили фургон посылочной службы за три квартала от дома номер 1224 по Шестьдесят седьмой улице. Иган показал полицейский значок и, не вдаваясь в подробности, объяснил, что они занимаются расследованием и хотят занять грузовик приблизительно на полчаса. Он предложил заволновавшемуся водителю позвонить для проверки начальнику его службы безопасности. Затем Иган реквизировал коричневую куртку и кепку водителя, взобрался в фургон и отъехал, а Сонни предусмотрительно отвел сбитого с толку водителя в свой автомобиль с откидным верхом, припаркованный у Двенадцатой авеню.

К дому семьи Фука Иган подъехал с упакованными в коробку тканями около трех часов дня. Барбара впустила его внутрь. Теперь, к удивлению Игана, ее волосы не были ни светлыми, ни пышными, а короткими и растрепанными, какого-то тусклого мышино-каштанового цвета. Так, значит, она носит парики – это стоило иметь в виду. Иган втащил большую посылку в гостиную. Дом был красиво обставлен, чувствовалась профессиональная работа. На полу лежал толстый белый ковер, стояла антикварная мебель, обитая дорогой синей тканью, прекрасно гармонировавшая со светильниками, свисавшими на цепях, а медные, золотые или какие-то еще детали сверкали так, что не возникало сомнений в постоянном уходе за ними. Иган подумал, что, проживая в местах такого сорта, женщины должны держать детей запертыми на чердаке. Но на диване сидела еще одна женщина, а на полу два ребенка рисовали карандашами в книжках-раскрасках. Он помнил, что в семье Фука был один ребенок, которому еще не исполнилось двух лет, поэтому эти дети должны были принадлежать другой женщине. Его опытный взгляд также ухватил кое-что еще: под выходящим на фасад окном почти незаметные за белыми занавесками провода тянулись к устройству охранной сигнализации. Пэтси был осторожным человеком.

Посылка доставлялась наложенным платежом, поэтому Барбара прошла через гостиную к французскому столу в провинциальном стиле. Она открыла ящик и затем потянулась вглубь него – как подсмотрел Иган, – словно нащупывая какой-то секрет; она нашла, что искала, и под первым ящиком выдвинулся второй скрытый ящик. Козырек кепки помог Игану скрыть удивление, наверняка появившееся в его глазах, поскольку раньше он уже видел точно такой же механизм, фирменное устройство одного итальянского плотника, работавшего только для влиятельных членов мафии.

Барбара извлекла из потайного ящика пачку банкнот, отсчитала 187 долларов и протянула их Игану. Он попросил ее подписать копию квитанции и поблагодарил. Она улыбнулась, а он коснулся рукой кепки, прощаясь с ней и другой женщиной. Все это время дети не обращали на него никакого внимания.

Из этого эпизода Эдди и Сонни сделали вывод, что, знает об этом Пэтси или нет, его жене известно о тайнике с деньгами. Еще детективы предположили, что Пэтси не только имеет привычку хранить дома крупные суммы, но, может быть, не выполняет свои обязанности и не фиксирует размер хранящейся суммы.

Из этого, в свою очередь, логически вытекало несколько дальнейших предположений. Если Пэтси был вовлечен в сеть распространения героина, он, вероятно, действовал в операциях с крупными покупателями в качестве посредника, представителя Малыша Энджи. Новое высокое положение Пэтси могло опьянить его, и он стал небрежничать. Разумеется, каждый «связной», приносящий деньги, с точностью до унции знал, сколько наркотика он должен получить взамен, однако ясно, что Пэтси не вел записей, а просто набивал деньгами тайник, который, не являясь секретом для его жены, мог оказаться недостаточно полным. Пусть даже Пэтси не был семи пядей во лбу, но во всех других отношениях он вел себя очень осторожно, и его не следовало недооценивать.

– Бедный Пэтси, – хохотнул Иган, – если у него не хватит бабок для оплаты следующей партии, некоторые из его связных не получат то, за что уже заплатили.

– А когда его друзья поумнеют?..

Так или иначе, в них росла уверенность, что Пэтси Фука может стать инструментом, который поможет им выманить Малыша Энджи Туминаро.

Глава 4

К середине ноября 1961 года Пэтси и Барбара Фука находились под наблюдением уже шесть недель. В разное время и в разных местах «связные» передавали Пэтси деньги или на глазах у наблюдавших полицейских, или на тайных встречах. В полиции считали, что в некоторых случаях Пэтси мог давать в обмен небольшие порции героина, и его можно было взять в каждом этом случае. Но в перспективе они могли получить гораздо больше – а именно узнать местонахождение Малыша Энджи, более крупной фигуры, – поэтому они позволяли Пэтси действовать, держа его на длинном поводке.

К этому моменту шеф Кэри назначил в помощь Эдди Игану и Сонни Гроссо нескольких других членов управления. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками в лице директора нью-йоркского отделения Джорджа Гафни достаточно заинтересовалось этим делом, чтобы выделить для сотрудничества с городской полицией специального агента Фрэнка Уотерса. Таким образом, за весь ноябрь вряд ли можно было указать хоть один час, в дневное или ночное время, когда за каждым движением семьи Фука не велось наблюдение.

Иган и Гроссо по-прежнему руководили наблюдением в целом, регулярно докладывая о результатах своему боссу лейтенанту Винни Хоуксу и сержанту Джеку Флемингу из ССП. А свободное время оба детектива продолжали использовать для более глубокого изучения организации Туминаро – Фука. Иногда Сонни освобождал вечер для боулинга или шел с партнером в воскресенье на стадион «Янки» посмотреть футбольный матч с участием «Нью-Йорк джаентс». Игану изредка удавалось встретиться с Кэрол Гэлвин. Но значительную часть свободного времени они отдавали делу Фуки, выслеживая известных «толкачей» и торговцев наркотиками в Гарлеме и Бруклине или выпытывая у наиболее надежных осведомителей новые сведения о Пэтси.

Отношения Игана с Кэрол Гэлвин давали ему возможность отвлечься от этого дела. Он очень хотел быть с ней рядом и не сомневался, что она тоже к нему привязалась. Кэрол была по-настоящему красива, и у него до тех пор еще не было такой привлекательной подружки. Впервые он встретил ее, случайно зайдя в «Копу» в сентябре, и, поскольку она откликнулась на неизбежное заигрывание, очень скоро стал каждый вечер заезжать за ней и провожать из клуба, закрывавшегося в три часа ночи. Это не было ему в тягость, ведь он в любом случае редко возвращался с задания раньше этого времени. Зато его раздражали просьбы не ждать ее в клубе; Кэрол опасалась, что, поскольку среди посетителей «Копы» были известные гангстеры, администрацию могло рассердить присутствие копа, пусть даже его интересовала только гардеробщица. Поэтому они встречались у Центрального парка, недалеко от угла Шестидесятой улицы, и шли в какой-нибудь китайский ресторанчик или в пиццерию. Скоро между ними сложились очень дружеские отношения.

Внешние данные позволяли Кэрол стать моделью или актрисой, но, возможно, девятнадцатилетней девушке не хватало честолюбия или дисциплинированности. Она участвовала в обычных конкурсах красоты и поступила на работу в «Копу», чтобы попасть на глаза «нужным» людям. Но ничего интересного не случилось, не считая, конечно, неминуемых предложений от влюбчивых посетителей. Ничего, не считая того, что она сама влюбилась в рыжего копа.

По возможности Иган старался ее оградить. Ему не нравилось, что она работала в «Копе» именно из-за того, что это место посещали богатые гангстеры. Они оба жили в Бруклине, и он дал ей ключ от своей квартиры. У Кэрол не было семьи, и если рано утром, после закрытия «Копы», Эдди не мог ее встретить, она на своей машине ехала к нему и дожидалась, когда он закончит сражаться с торговцами героином и появится дома. Такое положение дел едва ли устраивало их обоих, и у Игана возник новый замысел, чему способствовали как инстинкты полицейского, так и желание чаще видеть Кэрол. Он узнал о вакантном месте барменши в ресторане более «благопристойном», как он ей сказал, расположенном в нижней части Манхэттена на Нассо-стрит, в финансовом районе, неподалеку от штаб-квартиры Бюро по борьбе с наркотиками. В зависимости времени суток клиентура «Таверны на Нассо» разительно различалась – от брокеров, банковских служащих и юристов во время ланча до групп, посещавших прибрежные районы вечером. Даже Пэтси Фука заглядывал сюда по случаю, а его брат Тони был регулярным посетителем. Кэрол становилась потенциально ценным источником информации.

На новой работе Кэрол освобождалась каждый вечер в одиннадцать, и почти всегда Игану удавалось ее встретить и взять с собой, чтобы уже вместе с ней продолжить наблюдение за Пэтси Фукой. Это начало раздражать его партнера Сонни Гроссо, но Иган заметил, что может сидеть у лавки или дома Пэтси не с Сонни, а с Кэрол с таким же успехом, только быть рядом с Кэрол ему значительно приятнее.

Но такое однообразие Кэрол скоро надоело. Она начала намекать Игану, что такая жизнь не для него и не для них, что он должен бросить работу в полиции и, если он не будет так стеснен работой, их ждет захватывающе интересная жизнь. Однако Иган абсолютно не чувствовал себя стесненным: он был энтузиастом своего дела, стремился достичь поставленной цели, хотя часто нарушал инструкции. Он нуждался в Кэрол, но работа была важнее. Кэрол сообщала ему об интересных предложениях, полученных от состоятельных посетителей ресторана, и намекала, что может задуматься над ними всерьез. Ссоры между ними вспыхивали все чаще.

Что касается работы, то Иган и Гроссо успевали повсюду. Они собрали довольно много информации об образе жизни и окружении семьи Фука. Отчим Барбары во времена «сухого закона» специализировался на грабежах грузовиков, но уже давно «завязал» и теперь иногда помогал в магазине. (Это его стареньким «доджем» пользовался от случая к случаю Пэтси.) Тем неопрятным субъектом мрачного вида и в выцветшей куртке типа «лесоруб», которого они видели несколько раз, был Тони, брат Пэтси. Ему исполнилось тридцать один год, он был годом старше Пэтси. Тони был портовым рабочим, жил в обветшалом районе Бронкса с женой и двумя маленькими дочерьми. Родители Пэтси, которым было уже больше шестидесяти лет, имели собственный трехэтажный дом, два верхних этажа которого сдавали в аренду; этот дом находился на Седьмой улице неподалеку от района Гованус в Бруклине. Старший Фука, носивший имя Джузеппе, или Джозеф, отбыл срок за разбойное нападение. По-видимому, единственными друзьями Пэтси и Барбары, с которыми они проводили время, были портовый рабочий Ники Травато и его жена, которую тоже звали Барбара, жившие через четыре квартала от семьи Фука на Шестьдесят Шестой улице, неподалеку от Пятнадцатой авеню. Хотя Ники работал в доках и жили они в убогом, покрытом копотью многоквартирном доме, практически под Нью-Утрехт-авеню, где проходил надземный участок линии метро, полицейские с интересом отметили, что у Травато есть довольно новый «кадиллак». Несколько раз ночью они видели, как Пэтси садился в машину Ники и тот возил его по Бруклину. Иногда один из них выходил из машины и ненадолго скрывался в каком-либо магазине или здании, затем возвращался, и ночная поездка продолжалась. Детективы сделали вывод, что они занимались доставкой наркотиков и, возможно, собирали плату. Ясно, что Ники был в курсе, поэтому его также занесли в пока небольшой, но продолжавший расти список людей, близких к Пэтси Фуке.

Много ночей Пэтси не ночевал дома. Обычно он оставался в лавке почти до полуночи, но три-четыре раза в неделю направлялся затем не домой, а в Манхэттен. Проехав минут пятнадцать, он останавливался у бара «Пайк-Слип Инн». Это была тускло освещенная, мрачная забегаловка, находившаяся почти под Манхэттенским мостом, за углом от причалов на Ист-Ривер, неподалеку от красочного Фултонского рыбного рынка. Бар этот принадлежал бандиту Мики Блейру и имел репутацию прибежища для грабителей и других закоренелых преступников.

Пэтси здесь принимали как члена королевской семьи, и, впервые попав сюда вслед за ним, Эдди и Сонни почувствовали возбуждение от предвкушения удачи. В первый раз Сонни вошел в бар за Пэтси и, наблюдая за ним из угла у двери, мог сделать вывод, что приблизительно дюжина посетителей знала о тесных отношениях Пэтси с Малышом Энджи и оказывала ему должные почести. Но во время последующих визитов в этот бар Сонни понял, что Блейр никакого значения для Пэтси не имеет, а главный его интерес в этом месте, видимо, был связан с барменшей, изящной и миловидной латиноамериканкой Инес. Пэтси уделял ей много внимания, проявлявшегося в грубой сладострастной манере – заигрывал с ней, целовал или обнимал, когда она проходила мимо, шептал что-то на ухо или хрипло смеялся какой-нибудь шутке. В конце концов он выезжал на Манхэттенский мост и держал курс домой, в Бруклин.

Из-за поздних возвращений мужа Барбара Фука должна была искать для себя развлечения почти каждый вечер. Ее излюбленным времяпрепровождением была игра в бинго, и, вероятно, к такому образу жизни она привыкла уже давно, поскольку точно знала расписание всех вечеров бинго в Бруклине и даже ездила на некоторые игры в Куинс. Три-четыре раза в неделю Барбара вместе с Барбарой Травато или другой молодой женщиной, обладательницей замечательных рыжих волос по имени Мэрилин, отправлялась в какую-нибудь церковь или в клуб. Сначала Иган и Гроссо, не имея другого способа выяснить, не являются ли эти прогулки прикрытием и не Барбара ли фактически играет роль того медиума, через которого Анджело Туминаро общается со своим племянником, считали благоразумным сопровождать женщин в общественный центр, выбранный для вечера. Они пристально наблюдали за всеми, с кем на этих собраниях разговаривала Барбара, но ни разу не обнаружили никакого намека на то, что ее интересовало что-либо еще, кроме невинного развлечения, и вскоре заскучавшие детективы перестали провожать ее на бинго.

Время от времени вечерами Пэтси все-таки брал с собой жену, и по крайней мере однажды, в первые дни наблюдения, они продемонстрировали довольно странный вкус к развлечениям. Вечером в пятницу, в конце октября, Эдди и Сонни последовали за Пэтси и обеими Барбарами через Белт-Парквей в округ Нассо и очутились на веселом костюмированном балу в кантри-клубе Линбрука, на южном берегу Лонг-Айленда.

В начале ноября в полицию через осведомителей стали доходить сведения о растущей «панике» на улицах – имевшиеся запасы наркотиков быстро таяли. Прошел слух, что очень скоро в город должна была прибыть крупная партия товара. Детективы удвоили бдительность, уверенные, что Пэтси Фука будет в центре событий.

Поздно вечером в субботу, 18 ноября, Эдди и Сонни сидели в машине Сонни у закусочной Пэтси, с другой стороны перекрестка. Они приехали сюда еще днем и устали, к тому же к ночи сильно похолодало. Пэтси вяло передвигался в лавке, готовя ее к закрытию, и полицейские чуть ли не молились, чтобы он отправился домой и дал им немного отдохнуть.

Забавы ради Эдди надел рыжий парик и мягкую женскую шляпу, закатал брюки под плащ и прижался к сидевшему на месте водителя черноволосому Сонни. Случайный прохожий должен был увидеть трогательную, хотя и несколько забавную картину: прильнувших друг к другу худого смуглого молодого человека и чрезвычайно массивную, румяную девушку.

Вскоре после 23:30 перед закусочной остановился синий малолитражный «бьюик» с двумя молодыми женщинами и просигналил. Детективы не сомневались, что это был один из автомобилей семьи Фука, но сидевшая за рулем женщина не была похожа на Барбару, и пассажирку они тоже не смогли узнать. Через минуту свет в лавке погас, и появился Пэтси. Он запер дверь, влез на переднее сиденье рядом с женщинами, и машина тронулась.

Все выглядело так, будто Пэтси ехал на вечеринку. Детективы повздыхали – придется продолжить слежку, ведь никто не мог сказать, когда и как Пэтси попытается войти в контакт с Малышом Энджи. Они последовали за «бьюиком» по автостраде Бруклин-Куинс в южном направлении; по крайней мере, Пэтси ехал не в Манхэттен. Двигаясь по шоссе, «бьюик» обогнул Бруклинский судостроительный завод, спустился на берег к устью Ист-Ривер против небоскребов нижнего Манхэттена, затем поднялся и пересек канал Гованус, выехал у Четвертой авеню и оказался на Седьмой улице. В этом районе жили родители Пэтси. Малолитражка нашла место для парковки рядом с жилищным массивом.

Иган и Гроссо медленно двигались на восток по улице с односторонним движением и смотрели, как Пэтси с женщинами входил в дом родителей, дом номер 245, находившийся в середине ряда семи одинаковых трехэтажных строений. И тут Сонни узнал одну из женщин:

– Это же Барбара, просто она надела другой парик.

Иган согласно кивнул и добавил:

– А я узнаю теперь и другую, это ее рыжеволосая подруга Мэрилин.

В управлении взяли на заметку эту Мэрилин, но пока она была им известна только как близкая подруга Барбары.

– Что интересно, – прокомментировал Сонни, когда они парковались у пожарного гидранта почти на углу Четвертой авеню, – кажется, уже поздновато беспокоить пожилых людей, да еще приводить с собой подругу.

Приблизительно через двадцать минут троица вышла из дома и снова расположилась в «бьюике». На этот раз за рулем была Мэрилин. Теперь детективы последовали за ними на запад по Девятой улице, а затем поднялись на автостраду Гованус. Машины миновали кратчайшие съезды в туннель Бруклин-Баттери и к Бруклинскому мосту, но у Флэтбуш-авеню малолитражка свернула в сторону Манхэттенского моста. Однако дорожные работы затрудняли подъем на мост, и после некоторого колебания они вернулись на автостраду и продолжили путь на север к Уильямсбургскому мосту.

С того момента, как они отъехали от дома родителей Пэтси, Иган взял микрофон радиостанции, постоянно комментируя маршрут для другой машины, в которой находились сотрудник их бюро Дик Аулетта и федеральный агент Фрэнк Уотерс, оставшиеся в районе Уильямсбурга у закусочной Пэтси. В какую бы сторону ни направились объекты – обратно к закусочной или на Манхэттен, – Аулетта и Уотерс должны были поддержать Игана и Гроссо. Когда наконец «бьюик» просигналил, что поворачивает на Уильямсбургский мост, Иган посоветовал другой паре детективов трогаться и тоже направляться к мосту.

Автомобильный поток, хотя и не слишком интенсивный в этот поздний час, пересекал Ист-Ривер крайне медленно и у конца пролета замедлился почти до полной остановки. Теперь несколько машин отделяли Сонни от семьи Фука, и Иган, пытаясь справиться со шляпой и париком, непрерывно чертыхаясь, высунулся в правое окно и вытянул шею, чтобы не упустить из виду синий «бьюик». Спуск с моста на Диланси-стрит частично блокировала огромная зеленая машина техпомощи, мигавшая красными предупредительными огнями.

– Чертов полицейский тягач. Авария, наверное! – крикнул он через плечо партнеру. – Копы!

Впереди можно было разглядеть полицейского из тягача в синей форме, пропускавшего по одному автомобилю с перегруженного моста на единственную открытую узкую улочку. Пока он наблюдал, «бьюик» получил разрешение проезжать вперед на Диланси. Машина Игана и Гроссо стояла неподвижно, и перед ней замерли в ожидании еще три машины.

Иган распахнул дверцу.

– Побегу за ними, посмотрю, куда они поедут. Следи за мной, не теряй из виду… – Он выскочил наружу и побежал вниз с моста за малолитражкой Пэтси.

Иган не представлял, сколь нелепо выглядел, когда мчался по Диланси-стрит в половине первого ночи, или это абсолютно его не волновало. Это был старый район, где традиционно проживали иммигранты-евреи, и, несмотря на поздний час, в эту субботнюю ночь после священного дня отдохновения многие заведения сверкали яркими огнями. Оставались открытыми почти все магазины кошерной кулинарии и китайские рестораны. На тротуаре было довольно много прохожих, и они с изумлением смотрели на высокого краснолицего мужчину с мягкой шляпой в руке, в криво нахлобученном рыжем парике, развевающемся плаще и с голыми ногами. Точнее, только одна его нога оставалась голой, поскольку штанина на другой, пока он бежал, начала развертываться из-под плаща.

К счастью, малолитражку Пэтси задержал красный свет на двух перекрестках, и Иган увидел, как она поворачивает налево на Аллен-стрит, направляясь вниз к Пайк-стрит и к реке. Мокрый от пота, несмотря на ноябрьский холод, вдыхая воздух всей грудью, он возбужденно скакал по «островку безопасности» на пересечении Диланси- и Аллен-стрит, ища глазами «олдсмобиль» Сонни. Когда Сонни наконец подъехал, Эдди уже был на переходе, танцуя среди маневрирующего потока машин, пытаясь одним глазом наблюдать за партнером, а вторым за машиной Пэтси, быстро удалявшейся вниз по Аллен-стрит. Иган сделал Сонни знак поворачивать налево и, когда машина притормозила, прыгнул на сиденье.

– Аллен… Пайк-Слип… – выдохнул Эдди, пока Сонни делал поворот. – И где наши парни? – через мгновение хрипло спросил он.

– Все еще торчат сзади, на мосту. – Сонни бросил взгляд на тяжело дышавшего партнера, и на его обычно меланхоличном лице засветилась улыбка.

– Что смешного? – спросил Иган.

– Я просто подумал, если Пэтси направляется в «Пайк-Слип Инн», тебе нужно там показаться. Выглядишь как старая шлюха. Там тебя приласкают.

Иган осмотрел себя.

– Ладно, но следующий раз ты наденешь эти шмотки, хитрый гад, – хохотнул он, стягивая парик и раскатывая штанину.

Из рации заскрипел голос Дика Аулетты:

– Где вы, ребята?

– Съехали с моста? – ответил вопросом Сонни.

– Какая здесь суматоха! Мы на Диланси.

– Сворачивайте налево на Аллен. Мы как раз приближаемся к Восточному Бродвею. Будем держать вас в курсе, как поняли? – Сонни переключил радиостанцию.

– Вас понял, – подтвердил прием Аулетта.

– Погоди-ка, они сворачивают налево на Восточный Бродвей… – прервал его Сонни.

Синий «бьюик» подъехал к тротуару и остановился у следующего угла. Сонни подвел «олдсмобиль» к углу Аллен и Восточного Бродвея как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пэтси вышел из малолитражки и быстро зашагал через авеню. Не говоря ни слова, Иган выскочил из машины, перебежал Аллен-стрит и, как бы прогуливаясь, пошел к тому месту, куда направлялся Пэтси. Тем временем Сонни сделал поворот, проехал по Восточному Бродвею мимо стоявшего с включенным мотором «бьюика», в котором остались сидеть Барбара и Мэрилин. У следующего угла на Рутджерс-стрит он развернулся, чтобы возвратиться по противоположной стороне авеню. Но вдруг перед Сонни, визжа шинами, из ряда машин, припаркованных у обочины, вывернул большой светлый седан, сделал резкий разворот, притормозил немного рядом с малолитражкой, затем дал полный газ и понесся от центра по Восточному Бродвею. Женщины в «бьюике»-малолитражке последовали за ним.

Иган поспешил к машине партнера. Пока Сонни разворачивался, чтобы броситься в погоню за двумя удалявшимися машинами, до них донесся голос Фрэнка Уотерса:

– Сейчас мы как раз позади вас. Что происходит?

Сонни схватил рацию.

– Видели большой светлый седан, ребята? Он развернулся и рванул в этом направлении. Машина Пэтси вроде бы следует за ним.

– Ответ отрицательный.

– Я видел, – воскликнул Иган, еще не отдышавшись, – но не разобрал, кто его ведет. Это был Пэтси?

– Наверное. Все случилось так быстро. Машина, кажется, желтовато-коричневая.

– А номера?

– Будто бы белые.

– Не наши.

– Смотри! – воскликнул Сонни.

В двух кварталах впереди «бьюик» поворачивал направо. Седан уже пропал из виду. Когда детективы приблизились к углу улицы, как оказалось Монтгомери-стрит, Сонни сбросил скорость почти до нуля, а Иган выскочил из машины и побежал заглянуть за угол огромного здания, подняв, предостерегая, левую руку. В глубине улицы он увидел две пары красных задних фонарей, двигавшихся к реке. Через три квартала ведущий автомобиль снова начал поворачивать направо, второй по-прежнему следовал за ним. Иган опустил руку и побежал обратно к машине Сонни. Они свернули на Монтгомери; Аулетта и Уотерс теперь ехали вплотную сзади.

Третий перекресток был с Черри-стрит. Сонни опять затормозил, а Иган еще раз подкрался к углу большого многоквартирного дома. Теперь красные точки находились от них на расстоянии двух кварталов… и снова начали поворот, теперь налево. Иган помчался обратно к машине, подавая сигналы следовавшим за ними детективам. Обе машины повернули налево и медленно проехали мимо растянувшегося высотного жилого комплекса Лагардия. Улица плохо освещалась и, не считая пустых автомобилей, стоявших у обоих тротуаров, пустовала. Перед ними высоко над землей виднелся Манхэттенский мост. Они пересекли Клинтон-стрит и замедлили движение перед следующей улицей, Джефферсон-стрит. В третий раз, не дожидаясь остановки машины, Иган выпрыгнул на улицу и бесшумно побежал по тротуару на носках, напоминая неуклюжего танцора. На углу еще одного громадного здания он пригнулся ниже и поднял правую руку, удерживая партнеров сзади. У ближайшей к нему обочины стояли пустые машины, загораживая вид, но ему показалось, что он слышит низкий шум мотора, работавшего вхолостую, а потом удалось разглядеть красный свет заднего фонаря. Должно быть, его поза взывала к действию, поскольку сзади послышались легкие шаги. Иган бросил взгляд назад, прижав палец к губам. Это был Фрэнк Уотерс. Иган снова посмотрел за угол и, в тот момент, когда Уотерс коснулся его локтя, увидел через улицу вспышку тусклого света и услышал звук хлопнувшей автомобильной двери.

– Что? Что это было? – напористо зашептал агент.

– Свет в машине. Кто-то только что вышел, кажется. Но я ничего не вижу.

Затем послышался еще один щелчок, вероятно, дверь другой машины закрыли более осторожно, и раздался звук разгонявшегося мотора. Красный огонек двинулся с места.

Иган схватил Уотерса за руку и увлек обратно к машинам.

– Они уезжают, – сказал он. – Мы с Сонни их берем, а вы с Диком ждите здесь, пока я не свяжусь с вами.

Не знаю, сменил ли Пэтси опять машину. – Он повалился на сиденье рядом с партнером, рявкнув: – Вперед! – И они поехали по Джефферсон.

Сонни повернул за угол. Задние огни приближались к Саут-стрит под виадуком, в двух кварталах перед ними. Теперь они видели лишь одну машину. Сонни нажал на газ. Впереди машина сворачивала направо на Саут-стрит. Это был маленький «бьюик» Пэтси. Детективы могли разглядеть неясные очертания голов на переднем сиденье – их могло быть как три, так и две.

Когда Сонни поворачивал на Саут-стрит, Иган сделал ему знак подъехать к затемненной заправочной станции, находившейся сразу же за углом. Одновременно он потянулся к микрофону рации.

– Фрэнк, Дик! Это точно его машина. Он может быть в ней, но мы не уверены. Теперь вы, парни, присмотрите за ними.

– Вас понял.

– Они двигаются по Саут-стрит, довольно медленно. Теперь, кажется, поворачивают на Пайк… – Через несколько секунд Иган и Гроссо увидели, как белый седан Фрэнка Уотерса вывернул с Джефферсон-стрит и исчез на Саут-стрит вслед за синей малолитражкой. – Мы осмотрим место на Джефферсон, где они стояли. Он должен был избавиться от большой машины. Если ничего не произойдет, возвращайтесь. Как поняли? – добавил Иган в микрофон.

– Вас понял.

Сонни вывел «олдсмобиль» с задней стороны заправочной станции на Уотер-стрит, плавно выехал за угол напротив Джефферсон-стрит, выключил мотор и огни. Они с Иганом вышли из машины и, каждый на своей стороне улицы, стали осторожно обходить Джефферсон по направлению к Черри-стрит, обследуя все автомобили, стоявшие у тротуара. Примерно в середине квартала Иган громким шепотом спросил у Сонни:

– Желтовато-коричневая, ты говорил?

– Мне так показалось, – прохрипел ему в ответ партнер. – Белые номера?

– Дьявол. Вот же она.

Иган стоял перед четырехдверным «бьюиком», желтовато-коричневого или светло-коричневого цвета с белобокими покрышками. Это была сравнительно новая машина, по их предположению 1960 года выпуска. На правом переднем крыле была выбита маркировка «инвикта». Но более всего детективов заворожили номерные знаки: они были канадскими из провинции Квебек.

Пока Сонни записывал номера и другие параметры машины, Иган прокрался дальше по темной улице, заглядывая в каждый припаркованный автомобиль. В них не было ни одного человека, и ни одна машина не показывалась поблизости. Он взглянул на часы – начало второго. А ему казалось, что прошло несколько часов. Какой во всем этом смысл? Зачем Пэтси так поздно приехал в Манхэттен с женой и ее подругой, сел в канадский «бьюик», объехал вокруг и оставил его на этой узкой и темной улице? Испугался он или оставил машину, чтобы кто-то еще мог ее забрать? И кто это может быть? Его дядя? Но почему канадскую машину?

Иган вернулся к Гроссо, и тот встретил его вопросом:

– А ты знаешь, что она открыта?

– Я не пробовал ее отрывать. И что там внутри?

– Ничего. Чисто.

– Ну, это ничего не значит, – сказал Иган. – Если в ней есть ценности, которые им не хотелось бы потерять, они не должны были оставить их на сиденье. А багажник?

– Заперт. Давай вернемся к машине и расскажем все ребятам.

Не успели они забраться в «олдсмобиль», как рация завопила:

– …слышите меня? Подтвердите, прием.

– Пучеглазый и Хмурый здесь, прием, – отозвался Сонни.

– Никак не могли вас разбудить, парни! – воскликнул Фрэнк Уотерс. – Что нового?

– Мы нашли брошенную машину. Желтовато-коричневый «бьюик-инвикта», примерно 1960 года. Канадские номера…

– Канадские! Ух, здорово! – Экспрессивный низкорослый агент был явно возбужден. – Это просто отлично! Канада…

– А что у вас, ребята?

– Сейчас мы находимся в середине Манхэттенского моста, практически над вашими головами. Они возвращаются в добрый старый Бруклин – домой, я надеюсь.

– Так наш парнишка действительно с ними?

– Точно. Он в машине, нет никаких сомнений. Они высадили девчонку в районе Кэнал-стрит, затем он слез с заднего сиденья, сел за руль, и они вдвоем поехали на мост. Подруга взяла такси и направилась вроде бы в верхнюю часть города. Номер такси у нас есть, можно потом проверить ее маршрут. Но я не думаю, что эта рыжая нам нужна.

– Я тоже. Она могла быть просто прикрытием. Ладно, мы еще здесь пошатаемся. Кто-нибудь может подойти за канадской машиной?

– Обязательно подойдет! – вскричал Уотерс. – Вы там сидите на динамите! Как только мы уложим мальчика в постельку, сразу вернемся. Дадим знать, когда въедем в радиозону, прием.

– Вас понял. – Иган наклонился и показал в сторону Черри-стрит. – Там, в жилом комплексе, есть автостоянка. С нее будет прекрасно видна вся Джефферсон.

Они проехали вверх по Джефферсон-стрит, и Сонни поставил «олдсмобиль» у выезда с автостоянки. Выключив мотор и огни, они вытянулись в темноте и стали ждать и размышлять о том, что произошло. Не спеша они разобрали всю ситуацию и, чем больше говорили, тем сильнее проникались энтузиазмом Уотерса. Вероятно, они действительно наткнулись на Пэтси в самый разгар крупной операции. Какое-то время назад основной исходный пункт для контрабанды наркотиков в Штаты переместился в Канаду, главным образом в Монреаль. Поэтому без всяких натяжек можно было сделать очень правдоподобный вывод: данный «бьюик» мог быть средством обмена, он или привез наркотики из-за границы, или повезет туда деньги, или предназначен и для того, и для другого. Если все обстояло именно так, то кто-то должен прийти и забрать его. Во всяком случае, это растущее в них предчувствие помешало им сразу осознать, что впервые с тех пор, как заинтересовались Пэтси Фукой, они не думали об Анджело Туминаро.

– Уотерс на связи. – Слабый голос из рации помешал им продолжить обсуждение. – Хмурый? Пучеглазый? Как слышите?

– Пучеглазый слушает, прием, – ответил в микрофон Эдди, взглянул на часы и снова удивился: было почти без десяти два, они просидели на стоянке уже сорок минут.

– Они возвращаются домой, это точно. Мы развернулись и направляемся назад. Будем у вас через несколько минут.

– Понял, понял вас.

Казалось, они едва успели снова устроиться поудобнее, как свет фар, пробежав по Черри-стрит слева от них, разорвал ночной мрак. Эдди и Сонни сползли по сиденьям пониже. С тех пор как они находились здесь, это была вторая машина, въехавшая в квартал; кроме нее, был еще грузовой фургон, проехавший по своим делам по Черри мимо Джефферсон-стрит, не останавливаясь. Теперь же приближавшиеся огни медленно двигались по периметру жилого массива, остановились на линии автостоянки и погасли. Это был легковой автомобиль белого цвета. Подняв немного голову, Сонни увидел, как кто-то выходил из машины – мужчина, крепкого сложения, с непокрытой головой. Осторожно он начал двигаться к въезду на автостоянку. Это же Аулетта.

Сонни сел.

– Это они, – шепнул он. – Дик и Фрэнк.

Иган и Гроссо вылезли из «олдсмобиля», тихо подошли к другой машине, остановившейся неподалеку, и забрались на заднее сиденье.

– Черт, вы нас напугали! – пожаловался Иган. – Мы только что кончили с вами говорить, и тут подъезжает какая-то машина. Почему не сказали, что вы уже рядом?

– Мы просто хотели проверить вашу бдительность, – хохотнул Уотерс. – Так что нового?

Сонни и Эдди вкратце изложили свои мысли, а Уотерс их поддерживал энергичными кивками. Детективы городской полиции, испытывавшие по отношению к коллегам из федеральных служб и эффективности их работы смешанные чувства, на которые, вероятно, влияло что-то вроде ревности из-за лучшего оснащения федералов, восхищались Фрэнком Уотерсом. Пусть он не вышел ростом (за что они прозвали его Мики Руни[10]), зато отличался умом и твердостью характера, безошибочной интуицией и храбростью космонавта. Его они любили и уважали, он был «хорошим копом» – высший комплимент, которым они могли наградить следователя.

– Знаете, что у нас здесь? – воскликнул Уотерс. – Вы, парни, сидите на повышениях! Сонни получит первый класс, Дик – второй. – Иган уже был детективом первого класса и мог подняться выше, только сдав экзамен государственной службы. – Нам чертовски повезло! Пэтси Фука, машина из Канады, темные улицы, берег реки, два часа ночи – это же будет партия товара, верно? Смотрите внимательнее, очень скоро сюда подъедет автомобиль, набитый донами, чтобы разгрузить этот «бьюик». У нас здесь будет маленькая война. И, мужик, ты и я, мы станем героями! – восторженно тараторил Фрэнк, имитируя для пущего эффекта уличный диалект чернокожих.

Остальные переглядывались, с удовольствием обдумывая сценарий, с головокружительной скоростью формировавшийся в голове «Мики Руни». Но, представив себе его во всех деталях, они занервничали.

Было почти 2:30, воскресенье. На улицах стояла тишина. С тех по как прибыли Аулетта и Уотерс, не появилось ни одной машины. Лишь несколько окон продолжали светиться в высоком многоквартирном доме, стоявшем позади них. Кроме психологически готового Уотерса, время от времени взрывавшегося новыми предположениями, все остальные молчали, погруженные в свои мысли. Единственными постоянными звуками были унылые постанывания буксиров, доносившиеся с реки, протекавшей через два коротких квартала к востоку, по ту сторону закрытых, мрачных пирсов. Также они могли изредка слышать громыхание невидимого грузовика по булыжникам Саут-стрит и отдаленное жужжание шин автомобилей, проносившихся высоко над ними по истертому полотну Манхэттенского моста. Ночь стояла темная и холодная. Они сидели, ссутулясь, в машине, не осмеливаясь ни закурить, ни даже послушать радио из опасения выдать свое присутствие неизвестным, готовившимся забрать «бьюик». Тишина становилась все более зловещей.

Совсем незадолго до трех часов ночи снова вспыхнули фары, двигавшиеся в их сторону вдоль Черри-стрит. Четыре детектива сжались, чтобы их не заметили. Иган и Гроссо сползли на пол под задним сиденьем. Аулетта, скорчившийся впереди справа, дергал головой вверх-вниз, следя за движением машины, проезжавшей мимо их позиции на стоянке.

– Что происходит? Кто это? – шипел Уотерс, сложившись вдвое на месте водителя.

– Старый седан, – сообщил Аулетта. – Должно быть, «шевроле» года 49-го или 50-го. Побитый. А в нем целая компания парней, четыре-пять человек.

– Это они! Видите, я говорил! – торжествовал Уотерс. – Это доны. У, бейби!

Аулетта зашептал:

– Они поворачивают на Джефферсон… Замедляют ход, рядом с «бьюиком»… Нет, едут дальше, к реке… Я больше их не вижу.

На несколько минут внутри машины повисло напряжение. Затем Уотерс хрипло произнес:

– Ради Христа, что ты сейчас видишь?

– Погоди, – оборвал его Аулетта, подняв глаза чуть выше приборной панели. – Какая-то машина едет по Черри, она в одном квартале от нас – наверное, это опять они… Едут к Джефферсон-стрит… Поворачивают очень медленно… Это та же кодла, точно. Машина словно битком набита… Они проезжают мимо «бьюика»… Тормозят… Подъезжают к свободному месту напротив «бьюика», в трех машинах от него.

Вся четверка детективов взялась за рукоятки служебных револьверов. Они ждали. Аулетта повысил голос:

– Их четверо. Они окружили «бьюик»… Пробуют двери. Пытаются взломать!

– Берем их! – рявкнул Уотерс.

Он включил зажигание. Скорчившись за рулем, в то время как остальные продолжали прятаться на сиденьях, он выехал со стоянки на Черри, не включая фар, резко повернул на Джефферсон и остановился точно напротив желтовато-коричневого «бьюика». Прежде чем он потянул ручной тормоз, две правые двери распахнулись, и Аулетта, Гроссо и Иган внезапно появились из машины с револьверами 38-го калибра в руках. Иган крикнул:

– Полиция!

Все произошло так быстро, что напуганным людям, окружавшим «бьюик», удалось сделать только шаг или два по направлению к их машине. Все они были низенькими и смуглыми. Несколько секунд спустя детективы заставили их наклониться и положить вытянутые руки на «бьюик-инвекту», по два человека с каждой стороны. Быстрый обыск дал три ножа, один нож с выкидным лезвием, кусок цепи для покрышек и зазубренный самодельный кастет. По внешности они походили на пуэрториканцев. По крайней мере, один из них говорил по-английски. За несколько минут детективы жестко их допросили. Угрюмые и напуганные, они почти ничего не сказали. И детективы пришли к трезвому осмыслению – никакие это не доны.

– Ничего, – наконец с отвращением воскликнул Иган.

– Просто банда бродяг, собравшихся угнать новый автомобиль, – пожаловался Сонни.

– Выглядят они не очень-то, – пробормотал Уотерс, – но пока ни в чем нельзя быть уверенным.

– Черт! – выпалил Иган. – Пусть их заберут.

Пока Дик Аулетта собирал подозреваемых вместе, Сонни добрался до рации, чтобы запросить помощь в местном участке. Иган и Уотерс подавленно слонялись вокруг «бьюика». Показав на возвышавшиеся вокруг жилые дома, Иган заметил:

– А если кто-то там наверху наблюдал за своей крошкой, то мы просто подали сигнал тревоги. – Нахмурившись, он посмотрел на малыша-агента. – Почему же нам теперь не посмотреть, что там внутри?

– Ты хочешь ее обшарить?

– Пусть предъявят нам иск. Может быть, в этой машине есть груз, а может, его там нет. Может быть, она уже разгружена. Или все это было просто репетицией. Чего доброго, мы просидим здесь еще неделю. А так у нас, по крайней мере, будет ответ.

Уотерс согласился:

– Да, ты прав. Но сначала избавимся от этих бродяг.

Через десять минут подъехали две патрульные машины и увезли четырех арестованных. Вместе с ними уехал Аулетта, как полицейский, который произвел арест.

Было 4:10 утра, когда оставшиеся три детектива неохотно признались себе, что их «приз» на самом деле оказался пшиком. Обстоятельным образом они исследовали машину внутри: бардачок, приборную панель, пол под ковриками, пепельницы, под сиденьями, обивку дверных панелей – и обнаружили лишь, как показал предыдущий беглый осмотр Сонни, что о машине очень хорошо заботились и чистили. Уотерс снял задние сиденья и спинки и, вооружившись фонариком и тем, что он называл «мой инструмент взломщика», изогнутым ножом, который мог открыть почти любой обычный замок, прополз в отделение багажника и отпер замок изнутри. Но и там тоже они нашли лишь обычные автомобильные принадлежности. Иган заглянул под капот, а Сонни лег на спину и подлез под машину. Ничего. «Бьюик» был чист.

Разочарованные, уставшие до чертиков, три детектива вернулись на автостоянку в машине Уотерса. Они сидели в темноте, и в тот момент даже Уотерс не мог произнести ни слова. Минут через двадцать появился Аулетта, поднимавшийся по Черри со стороны Пайк-стрит. Осторожно подойдя к углу Джефферсон, Дик бросил взгляд в сторону «бьюика» и, никого не увидев, повернул к стоянке. Уотерс мигнул габаритными огнями.

Мрачный Аулетта расположился на переднем сиденье.

– Патрульная машина подбросила меня на Пайк-стрит, им было по пути. А что с «бьюиком»?

– Ничего, – буркнул Уотерс. – Мы перетрясли его весь, но ничего не нашли.

Аулетта вздохнул.

– Вот и с арестованными то же самое. Они всего лишь воры. А мне этим утром предстоит неприятная работа. – Он сердито посмотрел на часы. – Через каких-то четыре часа я должен явиться в суд, чтобы подать иск. Огромное вам спасибо, партнеры, – с горечью произнес он.

Еще немного они посидели в тишине. Затем Уотерс, не обращаясь ни к кому персонально, спросил:

– Ну, что будем делать?

Впервые за последние часы Иган подумал о Кэрол и пожелал, чтобы она ждала в его квартире.

– Чудесный был вечерок, – проворчал Аулетта, – но один из нас ни свет ни заря должен работать.

– Но мы не можем просто уехать! – возразил Сонни. – Как же «бьюик»?

– Скоро рассветет, – задумчиво пробормотал Иган.

Уотерс тоже о чем-то размышлял. Затем он сказал:

– Слушайте, наверное, я отправлюсь поспать в нашу контору. Сонни может подвезти остальных к их машинам, а я тем временем кого-нибудь найду и пошлю последить за «бьюиком».

– Что ж, договорились, – согласился Сонни. – И вот что еще. Я их развезу и позвоню тебе узнать, нашел ли ты кого-нибудь. Если не найдешь, тогда, черт, придется мне вернуться сюда и следить самому.

Так и договорились. Прежде чем они разъехались, Иган еще раз попросил Уотерса как можно скорее узнать все о происхождении «бьюика».

Иган и Аулетта забрались в «олдсмобиль» Сонни и поехали в Бруклин, к закусочной Пэтси, где встретились двенадцать часов назад. Там Иган и Аулетта сели в свои машины и направились по домам.

Оставшись один, Сонни поездил по району между Бушвик и Грэнд-авеню и рядом со станцией метро нашел кафетерий, открытый всю ночь. Вымотанный, чувствуя, что у него закрываются глаза, он позволил себе посидеть несколько минут за чашкой горячего чая. Он ничего не ел с десяти часов вечера, и обжигавший язык слабый чай доставлял ему настоящее удовольствие. Наконец он прошел в телефонную кабину и набрал номер Фрэнка Уотерса в Манхэттене, в доме номер 90 по Черч-стрит.

Когда Уотерс ответил, в его голосе звучали траурные нотки.

– Мы его упустили.

– Что?

– Когда я вернулся, здесь был Джек Райпа, и я погнал его на Черри-стрит. Он только что позвонил. «Бьюик» исчез.

– О, черт! Ты уверен, что он нашел то самое место?

– Да, да. Он прочесал всю округу. Фьюить, «бьюик» пропал.

Сонни заскрипел зубами, каждый мускул его напрягся, затем внезапно и сразу усталость и отчаяние охватили его, и он почувствовал жуткую слабость.

– О’кей, – вздохнув, тихо произнес он.

Некоторое время они помолчали.

– Ах да, эта девушка Мэрилин, – вспомнил Уотерс. – Такси доставило ее в отель «Челси» на Двадцать третьей. Это что-нибудь тебе говорит?

– Нет.

– И мне ничего. Что ж, теперь можешь отправиться домой и немного поспать, – доброжелательно предложил Уотерс.

– Да. Ты тоже. И в любом случае не забудь добыть информацию об этой машине.

Засыпая на ходу, Иган добрался до своей квартиры в районе Флэтбуш в Бруклине. Эта двухкомнатная квартирка на четвертом этаже дома без лифта получила название «берлога Пучеглазого». Он был почти счастлив, обнаружив, что Кэрол его не ждала, хотя ее присутствие теперь чувствовалось здесь всегда. Она оформила это место в стиле тропического острова, положив на пол от стены до стены имитирующий траву ковер и повесив шторы, закрывающие тусклую улицу и представляющие безмятежный морской пейзаж с закатом солнца. Сохраняя этот мотив, Эдди добыл в Центральном парке старую гребную шлюпку и, убрав сиденья и киль, сделал из нее кровать. Кроме того, здесь изобиловали самые разнообразные деревянные украшения.

Двигаясь замедленно, он снял плащ, спортивный пиджак и галстук, вывалил все из карманов на комод. Отстегнул от ремня кобуру с пистолетом и положил ее вместе с бумажником, ключами, зажимом для галстука и мелочью. Затем его глаза медленно расширились. Там же на комоде, ближе к краю, он увидел шесть пуль. Вытащив пистолет из кобуры, Иган открыл барабан и обнаружил, что он пуст. Боже милосердный! А если бы доны появились! Его память переключилась на субботнее утро, когда здесь пару часов гостила его племянница. Тогда он заметил, как она тянется к лежавшему на комоде пистолету, и в целях безопасности разрядил оружие. Он бросился на кровать и провалился в беспокойный сон.

В 9:30 утра Игана разбудил резкий телефонный звонок. Это был Сонни.

– Ты проснулся? – спросил он.

– Нет, – прохрипел Иган.

– Сейчас проснешься. Канадский «бьюик» пропал.

Иган сел на кровати.

– Что? – выкрикнул он.

Когда партнер унылым голосом начал рассказывать, что произошло, Иган привалился к спинке.

– Есть и хорошие новости, – добавил Сонни, – и повод для оптимизма. Фрэнк запросил канадскую полицию, и выяснилось, что машина зарегистрирована на имя Луи-Мартена Мориса из Монреаля, а этот тип – самый крупный «связной» в Канаде.

Иган снова сел.

– Так, значит, в нем что-то было!

– Погоди, погоди радоваться. Кроме того, канадцы говорят, что ведут за Морисом постоянное наблюдение в Монреале, и его желтовато-коричневый «бьюик-инвикта» 1960 года никак не мог оказаться в Нью-Йорке. Как это тебе?

Рассвирепевший Иган рявкнул:

– А Фрэнк не рассказал королевской канадской полиции, что он и еще три нью-йоркских копа просидели у этой чертовой машины всю субботнюю ночь, и, если канадцы этому не верят, они должны притащить сюда их задницы и во всем разобраться?

Сонни усмехнулся:

– Ты знаешь Фрэнка, он такой же, как ты. Конечно, он все это сказал. Но какая разница теперь, когда машина исчезла?

– Ну, – проворчал Иган, – тогда они проделают это путешествие зря, и это уже приятно.

– Язвишь, Пучеглазый. Поспи еще. Поговорим позднее.

Ни Эдди Иган, ни другие детективы не могли, конечно, знать, что они караулили, а потом упустили более четверти миллиона долларов США наличными, изобретательно припрятанные в чистом «бьюике» – плату за приблизительно двадцать килограммов высококачественного героина, которые только в субботу днем были извлечены из того же самого тайника в том же самом автомобиле.

Глава 5

Днем 29 ноября 1961 года щеголевато одетый француз лет сорока пяти небрежно вошел в парижское агентство компании «Дженерал моторс» на улице Герсан, чтобы получить доставленный по его заказу автомобиль. Все присутствовавшие в демонстрационном зале немедленно узнали в нем Жака Анжельвена, ведущего наиболее популярного во Франции телевизионного шоу «Парижский клуб». Эта передача транслировалась по всей Франции пять дней в неделю в полдень, в лучшее эфирное время, когда большинство французов приходят домой завтракать.

Автомобиль, владельцем которого стал Анжельвен, «бьюик-инвикта» 1960 года, уже побывал в употреблении. Агентству «Дженерал моторс» потребовался месяц, чтобы найти именно эту модель, и для подержанного автомобиля он был на удивление новым, с пробегом только 1669 километров, или 1043 мили по спидометру. До этого момента Анжельвен всегда водил одну из самых небольших и дешевых машин – «рено-дофин». «Бьюик» обошелся Анжельвену в сумму, эквивалентную шести тысячам долларов, то есть только на одну тысячу меньше его общего дохода за предыдущий год. С большой гордостью и приятным ощущением роскоши, которую он так любил, Анжельвен принял ключи от практически нового «бьюика» и укатил из демонстрационного зала…

Жак Анжельвен начинал работать в телевизионных шоу как агент по кастингу, хорошо знающий ночные клубы. Работал как конферансье в различных кабаре Парижа и был одним из ведущих «Парижского клуба».

Роже Фераль, брат которого Пьер Лазаров редактировал влиятельную газету «Франс-суар», интервьюировал известных персон, представляющих общий интерес. Писатель Жак Шабанне беседовал со знаменитыми литераторами. Жак Анжельвен приводил в ночной клуб деловых людей и показывал их в программе. Поскольку он мог по своему желанию «включить» любой ресторан или ночной клуб Парижа, шоумен никогда не оплачивал вечера, которые при каждой возможности проводил с прекрасными женщинами.

Помощником Анжельвена многие годы до покупки этой машины был моложавого вида корсиканец Франсуа Скалья, иногда пользовавшийся псевдонимами Франсуа Барбье и Ив Систерманс. Скалья, которому исполнилось тридцать четыре года, был также известен в преступном мире Парижа как Палач, поскольку многие считали его наиболее успешным наемным убийцей, привлекаемым к бандитским разборкам во Франции. Скалья был полезен Анжельвену в организации безопасности работы ведущего, являясь владельцем одного ночного клуба и имея доли в нескольких других заведениях.

Согласно досье французской полиции Сюрте, главным подозреваемым в трех похищениях людей с 1959 по 1962 год был именно Скалья. В каждом случае похищался богатый человек, его привозили в тайное убежище под Парижем и там пытали, пока он не передавал мучителям все ценности – драгоценности, деньги и даже автомобили. Однако корсиканец так и не был осужден ни за одно из этих преступлений.

Полиция подозревала Скалью в другом, возможно, еще более отвратительном предпринимательстве – торговле белыми рабынями, и в этом ему помогал Анжельвен, хотя, быть может, непреднамеренно. Хорошенькие девушки со всех провинций Франции, из Германии и других европейских стран стекались в Париж, надеясь пробиться в кино и шоу-бизнес. Анжельвен ухитрялся встречаться с большинством из них в посещаемых им ночных клубах. Когда некая девушка – предпочтение отдавалось блондинкам – выражала заинтересованность в карьере исполнительницы или актрисы, Анжельвен предлагал ей попробовать поиграть за пределами Франции, чтобы потом, приобретя необходимый опыт, взять Париж штурмом. Прекрасным местом для актрисы был Бейрут. И по правде говоря, он знал человека, владевшего там ночным клубом.

Затем на сцену выходил Скалья. После прослушивания у него на квартире он заявлял хорошенькой блондинке, что она действительно обладает огромным талантом. Он предлагал ей билет на самолет «Ливанских авиалиний» в один конец до Бейрута, где его помощник должен был ее встретить, разместить в отеле и помочь приступить к работе.

Через неделю, когда девушка уже влезала в долги, ее работа в клубе внезапно прекращалась, и оказывалось, что у нее не было никакой возможности купить билет домой и оплатить счет в отеле. Тогда появлялся еще один помощник, коррумпированный сотрудник полиции, который должен был бросить ее в тюрьму за то, что она не могла оплатить номер в отеле. Но третий помощник Скальи брал девушку на поруки, и она была ему очень благодарна, но оказывалась под его надзором. Стремясь делать все, что угодно, лишь бы вырваться из кошмара, она соглашалась поработать несколько недель для богатого торговца-араба, и, не успев понять, что происходит, оказывалась продана за 50 тысяч долларов – если она была блондинкой – какому-нибудь разбогатевшему на нефти шейху, в его гарем, в пустыню и из окруженной песками крепости уже не могла вырваться никогда…

В значительной степени через Скалью Жак Анжельвен был в близких отношениях со многими представителями парижского полусвета – поставщиками экзотических сексуальных впечатлений. Кроме самых известных театральных имен, в его записной книжке содержался список полезных полицейских и государственных чиновников, входивших в круг его знакомств. Страдавший ипохондрией Анжельвен лечился у шести докторов, специалистов по разным болезням.

Фамилия Анжельвен стала знаменитой очень быстро, но сам Жак был разочарован недостаточным финансовым вознаграждением, которое он получал. В юном возрасте его основательно избаловали в зажиточной семье, проживавшей в Марселе, на южном побережье Франции. К тому моменту, когда ему исполнилось двадцать лет, он успел проучиться в пятнадцати разных школах, но диплома так и не получил. В начале Второй мировой войны, когда ему было двадцать пять лет, он смог избежать военной службы из-за «слабого здоровья». Позднее, чтобы спасти Жака от немцев, семья спрятала его на неприметной ферме.

Когда война закончилась, Жак переехал в Париж, где встретил девушку по имени Мадо и женился на ней. Скоро у них родился сын, Даниель, и по такому случаю семья Жака подарила ему шикарную квартиру в районе Дома инвалидов. У Жака оставалось единственное обязательство – найти работу.

Анжельвен решил попробовать свои силы в журналистике, о которой не знал ничего. Он немного поработал в газете «Вот Париж», собирая новости для колонок, посвященных кабаре. Оттуда он перебрался на мелкую радиостанцию в качестве помощника продюсера франко-американского вещания, где он как ведущий представлял молодых исполнителей, что оказалось полезным в будущем.

Затем он продвинулся в более крупное шоу «Ночной Париж», зародившееся в клубе «Верне». У Анжельвена появился свой стиль, и он начал привлекать внимание. Именно в «Верне» он попался на глаза продюсерам высокорейтингового телевизионного шоу «Парижский коктейль». Они почувствовали, что Жак, с его сердечностью и естественной сексуальной привлекательностью, сможет быть опорой шоу, которое вся Франция считала «парижским журналом».

В «Парижском клубе», как скоро стала называться эта программа, платили небольшие деньги. Анжельвен зарабатывал менее трехсот долларов в месяц, но он научился извлекать из своей новой популярности значительную выгоду в других областях. Он любил похвастать, что стал «единственным, кто к любому человеку в Париже может обратиться на „ты“». Вот только богатство никак не хотело идти к нему в руки. Два фильма провалились. Жена его бросила, забрав двух детей, сына и дочь, Веронику, родившуюся через два года после мальчика. Ему исполнилось сорок лет, но у него не было ничего, кроме пустой известности, воспоминаний, почты от поклонников и горького одиночества.

Танцовщица Жаклин, с которой Анжельвен встречался, когда-то избранная «королевой стриптиза» Парижа, предложила ему заняться собственным бизнесом и открыть свой ночной клуб. Она имела знакомых, которые стали бы финансировать такое предприятие. И с помощью загадочного капитала, представленного Жаклин, Анжельвен вступил во владение кабачком «Остров любви», превратив его в домашнее кабаре, предлагающее, кроме еды и танцев, бассейн, теннис и мини-гольф.

Однако за год репутация этого места изменилась. Постепенно оно превратилось в место встреч дорогостоящих проституток и богатых представителей преступного мира с площади Пигаль, а добропорядочные посетители стали обходить его стороной. Когда Анжельвен запротестовал, Жаклин его бросила. Как и почти все, чего он касался, «Остров любви» бесследно исчез.

Когда в начале 1961 года Мадо, бывшая жена Анжельвена, умерла, оставив ему сына Даниеля, шестнадцати лет, и дочь Веронику, четырнадцати лет, он отвез их к родителям и сам взял отпуск. На несколько недель он пропал из виду. Ходили слухи, что он ездил в Рим или Бейрут, тогда как другие говорили, что он жил у родителей, около Сен-Тропе. Куда бы он ни ездил, где бы ни пытался подзарядить разбитую жизнь, но после возвращения в Париж и на телевизионное шоу его имя стали постоянно связывать с Франсуа Скальей.

Скалья угощал Анжельвена в ночных клубах, знакомил с женщинами, в том числе познакомил его с собственной сестрой, с которой у Анжельвена завязался роман. Благодаря Скалье Жак получил работу распорядителя в нескольких парижских клубах самого низкого пошиба. Он так долго чувствовал себя униженным, но после этого снова воспрянул духом. А проведя в своей телевизионной программе интервью с представителем ведомства туризма США, который льстиво намекнул Анжельвену, что ему стоило бы посетить США и снять фильм для показа в «Парижском клубе», как сделал знаменитый Эд Салливен, проехав по Франции и другим европейским странам, Жак начал вынашивать грандиозные планы поездки в Америку. Он также думал побывать в Канаде и, возможно, организовать программы на французском языке в Монреале или Квебеке. Для него это могло стать началом нового этапа жизненного пути.

В начале ноября Франсуа Скалья смотрел передачу «Парижского клуба», в которой Анжельвен бесхитростно рассказал телезрителям о возникших у него интересных замыслах, пообещав скоро сообщить подробнее о предполагаемом путешествии в Америку.

Внезапно Скалью осенила блестящая идея. Инстинктивно он всегда чувствовал, что Анжельвена можно использовать с гораздо большей пользой, чем просто как поставщика «белого товара» для продажи на Ближний Восток. В Ливане и Марселе Скалья сильно втянулся в торговлю героином. Он регулярно посещал парижский бар «Три утки» на улице Ларошфуко, известный Сюрте как прибежище торговцев наркотиками. Ему было прекрасно известно о значительном риске, связанным с доставкой произведенного в Марселе героина на наиболее прибыльный рынок, в Нью-Йорк. Какой еще курьер мог выглядеть невиннее французской телезвезды, впервые посещавшей США? К тому же Анжельвен сам был не чужд наркотикам. В 1958 году одна из его любовниц, богатая парижская матрона, умерла от передозировки героина.

Корсиканец немедленно подготовился заключить контракт на транспортировку с международным героиновым синдикатом, который был хорошо ему знаком. В первую очередь Анжельвену была нужна подходящая машина, в которой можно было перевезти крупную партию героина. Нью-йоркская часть банды обнаружила, что в конструкции кузова «бьюика-инвикты» 1960 года есть особенность, позволяющая спрятать в нем специальный груз.

В середине ноября Жак Анжельвен продлил срок действия паспорта и добился визы для въезда в США на следующий день, после того как Скалья тоже подготовился к поездке – еще до доставки автомобиля.

Глава 6

На следующий день после того, как канадский «бьюик» исчез, Сонни Гроссо связался с близким другом в Федеральном бюро расследований, поддерживавшим широкую сеть надежных информаторов. Обычно ФБР не занималось борьбой с распространением наркотиков, но старалось быть в курсе практически всякой незаконной деятельности в США. Сонни попросил этого агента узнать, не попала ли за последние двадцать четыре часа на улицы крупная партия героина. Агент перезвонил Сонни в тот же день и сообщил, что пока лишь ходят полные оптимизма слухи, но ничего конкретного не происходит.

На следующий день он снова связался с Сонни и на этот раз сказал, что, по его сведениям, «паника» закончилась. Распространение наркотиков возобновилось.

Канадский автомобиль сделал свое дело.

Однако к началу декабря Бюро по борьбе с наркотиками получило новые свидетельства о том, что ноябрьская поставка героина смягчила его дефицит лишь временно. Очевидно, это был слишком слабый источник, поэтому, предчувствуя приближение трудных времен, особенно пристрастившиеся наркоманы уже начинали поскуливать. В полиции сделали вывод, что вскоре можно ждать еще одну крупную партию.

Иган и Гроссо вместе с Диком Аулеттой и федеральным агентом Фрэнком Уотерсом продолжали пристально наблюдать за Пэтси Фукой. Первоначальная их цель, Анджело Туминаро, осталась на заднем плане, и все внимание они сконцентрировали на перехвате крупной партии наркотиков, которая, как не без оснований считали они теперь, должна была пройти через руки Пэтси. Во второй раз они должны были подготовиться лучше. Если постоянно быть начеку и если немного повезет, они смогут набросить сеть на всю банду, включая, возможно, Малыша Энджи.

Пэтси редко исчезал из их поля зрения. Но в этот период следить за ним было нетрудно – он казался расслабленным, неторопливым и вел обычную предсказуемую жизнь мелкого бизнесмена. Значительную часть времени он продолжал проводить в закусочной, но, когда ему нужно было куда-либо отправиться, его подменял тесть или, по выходным, брат Тони. Иногда по будням ночью после закрытия он по-прежнему удирал на Манхэттен, навестить свою маленькую подружку Инес в «Пайк-Слип Инн», но его ни разу больше не видели на той улице, где он оставил канадский «бьюик». В другие вечера он повторял привычные для него поездки с Ником Травато по нескольким городским районам, вероятно собирая плату или доставляя товар. Но ничего необычное, казалось, не поглощало его внимание.

У Игана остался в памяти один эпизод, когда как-то днем во вторую неделю декабря он наблюдал за Пэтси и Барбарой, поехавшими покупать рождественские подарки в центр Бруклина. Иган следовал за супругами от одного шумного магазина к другому, ему удавалось держать их в поле зрения, несмотря на толпы на улицах и неспокойное предпраздничное движение на дорогах. После пары часов они свернули с Истерн-Парквей на Кингс-Хайвей, где Барбара высадила мужа у банка и уехала дальше одна. Пэтси зашел в Национальный банк Лафайета, совершил какую-то деловую операцию, вышел и на такси доехал до своей лавки в Уильямсбурге. В этом посещении банка не было ничего необычного, не считая того, что Пэтси, как показалось придирчивому Игану, затратил больше времени, чем требовалось на заполнение бланка взноса на счет, потому что оглядывался вокруг, проявляя интерес к планировке операционного зала. Так, теперь он собирается еще банки грабить, усмехнулся про себя Иган.

Через два дня, 15 декабря, Национальный банк Лафайета на Кингс-Хайвей был ограблен двумя вооруженными пулеметом бандитами, которые убили охранника, серьезно ранили полицейского и скрылись, прихватив 35 тысяч долларов.

Иган не почувствовал какой-либо реальной связи между Пэтси Фукой и этим вооруженным ограблением и не установил ее в последующие недели. Спустя день после ограбления они с Сонни, одетые в белые халаты больницы Святой Екатерины, в очередной раз разглядывали в закусочной Пэтси стенд с журналами и дешевыми книгами. Смуглый мужчина в опрятном костюме в тонкую полоску вошел в магазин и жестом предложил Пэтси пройти в заднюю комнату закусочной.

– Будет серьезная работа, – пробормотал Сонни, когда Пэтси и его визитер прошли за частично задернутую занавеску.

Раньше они никогда не видели этого человека. Не обращая внимания на окружающих, уставившись в книги, которые держали в руках, детективы незаметно продвинулись ближе к углублению и постарались подслушать хоть какие-то обрывки разговора.

– Дядя Гарри хочет, чтобы ты принял еще один заказ на сигары, такой же, как раньше, – произнес сиплый голос.

Пэтси осведомился:

– Когда они прибывают?

– Должны на следующей неделе.

– О’кей. Передай, что я буду готов, – пробормотал Пэтси.

Через мгновение незнакомец появился из-за занавески и, проходя мимо Игана, задел его локтем. У стойки он выбрал сигару и, кивнув Пэтси, неторопливо вышел на улицу.

Эдди и Сонни переглянулись. Хотя им удалось услышать очень немного, но, возможно, готовилось что-то серьезное.

В тот же день, 16 декабря, груз, состоящий из 51,1 килограмма почти чистого героина, прибыл в Монреаль из Франции. Сильнодействующий белый порошок, превращающий жизнь человека в жалкое существование, расфасованный мелкими порциями, был припрятан в необычных, практически не поддающихся обнаружению полостях, скрытых в крыльях и шасси желтовато-коричневого «бьюика-инвикты» 1960 года.

Этот героин был готов завершить свой губительный жизненный цикл, который в данном случае начался в Турции, где выращивали мак и собирали опиум. Затем опиум отправлялся в Ливан, и там маслянистое коричневое тесто с мускусным запахом продавалось и химическим путем превращалось в пылевидную, белую основу морфия. Из десяти фунтов опиума вырабатывался один фунт морфия, который затем тайно переправлялся на модернизированные очистительные фабрики на юге Франции, в окрестностях Марселя. Здесь проходила дальнейшая химическая переработка, в результате которой получался наркотик, известный как героин, который незаконно распространялся по всему миру и в том числе направлялся на главный его рынок, в США. В стране сбыта сначала он попадал к «получателю», затем к крупным оптовым торговцам или «связным», от них дальше на улицы к самым мелким «толкачам», продающим крошечные дозы, завернутые в пергамин, по три-пять долларов за штуку. (Жадность представителей промежуточного звена могла оказывать один полезный эффект. Чистый поначалу героин неоднократно разбавлялся безвредным порошком маннита или лактозы, и к моменту продажи в порции оставалось лишь несколько крупиц настоящего наркотика, поэтому в организм наркомана вводилась минимальная доза, облегчавшая для него отвыкание по сравнению с «качественным товаром», продававшимся в двадцатых и тридцатых годах.) Прибывший в Монреаль груз предполагалось перепродать на улицах за 32 миллиона долларов. Теоретически его было достаточно, чтобы снабжать каждого наркомана в США в течение восьми месяцев. На тот момент это была самая крупная партия героина, поставка которой была когда-либо предпринята[11].

Получателем в Монреале был некто Луи-Мартен Морис, фактически самый главный импортер на Североамериканском континенте. Такой значительный груз, естественно, сопровождал в Монреаль французский руководитель крупнейшей в мире сети распространения героина Жан Жеан, известный в англоговорящем преступном мире под прозвищем Гигант (созвучным его фамилии и более легким в произношении для членов мафии). Те немногие, кто видел и знал, описывают его как театральную фигуру. Гигант был высоким, щеголеватым французом на седьмом десятке, предпочитавшим надевать жемчужно-серые гетры, полосатые брюки дипломата, черный кашемировый блейзер с подходящим бархатным кантом, жилет (иногда лимонного цвета), шарф и серую фетровую шляпу. Эта незабываемая демонстрация портновского искусства идеально подчеркивалась черной ротанговой тростью, которую он всегда брал с собой.

В этом путешествии из Франции Жеан был крайне внимателен, даже больше, чем в ноябре, когда он сопровождал «бьюик», за которым Гроссо, Иган и Уотерс следили в Нью-Йорке. Та операция оказалась удачной, но прежде, чем она завершилась, до Жана Жеана дошли некоторые тревожные сигналы, связанные с полицией. Вероятно, они просто случайно на что-то наткнулись, но Жеана гораздо больше беспокоило подозрение о возникшей утечке или каком-то слабом звене в цепи операции. В последнее время его стала смущать организация дела в Нью-Йорке. Когда своей структурой управлял сам Туминаро, в ней царили порядок и безопасность. Но к его племяннику Фуке Жеан не чувствовал доверия. Тот не обладал выдержкой, стиль его работы оставлял желать лучшего, думал француз, но хуже всего для их бизнеса была ненадежность.

Его настороженность показалась обоснованной, когда после прибытия в Монреаль канадская полиция неожиданно наложила на судно эмбарго и приступила к тщательному досмотру корабля. Досмотр выполнялся слишком усердно, чтобы его можно было посчитать общепринятой практикой, – полиция продолжала его два дня. Жеан и встретивший его Морис предположили, что полиция получила информацию о приходе груза наркотиков.

Тем не менее они решили уверенно держаться до конца, но до них дошли новости о еще одном тревожном событии. Сообщили, что в Рочестере, штат Нью-Йорк, был застрелен один американский гангстер, который оказывал им ценную помощь в контрабандных операциях.

В тот момент Жеан и Морис не могли знать, что их знакомый был убит в обычной гангстерской разборке, совершенно случайно совпавшей по времени с визитом канадской полиции на борт французского судна. Но одновременности этих двух событий оказалось достаточно, чтобы они заподозрили преследование полицией. Они решили, что теперь пытаться перевезти товар через канадско-американскую границу в «бьюике» слишком опасно. Единственным альтернативным решением был его возврат во Францию в том же состоянии, в котором он ее покинул, и поиск способа его доставки напрямую в Нью-Йорк.

Таким образом, 18 декабря, после завершения досмотра и освобождения желтовато-коричневого «бьюика» полицией и таможней, Жеан полетел обратно в Париж. Автомобиль снова погрузили на борт судна и отправили во Францию вместе с нетронутым содержимым.

Хотя «следующая неделя», о которой упоминал информатор Пэтси Фука, как о времени прибытии «сигар», началась и закончилась, героиновая «паника» в Нью-Йорке продолжалась. Полиция не могла определить, сама ли мафия вызвала этот кризис, прибегнув к этому часто используемому жестокому ухищрению, чтобы вызвать рост цен на наркотики, или крупные импортеры столкнулись с трудностями по ввозу груза в страну.

Детективы, занимавшиеся наркотиками, продолжали скрупулезно наблюдать за Пэтси Фукой, его семьей и помощниками и теперь очень часто оставались с ним круглосуточно. Поскольку приближались праздники, они чувствовали досаду, но, несмотря на Рождество, не могли себе позволить оставить Пэтси ни на минуту, чтобы не упустить возможность, на ожидание которой уже было затрачено столько сил.

В довершение всего в эту праздничную пору у Эдди Игана возникли особенные проблемы в отношениях с Кэрол Гэлвин. Прелестница постоянно пыталась уговорить его уделять ей больше времени, все настойчивее убеждая оставить «неблагодарную» работу и заняться вместе с ней собственным бизнесом. Игана стали расстраивать участившиеся споры на эту тему, но еще больше его беспокоила ее сильная тяга к материальному благополучию, преобладавшая над всем остальным. Особенно он был раздражен самым последним ее предложением. Однажды вечером она возбужденно рассказала, как пожилой посетитель «Таверны на Нассо», явно джентльмен со средствами, предложил купить для нее ночной клуб в Нью-Джерси! Иган упрекнул Кэрол за то, что она не дает себе труда поразмыслить, что означает подобное предложение, хотя бы и полученное от семидесятилетнего старика, и приказал забыть о нем. Но несколько дней спустя Кэрол поделилась с ним еще одной новостью – тридцатидевятилетний сын старика пригнал ей в подарок новенький «тандерберд»! Она радостно рисовала открывавшиеся возможности: Эдди уйдет из полиции и будет постоянно помогать ей управлять клубом. Что касается ее престарелого поклонника, то, как она это понимала, от нее требуется лишь иногда пить с ним кофе или время от времени позволять себя поцеловать. Ошеломленный Иган сначала потерял дар речи, а потом рассвирепел. Они снова поссорились, и в конце концов он ушел от нее. Но он не мог не вспоминать, как хорошо им было вместе.

Вернувшись в Париж из Монреаля, Жан Жеан не терял время даром и сразу связался с человеком, который за высокую плату выполнял для синдиката самую трудную и грязную работу. Франсуа Скалья, довольный, что его предусмотрительность будет вознаграждена так скоро, снисходительно выслушал Жеана, поставившего задачу – срочно доставить героин напрямую в Нью-Йорк, самый трудный для ввоза порт США.

Спрос на героин все рос, но полиция вела себя активно, при этом до Жеана доходили сообщения о жалобах некоторых крупнейших получателей в Америке на качество последнего груза, оказавшееся не столь высоким, как было обещано. Они хотели получить новую партию качественного товара, и как можно скорее. Жеан даже подумывал на этот раз для проверки качества направить в Нью-Йорк главного химика синдиката. Но первая и главная забота состояла в подготовке груза здесь. Есть ли у корсиканца идеи? В ответ Скалья посоветовал Гиганту успокоиться и как следует повеселиться на Рождество. Можно считать, что пятьдесят один килограмм героина уже доставлен в Нью-Йорк.

В четверг, 21 декабря, в телевизионной программе Жак Анжельвен объявил, что планы посещения США, где, по его словам, он собирается «узнать Америку и ее телевидение», окончательно сформировались. Он сообщил своей обширной и верной аудитории, что возьмет с собой в Америку роскошную новую машину, с помощью которой «увидит Америку как идеальный турист». Разумеется, он не упомянул о том, что его поездка в Америку перенесена на значительно более раннюю дату из-за настойчивых просьб Скальи. Расходы на перевозку автомобиля должны были составить 475 долларов, больше, чем его проезд в туристическом классе. Он знал, что, беря с собой новую машину, выполняет опасное «задание» Скальи, но за это в Нью-Йорке ему должны были выплатить десять тысяч долларов, сумму, превышавшую его годовой заработок.

Скалья сказал Анжельвену, что перед отъездом ему нужно всего лишь обеспечить доступ к «бьюику» на два дня. Он должен был оставить машину незапертой в указанном месте на Елисейских Полях и забрать ее оттуда же через сорок восемь часов. А оказавшись в Нью-Йорке, Анжельвен должен был поставить автомобиль в гараже отеля «Уолдорф-Астория» и не прикасаться к нему до разрешения. Так просто. По секрету Скалья сообщил, что он сам будет в Нью-Йорке примерно в то же время и обеспечит необходимое руководство и моральную поддержку. И за выполнение столь необременительной задачи 5 миллионов франков, или 10 тысяч американских долларов.

Согласно договоренности, 2 января 1962 года Анжельвен припарковал «бьюик» на Елисейских Полях и полетел на юг нанести нелегкий двухдневный визит семье. Вернувшись в Париж 4 января, он забрал машину, уложил вещи и направился на ней в сторону северного побережья, где в Гавре уже стоял океанский лайнер «Соединенные Штаты», отплывавший на следующий день. На ночь Анжельвен остановился в Руане, в «Почтовом отеле», где встретился со Скальей, и за обедом они снова рассмотрели «задание» Жака во всех деталях.

На следующий день наивному Анжельвену удалось напугать корсиканца. Заметив накануне вечером признаки неполадок в генераторе «бьюика», он встал пораньше и повел машину в гараж «Дженерал моторс» на другой край Руана, куда его направил швейцар из отеля. Когда Скалья проснулся и обнаружил отсутствие попутчика, он обратился к швейцару и, узнав, куда отправился Жак, как сумасшедший промчался две мили до гаража, спеша помешать механикам обнаружить в «бьюике» то, о чем им знать не полагалось.

Вечером в тот же день, 5 января, Жак Анжельвен отплыл из Гавра на борту парохода «Соединенные Штаты» с драгоценной «инвиктой» в грузовом трюме. Франсуа Скалья вернулся в Париж поездом.

Через тридцать шесть часов, 7 января, сам Скалья взошел на борт реактивного самолета «Эр-Франс» в Орли и полетел в Монреаль. Он остановился на ночь в отеле «Королева Елизавета», а позднее в частной квартире в районе Розмон встретился с Луи-Мартеном Морисом и Жаном Жеаном, прилетевшим раньше другим рейсом из Парижа. Следующим вечером Скалья поездом отправился в Нью-Йорк. Прибыв утром во вторник, 9 января, он зарегистрировался под именем Франсуа Барбье в отеле «Виктория», на углу Западной Пятьдесят первой улицы и Седьмой авеню.

Позднее в тот же день Жеан покинул Монреаль самолетом. В Нью-Йорке он остановился в отеле «Эдисон», на Западной Сорок шестой улице между Бродвеем и Восьмой авеню. Этот отель находился менее чем в шести кварталах от пирса номер 86 на Гудзоне, где следующим вечером должен был стать на якорь флагманский корабль пароходных линий США.

С самого начала путешествие на борту «Соединенных Штатов» показалось Жаку Анжельвену довольно неприятным. Отплытие парохода из Гавра задержалось на шесть часов, и пассажиры получили возможность поесть лишь далеко за полночь. Жак попал в одну каюту туристического класса вместе с еще двумя пассажирами, одним из них был немец, к которому он почти сразу испытал неприязнь. Среди 1500 пассажиров было очень немного французов, большинство оказалось американцами, и Жак ужаснулся от того, насколько они были безразличны к элегантности. Ничем не примечательна была еда, за исключением обильного англосакского завтрака, правда, поскольку мысли Жака все чаще обращались к его собственному здоровью, он решил, что американский обычай пить воду за едой может благотворно повлиять на печень.

В небольшой, тесной каюте Анжельвен в полной мере испытал клаустрофобию и спал беспокойно. Растущее раздражение усугублялось напыщенным соседом-прусаком, имевшим привычку каждое утро вставать в шесть часов утра и неизменно будившим Жака, как только его наконец охватывала дремота. После немца и ненавязчивого сервиса наиболее сильно его раздражала, как он сформулировал, чрезмерно еврейская атмосфера на пароходе. Казалось, что еврейские религиозные службы шли здесь непрерывно.

Анжельвен встретил юную француженку по имени Арлетт, которая хотя и не была особенно миловидной, но все же выглядела вполне прилично, чтобы привлечь его внимание. Но переполненный туристический класс делал непрактичным развитие их отношений дальше начальной стадии.

Таким образом, Анжельвен был вынужден ограничивать себя письменным столом в холле, где он набрасывал в дневнике заметки о разочарованиях этого путешествия и мысли по поводу его планов в Нью-Йорке. Он поклялся, что обратно поплывет первым классом. Тогда он сможет себе это позволить.

В Нью-Йорке в ту неделю информаторы начали передавать в полицию слух о не менее чем пятидесяти килограммах героина – «качественной наркоты», – которые могли попасть на улицы в течение нескольких дней. Приблизительно в то же время детективы, находившиеся вокруг – а часто и внутри – лавки Пэтси Фуки в Бруклине, начали отмечать повышение частоты визитов многих неприятных типов, известных своими интересами в сфере наркобизнеса. Некоторые из них, как было замечено, передавали Пэтси деньги. Судя по этой картине, готовилось довольно крупное дело.

Ближе к вечеру, 9 января, детектив Сонни Гроссо, одетый в белый халат, вошел в закусочную Пэтси. Иган находился по другую сторону от Бушвик-авеню, на обычном посту в больнице Святой Екатерины. Сонни остановился у стойки и сказал стоявшему рядом с кассой старику, тестю Пэтси:

– Кофе, жареный пирожок и пепси навынос.

Сам Пэтси сидел у стола в задней комнате, положив локти на стол, и хлебал суп. В ролях «врачей» Сонни и Эдди в последние три месяца бывали в магазине так часто, что даже стали обмениваться с Пэтси приветствиями. Вот и теперь, проходя к телефону в задней части магазина, Сонни помахал рукой, а Пэтси кивнул в ответ.

Именно в тот момент, когда Сонни протянул руку к одному из телефонных аппаратов, тот зазвонил. Автоматически он снял трубку с рычага:

– Алло?

– Bongiorno, Pasquale[12], – послышалась звучная итальянская речь.

– Кого нужно?

– Паск… Пэтси, пожалуйста. – По-английски человек говорил с сильным акцентом.

– А, да-да. Одну минуту. – Сонни заглянул за занавеску в каморку, где сидел Пэтси, поглощенный своим супом. – Вас к телефону.

Пэтси вышел и взял трубку, а Сонни отошел к полке с журналами. Разговор у Пэтси был недолгим, он больше слушал, отвечая мычанием. Затем Сонни услышал, как Пэтси сказал по-итальянски:

– Ладно, увидимся, – и положил трубку.

Когда Сонни вернулся к телефону, чтобы позвонить, Пэтси говорил тестю:

– Завтра обязательно будь здесь, папаша. У меня дела почти на весь день.

Глава 7

Бюро по борьбе с наркотиками Управления полиции Нью-Йорка занимало третий и четвертый этажи старого, принадлежавшего 1-му участку здания на короткой и узкой улочке Олд-Слип, у юго-западной оконечности Манхэттена, в нескольких кварталах от финансового района. Фактически улица Олд-Слип представляла собой две параллельные улицы, идущие с востока на запад, длиной по два квартала каждая, соединявшие протянувшиеся вдоль Ист-Ривер улицы Уотер-стрит и Саут-стрит и разделенные еще более узкой Фронт-стрит. Полицейский участок номер 1 заполнял небольшой квадратный квартал в части улицы, находящейся ближе к реке. Это было угрюмое строение из серого камня, датируемое по крайней мере временем смены столетий. Во всех его комнатах, отделанных темными деревянными панелями, были высокие потолки, стены покрывала выцветшая зеленая штукатурка, и вместе со скудно обставленным залом для собраний с поцарапанным деревянным полом они сразу же производили впечатление полицейского участка из фильмов тридцатых годов. На первом этаже, напротив главного входа, располагалась деревянная стойка высотой по пояс, за ней находился высокий, массивный стол, за которым неясно вырисовывались голова и плечи сержанта в синей форме, пристально разглядывавшего каждого посетителя несчастными глазами, будто он уже видел его не один раз и не желал никогда видеть снова. Остальная, скрытая из поля зрения часть первого этажа была разделена на помещение со шкафчиками патрульных полицейских, оружейную комнату, кабинеты, комнаты для допросов и камеры заключенных. Скрипучая деревянная лестница с тяжелыми перилами из красного дерева вела к комнатам детективов участка и пистолетному тиру на втором этаже. На лестничной площадке второго этажа висел топорно выполненный черно-белый плакат «БЮРО ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ», с указывавшим вверх по лестнице пальцем.

1 Марис Роджер (1934–1985) – американский профессиональный бейсболист, получал звание «самого ценного игрока» в 1960 и 1961 гг.

2 Простофиля, простак (англ.).

3 «Связные» – крупные торговцы наркотиками.

4 Стикбол – уличная игра с мячом и палкой.

5 Димаджио Джо (1914–1999) – профессиональный американский бейсболист, один из лучших игроков за всю историю. Избран в «Бейсбольный зал славы».

6 Мантл Мики (1931–1995) – профессиональный американский бейсболист. Избран в «Бейсбольный зал славы».

7 Независимая корпорация, созданная в 1921 г. по соглашению между штатами Нью-Йорк и Нью-Джерси для развития и эксплуатации средств торговли и транспорта в районе, охватывающем север штата Нью-Джерси и город Нью-Йорк. Под ее юрисдикцией находятся аэропорты, автобусные вокзалы, морские порты и вертолетная станция. Администрации порта принадлежали башни-близнецы Международного торгового центра, разрушенные нападением террористов 11 сентября 2001 г.

8 Дженовезе Вито (1897–1969) – с 1930-х по 1950-е гг. один из наиболее могущественных руководителей американского преступного синдиката, оказывавший влияние на его деятельность даже из тюрьмы.

9 Лучано (Лаки) Сальваторе (1896–1962) – самый могущественный глава американской организованной преступности, продолжавший руководить ввозом наркотиков в США из тюрьмы и из Италии, куда он был выслан в 1946 г.

10 Руни Мики – американский актер кино и театра. Впервые появился на сцене в возрасте 17 месяцев.

11 В декабре 1965 г. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками при содействии сотрудников таможни США и местной полиции в Колумбусе, штат Джорджия, захватила более 200 фунтов героина, доставленных из Франции в морозильной установке, и арестовала четырех человек. В апреле 1968 г. федеральные агенты с помощью полиции города Нью-Йорка снова конфисковали более 200 фунтов героина, спрятанных, что интересно, во французском автомобиле, оставленном на пирсе Манхэттена. В последнем случае, однако, в правоохранительных органах, по-видимому, произошла утечка, поскольку, в отличие от дела, рассматриваемого в этой книге, никто не предъявил прав на груз и никто из главных преступников не был схвачен.

12 Здравствуй, Паскуале (ит.).

Продолжить чтение