Не морозь меня!

1. И Я НЕ ПОНИМАЮ, ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ

Снег, снег летит навстречу. В свете фар он закручивается в спиральные вихри, гипнотизирующие, затягивающие. Я смаргиваю и, к своему удивлению, ощущаю, что по щеке катится капелька. Она не может быть слезой, не имеет права. Это невесть как попавшая в машину снежинка, или просто показалось.

Прихожу в себя – подобные уходы от реальности могут оказаться довольно опасными при движении по кольцевой дороге на скорости 130 км/ч. И сколько времени я уже еду так, в режиме автопилота, унесенная мыслями в абсолютное никуда, ничего не видя и не слыша? Пытаюсь понять, проехала ли я уже свой съезд и если да, то как давно, начинаю разбирать слова песни, звучащей по радио:

– Я не понимаю зачем я здесь

На этой улице, в этом городе,

Под этими небесами?

Строчки песни ложатся разметкой на дороге, и я держусь за них. Так, уцепившись взглядом за точку на горизонте, можно удержать равновесие, стоя на одной ноге. Надежнее опоры, к сожалению, в моем распоряжении нет.

Сознание вытягивается в струнку, готовое нырнуть в омут депрессии и безнадежности, полностью подписываясь под наполненными отчаянием словами. Стоп! Никаких прыжков! Щелчок, и под ритмичный грохот рока выдрессированное настроение переключается на другую волну. Я беру себя и автомобиль под полный контроль, безжалостно прогоняя последние сентиментальные мысли, осмелившиеся растревожить душу. О том, как рано нынче выпал снег. И о том, что уже наступила вторая зима…

Принимаюсь лавировать в потоке скопившихся на съезде машин, влезая в ряды с уверенностью, граничащей с наглостью, не обращая ни малейшего внимания на редкие сигналы автомобильного недовольства. Кто-то может себе позволить стоять по часу в пробках по дороге на работу, а мне надо быть вовремя, и даже на пару минут раньше.

Прошлую зиму я встретила с мрачным восторгом, она как нельзя более отвечала душевному состоянию. Холод в душе не мог сравниться ни с какими морозами. Поначалу я то и дело мысленно возвращалась в то запредельное лето, но северные ветры превратили эти воспоминания в острые колющие льдинки, и однажды рано утром в кромешной тьме, откапывая машину из сугроба, я уже и сама не поверила, что все это было наяву.

Я ведь даже поплакать о нем не могла – ну как можно убиваться по парню из параллельного мира? С тем же успехом можно страдать по герою фильма, а я даже в подростковом возрасте себе такого не позволяла.

По инерции дожила до весны, путаясь в снах и яви. С первыми весенними лучами меня обуяла тревожная жажда действия и в течение последующего полугода я развила прямо-таки сверхъестественную активность. Во-первых, сочтя период «чайника» завершенным, поменяла машину. Хватит быть невидимкой на дороге! Удачная продажа верного хэтчбэка, плюс помощь родителей и кое-какие собственные сбережения, и вот я счастливая обладательница вполне себе приличного паркетника. Вдохновленная сим успехом, я заявилась к руководству, и заявила, что мои компетентность и работоспособность стоят на рынке труда куда больше, чем они их оценивают сейчас, а за три года, отработанных в данной компании, единственный рост, который я переживаю – стабильное увеличение объема работы, которое никоим образом не сказывается ни на зарплате, ни на карьере. Руководство резко погрустнело и попросило недельный тайм-аут на раздумья, по прошествии которого мне со скрипом выжали пятипроцентную прибавку. «Вы же знаете, у компании сейчас не самые легкие времена». Еще бы, гендиректор только что поменял свой неприлично прошлый Порш на последнюю модель, а финансовый был в разгаре отделки загородного особняка. Я улыбнулась, не выходя из кабинета настрочила заявление об уходе, и уже на следующий день была на собеседовании у конкурентов, которые давно намекали, что столь ценный сотрудник будет у них очень даже нелишним, разглядев мои деловые качества непосредственно в ходе множества сделок. Так что обсуждали мы в основном то, что они мне готовы были предложить. А я хотела хорошую зарплату, уважаемую должность и, кроме того, солидный кредит под мизерные проценты, ибо сочла, что пора бы и улучшением жилплощади заняться.

Слегка ошалев от собственной нескромности, я без особой надежды ждала звонка от потенциальных работодателей, и, как это ни удивительно, все-таки дождалась. Оказалось, моя залихватская целеустремленность была положительно оценена, именно такого человека они и искали, когда смогу приступить?

И я приступила. Принимала дела, вникала в новые обязанности, привыкала руководить собственным, пусть и небольшим, отделом. Частенько приходилось засиживаться допоздна, доводя проекты до совершенства, надо же было доказывать, что я стоила собственных запросов. А по выходным встречалась с агентом по недвижимости, моталась по городу, просматривая варианты квартир. Мне приглянулась двушка в зеленом районе, естественно, очень далеко от работы, но зато близко к выезду на кольцевую автодорогу. Квартира была с удачной планировкой, но совершенно «убитая», так что после оформления встречной купли-продажи я перебралась к родителям и погрузилась в чарующий мир ремонта. Ремонт весьма способствовал укреплению граней реальности, своей грубой материальностью убеждая в том, что из всех законов мироздания самый незыблемый – закон Мерфи.

За всеми этими заботами время летело бешеным галопом, перемахивая недели, как невысокие барьеры, и вдруг споткнулось об октябрь, а затем окончательно завязло в ноябре. Я как раз поставила решительную точку в ремонте, что стало возможным только после угрозы строителям начислять пени за каждый день сверх очередного передвинутого срока, а то, похоже, они у меня зимовать собрались. Переехала за два дня, и, сидя на новеньком диване в окружении коробок, пакетов и тюков, с бокалом шампанского в руке и верным Шариком под боком с удовлетворением обозревала свежеоклеенную гостиную, освещенную люстрой с сотней лампочек-звездочек, и чувствовала… нарастающую тревогу. Вот я и достигла поставленных целей, и что теперь? Теперь полагалось получать удовольствие от достигнутого, а я почему-то совершенно не была способна радоваться тому, во что было вложено столько времени, денег и сил.

Тем временем в окно заглядывала ноябрьская тьма, и теплый уютный свет не мог прогнать ее. Она словно лилась в комнату, скапливаясь лужами в углах и тенях от предметов. Я задернула занавески и решительно опрокинула в себя бокал для храбрости, но пузырьки разбежались мурашками по телу. Хотелось забиться в шкаф, в самый дальний уголок, и там безнадежно скулить, оплакивая свою несбывшуюся жизнь. Но этот вариант пришлось отмести, как совершенно не приличествующий разумной взрослой женщине.

Вот так с приходом ноября в душу прокралась тревога. За безрассудство белых ночей предстояло платить почти суточной темнотой, которую не способны были разбавить жидкие серые дни. Я ехала на работу и возвращалась домой во мраке, дневной свет видела лишь в офисном окне. Голые деревья и грязь на улицах тоже не способствовали оптимизму. Постепенно тревога превратилась в постоянное чувство страха, которое теперь всегда было со мной, не позволяя расслабиться ни на минуту.

Я панически боялась вечеров с их слепыми темными окнами, сквозь которые шпионило безжалостное и неотвратимое Ничто. «Вы были измерены и взвешены…» Казалось, мне был уже вынесен приговор, и я в ужасе дожидалась его исполнения. А ночами мучилась то бессонницей, то обрывочными утомительными и бессмысленными кошмарами. Когда подобные ночи накапливались, я сваливалась, вымотанная и обессилевшая, и спала мертвым сном по десять часов подряд, а потом все повторялось снова.

Тогда я поняла, какое это страшное проклятие: «чтоб тебе пусто было». Пустота в душе гложет изнутри, и ты превращаешься в свою тень. Есть несчастные люди, лежачие больные, неспособные даже пошевелить пальцем, но все при этом сознающие и чувствующие. А я как раз наоборот, развивала бурную физическую деятельность, но при этом оставалась «овощем» в области душевных движений. Тем более, что поговорить по душам было не с кем.

Макс в конечном счете принял судьбоносное решение пойти по стопам отца и очень скоро оказался определен в дальние края на неизвестный срок (более точно он сообщить не смог из-за строжайшей секретности проекта).

– Это ведь совсем не то, чего ты хочешь, – сказала я ему на прощание.

– Можно подумать, ты делаешь то, что хочешь, – мрачно ответил он. – От судьбы не уйдешь.

С Варварой у них так и не срослось. Наверное, и ее двойнику чего-то не хватало. Или, наоборот, было чего-то слишком много. Так или иначе, но дальше первого свидания дело так и не зашло.

Поначалу я очень по нему скучала, но потом поняла, что в конце концов все к лучшему. С ним я непременно расклеивалась, срываясь на воспоминания, и тонула в сожалениях. Зато Костя всегда был где-то поблизости. Ничего не требовал, не спрашивал, просто был. Спокойный, уверенный и отрезвляюще циничный.

В первый раз после возращения «оттуда» мы встретились на проводах Макса. Он был вежлив и сдержан, словно одноклассник, с которым не виделись лет пять. Но через пару недель позвонил, сообщил кое-какие новости о Максе. Оказалось, тот таки попал на историческую родину. Отношения нашей страны и африканских государств вышли на новый уровень, и Максу предстояло возводить электростанции, являясь важным винтиком госкорпорации. Мы поговорили о нем, потом переключились на то, у кого что нового. А так как у меня нового был целый воз, да и у Кости накопилось на тележку, обоюдно порешили обсудить все под кофе. Потом как-то раз сходили в кино. После каждой очередной встречи он исчезал недели на две-три, так что никому, а особенно мне, и в голову бы не пришло, что он за мной «ухаживает». Его деловитость и хладнокровие были для меня спасательным кругом. Для него держать эмоции под контролем было абсолютно естественным, и я училась у него. Училась жить в черно-белом мире.

А с наступлением моего ноябрьского кризиса Костя стал просто необходим, хотя себе я бы в этом никогда не призналась. Любыми ухищрениями я старалась не проводить дома вечера. Заезжала лишь захватить Шарика и отправлялась куда угодно и с кем угодно: с коллегами по работе, студенческими подругами, школьными друзьями. Короче, с тем, кто под руку подвернется. Костя подворачивался чаще всех.

Так было и в тот вечер. Я ехала домой, заранее боясь темных окон и не желая туда ехать. В понедельник сложнее всего найти компанию, начало недели, у всех и так дел хватает. Но тут зазвонил телефон, и Костя, вклинившись через громкую связь в жизнеутверждающие обещания Короля и Шута разбежавшись, прыгнуть со скалы, бодро поинтересовался, чем я собираюсь прямо сейчас заняться.

«Повеситься», – мрачно подумала я, но вслух, конечно же, сообщила, что ничем особенным.

– Тогда заезжай ко мне! Вышел новый сериал в стиле «готическое фэнтэзи», как раз, как ты любишь. Закажем суши и посмотрим.

Несколько мгновений я колебалась, но до того времени, когда можно будет лечь спать, вернее, мучиться бессонницей, было еще целых пять часов.

– Давай лучше ты ко мне, – наконец, решила я. – Дома Шарик один.

Костя привез бутылку кальвадоса, со смехом объяснив, что это ему подарили какие-то друзья по совместному отдыху в Турции, который имел место неизвестно сколько лет назад, и с которым было связано множество курьезов.

Темнота в предвкушении ухмылялась в окно, словно знала все заранее. А я, неожиданно прозрев от непривычно крепкого алкоголя, вдруг поняла, что Костина беззаботная болтовня – лишь притворство. Он смеется своим историям, а сам тревожными глазами все следит за мной, все ждет от меня чего-то. И когда он оказался рядом, так близко, что я увидела отражавшуюся в его глазах ноябрьскую тьму, я осознала, что он вовсе не спасательный круг, а тот самый камень на шею.

В два часа ночи я сидела у окна, завернувшись в плед, и смотрела, как первый снег накрывает землю погребальным саваном. Становилось гораздо светлее, и, наверное, веселее, но мне казалось, что погребают меня, и теперь уже точно ничего не будет.

– Не упрекай себя, – послышался ровный Костин голос из глубины спальни. – Он что, клялся тебе в любви и верности? Уверен, что нет, как и ты ему.

«Нет», – подумала я, чувствуя, как в глазах вскипают слезы. «Не успела».

– Вот что! – он подошел ко мне, присел рядом и приподнял мне подбородок, заставив поглядеть на себя. – Выходи за меня.

– Ты что же, решил, что, как честный человек, теперь должен на мне жениться? – расхохоталась я ему в лицо. – Открою тебе секрет, что секс по пьянке перестал быть причиной для свадьбы еще в прошлом веке.

Жестким рывком он поставил меня на ноги и тряхнул за плечи.

– Думаешь, я не вижу, что с тобой происходит? Сначала пыталась переделать за год то, на что другим нужна целая жизнь, потом впала в депрессию. А после этого бросишься во все тяжкие и примешься делать глупости. И, несомненно, выскочишь замуж за первого встречного, – он успокоился, заботливо поправил плед и властно привлек меня к себе. – Так пусть этим первым встречным буду я.

– Я могу хотя бы подумать? – пробормотала я.

– Подумай, – согласился он, и вышел из комнаты.

– Что делать? – тихо спросила я у Шарика, который как раз вылез из-под кровати и смотрел на меня крайне укоризненно.

В самом деле, какая разница, если собственная жизнь стала для меня досадной обузой? Будучи человеком ответственным, я никогда не позволю себе даже думать о том, чтобы с ней покончить. Я бы готова предложить ее кому-нибудь другому – алё, тут жизнь есть непрожитая, довольно молодая, здоровая, с перспективами. Но только вот не знаю, как и с кем подобные сделки оформляются, так что, видимо, придется как-то справляться самой.

– Я согласна, – громко произнесла я.

– Я рад! – откликнулся он.

Ни слова о любви не было сказано.

Тот первый ноябрьский снегопад растянулся на сутки, повергнув город в транспортный коллапс. Мгновенно выросли высокие сугробы и очереди на шиномонтаж. Снег оборвал провода, засыпал дворы и крыши, балконы и воспоминания о лете. Город погрузился в привычный промозглый полумрак и будто бы вздохнул, засыпая.

2. ТО ЛИ МНИТСЯ МНЕ, ТО ЛИ ЧУДИТСЯ

Ох уж эта зима. Холодно так, что непонятно, как вообще жить. Влажно или морозно, снежно или ветрено, холод пробирает до костей и вымораживает все мысли и чувства. Всякие там мороз и солнце, лыжи и коньки – это не для меня. Я могу только передвигаться небольшими перебежками от машины до дверей. Еще три месяца зимы можно было бы вытерпеть, но целых полгода, когда снег выпадает в ноябре, а окончательно тает лишь в апреле! Это такая жуткая несправедливость, что я бы вышла на митинг против зимы, если бы только это помогло.

Я была очень занята: пыталась осознать, что я теперь Костина невеста, а в перспективе жена. События развивались со стремительностью и неотвратимостью снежной лавины. Как-то само собой решилось, что свадьба будет весной, и ресторан был уже выбран, и моя квартира наполнилась свадебными каталогами, которые надо было просмотреть. Но я никак не могла отделаться от чувства, что все происходит будто бы параллельно, не затрагивая лично меня.

Так как Костины родители по уровню занятости могли бы соперничать лишь с президентом, первое представление произошло на территории моей семьи. Мама поначалу впала в ступор, когда на пороге возникла безнадежно незамужняя дочь в сопровождении кавалера, да еще какого! Однако она быстро пришла в себя и в лучших традициях маменьки из романов Джейн Остин усадила Костю пить чай, а затем тонко, с изяществом английской разведки выпытала у него все важные детали биографии и планы на жизнь. При этом я узнала немало нового о человеке, за которого, вообще-то, собиралась замуж. Вопрос о браке всплыл на третьей чашке чая. «Жениться-то пока не думаете?» – невинно осведомилась родительница, маскируя за шутливым тоном отчаянную надежду. И тут вместо того, чтобы поперхнуться, закашляться и заюлить, кавалер спокойно отставил чашку и сообщил: «я сделал вашей дочери предложение, и она его приняла». Мама оторопела, не поверив своим ушам, а когда поверила, не смогла скрыть восторга. Обычно немногословный папа прокашлялся и осведомился о причинах нашей поспешности. В ходе экспрессивного обсуждения, во время которого все говорили одновременно, я уточнила, что не беременна, мама заявила, что после того, как я столько лет не торопилась замуж, теперь не грех и поспешить, а Костя с присущей ему дипломатичностью успокоил всех, предложив выбрать дату для свадьбы. После этих слов мама включила режим тещи, и медовым голосом предложила потенциальному зятю проследовать в гостиную на принудительно-обязательную демонстрацию моих детских фотографий и выпускных альбомов, а мы с папой, как самые слабонервные, остались на кухне допивать чай.

– Ты действительно хочешь выйти за него замуж, лапуля? – ласково спросил папа. – Парень он вроде толковый, только будто немного сухой.

Задушевные беседы отца с дочерью были в нашей семье не приняты, и нам обоим было неловко. Я замялась, но видимо, папе был важен мой ответ, и он добил:

– Вы любите друг друга?

Ах, если бы можно было, как в детстве, разрыдаться и признаться, что все это нечаянно получилось, и что я больше так не буду. Но детство давно кончилось и за свои слова и поступки надо было отвечать по-взрослому, поэтому я улыбнулась, потрепала отца по руке и бодро соврала:

– Конечно, папуля, мы любим друг друга. И я очень хочу выйти за него.

В обязательной декабрьской суматохе, когда всем непременно нужно успеть завершить все дела до конца года, свадебные заботы слегка потерялись. Я наконец-то перевела дух и словно посмотрела на себя со стороны. Пусть я и не была восторженной невестой, представляющей семейную жизнь исключительно в радужном свете, тем не менее все казалось разумным и логичным. Ведь надо признать, Костя – отличная партия, и вряд ли мне когда-нибудь подвернется лучший вариант. А то, что он не слишком эмоционален, лишь к лучшему, так как излишняя чувствительность и впечатлительность мне добра не приносит. По всему выходило, что нас ждет идеальное, правильное, точно рассчитанное будущее.

После той единственной ноябрьской ночи наши отношения будто и не изменились, только больше тем для общения появилось в связи с предстоящей свадьбой и планами на будущее. Правда, порой его воззрения относительно моей роли в этих планах ставили в тупик своей категоричностью. То он показывал машину, которую планировал мне купить, то невзначай заводил разговор о возможном переходе в его компанию, или напоминал, что пора бы дать объявление о сдаче моей квартиры в аренду, чтобы найти заранее жильцов. Понемногу приходило осознание, что та жизнь, которую я выстроила сама, подлежит кардинальным изменениям, и все мои личные достижения обесценятся на фоне того, что даст мне брак. Впервые за долгое время я начала понимать, что не такая уж она и плохая, моя жизнь, которую я совсем недавно готова была кому-нибудь подарить просто так.

Переломным моментом оказался новогодний корпоратив, которого не было. Дело в том, что наше руководство порешило, что пить кубинский ром лучше всего на исторической родине напитка, и проинформировало, что наступление нового года будет отмечать без преданного коллектива. Коллектив обиделся, но, получив тринадцатую зарплату, воспрял духом и вознамерился немедленно начать праздновать, хотя была лишь середина декабря. Было решено отправиться в клуб и вдоволь повеселиться. Изначально я участвовать в совместном веселье не планировала, но коллеги стали активно зазывать, и я неожиданно для себя самой согласилась.

Так же неожиданно после третьей порции коктейля «Куба Либре» (мы подхватили тему) во мне прорезался эстрадный талант, и я уже лихо подпевала в караоке под «Ленинград», а потом уже и запевала на бис. К тому моменту, когда все уже напелись и напились, на моем телефоне оказалось одиннадцать неотвеченных звонков, все от Кости. Голос в трубке был крайне раздраженным.

– Почему не отвечаешь? Ты где?

– В «Баунти». У нас корпоратив, – растерялась я.

– А почему мне ничего не сказала?

– А разве я должна… – начала я, но Костя не дал договорить:

– Я сейчас за тобой приеду.

Я бросила телефон на стол, не понимая, что это сейчас такое было.

– Бойфренд звонил? – понимающе спросила одна из сотрудниц.

– Жених, – с досадой брякнула я.

Слово-не-воробей полетело над застольем, вызывая восторженные ахи-вздохи и пожелания счастья в брачных узах, а я тем временем ощутила, что эти самые узы вот-вот петлей затянутся у меня на шее.

Костя ворвался в клуб, как торнадо. Надо заметить, очень стильное и уверенное в себе торнадо. На скорую руку очаровал женскую часть коллектива, отказался выпить за знакомство с мужской и на корню пресек робкие возгласы «Горько».

– Нам пора, – категорично заявил он.

Не желая устраивать сцену на публике, я сделала вид, что все так и планировалось, распрощалась и проследовала за женихом, спина которого быстро удалялась в толпе. Спеша за ним и внутренне кипя от возмущения, проговаривая про себя все, что собиралась высказать наедине, в районе барной стойки я остановилась, как вкопанная, от слов, произнесенных капризным женским голосом:

– То, что вы называете Манхэттен, не имеет ничего общего с тем коктейлем, который подают в Нью-Йорке!

Мой взгляд пробежал снизу вверх: высоченный каблук, блестящие обтягивающие брюки, короткий вышитый бисером топ, волосы, убранные в высокий хвост – это была Диана. И эта самая Диана выплеснула содержимое своего бокала на бармена под одобряющие возгласы компании «золотой молодежи». Охранники, бывшие свидетелями инцидента, нерешительно переминались возле бара.

– Я же говорил, что это не клуб, а дыра! – неожиданно высоким голосом заявил один из спутников девушки, лощеный длинноволосый парень. – Пойдем отсюда!

Диана развернулась и столкнулась со мной, изображающей соляной столп и, полагаю, отчаянно таращившейся на нее.

– Сборище фриков, – брезгливо проговорила она, пока кавалер накидывал ей на плечи шубку.

На выходе из зала она встретилась с Костей, который тоже не смог скрыть удивления. Девушка беззастенчиво скользнула по нему взглядом и кокетливо улыбнулась, проходя мимо.

Надо отдать должное Костиному самообладанию, он быстро вывел меня из клуба и через несколько минут мы сидели в машине.

– Это была Диана, – наконец смогла проговорить я.

– Да, я заметил, – спокойно подтвердил он. – Мир тесен.

– Но она такая… капризная и высокомерная. Бармена коктейлем облила.

– Та Диана, которую ты знала в Заречье, тоже тебе не сразу понравилась, – усмехнулся Костя, выруливая на шоссе.

– Это потому что… – начала я, и осеклась.

– Потому что ты думала, что она встречается с Данилой, – бесстрастно договорил Костя.

Я отвернулась и стала смотреть в окно. Я бы хотела никогда не начинать этого разговора. Всё, что было, должно быть похоронено на самых дальних задворках памяти, как совместно совершенное преступление.

– Катя, на будущее, предупреждай меня о своих планах.

Погруженная в мысли о параллели, я стала медленно закипать:

– В смысле – сообщать, с кем и куда я иду?

– Именно так, – кивнул он. – Думаю, как будущий муж, я имею право это знать, чтобы не обрывать телефон и не привлекать к твоим поискам дополнительные ресурсы.

– То есть следить и проверять? – взорвалась я. – Да ты сегодня себя повел как восточный муж, вывел меня из-за стола на глазах у коллег.

– Я всего лишь беспокоюсь о тебе, – Костя нашарил мою руку, но я сердито выдернула ее. Отлично, мы еще не поженились, а он уже пытается меня контролировать.

Когда мы подъехали к моему дому, я вылетела из машины, не прощаясь, и как следует хлопнула дверью. А дома, остыв и успокоившись, в конструктивном диалоге с Шариком пыталась разобраться в ситуации. Что меня так раззадорило? Контролировать и управлять – это как раз в характере Кости. Еще удивительно, что он только сейчас себя проявил. Не хотел давить… слишком рано. В конце концов, выстраивать отношения – задача непростая, но при одной мысли о том, что он в качестве мужа теперь всегда будет решать, что лучше для меня, внутри всё восставало, как необъезженный конь.

Да еще эта невероятная встреча с Дианой! Как отличалась эта дерганая мажорка от моей деревенской подруги. В жизни этой девушки не было Заречья, верного Данилы, любимого Никиты. Значит, вот какая дорога у нее в этой реальности. Думаю, она своей судьбой вполне довольна и многие могут ей позавидовать: прожигает жизнь, проматывая папино состояние. Но мне она показалась искаженным отражением той, другой Динки из параллели. Мысли перешли на мою ситуацию – а какой стану я? Именно сейчас я принимала одно из важнейших решений в моей жизни, то, что Костя называл ключевым решением, когда-то объясняя теорию параллельных реальностей. И приняла его по инерции, от отчаяния и безнадежности. Меня, как вагончик, пустили по рельсам, и я продолжала катиться. Тоскуя по призракам, пытаясь заполнить душевную пустоту – все равно кем.

Надо наконец найти в себе смелость признать, что параллель осталась только в моих воспоминаниях, а в нашей реальности нет ни Заречья, ни Данилы, ни Дианы с Никитой. Их двойники существуют в моем мире, но это люди, похожие на них лишь внешне. Их личности и жизни сложились абсолютно по-другому. Возможно, что там, в параллели, нас будто и не было, и все воспоминания о нашем пребывании рассыпались в прах. Но это не значит, что в прах я должна обратить и свою жизнь, ведь она у меня одна, по крайней мере та, о которой достоверно известно. И нельзя ее тратить на брак, заключенный от безысходности. Свою дорогу я выберу сама, и пусть она будет не самой простой и комфортной.

Решено, завтра же поговорю с Костей, и отменим этот фарс. Уверена, что как разумный человек, он порадуется тому, что я готова вернуться в реальность и принять ее, и не будет чувствовать себя обязанным подставлять дружески-супружеское плечо.

На следующий день по пути на работу я мысленно репетировала предстоящий разговор с Костей. В голове все складывалось неплохо: Костя со мной полностью соглашался, и мы оставались добрыми друзьями. Однако подсознательно понимала, что вряд ли все сложится так гладко. Двигаясь по сантиметру в неизменной пробке возле станции метро, я рассеянно поглядывала в окно на потоки людей, втекающие и вытекающие из стеклянных дверей. Входящие и выходящие сталкивались и перемешивались, а среди них крутились цыгане. В основном женщины неопрятного вида, в ярких головных платках и поношенных, словно с чужого плеча, куртках, из-под которых виднелись неизменные цветастые юбки, волочащиеся по снежной грязи. Пассажиры старались обходить их, но они то и дело приставали к кому-нибудь, окружали, начинали разом говорить, выпрашивать, предъявляя разновозрастных чумазых детей.

Я досадливо покачала головой: и куда только наша доблестная полиция смотрит? Оказалось, полиция смотрела, куда надо. Сразу с двух сторон к попрошайкам проталкивались блюстители порядка. Цыганки, как по команде, кинулись врассыпную, растворяясь в толпе. Полицейские притормозили, озираясь. Заинтересовавшись, я поискала глазами того, кто мог дать команду к стратегическому отходу, и увидела пожилую цыганку, у которой из-под красного платка выбивались длинные седые пряди волос. Женщина внимательным взглядом окинула толпу, убедилась, что никто из ее племени не нарвался на неприятности, и, гордо встряхнув головой, неспешно двинулась к подземному переходу.

Поравнявшись с моей машиной, она глянула на меня и прожгла взглядом черных, как уголь, глаз. Время остановилось, перехватило дыхание, да так, словно за горло кто-то схватил. Это была Зара. Она быстро отвернулась и исчезла за парапетом.

В тот же момент я нажала на тормоз, стукнула по кнопке аварийной остановки, и, не обращая внимания на возмущенные гудки сзади, выскочила на улицу и кинулась вниз по переходу. Красный платок мелькал среди разнообразных шапок и голов, я не теряла его из виду ни на мгновение, лавируя в толпе и сталкиваясь с встречными пешеходами. Несмотря на мои отчаянные усилия, Зара удалялась. Я успела заметить, как она свернула на выход, и тоже стала проталкиваться на другую сторону по диагонали. Взбежала по лестнице вверх, заозиралась и снова заметила красный платок, движущийся вдоль ряда магазинчиков. Прибавила скорости, одним рывком нагнала цыганку, крикнула «Зара!» и схватила ее за плечо. И тут же отпрянула. Никакая это была не Зара. Хитроглазая женщина лет пятидесяти, смуглая до черноты, сверкнула золотым зубом и стала надвигаться на меня.

– Здравствуй, красавица, здравствуй, милая! Дай-ка я тебе погадаю. Вижу, счастье тебя ждет. Позолоти ручку, всю правду скажу.

Я отшатнулась, как от огня, замотала головой, и попятилась. Люди врезались в меня, ругались, постепенно оттесняя от цыганки. Я развернулась и пошла обратно к машине, пытаясь понять, что сейчас произошло. Неужели я обозналась? А может, Зара воспользовалась своими способностями и отвела мне глаза? Или это фантазии, вызванные вчерашней встречей с Дианой?

Выруливая на дорогу, я продышалась, посчитала до десяти. Необходимо пресечь всяческие поползновения памяти и воображения втихую договориться и устраивать мне подобные видения. До добра это не доведет, того гляди, сама-знаешь-кто начнет мерещиться. И это когда я только-только решила вернуться в действительность и оставить иллюзии.

Дабы утвердить свое решение, я позвонила Косте и договорилась встретиться с ним вечером. Костя воспринял предложение с энтузиазмом, ни словом не упомянув вчерашнюю ссору. Либо решил, что я все осознала, либо у него крайне отходчивый характер. Что же, вечером увидим, когда я объявлю о «разрыве помолвки».

Встреча была назначена в небольшом, но уютном ресторанчике на Староневском проспекте. Называлось это местечко «Гондола» и было посвящено воздухоплаванию. Стены, увешанные фотографиями и картинами с изображениями воздушных шаров, свисающие с потолка сети и канаты, и столики, оформленные плетеными заборчиками, на манер корзин. Я пришла пораньше и выбрала стол у окна, в стороне от других. Достаточно уединенно, чтобы поговорить по душам, но слишком публично для скандала.

Костя предупредил, что задерживается минут на пятнадцать – типично для него. Он, как всегда, спешил, и был очень занят. А когда приедет, наш разговор то и дело будут прерывать телефонные звонки, на которые надо непременно ответить. Работа для него всегда на первом месте. Интересно, а на каком месте я? Готовя фразы для предстоящего разговора, я вспоминала наши отношения. День нашего знакомства, когда он смело предположил, что в Заречье находится могила Рюрика. Как горели его глаза, когда он излагал нам с Максом «преданья старины глубокой». Его неловкое признание, неприязнь к Даниле. Как он спас Шарика из горящего дома. Какой будет его реакция, когда я скажу «извини, у нас ничего не получится»? Злость, разочарование, досада? Или кивнет спокойно и вычеркнет свадьбу из расписания?

Наконец, Костя появился. Энергично, с видом победителя прошествовал к столу, широко улыбнулся.

– Мне надо тебе кое-что сказать.

Я уж было решила, что он сам пришел к разумному и логичному выводу о неразумности и нелогичности нашего брака, но не тут-то было. Мне предлагалось порадоваться его успехам на управленческом поприще: на последнем совете директоров его кандидатура была утверждена на пост руководителя подразделения, и теперь он официально являлся частью высшего командного состава. В этой новой должности он чувствовал себя, как молодой военачальник, которому в первый раз доверили вести войско в решающее сражение, был полон планов и нововведений, и между прочим, заявил, что пора бы мне уже бросать заниматься ерундой и переходить работать к нему.

– То есть под твое непосредственное руководство? – уточнила я.

– Ну да, – подтвердил он. – Я знаю, что ты ценный сотрудник, и хочу сделать упор на мощное среднее управленческое звено. Естественно, гарантирую существенное повышение оклада, медицинскую страховку, оплату абонемента в спортзал…

– Костя, подожди! – перебила я его. – Сначала выслушай, пожалуйста, что я собираюсь тебе сказать.

– Я весь внимание, – снисходительно улыбнулся он.

– Мне кажется, мы с тобой поторопились, – несмело начала я.

– Да нет! – отмахнулся он. – Самое время переходить на новый уровень. На нынешнем месте тебе расти некуда, никаких перспектив.

– Я даже не знаю, чем твоя компания занимается, – нервно хихикнула я.

Парень откинулся на спинку стула, недоверчиво глядя на меня.

– Быть того не может. Ты серьезно?

– Как-то речь не заходила, – замялась я. – Но я вообще-то не о работе хотела поговорить, а о свадьбе.

– Считаешь, лучше перенести на лето?

– Считаю, что лучше ее вообще отменить! – выпалила я. Сообщать плохие новости по-хорошему я точно не умею.

До Кости постепенно дошел смысл услышанного.

– Почему? – растерянно спросил он.

Он вдруг разом утратил всю свою самоуверенность, будто на полном ходу налетел на глухое препятствие.

Действительно, почему? Я вздохнула, судорожно собираясь с мыслями, планируя говорить о том, какие мы разные, что та ночь была ошибкой, и закончить, выразив уверенность в том, что он, несомненно, найдет себе более подходящую девушку, лучше меня во всех отношениях.

Но вместо этого я произнесла банальнейшую фразу:

– Потому что мы с тобой не любим друг друга.

В ответ он лишь тоскливо вздохнул, и проговорил, ломая зубочистки одну за другой.

– Вернее, потому что ты не любишь меня.

Я удивленно подняла на него глаза, и увидела лихорадочный румянец на его щеках, и дрогнувшие губы. Ну почему для того, чтобы его эмоции пробились на поверхность холодной деловитости и сухого дружелюбия, должно произойти нечто исключительное?

Все пошло абсолютно не так, как я себе представляла. Теперь я чувствовала себя очень виноватой, жестокой и неспособной принести другому ничего, кроме несчастья. Я робко протянула руку и пожала ледяные Костины пальцы, а он вцепился в нее и прижал к своим губам с неожиданным жаром.

– Прости меня, – с трудом выговорила я.

Его взгляд я выдержать не могла и отвернулась в темное окно, за которым метель перемешивала вечерние огни. И вдруг почувствовала, что мои руки и ноги отнимаются, голова пылает огнем, а сердце проваливается в пятки и еще глубже. За окном, в гуще закручивающихся снежных вихрей стоял Данила. Его лицо менялось с каждым порывом ветра: радость, недоверие, разочарование. С очередным витком вьюги он резко развернулся и стал уходить, исчезая в снегопаде.

3. СКОЛЬКО ЛЕТ, СКОЛЬКО ЗИМ?

Я вскочила и, ни слова не говоря, выбежала на улицу. Костя даже вымолвить ничего не успел. Снаружи на меня набросился пронизывающий ветер. Не давая вздохнуть, засыпал колючими снежинками, растрепал волосы.

– Данила! – захлебнулась я криком, ветром и снегом. Пробежала в одну сторону, в другую, но он исчез бесследно, словно его и вовсе не было. Так был, или не был?

Я еще немного в растерянности постояла в квадрате света от ресторанного окна, и очнулась лишь когда на плечи накинули пальто.

– Не надо так переживать, – послышался успокаивающий голос Кости, и я позволила увести себя в тепло и свет, усадить на стул. Постепенно стала вслушиваться в то, что он говорил.

– Согласен, что наши отношения развивались не по стандартному сценарию. Но обещаю, что ты никогда не пожалеешь о своем согласии. Мы с тобой разумные люди, и совместно справимся с любыми сложностями. Так что давай не будем принимать поспешных решений.

Я с удивлением поглядела на Костю – о чем это он? И поняла, что моего крика с улицы он не услышал и решил, что я опрометью выскочила на улицу от переполнявших меня чувств. А значит, заявление об отмене свадьбы было просто нервным срывом, вызванным позволительными невесте волнениями.

Добравшись до дома, я еще долго смотрела, как за окном падает снег, пушистый и крупный, и такой густой, будто кто-то сидел на крыше и сыпал его из бездонных мешков. Прижимала лоб к холодному стеклу, стараясь таким образом призвать к порядку разум, который, похоже, совсем собрался покинуть мою буйную голову. Что ж, можно себя поздравить с полноценными галлюцинациями. Сначала Зара, а теперь, вполне ожидаемо, Данила.

Отчаявшись дождаться, когда я лягу спать, Шарик удобно устроился на моей подушке. Я присела на кровать, восстанавливая в памяти образ своего сегодняшнего видения. Похудевшее лицо, заострившиеся скулы. Розовый от мороза кончик носа – воображение не скупится на достоверность. Волосы будто короткие, мокрая от снега челка налипла на лоб, остальное скрыто темным капюшоном куртки. И выражение разочарования на лице – очевидно, подсознание играет на чувстве вины, которое я испытываю из-за Кости.

Я как следует потрясла головой в стремлении избавиться разом и от видений, и от воспоминаний, которые хлынули, как вода в пробитую плотину, и затопили в летних запахах, в солнечных лучах, в нежных глазах. Решительно отправилась на кухню и заварила прямо-таки убойный успокоительный сбор (уроки старой знахарки на пропали даром) и выпила целую кружку, морщась от горечи. Либо на работу просплю, либо впаду в летаргию. Ну и пусть.

Со столетним сном не сложилось, будильник оказался способным разрушить любое сонное заклятие. Спящей красавице бы такой – и разминулась бы со своим принцем на целый век. Прожили бы каждый свою жизнь, так и не узнав друг о друге.

После слишком большой дозы успокоительного голова была чугунная. Я допивала соответствующую чашку крепкого кофе, когда позвонил Костя.

– В городе адские пробки после ночного снегопада. На машине выезжать и не пытайся. Еду в такси, давай за тобой заскочу, доедем до ближайшей станции метро, – предложил он до отвращения бодрым голосом.

Я на секунду задумалась и согласилась. Как бы ни хотелось поступить как страус, спрятать голову в песок и понадеяться, что все само собой рассосется, вчерашний разговор надо закончить.

Декабрьское утро ничем не отличается от ночи. Та же беспроглядная темнота и отсутствие надежды на рассвет. Возле дома царило оживление. Автовладельцы откапывали машины, откопавшиеся пытались выехать, буксовали, выталкивали друг друга. Моя машина лишь угадывалась под огромным сугробом, и я искренне порадовалась, что сейчас не придется его разгребать. Ноги неуверенно ступали по свежему снегу. Через пару шагов под снегом обнаружился гладкий, как стекло, лед, и я заскользила, будто внезапно решила сделаться звездой ледового шоу. Но, не имея соответствующей квалификации, потеряла равновесие и вот-вот растянулась бы во весь рост, если бы меня кто-то не подхватил.

– Ты ступила на скользкий путь, – донесся голос из-за спины, и я замерла, не поверив своим ушам. Осторожно откинула капюшон, повернула голову и встретилась взглядом с Данилой. Он еще несколько мгновений подержал меня, удостоверился, что я крепко стою на ногах (потому что окаменела от изумления) и отпустил. Я смотрела на него, смотрела, и никак не могла насмотреться. Он выглядел похудевшим и бледным в своей черной куртке, в его остриженных волосах серебрились снежинки, а в серых глазах застыл лед.

– Данила, – беззвучно прошептала я.

– Сколько лет, сколько зим, – тихо проговорил он.

Сзади захрустели шаги.

– Вот это сюрприз! – раздался голос Кости. – Ты как здесь очутился?

Он протянул руку кузнецу, а другой приобнял меня. Взгляд Данилы стал еще холоднее, но он пожал протянутую руку и со смешком произнес:

– Не поверите, но я задаю себе тот же вопрос.

– Как идут дела в Заречье? – спросил Костя, уверенно хозяйничая на моей кухне. Он сначала было выставил на стол чашки, потом пробормотал: – Здесь нужно нечто покрепче, – и отправился в комнату за коньяком.

А я сидела напротив Данилы, продолжала смотреть на него и не могла вымолвить ни слова. Показалось, что и его взгляд понемногу теплеет. Но вернулся Костя с бутылкой, достал бокалы и разлил коньяк со словами:

– За крайне неожиданную встречу!

– Я так понимаю, вам тоже есть что отметить, – Данила не спешил пить, согревал бокал в руке, катая янтарную жидкость по стенкам.

– Да, мы собираемся пожениться в апреле, – живо подтвердил Костя, с удовольствием делая глоток.

– Поздравляю, – прозвучало так, будто молот по наковальне ухнул.

Не о такой встрече я тщетно запрещала себе мечтать. Слов так и не появилось, и я молча взяла свой бокал и залпом осушила его. Слезы выступили из глаз. Я сделала вид, что это от коньяка.

Шарик, который поначалу пританцовывал, радуясь встрече со старым знакомым, и перетаскал ему все свои игрушки, понял, что гость не настроен на игры, и улегся под его стулом, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Так как идут дела в Заречье? – повторил Костя вопрос.

– Многое изменилось, – задумчиво проговорил Данила. – И не все к лучшему. – Потом немного посветлел лицом. – У Дианы с Никитой пополнение.

– Мальчик? – я наконец-то обрела дар речи.

– И мальчик. Два мальчика. Близнецы, – и пока мы с Костей издавали восторженно-изумленные возгласы, добавил: – Уже два с половиной года пацанам, болтают без умолку.

– Как это два с половиной? – опешила я.

Костя сориентировался быстрее:

– Сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули Заречье?

– Больше трех лет, – отозвался тот, и, начиная понимать, уточнил: – А сколько прошло для вас?

– На два года меньше, – пробормотала я, решив не афишировать, что этот срок я могу назвать с точностью до дня.

– Ах вот как, – задумчиво проговорил Данила. – Тогда все еще непонятнее.

О чем он? О том, что с точки зрения пространства и времени параллель не так уж и параллельна, или про то, как быстро мы с Костей…

– Мы провели в параллели два месяца, а когда вернулись, оказалось, что здесь прошло всего два дня, – попыталась объяснить я.

– То есть вы хотите сказать, что пока я пребываю здесь, в моем измерении могут минуть недели, а то и месяцы? – заволновался кузнец.

– А сколько времени ты уже здесь… пребываешь? – спросила я.

Данила замялся:

– Несколько дней. Возможно, неделю. Я не следил за временем.

– Как ты здесь оказался? – невольно хором спросили мы с Костей, отчего кузнец поджал губы, Костя снисходительно улыбнулся, а я досадливо поморщилась.

Данила задумался.

– Я и сам не очень понимаю, – проговорил он, подбирая слова, – но похоже, произошел обмен. Я поменялся местами со своим двойником, тем художником, про которого вы мне рассказывали. Я попал в ваш мир, а он, видимо, отправился в мой.

– То есть просто так, взял и поменялся? – недоверчиво переспросил Костя, и, заметив, какими взглядами обменялись парни, я быстро попросила кузнеца:

– Расскажи все по порядку.

Данила потянулся привычным жестом убрать волосы, но на полпути вспомнил, что убирать нечего, и смущенно взъерошил и без того лохматую шевелюру. Потом потянул кожаный шнурок на шее и вытащил из-за ворота висящий на нем медальон.

– Возможно, дело в этом.

Костя с интересом воззрился на медальон, в нем немедленно проснулся археолог-любитель.

– Глаз дракона.

Эти слова всколыхнули что-то в моей памяти. Где и когда я могла их слышать?

– Зара! – осенило меня. – Она говорила что-то про глаз дракона, помнишь, когда смотрела на карту. В этот знак сложились в конце концов линии на карте!

Ну конечно, Костя все помнил и все знал. Глядя на амулет, представляющий собой символ Y, чьи свободные концы соединялись линиями, образующими равносторонний треугольник, он выдал следующее:

– Мощный амулет, по мнению древних германцев. Его часто изображали на холмах и прочих возвышенностях. Исходя из концепции Великого Аркана, представляет вариант изображения его верхней части и описывает процесс зарождения реальности.

– А что такое «концепция Великого Аркана»? – заинтересовался кузнец.

Вспомнив, что он, как всегда, окружен дилетантами, Костя по своей хорошей привычке не стал отвечать на сложные вопросы, а пояснил более простыми словами:

– Символ связан с элементом огня, так как дракон – существо огнедышащее. И с творчеством, с которым связано значение глаза.

– Значит, неудивительно, что я обнаружил его, разбирая в кузнице старый дедов сундук, – подытожил Данила, отпил, наконец, глоток из своего бокала, удовлетворенно хмыкнул и продолжил: – Удивительно то, что было дальше. Я надел его на шею, чтобы посмотреть потом в Сети, что это такое, да и забыл о нем. Провозился в кузне допоздна, решил там и заночевать. И в результате проснулся абсолютно в другом месте, и как оказалось, в другом варианте реальности.

– В доме Дани-художника, – догадалась я.

– Представляете, открываю глаза и понимаю, что оказался в бывшей своей комнате в нашей городской квартире. Кругом холсты, красками пахнет. Беспорядок неописуемый. И мама – моя мама! – зовет меня завтракать. Пометавшись по студии, я обнаружил паспорт и телефон. Когда шок прошел, и я понял, куда угодил, решил, что единственное, что могу сделать в данной ситуации – выдать себя за своего двойника. Прежде всего для этого надо было подстричься, чтобы соответствовать фото на паспорте и родительским представлениям о сыне, так что я быстро оделся, натянул капюшон на голову и вылетел из дома.

Я в первый раз внимательно оглядела его стрижку. Не такая короткая, как у Дани, поэтому слегка вьющиеся волосы не торчат ежиком, а создают на голове живописный беспорядок, который так и тянет пригладить рукой.

Я сцепила пальцы в замок. Итак, он случайно оказался в нашем мире. Я даже не знаю, вспоминал ли он обо мне за это время, которого, кстати, для него прошло гораздо больше. За три года что угодно могло произойти, и пополнение семейства могло быть не только у Дианы.

– Как ты нас нашел? – спросила я совсем не то, что хотелось бы спросить.

– Ах да, вас, – Данила допил коньяк и продолжил рассказ:

– Ничего, кроме имён, я про вас не знал. Поиск в соцсетях у художника не дал результатов. Единственным связующим звеном было Заречье. Так что я обратился к «своим» родителям и принялся их расспрашивать о деревенских знакомых.

– А родители не догадались, что ты – это не ты?

– Нет, даже ничего не заподозрили. Мама только спросила про очки, а я сказал, что решил носить линзы. Так вот, расспросы вывели на Варвару, я связался с ней, и она сама напомнила про встречу в Заречье, раскопки и посиделки у костра, мне лишь поддакивать оставалось. Она дала номер Макса, но вот незадача – его телефон молчал. Я отправил ему сообщение и ждал несколько дней, пока наконец он вышел на связь и прислал ваши адреса и телефоны. Вот и всё.

– И что теперь? – осмелилась спросить я.

– Вас можно назвать опытными путешественниками по дорогам между нашими мирами, раз уж вы прошли туда и обратно. Думаю, только вы сможете помочь мне вернуться домой, и, кстати, вернуть обратно моего двойника. Пока меня нет, он там неизвестно что может натворить.

Вот все точки и расставлены. Он здесь вовсе не из-за меня, а по досадной случайности, недоразумению. Медальон ли тому виной, наследственные связи с «неведомыми силами», или знакомство с нами? Кто знает, возможно, «попаданство» заразно. Сидит, словно скрытая инфекция в организме, а потом раз – и срабатывает.

Я заставила себя, во-первых, запрятать поглубже чувства, а во-вторых, послушать Костю, ибо он, как водится, выдавал крайне разумные рассуждения:

– Самое плохое, что он может натворить, это раскрыть себя. Обычные люди не склонны воспринимать идею мультивселенной вне контекста фантастических фильмов и книг, и, если он будет настаивать на том, что заявился из параллельной реальности, то скорее всего, в ближайшем будущем окажется в психушке. А там полностью утратит связь с любой реальностью.

– Не самый оптимистичный сценарий.

Данила нечаянно задел Шариков мячик, тот покатился по полу. Песик немедленно кинулся вдогонку, принес игрушку к его ногам и, забавно склонив голову набок, вилял хвостом, приглашая продолжить игру. Кузнец в первый раз по-настоящему улыбнулся, и я улыбнулась вслед, ощутив неуместную, но абсолютно нескрываемую радость от того, что просто могу видеть его улыбку.

Для Кости, конечно, этот марафон улыбок не прошел незамеченным, но присоединиться он не пожелал, вернув всех к практичному разговору.

– Значит, в этот раз перед нами стоит задача вернуть всех на свои места. Опыт путешествий между мирами у нас есть, но что он нам дает? Мы и сами не поняли, как угодили в параллель. Дорогу обратно нам подсказала Зара, хотя и без нее мы неплохо продвинулись, – Костя самодовольно улыбнулся, вспомнив, что именно его теория привела нас к порталу. – Но в нашем мире Зары нет.

– Возможно, есть, – несмело сообщила я.

Две пары глаз непонимающе уставились на меня. Я поспешила объясниться и рассказала о том, что будто бы видела старую цыганку в толпе возле метро.

– Так видела, или показалось? И это была она, или ее местный вариант? – набросился с расспросами Костя.

– Не решусь утверждать ни того, ни другого.

– Конечно, она здесь! – с оптимизмом воскликнул кузнец. – Отвести глаза – это вполне в духе Зары. И уж кто-кто, а она точно разберется в этой путанице.

Как он стремится домой. Переживает, что Даня там на его месте натворит, или боится, что кто-то сильно расстроится, узнав, что он проводит время в параллельной реальности в компании бывшей подружки?

– Будем искать Зару, – решил Костя и дружески похлопал Данилу по плечу. – Сможем отблагодарить тебя за помощь. Как говорится, услуга за услугу. А сейчас прошу извинить, мне надо сделать звонок.

Он вышел, а мы остались смотреть друг на друга.

– Данила, – начала я, но он сразу перебил меня.

– Спасибо, что помогаете.

Я осеклась, кузнец усиленно смотрел в сторону.

Костя вернулся и сообщил:

– Цыганку ищут, и, если она находится в городе или ближайших окрестностях, непременно найдут. Вопрос времени. Данила, оставь свой номер телефона, мы свяжемся с тобой, как только будут новости.

Данила кивнул, пожал Косте руку и с легкостью ушел, будто бы мы виделись несколько дней назад и он просто так, на коньяк заскочил.

– Нам надо отменить свадьбу, – глухо проговорила я.

Костя напрягся и сжал кулаки. Глаза его потемнели, но тут же прояснились, и он рассмеялся:

– Катя, ты просто в шоке. Его появление ровно ничего не меняет в твоей жизни, разве не ясно? Ты придаешь слишком большое значение вашему мимолетному роману, в отличие от него.

В Костиной интерпретации мои мысли звучали еще неприятнее.

4. УСТРОЕНЫ ТАК ЛЮДИ (ЖЕЛАЮТ ЗНАТЬ, ЧТО БУДЕТ)

Следующий день принес оттепель и головную боль от перепада температур и усиленных ночных размышлений. Сколько всего было передумано, сколько сожалений и предположений изобретено. Варианты, как Данила жил целых три года после нашего расставания, не поддавались исчислению. Устав от самой себя и заснув лишь под утро, я не в силах была оторвать голову от подушки, пока не завибрировал телефон. И это конечно же был не кузнец, как мгновенно и глупо понадеялась я, а крайне отрезвляющий звонок с работы. Со вчерашнего дня я находилась на выдуманном больничном, однако это не отменяло необходимости быть на связи и решать кризисные ситуации. Не забывая временами покашливать и стараясь вести разговор умирающим тоном, дабы вызвать в собеседнике стыд от того, что он потревожил человека в столь плачевном состоянии, я принялась разруливать проблемы. Ну подумаешь, фуру не пропускают на границе из-за того, что она на десять сантиметров выше допустимой нормы. Дайте указание водителю спустить колеса, пусть въедет на ободах, потом снова накачает. На таможне при вскрытии контейнера обнаружили два неучтенных ящика вина? Подарок от поставщика, лимитированная коллекция. Поставщику разъяснить, что любой товар, который не фигурирует в документах, является контрабандой. Один ящик отдать таможенникам, другой себе заберем, с поставщика скидка на следующую партию. И пусть, наконец, кто-нибудь донесет до нетерпеливого заказчика мысль, что невозможно получить груз раньше, чем контейнеровоз придет в порт.

После того, как я разгребла не терпящие отлагательства задачи и категорично перенесла на завтра второстепенные, появившийся при этом боевой настрой был использован на принятие и немедленное воплощение того, что Костя назвал бы стихийным решением: поехать к кузнецу и поговорить с ним. Я набрала его номер и, едва дождавшись ответа, выпалила:

– Нам надо поговорить. Можно я приеду к тебе?

После явного колебания он продиктовал адрес.

Вчерашние снежные заносы за ночь превратились в потоп. Лило и капало с крыш, деревьев и проводов, из-под колес автомобилей летели брызги, а под ногами разливались потоками огромные лужи. Необходимость откапывать машину отпала, теперь была проблема подобраться к ней, не промочив ноги. Люблю свой город, он такой непредсказуемый.

Оказалось, что художник обитал в одном из старинных домов на Мойке. Классический Питерский двор-колодец, остатки прежней роскоши в виде резной дубовой двери в парадную и мраморные ступени, продавленные от времени.

Дверь мне открыла приятная женщина.

– Вы к Данечке? – спросила она прежде, чем я успела поздороваться. – Проходите, он предупредил, что вы придете.

Провожая меня до комнаты сына, она прямо-таки сияла от восторга. Похоже, у Дани нечасто бывали девушки в гостях.

Квартира была большая, с высоченными потолками, но ее благородные дореволюционные пропорции были безобразно испорчены уплотнительной перепланировкой. Узкая проходная кухня вела в изгибающийся коридор с заложенным кирпичами камином, а некогда просторные комнаты перегородки превратили в подобие пеналов. В самом дальнем «пенале» располагалась импровизированная студия с высоким окном в половину стены, из-за которого казалось, что комната либо не достроена, либо, наоборот, полуразрушена.

В студии царил творческий хаос в полнейшем смысле: вдоль стен выстроились холсты, на всех поверхностях валялись тюбики с красками, кисти, карандаши, листы и рулоны бумаги. В углу располагался компьютер и графический планшет. Из мебели в комнате присутствовал разложенный диван, табуретка, явно используемая в качестве палитры и шкаф-купе, зеркальные дверцы которого зрительно увеличивали беспорядок. Данила стоял у окна возле мольберта, задумчиво созерцая выставленную на нем картину.

Я подошла к нему и с некоторым содроганием узнала пейзаж с парой всадников, шагающих по полю и подписью: Заречье, июнь 20ХХ. Кузнец молча ждал моего объяснения.

– Даня это написал, пока мы были в параллели. Сказал, что замысел сам пришел в голову, и не давал покоя, – с запинкой проговорила я.

– Вот оно что, – парень задумчиво потер подбородок. – А я уж было решил, что ты ему рассказала.

– Конечно, нет. Никому и никогда не рассказывала. Данила, я хотела тебе сказать, несмотря ни на что, ты должен это знать…

Я судорожно собирала разбегающиеся мысли. Сейчас же всё выложу: про безнадежное отчаяние, работу до потери чувств, про пустоту и черно-белую жизнь. И про ноябрьскую тьму тоже расскажу. Но пока я подбирала слова, Данила заговорил сам, ровно и спокойно.

– Катя, не надо чувствовать себя обязанной что-то мне объяснять. Мы друг другу ничего не должны. Не было никаких шансов, что мы встретимся снова. То лето было волшебным, но прошло много времени, которым каждый из нас распорядился по своему усмотрению.

И я поняла, что уже ничего из передуманного ему никогда не скажу, потому что всё уже сказал он. Кратко, емко, корректно. Мне оставалось лишь постараться сохранить лицо.

– Теперь наша очередь помочь тебе вернуться домой, – вымученно улыбнулась я. – Оказать ответную любезность. Правда, стол и дом ты себе уже сам обеспечил. Могу предложить провести экскурсию по нашему миру.

– Спасибо, – поморщился парень. – Я уже достаточно по нему нагулялся, пока вас искал. И у меня сложилось впечатление, что мы с этим миром друг другу не подходим.

– Твоя реальность вообще старалась выгнать нас, причем весьма жесткими способами, – напомнила я. – Думаю, ты просто отвык от городской жизни.

Вспомнив, что нынешний вариант Заречья точно не добавит любви к нашему миру, я перевела разговор:

– Неужели родители не подозревают, что их сына подменили?

Данила подошел вплотную к окну и довольно рискованно прислонился к стеклу спиной. Я занервничала: окно было от пола до потолка, и, наверняка, каким-нибудь усиленным, но выглядело это так, будто в любой момент кузнец мог продавить его и ухнуть вниз.

– Нет. Хотя должны бы. Я постоянно допускаю ошибки, не могу ответить на простые вопросы, но они ни о чем не догадываются.

– Скорее всего, они просто не допускают такой мысли.

– Да, но ты же говорила, что мы с этим… художником очень отличаемся.

– Да, – подтвердила я. – Базовый материал, если можно так выразиться, одинаковый, а характер, манера говорить и себя держать – совершенно разные. Вас невозможно спутать. Я бы точно не перепутала. Пожалуйста, можешь отойти от этого окна?

Данила недоумевающе посмотрел на меня, потом покосился вниз, отлип наконец от стекла и прошел вглубь комнаты.

– Я все пытаюсь понять, был бы я сейчас таким же, если бы не уехал в Заречье и не стал кузнецом.

Я не стала рассказывать ему о Диане, уверена, это не то, что он хотел бы сейчас услышать. Выглядел он каким-то потерянным, поэтому я сочла нужным сказать что-нибудь ободряющее:

– Уверена, что все будет хорошо. У Кости корпоративная спецслужба, у них свои методы и возможности. Если Зара в городе или поблизости, ее найдут. И она обязательно расскажет, как тебе вернуться домой.

Виброзвонок телефона в кармане заставил меня вздрогнуть. Костя.

– Зара у меня в офисе. Приезжайте.

Чтобы выбраться с Мойки и приехать в Костин офис на Московском проспекте, пришлось снова лавировать по пробкам, перестраиваясь из одного ряда в другой, и пролезать, чередуя ругательства и благодарности. Автоматические действия успокаивали, позволяли собраться с мыслями. Бросив взгляд на Данилу, я заметила, что моя манера езды успокаивала только меня.

– Укачало? – смущенно спросила я.

– Нет, – фыркнул Данила, – скорее, вжало в кресло. Ты водишь, как мужик.

– Это комплимент, или упрек? – смутилась я. – Уж потерпи немного, скоро приедем, узнаем у Зары, как тебя отослать назад, и, возможно, уже к вечеру будешь дома.

– Знать бы еще, к какому вечеру, – озабоченно пробормотал он. – Вся это неразбериха со временем сильно напрягает.

– Тебя кто-то ждет? – осмелилась спросить я.

Данила уклонился от прямого ответа.

– А как бы ты себя чувствовала, если бы выпала из своей жизни на неопределенное время, и никто бы не знал, куда ты делась, а ты, в свою очередь, понятия не имела, сможешь ли вернуться?

– Очень знакомую ситуацию сейчас описал, – съязвила я.

– Кое-что изменилось, – буркнул он.

У меня нехорошо сжалось сердце. Я так и не выяснила, как он жил эти три года. А вдруг сейчас скажет, что женат, первенцу год, и жена снова на сносях. На парковку мы въехали в полном молчании.

В Костином офисе царил ажиотаж и женщины. Они собирались кучками и взволнованно делились впечатлениями, перебегали из одной группы в другую, с жадностью заглядывали в переговорную. Через прозрачную перегородку я увидела Зару, которая внимательно вглядывалась в ладонь главного бухгалтера – внушительной незамужней дамы, славящейся тем, что считала личную жизнь сотрудников досадной помехой для работы и о мужчинах отзывалась с крайним пренебрежением.

Мужская половина рабочего коллектива усиленно изображала полную погруженность в работу, уткнувшись в экраны своих компьютеров с демонстрируемым презрением на лице и тщательно скрываемой заинтересованностью в глазах.

Из директорского кабинета выглянул Костя.

– Ну наконец-то! Пора сворачивать эту гадальную лавочку, пока Зара всем сотрудницам голову не задурила обещанием скорейшего замужества.

В дверях переговорной как раз показалась бухгалтерша, которая выглядела, как девочка, которая только что поверила в Деда Мороза. Маленькие глазки ее блестели, а щеки горели. Руку с линиями только что предсказанной судьбы она прижимала к пышной груди, комкая строгую белую блузку.

– Ну как, Людмила Владимировна, казенный дом нам не светит? – строго вопросил Костя.

Женщина лишь глупо хихикнула, потупила взгляд и прошмыгнула в бухгалтерию. Очередная сотрудница устремилась было на встречу с судьбой, но тут старая гадалка заметила нас с Данилой, сосредоточила взгляд на кузнеце и поманила его пальцем, нахмурив черные брови. Парень послушно шагнул вперед, с милой улыбкой извинился перед толпившимися возле переговорной дамами, и, несомненно, не одно сердце забилось учащенно, усмотрев в нем того самого свежеобещанного суженого.

Костя воспользовался моментом и призвал всех вернуться на рабочие места, а меня под локоток увел в свой кабинет. Я лишь успела увидеть, как понурившийся кузнец стоит перед цыганкой, которая сердито его отчитывает.

Костя уселся в свое новенькое директорское кресло. Он был страшно доволен собой.

– Чему ты так радуешься? – не удержалась я.

– Удостоверился, что наши спецслужбы не зря свою зарплату получают. Нашли цыганку за сто километров от города.

– А если честно?

– Теперь мы сможем отплатить Даниле за его помощь.

– И всё? – допытывалась я.

Костя смущенно рассмеялся.

– Признаюсь, я рад, что он уберется отсюда. Этот мир слишком тесен для нас всех.

– А как ты узнал, что я была у него?

– Догадался. Ну не злись. Рабочая привычка – говорить максимально кратко и емко. Если бы вы в тот момент находились в разных местах, просто пришлось бы организовать его доставку в офис.

Как легко и гладко у него всё складывается, даже придраться не к чему.

В кабинет вошел Данила.

– Так скоро! – удивилась я.

– Я же не на приеме у стоматолога был, – усмехнулся он, однако, глаза у него были невеселые.

Следом за кузнецом вплыла Зара, подметая пол длинной зеленой юбкой и звеня украшениями. На нас троих она воззрилась с крайним неодобрением. Данила выглядел, как мальчишка, которого выругали за разбитое стекло. Мне вдруг кое-что пришло в голову:

– А вы та самая Зара из Заречья, или ее двойник, и можете общаться со своими сущностями из разных миров?

– Чего? – опешила цыганка.

– Эта та самая Зара, – мягко сказал Данила. – Только, к сожалению, помочь мне она не сможет.

– Это почему? – подскочил Костя.

Гадалка замялась, Данила напрягся. Наконец, цыганка заговорила, тщательно подбирая слова.

– Вам троим из Заречья куда проще было выбраться. Вы случайно дороги попутали, на чужой стороне были лишними. Вас лишь чуть подтолкнуть надо было в нужном направлении. И маяки были, и ключ. А с Данилой все куда сложнее. Он исхитрился поменяться местами с другим собой, и равновесие не было нарушено. Вернуть надо не только его, но и двойника. И только тот, другой, может проложить обратную дорогу, да кто его надоумит?

– Вы, конечно, – категорично заявил Костя.

– Ну уж нет! – фыркнула цыганка. – Я в этом не участвую. Сами разбирайтесь.

Она раскипятилась не на шутку, вздыхала, ходила туда-сюда по кабинету и бормотала под нос какие-то цыганские проклятия, а потом уперлась в Данилу, замахнулась на него кулаком, но не ударила, а прижала ко лбу. Попричитала на своем языке, перевела взгляд на нас с Костей, покачала головой, поцокала языком, да и пошла к выходу.

– Вы уходите? – воскликнули мы с Костей.

– Я всё сказала! – отрезала цыганка и вышла из кабинета. Мы с Костей кинулись за ней. Зара важно и уверенно прошествовала в лифт, не отвечая на наши вопросы и просьбы, и напоследок так глянула, что мы застыли у закрывающихся дверей. Костя опомнился, оглядел столпившийся в холле ошарашенный коллектив и сердито скомандовал:

– Нечего расслабляться. Работаем!

Когда мы вернулись в кабинет, то застали Данилу, вольготно расположившегося в директорском кресле.

– У тебя отличный вкус, – задумчиво проговорил кузнец, оглядываясь, – но этому кабинету недостает индивидуальности.

Если бы Костя был хищником, у него бы встала дыбом шерсть на загривке. Но так как он был человеком, то лишь снисходительно улыбнулся.

Словно испытывая терпение хозяина, Данила покачался в кресле, поиграл с настройками.

– Похоже, мне пора задуматься о том, чем заняться в этом городе. Может, попробовать устроиться к тебе на работу? На твое место не претендую, – на этих словах он искоса глянул на меня, – но может, хоть на что-то сгожусь?

Он крутанулся в кресле, досадливо потер стриженый затылок и встал.

– Прошу прощения. Я, пожалуй, пойду.

– Куда? – опешила я.

– В новую жизнь, – пожал он плечами. – Видно, от судьбы не уйдешь.

Костя воззрился на него с недоумением, но я-то понимала, о чем он говорил. Ведь он рассказывал, что, когда стал кузнецом, чувствовал, будто ту жизнь ему дали в аренду. Поэтому и принял нынешнюю ситуацию, как должное и смирился с тем, что на его место пришел другой и забрал его жизнь.

Помнится, тогда он еще сказал, что именно я была тем самым элементом, с которым наконец сложилась мозаика его жизни. Красиво так сказал.

Данила подошел к Косте, протянул ему руку.

– Спасибо за то, что нашел Зару.

– А толку-то, – проворчал Костя, но руку все же пожал.

– Тебя подвезти? – спохватилась я.

– Спасибо, не надо. Прогуляюсь в общественном транспорте, надо осваиваться.

Как только он вышел, Костя с видимым удовольствием вернулся в свое кресло.

– Быстро он сдался, – заметил он, перенастраивая кресло под себя. – А Зара точно что-то не договаривает.

– Мне тоже так показалось. Но если она решила молчать, то заставить ее говорить мы не сможем. Если, конечно, у тебя и на это нет специально обученных людей.

– Ну, чисто теоретически… – начал Костя, но осекся и погрозил мне пальцем. В его глазах разгорался давно потухший огонек жажды открытия.

– К вопросу о теориях – их я тщательно изучил после нашего возвращения. Хотел даже квантовой физикой заняться, но, конечно, времени на все не хватает. Я ведь и с историческим факультетом, как ты помнишь, подвис после того, как идея с Рюриком не выгорела.

Это надолго, поняла я и, выглянув в приемную, попросила секретаршу приготовить кофе.

Костя же продолжил разглагольствовать, все больше и больше лучась вдохновением.

– Гипотеза существования параллельных миров увлекала умы ученых еще с античности, а в двадцатом веке ей были найдены вполне научные обоснования: Шредингер ввел понятие суперпозиции, Хокинг и Хартл объяснили Вселенную, как квантовую систему, которая одновременно находится во множестве состояний. Проще говоря, Вселенная ветвится на варианты, в которых происходит всё, что в принципе могло бы произойти, и наш опыт эту гипотезу полностью подтверждает.

– А что говорят ученые умы про путешествия в параллельные реальности?

В дверь вежливо постучали и вошла секретарша. Процокала каблуками-шпильками, выставила на стол две чашки изящными пальцами с ярко-красным маникюром.

– Константин, что-нибудь еще? – спросила она нежным голосом с придыханием, восторженно глядя на него и полностью игнорируя меня. Её влюбленность в шефа и ненависть ко мне были слишком очевидны.

– Нет, спасибо, – ответил тот, кто совершенно не обращал внимания на демонстрируемые ноги в юбке длиной на грани, приличествующей офисному дресс-коду. Когда ноги и все остальное закрыли за собой дверь, он увлеченно продолжил:

– Что касается порталов в параллельные миры, то по мнению Хокинга, таковыми являются черные дыры, что, как понимаешь, никак нам не поможет. Также гипотетически допускается существование «кротовых нор» – тоннелей, соединяющих измерения, но нет ни малейших указаний на то, где и как их можно найти.

– Но ты же что-то задумал? – спросила я, украдкой вытягивая под столом ногу и прикидывая, как бы я выглядела на шпильках в подобной юбке.

– По сути, Зара дала нам решение – осуществить обмен возможно, но запустить его должен художник с той стороны. Значит, надо понять, какая связь есть между двойниками. Данила сейчас оказался в положении кота Шредингера. Он одновременно и отсутствует в Заречье, и присутствует, благодаря своему альтер эго. Надо попробовать связать квантовые теории взаимодействия с преданиями о двойниках.

Костя немедленно погрузился в ноутбук, мне же оставалось лишь пожелать ему удачи.

На следующее утро меня разбудил звонок.

– Привет! Ты проснулась? – спросил Данила.

– Не уверена, – пробормотала я. Его голос будит меня на рассвете, поди разберись, сон это или явь. Я еще не привыкла к роскоши находиться с ним в одной реальности.

– Как разберешься, приезжай к Косте в офис, – рассмеялся кузнец и отключился.

Подходя к двери кабинета, я услышала оживленный разговор. Похоже, парни без меня успели поладить.

– О, привет! – бодро поздоровался Данила. Судя по его виду, он полностью восстановил подорванное вчера душевное равновесие и перехватил инициативу у Кости, у которого, несомненно, тоже имелась свежая теория на завтрак.

– Помните, вы говорили, что в Заречье искали легенды и предания, чтобы найти портал?

– Пытались, – кивнула я.

– Так вот, я тоже поискал. Нашел массу мистических историй о призраках, мрачные пророчества и даже шанс обрести бессмертие, при условии, что удастся разгадать код, зашифрованный в кирпичах некоей таинственной башни. Но лишь одно место связывают с путешествиями в иные миры.

Он продемонстрировал свой телефон, мы с Костей склонились над экраном. При этом я оказалась натурально плечом к плечу с кузнецом, и, как прежде, замерла от его близости, а когда повернула голову и встретилась с ним взглядом, забыла про место, время и пространство, и канула с головой в четвертое измерение.

– Ротонда! – возглас Кости вернул меня в трехмерный мир.

Я поспешно перевела взгляд на телефон. На экране была фотография парадной, где роскошь бирюзовых колонн и чугунной лестницы, полукружьями уходящей вверх, соседствовала с облупившимися стенами с казенной покраской.

– Ротонда на Гороховой улице, – подтвердил Данила.

– О ней много слухов ходит, но это лишь суеверия, – пренебрежительно бросил Костя. Данила его словно не услышал:

– Большинство сайтов на соответствующую тему называют ее самым мистическим городским объектом.

– Что в ней такого? – осведомилась я.

– Много забавного. Например, считается, что, если написать там на стене своё желание, оно обязательно сбудется.

– Собираешься пробраться туда и написать на стене, что хочешь вернуться домой? – переспросила я, мысленно подбирая идеальную формулировку и для своего заветного желания.

Данила лишь укоризненно нахмурился и продолжил:

– Меня заинтересовали истории о некоем молодом человеке, который забрел ночью в подвал, а вышел седобородым старцем, а также о винтовой лестнице, которая ведет в никуда. По слухам, те, кто прошел по ней в полночь, бесследно исчезли. В моем положении нельзя игнорировать место, которое блогеры нарекли порталом в параллельный мир.

– Я-то всю ночь провел за теоретическими выкладками, – фыркнул Костя, – а нужно было всего лишь погуглить городские сплетни.

– Не просто погуглить, а взглянуть на них свежим взглядом, – оптимистично поправил кузнец.

И мы отправились лично знакомиться с городской легендой, дабы взгляд не потерял свежесть.

5. А И Б СИДЕЛИ НА ТРУБЕ

Снаружи дом с секретом выглядел вполне прозаично. Типичный питерский бледно-зеленый особняк в классическом стиле, с колоннадой со стороны набережной. Костя повел себя так, будто дом принадлежал его семье с момента постройки, пока не был экспроприирован в пользу пролетариата в семнадцатом году. Провел нас по Гороховой улице до дома с нужным номером, к решетчатым воротам, перекрывающим вход под арку. Ворота вели в ничем не примечательный двор: облупленные стены, трещины в асфальте, мусорные баки, вынесенные на всеобщее обозрение, задумчивые кошки возле них. Дверь в парадную тоже ничем не выделялась, кроме таблички с правилами посещения, которая вкратце объясняла, что здесь живут обычные люди, которых надо уважать, а чтобы попасть внутрь, необходимо позвонить консьержу-проводнику, который за символическую плату проведет экскурсию.

Костя набрал указанный на табличке номер телефона, послышались длинные гудки. Никто не ответил, он набрал еще раз. Через некоторое время послышались шаги и дверь со скрипом открылась.

На пороге стоял рыжий паренек в футболке с надписью «Цой жив», растянутых трениках и шлепанцах на босу ногу.

– Я местный консьерж, – радостно объявил он. – Сейчас проведу вам экскурсию в лучшем виде.

– А сколько стоит, чтобы ты исчез? – интимно поинтересовался Костя.

– Чего? – обиделся «консьерж».

– Этого хватит? – Костя протянул несколько купюр.

Парень живо цапнул деньги и почти дематериализовался, но кое-что вспомнил и вернулся.

– Вы это, того, потише. Песни не петь, на стенах не писать. Для желаний есть доска специальная, найдете.

Мы прошли внутрь и попали в самую необычную парадную. В ее центре на возвышении располагались по кругу шесть колонн, соединяющиеся арками. Само возвышение выполняло функцию крыльца, но выглядело как сцена или место для жертвоприношений. Между двумя дальними колоннами уходила вверх чугунная лестница, которая расходилась на две стороны симметричными полукружьями вдоль стен. Выкрашены колонны были в казенный голубой цвет, так же, как и стены, что слегка портило впечатление.

Костя взошел по ступенькам на жертвенник и задрал голову. Я тоже поднялась и встала рядом с ним, взглянула наверх и увидела, что одна лестница приводит на круглый балкон под высоким купольным потолком, а вторая таинственным образом исчезает по ходу подъема. Потом стало казаться, что купол постепенно удаляется, колонны вырастают и стремятся сомкнуться, и вот уже и лестницы двинулись вдоль стен, как эскалаторы. Я покачнулась и была заботливо поддержана за талию. Проморгавшись, обнаружила, что рука принадлежит Косте, а Данила сердито смотрит на нас. Прямо как в старые добрые времена в Заречье.

Я спустилась со ступенек и встала рядом с Данилой, а Костя немедленно воспользовался наличием сцены и публики и принялся делиться информацией из Интернета:

– Итак, перечень мифов и фактов: дом построен в восемнадцатом веке, но сама Ротонда появилась здесь лишь в середине девятнадцатого века. Здание переходило из рук в руки, официальные владельцы ничем не отметились. Зато неофициально чего здесь только по слухам не было – и масонская ложа, и публичный дом, и сам Распутин заходил поколдовать. Во второй половине двадцатого века место стало культовым для питерских неформалов. Судя по фотографиям того времени, творческие личности отрывались, как могли. На колоннах и стенах сантиметра свободного не было от надписей. В конце концов местные жители – это же прежде всего парадная с четырьмя квартирами – устали от шабашей, взбунтовались, потребовали все закрасить и установили железную дверь и правила посещения.

Данила тоже поднялся на возвышение, огляделся.

– Крайне непрактичное использование пространства. Такое чувство, что вся парадная была выстроена вокруг колоннады, чтобы скрыть ее от чужих глаз.

– Есть такое, – подтвердил Костя. – Даже замечательный купол, который мы можем видеть с этого места, снаружи полностью скрыт чердаком и крышей. Давайте поднимемся по лестнице, проверим кое-что.

Костино выражение лица живо напомнило мне, как мы лезли в разрытый в холме проход в Заречье, и я притормозила возле чугунных ступенек так резко, что Данила врезался сзади, споткнулся, и вцепился в мое плечо, ища опору. Осуждающе посмотрел на меня и стал подниматься вслед за Костей. Я заметила, как он нервно убрал под отворот куртки выбившийся амулет.

– Винтовая лестница никуда не ведет, зато, говорят, если идти по ней ночью с закрытыми глазами, ступеньки никогда не закончатся, – Костин голос слегка дрожал от волнения. – А вот и то, ради чего сюда ломится большинство посетителей.

На площадке между этажами висела огромная доска, только вместо обычных объявлений о ремонте ванных, компьютеров и прочих куплю-сдам-продам она в несколько слоев вкривь и вкось была заклеена разнообразными записочками. Глаза пробежали по желаниям, требованиям и мольбам: «пусть мама выздоровеет», «хочу дочку», «пусть Лёша вернется», «чтобы все жили долго и счастливо». Я отшатнулась в смущении. Столько жизней, в которых кому-то чего-то так сильно не хватало. Или кого-то.

И тут прямо в ухо кто-то проговорил страшным шепотом:

– А в полночь по лестнице спускается сам Князь Тьмы…

– Я дернулась и заозиралась. Оказалось, что другая лестница заканчивалась на уровне второго этажа балкончиком на манер кафедры в католическом храме, сейчас там стоял Костя и откровенно упивался произведенным эффектом.

– Вот такой акустический фокус благодаря куполу и закругленным стенам, – его голос покатился по помещению, усиливаясь и многократно отдаваясь эхом. А наверху он еще сильнее – можно самому себе в ухо нашептать.

– Так что про Князя Тьмы? – серьезно спросил Данила.

– Да как обычно, – махнул рукой Костя. – Исполнит любое твое желание, только надо будет отдать взамен что-то очень важное.

На этих словах Данила почему-то дернулся и побледнел. Но тут же напустил на себя безразличный вид и поковырял пальцем краску на стене.

Костя тоже провел рукой по неровной поверхности.

– Жаль, что все закрасили. На старых фото все выглядело куда более впечатляюще.

И в самом деле, когда мы поднялись на круглую площадку третьего этажа, с самыми обычными квартирными дверями, ржавыми батареями и оставленной коляской, налет мистики испарился, и легендарная Ротонда превратилась в обычный старый подъезд. Запах, кстати, тоже был самый традиционный для городских парадных: пахло сыростью, краской и котиками. Мы посмотрели на колоннаду сверху и спустились вниз.

– Значит, на поверку городская легенда оказалась пустышкой? – вздохнула я.

– Еще остается подвал! – оптимистично напомнил Костя. – Там и должна твориться основная чертовщина.

– Можно ускоренно состариться? – скептически уточнила я.

– Можно найти проход в параллельный мир! Если предположить, что легенда о человеке, который вошел в подвал молодым, а вышел седобородым старцем, правдива, то это напрямую свидетельствует о том, что он побывал там, где время течет абсолютно по-другому. И дополним слухами о бесследно исчезнувших искателях острых ощущений, которых поименно не перечисляют, но регулярно упоминают.

– Я полагаю, вход в подвал располагался здесь, – Данила присел на корточки в центре колоннады и примерился к массивному люку с нечитаемыми знаками.

– Ты прав! Но его давным-давно залили бетоном во избежание неприятностей.

– А это что? – я указала пальцем на небольшую дверцу в темном углу под лестницей.

Парни наперегонки кинулись в указанном направлении, отодвинули ржавые санки и старые велосипеды и замерли перед обитой железом дверью со следами многочисленных покрасок. Костя нерешительно потянул за ручку, и, ко всеобщему удивлению, дверь легко поддалась.

– Надо же, не заперто, – удивился он. – Заходи, кто хочешь, перемещайся куда заблагорассудится.

Данила тоже приналег на дверь, с жутким скрипом та раскрылась, приглашая пройти внутрь. Запах котиков усилился.

– Ну, я пошел! – неловко рассмеялся кузнец. – На всякий случай, прощайте. Рад был повидаться, спасибо за помощь.

Костя посмотрел на него с сомнением, а я – тщательно скрывая панику.

– Вдруг получится, – объяснил Данила. – Или я вернусь стариком в маразме и вас не узнаю. Или с ума сойду – такой вариант тоже вроде упоминался. Тогда тоже попрощаться не помешает.

Они с Костей пожали друг другу руки, а я поочередно представляла все перечисленные варианты. Из подвальной двери будто могильным холодом повеяло. Я старалась улыбнуться, а губы никак не слушались. Данила удивленно оглянулся на мой вымученный оскал, зашел в подвал и закрыл за собой дверь.

Мы с Костей остались вдвоем в полной тишине, в которой отчетливо звучали ноты фортепиано – в верхних квартирах кто-то упрямо повторял гаммы. Время ползло ленивой гусеницей.

– Уже минут пять прошло, – прошептал Костя, изнывая на месте. – Проверим?

– Подожди еще немного, – попросила я, собираясь с духом.

Костя подождал еще пару мгновений и протянул руку к ручке. Он взялся за нее и не успел дернуть, как дверь широко распахнулась, едва не стукнув его по лбу. На пороге стоял Данила. Выражение лица у него было обескураженное, в остальном он ни капли не изменился.

– Ничего не произошло, – сообщил кузнец очевидное и спросил, лохматя шевелюру, – Седых волос не прибавилось?

– У тебя – нет, – пробормотала я.

Костя жадно заглянул через его плечо.

– Может, ты что-то не так делал?

– Я вообще ничего не делал. Может, сам попробуешь?

Жажда исследования боролась в Косте с осторожностью. Снова угодить в параллельный мир не хотелось, но как иначе выяснить правила перемещения? Костя прошел в дверь с видом христианского мученика. Переглянувшись, за ним проследовали и мы с Данилой.

Подвал был завален садовой утварью, информационными щитами на тему спасательных действий при ядерном взрыве и поломанной мебелью. Единственная лампочка, свисающая на проводе с потолка, давала тусклый свет.

– А ты свет выключал? – осведомился Костя.

– Думаешь, портал при свете постесняется открыться? – хмыкнул кузнец, но все же нажал на выключатель.

Теперь мне стало крайне неуютно. С некоторых пор подобные темные подвальные помещения внушали вполне объяснимый страх. Внезапно за дверью послышались голоса, и мы затаили дыхание.

– А вот в этом самом подвале пропадают люди, – послышались зловещие завывания, и дверца распахнулась. В проеме толпились тени. Можно было затаиться в темноте, и наверное, остаться незамеченными, но Данила не удержался и скрипуче раскашлялся. Компания у входа взвизгнула и с топотом исчезла из поля зрения. Затем снова появился один силуэт, уверенно протянул руку и включил свет. На ступеньках стоял давешний экскурсовод и понимающе ухмылялся.

Пришлось выходить из подвала, смущенно проходить мимо группы желающих «погрузиться в мистику этого места».

– Не отчаивайся, легенд в Питере много, – оптимистично сказал Костя Даниле на прощание.

Время отмерило еще три дня, по крайней мере в нашем мире. Город пробовал на вкус так называемую «европейскую зиму». Столбик термометра колебался в районе плюс пяти градусов, на газонах проглядывала зеленая трава. Я «выздоровела» и вернулась к работе, которая согласно поговорке волком не была и никуда не убежала, а изрядно накопилась за время моего отсутствия. Пришлось засиживаться допоздна, чтобы все разгрести. Когда в пятницу я добралась домой только к девяти вечера, мне не хотелось никого видеть, ни с кем говорить, и тем более, никуда ехать. Вернее, так казалось, пока не раздался звонок.

– Прости за беспокойство, ты сейчас очень занята? – крайне вежливо поинтересовался Данила.

Получив мои искренние заверения в полном отсутствии каких бы то ни было дел, он еще более деликатно уточнил, одна ли я сейчас.

– Конечно, одна. А с кем же еще? – выпалила я.

Данила любезно не стал уточнять с кем та, которая считается невестой, могла бы проводить вечер пятницы.

– В таком случае не согласишься ли ты составить мне компанию?

– Куда мы едем? – спросила я, изо всех сил вглядываясь в мешанину из снега и дождя, которую тщетно размазывали щетки по лобовому стеклу.

– Меня не оставляет ощущение, что мы были очень близко, но что-то сделали не так, – поделился кузнец. – Вспомни, в Заречье вы ведь тоже нашли место перехода, но не смогли открыть портал, потому что для этого нужны были определенные условия.

Я покивала и осмелилась спросить:

– А почему ты позвал меня с собой?

– Хотел, чтобы ты меня подвезла, – ухмыльнулся он.

Я надулась – мог бы и на такси доехать, включила погромче немецкий рок, с мстительным удовольствием отметив, как поморщился кузнец, и сосредоточилась на дороге. Снегодождь создавал на дороге липкую грязь, которая сравняла во тьме обочину и асфальт. Тьма тоже была липкая, фонари не справлялись с нею, а лишь окрашивали в унылый желтый цвет, не улучшая видимость, и я лавировала в плотном потоке машин практически «по приборам». Вереницы ползущих машин вытянулись бесконечными змеями красных фар по ходу движения, и желто-белых – на встречке. Когда я ухитрилась чудом найти местечко для парковки на набережной Фонтанки, Данила с усилием разжал вцепившуюся в поручень руку.

Погода настраивала только на одно – как можно скорее оказаться в каком-нибудь теплом местечке, закрытом от ветра и текущего варианта осадков, представляющего собой мелкий дождь вперемешку с плюшками мокрого снега.

Мы подошли к двери в парадную. Данила не стал звонить консьержу и пояснил:

– Подождем.

И мы стали ждать. Благодаря печально известной влажности холод в городе особенно ощутим. Он заползает под одежду, проникает под кожу, доходит до самого сердца. Зима, определенно, не мой любимый сезон в любом её варианте. Я начала притопывать, а потом и подпрыгивать, пытаясь согреться.

Данила оглядывал мрачный пустой двор, потом поднял взгляд на небо, затянутое светящимся оранжевым туманом.

– Не понимаю, как здесь люди живут. Даже звезд не видно. Всё в камне – дороги, дома, реки. Люди мрачные и озабоченные.

– Ты же сам раньше жил в городе, так чего ведешь себя, как Ихтиандр в первый выход на сушу? – проворчала я.

– Представь себе пышные сугробы, которые сияют на солнце, покрытые инеем деревья, тропинки, протоптанные от дома к дому, снег, весело скрипящий под ногами. Все белым-бело, от тебя и до самого горизонта. А ночь накрывает всё звездным куполом, – мечтательно и в то же время назидательно произнес он.

– Представь себе промерзшие каменные набережные, реки, скованные льдом. Снежно-химическое месиво на дорогах разбрызгивается во все стороны. И замерзших горожан, проклинающих бесконечную зиму, – иронически рассмеялась я. – Но не может же Питер быть всем хорош – никто не идеален.

– Знаешь, что самое лучшее в зиме? Ожидание весны. Знать, что она точно придет, – оптимистично заявил Данила.

– И надежда на то, что с ее приходом все изменится, и непременно к лучшему, – невесело сказала я. – Знаем, проходили.

– Надежда дает силы, – улыбнулся кузнец. – Мне казалось, что ты оптимистка.

– Я? Единственный оптимист в моем доме – это репчатый лук, который прорастает в холодильнике в феврале – и кто только говорит ему, что скоро весна? А я всего лишь осмеливаюсь надеяться, что дальше не будет еще хуже. Скажи, мы здесь кого-то конкретного ждем? Может, сам Князь Тьмы дверь отопрёт?

Не успела я договорить, как дверь и впрямь распахнулась. Мы посторонились, пропуская целеустремленного гражданина нетрезвого вида, который на ходу элегантно запахивал пальто поверх майки. Данила поспешно подставил ногу под закрывающуюся дверь, а гражданин направился через двор, даже не взглянув на нас.

Ночью Ротонда выглядела совсем по-другому. Торжественно. Таинственно. Многообещающе. Тусклый электрический свет, не разбавленный дневным, создавал мрачный уют. Стараясь ступать потише, мы прошли через центр колоннады на лестницу. Двигаясь вдоль стены по кругу, я смотрела вверх, на купол и вот уже снова начала кружиться голова, и стало казаться, что ступеньки двигаются, а колонны одновременно вырастают вверх и вниз, и верхней площадки нам никогда не достичь. Звук шагов отдавался от стен, наполняя пролеты и создавая впечатление, что кто-то идет за нами вслед. Конечно, это было лишь эхо, но почему-то такт отзвуков отчетливо выбивался из ритма наших шагов.

– Не работает, – сообщил Данила, когда мы достигли верхней лестничной площадки.

– Что? – не поняла я.

– Подняться вверх с закрытыми глазами.

– Должно было сработать?

– По некоторым данным. Видишь ли, те, кто якобы пропали здесь, не вернулись обратно, чтобы рассказать, как это произошло.

– Может, стоит расспросить жителей местных коммуналок? – предположила я.

– Коммуналок? – переспросил Данила. – А что это?

– Тебе лучше не знать, – прыснула я. – Это не для слабонервных Ихтиандров.

Подойдя к парапету балкончика и разглядывая колоннаду сверху, я принялась размышлять о местных жителях. Веселенькая у них жизнь в легендарном месте – постоянные посетители разной степени адекватности, причем некоторые имеют тенденцию внезапно пропадать, а некоторые, наоборот, оставаться на ночь, желая непременно разгадать тайну Ротонды.

– А и Б сидели на трубе, – замурлыкала я себе под нос вспомнившуюся считалку.

– А упала, Б пропала, кто остался на трубе? – внезапно сказал голос Данилы мне прямо в ухо.

«Акустический эффект», – вспомнила я, повернулась и столкнулась нос к носу с кузнецом. Сделала шаг назад и неожиданно не обнаружила под ногой твердой поверхности. Площадка словно развернулась, подставив мне лестницу. Понимая, что падаю, я вскинула руку, в которую немедленно вцепился Данила. Но падение продолжилось, лестницы и колонны закружились в обратном направлении, а я думала только о том, как бы не выпустить его руку. Но спасительная ладонь все-таки выскользнула из моей, ровно за мгновение до того, как я свалилась… в сугроб.

6. ДВОЕ ИЗ ЛАРЦА

Откуда здесь снег? И кто выключил свет?

Я попыталась сесть, для чего понадобилось выяснить, где верх, где низ. Оказалось, что низ – это глубокий и пышный сугроб, а верх – черное бескрайнее небо, усыпанное мириадами поблескивающих звезд, которые складывались в четкие созвездия. Вселенная глядела на меня, являя свою равнодушную и непостижимую бесконечность. Её совсем не волновало, что я только что упала с лестницы в городской парадной, а приземлилась в какой-то снежной, безлюдной и страшно холодной местности.

Местность оказалась не такой уж безлюдной. Послышался смех – нет, скорее это было довольное ржание. Что-то типа «У-ха-ха! Получилось!»

С трудом встав на ноги, я обозрела окрестности. В соседнем сугробе обнаружился Данила, который, ничуть не боясь подхватить простуду с каким-нибудь жестким осложнением, валялся в снегу на спине, изображая ангела.

– Ты бы хоть капюшон надел, – проворчала я, протягивая ему руку.

– Получилось! – отозвался он, не обращая внимания ни на мои слова, ни на руку. – У меня получилось!

– Хотелось бы все-таки уточнить, что получилось. Ведь, судя по всему, это получилось не только у тебя, но и у меня.

– Мы в Заречье! В моем мире! – объявил он, садясь и отряхиваясь, как собака.

– Откуда такая уверенность? А почему не на Северном полюсе?

– Думаешь, я могу не узнать свою кузницу?

Я проследила за его взглядом и увидела темнеющую под пригорком постройку, в которой теплился свет в окошке, а из трубы вырывался веселый дымок. В морозном воздухе явственно послышался характерный стук.

– Которую, похоже, кто-то уже занял.

Кузнец нахмурился и поднялся. Моя рука сама потянулась, чтобы стряхнуть снег, набившийся ему в волосы, но он отстранился. Натянул капюшон и тяжело потопал по снежной целине в направлении кузницы. Я пошла за ним, стараясь попадать в его следы и все равно проваливаясь.

– Почему я здесь? – задала я вопрос его спине.

– Я счел, что ты можешь быть полезной, – глухо ответил он, не оборачиваясь. – Ты уже проходила этой дорогой, могла провести и меня. Так оно и вышло.

Значит, я побочный эффект использования в качестве навигатора? Вот уж действительно, А упала, Б пропала.

По мере приближения к кузнице металлический перезвон становился все громче, а Данилины кулаки сжимались всё крепче. Наконец, он резко распахнул дверь, да так и замер на пороге. Подоспев следом, я заглянула через его плечо внутрь и испытала сильнейшее дежа вю. На фоне пылающего горна темнел крайне знакомый силуэт. Сильные руки уверенно управлялись с инструментами, придавая раскаленной полосе железа форму лезвия. Он не услышал нас, но, верно, студеный воздух достиг разгоряченного тела. Глянул искоса и будто бы вздрогнул. Потом убрал со лба отросшую челку, еще несколько раз резко ударил молотом и опустил светящийся от жара нож в воду. Металл зловеще зашипел, а кузнец обеими руками оперся на наковальню. Постоял так несколько мгновений, опустив голову, потом подошел к верстаку, взял рубаху и накинул на плечи. Посмотрел на нас и вместо приветствия проговорил с отчаянием:

– Всё-таки д-добрались.

Данила ошарашенно смотрел на своего двойника, судорожно сглатывая, и наконец смог выговорить:

– Ты какого черта делаешь в моей кузнице?

Даня невозмутимо снял фартук и попросил:

– Дверь закройте, чай не лето.

А он изменился. И не только внешне – существенно окрепший торс, худые, но жилистые руки, слегка отросшие волосы, отсутствие очков. На смену робости пришла заметная уверенность в себе. И заикание временами совсем пропадает.

Хотя в кузнице и так было жарко, атмосфера продолжала накаляться, пока эти двое из ларца смотрели друг на друга. Опасаясь, что вот сейчас-то и произойдет взрыв пространственно-временного континуума, я осторожно предложила:

– Может, пойдем к Настасье Осиповне, поздороваемся, да там и обсудим сложившуюся ситуацию?

– Ага, – зло поддакнул Даня. – Заодно обрадуем бабулю, что у нее теперь два внука.

– Здесь поговорим! – рыкнул Данила и решительно прошел вглубь кузницы. Ревниво глянул на наковальню, пробежался взглядом по развешанным в идеальном порядке на стене молотам. Вытащил из бадьи только что изготовленный нож, взвесил на ладони, внимательно осмотрел.

– Кто выучил тебя ремеслу?

– Н-никто! – неожиданно рассмеялся художник. – Само получилось.

Он прислонился к верстаку и устало предложил:

– Садитесь, я всё расскажу.

Избегая приближаться к двойнику, Данила присел на топчан у стены, я, немного поколебавшись, устроилась рядом.

– Ну, значит, очутился я здесь, – начал Даня.

– Когда и как? – жадно уточнил Данила.

– Примерно месяц назад. Заснул дома, а проснулся в кузнице. Дошел по тропинке до ближайшей избушки, там встретил копию своей бабушки. Она-то мне все и объяснила, более-менее.

– Она сразу поняла, что произошло? – хмуро уточнил Данила.

– Ага. Поахала, попричитала. Я, честно говоря, не очень ее понял, но потихоньку стало доходить, что я в другом варианте своей жизни.

Данила сидел мрачнее тучи.

– А как же кузница?

– Вот это самое интересное, – оживился художник. – Единственный мой опыт в кузнечном деле – факультатив в академии на отделении художественной обработки металла. Я там лишь два занятия продержался, молотом себе палец чуть не раздробил. А здесь прямо зудеть стало, думаю, дай попробую. Разогрел горн, взял молот, одну из железяк.

– Заготовку, – нехотя подсказал кузнец (хотя это вопрос, кто тут теперь кузнец).

– Заготовку, – послушно повторил Даня. – И начал работать. Сам не знаю как, а руки делают. Не с первого раза получилось, несколько заготовок я запорол, но в конце концов стало что-то получаться.

– Неплохо, – признал Данила.

– Да, кстати, я заказчикам твоим сказал, что я, то есть ты, сломал руку, и некоторое время не сможешь работать. Нехилая у тебя клиентура. Все сочувствовали и пообещали подождать пока ты, то есть я, нет, все-таки ты, поправишься. С п-пониманием отнеслись, короче говоря.

– А на деревне никто не догадался о подмене? – заинтересовалась я.

– Да я ни с кем особо и не общался.

– Зимой народ больше по домам сидит, – объяснил Данила.

– Только Диана считает, что я головой ударился, подстригся и после этого странным стал.

– А как же очки? – вспомнила я. – Как ты без них обходишься?

– Как-то привык, – пожал он плечами. – В пределах наковальни зрения хватает.

Он замолчал и задумался. Молчал и Данила, поэтому я взяла слово и ляпнула:

– Что делать будем, кузнецы?

Ответом мне были два одинаково неприязненных взгляда из-под одинаково нахмуренных бровей.

– Пойдем к бабушке, – устало решил Данила.

– Данилушка вернулся! – старая знахарка от души обняла внука и звонко расцеловала в обе щеки, потом повернулась ко мне:

– Катюша! Уж не чаяла увидеть!

Она радостно переводила взгляд с меня на Данилу, держа нас обоих за руки и притягивая друг к другу, а когда мы оба одинаково уперлись, выпустила и обратилась к Дане:

– А ты, внучок, что стоишь в дверях? Заходи, ужин в печке давно тебя заждался.

Как интересно! Настасья Осиповна к обоим вариантам «внучков» выказывала одинаковую привязанность. Чем больше внуков, тем лучше?

Мы втроем расселись по углам стола, стараясь держаться подальше друг от друга. Знахарка недоуменно поглядела на нашу тактику и приказала:

– А ну рассказывайте, чего носы друг от друга воротите?

– Видишь ли, бабуля, – неохотно начал Данила, – после того, как мы случайно поменялись местами…

Бабка Настя принялась выставлять перед нами тарелки с ленивыми голубцами, с недоверием прислушиваясь к рассказу внука.

– Я смог найти ребят, и так получилось, что Катя стала невольным проводником в мой мир.

Я возмущенно фыркнула, чуть не подавившись.

– За что я ей бесконечно благодарен, – поспешил добавить кузнец. – Понимаешь, Зара заверила, что с этой стороны открыть портал не составит сложности для другого… второго… короче, для тебя.

Он указал пальцем сначала на художника, а потом на меня.

– А ты вернешься вместе с ним, и всё будет по-прежнему.

«Я не хочу по-прежнему!» – возмутилось всё во мне.

– Я не хочу по-прежнему, – вдруг произнес Даня. Все воззрились на него.

– Я не собираюсь возвращаться, – решительно добавил он.

Молчание, которое повисло теперь, было не чета предыдущему. Несколько мгновений парни прожигали друг друга взглядами. Потом Данила встал и произнес сакраментальное:

– Пойдем, выйдем.

Они оделись и вышли на улицу. Я тоже вскочила, но бабка Настя остановила меня:

– Посиди, пусть ребята поговорят по душам. Неловко им пока вместе.

– А они там не подерутся?

– Да нет! – она налила себе чаю и присела за стол. – Сама понимаешь, приглядываются пока что друг к другу.

Плеснула чаю в блюдце и шумно отхлебнула, а потом задумчиво добавила:

– А как приглядятся, вполне могут… силушкой помериться.

Я кинула встревоженный взгляд в затянутое льдом окошко, но ничего не увидела. Тут хлопнула входная дверь, и парни вошли, румяные с мороза и разгоряченные разговором. Дружелюбнее они не стали, но какой-то договоренности, похоже, достигли, так как Данила деловито осведомился у меня:

– Поужинала? Тогда пойдем!

– Куда?

– На постой тебя определять к Зинаиде, по старой памяти.

– Так у нее же этот, – непонятно напомнила бабка Настя.

– Ах, да! – Данила устало прислонился к косяку. – А здесь у тебя…

– Данечка пока живет.

– Тогда пойдем ко мне. Правда, дом нетоплен, придется померзнуть, пока прогреется. Потерпишь?

«Если зовет к себе, значит, дома его никто не ждет», – обрадовалась я. А сама спросила, стараясь выглядеть возмущенной:

– А что люди подумают?

Художник с интересом покосился на нас.

– Что-нибудь придумаю, во имя спасения твоей и, кстати, моей репутации, – со вздохом пообещал Данила.

По пути домой кузнец оттаял: несмотря на обстоятельства и неизвестный мне результат разговора с Даней, он был страшно рад вернуться домой. Я же, наоборот, закоченела. То, что в городе считалось теплой зимней одеждой – длинный пуховик с капюшоном, теплые ботинки, пушистый шарф – против здешней зимы оказалось некомпетентным, и я все отчетливее ощущала, как холод добирается до тела. Да сколько здесь, минус пятьдесят? Я закашлялась от холодного воздуха, на глазах выступили слезы и тут же замерзли на щеках.

Данила критически оглядел меня и вынес вердикт:

– Надо бы приобрести более подходящую одежду, – и добавил, между прочим, – раз уж придется тебе здесь задержаться.

– Нормально я одета, – из чистого упрямства возразила я, и притормозила. – Как это задержаться?

– Прости, я понимаю, что это не входило в твои планы.

Я снова начала заводиться.

– Еще как не входило.

– Но ты же согласилась меня подвезти, – ухмыльнулся кузнец.

– Но ты же не уточнил пункт назначения! А Шарик, между прочим, один дома остался!

– А еще жених, – напомнил Данила. – Уверен, они прекрасно друг о друге позаботятся.

Я пропустила эту шпильку мимо ушей.

– Ты можешь объяснить, в чем дело?

Данила вздохнул и пообещал:

– Обязательно объясню. Только чуть позже, хорошо? Потому что сейчас я пока и сам не всё понимаю.

Вопреки опасениям, в доме кузнеца оказалось не так уж холодно, а по сравнению с улицей так и вовсе тепло.

– Сюда, похоже, никто не заходил за все время моего отсутствия, – бормотал кузнец, щелкая выключателями в сенях. – Котельная работала в периферийном режиме, я так настроил, чтобы дом не выстужался, когда уезжаю. Через пару часов станет совсем тепло.

Он включил свет в доме, и я невольно ахнула.

Идея Макса со сносом лишних стен полностью оправдала себя. Теперь дом мог похвастаться просторной гостиной с камином во всю стену и черным кожаным диваном перед ним. Кухня отделялась внушительным деревянным столом с массивными стульями вокруг него. В помещении царил уютный неяркий свет благодаря настенным железным бра в виде факелов, а потолок украшала кованая люстра в готическом стиле. На каминной решетке щерил пасть и растопыривал когтистые лапы дракон. Поговорка «сапожник без сапог» здесь была бы не к месту. Скорее, дом можно было демонстрировать потенциальным клиентам вместо рекламного буклета.