Зеркала

Пролог

У меня всегда были вещи. Я не выбирала их, они сами цеплялись ко мне. Несмотря на мою природу, материальное всегда стремилось оставаться рядом: золото, стекло, обломки металла, чужие письма. Я таскала их годами, теряла, ломала, забывала в местах, куда никто не должен был заходить. Эта простая цикличность – приобретение, использование, распад – меня устраивала.

Я долго думала, что коллекционирую предметы. Но нет. Я собираю истории. Разбираю их на фрагменты, оставляю в людях и местах, как занозы, как следы. Иногда на десятилетия. Иногда на часы. И те, кто случайно сталкивается с моими вещами, обычно принимают их за свои собственные воспоминания.

Три года назад я разобрала и рассыпала по миру свою коллекцию зеркал. Некоторые из них все еще живы – стоят в прихожих, отражают пыль чужих домов. Другие разбиты, но от их стекол остались осколки, которые продолжают видеть. Сейчас я хочу собрать их истории обратно. Или хотя бы услышать, что они делали с теми, кто осмелился в них смотреться.

На самом деле

Она не могла нарадоваться, как удачно у нее получилось снять эту квартиру. Пришлось отстегнуть пятьдесят процентов комиссией бесполезному нахлебнику риэлтору, который только и сделал, что протянул ей договор аренды, но она считала это невысокой ценой за спокойное место, где можно наконец остановиться.

Квартира досталась странно легко, будто ее никто не хотел, но тогда этот факт не показался ей странным.

Дом был старый, ремонт уставший, но зато в пятнадцати минутах отсюда тянулся огромный лесной парк и река. Из окна был вид на маленький сквер, где по деревьям прыгали наглые белки, которых подкармливал весь двор. Даже воздух здесь казался более мягким, спокойным, чем в ее прежних квартирах.

И сама квартира ей понравилась сразу. Небольшая, но уютная и чистая. Светлые теплые стены, паркет, чистая кухня без странных запахов – редкость для старых пятиэтажек.

Мраку, ее огромному черному найденышу, тоже вроде бы понравилось. Она не стала запускать его первым через порог, как делают суеверные хозяйки, а отпустила прямо в комнате. Кот вывалился из переноски как ночной комок тени, лениво потянул спину, встряхнулся и сразу пошел изучать углы, будто квартира принадлежала ему изначально. Она наблюдала за ним, чувствуя спокойствие: если Мрак ведет себя уверенно, значит, в квартире нет паранормальной активности. Коты всегда чувствуют, если что-то не так.

Не то чтобы она боялась подобных вещей, она вообще считала себя человеком довольно прагматичным и приземленным. За всю жизнь с ней не произошло ничего, что можно было бы назвать мистикой. Но в глубине души все равно оставалась легкая осторожность: новое место, чужие стены, тишина, к которой еще не привыкла. И она одна.

Мрак тем временем вернулся в небольшую прихожую и остановился, уставившись на порог. Начинается, подумала она, ожидая, что кот застынет, выгнет спину или прислушается к пустоте. Или как обычно ведут себя кошки в присутствии привидений?

Но Мрак стоял иначе: уши прижаты, хвост опущен, тело чуть напряжено, будто он пытается рассмотреть что-то слишком далекое или слишком тихое. Несколько минут ничего не происходило – кот просто смотрел на дверь, как будто ждал.

И вдруг так же просто развернулся, будто все это ему надоело, и привычно потерся о ее ноги, требуя еды. Переезд занял все утро, Мрак действительно проголодался. В его поведении не было ничего особенного, во всяком случае если не прислушиваться слишком внимательно.

В прихожей остались нераспакованные чемоданы и коробки, где-то в одной из них лежала кормушка. Она бросила взгляд на свое отражение в большом зеркале без рамы, недавно осветлила волосы – из русого в почти белые. Новый город, новый цвет, новая жизнь. Она улыбнулась себе, поправляя прядь, даже состроила смешную гримасу. Все налаживается, перемен бояться не нужно, все только к лучшему.

Зеркало висело напротив входной двери. Краем глаза она заметила, что дверь будто слегка приоткрыта. Она резко повернулась, дернула ручку. Странно, дверь была заперта все это время. Замок стоял на месте, поворачивался туго, как всегда у старых дверей. На всякий случай она набросила цепочку.

Наверное, показалось. Усталость, неразобранные вещи, переезд. Она тряхнула головой и вернулась на кухню.

***

Но когда она снова взглянула в зеркало, на долю секунды ей почудилось, что в отражении дверь была открыта чуть сильнее, чем в реальности. На миллиметр – почти незаметно, но достаточно, чтобы холодок прошел по позвоночнику. Она моргнула, и отражение выровнялось. Глаза устали, да и рассеянность после стресса от переезда обычное дело. Она повернулась к коробкам, но ощущение странного несоответствия осталось, словно зеркало сохраняло свою версию происходящего.

Вообще она любила перемены, успела пожить уже в пяти городах. Со временем ей становилось скучно, и ее непостоянная натура требовала нового: новых друзей, нового партнера, другой обстановки, другого ритма жизни. Она умела аккуратно, почти хирургически, отсекать прошлое – удалять из памяти все неприятное, что осталось в каждом покинутом месте: несправедливости на работе, мужчин, исчезающих без объяснений, подружек-змеюшек, которые за сладкими комплиментами прятали зависть. Все тревоги и провалы оставались позади вместе с городом, который их породил.

И снимать квартиры она тоже любила. Покупка собственной ей казалась чем-то из параллельной вселенной, поэтому она относилась к съемному жилью спокойно: переезжать проще, чем привязываться. Единственным постоянным существом в ее жизни был Мрак, которого она пять лет назад нашла пищащим блохастым котенком под лавочкой на остановке.

Сейчас Мрак развалился посреди большой двуспальной кровати, которую она уже успела застелить новым постельным бельем. На белой простыне он выглядел как аккуратная черная воронка – плотный круг тени с горящими зелеными глазами.

Она прошлась по квартире, проверяя, все ли на месте. На кухне стояли коробки с неразобранной пока посудой, в прихожей – чемоданы и пакеты, а на узкой стене напротив входной двери висело то самое большое зеркало без рамы. Оно ей совершенно не нравилось, но было намертво прибито старыми гвоздями, и разбирать его в первый же день ей совсем не хотелось.

К ночи квартира затихла, и свет из комнат расползался по полу, но до прихожей почти не доходил, оставляя ее в полутени. Она посмотрела туда из большой комнаты – почему-то казалось, что темнота в узком коридоре тянется чуть дальше, чем должна. В полумраке прихожая выглядела глубже; граница света и тени как будто лежала не там, где ей положено. Она отмахнулась, провела рукой по волосам и направилась на кухню, стараясь не смотреть снова в сторону прихожей.

Первую ночь в новой квартире она провела относительно спокойно. Долго не могла уснуть, но это нормально после тяжелого напряженного дня переезда. Мрак привычно спал у нее в ногах, плотные темные шторы не пропускали свет с улицы, соседи попались, похоже, довольно тихие, в комнате было спокойно, почти уютно.

Неприятности начались позже, недели через две, когда она увидела отвратительного рыжего таракана в ванной. Зайдя в ванную и включив свет, она бросила быстрый взгляд на чистую белую ванну, по дну которой, к ее ужасу, бежал мерзотнейшего вида таракан – рыжий, вытянутый, на слишком длинных ножках. Она ненавидела тараканов больше всего на свете. Только бы он был один, случайный, прибежавший от соседей. Если их здесь целая колония – ноги ее в этой квартире больше не будет.

Она, конечно, вызвала дезинсекцию. Специалист осмотрел все углы, трубы, вентиляцию, под ванной – в самой квартире тараканы не живут, сказал он. Скорее всего, тот рыжий был залетным: мог прийти из мусоропровода, из подвала, от не слишком чистоплотных жильцов этажом ниже. Дом старый, от таких “туристов” никто не застрахован. Ее это немного успокоило.

Но вечером случилось странное.

Она шла по коридору, уже собираясь выключить свет, когда заметила движение у самого плинтуса – маленькая тень, тонкая, резкая. Она замерла.

Таракан.Еще один.

Она медленно сняла тапок, не отводя глаз от насекомого. Таракан замер, будто прислушивался, а потом рывками, нагло и уверенно, пополз вверх по стене – прямо в сторону зеркала. Добравшись до его края, он без колебаний двинулся дальше, уже по гладкой поверхности стекла, как по обычному полу.

Она сделала осторожный шаг, готовая ударить, но в тот же момент таракан исчез. Не спрятался, не юркнул – просто пропал, будто растворился в зеркале.

Она стояла, уставившись в стекло. Совсем недавно эта рыжая мерзость ползла по нему у нее на глазах, длинные ножки четко читались в отраженном свете. Она моргнула один раз, другой. Ничего. Только ее собственное отражение – спокойное, на удивление неподвижное, как будто задержало дыхание вместе с ней.

– Ммяу?

Мрак стоял в дверях, чуть наклонив голову, внимательно следя за ней.

– Н-да… мать твоя начинает сходить с ума. То ли таракан опять бегает, то ли это у меня уже глюки, – пробормотала она, наконец отводя взгляд от зеркала.

Кот, словно услышав в ее словах что-то свое, радостно закружился у ее ног, требуя лакомство. Она с облегчением нагнулась к нему – живая, теплая шерсть оказалась гораздо реальнее, чем то, что происходило минуту назад.

Ночью она проснулась от тихого, почти неразличимого звука – будто что-то тонкое, твердое коснулось стекла и провело по нему короткую линию. Не царапнуло, а именно скользнуло, едва-едва, так, что сначала можно было решить: померещилось.

Она полежала несколько секунд, прислушиваясь. Мрак спал у нее в ногах, тяжелый, теплый, совершенно спокойный. Все было как обычно – темно, тихо, ровно. И вдруг тот же звук повторился, уже чуть ближе, будто в коридоре.

Она поднялась, осторожно вышла из комнаты и щелкнула выключателем. Свет лег на стены, скользнул по полу и отразился в зеркале в прихожей. Комната выглядела обычной, но в отражении она заметила движение. Рыжий таракан – крупный, с длинными ногами – снова бежал по проклятому зеркалу. Но теперь он странно бежал будто по внутренней стороне зеркала, как по прозрачной стенке аквариума. Движение было четкое, уверенное, слишком прямое – не то, как тараканы обычно метаются по плитке. Он будто двигался в каком-то своем, ровном ритме, не совпадающем с жизнью комнаты.

Она осторожно приблизилась. Стекло оставалось гладким и холодным, ни следа, ни звука, только бегущая внутри отражения рыжая спинка с длинными тонкими ногами.

И вдруг таракан сорвался вниз – так резко, что она даже вскрикнула. Он просто упал на пол, прямо перед зеркалом, как будто стекло изнутри перестало его удерживать. Упал и остался так лежать.

Таракан лежал на спине, медленно перебирая лапками. Ножки у него были слишком длинные, тонкие, будто перетянутые пополам, каждая заворачивалась под неестественным углом и выпрямлялась рывками, как сломанная пружина. Он не пытался перевернуться – просто лежал и шевелился, будто изучая воздух вокруг себя, смирившись со своей участью.

Ее передернуло. Страх уступил место брезгливости – резкой, злой. Она сорвала с ноги тапок и, зачем-то задержав дыхание, начала бить по несчастному насекомому снова и снова, пока от мерзкого шевеления не осталось и влажного пятна.

Она замерла неподвижно, чувствуя, как холод медленно поднимается к груди. В глубине зеркала мелькнуло еще одно движение – резкое, неправильное, слишком крупное для насекомого. Как будто там, за слоем отражения, что-то жило своей жизнью.

Мрак, прибежавший из комнаты на ее крик, с недоумением смотрел на хозяйку. Потом вдруг насторожился, прислушался и резко дернулся к входной двери. Добежав, он присел, отвел уши назад и замер. Она молча уставилась на входную дверь, которую на ночь заперла на все замки и цепочку. Глазок был темным, как глазницы черепа.

И тут в дверь настойчиво постучали.

– Нет, ну это какой-то сюр, понимаешь? Я думала, у меня сердце выскочит. – Она отпила кофе и тут же поморщилась: обожгла язык. – Стою ночью одна в квартире, дверь трясется, а там какая-то… ну ты бы видела, как она выглядела.

– Я все равно не понимаю, почему ты полицию не вызвала. – подруга подняла брови, размешивая латте. – Время сейчас какое-то нервное. Мало ли что у этих торчков на уме. Они же без башки. В следующий раз сразу звони.

– Никаких “следующих раз”. – Она махнула рукой, стараясь, чтобы это прозвучало твердо. – Надеюсь, я эту маргиналку больше не увижу. Один раз мне такого зрелища хватило. Сначала таракан из ада, потом… это. Еще раз что-нибудь подобное – и я отсюда съеду.

Подруга тихо хмыкнула, но не издевательски – скорее с сочувствием.

– У тебя это все за одну ночь, да? Она просто пришла, постучалась и ушла?

– Сначала да. – Она медленно поставила чашку на блюдце. – А потом я услышала, что она ковыряется в подъезде. Думаешь, закладку искала? У нее глаза были… не знаю. Как будто вообще не понимала, куда пришла. И смотрела странно. Не на меня, а… мимо.

Она сделала паузу, пытаясь подобрать точнее.

– Такое чувство было, что она ищет не мою дверь, а ту, которая… не здесь. Как будто когда-то тут уже была дверь, которую потом заложили стеной, а она про это не забыла. Понимаешь?

Подруга скептически приподняла бровь, но промолчала.

– У меня вообще появилось ощущение, что она эту квартиру знает. – продолжила она, стараясь звучать спокойно, хотя внутри все еще зудела тревога. – Не как случайный человек, который заблудился. Она двигалась так, будто запомнила каждый скрип. И в подъезде стояла у ящиков именно там, где… ну там, где ночью и стояла бы хозяйка. Если бы жила здесь давно.

– Может, жила. – неуверенно предположила подруга. – Снимала до тебя. Такие девицы обычно по съемным квартирам мыкаются… Да и какая хозяйка ночью будет у почтовых ящиков ошиваться, что ты придумываешь.

Она отмахнулась, но в этой фразе что-то зацепило.Слишком логично.Слишком не совпадало с тем, что она сама почувствовала ночью.

– Да, может. – сказала она, хотя голос выдал сомнение. – Только вот… почему она вернулась? В три часа ночи? И почему стучала так, будто знала, что я внутри? И ощущение было, что она стояла минут десять перед дверью, перед тем как постучать – у меня кот сторожевой, почувствовал.

Она снова вспомнила стук.И то, что второй раз он послышался не от двери.А из зеркала.

Холодок прошел по позвоночнику.

– Ладно. – подруга сделала глоток. – Главное, чтобы это все было один раз. С новыми квартирами иногда попадается всякое. Привыкнешь – все устаканится.

Она хотела в это поверить.Но ночью в зеркале мелькнуло еще одно движение – резкое, крупное, и явно не тараканье.

А девочка… Ее зрачки были слишком расширены, глаза почти полностью черные. Не так, как у наркомана. А как у человека, который слишком долго жил в темноте. И, что хуже всего, она уверенно узнала эту квартиру.

Ночами ей перестало быть спокойно. Привыкшая с детства спать в кромешной темноте, она даже купила детский ночник в форме кролика, который наполнял комнату мягким, успокаивающим светом. То есть предполагалось, что он должен успокаивать. На деле же она просыпалась каждую ночь в районе трех часов – от странной тревоги, тяжелой, будто давящей на грудь. Раз уж проснулась, она короткой перебежкой мимо неприятной прихожей с зеркалом добегала до ванной.

Вот уже месяц в новой квартире, а тревога не проходила. Наверное, сказывается город: где бы она ни находилась, рядом кто-то присутствует. В метро дышат в затылок на эскалаторе, в магазине задевают тележкой, на улице проходят так близко, что почти сбивают с ног, а в квартире… кто-то трогает цепочку на входной двери в темной прихожей.

Кто-то трогает цепочку в ее прихожей!

Она окончательно проснулась, сидя на холодном унитазе. Все это выглядело настолько нелепо, что она разозлилась: нет, хватит, нужно действовать решительно – мы же не в дешевом фильме ужасов. Она вскочила, почти бегом рванула в прихожую и щелкнула выключателем. Глаза резанул резкий белый свет – эта дурацкая лампочка, ее точно нужно будет заменить. Прихожая была пуста, предсказуемо пуста. Проклятое зеркало висело там же, неподвижное, тусклое, будто вовсе не отражало мир, а только подражало ему.

Она бросила на себя взгляд в отражении: сонная, растрепанная, бледная – честно говоря, выглядела жалко. Но главное было не это. Позади нее, в зеркале, дверь была чуть приоткрыта, и натянутая цепочка удерживала створку, будто с другой стороны кто-то давил на нее ладонью. На секунду у нее перехватило дыхание. Она резко обернулась – дверь стояла закрытой наглухо. Замки на месте. Цепочка свисает спокойно, ровно, как и должна. Она снова посмотрела в зеркало – отражение подчинилось, дверь тоже закрыта.

Она протерла глаза. Потрогала замок, потом второй, провела пальцем по цепочке, словно проверяла, не поддел ли ее кто-то. Все было в порядке, и от этого становилось только хуже – значит, проблема в ней. Точно нужно пропить магний и что-нибудь успокаивающее. Завтра же. Иначе так и вправду можно тронуться головой. Она выдохнула, стараясь не оглядываться на зеркало, и вернулась в кровать, ощущая, как напряжение медленно отступает, но не исчезает до конца.

Магния в шипучих таблетках в аптеке не оказалось. Она расстроилась: витамины в шипучках всегда нравились ей больше, капсулы неприятно глотать, да и работают они медленнее. Пришлось купить настойку пустырника, а магний заказать позже.

Она вышла на улицу. Было прекрасное субботнее утро, светлое и спокойное, и ей хотелось купить себе кофе с пироженкой, чтобы окончательно почувствовать, что все налаживается. Жизнь действительно шла своим чередом. Она быстро нашла работу с удобным гибридным графиком, в офисе нужно появляться всего пару раз в неделю. Внешне все становилось ровнее, только тревога никуда не исчезала. Она росла с каждым днем и особенно с каждой ночью.

Одна из прошлых ночей стоила ей нескольких часов сна. Полночи она лежала без движения и прислушивалась к каждому звуку, потому что в квартире отчетливо слышались чужие шаги. Звук был тяжелым, глухим, как будто кто-то ходил в массивных ботинках. Она несколько раз выходила в прихожую, включала свет и даже открывала дверь, преодолевая страх: лучше уж увидеть на пороге своей квартиры чудовищного монстра или жутких детсадовцев, напевающих синхронно страшную детскую песенку, чем мучиться в неизвестности.

Логичным объяснением было предположить, что ходят соседи сверху. Но над ее квартирой никто давно не жил, она это уточнила. Раньше там жила старушка, которая умерла лет пять назад, и с тех пор квартира пустует. От мысли, что топает сверху почившая старушка легче ей не становилось.

Пустырник, по всей видимости, начал действовать. Следующие две недели прошли в относительном спокойствии. Она решила всерьез заняться своей психикой: ложилась рано, старалась не нервничать и не расстраиваться. Она уже почти перестала думать о странных ночных звуках и непонятных ночных гостях, которые умеют выбирать самое неподходящее время.

Однако, когда до Нового года оставалось всего две недели, ночные звуки снова о себе напомнили.

Она любила сама создавать себе праздники и каждый год обязательно украшала квартиру. Но с тех пор, как у неё появился Мрак, она из осторожности перестала ставить большую ёлку и выбросила дождики с гирляндами, наслушавшись историй о чужих котах, которые ели шуршащие ленты и отправлялись на мягкие облачка. Мраку ещё рано становиться тучкой, поэтому в этот раз она купила несколько гирлянд-фонариков и развесила их туда, куда пушистый бандит точно не дотянется.

И все равно квартира оставалась какой-то глухой, будто прислушивающейся.

Она решила украсить и зеркало. На серый, мертвенно-тусклый прямоугольник в прихожей она накинула разноцветные фонарики, надеясь, что они хоть немного оживят это странное место. И действительно, на мгновение прихожая будто стала теплее. Свет отражался в стекле мягкими пятнами, и зеркало теряло свою привычную угрюмость.

Но, присмотревшись, она заметила, что фонарики в отражении светятся немного иначе. Не ярче и не тусклее, а просто… не совсем так. Как будто один из огоньков мигал в ином ритме, чем здесь, в ее реальности, или свет уходил в глубину зеркала чуть дальше, чем должна была позволять гладкая поверхность.

В ту ночь ей спалось чуть лучше. Цветные огоньки в прихожей казались детской страховкой от тьмы, как ночник в форме кролика. Она даже подумала, что зря накручивала себя, а зеркало в итоге оказалось просто старым зеркалом в старом доме, ничего особенного.

Проснулась она, как обычно, в районе трех. Никакого звука, ни шагов, ни шороха. Просто резкое, неприятное чувство, что ее кто-то ждет. Она лежала, не двигаясь, прислушивалась к квартире. Мрак не приходил. Это было странно. Обычно, если она ворочалась, кот хотя бы шевелился на кровати, ворчал, перекатывался поближе. Сейчас было ощущение, что в комнате она совсем одна.

Она села, свесила ноги на холодный пол, натянула халат и вышла в коридор. Из спальни тянулся слабый теплый свет от кролика, из кухни чернел прямоугольник проема. В прихожей висели фонарики, в реальности они горели ровно, спокойными цветными пятнами, и только тень от шкафа выглядела немного гуще. Она уже собралась развернуться и пойти в ванную, но что-то дернуло ее снова посмотреть в зеркало.

В отражении фонарики мигали.

Не сильно, не как в дешевом ужастике, где свет бешено дергается, а чуть-чуть, будто кто-то раз в несколько секунд незаметно убавлял напряжение. Один огонек в отражении погас совсем. Она глянула мимо, на настоящую гирлянду. Все лампочки горели. Вернула взгляд в стекло, и там уже тоже все светилось как положено.

Она стояла, чувствуя, как по коже медленно поднимается мурашками неприятный холод. Ничего не происходило. Прихожая была обычной. Зеркало отражало ее, стены, чемоданы у двери, висящие куртки. И все равно у нее было ощущение, будто она смотрит не в отражение, а в чужое окно, за которым в любой момент кто-то может подойти.

Она пошла в ванную, сделала свои дела и уже собиралась вернуться в кровать, когда услышала звук. Очень тихий. Словно кто-то взял цепочку на двери двумя пальцами и легонько потянул вниз, потом отпустил. Металл звякнул коротко, глухо, так, как может звякнуть только в тишине ночью.

Она застыла посреди коридора, босая, с влажными руками, и поняла, что звук пришел не от двери.

От зеркала.

Голова отказалась в это верить, но тело уже знало. Она медленно повернулась. Фонарики все так же тихо горели, мягко разбрасывая красные, синие и желтые пятна. Зеркало было темным, стекло казалось глубже обычного, как зимой, когда в окне отражается комната. В отражении дверь была приоткрыта. Цепочка натянулась и слегка дрожала, как будто кто-то только что пробовал ее на прочность.

В реальности дверь была закрыта.

Она сделала шаг вперед. Стекло не менялось. Внутри отражения воздух был плотным, серым, как вода в аквариуме, давно не мытом. Свет фонариков уходил туда, в глубину, на полсантиметра дальше, чем позволяла логика.

Она протянула руку и тронула стекло кончиками пальцев. Холод был таким, что кости свело. Не как от стекла в подъезде зимой, а каким то совсем неправильным, внезапным, плотным. Она автоматически отдернула руку, хотя пальцы к нему не прилипли. Ей показалось, что стекло под подушечками совсем немного подалось внутрь, как тонкий лед весной, когда его пробуют на прочность носком ботинка.

Этой ночью она не стала больше проверять ни дверь, ни цепочку. Вернулась в кровать и легла, отвернувшись к стене. Мрак так и не пришел.

На следующий день она постаралась вести себя нормально. Сходила в магазин, приготовила еду на два дня, посмотрела какую то тупую комедию, потом другой фильм, посидела в телефоне до онемения пальцев. Вечером Мрак наконец-то пришел и лег у нее на груди, громко урча, как раньше. Это немного успокаивало, почти заверяло, что все в порядке, что все эти тараканы и девицы в подъезде, и цепочки, и зеркала, и мигания компенсируются вот этим тяжелым пушистым весом у нее на ребрах.

Пока она не заметила, что кот не смотрит ей в глаза. Ни разу за вечер. Ни одного привычного внимательного взгляда. Он как будто старательно отворачивался, когда она пыталась его поймать, и один раз, подняв голову, уткнулся взглядом не в нее, а в коридор. Туда, где висело зеркало.

В ту ночь она проснулась не от звука. От отсутствия звука. Соседи не шумели, машины за окном не проезжали, даже холодильник будто бы замолчал. Но тишина была не успокаивающей, а такой, которая похожа на паузу перед тем, как что-то произойдет.

Она не хотела вставать. Накрылась одеялом с головой, попыталась заставить себя думать о чем угодно, кроме прихожей. О работе, о том, что к Новому году надо купить себе какое то платье, о том, что нужно позвонить родителям. Но все мысли стекались в одну точку, к двери и зеркалу, как вода в слив.

Шаг.

Один.

Не громкий, не тяжелый. Но точно в прихожей. С тем легким тянущимся эхом, которое бывает только на узком пространстве, где стенам есть от чего отразить звук.

Она села. Не помнила, как встала. Просто уже шла к двери спальни, держа руку на стене. Свет включать не хотелось. Она выглянула в коридор. Фонарики на зеркале были выключены. Это было невозможно. Она не выключала их. В темноте зеркало казалось черной дверью, которой в этом доме никогда не было.

Она щелкнула выключателем. Лампочка под потолком вспыхнула резким белым светом. Гирлянда загорелась сразу, все лампочки ровным сиянием. Но первые доли секунды, пока глаз еще не успел привыкнуть к свету, ей показалось, что в зеркале она видит совсем не свою прихожую. Что там глубже, чем тут. Что за первым слоем стен идет второй, темный, и в нем кто-то стоит.

Это ощущение ушло так же быстро, как пришло. Она сделала пару шагов к зеркалу. В отражении была она сама, бледная, с синяками под глазами, в растянутой футболке, и за спиной у нее закрытая дверь. Все замки на месте, цепочка висит. Все правильно, все как надо.

Она подошла ближе. Сколько раз уже она тут стояла, рассматривая свое блеклое лицо. Сколько раз сама себе говорила, что надо наладить сон, купить витамины, начать нормально питаться, разобраться со своим ментальным здоровьем. Сколько раз смотрела себе в глаза и не видела там ничего, кроме усталости.

Сейчас она увидела другое. Отражение на долю секунды не совпало с движением. Она подняла руку, а в зеркале рука чуть дернулась с опозданием. Как при плохой связи в видеозвонке. На секунду, меньше. Но этого хватило.

Она резко вдохнула. Холод из зеркала был таким плотным, что в голове на секунду потемнело. Ей показалось, что свет в прихожей стал плоским, как картонная декорация, а где то в глубине стекла медленно поворачивается воздух, собираясь в воронку. Она хотела отойти, сделать шаг назад, но тело не послушалось, как во сне, когда ноги становятся ватными, тяжелыми и неподъемными.

В отражении она стояла чуть ближе к зеркалу, чем в реальности, шея была наклонена под другим углом, волосы лежали аккуратнее, чем она их помнила. Эта чужая аккуратность почему то встревожила сильнее, чем любые звуки и шаги. Внутри вспыхнуло простое, почти детское желание: просто отвести глаза и не смотреть больше на это. Но взгляд уже лип к стеклу, как к нему иногда липнут пальцы.

Отражение смотрело прямо на нее. Чуть внимательнее, чем человек обычно смотрит на самого себя. Уголки губ в стекле едва заметно дрогнули и сложились в осторожную, почти вежливую улыбку. Так могут улыбаться не знакомому, а узнаваемому. Улыбка была такой слабой, что ее можно было бы списать на игру теней, если бы не ощущение, что улыбается не лицо, а само стекло.

На миг она почувствовала легкий толчок, как в лифте, который трогается вниз. Ничего вокруг не изменилось: та же прихожая, та же лампочка под потолком, те же фонарики над зеркалом. Только сердце вдруг оказалось где то в горле, а пальцы на ногах перестали ощущать пол, словно опора ушла на сантиметр вниз. Это чувство длилось совсем недолго, меньше секунды, как если бы она просто моргнула и на мгновение провалилась в темноту между вдохом и выдохом.

Ей даже показалось, что она действительно моргнула и все закончилось.

Она очнулась стоя. Это было страннее всего. Не было привычного ощущения тяжелого тела, которое валяется на диване или в кровати. Просто сразу стояла, босая, в своей прихожей. Только эта прихожая была какой то не той.

Гирлянда над зеркалом висела, но не горела. Все лампочки мертвые, матовые. Света не было вообще. Ни из спальни, ни из кухни. Лампочка под потолком не реагировала на выключатель. Тишина стояла такая, что звенело в ушах.

Она подошла к двери и попробовала замок. Рука сама туда потянулась, автоматическим движением. Замок не сдвинулся. Как будто был нарисован. Цепочка казалась настоящей, но пальцы соскальзывали как будто она мыло трогала, а не холодный металл. Она отдернула руку, вдохнула поглубже и повернулась к зеркалу.

В зеркале была ее квартира. Та самая, настоящая. В прихожей горел свет. Фонарики на зеркале мягко светились, переливались, как ей и хотелось. Из спальни тянулся теплый прямоугольник. На кровати лежала она. Ее же лицо. Ее же волосы. Ее же пижама. Мрак свернулся рядом, как черная запятая.

Она подошла ближе. В отражении ее "я" спала спокойно, даже слишком ровно, почти неподвижно. Потом дернулась, села. Посидела немного на краю кровати, как будто прислушиваясь к тишине. Она видела каждое движение, как в кино без звука. Фигура поднялась, прошла в коридор. Вышла к зеркалу. Стала перед ним.

Они оказались лицом к лицу.

Та, по эту сторону, ощутила, как по позвоночнику медленно ползет лед. Девушка в отражении выглядела, как она, но была какой то более гладкой. Лицо спокойное, глаза пустые, как будто в них убрали весь лишний шум, оставив только функцию. Она подняла руку, провела ладонью по волосам. Движение было привычным, но в нем не было ни капли жизни, только отрепетированный жест.

Потом отражение медленно улыбнулось. Уже не легкой полуулыбкой, а шире. Уголки губ поползли выше, чем надо, как будто кожу тянули невидимые пальцы.

Она поняла, что кричит, но звука не было. Зеркало, в котором теперь находилась она, не пропускало звук наружу.

Оболочка отвернулась и ушла в ванную. Через несколько секунд свет загорелся уже там. В зеркале прихожей было видно немного двери, но она все равно не могла отвести взгляд. Ей казалось, что если она сейчас моргнет, случится что-то еще хуже.

Оболочка вернулась, держа в руке красную помаду. Встала прямо напротив зеркала, развернула тюбик. Красный цвет показался абсурдно ярким, почти черным на том холодном белом свете, который всегда делают в ванных. Она медленно, не спеша начала обводить губы. Линия получалась ровной, очень аккуратной, как у тех женщин, которые всегда все делают правильно.

Потом подняла глаза.

Сейчас она смотрела не сквозь, а прямо в нее, вглубь, туда, где она стояла по другую сторону стекла. Взгляд был точным, прицельным, никакого расфокуса. Оболочка словно окончательно заметила ее, признала, что та существует.

И улыбнулась.

На этот раз губы не просто растянулись. Красная помада легла так, что улыбка стала чуть шире, чем позволяла анатомия, и на долю секунды показалось, что под кожей что-то шевельнулось, как у таракана, который лежит на спине и перебирает невозможными ногами.

Она попробовала отступить, но за спиной оказался не коридор, а черная стена, в которой не было ни двери, ни света. Зеркало перед ней было единственным окном в мир, куда она еще несколько недель назад шла с такими радужными ожиданиями. Теперь там жила другая.

Через неделю ее оболочка так же, как тысячи других людей, ехала утром в метро. Варежки зажаты в руках, на коленях сумка, в ушах наушники. Легкая красная помада на губах, практичный тональный крем, аккуратные стрелки. Ничего лишнего, идеально собранный облик офисного человека.

Рядом на сиденье устроилась девушка в светлой куртке, с яркими голубыми глазами и мягкой широкой улыбкой. Та самая. Та, что когда то ночью стояла у ее двери и не могла попасть "домой". Они сели рядом так, как садятся каждый день тысячи людей. Ноги параллельно, сумки между колен, плечи почти касаются.

Обе достали телефоны. Экраны вспыхнули одним и тем же холодным светом. Пальцы обеих начали листать ленту в одном и том же ритме.

Они не посмотрели друг на друга ни разу.

В окне вагона мелькали темные стены туннеля, и на какие то секунды стекло превращалось в зеркало. В этих коротких отражениях их лица выглядели немного иначе. Глаза там были глубже и темнее, чем следовало бы, а улыбки похожи на те, которые появляются у людей, которые наконец то нашли свое место.

В вагоне было тесно, но по ту сторону стекла было еще теснее.