Искушение Ксилары. Книга девятая

Глава 1. Цена славы

Воздух Гроунделя был соленым, пахшим гнилыми водорослями, смолой, рыбой и чем-то неуловимо протухшим, что исходило от самых трущоб этого портового города. Не город, а бойлер, в котором кипели чужие грехи, надежды и отбросы. Едва они ступили на скользкие, выщербленные камни мостовой на них обрушился шум: оглушительный гам с причалов, где грузили товары, ругань матросов, визг чаек, раздиравших небо своими кривыми клювами, и назойливый перезвон колоколов на бесчисленных храмах и тавернах.

Ксилара остановилась, делая глубокий вдох, но этот воздух, словно жидкая грязь, не давал желанной свежести. Он был полной противоположностью хрустальной, морозной чистоте Вельгарда, ледяному безмолвию Фильхейма. Здесь жизнь клокотала, булькала и воняла, навязчивая и грубая. После тишины, наполненной лишь шепотом тысяч замерзших душ в ее собственном разуме, эта какофония оглушала.

– Ну, вот мы и дома, – раздался рядом язвительный голос. Зирах стоял, скрестив руки на груди, его демонический глаз, мерцающий словно расплавленное золото, бесстрастно скользил по грязным улочкам, сбегавшим к воде. – Во всяком случае, в одном из таких. Пахнет родным Разломом, только мокрее.

Игнис, шедший чуть позади, издал низкое, похожее на рык ворчание. Его дикая, животная харизма, казалось, сжимала пространство вокруг, заставляя случайных прохожих невольно шарахаться в сторону. – Мне этот запах претит. Он слабый, гнилой. Мои земли зовут, дела не ждут. Но оставлять вас здесь… – Он не договорил, но его горячий взгляд, устремленный на Ксилару, говорил сам за себя. В нем читалось беспокойство, и досада от необходимости улетать.

– Мы справимся, Игнис, – тихо сказала Ксилара, чувствуя, как тяжесть города начинает давить на ее плечи. Она потянулась к внутреннему покою, к тому месту, где хранилась память Йормунда, но вместо тихой грусти и силы наткнулась на рой встревоженных голосов. Души великанов, привыкшие к вечному молчанию льдов, встревоженно шептались, реагируя на хаос внешнего мира. Она сжала виски, заставляя их стихнуть. Это новое бремя – быть Хранительницей целой расы – было подобно ноше из льда, которая то таяла, наполняя ее чужой тоской, то замерзала вновь, сковывая ее собственные эмоции.

– Давайте найдем место, где можно передохнуть, – предложила она, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Прежде чем ты улетишь, Игнис.

Они двинулись дальше, вглубь этого каменного лабиринта, где дома, казалось, росли друг на друге, цепляясь за склоны холма, их кривые стены и покосившиеся ставни создавали ощущение, что весь город вот-вот рухнет в мутные воды залива. Люди вокруг были такими же пестрыми и потрепанными, как и сама архитектура: матросы с кожей, продубленной солнцем и ветром, торговцы в дорогих, но безвкусных нарядах, воры с пустыми глазами, шныряющие в толпе, и местные жители с вечной усталостью на лицах.

Именно тогда ее взгляд упал на него.

Плакат.

Он был наклеен на замызганную стену таверны «Трезубец Нептуна», ярким пятном выделяясь на выцветшей древесине. Стилизованный, почти гравюрный портрет. Ее портрет.

Длинные волосы цвета воронова крыла, ниспадающие волнами на плечи. Ярко-синие глаза, в которые художник вложил смесь вызова и тайны. Аристократичные черты лица, унаследованные от оригинала Ксилары де Винэр. Изображение было умелым, льстивым, но узнаваемым до жути. А под ним – жирный, бросающийся в глаза текст:

«ОПАСНАЯ БЕГЛЯНКА. МАГИЧЕСКИЙ СОВЕТ. ЗА ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ОБРАЩАТЬСЯ…»

Далее следовали контакты, которые, без сомнения, вели прямиком в лапы Совета или, что было еще хуже, к «Серой Сфере».

Ксилара замерла, словно корень, вросший в грязную мостовую. Внутри все похолодело. Это была не просто бумага и краска. Это была ее голова на серебряном блюде, выставленная на всеобщее обозрение. Ее жизнь, ее свобода – оцененные в звонкую монету. Ирония ситуации была столь горькой, что она чуть не рассмеялась. Беглянка. Так оно и было. Она бежала от Лузариса, от Кэлана, от Совета, от самой себя и своего дара. Но теперь ее бегство приобрело официальный статус. Ее лицо, когда-то скрытое в тени аристократических покоев, теперь смотрело на нее с каждого угла.

– Наконец-то, – раздался рядом все тот же язвительный, знакомый до боли голос. Зирах подошел вплотную, его плечо почти касалось ее плеча. Он смотрел то на плакат, то на нее, и на его обычно мрачном лице играла кривая усмешка. – Настоящая звезда. Смотри, даже в этом дерьмовом городе твой портрет висит на самом видном месте. Должно быть, вознаграждение за тебя равно годовому доходу небольшого королевства. Поздравляю, Ксилара. Ты достигла вершин известности.

Его слова, отточенные как кинжал, вонзились в нее больнее, чем она могла ожидать. Она повернулась к нему, и в ее зеленых глазах вспыхнул огонь, на время затмивший ледяной ужас.

– Это не шутка, Зирах, – прошипела она. – Они везде. Каждый встречный может оказаться тем, кто захочет получить эти деньги.

– А ты думала, будет иначе? – Он пожал плечами, но в его золотом глазу не было и тени веселья. Лишь привычная, накопленная за годы выживания в аду Разлома, усталость и цинизм. – Тебя разыскивает самое могущественное магическое учреждение в мире. Рано или поздно они должны были перейти к тактике уличных афиш. Дешево и сердито.

Игнис, нахмурившись, шагнул вперед, заслонив ее своим мощным телом от любопытных взглядов. Его присутствие было подобно разведенному костру в ледяную стужу – жарким, живым, защищающим.

– Этому городу недолго осталось стоять, – проворчал он, и в его низком голосе слышался отзвук драконьего рыка. – Я могу превратить эти плакаты в пепел одним дыханием.

– И тем самым указать им на наше точное местоположение? – парировал Зирах, не сводя с него холодного взгляда. – Блестящий план, ящер. Ты всегда отличался тонкостью стратегического мышления.

Между двумя мужчинами пробежала искра напряжения. Они были так разительно непохожи: полудемон-изгой, чья душа была поломанным сосудом, вмещавшим и тьму, и искру человечности, и дракон-оборотень, дикий и необузданный, подчинявшийся лишь зову крови и собственной чести. Их объединяла только она. И даже эта связь постоянно испытывалась на прочность ревностью, разницей в природе и простым мужским упрямством.

– Хватит, – тихо, но властно сказала Ксилара. Ее собственный голос прозвучал чужим, наполненным той странной силой, которая начала рождаться в ней после Фильхейма. Силой не только дара, но и бремени лидера. – Мы не будем жечь ничего. Мы не будем привлекать внимание. Мы найдем таверну, самую неприметную, отдохнем и составим план. Игнис улетает на рассвете. А мы… мы двинемся дальше.

Она снова посмотрела на плакат. На свое собственное лицо. И этот взгляд был уже другим. Первоначальный шок и страх сменились холодной, тяжелой решимостью. Они боялись ее. Боялись ее дара, ее силы, ее способности нарушать их хрупкий, лживый порядок. И они были правы. Она была опасна. Для них.

Она больше не была той перепуганной девушкой, которая просыпалась в чужом теле и чужом мире. Она прошла через огонь драконьих пиков, хаос Разлома, чистую жертву великана. Она была Хранительницей памяти целого народа. Она несла в себе эхо тысяч замерзших сердец. И они думали, что могут поймать ее, приклеив к стене кусок бумаги?

Уголок ее губ дрогнул в подобии улыбки. Горькой, усталой, но улыбки.

– «Опасная беглянка», – прошептала она, обращаясь к своему изображению. – Они даже не знают, насколько они правы.

Она почувствовала на себе взгляды обоих мужчин. Зирах изучал ее с новым, пристальным интересом, его язвительность куда-то испарилась, уступив место пониманию. Игнис смотрел на нее с тем одобрением, которое драконы даровали лишь равным по силе духа.

– Итак, – Ксилара оторвала взгляд от плаката и окинула взглядом грязную, шумную улицу, ведущую в самое сердце Гроунделя. – Ищем это «убежище». «Кривой Якорь», если я правильно помню название из плана.

– Должно быть, очаровательное место, – проворчал Зирах, но уже без прежней едкости. Он первым шагнул вперед, его темный плащ слился с тенями переулка. – Следуйте за мной. И постарайтесь не смотреть никому в глаза. В городах вроде этого взгляд, полный решимости, привлекает лишь два типа людей – наемников и могильщиков.

Они двинулись за ним, сплетаясь с толпой, стараясь стать ее частью, невидимыми серыми пятнами на пестром полотне портовой жизни. Но Ксилара чувствовала, как на нее смотрят. Не люди – их пока что мало интересовала группа усталых путников. Смотрели они. Ее бумажные двойники. Сотни пар ее собственных зеленых глаз, пригвожденные к стенам, столбам и дверям. Они преследовали ее, безмолвные, навязчивые, напоминая о цене, которую назначили за ее голову. О цене ее славы.

И с каждым шагом вглубь этого города-ловушки холодная решимость внутри нее крепла, закаляясь в огне страха и унижения. Она не была вещью. Она не была наградой. Она была Бурей. И скоро те, кто развесил эти листы, пожалеют о том, что вообще вспомнили ее имя.

Глава 2. «Кривой Якорь»

«Кривой Якорь» оказался именно таким местом, каким и должен был быть – приземистым, темным и дышащим столетними испарениями дешевого эля и человеческой немочи. Он врос в каменный склон над самым обрывом, словно гигантский гриб-паразит, и его покосившаяся вывеска с кривым якорем скрипела на ветру, обещая не столько отдых, сколько забвение.

Зирах, не меняя выражения лица, отворил низкую, обитую железом дверь, и их встретила стена спертого, густого воздуха, пахнущего кислым пивом, потом и жареным мясом сомнительной свежести. Внутри царил привычный для подобных заведений полумрак, пробиваемый лишь тусклым светом масляных ламп, развешанных по стенам, и камина, в котором трещали сырые поленья. Несколько коренных завсегдатаев, сгорбленных над своими кружками, подняли на них безучастные взгляды и так же быстро в них уткнулись, не проявляя ни интереса, ни гостеприимства. Здесь чужаков было много, и ни один из них не нес добра.

– Очаровательно, – процедил Игнис, его ноздри дрогнули от отвращения. – Пахнет как логово больного зверя.

– Здесь нас не станут искать, – коротко бросил Зирах, его опытный взгляд уже оценил планировку, запасные выходы и потенциальные угрозы. – А если и станут, то у нас будет преимущество. В такой тесноте их численность не будет иметь значения.

Он подошел к стойке, за которой стоял хозяин – грузный мужчина с лицом, напоминающим смятый пергамент, и глазами-щелочками, в которых читалась вечная усталость от человеческого дерьма. Не проронив ни слова, Зирах положил на стойку несколько серебряных монет. Хозяин молча сгреб их широкой ладонью, кивнул на темный проход в глубине зала и протянул ему два ключа, болтающихся на грубых железных кольцах.

– Две комнаты. Наверху. В конце коридора. Завтрак не входит, – сипло прохрипел он и отвернулся, демонстрируя, что разговор окончен.

Комнаты оказались такими же, как и все здесь – крошечными, с низкими потолками, с единственным закопченным окном, выходящим на грязный внутренний дворик. В одной стояла узкая кровать, в другой – две, сбитые из грубых досок. Стены были холодными и влажными на ощупь, а в воздухе витала пыль и сладковатый запах плесени.

– Я займу эту, – Ксилара кивнула на комнату с одной кроватью, чувствуя, как стены начинают медленно, но верно сжиматься вокруг нее. Окно было слишком маленьким, чтобы через него выбраться, дверь – единственным выходом. Ловушка. Всегда ловушка.

Игнис, стоя на пороге, всем своим существом выражал недовольство. Его мощное тело, созданное для бескрайних небес и скалистых вершин, казалось, упиралось в тесные стены каморки.

– Я останусь до рассвета, – заявил он, обращаясь к Ксиларе. Его горячий взгляд обжег ее. – Мое присутствие здесь требуется. Драконы не терпят долгого отсутствия своего вожака. Начинаются распри. Мне нужно утвердить свою власть.

– Мы понимаем, – тихо ответила Ксилара, подходя к нему и кладя руку на его напряженную мышцу плеча. Под кожей будто билась раскаленная лава. – Ты и так сделал для нас больше, чем кто-либо. Твои земли и твой народ нуждаются в тебе.

Он наклонился, и его дыхание, пахнущее дымом и горячим камнем, обдало ее лицо.

– Ты – мой народ, – прорычал он так тихо, что услышала только она. – Ты – моя самка. Моя Буря. Я вернусь. С подкреплением. А тот… – Он бросил взгляд на Зираха, который молча разбирал свои немногочисленные пожитки в соседней комнате. – Пусть охраняет тебя как зеницу ока. Или мне придется напомнить ему, чье дыхание плавит камень.

Она почувствовала прилив тепла к щекам. Его примитивная, животная уверенность, которая когда-то вызывала в ней протест, теперь казалась якорем в бушующем море. Но якорь тоже мог удерживать на месте, не давая плыть дальше.

– Он и так это делает, Игнис. Мы – команда.

Дракон-оборотень фыркнул, но не стал спорить. Он провел пальцем по ее щеке, жесткий и требовательный жест, оставляющий на коже невидимый шрам.

– До рассвета, – повторил он и, развернувшись, тяжелыми шагами направился в свою комнату, громко захлопнув за собой дверь.

Ксилара осталась стоять в коридоре, ощущая на себе взгляд Зираха. Он прислонился к косяку своей двери, его поза была расслабленной, но глаза, тот странный дуализм холодного синего и горячего золотого, видели все.

– Ну что, команда, – произнес он без интонации. – Располагайся, «звезда». Пока твой ящер не прожег взглядом пол.

Она вздохнула и прошла в свою комнату, притворив за собой дверь. Одиночество, наступившее после их ухода, было громким. Оно было заполнено скрипом половиц за стеной, доносящимся из таверны приглушенным гулом, собственным неровным дыханием. И голосами. Всегда голосами.

Она села на край кровати, пружины жалобно заскрипели. Она сжала виски, пытаясь заглушить нарастающий шепот. Это были не слова, а ощущения. Воспоминания, не принадлежащие ей. Ледяной ветер, ревущий на бескрайних равнинах Вельгарда. Горечь утраты, такая острая, что ею можно было порезаться. Тихая, всепоглощающая любовь к своему народу, к своему дому, который больше не существовал. Души великанов, чью память она несла в себе, беспокойно ворочались, реагируя на ее собственный страх, на ее ощущение заточения.

Заперта. Снова заперта.

И тогда память, уже ее собственная, хлынула наружу, смешавшись с чужими голосами в один сплошной кошмар.

Лузарис. Дворец герцога Кэлана. Ночь после бала.

Она лежала на шелковых простынях, ее тело, преданное собственным даром, все еще горело от его прикосновений. Каждый нерв пел гимн ему, ее кожа помнила вес его ладоней, власть его пальцев, исследующих ее, будто ценную вещь, которую он только что приобрел. А где-то глубоко внутри, в самом ядре ее сознания, пряталась Маша – перепуганная, униженная, наблюдающая, как ее тело, ее новое, прекрасное и проклятое тело, отвечает на ласки мужчины, который видел в ней лишь инструмент, трофей, средство для укрепления своей власти.

«Золотая клетка», – прошептала она тогда в темноту, и слова повисли в воздухе, густые и липкие, как патока. Она сбежала из опочивальни на рассвете, едва закутавшись в простыню, ее ноги дрожали, а между бедер пульсировала странная, стыдная боль, смешанная с остатками навязанного наслаждения. Она бежала по бесконечным коридорам, сердце колотилось где-то в горле, а в ушах стоял звон. Она помнила, как споткнулась о ковер, как острый край резной тумбы впился ей в бок, и эта физическая боль была такой сладкой, такой настоящей на фоне магического кошмара, в котором она оказалась. Она бежала в Нижний город, в грязь и отбросы, лишь бы подальше от этой позолоченной тюрьмы, от этого мужчины, чье присутствие заставляло ее кровь кипеть, а разум – цепенеть.

Теперь, в душной комнате таверны «Кривой Якорь», она снова почувствовала тот же страх. Тот же вкус несвободы. Плакаты на стенах были лишь другим проявлением той же клетки. Магический Совет, «Серая Сфера»… все они хотели запереть ее, контролировать, использовать. Разница была лишь в цене и в дизайне решеток.

Она сжала кулаки, ее ногти впились в ладони. Нет. Она не позволит. Йормунд доверил ей память своего народа не для того, чтобы она сдалась в первом же вонючем порту. Игнис верил в ее бурю. Зирах… Зирах, несмотря на все свои колкости, стоял за нее горой. И Элриндор… мысль о нем вызвала прилив теплой, щемящей нежности. Его холодный разум и горячее, открытое ею сердце. Он ждал ее. Где-то там.

Она заставила себя встать, умыться ледяной водой из глиняного кувшина, съесть кусок черствого хлеба, который Зирах незаметно положил ей на стол, когда она сидела, погруженная в свои мысли. Сумерки давно сменились глубокой ночью. Из таверны доносились уже не гул голосов, а пьяные всхлипы и храп. Игнис за своей стеной, казалось, не спал – она слышала его тяжелые, нетерпеливые шаги. Он ненавидел бездействие так же, как и она.

Наконец, она легла, погасив свечу. Темнота сомкнулась над ней, густая и физически осязаемая. И тут голоса воспряли с новой силой.

«…не оставь нас, Хранительница…»

«…холодно… так холодно…»

«…помни нас… помни имена…»

Это был не просто шепот. Она видела заснеженные перевалы, которых никогда не существовало на картах Олтании. Чувствовала ледяной ветер, выжигающий легкие. Видела лица – великанов с глазами, как голубые ледники, с печалью, способной заполнить океаны. Они тянулись к ней, их души, запертые в вечном льду, цеплялись за ее тепло, за ее жизнь. Они хотели, чтобы она помнила. А помнить – значило чувствовать. Чувствовать их гибель, их одиночество, их отчаянную, пронзительную любовь к тому, что они потеряли.

– Нет… пожалуйста… – простонала она, ворочаясь на скрипящей кровати. Она зажала уши, но это не помогало. Голоса звучали не снаружи, а изнутри. Они были частью ее. – Отстаньте… я не могу…

Ее собственное прошлое смешалось с их памятью. Она снова бежала по темному переулку Лузариса, за ней гнались тени, а впереди сиял призрачный свет ледяных цветов Фильхейма. Кэлан хватал ее за руку, его пальцы обжигали как лед, а глаза Малекара смотрели на нее с холодным любопытством из каждой тени. И сквозь все это проходила нить жгучего, неконтролируемого возбуждения, посылаемого ее же даром, заставляющего ее тело предавать ее снова и снова.

Она вскрикнула, села на кровати, дрожа всем телом. Холодный пот струился по ее спине. Она была одна. Совсем одна. Запертая в комнате, в городе, в своем теле, в своем разуме.

Тихий скрип двери заставил ее вздрогнуть и обернуться. В проеме, освещенный тусклым светом из коридора, стоял Зирах. Он не был разбужен – он был одет в те же темные, практичные одежды, его волосы были в привычном беспорядке, а на лице застыла маска усталой бдительности. Он не спал. Он стоял на страже.

Не говоря ни слова, он вошел, прикрыл за собой дверь и пересек комнату, двигаясь с присущей ему кошачьей грацией. Он сел на край ее кровати, пружины прогнулись под его весом.

– Опять? – спросил он тихо, и в его голосе не было ни насмешки, ни раздражения. Лишь констатация факта.

Она не смогла ответить, лишь кивнула, сжимая простыню в дрожащих пальцах. Стыд за свою слабость обжег ее изнутри. Она – Хранительница, Арбитр Воли, а не перепуганная девочка.

Он молча протянул руку. Не к ее плечу, не к лицу. Он просто взял ее руку, ту, что сжимала простыню, и осторожно, но твердо разжал ее холодные пальцы. Его ладонь была шершавой, покрытой старыми шрамами и мозолями. Теплой. Удивительно живой и настоящей на фоне ледяных призраков, терзавших ее разум.

– Дыши, Ксилара, – сказал он, и его голос был низким, ровным, якорем в бушующем океане ее страха. – Они всего лишь воспоминания. Они не могут тебе навредить.

– Они… они повсюду, – выдохнула она, цепляясь за его руку, как тонущий за соломинку. – Их так много. Я чувствую, как они замерзают. Снова и снова.

– А ты напомни им, что ты – живая, – его большой палец медленно, почти нежно, провел по ее костяшкам. Это был не страстный порыв. Это было утверждение реальности. – Твое сердце бьется. Твоя кровь горячая. Твое дыхание согревает воздух. Они – часть тебя, но не ты – их раба.

Она закрыла глаза, сосредоточившись на его прикосновении. На грубой текстуре его кожи. На исходящем от него тепле. На тихом, ровном звуке его дыхания. Она дышала вместе с ним, глубоко и медленно, заставляя лед в жилах отступать, а голоса – стихать, отступая вглубь, превращаясь из оглушительного крика в далекий, печальный шепот.

Он не говорил больше ничего. Он просто сидел, держа ее руку в своей, безмолвный и надежный, как скала. Он был полудемоном, существом, разрывающимся между двумя природами, несущим в себе свою собственную боль и тьму. Но в этой тишине, в этой темноте, он был самым настоящим, самым прочным, что у нее было.

Прошло много времени. Дрожь в ее теле постепенно утихла. Дыхание выровнялось. Голоса отступили, оставив после себя лишь тихую, знакомую грусть. Она не отпускала его руку, и он не пытался ее высвободить.

– Спасибо, – прошептала она, наконец открыв глаза.

В полумраке его золотой глаз светился мягко, как тлеющий уголь.

– Не за что, – он пожал плечами. – Кому-то же нужно присматривать за «звездой», пока ее дракон разбирается с семейными дрязгами.

В его голосе снова появились знакомые нотки язвительности, но теперь они звучали почти по-домашнему. Почти нежно.

– Ты всегда стоишь на страже, – сказала она, как констатацию.

– Привычка, – он коротко усмехнулся. – В Разломе, если заснешь, можешь не проснуться. А здесь… – Его взгляд скользнул по темным стенам. – Здесь, возможно, опаснее.

Он не уходил. Он продолжал сидеть, его рука все так же лежала в ее руке. Напряжение, которое витало между ними с момента их встречи в Разломе, ссоры из-за Кэлана, горького объятия в пещере у водопада, сейчас преобразовалось во что-то иное. Нечто более глубокое и спокойное. Это не была страсть, что пылала между ней и Игнисом, или интеллектуальная близость с Элриндором. Это было понимание. Понимание двух одиноких душ, выброшенных жизнью за борт, нашедших друг в друге точку опоры.

Ее пальцы слегка сжали его ладонь.

– Останься, – тихо попросила она. Не из страха перед голосами. А потому что в его молчаливой силе она нашла то, чего ей так не хватало – мир.

Он замер на мгновение, его глаз-уголь пристально смотрел на нее в темноте. Затем он кивнул, один короткий, почти невидимый кивок. Он снял сапоги, откинулся на подушку рядом с ней, не выпуская ее руки. Он не обнимал ее, не прижимал к себе. Он просто лежал рядом, плечом к плечу, его тепло проникало сквозь тонкую ткань ее ночной рубашки, а его твердая, шершавая ладонь оставалась в ее руке – живое напоминание о том, что она не одна.

И впервые за эту долгую, изматывающую ночь голоса окончательно умолкли. Их сменило тихое, ровное дыхание Зираха и стук его сердца – неспешный, уверенный ритм, под который она, наконец, закрыла глаза и погрузилась в сон, не омраченный кошмарами.

Глава 3. Ночные гости

Тишина, опустившаяся на «Кривой Якорь» в предрассветные часы, была обманчивой. Даже пьяный храп и бормотание постояльцев из соседних комнат не могли разрядить эту атмосферу. Воздух в крошечной комнате Ксилары был густым от невысказанных слов и тепла, исходящего от тела Зираха, лежащего рядом.

Он не спал. Она чувствовала это по ритму его дыхания – слишком ровному и контролируемому для спящего человека. Его рука все еще лежала в ее руке, якорь, удерживающий ее от погружения в пучину чужих воспоминаний. В этой тихой близости не было страсти, но была бездна доверия, выстраданного в огне битв и отчаяния. Она почти снова начала дремать, убаюканная его присутствием, как вдруг его пальцы внезапно сжали ее ладонь – не нежно, а предупреждающе, словно коготь.

– Тише, – его голос был беззвучным шепотом, едва различимым движением губ.

Она мгновенно пришла в себя, все чувства обострились до предела. Сначала она не услышала ничего, кроме привычного скрипа старого здания и ветра за окном. Но потом до нее донесся другой звук. Не скрип половиц под чьей-то ногой. Это был приглушенный, металлический лязг. Слабый, как шелест, но абсолютно чужеродный в этой атмосфере пьяного забытья. Кто-то двигался внизу с неестественной, профессиональной осторожностью.

Зирах бесшумно поднялся с кровати, его силуэт в темноте казался воплощением готовности к бою. Он скользнул к двери, прильнул ухом к грубой древесине, затаив дыхание.

– Сколько? – так же беззвучно спросила Ксилара, уже поднимаясь на ноги, ее сердце заколотилось, выстукивая тревожную дробь. Страх, холодный и липкий, снова пополз по спине, но на этот раз его теснила знакомая ярость. Они не дадут ей ни минуты покоя. Ни одного проклятого мгновения.

– Больше, чем мы можем бесшумно устранить, – так же тихо ответил он. Его золотой глаз в темноте светился теперь не мягким светом, а холодным, хищным огнем. – Готовься. Они не за обычным грабежом пришли.

Он не успел договорить. Снизу, из главного зала, раздался оглушительный грохот – звук ломаемой двери, ворвавшийся в ночную тишину, словно взрыв. Ему тут же ответил яростный, предупреждающий рев из комнаты Игниса, за стеной. Дракон почуял угрозу.

Хаос обрушился мгновенно. Послышались крики, ругань, звон разбитой посуды и тяжелые, быстрые шаги по лестнице. Кто-то из постояльцев попытался было возмутиться, но его голос оборвался на полуслове, сменившись коротким, влажным хрипом и глухим стуком тела о пол.

– «Сфера», – сквозь зубы процедил Зирах. Он уже держал в руках свои короткие, изогнутые клинки, которые, казалось, впитывали в себя скудный свет, обещая лишь тьму и смерть. – Оставайся за мной.

Дверь в их комнату с грохотом распахнулась, но не от удара – Игнис стоял в проеме, его фигура заполнила собой все пространство. Глаза горели яростью настоящего дракона, а когти на его руках уже удлинились, превратившись в смертоносное оружие.

– Нас окружают! – прорычал он. – Лестницу уже отрезали. Готовься прорываться через стены, если придется!

В этот момент в дальнем конце коридора показались первые фигуры. Они были облачены в темные, без каких-либо опознавательных знаков, доспехи из закаленной кожи и металла, их лица скрывали глухие шлемы. В руках они держали не мечи, а странные устройства, похожие на арбалеты, но с кристаллическими наконечниками, которые слабо пульсировали зловещим синим светом. Магическое оружие «Серой Сферы».

– Вниз! – скомандовал один из них, голос был механическим, лишенным эмоций, искаженным голосовым модификатором в шлеме.

Первый залп прожужжал в тесноте коридора. Это были не болты, а сгустки сконцентрированной магической энергии, парализующей и выводящей из строя. Один из снарядов угодил в стену рядом с головой Игниса, и камень не взорвался, а мгновенно покрылся инеем и потрескался с тихим, жутким хрустом.

Игнис ответил яростью. Он не стал превращаться – в тесноте это было бы самоубийством, – но его дыхание стало обжигающе горячим. Он рванулся вперед, его когти рассекли воздух, встретившись с доспехом первого наемника. Металл завизжал, не выдержав, и окровавленные клочья плоти смешались с обломками. Это была не битва, это была бойня. Но наемников было слишком много. Они лезли изо всех щелей, заполняя узкое пространство, и их магическое оружие било без промаха.

Зирах метнулся в сторону, отталкивая Ксилару глубже в комнату, под прикрытие стены. Его клинки засвистели в воздухе, создавая смертоносный барьер. Он двигался с демонической скоростью, которую редко приходилось демонстрировать в полную силу. Его синий глаз был холоден и сосредоточен, золотой – пылал нечеловеческой яростью. Он был тенью, танцующей в такт смерти, его удары были точны и безжалостны. Он уворачивался от синих сгустков энергии, которые впивались в стены, оставляя после себя пятна мерзлого камня и искрящуюся паутину магического подавления.

Один из наемников сумел подобраться ближе, целясь в Ксилару. Зирах, не прерывая своего смертоносного танца, бросил в него короткий кинжал, который вонзился прямиком в щель между шлемом и наплечником. Человек захрипел и рухнул. Но на его место тут же встали двое других.

– Их слишком много! – крикнул Игнис, отбивая очередной залп, который оставил на его предплечье длинную, дымящуюся полосу – магия «Сферы» подавляла его естественную регенерацию. – Они выжимают нас!

Ксилара, прижавшись к стене, чувствовала, как внутри нее все закипает. Страх отступал, сменяясь гневом. Эти люди пришли забрать ее. Прервать ее покой. Угрожать тем, кто стал ей… семьей. Ее дар, всегда дремавший где-то на поверхности, зашевелился, требуя выхода. Она попыталась сконцентрироваться, найти в себе то новое умение – видеть истинные желания. Но что можно было увидеть сквозь эти безликие шлемы? Что желали эти люди? Исполнения приказа? Денег? Смерти? Ее разум, и без того перегруженный голосами Йормунда, закружился в вихре. Она не могла сосредоточиться.

Внезапно один из наемников, более проворный, проскользнул мимо сражающегося Игниса и оказался прямо перед ней. Он не стал стрелять. Он бросился к ней, его руки в стальных перчатках потянулись, чтобы схватить. Его намерение было ясным – взять живой.

Инстинкт взял верх над разумом. Она не думала о контроле, о тонких импульсах. Старый, дикий, необузданный «Чароцвет» рванулся из нее наружу, как сжатая пружина. Это было ударной волной слепой, животной страсти.

Она увидела, как тело наемника затряслось. Он замер на полпути, его руки опустились, а из-под шлема донесся странный, сдавленный стон. Он сделал шаг к ней, уже не как захватчик, а как одержимый, его поза выражала не борьбу, а жажду. Но это длилось лишь мгновение. Побочный эффект дара, этот проклятый симбиоз, ударил по ней в ответ. Волна жгучего, невыбранного влечения прокатилась по ее собственным нервам, затуманивая разум и заставляя кровь петь. Она отшатнулась, прислонившись к стене, с трудом переводя дыхание, чувствуя, как предательское тепло разливается по низу живота.

Этой секунды замешательства хватило. Пока Зирах и Игнис были скованы другими бойцами, еще двое наемников устремились в образовавшийся прорыв. Зирах, увидев это, издал рычащий крик ярости и отчаяния. Он рванулся к ней, подставляя спину под удар. Один из синих сгустков чиркнул по его плечу, и он взревел от боли, но не остановился. Однако дистанция была слишком велика. Он не успевал.

Ксилара увидела, как темный силуэт наемника навис над ней, его рука с зажатым каким-то устройством уже была занесена для удала. Игнис, связанный боем, не мог помочь. Зирах был слишком далеко. Голоса в ее голове взревели в унисон, предвещая новую боль, новое пленение.

И в этот критический миг, когда казалось, что ловушка захлопнулась, с лестничной площадки донесся новый звук. Не грохот, не крик. Это был низкий, вибрирующий гул, исходящий от самой магии, звук, от которого закладывало уши, а воздух застывал в жилах.

Вслед за звуком в коридор ворвалась стена ослепительно-белого света. Она была абсолютной, безжалостной, неумолимой. Это была не магия стихий, не магия жизни. Это была магия чистого, тотального уничтожения.

Свет ударил в группу наемников, собравшихся в коридоре, и смел их. Не было взрыва в привычном понимании. Они просто… исчезли. Их доспехи не расплавились, а обратились в мелкую пыль. Их тела не были отброшены – они испарились, не успев издать звука. От них не осталось ничего, кроме легкого запаха озона и раскаленного металла. Пол и стены в эпицентре воздействия стали гладкими, как отполированное стекло, будто какая-то гигантская рука стерла все неровности.

Грохот боя прекратился, сменившись оглушительной тишиной. Оставшиеся в живых наемники, а их было не больше трех-четырех, замерли в оцепенении, их безликие шлемы были повернуты к источнику этого апокалиптического явления.

В проеме разрушенного входа на лестничную площадку стояла фигура в длинном, темном плаще. Плащ был сухим и чистым, хотя вокруг все было залито кровью и усеяно обломками. Фигура была высокой, статной, и от нее исходила такая мощная аура магии, что воздух вокруг вибрировал, как над раскаленной пустыней.

Игнис, все еще стоящий в боевой стойке, нахмурился, его ноздри расширились, улавливая знакомый, но неузнаваемо измененный запах магии. Зирах, тяжело дыша, прижимая раненое плечо, встал между Ксиларой и незнакомцем, его клинки все еще были наготове, но в его позе читалась неуверенность. Он понимал, что столкнулся с силой, против которой его умения могли оказаться бесполезны.

Незнакомец медленно шагнул вперед, в полосу света, падающего из развороченного дверного проема. Он отбросил капюшон.

И Ксилара, все еще опираясь на стену, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, увидела лицо, которое когда-то видела в снах, окрашенных странной, извращенной ностальгией.

Холодные, пронзительные глаза цвета зимнего неба. Иссиня-черные волосы, собранные в строгий пучок. Черты, отточенные властью и высокомерием, но теперь несущие на себе отпечаток чего-то нового, какого-то внутреннего преображения, которое сделало их еще более опасными и неумолимыми.

Герцог Кэлан фон Даркбис.

Он стоял, оглядывая сцену бойни с выражением ледяного презрения, словно наблюдал за раздавленными насекомыми. Его взгляд скользнул по Игнису, по Зираху, и, наконец, остановился на Ксиларе. И в его глазах не было ни злорадства, ни старой одержимости. Была новая, хищная, почти голодная концентрация.

– Кажется, – произнес он, и его голос, всегда бывший бархатным и опасным, теперь звучал как скрежет льда, – я опоздал к началу представления. Но, надеюсь, не к его кульминации.

Оставшиеся наемники «Серой Сферы», опомнившись от шока, подняли свое оружие. Но Кэлан даже не взглянул на них. Он лишь слегка повернул ладонь. Последовала еще одна, менее масштабная, но не менее сокрушительная волна силы. Она не испепелила их, а с силой швырнула в стену, от которой их тела отскочили с характерным хрустом костей и умолкли навсегда.

В воздухе пахло смертью, озоном и разряженной магией.

Кэлан медленно опустил руку. Его взгляд был все так же прикован к Ксиларе.

– Беглянка Ксилара, – сказал он, и в этом слове прозвучала не насмешка, а почти… уважение. – Твоя «корона» привлекает все более и более навязчивых поклонников. Позволь предложить тебе более надежную защиту.

Глава 4. Тень Герцога

Воздух в коридоре, еще секунду назад наполненный яростью, болью и звоном стали, застыл. Теперь он был тяжелым и неподвижным, словно вода в заброшенном колодце, и так же насыщенным скрытой угрозой. Запах гари, озона и свежей крови смешивался в удушливый коктейль, но над всем этим витал новый, доминирующий аромат – холодный, острый, как лезвие, и безжалостный, как космический вакуум. Аромат магии Кэлана.

Он стоял, небрежно отряхивая несуществующую пыль с рукава своего темного плаща. Его появление, его мощь, сметшая наемников «Сферы» словно надоедливых мух, повисла в воздухе более весомой угрозой, чем все те клинки и магические арбалеты вместе взятые. Это была не помощь. Это была демонстрация силы. Передел власти в тесном пространстве коридора, где теперь остались лишь они – израненные, измотанные и потрясенные.

Первым пришел в себя Игнис. Драконья ярость, не нашедшая полного выхода в схватке, теперь обратилась на нового «союзника». Низкое, предупреждающее рычание вырвалось из его груди, и пламя, казалось, плясало в глубине его зрачков.

– Ты, – прошипел он, и слово прозвучало как обвинение и обещание расплаты. Его пальцы с удлиненными когтями сжались, готовые разорвать эту холодную, надменную уверенность в клочья.

Зирах, все еще прижимающий раненое плечо, не сказал ни слова. Но его поза говорила красноречивее любых угроз. Он не отступил, не расслабился. Он остался между Ксиларой и Кэланом, его демонический глаз пылал золотым огнем, а второй, синий, был холоден как лед. Его клинки, все еще зажатые в пальцах, были направлены не в пол, а чуть в сторону, готовые в любой миг начать новый смертоносный танец. Он был тенью, готовой впитать в себя любой свет, особенно этот – холодный и обжигающий.

Но Кэлан игнорировал их обоих. Его внимание, подобно отточенному клинку, было всецело приковано к Ксиларе. Он смотрел на нее, и в его взгляде не было ни капли той прежней, пылкой, одержимой страсти, что когда-то сжигала ее изнутри. Не было и гнева за ее побег, за унижение. Вместо этого в его пронзительных глазах читалась новая, хищная одержимость. Более глубокая, более опасная. Он смотрел на нее не как на желанную женщину или беглянку собственность, а как на сложную магическую головоломку, на равного противника, на трофей, который стоит завоевывать заново, снова и снова, применяя всю свою мощь и хитрость.

– Беглянка, – повторил он, и его голос, в нем появились металлические нотки, резонанс нечеловеческой силы.

Ксилара, наконец, сумела оттолкнуться от стены, выпрямиться. Ее ноги все еще дрожали от последействия вырвавшегося дара и адреналина, но ее воля была тверда. Она встретила его взгляд, чувствуя, как по ее спине пробегают ледяные мурашки. Что-то в нем изменилось. Это был не тот Кэлан, с которым они расстались. И Ксилара остро ощутила что-то. Это был не страх. Это было признание угрозы. Признание того, что игра изменилась, и правила стали еще более жестокими.

– Защиту? – ее голос прозвучал хрипло, но насмешливый тон она сохранила. – Или новую, более изощренную клетку, герцог? Ваши методы… знакомы.

Уголок его идеальных губ дрогнул в подобии улыбки. Холодной, как полярная ночь.

– Клетки, моя дорогая Ксилара, предназначены для хрупких птиц, – он медленно сделал шаг вперед, и Игнис тут же ответил шагом навстречу, преграждая ему путь. Кэлан лишь скользнул по нему беглым, оценивающим взглядом. – Ты же, как я вижу, превратилась в нечто иное. В бурю. А бурю не запереть. Ее можно лишь… возглавить. Или попытаться пережить.

Его слова были обращены к ней, но звучали они на фоне тяжелого, напряженного дыхания двух других мужчин. Треугольник напряжения, возникший между ними, был почти осязаем. Зирах – воплощение выстраданной верности и язвительного цинизма. Игнис – дикая, необузданная сила и первобытная ревность. И теперь – Кэлан. Холодный, перерожденный, несущий в себе магию, от которой стыла кровь. И она – в центре этого урагана.

– Что ты с собой сделал, Даркбис? – прошипел Зирах, его золотой глаз пристально изучал герцога. – От тебя пахнет не человеком. Пахнет тем же, что и от этих ублюдков из «Сферы», только… сильнее. Гнилью и пустотой.

Кэлан наконец-то перевел взгляд на него. В его глазах не было гнева, лишь легкое, превосходное любопытство.

– Полудемон учится чуять магические метаморфозы? Забавно. Я не «сделал» с собой ничего. Я эволюционировал. – Он поднял руку, и на его ладони, не совершая никакого жеста, не произнося ни слова, возник сгусток чистой энергии. Он был не белым, как тот разрушительный луч, а темно-синим, как глубина космоса, и в его сердцевине пульсировали крошечные звезды. От него исходил холод, заставляющий кожу покрываться мурашками. – Старая магия была грубой, как кузнечный молот. Эта… это игла. Резец. Она не ломает. Она рассекает саму ткань бытия. Я пожертвовал частью своей человечности, чтобы обрести это. И знаешь, что я обнаружил? – Он снова посмотрел на Ксилару. – Некоторые вещи стоят такой цены.

Ирония ситуации обжигала ее сильнее любого пламени. Она провела столько времени, убегая от него. Бежала из его дворца, из его объятий, от его одержимости. Она прошла через леса эльфов, подземные города дроу, пики драконов и хаос Разлома, чтобы быть свободной. И вот теперь, загнанная в угол другими преследователями, она была спасена им. Тем, от кого когда-то бежала. Это был извращенный круг, порочная спираль, и она чувствовала, как ее затягивает в воронку.

– Мы в долгу не останемся, – холодно произнес Игнис, все еще стоя грудью к Кэлану. – Назови свою цену и убирайся.

– Моя «цена», дракон, – парировал Кэлан с той же ледяной вежливостью, – уже названа. Ее безопасность. А что до «убирайся»… – Он окинул взглядом разрушенный коридор, заваленный телами наемников и обломками. – Похоже, ваше текущее убежище несколько… скомпрометировано. У «Сферы» длинные руки. Они уже знают, что вы здесь. Следующий отряд будет больше. И лучше вооружен. У меня есть место. Защищенное.

– О, конечно, – язвительно бросил Зирах. – И мы все дружно пойдем в твое логово, как послушные овечки. Идеальный план. Особенно для тебя.

Ксилара наблюдала за этим противостоянием, чувствуя, как усталость накатывает на нее тяжелой, свинцовой волной. Голоса Йормунда, притихшие во время боя, снова зашептались на задворках сознания, реагируя на ледяную ауру Кэлана. Они чуяли в ней нечто родственное – ту же мощь, ту же вечность, ту же потерю. Но где сила великана была тихой и печальной, сила Кэлана была агрессивной и требовательной.

Она закрыла глаза на мгновение, пытаясь отсечь все это – мужские амбиции, прошлые обиды, голоса мертвых. Что было правильным? Что было разумным? Остаться здесь, ожидая новой атаки? Или принять руку дьявола, который, без сомнения, вел свою игру?

Она вспомнила взгляд Кэлана в ту ночь в таверне «Седой Великан», когда он говорил о своей ране. Взгляд Бурвина, полный простой и чистой веры. Взгляд Зираха, держащего ее руку в темноте. Она не могла рисковать ими. Ради своей гордости. Ради прошлых обид.

– Мы выслушаем твое предложение, – тихо, но четко сказала она, заставляя всех троих мужчин повернуться к ней.

Игнис взревел от возмущения. Зирах бросил на нее быстрый, испепеляющий взгляд, полный немого вопроса: «Ты сошла с ума?»

Но Кэлан смотрел на нее с тем новым, хищным удовлетворением, которого она так боялась. Он знал, что у нее нет выбора. И он наслаждался этим.

– Разумное решение, – кивнул он. – Мы не можем оставаться здесь. Собирайте свои вещи. Если, конечно, они у вас еще есть. – Его взгляд скользнул по их спартанскому окружению.

– Игнис, – Ксилара повернулась к дракону, ее взгляд был умоляющим, но твердым. – Ты должен улетать. Сейчас. Это не твоя война. Твои земли ждут тебя.

Игнис смотрел на нее, и в его глазах бушевала настоящая буря. Ревность, ярость, желание защитить и невозможность остаться.

– Я не оставлю тебя с ним, – прорычал он.

– Ты не оставляешь, – возразила она, подходя ближе и кладя руку на его грудь, чувствуя под ладонью бешеный стук его сердца. – Ты идешь за подкреплением. Ты возвращаешься с драконами. Как и обещал. Его… убежище – это всего лишь временная мера. Перевалочный пункт.

Он схватил ее руку, его пальцы, все еще отдаленно напоминающие когти, сжали ее запястье почти до боли.

– Если он коснется тебя… если он причинит тебе вред…

– Тогда ты сможешь лично спалить его дотла, – закончила она за него, глядя ему прямо в глаза. – Я даю тебе слово.

Он тяжело дышал, его ноздри раздувались. Наконец, он кивнул, один резкий, вымученный кивок.

– До рассвета, – прошептал он, наклоняясь так близко, что его губы почти коснулись ее уха. – Будь осторожна, моя Буря.

Он отступил, бросив последний, исполненный ненависти взгляд на Кэлана, и, развернувшись, тяжелыми шагами направился к разбитому окну в конце коридора. Он не стал открывать его. Он просто ударил в раму кулаком, и дерево с стеклом разлетелись вдребезги. На мгновение он замер на подоконнике, его силуэт вырисовывался на фоне начинающего светлеть неба, а потом шагнул в пустоту. Следующим мгновением с улицы донесся оглушительный рев и звук огромных крыльев, взмывающих вверх.

Ксилара проводила его взглядом, чувствуя, как часть ее защитной брони уходит вместе с ним. Теперь остались только она, Зирах и… он.

– Трогательно, – заметил Кэлан без тени эмоций. – Театрально, но трогательно. Теперь, если вы закончили с прощаниями… – Он сделал изящный жест рукой в сторону лестницы. – Прошу.

Зирах не двигался. Он смотрел на Ксилару, его лицо было каменной маской.

– Ты уверена в этом? – спросил он, и в его голосе не было ни язвительности, ни гнева. Лишь глубокая, усталая озабоченность.

– Нет, – честно ответила она. – Но я не уверена ни в чем другом. Кроме того, что оставаться здесь – смертельно.

Медленно, словно каждое движение давалось ему с огромным трудом, Зирах опустил свои клинки и вложил их в ножны. Он прошел мимо Кэлана, нарочно не глядя на него, и скрылся в своей комнате, чтобы собрать вещи.

Ксилара осталась с глазу на глаз с герцогом. Тишина между ними была густой и многозначительной.

– Ты изменился, – сказала она наконец, не в силах больше ее выносить.

– Как и ты, – парировал он, его взгляд скользнул по ее лицу, словно сканируя каждую деталь, каждую новую морщинку усталости, каждый отблеск чужой памяти в ее глазах. – Ты больше не та испуганная девочка, что бежала от меня по коридорам Лузариса. В тебе есть… глубина. И сила. Мне интересно, как далеко она простирается.

– Не испытывай меня, Кэлан, – тихо предупредила она. – Ты можешь не выиграть.

Его холодная улыбка стала шире.

– О, я уже выиграл, Ксилара. Ты приняла мою руку. Добровольно. Все остальное… просто детали.

Он повернулся и пошел вниз по лестнице, его плащ развевался за ним, словно крылья темного ангела. Ксилара посмотрела ему вслед, чувствуя, как старые раны на ее душе снова начинают сочиться кровью. Она спаслась от волка, чтобы добровольно войти в пасть льва. Ирония судьбы была поистине горькой. Но что еще оставалось делать загнанной в угол буре, как не искать временное убежище в глазу урагана, даже если этот ураган был порожден ею самой?

Глава 5. Невольное убежище

Путь по-утреннему Гроунделю был похож на перемещение по дну мутного, враждебного океана. Воздух, промытый недавним ливнем, все равно нес в себе сладковатую вонь гниющих отбросов и морской соли. Город просыпался, и его пробуждение было грубым и неприветливым. Кэлан шел впереди, его темный плащ скрывал от посторонних глаз очертания фигуры, но не мог скрыть ту ауру нечеловеческой мощи, что исходила от него, заставляя случайных прохожих невольно сторониться и опускать взгляды. Он не оглядывался, не проверял, идут ли они за ним. Он знал, что они будут. У них не было выбора.

Зирах двигался прямо за ним, его поза была напряжена до предела. Каждый мускул, каждый нерв был натянут как струна. Он не доверял спину этому человеку ни на секунду. Его раненое плечо ныло, но физическая боль была ничтожной по сравнению с ядовитым жалом унижения этого положения. Он, переживший ад Разлома, научившийся полагаться только на себя и свои клинки, теперь следовал, как привязанный, за тем, кого считал одним из своих главных врагов. Его пальцы время от времени непроизвольно дергались, вспоминая вес рукоятей.

Ксилара шла между ними, чувствуя себя разорванной на части. Ее спина горела от тяжести взгляда Зираха, в котором читался немой укор, смешанный с тревогой. А впереди маячил силуэт Кэлана – живое воплощение ее прошлого, ее страхов и… ее странного, извращенного долга. Он спас их. Ценой, которую ей еще только предстояло узнать.

Они свернули с главных, относительно оживленных улиц в лабиринт узких, грязных переулков, где дома сходились так близко, что почти касались друг друга крышами, создавая подобие темных, зловонных туннелей. Наконец Кэлан остановился перед ничем не примечательной, обшарпанной дверью, вделанной в каменную арку. На двери не было ни номера, ни вывески, лишь потускневшая от времени металлическая пластина с выгравированным знаком, который она не сразу узнала – стилизованный осколок хрусталя, символ Магического Совета, но перечеркнутый тонкой, почти невидимой линией. Знак отступника. Или того, кто работал на себя.

Кэлан не постучал. Он приложил ладонь к центру двери, и та тихо, беззвучно отъехала в сторону, скользя по скрытым в стене направляющим. За ней открылся не освещенный факелами зал, а узкий, слабо освещенный коридор, уходящий вглубь здания.

– Входите, – произнес он, пропуская их вперед жестом, в котором сквозила не вежливость, а собственническое удовлетворение.

Они вошли внутрь, и дверь так же бесшумно закрылась за ними, отсекая шум города. Воздух внутри был другим – сухим, прохладным, пахнущим старым камнем, пылью и… озоном. Все тем же запахом магии Кэлана, только здесь он был приглушенным, впитавшимся в стены.

Он провел их по коридору, который вскоре расширился, открывшись в огромное, поражающее своими масштабами пространство. Это был склад. Но не обычный. Высокий, уходящий в темноту потолок поддерживали массивные каменные колонны. Вдоль стен громоздились ящики, сундуки, странные аппараты, покрытые блестящими изогнутыми трубками и мерцающими рунами. Повсюду стояли стеллажи, уставленные книгами в кожаных переплетах, стеклянными сосудами с разноцветными жидкостями и замысловатыми артефактами, природу которых было трудно понять с первого взгляда. В центре зала на низком постаменте стоял огромный, похожий на компас прибор, стрелки которого медленно вращались, указывая не на север, а в разные стороны, словно отслеживая невидимые магические течения. Воздух над ним слегка мерцал.

– Мой скромный приют, – раздался голос Кэлана, нарушивший гнетущую тишину. Он сбросил плащ, и Ксилара впервые увидела его полностью. Он был одет в темные, практичные одежды из дорогой ткани, но без былых аристократических излишеств. На его поясе висел не церемониальный кинжал, а изогнутый клинок строгой, смертоносной формы. Но больше всего ее поразило его лицо. Черты остались теми же – гордыми, идеально вылепленными. Но кожа стала бледнее, почти фарфоровой, а в глубине глаз, тех самых, что когда-то пылали одержимостью, теперь плескалась ледяная, бездонная пустота, лишь изредка вспыхивающая острыми искрами интеллекта и воли. Он был похож на изваяние, оживленное чистой, нечеловеческой силой.

– Скромный, – фыркнул Зирах, окидывая взглядом это собрание магических диковинок. – Напоминает музей сумасшедшего волшебника. Или свалку. Не могу определиться.

Кэлан не удостоил его ответом. Его взгляд был прикован к Ксиларе.

– Здесь вас не найдут. Стены покрыты моими рунами. Они скрывают любое магическое присутствие. Даже твой… уникальный дар, Ксилара, должен быть невидим для их сканеров.

– «Должен быть» – не то слово, которое вселяет уверенность, – парировала она, скрестив руки на груди. Она чувствовала себя голой под его пристальным взглядом. Он изучал ее, словно редкий экспонат. – Что ты хочешь, Кэлан? По-настоящему. Не говори про защиту. Мы оба знаем, что ты не благотворитель.

Он медленно прошелся к центральному прибору, провел рукой над мерцающим воздухом.

– Я хочу того же, чего и всегда. Порядка. Контроля. Но мои методы… изменились. Магический Совет – кучка старых, трусливых интриганов. Они не видят угрозы, которая нависла над всем миром. Они видят лишь свою власть. «Серая Сфера»… они опасны. Их философия, их стремление к тотальному контролю над магией, если их не остановить, уничтожат все, что мы знаем. Включая тебя. Ты для них – аномалия, которую нужно либо изучить и обезвредить, либо уничтожить.

– И ты решил их опередить? Изучить и обезвредить меня первым? – в ее голосе зазвенела сталь.

– Я решил, что союз с тобой может быть взаимовыгодным, – поправил он ее. – Ты – ключ. Ключ к пониманию природы истинной магии, магии желания, магии воли. Тот дар, что они называют проклятием, я считаю… эволюцией. А эволюцию нельзя уничтожить. Ею нужно управлять.

В этот момент тяжелые шаги раздались у входа. Все трое обернулись. В проеме коридора стоял Игнис. Он вернулся. Его лицо было мрачным, одежда – в пыли и морской соли, а в глазах бушевала буря. Он застал их здесь, в этом логове своего врага, и эта картина, казалось, подтверждала все его худшие опасения.

– Якорь, – коротко бросил он, его голос был низким и опасным. – Я нашел его. Корабль будет ждать в условленном месте. Но я не оставлю тебя здесь, Ксилара. Не с ним.

Напряжение в зале, и без того достигшее критической точки, взорвалось. Три мужчины, три мощных, доминантных присутствия, сошлись в немом, но яростном противостоянии.

Зирах, все еще бледный от боли и ярости, стоял, сжимая рукояти клинков. Его преданность Ксиларе была безоговорочной, но и его гордость была ранена. Он видел в Кэлане не просто угрозу, а олицетворение всего того, против чего он всегда боролся – холодную, бездушную власть, презирающую таких, как он, полукровок-изгоев.

Игнис был дикой силой, не признающей полутонов. Для него Кэлан был врагом. Точка. Его драконья природа требовала либо изгнать его, либо уничтожить. Видеть Ксилару под одной крышей с ним было пыткой. Его ревность была примитивной, животной и оттого еще более мощной.

А Кэлан… Кэлан был холодным расчетом. Он видел их обоих как помехи, пешки в более великой игре. Но пешки, обладающие силой, которую пока нельзя было просто убрать с доски. Он терпел их присутствие только потому, что они были частью Ксилары. И это делало его терпение хрупким, как лед.

– Ты оставишь ее, потому что она этого хочет, – ледяным тоном произнес Кэлан, обращаясь к Игнису. – И потому что твое присутствие здесь, в городе, только привлечет внимание. Ты – дракон. Ты не умеешь прятаться.

– А ты научился? – парировал Игнис, делая шаг вперед. Воздух вокруг него заколебался от жара. – Прятаться в норе, как крыса?

– Я научился выживать. И побеждать. В отличие от некоторых, кто полагается лишь на грубую силу.

Зирах резко повернулся к Ксиларе, его золотой глаз пылал.

– Ты действительно собираешься остаться здесь? С ним? После всего, что он сделал?

– А что я должна делать, Зирах? – в ее голосе прорвалось отчаяние. – Вернуться на улицу, где на каждом углу висят плакаты с моим лицом? Ждать, пока «Сфера» пришлет следующий отряд, который будет больше и сильнее? У меня нет выбора! По крайней мере, здесь у нас есть шанс перевести дух, составить план.

– План? – с горькой усмешкой повторил Зирах. – Его план очевиден. Он заполучил тебя обратно. В свои владения. На свою территорию. Ты снова в его власти, Ксилара. Только на этот раз ты вошла в его клетку добровольно.

Эти слова вонзились в нее больнее любого клинка. Потому что в них была доля правды.

Игнис, не в силах больше сдерживаться, подошел к ней вплотную, игнорируя Кэлана.

– Я не уйду, пока не буду уверен, что с тобой все в порядке. Он… – он бросил уничтожающий взгляд на герцога, – он смотрит на тебя не как на женщину. Он смотрит на тебя как на вещь. Я видел этот взгляд.

– А ты смотришь на нее как на свою самку, которую нужно пометить и защитить от других самцов, – холодно вклинился Кэлан. – В этом мы не сильно отличаемся, дракон. Разница лишь в методах.

Эта фраза повисла в воздухе, голая и безжалостная, обнажающая простую, животную суть их конфликта. Это была битва самцов. А она – приз.

Ксилара почувствовала, как ее собственная ярость, долго тлевшая под спудом усталости и страха, наконец вспыхнула. Она отступила на шаг, отдаляясь от всех троих.

– Хватит! – ее голос прозвучал с неожиданной силой, заставив эхо прокатиться по залу. Даже стрелки на центральном приборе дернулись. – Я не трофей. Я не приз. И я не вещь. Я принимаю решения. И мое решение сейчас – остаться здесь, чтобы выжить. Чтобы мы все выжили. Игнис, – она повернулась к дракону, и в ее глазах стояли слезы ярости и бессилия. – Ты должен уйти. Ты должен вернуться с драконами. Только так мы сможем дать отпор «Сфере». Только так. Это не прощание. Это… тактика.

Игнис смотрел на нее, и буря в его глазах медленно утихала, сменяясь глубокой, пронзительной болью. Он видел ее решимость. И видел правду в ее словах. Его сила была в небе, в огне, в ярости его сородичей. Здесь, в каменном мешке, он был скован.

Он медленно, будто против своей воли, кивнул.

– Я вернусь, – сказал он, и эти слова прозвучали не как обещание, а как клятва, высеченная в камне. – С первыми лучами солнца над самыми высокими пиками. И если он, – он снова посмотрел на Кэлана, – причинит тебе хоть малейший вред, я сотру этот город с лица земли. И начну с этой его норы.

Затем он повернулся к Ксиларе. Игнорируя присутствие других, он взял ее лицо в свои горячие, сильные ладони. Его прикосновение было одновременно грубым и бесконечно нежным.

– Моя Буря, – прошептал он, и его дыхание, пахнущее дымом и диким ветром, обожгло ее губы.

Их поцелуй не был ласковым. Он был яростным, горьким, полным непроизнесенных слов, страха и обещаний. В нем была вся боль предстоящей разлуки, вся ревность, пылавшая в его груди, и вся безоговорочная, дикая вера, которую он питал к ней. Он был жаждой и утверждением, болью и наслаждением. Когда их губы наконец разомкнулись, они оба тяжело дышали.

– Никто не коснется тебя, кроме меня, – прорычал он ей на ухо так тихо, что слышала только она. – Никто.

Он отпустил ее, резко развернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу. Его уход был подобен внезапному затишью после урагана – в воздухе осталась только пустота и ощущение надвигающейся бури.

Дверь закрылась за ним. Тишина в зале стала абсолютной, давящей.

Зирах стоял, отвернувшись, его плечи были напряжены. Он сжимал раненую руку так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Кэлан наблюдал за сценой с тем же холодным, аналитическим выражением лица.

– Театрально, – повторил он свое прежнее замечание, но на этот раз в его голосе прозвучала легкая, едва уловимая нотка… раздражения? – Но эффективно для примитивных натур.

Ксилара не ответила. Она стояла, все еще чувствуя на губах жаркий вкус Игниса, глотая подступивший к горлу комок. Она сделала свой выбор. Она вошла в убежище своего бывшего тюремщика, отпустила своего самого яростного защитника и оставила своего самого верного друга в состоянии ярости и боли. Цена выживания оказалась горькой. И она боялась, что это была лишь первая выплата по долгу, который ей еще только предстояло оплатить. Она была в неволе. Снова. И на этот раз цепи были невидимыми, но оттого не менее прочными.

Глава 6. Игра с огнем

Тишина в подземном зале после ухода Игниса была густой, тягучей и звенящей. Она висела между ними, как стена из самого прочного стекла, через которую они смотрели друг на друга – три изолята, объединенные лишь обстоятельствами и взаимным недоверием. Воздух, еще недавно наполненный грохотом битвы и яростными словами, теперь казался спертым и тяжелым, насыщенным непрожитыми эмоциями.

Ксилара стояла, обняв себя за плечи, пытаясь унять дрожь, пронизывающую все ее тело. На губах все еще пылало прикосновение Игниса – горькое, прощальное. Она чувствовала на себе взгляд Зираха – раненый, язвительный, полный немого укора. И взгляд Кэлана – холодный, аналитический, оценивающий. Она была растерзана на части их противоречивыми ожиданиями, их амбициями, их болью. И ее собственная боль, ее собственный страх и ярость искали выхода, кипя в глубине ее существа, смешиваясь с эхом тысячи чужих душ.

Зирах первым нарушил молчание. Он резко развернулся и направился к одному из дальних стеллажей, уставленным книгами, делая вид, что изучает корешки. Его спина была прямая и напряженная, каждый мускул кричал о желании оказаться где угодно, только не здесь. Он не мог смотреть на нее, зная, что она осталась, и не мог смотреть на него, боясь, что не сдержит ярости, копившейся годами ненависти ко всему, что олицетворял собой герцог.

– Ну что, – его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине зала, – каков план, о великий стратег? Будем сидеть в этой норе, пока твои руны не просочатся нам в мозг?

Кэлан, не отрывая взгляда от Ксилары, ответил с ледяным спокойствием:

– План, полудемон, заключается в том, чтобы выжидать и собирать информацию. Мои источники в Совете и, что более важно, в самой «Сфере» еще не передали ничего существенного. Мы должны быть терпеливы.

– Терпеливы? – Зирах фыркнул, все еще не оборачиваясь. – Пока они окружают город? Пока за твоей спиной уже готовят нож?

– А у тебя есть лучшая идея? – наконец Кэлан повернул голову в его сторону, и в его гладах вспыхнули те самые острые искры. – Кроме как рубить все и вся своими клинками? Твои методы примитивны и предсказуемы. Именно поэтому ты всегда был пешкой.

Слова прозвучали как пощечина. Зирах замер, его плечи напряглись до предела. Ксилара видела, как сжимаются его кулаки.

– А твои методы привели тебя к тому, что ты прячешься в подвале, как крыса, и вынужден просить помощи у тех, кого презираешь, – парировал Зирах, медленно поворачиваясь. Его золотой глаз пылал адским огнем. – Не такой уж и великий стратег.

– Хватит! – крикнула Ксилара, не в силах больше это выносить. Ее нервы были натянуты до предела. Каждое их слово, каждый взгляд впивался в нее острыми крючками. Она чувствовала, как ее дар, этот необузданный зверь, начинает метаться внутри, реагируя на накал страстей. Он питался эмоциями, а здесь их было в избытке – ярость, обида, ревность, жажда власти. – Вы ведете себя как дети! Мы в ловушке, за нами охотятся, а вы меряетесь… чем? Чья ярость сильнее?

Она шагнула вперед, встав между ними, ее руки были сжаты в кулаки. Она смотрела то на одного, то на другого, и ее собственная ярость, отчаянная и беспомощная, переполняла ее. Она хотела их встряхнуть, заставить замолчать, прекратить эту бессмысленную борьбу за доминирование, в которой она была лишь призом.

И в этот миг, когда ее воля, и без того ослабленная усталостью и стрессом, на мгновение дрогнула, случилось непоправимое.

Она не направляла его. Не концентрировалась. Она просто… выпустила пар. Отчаянный, неконтролируемый выплеск всей накопленной энергии, всей боли, всего страха и гнева.

«Чароцвет» вырвался на свободу.

Это не была та целенаправленная, хоть и грубая волна, что сбила с ног наемника в коридоре. Это был взрыв. Немой, невидимый, но сокрушительный по своей силе. Волна чистейшего, нефильтрованного, магически усиленного влечения, которое не выбирало объекта, а накрыло всех троих сразу, как цунами.

Эффект был мгновенным и ужасающим.

Ксилара сама почувствовала его первой, как всегда. Проклятый симбиоз. Волна жгучего, всепоглощающего желания ударила по ее нервной системе, затуманивая разум и заставляя кровь петь в жилах. Это было в тысячу раз сильнее, чем в коридоре. Это было похоже на удар молнии, сжигающий все на своем пути, оставляя лишь первобытный инстинкт. Она вскрикнула, ее ноги подкосились, и она едва удержалась на ногах, схватившись за холодный край центрального прибора. Ее тело вспыхнуло, каждая клетка требовала прикосновения, близости, соединения.

Зирах, стоявший к ней ближе всех, отшатнулся, словно от удара током. Его золотой глаз расширился, синий закатился, и на его обычно мрачном, контролируемом лице появилось выражение шока и животной, необузданной страсти. Его демоническая природа, всегда таящаяся под тонким слоем самообладания, вырвалась наружу. Он смотрел на нее, и в его взгляде не было ни язвительности, ни преданности. Была лишь голодная, всепоглощающая жажда. Его рана, его боль, его обида – все смешалось в этом едином порыве.

– Ксилара… – прохрипел он, и его голос звучал чужим, низким и хриплым, на грани рыка.

Но самым пугающим была реакция Кэлана. Его ледяная броня, его холодная, перерожденная магия не смогли полностью защитить его. Он не отшатнулся. Он замер, его тело напряглось, как у хищника, готовящегося к прыжку. Его глаза, те самые бездонные пустоты, вспыхнули ослепительно-белым светом, тем самым, что испепелил наемников. Но на этот раз в этом свете читалась не разрушительная сила, а та же самая, дикая, первобытная страсть, что и у остальных, лишь пропущенная через призму его воли и усиленная его новой магией. Он смотрел на нее, и в его взгляде не было прежней хищной одержимости. Было нечто более примитивное. Потребность. Владеть. Взять. Подчинить.

Три пары глаз, пылающих разными оттенками одного и того же огня, встретились. Стыд, ярость, обида – все было сожжено дотла этой внезапной, магически вызванной бурей желания. Разум отступил, уступив место инстинктам.

Зирах двинулся первым. Его демоническая скорость сработала опять. Он не шел, он оказался рядом с ней в мгновение ока. Его руки, шершавые и сильные, впились в ее плечи, не с нежностью, а с яростной потребностью. Его губы обрушились на ее губы в поцелуе, который был лишен всякой ласки. Это был укус, клеймо, попытка поглотить. Он был грубым, требовательным, отчаянным. Его тело прижалось к ее телу, и она почувствовала его готовность, его напряженную, почти болезненную жажду через тонкую ткань одежды. Он рычал что-то нечленораздельное, его пальцы рвали ткань ее рубашки, обнажая плечо.

И она отвечала ему с той же яростью. Ее собственное тело, преданное своим же даром, требовало этого. Она впивалась ногтями в его спину, чувствуя под пальцами жесткие мышцы и шрамы, ее губы отвечали на его яростные атаки с такой же силой. Это не было любовью. Это была битва. Битва за господство, за забвение, за право чувствовать что-то, кроме боли и страха.

Но они были не одни.

Кэлан подошел медленнее, но его присутствие было подобно надвигающемуся леднику. Он не схватил ее. Он просто положил свою холодную, почти безжизненную ладонь на ее обнаженное плечо, туда, где только что были пальцы Зираха.

Прикосновение было как удар льда по раскаленной коже. Она вздрогнула, и Зирах оторвался от ее губ, его золотой глаз метнул в Кэлана молнию ненависти и вызова.

– Руки прочь, аристократ, – прошипел он.

– Она не твоя собственность, – холодно ответил Кэлан, и его пальцы сжались, оставляя на ее коже белые отпечатки. – Ничья. Сегодня она принадлежит только этому моменту. Только этому огню.

И его слова, произнесенные с ледяной уверенностью, словно сняли последние запреты. Это была не просьба, не требование. Это было разрешение. Разрешение на хаос.

Зирах, с рычанием, снова набросился на ее губы, а его руки скользнули вниз, срывая с нее остатки одежды с грубой, нетерпеливой силой. Кэлан в это время не оставался в стороне. Его холодные пальцы скользнули по ее обнаженной спине, исследуя, словно ученый анатом, каждый изгиб, каждую мышцу, но его дыхание, ровное и контролируемое, стало чуть более частым. Он наклонился, и его губы, холодные как мрамор, коснулись ее шеи, чуть ниже уха. Это было прикосновение вампира, высасывающего тепло. Но от этого контраста – жар Зираха и ледяной холод Кэлана – ее тело взвыло от наслаждения, смешанного с болью.

Она была зажата между ними, как между молотом и наковальней. Грубая, животная страсть Зираха и холодная, аналитическая жажда Кэлана. Ее разум отключился. Остались только ощущения. Грубые руки, рвущие ткань. Холодные губы на ее коже. Жаркие поцелуи, больше похожие на укусы. Тяжелое, прерывистое дыхание. Запах пота, кожи, демонической серы и озона.

Они не дошли до кровати. Они рухнули на пол, на холодный камень, застеленный дорогим, а теперь рвущимся ковром. Зирах был над ней, его тело, мускулистое и покрытое шрамами, пылало жаром. Его вторжение было стремительным, яростным, почти насильственным, но ее собственное тело, взведенное даром как курок, ответило ему такой же яростью. Каждое движение было борьбой, каждое прикосновение – вызовом. Он смотрел на нее сверху, его золотой глаз был диким, а на губах играла кривая, почти злобная усмешка торжества.

– Видишь? – прохрипел он. – Вот кто ты есть. Дикая. Буря.

И в этот момент Кэлан, стоя на коленях рядом, положил свою холодную руку на затылок Зираха. Это не было лаской. Это был жест власти.

– Не забывай, с кем ты делишь ее, полудемон, – его голос прозвучал тихо, но с невероятной силой.

Зирах взревел от ярости, но не остановился. Наоборот, это лишь подстегнуло его, сделало движения еще более резкими, почти болезненными. А Кэлан… Кэлан наблюдал. Его холодные пальцы скользили по ее телу, по напряженным мышцам Зираха, изучая их реакцию, как будто проводил некий извращенный эксперимент. Потом он наклонился, и его губы нашли ее грудь, и холод его прикосновения смешался с огнем, исходящим от Зираха, создавая невыносимую, головокружительную смесь боли и наслаждения.

Это продолжалось вечность. Или одно мгновение. Время потеряло смысл. Это не была близость. Это была война на истощение, где тела были оружием, а оргазм – побочным эффектом сражения. Стыд и ярость подпитывали их, делая каждое движение более резким, каждое прикосновение – более требовательным.

Когда волна наконец отступила, наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь тяжелым, прерывистым дыханием. Они лежали на полу, среди обрывков одежды, три тела, сплетенные в непристойном, изможденном клубке.

Ксилара пришла в себя первой. Осознание случившегося обрушилось на нее с такой силой, что ее стошнило. Она отползла от них, к одной из колонн, и ее тело содрогалось от рыданий, которые она не могла издать. Стыд сжигал ее изнутри, жгучий и всепоглощающий. Она использовала их. Они использовали ее. Ее дар снова превратил ее в оружие, в источник хаоса.

Зирах лежал на спине, его глаза были закрыты, а на лице застыла маска отвращения и к себе, и к миру. Его кулаки были сжаты.

Кэлан поднялся первым. Он был так же спокоен и холоден, как и до этого. Он поправил свою одежду, его движения были точными и выверенными. Он подошел к Ксиларе, склонился над ней, но не прикасался.

– Вот что ты есть, Ксилара, – произнес он тихо, и в его голосе не было ни осуждения, ни торжества. Лишь констатация факта. – Огонь, который сжигает всех, кто подходит слишком близко. Сегодня мы все обожглись. Усвой этот урок.

Он развернулся и ушел вглубь зала, оставив их двоих – ее, раздавленную стыдом, и его, объятого ненавистью, – лежать на холодном камне в лучах утреннего солнца, пробивавшегося сквозь высокие зарешеченные окна. Они играли с огнем. И все трое получили ожоги.

Глава 7. Уроки прошлого

Сознание возвращалось к Ксиларе медленно, нехотя, словно тяжелый, покрытый тиной якорь, который вытаскивали со дна темного океана. Первым пришло физическое ощущение – ломота в каждом мускуле, тупая, разлитая по всему телу боль, будто ее переехал каток. Затем – холод. Холод камня под голой кожей, холодный воздух, заставляющий покрываться мурашками. И только потом, как удар ножом в незащищенное тело, пришло осознание.

Она лежала на полу, прислонившись спиной к шершавой поверхности каменной колонны. Ее одежда представляла собой лишь несколько жалких, изорванных лоскутьев. Все тело было испещрено ссадинами, синяками и следами пальцев – фиолетовыми, синими, красными. Отметинами ярости, а не страсти. Память вспыхнула уродливыми, обрывочными кадрами: жаркие, почти злые прикосновения Зираха; холодные, исследующие ладони Кэлана; сплетенные тела; тяжелое дыхание; боль, смешанная с вынужденным, магически вызванным наслаждением; и всепоглощающий, удушающий стыд.

Она сглотнула комок тошноты, подкативший к горлу. Во рту был противный, металлический привкус, как после тяжелого похмелья. Но это было похмелье не от вина, а от собственной силы, от собственного проклятия. Она снова все испортила. Она превратила их – верного Зираха и опасного Кэлана – в марионеток своего неконтролируемого дара. И себя – в орудие их взаимной ненависти и борьбы за доминирование.

Тихий стон заставил ее повернуть голову. В нескольких шагах от нее, тоже на полу, лежал Зирах. Он был на боку, спиной к ней, его могучие плечи были напряжены. Она чувствовала исходящее от него напряжение, ярость и отвращение, почти осязаемые в холодном воздухе. Он тоже помнил. И ненавидел себя за ту часть, что ответила на магический зов ее дара, за ту животную ярость, что вырвалась на свободу.

Кэлана нигде не было видно. Но его незримое присутствие витало в зале, как запах озона после грозы. Он был тем архитектором этого хаоса, тем холодным наблюдателем, который спровоцировал взрыв и остался невредимым.

Собрав всю свою волю, Ксилара заставила себя подняться. Ноги дрожали, подкашиваясь. Она нашла свой рюкзак, валявшийся в стороне, и, дрожащими руками, достала оттуда запасную одежду – простые штаны и рубашку. Одеваясь, она избегала смотреть на синяки на своей коже. Каждое прикосновение ткани к телу было напоминанием о случившемся.

– Ты довольна? – раздался хриплый, пропитанный желчью голос.

Зирах сидел теперь, обхватив голову руками. Он не смотрел на нее.

– Ты всех поставила на место, да? Напомнила, кто здесь настоящая угроза. Не «Сфера», не Совет. Ты.

Его слова обожгли ее больнее любого удара.

– Я не хотела этого, – прошептала она, и ее голос прозвучал слабо и жалко. – Это вышло… случайно.

– Случайно? – он резко поднял голову, и его золотой глаз пылал такой ненавистью, что она отшатнулась. – Твой дар – это часть тебя, Ксилара! Как моя демоническая кровь – часть меня! Ты не можешь просто «случайно» превратить всех вокруг в животных! Ты либо учишься это контролировать, либо… – он не договорил, с силой сжав кулаки.

– Либо что? – в ее голосе зазвенели слезы. – Уничтожу себя? Чтобы не представлять угрозы для других?

– Может, и так! – выкрикнул он, вскакивая на ноги. Его рана, казалось, его больше не беспокоила, заслоненная душевной болью. – Потому что то, что произошло… это было не мы. Это была магия. Грязная, насилующая магия! И ты… ты…

Он не смог подобрать слов, лишь с силой провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с себя воспоминания.

В этот момент из теней в глубине зала вышел Кэлан. Он был безупречен – одет в свежие, темные одежды, его волосы были убраны в строгий пучок, лицо – маска спокойствия. На его губах играла та же холодная, почти невидимая улыбка. В руках он держал небольшой, темный деревянный ларец с инкрустацией из серебра.

– Бурное утро, – заметил он, его голос ровный и безразличный, будто он комментировал погоду. – Надеюсь, вы смогли… выпустить пар.

Зирах взревел от ярости и бросился на него. Но на этот раз он не использовал клинки. Он просто ринулся вперед, как разъяренный бык, желая врезать ему кулаком в это холодное, надменное лицо.

Кэлан даже не пошевельнулся. Он просто поднял свободную руку. Воздух перед ним сгустился, стал видимым, мерцающим барьером. Зирах врезался в него с размаху, и барьер издал глухой, звонкий звук, отбросив полудемона на несколько шагов назад. Зирах покачнулся, потирая ушибленное плечо, его грудь тяжело вздымалась.

– Контроль, полудемон, – холодно произнес Кэлан. – Всегда контроль. Твоя проблема в том, что ты подчиняешься своим эмоциям. Я же заставляю эмоции служить мне.

– Каким эмоциям? – прошипел Зирах. – От тебя пахнет пустотой, Даркбис. Как от могилы. Что ты с собой сделал?

Кэлан медленно опустил руку. Его взгляд скользнул по Ксиларе, задерживаясь на синяке на ее запястье, потом вернулся к Зираху.

– Я эволюционировал. Как и говорил. Но, похоже, вы оба заслужили более… развернутый ответ. – Он подошел к массивному каменному столу, стоявшему рядом с центральным прибором, и поставил на него ларец. – После твоего побега, Ксилара, и последовавшего за ним фиаско, мое положение в Совете пошатнулось. Мне была нужна сила. Не политическая. Реальная. Та, что не зависит от интриг и мнения старых дураков.

Он открыл ларец. Внутри, на черном бархате, лежал артефакт. Это был не кристалл и не жезл. Он напоминал человеческое сердце, вырезанное из темного, почти черного обсидиана. От него исходило слабое, зловещее пульсирующее свечение, и на его поверхности были вырезаны руны, которые она никогда раньше не видела – угловатые, неестественные, будто принадлежащие другой, нечеловеческой системе магии.

– «Сердце Аэтриона», – произнес Кэлан, и в его голосе впервые прозвучала оттенок чего-то, похожего на благоговение. – Древний артефакт, созданный одной из исчезнувших рас еще до появления людей в Олтании. Он не просто увеличивает магическую силу. Он… преобразует ее. Очищает от всего лишнего. От сомнений. От страха. От жалости. От всех этих мешающих, чисто человеческих слабостей.

Ксилара смотрела на пульсирующий черный камень, и по ее коже пробежали мурашки. В нем была какая-то бездушная, механическая красота, пугающая и отталкивающая. Голоса в ее голове, обычно тихие и печальные, встревоженно зашептались, почуяв нечто чуждое, неживое.

– Ты позволил этой штуке… войти в тебя? – тихо спросила она.

– Я слился с ним, – поправил он. – Добровольно. Процесс был болезненным. Он выжег из меня часть того, что делало меня… человеком. Но то, что осталось… – Он поднял руку, и на его ладони снова возник сгусток той самой темно-синей энергии с мерцающими звездами. – Это чистая сила. Сила воли. Сила намерения. Без шума эмоций. Я могу видеть магическую структуру мира так, как видят ее боги. Я могу переплетать нити реальности.

– И что ты увидел? – спросила Ксилара, не в силах оторвать взгляд от артефакта.

– Я увидел, что магия – это не дар и не проклятие. Это ресурс. И им управляют неумело, расточительно, по-детски. «Серая Сфера» права в одном – магией нужно управлять. Но их методы… тотальный контроль, подавление… столь же примитивны, как и хаос, который они хотят укротить. Есть иной путь. Абсолютный порядок, рожденный из абсолютной воли. Не контроля над другими, а контроля над собой. Над самой магией.

Зирах, до этого момента молча слушавший с лицом, выражавшим все нарастающее отвращение, не выдержал.