Погоня за судьбой. Часть III

Глава I. Старый друг

Сияющий колосс Врат растаял за кормой, оставив после себя огонёк ещё одной далёкой звезды. Каких-то полсуток тому назад два корабля, сорвавшись со стартовых площадок под Москвой, ринулись в бездну космоса. «Косатка» профессора Агапова, свернув на перпендикулярный курс, канула в неизвестность. «Фидес» же, упрямо вгрызаясь в вакуум в направлении Пироса, стремительно набирал скорость – без малого полторы тысячи километров в секунду. Двигатели тянули монотонную колыбельную пылающего водорода, приглушённую многочисленными перегородками, слоями изоляции и компенсирующими механизмами корабля…

Мю Льва была в несколько раз больше Солнца диаметром, но ощутимо менее горячей звездой, поэтому, хоть она и заслоняла собой львиную – иронично, учитывая её название, – долю видимого пространства, защитное поле корабля работало в штатном режиме и исправно поглощало опасное излучение всех спектров.

И здесь, в этой хрупкой скорлупке летающей машины, затерянной между гигантской звездой и бездной, я впервые за долгое время ощутила спокойствие. Отделённая от пустоты лишь силовым барьером и многослойным корпусом, я наконец смогла выдохнуть. Почти весь полёт я спала, как убитая. Незыблемые бриллиантовые россыпи за смотровым окном оставались на месте, освещая моё глубокое, лишённое сновидений забытьё, но ощущение движения невозможно было не заметить. Его нельзя было спутать ни с чем, даже когда созвездия оставались недвижимы.

Банальные истины не рождаются сами по себе, сам мир вдалбливает их в головы. Движение – это жизнь, а жизнь – есть движение. Трудно спорить, когда ты – лишь пылинка, затерянная в нашей Вселенной – бушующем круговороте энергии и материи, сметающем всё на своём пути.

Хорошо тебе или плохо – двигайся. Когда больше не о чем мечтать, когда ничего больше не осталось – двигайся. Потому что здесь, в этом мире в состоянии покоя пребывают только камни. И мёртвые…

* * *

Очнувшись наконец от глубокой дрёмы, первые несколько секунд я пыталась сообразить, где нахожусь. Затем облачилась в свежую, чистую форму тёмно-синего цвета из адаптивной синткани, встретилась с капитаном Юмашевой в корабельной рубке и изложила ей свои соображения.

Альберт Отеро был единственным влиятельным человеком, к кому я могла обратиться по старой памяти, и для этого предстояло вернуться домой, на Пирос. Побывав лидером левой партии «Фуэрца дель Камбио» – «Сила Перемен», – Альберт ныне занимался поставками продовольствия военным и работал с профсоюзами планеты. Всё, что у меня было – это адрес в центре Ла Кахеты, где Альберт по понедельникам принимал посетителей, да координаты нескольких частных вилл, в которые время от времени он наведывался. Судя по расписанию, следующий приём был через несколько дней, поэтому мне оставалось либо ждать, либо поискать в одном из его многочисленных жилищ…

Но была ещё одна тонкая ниточка, которая связывала меня с Альбертом. Это центральная гостиница Олиналы.

С того момента, как чуть менее двух лет назад в поисках возмездия я отправилась на корабле дяди Вани на Каптейн, я не знала, что происходило на Пиросе. Почему-то я сторонилась этого места с тех пор – то ли боялась увидеть, как родная Олинала меняется, стареет с течением времени, то ли опасалась, что Альберт снова втянет меня в свои игрища. Как бы то ни было, за это время я ни разу не связалась с ним, а он, надо отдать ему должное, не тревожил меня в этом странном бессрочном отпуске. Похоже, был очень занят своими многочисленными делами…

Первым делом я решила отправиться именно туда – в Олиналу. Стоя на возвышении в центре капитанского мостика, я разглядывала голографическую проекцию планеты, которая когда-то стала моим вторым домом. Пирос был похож на детский резиновый мячик, волею причудливой геологической истории слепленный из двух почти зеркальных полусфер.

Неровными пятнами цвета спаржи на северном полушарии выделялись три пересоленных мелководных моря, каждое из которых протянулось на добрую тысячу миль, и в каждом из которых глубина не превышала пяти метров. Две узкие полосы заселённых степей на севере и юге, скупо покрытые редкими речушками и озерцами, по мере приближения к экватору резко обрывались, переходя в пустыни. Жаркие, практически необитаемые песчаные пространства с редчайшими оазисами, в свою очередь, упирались в лавовые поля, испещрённые каньонами и изломами горных хребтов. Постоянная вулканическая активность ежегодно меняла ландшафт этих мёртвых земель, а нечеловеческая жара и опасная фауна отпугивали кочевников, редкие из которых осмеливались путешествовать вдоль северных границ пустыни…

– У меня ощущение, что ты идёшь ва-банк. – проницательно заметила капитан Юмашева. – Есть идеи на случай, если твой Альберт не сможет нам помочь?

– Я знаю ещё пару человек, но на них я вышла в своё время именно через него, —пробормотала я, наблюдая за редкой сеткой траекторий спутников на голограмме. – Все дороги вели или к нему, или от него. От этих людей, впрочем, в нашем деле будет мало толку…

В Москве я всё-таки простудилась. Глаза были словно забиты песком, все кости ломило, а тело умоляло меня вернуться обратно в каюту, лечь в лёжку и забыться ещё на недельку-другую.

– Значит, все яйца лежат в одной корзине, – скептически заметила Диана. – А если точнее – то всего лишь одно яйцо, да и то – битое… Что ж, план так себе, но это лучше, чем ничего. Ткни-ка пальцем, где нам лучше садиться.

Отыскав на голограмме Олиналу, я сместила карту и ткнула в меловой карьер, овальным пятном выделявшийся на бронзоватой холмистой степи, точно высверленное зубное «дупло».

– Здесь. Мне понадобится быстрый транспорт и деньги… Апчхи! – не сдержалась я.

– И что-нибудь от простуды. Ближайший космопорт в тысяче километров… – Бросив взгляд на мерцающую отметку, Диана скомандовала: – Автопилот, применить новое место назначения. Райкер, предупредите центральную диспетчерскую, чтобы не волновались – сядем в стороне от их площадок.

– Есть! – отозвался штурман-навигатор из тёмного угла.

Повернувшись ко мне, Юмашева распорядилась:

– За деньгами и транспортом обратись к Оливеру. Сколько человек выделить тебе в помощь?

Я замотала головой:

– Нет, я должна быть одна. Альберт не общается с незнакомыми людьми, он очень осторожен. Я не уверена даже, что он захочет общаться со мной.

– Так. Если отправишься одна – где гарантии, что ты не решишь бросить задание и выйти из игры? – Её зелёные глаза буравили меня, испытующие и жёсткие.

– Какие ещё гарантии? – Я лишь развела руками. – Нет их и быть не может.

Юмашева секунду молчала, а потом уголок её рта дрогнул.

– Обезоруживающая откровенность. – сказала она. – Не сомневалась в том, что тебе можно доверять. Но, серьезно, если понадобится подмога, дай знать. Мы будем слушать частоту твоего коммуникатора.

– Договорились. Чуть что – буду кричать изо всех сил…

* * *

Я рассудила, что привлекать лишнее внимание к кораблю не стоит, поэтому выбрала уже знакомую безлюдную площадку, и через несколько часов «Фидес» приземлился на границе старого карьера недалеко от того самого места, где я когда-то поднялась на трап «Виатора».

Оливер заблаговременно и по заоблачной цене вызвал глайдер шеринговой компании. Машина, сверкая чистым отполированным металлом, уже ждала неподалёку от места посадки. Войдя на Пирос через ту же «дверь», из которой когда-то вышла, я вдыхала знакомый сухой воздух с едва уловимым привкусом ячменя и испытывала смешанные чувства. Первый внутренний подъём при виде родных мест сменялся волнением. Слишком долгая разлука отчуждает, всё вокруг было знакомо и одновременно изменилось до неузнаваемости. Я чувствовала себя так, будто вынужденно вернулась в детдом навестить давно брошенного сироту – эти вспаханные поля, ветхие деревянные заборы, разбитые дороги и жухлую, почти оранжевую траву…

Приняв ударную дозу антигриппина, я подняла аэромобиль в небо над неровной степью, покрытой кустарником и редкими рощицами приземистых деревьев, и передала автопилоту координаты. Внизу серыми пятнами выделялись брошенные плиты, бетонные трубы и насквозь проржавевшие бытовки с разбитыми стёклами. Змеились заросшие травой колеи, ползущие от карьера в сторону цивилизации…

Я вспоминала последние дни, словно наскоро слепленный разноцветный пластилиновый ком. Грязный заснеженный город остался далеко позади, в нескольких световых годах отсюда, и столь резкий скачок от перенаселённого мегаполиса к безлюдным степям Пироса вызывал оторопь. Буквально вчера мне казалось, что из той передряги, в которую я угодила, выхода нет, но теперь осознавала весь символизм ситуации – из безвыходного положения выход располагался там же, где вход.

Вскоре на горизонте показалась двухполоска, ведущая на Олиналу. Чёрное полотно отсюда выглядело идеально гладким, свежевыстланным. И я знала, почему – жаркая Мю Льва, скрытая сейчас за монотонной сливочно-белой дымкой, плавила, размягчала асфальт, который покрывался трещинами и вдавлинами за год-полтора, после чего покрытие срезали и клали новое. Намного выгоднее было накатывать старый-добрый асфальт, нежели один раз проложить дорогу на десятилетия с использованием углеродных примесей, регенерирующих нитей и прочих современных технологий, ведь на ежегодной закупке асфальта участвующие в этом процессе люди наживали целые состояния…

Впрочем, после московской городской суеты, царившей во всех трёх плоскостях, бросалось в глаза полное отсутствие воздушного транспорта. Да и тянувшаяся к северо-восточному горизонту бетонная трасса тоже была не слишком оживлённой. Редкие разноцветные пятна автомашин проползали внизу, а я двигалась на высоте сотни метров чуть в стороне от дороги. До Олиналы оставалось около сотни километров, но цель моя располагалась намного ближе. Итогом борьбы неуверенности с ностальгией стал крюк южнее, к старому дому дяди Алехандро. Я просто не могла туда не заехать…

* * *

Через некоторое время впереди показались знакомые поля, заросшие густым тёмно-зелёным сорняком, заброшенная просёлочная дорога с тянувшимся вдоль неё деревянным забором и одинокий грязно-серый двухэтажный домик рядом с куцей древесной рощей. Скромный коттедж семьи Сантино, брошенный без присмотра, медленно таял посреди неумолимо побеждающей природы.

Машина описала круг почёта окрест рощи и опустилась в пыль прямо перед крыльцом. Антигравы потухли, дверь поднялась, и в лицо мне ударил порывистый ветер, месяцами подметавший бесхозную придомовую дорожку, волокущий дисперсную песчаную позёмку мимо деревянного крыльца, через поле и дальше, далеко-далеко на запад, где она наконец оседала на каменистом берегу мёртвого моря Тантала.

Я спрыгнула на песок. Дом опустевшей громадой возвышался надо мной, на втором этаже на ветру одиноким крылом свалившейся с небес птицы хлопала деревянная ставня. В стороне скрипел ветряк, его подклинившее колесо дёргалось с каждым порывом, словно повешенный, пытающийся сделать последний вдох. Оно силилось пуститься в бесконечный пляс по кругу, но не могло – время и пыль делали своё дело, разлагая металл и забивая подшипники грязью.

Я вдруг мельком подумала о той волшебной силе, что создаёт человек одним только своим присутствием. Ветряк долгие годы работал, не нуждаясь в ремонте, крутился, скрипуче разворачивал свою голову то на запад, то на восток, но стоило людям уйти отсюда – он словно почувствовал, что его бросили. Он принял свою судьбу, понурился и прекратил движение.

Входная дверь и окна первого этажа были заколочены, а окна второго – забраны в плотные ставни. Дом стоял, отвернувшись от меня, и в его глухой тишине читалась застарелая обида, но меня тянуло побыть рядом с ним. Какая-то частичка души цеплялась за прошлое и отчаянно искала во всём этом запустении жизнь, что царила тут раньше…

Обогнув дом кругом, я заметила небольшую щель в одном из кухонных окон – нижняя доска, небрежно прибитая, частично отошла от деревянной стены. Необъяснимый порыв заставил меня ухватиться за доску, и я сорвала её, выдернув из перекладины единственный гвоздь. Подпрыгнув, ухватилась за подоконник, подтянулась, протиснулась в узкое отверстие – и вот я в кухне.

Здесь царил затхлый полумрак. В воздухе, переливаясь скупыми кристалликами света, едва пробивавшегося сквозь оконную щель, кружили в немом танце мириады потревоженных пылинок. Пол и столы были покрыты толстым слоем не то пыли, не то песка. Распахнутые кухонные шкафы были пусты, не было ни посуды, ни неизменной вазы с фруктами на столе, ни скатерти – ничего. Здесь давно уже ничего и никого не было.

По скрипящим половицам аккуратно, будто боясь потревожить домового, я прошагала в гостиную, а оттуда по лестнице – на второй этаж. Дверь в комнату Марка… Здесь было прибрано, шкаф заперт, постель заправлена посеревшей от времени простынёй, обклеенные плакатами резали глаза пестротой – пейзажи, космические лайнеры, полуголые красотки, гигантские инженерные сооружения и даже накарябанные самим Марком нотные грамоты на приколотых прямо к стене пожухлых листочках. Посреди всего этого ансамбля висела потёртая гитара без одной струны, на которой Марк частенько бренчал вечерами на веранде, исполняя шутливые хулиганские песни.

С внутренней стороны двери с глянца, исполненное в красно-чёрных тонах, куда-то вдаль поверх меня глядело заросшее, но благородное лицо. Революционер прошлого смотрел уверенно – он видел будущее. То будущее, которое он выбрал для себя и для мира, и которое обязательно построит сам, ведь иначе и быть не может. Внизу белыми небрежными буквами было начертано: «Чтобы добиться многого, вы должны потерять всё».

Каждое утро, выходя из комнаты, Марк встречался лицом к лицу с легендарным Эрнесто Геварой Линч де ла Серной. Задавал ему немые вопросы, искал свой путь, оглядываясь на его жизнь. Именно Команданте стал тем, с кем Марк безмолвно посоветовался, прежде чем покинуть дом. Похоронив отца, он взял с собой лишь небольшую сумку с самым необходимым и отправился следом за мной, оставив в этом доме всю свою прошлую жизнь, чтобы с нуля построить новую…

Дом легонько постанывал под ударами беспощадного ветра. Я тихо вышла в коридор и осторожно прикрыла за собой дверь. Вот и моя комната… Некоторое время я стояла у закрытой двери, собираясь с мыслями. Я никак не могла решиться войти, но наконец пересилила себя и переступила порог. Здесь всё осталось нетронутым с тех пор, как я ушла, но время, которое будто ускорялось в отсутствие человека, делало своё дело. Бежевые обои выцвели, сверху вниз по потемневшей стене прополз потёк – кое-где уже прохудилась крыша.

Вдруг нестерпимо захотелось вдохнуть свежего воздуха, стронуть с места спящую пыль и прогнать могильную затхлость, месяцами стоявшую в этом доме. Я почти бросилась к запертому окну, с силой распахнула створки, растолкала ставни. За окном всё так же качала ветвями старая акация, заглядывая в комнату. Но сегодня она была одна – среди шумящей листвы не щебетали птицы. Я оглядела комнату, и взгляд мой упал на тумбочку. На старую копилку-барашка. Рядом, в рамке, стояла фотография.

Взяв её в руки, я опустилась на скрипнувшую кровать. С побледневшего снимка на меня глядела счастливая семья. Пожилой, но всё ещё полный сил дядя Алехандро в соломенной шляпе обнимал нас с Марком. В джинсах и клетчатой рубашке я уверенно стояла на своих старых протезах, сжимая мотыгу в механической руке. Я улыбалась – искренне и радостно. Марк в синем комбинезоне, сверкая белоснежными зубами, привычно ставил мне рожки. Со снимка на меня смотрели три пары глаз, светящихся изнутри…

В горле встал раскалённый кляп из слёз и пепла. Я пыталась его сглотнуть – не вышло. Дыхание схватило, а перед глазами поплыл туман. Сидя на кровати, я вцепилась в фотографию, не в силах опустить взгляд, и глядела в расплывчатое пятно окна. Невыносимо было смотреть на эти лица. А из памяти, из всех её щелей полезли воспоминания. Они накатывали волнами, и каждая вгоняла под рёбра по лезвию.

Наваждения разворачивались вокруг, окружая, обступая, забирая дух. Это всё была не я, это было не со мной…

… Я сидела за деревом, обхватив колени протезами рук, и рыдала в голос. Я снова вспоминала родной дом на Кенгено, мягкие мамины ладони и большого мохнатого Джея. Я снова сбежала из-за стола, подальше от этого дома, который так напоминал мне мой родной, и укрылась в зарослях, чтобы никто не видел этих слёз.

Сзади послышались тяжёлые шаги, и рядом на жухлую траву грузно опустился дядя Алехандро. Я уткнулась лицом в колени. Ощутив плечом мягкое прикосновение его большой шершавой ладони, я вдруг почувствовала животный позыв сказать ему какую-нибудь гадость, но сказать ничего не успела – его голос задумчиво произнёс:

– Я догадываюсь, о чём ты грустишь. Мы не можем изменить то, откуда мы пришли. Но мы можем выбрать, куда идти дальше.

– Какой в этом смысл, если конец всё равно один? – всхлипнув, спросила я.

– Пять мудрецов заблудились в лесу, – бодро и жизнерадостно, как ни в чём не бывало, держал речь дядя Алехандро. – Первый мудрец сказал: «Я пойду влево – так подсказывает моя интуиция». Второй заявил: «Я пойду вправо – ведь "право" от слова "прав"». Третий предложил: «Давайте я пойду назад – мы оттуда пришли, значит я вернусь домой». Четвёртый был уверен в себе: «Я пойду вперёд – надо двигаться дальше, за лесом откроется что-то новое». А пятый сказал: «Вы не правы, есть лучший способ. Подождите меня здесь!».

Я выжидающе смотрела на дядю Алехандро.

– Пятый мудрец нашёл самое высокое дерево и взобрался на него, – продолжал тот. – Пока он лез, остальные разбрелись кто куда. Сверху он увидел самый короткий путь из леса и даже понял, насколько быстро остальные смогут добраться до его окраины. Мудрец понял, что, оказавшись над проблемой, решил задачу лучше всех, и теперь он был уверен, что сделал всё правильно, а другие – нет. Они были упрямы и не послушали его, настоящего мудреца…

– Есть проблемы, которые невозможно решить, дядя Алехандро, – возразила я. – Потому что возврата в прошлое нет. Время идёт в одну сторону.

Дядя Алехандро, крякнув, вытянул ноги, посмотрел на меня хитрыми глазами и продолжил:

– Но пятый мудрец ошибался. Они все поступили правильно. Тот, кто пошёл налево, попал в самую чащу. Он голодал и прятался от диких зверей, но научился выживать в лесу и мог научить этому других. Тот, кто пошёл направо, встретил разбойников. Они отобрали у него всё и заставили грабить вместе с ними, но через некоторое время он разбудил в разбойниках то, о чём они забыли – человечность и сострадание.

Тут мой приёмный отец остановился. Задумался над чем-то, потом улыбнулся мне одними добрыми глазами.

– Раскаяние некоторых из них, – говорил он, – было столь сильным, что после его смерти они сами стали мудрецами и долго проповедовали его учение. Тот, кто пошёл назад, проложил через лес тропинку, и вскоре она превратилась в дорогу для всех, желающих насладиться лесом без риска заблудиться. Тот, кто пошёл вперед, стал первооткрывателем и побывал в местах, где не бывал никто, и открыл для людей новые возможности, удивительные лечебные растения и великолепных животных. Тот же, кто влез на дерево, стал специалистом по нахождению коротких путей. К нему обращались все, кто хотел побыстрее решить свои проблемы, даже если это не приведёт к развитию. И вот так все пятеро мудрецов выполнили своё предназначение, ведь каждый собственный путь важен для человека…

– Как мне найти свой путь? – спросила я с надеждой в дрогнувшем голосе. Человек рядом со мной, казалось, знал все ответы на все вопросы.

– Он сам тебя найдёт, дочь, – ответил дядя Алехандро, поднимаясь с травы. – Вот увидишь. А теперь пойдём, поможешь мне с молотилкой…

… Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох и вытерлась рукавом. Вынув фотографию из рамки, бережно сунула её в карман. Быстрым шагом я вышла из комнаты, спустилась по лестнице и выбралась наружу через щель в заколоченном окне. Порывы ветра усилились, крошечные песчинки едва слышно барабанили о покатый полированный бок аэромобиля.

Глядя вверх, на распахнутые ставни окна на втором этаже, я мысленно попрощалась с домом, моим старым другом. Ветер бросал распущенные волосы мне в глаза, он теперь протяжно пел в пустом чреве дома, со свистом врываясь через щель в кухонном окне, гуляя по коридорам и играя ставнями в моём окне. Мой старый друг дал мне напутствие и теперь прощался со мной.

Со смесью грусти и ощущения какой-то завершённости я села в аэрокар, и дверь бесшумно опустилась, отсекая прошлое. Впереди лежал мой путь…

* * *

Поля под глайдером большей частью лежали заброшенными, порастая сорной травой и колючим бурьяном. По дороге к Олинале я видела лишь пару агродронов, медленно ползущих по земле. Они упрямо выполняли свою работу, вспахивая одно единственное необъятное поле, а следом за ними в поисках насекомых вдоль полосы развороченной почвы перепрыгивали с места на место многочисленные птицы.

На горизонте показался монументальный шпиль гостиницы – серая громада, чужая среди пасторальных пейзажей, будто выдернутая из мегаполиса и небрежно воткнутая сюда, в первое попавшееся место. Шпиль приближался, увеличиваясь в размерах, а впереди тусклыми пятнами проступали первые домики на окраине городка.

Олинала встречала меня тишиной. Городок поблёк, его некогда живописные домики утратили былую яркость. Мир за тонированным обтекателем застыл без движения, глядя себе под ноги в тщетных поисках собственных утерянных красок. Редкие прохожие понуро брели по своим делам. Неторопливо, будто в полудрёме, по узким улочкам ползли машины.

Опустив аэромобиль на полупустую стоянку напротив серой громады гостиницы, я пересекла подъездную улицу, поднялась по ступеням и вошла в здание. У стойки в тусклом свете меня встретил опрятный пожилой мужчина. Его взгляд был умным и внимательным.

– Здравствуйте, – сказала я. – Скажите, в пентхаусе наверху…

– Елизавета? – Он наморщил лоб, лицо его прояснилось. – Вы ведь та девушка, которая часто навещала господина Отеро?

– А вы, должно быть, были тогда дворецким? – вспомнила я.

– Да, точно! – Он обрадованно закивал. – Вы так изменились с тех пор… Эта форма вам очень к лицу. Очень рад вас видеть вновь! А я, как видите, получил повышение и теперь работаю администратором. Держу здесь всё в порядке и чистоте. Правда, сейчас не очень простые времена, поэтому спрос на гостиницу упал. Но ничего, работаем потихоньку, пусть и в треть номерного фонда… Если нас не закроют – будет уже неплохо…

– Я заметила, здесь вообще многое зачахло.

– Да, жизнь течёт, всё меняется, – вздохнул он. – Однако же, позвольте узнать, что вас привело сюда?

– Я ищу Альберта. Мне очень нужно с ним встретиться.

– О, я думаю, половина Пироса записана в очередь на приём к господину Отеро. – Мужчина снисходительно улыбнулся. – Господин Отеро наведывается сюда нечасто. Но он крайне популярен среди людей, и, уж поверьте, он не забыл о нашем маленьком городке…

– Вы не знаете, где он сейчас? Может, сможете дать мне его адрес или телефон?

– Увы, господин Отеро просил не сообщать его контактные данные кому бы то ни было. – Администратор виновато развёл руками. – Но я могу передать ему ваше сообщение.

– Ну что ж, если можно, – согласилась я. – Так и скажите – Лиза прилетела в гости.

– Если хотите, вы можете передохнуть с дороги в одном из номеров, – радушно предложил администратор. – А я, как только что-то прояснится, дам вам знать по внутренней связи.

– Давайте так и сделаем, – согласилась я.

Спустя несколько секунд ключ лёг в мою ладонь, и я отправилась к лифтам…

Из окон опрятной старомодной гостиницы открывался вид на оранжевые просторы, словно грибами усеянные крышами домиков. Сидя возле окна, смотрела сверху на окрестности, когда раздалась трель телефона, стоявшего на журнальном столике.

– Слушаю, – сказала я в трубку, уже зная, кто звонит.

– Завтра господин Отеро будет ждать вас в здании правительства в Ла Кахете, на проспекте Первых. Его вы найдёте без труда. А пока что, если хотите, можете переночевать здесь. Денег не нужно.

– Большое спасибо…

Лёту до Ла Кахеты было часов пять, поэтому я решила выдвинуться поздно ночью, чтобы успеть к началу рабочего дня.

– В таком случае, останусь до ночи, часов до четырёх.

– Как вам будет удобнее. Располагайтесь, – сказал старик, и я почти почувствовала его добродушную улыбку…

* * *

Машина на автопилоте держала курс на северо-восток, а я, убаюканная монотонным гулом, дремала в водительском кресле, словно пассажир на спине усталого стального кита. Под утро глайдер пересёк главную магистраль региона, и подо мной стали всё чаще проплывать пятна небольших городков, цеплявшихся за дороги, словно дети за подол матери. С каждым километром пейзаж обретал очертания города и наполнялся жизнью.

Даже после тихой сельской глубинки город не казался тесным. Бульвары, парки-лёгкие, щедрые пространства между зданиями – всё дышало простором. В то же время сверкали рекламные щиты, по широким проспектам неслись машины, в воздухе мелькали редкие аэромобили. С Москвой, опутанной жёсткими, словно невидимые рельсы, воздушными трассами, Пирос не стоял и рядом – здесь глайдеры никогда не пользовались особым спросом. То ли из-за цены, то ли из-за того, что на всю планету работала лишь одна мастерская по ремонту капризных астат-водородников…

Офис правительства располагался в сердце Ла Кахеты, в старом, но роскошном четырёхэтажном бежевом здании, украшенном резьбой по камню и увенчанном стеклянным куполом, будто короной. Окружающие здания были ему под стать. Город был сравнительно молод, но деловой и правительственный кварталы строили по единому плану, старательно придавая зданиям монументальность с налётом старины. Резные фасады, высокие окна, чистые и гладкие стены благородных цветов сразу показывали, где ты находишься и словно призывали: «Ты в храме власти, поэтому держи спину прямо».

Парковка перед зданием администрации была под завязку забита стальным табуном, поэтому пришлось немного покружить в поисках пригодного для посадки места. Едва выбравшись наружу, я сразу ощутила на себе тяжёлые, чужие взгляды прохожих – взятый в наём глайдер и форма Ассоциации кричаще выдавали во мне постороннюю. Словно следуя какому-то звериному чутью, они ускоряли шаг и отводили глаза, стараясь убраться подальше…

Три сотни метров, отделявшие меня от фасада здания, остались позади. У подножия лестницы кипел свой Вавилон: шикарные автомобили и мечущиеся, словно стрекозы, такси высаживали и забирали дорогих кукол в деловых костюмах. Шикарная входная группа с колоннадой беззвучно глотала их и выплёвывала обратно на улицу.

Внутри здания меня встретила охрана и рамка металлодетектора, взвывшая, словно раненый зверь.

– Мэм, прошу выложить все металлические предметы на ленту, – рутинно попросил охранник.

Я сняла перчатки, обнажив блестящий биотитан, закатала рукава и расставила руки в стороны. Его лицо не дрогнуло, он лишь слегка кивнул головой – мол, видел и не такое. Просветив меня ручным сканером, он не нашёл ничего опасного и жестом, отточенным до автоматизма, пропустил внутрь. Посреди холла за круглой стойкой сидела девушка-секретарь. Завидев меня, она медленно, словно манекен, подняла искусно нарисованные брови.

– Я могу увидеть Альберта Отеро? – спросила я.

– Приёмные часы в понедельник. – Она надменно хмыкнула. – Сегодня – четверг.

– Но он же на месте?

– Предположим.

– Просто передайте: Лиза. Он поймёт.

– Лиза? – Она криво усмехнулась и стала изучать какой-то документ на мониторе. – Приём по записи. Ничем не могу помочь.

– Просто передайте ему то, что я прошу, – настаивала я. – Вы же не хотите, чтобы ему пришлось искать нового секретаря?

– Это что, угроза?

– Пока нет, – холодно сказала я. – Это предупреждение.

Она с некоторой опаской разглядывала тёмно-синюю форму, размышляя, стоит идти на конфликт или нет. Стальные нотки в моём голосе, кажется, заставили её действовать. Сняв трубку, она заискивающе произнесла:

– Господин Отеро, к вам пришла некая Лиза. Я сказала, что вы… Хорошо, сеньор, будет сделано… – Положив трубку, она процедила: – Он вас ждёт. Верхний этаж, через холл…

Я поднялась на лифте, очутившись в роскошном зале со стеклянным куполом, сквозь который в помещение падал рассеянный свет. У противоположной стены по сторонам от двойной двери безучастно застыли телохранители. Сбоку, занимая полстены, висел огромный портрет основателя и первого мэра Ла Кахеты в полный рост. Тучный, невысокий Лучано Грассо – когда-то градоначальник Рима, а потом – первопроходец Искантийской равнины – взирал с полотна на троих чиновников. Те сидели на диванчике прямо под ним, уложив на колени одинаковые дипломаты. Неясного возраста, в очках, с залысинами, они были похожи на близнецов-клонов, сошедших с правительственного конвейера. Насторожившись сперва, я выдохнула с облегчением – их презрительные взгляды провожали меня, пока я шла по чистому, расшитому причудливой вязью ковру.

Сложно было поверить, что Альберт по своей полукриминальной карьерной лестнице заберётся так высоко. Но вот я здесь, в самом центре столицы региона, в сердце власти. Одно не изменилось точно – как и раньше, Альберт любил роскошь и безупречный вкус, который чувствовался в каждом сантиметре этого пространства.

Двери бесшумно разошлись, впуская меня в просторный кабинет. Панорамное окно в треть стены, массивные книжные полки, пёстрые гобелены с гербом Пироса, чучело огромного джангалийского рипера в углу… Альберт стоял спиной ко мне у стены напротив, возле стеллажа из тёмного дерева позади массивного лакированного стола. Он обернулся на звук, и его угольно-чёрный френч сверкнул золотом пуговиц, словно мундир фельдмаршала.

– Лиза, какая приятная неожиданность! – Завидев меня, партийный вождь и лидер профсоюзов сдержанно улыбнулся, но его тёмные глаза, усталые и холодные, будто бы сканировали меня на просвет. – Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Ближайшие полчаса – исключительно наши с тобой, я распорядился сдвинуть всех «вправо».

– Там тебя, кажется, ждут. – Я указала на дверь, несколько смутившись того, как был одет Альберт – в этом кителе он походил на военного диктатора, но никак не на хитрого преступника, которого я знала когда-то. – Наверняка, у них дела государственной важности.

– Дела государственной важности подождут, пока встречаются старые друзья. – Он подошёл ко мне вплотную, по-отечески обнял и прижал к себе.

Приятный аромат дорогого одеколона окутал меня, изысканными имбирными нотками услащая окружающее пространство. Я на мгновение прикрыла глаза, коснувшись щекой жёсткого отворота его френча.

– Альберт… – От неожиданно мягких объятий, от отеческой заботы, которую излучал этот человек, на душе стало тепло. – Я очень рада встрече. Не надеялась уже тебя найти, но это оказалось намного проще, чем я думала.

Я застыла. Направляясь сюда, я ожидала холод и отстранённость, но не… такого. Альберт сделал шаг назад и принялся разглядывать моё лицо. Я отметила про себя, что он очень постарел за прошедшие два года: щёки впали, голову сплошь покрывала седина, а ещё более пронзительные, чем раньше, чёрные глаза, будто ножами, резали колючим взглядом.

– О, небеса, как ты повзрослела и изменилась, – улыбнулся он. – Ещё вчера ты была ребёнком, а теперь передо мной взрослая красивая женщина. Время летит, несётся галопом… Ты присаживайся, пожалуйста.

– Да уж, повзрослела – это ещё мягко сказано, – пробормотала я.

Роскошный стол сверкал чистотой. Всего лишь четыре предмета покоились на нём – белоснежный бумажный лист на тёмно-зелёной подкладке, ручка – на вид деревянная с позолотой, многофункциональный коммуникатор и огромный, монументальный глобус Пироса на массивной деревянной станине.

Я заняла удобное кресло напротив стола. Повисла молчаливая пауза. Несмотря на тёплый приём, вдаваться в подробности своей жизни и рассказывать про недавние злоключения мне не хотелось.

Альберт вернулся к стеллажу и достал из стоящего рядом металлического контейнера тёмный предмет. Присмотревшись, я различила в нём маленькую модель то ли танка, то ли броневика. Альберт бережно водрузил модельку на стеллаж, рядом с полудюжиной похожих машинок. Все они поблёскивали свежей тёмно-зелёной краской. Он сунул руку в ящик, достал очередную игрушку и стряхнул с неё полипропиленовую стружку.

– Это моё маленькое хобби, – пояснил он, оглядывая модель со всех сторон. – Коллекция советских игрушек. С Земли! Только вчера привезли. – Казалось, передо мной восторженный ребёнок – он чуть ли не задыхался от волнения. – Целое состояние за них отдал! Специально нанятые люди искали, собирали по всему Сектору, и вот наконец я дождался… Это произведения искусства, настоящая никелированная сталь. Такие игрушки уже давно не делают. Им больше ста пятидесяти лет, представляешь?

– Интересное у тебя увлечение. – Я обвела взглядом полупустой стеллаж. – Никогда бы не подумала, что ты, Альберт, играешь в детские игрушки. Тем более, древние, как сам мир. Я уже не первый раз слышу это слово – «советские». Ваня постоянно слушал советские песни, а у тебя вот – игрушки.

Альберт водрузил модель на полку, присел в кресло напротив меня, достал из ящика стола пепельницу и пачку дорогих сигарет.

– Была когда-то такая страна на Земле, на месте вашего нынешнего Содружества, – мечтательно сказал он. – Из всех учебников и энциклопедий её давненько вымарали, чтобы «спящих» людей лишний раз не бередить идеями какого-то там «всегобщего равенства»… Уникальная была страна. Результат попытки построить справедливое общество. У них, конечно, ничего не получилось, человеческая натура взяла своё. Но до того, как Союз исчез, его жители всего за полвека успели создать целый пласт культуры, оставили неугасающую память о себе. И, как видишь, некоторые продукты той эпохи сохранились по сей день… – Он осёкся и посмотрел на меня. Прикурил сигарету, которую всё это время крутил в пальцах. Взгляд его тёмных глаз с красными прожилками сквозь облако табачного дыма приобрёл привычный холод. – Ну, Лиза, рассказывай. Ты ведь не просто так здесь, верно?

– Да, не просто так. Мне нужна твоя помощь, Альберт.

– Какого рода?

– Информация. Мне нужно узнать, где скрывается «Интегра».

– Вот так дела! – На его лице не дрогнул ни один мускул, лишь зрачки на мгновение сузились, словно у кота на солнце. – Собираешься записаться в стройные ряды галактических террористов?

Я помотала головой.

– Нет, не для этого. У них есть кое-что, что мне необходимо забрать.

– Не припоминаю, чтобы кому-то удалось забрать что-то у «Интегры». Все подобные попытки заканчивались тем, что отдельные части лихого дурачка находили в мусорных контейнерах по всему Сектору.

– Ну, значит, я буду первой, кто это сделает, – пожала я плечами. – Но для этого мне нужны сведения.

– Ты очень вовремя ко мне пришла. – Альберт постучал костяшками пальцев по столешнице, поднялся и принялся расхаживать по кабинету. – Тебе нужна моя помощь, поэтому взамен я попрошу оказать мне услугу.

– Какого рода? – его же словами спросила я.

– Ничего особенного, – небрежно махнул он рукой. – Простая доставка предмета из точки «а» в точку «б».

– Хорошо. Введи меня в курс дела.

Вернувшись к столу, он раздавил бычок в идеально чистой хрустальной пепельнице и протёр усталые глаза.

– Дела у Пироса, как ты видишь, не очень, – сказал Альберт и снова закурил. Он слишком много курит, подумала я. – Здесь, в столице, может показаться иначе, но благополучие обманчиво. Провинция стагнирует. Пирос медленно увядает.

– Помню наши последние контракты, – сказала я. – Уже тогда было ясно, к чему всё идёт. Воротилы с Земли выжмут отсюда все соки.

– Именно, – кивнул Альберт. – Правлению Сектора выгодно держать колонии на коротком поводке. Земля искусственно тормозит развитие других планет Конфедерации. Они видят в нас конкурентов, а не соседей или родственников.

– Никогда не понимала, почему этому нельзя положить конец, – пробормотала я. – Ведь в интересах всего человечества, чтобы все наши планеты развивались. Даже капиталу это выгодно – чем богаче рынок, тем больше денег с него можно получить…

– Ты говоришь об интересах простых людей и среднего бизнеса, – возразил Альберт. – А менеджерам, которые подписывают законы, но ни за что не отвечают, всё это неинтересно. Конфисковать весь уголь, пришедший с Пироса? Они берут под козырёк. Взвинтить до небес экспортные тарифы? Раз плюнуть! Я уже не помню, когда здесь, на Пиросе, было построено хоть что-то сложнее сталелитейного или автомобильного завода. Зато сколько было закрыто построенных…

Я поморщилась:

– Кажется, нет ничего хуже, чем политики на побегушках у корпораций.

– Единственное, чего они боятся – так это сепаратизма, потому что только это заставит их кресла шататься. Дав периферии возможность развиваться, они боятся потерять благосклонность нанимателей. Сподручнее управлять слабыми колониями, чем видеть, как на твоих глазах растёт конкурент.

Я вспомнила Каптейн. Гражданскую войну, которую и войной-то назвать было нельзя.

– Они запускают войны и накачивают оружием все стороны, – тихо проговорила я.

– Divide et empera. Разделяй и властвуй. – Альберт многозначительно кивнул. – Финансовые монополии слились с властью. Фактически, они давно уже сами управляют Конфедерацией. Они окончательно оторвались от реальности, а их страхи, между тем, стали обретать плоть. Страхи, выращенные ими же самими… «Десятилетняя гражданская война на Каптейне», так они это назвали?

– Это ведь была не гражданская война, – сказала я, и Альберт снова кивнул.

– Меркулов и его «красные» боролись за право на самостоятельное существование, это была попытка отделиться от Конфедерации и уйти в свободное плавание. Всякие «разноцветные» группировки расплодились по задумке конфедератов уже в процессе, чтобы распылить силы мятежников, разобщить их…

Тирада Альберта всё ярче очерчивала мою догадку, вызревавшую в чёткое понимание его намерений. Я инстинктивно пошарила глазами по комнате и спросила:

– Ты уверен, что об этом можно говорить вслух?

– Не волнуйся, нас никто не слушает. Кроме доверенных людей из профсоюза, разумеется.

– Я не ошибусь, если предположу, что ты решил пойти по пути Меркулова?

– Ошибёшься, – ответил Альберт, взгляд его блуждал по огромному глобусу, царившему на столе. – Война сильно затянулась из-за того, что Земля постоянно подпитывала её деньгами и наёмниками. Концерны делают деньги на всём – они всегда этим занимаются, для них любая война – это лишь способ заработать. Но в конце концов революция была задавлена новоиспечённой Комендатурой и их карманными партизанами… Я знаю о шрамах на твоей душе, Лиза, и к твоему сведению – там до сих пор бесчинствуют банды мародёров, но Правление это не волнует. Главное для них – удерживать власть.

– Как всё это связано с услугой, о которой ты меня просишь? – спросила я, вспомнив вдруг красно-чёрный плакат с революционером в комнате Марка.

– Напрямую. – Альберт сцепил руки перед собой. – Я собираюсь сделать то, что не удалось Каптейну – освободиться от Земли. У нас для этого есть все ресурсы – деньги, лояльность местных силовых структур, партия и сильный профсоюз, которые я строил много лет. Губернатор у меня в кармане. Но самое главное – у меня есть доверие людей. Осталось только отрезать корпорациям щупальца и выкинуть с планеты конфедератов… Или переманить их на нашу сторону. И в этом мне поможешь ты… Надеюсь, мне не нужно объяснять, что эта беседа должна остаться между нами?

– Разве я когда-нибудь тебя подводила?

– Нет. Именно поэтому твой визит – это настоящий подарок для меня.

Альберт посмотрел на меня поверх сжатых добела пальцев.

– Центр зашёл слишком далеко, – заявил он. – Из имеющихся у меня сведений я сделал вывод, что военные биоинженеры Конфедерации здесь, на Пиросе, работают над опасным проектом. Проводят биологические эксперименты. С какой целью – неясно, но как правило, в таких случаях речь идёт об оружии…

– Избитый сюжет для нейрофильма, – пробормотала я вполголоса.

– Как ты знаешь, реальная жизнь лежит в основе любого сюжета, – произнёс Альберт. – Я не склонен отмахиваться от таких сведений, ведь они исходят от надёжных, проверенных источников. И после того, как три дня назад случилась история с Циконией, я понял – сейчас или никогда.

– Не ты один, – заметила я, вспоминая «Весёлый Саймек» и его обитателей. – Весь мир будто взбесился, все принялись сводить счёты и спешно завершать недоделанные дела.

– Согласись, намного спокойнее отправиться на тот свет с чувством выполненного долга и с чистой совестью. Перед собой, конечно… Так вот… – Он уставился куда-то поверх меня и принялся задумчиво потирать ладони. – Группа моих доверенных людей отбыла на юг, чтобы разведать ситуацию и по возможности проникнуть в засекреченную лабораторию. Они должны доподлинно узнать, чем там занимаются конфедераты, а ещё лучше – привезти научные образцы. Имея на руках доказательства, я смогу использовать их против властей Сектора. Представь – какой общественный резонанс поднимется, если я вытащу на свет результаты секретных экспериментов. Одна телевизионная трансляция – и уставший народ всколыхнётся, готовый действовать!

– А если всё это окажется пустышкой? Если там ничего нет, и это всё только слухи?

– Конечно, у меня была такая мысль. – Альберт щёлкнул зажигалкой и прикурил новую сигарету. – В этом случае я лишусь козыря общественного резонанса, но, так или иначе, запущенные процессы уже не остановить. Можно было бы оставить всё, как есть, но…

– Но тут появилась я, – ввернула я.

– Но мои люди пропали. Я бы списал временное отсутствие связи на песчаный шторм – частое явление в тех краях, – но от них нет вестей уже сутки, и, судя по телеметрии, их передатчик уничтожен. Связаться с ними я не могу и подозреваю самое худшее. Последнюю трансляцию я принял в тот момент, когда они обнаружили лабораторию, и мне неизвестно, что с ними произошло дальше. Вошли они в контакт с конфедератами или нет, нашли ли что-нибудь… В конце концов, живы они или нет…

– И ты хочешь, чтобы я отправилась за ними?

– Да. Задача-минимум – узнать, что стало с моими людьми. Среди них, кстати, Рамон, поэтому твоя заинтересованность должна быть не меньше моей… Задача-максимум – добыть хоть что-нибудь. Хоть какие-то свидетельства экспериментов.

– Вроде бы не так уж сложно, – заметила я. – Я могу помочь с кораблём, обернёмся за несколько часов…

– Исключено, – отрезал Альберт. – Воздушное пространство над пустыней патрулируют боевые дроны Департамента, и они вас туда не подпустят, а вы в свою очередь скомпрометируете всю операцию. Поэтому добираться будете по земле.

– Это точно единственный вариант? – Я почесала в затылке. – В пустыне обитают не очень дружелюбные твари, и мне не очень-то хочется встречаться с ними нос к носу…

– Я всё понимаю. Но за нужную тебе информацию придётся пойти на некоторый риск. И ты будешь не одна – я выделю людей.

– Я и так не одна. Но лишние руки, конечно, не помешают…

Альберт встал из-за стола, давая понять, что наш разговор близится к завершению.

– В таком случае, завтра утром я буду ждать тебя у транспортного депо Олиналы. Провизия, оружие и транспорт к тому времени будут готовы.

– А что за транспорт? – поинтересовалась я, поднимаясь следом за ним.

– Багги. Вам нужно будет пересечь пустыню.

– Багги, говоришь? – протянула я, вспоминая выгрузку из «Фидеса», его просторный ангар и технику, которая была доставлена перед самым отлётом с Земли. – Оставь багги себе, у нас есть кое-что посерьёзней…

Глава II. Подбивая баланс

… Торговый док Новой Венеции был гигантской мутной лужей, кишащей судами. Они громоздились, покачивались, с шелестом тёрлись друг о друга и норовили влезть одно на другое, словно стая разноцветных моржей, греющих бока на тесной льдине.

Люди ловко скакали с борта на борт, таская на себе огромные тюки, потемневшие от времени сети с каким-то барахлом внутри, видавшие виды дощатые ящики и картонные коробки. Тут же, по внешнему периметру мостков под матерчатыми навесами расположились торговцы.

– Ну, и где же твой корабль, Данила? – окликнула я своего попутчика, разглядывая буйство красок в прямоугольной бухте.

Нам только что вернули оружие – мой пистолет-пулемёт вернулся в сумку, а Данила сунул за пояс неказистый шестизарядник. Сзади, как тень, дышал в затылок молчаливый охранник, приставленный к нам до самого отплытия – на всякий случай. Мой попутчик окинул взглядом водный базар, посветлел лицом и неопределённо махнул рукой.

– Вон она, моя красавица! – сказал он и направился вдоль мостка, рассекая толпу, как бульдозер.

В гуле хаотичной людской массы тонули зазывные крики, пахло рыбой, пряностями и по͐том. Обеими руками прижав к животу свой рюкзак, я пробиралась сквозь шумную толпу за Данилой, и вскоре мы добрались до серпантина и спустились к самой воде. Лёгкие волны лениво облизывали доски, поросшие бордово-изумрудным ковром скользких водорослей. В сторону распахнутых створок шлюза, протискиваясь через узкий коридор средь лодок, еле-еле плыл крупный тупоносый баркас с высокими бортами. Наполовину свесившись с его носа, могучий толстяк в промасленной капитанской фуражке хрипло матерился на судёнышки помельче и требовал расступиться, грозясь отправить их владельцев на дно, на корм краборакам.

Запрыгнув на ближайшую лодчонку, Данила помог мне взобраться на борт и, показывая чудеса эквилибристики, принялся уверенно перемахивать с одного судна на другое. Я старалась не отставать, еле удерживая равновесие на танцующих под ногами посудинах. Наконец, оттолкнулась от последнего борта и, подхваченная крепкими руками Данилы, я очутилась на короткой палубе небольшого аэроглиссера болотного цвета.

В задней его части, будто уши, торчком стояли два решётчатых пропеллера, а спереди закрытая кабина выпирала вперёд, будто утиный клюв.

– Ну как, нравится? – с гордостью спросил Данила, открывая дверцу и впуская меня внутрь.

– Очень, – честно ответила я, пробираясь сквозь узенький проход вперёд, к паре кресел под обтекателем.

Кабина была забита под завязку ящиками, тюками и мешками. Пилот отвязал швартовочный трос и плюхнулся рядом. Поплевав на ладони, сунул ключ в зажигание и провозгласил:

– От винта!

Затрещал стартер, мотор громко чихнул, выплюнув сизое облако дыма, и взревел, словно газонокосилка. Один винт начал раскручиваться, набирая обороты и наполняя воздух басовитым гулом. Следом за ним ожил второй, обдувая спину.

– Теперь главное – никого не замять! – крикнул сквозь гул моторов Данила и принялся аккуратно выруливать из закутка.

Ювелирно миновав все препятствия, обогнув разнокалиберные торчащие носы, он провёл гидроплан через створ ворот. Давешний баркас уже выползал на большую воду, мой пилот крутанул штурвал и по крутой дуге совершил обгон…

Над водой висел густой туман, и Данила ежесекундно поглядывал на экран сонара, ориентируясь во мгле исключительно по приборам.

– Итак, мы на свободе. Штурман, прокладывай курс, – полушутливым тоном приказал он и выудил из бардачка старую, видавшую виды карту.

– Нам нужно обойти Сайрен с юга и дойти вот досюда. – Я указала точку на юго-восточной окраине города, сверившись с электронной картой Такасимы.

– Да тут совсем рядом, – махнул рукой Данила. – Я-то думал, тебе надо куда-нибудь под Ингу… Доберёмся за полчаса.

Деревня, укутанная непроглядной дымкой, осталась позади, и сбоку пополз отдалённый берег, а редеющий туман начал редеть и рваться на клочья, словно грязная вата. Данила закрыл обтекатель, поддал газу и вздохнул:

– Вот так решишь перед отъездом деньжат поднять, а тебя обставит мешок жира с одышкой. Надо было мне на армрестлинг пойти, там бы я им всем руки пообломал. – Он продемонстрировал крепкий бицепс, взглянул на меня искоса и вопросил: – Ну, рассказывай, кто ты такая? Чем добываешь на хлеб?

– Ты, конечно, извини, но тебе не всё ли равно? – буркнула я. – Достаточно, что я отбила и вернула тебе твои деньги. Ты в ответ поможешь мне, и на этом всё – разбежимся, как в море корабли.

– Я просто поговорить пытаюсь.

– Болтовня – не мой конёк, – отрезала я, глядя поверх его головы.

– Да уж, заметно…

Он замолчал, уставившись на воду. Аэроглиссер вкатился в узкое устье, и по сторонам поползли заросшие берега. Машина подскакивала на лёгких волнах, мелкие брызги били в обтекатель…

Мы приближались к месту назначения. В просветах между деревьями, словно призраки, то и дело мелькали остовы покосившихся вышек связи и стальных опор ЛЭП. Густая сеть речушек, как выяснилось, была очень удобным способом перемещения. Почти сотней километров выше по течению эти переплетающиеся протоки объединялись в величественную реку Аматею, которая брала исток в непроходимых горах на юге.

Состоится ли встреча с бывшим сотрудником фонда? Что он скажет, когда увидит меня с поддельным письмом? Наверняка пошлёт подальше – по крайней мере, я бы так и сделала. Но что я буду делать в этом случае?

Так или иначе, Данила очень вовремя и к месту попался мне – пешее путешествие через город или даже в обход, по лесам, создавало ненужные риски. А вода… Находясь на воде, я могла не беспокоиться о том, что за мной увяжется полиция. По крайней мере до тех пор, пока они думают, что я на суше…

Катер сбавил обороты, нырнул левее, к берегу, и вскоре его широкий нос уткнулся в стену высоких густых камышей.

– Вот и всё, – сказал Данила. – Ближе не подойдём, отсюда тебе придётся пешком идти.

И тут же, будто из-под земли, на берег из густых прибрежных кустов высыпала стая коренастых гиеноподобных собак. Они подскакивали на месте и скалились острыми серыми зубами, облаивая аэроглиссер, но вскоре двигатели машины затихли, собаки тоже успокоились и принялись прохаживаться вдоль берега, искоса поглядывая на нас.

– Голодные, поди, – со странной лаской в голосе заметил Данила. – Целыми днями по берегам шарахаются, рыбу ловят. А мы им тут добычу распугиваем своими катерами.

– Отлично, – протянула я. – Теперь нужно решить, как мне самой не стать их добычей…

Я оценила стаю в полдюжины особей. С оружием и протезами у меня вполне были шансы на успех.

– Почему-то я до сих пор не видела собак? – спросила я. – В городе должно быть полно еды – свалки, мусорки. Если уж собакам и собираться стаей – так именно в городе, разве нет?

– Собаки неглупы, они чуют – от людей в городе добра не жди. Или застрелят, или зажарят и съедят. Поэтому они тоже уходят, и правильно делают. И мы тоже скоро уйдём.

– Кто это – «мы»? – спросила я.

– Знаешь Виктора, брата моего? Да нет, откуда тебе… Он со своими людьми задумал кое-что грандиозное. – Данила ткнул пальцем в потолок кабины. – Наверх собирается. А я вот запчастей прикупил по списку – резисторы, замыкатели, квант-релейки… – Он с любовью погладил один из ящиков, стоявших в проходе. – В Венеции чего только нет!

– А кто твой брат? Корабельный инженер?

– Нет, обычный человек. Раньше был киллером – как ты. А теперь вот за ум взялся.

– И что дальше? Соберёте корабль и улетите в другой конец Сектора? – скептически спросила я. – Сэкономлю вам время и открою тайну – там, «наверху», всё то же самое. Люди поедают друг друга с разной степенью энергичности.

– Э-э нет, подруга, нас голыми руками не возьмёшь. – Он хитро подмигнул. – У нас команда. Настоящая. Не кучка случайных людей, а коллектив. Одиночку съесть куда проще, чем стаю – вон даже они это понимают. – Он кивнул на грязных псов снаружи, которые вплотную подошли к воде и, глядя исподлобья, лакали мутную речную жижу. – А вот люди – нет.

– Что же вас так сплотило?

– Вся эта ваша Конфедерация. Мои родители прилетели сюда, когда я пацаном пятилетним был. И я всё время смотрел вверх, в небо. Думал, там, на Земле, рай и благодать, которой с нами поделятся. Мы тогда все смотрели в небо, пока родители строили новый мир. Сами строили, не надеясь ни на кого. А потом всё, что мы получили от Конфедерации – это большегрузы, доверху набитые оружием, да секторальные зачистки.

– Чтобы не споткнуться, иногда нужно смотреть вниз, – заметила я с претензией на глубокомысленность.

– Вот и мы теперь также. Поглядываем себе под ноги да латаем потихоньку старую посудину. Однажды она взмоет в воздух, и тогда – встречай нас, новый мир!

Он мечтательно закатил глаза. Я поймала себя на мысли, что завидую ему – в его наивной вере была сила, которой у меня не было. Данила был похож на ребёнка, который с нетерпением ждёт выходной день, когда родители возьмут его с собой в парк аттракционов, где купят ему воздушный шарик и сладкую вату…

Собаки, однако не собирались уходить. А время утекало сквозь пальцы.

– Может, пальнуть в воздух? – предложила я. – Должны разбежаться.

– Зачем пугать? Лучше давай покормим их. Вот, у меня здесь немного мяса вяленого есть.

Он вынул из-под сиденья полиэтиленовый пакет с какими-то серо-бурыми иссохшимися полосками и, открыв дверь, выбрался на палубу. Собаки дружно подняли головы и заинтересованно уставились на Данилу. Тот же бесстрашно, в полный рост шёл вдоль бортика к носу глиссера. Вот-вот, сейчас набросятся на него и начнут рвать на части…

Он раскрыл пакет и швырнул кусок мяса на берег, в сторону псов. Затем второй. Осторожно обнюхав лежащий в траве шмат, одна из дворняг прихватила его зубами и унесла прочь, в кусты, вторая уселась и начала грызть свой кусок на месте. Пакет быстро опустел, и вскоре все собаки были заняты делом.

– Путь свободен, можешь идти, – сказал Данила. – Они тебя не тронут. Эти животные умеют быть благодарными.

Я выбралась наружу и с опаской выбралась на нос лодки. Собаки не обратили на меня никакого внимания и продолжали поглощать сухое мясо. Данила спрыгнул на берег, подошёл к одному из кобелей и ласково потрепал его за загривок. Тот заурчал, не отвлекаясь, впрочем, от добычи.

– Так сколько тебе нужно времени на всё про всё? – спросил он, взглянув на наручные часы. – Я тут торчать не буду, но могу вернуться часа через три.

– Меня это вполне устроит, – кивнула я.

Спрыгнув на берег, я перебралась через холм мимо сосредоточенно жующих собак, которые делали вид, что меня не существует, и пошла в выбранном направлении. Достав уже привычный баллончик, я сделала затяжку. Ледяная игла вновь вошла в мозг, вытесняя всё, кроме цели. Зубы скрипнули, появилась лёгкость в ногах и кристальная ясность в голове.

Идти было недалеко. Вскоре густой подлесок сменился унылыми покосившимися заборами садовых участков. Многие наделы были заброшены, кое-где трава вымахала почти по горло. Оставленные дома неумолимо ветшали, покрываясь плесенью, обрастая ползучими вьюнами, словно проказой. Наконец, впереди показалась высокая бетонная ограда – очередной оплот параноидального благополучия посреди всеобщего запустения. Сверившись с картой, я вплотную подкралась к забору. С той стороны раздавалось ровное механическое жужжание, похожее на стрёкот механической цикады.

Скинув рюкзак в бурьян, я пробралась вдоль забора и замерла напротив металлических откатных ворот. Ряд мощных прутьев был словно картинная рама, разделяющая две реальности. С моей стороны – дикий, неопрятный хаос: скалилась щербатыми выбоинами дорожка, поглощённая сорняками, полусгнившие заборы, как рёбра давно истлевших животных, а над колеёй нависали громоздкие деревья.

А за воротами – игрушечный мир. Опрятный каменный коттедж с гаражом тёплых, «съедобных» оттенков, идеально ухоженный ковёр газона, и первый живой человек в этом районе – бритоголовый садовник в синем комбинезоне, водивший за собой рычащую газонокосилку. Возле закрытого гаража, словно белый лебедь на изумрудном озере, стоял дорогущий паркетник.

Хороший домик среди царящей разрухи. Дорогой. Интересно, на каких ведомостях нужно сидеть бухгалтеру, чтобы позволить себе такую жизнь?

Небольшая дверца в стене рядом с воротами бесшумно приоткрылась, и из щели материализовался охранник. Он был напряжён, словно пружина.

– Ты кто? И по какому вопросу? – бросил он, держа руку на кобуре.

Из-за угла появился второй секьюрити, изучая меня взглядом таможенника.

– У меня зашифрованное письмо для фонда, в котором работал живущий здесь человек. Оно в деке. – Я коротко ткнула пальцем в висок. – Мне поручено связаться с ответственным лицом и передать письмо, но я не могу здесь никого найти. Вот мне тут посоветовали… Обратиться к бывшему сотруднику…

Садовник катил свою машинку и искоса поглядывал в нашу сторону. Охранники переглянулись. Один из них обвёл взглядом прилегающую к воротам местность позади меня и спросил в коммуникатор:

– Господин Харрис, здесь посетитель… Девчонка, говорит, у неё с собой электронное письмо для какого-то фонда… Как зовут? – обратился он ко мне.

– Анна Рейнгольд.

– Рейнгольд, Анна… Ждём… – Он вдруг пристально посмотрел на меня. – Ты замёрзла что ли?

– Нет. С чего вы взяли? – Я поглядела вниз, на промокшие серые кроссовки.

– Тебя всю трясёт. Ноги, я смотрю, где-то промочила. Ты вообще в курсе, что в округе небезопасно?

– Я думаю, опасность здешних мест сильно преувеличена, – попыталась улыбнуться я, а зубы сами собой выбивали дробь. – Даже собаки – и те вовсе не злые.

– Ну-ну… Возвращалась бы ты лучше домой… Да, слушаю, – вновь обратился он к коммуникатору. – Безоружная… Да, мне тоже так показалось… Принято… Топай отсюда. Тебя здесь не ждут.

Садовник, потеряв ко мне всякий интерес, неспешно удалялся в дальний конец лужайки. В одном из окон второго этажа колыхнулась занавеска. Мелькнула чья-то тень.

– То есть как это? – спросила я с наигранной растерянностью. – Я издалека, а вы меня просто так прогоняете?

– Совершенно верно… – В голосе его не было злобы, лишь усталая рутина. – Слушай, я работаю, и мне за эту работу платят. Сказано тебя не впускать, поэтому я тебя не впущу. Надеюсь, мы поняли друг друга. – Охранник расстегнул кобуру и демонстративно положил ладонь на рукоять пистолета. Веский аргумент против безоружной.

– Куда уж доходчивей. Всё ясно и понятно, – улыбнувшись одними губами, сказала я и миролюбиво подняла руки. – Уже ухожу.

Развернувшись, я побрела вдоль забора, свернула за угол и сквозь кусты вернулась к оставленному рюкзаку. Пронзительно взвизгнула молния, в моей ладони очутился светлый баллончик с дьявольским оскалом. Резкий вдох – и в голову вместе с наркотической смесью приходит чёткий и понятный план действий…

Я достала короткоствольный «Шниттер» и зарядила обойму. Затвор, ладно щёлкнув, дослал патрон. Заткнув оружие за пояс, оставшиеся две обоймы сунула в карманы и направилась в сторону ворот…

– До тебя что, с первого раза не дошло? – раздражённо бросил охранник.

Резким движением я выхватила ствол из-за спины. Прицел – ему в грудь. Он опешил.

– Да я тебя… – рука его рванулась к кобуре.

Я вжала гашетку, сухой, яростный треск разрезал воздух, и охранника отбросило на ворота. Толкнув дверцу – её ещё не успели запереть, – я шагнула во двор. За угол дома метнулась синяя тень садовника, а сбоку появился второй мужчина с пистолетом в руке. Грянул выстрел – мимо. Короткая, точная очередь – и его тело, кувыркнувшись в воздухе, рухнуло на разноцветную плитку подъездной дорожки, будто тряпичная кукла.

Я ринулась к дому, сканируя пространство боковым зрением. На втором этаже снова дрогнула занавеска. Входная дверь оказалась монолитом из дуба и стали. Я дёрнула ручку – заперто. Кто-то должен помочь мне попасть в дом – и я уже знала, кто.

Обогнув здание, я дёрнула боковую дверь в гараж – заперто. Взгляд зацепился за приземистый флигель поодаль – слишком скромный для хозяев. Дои прислуги. Дверь была деревянной, самой обычной, и один хороший пинок треском разорванных досок вбил её внутрь. Истошный визг. Смуглая женщина в простом рабочем платье, с косынкой на голове, забившись в дальний угол комнаты, прикрыла лицо руками.

Движение сбоку – рефлекс взвивает мехапротез руки, который принимает на себя удар молотка. Тупая, глухая боль отдаётся в плечо, и я выбиваю молоток, почти не глядя. Правый хук в челюсть – и садовник обрушивается на доски вместе с опрокинутым деревянным стулом. Женщина в углу рыдает и сжимается в комок.

– Ты кто? – целюсь в женщину.

– Я… Я всего лишь прачка, не убивайте!

– Знаешь, как попасть в дом?

– Д-да, там, в кармане передника ключи от чёрного хода… – Она указала дрожащей рукой на вешалку возле двери. – Только не убивайте!

Висящий на крючке белоснежный передник, шелест материи, звон ключей – и я уже несусь через лужайку ко входу в полуподвал. За дверью – техническое помещение. Пара стиральных машин, в одной из которой шустрым волчком крутится бельё, громоздкий котёл у стены, мерно гудящий генератор…

Преодолев лестницу наверх, я прижалась к стене и легонько толкнула дверь стволом. С той стороны меня уже ждали – гулко захлопали выстрелы, во все стороны полетела деревянная щепа, десяток пуль из нескольких стволов прошили дверь насквозь. Несколько секунд тишины оборвались приглушёнными мужскими голосами:

– Попал?

– Не знаю… Сходи, проверь…

– Ага, разбежался. Сам иди!

Отклоняюсь в сторону, вжимаю ствол в деревянную стену и зажимаю курок. Грохочущий «Шниттер», норовя вырваться и пуститься в пляс, бешено трясётся в руке, острые деревянные осколки рассекают воздух и впиваются в стены, словно шрапнель. Звук отсечки – магазин пуст. За стеной – грохот падающего тела и надсадный крик:

– Ах ты, сука! Сдохни уже!

И сразу же в дверь и в стену рядом тяжело бьют крупнокалиберные пули. Свинцовый осколок проносится у виска, рука вспыхивает симуляцией боли. Шестой выстрел, седьмой…

Секундная тишина. Словно спринтер на низком старте, делаю стремительный рывок, телом вышибая дверь, и вижу, как охранник в чёрной форме, на ходу судорожно перезаряжая оружие, пятится в дверной проём кухни. Секундный взгляд на меня, обойма его пистолета со щелчком входит в паз, но поздно – я всей своей массой обрушиваюсь в низ его живота. Он исторг хриплый отрывистый вскрик, мои руки движутся сами по себе, отдельно от тела – секьюрити получает молниеносную двойку в челюсть. Приглушённый дорогим ковром удар бездыханного тела о пол – и я замираю, прижавшись к стене.

В кухне – никого. Лестница на второй этаж позади тоже пуста, сверху слышны какие-то звуки, но никто не спешит на помощь поверженным бойцам. Значит, всего четверо? Неплохая свита для скромного бухгалтера. Как минимум трое мертвы, но наркотик полностью заглушал любую рефлексию, а я была абсолютно уверена в том, что поступаю правильно – эта встреча должна состояться во что бы то ни стало.

Поглядывая на лестничный пролёт, я рысью метнулась ко входу в подвал, перешагнула через тело, подобрала оброненный «Шниттер» и сменила магазин. Теперь – наверх!

Бьющий в виски адреналин растягивал время, резиновой лентой отмерявшее движения тела. Оно не поспевало за разогнанным «соком» разумом. Бесконечно долгий подъём – и спустя секунду я стою на вершине лестницы и с прижатым к бедру стволом обозреваю короткий коридор. Три двери. Которая из них?

Шуршание, стук, чей-то приглушённый голос слева, из-за деревянной стены. Первая дверь? Нет, следующая! Три прытких скачка, свист кинетических усилителей, удар ноги и треск замка, вырванного из дверного косяка – в роскошной спальне, прячась за кроватью, с ужасом в глазах на меня глядел немолодой усач в пижамных штанах. В руках его чёрным дульным провалом прямо мне в живот смотрело помповое ружьё.

– Кто ты такая?! Чего тебе надо?! – голос его почти сорвался на визг.

Руки его заметно дрожали, оружие ходило ходуном. Он был явно настроен на переговоры.

– Поговорить хочу, – выпалила я, удерживая его под прицелом. Дыхание было сбито, сердце заходилось галопом у самого горла. – Ты бухгалтер холдинга? Того, что рулит интернатами.

– Холдинга? – мужчина в явном замешательстве, глаза его описали круг по комнате и вернулись ко мне. – Д-да, я бухгалтер. Что тебе нужно?

– Информация. Кто стоит за резнёй в Каниди?

– Я ничего не знаю.

– Да брось, ты просто подзабыл, правда? – иронично прищурилась я. – Не переживай, я помогу вспомнить. Клади оружие – и пообщаемся.

Окинув быстрым взглядом помещение, краем сознания я подметила нестыковку. На тумбочке – фото в рамке. Мужчина и женщина улыбаются, глядя в камеру. Огромная двуспальная кровать разворошена – с обеих сторон. Значит, он здесь не один и в комнате прячется кто-то ещё…

– Где женщина? – спросила я.

Он молча сжал ружьё, взгляд его метнулся в сторону гардероба.

– Там? – ткнула я стволом в шкаф.

Он резко перехватил ружьё – и я нажала на спуск. Короткая очередь прошила его плечо на полсекунды раньше, чем грянул ружейный выстрел. Мужчину отбросило на пол, по моей щеке полоснула деревянная щепа, а из гардероба раздался приглушённый женский вскрик. Подскочив к шкафу, я распахнула дверцу. Внутри, под грудой одежды сидела женщина в исподнем. Небольшого роста, со светлыми волнистыми волосами и бледной кожей, едва только начавшей покрываться морщинками, она подняла на меня испуганные глаза и пролепетала:

– Я вам всё расскажу! Я бухгалтер! Только не убивайте нас! – Красивое и представительное лицо её было перекошено ужасом, губы дрожали.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Клэр.

– Вставай, Клэр, мы уходим. – Я протянула руку.

– Но куда? Давайте здесь! Вы спрашивайте, я вам обо всём расскажу! О чём захотите!

– Не заговаривай зубы! – рявкнула я. – Скоро здесь будет полиция, так что беседовать будем в другом месте. Подъём!

Женщина кое-как вылезла из шкафа, трясущимися руками взяла оттуда же одно из платьев, уронив несколько тряпок на пол. Пока она влезала в одежду, я ногой оттолкнула помповое ружьё подальше от лежащего на полу нерадивого стрелка, который корчился и шипел в углу.

Я оглядела комнату. Резная мебель из красного дерева, великолепное трюмо на изогнутых ножках, балдахин над кроватью… Бывший бухгалтер ликвидированного учреждения жила на широкую руку. Такая роскошь, как правило, праведным трудом не достаётся… Мой взгляд привлекли лакированные ножны цвета меди, висевшие посреди дальней стены. Лёгкий изгиб футляра, длинная ручка самого оружия, без навершия – так могла выглядеть только катана.

«Шниттер» повис на ремне, я подошла к стене и аккуратно сняла оружие. Взялась за ручку и потянула, обнажая острый, как бритва, клинок. Сверкнула сталь – идеально вычищенная, отточенная до толщины человеческого волоса. Оружие было увесистым, внушало уверенность и убеждённость: обладая такой вещью, любой человек станет хозяином положения.

Женщина тем временем, уже одетая, поглаживала мужчину по руке и что-то ему шептала.

– Ты чего там копаешься?! – Я нацелила на неё ствол.

– Ему нужна помощь, он же истечёт кровью!

Под побледневшим мужчиной по тёмному дереву паркета расплывалась лужица крови. Что ж, пускай перевяжет его…

– Давай быстрее, – приказала я. – У тебя минута. С остальным прачка поможет.

Клэр наскоро сделала сожителю повязку из подвернувшихся тряпок, и мы ринулись вниз по лестнице. Завидев распластанных охранников, женщина вскрикнула и зажала рот ладонями. Я же оценивала варианты дальнейших действий. Пешком мы далеко не уйдём. Белая машина, стоявшая во дворе, была идеальной мишенью – опять же, я не знала местных дорог, а слитая у Такасимы карта могла устареть в деталях. Именно детали губят любой, самый хороший план.

Значит, всё-таки пешком. Через подлесок, мимо болота, в чащу, подальше от глаз. Возможно, придётся перейти реку вброд…

Справа от входной двери, за спуском в подвал показалась неприметная дверь в гараж. Выйдем через него – покидать дом через парадный выход было негодной идеей. Схватив пленницу за запястье, – она и не думала сопротивляться, послушно следуя за мной, как овечка, – я устремилась к двери, пинком распахнула её, втолкнула Клэр внутрь и вошла следом.

И тут я его увидела. В центре гаража, сверкая глянцевым чёрным лаком и полированными хромированными вставками, стоял гравицикл. Определённо, эту машину вылизывали, ею любовались, она была полноправным членом семьи, и, скорее всего, очень редко покидала гараж. Её боготворили. Я не сомневалась в том, что она была второй женщиной того типа наверху – и неизвестно, какая из них была более любимой.

Кажется, сама судьба преподнесла мне этот подарок…

– Где ключи? – бросила я.

– Сейчас… Минутку, должны быть здесь… – Женщина открыла крошечный шкафчик в стене, достала оттуда бесконтактный брелок и протянула его мне.

Я осторожно взгромоздилась на летающую машину и оценивающе оглядела органы управления. Ощущения были непередаваемы – я чувствовала себя наездницей, готовой обуздать дикого, строптивого зверя. И я жаждала его обуздать.

– На нём есть устройство слежения?

– Нет, насколько мне известно.

– А в твоей голове? – Зачехлённой катаной я коснулась её лба.

– Нет, – заметно вздрогнув, ответила она. – Я ценю приватность выше безопасности.

– Поверю тебе на слово, – протянула я, не в силах оторвать взгляд от приборов ховербайка. – Молись, чтобы это было правдой.

Я завела машину – она взрыкнула стартером, ухнула стабилизатором напряжения и повисла в десятке сантиметров от бетонного пола. Клэр стояла, прижав руки к груди, и ждала, с опаской поглядывая на «Шниттер», болтавшийся у меня подмышкой.

Спрыгнув с ховербайка, я подскочила к подъёмным воротам и хлопнула по кнопке открытия. Механизм зажужжал, створ пополз вверх, я осторожно высунулась из-за угла и оглядела двор. Ничего не изменилось: два тела возле и пустой двор.

На верстаке у стены валялся буксировочный трос. Импровизируя, я стянула худые руки пленницы за спиной и помогла ей взобраться на ховербайк. Оседлала железного коня сама, накрепко примотала этот же трос к своей пояснице и осторожно вывела машину наружу.

Над головой собирались тёмные тучи. Гравицикл плавно поднялся над двором, окружающие постройки вставали посреди зелёного покрывала густой растительности. И тут же слева, по разбитой просёлочной дороге из зарослей выплыли две полицейские машины с выключенными фарами. Работают быстро, ничего не скажешь…

Затаив дыхание, плавно, без единого резкого движения я развернула аппарат и повела его в сторону от дороги, над двускатной крышей особняка, над гостевым домом, почти касаясь ногами верхушек деревьев. В лицо бил холодный порывистый ветер, крупные капли уже постукивали по макушке, а позади, прижимаясь к моей спине, дрожала пленница.

Я знала, куда лететь. Ветер свистел в ушах, смывая последние сомнения. Я больше не боялась призраков прошлого – у нас с ними теперь появился собеседник. И он нам всё расскажет…

* * *

Густой дикий лес резко оборвался, споткнувшись о высокую стену. По ту сторону, в поросшем бурьяном поле темнели серые гробы зданий. Огороженная территория дышала всё той же серой безнадёжностью, что и тюрьма – гниющая заплата на тёмно-зелёном теле чащи. Справа – прямоугольник лесопилки, за ним – приземистый склад. Слева, у ворот, возвышалась администрация. Прямо подо мной раскинулась столовая, чуть впереди торчал из земли корпус для мальчишек, а двухэтажный лазарет будто сжался, съёжился от соседства с логовом смерти – корпусом для девочек.

Чёрные провалы окон вперили в меня свои слепые глазницы, пока гравицикл, ровно гудя антигравами, описывал круг над этим кладбищем без крестов. Дождь отбивал дробь по обтекателю машины, а две его наездницы уже вымокли до нитки и промёрзли до самых костей.

Ховербайк нужно было спрятать. Посадив машину в кусты за корпусом, я кое-как закидала его ветвями. Под проливным дождём мы обогнули здание и поднялись на крыльцо. Словно на поводке, я вела связанную Клэр за собой. Пальцы судорожно сжимали трос – всё крепче и крепче по мере того, как мы приближались к чёрному зёву входной двери.

Перед самым входом я застыла, будто вросла в камень. А если они там? Всё ещё лежат по бокам прохода, немые и недвижные, под пыльными саванами? Их и не думали хоронить, их просто бросили там гнить, отравляя воздух трупным смрадом…

Затравленно оглядевшись, я дёрнула за трос и бросила сквозь зубы:

– Ты первая. Пошла.

Пленница послушно заковыляла к тёмной глотке входа и через секунду канула в ней. Когда безвольно болтавшийся трос в моей руке натянулся, словно нерв, я вошла следом. Внутри было темно, а коридор пуст – никаких тел. Пахло лишь пылью и застывшим временем – как всегда пахнет в покинутых людьми местах. Облегчённо выдохнув, я зашагала в дальний конец коридора, к своей старой комнате, увлекая Клэр за собой.

Внутри всё осталось как было – за исключением запаха застарелой бетонной пыли и голых серых матрасов. На дальней тумбочке лежал одинокий деревянный гребень, а справа, на моей – книга «Принц и нищий», которую я так и не успела дочитать до конца. Корешок истлел, страницы пожелтели и набухли от влаги, слиплись, превратившись во влажные бугристые комья.

Повисла пауза. Комната, застывшая в слепке времени, глотала моё прерывистое дыхание, гулкую тишину рвал лишь шелест дождя за окном. Блёклый рассеянный свет с трудом просачивался сквозь запылённое стекло, словно сквозь траурную вуаль, и оседал на полу призрачным саваном.

– Вот мы и пришли, – едва слышно пробормотала я.

– Что мы здесь делаем? – спросила бухгалтерша, вырывая меня из лап оцепенения.

Я молча указала на свою койку. Женщина послушно опустилась на голый матрас, пружины жалобно вздохнули под ней.

– Зачем мы здесь? – повторила она. – Что вы собираетесь делать?

– Ты знаешь, что здесь случилось? – Мой вопрос прозвучал глухо, словно стук земли о крышку гроба.

Скинула рюкзак, сняла разгрузку и положила «Шниттер» с катаной рядом с собой.

– Если я буду говорить, они придут за мной, – с какой-то твёрдой уверенностью в голосе сказала она.

– За тобой уже пришла я. Кто бы они ни были, им придётся занять очередь.

– Можно ослабить верёвки? – робко спросила она. – У меня руки онемели.

Без лишних слов я с сухим лязгом извлекла из ножен катану, подошла вплотную и одним движением рассекла трос. Обрезки каната глухо стукнулись о пол. Клэр принялась растирать запястья, не спуская нервного взгляда с холодного оружия, и наконец сказала:

– Даже не знаю, с чего начать…

– Ты начни сначала. А там посмотрим, что с этим делать, – сказала я.

Лезвие сверкнуло в полутьме и легло мне на колени. Я взглянула на часы. Встреча с Данилой, похоже, отменялась, да и в Венеции моя койка сегодня ночью будет пустовать. Меня это, впрочем, нисколько не тревожило. Похоже, мне наконец-то повезло, и в мои сети угодил ценный улов…

* * *

За окном завывал дождь, словно хор потерянных душ, а капли ползли по стеклу, как слёзы по лицу мертвеца. Сидя на подоконнике, я пыталась переварить полученную информацию и машинально вертела в руках включённую рацию, настроенную на приём. Часы показывали ровно восемь вечера – открывалось окно для связи с Элизабет Стилл.

Я могла прямо сейчас прикончить бухгалтершу, но я пока не знала, что делать с рассказом Клэр, поэтому решила поговорить хоть с кем-нибудь. Стилл казалась мне наилучшим вариантом, поэтому я ждала возможности выйти на связь – Элизабет должна была сама всё узнать, из первых рук. Пленница лежала на моей кровати, сжавшись в комок и отвернувшись к стене – то ли спала, то ли притворялась.

– Тёзка на связи, – прозвучало из динамика. – Тёзка вызывает любителей скороспелых решений, приём.

– Да… Приём, – ответила я, немного опешив от неожиданности. – Как слышно?

– Слышно хорошо. Где ты? Нужно поговорить.

– Нужно поговорить – это слабо сказано… Ты должна сама всё услышать. Я здесь… – Я замялась в поисках подходящего слова. – Я в альма-матер. Где всё началось.

Предполагая, что эфир могут прослушивать, я кое-как вступила в радиоигру и теперь надеялась, что Стилл меня поймёт. Несколько секунд тишины – и прозвучал ответ:

– Принято. Через час у ворот. Конец связи.

– Конец связи, – ответила я белому шуму…

* * *

… Напрягшись всем телом, я потянула створ ворот. Стальная махина с лязгом поползла вбок, и в лицо ударил свет фар. Мокрая одежда липла к телу, сгущающиеся сумерки принесли с собой пронизывающий холод, но в жилах пылал дьяволов сок. Как только образовался достаточный проём, полицейский внедорожник вкатился на территорию интерната.

Дверь распахнулась, с водительского кресла наземь соскочила офицер Элизабет Стилл в фуражке и чёрном плаще. Она стремительно приблизилась, в её руке блеснуло что-то, и прежде чем я успела среагировать, тело моё сковала судорога. Разряд тока выжег дух из промокшего тела, скомкав все мышцы, вырывая из горла хриплый крик. Смесь боли, обиды и ярости вскипала во мне, пока Стилл защёлкивала наручники у меня за спиной. Снова эти тяжёлые наручи, снова в грязи, придавленная весом полицейской.

– Подъём! Встать, я сказала! – Рывок за шиворот, и я на ногах. – А теперь веди к заложнице! – Её голос прозвучал как удар хлыста.

– Сколько можно?! – выкрикнула я, напрягая мышцы, но оковы не поддавались.

Вновь в спину прилетел болезненный удар чем-то острым, вновь заставляя содрогнуться.

– Три трупа, двое в реанимации! Это ты мне скажи, сколько можно! – Ещё один тычок, спину прошила острая боль. – Может, пора пристрелить тебя, как бешеную собаку?!

– Делай что хочешь! – злобно выплюнула я. – Я всё равно доведу дело до конца, чего бы мне это ни стоило!

– Доведёшь, – протянула она. – Конец твой уже не за горами, тут и к гадалке не ходи. Пошла, быстро!

Конвойным дуэтом мы добрались до корпуса. В длинном тёмном коридоре Стилл включила фонарик, и вскоре мы ввалились в комнату. Клэр была связана и накрепко примотана к кровати – моя перестраховка на случай её побега. Резкий тычок в спину – и я грузно рухнула на пол, стукнувшись головой. При виде полицейской бухгалтерша воспряла духом и воскликнула:

– Полиция! Слава богу! – Её голос дрожал от напускного облегчения. – Наконец-то, вы пришли! Развяжите меня, пожалуйста! Я таких издевательств натерпелась…

Издевательств? Да я тебя пальцем не тронула! А ведь надо было хотя бы пару костей сломать для приличия…

– Элизабет, послушай, – я повернулась на бок. – Она мне всё рассказала! Ты должна всё узнать от неё! Допроси!

Стилл, сверкнув на меня глазами, разрядила «Шниттер», отшвырнула его в угол, а затем подняла меня и кинула на соседнюю койку. Затем принялась высвобождать Клэр. Та, избавившись от пут, поднялась и окинула меня взглядом, полным торжества и брезгливости.

– Расскажи ей! – сипло крикнула я, дёргаясь в наручниках. – Ты обязана рассказать всё, что сказала мне!

Женщина-бухгалтер смотрела свысока, губы её тронула самодовольная аристократическая ухмылка.

– Что рассказать? Мне нечего рассказывать, – она развела руками, а затем, сменив тон на командный, изрекла: – Офицер, я настаиваю на её аресте. За всё, что она натворила, её место – на электрическом стуле!

Тем временем Элизабет, не обращая на нас внимание, с каким-то прибором обошла помещение, будто просвечивая стены, пол, потолок. Поводила устройством перед Клэр и наконец отреагировала:

– Обязательно арестую. Но сначала кое-что проясним. Клэр Мийо, присядьте, пожалуйста.

Женщина, слегка опешив, послушно опустилась на матрас. Элизабет достала предмет, похожий на тонометр, и закрепила его на тонком запястье ничего не понимающей бухгалтерши.

– О чём вы разговаривали с ней после того, как оказались здесь? – Голос Стилл прозвучал плоским, казённым, будто она зачитывала инструкцию.

– Ни о чём. Мне не о чем разговаривать с убийцей, – ответила Клэр.

Прибор на её руке замигал красным. Женщина занервничала и заёрзала на месте, глаза её забегали, и она дрогнувшим голосом попросила:

– Офицер, я хочу уйти отсюда. Меня ждёт друг, он ранен и нуждается в уходе. Я могу уйти?

– Вы знаете, что это? – пропустив вопрос Клэр мимо ушей, Стилл указала пальцем на устройство. – Полиграф. И он сообщает, что вы солгали, отвечая на мой вопрос.

– Но… Почему вы применяете детектор лжи? Я не давала согласие! – Клэр повысила голос. – Я что, арестована?

– Нет.

– Тогда на каком основании?! Вам надо допрашивать её! – Она резко кивнула в мою сторону.

– Я допрашиваю вас как свидетеля по делу о разбойном нападении на ваш собственный дом. Надеюсь, основание достаточное?

– Да. Нет… Не знаю. Задавайте вопросы по существу дела! Я не собираюсь свидетельствовать против себя!

– Вам и не нужно. Вы даёте показания против преступника. Итак, какую информацию из вас пыталась выбить похитительница?

Клэр нерешительно теребила подол бежевого пальто. Она поглядывала то на Стилл, то на меня.

– Смелее, – подбодрила Элизабет. – Чем быстрее мы окончим разговор, тем скорее вы сможете вернуться домой. В противном случае будем сидеть тут столько, сколько потребуется.

За окном, в кромешной тьме, подоконнику барабанил дождь, и лишь фонарик, лежащий на матрасе, освещал трёх человек и серые стены призрачным загробно-голубоватым светом.

– Мы говорили о моей работе, – наконец сказала Мийо.

Коротко мигнула зелёная лампочка на полиграфе.

– О чём конкретно вы разговаривали?

– Об этом интернате. – Она внезапно нахмурилась и напряглась. – Я буду говорить, но с одним условием.

– Я слушаю. – Элизабет скрестила руки на груди.

Снаружи сверкнула молния, на мгновение осветив крест оконного проёма на полу. Задрожали стёкла от громового раската.

– Гарантируйте мне безопасность. – Клэр подняла вверх тонкий палец с аккуратным острым ногтем. – Сделайте так, чтобы этот разговор остался между нами… Троими. – Она прищурилась, глядя на меня. – Можете прямо сейчас пристрелить её. Моё имя не должно нигде всплыть.

– Гарантирую, что содержание нашей беседы не покинет этих стен. У меня нет диктофона, протокола не будет.

– Хорошо. Слушайте и не перебивайте, в третий раз я повторять не стану…

Бухгалтерша глубоко вздохнула и заговорила, будто сбрасывая с плеч тяжёлый груз. Будучи прижатой к стенке, она приняла правила игры и решила пойти нам навстречу. Наручники впивались в запястья, горела ссадина на лбу, а спину саднило от болезненных тычков, но внутри я ликовала. Теперь, если Стилл поверит – тем более с полиграфом на руках, – дело сдвинется с мёртвой точки, и она не сможет отмахнуться. Открытым оставался вопрос о том, что будет дальше со мной – за то, что я успела натворить, меня ждал законный арест, принудительное изъятие имплантов и тюрьма, а то и чего похуже…

Но я больше не блуждала в потёмках.

– Фонд «Солнечный круг» был обанкрочен сразу через месяц после инцидента, – заговорила Клэр. – Все десять интернатов были признаны «сыгравшими свою роль», ведь за пару месяцев до этого Комендатура Каптейна отменила военное положение. Гражданская война была официально закончена. Двести два воспитанника, – отстранённо звучал её голос, – по документам были распределены по засекреченным приёмным семьям. А вскоре после закрытия этого интерната на местном кладбище выросло несколько рядов свежих неподписанных могил. Сто шестьдесят девять штук. Ни одного имени – только порядковые номера.

Я сидела, снова слушала эту историю, и ком вновь подкатывал к горлу. Мы были всего лишь мелкой разменной монетой. Номерами, выбитыми на грубых бетонных блоках…

– Эксгумацию не проводили, документов на захоронения не было – лишь анонимный платёж из оффшорной зоны за аренду участка на сто лет вперёд. Сеть интернатов прекратила своё существование, все документы и электронные носители были в неразберихе утеряны, а имущество ушло с молотка за гроши. Вырученные деньги растворились в небытии, а на мои счета упала круглая сумма.

Клэр замолчала на миг. Золотой парашют, прошитый молчанием, подумала я. И всё, что требовалось – просто поставить подписи под несколькими документами. Цифры на одной чаше весов – и сотни молодых жизней на другой.

– Финансовые нити вели на самый верх, к широким мраморным лестницам столичного Дома Правительства Каптейна, – говорила Клэр, и картинка оживала у меня в голове. – Там, в кабинетной тиши, министром финансов уже пару лет трудился некто Умберто Триббиани – тихий и незаметный, но крайне эффективный чиновник. Серый кардинал Комендатуры не фигурировал в сводках, не мелькал на публике – создавалось ощущение, что его не существует.

– Это он, – прошипела я, и Стилл обернулась.

Клэр утвердительно кивнула:

– Триббиани появился столь же внезапно, как исчез Травиани – последний управляющий интернатом Каниди. Интересное совпадение, правда?

Повесив в воздухе вопрос, Мийо замолчала, и комнату вновь наполнил шелест дождя за окном. А я думала о том, насколько похожи были эти имена – Гилберто Травиани и Умберто Триббиани. Они были настолько схожи, что я чувствовала во всём этом какую-то чудовищную издёвку. Кулаки мои, закованные в наручники, непроизвольно сжимались и разжимались.

– Вам что-нибудь известно про исполнителей убийства? – спросила Элизабет Стилл.

– Нет, – замотала головой Клэр. – Я знаю только то, что вам рассказала. Моей работой были финансы, и я больше никуда не лезла.

Мерцающий зелёный глазок верил бухгалтерше, выхватывая тени прошлого, обступавшие нашу маленькую компанию в тёмной забытой всем миром комнатке.

– Вам есть чем подкрепить изложенную информацию?

– Нет, – мигнула красная вспышка.

Обречённо вздохнув, Клэр коснулась пальцем виска.

– У меня в деке хранятся некоторые документы. Держу их про запас на чёрный день – на случай, если придётся защищаться от… кого-нибудь, кто решит меня шантажировать. Кажется, этот день настал. – Она мельком взглянула на меня.

Стилл поднялась, следом встала и Клэр Мийо, а полиграф скрылся в кармане плаща.

– Мы с вами, госпожа Мийо, сейчас поедем в участок, давать показания по делу о разбойном нападении… – обратилась она к бухгалтерше, встретив непонимающий взгляд. Затем продолжила: – Клэр, вы же понимаете, каких усилий мне стоило вызволить вас из лап больной психопатки? Жаль, что убийца десять минут назад сбежала на угнанном ховербайке. Кстати, она теперь объявлена в планетарный розыск, – добавила Стилл, наколнилась ко мне и сунула что-то в карман штанов.

– Погодите, что это значит? Вы что же, не арестуете её?! – возмущённо спросила Клэр.

– Я же говорю – убийца сбежала, – с лёгким нажимом повторила Стилл и картинно оглянулась по сторонам. – И это к лучшему, учитывая, какой информацией она теперь может поделиться со следствием, если её поймают. Здесь никого нет. Я нашла вас в этой самой комнате, привязанную вот здесь, к кровати, освободила, и сейчас мы вернёмся в город. Вы будете честно отвечать на вопросы следователя, а я покопаюсь в кое-каких старых делах.

– Честно отвечать на вопросы? – Сквозь шелест дождя я слышала, как Клэр Мийо скрипнула зубами. – Вы понимаете, что это будет означать для вас?

– Не волнуйтесь, я вас переквалифицирую в потерпевшую по делу – вполне обоснованно, – успокоила её Стилл. – Как к потерпевшей, полиграф к вам применять не станут. Поэтому мы сможем держать ситуацию в приемлемом для всех нас русле. Вы готовы отправиться в путь?

– Имейте в виду, – ледяным тоном сказала Клэр. – Охранники… Их, конечно, жаль, но такова была их работа – защищать меня, пусть даже ценой собственной жизни. Они получали за это деньги, и они не справились. Но если Уильям умрёт от полученных ранений, я не стану молчать. Я сдам и убийцу, и тех, кто её покрывает. – Она многозначительно взглянула на Стилл.

– В таком случае, нам всем стоит молиться за его здоровье, – без тени иронии заметила Элизабет. Наклонившись ко мне, она процедила в самое ухо: – Скройся, сиди тихо и не отсвечивай. Никаких движений, никаких даже попыток отправиться куда-нибудь, и уж тем более в столичный Айзенштадт – пока я не разрешу. Связь держим, как договаривались.

Поднявшись с койки, Клэр горделиво покинула комнату. Полицейская последовала за ней. Удаляющийся стук каблуков по коридору гулким эхом сливался с ровным и спокойным голосом офицера Стилл:

– Документы вам придётся передать по пути в участок – тогда я смогу сдержать обещание. В машине есть коннектор…

Далёкий скрип входной двери – и стало тихо, лишь по подоконнику барабанили увесистые капли. Отработанным приёмом продев наручники под ногами, я нащупала в кармане ключ. За полторы минуты эквилибристики он пару раз падал на пол – недюжинной ловкости стоило мне вставить его в скважину, но в итоге наручники со щелчком распахнулись. Наконец-то, свобода!

Вместе с тишиной и темнотой пришёл страх, захлестнувший меня с головой. Спокойно… Спокойно! Здесь кроме тебя никого нет, ты одна в этом здании… Лихорадочно нащупав возле койки рюкзак, я порылась внутри и извлекла баллончик. Свист выходящей наружу смеси – и по телу понеслась уверенность, спокойствие и чистая энергия. Челюсть свело судорогой, сердце отдалось дробью, словно пыталось высвободиться из оков моего тела.

Спокойствие улетучилось тут же, через секунду – я была готова поспорить, что сюда уже несётся полицейская кавалерия, вызванная офицером Стилл. Оставаться нельзя, нужно уходить. В путь, в дорогу! В Новую Венецию… Гравицикл был отличным подспорьем, однако в этой кромешной тьме под проливным дождём я рисковала либо заблудиться, либо разбиться о дерево или торчащую опору ЛЭП. Впрочем, особого выбора у меня не было…

Наспех собрав вещи, я рванула по бесконечному тёмному коридору к недосягаемому, спасительному выходу. Белоснежные простыни-саваны, кровоподтёки, волокущиеся следы мелькали во тьме – внизу, слева, справа… Мертвецы шевелились под сукном, скалились, тянули ко мне свои костлявые руки, царапая воздух… Их неупокоенные души остались здесь, и они заберут меня с собой! Быстрее! Только бы успеть! Быстрее к двери, к выходу, наружу, на воздух!

Последние метры я преодолевала стремглав, во весь дух, боясь оглянуться и увидеть их – тех, кто обрёл здесь вечный покой. С грохотом выбив дверь плечом, я вырвалась в промозглую ночь и понеслась над раскрошившимся бетоном. Нога зацепилась за невидимую преграду – мир кувыркнулся в кромешной тьме, и я полетела с крыльца, обрушиваясь на проржавевшую решётку водостока градом оглушительных ударов.

Один из них пришёлся прямо в челюсть – во рту заполыхал привкус меди, а перед глазами взвился фейерверк искр. Катана валялась в стороне, рюкзак давил сверху своей тяжестью. Едва успевшая подсохнуть одежда снова набрякла и облепила тело. Мимо лица сквозь решётку тонкий ручеёк со звонким бульканьем бился в грязную лужу.

Ослепительно сверкнула вспышка молнии, на миг озаряя заросли, прутья и мокрую кучу грязи внизу. Потревоженная дождём вода колыхалась на глубине метра. «Там, где всё началось, есть ещё одна решётка…» – зашипел голос в моей голове совсем, как тогда, в бреду возле ручья…

Я видела бесформенные комья слизи, почти растворившуюся пачку сигарет, полуразложившиеся окурки и что-то блестящее – мокрый кусочек металла на самом дне сточного колодца. Мир вокруг будто поблекнул, всё скрылось за мутным стеклом незначительности, и осталась лишь эта горящая прямоугольная пластинка. На землю обрушился громовой раскат, пригибая к земле панически метавшуюся высокую траву.

Кое-как сбросив рюкзак, я встала на четвереньки в грязь и катаной поддела решётку рукоятью. Всё тело задрожало от напряжения, и увесистая чугунная рама с лязгом и стоном вышла из паза. Сдвинул решётку в сторону, я уселась на краю ямы и свесила ноги. Внизу трепетала сырость, пахло плесенью. Упираясь ногами в неровные стены колодца, я спустилась к самой воде и протянула руку. Зачерпнув ладонью, сунула в карман прямоугольную побрякушку на цепочке – металлический кусочек прошлого. Затем поспешно выбралась наружу, подобрала насквозь промокшие вещи и устремилась в обход корпуса, к оставленному в кустах гравициклу…

Глава III. Песок

… Колёсный вездеход покачивался на рессорах, переваливаясь через очередной бархан Северного пустынного пояса Пироса. Сбоку, словно насмехаясь и паясничая, плясал, не отставая, песчаный вихрь. Рыжий джинн, закручиваясь в воронку раскалённый песок, дразнил изнывающий от зноя экипаж. Сидящий напротив меня Ричард Чеддер, стараясь перекричать дуэт рёва двигателя и свиста ветра, придвинулся и спросил ни с того ни с сего:

– Эй, Лиз! А ты знала, что председатель Конфедерации – ненастоящий?!

– Серьёзно? – Я приподняла очки, смахивая песок с ресниц. – А кто же тогда по всем каналам выступает? Актёр со стажем?

– Да нет же! Голограмма, мать её! – Ричи размахивал руками, словно пытался поймать невидимую муху. – Настоящего-то уже лет десять как в землю положили!

– А какая разница?! – крикнула я, облокотившись на борт кузова. – Решения всё равно принимаем не мы с тобой. А тем, кто принимает, на нас глубоко плевать… Зачем кому-то фальсифицировать председателя? Ради красивой картинки?!

– Неужели неясно? Нет там больше никакого правительства, только сплошной совет директоров! – Ричи сделал неопределённый жест, будто попытался обнять воздух. – А дурят нас ради порядка, чтобы народ не бузил лишний раз! Пока получается, но скоро всему этому придёт конец!

– С чего бы? – хмыкнула я, но тут же вспомнила слова Альберта. «Я собираюсь сделать то, что не удалось Каптейну – освободиться от Земли».

– Скоро какая-нибудь из планет хлопнет дверью и объявит: «А вашу куклу мы не признаём!» И всё, понеслась! Империя рухнет, как карточный домик.

В первый раз на Пиросе – а уже чует, к чему всё идёт, подумала я. Ну и славненько. Значит, мы в одной лодке.

– Нюх как у ищейки, – хмыкнула я. – Ты всего два дня здесь, а уже пронюхал, куда ветер дует, да?

– Вот! – Он оживился. – А ты меня ещё в конспирологии обвиняла!

– Я об этом и слова ни сказала. Просто… – я махнула рукой, глядя на пылающую пустыню. – Какая разница, кто дёргает за ниточки, если нас всех прокрутит через эту мясорубку?

– Разница в том, кому потом рога отшибать! – парировал он. – У любой мясорубки есть ручка и тот, кто её крутит!

– Знаешь, что? – бросила я, откинувшись на ящик с боеприпасами. – Хватит с меня политики. Здесь одни ломают чужие куличики, а другие делают вид, что так и должно быть…

А ведь когда-то мне доводилось слышать про фальшивого Председателя от дяди Вани, который с ностальгией вспоминал предвоенные времена. Тогда информацией по большей части владели лжецы и манипуляторы, но ложь ещё приходилось изобретать вручную. Враньё было кустарным, почти ремесленным, его транслировали карманные «лидеры мнений», но тогда редкие голоса правдоискателей всё ещё доносились над стройным гулом тех, кто транслировал чужие интересы.

С развитием технологий всё усложнилось. Сначала это были невинные шалости – дипфейки с поющими котиками, песни в исполнении мировых звёзд, которые не были ими спеты, а потом кто-то догадался, что поддельное заявление политика обрушит биржу быстрее настоящего. И понеслось. В сеть хлынули потоки заявлений, которые никто не делал, откровений и признаний, которые никто не совершал, доказательств и свидетельств несуществующих преступлений. Любой человек, оставивший свой след в сети, рисковал стать жертвой мошенников.

Мир, и без того хрупкий, захлебнулся. Одно утреннее фейковое заявление – и к вечеру экономика целого государства могла погрузиться в хаос. Банкротились целые корпорации, валюты летели в тартарары, а на окраинах вспыхивали самые настоящие войны, развязанные призраками в сети.

Противоядие, конечно, нашлось, и нейросети-детективы принялись вычислять нейросети-фальшивомонетчиков. Началась великая война алгоритмов, бесконечная, изматывающая дуэль без победителей. Правда и ложь смешались в один густой, удушливый туман, в котором можно было сойти с ума, пытаясь докопаться до сути.

– Знаешь, Ричи, – обратилась я к собеседнику. – Я бы на твоём месте вообще забыла о политике. Самые умные давно уже держатся подальше от сети. И, поверь, сетевое отшельничество идёт им на пользу.

Ричард хмыкнул, отвернулся и принялся разглядывать пылающую пустыню за бортом.

«Эра информационных фейков», – мелькнуло у меня в голове. Так это называлось. Она неожиданно вернула к жизни давно забытые ритуалы. Деловые переговоры «с глазу на глаз», которые были давным давно позабыты на фоне регулярных вирусных эпидемий, стали единственным способом заключить сделку, в которой можно быть уверенным. Рукопожатие снова стало дороже электронной подписи. Чартерные рейсы взлетели в цене, а частные перевозчики не успевали подсчитывать барыши, таская чиновников и топ-менеджеров на личные встречи через пол-Сектора…

Я старалась вылезать в сеть только по делу. Единственное, чему ещё можно было с натяжкой верить – так это география. Карты, маршруты, координаты… Сухие цифры и схемы. Всё остальное было тем самым вонючим комком из рекламы, пропаганды и бреда, который когда-то гордо именовался «Интернет». Даже исторические справки приходилось фильтровать через сито скепсиса и перекрёстных проверок – и то, без каких-то гарантий.

Как однажды, пару веков назад, сказал Джон Нейсбитт – мы тонем в информации и задыхаемся от нехватки знаний. В конечном итоге мы просто захлебнулись…

Двигатель взревел, машина подпрыгнула на насыпи и грузно ухнула на песок, а нас подкинуло в воздух. Чуть не вывалившись за борт, я стукнула кулаком по крыше кабины и прокричала:

– Полегче там, Софи! Не дрова везёшь!

Мы втроём – я, Оливер Уэст и болтун Ричард – сидели в открытом кузове, словно на раскалённой сковороде, возле обтянутых крепёжными тросами газовых баллонов, ящиков с оружием и тюков со снаряжением, а к самому горизонту тянулась оранжевая пустыня – слепящая и безжалостная. В стороне и чуть сзади мелькал в пылевом облаке второй вездеход, замыкающий пару. В его корму крепко вцепился прямоугольный бронированный прицеп на трёх парах таких же, как и у машины, двухметровых колёс. Обратным рейсом в прицепе планировалось увезти всё, что нам удастся собрать, будь то документы, научные образцы, объекты испытаний или даже ценные заложники.

Третий крытый вездеход с десятком вооружённых наёмников на борту отстал на пару километров и мчал за нами во весь опор, поднимая пыльные столбы где-то позади. Белое небо, палящая оранжевая тарелка Мю Льва, клонившаяся к горизонту, и злобный горячий ветер, бросавший в лицо горсти песка – эта троица была нашими постоянными спутниками последние двое суток, пока мы неслись на юг, в сторону лавовых полей Пироса…

На юге, прямо перед нами нависала стена бурого хаоса. Грозовой фронт пожирал небо, а ветер предвестником бури уже свистел в щелях кузова. Я включила коммуникатор:

– Софи, сколько до точки?

– Километров четыреста, не меньше. – Звонкий голос Софи Толедо, пилота головного вездехода, звучал отчётливо и бодро, словно она везла туристов на курорт. – Это впереди, о чём я подумала?

– Прямо по курсу песчаная буря, и объехать её уже не получится, фронт широкий. Вокруг совсем пусто, мы тут словно мишени не полигоне.

– Неужто ты расстроилась, что нет придорожного мотеля с бассейном и спа? – В голосе Софи звучала привычная насмешка.

– Мне хватит мягкого кресла. От твоего вождения я уже весь зад себе отбила, – заметила я.

– Хочешь, высажу? Пройдёшься пешком.

Я пропустила колкость мимо ушей.

– Давай-ка лучше тормознём где-нибудь между барханов и бросим якорь. Эмиль, вы на связи?! Делаем остановку, подтягивайтесь!

Командир наёмников Эмиль Дюпре из второго вездехода подал голос:

– Слышим отчётливо… Крис, давай параллельно Софи, и поближе… Ребята, готовьте пока крепежи…

Здоровяк Эмиль был любителем комфорта и простора, поэтому, оставив своих бойцов в третьей машине, он предпочёл ехать вдвоём с Крисом, вальяжно развалившись на обоих пассажирских сиденьях.

Внезапно вездеход рванул в сторону, я ударилась плечом о борт, песок полетел в лицо.

– Софи, тебе кто вообще права выдавал?! – возмутилась я, отплёвываясь.

– Расслабься, я же профессионал, – раздался её весёлый возглас, пока машина, подпрыгивая, неслась в низину между высокими барханами.

– Работница парка аттракционов, – проворчала я, вцепляясь в поручень. – Рич, готовь трос, да смотри, не вывались за борт!

Вездеход остановился, мы с Ричардом вытянули из ящика пару мотков толстых канатов с металлическими крюками и принялись развязывать крепёжные узлы. Машина ещё раз дёрнулась и заглохла. Транспортёр Криса замедлился, аккуратно подкатил почти вплотную к нашему и, поравнявшись колёсами, скрипнул тормозами.

Скинув вниз моток толстого троса, я спрыгнула в раскалённый песок, и он тут же набился за голенища. Десятком быстрых шагов, продираясь сквозь шквальный ветер, я оказалась на гребне бархана. Полоса непогоды быстро приближалась, доедая остатки синеющего к вечеру небо, а Мю Льва уже скрылась в пыльном мареве. Тут и там в клубящейся грязно-серой пелене сверкали молнии, вызывая безотчётный страх.

Древние люди, наверное, так же сжимались от страха перед лицом стихии, видя в ней гнев богов. Мы же, покорители звёзд, с нашими технологиями и имплантами, где-то в глубине остались теми же первобытными существами – просто сменили дубины на бластеры. Впрочем, возможно, именно древние инстинкты до сих пор позволяли нам, как виду, выживать из века в век…

По пустыне бродили сильные ветра, рождая лютые бури. Шанс того, что шквальным ветром огромный вездеход опрокинет набок, был невелик, но он был, поэтому не стоило недооценивать опасность и пренебрегать возможностью придать прочность конструкции с помощью тросов. Но кто окажется быстрее на этот раз – мы или буря?..

Я скатилась с бархана вниз, обежала вездеход и очутилась позади гигантских колёс параллельно стоящих машин. Нырнув под днище одной из них, прицепила крюк к рычагу подвески, провела канат под вторым вездеходом и, как следует натянув его, замкнула петлю. Проделав то же самое со второй парой колёс, я нос к носу столкнулась с Ричи, который закончил с двумя передними парами.

– Хватит копаться! – крикнул откуда-то сверху Оливер. – Давайте уже внутрь, гроза совсем рядом!

– Это не гроза, а пыльная буря, – хмыкнул Ричард. – А про грозы я знаю всё. Там, где я родился и вырос, грозы были о-го-го, и пропавшее на несколько суток электричество было меньшей из неприятностей.

– Здесь мы и сами можем запросто пропасть. – Я стукнула его кулаком в плечо. – Заканчивай трепаться, пошли!

Подгоняемые шквальными ударами ветра, мы вернулись к кабине. Ричи пропустил меня вперёд, я взобралась по ребристым шинам, цепляясь за мощный протектор, вскарабкалась по лесенке и оказалась внутри. Тут же в салон брызнул песок, колко стеганув по лицу.

– Давай, Рич! – Я протянула руку и помогла ему взобраться.

Оказался в кабине, Чеддер хлопнул дверью. Тут же из-за бархана вырвалась плотная серая стена и захлестнула покачнувшийся вездеход валом пыли и песка. Сразу же стало темно, по металлу мелко застучала кварцевая пыль, а я стянула с головы защитные очки, бросила их на приборную панель и шумно выдохнула. Смуглая Софи Толедо изящным движением распустила каштановые волосы с разноцветной прядью, расстегнула разгрузочный жилет и закинула ноги в армейских ботинках на торпеду. Ловко коснулась сенсора на панели.

Из колонок зарокотал гром, и под аккомпанемент шума дождя заиграла старинная рок-музыка. После адской жары шелест воды в динамиках нёс облегчение – нужно было лишь закрыть глаза и дать волю воображению. Мужской голос под ненавязчивый ритм отрешённо запел:

… Оседлавшие шторм…

Мы в этом доме рождены,

Мы в этот мир водворены,

Как дворняга, у которой отобрали кость,

Словно лицедей, живущий взаймы;

Оседлавшие шторм…

Душегуб голосует на обочине,

Его разум извивается, точно змея;

Позволь себе отдохнуть в пути подольше,

Пусть твои дети играют.

Если ты остановишься и подвезёшь его,

Родные люди погибнут.

Убийца голосует на обочине…

Нейропереводчик превращал иностранный напев в русскую речь, выделял едва заметный тихий шёпот самого музыканта поверх мелодии, и от этого голоса по коже бежали мурашки. Это было странное ощущение – когда автоматический перевод причудливо открывал человеку, которому чужд язык оригинала, смысл, более не таившийся за мелодией. А снаружи, в противоположность спокойной музыке, в наш маленький островок спокойствия рвалась настоящая буря.

– А ведь Riders on the Storm – это последняя песня Моррисона. – Софи закинула ноги на торпеду. – Через несколько недель он свалил во Францию и там накрылся медным тазом. «Клуб двадцати семи», будь он неладен… А ведь сколько ещё он мог написать…

– Раз уж выдалась свободная минутка, никто не хочет ячменного? – Ричи заёрзал на месте, и в его руке появилась невесть откуда взявшаяся жестяная банка.

– Ого, наш собственный бармен, – иронично заметила Софи. – И сколько у тебя этого сокровища?

– Хватит, чтобы пересидеть бурю, – самодовольно ухмыльнулся тот, достал из-под сиденья вторую и протянул её Софи.

Девушка взяла банку, взвесила в руке. Запотевшая, только из холодильника, она поблёскивала в полутьме.

– Будешь, командир? – обратился ко мне Ричард.

Я отрицательно покачала головой.

– Нет уж, меня и так растрясло, полдня теперь буду внутренности по местам раскладывать… Софи, ты лучше включи ультразвук, а то мало ли что.

– Точно. Всё время забываю об этих штуках. – Она щёлкнула переключателем, и я почувствовала неслышное давление на барабанные перепонки. – Но я тебя уверяю – в этой машине нам сам дьявол не страшен.

Цыкнув открытыми банками, Ричард с Софи чокнулись. Чеддер отхлебнул и повернулся ко мне:

– Лиз, а долго нам здесь сидеть?

– Мне почём знать? Когда закончится шторм, поедем дальше.

– Ну, ты же вроде как жила тут раньше. Наверное, знаешь всё об этих местах? Сколько длятся такие бури, и всё такое…

Я глядела вперёд, где за казавшимся теперь таким тонким и хрупким лобовым стеклом бешено крутилась серо-коричневая завеса.

– Я никогда тут не бывала, а на севере, где я жила, всё совсем по-другому, – сказала я. – Ты же сам три дня назад всё видел. Или ваша с Софи любознательность распространяется только на кабаки Ла Кахеты? Никто в здравом уме и по собственной воле не сунется за сороковую параллель.

– Ну, может быть, кочевники какие.

– Я что, похожа на кочевника? – фыркнула я.

– Ну хорошо, тогда любители сафари на пустынных клопов…

– Вот только не надо сейчас об этом, – подал голос доселе молчавший Оливер, поёжился и судорожно сглотнул. – У меня от одних разговоров о них спина холодеет.

– Тоже мне, храбрец, – усмехнулась Софи. – Небось, дома от тараканов в шкаф прячешься?

– Пока ты валялась в номере на кушетке, острячка, я провёл эти два дня с пользой и побывал в зоомузее, – раздражённо парировал Оливер. – Посмотрел, что это такое. Два метра в длину, два в ширину. Челюсти – во! Он тебя перекусит пополам и даже не заметит.

– Сходил в музей и заработал себе фобию, – покивала головой Толедо. – Так держать.

– Оливер, ты точно не спутал его с каким-нибудь джангалийским мегаящером? – скептически спросила я. – И детёныш, и взрослая особь мирметеры намного меньше. К тому же, они избегают людей. Иначе как объяснить то, что за пределами пустыни их никто никогда не видел?

– Может быть, я немного преувеличил, но суть от этого не меняется, – упрямился Оливер, выглядывая сквозь стекло в бушующую хмарь. – Почему их нет на севере? Может, им не подходит грунт, и они любят песок. Но я уверен – если они достаточно проголодаются, то пойдут на север, и уж там они себе точно найдут пропитание. Что они здесь жрут? Я уже целые сутки никакой живности не видел.

– Клопы едят молохов, ящериц, пустынных крокодилов – в основном, – заметила я. – Если повезёт, могут и кочевого аддакса поймать. А на десерт они предпочитают слегка забродившую человечину, – ткнула я пальцем в Софию Толедо.

– У меня на случай встречи есть железный аргумент. – Из-за сиденья девушка вытянула за ремень автоматический карабин и со стуком положила на широкую приборную панель. – Пускай приходят, а потом посмотрим, кто кого съест на десерт…

* * *

Уже порядком поднабравшись в духоте и развалившись на втором ряду сидений, Ричард допивал третью банку и заплетающимся языком бормотал:

… – Да-да, я знаю. Первое правило космонавта – никому не болтать, что Земля плоская и не вертится. Но вы представляете, что начнётся, когда все узнают правду?

Из коммуникатора сквозь помехи раздался голос Криса из второго вездехода:

– У тебя одни теории заговора на уме, Рич. Эта байка про голограмму ходит по сети годами. А я тебе скажу, что будет, когда все «узнают правду» – ровным счётом ничего. Всем плевать, кто у руля Конфедерации. Корабли летают, заводы работают, люди живут своей жизнью – и всё это вертится само собой. Живём как жили. Это и называется цивилизацией.

– Ты знаешь, что такое безвластие? – наклоняясь поближе к микрофону, нарочито зловеще произнёс Ричард. – Когда центральной власти нет, все начинают тянуть одеяло на себя. Сперва Конфедерация расколется на отдельные планеты, и ты будешь оформлять визу, чтобы пройти через Врата. Потом государства начнут возводить границы, у кого-то обязательно возникнут претензии на территорию или активов. А там и до войны – рукой подать. Ты сам подумай – зачем нас отправили в эту задницу мира именно сейчас? Они там чувствуют, что центральная власть слаба как никогда, поэтому хотят забрать всё, до чего дотянутся. Конфедерация трещит по швам, а тут ещё эта огромная хреновина уничтожила очередную планету! Тут не захочешь – а задёргаешься, как уж на сковороде…

– В такое время загонять Конфедерацию в угол – ошибка, – вступил в разговор Герберт. – Лиза, скажи нам правду, мы тут политику делаем?

– Не могу, Герберт. – Я развела руками. – Конфиденциально.

– И так всю дорогу, – раздосадованно протянул Рич. – Тут тайна, здесь секрет. А я, между прочим, мастер по хранению секретов. Правда!

– Оно и видно, – прошелестел из динамика Крис. – Ты как громкоговоритель на площади. Кто хочет запустить слух – шепните Ричарду, надёжный вариант… Лиза, не говори ему ничего. Лучше мне на ушко.

– Вот вам неймётся, – устало вздохнула Софи. – Отстаньте от человека. У нас есть задача – её мы и выполняем. Добраться, разведать, доложить. Мы работаем на своём участке, а те, кому положено всё знать – на своём… И вообще, нам сейчас нужно думать о том, как сэкономить воды. После вчерашнего оазиса её, похоже, больше не предвидится…

Рок, игравший фоном, неожиданно оборвался, оставляя нас наедине с шелестом песка по металлическому корпусу машины. Потухла тусклая лампочка освещения салона, и прямо над самой крышей грянул гром. От неожиданности я подпрыгнула на сиденье, а раскат, с треском отдаляясь, покатился прочь, затихая вдали.

– Ну прекрасно, этого ещё не хватало! – Софи ткнула пальцем в погасший сенсор, понажимала кнопки на приборной панели и гневно выдохнула: – Hijo de mil putas! Предохранители пожгло, нужно лезть под капот…

– Что, прямо сейчас? – спросила я, с опаской взглянув сквозь стекло на бушующую стихию.

– Нет, конечно! – отмахнулась Софи. – Сейчас я туда ни за какие деньги не полезу. Если тяжёлая машина так шатается, что со мной будет?!

– Мы тебя к тросу пристегнём, далеко не улетишь, – сострил Ричард. – А заодно посмотришь с высоты на окрестности, да и расскажешь нам, когда там погодка наладится.

– Поговори мне ещё. – Изящный загорелый палец Софи оказался в сантиметре от его носа. – Сейчас ты у меня пойдёшь кормить пустынных клопов…

Мы просидели так ещё около получаса, вслушиваясь в постепенно ослабевающий вой ветра. Когда за лобовым стеклом уже можно было различить ложбину между барханами, Рич заёрзал на сиденье.

– Я пойду отолью, – пробормотал он, – а то совсем невмоготу…

– Идея так себе, – заметила Софи.

– Ты права, Софи. Тогда сделаю свои дела прямо здесь, на пол. Подержи-ка моё пиво…

– Вали уже, – вздохнула она, протягивая ему карабин. – И это с собой возьми.

– Зачем он мне? – отмахнулся тот. – Я на минутку. Сейчас вернусь…

Скрипнула, открываясь, дверь. Внутрь ворвался ветер, хлестнув по салону пригоршней песка. Я прикрыла рукой глаза, Рич спрыгнул с двухметровой высоты и исчез из поля зрения. Интересно, каково это – мочиться на таком ветру? Софи, очевидно, подумала о том же самом:

– Спорим на ящик пурпурного офирского, что он вернётся, облепленный мокрым песком с ног до головы?

– Если его самого там не сдует… Что с предохранителями, Софи? Посмотришь?

– Да, надо бы. Где тут моя броня…

Софи перелезла назад, сняла с крючка куртку и принялась натягивать её на себя. Защитные очки, рукавицы… Застегнувшись на все застёжки, она заметила:

– Ричи, кажется, по-большому решил сходить. Пошла. Лиз, подстрахуешь? А то унесёт к чёртовой матери…

Наскоро натянув очки и прихватив автомат, я вылезла наружу вслед за Софи. Та уже ловко перебралась по колесу на передний бампер и открывала капот, а я, цепляясь за пологий бок машины, взобралась на крышу кабины. Все закреплённые в кузове ящики были на месте, а под ботинками похрустывал песок. Ветер потихоньку стихал, а в прорехах облаков уже угадывалось вечернее небо.

Второй вездеход с массивным прицепом стоял вплотную, прижавшись боком к своему собрату. На крыше нашей машины вспыхнули габаритные огни – Софи заменила предохранители и восстановила питание.

Я медленно обвела взглядом стоянку в поисках Ричарда, но его не было видно. Спрыгнула в кузов, пробралась между ящиками и подошла к самому краю. Взглянула вниз и замерла. Под кормой, за валиком с лебёдкой песок сползал в ровную пологую воронку метрового диаметра, будто в гигантские песочные часы. Идеально круглую воронку. Слишком круглую…

– Софи, Оливер, ребята! – крикнула я. – Хватайте стволы и давайте сюда! Кажется, Ричарда утянул в песок один из гадов!

– Откуда им взяться? – отозвалась Софи. – Я же включала ультразвук!

– Сдох твой ультразвук вместе с предохранителями!

Впопыхах я схватила лопату и скатилась по колесу в песок. Вокруг было тихо – лишь отставшие порывы ветра бежали вдогонку уходящей буре. На песке возле присыпанных позёмкой колёс вроде ничего подозрительного…

Приблизившись к воронке, я замерла с пальцем на спусковом крючке карабина. Рядом уже стояли Софи и Оливер. Швырнув оружие за спину, я вонзила лопату в песок. Мы принялась копать, а через пару минут подоспел отряд Эмиля на третьем вездеходе. Вместе мы перерыли центнеры песка, превратив стоянку в лунный пейзаж, но нашли только единственный ботинок.

Ричарда исчез, растворился без следа, будто его никогда и не было…

Изрядно набрав песка в обувь и под одежду, я сидела в остывающем после дневного зноя салоне и компрессором продувала мехапротезы – в особенности сгибы и сочленения. Последнее, что мне было нужно – это поломать механику в богом забытой дыре…

Эти твари – личинки мирметеры, полуметровые клопы с жвалами, способными перекусить сталь, – были почти идеальными охотниками. Хитрые и коварные, они расставляли песчаные ловушки, неделями поджидая жертву. У них была лишь одна слабость – с их чутким, словно у собак, слухом они избегали ультразвук. А потому я предложила заранее оснастить наши вездеходы мощными эмиттерами. Нас было пятнадцать… Теперь уже – четырнадцать. Ричард, самый молодой и болтливый, исчез первым и, возможно, не последним.

Эмиль Дюпре с его восемью наёмниками из частной военной компании, с которой у Альберта были давние отношения, вели себя как на пикнике. Я же, будучи координатором этой поездки, чувствовала свою вину. Хоть как-то позаботившись о технической части, я не смогла уследить за людьми. И в который раз проклинала алкоголь, ставший для Ричарда роковым…

* * *

Зябкая пустынная ночь сменилась утром, и Мю Льва неуклюже выползла из-за горизонта, обдав караван вездеходов волной тепла. Эмиль Дюпре, заложив руки за спину, мерял шагами пространство перед шеренгой личного состава. Его голос, зычный и резкий, рубил пульсирующую завесу ультразвука, ставшую уже привычным фоном. Все три эмиттера на вездеходах теперь работали безостановочно, сливаясь в сплошной, едва различимый свист…

– С этого момента передвигаемся только парами! – муштровал бойцов их командир. – От напарника дальше вытянутой руки не отходить! В душ, в туалет, по-маленькому, по-большому – без разницы. Двадцать четыре часа в сутки смотрите в затылок своему товарищу. Кто нарушит приказ… Кого затянет в песок – я самолично вытащу и отправлю на Энцелад, на метановые гейзеры! Вопросы есть?

– Никак нет! – рявкнул стройный хор.

– Тогда разбиться на пары, и по машинам! Остался короткий марш-бросок, к полудню будем на месте!..

Ландшафт за стеклом сменился – теперь наша колонна после короткой дозаправки двигалась по каменистой равнине, плоской, как столешница. Впереди, очень далеко, на самом горизонте сквозь мутную дымку проступали зубцы далёких величественных гор, медленно, но верно выраставшие по мере нашего движения.

В салоне стояла адская жара, которую не брал даже кондиционер. Стирая пот со лба, я сверилась с планшетом, и повернулась к Софи:

– Одиннадцать километров до полей. Потом ещё семь – до междугорья, откуда пришёл сигнал. Уже почти на месте.

– Это я виновата в смерти Ричарда. – Хмурая Софи напряжённо вглядывалась в исчезающую под колёсами кварцевую равнину. – Не забрала у него ту чёртову банку.

– Не неси ерунды, – отрезала я. – Всё было бы иначе, послушайся он тебя и возьми оружие.

– Он был пьян из-за меня. Это проклятое пиво… Как я могла не уследить и позволить ему протащить его в машину?! – Она с силой хлопнула ладонью по рулю. – Я знала его месяцы! Знала, что он безалаберный шут! И не настояла, да ещё и напоила… Я сказала, что он пойдёт кормить клопов.

– Каждый сам отвечает за свои поступки. Он…

– Я сказала, что он пойдёт кормить клопов, – упрямо повторила она, голос её сорвался. – Это была просто шутка. Дурацкая шутка… А теперь она стала проклятием… А он… Я была за него в ответе.

– Мы на рискованном задании. – Я попыталась коснуться её запястья, но она дёрнула руку, как от ожога. – Никто не обещал курорт, и каждый из нас знал об опасностях этих мест. Винить себя – бессмысленно!

– Он был мальчишкой, – прошептала она. – А я… я накаркала. Я не хочу так закончить. Не хочу, чтобы песок стал моей могилой.

– Тогда сделай всё, чтобы этого не случилось. Не выключай больше этот долбанный излучатель. Ни на секунду.

* * *

Лавовые поля начались внезапно – словно обрыв на краю света. Чёрные, шагреневые наслоения застывшей магмы, которая периодически вырывалась из высоченных активных вулканов, образующих собой редкую разрозненную цепь. Стекая по склонам огненных гор, магма заполняла собой углубления и постоянно меняла ландшафт, застывая в котловинах и в оврагах, образуя холмы и перекаты. Нередко под твёрдой коркой скрывались клокочущие озёра жидкой лавы, вспучиваясь пузырями и вырываясь на поверхность гейзерами горячего воздуха. Мир плыл в мареве зноя. Воздух дрожал, как над раскалённой плитой, под ногами трескалась чёрная кожа планеты, а сквозь разломы проглядывало адово сияние: красновато-оранжевые лужи и озерца кипящей магмы.

Временный лагерь, согласно карте, располагался у подножия холма – через несколько километров раскалённого ада. Хорошая новость заключалась в том, что пустыня осталась позади, и в этих местах, насколько мне было известно, пустынные клопы уже не водились. Насколько было известно…

Колонна машин медленно подползла к закостеневшему наслоению вулканических отложений. Дальнейший путь лежал через лавовые поля.

Швырнув в рот пару таблеток влагоконцентрата, я открыла дверь и спрыгнула на камень. Рядом, изнывая от жары, возник Оливер. Бойцы Эмиля, рассевшись на крышах вездеходов, пытались поймать хоть дуновение в безветренной духоте.

Ко мне подошёл сам Эмиль, уперев руки в бока.

– Каков план, госпожа консультант? – Его взгляд был устремлён вдаль, на полосу раскалённого марева.

– Нужно спешиться, в машинах останутся только водители. Вперёд пустим дозор, а остальные отправятся следом, когда дозорные дадут добро. Пойдём колонной. Неспеша, но без лишних остановок.

Поднявшись на базальтовый выступ, я с досадой хлопнула себя по лбу.

– Вот же растяпа! Надо было захватить с собой акустический толщиномер.

– Несомненно, – с лёгкой усмешкой протянул Эмиль. – Но, раз уж его нет, будем держать ушки на макушке и сторониться открытой лавы… Дженкинс, Иванов! – Он повернулся к паре бойцов. – Видите вон ту сопку?

– Так точно! – Те, щурясь, подошли ближе.

– Наша цель – там. Вы пойдёте авангардом, мы – за вами на дистанции полкилометра. При малейшем подозрении на угрозу – звоните во все колокола.

Наёмники взобрались на чёрный неровный монолит и, громко стуча по нему армейскими ботинками, зашагали прочь. Я постояла, наблюдая, как их отдаляющиеся силуэты пляшут в мареве, включила коммуникатор и скомандовала водителям:

– Ребята, приспускайте колёса. Софи, твой вездеход – сразу за нами, потом двое пеших, потом Крис, ещё двое и Герберт. Остальные – замыкают.

Вскоре, дождавшись сигнала от разведчиков, мы с Эмилем тронулись в путь. С шипением из шин стал выходить воздух, машины начали оседать. Первый вездеход неспешно пополз за нами. На уши привычно давил ультразвуковой шум эмиттеров. Очертания идущих впереди бойцов извивались в перегретом воздухе, а жар от поверхности пробивался прямо сквозь подошвы. Казалось, ещё немного – и ботинки начнут плавиться прямо на ногах.

Глава IV. Жара

Шаг за шагом, словно по раскалённым углям, мы приближались к цели. Рокот вездеходов позади был единственным звуком, нарушавшим гнетущую тишину, пока авангард не растворился в дымке, искажённой струями горячего воздуха.

– Дженкинс, доложите обстановку, – бросил в рацию Дюпре.

– Всё чисто, выходим к сопке. – Голос в динамике трещал от помех. – Пустили вперёд дрон… В котловине следы лагеря, но ни души… Зато здесь тенёк, можно отдышаться.

Справа зияла овальная яма диаметром в полсотни метров, наполненная клокочущей красно-жёлтой жижей. Слева поверхность уходила под уклон к подножию каменистого холма – выглядело безопасно. Главное – держаться левее… Подальше от этой чёртовой пропасти. Всё здесь, от вида этой лавы до самой миссии, вызывало у меня глухую тревогу.

– Если хочешь знать, Волкова, брать на задание гражданских – худшая идея, – проворчал Эмиль Дюпре, сдвигая кепку пониже на глаза. – И дело не в выучке, а в дисциплине. В голове.

– Считай это бонусом к машинам, – пожала я плечами.

Эмиль лишь тяжело вздохнул и прибавил шаг.

Жар плавил воздух и слепил – даже сквозь солнечные очки. Пот ручьями стекал по лицу, но впереди уже вырисовывался пологий подъём, переходящий в расщелину меж двух скальных выступов. Правы, высокий и острый, как обломанный зуб, и был нашим ориентиром. У входа в ущелье маячили две крошечные фигуры дозорных. В рации снова затрещал Дженкинс:

– Наблюдаем две палатки. Два багги. Похоже, временный лагерь наших ребят. Никого нет, много разбросанных вещей вокруг…

– Принял, – откликнулся Эмиль. – Мы уже близко.

Сзади раздались отрывистые крики, а следом – оглушительный треск, звук ломающегося базальта. Я резко обернулась: средний тягач своей массой проломил чёрную корку, его передние колёса провалились в зияющую трещину. Из разлома с шипением вырывался раскалённый пар, словно джинн, освобождённый из тысячелетнего заточения.

– Прочь от края! Трещины пошли! – завопил кто-то.

Люди бросились врассыпную. Тягач Криса, взревев двигателем, рванул назад. Прицеп завернуло в сторону, а сама машина с оглушительным хрустом осела набок. Раздался громогласный хлопок – шина, угодившая в магму, взорвалась.

– Крис, прыгай! – крикнула я в рацию. – Бросай машину! Её уже не спасти!

Вместо того, чтобы выбираться, Крис вывернул колёса и вдавил газ. Из выхлопной повалил чёрный дым, транспортёр просел ещё глубже, мотор захлебнулся и вспыхнул. Дверь «Зубра» распахнулась, и в дрожащем мареве, среди языков пламени, показалась фигура водителя. Бойцы метались у самой кромки, крича и беспомощно размахивая руками. Я рефлекторно рванулась вперёд. Но как подобраться?! До него два метра кипящей смерти! Давай, прыгай, ты ещё можешь!

Цепляясь за скользкий борт, Крис оттолкнулся, приземлился на самый край – и кромка под ним обломилась. Его крик, пронзительный и нечеловеческий, на секунду взрезал воздух и так же внезапно оборвался. Оранжевая жижа с шипением приняла тело, и через мгновение на поверхности не осталось ничего – лишь булькнул единственный пузырь. Словно его и не было.

Я оцепенела, не в силах оторвать взгляд от пузырящейся поверхности, поглотившей человека за мгновение. Крики бойцов доносились будто из-под толщи воды. Над ухом прорвался хриплый рёв Эмиля:

– Отцепить, быстро! Надо спасти прицеп!

У сцепки уже суетились наёмники, тщетно пытаясь высвободить шестиколёсный прицеп. Штырь был зажат с двух сторон – тонущим тягачом и сползающим прицепом.

Выйдя из ступора, я в три прыжка оказалась у сцепки. Жар из провала выжигал воздух, жадно поедая машину, и время истекало. Рубить? Нечем. Остаётся резать…

– Баки сейчас рванут! Уходи! – закричал кто-то вопль. – Бросай железо, жизнь дороже!

Я задрала рукав, игнорируя окружающий мир, и плазмер со щелчком выскочил из паза. Мысленная команда – и ослепительная белая полоса впилась в раскалённый металл. Держась одной рукой за сцепку, я пилила массивную стальную скобу. Казалось, одежда вот-вот вспыхнет. В голове в ритме сердца стучало: «Держись, не взрывайся, подожди…»

Сцепка с грохотом лопнула. Прицеп покатился по склону, а я, вцепившись в кронштейн, – вместе с ним. Над самым ухом рвануло, взрывная волна ударила в спину, столб пламени и чёрного дыма взметнулся к небу. Прицеп проехал ещё пару метров и замер. Я выдернула штырь, и обломки крепления со стуком упали на базальт. Рядом возник Эмиль и схватил меня за плечи.

– Ты с ума сошла?! А если бы ты туда угодила? Или если бы рвануло раньше?!

– Я испугалась, – честно выдохнула я. – Когда мне страшно, я творю дичь. Я рискнула не больше чем Крис, который почти смог.

– Такими темпами не останется ни машин, ни довеска, ни сдачи, – стиснув зубы, прошипел Эмиль. – Ты больше не отходишь от меня ни на шаг, ясно? Пока не случилось очередное «почти».

– Не уверена. А твоим ребятам не помешало бы вспомнить, что они не на пикнике. Или силёнки от голода закончились?

Командир метнул на меня яростный взгляд, но сдержался. К нам подбежал боец.

– Капитан, Эриксон сильно обжёгся, ему нужна помощь.

– В третью машину, в кабину. Я за аптечкой… Софи, стой! – Эмиль замахал руками на приближающийся вездеход.

Началась суета. Раненого уносили, другие возились с прицепом, пытаясь приладить его к машине Софи. Эмиль ловко вскарабкался в кузов за медикаментами.

Я подошла к краю пропасти, вглядываясь в оранжевую пучину, доедавшую остатки тягача, словно надеясь увидеть чудо – живого Криса. Жижа выплёвывала короткие всполохи, таявшие в раскалённом воздухе, словно звёздные протуберанцы. «Вот тебе и простая доставка предмета, да, Альберт?», – подумала я с горечью. Мы ещё даже не дошли до точки, а уже потеряли двоих и машину…

Оставшийся путь до каменистого плато мы преодолели с ледяным спокойствием. Оказавшись на твёрдой почве, взобрались на броню и продолжили путь, сидя на раскалённом металле и обливаясь потом.

Мю Льва уже добралась до зенита и беспощадно била в темя прямо сквозь несчастную панамку. Мехапротезы раскалилась, обжигая плечи, и каждое движение припекало, словно меня погрузили в котёл с кипятком. Страшно представить, что было бы, если бы биотитан был выкрашен в матовый…

Расщелина вывела нашу колонну в небольшую каменистую низину, зажатую меж двух почти отвесных склонов. У подножия одного из них, прижимаясь к камням, в тени стояла большая бежевая палатка-призрак, а рядом – ещё пара поменьше. Тут же были брошены два багги с обвисшим брезентовым верхом. Двигатель одного из них был вскрыт, по пыльной земле в беспорядке разбросаны запчасти, словно кишки, а на камнях чернела масляная лужа. Признаков жизни не было, лишь возле палаток в пыли валялся мусор – детали, инструменты, пыльные салфетки, упаковки из-под влагоконцентратов и пищевых рационов.

Вездеходы встали. Бойцы задумчиво бродили по площадке в поисках следов, рассматривая землю и заглядывая в палатки. Попав наконец в тень, они испытывали неподдельное облегчение.

– Капитан! Волкова! – крикнул Иванов с другого конца низины. – Идите сюда!

Эхо его голоса перепрыгивало со скалы на скалу, пока не выскочило из низины на свободу, в зной. Оставив вездеходы, мы с Эмилем направились к бойцу. Тот нагнулся и подобрал с земли маленький блестящий предмет.

– Гильза от «Кобры». Вот ещё, а там целая россыпь, – указал Иванов рукой на камни. – Здесь была стрельба. А следы ведут к краю и вниз, в долину.

С гребня распахнулась панорама преисподней, вид на чёрную равнину, усеянную озёрами и ручьями лавы. Вдали до самого горизонта, будто лунные кратеры, вздымались одинокие жерла плоских вулканов, будто сторожей этого царства. Эмиль стоял рядом и вглядывался в раскалённую даль.

И тут воздух дрогнул. Сперва краем уха я услышала свист. Быстро нарастая, он стремительно приближался и переходил в гул, заполнял собой долину, преумножая себя, многократно отскакивая от камней.

– Слышите? – Я подняла голову. – Это что такое?

Я вертелась на месте, пытаясь определить направление. Эмиль буркнул:

– Это причина, по которой мы жарим свои задницы здесь вместо того, чтобы долететь до точки с комфортом.

Через мгновение оглушительный хлопок сверхзвуковой волны обрушился в расщелину, и почти над головами небо рассекла пара сверкнувших титаном хищных силуэтов. Они появились – и уже через мгновение на гигантской скорости уходили вдаль, расстреливая равнину могучим рёвом двигателей. Через несколько секунд они исчезли за горизонтом, и только переливчатое эхо, затихая, раскатывалось по долине.

– Беспилотные «Кондоры», для перехвата крупных воздушных целей. – Эмиль почесал затылок. – Хороши, крылатые твари! Как думаешь, эти ребята видят нашу возню на земле?

– Не имею понятия, Эмиль, – сказала я. – Теперь ясно, почему Альберт настаивал на путешествии по земле. Дальше двигаться на вездеходах опасно – эти птички вполне могут нас засечь. Если уже не засекли.

– Согласен, – кивнул Эмиль. – Разделимся на две группы. Теперь мы пойдём авангардом, разведаем обстановку, а если всё чисто – зовём остальных. – Он развернулся к лагерю, и его зычный крик побежал эхом в ущелье: – Эй, бездельники! Кто хочет прогуляться?! Девчонки могут пока в теньке посидеть!

Я вернулась к стоянке. Софи и Герберт, словно лунатики, бродили возле разорённого багги и потерянно озирались.

– Ребята, вы как? – спросила я. – Держитесь?

– По-моему, у нас нет особого выбора, – безжизненно пробормотала Софи, глядя себе под ноги.

– Мы идём на разведку, – сказала я, вкладывая в слова всю уверенность, на какую была способна. – Над маршрутом летают «Кондоры». Неплохо бы посчитать интервал пролёта. Может, есть какая-то закономерность, и тогда мы смогли бы безопасно провести машины… Софи, Герб, возьмите себя в руки, нам без вас не обойтись.

– Нашему экипажу три года, – будто оправдываясь, тихо сказал Оливер. – За это время мы ещё никого не теряли. А теперь вот Крис и стажёр – и всё за один день…

– Всё в порядке, – отозвался Герберт. – Мы сделаем, что надо.

Я знала, что за пустота теперь гложет их изнутри. Очень хорошо знала…

Взобравшись в кузов, я вскрыла ящик со снаряжением, позвала Оливера и вручила ему превмоарбалет с крюком, обвязки и бухту карбонитового троса. До отказа набив карманы влагоконцентратами, спрыгнула вниз.

– Держите рацию включённой, – бросила я с напускной бодростью. – Будем на связи.

Эмиль тем временем формировал группу. Четверо бойцов, включая раненого, оставались на привале вместе с водителями, остальные шли с нами. Пока мы спускались по склону, я чувствовала себя следопытом, пристально разглядывая мелкое каменное крошево и выискивая в пыли следы. Стреляные гильзы больше не попадались, но я отчётливо видела следы нескольких пар армейских ботинок. Вскоре появился шлейф, словно кого-то тащили волоком, и редкие чёрные кляксы, похожие на запёкшуюся кровь.