Крысоловка

Часть 1: Путник

Путник ехал в Сторожево. Деревенька на отшибе цивилизации с галькой на центральной дороге и туалетами во дворах. Наделы земли по десять соток, бухающие пахари, толстые женщины, измазанные в глине отпрыски, а также свежий воздух, гора и лес через речку-говёнку. Говорят, в нём даже есть землянки с беглыми зеками. В общем, нормальная Прекрасная Россия Настоящего, знакомая каждому.

Он в толпе людей. Серых, скучных, одинаково одетых, преимущественно среднего и преклонного возрастов, хотя имеется и молодежь в единичном экземпляре. Пенсионеры и люди, к сорока-пятидесяти годам не сумевшие приобрести даже «жигули», чтобы ехать на огород не в этой унылой компании, а на собственном авто. Пригородный автобус. На Путника никто не обратит внимания: он в такой же одежде, как и все, с таким же лицом, выражающим вселенское «а мне всё похер, я сделан из мяса», его челюсти в том же ритме жуют жвачку. И, даже если бы он вдруг снял солнечные очки, его глаза не показались бы какими-то особенными. Потому как в ту же секунду, как стекла очков исчезнут, взгляд станет скучающе-равнодушным. Как и у любого другого. И пройдёте мимо, не задумавшись, что волосы у него ненастоящие, глаза на самом деле не зелёные, усов отродясь не было, и не хромает он на левую ногу.

Вот с такими интересными персонажами вы иногда сталкиваетесь в общественном транспорте, на улице, в дороге. И в мыслях не допуская, что человека, который держится с вами за один поручень, разыскивает полиция, причём, не только местная, и, возможно, не только полиция, и почему-то никак не может найти. Почему бы это? Дело в талантливой маскировке? Но на одном таком умении далеко не уедешь. А вот до пригорода провинциального города – вполне.

Вот он, кстати, и доехал. Недовольно бурча, пробирается к дверям, выходит, ступая на каждую ступеньку по очереди обеими ногами, потягивается руками в стороны, как бы разминая спину, на которой болтается увесистый рюкзак, и продолжает свой путь, теперь пешком. А через пару километров по просёлочной дороге, ведущей, судя по её состоянию, разве что в ад, перестаёт хромать, распрямляет плечи. На самом деле он никогда не сутулится и терпеть не может сутулых людей. Усы и кучерявый парик идут туда же.

Сейчас он направляется в деревеньку, солидно удалённую от цивилизации, но с немалым числом населения. На кой чёрт переться в такую даль с целью выполнения продовольственной программы, для него – загадка. Да и пусть. Там Путник будет жить, пока всё не утрясётся. Почему после заказных убийств исполнителей преступлений ищут в поездах, аэропортах, на приграничных автотрассах? В чем-то это логично. Но иногда целесообразнее прятаться в людном месте. И там, где искать будут не так рьяно. Как сейчас. Путника всегда грела мысль, что он рядом. Будут искать какого-то несуществующего человека с фоторобота, а он всегда рядом. Также несомненный плюс в подобных вынужденных «командировках» был в длительном пребывании на природе. Природу он любил и уважал: муравейники никогда не разорял, деревья не срубал, для костра использовал исключительно хворост и поваленные стволы, мусор по округе не раскидывал, а пару раз ему случилось поделиться элементарными правилами уважения к матери-природе с так называемыми собратьями по разуму. А как иначе заставить человека осознать что-либо другим путём, если запоминает он только силу? Не все, к счастью, так примитивны, но вот вышеописанные индивидуумы явно принадлежали к числу подобных. Проблема лесных пожаров – это и в самом деле Проблема. И фиг бы с ним, экономическим ущербом, дело не в нём. Дело в сотнях или даже тысячах зверей – от крупных до совсем крохотных, которые останутся без крова, защиты и пищи, а могут и попросту лишиться своих жизней в этих пожарах. В детёныше, который, спасаясь бегством, случайно наступит на осколки разбитой водочной бутылки. В земле, вынужденной три сотни лет перерабатывать и обезвреживать этот грёбаный пластик. Не говоря уже об эстетическом вреде в виде свалок посреди природной красоты леса. Разумеется, Путник не распинался перед тинейджерами и алкоголиками громкими фразами и деепричастными оборотами в попытках достучаться до слабо-функционирующего мозга. Они бы ничего не поняли, или в лучшем случае поржали. Они, как настоящее династическое быдло, понимали только силу, а он владеет и этим языком. Не очень сильно, но доступно и доходчиво.

С чего, кстати, фрейдисты и вообще многие психологи и психиатры полагают, будто бы людям, зарабатывающим себе на жизнь путём отнятия этой самой жизни у других, присуща жестокость? Чушь это всё. Есть, конечно, и кретины, которые с котят вживую шкуры сдирают, но это отбросы. С таких с самих бы шкуру снять и понаблюдать – «Больно? Правда, что ли? Как неожиданно!» А как вам миф о тяжёлом детстве? Или вы тоже в него веруете? Ну ведь бред же, неправда это. Да больше половины страны с такой предрасположенностью, если подумать. У кого детство прям легкое и безоблачное было? Есть, конечно, среди них озлобленные детдомовцы, и дети из неполных семей, и дети, лично убившие в детстве отца или мать, и шизофреники, молча жаждущие убивать. А также есть отличники учёбы, мастера спорта по шашкам и шахматам, юные спортсмены, подающие надежды вундеркинда, да и просто развитые и послушные дети. Это практически не влияет на выбор профессии. Ублюдки из первой категории если же и занимаются чем-то подобным, то скорее любительски, то есть попросту становятся маньяками и психопатами. Для профессионала они не дотягивают по воле, выдержке, логике и расчету. Конечно, твари, совершающие ритуальные убийства и изнасилования, порой могут оказаться чрезвычайно умными и хитрыми, но у них другая цель – наслаждение, удовлетворение скрытых в их мерзкой душонке потребностей. Путника всегда дико раздражали фильмы ужасов, главные героини которых скрывались от маньяков, мечтающих «посмотреть, что у тебя внутри!» Хочешь посмотреть, что внутри?! Иди, ять, поступи в мединститут, сходишь в анатомичку, проблюёшься пару раз при виде внутренних органов, плавающих в вонючем формалине, и узнаешь, что там внутри! В общем, да, это больная тема – тупиц и съехавших крышей Путник никогда не любил. Глядя в глаза жертве, может, он когда-то и ощущал себя могущественным Богом, забирающим жизнь, но лишь в давние времена своего становления. Уже очень давно ничего такого он не чувствовал. И в глаза он смотреть не любил. Зачем? Человек, смотря убийце в глаза, ещё лелеет надежду, что вот посмотрят ему в глаза, сжалятся и пощадят. Зачем же издеваться и давать ложные надежды? Как пощадят-то, если это работа, и она уже оплачена? Вы же, будучи риэлтором, не отменяете сделку о перепродаже квартиры, потому что вас глаза продавца разжалобили? В общем, комплекса Всевышнего Путник был лишён напрочь. Детство у него также показалось бы чрезвычайно скучным любому, специализирующемуся на социопатах. Рос и развивался он соответственно возрасту, в полной семье, особых конфликтов с ровесниками у него не было, он не был ни драчуном, ни маменькиным сынком. Зато очень любил иностранный язык, с удовольствием читал все книги из школьной программы и занял первое место в турнире по шашкам среди своей возрастной группы в 8 классе. С внешностью тоже особых проблем не было: он не был ни красавцем, ни уродом, хотя, надо отметить, имел некоторую предрасположенность к полноте, не чересчур очевидную. Но к одиннадцатому классу он увлёкся силовыми тренировками в спортзале, и проблема с излишками веса как-то сама собой исчезла. С девушками тоже никаких фейерверков: кто-то влюблялся в него, в кого-то влюблялся он, с одними он был ласков, с другими страстен, всё в общем-то зависело от самой девушки, порой у него было несколько девушек параллельно, но и это не редкость в молодости. Во всяком случае, вены он себе и другим из-за несчастной любви не резал. После школы сразу пошёл в армию, не пытаясь откосить, спрятавшись за гранитом науки и несуществующим плоскостопием. Армии он побаивался, но при этом жаждал испытать себя, свои возможности, понять, на что способен. Отслужил он два года в воздушно-десантных войсках, способен оказался на многое, вернулся на гражданку в звании старшего сержанта. Была возможность остаться и строить военную карьеру, но он счёл это пройденным этапом, и несмотря на то, что боевая выправка и строевая дисциплина были ему по душе, поступил институт международных отношений. Закончил его, но в определённый момент оказался в определённом месте и в определённых обстоятельствах, и связывать свою жизнь с налаживанием международных отношений не стал. Потому как нашёл стезю, в которой пригодились его интеллект, уважение к спорту, дисциплина и умеренность. И, пожалуй, ещё одна его особенность – или страсть? – манипулировать, планировать, разыгрывать партию. В работе ему больше нравился не результат – собственно, гонорар, а процесс: наблюдение за клиентом, иногда узнавание о нём чего-то личного, его интересов, взглядов и продумывание плана со всеми возможными случайностями и недоразумениями, непредсказуемые повороты и необходимость быстро под них подстроиться, не теряя основной цели. Собственно убийство его никогда не интересовало, оно являлось лишь финалом, логичным завершением, итогом проделанной работы, не более. Не являясь фанатично верующим человеком, он, тем не менее, терпеть не мог людей, ведущих себя так, словно никого и ничего над ними нет, эдаких атеистов с постперестроечной психологией, позволяющих себе что попало и совершенно не думающих о последствиях. В отличие от них, он понимал, что белое, что чёрное, а что серое. Разумеется, в палитре моральных качеств и поступков у людей преобладал серый цвет, потому как к белому цвету можно отнести разве что монахов, живущих вдали от цивилизации, целиком и полностью сосредоточившихся на совершенствовании своего духа, а к чёрному – великих грешников, без малейших колебаний нарушавших все моральные заповеди всех религий мира не по разу в день. И свою деятельность он тоже относил к серому цвету. Ведь, с одной стороны, отнимать жизнь у другого человека нехорошо – не ты её ему дал. С другой же, именно таким образом – руками наёмных убийц, случайных пьяных водителей, запойных выродков, истеричных слабаков, ошибившихся с диагнозом или лечением врачей – вселенная избавлялась от ненужных ей людей. Просто в определённый момент времени определённый человек должен умереть. Совсем не факт, что из-за непогашенного долга, криминальных разногласий или делёжки учредительской прибыли, просто вселенная решила, что ему пора, и всё. Если суждено ему уйти, то, хоть исчезни все наёмники или автокатастрофы в мире, он всё равно умрёт. Например, кирпич на голову упадёт – да, вот так банально. А коль кирпичи перестанут падать, тогда у него внезапно, среди полного здоровья, может лопнуть сосуд в головном мозге, или тромб сосуд закупорить. Если настал черёд уйти из жизни большой группе людей, то произойдёт авиакатастрофа, наводнение, ЧП, какой-нибудь вирус разбушуется. Раньше эту функцию прекрасно выполняли эпидемии, которые сейчас, кстати, тоже периодически наблюдаются, но уже не в тех масштабах. Несправедливо? А что вы зовёте справедливостью? Как её можно пощупать, чем измерить? Всё относительно. Справедливость – гораздо глубже и масштабнее, чем невыплаченные алименты, измены, бытовые ссоры из-за денег и казнокрадство. Вряд ли справедливость можно ограничить рамками конкретной земной жизни конкретного объекта. Это гораздо шире.

Так что киллеры – обычные люди, на которых можно свалить ответственность за несвоевременную кончину убитого. У каждого в этой жизни свой путь, каждый должен пройти, и почти никто наверняка не знает, когда и как его путь закончится. Но однажды придёт время, и придётся исчезнуть. Никто не вечен.

* * *

Шёл сей прекрасный человек по дороге, второй час наслаждаясь пением птиц и восхищаясь красотой леса. И вдруг услышал позади шум. Приближался автомобиль. Что-то вроде уазика. Путник отошёл в сторону, достал из рюкзака бутыль и, остановившись, стал пить. Нет, не уазик, разочарованно подумал он, когда его обогнала старая бордовая газель – обознался. Обогнала и остановилась в нескольких метрах от него. Так, интересно. Те, кого стоило бы опасаться Путнику, не могли находиться внутри. А тогда кто? Ехали мимо, дорогу уточнить решили? Ну, да, смешно. Тут одна дорога, и случайно на неё заехав, ни один кретин не проехал бы столько, если б наверняка не знал нужного направления. Рука непринуждённо скользнула по правому бедру, на всякий случай проверяя наличие складного охотничьего ножа. Конечно, на месте, где ж ему быть. Он пил, газель стояла. Значит, всё-таки его ждёт. Долго играть в утоление жажды глупо, так и лопнуть можно. Закрутил крышку, положил ёмкость на место, не спеша двинулся вперёд. На переднем пассажирском, судя по отражению в боковом зеркале, никого нет. Отлично, справа и пойдём. Если будет стрелять правша – плохо. Зато, если сунуться слева, прямо к водителю, наверняка попадёт – с такого расстояния и в муху легко попасть. Нож наготове. Поравнялся с газелькой…баба?!

Ну, положим, не совсем баба. Водителем газели оказалась девушка лет так тридцати. Нет, чуть меньше – взгляд из-под полупрозрачных линз солнечных очков ещё не сучий. Разве что слегка неудовлетворенный. Усталый, но относительно добрый. Вряд ли высокая, фигура обычная, лицо бледное, ненакрашенное, волосы русые, растрёпанно выбиваются из подобия «пучка», одета в серые джинсы и выцветше-синюю просторную рубашку из тонкой ткани. Ногти коротко стриженые, без лака, украшений нет, часы грубоватые, большие, напоминают мужские. Руки на виду, ствола в них нет. Спрятала? Ну, значит, уже не успеет.

–Добрый вечер, – улыбается. Углы губ, несмотря на улыбку, несколько напряжены. Смущена.

–Добрый, – как можно доброжелательнее улыбается в ответ Путник, не убирая руку с правого бедра.

–Вы в Сторожево? – интересуется.

Куда ещё-то? Он добродушно улыбается и молчит. Она, как оказалось, не умеет держать паузу и – опа! – даже слегка краснеет. Потом снимает очки, поворачивается, насколько позволяют ей сделать это руль и пристёгнутый ремень безопасности, к Путнику и продолжает:

–Вы меня извините, просто я еду в Сторожево. Дорога, по которой вы идёте, ведёт только туда. Пешком идти ещё минут двадцать, и я решила предложить свою помощь. Если вам это нужно.

–Похоже на то?

–Если честно, то да. Вы такой…усталый что ли.

Он искренне рассмеялся. Она тоже, видимо, за компанию, и чтобы снять своё накопившееся напряжение. Ладно, поиграем в уставшего рубаху – парня, решил он и, поменяв тембр голоса и нахмурив брови, шутливо поинтересовался:

–Не боитесь, милая девушка, кого попало в машину сажать? На сельских дорогах ведь много-много диких обезьян, маньяков и насильников.

Она для вежливости посмеялась, но он заметил промелькнувшее на её лице выражение, который обычно адресуют идиотам или просто людям, говорящим глупости, и утвердительно покачала головой, добавив:

–Разумеется, вы один из них, я даже не сомневаюсь.

–Вот так. Махом взяли и разрушили весь ореол загадочности, – разочарованно произнёс Путник. – а я так старался! Разве у меня не демонический вид?

–Что вы, что вы, вполне даже.

–Шучу. Вы правы, я в Сторожево, и, если честно, уже порядком устал идти. Поэтому, без преувеличений, могу сказать, мне вас сам Бог послал.

А меня тебе – кто, интересно? По-видимому, его вечный оппонент.

Она улыбается, а улыбка у неё, кстати, не такая посредственная и мышиная, как всё остальное, и кивком головы указывает на соседнее сиденье – садись, мол. Там лежит полуспортивная сумка, коричневая, внушительных размеров. Её она ловко перекидывает назад, освобождая место гостю. Путник забирается в кабину, нарочито громко вздохает и вытягивает ноги.

–Спасибо вам. Только сейчас понял, насколько устал. Непривычно, знаете – сидячий образ жизни и всё такое. Тренироваться и тренироваться мне ещё в ходьбе на дальние расстояния. Как к вам можно обращаться?

–Меня зовут Саша, – сказала милая девушка, опустив ручник и трогаясь.

Саша…Несмотря на распространённость имени, Путник привык ассоциировать его с мужчинами. Так уж случилось, что из всего многообразия женщин, знакомых ему, ни одной Саши среди них не было. Забавно, правда? А среди мужчин он не был знаком ни с одним по имени…

–Евгений, очень приятно. Лучше Женя, лучше на «ты».

–Продолжаете играть в насильника? – осведомилась Саша и вновь улыбнулась.

–Надеюсь, в меру сексуального.

Он поймал себя на мысли, что за время этого короткого разговора, даже не разговора, а перекидывания ничего не значащими фразами, ему было достаточно интересно. В определённые моменты девушка стесняется, но в целом производит приятное впечатление. На истеричку не похожа, отвечает с юмором, в общем, неплохая компания ему досталась. Наивная, правда – взять вот так и посадить его к себе в машину. Добрая? Возможно. Или глупая?

–Мне как-то неудобно вам «тыкать», всё-таки вы старше…

–Решили обидеть стареющего донжуана?! Мне всего-то шестьдесят девять.

–Ууу, какой говорящий возраст!

–На самом деле сорок шесть.

–А выглядите моложе.

Немного помолчав, добавила:

–Мне двадцать девять.

–Говорят, стоит опасаться женщин, не скрывающих свой истинный возраст: способные на такое, способны на что угодно.

–Как знать, сколько мне на самом деле? Может, тридцать, а я тут пытаюсь сойти за двадцатидевятилетнюю.

–Да, женщины коварны.

–Вы…ладно, ты к кому-то в гости едешь?

–Нет, просто отдохнуть.

–От мобилизации прячешься? Так и думала: как Родине нужен, сразу в деревню подальше?

–Ха-ха, смешно.

–От чего же, боюсь спросить, отдыхают в подобных местах?

–От города, суеты.

–Поблизости вроде нет Москвы.

–Я, к счастью, не оттуда. Любой город в наше время – вампир, не только гиганты вроде Москвы. При условии активной жизни в нём, разумеется. Всё равно вертишься, крутишься с утра до ночи, с рождения и до смерти. Если периодически не останавливаться, не задумываться, можно отдать ему, городу, все соки. Время от времени нужна пауза, общение с природой. Я это, кстати, только сейчас понял. Первый раз еду не за границу, а в…Сторожево.

Сашу, кажется, эта легенда тронула, она незаметно сочувствующе кивнула головой.

–Где будешь жить?

–Вот это вопрос. Думал решить его на месте. Может, подскажешь мне, у кого можно снять жильё?

–Ну…гостевых домиков у нас нет.

–Понятное дело.

–Максимум можно у какой-нибудь старушки одинокой пожить. В основном у всех семьи, причём немалые, а это, согласись, не лучшее окружение для отдыха.

Путник молчал. Ах, да, не Путник – Женя. Прошло минуты две, и Саша предложила:

–Можно остановиться у меня. Отпуск долгий?

–Недели две, три, четыре…Хм, интересная идея. Муж не будет против? Я не собираюсь, конечно, к тебе приставать, но со стороны показаться может, согласись, странно.

–Да пофигу, я в разводе. Одна живу.

Вон оно как, да мы бывалые!

–Извини.

–Не за что. Нет, правда, можешь у меня остановиться. Лишние деньги мне не помешают.

–Ты, правда, очень удачно попалась мне по дороге.

–Только удобств у меня особо нет. Деревенский домик.

Знала ли Саша, что Путник останется у неё жить, когда подбирала его по дороге? Думала ли, планировала? Возможно. Иначе бы не остановилась. А если остановилась, то не стала бы вдаваться в подробности и рассказывать о себе. А если рассказала, то не предложила бы сама остаться у себя. По каким причинам? Мужика давно не было? Или ей тупо одиноко. Да мало ли что. Забавно то, что она сейчас про себя наверняка радуется, что сняла, хоть и на время, мужика, да не простого, а городского, который по заграницам разъезжает, и денег ей наверно даст, а возможно, ещё и секс будет неплохой. Надо признать, проблему с проживанием она и правда очень удачно помогла решить.

Знала ли она, что посадила не того, кого хотела? Что внешность иногда обманчива? И догадывалась ли, что оборвётся её жизнь, не дотянув до тридцати? Вряд ли. С чистым сердцем Путник пожелал бы ей долгой жизни и естественной смерти по причине старости, но, простите, разве кто-то заставлял её подбирать незнакомого мужика на пустой дороге? Или вы тоже в добрые сказки верите?

* * *

Газель остановилась у забора высотой в человеческий рост, вся прелесть которого заключалась в его неоднородности как по структуре, так и по форме. Дело в том, что одна его часть была добротной, глухой, без щелей и зазоров, очевидно, её выстроили недавно. Верхняя часть досок упиралась в полукруг арки, по краям и косякам которой становилось понятно, что она цельная и находится в аккурат там, где должна заезжать во двор машина. Тот же глухой забор, но уже с прямым верхом, продолжался на соседей справа и, как Женя узнал, побывав внутри, на весь двор. Калитка тоже была новой, прочной, той же формы. Зато левее от неё забор трансформировался. Он был той же высоты, но состоял исключительно из вертикальных досок шириной около десяти – пятнадцати сантиметров, соединённых друг с другом сверху и снизу двумя непрерывными горизонтальными балками, причём, расстояние между соседними досками достигало, пожалуй, полуметра. Таким образом, вся часть двора, располагавшаяся слева от калитки, в том числе и дом, была выставлена на всеобщее обозрение. «Дырявая» часть забора к тому же накренилась в сторону двора градусов так на двадцать, но – о, чудо! – почему-то не падала!

–Эту часть поменять не успела, – словно прочитав его мысли, пояснила Саша.

Как?! Как, о, Боги, можно поменять почти весь забор, оставив лишь пять метров от старого?! Его специально удерживали на подвесном кране, чтобы он не рухнул? А что значит «не успела»? Развелась к тому моменту, как осталось поменять именно этот кусок? Муж до развода не дотянул?

–Сначала всё переживала, что совсем немного осталось, доделать бы, а потом решила оставить, – продолжила она, – видишь, за ним смородина растёт, так ей лучше свет попадает. Ладно, пойду дверь открою.

И с этими словами она полезла через забор. Да, именно полезла. Поставила левую ногу на нижнюю горизонтальную балку покосившегося забора, правую – на едва заметный выступ в поверхности деревянной калитки, зацепилась за верхний край сплошной части забора, рывком подтянулась, быстро перекинула одну ногу на внутреннюю сторону калитки, потом другую и спрыгнула уже во дворе. Хм, оригинально. Посмотреть бы, как она таким же образом лет в восемьдесят лазить будет, ну или хотя бы в шестьдесят. При условии, что доживёт.

Саша тем временем уже открыла калитку и принялась за въездные ворота, через которые потом загнала машину во двор. Женя осмотрелся. Растительности было полно: деревья, кусты, ягоды, зелень, цветы, казалось, росли повсюду, но, при этом, очень ухоженно, культурно. Дом строили, похоже, ещё при царской власти – старый, добротный, прочный, из таких брёвен сейчас уже домов мало. А зря, хорошо получалось, на века. Несмотря на старину, снаружи дом ему понравился: здесь не было ни намёка на камень, кирпич, пластик или сайдинг – всё из дерева, натуральное, гармоничное, простое, но производящее впечатление тепла и спокойствия. Преодолев четыре ступени по крыльцу, он оказался перед входной дверью – массивной, толстой и очень низкой. Войти в неё в полный рост, не согнувшись, смог бы только карлик или ребёнок не выше метра двадцати. Зато сразу за ней находились просторные сени, потолок которых, в противоположность входной двери, словно предназначался для великанов: в темноте было даже непонятно, где он заканчивается и заканчивается ли вообще. На вбитых в стены гвоздях висели старые шляпы, пальто, куртки (похоже, это была рабочая одежда), а обувь (резиновые галоши, стоптанные кроссовки, босоножки с растянутыми застёжками) стояла внизу, под ними. Также в сенях стояла газовая плита на две конфорки с баллоном, просторная скамья, вбитая в стену, на которой лежали инструменты, вёдра, перчатки, и добротная лестница, ведущая на второй этаж. Второй этаж, как оказалось позже, предназначен был не для проживания, а для складирования старой детской колыбели, ненужных досок и коробок. Но даже этот хлам был расставлен с педантичной аккуратностью. «Хозяйственная», – рассудил Женя и шагнул в комнату – единственную в этом доме. Небольшая, квадратов в шестнадцать, но расположение мебели удачно скрадывало её малые размеры. Она была расставлена строго по углам и вдоль стен. Слева от входа по часовой стрелке: зелёный умывальник (железный, с такой же зелёной железной самодельной раковиной и ведром, в которое стекала использованная вода), небольшое трюмо с висящим над ним зеркалом (это, кстати, единственное зеркало во всём доме!), длинная деревянная скамейка с обеденным столом и двумя старыми стульями (похожи на послевоенные венгерские, почти раритет!) и, наконец, раскидной пружинный полутороспальный диван, закинутый чёрным покрывалом с зелёными узорами. Ни одного шкафа. Верхняя одежда висела на вбитых в стену гвоздях, заменявших, по-видимому, вешалки. Присутствовали также обязательные элементы исконно русского деревенского быта – настоящая побелённая русская печь и подполье, вход в которое (то бишь, откидная часть пола размером около квадратного метра) на данный момент был закрыт. Зелёный выцветший, но на удивление чистый, ковёр покрывал почти весь пол, прерываясь лишь около умывальника и печи. Потолок небеленый, достчатый. Стены местами покрыты белыми обоями с бежево-коричневым, непонятно что изображающим рисунком (такие могли производить только в советское время), местами – наклеенными географическими картами СССР.

Впечатление от интерьера создавалось, мягко говоря, оригинальное. С одной стороны, типичная комната жителя отдалённой деревни с самодельной деревянной мебелью, которая, в отличие от современных, хотя бы не испаряет фенолы. С другой – одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять, насколько давно это всё было сделано. То есть, возможно, ничего здесь не менялось не то, что со времён Сашиных родителей, а, скорее, даже бабушек и дедушек. А отсутствие в доме, где живёт относительно молодая женщина, шкафа с одеждой, пусть даже самого простого, и зеркала, в котором можно увидеть отражение не только лица, но и всего остального? Ни телевизора, ни компьютера, кстати, тоже не было. Здесь, внутри возникало такое ощущение, что двадцать первый век вообще ещё не наступал, скорее, двадцатый только-только начинается. Тут возможны следующие логические варианты. Первое – перманентное отсутствие денег, второе – Саша – фанат ретро, третье – это не её дом. Но в целом, мило.

–Давай поедим. Я очень голодная.

Женя обернулся и пропустил Сашу, несущую на стол пустые тарелки.

–Я тоже за. Чем-нибудь помочь?

Корову подоить или, например, за хворостом сгонять по-быстрому? Могу еще камнем о камень почиркать, искру сообразить.

–Нет. У меня всё готово, только разогреть. Можешь пока посмотреть огород. То, что ты видел – сад. Настоящее хозяйство – за плетнём.

Несмотря на доброжелательный взгляд, звучало это как «Свали и не мешайся под ногами». Удовлетворённый отсутствием необходимости возиться с обеденным столом, он направился к выходу.

Вид с крыльца наглядно подтвердил сказанное Сашей: хозяйство и впрямь внушительное, соток десять, не меньше. За домом нарезаны небольшие грядки с викторией и прочими ягодами, поблизости растут вишня, слива, терновник и гладиолусы. От них протоптанная дорожка ведёт к двухдверной полимерной теплице с огурцами и помидорами, и за ней упирается в калитку с ограждениями, за которой начинается поле. Поле картофеля, топинамбура, кабачков, репы, красного перца, гороха, бобов и всего-всего-всего. Если бы Жене сказали, что на этих посадках батрачат негры – простите, афроамериканцы! – он бы с легкостью поверил. Неужели Саша одна со всем справляется? Вот зверюга.

Обойдя дом вокруг, Женя обнаружил кое-что интересное: у старого дома оказался новый пристрой. Кирпичный, высокий, с гаражными воротами и без каких-либо дверных ручек. Похоже, пультовый. Забавно, учитывая древность всего остального. Такой гараж обошёлся владелице недёшево. Интересен и тот факт, что гараж стоял в таком месте, что его невозможно увидеть ни с улицы, ни с соседского участка, и подъехать к нему тоже непросто: необходимо объехать дом на 180 градусов и только потом припарковаться. К тому же, он чересчур большой для одной только газели. Там есть что-то ещё? Женя подошёл ближе, прислушался, присмотрелся, попробовал найти малейший зазор, но ничего не нашёл. Входа в гараж должно быть, как минимум, два: кирпичная кладка наглухо соединена с деревянной стеной дома и по краям заделана цементом, соответственно, кроме въездных ворот должен быть ещё вход из дома. Только вот не совсем ясно, откуда именно. По расположению он должен быть в сенях, но там не было никаких дверей. Неужели не заметил? Он вернулся в сени. Но там была Саша. Мешала что-то в сковородке на газовой плите. Судя по взгляду, его-то она и ждала:

–Ты как раз вовремя, чтобы принести масло из холодильника.

–У тебя есть холодильник? – Женя искренне удивился. Жить без холодильника, конечно, не очень удобно, но ведь его нигде не было. Или он невидимый? У него в голове уже мелькала мысль, что вместо холодильника она использует подполье. А что, там холодно. На самом дне.

–Ну да, есть. В гараже.

Она кивнула головой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Под лестницей из-под висящих на стене плаща и синего халата выглядывало нечто, напоминающее дверной косяк. Мысленно назвав себя лузером, Женя направился к ней. Вот она, Дверь!

–Ключи? – она была закрыта.

–Возьми, – Саша вытерла руки красной тряпкой и направилась к нему. Из кармана брюк, покопавшись, извлекла связку ключей. Насколько Женя успел разглядеть, ключей было три: два дистанционных, один обычный, но уж больно крупный.

Негромкое «пик – пик», и дверь подалась наружу. Вон оно как в деревне живут, Михалыч!

–Безопасность холодильника превыше всего? – сострил Женя.

–Там вообще-то не только холодильник, но ещё и гараж. Если б я машину во дворе оставляла, у меня бы её давно увели, а без неё я работать не смогу. Тут всё крадут и на бутылку меняют. А, ладно, – она выключила газ и указала Жене на дверь, – пойдём покажу что где, вдруг потеряешься.

Оказалось, никто этот ход из сеней в гараж тайным не считал и не прятал, просто на него случайно бросили сверху плащ и халат. А пикающие ключи и железные двери – всего лишь меры безопасности, позволяющие сохранить рабочий инструмент – машину. А что открывает третий ключ в связке?

В гараже было холодно, несмотря на июльские двадцать восемь с плюсом. Там были только шкаф с автоинструментами, лопатами, вёдрами, мешками и граблями, старый холодильник «Зил» и ещё один холодильник, стального цвета, весь обшарпанный, исцарапанный и невероятно огромных размеров. С отверстием для громоздкого ключа с Сашиной связки.

–В таком холодильнике только трупы хранить, – заметил Женя.

–Ты угадал. Там туши.

–Чьи?

–Свиные, говяжьи, куриные, когда как. Я их заказчикам вожу, некоторые себе оставляю на еду.

–Так ты мясной водитель?

–Ещё овощной, молочный, – поправила Саша с улыбкой, – что закажут, то и вожу. Поэтому всё на сигнализации и под защитой – это мой хлеб.

«Ещё сигнализация есть?! Долбанутая»

–Это только кажется, что тут красть нечего. Вес у туш бывает разный, по стоимости иногда вытягивает ой как хорошо. Два года назад, когда я уезжала, а этого всего ещё не было, – она потрясла в руках ключами, – у меня украли большую партию. Мне пришлось брать кредит и почти год его выплачивать. Не говоря уже о том, что я подвела людей и потеряла хорошую, на тот момент, работу. А теперь сюда при всём желании не попасть. Без ключей, разумеется. Единственная проблема – крысы. Но для них – свои крысоловки.

Странно, для крыс вроде не сыро, не грязно.

* * *

Они ужинали жареной картошкой и салатом из огурцов и помидоров. Каждый думал о своём. Саша, наверно, радовалась, что эта случайная встреча принесёт ей дополнительные деньги, которых как раз сейчас не хватает, прикидывала, как тактично предложить ему спать на раскладушке, и не повлияет ли это на сумму аренды. Женя отметил про себя, что ненавистная ему с детства картошка, как ни странно, получилась очень даже ничего, и гадал, встанет ли у него на Сашу. Ему нравились яркие, эффектные женщины с хорошим вкусом, а эта хоть и миленькая, но какая-то уж слишком…серая что ли. Мышь. У серой мышки тоже милая мордашка и хорошенькие глазки, но она, как ни крути, всё равно мышь. И в сексе она наверняка тоже мышь. Интересно, а она всегда такая была или развод на неё повлиял? Давно они развелись? Детей вроде нет, интересно, почему? В деревнях редко рождаемость контролируют: залёт – роды – следующий. Надо узнать. И она неплохой собеседник – знает, когда следует молчать. Может, на том и остановимся, тем более что ничего другого особо и не хочется.

–Расскажи о себе, – серо – голубые глаза внимательно смотрели на Женю.

«Ну…у меня аллергия на одуванчики, а иногда я убиваю людей.»

–Фраза «расскажите о себе» всегда вводила меня в стопор. Это слишком пространно. Что конкретно ты хочешь знать?

–Кто такой, чем занимаешься, чем живёшь? И, особенно, почему сюда приехал, а не в Тайланд, например.

–Надоели жаркие страны. Там не отдохнёшь полноценно – сгоришь, перепьёшь и не выспишься.

–Занимаешься бизнесом? – и, увидев кивок, добавила, – каким?

–Производственная компания, собственное производство.

–Круто. Тебе нравится?

–Да.

–Не бывает, чтобы просто «да». А минусы есть?

–Куда без них. Устаю. Иногда приходится работать буквально за всех – бухгалтера, снабженца, менеджера, а иногда и за грузчика. С кадрами стало непросто: все хотят больше, а, пардон, какое отношение скачок курса валюты имеет отношение к ним, если нет соответствующей квалификации? Есть временные трудности, но чаще всё стабильно отлажено и хорошо функционирует.

Саша внимательно смотрела на него минуты две, потом встала и вышла в сени. Вернулась с бутылкой красного вина и двумя бокалами.

–Выпьем?

Причина развода ясна – скрытый алкоголизм, бытовое пьянство!

Одним ловким движением руки бывалой алкоголички она извлекла цельную корковую пробку из кривоватого горлышка бутылки и разлила бордовую жидкость по бокалам. Merlot-Cabernet Reserve. Jean-Paul Chenet. Нежданчик.

Они выпили по бокалу. По второму разливал уже Женя.

–То есть, тебе всё надоело, и ты решил поехать в деревню, в глушь, в Саратов?

–Получается, да.

–И у тебя кризис среднего возраста…

–Ты злая.

–Почему? У меня он уже пару лет как.

–Не рановато?

–Да ты умный – знаешь, когда чему время.

–Да.

–Семья, дети?

–Отец и мать, пенсионеры. С женой давно в разводе, прожили вместе два года, ошибка молодости, детей нет.

–Странно, что детей нет.

–По-моему, логично: нет жены, нет детей.

–Звучит как «нет человека, нет проблемы».

–Примерно так.

–Чем планируешь тут заняться?

–Ничем, – Женя хотел было откинуться на спинку кресла, но сидел он на лавке, а потому навалился спиной на деревянную стену дома, к которой она примыкала, – Знаешь, бизнесменов с Уолл-стрит специально вывозят в отдалённые от цивилизации районы, на природу, чтобы они смогли на время забыть о деньгах, работе, отключиться от всех своих насущных проблем и по-настоящему отдохнуть. Мне эта идея показалась здравой и заслуживающей внимания.

–Ну, что ж, любитель русских глубинок, а раньше ты бывал в сельской местности?

–Последние лет двадцать-двадцать пять нет, но в молодости, пацаном, часто гостил у бабушки с дедушкой по материнской линии в деревне, почти на все летние каникулы уезжал. У них было большое хозяйство, и пара рук никогда не была там лишней. Я даже козу доить умею, представляешь?

–А корову?

–И корову тоже.

–Класс! Скоро придёт Зорька, и проверим.

–Зорька?

Она кивнула, улыбаясь, как маленькая хитрая девочка, жаждущая хлеба и зрелищ. Корова так корова, испуга она что ли ждёт?

–Хм, ну что ж, это было очень давно, но я постараюсь. Ради тебя.

–Ради себя! – поправила его Саша, – это же ты хотел переключиться и вкусить экзотики деревенской жизни. Считай, я твоё турагентство.

–Дойка коровы Зорьки, сафари на «газели» по сельскому бездорожью – я выбрал эксклюзивный тур.

-Как ты назвала корову Зорькой? – немного погодя, спросил Женя, – это как назвать собаку Шариком или Дружком.

Саша удивлённо посмотрела ему прямо в глаза, а потом, пьяно хихикнув, ответила:

–Шоу продолжается: у меня есть пёс, и его зовут Дружок. Правда, правда, и не надо качать головой! Я иногда отправляю его с Зорькой, он любит побегать.

–У тебя даже будки нет. И ни одной собачьей миски я не заметил.

–Они в сенях за лесенкой. Когда Дружка нет, я их убираю, а то всякий мусор, пыль скапливаются, если на улице оставлять.

–А будка?

–Она ему не нужна. Он спит на коврике при входе. Не знаю, бывает ли у собак боязнь закрытых пространств, но у Дружка определённо что-то подобное. Свободу любит. У него была будка, но он в ней никогда не спал, ложился рядом, на крыльце, на досках, в итоге пришлось унести её и постелить ему коврик.

–Какая порода?

–Помесь немецкой овчарки и дворняги. Очень умный пёс, мне говорили, что его родителей тренировали в погранвойсках.

–Немецкая овчарка – это, без сомнения, зверь. А как он к тебе попал?

–Я приезжала в гости к подруге, она кинолог, одна из их служебных собак тогда ощенилась, а руководство грозилось утопить щенков.

–Почему? Не проще ли воспитать из них новое поколение служебных собак?

–Так они беспородные! Мать овчарка, а отец не пойми кто – обычная залётная дворняжка. По идее, можно бы и оставить, но командир у них кретином оказался. Ну как можно утопить маленьких прелестных щенков?! В общем, они всеми правдами и неправдами в экстренном порядке принялись раздавать их знакомым. В итоге я приехала домой с двухмесячным щенком и ещё ни разу об этом не пожалела. Но муж не нашёл с ним общего языка, и пришлось развестись.

–Вы развелись из-за собаки?

–Нет, конечно, но это стало последней каплей, отношения на тот момент у нас с каждым днём становились всё хуже.

–Тогда при чём собака?

–Он сам виноват. Зачем в пьяном виде дразнить собаку с бойцовскими генами?

–Я так понимаю, Дружок его покусал.

–Попытался. Он хоть и крупный, но не злой, так, цапнул чуток.

–Когда собака кусает хозяев, это нехорошо.

–Меня он никогда не кусал, а Коля ему не хозяин. Они, в принципе, нормально ладили, но собаки не любят пьяных, это известно всем. Особенно когда последние начинают науськивать их, кидаться, провоцировать на агрессию. Поиграть он с ним решил, сука. Дружок вот тоже думал, что играет, но малость переусердствовал, и руку ему прокусил. Коля его бить начал. Причём, знаешь, не так, чтобы в воспитательных целях, а реально избивать, ногами. Я его пыталась оттащить, но пьяным море по колено, еще и меня отшвырнул.

–Он тебя бил?

Саша дёрнулась. Бил, и неоднократно.

–Нет, с чего бы?

–Просто спросил. Женщин бить нельзя.

–Да не трогал он меня! Мне пса жалко стало, и я его чем-то ударила, а получилось сотрясение и переломы рёбер.

Он тебя не трогал. Просто бил. А когда ты смирилась – ударил любимого питомца, и этого ты не стерпела. И ударила не чем-то, а била, пока хрипеть не начал. Сорвалась, случайно, не знаю, что на меня нашло – стандартные отговорки.

–Я начинаю волноваться, уеду ли отсюда здоровым и невредимым.

–Не трогай пса, и уедешь.

–А он меня? Вдруг… хм, характерами не сойдёмся?

–Дружок умный, он интуитивно чувствует людей. Он отличный охранник, но бросаться начинает только когда чувствует угрозу. Говорю же, очень умный.

–Надеюсь, – Женя и допил последний глоток вина. Пёс в планы не входил. С животными договориться сложнее, особенно с верными. А они все такие.

Бутылка опустела, содержимое тарелок исчезло в желудках, наступило ощущение сытости и умиротворённости, разбавленное алкогольными оборотами.

–На твоём месте я тоже заступился бы за пса, он наверняка не понимал, что муж заигрался. Но сотрясение и поломанные рёбра… не буду спрашивать о целесообразности, но как тебе удалось справиться со взрослым пьяным мужиком? Он бы совсем хилым?

–Нет, – Саша покачала головой, и её взгляд застыл, словно вспоминая внешность мужа, – как ты, только чуть пониже и потолще. У меня первый раз такое было, наверно, это и называют состоянием аффекта. Просто, когда я услышала, как Дружок заскулил, а он, поверь, раньше никогда этого не делал, даже когда лапу поранил совсем маленьким. Так, пискнул тогда, но терпел, и когда я ему её обрабатывала, только ворчал, терпел. А тут я услышала настоящий крик о помощи, именно ту интонацию, очень страшную, и я почему-то сразу поняла, что Коля его убьёт. Просто так, случайно, не рассчитает силы, а потом бросит остатки в яму и закопает. Он в тот момент был очень злой и неадекватный, но, хоть и орал, что убьёт его, на самом деле не хотел этого, я уверена. Но убил бы наверняка. Вот тогда, от этого воя, меня наверно и переклинило, я не могу это описать, просто всё стало чётко и ясно, никаких эмоций. Попыталась оттащить Колю, он меня отшвырнул, и я поняла, что пытаться бесполезно, надо делать. Взяла в руки то, на что первое упал взгляд, а это было бревно, и принялась его этим бревном тупо колотить. Он сначала, видимо, обалдел, а я подумала, что если остановлюсь, то вот теперь-то он меня точно убьёт, теперь есть за что, – Саша усмехнулась, – вот я и не останавливалась. Мне стало не по себе, когда он потерял сознание: испугалась, что умер. Нет, не того, что он умер, а того, что меня за это посадят. Куда, думаю, тело девать? Наверно, со стороны это звучит как-то странно, ведь я говорю не о грабителе или враге, а о муже, и особых причин для ненависти к нему у меня не было, в общем-то, мы жили неплохо. Не знаю, как так вышло, но Дружка я, видимо, любила больше. Короче говоря, когда Коля очнулся, я отвезла его с вещами в его дом, и здесь он больше не появлялся. Грозился, что в суд подаст, но повезло. Раньше я думала, что люблю его, но после того эпизода не было никаких терзаний: я ни разу не смогла вспомнить ни одного хорошего момента из шести прожитых совместно лет, будто, знаешь, это не он был, а его брат-близнец.

С такими стоит быть настороже. У серой мыши подавленные эмоции, которые она долго копит, а потом они внезапно прорываются наружу. Много эмоций – мало дела.

Он поступил бы так же. Но это он, а не любящая замужняя женщина. Да, серая мышка не такая мышка, какой кажется. Не у каждой, кстати, духу бы хватило: другая бы наверняка бегала кругами, вопила, но поперёк мужа не попёрла бы, позволив тем самым угробить преданного друга. Хорошо, что она вовремя остановилась. В одном он с ней согласен на все сто – с собаками нельзя так обращаться никому, никаким мужьям.

–Ты сейчас, наверно, подумал, что я тебя специально подобрала на дороге, потому что я маньячка, а мужа я на самом деле не домой отвезла тогда, а убила, расчленила и закопала на огороде, и это убийство положило начало моей криминальной карьере, – Саша смотрела на него спокойно, с улыбкой, с некоторой грустью. Грусти, кстати, мало, усталости больше.

–Так и подумал.

Она улыбнулась, заметив, что он сам еле сдерживает улыбку.

–Ладно, не бойся, тебя я не буду закапывать в огороде.

–Продашь соседям как говядину?

–Скормлю Дружку.

–Хороший поворот. Романы писать не пробовала?

–Пробовала. Сказали, графоманы им не нужны.

–Слухов по поводу вашего развода не было?

–Что, типа, его жена избила бревном? – засмеялась Саша, – нет, видимо, ему стало как-то стрёмно в этом признаваться. Думаю, всё равно по пьяни кому-нибудь рассказал, но, наверняка, приукрасив. Вообще, по официальной версии, которую я потом слышала, на него напали ночью, когда он в город ездил, трое, с целью ограбления. Забавно, да?

–Хотя бы на тебя заявление не написал.

–О, над ним бы после этого вся деревня смеялась!

–Это да. А почему вы жили здесь? Ты сказала, что отвезла его к нему домой.

–Мне тут больше нравилось. Убираюсь и за домом слежу всё равно я, так что выбор был за мной.

–Я так понимаю, он был алкоголиком?

–Нет, он иногда выпивал, но это не было системой.

–Тогда почему у вас были плохие отношения? До истории с Дружком, разумеется.

–Мы не сошлись характерами.

–Это слишком общая, безликая фраза.

–А ты думаешь, я тебе всё-всё расскажу после первой бутылки?

–А после скольки расскажешь?

–Пять, как минимум.

–У тебя столько есть?

–Нет, конечно.

–И что делать?

–Ничего, откровения откладываются.

–Какая жалость! – картинно сокрушился Женя, – а если в магазин схожу?

–Мне кажется, ты уже давно понял, что я не хочу на эту тему говорить, и сейчас просто продолжаешь мне подыгрывать.

–Да, а знаешь, с тобой очень интересно разговаривать, и ты иногда очень необычно говоришь, то ли шутишь, то ли всерьёз.

–Про пять бутылок – это шучу, я столько вообще не пью. И не имею привычки обсуждать бывших.

–Однако, ты мне кое-что всё таки рассказала.

–Так, к слову пришлось, не специально.

–Ладно, понял. Вообще, кстати, хочу сказать спасибо за ужин. Очень вкусно, и вино хорошее. Ты всегда Жан-Поль Шене пьёшь?

–Я считаю, что лучше выпить бутылку хорошего вина, чем три обычного.

–Правильный подход, одобряю. И спасибо, что сидишь тут со мной, разговариваешь, можно сказать, даже развлекаешь, тратишь на меня своё время. Могла ведь просто дать мне раскладушку и комплект белья.

–Могла, – согласилась Саша, – но мне, как ты уже понял, именно сейчас делать нечего, и вообще, всегда интересно пообщаться с новыми людьми. Они у нас большая редкость.

–Почему ты живёшь здесь? Мне кажется, ты вполне могла бы устроиться в городе.

–Только кажется. Первый вопрос, разумеется, в деньгах: продав всё, я смогла бы купить, пожалуй, лишь комнату в общежитии. Второй – в работе: здесь у меня своя ниша, пусть небольшая, но меня знают, и с голода я точно не умру. Ну, а в-третьих, как это ни банально, но мне тут хорошо. У меня здесь Дружок, Зорька, свежий воздух, свой дом, речка рядом, машина. А кому я нужна в городе на «газели» со сторожевой собакой, коровой и деревенской пропиской?

–Ты симпатичная, молодая, интересная девушка. Я думаю, тебе тут даже поговорить особо не с кем.

–Иногда да. Я иногда, кстати, бываю в городе, когда по делам, когда к знакомым в гости приезжаю. Но жить мне нравится здесь.

–Чем?

Саша ненадолго замолчала, как бы подбирая нужный ответ, а потом слегка прищурила глаза:

–Это к вопросу о пяти бутылках.

–Понял, не моё дело, молчу.

Она улыбнулась, очень искренне и приятно:

–Спасибо. Что ж, сейчас поставлю чай.

* * *

Чай оказался очень вкусным, насыщенным, с апельсиновыми корками. Была это настоящая, заваренная крутым кипятком апельсиновая цедра или готовая чайная смесь? Судя по тонкому ненавязчивому вкусу, скорее первое. Пили они его на улице, на скамейке за домом. Оттуда открывался вид на картофельное поле и лес на пригорке, которые разделяла небольшая речка. Такая небольшая, что при желании её можно перепрыгнуть: всего около полутора метров шириной. А ещё там поблизости растёт очень красивая старая ива, и иногда можно встретить ужей. Про речку, иву и ужей Жене рассказала Саша: со скамейки их, увы, не было видно. Они находились ниже, и к ним нужно было спускаться.

–У тебя нет хлева. Я могу поверить в собаку без будки, но не в корову без коровника. Где ты её держишь?

–У сестры. Она живёт на этой же улице, у них с мужем много скотины, и от одной Зорьки им ни жарко, ни холодно, я же в свою очередь, им некоторые продукты на особых условиях привожу. Да и вообще, какие счёты между родственниками.

–Когда пригоняют коров?

–В семь, начале восьмого. Нам осталось около получаса.

–Будешь нас знакомить?

–Да, ты должен обязательно познакомиться с ней прежде, чем возьмёшь за вымя.

–Сестру?!

–Зорьку.

–То есть доить буду я? – рассмеялся Женя.

–Почему бы нет? Вспомнишь молодость.

Сложно вспомнить то, чего не знаешь. И правда, почему бы и нет? Когда ещё представится такая возможность?

До дома Тани, Сашиной сестры, и правда оказалось идти совсем недолго, около 5 минут. Это был добротный кирпичный дом с высоким деревянным забором, на коттедж не тянул, но на фоне убогих соседей мог, пожалуй, претендовать и на статус.

По дороге Саша предупредила, чтобы Женя лишнего не болтал: если спросят, он поставщик, приехал по делам, решил посмотреть корову. Таня в этом сама ничего не понимает, в лицо никого не знает, только за скотиной и детьми дома ухаживает, так что поверит на слово, а вот муж пока, скорее всего, ещё не приехал. Вопросов быть не должно.

Когда они зашли в ворота и оказались во дворе, Саша попросила Женю подождать и направилась к дому:

–Скажу, что пришла. Подожди пару минут. Может, вас и представлять не придётся.

В хозяйстве Тани зверей оказалось не так много, как первоначально представлял себе Женя. Рядом с домом – небольшой загон со свинками, милыми существами, внимательно наблюдавшими за Женей и тянувшими к нему свои хрюкающие рыльца: два больших и три маленьких, можно сказать, подростковых. На привязи, около будки, надрывалась кавказская овчарка, на которую обаяние Жени, видимо, никак не действовало, и она ненадолго прекращала лаять только при появлении Саши, которую, надо полагать, знала давно и принимала за свою. Прямо по двору сновали куры: бегали как попало, кудахтали и тут же гадили, смотря на гостей невинными глазами: это, мол, не мы, жизнь такая!

Саша вернулась, как обещала, через пару минут, и повела его в коровник за углом дома: просторный, тёплый, с тремя коровами. Направилась к одной из них, открыла дверцу, зашла внутрь, обняла корову за голову. Надо полагать, это Зорька. Женя никогда не разбирался в коровах, но на взгляд непрофессионала выглядит она достаточно здоровой и ухоженной, даже глаза производили впечатление добрых и счастливых. Саша что-то шептала на ухо Зорьке, а та её, похоже слушала: шевелила ушами и пыталась уткнуться мокрым носом хозяйке в щёку.

–Можешь приступать, – произнесла Саша, торжественно протягивая Жене два ведра: одно пустое, второе с водой, – не знаю, как ты это делал в далёком детстве, но я обычно сначала протираю ей вымя тряпочкой с тёплой водой, а потом приступаю непосредственно к процессу.

Хм, ну, ладно. Женя взял табуретку, стоящую в углу, и поставил её справа от Зорьки. Насколько он знал, подходить к коровам следует справа. В общем, Саша была рядом, и он очень надеялся, что она не допустит кровопролития. Может, коровопролития? Копыта-то тяжёлые…или у коров не копыта, а как-то по-другому называются? В общем, сел он на стул и осторожно положил руку Зорьке на бок. Та слегка повернула голову в его сторону и почти сразу отвернулась, решив, очевидно, что он не представляет из себя интереса.

–Ты, главное, не дёргайся, не должно быть резких движений, – прокомментировала Саша, – по-тихоньку, осторожно. Хотя, что я тебя учу, ты же знаешь всё.

«Вот ты ж сука» – беззлобно подумал Женя и взял со дна ведра тряпочку. Вода оказалась тёплой, очень приятной. Смочил в воде, отжал, задумался. Надо сразу промыть или сначала за вымя подержаться? Он где-то слышал, что в этом деле всё как с женщинами. Значит, сначала подержаться. Вытянул свободную руку и легонько дотронулся до вымени. Оно было очень мягкое, но упругое, наполненное изнутри молоком. Корова не шелохнулась. В голову пришла мысль, что она тоже хочет отдать это молоко, оно ей мешает. Значит, вроде как, они за одно, и она должна его понять и простить. Он поднёс тряпочку к вымени. Протёр осторожно один сосок, потом второй. Зорька спокойно стояла на месте, отгоняя хвостом мух. «Неужели всё так просто?» – подумал было он, как вдруг почувствовал, что Зорька напряглась. Она повернула голову в его сторону, перестала жевать и резко подняла заднее копыто в нескольких сантиметрах от его лица. И посмотрела прямо в глаза. А глаза у неё были красивые: глубокие, бездонные, тёмно-коричневые, будь такие у девушки, он бы в неё влюбился. В этих глазах он на мгновение увидел, как в профессиональных кругах будут говорить о нём: «Да, нелепая смерть. Это ж надо, корова лягнула, да, насмерть! И вычислить его никак не могли за столько лет, и менты – то даже имени его не знали, и фоторобота его ведь ни одного достоверного не было составлено, а тут – бац! – и нет его. Копытом в лоб – да, позорная смерть для мужика. Земли ему пухом. И дай нам, Боже, помереть от старости или хотя бы от пули в лоб, а не как этот»

–Замри! – услышал он. Замерли, по ходу, оба – и Зорька, и он. Она так и стояла с поднятым копытом. Саша подошла к Зорьке, обняла её.

–А теперь быстро сваливай, её только не задень. А то она тебя заденет.

Пояснения Жене не понадобились, и за пару мгновений он был уже вне зоны досягаемости Зорькиного копыта. Саша одобрительно усмехнулась:

–Быстрый какой!

–Жить просто люблю. А что случилось? Мне казалось, я всё делал правильно.

–Ты тут не при чём. У Зори, похоже, царапина на соске.

–Это отчего?

–Такое бывает на выпасе. Травой порезалась. Когда доить начинают, да ещё неумело, болит.

–Так уж неумело! – возмутился Женя. Если уж на то пошло, он каждый день коров не доит, и для экспромта неплохо было.

–Не парься. Если бы не царапина, уверена, всё бы у вас сложилось. А сейчас я лучше сама.

–Пожалуйста, возражений нет.

Зорька к тому времени уже опустила ногу и спокойно продолжала работать челюстями. Саша села на табурет и принялась осматривать вымя.

–Так и есть. Но ничего, она маленькая, быстро заживёт.

–Как ты узнала, что дело именно в этом?

–Она всегда поднимает так ногу, когда у неё бывают царапинки.

–Это все коровы так делают или только эта?

–Не знаю. У меня получилось опытным путём, раньше я тоже об этом не знала.

Саша сдаивала молоко из сосков Зорьки, в том числе из раненого, а та молчала. Естественно, хозяйке она доверяла, да и Саша наверняка умела обращаться с такими ранками, делать процесс менее болезненным. Но, так или иначе, зрелище восхищало. Доить корову – дело нехитрое, если ты сельский житель, однако, тут дело не только в технике и навыке. Чувствовалось отношение к животному. Несомненно, более уважительное, чем к человеку. Он был уверен, что, причини кто-нибудь вред Зорьке, участь этого кого-то была бы не завидней участи Сашиного бывшего мужа. Саша любила Зорю не за молоко, сметану и масло, которым та её снабжала, а просто за то, что та есть, а так бывает далеко не всегда. Особенно в деревнях, где животные обычно воспринимаются лишь как еда в перспективе.

–Не пойми меня превратно, но ты могла бы сдать Зорьку на мясо?

–Даже отвечать не хочется.

–Так и думал. Я очень одобряю твоё отношение к ней, считаю, так и должно быть, вопрос этот задал из любопытства. Хотел реакцию посмотреть.

–В следующий раз думай, что говоришь, она ведь всё понимает. Ты, конечно, городской, тебе скидка, но на будущее имей в виду: во время дойки нужно говорить с коровой только о хорошем, тогда все будут счастливы, и молоко тоже хорошее получится.

Через несколько минут молоко закончилось. Саша отодвинула ведро с молоком, ещё раз промыла соски животного тёплой водой, встала и направилась к выходу. Там в углу, на стене находилась маленькая полочка – прибитая к стене доска, на которой лежали разные предметы: перчатки, тряпки, рабочие инструменты. Она взяла оттуда что-то и пошла обратно к Зорьке. Предметом в её руках при ближайшем рассмотрении оказался тюбик. Проследив Женин взгляд, Саша прокомментировала:

–Это синтомициновая мазь. После дойки намажешь, и все эти царапины, трещины и всякие бяки заживают, да, Зоря? – обратилась она уже к корове, аккуратно втирая содержимое тюбика в повреждённую область.

Кажется, корова улыбалась. По крайней мере, Женя видел так. Она развернула голову в сторону Саши, смотрела на неё своими красивыми умными глазами, продолжала периодически пережёвывать язык, а уголки рта, казалось, были несколько приподняты. Телячьи нежности. Может, и не улыбалась, но ей было приятно – это факт.

* * *

Послышался шорох. Скрип половицы. Кто-то пытался прокрасться по комнате незамеченным. Женя приоткрыл глаз. Саша в майке и трениках, с растрёпанными волосами встала с кровати. Наступив на скрипящую половицу, она замерла и обернулась в сторону Жени. Увидев внимательно смотрящий на неё приоткрытый глаз, она разочарованно опустилась с носков на всю ступню.

–Извини, не хотела тебя будить.

–Я уже проснулся, просто валяюсь.

–Но ещё очень рано.

–В самый раз. Я жаворонок.

«Корова, знала же, что пол скрипучий».

Спал Женя всегда очень чутко, ещё с детства. Но поспать любил, и никаким жаворонком сроду не был, хотя при необходимости мог просыпаться во сколько угодно или вообще не засыпать.

–Здорово, значит, тебе будет проще привыкнуть. В деревнях все жаворонки. Можешь, кстати, ещё немного полежать, пока я приготовлю завтрак.

Встав у умывальника, в проёме между стеной и печкой, Саша принялась приводить себя в порядок. Она расчесала волосы и собрала их в хвост. Умыла лицо и похлопывающими движениями нанесла на него какой-то крем. После чего поставила на газ чайник и, накинув на плечи кофту, вышла в сени, чтобы открыть дверь. Женя услышал, как она поприветствовала Дружка, как тот радостно тявкнул ей в ответ, топот собачьих лап и скрипение досок на крыльце. Саша вышла на улицу, и пёс пошёл за ней. Женя вылез из-под одеяла, одел брюки, сложил постельное бельё стопочкой и убрал раскладушку к стене.

Обычно по утрам, перед завтраком, он любил делать зарядку – выверенный временем комплекс упражнений, от стандартных школьно-физкультурных до отдельных асан йоги и боевых стоек тейквондо. В молодости подобные занятия казались ему ненужной ерундой, пустой тратой времени, потому как он и без них чувствовал себя отлично и был полон сил. С годами, особенно после тридцатипятилетнего рубежа, осознание необходимости утренней зарядки пришло само. Он, конечно, основательно тренировался несколько раз в неделю и старался не терять форму, но именно утренние пятнадцатиминутные занятия помогали его организму окончательно проснуться и получить необходимый заряд бодрости. Без них Женя просыпался, а его организм – нет. И туман из сонной головы мог прогнать разве что очень крепкий качественный кофе, и то не сразу. В данной ситуации, безусловно, грех жаловаться – жив, здоров, в тёплом доме, подумаешь – не проснулся! Но подрыгать ручками-ножками ой как хотелось, а негде… места так чудовищно мало, что есть серьёзные опасения снести случайно печку или, того и гляди, даже одну из стен. Ладно, этот вопрос вполне решаем, приоритеты пока другие.

Завтракали они яичницей, которую Саша на скорую руку приготовила на газовой плите. Получилось вполне так ничего, недурно. Но Женя приготовил бы лучше. Потому что в яичницу он добавлял сладкий болгарский перец и использовал соевый соус.

Саша собиралась уехать сразу после завтрака. Оставила ключи, объяснила, какой ключ что открывает, посоветовала по улице просто так не шататься и не светиться, поинтересовалась, нужно ли купить что-то в городе, так как сегодня она там будет.

–Газетку местную.

–Разве ты не собирался оторваться на время от городской суеты и всё такое?

–Конечно, но хоть что-нибудь почитать перед сном надо.

–Не уверена, что современные печатные издания – лучшее чтиво перед сном, – она пожала плечами, – ну, дело твоё, привезу, конечно.

«Тебе откуда знать, ценительница ты литературная? У самой ни одной книжки в доме нет, кроме старых журналов «Лиза» в туалете. Или книги здесь тоже крадут, и поэтому ты их хранишь рядом с мясом, в гараже?»

На самом деле, и ежу, наверно, ясно, что любая современная газета – это собрание официальных, заверенных различными службами, а затем и главным редактором, версий произошедших событий, которые, как правило, сильно отличаются от реальных. Однако, там-таки сообщают о громких убийствах. Просто любопытно, как обыграли СМИ его последнее дело.

–А чем ты собираешься заняться?

Женя задумался. Что бы такое безобидно-правдоподобное сочинить…

–Хотел бы посмотреть на речку за огородом.

Саша улыбнулась.

«Ведь ты не настолько дура. Почему так легко введешься? Чем эта унылая речка-говёнка может привлечь внимание уставшего от жизни предпринимателя? Ах, да, разумеется, своей природной красотой, которую не успела тронуть цивилизация!»

–Там здорово. Можешь сходить на гору, прямо за речкой, очень красивый вид оттуда. Только с клещами осторожнее, лес всё же, хоть и небольшой. Возьми в сенях болоньевый плащ.

Лес небольшой? Хм, Женя, конечно, мог ошибаться, но ему казалось, что скопление ёлочек-палочек на пригорке – лишь начало вполне себе тёмного и дремучего леса, в котором, наверняка, пропал без вести не один грибник, и даже не два. А ещё, говорят, в подобных лесах беглые зеки в землянках скрываются. Впрочем, в последнем он не был уверен.

–Но далеко заходить не советую, не дальше верхушки горы. Оттуда обратную дорогу разве что старожилы могут найти, которые эти места с детства знают. Я и сама туда не рискую соваться, – словно догадавшись, о чём подумал её новоиспечённый жилец, добавила она, – кстати, возьми с собой Дружка! Он всегда рад прогуляться.

«Это да, с собакой, конечно, проще. Только вдруг он тебе потом всё расскажет? Уж больно у вас близкие отношения…»

Иногда Женя чувствовал себя циничной язвой, по-дебильному придирающейся к каждому сказанному собеседником слову. Дотошно, планомерно, безэмоционально, вплоть до запятых, безо всякого смысла, ради тупого кретинского желания кого-нибудь морально опустить. Про себя, разумеется. Не понятно даже зачем, но такие дни иногда бывали. Это утро, без всяких сомнений, относилось к ним. Наверно, дело всё-таки в несостоявшейся зарядке. Да, определённо, надо пробежаться по лесу…

–Наверно, так я и сделаю.

Они попили чай, Саша убрала со стола, вымыла посуду и уехала. Женя закрыл дверь на древний железный засов – да, такие ещё сохранились в деревнях – и приступил к осмотру. Скорее от скуки, нежели из соображений безопасности.

Интерьер может многое поведать о владельце дома. Только не этот. Серость и бесполость, кажется, пронизывает здесь каждую половицу, каждую щель, каждый сантиметр. Окажись тут Женя ранее, ещё до знакомства с Сашей, он наверняка не смог бы определённо сказать, живёт здесь женщина или мужчина, молодой человек или дряхлая старушка. Безусловно, ясность внесла бы одежда, висящая на стенах, но это уже при детальном осмотре, а так…Кстати, об одежде. Она тоже довольно безлика: преобладают оттенки серого и синего, фасоны простые, незатейливые, преимущественно повседневная рабочая одежда. Женщина начинает увлекаться стилем «унисекс», когда с личной жизнью у неё серьёзные проблемы. По молодости Женя это чувствовал подсознательно, интуитивно, а с годами встречал всё больше и больше примеров, подтверждающих эту догадку. Удовлетворённая, сексуально состоявшаяся женщина ни за что не оденет бесформенную робу, она, даже сама того не желая, выберет наряд, может и простой по крою, но возбуждающий внимание особей противоположного пола. Например, пресловутое чёрное платье длиной до колен, но обнажающее красивые руки, или прямую горделивую осанку. Без лишних откровений, но фигура выгодно подчёркнута, а мужская фантазия уже невольно занята домысливанием отдельных деталей. Те же из них, кто предпочитает в любой ситуации вещи, хоть и качественные, но полуспортивные, повседневные, аргументируя свой выбор удобством и комфортом, на поверку оказываются неудовлетворёнными или закомплексованными дурёхами, убеждёнными в первостепенной важности своих душевных и моральных качеств. Фи, как глупо, какому мужчине они нужны – ваши моральные качества и мозги? Мозги – мужская прерогатива, а женское дело – вызывать его желание и дарить тепло. Тупые пробкообразные силиконовые дуры тоже, конечно, на любителя, но всё же женщина должна обладать в первую очередь житейской мудростью, а не отменной логикой и мешающими ей спокойно жить амбициями.

Судя по гардеробу, проблемы в Сашиной личной жизни наступили давно и надолго. Пока что Женя не нашёл даже ни одной юбки, не то, что платья. Это произошло после развода? Или уже до мужа у Саши были проблемы с мужчинами? И делать ли скидки на деревню? Всё же сельская местность вряд ли на ура воспримет глубоко декольтированное платье от кутюр. Она не уродливая, можно даже сказать симпатичная, стройная, может поддержать разговор. Откуда ж тогда ноги растут? Возможно, она скрытая феминистка. А может и явная, просто перед незнакомыми старается не афишировать. Скорее всего, кстати, так и есть: живёт одна, с мужем разошлась, детей нет, на жизнь зарабатывает, похоже, сама, да ещё и посредством личного автотранспорта…Так, хорош играть в психоаналитика, дались ему её одежда и жизнь!

В комоде на верхней полке обнаружились документы: на дом, диплом об окончании средней общеобразовательной школы, медицинская карта (познания Жени в этой области были достаточно скудны, но разве их хранят не в больницах?), ПТСка «газели» (е..ть, какая ж она у неё старая!), записные книжки со всякими фамилиями, номерами телефонов ферм, магазинов, ну и ещё много всякой ерунды – в общем, ничего интересного. Тут же валялись ручки, огрызки карандашей, степлер, канцелярские скрепки. Медицинскую карту долго изучать не пришлось – она была очень тоненькой, просто тощей, к тому же, малоинформативной: отметок о хронических заболеваниях нет, несколько записей терапевта, хирурга и гинеколога с заключениями типа «Здорова» или «Годна» (похоже, медосмотры), результаты анализов крови, мочи, кала. Ну, просто хоть в космос девицу не отправляй! Единственная ценная информация – дата рождения. Ей и правда двадцать девять лет, по гороскопу Дева. Ну, да, богатый внутренний мир, интроверсия и все дела. В самом низу, под всем этим ворохом бумаг, лежал файл с несколькими фотографиями. Саша с Дружком, Саша с мужем в свадебных костюмах, Саша с мужем у костра, Саша в обнимку с морщинистой старушкой, и Саша, лежащая спиной на вспаханных грядках с раскинутыми руками и по-детски довольной улыбкой. На всех снимках она улыбается, очень красивая у неё улыбка – ненаигранная, радостная, даже преображает заурядные в общем-то черты лица. Муж вполне обычный, невзрачный, в костюме и при галстуке выглядит прилично, а вот в спецовке у костра – ну валенок – валенком. Немного выше её ростом, крепкого телосложения, лицо простое, деревенское, но на алкаша не похож. Старушка, которую Женя мысленно окрестил не иначе как «мама», скорее всего, ею и была: уж очень у них с Сашей похожи улыбки и глаза. На фото Саша обнимает её всю, щекой прижавшись к вязаному свитеру пожилой женщины, видно, что она её очень любит, и чувство это взаимно. С Дружком они, само собой, на одной волне: Саша точно так же наклонила голову в сторону и высунула язык, как это сделал пёс. Фотография получилась необычной и позитивной, Женя улыбнулся. Снимок на грядке порадовал его больше всего. Видимо, она решила подурачиться, упав на эту грядку. В одной руке у неё была лопатка для прополки, в другой – совок. Смотрит не в объектив, а куда-то вверх и назад, запрокинув голову. Щурится от солнца, которое уже начинает садиться, счастливо улыбается, довольная. На грядке лежит несколько упавших жёлтых листьев. Удачный кадр. Женя пересмотрел фотографии ещё раз, сложил их в файл в той же последовательности, в которой они были ранее, и положил на дно полки, а сверху – все остальные документы. Вот и вся её богатая жизнь, уместившаяся в нескольких фотоснимках.

Нижнюю полку занимало нижнее бельё. Разумеется, белое и чёрное. Чёрного, кстати, всего пару комплектов. В основном белое, простое, без ажура и сеток, хлопчатобумажное, иногда белое в непонятный дебильный цветочек. Женя поморщился: такие расцветки подошли бы скорее ребёнку, девочке в пубертате, что за пошлость для взрослой женщины! Ах, ну да, дева же – гороскоп не обманешь. Закончив с бельём нижним, Женя приступил к полке с бельём постельным. В общем-то, всё в том же духе: те же деревенские мотивы, х/б-шные ткани, горошки, цветочки, белый цвет. Никакой фантазии. У задней стенки комода Женя нащупал какой-то продолговатый предмет, упругий, в пакете. Похож на моток бинта. Он подался вперёд, уперевшись щекой в край комода, и, взяв предмет, вытащил его. В пакете оказался..ого, фаллоимитатор! Вот тебе и цветочки с бабочками на пододеяльниках! Женя внимательно присмотрелся к искусственному члену. А ничего так, внушительный, солидно, да, из киберкожи, не какая-нибудь дешёвая резиновая фигня. Разъём есть. Наверно для батареек. Да, так и есть, батарейка внутри, одна, пальчиковая. Женя нажал на кнопку, и ощутил вибрацию. Нихренаськи! Член принялся тихо жужжать и извиваться в его руке, вращал сначала только залупой, а потом увеличил диаметр вращения всем корпусом. Сначала он почувствовал отвращение и чуть было не отшвырнул предмет. Но потом вдруг поймал себя на мысли, что едва сдерживается от смеха. У него в руках извивался фаллоимитатор, найденный в постельном белье девушки, у которой обнаружить его он ожидал меньше всего на свете. Вот тебе и серая, вот тебе и мышь! Эй, Друг, а не ты ли причина её развода? Собака, скандал и «не сошлись характерами» – это ведь лишь официальная версия. А вдруг ты удовлетворял её лучше, и проблема мужа отпала сама собой, особенно на фоне начавшихся личных проблем? Ух, ну просто зверюга! Всё, всё, лучше выключить, а то вдруг ещё от такого напряга батарейки сядут, как потом перед Сашей оправдываться?! Он всё же рассмеялся вслух. Да, девочка позабавила. Подмигнул вибратору, выключил, положил обратно в пакет и засунул в тот угол комода, где нашёл. Повнимательнее смотреть надо, вдруг ещё что забавное обнаружится. Но ничего похожего, к его прискорбному сожалению, больше нигде не было. А так хотелось найти плётку, наручники…так, поржать.

Женя отпер задвижку и открыл дверь, намереваясь выйти. Прямо у порога стоял Дружок и внимательно смотрел на него.

–Караулишь, что ли?

Пёс слегка вильнул хвостом.

–Гулять пойдём?

Он отступил на шаг и завилял сильнее. Взгляд при этом остался серьёзным, сосредоточенным на лице гостя. Почти все собаки знают слово «гулять», знал и этот, и, судя по реакции, очень любил это делать. Конечно, пойдёт, хоть и с малознакомым человеком, он же любит побегать на свободе. Женя протянул руку. Дружок покосился на неё, но позволил потрепать себя по голове. Потом развернулся и, довольно виляя попой, неспеша направился к выходу.

–Подожди, переоденусь, – крикнул ему вслед Женя.

* * *

Они миновали картофельное поле, заросли топинамбура и спускались вниз, к реке. Скорее, речке, возможно даже ручейку. Язык не поворачивается назвать рекой полоску воды шириной в полтора метра и глубиной в сорок-пятьдесят сантиметров. Чтобы её перейти, в принципе, даже в сапогах надобности нет, достаточно чуть-чуть разогнаться и перепрыгнуть. Или ещё проще – переступая по кочкам и камням. Течение, кстати, для таких объёмов более чем бурное, и никакого застоя воды и всякой там тины здесь и в помине нет. Вообще, надо сказать, место довольно живописное. Спускаешься с горы, внизу – маленький шустрый ручеёк, словно отгороженный от окружающего мира земляной стеной горы и зарослями с одной стороны, лужайкой и лесом – с другой. Поблизости, в нескольких метрах, растёт прекрасная во всех отношениях ива: большая, раскидистая, почтенного возраста, свешивая свои ветви, плавно покачивающиеся при порывах ветра, прямо к воде. Повсюду зелёное изобилие: к своему стыду, Женя не мог назвать ни одной породы растущих здесь деревьев и кустарников. Ну, кроме той ивы, разумеется. Но она, безусловно, была лучше всех! И воздух, воздух, свежий, прозрачный, нереальный. Да, давно он не выбирался на природу, здесь и правда здорово.

Пока Женя любовался зелёнью, Дружок встал посреди речки, погрузив в неё все четыре лапы, и с наслаждением пил воду. Когда он закончил, Женя негромко свистнул, привлекая его внимание, и перешёл на противоположный берег. Пёс послушно последовал за ним. По ту сторону реки всё было с точностью до наоборот: вместо тенистой прохлады – палящее солнце, вместо крутого неровного спуска – практически идеальная равнина, вместо зелёных зарослей – иссушенная солнцем трава, а в цветовой гамме преобладали всевозможные оттенки жёлтого.

Под ноги Жене попался сучок от дерева – свежая, средней толщины палка. Он взял её и кинул как можно дальше.

–Дружок, лови!

Пёс благодарно среагировал на эту всеобще-любимую собачью игру и помчался за палкой. Женя с улыбкой наблюдал, как тот хватает палку, разворачивается и, держа её в зубах, с довольным рыком бежит обратно. В умных глазах щенячий восторг, хвост мельтешит из стороны в сторону. Подбежав, он вытягивает вперёд морду, будто говоря: возьми, я принёс. И Женя прекрасно знает, что будет дальше. Стоит только взять палку и потянуть на себя, Дружок принимается тянуть её на себя, мотает мордой и не отдаёт добычу, при этом утробно порыкивая. Конечно, пёс хочет поиграть. Часто ли он играет с Сашей, бегает на открытой местности? Он достаточно крупная собака, с серьёзными генами (ну, хоть процентов на пятьдесят, но всё же), для него такие прогулки обязательны. Но Женя уверен, что Саша об этом знает. Как он уже успел заметить, иногда она отправляет его с пастухами на выпас, чтобы он не скучал на территории двора, на цепь никогда не садит (ни в гараже, ни в сенях ни одной сторожевой цепи найдено им не было), да это и невооружённым глазом заметно, что от собаки своей она без ума. Любовь, дружба, преданность – это лишь слова, которыми всё равно не получится описать ту степень близости, возникающую между некоторыми собаками и их хозяевами. Слово, её обозначающее, возможно, ещё не придумано, но люди, столкнувшиеся с этим отношением, обязательно поймут, о чём речь. Собачью любовь ведь тоже надо заслужить. Они верны любому хозяину, даже если он неудачник, забулдыга и алкоголик, но они поразительно, просто фантастически чувствуют характер и эмоции человека. И если человек не просто их поит, кормит, ласкает, но ещё и чувствует, уважает и ценит, тогда собачья преданность неизмерима, тогда пёс и его хозяин уже не просто друзья, а одно целое: две родственные души, понимающие друг друга без лишних слов, две сильные личности, которые пойдут вместе до конца и пожертвуют своей жизнью ради другого, если потребуется. Такие отношения невозможны между людьми, пусть и искренне любящими, это другой, более высокий уровень. Поэтому Женя прекрасно понял Сашу, заступившуюся за Дружка и едва не покалечившую супруга. Это поступок не неуравновешенной истерички с психопатическими наклонностями, а человека, познавшего собачью преданность и заступившегося за друга, замены которому ей никогда больше не найти…Разумеется, Саша всё это понимала. И, как бы Дружок сейчас не радовался и не резвился с Женей на прогулке, он всё равно чувствует исходящую от незваного гостя опасность: пусть и не сейчас, а лишь в перспективе. Придёт время, и этот весёлый, счастливый, благодарно приносящий палку пёс с наслаждением вонзится своими клыками в шею человека, который представляет собой опасность для его хозяйки. Собак чрезвычайно трудно обмануть, но ещё сложнее сломать их принципы и убеждения – это попросту невозможно. Саша, по сути своей, хоть и неплохая девочка, но в целом, обычная ограниченная баба, в глубине души считающая, что весь мир против неё, и поэтому старающаяся ни от кого не зависеть и ни к кому не привязываться. Её Жене не жаль: таких много. Какая разница, умрёт она в старости от инфаркта или в ближайшие месяцы от, например, неисправности тормозной системы в машине? Детей у неё нет, вряд ли кто-то будет по ней скорбеть, мир ничего не потеряет с её уходом, а мясо по деревне будет развозить кто-нибудь другой. Единственное огорчение – Дружок. Её любовь к нему достойна восхищения, это, пожалуй, единственное достижение за всю её унылую обывательскую жизнь. Дружок станет не просто одинок, он будет уничтожен, и игры на свежем воздухе уже никогда не вызовут в нём и тени радости. Женя с удовольствием забрал бы его с собой, но такие псы не меняют хозяев, они однолюбы. И после смерти единственного друга уже не живут, а доживают, теряя интерес ко всему, вплоть до еды, изо дня в день, из года в год приходя на одно и то же место и воют в темноте в надежде, что оттуда, из небытия, хозяин услышит их.

Саше очень повезло с другом. Возможно, что неоправданно и незаслуженно, но повезло невероятно. У Жени раньше тоже был друг. Его звали Грей – восхитительный пёс, тоже плод любви овчарки к дворняжке. Родители Жени были против содержания в домашних условиях крупных животных, посему отвечали ему отказом всякий раз, как только он поднимал вопрос о собаках. Стандартная, в общем-то, ситуация, с детства знакомая многим. Но Жене повезло: однажды вечером, за ужином, его отец рассказал о пятерых щенках, родившихся в их гаражном кооперативе от местной сторожевой овчарки. Мол, маленькие, хорошенькие, пока ещё слепые. Никто из имевших гараж в этом кооперативе не мог пройти мимо: каждый старался, в силу своих возможностей, чем-нибудь помочь. В итоге, общими усилиями была утеплена собачья будка (шёл октябрь месяц), еды всегда хватало, а щенков, по достижении ими двухмесячного возраста, по-немногу стали разбирать по домам. Мать была против того, чтобы взять одного из щенков к себе, отец КАК БЫ тоже. Однако, Женя не сдавался. Он каждый день приходил к отцу в гараж, носил собакам еду, менял воду, мыл миски, не забывая параллельно об игре в ангелочка в виде хорошей учёбы, примерного поведения и помощи по дому. Мать по-прежнему была категорически против, но он знал, что она рано или поздно сдастся: не настолько сильным и твёрдым был её характер. И она сдалась, окончательно и бесповоротно, когда впервые увидела этот мохнатый комочек шерсти с настороженно поднятыми ушками, пронзительно смотрящий на неё своими серо-голубыми умными глазами. Она моментально растаяла и дала, наконец, согласие на появление в их доме ещё одного члена семьи. Чтобы хоть как-то сохранить свой родительский авторитет, который, впрочем, для Жени ровным счётом ничего не значил (но он это никогда не афишировал), она предупредила, что вся ответственность за питомца ложится с этого дня на него. И что при возникновении проблем щенка незамедлительно вернут обратно в гараж. Эти фразы играли лишь педагогически-устрашающую функцию, поскольку в реальности у матери ни за что не поднялась бы рука выгнать маленького зверёныша на улицу. По сути, без них можно было обойтись. Женя мог забыть вынести мусор, пропустить день рождения своей подружки, опоздать в школу, но зато Грей был всегда накормлен, выгулян, доволен. После школы они ходили на тренировочную площадку для собак, и Женя с удовольствием занимался с ним. Его не волновало, сколько команд может выполнять его друг, но он понимал, что псу необходимо движение, нагрузка и препятствия, которые надо преодолевать, только тогда тот был по-своему счастлив. Когда Грей долго находился дома, он начинал скучать: лежал на коврике с отсутствующим взглядом и спал. Но на воле он преображался: с удовольствием карабкался на деревянные тренировочные лестницы, бегал по лесу, приносил мячи и палки. Ему нравилось проверять, на что он способен и где предел его возможностей. Это их объединяло.

Как погиб Грей, Женя не знает до сих пор. Он прожил в их доме шестнадцать лет, а потом однажды попросту ушёл. Вполне возможно, он умирать. Не хотел, чтобы близкие это видели и сочувствовали. Настоящие бойцы так и поступают. Женя не то, что переживал, он был просто в шоке. Искал его везде, где они бывали вместе, во всех близлежащих дворах, окрестностях, но безрезультатно. Без сомнения, он отдал бы многое, нет – всё, лишь бы вернуть друга. Больше собак он не заводил. Очень хотел, но понимал, что это было бы крайне безответственно: постоянные разъезды, частые смены мест жительства, определённая степень опасности, к тому же, мужчина с собакой привлёк бы больше ненужного внимания.

Дружок в чём-то напоминал ему Грея. Но он был другой – НЕ ЕГО, Сашин. А это значило, что узнать его наверняка у Жени никогда не получится, как, впрочем, у любого другого человека. У собаки может быть только один хозяин.

Дружок наигрался с палкой, и они отправились в лес. Женя не ставил перед собой цели зайти далеко. Он просто шёл и наслаждался. Лесным запахом, тишиной, шорохом листвы, изоляцией. Обществом Дружка, наконец. Через некоторое время он обнаружил вполне себе симпатичный пенёк и устроился на нём. Присел, достал из походного рюкзака нетбук, модемную флэшку, термос и свёрток с колбасой. Пока компьютер загружался, Женя развернул колбасу, разделил её на куски и, подозвав Дружка, положил на бумагу. Налил себе из термоса чай и с удовольствием принюхался. Чёрный, с апельсиновыми корками, как вчера вечером, ему понравилось. Он тогда угадал, это была не готовая смесь, а цедра свежих апельсинов. Сделал глоток. Обжигающе горячо, но очень вкусно. Подключился к сети. Мобильный интернет всегда был при нём, только с разных флэшек. Женя набрал в строке поиска нужную фамилию и дату происшествия. Единственным, кто понимал его в этой жизни с полуслова, был гугл. Последний незамедлительно предоставил пользователю целый ряд ссылок из криминальной хроники. Прочесав виртуальное пространство на интересующий его предмет, Женя остался доволен. Подробности, конечно, были опущены, суть исковеркана и перевёрнута с ног на голову, исказив, таким образом, подлинный мотив произошедшего, но основное сделано – нужный человечек на том свете. Как в шутку говорилось в каком-то советском фильме: «Клиент заказан – клиенту не жить!» В каждой шутке лишь доля шутки, пусть даже в такой пошлой и банальной. Существует вероятность, что вдову убитого с делом никак не свяжут, но, разумеется, будут проверять одной из первых. Уж очень там немалые суммы, совместно нажитые в браке непосильным трудом. Если, конечно, можно что-то СОВМЕСТНО нажить в браке с невротичной домохозяйкой, ни дня за свои тридцать восемь лет не работавшей. И пара едва совершеннолетних, вмиг осиротевших без покровителя, любовниц имеется… Скорее всего, её всё-таки подтянут по самые уши. По крайней мере, Женя старался всё провернуть так, чтобы следствие пришло к подобным выводам. На самом деле, смерть несчастного оплатили серьёзные дяди в дорогих костюмах, которых Женя, понятное дело, в лицо не видел, да и желанием познакомиться в реальности не горел. Но одним из условий, изложенных их поверенным, было создание иллюзии о причастности к убийству женщины. Жены, любовницы, второй любовницы – это без разницы. Главное, чтобы было похоже на месть оскорблённой, задетой внезапно выросшими на блондинистой голове рогами, женщины. Пока судить рано, но Женя полагал, что задуманное удалось. Дальнейшее – хлеб следователей, юристов и адвокатов. И журналистов, разумеется – покойный был непростым человеком, известным в определённых кругах. Что ж, чудненько, пора бы и домой.